Детство у Веры было в синяках, шишках и ссадинах. Счастливое провинциальное детство. Носилась без забот с ребятами. Тощая длинная, мальчишки "Клюшкой" дразнили, но в походы брали и в чужие огороды, и в "Казаки-разбойники". Трудностей не боялась, не ныла, на "Клюшку" не обижалась. Еще многодетной семьей очень гордилась.
- У меня три сестренки, четыре брата, мама, папа..., - рассказывала она всем и каждому, загибая пальчики на обветренных ручках. - А если собаку с котенком посчитать, то и пальцев не хватит.
- Какая ты, Верочка богатая! - с улыбкой говорили взрослые.
О том, что ее семья малоимущая, Вера узнала в школе. Долго не понимала значения, но не любила из-за приставки "мало". Толи дело "много" - многодетная.
Отец водителем на "скорой" работал, мама нянькой в детском саду. Едва концы с концами сводили.
Комплексы грызунами завелись и стремительно расплодились, когда мама стала подрабатывать по вечерам уборщицей в школе. Вера часто помогала ей, и вскоре приклеившееся с детства безобидное "Клюшка" сменилось на обидное "Швабра". Сначала стеснялась, а потом будто одеревенела. Замкнулась, ссутулилась и вперед - тряпкой елозить. Безденежье со всех сторон поджимало. Не до стеснений и обид, привыкла.
Но если со школой настала долгожданная пора прощаться, то распрощаться со шваброй не представлялось возможным. Мама все чаще жаловалась на боль в суставах. Отцу задерживали зарплату. И все-таки была в этой "кабале" прелесть - два с лишним часа в мечтах! В самых свежих глупеньких девичьих мечтах, где он (принц) непременно находит ее и освобождает от швабры (неотъемлемого атрибута Золушки). А учителя в один голос: "Светлая голова у девочки!". Знали бы, сколько в ней дури.
Светлая голова, как и дурная, покоя не давала и вытянула Веру на золотую медаль. Теперь перед ней были открыты двери любого ВУЗа без вступительных экзаменов. Не воспользоваться глупо и еще пять лет на учебу потратить жалко. Сразу после школы Вера собиралась работать. А много ли заработаешь, будучи студенткой?! Если бы за отличие денежную премию давали - другое дело.
И все-таки Вера стала студенткой. Выездная приемная комиссия одного из престижных ВУЗов Москвы расположилась в школе, где она продолжала уборку. Каждый день встревоженные абитуриенты толпились у заветной двери, желая одного - быть зачисленными на первый курс. А сколько мусора после себя оставляли! Труд Веры совсем не уважали. Какого же было их удивление, когда уборщица, отставив в сторону швабру, уверенно вошла, подала документы, сдержано приняла поздравления, и как ни в чем не бывало, вновь приступила к работе. Что это было? Желание почувствовать превосходство? Вызов? Или мечты вдруг стали сбываться?!..
Родители благословили дочь. Свобода оглушила как нежданно обрушившаяся слава!
В эйфории Вера прибыла в столицу. Москва с ее широтами и красотами, комната в общежитии, студенческая жизнь, встречи, знакомства, сердечные переживания и радости - все слилось в единый восторг и закрутилось энергичным неугомонным ритмом. Город растворил Веру в гигантских объятиях. Здесь она вновь обрела детскую беспечность, а вместе с ней уверенность. Из прошлого осталась только нехватка денег, да и та одна на всех, на всю общагу, и работа по вечерам - уборка помещений после ремонта в бригаде таких же студенток.
А между тем жизнь выдавала все новые и новые возможности.
Помощь маме не прошла даром. Наблюдая за бригадой, предприимчивый работодатель отметил опыт Веры и предложил ей перейти на уборку элитных квартир.
- Это совсем другие деньги, - заверил он. - А если понравишься хозяевам, то плюс хорошие "чаевые".
Вера не раздумывая, согласилась. Пришла в назначенное время по указанному адресу. Дверь открыл высокий мужчина лет тридцати. То ли с изумлением, то ли с недовольством посмотрел на нее и, приглашая войти, спросил:
- Сколько же вам лет?
- Двадцать, - ответила Вера.
Огромная квартира, напичканная всевозможной современной техникой и дорогой массивной мебелью, больше походила на офис. Ни ароматов домашней кухни; ни детских криков и игрушек; ни женских туфель и парфюма. Лишь деловая прохладца с перекусами всухомятку и тишина.
Под пристальным вниманием Максима Юрьевича - хозяина ста двадцати квадратных метров, мысленно расходуя "чаевые", Вера с удовольствием приступила к уборке. Однако холостяк оказался чрезвычайно щепетилен к привычному для себя укладу и через пару часов, вымотанную наставлениями и замечаниями Веру, тошнило и от него и от его хором. "Не трогайте это, не разбейте то, протрите сначала здесь, не поцарапайте там...", и если бы не "сумасшедшие" (по мнению Веры) деньги, которые он заплатил за уборку, она больше никогда не вернулась бы в эту квартиру.
Так, получая весомую денежную компенсацию за дотошность, Вера регулярно убирала квартиру Максима Юрьевича и вскоре совсем перестала раздражаться. Теперь она наконец-то могла пополнить скудный гардероб и позволить себе выход "в свет" с соседкой по комнате сибирячкой Олесей, большой любительницей столичных ночных клубов.
Коротенький топ и узкие преузкие брюки, довольно откровенно, но изумительно смотрелись на Вере. Яркий макияж придавал смелости. Завершающей точкой над "и" служил гладкий высокий хвост. Вера гармонично вписалась в клубную тусовку и не покидала танцпола, пока медленная композиция не нарушила бешеного ритма. Воспользовавшись моментом, она решила подышать воздухом. На выходе из зала, кто-то крепко схватил ее за руку.
- Вера?! Ты?
Она обернулась и не сразу узнала Максима Юрьевича.
Джинсы, футболка, а может быть просто окружающая обстановка и настроение, но выглядел он гораздо моложе.
- Здравствуйте... - замялась она, не решаясь назвать его по имени отчеству, а по имени тем более.
- Что ты здесь делаешь? - спросил он.
- Мы с подругой пришли потанцевать, - честно ответила Вера.
Без приглашения и разрешения он потянул ее за собой в центр зала и, уверенно обхватив в медленном танце, продолжил нравоучения:
- Разве можно молоденьким девушкам одним ходить в ночные клубы? С вами все, что угодно может случиться! Я вызову водителя, он отвезет вас домой.
Его тон не принимал возражений. Вера ничего не ответила, испытывая неловкость за оголенные плечи и яркий макияж.
- Кто это был? - с нетерпением обрушилась на подругу Олеся, едва они закончили танцевать.
- Максим Юрьевич.
- А по твоим рассказам я представляла его занудным дядькой?! - возмутилась Олеся.
- Да он такой и есть! Собирается домой нас отправить. Пошел водителя вызывать.
Олеся нисколько не расстроилась и, запрыгнув в комфортный салон Мерседеса, подбодрила Веру:
- Сейчас подъедем к общаге на крутой тачке, все обалдеют!
- Дура ты, Олеська!
- Нет, это ты дура. Такой мужчина! Такая машина! Представляю, какая квартира!!!
В отличие от возрастающего восторга Олеси, Вера испытывала возрастающее с каждым километром возмущение:
- Да какое он имеет право?! Какое ему дело до моей личной жизни?! Хочу, гуляю по ночам! Кто он такой?!
На следующий день, не успев остыть от возмущения, Вера отправилась на уборку.
"Пусть только попробует заикнется! - не унималась она - Я ему все выскажу. Опекун нашелся!... А выглядел отлично. И танцевать, черт возьми, было приятно".
Максим Юрьевич ни о чем не заикнулся, но его вид - растрепанный, помятый и несчастный, говорил о бурном продолжении вчерашнего вечера.
- Вера, мне плохо... - лежа пластом на диване, вымолвил он.
"Ничем не могу помочь" - подумала она, а вслух спросила:
- Чем я могу помочь?
- Ессентуки в стекле... - простонал он.
После этого случая, Максим Юрьевич проявил полное доверие к Вере в виде дубликата ключей от квартиры. Исчезли претензии и замечания. Теперь, во время уборки, она могла вернуться к мечтам и не заметила, как призрачный принц обрел его, Максима Юрьевича, облик. С ним мечты стали взрослее, ближе и дороже. Только самого "принца" Вера теперь видела редко. Приходила раз в неделю, открывала дверь своим ключом, в одиночестве и мечтах создавала уют и уходила. Но если случалось застать его дома - кричащий уголек стремительно раздувался в душе, полыхал, а после болезненно-приятно тлел в ожидании подпитки.
Свою влюбленность Вера бережно хранила, холила, лелеяла, сама же и надломила.
Как-то раз, Максим Юрьевич в спешке собирался на корпоративный вечер то и дело, отрывая Веру от работы:
- Вера, а где моя бордовая рубаха?
- В шкафу.
- Ее здесь нет.
Вера подошла к распахнутому перед ним шкафу.
- А это что висит? - не без удовольствия ткнула она на рубаху.
Он виновато улыбнулся и неожиданно предложил:
- Поехали со мной!
- Куда? - растерялась она. - Я в джинсах и вообще...
- Всего лишь прогулка на теплоходе. День рождения фирмы. Завтра будем дома. Поехали!
Праздновали с душой. Шведский стол, шампанское, музыка, танцы! Открытая палуба, ночь, звездное небо..., он все время рядом и как-то особенно смело и волнительно наблюдает за ней, ее сердце трепещет в предвкушении неизбежного желанного...
- Вера, у нас одна каюта на двоих. - Сообщил он, когда сослуживцы стали расходиться.
- Как... одна?! - попыталась она изобразить недоумение, чувствуя, что фальшивит.
- Не бойся. Если ты не захочешь, ничего не будет, - уловив истину, бесцеремонно заверил он.
..."Если бы я не захотела, ничего бы не было, - уже после терзала она себя. - Что дальше? Уборщица и любовница по совместительству?!".
Никогда еще она не была так влюблена и обескуражена. Вновь почувствовав себя "Шваброй" замкнулась, упрямо отвергая его попытки выяснить отношения.
- Вера, я обидел тебя? - осторожно начинал он разговор. - Что-то не так?
- Нет. Все в порядке, Максим Юрьевич. - Отвечала она.
- Да, что ты заладила: Максим Юрьевич, Максим Юрьевич?! Между нами разница всего в десять лет! - заводился он.
Но Вера старательно продолжала бороться с чувствами, избегая встреч и общения с ним.
Сказочные мечты рассыпались калейдоскопом воспоминаний. Воспоминаний, заставляющих вспыхивать от щек: его жесткие темные волосы, высокий лоб, серые глаза, гладкие мужественные плечи, нежные уверенные руки, горячий шепот дыхания..., и исполнение всех разом жгучих желаний....
А между тем, продолжение следовало. Вернее, зародившись в утробе, благополучно развивалось вопреки предрассудкам.
Узнав о том, что беременна, Вера нисколько не испугалась, ни на минуту не засомневалась и лишь убедилась в том, что дети бывают только в радость. Но разделить неуемную радость с биологическим отцом не решилась. Уж больно наигранным и избитым казался теперь сюжет про Золушку осовремененный беременностью.
"Переведусь на заочку, - думала она. - Буду работать. А помощников - пол общаги! Одна Олеська, широкая сибирская душа, чего стоит!".
Однако неожиданная новость от Максима Юрьевича заставила Веру передумать.
"Завтра я улетаю за границу, - сообщил он по телефону. - Вера, я прошу тебя продолжить работу. Предоплата за полгода вперед в верхнем ящике стола".
"Полгода! - отголоском закрутилась в голове единственно вырванная из разговора фраза. - Да через полгода родится ребенок! Его ребенок!".
Вера вспомнила отца, вечно облепленного ребятишками. Его умиротворенное лицо, колючие усы в улыбке, его полные любви глаза...
"Разве имею я права лишить его отцовского счастья?! - рассуждала она. - Пусть не запланированного, но счастья!".
Окрыленная прозрением, поспешила она к Максиму Юрьевичу.
Его не оказалось дома. Затянувшееся ожидание сводило с ума, перерастая в нехорошее предчувствие. Воображение выдавало одну страшилку за другой: авария, больница, реанимация...
Глухой хлопок входной двери стал больше чем облегчением. Готова броситься ему на шею, Вера выскочила в холл. Представшая картина не сразу дошла до сознания, но сразу охладила порыв. Максим Юрьевич был не один. Яркая, ухоженная женщина в его объятиях, поцелуи, одна за другой умело высвобождаемые из петель мелкие пуговицы, заевшая молния, нетерпение...
- А мы не одни, - увидев Веру, бархатным голосом произнесла женщина. - Макс, кто это?
Он застыл, с недоумением и недоразумением уставившись на Веру.
- Я уборщица Максима Юрьевича, - безжизненным тоном ответила за него Вера.
- Ах, уборщица?! И как же зовут нашу уборщицу, Макс?
Не реагируя на вопросы, Максим Юрьевич пытался объясниться перед Верой, призывал к благоразумию, повышал голос. Но Вера не слышала его. Она видела перед собой только красивую женщину, минуту назад страстно целованную им и желанную. Вера выбежала из квартиры. Он ринулся было за ней, но она единственно брошенным взглядом остановила его в нерешительности. Сама же решительно поспешила прочь от несостоявшегося признания, от тошнотворного сюжета про Золушку, от него - Макса, звучно названого так уверенной в себе женщиной, которая (в отличие от Веры) ему более чем подходит...
...Максим вернулся ровно через пол года. С порога исчезли беспокойство и сомнения - Вера недавно была здесь. Это ощущалось в каждом квадратном метре, в каждом предмете с любовью ухоженном ею.
"Она сделала мой дом уютным и настоящим, в который я хочу возвращаться, - думал он, все больше утверждаясь в ранее принятом решении. - Она сделает мою жизнь уютной и настоящей".
Он набрал ее номер. С каждым гудком по-юношески закипало волнение, выплескивая трепетные эмоции. "Влюблен! - с удовольствием констатировал он. - Да возьми же ты трубку!"
Трубку подняла Олеся:
- А кто ее спрашивает?
- Это Максим Юрьевич. Она работает у меня.
- Да я знаю! Веры нет. Она в роддоме.
Он молчал, и Олеся продолжила:
- Мальчик! Три семьсот. Пятьдесят два сантиметра. Их сегодня выписывают.
- Ну, что же..., передайте мои поздравления. Если понадобиться какая-нибудь помощь...
- Помощь действительно нужна! - перебила его Олеся. - Вы не могли бы прислать за ними машину. Такси дорого и...
После разговора с Олесей, квартира уже казалась ему холодной и опустевшей, да и сам он чувствовал себя в ней осиротевшим. "Кретин! Ведь был шанс, - досадовал он. - Был!".
Желание увидеть ее, заставило Максима отпустить водителя и самому направиться в роддом.
Вера была не готова к встрече. Растерялась, заволновалась, и практически ни разу не взглянула на него. А он не мог не отметить, как повзрослела она за это время, как к лицу ей материнство, как прекрасна она в своем смущении....
Белоснежный конверт с торжественной голубенькой лентой избавил от неловкости, растопил умилением и сердца и лица. И только войдя с Верой в крохотную комнату общежития, совершенно не приспособленную для новорожденного, Максима вдруг осенило, что ее никто кроме него не встречал.
- Где отец? - прямо спросил он.
Малыш тоненько запищал, будто спасая маму от нежелательного вопроса и ответа. Вера склонилась над ним, нашептывая что-то успокаивающее.
- Поехали домой. - Решительно сказал Максим.
Вера с ребенком покорно вышла из комнаты.
Весь день провели в молчании. Он ждал удобного момента, она не знала, что и как сказать. Момент настал во время совместного купания младенца. Максим уверенно держал его, Вера непрерывно поливала из кувшинчика.
- Удивительно, - первым заговорил он. - Держу в руках это сокровище, и представить страшно, что могло быть иначе.... Вера, я хочу, чтобы он стал моим сыном.
- Неужели ты такой деревянный?! Неужели ты не чувствуешь, что он твой?! - не выдержала она.
В этот счастливейший вечер, все для Веры было впервые: первый самостоятельно приготовленный ужин; первый нарочно проигранный спор относительно выбора имени; первое пожелание друг другу "Спокойной ночи!"... а следом - первая беспокойная ночь с младенцем на руках переходящая настойчивым призывом к кормлению в доброе утро.