Кублицкая И. : другие произведения.

Карми. Часть 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение Карми 2-е.

  Книга третья
  ХЭЙМИ
  
  Глава 1
  
  Карми много слышала о Забытой Столице и однажды решила туда наведаться. К этому ее подтолкнула найденная в одной из старинных книг схема города времен царствования Ойлоке Минк Ладхи. Карми несколько дней разглядывала эту схему и перечитывала печальные воспоминания принца Агоддо. Город, который в период своего расцвета именовался Эорита Нонки Таус, а после разрушения получивший наименование Кевиле Аргисан - Забытая Столица, находился на территории нынешнего княжества Байланто-Киву, правда довольно далеко от населенных мест, и Карми думала, что вряд ли кого встретит из знакомых среди руин, но ошиблась.
  Забытая Столица казалась местом безлюдным, однако следы недавней человеческой деятельности Карми увидела явственно.
  Она вошла в Кевиле Аргисан через Храмовые ворота, вернее, через то место, где они когда-то стояли. Ворота не сохранились так же хорошо, как городские стены: стены-то были сложены из зеленовато-серого камня, какого, по свидетельствам древних авторов, много было в окрестных каменоломнях; с тех пор никто не подновлял их, секрет распилки и шлифовки камней был давно утерян, но стены стояли и могли простоять еще многие века. Облицовка же Храмовых ворот была из розового мрамора, который в первые десятилетия после падения великого города растаскивался всеми, кто только мог его увезти; фрагменты мраморной облицовки встречались даже в Горту - у одного из южных феодалов в замковой часовне были установлены неплохо сохранившиеся барельефы с Храмовых ворот.
  В год 9307 от сотворения мира, или в год Камня девятнадцатой эры по аоликанскому летосчислению - восемьсот пятьдесят восемь лет назад, - большой пожар уничтожил почти треть города. Именно тогда перестроили ворота, облицевав их мрамором, вымостили ведущую от них к Храму Солнца прямую широкую улицу. Мостовую было видно и сейчас, и Карми по заросшим травой плитам дошла до полуразграбленного храма.
  Дальше в лощине между двумя холмами, согласно схеме, находился амфитеатр Гелади-ори-Вангэй (Склон у воды). Здесь в незапамятные времена ставили мистические феерии на сцене и в специально устроенном бассейне, куда подавалась вода из акведука Горгари.
  Карми вышла на гребень амфитеатра и остановилась от неожиданности. Внизу, там, где располагались сцена и давно высохший бассейн, стояли шатры и ходили люди. Дальше за сценой, среди поваленных и разбитых колонн, на траве в лощине паслись кони и мулы.
  Лучше было бы уйти, но ее уже заметили снизу, и какой-то человек, одетый только в набедренную повязку и белый плащ-тханги, ловко прыгал вверх по ступенькам, собираясь, вероятно, узнать, что она здесь делает. Когда он одолел половину пути, Карми его узнала.
  - Привет, Рыжий! - закричала она. Честное слово, приятно было снова увидеть этого бойкого парня, и Карми уже не беспокоило, что где-то рядом должна быть и принцесса Байланто-Киву.
  Смирол, задрав на крик голову, едва не споткнулся о высокую ступеньку. Карми побежала ему навстречу, они попали друг другу в объятия и чуть не свалились вниз.
  - Свет мой, принцесса, - растроганно пробормотал Смирол, чмокая ее в щечку. - Ах, как я рад тебя видеть!
  Они пошли вниз. Смирол сначала обнял ее за талию, но вскоре, когда они приблизились к шатрам, деликатно взял за локоток.
  Байланто сидела в тени натянутого полога и разглядывала лежащие перед ней серебряные украшения, найденные в городе. Полог мешал ей видеть, с кем там на ступенях обнимается Смирол, но служанка, сидящая рядом, рассказывала все подробности.
  - О-ох, - удивилась Байланто, увидав, кого привел Смирол. - Какими судьбами, госпожа моя Ур-Рут...
  Карми бросила многозначительный взгляд на служанку. Байланто поперхнулась на полуслове и отослала девушку за завтраком для гостьи.
  - Ты видишь призрак, высокая моя госпожа, - улыбнулась Карми. - Я сейчас не здесь, я в окрестностях Ралло.
  Смирол, накинув капюшон от тханги на голову и завернувшись в плащ, весело скалил зубы.
  - Но... как же ты будешь объясняться с Логри? - спросила Байланто.
  - Не беспокойся, ясная госпожа, - отвечала Карми. - Логри ничего не узнает. А тебе я не хочу морочить голову моими личными обстоятельствами. Ты не обижаешься? Только не называй меня ни титулами, ни по прозвищу моему.
  - Я буду называть тебе Гурутт, - сказала безмятежно Байланто. - Служанка уже слышала это имя и не будет удивляться.
  - Благодарю, ясная принцесса, - слепо поклонилась Карми.
  Байланто предложила ей сесть. Карми опустилась на ковер, полулежа, вытянула загорелые гладкие ноги, и о них тут же вольно облокотился Смирол. Карми движением колена стряхнула его локоть. Продолжалась старая, затеянная еще в год их знакомства игра во влюбленность.
  - Он плохо воспитан, - заметила Байланто.
  - Ты слишком балуешь своих слуг, госпожа, - откликнулась Карми.
  Смирол демонстративно перебрался на другой угол ковра и принял поднос из рук служанки. Карми с удовольствием следила, как он, ловко изогнувшись, поставил поднос перед ней. Хокарэмы вообще отличаются ладностью движений, Смирол же выделялся грациозностью и среди хокарэмов - на него всегда было приятно посмотреть. Карми взяла с подноса кусок жареной телятины. Мясо было свежим, овощи казались только что сорванными, и это в летнюю жару и при том, что до ближайшего огорода не менее десяти лиг!
  - Вам доставляют продукты к каждой трапезе по эстафете? - спросила Карми, не удержавшись.
  - Нет, - ответила Байланто, чистя для себя морковку. - Сегодня под утро пришел караван, и мы пируем. Обычно же приходится обходиться более скромной пищей.
  - Края здесь голодные, - подтвердил Смирол. - Люди ушли отсюда лет триста назад. Воды стало совсем мало, а народ оказался то ли ленивый, то ли невежественный. Мы тут в прошлом году акведук почистили немного, и вода появилась.
  - Здесь когда-то было много воды, - проговорила Карми. - Древние авторы утверждают, что в Эорита Нонки Таус было множество фонтанов, питаемых водой с горных вершин.
  - В следующем году восстановим ворота в Нижнем Городе, стену поправим и начнем строить, - сказала Байланто. - Здесь опять будет город, но, разумеется, не такой, как раньше. Мне надоели тесные майярские города и их узкие улочки. В Нижнем Городе сохранились еще древние мостовые, мы их расширим. Посадим сады. Устроим фонтаны. Черни здесь не будет, только необходимая прислуга, чернь будет селиться в Верхнем Городе. А здесь будет как в раю.
  Карми улыбалась.
  - Тебе это кажется смешным?
  - Я вспомнила Тавин, ясная принцесса, - ответила Карми. - Там улицы широкие, цветут сады, там свежо и просторно. Но хватит ли у тебя золота, госпожа- Простор стоит денег.
  - Байланто не нищие, - просто сказала принцесса.
  Смирол стал рассказывать о здешних достопримечательностях. Несмотря на легенды, драгоценности под ногами валяются редко. Старинные завоеватели и поколения кладоискателей изрядно поработали, освобождая город от слишком дорогих предметов; было вывезено много статуй, украшений, даже древние, полуистлевшие свитки оказались в Кэйве. Но если не требовать от судьбы многого, можно найти кое-что. Рабы принцессы начали расчищать руины древнего строения и обнаружили почти неповрежденный мозаичный пол. В одной из стен открылся тайник, очевидно, небогатой девушки. Это ее серебряные украшения лежат на подносе. Нашли бронзовую статую - рука чуть помята, но в остальном все цело. Похоже, это какой-то древний бог. Обнаружили раскопанное кладоискателями кладбище. Грабители повыбрасывали кости из мраморных саркофагов, сняли все, что нашли ценного, и бросили. Разобрать, кому какие части принадлежали, уже не было возможности, поэтому останки захоронили в братской могиле, а ведь, судя по саркофагам, это были люди из знатнейших семейств. Акведук Гел-та-Хито примерно рядом с руинами дворца принцев Ковури просел, дал трещину, и вокруг образовавшегося в этом месте озера вырос настоящий лес из травы и кустарника. В озере успела завестись рыба, но ловить ее Смирол предоставляет кому-нибудь другому: его там вчера немилосердно искусали комары...
  - А что это ты в тханги разгуливаешь? - спросила Карми, смеясь. - Да и сам-то светлее своего тханги.
  - Плохо переношу солнце, - признался Смирол. - Кожа моментально сгорает до пузырей. Приходится осторожничать.
  - О боги! И это хокарэм?
  - От солнца спасает жирная грязь, - сообщил Смирол. - Но я уже не мальчишка, мне грязью мазаться неприлично.
  Карми хохотала:
  - То-то ты всегда ходил чумазый! А волосы у тебя темнее вроде были, так это тоже от грязи?
  - Разумеется, - невозмутимо отозвался Смирол. - Грязь предохраняет от облысения...
  Его белая кожа действительно плохо выносила прямые солнечные лучи. Когда ближе к полудню принцесса Байланто решила показать гостье окрестности и они втроем отправились на верховую прогулку, Смирол нахлобучил поверх капюшона широкополую соломенную шляпу и окончательно стал похож на жителя знойных долин Кртварга. Тханги - одежда для жары - был идеальным под летним солнцем.
  Если бы не довольно свежий ветер, было бы утомительно, но, несмотря на прохладу, Смирол то и дело поправлял тханги, натягивая на колени. Два дня назад под таким же ветерком Смирол уже получил ожоги.
  Карми посмеивалась над его необычным видом; Байланто к его затеям уже привыкла. Смирол, размахивая руками, показывал округу. Смотреть, правда, кроме изредка попадающихся среди пустырей руин было не на что: время как следует поработало над Забытой Столицей. Когда-то это был огромный город - в лучшие времена население в нем превосходило миллион человек. Площадь, огороженная его стенами, казалась невероятно большой; с трудом верилось, что шестьсот лет назад этот город называли слишком тесным для живущих в нем людей, настолько тесным, что людям приходилось селиться в многоэтажных - в четыре, а то и в семь этажей - домах. В собственных дворцах-особняках жили всего около полутора тысяч семейств, остальные - в зависимости от достатка - занимали самые разные квартиры в разных районах города. Престижность района зависела от водоснабжения; вода в город подавалась несколькими водопроводами и различалась по качеству: от кристально-прозрачной воды горных озер, как из акведука Горгари, до мутноватой и нездоровой, как в Старом водопроводе Верхнего Города.
  От многоквартирных домов мало что осталось. Строили их из мягкого камня, и не очень старательно; древние авторы обращали гневные тирады против бессовестных домовладельцев, которые сдавали внаем совершенно ветхие дома. Иные строения находились в аварийном состоянии с самого момента постройки - недобросовестность подрядчиков вошла в поговорки.
  Зато неплохо сохранились богатые особняки и храмы. Бывший дворец принца Ордо Натоави Анхи, супруга королевы Ангитай Толан Гире Ану, присмотрел для себя один из вассалов Байланто. Разумеется, от дворца остались только обшарпанные стены, но архитекторы уже прикидывали, как использовать изящный портик и уцелевшие фрагменты фресок.
  Судя по всему, Смирол не очень хорошо себя чувствовал, - правда, по хокарэму никогда нельзя судить о его самочувствии, но Смирол никогда и не пытался скрывать свои недомогания. Еще с младенчества он считался среди своих ровесников из замка Ралло самым слабым, поэтому никогда и не стыдился в этом признаться.
  Однако в присутствии двух молодых дам мужчине неприлично охать и жаловаться, поэтому Смирол всего-навсего украдкой массировал переносицу и виски; другой бы на эти движения и внимания не обратил, но Карми, уже кое-чему научившаяся в замке Ралло, поняла, что у него сильно болит голова. Видимо, Смирол и в самом деле плохо переносил жару.
  Когда они вернулись в лощину, с трех сторон ограниченную ступенями амфитеатра, Смирол отказался от обеда и отправился купаться под имитирующий источник фонтан Горга-ри. Мощность потока из полурасчищенного акведука была не велика: струи хватало только для снабжения водой каравана принцессы. И Смирол посчитал, что мулы не до такой степени разборчивы, чтобы отказываться пить из колоды, где он только что принимал водные процедуры. К дамам он вернулся, когда они принимались уже за фрукты.
  - Полегчало? - встретила его вопросом Карми.
  - Да-а, - отозвался Смирол, вольно разлегшись на ковре рядом с ней.
  - Пообедаешь? - ласково спросила Байланто.
  - Нет, не хочу. Дай лучше сливу.
  Он с наслаждением сжевал розовую, сладкую с кислинкой, сливу, потянулся еще за одной, но передумал и налил себе красного вина, наполовину разбавив водой.
  - По-моему, ты заболел, - сказала Карми, критически глядя, как жадно он пьет вино.
  - Да нет, от жары раскис, - мотнул головой Смирол. - Противно даже.
  После обеда, отдохнув пару часов, они, опять верхом и опять втроем, отправились смотреть храм Товили-ору. Это было самое удобное время для осмотра: солнце стояло низко и прекрасно освещало через полукруглые окна внутренние помещения храма.
  У самых стен храма Смиролу стало совсем плохо. Он, обессилев от боли, буквально сполз с коня и с трудом дошел в тень.
  - О-ох, милые мои дамы, допекло меня солнце, - промолвил он. - Вы погуляйте, а я тут в холодке отлежусь пока, сумерек подожду.
  Байланто не возражала, Карми тем более. Они вдвоем пошли под своды Товили-ору, разглядывая едва сохранившиеся фрагменты фресок и поваленные, побитые каменные статуи. Разумеется, в храме не было почти ничего, кроме развалов битого камня и всякого мусора. Серебряные треножники с курильницами уже много веков назад были переплавлены в монеты с профилем короля Ольтари Первого; бронзовые скульптуры превратились в самые разнообразные предметы; золотые инкрустации безжалостно ободрали, а барельефы и фрески варварски побили развлекающиеся пращники.
  Карми и Байланто лазили по пыльным грудам кирпича, пока солнце, опускаясь, не ушло за Столовую гору. Тогда под сводами храма стало темно, и принцессы вышли к тому месту, где они оставили хокарэма.
  - Спит, конечно, - молвила Байланто-Киву, трогая носком сапожка свернувшегося в комок Смирола.
  Карми нагнулась, коснулась лба Смирола рукой:
  - Он без сознания.
  - О! - воскликнула Байланто-Киву. - А мы тут ходим, ходим... - Она осеклась.
  Карми в это время ощупывала напряженные мускулы Смирола.
  - Что это с ним? - пробормотала она. Пока их не было, болезнь жестоко скрутила парня: тханги был выпачкан рвотой, мышцы сведены судорогами; все это сопровождалось жаром - Смирол был как в огне.
  - Ур-Руттул! - услыхала Карми. - Отойди от него, брось!
  Карми подняла голову. Байланто стояла далеко, уже шагах в двадцати.
  - Что ты, сестра? - медленно проговорила Карми. - Разве можно бросить беспомощного больного? Его же стервятники расклюют...
  - Он теперь хэйм, - крикнула Байланто. - Оставь его. Если он умрет, хэйо вселится в того, кто окажется поблизости.
  Карми помолчала, глядя на Смирола.
  - А ты уверена, что это хэйо? - спросила она.
  - Да, я знаю, у меня кузен болел и умер, - ответила Байланто. - Пойдем отсюда, Ур-Руттул, а то я одна уеду.
  - Уезжай, - крикнула Карми. - Уезжай и не оглядывайся. А мне хэйо не страшен. Я ведь сама хэйми, ты же знаешь. Уезжай, а нас с ним завтра здесь не будет.
  Байланто, помявшись, вскочила на коня и ускакала. Карми проводила ее взглядом и снова обернулась к Смиролу.
  Значит, он заболел заячьей болезнью, или, как ее еще называют, болезнью хэйо. Этой болезни в Майяре боялись не меньше, чем чумы, хотя, если взглянуть здраво, казалась она куда безобиднее. Заячья болезнь никогда не вызывала обширных эпидемий, опустошавших целые области, но для верующего человека заячья болезнь была опаснее, потому что не оставляла никаких надежд на воскресение в мире надлунном. Считалось, что болезнь эта вызывается вселением в человека алчного демона - хэйо; если хэйо очень силен, больной умирает, если же выздоравливает - то это означает лишь, что хэйо будет пожирать его душу до конца жизни. А после смерти человека хэйо подыскивает другую жертву, и так продолжается вечно. Поэтому нет для майярца большей беды, чем оказаться рядом с умирающим хэймом-одержимым; здесь не л- удерживают даже семейные узы - неудивительно, что Байланто, такая вроде бы здравомыслящая женщина, без колебаний оставила заболевшего хокарэма.
  Карми вздохнула. Может, зря она поддалась чувству жалости, но бросить беспомощного человека, да еще этого хорошо знакомого, симпатичного ей парня, она не могла. И Карми осознала, что отвезти в замок Ралло Смирола она не может: как же объяснишь, что занесло ее в Забытую Столицу?
  Он скоро умрет, поняла Карми. Он скоро умрет, и больше не будет в мире подлунном рыжего веселого парня, к которому она привыкла, как к старому знакомому. Много ли он значит для бывшей сургарской принцессы? Карми вспомнила, как в прошлом году перед собранием Высочайшего Союза уже почти решилась раскрыть ему тайну глайдера. Если бы Высочайший Союз приговорил ее к смерти, Смирол привел бы из Кэйве глайдер и спас ее, в этом Карми не сомневалась.
  Нет, не могла Карми бросить его здесь, в высушенных зноем руинах. Следовало увезти его отсюда, но увозить его на лошади было бы мучительно для больного. Только глайдер мог быстро доставить их куда-нибудь в глушь, где никого не будет беспокоить, какая болезнь поразила Смирола. И если он выздоровеет, он будет знать о глайдере.
  "Пусть знает", - решила Карми. Делать нечего, за человеколюбивые порывы приходится расплачиваться.
  И Карми вызвала глайдер; уже стемнело, можно было не опасаться, что чьи-то любопытные глаза увидят спускающуюся с неба машину. Тяжело дыша, она перетащила Смирола от стены на открытое место - туда, куда упадет луч гравитационного лифта. Когда глайдер завис над ними и открылся люк, Карми втянула Смирола в кабину и дала команду "подъем". С каждым путешествием ориентация в приборах глайдера давалась ей легче; она. без труда указала курс к безымянному необитаемому островку в Тереком море. Слабое попискивание оторвало Карми от навигационных проблем. Она оглянулась на Смирола, в беспамятстве плававшего в кабине, и обнаружила, что вокруг него автоматика глайдера затеяла суету. Неизвестные Карми механизмы освободили Смирола от одежды, нацепили на голову что-то похожее на ажурный шлем, окутали плечи шелковистым переливающимся лоскутом.
  Карми за полу выдернула из утилизатора наполовину проглоченный тханги, запихнутый туда услужливым автоматом, смяла и бросила в шкафчик: оставлять Смирола без одежды не стоит, сообразила она, может быть, тханги ему еще и пригодится. Руттул в свое время ничего не говорил об этих устройствах, вернее, не говорил детально. Однажды он просто сказал Карми, что в глайдере в числе систем есть автоматы, которые могут заменить врача: в их обязанности входит оказание неотложной помощи заболевшему или раненому пилоту глайдера до того момента, пока не подоспеет настоящая помощь.
  "Где ж я вам такого лекаря найду, что заячью болезнь возьмется лечить?" - раздраженно подумала Карми, наблюдая за происходящим.
  Автоматы, однако, попискивали так деловито, что Карми немного успокоилась.
  "Он выживет, - думала она. - Он выживет. Но каким он будет?" Ей вспомнилось, что большинство хэймов, по рассказам, отличаются по меньшей мере странным поведением. Останется ли Смирол здоровым умственно?
  В кабине заметно потеплело - система подбирала для больного наиболее комфортную температуру. Гибкий шланг с блестящим сиреневым наконечником протянулся от шкафчика со съестными припасами и ткнулся в губы Смиролу. Тот, распробовав, зачмокал, не прерывая своего тяжелого сна. Карми осторожно выдернула шланг и лизнула - оказалось, это какое-то кисловатое питье. Карми вернула шланг к губам Смирола.
  Глайдер уже давно приземлился. В кабине было жарко, и Карми, утомленная болезненной жарой, забрала скомканный тханги и вышла наружу.
  Над островом гулял ветер, трепал кроны немногочисленных чахлых деревьев; было свежо, и Карми показалось, что она вышла из кухни, где жарко натоплена печь. Она сняла сапоги и рубаху, оставила их у размытого дождями кострища и пошла стирать тханги в прозрачной воде, мягко плескавшейся у берега. Выстирав плащ, она растянула его на высохшей, побелевшей коряге и заглянула в кабину.
  Смирол спал, посасывая питье точно младенец. Завершив свое дело, автоматы исчезли, оставив Смирола спящим. Карми обнаружила на его плечах с полдюжины следов от уколов, смазанных чем-то желтым. Вероятно, курс лечения, который мог предложить Смиролу глайдер, был окончен.
  В наступившей темноте как следует позаботиться об ужине было трудно, и поскольку Карми сегодня два раза неплохо поела, она не стала думать о пище. Недурно было бы отдохнуть после беспокойного дня.
  
  Глава 2
  
  Смиролу снилось, что он наполовину превратился в рыбу. Руки и ноги остались при нем, но тело покрылось сверкающей крупной чешуей, и чуть пониже ушей прорезались жабры, так что он мог без затруднений дышать в воде. Чешуя и жабры его несколько расстроили, - это же надо, опять он выделяется среди прочих! Но легкость во всем теле, поразительная ловкость, с которой он плавал, компенсировали все, так что Смирол примирился бы со своим новым телом, если бы не теснота бассейна, в который он был помещен. Несколько саженей ограничивали его свободу, и выбраться отсюда не было никакой возможности: дышать воздухом Смирол разучился...
  От вспышки негодования он проснулся, но ему показалось, что сон продолжается. Он висел посреди помещения, по размерам напоминающего бассейн из сна; он висел ничем не поддерживаемый, и от малейшего движения положение его менялось. Он плавал в воздухе, пронизанном розоватым светом, лившимся непонятно откуда.
  "Я сплю или свихнулся", - решил Смирол. Формой помещение напоминало огромную бочку, обитую изнутри розовым шелком. К обоим днищам, как раз посредине, прилепились белесые полушария - одно голубоватое, другое с оранжевым оттенком. Смирол, подплыв к голубому полушарию, осторожно потрогал его рукой. Полушарие упруго прогибалось. Смирол резко оттолкнулся и приблизился к оранжевому полушарию. Его встретила упругость, но не такая прочная: со шлепающим звуком полушарие прорвалось, и Смирол, ошеломленный, выпал из "бочки" на свет божий, заметив краем глаза вокруг себя скалы и несколько деревьев. Он уперся руками в каменистый грунт, тело занесло в сторону, и Смирол боком повалился на землю, ощутив наконец себя не рыбой, плавающей то ли в воде, то ли в воздухе, а голым человеком, причем человеком явно нездоровым.
  Не обращая больше внимания на странную бочку, Смирол побрел в ту сторону, где видел у погасшего костра завернувшуюся в суконное одеяло фигуру. Разглядев Карми, он подумал, что не мешало бы ему одеться: неприлично, как-никак - принцесса. Он беспомощно оглянулся - не вязать же фартук из травы - и заметил свой тханги, висящий на коряге. Тханги был еще сыроват, но Смирол завернулся в него и вернулся к Карми.
  Карми зашевелилась.
  - А, Рыжий? - сонно пробормотала она. - Что-то ты быстро...
  Смирол сел рядом, привалясь спиной к большому камню.
  - Где это мы? - спросил он. - И почему мы здесь?
  - Мы на острове в Теркском море. У тебя была заячья болезнь, и Байланто не захотела иметь тебя рядом с собой, - по пунктам объяснила Карми.
  - Значит, заячья болезнь, - глубокомысленно повторил Смирол.- А сейчас я как - болен или нет?
  - А кто знает... - пожала плечами Карми. - На здорового ты вроде не похож.
  - У тебя поесть не найдется? - спросил Смирол. - У меня как-то настроения нет сейчас рыбу ловить.
  Карми стащила с себя одеяло и набросила на Смирола. Утро было свежее, и она натянула рубаху.
  - Сейчас я тебя накормлю, Рыжий.
  Смирол с любопытством проследил, как Карми пошла к "бочке", из которой он только что вылез, подпрыгнула, вплыла в лаз и через некоторое время появилась вновь с какими-то кругляшами в руках. Приготовить к употреблению консервированную пишу было делом минутным. Получив в руки плошку с супом, он принюхался.
  - Ешь, расплескаешь, - приказала Карми, ставя рядом с ним другую чашку, с мелко нарезанным мясом, зажаренным с луком и чем-то еще.
  - Это все? - спросил Смирол. - Я голоден, как стая волков.
  - Сейчас я рыбы наловлю и уху сварю, - деловито сказала Карми. - А тлави хочешь? Их тут много.
  Смирол хвастался своим голодом, но, приступив к еде, обнаружил, что ему в самом деле сильно хочется есть. Супчик и жареное мясо он проглотил в одно мгновение и жадными глазами смотрел на висящий над костром котелок, из которого очень скоро потянуло притягательным запахом. Карми, чтоб Смирол не очень нервничал, сунула ему в руки пучок водорослей, и тот, вяло пожевывая зелень, дожидался продолжения трапезы.
  Вот наконец Смирол получил плошку с ухой и горку тлави на лопушке. Он с воодушевлением взялся за креветок, но дрожащие от слабости руки не позволяли ему как следует разделывать их. Карми, посмотрев, как он мучится, села рядом с ним и принялась быстро переправлять мясо в рот Смиролу. Смирол, поймав ее руку, весело чмокнул кончики пальцев.
  - Я чувствую себя принцем, - объявил он. - Меня с руки кормит принцесса.
  Карми, выдернув руку, легонько стукнула парня по затылку:
  - Собак тоже, бывает, кормят с руки!
  Смирол улыбался. Он еще чувствовал себя слабым, разбитым, голова кружилась, мышцы болели, но он уже знал, что преодолел болезнь, и знал, что в своем рассудке ему сомневаться не приходится.
  - Где моя шляпа и набедренная повязка? - вспомнил он.
  - Шляпа осталась в Забытой Столице - мне как-то не пришло в голову ее подобрать, а повязку съел "утилизатор".
  - Что это за зверь такой? - поинтересовался Смирол.
  - Это... - Карми задумалась, не зная, как объяснить. - Это... механизм такой. Ты слыхал о куклах алхимика Траули?
  - Я видел "виночерпия", - похвастался Смирол. - Я даже видел его внутренности.
  - Вот и весь глайдер битком набит разными подобными вещами - более совершенными и не столь похожими на людей.
  - Эта бочка называется глайдер?
  - Да, - сказала Карми. - Это Руттулово наследство.
  - А что делает "утилизатор"? - спросил Смирол.
  - Поглощает разный мусор.
  - И куда девает?
  - Перерабатывает.
  - Во что?
  - Вот этого я уже не знаю, - призналась Карми. Смирол, насытившись, полусонно запричитал:
  - Как же мне голому, в одном тханги, о-ой...
  - Если хочешь, могу выделить юбку и сорочку, - равнодушно отозвалась Карми.
  Смирол уже спал. Проснувшись, он тоже не польстился на женскую одежду. Он лежал у еле теплящегося костерка, наблюдал за муравьишками, суетящимися в редкой траве, поглядывал изредка на глайдер и размышлял о чудесах техники. Мысли были ленивы и путаны. Карми разбила их своим появлением. Она присела рядом со Смиролом на корточки и протянула ему пучок зеленых водорослей.
  Смирол пробормотал благодарность и с аппетитом сжевал подношение.
  - Ураган надвигается, - сказала Карми. - Вся живность попряталась. И нам лучше убираться - тут в бурю нехорошо.
  Смирол сел и обвел взглядом островок. И в самом деле, укрыться от непогоды было негде.
  - Куда ты теперь? - спросил он.
  - Да хоть в Ралло, - пожала плечами Карми. - Только как тебя Логри предъявить? Я была в Забытой Столице без его ведома, и о глайдере он не знает.
  - Так высади меня где-нибудь.
  - Где? Тебе сейчас лечение нужно, уход, питание хорошее...
  - Я хокарэм, - со значением напомнил Смирол.
  - Кто поверит, что ты хокарэм? Посмотри на себя!
  Смирол и вправду представлял собой печальное зрелище. Не человек, а развалина.
  - Связалась я с тобой на свою голову, - вздохнула Карми. - Куда мне тебя пристроить, ума не приложу. Возьмет ли тебя обратно госпожа Байланто?
  - Боюсь, не возьмет, - проговорил Смирол. - А в Ларау ты меня высадить можешь? Я у Аранри-портного отлежаться могу.
  - Как скажешь, - ответила Карми. - Пошли в глайдер.
  Она помогла ему подняться в кабину и, пока Смирол осматривался, проложила курс на Ларау и перевела глайдер туда. Она собиралась сопровождать Смирола в город, ведь он еще был совсем слаб. Но когда Карми высадила его в лесу неподалеку от Ларау, он решительно от помощи отказался.
  - Постой, Рыжий, - окликнула его Карми. - А ты уверен, что дойдешь? Ветром тебя не сдует?
  Смирол, которого и в самом деле шатало после перенесенной болезни, ответил легкомысленно:
  - Не дойду, так долечу... А вот нет ли у тебя денег? Одолжи, верну как-нибудь позже.
  - Ни гроша нет, - ответила Карми. - Есть одна вещь, но я не уверена, что ты ее продашь.
  - Покажи-ка...
  Карми вынесла из глайдера голубовато-зеленую друзу.
  - О-ой! - восхищенно сказал Смирол, разглядывая кристаллы. - Это что, изумруды?
  - Не думаю, - покачала головой Карми. - Подарю, если хочешь.
  - Хочу, - жадно сказал Смирол. - А я не разорю тебя?
  - Я знаю, где их много. Но мне кажется, ты не унесешь - тяжело.
  - Унесу, унесу, - уверенно сказал Смирол. - Не беспокойся.
  Он увязал друзу в узелок и пошел по редкому лесу к недалекой дороге. Карми поторопилась взлететь, пока не рассвело.
  Смирол отшагал по дороге около четверти лиги и устал от столь длинного перехода. На перекрестке он огляделся.
  По другой дороге к городу Ларау тянулись возы. Смирол подождал, пока они подползут поближе, и напросился в попутчики к пухлой молодухе. Заговаривая ей зубы, он развалился на мешках, нагло посматривая на молодухиного свекра, хмуро оглядывающегося с первого воза. Молодуха угостила его лепешкой и молоком, и Смирол вовсю шевелил челюстями, ухитряясь заодно болтать о разной чепухе.
  При въезде в город Смирол спрыгнул с воза, тепло попрощался с бабенкой и направился прямиком к стражникам. Полагалось платить пошлину, но хокарэмы обычно на этом экономят, и Смирол, сообщив страже, что он хокарэм, беспрепятственно вошел в город. Нашелся, правда, смельчак, спросивший, а чего это он в одном тханги, на что Смирол высокомерно ответил, что голым ходить ему было бы прохладно.
  Ларау - город древний, был он когда-то значительно больше, теперь же захирел. Среди старинных домов зияют пустыри. Вся земля в городе, конечно, кому-нибудь да принадлежит, но строить новые дома на месте сгоревших или разрушившихся не имеет смысла: хозяева чаще устраивают огородики или сажают фруктовые деревья.
  Смирол направлялся к своей матери. Все хокарэмы называли его Особенным, да и сам он это подтверждал; и действительно, не было за последний век хокарэма, более непохожего на других, чем он. Например, он не был совсем безродным - у него была мать.
  Смирол никогда не попал бы в замок Ралло, если 6 не упрямство работорговца, который любыми способами хотел сбыть с рук хилого мальчишку. Райи Навер, которому Логри в свое время поручил купить нескольких мальчиков трех-четырех лет, выбрал у работорговца Эйари из Кравито подходящих и столкнулся с проблемой: Эйари соглашался продать детей только с "рыжим мозгляком" и никак иначе. Он готов был дать скидку, и Навер, устав торговаться, в конце концов забрал и рыжего. Эйари не знал, что Навер - хокарэм, а то не стал бы настаивать, Наверу же не с руки было лишаться давно обжитого обличья небогатого торговца.
  По дороге он пытался продать слабого малыша в Равирхау, и это бы у него наверняка вышло, если бы у мальчика были волосы потемней; однако, несмотря на "знак счастья" - крохотную родинку над левым ухом, - никто не захотел принять в семью ребенка явно рабского обличья. И Навер привез его в Ралло. Логри мальчик не понравился, но выражать свое неудовольствие вслух он не стал: Навер свою голову на плечах имеет и знает, что делает. А если мальчик не подойдет для хокарэмского сословия, он просто не выживет. Так рыжий мальчик, которого назвали Смирол, оказался в Ралло.
  Несмотря ни на что, он крепко держался за жизнь. А через два года после его появления Логри впервые услыхал об Антуно...
  Навер, явившийся в Кравито за очередной партией детей для замка Ралло, выбирал малышей. На этот раз Логри заказал ему привезти еще и трех девочек, и Навер пытался отыскать таких, чтобы были не только выносливыми, но со временем могли превратиться в красавиц. В это время его за локоть нерешительно тронула женщина. Навер заметил ее уже давно, но не обращал на нее внимания: мало ли почему она может стоять во дворе Эйари? Оказалось, женщина ждет его.
  - Что тебе? - спросил Навер, разглядывая ее. Она была молодая, белокожая, светловолосая, чертами лица напоминающая жительниц Лайгарских островов; да и по речи она была настоящей лайгаркой, хотя, похоже, уже несколько лет проживающей на юге Кэйве.
  Запинаясь от смущения, женщина спрашивала о своем сыне Хэндрае, которого будто бы когда-то купил Навер. Хокарэм, вслушавшись, понял, что она хочет узнать, кому он перепродал ее Хэндрая. Сразу сказать, что мальчишка попал в Ралло, а там выжил ли, помер, - бог весть? - Навер не решился. Вряд ли это известие обрадует женщину. Та же, подумав, что перекупщик не припоминает, какого именно мальчика она имеет в виду; стала описывать своего сына, и Навер ясно вспомнил рыжего мальчонку со "знаком счастья" над ухом.
  - Что у тебя за дурь искать мальчишку? - грубо спросил Навер. - Будут у тебя другие, молодая ведь еще...
  Женщина в ответ залилась слезами. Хэндрай был у нее единственным, а других уж, похоже, не будет, так бабка-знахарка говорит. Поэтому, и хочется хоть изредка узнавать, как живется Хэндраю.
  "Сказать ей, что ненаглядный ее Хэндрай помер? - размышлял Навер, разглядывая заплаканную женщину. - Жив ли он еще?" Но он решил ничего не выдумывать.
  - Тебе лучше забыть о нем, - посоветовал Навер. - Тебе его не разыскать.
  - Что же...
  - Он в Ралло-Орвит. Я продал его туда, - сказал Навер.
  Женщина захлебнулась плачем. Навер неловко погладил ее по плечу:
  - Звать тебя как, дочка?
  - Антуно, - отвечала женщина, вытирая глаза краем шали.
  - Ты рабыня или невольница? - спрашивал Навер.
  История Антуно была коротка и незатейлива. Простая девушка с Лайгар, - кому было о ней думать, когда на остров напали кэйвирцы? Так она стала невольницей. Будь она из знатной семьи, ее бы выкупили, но у ее семьи денег не было, и Антуно осталась в Майяре. Ее продали на рынке в Кэйвире - и она стала рабыней.
  Купил ее для своей жены какой-то знатный господин, и все это время Антуно жила в его доме. Шесть лет назад у нее родился сын; о его отце она могла сказать только то, что он был из арваликских наемников, цветом волос сын явно пошел в отца - среди арваликцев часто встречаются рыжие.
  У господ жилось не очень хорошо. Хозяин невзлюбил Хэндрая, но, пока жива была его жена, терпел. А когда хозяйка скончалась, тут же велел отвести Хэндрая к Эйари, а ее запер в подвале и приказал не выпускать, пока Эйари не доложит, что мальчишка продан. Едва выйдя из подвала, Антуно пошла к Эйари и упросила того сказать, где малыш. Эйари, получив от нее несколько серебряных монет, назвал имя Навера. И вот Антуно все эти два года приходила во двор Эйари и спрашивала, не появился ли Навер.
  - Считай, что малыш для тебя потерян,- сказал Навер. - Он попал в Ралло. Только не болтай об этом, слышишь?
  Она кивнула и пошла прочь.
  Навер глядел ей вслед, пытаясь вспомнить, какой была его мать. Но это было невозможно - от тех далеких дней ничего не осталось в памяти. Помимо воли, мысли об Антуно не оставляли его; приведя детей в замок Ралло, он стал внимательно рассматривать учеников Старика Логри.
  - Кого высматриваешь? - спросил Логри, заметив его интерес. - Я тебе приводил такого хилого, рыжего, помнишь?
  - А! Так ты его идешь?
  - Он жив еще?
  - Как ни странно, жив.
  Навер рассказал об Антуно. Логри, холодно выслушав, пожал плечами:
  - Как же обучать ребят, если постоянно помнить, что у них есть любящие матери?
  Логри и не думал, что ему доведется встретиться с Антуно. Прошло еще два года, и однажды дозорный доложил, что у ворот сидит женщина и невесть чего ждет.
  - Спросить, что ей надо, мастер? - деловито поинтересовался парень.
  - Я сам, - ответил Логри. Однако к воротам не спешил.
  Минул почти час, прежде чем он вышел к незваной гостье. Женщина, увидев его, встала на колени и поклонилась.
  - Встань, - повелительно сказал Логри. - Нечего в пыли валяться...
  Женщина несмело поднялась.
  - Зачем пришла? Женщина залепетала:
  - На сынка посмотреть... Жив ли? Купец Навер четыре года назад привел его вам...
  Логри, вспоминая, спросил:
  - Как тебя зовут?
  - Антуно. А сына Хэндрай звать.
  - Разве ты не знаешь, что хокарэмы получают новые имена?
  Женщина испуганно молчала.
  - Как ты сюда попала? - сурово спросил Логри. - Ведь ты в Кравито жила, не так ли?
  Слушая рассказ Антуно Логри будто воочию видел, как она, убежав от сурового хозяина, шла от Кравито к замку Ралло, надеясь только на судьбу. Поначалу, опасаясь преследования хозяина, она шла, прячась от людей, потом, осмелев, стала расспрашивать дорогу. По простоте своей она спрашивала дорогу до замка Ралло - ни больше ни меньше; эта ее простота, похоже, и оберегла ее от лихих людей - кому, хочется встревать хоть косвенно в хокарэмские дела? Ей давали подробные указания, снабжали едой, если просила, и старались побыстрее спровадить дальше.
  И теперь Логри предстояло решить судьбу Антуно. Отправить обратно к хозяину? Или принять во внимание то, что она не испугалась дурной славы хокарэмов? От чего идет ее простота: от непроходимой ограниченности или чистого сердца? Следовало разобраться, пригодна ли она к использованию; и Логри, подозвав одного из мальчишек, велел отвести ее на ночлег в Горячие ключи. Там Антуно провела несколько дней.
  В Горячих ключах гостил тогда райи Аранри из Ларау. Когда он неделю спустя прибыл в Ралло, Логри расспросил его о странной гостье.
  - Хорошая девушка, - отозвался старый Аранри. - Понятливая, непугливая, не бездельница. Мы с ней уже ворох одежды для твоих сорванцов починили, так что мальчишки могут рвать штаны и дальше...
  - Она беглая, - сказал Логри. - Стоит ли она тех денег, что я заплачу ее хозяину?
  - Стоит, - ответил Аранри. - Даже мешок золота стоит. А скотина-хозяин ее уму-разуму плетью учит.
  - О, да ты жалеешь ее? - удивился Логри.
  - Жалею, - согласился Аранри. - Я старый, больной, к бою уже неспособный, мне жалеть людей можно. А сын ее выживет ли?
  - Выживет, - сказал Логри. - Тощий, бледный, слабый, в чем душа держится - непонятно, но верткости и хитрости на четверых хватит.
  - Злой?
  - Нет, холодный, как живое серебро.
  - Это хорошо, - кивнул Аранри, - злые долго не живут. Покажи-ка мне его.
  - А вон тот, рыжий, видишь?
  Аранри бросил на ребят, тренирующихся в борьбе, будто бы незаинтересованный взгляд и высмотрел огненные вихры.
  - Да, слабоват, - отметил он.
  - Вывернется, - сказал Логри. - Даром ли я его Смиролом назвал?
  Смирол - по-майярски "ртуть". Рыжий мальчик был слишком слаб, зато более гибок и лучше знал приемы.
  - Я скажу Антуно, что с мальчиком все в порядке? - спросил Аранри.
  - Завтра я пришлю его за солью, - сказал Логри. - Покажешь ей издали. Аранри кивнул:
  - У тебя поручения для меня будут? Я послезавтра возвращаюсь домой.
  Логри помолчал, задумавшись.
  - Возьмешь ее в ученицы? - спросил он наконец. - Ты ведь не вечен, а где я тебе райи найду, имеющего склонность к портновскому делу...
  - А что? И возьму, - согласился Аранри. - Только вот.
  Логри понял его с полуслова.
  - По-моему, так в Горячих ключах Кавор без дела околачивается? - Подтверждения он не ждал - вопрос был чисто риторическим. - Слушай! Ты, Кавор и Антуно поедете вместе до Аруто, там пусть Кавор оценит ее как полагается, ну, ты знаешь. - Аранри кивнул. - После этого Кавор пусть съездит в Кравито и отдаст назначенную сумму хозяину Антуно. А ты можешь считать женщину своей женой.
  - Ну, придумал, - покачал головой Аранри. - Да весь Ларау надо мной смеяться будет. Одной ногой в могиле стоять - и позариться на молоденькую.
  - Тебе-то что за дело? Или ты завел в Ларау вдовушку, которая выцарапает тебе глаза за измену?
  Аранри, вздохнув, проворчал:
  - Жена так жена!
  Так Антуно оказалась в Ларау. Аранри жил здесь уже не первый год. Став райи примерно на сороковом году жизни, он перешел в разряд так называемых "оборотней" - хокарэмов, маскирующихся под обывателей. Аранри считался портным - он шил и чинил одежду для почти всех хокарэмов Майяра. В Ларау его считали человеком приятным, однако несколько сторонились - из-за контактов с хокарэмами. В портновском цехе он - опять-таки из-за специфики работы - не состоял, поэтому мог позволить себе заниматься и другими делами; в Ларау его подозревали в связях с контрабандистами. В доме его часто бывали гости - иногда в хокарэмской одежде, но чаще в обычной, - люди самые разные. Склонность к болтовне и грузная комплекция старого портного как будто не позволяли причислить его к хокарэмам, и соседи немало бы удивились, узнав, что при своем немалом весе Аранри остается быстрым и ловким. Был он большим специалистом в борьбе укуари, но после двух тазобедренных вывихов ему пришлось прекратить занятия.
  К тому, что Аранри привез в Ларау молодую жену, да еще из лайгарских невольниц, в городе быстро привыкли; привыкла и Антуно к новой жизни. Неожиданно для себя стала она хозяйкой зажиточного дома и большого запущенного сада; слуг Аранри не держал, чтобы не иметь в доме лишних глаз и ушей, зато нанимал поденщиков. Питался он у соседа-ювелира, отдавая дань отличной кухне; отношения у них были дружеские, и если ювелир собирался посылать свои изделия в другие города, Аранри подыскивал в попутчики его посыльным кого-нибудь из своих гостей-хокарэмов.
  Свою молодую жену Аранри старался не перегружать работой по хозяйству: важнее было передать ей секреты своей профессии, так как одежда хокарэмов имеет свои особенности. Специальные покрои, особой прочности швы, накладные и вшивные карманы, которых обычная одежда не имеет, окраска в разные цвета - от серовато-белого "зимнего" до черного "ночного". Вдобавок еще каждый из хокарэмов имеет свои требования к деталям покроя, и все это полагается знать на память, как и все размеры, относящиеся к каждому заказчику.
  Так уж повелось, что одежду хокарэмы не берегут. "Сбережешь рубаху - потеряешь жизнь" - существует в Ралло поговорка. У каждого из хокарэмов, живущих оседло, есть солидный запас платья на все случаи жизни. Бродячим райи приходилось быть поскромнее - с собой сундуки таскать не будешь, зато в каждом городе, где райи имел "опору", хранилось по нескольку комплектов одежды.
  Почти всех их обшивал Аранри. В южном Горту жил еще один портной, Колон-вольноотпущенник, он снабжал одеждой хокарэмов Горту и восточного Марутту, однако существовало мнение, что Колон не обеспечивает необходимого качества, и более богатые хокарэмы предпочитали посылать заказы в Ларау.
  О том, что у него есть мать, Смирол узнал в начале года Грифона, когда они - семеро учеников из замка Ралло - отправились в тренировочный поход к далекому острову Ваунхо, а по дороге туда заглянули с поручением к Аранри. Старик принял их сердечно, радушно угощал, расспрашивал о Ралло и сам рассказывал разные новости. Антуно появлялась как тень, ставила на стол все новые и новые лакомства, и Смирол тревожно отмечал бросаемые ею на него украдкой взгляды. Он поразмыслил, принял во внимание сходство и спросил, поймав Антуно за руку:
  - Я ведь твой сын, правда?
  Он был готов перевести все в шутку, ведь такой вопрос почти неприличен для хокарэма, но Антуно не выдержала, кивнула утвердительно и выбежала из комнаты, залившись слезами.
  Аранри изобразил бровями неудовольствие.
  - Я совершил преступление? - невинно спросил Смирол.
  - Нет, - отозвался, помолчав, Аранри.
  - А ты на моего отца что-то не похож, Аранри, - нагловато сказал Смирол.
  Аранри фыркнул негодующе:
  - Такого сына мне еще не хватало!
  - Могу я поговорить с мамой? - уже серьезно попросил Смирол.
  Аранри разрешил.
  В тот же год, но уже ближе к осени, отправившись на службу к принцессе Байланто-Киву, Смирол задержался в Ларау на недельку; потом, когда принцесса проездом бывала в городе, забегал повидаться; несколько раз присылал подарки.
  И вот теперь он шел по улице, завернувшись в тханги и вызывая удивленные взгляды встречных. Подошел к дому Аранри переулком, через боковую калитку. Калитка была заперта, но он знал секрет засова и вошел в сад, повозившись несколько секунд.
  По утоптанной дорожке прошел к крыльцу. На ступенях крыльца сидела незнакомая девушка, перебирала на большом глиняном блюде крупу. Заметив краем глаза бесшумно возникшую рядом фигуру, она вскрикнула и вскинула голову.
  - Доброе утро, красавица, - сказал Смирол, даря ей одну из самых своих обаятельных улыбок.
  - До-оброе утро, - протянула она настороженно.
  - Дома ли Аранри?
  - Он пошел к реке, - ответила девушка.
  - А где Антуно?
  - На рынок пошла.
  - А ты их родственница, наверное? - полюбопытствовал Смирол, зная, что это вовсе не так.
  - Нет, просто по хозяйству помогаю. Я по соседству живу, там, - она махнула рукой, - на боковой улочке.
  - А звать тебя как?
  - Сэллик, - отозвалась девушка. - Что ты все выспрашиваешь?
  Смирол бросил свой узелок на крыльцо.
  - Ну-ка раздобудь мне ведро воды - умыться с дороги. - Тон его неуловимо изменился, вызывая желание повиноваться.
  - Тут за домом бадья стоит, - указала девушка.
  Смирол заглянул за угол.
  - О! - с удовольствием отметил он. - Я здесь искупаюсь, ладно?
  - Может, тебе лучше на речку сходить?
  - Устал я ноги бить, - отозвался Смирол. - Лучше здесь. А ты сообрази пока чего позавтракать. Молочка не найдется?..
  То, что девушка назвала бадьей, на самом деле представляло собой круглую из дубовых досок ванну в четыре обхвата, доверху наполненную водой. Когда Смирол был здесь в прошлый раз, на этом месте стояли две бочки.
  Смирол стащил с себя тханги, сбросил сандалии и с наслаждением свалился в согретую солнцем воду. Из бадьи выплеснулся на утоптанную землю точно такой объем воды, каким был объем усталого тела Смирола, - в полном соответствии с законом Иннивату.
  "Выгонят меня из хокарэмов, пойду в алхимики, - думал Смирол, окунаясь с головой в воду. Жара, несмотря на раннюю пору, донимала его, но купание привело мысли в порядок. - Хотя нет, зачем алхимия? В механики надо подаваться, как же иначе разгадывать тайну Руттуловой летающей лодки?"
  Выбираться из ванны совершенно не хотелось, но Смирол, остыв, почувствовал голод. С тех пор как он проснулся, плавая в воздухе, приступы голода периодически одолевали его. Смешно подумать, но один-единственный день болезни и ночь интенсивного лечения превратили хокарэма по имени Смирол в вечно голодного, постыдно слабого и невыносимо беззащитного человека.
  Когда голод преодолел желание понежиться в прохладе, Смирол вылез из ванны, обмотался тханги, превратив его в набедренную повязку. Сандалии он оставил без внимания, босиком прошел к крыльцу и сел на ступеньку. Девушки не было; блюдо с крупой осталось на месте, рядом появился поднос с лепешкой и миской садовых ягод. Смирол подцепил пальцами несколько штук и бросил в рот.
  Со стороны погреба появилась девушка с небольшим кувшином в руках.
  - Ой, - заметила она, - кружку забыла...
  - Необязательно, - успокоил ее Смирол, забирая кувшин. - Молоко? Молоко... - ответил он сам себе.
  Смирол припал губами к горлышку; холодное молоко заполнило желудок и создало впечатление сытости.
  Девушка смотрела на него.
  - Еще чего-нибудь? - спросила она, когда он отер рот.
  Смирол помотал головой:
  - Хватит. Пойду подремлю.
  Он направился к топчану, стоящему под раскидистым деревом, лег, прикрывшись тонким узорчатым покрывалом, и моментально заснул.
  Девушка с замиранием сердца ожидала возвращения Аранри. Что он скажет, увидев незваного гостя? Может, его не молоком следовало поить, а гнать вон из сада?
  Аранри, однако, пришел, уже зная, что у него гость: кто-то из соседей видел Смирола у калитки и не забыл сказать старому портному. Белокожий, рыжий, нахальный - это было похоже на сына Антуно. Смиролом он оказался. Только вид его не понравился Аранри.
  - Кто тут разлегся на моем топчане? - громко проговорил Аранри, отмечая, что сон парня слишком глубок и что он не заметил его приближения, не проснулся сразу.
  Смирол поднял тяжелую голову от подушки.
  - А, хозяин... - пробормотал он. - Не прогонишь? Аранри подтянул стоящее неподалеку кресло и грузно опустился в него. Кресло подозрительно заскрипело.
  - Не бойся, не развалится, - успокоил Аранри парня, заметив заинтересованный взгляд. - Мне их по заказу делают, особо прочные.
  Смирол приподнялся на локте.
  - Ослабел я после болезни, - сказал он. - Можно я у тебя поживу, окрепну?
  - Платить чем будешь? - полюбопытствовал Аранри. - Деньги у тебя есть? Или ты явился в одном тханги?
  - Денег нет, - ответил Смирол. - Есть одна вещица, может, кто ее купит.
  - Что за вещица?
  - Она там, на крыльце...
  Аранри крикнул Сэллик, чтобы она принесла Смиролов узелок, а сам обернулся к парню и спросил, что с ним приключилось.
  - Что это тебе в голову пришло болеть у меня? Неужели так плохо болеть под крылышком принцессы Байланто, да хранят ее боги?
  - Думаю, высокая принцесса больше не захочет меня видеть, - ответил Смирол. - Я имел неосторожность подхватить заячью болезнь.
  Аранри помолчал.
  - Принцесса дала тебе освободительный документ?
  - Она не знает, что я жив, - отозвался Смирол. - Есть ли какая оказия переправить весточку в Забытую Столицу?
  - Найдем, - кивнул Аранри. Он обернулся к Сэллик, принесшей узелок: - Сбегай-ка еще за моей письменной шкатулкой.
  Смирол развязал лоскут; Аранри, взяв в руку голубовато-зеленую друзу, внимательно ее оглядел.
  - Как ты думаешь, это стоит сколько-нибудь?
  - Стоит, - отозвался Аранри. - Хотя это, конечно, не изумруды.
  - Ну-у, изумруды,- протянул Смирол.- Были бы у меня изумруды, неужели б я в одном тханги ходил?
  Сэллик принесла шкатулку, Аранри открыл ее, выбрал из листов пергамента самый хороший, чтобы не стыдно было посылать высокой принцессе, и вручил Смиролу вместе с пером.
  - Вина принеси, - бросил он девушке. Смирол, подложив под пергамент шкатулку, занес перо над листом. Рука заметно дрожала.
  - Знаешь, лучше сам напиши, - сказал Смирол, помедлив. - Видишь же, во что я превратился...
  Аранри забрал у Смирола письменные принадлежности.
  - Диктуй, - буркнул он, приготовившись.
  - "Ясной госпоже, властвующей над Байланто и Киву, хокарэм Смирол целует ножки. Я жив и выздоравливаю. Жду твоих распоряжений. Писано Аранри-кавидо в его собственном доме в городе Ларау, где сейчас проживает указанный Смирол".
  - Дату забыл, - напомнил Аранри.
  - Даты не надо, - отозвался Смирол.
  Сэллик появилась рядом с подносом в руках, на подносе стояли два кувшина и две широкие чашки.
  Аранри свернул лист в трубочку и отдал Смиролу. Тот просмотрел текст и поставил свою личную печать. Аранри тем временем разлил по чашкам вино и разбавил водой. Питье было ледяным - Сэллик бросила в кувшин с водой несколько осколков льда, взятых из погреба. Смирол ухитрился захмелеть даже от чашки разведенного вина, и Аранри оставил его полусонного.
  Взяв письмо, он пошел к дому наместника, по дороге встретил Антуно, возвращающуюся с рынка. Узнав, что приехал сын, женщина засуетилась, заспешила домой; Аранри удержал ее, предупредил, что Смирол не очень хорошо себя чувствует и лучше его не будить.
  - О боги! - вскрикнула Антуно. - Что с ним? Ранен?
  - Приболел, - отозвался Аранри. - Приготовь-ка ему отох и суп-гарра.
  
  Глава 3
  
  Выздоровление затянулось. Аранри, правда, утверждал, что живо вернет Смиролу боевую форму; и Смирол действительно быстро окреп, постоянно занятый тяжелой работой и физическими упражнениями. Однако очень скоро Смирол заметил, что не может рассмотреть на ночном небе созвездие Лучника. Он позвал Аранри и спросил, как видит тот. Тот видел все двенадцать звезд.
  - Значит, я слепну, - объявил Смирол. - Я вижу только две звезды.
  И вот это-то известие на добрых две недели выбило Смирола из колеи. Кому нужен подслеповатый хокарэм? И что за радость жить, на все натыкаясь носом? Смирола всегда донимало сознание того, что он слабее прочих хокарэмов, а тут он, получается, и вовсе в инвалида превращается? Он приуныл, опечалился и занимался теперь без усердия.
  Аранри прекрасно понимал, что переживает Смирол; он привел врача, и тот, осмотрев Смирола, объявил, что полная слепота ему не грозит: ухудшение зрения вызвано не помутнением хрусталика, а, как выразился врач, "болезненным напряжением глазных мышц".
  - Так что, мне теперь ходить спотыкаясь о каждую выбоину? - спросил Смирол. - К тому же, господин лекарь, мои глаза плохо выносят дневной свет...
  - Сударь мой, - сказал врач, разводя руками, - от твоей болезни лекарств нет. А от светобоязни можно попробовать примочки из эриватового отвара. И советую тебе подобрать очки, господин хокарэм.
  - Хорош же я буду в очках! - возмутился Смирол. Лекарь холодно попрощался.
  - Не обижайся на моего гостя, - сказал Аранри, провожая его до дверей. - Юноша расстроен болезнью.
  - О да, - согласился врач. - Потеря зоркости для человека его сословия слишком много значит... Вернувшись к Смиролу, Аранри сказал:
  - Не дури. Сейчас пойдем к ювелиру за очками.
  - У меня нет денег, - отозвался Смирол. - Я нищий.
  - Найдем деньги. Пошли!
  Смирол тяжко вздохнул и поднялся. Аранри повел его к калитке, и спустя несколько минут они входили в лавку соседа-ювелира. Тот отвлекся от своих тигелей и весов, встал навстречу гостям.
  - Добрый день, Алатан! - сказал Аранри, подходя к нему. - Помоги нам, будь ласков. Вот, парнишке очки нужно подобрать.
  Алатан был рад помочь. Он тут же достал из ящика четыре пары очков в золотых и серебряных оправах. Смирол перемерил их все.
  - В этих очках еще хуже, чем без них, - угрюмо заявил он.
  - Тогда, вероятно, тебе нужны очки наподобие тех, что заказал мне господин богослов Калинге, - сказал Алатан, вынимая из ящичка побитые, изрядно послужившие своему хозяину очки. - Вот он оставил для образца.
  Смирол нацепил их на нос и посмотрел через треснутые стекла.
  - О! - сказал он, глядя то сквозь стекла, то поверх оправы. - Уже лучше.
  - Готовых у меня нет, - развел руками ювелир. - Тебе придется подождать, господин.
  - Подожду, - пожал плечами Смирол.
  Аранри протянул ювелиру друзу:
  - Посмотри-ка! Эти камешки ценные?
  Ювелир взял, посмотрел внимательно, сказал недоуменно:
  - Этих камней я не знаю. Доверишь ли? Надо посоветоваться.
  - Вот хозяин. - Аранри ткнул пальцем и Смирола. - Доверишь ли камни на обсуждение, а, сынок?
  - Конечно, - оживился Смирол. - Я бы хотел их продать. Мне деньги нужны.
  Несколько дней спустя ювелир навестил дом Аранри.
  - Это колайхо, - объявил он.
  - Ты о чем? - спросил Аранри.
  - Камни господина Смирола - это колайхо.
  - Разве колайхо не розовые? - удивился Смирол.
  - Розовые, а еще бывают бесцветные. Никто никогда не видел зеленых колайхо. Но все-таки это колайхо.
  - И они хоть сколько-нибудь стоят? - спросил Смирол.
  Оказалось, ювелиры оценили зеленые колайхо гораздо дороже обыкновенных.
  - О, так ты богач! - сказал Смиролу Аранри.
  - Ничего подобного, - качнул головой Смирол. - Камни мне хэйми Карми одолжила, у нее наличных денег не оказалось.
  - Ты в хороших отношениях с хэйми Карми? - полюбопытствовал Аранри.
  - Эта девушка - мед моего сердца, - отвечал Смирол. - Если эти камни так дорого стоят, то она разбогатеет. Она говорила, что знает месторождение.
  - Оно на ее земле? - спросил Аранри.
  - Вряд ли, - отозвался Смирол и перевел разговор на другое. - А как насчет очков?
  - Зайди померь.
  На следующий день Смирол зашел к нему и померил очки. А еще спустя несколько дней Аранри спросил недовольно:
  - Где ты пропадаешь, Рыжий? Почему упражнения забросил?
  - Я не забросил, - возразил Смирол.
  Аранри осуждающе покачал головой. Последнее время Смирол целыми днями где-то пропадал. Аранри не сомневался, что и сегодня, сразу после завтрака, парень исчезнет до самого ужина. Обедать он попросту забывал - теперь он стал не так прожорлив, как раньше, но не забывал выпрашивать у Антуно какие-нибудь лакомства. Вот и сейчас он ел что-то желтое, взбитое, сладкое, старательно приготовленное матерью специально для него.
  - Я хожу к Алатану, - неожиданно сказал Смирол.
  - Что тебе там делать целыми днями? - поинтересовался Аранри. - Неужели примерка очков занимает так много времени?
  - Я провожу там опыты, - объяснил Смирол. - Я хочу понять природу преломления света в стеклах.
  - Тебе что, заняться больше нечем? - недовольно пробурчал Аранри.
  - Мне нравится именно это занятие, - кротко ответил Смирол.
  - Это не дело для хокарэма, - проворчал Аранри.
  - Я думаю, - сказал Смирол, - мне уже недолго оставаться в хокарэмах. Боюсь, что Логри тоже признает меня хэймом.
  - Да не терзай ты себя этим!
  - Я не терзаю. - Смирол поднял голову от тарелки. - Сейчас я думаю только о том, где взять денег. Не хочу оставаться в долгу у Ралло. Мне нужна свобода.
  - И как ты будешь жить, если освободишься?
  - Проживу, - усмехнулся Смирол. - Женюсь на хэйми Карми и отправлюсь отвоевывать Сургару.
  - Опять смеешься, - укоризненно покачал головой Аранри.
  - Еще блинчиков? - предложила Антуно, подходя к столу.
  - Не надо, мама, я уже сыт, - отозвался Смирол. Он встал из-за стола. - Пора к Алатану.
  - Нечего тебе там делать! - отрезал Аранри. Смирол остановился в дверях и сказал без улыбки:
  - Аранри, разве ты мастер Ралло? Разве ты наставник? И разве я коттари? Я имею право делать что хочу. Я понимаю, что живу в твоем доме, и разве я не отношусь к тебе с уважением? Но почему ты решил, что вправе определять мои занятия за пределами твоего двора? Извини, но я считаю свои опыты у Алатана более важными, чем накачивание мышц.
  Он вышел.
  - Антуно, - позвал Аранри жену, - ты что, от принца его родила?
  Смирол вышел за калитку и направился к мастерской Алатана. Неожиданно его окликнул молодой горожанин:
  - Прошу прощения, господин, я бы хотел поговорить с тобой.
  - Говори, - откликнулся приветливо Смирол. - А кто ты?
  - Я Картван, помощник иранхо, - представился молодой человек. - Если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить о Сэллик.
  - Говори, - повторил Смирол. - Я слушаю.
  Юноша помялся, потом решительно сказал:
  - Пожалуйста, господин, не кружи Сэллик голову. Ты пришел и уйдешь, а ей как здесь оставаться? Она ведь из хорошей, порядочной семьи, хотя и небогатой. А ты - хокарэм. Ты ведь на ней не женишься, так зачем девушку губить...
  - Ты ее жених? - осведомился Смирол.
  - Да, мы поженимся этой осенью. Но только приехал ты - и она не хочет больше со мной разговаривать.
  Разговор о чести девушки не так уж часто приходится вести хокарэму; обычно женихи (а то и мужья) красавиц предпочитают держаться подальше от соблазнителей - ведь никому не хочется расставаться с жизнью из-за прекрасных глазок. Однако же помощник иранхо был в любом из городов Майяра фигурой уважаемой и заметной. Должность требовала от них универсальных, энциклопедических знаний; правда, на деле они обычно сводились к землемерным работам и фортификации, а в древних городах, подобных Ларау, присматривали к тому же за состоянием оборонительных сооружений и акведуков. Работы, конечно, хватало - должность эта вовсе не синекура, и почет, которым пользуются иранхо и его помощники, вполне заслужен.
  По древнему обычаю, стать учеником иранхо мог человек любого сословия - достаточно было прийти и высказать такое желание. Практически же это означало, что претенденту предстояло пройти серьезный экзамен на грамотность и сообразительность. Поскольку желающих хватало в любой год, из экзаменуемых выбирался самый лучший. После этого, собственно, и начиналась учеба. Если ученик благополучно проходил через все испытания, он становился помощником иранхо. Для мальчиков из бедных семейств это была порой единственная возможность выбиться в люди, однако для этого приходилось поработать и головой, и руками.
  Картван, жених Сэллик, был именно из таких. С Сэллик он был помолвлен с детства и никак не мог допустить, чтобы девушка погубила свою честь, поддавшись обаянию рыжего хокарэма.
  - Хорошо, - улыбнулся Смирол миролюбиво. - Я, вообще говоря, не стремился кружить ей голову. Аранри баловства не одобряет, а я, как-никак, его гость и почти что сын.
  - Значит, верно говорят, что ты сын госпожи Антуно?
  - Верно, - улыбнулся Смирол. - Разве не похож?
  - Похож, - улыбнулся в ответ Картван.
  Смирол решил воспользоваться знакомством:
  - Слушай-ка, иранхо, ты в Аракарновых числах разбираешься?
  - Да, - ответил Картван осторожно. - А что?
  - Я подзабыл малость. Ты не проверишь ли мой вывод? Уж больно красиво получается.
  Картван заметно удивился. Смирол вытащил из-за пазухи свиток бересты и показал Картвану. Тот бережно взял, прочитал, пожал плечами.
  - Ну? - нетерпеливо спросил Смирол. Картван присел на корточки и начертал на утоптанной земле изящный знак "косей".
  - Расскажи-ка условие задачи, - попросил он.
  Смирол стал рассказывать о том, как он, развлекаясь стеклышками, заметил кое-какие закономерности и у него возникла мысль использовать эти закономерности для точного изготовления очковых линз.
  - Это же варварство - тратить уйму стекла и времени на подбор линз, когда есть возможность вывести формулу по методу Аракарно. Ведь если будет формула, вся работа сводится к шлифовке стекол заданной толщины, - говорил Смирол. - Как ты думаешь? Конечно, мои мысли могут показаться смешными, но если б тебя прижало, как меня, - сам ведь понимаешь, что за толк от полуслепого хокарэма.
  Картван уже не слушал. Он обдумывал задачу.
  - Не мешай, - махнул он рукой. - Сбегай пока, что ли, на реку, искупайся.
  Смирол с любопытством глянул на иранхо, хмыкнул:
  - Хорошо. Пойду искупаюсь.
  Он сбежал к реке, выбрал местечко в тени огромного дерева, склонившегося над водой. Вода оказалась холодной, Смирол задерживаться не стал, окунулся, тут же вылез на берег, обсох, оделся и побежал назад к улочке, где оставил Картвана. Земля вокруг того носила явные следы глубоких размышлений - была исчерчена знаками и буквами. К формуле, выведенной Смиролом, Картван уже пришел и сейчас сидел прислонясь спиной к забору - размышлял, устремив глаза на облака.
  - Все правильно? - спросил Смирол, отвлекая молодого иранхо от созерцания небес.
  Картван утвердительно кивнул.
  - О чем же ты думаешь? - осведомился Смирол. - О Сэллик?
  - О стеклах, - сказал Картван, переводя на хокарэма спокойный взгляд. - Во всех ли прозрачных средах одинаково преломляется свет? Мне кажется, не во всех. Небесный эфир, - Картван махнул рукой в пространство, - тоже ведь прозрачная субстанция, но если бы он преломлял свет так же, как и стекло, очки были бы невозможны. А? - Смирол молчал. - Я вот о чем хочу сказать, - продолжал Картван. - Вполне может оказаться, что твоя формула хороша только для стекла, изготовленного в Ларау. А если стекло будет другим по качеству? А если это будет не стекло?..
  Смирол выслушал замечание, склонив голову к плечу.
  - Ты умница, приятель, - наконец сказал он серьезно. - А я болван. Действительно, в формулу необходимо ввести коэффициент. Похоже, я без тебя сел бы в лужу.
  - Я думаю, ты понял бы это и без меня, - ответил Картван.
  В городе потом удивлялись, с чего бы это Картван зачастил к Аранри. Решив в конце концов, что Картван оберегает свою невесту от ухаживаний хокарэма, кумушки успокоились. А отношения между молодыми людьми установились приятельские; Смирол, правда, не ходил к Картвану домой, чтобы не пугать его матушку и теток, зато не бывало дня, чтобы Картван не заглядывал в дом Аранри. Аранри принимал его посещения с недоумением. Занятия Смирола науками из себя его уже не выводили, но заставляли смотреть на него как на слегка помешанного, что вполне объяснимо, если принять во внимание, какой болезнью Смирол переболел. Однако интерес иранхо к изысканиям рыжего хокарэма подтверждал, что Смироловы расчеты не пустая дурь.
  Сэллик же Смирол отпугнул очень простым способом: заговорил при ней о своей незабвенной любви - хэйми Карми, той, о которой пел недавно Ашар.
  - А она тебя любит? - спросил Картван.
  - Жить без меня не может, - расхвастался Смирол. - И я ее обожаю...
  Узнав о столь горячей любви да еще о том, что соперница настолько опасна, что может убивать словом, Сэллик поостереглась слишком явно выражать свои чувства, а потом, увидев, с какой приязнью относятся друг к другу Смирол и Картван, вновь решила, что Картван - человек очень умный, хорошего нрава, да и должность у него доходная, а Смирол, что греха таить, имеет как ухажер два серьезных изъяна: человек он временный и к женитьбе несклонный, да и волосы его светлее, чем полагалось бы приличному человеку.
  
  Глава 4
  
  Одной из обязанностей, которую взял на себя Смирол, пока жил у Аранри, было снабжение дома водой. Воды требовалось много - и огород полить, и для красильных работ; носить воду в Ларау считалось делом женским, но Смирол, потягав пудовые ведра, недоумевал, как хрупкие на вид женщины таскают такую тяжесть.
  К тому, что хокарэм стал водоносом, в Ларау отнеслись с недоумением. Сэллик первое время пыталась ему помогать, однако Смирол лишь отрицательно качал головой.
  Однажды его окликнул прохожий и спросил, как пройти к дому Аранри.
  - Я туда иду, - ответил Смирол, чуть покачивая на ходу развешанными на коромысло ведрами.
  Незнакомец пошел рядом. На Смироле была лишь грязная набедренная повязка, и прохожий принял его за раба. Идти же, пропуская вперед раба, для майярца унизительно, и незнакомец нетерпеливо поглядывал на неспешно шагающего Смирола. Смирол в свою очередь украдкой посматривал на чужестранца. Тот был невелик ростом и, судя по всему, придавал своей внешности большое значение. По виду казался он горожанином среднего достатка, очень аккуратным в одежде. Бородка и усы были тщательно подстрижены; волосы тоже были короткими - по моде, принятой в южном Торгу. Из оружия был при нем короткий меч. Но Смирол, оглядев незнакомца, решил, что перед ним хокарэм. Правда, в этом он был не очень уверен: если бы незнакомец не спрашивал дом Аранри, Смирол поостерегся бы в выводах.
  Двадцать шагов, которые оставались до калитки двора Аранри, Смирол перебирал имена хокарэмов. Этот, который был на добрый десяток лет старше Смирола, явно не был частым гостем в замке Ралло. Смирол припоминал почти забытые лица. "Если убрать бороду и усы... Маву, - понял Смирол. - Маву из Сургары. Давно сгинувший в невесть каких далях хокарэм принцессы Сургарской".
  - Ты не Маву ли? - спросил Смирол.
  - А! - посмотрел на него внимательнее путник. - Тоже волчья кровь?
  - Я Смирол из Байланто.
  - Не припоминаю, - равнодушно бросил Маву. - А зачем ты воду таскаешь?
  - Я здесь на поправке, - отозвался Смирол. - Воду таскать - неплохая тренировка.
  Маву пропустил Смирола в калитку и прошел следом. Аранри был занят - составлял раствор для крашения. Антуно ему помогала. Гостем занялись Аранри и Сэллик: принесли воды умыться с дороги, предложили поесть. Смирол с неудовольствием заметил, как Маву бесцеремонно привлек к себе девушку. Сэллик оглянулась на него с испугом. Когда же девушка вышла, Смирол сказал тихо:
  - Аранри не хочет, чтобы Сэллик обижали.
  - Разве я обижаю ее? - поднял брови Маву.
  Смирол оценил его, смерив взглядом, потом пошел к Аранри, встал у чана с краской и проговорил, оглядываясь на гостя:
  - Батюшка, почему бы тебе не отправить Сэллик домой?
  Аранри, не поднимая глаз от выкрашенной пятнами ткани, сказал глухо:
  - Как хочешь, сынок.
  Смирол вернулся к дому, нашел в пристройке, где размешалась летняя кухня, девушку и сказал ей:
  - Сегодня ты не нужна, можешь идти.
  - Но...
  - Иди, - повторил Смирол настойчиво.
  - Но обед...
  - Я все сделаю.
  Сэллик, пожав плечами, рассказала, что где, и ушла. Такие неожиданные выходные случались у нее довольно часто - не раз бывало, что Аранри отсылал ее, желая поговорить со своими гостями без помех. Готовил Смирол неважно, но был уверен, что стряпню его съедят; в кухне и застал его Картван, зашедший по обыкновению скоротать пару часов до вечера.
  - Ты мой неоплатный должник, - проговорил Смирол вместо приветствия. - У Аранри гость, очень опасный для юных девиц. Я отправил Сэллик домой.
  Картван пропустил его слова мимо ушей. Он с интересом следил за действиями Смирола, занятого приготовлением лапши.
  - Ты как заправская стряпуха, - объявил он, завороженный уверенными движениями Смирола.
  - Ты когда-нибудь пробовал хокарэмскую лапшу? - полюбопытствовал Смирол, деловито взмахивая в воздухе пучком нитей из теста.
  - Где ж я мог попробовать хокарэмскую лапшу? - засмеялся Картван.
  - Моя лапша - это еще не деликатес, - просветил его Смирол. - Попробовал бы ты лапшу Герхо из Кэйве - вот это объедение.
  Картван смеясь возразил, что он и Смироловой лапши еще не пробовал:
  - Ты бы не хвалился, вдруг не получится... - Он осекся. Из дома вышел мрачный Маву, с крыльца рассмотрел, чем занимается Смирол, спросил, нельзя ли затопить баню.
  - Отчего же, можно, - отозвался Смирол, не прекращая операции с тестом. - Тебе помочь?
  - Обойдусь, - бросил Маву, спустившись с крыльца.
  Картван, которого он не удостоил и взглядом, настороженно следил за ним, пока спина Маву не скрылась за кустами ягодника.
  - Это и есть опасный для девиц человек? - тихо осведомился он.
  - Да-а, - протянул Смирол, занятый укладкой на стол приготовленной лапши.
  Сверху он пристроил что-то наподобие навеса из льняного полотенца, чтобы на тесто не садились мухи и не попадала пыль. Тесту полагалось как следует подсохнуть, а Смирол пока занялся другими кухонными делами. Подошла Антуно, ахнула - как же так, дорогой гость стряпней занялся! - зачерпнула из ведра с мыльным раствором ковшиком, налила в медный таз, долго оттирала руки от въевшейся в кожу краски цвета "запыленного чертополоха". Пока она мылась, Смирол приготовил быстрый, "ленивый", соус и разделал трех куриц. Жарить их взялась Антуно, а Смирол, сходив на огород, приволок овощи и молниеносно накрошил их на салат, Картван с интересом следил за летающим лезвием ножа. Чтобы орудовать ножом так, как это делал Смирол, требовалась долгая тренировка, ведь нож был настолько острым, что мог бы отрубить палец.
  - Вот признают меня хэймом, - объявил Смирол, - пойду в повара. Хорошая работенка - всегда при еде...
  - Да как ты такие слова говоришь! - воскликнула Антуно. - Что ты, мальчик мой...
  - Какое большое несчастье - в Майяре быть хэймом! - разглагольствовал Смирол, решив наконец, что он сделал все необходимое. - Но горе мое в том, что я смогу заниматься механикой, только если стану хэймом...
  - Медом тебе механика намазана? - проворчал Аранри, подходя к пристройке. - Ну-ка, сынок, помоги отмыться.
  Аранри перепачкался куда больше Антуно. Руки были в краске по локоть, а все остальное грузное тело и набедренная повязка были покрыты брызгами и потеками.
  Смирол без слов взял щетку, макнул ее в мыльный раствор и с ожесточением принялся оттирать краску с названого папаши, время от времени окатывая его водой.
  - На этот год крашение окончено, - объявил Аранри, когда пятна на его коже заметно поблекли.
  Смирол вылил на него последнее ведро воды, и Аранри ушел в дом переодеваться. Вернулся он вдвоем с Маву. Смирол к тому времени священнодействовал над котлом, где варилась лапша.
  А Антуно разговаривала с Карми.
  Карми только что появилась, одета она была на байлантский лад - в келани с короткими рукавами и тонкую полотняную юбку почти до щиколоток. Голова, по местному обычаю, повязана скрученным в жгут платком, но, в нарушение правил, волосы были уж очень короткие - едва достигали лопаток. Правда, так же коротко стригут волосы и девушки из рыбачьих приморских поселений, но Карми внешностью мало напоминала рыбачку. Как только что выразился прохожий на улице, видно было, что в жилах у нее благородная кровь.
  Смирол не мог обернуться: как раз сейчас подошла, как он утверждал, ответственная операция - лапша должна быть извлечена именно в тот момент, когда сварится, ни мгновением раньше, ни мгновением позже. Антуно же приняла Карми за деревенскую девушку, зашедшую узнать, не нужны ли хозяйке лесные ягоды, или грибы, или орехи.
  - Что тебе нужно, девочка? - приветливо обратилась к ней Антуно.
  - Ты Антуно, жена Аранри? - вместо ответа спросила девушка. - Меня зовут Карми.
  - Мама, это ларец моего сердца! - закричал Смирол, не отрываясь от котла. Двумя палочками он выкладывал в миску свою хваленую лапшу.
  В этот-то момент и появились из дома Аранри с Маву. Увидев свою госпожу, Маву предложил Карми умыться с дороги. Аранри поднял брови. Маву не был похож на человека, который будет угождать первой встречной - не очень красивой - девушке.
  Смирол, оторвавшись наконец от своей лапши, коротко объяснил Аранри, кого привели дороги в его дом.
  - Она нарушает режим ссылки? - спросил Аранри, посматривая в спину умывающейся девушке.
  - Почему это должно касаться нас с тобой? - возразил Смирол. - Это касается ее и Логри, а нам-то что?
  - Ты кричишь на всех углах, что она - цветок твоей души, - укорил его Аранри. - Почему же тебя не трогают ее заботы?
  - Она совершеннолетняя, - невозмутимо отозвался Смирол. - Должна соображать, что делает.
  Маву почтительно проводил Карми к столу и, усаживая ее, демонстративно отодвинул в сторону Картвана. Едва он уселся рядом, Карми подвинулась, освобождая на скамье место и указывая на него Аранри:
  - Не присядешь ли рядом, дядюшка?
  Аранри, не размышляя, сел между ней и Маву. Явно намечался конфликт - Аранри был единственным человеком, который мог бы разделить бывшую сургарскую принцессу и ее ревнивого хокарэма. Было ясно, что Карми не могла предложить место рядом с собой ни Смиролу, ни Антуно, ни тем более Картвану.
  После того как на скамью сел Аранри, Картвану места не хватило, он пересел к Смиролу и теперь оказался напротив Маву. Для Маву Картван попросту не существовал. Карми же, наоборот, все свое внимание уделяла Картвану и Антуно. Антуно внимание хэйми немного пугало, Картван же, в пику Маву, держался свободно и даже рассказал, какую задачу они со Смиролом решали сегодня. Задача была из сборника Аракарно из Интави и касалась систем уравнений с тремя неизвестными. Картван полагал, что Карми признается в своем невежестве, но она спросила рассеянно-приветливо:
  - Какой вы метод использовали? Матричный или метод подстановки?
  Аранри шумно вздохнул. Картван удивился:
  - Я не думал, что тебе интересны вычисления...
  - Неинтересны, - решительно ответила Карми. - Неужели можно с увлечением заниматься сложением и вычитанием неизвестных? Ну стихи слагать - это еще понятно, а уравнения?.. - Она пожала плечами.
  - Это довольно изысканное наслаждение, - заметил Смирол, поглощая свою лапшу.
  - Что за удовольствие - из одной части уравнения в другую гонять иксы и игреки? - в пространство спросила Карми.
  - "Экосси" и "иррехо", - поправил ее Смирол.
  - Иксы и игреки, - возразила Карми. - Похоже, я лучше тебя знаю терминологию. А, Маву?
  - Конечно, - подтвердил Маву равнодушно. - Иксы и игреки.
  - О боги! - вздохнул Аранри. - Неужто и ты увлекся вычислениями? Не иначе, это поветрие...
  - Трудно не запомнить, когда слова так и лезут в уши, - проговорил Маву. - А ты, госпожа моя, тоже не права. Помнится, в свое время тебя за уши нельзя было оттянуть от вычисления. Как это называлось? Тригонометрия?
  - Тригонометрия? - с воодушевлением переспросил Картван.
  - Да ну, я тогда такая дура была, - отмахнулась Кар-ми. - Ну зачем, скажи на милость, мне нужна вся эта математика?
  - Но ты ее учила?
  - Приходилось.
  - Уж не был ли твоим учителем сам Аракарно из Интави? - с почтением спросил Картван.
  - Не был, не был, - нетерпеливо отозвался Смирол и, демонстрируя свою эрудицию, прибавил: - Даже если учесть, что Аракарно не настоящее имя...
  - Да, - преподнесла ему сюрприз Карми. - Его настоящее имя - Эрих Кениг.
  Картвану имя не сказало ничего. Смирол же, забыв о лапше, вскочил на ноги.
  - Эрих Кениг? - вскричал он. - Руттул?
  Покатилась по земле миска с лапшой - одно утешение, что оставалось там немного. Аранри запоздало рявкнул на Смирола, но оба механика - иранхо и хокарэм - тут же принялись забрасывать Карми вопросами. Ревность Маву моментально сменилась насмешкой; переглянувшись с Аранри, он постучал себя по затылку.
  - Сумасшедшие, - подтвердил Аранри, и они вдвоем отправились готовиться к бане. Маву пожелал привести себя в приличествующий хокарэму вид; поскольку хокарэмы усов и бороды обычно не носят, Аранри пришлось превратиться в цирюльника. Старик долго точил бритву, потом долго примерялся к физиономии хокарэма, потом не спеша содрал с лица Маву всю буйную поросль. Истомленный его медлительностью, Маву посматривал в сторону кухни. Любители математики наконец оставили Карми в покое: Картвану пришло время отправляться к наместнику, а Смирол, подхватив ведра, пошел проводить его до источника. Карми взялась помочь Антуно убрать на кухне; юбку, чтобы не запачкать, она сняла, оставшись в келани, едва доходившем до середины бедра.
  - Не будь идиотом, - тихо сказал Аранри, поймав взгляд Маву. - Девочка не станет спрашивать у тебя защиты. Ты ей не нужен.
  - Ей нужен этот рыжий наглец?
  - Похоже, ему она больше доверяет, - отозвался Аранри. - Что же ты мешкал? Где ты прятался все это время?
  - Если б я знал, что она жива...
  Аранри промолчал.
  "Что за поветрие охватило нынче молодых хокарэмов? - подумал он. - Одни увлекаются механикой, другие прячутся от замка Ралло. Неужели мир усложнился так, что я в нем ничего не понимаю?"
  
  Глава 5
  
  Смирол лежал на топчане в саду, закинув руки за голову и глядя в вечернее небо между черными кронами деревьев. Стало слишком темно, чтобы можно было заниматься вычислениями или читать свиток с трактатом по логике, который одолжил ему Картван, а никаких других занятий Смирол придумать не мог. Конечно, можно было пойти к Аранри - помочь в какой-нибудь работе, не требующей особого умения и зоркости, но Смиролу было откровенно лень. Появление Карми опять пробудило интерес к глайдеру Руттула. Он завидовал людям, которые умеют делать такие машины. Смирол решил подластиться к Карми, чтобы она разрешила ему заняться изучением глайдера.
  "Но ведь я вряд ли что пойму!" - вздохнул он.
  Карми подошла и села на топчан. По привычке Смирол потянулся к ней, обнял, привлек ее к себе. Карми, как обычно, отнеслась к его ухаживаниям равнодушно - легла около него и потянула на себя покрывало. Вечера последнее время прохладные, год клонится к осени, и Смирол заботливо укрыл девушку.
  - От Байланто были вести? - спросила Карми после долгого молчания.
  - Пока нет.
  Карми немного помолчала.
  - А я подарок тебе принесла, - сказала она вдруг полусонно. - Только он разбился.
  - Да-а? - преувеличенно огорченно отозвался Смирол. - Как же так?
  - А ничего. Он и ломаный хорош.
  - Кто хорош?
  - Кристалл.
  - Да, конечно. - Смирол потянулся губами к щеке девушки, но ее странное движение остановило его: Карми неожиданно прижалась к нему, и Смирол испугался.
  Хокарэмы не знают чувства страха, точнее, они допускают, что можно испугаться неодолимого напора стихий: урагана, например, или лесного пожара, но страх перед людьми неведом хокарэмам. Им не приходится испытывать унизительное чувство полной зависимости от воли других людей; они не боятся и любого оружия, - чего бояться, если хокарэм может справиться со всяким оружием?
  Но испуг, который ощутил Смирол, был другого порядка. Конечно, нечаянное движение Карми могло иметь простую причину - зябкую вечернюю прохладу. Но могло быть и иначе, а Смирол не был готов к изменениям отношений с Карми. И он сбежал. Сбежал не позорно, без оглядки, а с достоинством, спросив как ни в чем не бывало:
  - Хочешь грушу? Я принесу.
  - Принеси, - шепнула Карми.
  Смирол чмокнул девушку в щечку и ушел к летней кухне, где в большой корзине лежали снятые сегодня груши. Он тщательно выбирал плоды, откладывая в широкое глиняное блюдо; он не торопился - он думал, как ему надлежит поступать, если в самом деле окажется, что он нужен Карми.
  Ну почему, почему тянет с ответом Байланто? Разве может Смирол без достаточных на то оснований считать себя свободным от обязательств перед высокой принцессой? И как он будет выглядеть, обремененный этими обязательствами, когда его отношения с Карми примут более серьезный оборот? Одно можно сказать: некрасиво будет выглядеть. Хокарэмы обычно легко относятся к моральным предписаниям, но даже для хокарэма ситуация, в которую попал Смирол, представлялась сомнительной. Как бы ни поступали, какое расположение ни испытывали бы друг к другу принцесса Байланто и Ур-Руттул, следует помнить, что в высшем свете дружба - вещь непрочная и в любой момент может смениться открытой враждой. И пока он, Смирол, официально считается слугой Байланто, любые его отношения с Карми будут выглядеть неискренними, а Смирол не хотел даже тени подозрений.
  Завязанная еще в первый год знакомства невинная игра во влюбленность могла позволить Смиролу мимолетные объятия и братские поцелуи, но перешагнуть через невидимую черту он не мог.
  Смирол старательно искупал каждую грушу в ведре с водой, аккуратно разложил горкой на блюде и понес к топчану. Как он и надеялся, Карми заснула. Услыхав ее ровное сонное дыхание, Смирол вздохнул с облегчением и поставил блюдо с грушами в изголовье широкого топчана, а потом бесшумно удалился.
  "И чего я терзаюсь? - думал он. - Ничего особенного, ей и в голову не придет смотреть на меня. Зачем я ей, коли в грозном Миттауре Арзравен Паор в любой момент готов жениться на ней? По крови я ей не пара, да и красотой не отличаюсь. И... ох, великие небеса!.. что мне в голову пришло думать о ней?"
  Он пошел к дому. На полпути его встретил Маву, мрачный и злой.
  - Ты что вытворяешь, братец? - прошипел Маву. - Оставь ее в покое!
  - Ты о чем? - отозвался Смирол. - Не ори, Карми разбудишь.
  - Госпожу, - поправил Маву раздраженно. - Для тебя она госпожа, а не Карми.
  - Для меня она Карми, а не госпожа, - твердо ответил Смирол. - Она велела называть себя именно так.
  Маву был готов взорваться; опасаясь, что его гнев разбудит девушку, Смирол предложил:
  - А не пройти ли нам к дровянику? Уж если где и выяснять отношения, так, пожалуй, именно там.
  Маву согласился, он мотнул головой и направился вслед за Смиролом на задний двор, туда, где у баньки под навесом находилась поленница. Пока они туда шли, Маву успел немного успокоиться, так что разговор он продолжил хоть и враждебно, но сдержанно:
  - Неужели ты не видишь, на что это похоже? Будь ты райи, я бы и слова не сказал, черт с тобой, Рыжий. Но ты же из Байланто! Зачем ты липнешь к ней? На что рассчитывает твоя госпожа? Или ты действуешь исключительно по недомыслию?
  - Ты читаешь мои мысли, брат Маву, - отозвался Смирол. - Я как раз об этом и думал. Одна лишь надежда, что вот-вот я стану райи.
  - Ну что ты врешь? - поморщился Маву.- С чего вдруг ты станешь райи? Госпожа Байланто вроде помирать пока не собирается...
  - Храни небо госпожу! - искренне воскликнул Смирол. - Нет, дело во мне. Я ведь хэйм, а кому из принцев нужен в хокарэмах хэйм?
  - Хэйм? - переспросил Маву.
  - Ну да. - Смирол рассказал о своей болезни, умолчав, впрочем, о чудесном исцелении и Руттуловом глайдере (Карми вроде бы говорила, что никто, кроме него, в эту тайну не посвящен). Пока он рассказывал, настроение Маву заметно изменилось.
  - О, - сказал он сочувствующе, коснувшись Смиролова плеча, - стать хэймом - еще не самое страшное.
  - Я тоже так думаю, - отозвался Смирол.
  - Хорошо тебе - будешь свободным.
  Смирол впервые посмотрел на Маву с интересом:
  - О! Не поговорить ли нам о свободе?
  Когда примерно час спустя Аранри вышел посмотреть, куда пропали его постояльцы, то нашел их удобно расположившихся на чурбаках у поленницы и мирно беседующих. Маву многословно рассказывал о порядках в Сургаре при Руттуле; Смирол задавал вопросы, побуждая Маву еще более вдаваться в подробности.
  - Что-то я не пойму современную молодежь, - заявил Аранри, послушав, о чем идет речь. - То, понимаешь ли, механикой занимаются, то политикой... Да зачем вам все это, мальчики? Что толку голову ломать над никому не нужными вещами? Майяром управляете не вы, да и науками, кроме вас, есть кому заниматься.
  - А годами напролет шить штаны - это дело для хокарэма? - вскинул голову Маву. - И я плохо понимаю, на что потратили мою жизнь. Половину жизни меня муштровали в Ралло, чтобы вторую половину быть нянькой при высокорожденной девице. И что меня злит: когда моя помощь была всего нужнее, оказалось, что ее не желают принимать. Небом клянусь, никогда не чувствовал себя таким идиотом, как тогда, когда потерял след госпожи в долине Праери.
  - Поэтому ты все бросил и спрятался, - сказал Аранри.
  - Да, - ответил Маву вызывающе. - Но пока жива принцесса Оль-Лааву, кто обвинит меня в пренебрежении обязанностями? Она ведь не обвиняет меня в этом.
  Рыжий Смирол, посмеиваясь, следил за горячностью Маву. Хороший был случай еще раз убедиться в том, что ряды хокарэмов вовсе не так монолитны, как кажется со стороны. Однако идти на раскол, понимал Смирол, слишком неразумно. Участвовать в малочисленной оппозиции против замка Ралло - значит собственными руками затягивать на шее петлю. Впрочем, с неожиданной горечью вспомнил Смирол, он-то уже практически находится вне хокарэмской касты. Но что же молчит Байланто? Передумала его отпускать?
  Он напрасно тревожился. Весть от Байланто пришла к следующему вечеру. Смирол высчитывал дни пути гонца от Ларау до Забытой Столицы, а госпожа принцесса почти сразу после его заболевания вернулась в Трани-Виалу-Орвит, чтобы уложить его вещи и вернуть в Ралло. Известие, что Смирол выжил, внесло в ее планы лишь небольшие изменения. Байланто собственноручно упаковала его сундук и прислала не только письмо для мастера Логри, но и записку Смиролу. Приложением была сафьяновая коробочка, в которой лежал перстень с опалом.
  Опал - знак разлуки. Смирол нацепил перстень на палец и развернул адресованное ему послание:
  "Хокарэму Смиролу от принцессы Байланто-Киву привет и пожелание всех благ. Крайне сожалею, что нам пришлось расстаться. Сделай милость, не тревожь меня больше: твой вид будет мне укором. Прости мне мои предрассудки. До конца жизни тебе будет выплачиваться ежегодное содержание в двадцать четыре эрау, пункт об этом будет введен и в завещание. Да хранит тебя божественное небо, в святость которого ты не веришь."
  Смирол повертел в руках пергамент. Принцесса Байланто оставалась верна себе: сознавая свои предрассудки, все же не считает нужным пойти против них - в ее хокарэме не должно быть недостатков. Он может быть слабым физически и рыжим, как раб, но быть даже заподозренным в умственной ущербности он не может. А выздоровление от заячьей болезни гарантии душевного здоровья не дает. От такого хокарэма следует избавиться - и она избавлялась со свойственной ей щедростью.
  Смирол заглянул в сундук. Помимо одежды там лежал еще и довольно увесистый кошель с золотом.
  Аранри развернул адресованный Логри сверток.
  - Да, - протянул он, ознакомившись с текстом. - Полная отставка.
  - Прими поздравления, - сказал Маву.
  - Премудрое небо! - вскричал Аранри. - С чем тут поздравлять? Да чем ты теперь заниматься будешь, рыжий бездельник? И на что жить? Кто тебя наймет, слабого да слепого? Вспомни, сколько ты в гэнкарах сидел, пока тебя не взяла к себе Байланто? А теперь-то кто на тебя польстится? Или думаешь механикой своей жить? Так ведь на гороскопах больших денег не заработаешь. Нищим будешь!..
  - Папаша, не горячись, - отозвался Смирол. - Проживу как-нибудь.
  Он побросал свитки в сундук, хлопнул крышкой и вернулся к своим занятиям. Сегодня он целый день задумчиво вырисовывал на вощеных дощечках контуры оправ для очков - ему хотелось чего-нибудь особенного, а не простых очков с традиционно круглыми стеклами.
  Алатан рассердился, увидав его эскизы.
  - Сударь ты мой! - воскликнул он. - Ну что за выдумки? Неужели те очки, что я сделал, плохи для тебя?
  - Хороши, - успокоил его Смирол и немедля нацепил на нос очки с небольшими круглыми стеклами. - Но сегодня утром Карми сказала, что взгляд у меня совиный. Так почему бы не изобрести что-то невероятное, пока у меня есть деньги и камни?
  Он расстелил перед Алатаном узелок, в котором лежал подаренный Карми кристалл. Если б он остался целым, был бы размером с два Смироловых кулака, однако, похоже, Карми уронила свой подарок, и он раскололся, как обычно и колются кристаллы колайхо, на пластинки толщиной до двух дюймов.
  - Линзы сделаем из них, - сказал Смирол.
  - Божьи небеса! - вздохнул Алатан. - Или я твой личный ювелир, сударь мой? Мне же и другие заказы делать надо.
  Алатан кривил душой. Изыскания Смирола в области оптики были золотым дном - он намного уменьшил за счет точного расчета трудоемкость изготовления линз, да и идея насчет изменения формы оправы должна была принести ювелиру немало денег. Поэтому новые, невиданные, экстравагантные очки Смирол получил быстро.
  Он немедленно ринулся на летнюю кухню, где Антуно с Карми и Сэллик варили варенье.
  - Карми, душа моя, - позвал он, - посмотри-ка. Карми оглянулась.
  - О-ох, - выдохнула она. - Ну, Рыжий... Красота-то какая...
  Антуно и Сэллик тоже оглянулись на Смирола.
  Очки были великолепными. Огромные линзы закрывали почти пол-лица, золотая оправа сияла. В двух зеленых закругленных четырехугольниках таилось что-то хищное.
  - Дракон, иначе не скажешь, - определила Карми. - Но... признавайся, а что это у тебя с носом?
  Смирол приподнял очки, показывая царапину на переносице, и вернул очки на место.
  - Уронил одну склянку, вот и отскочило мне в рожу.
  - Боже! - ахнула Антуно. - Могло и в глаз попасть!
  Смирол повернул голову и показал точку у виска, куда попал второй осколок.
  - Бывает, - рассмеялся он. - А смотри, что я придумал, чтобы линза царапину не натирала.
  Он перенес опору со спинки носа на обе стороны; Алатан высоко оценил нововведение - теперь очкарикам не придется жаловаться, что у них краснеет кончик носа.
  Карми очки понравились - очень элегантная вещица.
  - Неплохо, - сказала она. - А тебе не кажется, что люди будут пугаться твоего облика?
  - Они не такие пугливые, - ответил Смирол. - Пусть привыкают.
  
  Глава 6
  
  Погостив недельку у Аранри, Карми засобиралась в обратный путь.
  - А как ты собираешься поступить с Маву? - небрежно поинтересовался Смирол.- Возьмешь его с собой?
  - Нет, - твердо ответила Карми. - Надо его как-то обмануть.
  - Бери меня в попутчики, - предложил Смирол. - Тогда помогу.
  - Хорош помощник, - усмехнулась Карми. - С твоим-то сундуком.
  - Сундук я могу здесь оставить, - не унимался Смирол. - Возьму только отказную грамоту.
  - Тогда и думай, как исчезать будем, - согласилась Карми.
  Для Смирола эта задачка была легкой. С тех пор как он получил у Байланто свободу, Маву терпимее относился к его дружбе с Карми и не навязывался третьим, когда им приходило в голову гулять по городу. Поэтому Смирол всего-навсего
  сунул грамоту за пазуху и под вечер отправился с Карми гулять над рекой, откуда, не теряя времени, они и ушли в лес. А когда стемнело, Карми вызвала глайдер.
  В прошлый раз Смирол был слишком слаб, чтобы всерьез интересоваться чужеземной техникой. Теперь же он в полном восторге лазил по всем углам, все хотел потрогать.
  - Сиди смирно, - прикрикнула Карми. - А то выкину наружу, понял?
  Смирол присмирел, но ненадолго. Несколько минут спустя он вздумал продолжить обследование машины, однако Карми сказала:
  - Приехали.
  Они выбрались из глайдера, и Карми отправила его в тайник кэйвеского озера.
  По ночной дороге они пошли к темнеющему вдали Ралло-Орвит.
  - Кто идет? - окликнули их у ворот.
  Они назвались, а когда подошли ближе, разглядели двух парнишек-коттари - обычную охрану Ралло. В принципе можно было бы вообще никого не ставить на посты - кому же в голову придет нападать на хокарэмов?
  - Есть какие-нибудь новости? - спросила Карми.
  - Да нет, госпожа, - отозвался один, а второй шмыгнул в караулку и вернулся с факелом.
  - Не проводить ли тебя, госпожа? - спросил мальчик.
  - Я провожу, - сказал Смирол. Он отобрал у коттари факел и обернулся к Карми: - Ты где живешь?
  По двору они прошли молча; Смирол только удивился, что Карми не протестует, когда ее называют госпожой.
  - Так называют меня только коттари, - проговорила она, заметив его вопросительный взгляд. - Логри полагает, что это полезно для дисциплины.
  Факел для прогулок по ночному Ралло был данью уважения к высокой пленнице, сами хокарэмы обычно ходили впотьмах - они знали куда и как пройти.
  - Вот здесь я и живу, - указала Карми.
  - Ишь ты, - восхитился Смирол. - Дверь навесили... Может, еще и замок приладили?
  До сих пор, он знал, в замке Ралло двери были только в кладовых, где распоряжалась Нелама; все прочие проемы, как дверные, так и оконные, были свободны от каких бы то ни было заслонов.
  Они поднялись по лестнице.
  - Факел вон там, на столбе, укрепи, - показала Карми.
  Смирол вставил факел в кольцо, потом огляделся, оценивая обстановку.
  - А Стенхе где? - осторожно спросил он.
  - А что ему здесь делать? - отозвалась Карми. - У нас был тяжелый разговор, и я дала ему отпускное письмо.
  - И... и что он?
  - Обиделся смертельно.
  - Зачем же ты его обидела?
  - Не могла я на него смотреть. Как ни посмотрю, злость берет.
  Ей было трудно объяснить, что до сих пор ее приступами посещает ярость, когда приходится вспоминать о падении Сургары.
  Она, принцесса Сургарская, в это время развлекалась в Миттауре, и Стенхе, который все знал, даже слова не промолвил об этом. Да еще Маву, которого она оставила охранять Руттула, в это время прохлаждался в Интави. И как же, скажите на милость, после всего этого доверять хокарэмам?
  - Да-а, - протянул Смирол. - Похоже, у тебя с хокарэмами отношения сложные.
  Он попрощался, хотя еще несколько минут назад, когда случилось ему некстати завести разговор о Стенхе, твердо решил, что остаток этой ночи проведет с Карми; однако неловкое напоминание о ссоре со Стенхе разрушило у Карми всякое желание говорить с ним. Смирол это понял и пошел на кухню: там всегда можно чем-нибудь подкрепиться и найти угол для ночлега. Он вошел и спросил негромко:
  - Я поем, можно?
  Услышав в ответ неясное междометие, Смирол с чистой совестью направился к ларю, где обычно бывали сложены лепешки, нашел на столе плошку с тягучим летним медом и, макая в нее лепешку, поужинал. В том углу, где можно было устроиться на ночлег, уже кто-то спал. Смирол взял себе несколько шкур, чтобы помягче было лежать, разделся, положил на одежду замшевый футляр с очками и моментально заснул.
  Проснулся он оттого, что кто-то осторожно что-то из-под него тянул. Он открыл глаза.
  - Герхико, - узнал он. - Откуда ты, душа моя?
  Герхико рывком выдернула из-под него свой келани.
  - Умник ты, - сказала она, - нашел куда пристроиться. - Она натянула одежду. - Тахар в том углу ночевал, так ты к нему не пошел.
  - Не коли мне глаза моей оплошностью, - заявил Смирол, одеваясь. - Был бы я бабником, я бы только соседством не ограничился. - Он зевнул. - Не выспался я, сестренка. Полночи с сургарской принцессой по дорогам шатался.
  - Карми вернулась? Занятная девица, - заметила Герхико, заглядывая в ведро с молоком. - О, подоить уже успели. Молочка хочешь?
  - Лучше сливок, - отозвался Смирол.
  - Взбитых... - бросила Герхико.
  - ...и с ягодами, - прибавил Смирол. - Но я могу и кашки съесть. - Он принюхался: - По-моему, это кашей пахнет?
  - Ешь кашу, - послышался из кладовой голос Неламы. - Мяса все равно нет.
  - Каша полезна, - ехидно заметила Герхико. - Каша силу дает.
  Опять, как в детстве, Смирола попрекали хилым сложением, но Смирол слушать не стал, водрузил на нос очки и, вооружившись ложкой, принялся накладывать в миску кашу.
  - Ой, Рыжий, какой ты красивый, - ахнула Герхико, увидев очки. - С чего бы ты это?
  - Слепну, - коротко отозвался Смирол. - Сама знаешь, какой я везучий.
  Герхико пожалела, что только что смеялась над Смироловым здоровьем.
  - Бедняга, - протянула она. - Что с тобой стряслось?
  Смирол, однако, не чувствовал себя ущербным, как прежде.
  - Логри в замке? - спросил он.
  - Где же ему быть, - проворчала Нелама, появляясь в дверях кладовой. Она придирчиво глянула на Смирола: - Вечно с тобой что-то случается, Лисенок. Но ничего, не расстраивайся, дела наладятся.
  - Не сомневаюсь, - кивнул Смирол, доедая кашу. - Не с чего мне расстраиваться.
  Логри он нашел во дворе, где тот хмуро следил за тренировками коттари. Мальчишки заинтересованно косили глаза на сооружение, венчающее Смиролов нос, но сбиться с ритма не посмели. Зато Логри спросил резко:
  - Что это ты нацепил на себя?
  - Очки, мастер.
  - Ты плохо видишь?
  - Да, мастер. Вот отпускное письмо принцессы Байланто.
  Логри развернул свиток, прочитал.
  - Так что с тобой все же случилось? - поинтересовался он, опуская свиток.
  - Заячья болезнь.
  - О, это серьезно, - задумчиво проговорил Логри. - Как ты себя сейчас чувствуешь?
  - Хорошо, только вот зрение испортилось. Пришлось заняться механикой. Вот. - Он протянул Логри еще один свиток. - Это мой трактат о преломлении света в прозрачных средах.
  Логри лишь мельком глянул на оглавление:
  - Я в этом не разбираюсь.
  Логри предстояла сейчас нелегкая обязанность. Обязанность, исполняя которую он обычно чувствовал себя палачом; случаи, подобные этому, бывали в его жизни очень редко, но каждый такой случай оставался в памяти навсегда. Можно ли со спокойной совестью сказать этому юноше, что все годы его подготовки пошли прахом?
  - Смирол, - проговорил Логри, - к сожалению, должен тебе сказать, что никто из государей майярских или их вассалов никогда не пригласит тебя на службу...
  - Да, я знаю, - беспечно отозвался Смирол. - Меня это не беспокоит.
  - Тем лучше, - не моргнув глазом продолжил Логри. - Однако, если тебе понадобятся деньги, я попробую найти работу для тебя.
  - Спасибо, мастер, - кивнул Смирол.
  - Где ты будешь жить?
  - Большей частью у мамы, если Аранри не прогонит, - сказал Смирол. - Но вообще-то я пока не строил планов.
  - Но ты уже думал, чем будешь заниматься?
  - О да, мастер, - без тени смущения заявил Смирол. - Я буду ухаживать за Карми. Она цветок моего сердца.
  - Будет она обращать внимание на подслеповатого рыжего наглеца, - проворчал Логри.
  Ему показалось подозрительным намерение Смирола. Какая корысть была в этом для рыжего хэйма? Или он просто шутит? Не дело для хокарэма, бывшего или настоящего, навязываться даме королевской крови. Правда, Карми, если вспомнить, тоже ведет себя странно, но все же следовало оградить ее от излишней назойливости.
  - Послушай, сынок, - сказал старый хокарэм, положив руку на плечо Смиролу, - я должен поговорить с тобой о Карми.
  Смирол оборвал его:
  - Прошу прощения, мастер. Моя бывшая госпожа, ясная принцесса Байланто-Киву, -- заявил он, специально сняв свои замечательные очки и устремив на Логри кристально-чистый взгляд, - запретила мне вести с кем бы то ни было беседы о госпоже Ур-Руттул Оль-Лавву, бывшей принцессе Карэна.
  - С чего бы это вдруг?
  - Госпожа Байланто-Киву не хочет знать более того, что госпожа Карми соизволит ей сказать. Госпожа Байланто-Киву не желает, чтобы секреты госпожи Карми стали предметом чьего бы то ни было обсуждения. Госпожа Байланто-Киву уважает право госпожи Карми иметь тайны. - Смирол выдал эти официальные фразы на едином дыхании.
  Логри осталось только покачать головой и удалиться. Час спустя встретив Карми, он решил расспросить ее о Смироле.
  - Если он будет назойлив, я найду способ приструнить его, - предложил он.
  - Он мне нравится, - просто ответила бывшая принцесса.
  "Интересно, - подумал Логри. - Что принесут замку Ралло эти двое?"
  
  Глава 7
  
  В Ралло Смирол долго не высидел, здесь ему было скучно: что любопытное могло произойти в размеренной жизни замка? А вот с Карми ему было интересно, и сама она, и удивительный ее "глайдер" - Руттулово наследство - притягивали, как волшебный камень магнит, и он снова напросился путешествовать с ней.
  Карми не возражала. Искреннее внимание ей нравилось, да и надоело одиночество. Однажды они ушли из Ралло и направились к кэйвескому озеру, где прятался глайдер. По обыкновению своему, Смирол болтал, развлекая ее разной чепухой.
  Впустив его в глайдер, Карми взялась показывать все, что знала сама, а знала она мало. Карми показала Смиролу астрарий - круглую тесную камеру, где "экраны" давали сферическую панораму. Пояс-"пульт" возникал как будто из ничего, и никакой механической связи между ним и манипуляциями стажерского ключа не было заметно; управление глайдером не требовало нажатий рычагом, а осуществлялось движениями, напоминающими магические пассы. Эти пассы у Смирола получались даже лучше, чем у Карми, - глайдер был послушен любому мановению рук.
  Но любопытство Смирола не ограничилось одним управлением, ему хотелось вскрыть управляющие блоки, разобраться в их работе, но Карми пресекла его поползновения, вручив справочник по физике.
  Смирол с удовольствием гладил очень белые лощеные листы из неизвестного материала, глянцевую обложку, на которой зажигались и гасли звездочки.
  - Прелесть как написано, - восхитился он, разглядывая ровные ряды букв неизвестного алфавита и уже знакомые знаки Аракарновых чисел. - Вот это переписчики!
  - Это не переписчики писали, а какая-то машина, Руттул говорил. И это вовсе не книга, а либрус.
  - Разница-то какая? - возразил Смирол. - У них это называется либрус, а у нас - книга.
  - Либрус - это не книга, - ответила Карми. - Это машина для чтения книг.
  - О небеса! - воскликнул Смирол. - И это машина?
  - Дай-ка, - она отобрала у него либрус и вынула откуда-то из-за корешка толстый стержень. Текст с Аракарновыми числами исчез. - Это те же экраны, но в форме книги, - сказала она, доставая коробку с такими же стерженьками. Наугад она выбрала один и вставила. Зажегся очередной текст, на этот раз без формул, зато с забавными карикатурными иллюстрациями. Смирол с интересом перелистывал страницы, разглядывая смешных человечков. На самой первой странице картинка была в другом стиле - два человека, совсем как живые, смотрели на Смирола.
  - Это Руттул, - сказала Карми, указывая на одного из мужчин с картинки. - Только очень молодой.
  Смирол внимательно рассмотрел его лицо и сосредоточился на втором. Этот был темноволос, белокож и улыбчив; на голове у него была шапка странного покроя, козырек шапки бросал тень на глаза. Одежда обоих чем-то напоминала хокарэмскую: простой, без особых портновских ухищрений, покрой, короткие рукава, неброский цвет.
  - А интересная шапочка, - задумчиво проговорил Смирол.
  - В одной из книг есть и портрет Руттула с женой и сыном, - сказала Карми. - Показать?
  - Не надо, потом посмотрю, - отмахнулся Смирол, не отрывая взгляда от портрета. - Слушай, Карми, а ведь если меня приодеть по ихней моде, нас и не отличить. Интересно, как у них относятся к рыжим?
  - Ты рот откроешь - отличат, - возразила Карми.
  - А ты Руттулов язык знаешь?
  - Нет, - покачала головой Карми. - Как-то неинтересно тогда было. А вообще, мне кажется, что книги Руттула написаны на трех разных языках. Я разглядывала тексты - есть различия.
  - Ну почему ты не выучила хоть один язык, пока Руттул был жив!
  Карми промолчала.
  - Подумать только, как много мы упускаем, хотя имели все возможности этого не делать, - с досадой сказал Смирол.
  - Рыжий!
  - Не обижайся, это я не о тебе, - обернулся к ней Смирол.
  - Ты можешь поклясться, что никто, кроме тебя, не узнает о глайдере? - сказала Карми.
  - Клятва? О, сердце мое! - рассмеялся Смирол. - Для хокарэма нет клятвы, кроме одной-единственной, все остальные - пустой звук.
  Карми достала из кармана несколько монет - все, что у нее было.
  - Нанять тебя? Правда, денег у меня маловато...
  - О, меня хотят нанять - меня, подслеповатого, больного хэйма, - рассмеялся Смирол. - Как я рад! - Он мигом посерьезнел: - Не надо денег, Карми. Никто не узнает, не беспокойся.
  - Даже если со мной что-то случится? - помолчав, спросила Карми.
  Смирол уставился на нее во все глаза.
  - С тобой ничего не случится, - убежденно сказал он, забыв о либрусе. - Что ты, Карми? Чего ты боишься?
  - Меня ненавидит весь Майяр, - проговорила Карми. - Меня скоро убьют.
  - Карми!
  - Ты унаследуешь глайдер, - тихо, но твердо сказала она. - Только ты, никто больше. А потом, когда прилетят сородичи Руттула...
  - Карми! - Смирол оказался рядом с ней, обнял. Карми спряталась в его объятиях, как будто не было в мире укрытия надежнее. - Карми, - бормотал Смирол, тычась носом в ее шею, - Карми, никто не убьет тебя - ведь я рядом. И мы не будем ждать, пока появятся Руттуловы сородичи. Мы сами найдем его страну - у нас же есть глайдер...
  - Ох, Рыжий! - неожиданно засмеялась Карми, чмокая его в щеку. - Самое-то главное ты не понял. Руттул не с нашей Экуны, он совсем из другого подлунного мира. Он прилетел из созвездия Горного Льва. Его планета напоминает нашу Экуну, но они там все такие ученые, что умеют делать разные диковинные вещи - даже более сложные, чем этот глайдер... О-о, Рыжий, ты же раздавишь меня!
  Смирол разжал руки. Услышанное потрясло его. Так Руттул - со звезд? Из далека далекого? И его нечаянно занесло сюда звездным ветром? И не надо больше ломать голову, почему сородичи Руттула в Майяр не наведываются? А может, наведываются? Только тайно... А ведь Смирол уже начал прикидывать, как выявлять этих шпионов из дальних краев. Хотя... Нет, подумать об этом стоит. Сородичи Руттула и в самом деле могут явиться тайно - шутка ли, с такими машинами, с такими знаниями.
  Карми вдруг почувствовала его отчуждение.
  - Что? - спросила она, отстраняясь и внимательно глядя в его лицо.
  - Карми, - медленно проговорил Смирол, - а как они вооружены?
  - Ты о чем?
  - Они же завоюют Майяр.
  - Да кто, кто завоюет? Кто "они"?
  Она вдруг поняла, о чем идет речь. Вот оно что. В Смироле заговорил хокарэм. Можно бунтовать против порядков, заведенных в Майяре, но можно ли остаться спокойным, когда хокарэмским вольностям приходит конец? А конец придет неизбежно, если Майяр будет завоеван...
  - Чушь какая, - замотала головой Карми. - Вот в моих жилах течет кровь аоликану, и росфэрнов, и старинных правителей... Когда приходят завоеватели - уклад жизни почти не меняется. Они лишь освежают кровь и язык, но в конце концов сами становятся майярцами. Что с того? Войны ведут лишь к смене династий, простонародье же живет как века назад. Какое дело хокарэму, кто его принципал? Аоликанская кровь, или старинная из Киву, или какая-либо новая? А мне и подавно бояться нечего - у меня нет ни земель, ни крепостных.
  - Хокарэмы должны защищать Майяр, - сказал Смирол, чувствуя, насколько неубедительны его слова.
  - Что связывает райи с Майяром? - спросила Карми. - И что связывает с Майяром тебя - хэйма? - Она подняла на Смирола злой, насмешливый взгляд. - А знаешь, мне хочется посмотреть, как сородичи Руттула будут завоевывать Майяр. С такой техникой, как у них, это должно получиться очень интересно.
  
  Глава 8
  
  Весть о том, что Карми странствует не одна, быстро облетела все высокие дома Майяра. Госпожа Карми Ур-Руттул Савири Оль-Лааву завела себе любовника - бывшего хокарэма, хэйма, рыжеволосого сына невесть какой рабыни!
  Ирау не поверил. Марутту поперхнулся злобой. Байланто сказала, улыбнувшись: "А он приятный юноша". Кэйве воскликнул: "Бесстыдница!" А Катрано рассмеялся: "Молодец девочка! Зачем проводить свои юные годы без любви; что ей, до старости чтить память покойного мужа? Руттул не завешал ей вечного вдовства, вы же помните; думаю, и против рыжего любовника он возражать бы не стал".
  У Смирола же дела обстояли вовсе не так хорошо, как думали майярские сплетники. Карми упорно не замечала его прозрачных намеков, а когда он решил перейти к активным действиям, твердо заявила, что не прошло еще трех лет со дня смерти Руттула.
  Смирол взвился:
  - Это-то здесь причем? Я же не к замужеству тебя склоняю.
  - Мне кажется, Руттул имел в виду именно это, - настаивала Карми.
  - Любовь моя, - смешавшись, пробормотал Смирол, - может быть, нам расстаться?
  - Как хочешь, - ответила Карми. - Мне будет жаль, если ты уйдешь.
  - Да живой ли ты человек? - спросил Смирол обиженно. - Как ты можешь шутить? Похоже, я тебе совсем не нравлюсь. Ты используешь меня как тряпку, когда тебе нужно вытереть слезы. О, в этот момент ты ко мне прижимаешься! Да только никакого любовного трепета в тебе нет, не чувствую я его.
  - Мы поговорим об этом на четвертый день нового года, - ответила Карми, не глядя на Смирола.
  - Ну уж нет, сердце мое, - горячо воскликнул Смирол. - В тот день я с тобой говорить не собираюсь. Я хочу знать все сейчас.
  - После Нового года, - повторила Карми.
  Но Смирол чувствовал, что Карми уже дрогнула.
  - Послушай, звездочка моя, а как ты посмотришь на это: осень мы проведем в Ларау, у мамы, Новый год встретим в Ралло, ты будешь со мной в ночь Тэлани, а я с тобой совершу на третий день поминальные обряды? Клянусь, все это время не буду подходить к тебе ближе, чем на два шага.
  - Клятвы хокарэма лживы, кроме одной-единственной... - напомнила Карми слова, которые когда-то произнес сам Смирол.
  - О да, - весело согласился Смирол. - И я, конечно, не сдержу слова: буду брать тебя за руку, искать поцелуев и обнимать тебя всякий раз, когда подвернется случай.
  Аранри сразу заметил их натянутые отношения.
  - Рассорились, что ли? - пробурчал он.- Ох, Рыжий, смотри, дождешься проклятия Ангела в Черном.
  Смирол только хохотнул в ответ.
  Антуно смотрела серьезно, встревожено, даже немного испуганно.
  - Что случилось, сынок?
  - Мама, не волнуйся, мы не разругались, - улыбнулся Смирол. - Аранри, между нами тень Руттула. Я ее не вижу, а Карми она беспокоит. Вот и вся размолвка.
  - Тогда это навечно, - сказал Аранри. - Руттула тебе не заслонить.
  - Нет, - качнул головой Смирол. - Это до Нового года. Но ведь до него так далеко!
  - За Байланто ты меньше ухаживал? - поинтересовался Аранри.
  - Это еще вопрос, кто за кем ухаживал, - отозвался Смирол. - Но хватит обсуждать мои личные дела, папаша. Не можешь ли ты сшить мне вот такую шапочку... - Он подробно описал, что хочет, для наглядности водя пальцем вокруг головы; Аранри глубокомысленно следил за пальцем, вникая в подробности.
  - Опять выдумки, - проворчал он. - Ладно, будет тебе шапочка.
  Шапочка удалась на славу. Смирол в своем светло-сером хокарэмском костюме, шапочке и огромных очках на носу казался существом настолько странным, что окружающие порой без стеснения разглядывали его. Райи Обелл, зашедший к Аранри за своим заказом, не остался равнодушен к новой моде на головные уборы.
  - Какое удовольствие! - воскликнул он, меря шапку. - Неплохо отсекает солнечный свет и куда удобнее широкополой шляпы. - Он немедленно заказал Аранри несколько таких шапок - разного цвета - и еще одну, утепленную, для зимы.
  - А до этого я не додумался, - проворчал Смирол, разглядывая зимний вариант. - Папаша, а мне такую же?
  Почти всю свою жизнь хокарэмы ходят с непокрытой головой: зимой от мороза головы защищают вязаные шапки, а от ветра - капюшон теплой куртки. Смиролово нововведение многим пришлось по вкусу, и мода на шапочки с козырьками, прозванные в Майяре "шапками райи", быстро распространилась по всей стране.
  Когда на землю лег снег, Смирол начал собираться в Ралло. Погода стояла прекрасная, и он уговорил Карми идти в Ралло-Орвит на лыжах.
  Дорога пролегала через засыпанные искристым снегом холмы; было солнечно и морозно. Смирол не снимал с носа очки, защищавшие глаза от яркого солнца, многократно отраженного в снежном ковре; он жаловался, что золотая оправа примерзает к носу, и время от времени растирал лицо, но очков не снимал: без них он только щурился, закрывая глаза от потока света.
  - Сам захотел, - подначивала его Карми, - никто тебя пешком идти не заставлял. То ли дело на глайдере...
  Карми первая заметила далеко на дороге возок с флажком цветов Байланто.
  - Глянь-ка, Рыжий, - толкнула она Смирола. - Не хочешь передать весточку?
  Смирол отнял руку в рукавице от лица и вернул очки на нос.
  - А, - отметил он, - знакомый возок. УЖ не в Ралло ли гоняли?
  Догадка оказалась верной. Новый хокарэм ехал к месту службы, по самые уши укутанный меховыми полостями. Он выскочил из возка, когда тот поравнялся с путниками.
  - О, госпожа, Рыжий, рад вас видеть!
  - Ролнек! - удивился Смирол. - Неужто тебя Логри на службу отдал?
  - Отдал, - кивнул Ролнек. - Госпожа Байланто в тягости, вот-вот родит... Меня наняли в наставники ее будущему ребенку.
  Карми оглянулась на Смирола и рассмеялась.
  Ролнек еще раз сообщил, как рад был повидаться, забрался в возок и велел вознице трогать.
  Карми спросила, когда они снова остались одни:
  - Ну, каково быть отцом наследника престола?
  - Дай мне боже дожить до того времени, когда я стану отцом короля, - откликнулся Смирол. Он не мог серьезно относиться к этой ситуации.
  - Не забудь сказать Антуно, что она станет бабушкой, - сказала Карми.
  - О нет! - с преувеличенным ужасом отозвался Смирол. Он представил, как Антуно, узнав о младенце, отправляется к принцессе Байланто, чтобы хотя бы мельком увидеть ребенка. Но ведь повидать ребенка - неважно, кто родится, мальчик или девочка - Антуно не удастся, потому что сберегать дитя будут пуще глаза: у королевы детей пока не было, и ее ребенок становился законным наследником. Древний закон, не отказывавший в правах детям незамужних женщин, допускал это. Однако могли быть и возмущения родовитой знати, если ребенок окажется вдруг таким же светловолосым, как отец.
  - Ничего подобного, - возразил Смирол в ответ на эти соображения Карми. - В Байланто никогда не была сильна аоликанская кровь, зато есть изрядная доля койвильской. А последние два века князья Байланто вообще женились на царевнах с варварского севера, так что если дитя родится белоголовым, в этом виноват буду не только я...
  Старик Логри изучал Смирола с каким-то особенным вниманием.
  - Мастер! - удивился такому вниманию Смирол. - Неужели я так сильно изменился за эти недели?
  Логри метнул взгляд в сторону Карми: она удалялась в свою башню.
  - Послушай, оболтус, - в сердцах проговорил Логри, - неужто тебе одной принцессы мало? Ну что ты к Карми липнешь? Или без титулов жить не можешь?
  - Мастер! - рассмеялся Смирол. - Моя любовь сильнее, чем сословные преграды...
  Маву, возникший рядом с ними, заверил Логри:
  - Мастер, не беспокойся, пусть молодежь развлекается. А когда они с Карми рассорятся, я ему шею сверну.
  Его рука, упавшая на плечо рыжего хэйма, была тяжела. Смирол, смеясь, сбросил ее с плеча и унесся вслед за Карми.
  - Не мешай им, мастер, - глядя ему в спину, сказал Маву.
  - А я решил было, что ты сам на Карми виды имеешь, - заметил Логри, поворачиваясь к нему.
  - Она от меня не уйдет, - отозвался Маву. - Не думаю, чтобы этот рыжий болтун очаровал ее надолго. Но пока Карми думает только о Рыжем, незачем ей мешать. Она все равно не успокоится, пока не получит своего.
  Логри хотел что-то сказать, но промолчал. Зато ночью ему пришлось удивиться, когда на кухне у Неламы он споткнулся о растянувшегося на полу Смирола.
  - Что это ты здесь? - спросил он. - Отставку получил?
  - Ох, мастер, - сонно отозвался Смирол, поворачиваясь на бок, - ты, похоже, думал обо мне куда лучше, чем я есть на самом деле...
  - А что ты есть на самом деле? - полюбопытствовал Логри.
  - Жалкий, безвольный влюбленный слизняк, - внятно произнес Смирол.
  - Эй, вам дня на разговоры не хватает? - прикрикнул кто-то из угла. - О, мастер, прости...
  В канун новогодних праздников в Ралло обычно стекались райи, и своим разговором Логри со Смиролом перебудили дюжину гостей. Логри, однако, ни извиняться не собирался, ни извинения принимать.
  - А что это вы разоспались в канун Тэлани? - нарочно во весь голос сказал он. - А ну вставай живо! Летом в это время уже солнышко вовсю светит.
  Он несколько преувеличивал, но, пожалуй, только на кухне у Неламы и спали в этот час люди. Замок же гудел. Коттари и гэнкары готовились к празднику, а гости пока отдыхали с дороги, да и вообще могли побездельничать. Но даже безделье в канун Тэлани должно быть деятельным. Один из проснувшихся выскочил за дверь глянуть на звездное небо - узнать, который пошел час.
  - И правда, братцы, скоро утро, - сообщил он, вернувшись. - Копьеносец уж склонился над Триглавым Змеем...
  Означало это то, что время только-только перевалило за полночь, но в канун Тэлани мерки другие.
  Поднялась возня. Люди вставали и одевались. Смирол выждал, пока все разошлись, и пошарил по полкам, подыскивая какую-нибудь коробочку. Найдя подходящую, взял с собой факел и пошел за ворота замка, туда, где под холмом в овраге бил горячий источник. Внизу, у воды, снега не было. Смирол опустился на колени и пополз по проталине, держа факел над головой. Коробка быстро наполнилась; Смирол выпрямился и побежал в замок.
  Карми еще спала. Он раскрыл легкую коробку и поставил на подушку. Было темно - факел он оставил на лестнице, а двигался бесшумно, и разбудить Карми мог только весенний запах содержимого коробки. Она проснулась, подняла голову от подушки, настороженно принюхалась.
  - Что за чертовщина! - послышался ее голос.
  Неловкое нечаянное движение опрокинуло коробку на пол. Смирол вздохнул и выскользнул на лестницу за факелом. Он спустился на этаж и поднялся обратно в одно мгновение, преувеличенно громко потопал перед входом в комнату.
  - О боги, Рыжий, да входи же ты! - сказала Карми.
  Он вошел и остановился у порога. Карми натягивала на себя келани, потом наклонилась над краем кровати и стала разглядывать пол.
  Перевернутая коробка валялась на полу, а около нее неровной горкой лежали мох и цветы. Карми спустила ноги с кровати и нагнулась за сапожками; обувшись, присела у коробки.
  - О, Рыжий! - проговорила она. - Твои выдумки?
  - Мои, - с удовольствием согласился Смирол. На стылом каменном полу среди клочков мха лежали звездчатые голубые и лиловые цветы перволетника.
  - Рыжий... - прошептала Карми, собирая цветы. - Неужели мне это не снится?
  - Не снится, - улыбнулся Смирол. - Давай одеваться, госпожа моя. Скоро рассвет. Хочешь, я тебе венок сплету?
  Карми с сомнением посмотрела на хрупкие веточки перволетника:
  - Нет, пожалуй, не надо.
  Она отдала цветы Смиролу и вернулась в альков за остальной одеждой.
  Смирол терпеливо ждал, потом, когда Карми вышла запахивая куртку, потянул ее вниз, а затем за ворота замка.
  Здесь уже столпилось все население Ралло. Было необычно шумно; Карми и Смирола встретили солеными шуточками. Карми промолчала, Смирол же ответил, обрушив на насмешников совершенно невероятные обвинения во всех смертных грехах. Окружающие рассмеялись. Смирол, обернувшись к девушке, сказал:
  - В первый день Тэлани говорят ложь, в ночь Тэлани говорят правду, во второй день Тэлани молчат.
  - Но первый день Тэлани еще не наступил! - возразила Карми.
  - Сейчас он начнется, - засмеялся Смирол, поворачивая ее лицом к восточному холму, над которым занималось рассветное зарево. - В первый день Тэлани работают, а если,| никакой работы себе найти не можешь, то не сиди на месте, ходи по замку. Ночью будем петь, и плясать, и жечь костры, ну а во второй день Тэлани и отдохнуть можно.
  Он обратил свое лицо к холмам, выжидая мгновение, когда из-за горы покажется солнце.
  Несколько минут спустя в долине раздался многоголосый вопль: солнце вышло на небо. Карми растерянно оглянулась вокруг: что происходит? Куда делась невозмутимость хокарэмов? Почему они так радуются тому, что взошло солнце? Почему взрослые мужчины радуются, как сопливые мальчишки-коттари?
  Карми почувствовала себя чужой на этом празднике. Она не могла от чистого сердца смеяться и не могла петь.
  Толпа рассыпалась на группки, распевающие песни. Смирол исчез. Рядом появилась Тануми, потащила Карми за собой туда, где распоряжалась Нелама.
  Мальчишки вытащили котлы прямо на луг, повесили над кострами, принесли воды, и Нелама с девушками принялась за стряпню. Древний обычай, требующий в этот день почти все время проводить под открытым небом, выполнялся безукоризненно. Люди заходили в помещения замка лишь для того, чтобы взять что-то необходимое. Мальчишки, повинуясь указаниям Неламы, бегали за тестом, мукой и прочими продуктами. Гортах забил бычка и принес дюжину связанных за ноги кур. Из кладовых замка появлялись разные заготовленные с лета и осени лакомства.
  На сковородках вовсю шипел жир.
  Карми никогда не отличалась усердием в кулинарных искусствах, поэтому занималась больше подсобными работами. Потом Тануми позвала ее на Огненное поле - с угощением для работающих там; они взяли за ручки огромную корзину и поволокли ее за ворота, где на плоском поле полторы дюжины человек производили странные операции с дровами и землей.
  - Что они здесь делают? - удивилась Карми.
  - Это же Огненное поле, - сказала Тануми. - Ночью здесь будут жечь огни.
  - Фейерверки? - спросила Карми, ничего не поняв из объяснения.
  - Что-то вроде, - усмехнулась Тануми.
  Смирол был одним из главных действующих лиц того действа, что творилось на Огненном поле. Он измерял расстояния жердиной и глубокомысленно вычислял что-то на вощеной дощечке. Увидев Карми, он сунул дощечку в руки гэнкару Стэрру и заспешил к девушкам. Едва поздоровавшись, Смирол бесцеремонно запустил руку в корзину, нашарил пирог и моментально сжевал. Тануми тут же дала ему другой. Этот пирог Смирол съел уже медленнее.
  - Хорошо, - сказал он. - Ты не скучаешь, Карми?
  - Нет, - качнула она головой.
  - Погоди, вот разберусь со всем этим хозяйством... - Он повел рукой вокруг, показывая изрытое поле. Коттари приготовили его заранее, отведя в эту котловину воду из горячих ручьев; сейчас дамбу, удерживающую воду, разобрали, и коттари возились теперь в мягкой, теплой земле, еще не схваченной морозцем.
  - А что вы делаете? - спросила Карми.
  - Увидишь ночью.
  Тануми подозвала двух коттари, и они поволокли корзину по полю, подзывая к себе за пирогами друзей.
  Смирол снял очки и ткнулся холодным носом в щеку Карми.
  - Поищи себе развлечений до вечера, - шепнул он. - Извини, мне сейчас некогда. - Он обнял ее на прощание и пошел по полю, зорко поглядывая вокруг. Отойдя на десяток шагов, он гаркнул на неумелого мальчишку и заставил что-то переделывать.
  Карми показалось, что он забыл о ее существовании, но он, проследив за исправлениями, оглянулся и улыбнулся ей.
  Возвращаться к стряпне не хотелось. Карми пошла вокруг замка и столкнулась с двумя коттари, которые тащили на головах корзины.
  - Вы куда?
  - Мы идем стирать, госпожа, - хором ответили девочки. - Пойдешь с нами?
  Карми забрала у одной из девочек горшок с мыльным раствором и пошла за ними к Стиральному Камню.
  Зимний Стиральный Камень - это плоский валун, прогретый в любую стужу. Девочки разделись догола и взялись за стирку. В этом месте приходилось быть осторожными - вода почти кипела, иногда источник брызгал обжигающим фонтаном, но девочки уже приноровились к капризам своей прачечной: периодичность гейзера учитывалась девочками, они на это время отходили к другому краю валуна, и капли фонтана, уже остывшие на излете, падали на них теплым дождем.
  Карми принимала выстиранное белье, прополаскивала в чуть теплой воде немного подальше по берегу, отжимала и относила сушиться на Сухой Камень. Досуха белье высохнуть здесь не могло бы - слишком велика влажность воздуха.
  Закончив стирку, девочки собрали белье и поволокли noтяжелевшие корзины на горку, где были натянуты на шестах веревки, а Карми вернулась на Огненное поле.
  Здесь продолжалась работа. Смирол стоял над копошащимися мальчишками и горделиво командовал своими помощниками. Карми хотела подойти к нему, но один из коттари метнулся к ней и учтиво попросил погулять где-нибудь в другом месте.
  Тогда Карми направилась к Неламе, но и там работы для нее не осталось. Нелама протянула ей миску с горячим бульоном и пирожок. Карми покорно сжевала, а после, разморенная не то сытостью, не то недавним купанием в озере, задремала у костра.
  Смирол объявился незадолго до заката, жадно набросился на еду, одновременно болтая какую-то чепуху. От его громкого голоса Карми проснулась.
  - Любовь моя! - заорал Смирол, заметив, что она открыла глаза. - Просыпайся, сейчас солнце сядет.
  - Что? Неужели уже вечер? - удивилась Карми.
  - Сегодня был самый короткий в году день, а сейчас начнется самая длинная ночь... Пошли!
  Он повел ее на Огненное поле, где уже собрались в круг почти все обитатели и гости замка. Мальчишки пели, старые хокарэмы беседовали, поглядывая на площадку в центре, где двое гэнкаров не то дрались, не то танцевали, а скорее всего просто грелись, потому что были обнажены по пояс.
  Плотно утрамбованную площадку окружали двенадцать огромных закопченных котлов с водой, настолько глубоких, что в них мог бы окунуться с головой взрослый мужчина. Студеная вода в котлах уже покрывалась ледком.
  Все поглядывали на запад - ожидали, когда солнце полностью уйдет за горизонт.
  К тому времени когда солнечный диск коснулся гор, на поле собрались все. По краям поля с факелами наготове стояли гэнкары, они должны были по сигналу зажечь огни в двенадцати жертвенниках (хотя Карми, вспомнив о вольномыслии хокарэмов, сильно сомневалась, что это действительно жертвенники; если же учесть, что устройством поля для праздника занимался Смирол, да еще делая при этом какие-то расчеты, вряд ли можно было ожидать, что возжиганием жертвенников все ограничится).
  Последний солнечный луч угас, и вопль из сотни хокарэмских глоток послужил сигналом для факельщиков. Карми оглянулась на жертвенники, но ничего особенного не произошло, просто в медных тарелках жертвенников затеплились огоньки.
  Громкий крик вернул ее внимание к центру площадки. В середину круга выскочил полуобнаженный рослый райи и закричал на языке, которого Карми никогда еще в жизни не слышала.
  Откликнулся другой парень, сбросил с себя куртку и тоже выскочил в круг.
  - Первый сказал: "Я самый лучший боец", - прокомментировал Смирол на ухо Карми. Они сидели в обнимку, и Смирол угощал Карми изюмом и орехами.
  - А второй?
  - Второй сказал, что лучший боец он, - ответил Смирол. - Но ты им не верь, это неправда. Самый лучший - я.
  Двое в круге затеяли бой. Он был бы похож на настоящий, но проходил под задаваемый толпой ритм, так что Кар-ми решила все же называть это зрелище танцем.
  - Что же ты не вышел в круге
  - Мне рано, - ответил он, набивая рот орехами. - Я подожду.
  "Танец", - окончательно решила Карми, наблюдая за красивыми отточенными движениями соперников. Похоже, что они долго репетировали, иначе откуда бы взялась эта слаженность.
  - Нет, - качнул головой Смирол. - Каждый из них тренировался сам по себе.
  Он объяснил, что каждый танцующий в этом своеобразном поединке может прикасаться к противнику только ладонью. Если же он допустит прикосновение чем-то еще, он проиграл.
  Зрители вмешивались в поединок ритмом хлопающих ладоней и громкими воплями; этот нарастающий ритм захватил и Карми, она подключилась, хлопая, но вдруг поединок завершился. Один из танцоров издал гортанный возглас и высоко подпрыгнул. Другой машинально потер живот, которого коснулась рука противника.
  - "Я выпустил ему кишки", - равнодушно перевел Смирол слова победителя.
  - Теперь ты?
  - Нет, - ответил Смирол.
  Зрители тем временем пропели в один голос:
  - Ге ира!
  - "Это правда", - перевел Смирол.
  - Какой это язык? - спросила Карми.
  - Это язык древнего племени тэрайнов, - ответил. Смирол.
  - Я слышала о тэрайнах, но...
  - Я расскажу тебе потом, - перебил Смирол. - А пока смотри и слушай.
  Танец не возобновлялся. В кольцо зрителей выскочил коттари лет десяти и, уставив в Логри указательный палец, в лицо ему закричал, что мастер Логри - убийца: в этом году умерло коттари больше, чем в прошлом, и виноват в этом Логри, суровость которого переходит всякие границы.
  - Ге ира! - заорали коттари, поддерживая обвинение.
  Логри, вскочив как молодой, прокричал в ответ, что его обвинитель трус, испугался взять в руки паука-ануури, и мальчишка отступил, подстегиваемый хором хокарэмов: "Ге ира!"
  На смену ему выскочил гэнкар Стэрр, крикнул, что Авар, которого обвиняют в трусости, вовсе не трус, а просто не любит брать в руки пауков.
  - Ге ира! - подтвердили мальчишки.
  - Он не трус! - повторил Стэрр.
  - Ге ира!
  - А ты воровал лепешки у Неламы, - бросил обвинение Логри.
  - Ге ира! Это правда! - подхватил хор.
  - Но меня никто не поймал за руку, - ничуть не растерялся Стэрр.
  - Ге ира! Ге-э и-ира! - пели вокруг.
  И Карми почувствовала, что она с интересом следит за этой игрой.
  Мальчишки нападали на Логри, а тот отбивался, напоминая своим ученикам большие и мелкие их прегрешения. И все, все подхватывали завораживающее восклицание "Ге ира!", потому что только в ночь Тэлани и может мальчишка-коттари упрекнуть в чем-то мастера замка Ралло.
  Однако одним только Логри не ограничивалось, и не одни только коттари высказывали свои обиды, о которых молчали целый год. И взрослые, уважаемые всеми хокарэмы не упустили своей очереди облегчить душу. Никто не обижался и не оскорблялся, какие бы тяжкие обвинениями произносились. Не нашедший слов для ответа с позором изгонялся из круга.
  Нашлись обвинения и против Карми. Седой хокарэм, которого, видимо, волновали сословные предрассудки, проговорил, уставив палец в Карми:
  - Ты принцесса, госпожа, а в любовники взяла раба.
  - Ге ира! - грянул хор.
  Карми бросила взгляд на Смирола. Смирол улыбался.
  - Он самый красивый, - ответила она.
  И хор подтвердил:
  - Это правда!
  - Он самый рыжий!
  - Ге ира!
  - Он самый хитрый!
  - Ге ира! - первым рявкнул Смирол и вскочил. - Я самый хитрый!
  - Ге ира!
  - Я самый умный!
  - Ге ира! - рассмеялся хор.
  - Я самый ловкий! - Он сбросил куртку и выбрался в круг.
  Навстречу ему выскочил молодой райи, рослый и смуглый до черноты, с мощными мускулами, играющими при каждом движении.
  - Как его зовут? - шепнула Карми сидевшему рядом гэнкару.
  - Алаато, - ответил тот.
  Танец Смирола и Алаато показался Карми самым безупречным из тех, что она когда-либо видела. Движения юношей были изумительны в своей красоте. Казалось, они вовсе не ставят целью коснуться друг друга, но их тела постоянно пребывали в такой опасной близости, что любое неверное движение могло стать причиной поражения обоих противников. Карми чудилось, что она видит свившуюся в кольцо змею: движения танцоров были до такой степени синхронны, что они казались единым целым, хотя между их телами всегда оставалось по крайней мере полдюйма воздуха.
  Карми вскочила.
  - Это прекрасно! - крикнула она, забыв обо всем.
  - Ге ира! - согласился хор.
  Выкрик ли Карми помешал Алаато, или же он просто устал, однако райи покачнулся и, потеряв равновесие, повалился на Смирола. Смирол выскочил из-под его тела и с размаху припечатал спину Алаато ладонью.
  Гортанный крик победы - и Смирол свалился в объятия Карми.
  Алаато поднялся на ноги и объявил, повернувшись к Смиролу:
  - Я слишком сладко ем и слишком много сплю!
  - Ге ира! - немедленно отозвался хор.
  - Я стал толстый и неловкий! - крикнул Алаато, на литом теле которого не было ни единой лишней жиринки.
  - Это правда! - откликнулся хор.
  - Мне пора пойти и утопить в озере свой позор! - крикнул Алаато и натянул на себя куртку, не дожидаясь подтверждения.
  И только сейчас Карми заметила, что их со всех сторон окружает стена огня. Огонь распространился от "жертвенников" по всему полю, сжимая кольцо вокруг собравшихся. Никто, однако, не был этим обеспокоен. Алаато опустил на голову капюшон куртки и с громким воплем проскочил сквозь стену огня.
  Разумеется, топиться он не стал, а остался с внешней стороны огненного кольца, для того чтобы подстраховывать пробегающих сквозь него. Со Смиролом все было заранее обговорено - в любом случае Алаато должен был выйти из кольца, потому что время уж подходило к исходу ночи и огонь подбирался к самой площадке.
  На площадке и в самом деле становилось жарче. Уходили немолодые хокарэмы, ушел Логри, ушла Нелама. Гортах под возгласы "Ге ира!" объявил, что ему слишком жарко, и ушел. Игра в обвинения продолжалась, но игроков оставалось все меньше.
  - Я тоже пойду, - решила Карми, но Смирол удержал ее.
  - Уйдем вместе, - сказал он.
  И Карми, которой, честно говоря, страшновато было прыгать сквозь огонь, осталась. Смирол заботливо опустил ей на голову капюшон, и затылку, напеченному огнем, стало прохладнее.
  В эту ночь Смирол был главный - Хозяин Огня, и властью своей он разогнал храбрящихся коттари. Гэнкары уходили последними; задержались было Стэрр и Тануми, но и они, увидев, что стали лишними, с громкими криками убежали.
  Теперь в огненном кругу остались только Смирол и Карми.
  - Мы не сгорим? - спросила Карми.
  - Нет, - качнул головой Смирол. - Не бойся.
  Они стояли теперь в самом центре круга, лицом к лицу. Карми обнаружила вдруг, что Смирол почти на голову выше ее, она уткнулась носом куда-то в его ключицу и стояла так, почти не дыша. Дышать было нечем.
  Смирол давно спрятал свои очки в футляр; он близоруко посматривал на огонь, проверяя, все ли идет по плану; руки его обнимали Карми, как будто могли уберечь ее от жара. Карми прижималась к нему: сейчас он казался ей самой надежной защитой и от огня, и от всех бед подлунного мира. Ей почудилось, что она привыкает к жару.
  - Я тебя люблю, - сказал Смирол. - Я тебя всегда любил, всю жизнь, с самого рождения...
  Это не могло быть правдой; это не было правдой: и трех лет не прошло, как Смирол впервые увидел Карми. Но Карми, не думая ни о чем, шепнула:
  - Ге ира...
  И Смирол подтвердил:
  - Ге ира!
  Явственно повеяло прохладой. Карми оглянулась. Огонь догорал. Крохотные язычки пламени уже не могли причинить беды. Мальчишки босиком бегали по тлеющим угольям, Алаато гонял их, запрещая перебрасываться угольками.
  - Не туда смотришь, - улыбнулся Смирол. Он взял ее пальцами за подбородок и повернул голову на восток. Над стеной замка, в узкой щели между Привратной и Старой башнями, виднелся кусочек восходящего солнца. Самая долгая в году ночь завершилась.
  - Э-эй! - крикнул Алаато издали. - Влюбленные! Угорели, что ли?
  
  Глава 9
  
  Вечером второго дня Тэлани Карми и Смирол пришли в древний храм.
  - Привет тебе, Мать тэрайнов! - с порога провозгласил Смирол.
  Карми покосилась на него, а он деловито зажег светильники и сел на жертвенный камень. Читать при нем молитвы было совершенно невозможно - от него веяло таким безбожием, что Карми показалось смешным ее прошлогоднее и позапрошлогоднее затворничество.
  - Слезь с жертвенника, - попросила Карми. - Богам не понравилось бы твое вольнодумство.
  Смирол похлопал ладонью по камню:
  - Еще лет триста назад вот на этом месте каждое солнцестояние закалывался человек.
  - Что это за богиня?
  - Я же сказал, Мать тэрайнов, - ответил Смирол. - Ге-лиат-геру.
  - Не понимаю! Какие триста лет? Тэрайнов уничтожили еще во времена росфэрнов.
  - Это древняя история, - сказал Смирол. - Неужели тебе никто не рассказал? Старики райи любят поболтать об этом.
  - Стенхе никогда не рассказывал, - ответила Карми. - А в Ралло я больше с гэнкарами водилась.
  - Ну тогда слушай.
  ...Тэрайны пришли в Майяр восемь веков назад, в правление Хорги Табаи Дэо. Это были светловолосые смуглые люди, одетые в шкуры; их женщины были искусны в ратном деле - опытные наездницы, почти всю жизнь проводящие в седле.
  Тэрайны наводили ужас на весь север Майяра: рабов почти не брали, зато взимали дань золотом и каждого тэрайна, будь то простой воин или вождь, хоронили с таким количеством золота, что хватило бы на год целому городу. По всему этому краю рассыпаны древние могилы тэрайнов, но никто и никогда не видел золота из этих могил, ибо тэрайны тайно хоронили своих мертвых и никаких следов этих захоронений не осталось на поверхности земли.
  В правление Ле Гераро Ди Мало тэрайны взяли в плен его второго сына, Гелайо Тэори, будущего правителя Ле Гелайо Дар Мэо. Прекрасной госпоже Тоили-эри, дочери тэрайнского вождя, понравился красивый, статный Гелайо Тэори, и они стали мужем и женой. Супруги не расстались и после того, как король внес выкуп за сына, поселились они здесь, в долине Горячих ключей. На месте замка Ралло в то время стояла небольшая крепость - деревянные стены да несколько домиков. Молодой принц поселился в этой крепости и повелел строить каменный замок; при нем были построены три башни - Старая, Медвежья, которая сейчас лежит в развалинах, и древняя Привратная, на месте которой стоит теперь новая Привратная. Тоили-эри велела поставить свои шатры на террасе северного склона долины, у Холодного озера. Они жили здесь девять лет; у госпожи Тоили-эри родились два сына. Старшего - Гертави Леоро - отправили учиться в Забытую Столицу, младшего отдали на воспитание тэрайнам. Саму же госпожу Тоили-эри в Майяре называли Лавика-аорри.
  С тех самых пор и появилась в жилах майярских королей тэрайнская кровь. И с тех же пор воины из клана Тоили-эри приходили на службу потомкам своей принцессы. Приходили на службу не только юноши, но и девушки, искусные в воинских науках, меткие лучницы, отважные всадницы, и очень часто эти девушки возвращались в родное племя с детьми, прижитыми от майярских властителей. С течением времени облик клана Тоили-эри изменился: к завоеванию росфэрнов люди из этого клана получили имя гэнкаров - "черноволосых".
  Первое время пути тэрайнов - "диких всадников", и росфэрнов - "морских варваров", не пересекались, но однажды судьба свела тэрайнов и росфэрнов у города Ларау-лэри.
  Увидев друг друга, оба племени на время забыли о Ларау, завязался бой. Сначала показалось, что росфэрны дрогнули; они вернулись в свои ладьи и стали грести по течению, к морю. В боевом запале тэрайны преследовали их, но отступление росфэрнов оказалось ловушкой. Росфэрны выманили тэрайнов на длинную косу в устье Ланна и окружили их, перерезав перешеек, связывающий косу с берегом. Тэрайны были обречены - росфэрны перебили почти всех. Оставшихся в живых росфэрны отвезли на Лайгарские острова; у острова Большой Лайгар их поджидал корабль работорговцев из Иргитави. Но рабы-тэрайны, пусть даже это были, раненые, женщины и дети, показались работорговцам слишком опасным грузом - они отказались платить за них. Тогда вождь росфэрнов Ольтас, отец будущего короля Ольтари Первого, распорядился высадить бесполезную добычу на бесплодный необитаемый остров. Тэрайнам пришлось привыкать к новым условиям жизни. Современные лайгарцы - их потомки.
  Гэнкары, служившие майярским князьям, остались одни. Большей частью это были молодые мужчины, а также несколько девушек. Возвращаться им было некуда; они могли бы представлять собой грозную силу, но малочисленность и разобщенность не позволили им противостоять росфэрнам. Росфэрны, покоряя Майяр, убивали мужчин - потомков Тоили-эри и женились на их дочерях и сестрах. В это время погибло много гэнкаров, но кое-кто остался жив и продолжал служить потомкам Тоили-эри. Ольтари Первый, сам потомок тэрайнской красавицы, озабоченный почти полным исчезновением гэнкаров, повелел, чтобы старые гэнкары брали себе учеников из детей от связей гэнкаров с майярскими женщинами. По мнению гэнкаров, такое родство было сомнительным, они, как и современные катранцы, родство считали по женской линии, но делать было нечего, раз уж женщин-тэрайни почти не осталось.
  С течением времени, а точнее, в период между завоеванием росфэрнов и победой аоликану окончательно сформировалась система, по которой и сейчас отбирают детей в хокарэмы. Объединение по племенному признаку сменилось объединением по профессиональному; теперь эти люди стали называться "людьми из мрака" - хокарэмами. Все они в то время носили ожерелья из волчьих клыков, и именно тогда их прозвали "волками Майяра".
  Однако к началу аоликанской войны хокарэмы еще мало чем походили на сегодняшних обитателей замка Ралло. Они почти не отличались от обыкновенных воинов. Воцарение Нуверре было еще одной ступенькой к формированию хокарэмского сословия - он подарил им замок Ралло и окружающие его земли.
  История Ралло была славной. С тех пор как Гелайо Тэори стал королем, о замке не забывали: он превратился в охотничье поместье майярских королей. Там было построено еще несколько башен, а король Геори Тави Сонхо вообще решил было перевести туда свою резиденцию из шумной, перенаселенной столицы. Павильон с фонтаном был построен по его приказу, но король умер, так и не успев насладиться изысканными сочетаниями горячих и холодный струй. Преемники короля продолжали наведываться на охоту в Ралло до самого завоевания росфэрнов.
  Росфэрнам долина Горячих ключей не понравилась: не иначе как по наущению демонов вода изливается из земли почти кипящей, считали они. Охотничий замок был заброшен и начал понемногу разрушаться. Аоликану тоже считали это место обиталищем бесов, но хокарэмы не видели в этом ничего страшного, и король Нуверре сделал им подарок, который ему ничего не стоил.
  Так началась новая жизнь долины Горячих ключей. В то время хокарэмы еще сохраняли остатки прежних верований, и они построили этот храм, посвятив его Матери тэрайнов...
  ...Карми с новым интересом вгляделась в надменный лик древней богини и сравнила с лицом Смирола - он ведь наполовину лайгарец, а значит, наполовину тэрайн. Нет, ничего родственного не было в облике богини ни с внешностью Смирола, ни с внешностью Антуно. Да и понятно: статую отливал из бронзы майярский мастер, уже когда все почти забыли о тэрайнах, наводивших ужас на север страны; богиня была по облику скорее аоликану.
  - Значит, во мне тоже есть кровь тэрайнов, - задумчиво произнесла Карми.
  - Во всяком, кто живет на севере, есть кровь тэрайнов, - немедленно откликнулся Смирол. - Да мало ли какая кровь течет в жилах майярцев! А если покопаться в древней истории...
  - О нет! - воскликнула Карми. - Эдак окажется, что весь мир мне родня!
  - Больше! - засмеялся Смирол. - У тебя родня в двух мирах. - И осекся, поняв, что сболтнул лишнее: Карми вспомнила о Руттуле и решительно объявила, что спать будет по другую сторону бассейна. Для Смирола бассейн преграды не представлял - что там, перейти вброд лужу с теплой водой, - но он, усмехнувшись, завернулся в одеяло и быстро заснул. А Карми, поворочавшись на своем сенном ложе, подождала, пока его дыхание станет ровным, и, тихонько раздевшись, забралась погреться в бассейн.
  Утром Смирол пробудился первым и с любопытством посмотрел в сторону Карми. Она спала, укутавшись почти с головой. Надо бы ее разбудить - ведь потом каяться будет, что проспала рассвет, и, глядишь, продлит срок траура еще на один год. Однако не подходить же к ней, еще спросонья превратно поймет его кристально чистые намерения.
  Смирол подобрал камешек и запустил его в спину Карми.
  - А-а?.. - вскинулась она спросонья и села. - Это ты, Рыжий?
  - Вставай, золотце мое, - пропел Смирол. - Светает.
  - Ох, чуть не проспала! - вскочила Карми. Она выскочила в сумеречный предрассветный двор, зачерпнула ладонями снег и приложила к лицу.
  Смирол одевался, не оглядываясь на нее. Карми вернулась и надела юбку.
  - Тэрайни ходили в штанах, - заметил Смирол.
  - Руттул запрещал мне носить штаны без крайней необходимости, - ответила она.
  В этот день даже присутствие Смирола не могло отвлечь ее от выполнения поминальных обрядов. Смирол не вмешивался, сидел смирно, неподвижный, как каменное изваяние.
  Когда Карми, разбросав семечки на пять сторон света, положила на снег лепешку для птиц, он уже ждал ее на пороге с другой лепешкой в руках.
  - Жертва принята, - улыбнулся он.
  Карми оглянулась. Маленькая серая пичуга уже клевала лепешку - да, жертва действительно была принята.
  Карми потянула руку к той лепешке, что держал Смирол; он позволил ей взяться за край, но лепешку не отпустил.
  - Может быть, геррэ? - предложил он.
  - Геррэ, - согласилась Карми.
  Они одновременно дернули лепешку в разные стороны - та порвалась, и большая часть оказалась в руке Карми.
  - Ах я несчастный, - проговорил Смирол, сравнивая куски. - Даже развестись с тобой не смогу...
  Обряд геррэ в древние времена был свадебным, а потом, когда вместе с росфэрнами и аоликану пришла новая религия, геррэ перестал считаться официальным, но остался среди обычаев Майяра, радуя влюбленных.
  Вся суть его состояла в разрывании лепешки; по древнему закону считалось, что только тот, у кого осталась большая часть лепешки, имеет право потом требовать развода, поэтому в сомнительных случаях куски даже взвешивались. Печальным считался случай, когда один из сочетающихся браком во время рывка выпускал свой край и в руке второго оказывалась - вся лепешка. Тогда им следовало расстаться и поискать себе других спутников жизни.
  Смирол поднес свой кусок к губам Карми. Она откусила и в свою очередь поднесла свою краюшку к губам Смирола. Так они и съели эту лепешку, угощая друг друга из своих рук. Смирол, приняв из ее пальцев последний кусочек, поцеловал эти пальцы, а потом, обняв девушку, поцеловал в губы.
  - Мое сердце, - шепнул он, оторвавшись наконец от ее губ. - Мед моей души...
  Слова эти, которые Карми много раз слышала от него, вдруг зазвучали как-то иначе, и Карми вдруг показалось, что она опять стоит на Огненном поле в кольце пламени, что руки Смирола закрывают ее от опаляющего жара, и шепот его опять напоминал ей ночь Тэлани, когда Смирол был единственной защитой от всех стихий.
  Она не понимала, что он говорит, но верила его еле слышному шепоту и чувствовала себя маленькой, нежной, слабой, как давно, а может и никогда, не чувствовала себя прежде. Теперь между ними не могло быть ни злых насмешек, ни обидных шуток - только бесконечное доверие. И Карми доверяла его голосу, его губам, его рукам...
  
  Глава 10
  
  Они прожили в старинном храме почти неделю, когда Смирол, сравнивая остатки продовольствия со своим непомерным аппетитом, стал поговаривать о возвращении в Ралло. Карми в Ралло возвращаться не хотела - ей хотелось остаться в безлюдном покое храма Матери тэрайнов. Смирол тогда предложил, что сам сходит в Ралло и вернется с Запасом, но Карми и на это не согласилась. Ей совершенно не хотелось расставаться со Смиролом даже на несколько часов; она желала постоянно быть рядом, прикасаться ладонями к гладкой коже его плеч, слышать его голос, говорящий пьянящие глупости. Ей нравились его плавные, изящные движения, она заглядывалась на чеканную неподвижность его лица, когда он задумывался; она восхищалась неподражаемой мимикой, когда он болтал, желая ее развеселить.
  Только теперь она разглядела его красоту. Оказывается, Смирол был прекрасен. Куда же смотрели ее глаза? Почему она не видела этого раньше, веря пренебрежительным отзывам окружающих о рыжем сыне лайгарки?
  Карми еще не вполне привыкла к мысли, что он - ее любовник, а Смирол как будто никогда и не сомневался, что бывшая сургарская принцесса сочтет его достойным: он не знал сомнений. Он был то настойчив, то заботлив. Карми казалось порой, что он ненасытен; она уставала от его нежности и ревновала к принцессе Байланто, бывшей с ним прежде. Ко всем прочим его любовницам, о которых она не знала, ревновать было бессмысленно: Смирол не говорил, сколько их было, и клялся, что Карми у него одна-единственная.
  - Я ревную тебя к Руттулу, - смеялся Смирол в ответ на ее настойчивые расспросы. - Ради него ты отправилась в Миттаур... Я ревную тебя к Стенхе и Маву - они сделали тебя такой) какая ты есть...
  - Тогда ревнуй к Марутту и к покойному Горту, - подсказала Карми. - Они тоже приложили усилия к моему воспитанию. - Она прислушалась: - По-моему, кто-то идет.
  Смирол насторожился, прислушиваясь к далекому, но явно приближающемуся пению.
  - Да, - согласился он. - Это Стэрр идет... Надень-ка келани, - обернулся он к Карми и добавил с улыбкой: - А то я буду ревновать тебя и к этому мальчишке.
  Стэрр приближался, сгибаясь под тяжестью огромной корзины; пел он нарочно, чтобы не вломиться нежданно-негаданно в обитель нежных влюбленных.
  - Привет, молодожены! - заорал он с порога. - Я тут принес вам еды, чтобы вы не умерли от истощения.
  - Это бог! - прочувствованно провозгласил Смирол, картинно простирая в сторону Стэрра руку. - Он услышал мои молитвы и поспешил к нам с богатыми вкусными дарами...
  - Ну, дары не столько мои, сколько Неламы, - усмехнувшись, скромно признался Стэрр.
  - Она богиня плодородия, - воскликнул Смирол, исследуя содержимое корзины, - а брат мой Стэрр - божественный посланец!
  Он уже вовсю шевелил челюстями, в его зубах что-то захрустело.
  - Вкусно пахнет, - смеялась Карми, отбирая у него лакомства.
  Смирол возмущенно мычал с набитым ртом, пытаясь хоть что-то оставить себе.
  Стэрр с довольным видом сидел напротив и тоже не забывал угощаться.
  - Я попрощаться пришел, - сказал он. - Завтра отправляюсь на службу.
  - Кто твой хозяин? - поинтересовалась Карми.
  - Пайра, - ответил Стэрр.
  Он посидел еще немного для соблюдения приличий и удалился. Карми со Смиролом проводили его до порога храма.
  - Он тебя обожает, - заметила Карми, когда спина подростка скрылась в заснеженном кустарнике.
  - Пять лет назад я вытащил его из полыньи, - задумчиво сказал Смирол. - Он знает, что я не должен был этого делать. Если мальчишка настолько глуп, что провалился под лед, стоит ли ему быть хокарэмом?
  - Разве он глуп? - удивилась Карми.
  - Нет, - ответил Смирол. - Он умен. И очень наблюдателен.
  - Если он так наблюдателен, то как же угодил в полынью? - не унималась Карми.
  - Загордился и стал самонадеянным, - развел руками Смирол. - Именно от этой дурацкой самонадеянности и погибают чаще всего старшие коттари.
  - Стэрр будет хорошим хокарэмом?
  - О да. Он не только очень умен, он еще и благоразумен. Можешь быть уверена, механикой и тому подобными глупостями он заниматься не станет.
  - Он умеет танцевать, - возразила Карми. - Он очень хорошо танцует и изумительно играет в мистериях.
  - Для хокарэма танцы и игра в спектаклях - часть обучения, - напомнил ей Смирол. - Что ты за хокарэм, если не умеешь владеть телом, лицом и голосом? Кстати, и тебя можно по лицу отличить от хокарэма. Когда ты попадаешь в трудное положение, у тебя лицо каменеет, как у всех благородных. А у настоящего хокарэма в крови сидит потребность иметь живое лицо. - И Смирол быстро, как маски, сменил несколько выражений: удивление, отвращение, облегчение и беззаботную улыбку.
  - А сейчас ты обманываешь меня своей поддельной любовью? - лукаво поинтересовалась Карми.
  - Я же не могу без обмана, - признался Смирол. - Но можешь быть уверена: немножко - ну совсем немножечко - я люблю тебя искренне.
  - Я тебя тоже люблю немножечко, - рассмеялась Карми. - Ты мой каприз, ты моя прихоть. Я изменяю с тобой Руттулу, чтобы добавить перцу в свою скучную жизнь...
  Когда корзина, принесенная Стэрром, опустела, Карми и Смирол вернулись в Ралло. Как будто ничего не изменилось в хокарэмском замке, но Карми, у которой теперь было ее рыжее сокровище, ее любовник, ее муж, защита от всех бед подлунного мира, опять почувствовала себя принцессой. Простые келани и грубые хокарэмские штаны были заброшены; Карми нашла в несметных кладовых Неламы бархатное платье, сшитое по старинной кэйвеской моде, щедро украшенное черным стеклянным бисером и серебряной вышивкой. Нелама также дала и плащ из серых тохиаров, но вот обувью, подходящей по размеру, снабдить не смогла.
  Теперь в те минуты, которые она проводила вне объятий Смирола, Карми занималась шитьем или приготовлением каких-нибудь лакомств. Невероятная страсть к домоводству занимала почти все ее мысли; хозяйкой она была не слишком умелой, однако Смирол добродушно хвалил ее стряпню и поедал все с таким аппетитом, что казалось, будто он говорит чистейшую правду. Правда, зная его удивительную способность поглощать все, что хоть немного напоминает пищу, Карми сомневалась в своих кулинарных талантах.
  - Куда в него столько вмещается... - ворчала Нелама, поглядывая на Смирола, уплетающего очередное угощение. - Ведь столько жрет, пес алчный, а все тощий и тощий!
  - Он не тощий, - влюблено возражала Карми. - Он стройный.
  Глядя на нее, Нелама грустно вздыхала: что с тебя взять!
  В часы, когда Смирол был сыт и любовью, и пищей, он изучал захваченный из глайдера справочник по физике. Пока дело касалось классической механики, он понимал почти все, другие разделы были для него недоступны. Иногда же он делал настоящие открытия.
  - Послушай, - говорил он, например, - Руттул когда-нибудь говорил тебе, что на его родине другая система счета?
  - Не припоминаю, - отвечала Карми. - Кажется, нет.
  - Похоже, у них принято десятеричное исчисление, - с воодушевлением сообщил Смирол.
  - А у нас какое? - полюбопытствовала Карми, занятая шитьем.
  - Двенадцатеричное, - ответил Смирол и объяснил: - Мы ведем счет по дюжинам, а они по десяткам.
  - Ну и что? - удивилась Карми. - У каждого народа - свои обычаи.
  - Так неудобно же считать! - возразил Смирол.
  - Наоборот, - сказала Карми. - Очень удобно вести счет до десяти по десяти пальцам. Смирола ее слова мало убедили.
  - И вообще, у них неделя - семь дней, а не двенадцать, месяц - тридцать дней. Странно, правда? Полная бессмыслица. Тридцать на семь не делится, да и семерками считать неудобно. По дюжинам считать куда удобнее, чем по десяткам, - объяснил Смирол. - Дюжина делится и на два, и на три, и на четыре, и на шесть, а десять только на два и на пять...
  - Пять - красивое число, - заметила Карми. - В нем есть изящество.
  Смирол расхохотался. Он сунул либрус под матрас, осторожно отобрал у Карми шитье и потянул ее в постель.
  - Пять - красивое число? - шепнул он, настойчиво освобождая Карми от платья. - Ох, сколько тряпок!
  Это был их последний вечер в Ралло. Поздно ночью в замок прискакал гонец. Это был не хокарэм, но коттари из Ралло хорошо знали его; привратная стража взялась позаботиться о его коне, а самого гонца проводили к башне Карми.
  У него было два послания: одно, официальное, от Пайры к Логри, другое, тайное, - от Тилины к Смиролу.
  - Должен ли я разбудить Логри, если прибуду ночью? - спросил гонец у Пайры перед отъездом.
  - Нет, - решительно сказал Пайра. На весах общественного положения мастер замка Ралло весит больше, чем вассал Карэны.
  Тилина же просила передать письмо Смиролу сразу по прибытии в Ралло.
  Гонец в сопровождении коттари отправился вручать послание. Они осторожно, хотя и не вполне бесшумно поднялись наверх.
  - Рыжий, - тихо позвал коттари.
  - Что случилось? - из темноты спросила Карми.
  - Прошу прощения, госпожа, что разбудили, - извинился коттари. - Срочное письмо для Смирола.
  Смирол уже обувался; он вышел на лестницу, завернувшись в тохиарий плащ.
  - Что за спешка? - тихо спросил он. - Луна упала на землю?
  Гонец протянул ему свиток.
  "Незабвенному рыжему хэйму Смиролу хокарэми Тилина из Кортхави шлет привет и наилучшие пожелания.
  На охотничьих полях Пайры несколько дней назад произошли события, которые могут повлиять на жизнь Карми. Думаю, тебе, как любителю механики, было бы интересно понаблюдать, как с голубого неба на заснеженный луг опустился огромный предмет - нечто среднее между сильно увеличенным треножником в храме Твали-тэхари и коробчатым воздушным змеем.
  Внутри этого сооружения оказались люди, и они говорили на непонятном языке. Одеты они в забавную одежду, - на мой взгляд, чересчур легко для наших зимних непогод.
  Пайра ужасно оскорбился, что ему портят лучшее его охотничье поле, и послал Мангурре сказать этим людям, демонам или богам, чтобы они поискали какую-нибудь иную местность.
  Мангурре проболтался у пришельцев целый день и вернулся, разводя руками, - эти господа не знали ни одного из тех языков, на которых он говорил. Любопытно, что, когда он отправился к чужакам на следующий день, они уже могли связно сказать несколько фраз по-майярски.
  Однако самое главное не это, а то, что среди этих небоплавателей есть человек по имени Томас Кениг. Именно это имя называла госпожа Карми, когда говорила о своем преемнике в Высочайшем Союзе, - так зовут сына Руттула. Этот Томас Кениг, говорит Мангурре, очень похож на отца, хотя, вероятно, на его внешности сказалась и порода матери. Я никогда не видела Руттула, а Томаса Кенига только издали, и все, что могу сказать, - это то, что у этого господина весьма благородная внешность. Его нос тонок, волосы темны, глаза карие, как говорит Мангурре.
  Пайра в смущении. С одной стороны, охотничье поле жалко, с другой - похоже, что среди пришлых его сюзерен. Однако пришельцы с неба оказались очень милыми и учтивыми людьми. Узнав от Мангурре, что владельцу земли, на которую они опустились, этот участок очень дорог, они с извинениями согласились перелететь в иное место, где могли бы основать свой лагерь. Пайра предложил им безлюдные пустоши в долине Валлоа, они согласились, и в сей момент, когда я пишу письмо, на том месте, где раньше стоял их чудо-корабль, только истоптанный снег.
  До Пайры, похоже, еще не дошло, что чужаки представляют опасность, с какой нам не приходилось пока сталкиваться. Он настолько потрясен видом висящей в воздухе стальной громады, что беспокоится только о своих охотничьих угодьях.
  А понимаешь ли, что будет, когда о пришельцах узнают Марутту и Ирау? Пока, насколько мне известно, пришельцы не предъявляют каких бы то ни было прав на власть в Майяре, они и не знают пока, что один из них - по закону высокий принц. И я думаю, Высочайший Союз сделает все, чтобы помешать госпоже Карми передать знак Оланти чужакам. Поэтому, если ты действительно очень любишь госпожу Карми, ты должен охранять ее от всего Майяра.
  Все написанное в письме не розыгрыш.
  Прощаюсь с нежнейшей любовью,
  Тилина".
  Смирол поблагодарил гонца и коттари. Они ушли, унося с собой факел. Смирол постоял на лестнице в темноте, подумал, потом вошел в комнату.
  - Карми, ты спишь?
  - Нет, - полусонно отозвалась она.
  Он сел рядом с ней и ласково затормошил:
  - Вставай, вставай, княгинюшка...
  - О, Рыжий, - не поняла она, - сколько можно?
  - Нам надо уходить, - твердо сказал Смирол. - Одевайся и собери вещи. Больше мы в Ралло не вернемся.
  - Что случилось? - спросила она встревожено.
  - Сейчас некогда объяснять. - Смирол уже оделся и без суеты укладывал мешок. - Объясню в пути.
  Карми медлила.
  Смирол, уложив в дорожный мешок все необходимое и либрус, взялся за хокарэмские одежки Карми, стал помогать ей одеваться.
  "Что случилось?" - ломала голову Карми, отбирая у него; свои штаны и торопливо натягивая на ноги. Смирол ловко? вдел ее ступни сначала в носки, потом в сапожки.
  - Вспоминай, что ты еще хочешь взять, - сказал он.
  Карми провела рукой по карману, где лежали бусы Руттула и стажерский ключ.
  - Я все забрала, - ответила она.
  - Тогда пошли.
  С тех пор как Карми стала его любовницей, Смирол сводил ее по лестнице с такой осторожностью, будто она была беременна. И сейчас он не изменил этой привычке, вывел на двор, сказал: "Постой здесь" - и побежал на кухню к Неламе. Дела делами, а еда едой - Смирол вернулся с заметно пополневшим мешком.
  - По коням, - сказал он, вытаскивая из-под лестницы лыжи.
  Он помог Карми встать на лыжи, пропустил ее вперед и в таком порядке они выехали за ворота замка.
  - Далеко ли? - спросил у ворот коттари.
  - На недельку, - крикнул Смирол, пробегая мимо.
  Отойдя на пол-лиги от замка, Карми оглянулась. В долине было темно; замок уже растворился в этой темноте.
  "Темень сзади, темень впереди, - подумалось Карми. - Да и Рыжий что-то темнит. О небеса, что еще за напасть свалилась мне на голову?"
  Смирол подошел, сминая снег лыжами.
  - Так что случилось, Рыжий? - спросила она.
  - Прилетели! - выдохнул он. - Руттуловы родичи прилетели
  
  ЧАСТЬ2 (???)
  
  Глава 11
  
  Томас Кениг еще раз осмотрел предметы, найденные в отцовском глайдере. Какое-то домотканое тряпье, несколько крупных голубовато-зеленых кристаллов аквамарина и большая золотая с рубинами и изумрудами подвеска в форме цветка.
  - Ты бродишь как привидение, - заметил Крамер-младший, укоризненно качая головой. - Чего ты изводишься? Найдется твой отец. Глайдер еще два месяца назад был в деле, это я тебе как технический эксперт говорю!
  - Да слышал я, слышал, - кивнул Томас. - Нечего со мной как с маленьким.
  - Ну и строили предки! - с воодушевлением продолжал Крамер. - Глайдер до сих пор на ходу. При их-то техническом уровне.
  - Вэл, помолчи...
  - А что? Глайдеру столько же лет, как мне или тебе...
  Томас раздраженно повернулся и ушел.
  Крамер-младший закрыл на ключ шкаф с "экспонатами" из глайдера Кенига-старшего и продолжил подготовку к высадке на планету. Крамер кривил душой, когда заверял Томаса в своей уверенности относительно того, что Эрих Кениг жив. У Крамера, как и у всех, кто разбирался в записях "черного ящика", не было сомнений в том, что последние три года Кениг в глайдере не появлялся - не было никаких признаков действия рабочего ключа, зато четко прослеживалась работа стажерского. Томасу об этом не говорили, но сформировалось мнение, что три года назад Эрих Кениг умер или погиб, передав глайдер кому-то из аборигенов.
  Вторую высадку совершили в девяносто семи километрах от того озера, где был найден глайдер. Этот край был не таким пустынным: модуль опустился недалеко от огромного замка, окруженного довольно большим по здешним меркам городом. Посадка модуля произвела значительный переполох - на этой планете аэронавтики еще явно не знали.
  - Какая древность! - проговорил Майкл Миу, командовавший в этой высадке, рассматривая город в бинокуляр. - Найдем ли мы с ними общий язык, а, Кениг?
  Томас молчал.
  - Договоримся как-нибудь, - улыбнулся пилот Георг Таллер. - Такие же люди, как мы, - две руки, две ноги, голова одна.
  - В город пойдут Джидлис, Яновский и Герн, - не отводя глаз от бинокуляра, сказал Миу. - Приготовьтесь.
  - Я бы тоже хотел пойти, - попросил Томас.
  - Нет, - отрезал Майкл Миу.
  - Какое у них тут вооружение? - спросил живо Яновский. - Не пристрелили бы с перепугу.
  - Похоже, винтовку еще не изобрели...
  "Выход в люди" назначили через два часа, в полдень, но задолго до этого местное население проявило неожиданную активность.
  По покрытому толстым снежным ковром полю от города к модулю приближался лыжник.
  - К нам гость, - предупредил Георг. - Готовьте угощение.
  Лыжник оказался весьма отважным - подошел к модулю, снял лыжи, воткнул в сугроб, добавил туда и палку, на которую опирался.
  Миу приказал открыть люк.
  На экранах хорошо было видно, как пожаловавший в гости повернул на еле слышный шелест открываемого люка простецкое курносое лицо.
  - Внушающая доверие физиономия, - одобрил посетителя Георг. - Послушайте, а может быть, мы недооцениваем эту планетку? Парень уж больно безбоязненно держится.
  Посетитель и впрямь держался столь свободно, как будто встречать инопланетные корабли было для него повседневной обязанностью.
  - О черт! - сообразил Миу. - Он может принять камеру санобработки за какую-то ловушку...
  Но было уже поздно: посетитель скрылся за дверями камеры и вышел из нее через двенадцать минут с той же безмятежной, простодушной физиономией. Он снял свою вязаную шапочку, коротко поклонился и произнес несколько фраз, приветливо улыбаясь.
  - Добрый день, - ответил Миу, рассудив, что посетитель здоровается.
  Гость склонил голову к плечу и вопросительным тоном говорил еще несколько минут.
  Миу не стал ни пожимать плечами, ни делать каких-нибудь других жестов, означающих непонимание на Земле, но неизвестно какое значение имеющих здесь. Миу просто сказал:
  - Не понимаю.
  Посетитель уставился на него, потом добродушно улыбнулся и проговорил несколько слов. Будь на его месте Миу, эти слова обозначали бы следующее: "Ну и как с вами разговаривать?"
  Миу улыбнулся и пригласил гостя сесть. Тот глянул на кресло, кивнул и потянул с себя теплую куртку. Куртку принял из его рук Яновский и за неимением вешалки повесил ее на достаточно выдающийся из переборки замок мусоропровода.
  Перед тем как сесть в кресло, гость ткнул себя пальцем в грудь, представляясь:
  - Мангурре!
  - Мангурре, - повторил Миу, указывая на гостя. - Миу, Георг, Томас, Деррик, Адам, Томас, - представил он всех.
  - Томас? Томас? - повторил Мангурре, указывая на двух человек, носящих одно имя.
  - Томас Джиллис, - сказал Миу чуть погодя, - Томас Кениг.
  - Томас Кениг, - повторил Мангурре удовлетворенно.
  Первый контакт... Первый контакт землян с цивилизацией, которая явно находится на более низком уровне, и вот на тебе, как он происходит!
  Мангурре уютно сидел в кресле, пробовал предложенное угощение, пил кофе и развлекал хозяев приятной беседой. Ему будто и дела не было до того, что хозяева и он говорят на разных языках; он лукаво рассказывал какую-то длинную историю и закончил ее, столь выразительно вскинув брови, что Миу вежливо улыбнулся и в ответ рассказал анекдотический случай из своей практики. Тут пришел черед улыбаться Мангурре.
  В это время все остальные делали вид, что не видят в визите Мангурре ничего чрезвычайного. Георг и Джиллис вели наружное наблюдение, Кениг, пользуясь случаем, разбирал на молекулы организм гостя, - разумеется, на дистанционном анализаторе и, разумеется, чтобы Мангурре этого не заметил. Герн занялся дешифратором.
  И только Адам, который не придумал, чем бы ему заняться, присел к Миу и Мангурре и делал вид, что прислуживает за столом. Он полагал, что ему удается сдерживать свои эмоции, но его лицо так и сияло. Мангурре не обошел это юное сияние своим вниманием и любезно сказал ему что-то непонятное, но явно доброжелательное.
  От обращенных к нему слов Адам и вовсе зарделся. Миу, кинув на своего стажера снисходительный взгляд, рассказал историю о том, как сам, когда-то столь же юный, в щенячьем восторге высказал приятелю отца свое восхищение ловкими, как ему показалось, маневрами глайдера. Его восхищение было воспринято как издевательство: глайдер, оказывается, барахлил и плохо слушался управления.
  Мангурре вежливо улыбнулся. Он глянул на экран, где небо уже заметно потемнело, встал, проговорил несколько слов и протянул руку за курткой. Адам услужливо подал ее гостю. Мангурре проворно оделся, проговорил еще что-то, поклонился и повернулся к выходу. Миу открыл перед ним люк.
  Мангурре степенно удалился. На снегу он встал на лыжи, взял в руку палку и бодро помчался в город.
  - Приступим к анализу, - будничным голосом сказал Миу. - Каковы визуальные впечатления?
  Визуальные впечатления были богатыми, но несколько однообразными. Все отметили, что Мангурре отнесся к земной технике без особого интереса. Все, за исключением Кенига.
  - Мангурре был вежлив и держал себя в руках, но это немало ему стоило, - сказал Томас. - Он чувствовал себя неуютно.
  - Не сказал бы, - возразил Адам. - Он с таким смаком рассказывал анекдоты...
  - А анекдоты ли он рассказывал? - усомнился Томас.
  - А что ему еще оставалось говорить?
  Беседу с Мангурре подвергли анализу и сочли доказанным, что если гость рассказывал не анекдоты, то что-то весьма на них похожее.
  Томас и Георг не принимали участия в этом обсуждении: Георг завалился спать, Томас, подведя итог своим наблюдениям, тоже вскоре последовал его примеру. Когда они утром проснулись, Адам похвастался, что теперь экипаж может объясниться с Мангурре или любым другим его соотечественником.
  - И анекдоты сможете рассказывать? - поинтересовался Кениг.
  - Ну... до этого мы, пожалуй, еще не дошли...
  - А о чем Мангурре вчера говорил?
  - В этом мы еще не вполне разобрались, - признался Адам, задумчиво почесав за ухом. - Пожалуй, последние слова Мангурре означали примерно следующее: "Надеюсь, вы не будете возражать, если я приду завтра?" - Он довольно откинулся в кресле. - Так что он скоро придет, ясно вам, сони?
  Мангурре оказался пунктуальным - он появился точно в то же время, что и вчера, оставил свои лыжи в том же сугробе и вошел в модуль. Миу встретил его местным приветствием. Мангурре на несколько мгновений замешкался, но в долгу не остался: лукаво глянул на него и сказал "Добрый день" на языке пришельцев, практически не переврав произношение.
  Миу, поглядывая на экран дешифратора, где появлялась подсказка, завел разговор о том, что они прилетели издалека, чтобы найти давно пропавшего человека из своих краев.
  Адам опасался, что Мангурре ничего не поймет в неуклюжих построениях из слов и фраз; Мангурре и вправду мало что понял, но его готовность к сотрудничеству в тяжком деле постижения лингвистических тонкостей оказалась нелишней: через три часа языковая мешанина несколько утряслась, разговор принял характер довольно оживленного диалога.
  Мангурре наконец уяснил, в чем цель появления чужестранцев, внимательно изучил фотографии Эриха Кенига, сделанные тридцать лет назад, потом посмотрел на фотографию, где была изображена гипотетическая внешность уже немолодого Эриха.
  - Боюсь, я ничего не могу о нем сказать, - наконец выговорил Мангурре. - Сожалею, - поклонился он Томасу Кенигу.
  Миу заявил, что для того, чтобы вести поиски Эриха, им придется обосноваться в этой стране (на этой планете, подразумевал он, но объяснить не смог).
  - Да, я понимаю, - вдумчиво отвечал Мангурре. - Но обязательно ли вам оставаться именно на этом поле?
  Миу объяснил, что им это в общем-то безразлично, они выбрали поле только потому, что рядом город. Город же находится в ста километрах от того места, где нашли... "э-э... небесную лодку Эриха".
  Слова о "небесной лодке" весьма заинтересовали Мангурре, но он не позволил себе увлечься подробностями; зато он спросил о карте и уверенно ткнул пальцем в ту точку, где находился город:
  - Карэйнвир! - Так, по всей видимости, назывался городок, из которого он пришел.
  Потом он изучил на карте место, где нашли глайдер Эриха Кенига, и спросил, не сочтут ли они возможным переместиться лиг на двадцать к северу.
  Миу спросил, в чем дело.
  Мангурре сказал, что в настоящий момент "небесный корабль" стоит на охотничьем поле господина Готтиса Пайры, наместника принцев Карэна. Пайра обеспокоен тем, что поле будет безвозвратно испорчено.
  - Что за вопрос! - воскликнул Миу. - Конечно, мы освободим поле. Только вот... А не будет ли рассержен владелец тех земель, куда нам предлагается перелететь?
  - Долина Валлоа, о которой я говорю, - объяснил Мангурре, - тоже принадлежит Пайре, но это совершенно пустынная местность, и вам там никто не помешает.
  - Хорошо,- согласился Миу.
  По своей ли инициативе или по предложению начальства, Мангурре сказал, что, если господа чужеземцы будут возражать, Пайра предложит иное место.
  - А чем плоха долина Валлоа? - поинтересовался Миу, уловив колебания гостя.
  - Нехорошее место, - признался Мангурре. - Глушь, камни, земли нет, да еще вдобавок крысиная чума.
  - И вы переселяете нас туда... - укоризненно произнес Миу.
  - А что? - Мангурре устроился в кресле поудобнее. - Насколько я понимаю, вас вполне устраивает пустынное место, при ваших возможностях, - он повел рукой, подразумевая окружающую их технику, - расстояния не представляют для вас проблемы, разве не так? Что же касается неплодородной почвы, то мне кажется, вы не собираетесь разводить огороды...
  Миу усмехнулся.
  - Да и болезнь, я полагаю, вам не страшна, - продолжал Мангурре. - Она не очень заразна, да и вряд ли вы будете охотиться на белоухих крыс...
  - Болезнь переносят крысы? - смешался Кениг.
  - Да, белоухие крысы, - пояснил Мангурре. - У них довольно красивый мех, но я, если честно, не рискнул бы охотиться - может больная попасться...
  - Крысиная чума очень опасна?
  - Из четырех заболевших трое умирают, - сказал Мангурре. - Но люди заболевают редко - все знают, что крыс лучше не трогать.
  Миу посмотрел на Кенига. Тот пожал плечами.
  - С тем же успехом можно наткнуться на опасность и здесь. Это может быть что-то совершенно безобидное для местных жителей, вроде ветрянки, но смертельное для нас. Хотя пока мы ничего такого не нашли, - добавил он, кивнув на экспресс-анализатор.
  - Ладно, - согласился Миу. - Посмотрим долину Валлоа.
  Мангурре изъявил желание показать чужестранцам новую местность. Миу не возражал. Мангурре попросил только забрать с собой лыжи. Адам, пока Георг готовился к отлету, принес лыжи и пристроил их в тамбуре.
  Мангурре добродушно вслушивался в разговор Миу с орбитальной базой. В середине диалога тот обернулся к гостю:
  - Мангурре, как ты посмотришь на предложение отправиться сейчас с нами на наш корабль, а в долину Валлоа - завтра с утра?
  - Можно и завтра, - отозвался Мангурре невозмутимо. - И в самом деле, нечего там делать на ночь глядя.
  - Но ты не против побывать у нас в гостях?
  - О нет, - широко улыбнулся Мангурре. - Совсем не против. Я - любопытный.
  Если Мангурре и страдал любопытством, то по нему это было незаметно. Без видимого воодушевления, без блеска в глазах, он просидел в кресле весь перелет, наблюдая за меняющейся планетой на экране.
  - Хорошо вам путешествовать, - только и промолвил он.
  Можно было подумать, орбитальная база не произвела на него особого впечатления: миновав шлюз, он принюхался, поморщился, но ничего не сказал.
  Миу не терпелось побыстрее изложить свое мнение о планете и людях, ее населяющих, поэтому Кениг взял заботу о госте на себя. Если честно, более всего ему хотелось провести многостороннее обследование гостя, но Томас мялся, не зная, как это предложить Мангурре.
  Поужинал гость в общей столовой. Кениг, уловив его нерешительность, тихо попросил не стесняться, есть так, как привык.
  - Да не стесняюсь я, - так же тихо проговорил Мангурре. - Только в равных странах разные приличия - я могу есть и по-кейвирски, и по-саутхански... - Он окинул взглядом стол, за которым было шумнее, чем обычно: все старательно делали вид, что присутствие инопланетян за ужином - дело обычное. - Ваша еда пахнет непривычно, - заметил Мангурре. Он рассмотрел столовый нож, попробовал лезвие пальцем, отложил в сторону и, вынув откуда-то небольшой нож с очень коротким, не более четырех сантиметров, лезвием, занялся бифштексом.
  Он ел руками, но красиво и непринужденно. Нож, вероятно очень острый, чиркал по тарелке; к тому времени как бифштекс был уничтожен, на тарелке была настоящая сетка из неглубоких порезов.
  - У вас непрочная посуда, - заметил Мангурре как ни в чем не бывало.
  - Пустяки, - отозвался Кениг. - Ее все равно выбрасывают после употребления.
  - Расточительно, - покачал головой Мангурре.
  Кениг глянул на экран подсказчика.
  - Расточительно? - переспросил он. - Возможно.
  Предоставленная гостю каюта была бы безлико-стандартной, если бы Кениг сам не позаботился о некотором уюте. На стену он пустил ротор-слайд с видом весеннего лиственного леса, а на столик поставил пышный букет цветов, сорванных в только что смонтированной оранжерее. Техник-садовник горячо протестовал против разорения первой клумбы, но согласился, что гостю, прибывшему с планеты, где не знают высоких технологий, будет не по себе среди непривычной архитектуры орбитальной базы.
  Ротор-слайд Мангурре оценил.
  - Забавная картина, - промолвил он, разглядывая шелестящие на ветру ветки. - И глазу приятно. - Он повернул голову: - Кажется, ты хочешь что-то мне сказать, господин?
  Кениг помялся.
  - Да, - сказал он наконец. И объяснил Мангурре, что хотел бы изучить его организм.
  - Зачем? - удивился Мангурре.
  - Хочется узнать, чем жители вашей планеты отличаются от нас, - пояснил Кениг. - А взамен, если хочешь, я буду тебя лечить. У тебя болит что-нибудь?
  - Я здоров, - отозвался Мангурре. - Вот если бы ты мог подлечить мои зубы...
  - Зубы? - переспросил Кениг. - Можно и зубы...
  Он отвел Мангурре в медотсек, усадил в сооружение, именуемое некоторыми остряками "электрическим стулом", и занялся работой. Мангурре переносил все процедуры с завидным терпением.
  Челюсти его представляли собой весьма печальное зрелище. В один вечер тут явно было не управиться. Кениг сказал об этом Мангурре, тот пожал плечами: "Решайте сами". Кениг переговорил с Миу, потом спросил, не согласится ли Мангурре погостить на базе лишний денек.
  - Я не против, - отозвался тот.
  - Мангурре, твои родственники беспокоиться не будут? - осведомился Кениг.
  - У меня нет родственников, - ответил Мангурре. - А Пайра тревожиться о моей шкуре не станет.
  - Вот как?
  - Я же должен был отправиться с вами в долину Валлоа, - сказал Мангурре. - Три дня туда, три дня обратно, да еще пару дней на зимние непогоды... В общем, скоро меня домой не ждут.
  Он остался на день, потом еще на день. Кениг за это время основательно поработал над его челюстями и подготовил реплантанты. Томас опасался, что сыграет злую роль какой-нибудь неизвестный фактор и приживление не пойдет, - кто их знает, эти инопланетные организмы; однако все получилось хорошо, и Мангурре с комически опухшими щеками чувствовал себя точно так, как чувствовал бы себя обычный землянин, которому пришлось выдержать несколько операций по восстановлению зубов.
  Пока все не прижилось, Мангурре приходилось питаться исключительно мягкой пищей. О бифштексах пришлось забыть - Мангурре питался, посасывая через трубочку разнообразные жидкие деликатесы, которыми старался разнообразить его диету Кениг.
  К неудовольствию Миу, совершенствование майярского словаря пришлось пока отставить - Мангурре было больно шевелить челюстями, однако он безропотно терпел то, что вытворял ч его зубами Кениг.
  Попутно Томас поправил и неправильно сросшуюся после перелома голень Мангурре. В результате всех этих процедур на исходе пятого дня, когда наконец-таки окончательно было решено устраивать планетарную станцию в долине Валлоа, Мангурре, кутаясь в свою куртку по самые глаза (потому что было ведено беречь пока новые зубы от простуды), прощался с орбитальной базой как добрый знакомец. Его окружали улыбающиеся люди, похлопывали по плечам и спине, сочувствовали "жертве медицинских экспериментов", желали всего хорошего и только что не дарили сувениры на память: Мангурре от любых сувениров улыбчиво отказывался.
  
  Глава 12
  
  В это время Карми, бывшая принцесса Карэна, приближалась к Карэйнвиру. Переход от замка Ралло до Карэйнвира заканчивался вовсе не так, как начинался: в путь Кар-ми и Смирол вышли вдвоем, тогда они были еще одним целым, счастливой влюбленной парой, но тень отчуждения появилась между ними, когда Смирол рассказал о письме Тилины.
  - Значит, они прилетели, - молвила Карми, задумчиво теребя меховую рукавичку. - Так скоро.
  Смирол не понял ее печали, наоборот, он горел воодушевлением.
  - Идем в долину Валлоа! - говорил он. - Интересно же...
  - Нет, - покачала головой Карми. - Пошли к Пайре.
  - Ладно, - согласился Смирол покладисто. - Пойдем сначала к Пайре.
  Этот день - от сумерек до сумерек - промелькнул перед Карми как единый миг. Задумавшись, она не смотрела по сторонам, шла уставившись на кончики лыж, механически переставляя ноги.
  Вечером Смирол развел костер и повесил над огнем котелок, в который набил снегу. Когда вода закипела, Карми насыпала в котелок несколько пригоршней покрытых замерзшим жиром шариков кеттохо - "сухого супа" - и повесила в пару над котелком окаменевшие от стужи лепешки. Дни стояли безветренные, и Смирол, налаживая ночлег, ограничился тем, что нарубил гору веток со стоящих вокруг елей. Пока он деятельно наводил уют, Карми разминала ложкой в котелке слипшиеся шарики кеттохо и помешивала варево.
  - Жутко хочу есть! - воскликнул Смирол, валясь на лапник.
  Карми протянула ему ложку и лепешку. Похлебка из кеттохо была не очень вкусной, зато очень жирной и очень горячей, да и не требовала почти никаких кулинарных навыков. Кому-то это кушанье могло бы показаться тошнотворным, но Карми уже давно привыкла есть что бог пошлет, да и Смирол тоже особой разборчивостью не отличался.
  Перекусив, они начали устраиваться на ночлег. Смирол вытащил из мешков заячьи одеяла. Карми неспешно переобувалась, меняя дорожные сапоги на мяконькие чулочки из беличьего меха.
  - Карми, простудишься, - окликнул ее Смирол. Он раздевался, развешивая свои вещи на жердочках вокруг костра. Раздевшись догола, в одних шерстяных носках, он с победным кличем юркнул в одеяла.
  Когда-то Карми сочла за жуткую экзотику рассказы о том, что хокарэмы даже в лютую стужу раздеваются на ночь, считая нездоровым спать в пропитанной за день потом одежде; теперь же она привыкла - быстро, стараясь не дышать, сбросила одежду, покидала на жерди у костра и бросилась под одеяла в горячие объятия Смирола.
  Он встретил ее жадными поцелуями, прошептал, прижимаясь к ней: "У, ледышка моя!"
  Это была их последняя ночь.
  Смирол еще не догадывался об этом - это знала только она одна.
  Все. Вот и нет больше непозволительной, противозаконной любви.
  - Карми... Душа моя... - Смирол осторожно потеребил ее за плечо.
  - О-о?..
  - Вставай, пора в дорогу.
  - Темно еще.
  - Пора. Вставай.
  Завтрак был уже готов. Карми, просыпаясь, потянула носом аппетитный запах кеттохо и, вскочив, ринулась облачаться в зимние одежды. Это было не очень мучительно - Смирол, вставший рано, уже прогрел одежду над костром.
  - Давай не мешкай, - проговорил Смирол, собирая дорожные мешки. - Надо попасть в Карэйн-Орвит до того, как запрут ворота.
  Еще один день, солнечный и снежный, смятый в безразличную череду пригорков и спусков. Еще не сгустились долгие зимние сумерки, когда они миновали городские ворота, и еще не подняли мост через ров, из которого на зиму спустили воду, когда они прибыли в замок. Они прошли через двор, оставив лыжи в сенях шумной людской, дальше, в господские покои. Их заметили. Юный оруженосец встал перед ними.
  - Господа?.. - предупредительно начал он.
  - Мы должны поговорить с кем-нибудь из хокарэмов, - сказал Смирол. - Например, Мангурре...
  - Его нет, - ответил юноша. - Позвать Стэрра?
  - Да, пожалуйста, - вежливо отозвался Смирол.
  Несколько минут спустя из темного коридора вынырнул Стэрр, настороженно замер, увидав, кого привела в замок судьба.
  - Добрый вечер, браток, - поприветствовал его Смирол и продолжил, отчетливо шевеля губами, но совершенно без звука: - Госпожа хочет говорить с Пайрой.
  - Добрый вечер, - кивнул Стэрр, приглашая их за собой. - Пойдемте. - Он выдернул из подставки факел и пошел впереди. Карми последовала за ним, затем - Смирол.
  По крутым лестницам они поднялись в покои наместника принцев Карэна.
  - Прошу подождать здесь, - попросил Стэрр в мрачной прихожей. Он вставил факел в бронзовую подставку в виде драконьей лапы и скрылся в дверях. Минуту спустя он показался снова: - Входи, госпожа.
  Пайра ожидал ее стоя, в почтительном поклоне.
  - Здравствуй, Пайра, - сказала Карми. - Извини, что пришла незваная. Мне нужно поговорить с тобой. Стэрр, Смирол, можете идти.
  - Что?.. Карми! - удивленно воскликнул Смирол.
  - Ты можешь идти, - жестко повторила Карми.
  Она отвернулась. Стэрр подергал за рукав ошеломленного Смирола. Тот, поведя головой и не имея слов для ответа, наконец тронулся с места. Они тихо вышли.
  Карми подошла к креслу, села.
  - Пайра, - сказала она, - расскажи... расскажи о сыне Руттула.
  - Что рассказывать? - вздохнул Пайра. - Кто бы мог рассказать, так это Мангурре.
  - А он?..
  - А он еще не вернулся из долины Валлоа. И не думаю, что скоро вернется.
  Настойчивый стук в дверь прервал его.
  - Кто там? - грозно отозвался Пайра.- В чем дело, Стэрр?
  - Это я, - как-то невнятно, будто у него во рту была каша, откликнулся Мангурре. - Мне подождать?
  - Легок на помине! - воскликнула Карми. - Иди, иди сюда.
  - А нам можно? - немедленно встрял Смирол.
  - Ладно уж, входите, - согласилась Карми. - Стэрр, распорядись там, чтобы вкусненького чего-нибудь принесли.
  Мангурре сел на медвежью шкуру у очага. Смирол примостился у ног Карми. Стэрр внес большой поднос с разными зимними лакомствами и поставил на низенький столик.
  Карми выбрала коржик поподжаристей и чашку с пышно взбитым ягодным муссом. Смирол немедленно пододвинул к себе блюдо с горячими пирогами. Стэрр принес и пристроил у огня серебряный чайник с подогретым вином.
  - Рассказывать сначала или как? - осведомился Мангурре.
  - Что ты шепелявишь? - спросила Карми насмешливо. - Зуб выбили? Ух, ты такой буян, небось там дрался...
  - Что-то ты, браток, личиком слегка опух, - заметил Стэрр. - И в самом деле, что у тебя с зубами?
  Мангурре нарочито широко улыбнулся, демонстрируя безупречно белые зубы.
  - Вставные? - поинтересовался Смирол.
  - Свои собственные, - похвастался Мангурре.
  - Что? - Смирол вскочил и полез заглядывать в рот коллеге. Если бы это зависело только от него, он бы залез в рот Мангурре по пояс.
  - Эй-эй, осторожно, - извернулся от его назойливого внимания Мангурре. - Они еще не приросли как полагается, повышибаешь еще!
  - Чудеса мирские! - восхищенно выдохнул Смирол. - У тебя отродясь столько не было. Сколько себя помню, у тебя рот щербатый... А те зубы, что еще оставались, вырвали?
  - Не-а, - помотал головой Мангурре. - Подлатали, починили да заново покрасили.
  Это сообщение вызвало еще один всплеск энтузиазма, у Смирола - он опять полез заглядывать в рот Мангурре, чтобы на практике различить старые зубы и новые.
  - Но самое интересное не это, - продолжал Мангурре, отбив атаки рыжего хэйма. - Самое любопытное в том, кто мне чинил зубы.
  - Кто? - немедленно спросил Смирол.
  - Молодой Руттул собственной персоной.
  Присутствующие помолчали, переваривая новость. Первым отреагировал Пайра.
  - И ты позволил высокому принцу ковыряться в твоей вонючей пасти? - взревел он.
  - Он что же, зубодер? - задал вопрос Смирол.
  - В своей стране Руттул и сам принцем не был, и сын его не принц, - сказала Карми.
  Стэрр промолчал.
  - Насколько я понял, Руттулов сын у них лекарь, - сказал Мангурре.
  - Какой именно лекарь? - попробовала уточнить Карми. - Лекари разные бывают. Знахари, шептуны, хирурги. Да и брадобреи лекарским делом не брезгуют.
  - Да уж не простой цирюльник, - проговорил Мангурре. - Есть в нем и от знахаря, и от хирурга, и от шептуна.
  - Это же сколько знать надо! - не удержался Стэрр.
  - Знает он немало, - согласился Мангурре. - Зубы он мне отремонтировал в обмен на разрешение изучить мое грешное тело.
  - О небеса! Да кому это нужно...
  - Ему нужно. Он хотел знать, чем мы отличаемся от них, - ведь в нас так много похожего...
  - Мы отличаемся? - живо спросил Смирол.
  - Мы отличаемся, но на удивление мало, - ответил Мангурре. - Я спрашивал Томаса Кенига, он сказал, что на том уровне, которого достигла у них медицина, вся лекарская "аппаратура" - это вроде бы механизмы по-ихнему, - так вот их аппаратура, которая обычно применяется, различий не замечает. В качестве примера молодой Руттул привел записи в медаппаратуре "летающей лодки" отца. Некий молодой туземец был вылечен от болезни, которую младший Руттул назвал "местным видом энцефалита". - Мангурре сделал паузу. - Скажи-ка, Рыжий, случайно это не ты - молодой туземец? Томас Кениг объяснил мне, что он называет энцефалитом. Уж очень похоже на болезнь хэйо.
  Смирол, усмехаясь, развел руками.
  - Я сразу подумал о тебе, - сказал Мангурре. - Это похоже на тебя, проныра, правда? Поздравляю. Ты уже успел анонимно прославиться в двух мирах.
  - Почему - в двух мирах? - спросил Пайра.
  - А! Так я же еще не сказал! Они из другого подлунного мира.
  - Святые небеса! - воскликнул Пайра. - Мы не еретики, чтобы принять это за правду.
  - Ну я не знаю, так они сказали.
  Щадя благочестие Пайры, Мангурре существенно сократил ту часть доклада, где говорилось о нахождении того места, откуда явились чужестранцы. Сами-то они тайны из этого не делали, но Мангурре решил пока придержать при себе то, что шло вразрез с представлениями майярцев о мироздании. Все же остальное Мангурре вывалил на своих слушателей, не жалея деталей и подробностей. В ход пошел весь богатый словарь определений: впечатлений было много. Мангурре не забыл даже описать сказочное сантехническое оборудование (Пайра крякнул и смущенно покосился на Карми, пока хокарэм красноречиво распространялся об изумляющем великолепии).
  Под конец рассказа Карми заснула, и приснился ей фотонный корабль в виде громадной иглы с продетым в ушко длинным полупрозрачным шлейфом. Карми летела к нему, как летают дети во сне, - без крыльев, без чего-то похожего и уж во всяком случае без глайдера.
  В корабле ее встретил Руттул - такой родной, такой обычный, в своем вечном черном костюме, расшитом золотом.
  "Я думала, ты мертв", - говорит Карми, а сердце бьется от радости: как Руттул может быть мертвым - он живой, руки у него теплые, глаза улыбчивые.
  "Хорошо, что ты пришла", - ласково говорит Руттул, но невесть откуда выскочил полуголый, растрепанный Смирол.
  "Уходи отсюда, душа моя, - кричит он и, схватив за руку, тащит за собой по кривым полутемным переходам. - Это чужаки".
  "Это Руттул",- возражает Карми.
  "Нет! - орет Рыжий. - Это не Руттул. Это обман. Тут все обман..."
  Крик, толкотня и неразбериха... Карми с трудом разлепила веки.
  В комнате, где они беседовали вчера, никого, кроме нее, не было, а в соседней - шумно. Там прыгал Стэрр, тренируясь в прыжках, через кинжалы и возлежащего на полу Мангурре.
  - Где Рыжий? - спросила Карми.
  - Ушел, госпожа моя, - ответил Мангурре, поднимаясь. Стэрр ойкнул и, чтоб не упасть на торчащие острия, рухнул в сторону, круша стулья.
  - Прошу прощения, Карми, - сказал он, выбираясь из-под поваленной мебели.
  - Далеко он ушел? - продолжала спрашивать Карми. - Когда вернется?
  - Не думаю, чтобы он скоро вернулся, - отозвался Мангурре, делая знак Стэрру: "Сгинь". Стэрр бесшумно исчез.
  - Что? - переспросила Карми.
  - Рыжий забрал у тебя что-то, - пока ты спала, госпожа, - пояснил Мангурре, делая неопределенный знак около шеи.
  Карми схватилась за грудь, где еще несколько часов назад висели в ладанке Руттуловы четки.
  - Он ушел насовсем, - продолжил Мангурре. - Ты вчера будто бы попробовала поставить его на место, а, госпожа?
  - Это даже хорошо, что он ушел, - медленно сказала Карми. - Как бы я ему объяснила, что нам надо расстаться?
  - Надо ли? - усомнился Мангурре.
  - Надо, - твердо проговорила Карми. - Пойдем, Мангурре, поговорим с Пайрой.
  - Не стоит пока, - возразил Мангурре. - Пайра только-только спать отправился.
  - Да? О чем же вы говорили всю ночь?
  - Большей частью о военных премудростях.
  - Странно, - промолвила Карми. - А поесть ты мне не раздобудешь?
  Между тем ничего странного не было в том, что разговор от инопланетных пришельцев перешел к военным вопросам. Любой новый фактор, мешающийся в жизнь Майяра, должен рассматриваться со всех точек зрения, в том числе и военных. Пайре не понравилось вторжение чужаков прямо в сердце управляемой им провинции, пусть среди чужаков и был сын Руттула, которому волею судеб эта провинция теперь принадлежала.
  Пайра не торопился признать сына Руттула своим сюзереном: пусть сначала признает права Томаса Кенига Высочайший Союз - вдруг это дьявольские козни чужеземных магов?
  Не нравились Пайре летающие ладьи чужаков. Что же получается: городишь, городишь неприступнейшие замковые укрепления, а какие-то наглецы могут запросто их перелететь? Вот чертовщина!
  Пайра предложил натянуть над замком сети, надеясь на то, что они помешают нападению летающих лодок. Мангурре возразил, что эта мера будет совершенно бесполезной. Смирол с ним согласился, напомнив о погроме, который произвела в Колахи-та-Майярэй оскорбленная Карми.
  Пайре не нравилось чувствовать себя совершенно беззащитным. Хокарэмы согласились, что положение действительно не очень приятное, но разумные меры оборонительного характера предложить пока трудно.
  Смирол нашел в этом еще один повод укорить хокарэмов в пренебрежении точными науками: "Люди совершенствуют свои знания в механике - и до каких чудес дошли!" - "Ты думаешь, это исключительно за счет механики?" - спросил Мангурре. "Механики и других наук, - поправился Смирол. - Не принимать же всерьез рассуждения о магии..." - "Попросишься к ним в ученики?!" - "Неплохо бы". - "Ты не пробовал разобраться в устройстве летающей лодки Руттула?" - "Шутишь? Не с моими знаниями в эти премудрости лезть!" - "Неужели так сложно?" - "Ну, Мангурре, уж от тебя-то не ожидал..."
  Но Мангурре не стал рассказывать обо всем этом Карми, как не стал говорить и о том, что, когда Пайра, утомленный ночным разговором ушел наконец спать, Смирол вдруг спросил Мангурре, какая муха могла укусить Карми. "В чем дело?" - не понял Мангурре. "Это все из-за Томаса Кенига, - продолжал Смирол. - Это из-за него вся наша любовь пошла вкривь и вкось". - "Ты уверен?" - "О, я - уверен!" - "Карми чтит майярские обычаи? Вот уж не думал..." - "У нее весьма своеобразное чувство долга, - ответил Смирол. - Она готова была разнести Колахи на кирпичики, но в то же время с усердием исполняла поминальные обряды. Святые небеса! Я человек незлобивый, но мне хотелось бы, чтобы этот Томас умер еще во младенческом возрасте!" - "Ну, Рыжий..." - "Карми из чувства долга мучит не только себя, но и других. Готов поставить сотню золотых - этому Томасу Кенигу от нее тоже достанется". - "С принцессами всегда не очень просто, - философски заметил Мангурре. - Что ты страдаешь? Найдешь себе и попокладистей, и красивее". - "По-твоему, Карми некрасива?" - "На признанных красавиц она не похожа". - "Признанные майярские красавицы какие-то полудохлые, а Карми живая", - возразил Смирол. Мангурре подумал, что столь пылко влюбленного хокарэма в жизни не видел, но... может быть, хэйму так и положено? "Что же ты собираешься делать?" - "Ничего. Думаю, нам полезно пока разбежаться в разные стороны. Надо поразмыслить на трезвую голову". - "А потом?" - "Там видно будет", - скучным голосом сказал Смирол. Все-таки он лукавил, этот рыжий хэйм, иначе зачем же он выкрал у Карми вещь, которой она дорожила больше всего? Впрочем, сама Карми восприняла кражу как должное.
  И Мангурре, махнув рукой на причуды хэймов, отправился вниз, на кухню, за завтраком.
  Пока он отсутствовал, Карми изучила расположение комнат в покоях Пайры и даже умудрилась освободить узницу. Светловолосая девушка в богатом, по лайгарским представлениям, костюме сидела забившись в угол темной комнаты, запертой на засов.
  - Ты кто? - спросила Карми, увидев ее. Девушка ожгла хэйми ненавидящим взглядом.
  - Я лайгарского не знаю, - продолжала Карми. - Может быть, ты говоришь по-цахарнски?
  - Знаю Цахарн, - быстро ответила лайгарка на древнем языке жителей Герехских островов.
  - Кто ты? - спросила Карми. - Ты пленница в Карэне?
  - Меня не Пайра в плен брал, - зло ответила лайгарка. - Меня в плен взял молодой Кэйве. Майярцы не знают чести - он подарил меня Пайре.
  - Как тебя зовут?
  - А ты имеешь право спрашивать меня? - вопросом ответила лайгарка. - Мой отец - правитель Лайгар, я княжна, а ты кто? Не похоже, чтобы ты была благородной крови...
  - Мой отец был королем Майяра, - сказала Карми просто. - А мать моя была его законной женой.
  - Ты не похожа на королевну.
  - Я - Ур-Руттул, - ответила Карми. - Ты слыхала обо мне?
  - Ты - Ур-Руттул? Руттул был лайгарец, это правда?
  - Нет, неправда. - Карми покачала головой.
  В комнате за ее спиной послышался шорох. Карми обернулась и увидела Мангурре.
  - Кушать подано, Карми, - доложил он как ни в чем не бывало. И добавил, глянув на лайгарку: - Пайра не велел кормить эту девицу, он думает, поголодав, она станет покорнее.
  - А что ты будешь делать, если я приглашу ее к завтраку? - осведомилась Карми.
  - Попрошу разрешения к вам присоединиться, - широко ухмыльнулся Мангурре. - Я тоже проголодался.
  Еды на огромном подносе, который притащил Мангурре, с лихвой хватило не только двум девушкам и Мангурре, но и Стэрру, который присоединился к ним позже. Вероятно, строптивость лайгарки уже долго лечили голоданием: аппетит у нее был волчий. Мангурре, который счел, что ей много есть вредно, отодвинул поднос подальше и вручил девушке чашку с горячим разбавленным вином.
  - Мне нравится эта девушка, - сказал он. - Я хотел просить Пайру, чтобы он отдал ее мне.
  - Что он говорит? - спросила лайгарка, звали ее Джанай Кумет.
  Карми перевела ей слова хокарэма.
  - Майярцы собаки, хуже собак! - воскликнула Джанай Кумет. - Они не знают, что такое честь! - Вино, вероятно, ударило ей в голову, а может быть, эти слова были проявлением строптивости, для лечения которой и прописали голодание.
  - В Майяре не уважают побежденных, - медленно проговорил Мангурре на очень плохом цахарнском. - Что за корысть молодому Кэйве или Пайре брать в жены дочь какого-то лайгарского князька? Эти дикарки годны только для развлечения - если, конечно, они красивы.
  Джанай Кумет вскочила. Карми удержала ее и усадила на место.
  - Слова - вода, - сказала Карми. - Они ничего не значат. Мангурре просто дразнит тебя.
  - Знатная лайгарка очень похожа на хокарэми, - продолжал Мангурре, спокойно разглядывая Джанай Кумет. - Девушки из благородных лайгарских семей лучше владеют мечом, чем прялкой.
  - Мечи у них слишком легкие, - сквозь полудрему вдруг пробормотал Стэрр.
  - Они умеют фехтовать - и очень хорошо. И я хотел бы иметь рядом с собой женщину, которая сумеет встретить лицом к лицу опасность. Ну и конечно, мне хотелось бы, чтобы это была красивая женщина, - добавил Мангурре как ни в чем не бывало.
  Стэрр, разлегшийся на ковре у ног девушек, пробормотал:
  - А я полагал, должна быть еще и любовь...
  - Глупости какие, - отозвался Мангурре. - Сказки для малолетних. Эй, девушка, кто у тебя был жених: тот, кого сама выбрала, или тот, На кого отец указал?
  - У меня двух женихов майярцы убили!
  - Да, не везет, - согласился Мангурре и продолжил, обращаясь к Карми: - Знатным девушкам и на Лайгарах женихов выбирают родители - абы кому ведь не отдашь свое ненаглядное чадо, а сами-то девки глупые, влюбчивые...
  Джанай Кумет набросилась на Мангурре с кулаками; Мангурре увернулся, закрывая от ударов свои только что починенные челюсти.
  - Святые небеса! Что за шум? - Пайра в накинутом на плечи старом плаще появился в дверях.
  - Разбудили? - обернулась к нему Карми. - Ах, извини. Мы будем вести себя потише.
  - Да что уж, - махнул рукой Пайра. - Все равно не засну. Сейчас оденусь. Мангурре, скажи, чтобы принесли мне завтрак.
  Он остановил взгляд на Джанай Кумет, помедлил немного, но ничего не сказал, ушел одеваться.
  Когда он вернулся и сел завтракать, Карми упорно игнорировала реплики Пайры на майярском языке, вынуждая его говорить по-цахарнски. Пайра покладисто согласился, но, поскольку цахарнский знал плохо, сильно разбавлял его майярскими словами. Разговор шел, впрочем, вовсе не о лайгарской пленнице.
  - Готов выслушать слова твоего неудовольствия, - говорил Пайра, - но внезапное появление твоего родственника произошло как нельзя более некстати.
  Карми промолчала.
  - Я уже подготовил брачное соглашение с госпожой Байланто, - продолжал Пайра. - Теперь все пойдет прахом. Как ты думаешь, молодой Руттул как-нибудь компенсирует мне эти потери?
  - Вряд ли, - усомнился Мангурре.
  Действительно, появление чужеземных гостей поставило Пайру в крайне неприятное положение. Пока он был наместником принцев Карэна, никто не мог ему указывать, как поступать в личных делах. И Пайра, пользуясь неожиданным возвышением, поспешил устроить свой брак с госпожой Байланто. Брак был выгоден обеим сторонам: Байланто получала в свое распоряжение часть богатств рода Пайры для восстановления Забытой Столицы, Пайра же получал доступ в круг высоких принцев и становился отчимом наследника престола, а потом, в дальнейшем - надеялся Пайра, - мог бы стать и канцлером Майяра.
  - Тебе никто не мешает, - сказала вдруг Карми.
  - Но... молодой Руттул!
  - Разве он предъявил свои права на земли Карэна?
  - Он, мне кажется, еще не знает, что имеет на них право, - ответил Пайра.
  - А кто ему скажет?
  - Э-э... я думал - ты, - признался Пайра.
  - Нет, - проговорила Карми. - Я не скажу. Пусть узнает сам.
  Пайра оживился, сообразив, что выгодный брак все-таки состоится.
  - Разве ты не пойдешь к нему?
  - Пайра, что бы ты сказал, если бы к тебе пришел какой-нибудь солли-аргирец и сообщил, что... ну, предположим, твой дядя в результате каких-то злоключений стал вождем солли, а теперь он умер и главенство свое завещал тебе?
  - Рассмеялся бы, - улыбнулся Пайра. - Очень мне нужно править у этих дикарей.
  - Мы дикари для Руттулова сына, - сказала Карми. - А я не хочу, чтобы на меня смотрели как на дикарку.
  - Гордость, госпожа? - посмеиваясь, проговорил Мангурре. - Да ты просто боишься предстать перед твоим пасынком...
  - Так уж и боюсь?
  - Да, потому что ты вела себя не подобающим вдове образом.
  - О небеса, да Томасу до меня и вовсе никакого дела нет. Законная жена Руттула - это Лидия, мать Томаса, а я - не поймешь что для него. Не то дикарка-наложница, не то взятая на воспитание сиротка.
  - Ты же принцесса!
  - Ха, много мне с того было толку...
  - Карми, - тревожно сказал Мангурре, - что же ты делаешь? Тебя же убьют.
  - Я постараюсь этого не допустить.
  - Карми!
  Соображения Мангурре были чрезвычайно простыми: раз Карми не собирается передавать Томасу Кенигу драгоценнейший Оланти сейчас, то можно и вовсе предотвратить это событие. Зачем ожидать, пока чужак вздумает предъявить претензии на высокий майярский престол? Куда лучше незамедлительно ликвидировать наглую девчонку, уже в который раз потрясающую самые священные устои государства.
  Даже у самого Пайры могли бы появиться мысли о попытке избавиться от Карми, если бы он не относился к ней с великим уважением. Ее поведение порой приносило неудобства, но Пайра свято помнил, что она дочь короля и высокая принцесса. Он в свое время давал вассальную присягу принцам Карэна, а значит, должен был уважать и тех, кто уже не был обладателем знака Оланти-Карэна.
  - Тебя и в самом деле могут убить, - с тревогой сказал Пайра.
  - Пока спрячусь куда-нибудь, - легкомысленно промолвила Карми. - А там тише станет.
  - В тихой воде рыбку ловят, - с сомнением покачал головой Мангурре.
  - Мангурре, скажи, пожалуйста... Если бы я пропала, где бы ты меня искал в самую последнюю очередь?
  Мангурре поразмыслил:
  - Где? Пожалуй, где бы я тебя искать не стал, так это в монастыре.
  - Значит, там и надо прятаться.
  - О боги! Да кто тебя в таком виде в монастырь пустит?
  - Я могу переодеться, - ответила Карми. - Переоденусь в знатную даму, а Джанай Кумет будет изображать мою служанку... Как, сестренка, ты не против?
  Джанай Кумет, быстро сообразив, что любая, даже весьма сомнительная авантюра в обществе Карми будет куда лучше заточения в Карэйн-Орвит, с готовностью поддержала ее идею.
  - Кто пишет для тебя письма? - спросила Карми.
  - Писец Гаор-Вибо или Стэрр, - ответил Пайра.
  - Ах, Стэрр? Ну-ка, малыш, берись за стило.
  Стэрр поднялся и сходил за вощеными дощечками.
  - Готов, - наконец сказал он.
  Карми, припоминая стиль немногих читанных ею писем Пайры, начала диктовать. Пайра заерзал: по его мнению, обращение к настоятельнице Ваунхо-гори было совершенно неучтивым. В майярском обществе госпожа настоятельница занимала более высокое, чем он, Пайра, положение.
  - А, - сообразила Карми, - и точно, она же кузина моему деду.
  Карми примолкла на минутку, задумалась и продолжила диктовать. Стэрр невозмутимо перечеркнул то, что она надиктовала ранее, и зачиркал стилом по вощеной пленочке, выцарапывая какие-то странные штрихи.
  - Зачем тебе стенография, хокарэм? - спросила Карми, обратив на эти штрихи внимание.
  - Мне нравится, - невозмутимо ответил Стэрр.
  - Одному нравится механика, другому - стенография, - подтрунил Мангурре. - Что в этом плохого?
  - И правда, ничего, - мирно согласилась Карми, продолжая диктовать письмо.
  Оно получилось немного неуклюжее, простоватое и со многими изъявлениями почтительного уважения - стиль посланий Пайры Карми скопировала с блеском.
  - Отлично, - одобрил Мангурре.
  Пайру, однако, несколько смущало содержание письма.
  - И верно, - согласился Мангурре, - что-то письмо получилось двусмысленным, Карми. Если бы я почитал его, то решил бы, что господин отсылает в монастырь свою любовницу - спрятать, чтобы не мозолила глаза вельможной невесте.
  - Похожа я на отставную любовницу? - с улыбкой спросила Карми.
  Мангурре окинул ее критическим взглядом:
  - Породы ты хорошей, аоликанской, да только господин красоток предпочитает. А впрочем, если с тебя хокарэмское тряпье снять... Как, Стэрр?
  - Карми красивая, - убежденно сказал юноша. - Так Смирол говорит, а он лучше знает.
  Пайра маялся, не смея пресечь слишком вольный тон своих хокарэмов. Карми эти вольности явно забавляли.
  - Думаю, Стэрр должен проводить тебя до Ваунхо-гори, - проговорил Мангурре.
  - А ты?
  - А я теперь - фигура слишком заметная, - усмехнулся он. - Ответ придется давать, как я гостил у этих чужаков.
  - Ответ? Кому?
  - Ну... Логри, Высочайшему Союзу, королю... да всем и каждому, госпожа моя. Шутка ли - молодой принц Руттул объявился.
  Карми повернула голову к Пайре:
  - Можно, Мангурре будет держать меня в курсе всех дел?
  - Разумеется, госпожа. Распоряжайся им как хочешь.
  Карми поблагодарила.
  Мангурре с живостью поинтересовался:
  - А ты что, в хокарэмской одежде в монастырь собралась?
  Пайра предложил к услугам Карми весь гардероб недавно умершей жены: покойница была одного роста с Карми, хотя и немного плотнее.
  Карми выбрала из сундука серое простого покроя молитвенное платье.
  - Не на праздник еду, - проговорила она, переодеваясь. - В корсетах ходить, хоть убей, не буду.
  Пайра, мучаясь от нарушения приличий, отводил потупленный взгляд к стене - Карми, как привыкла, переодевалась, не обращая внимания на присутствие мужчин. Она отобрала столько вещей, сколько необходимо было, чтобы не бросалось в глаза, что благородная дама путешествует без багажа.
  Мангурре, окинув взглядом отобранные вещи, добавил еще одну простыню и легкое суконное одеяло. Подумав еще, он положил в сундучок расшитые яркой вышивкой башмачки из беличьей замши и ларчик с палочкой сурьмы, румянами и пудрой.
  - Я этим мазаться не буду, - брезгливо предупредила Карми.
  Мангурре понюхал баночку с помадой и решил, что ее, пожалуй, действительно брать не стоит.
  - Ох, не похожа ты на знатную даму, - с сомнением молвил он, качая головой. - Что ты смыслишь во всех этих притираниях и лосьонах?
  - Премудрые небеса! Они что, и в монастыре лица мажут? - ужаснулась Карми.
  - Тайком, разумеется, - проговорил Мангурре. - Чего же тут страшного. И в монастыре красоты хочется.
  
  Глава 13
  
  Настоятельница монастыря Ваунхо-гори, что в северных землях княжества Байланто-Киву, неприветливо встретила Карми (госпожу Иллик Тайор, как отрекомендовала она себя в письме, будто бы написанном Пайрой): то ли сама Карми поклонилась недостаточно почтительно, то ли у хозяйки было плохое настроение, а может, просто потому, что считала старуха ниже своего достоинства ласково привечать отставную любовницу какого-то Пайры.
  Карми, однако, не собиралась специально искать ее расположения, но и помыкать собой никому не позволяла.
  - Тебе наговорили что-нибудь обо мне, госпожа? - спросила она прямо.
  - Нет, девочка, - чуть помедлив с ответом, промолвила настоятельница. - Я ничего не знаю о тебе. Да и имени никогда не слыхала такого - Иллик Тайор. Надо полагать, оно ненастоящее?
  - Да, госпожа, - просто ответила Карми. - Красивое имя - Тайор, и редко встречается, правда, госпожа?
  - Наверное, ты любишь старинные песни, - более доброжелательно заметила настоятельница. - Песнь о прекрасной Тайор Гехарн Ану и баллада об Иллик, невесте королевича Корбу. Ты любишь петь?
  - Люблю, - улыбнулась Карми. - Но разве можно петь в монастыре светские песни?
  - Почему нет? - удивилась старая монахиня. - В старинных балладах поется о возвышенных чувствах - о чести, о долге...
  - И о любви, госпожа, - добавила Карми.
  - Ты молода, девочка моя, тебе можно петь и о любви, - ответила она. - Какое твое домашнее имя?
  Карми тут же перевела прозвище Сава с сургарского наречия: ???
  
  Настоятельнице понравилась эта юная девушка по имени Сабад - понравилась ее простота и искренность, хотя, понимала старая госпожа, за ее томлением в монастыре было что-то не вполне добропорядочное.
  Письмо Пайры было слишком прозрачным, чтобы возникла необходимость задавать вопросы, и судьба Сабад казалась совершенно незатейливой и понятной. Девушка не отличается особенной красотой, но ее манеры казались безупречно-естественными и придавали ее гибкой фигурке особую прелесть. Неудивительно, что Пайра обратил внимание на Сабад, хоть она и не была идеалом красоты.
  Однако кто она, эта девушка Сабад? Из какой семьи забрал ее могущественный наместник земель Карэна? Из семьи благородной, это очевидно, но семьи не очень значительной - ведь до монастыря не дошло никакого шума, который непременно бы поднялся, если бы Пайра вздумал забрать женщину из влиятельного и могущественного рода. Скорее всего Сабад была сиротой, за которую не нашлось кому вступиться. А еще Пайра мог забрать жену у какого-нибудь своего вассала. Но даже если это и было так, Сабад не очень расстраивалась.
  - Ты незамужняя, девочка моя? - спросила настоятельница. - Если у тебя есть муж, он имеет право отозвать тебя из монастыря.
  - Я вдова, - коротко ответила Карми, и старая монахиня, кивнув, приняла это объяснение. По ее мнению, такая юная особа, как Сабад, имела право не запираться в четырех стенах, а брать от жизни все, что та ей предлагала. Жизнь предложила ей Готтиса Пайру - что ж, не так уж плохо. Пайру нельзя обвинить в скупости: своим любовницам он всегда делал щедрые подарки.
  - Немного вина? - предложила старая монахиня. - Не стесняйся, девочка.
  - Ты очень добра ко мне, ясная госпожа, - отозвалась Карми.
  Она встала и сняла ярко начищенный бронзовый чайник с крючка над очагом.
  Теплое вино полилось в серебряные стаканы - аромат вина и пряностей наполнил келью.
  Настоятельница не ограничивала себя в мирских удобствах и украшениях. Келья была убрана коврами и гобеленами, на полу - коврик из сшитых волчьих шкур; кровать занавешена златоткаными пологами, хотя сама настоятельница ходила в обыкновенном монашеском балахоне, правда весьма хорошего сукна.
  Образа, висевшие в келье, были знаменитой в Майяре восточно-ирауской работы; священная книга "Тэ гемайо лит-ти", в переплете из золотых полосок и красного сафьяна, лежала на особом резном столике. И если стаканчики, в которые Карми налила вино, были серебряными, то только потому, что настоятельница, как многие в Северном Байланто, была убеждена, что есть и пить здоровее из серебра, а не золота.
  Сохраняя на лице непринужденную улыбку, Карми с поклоном подала стакан с вином на небольшом подносе. В душе, однако, Карми сомневалась, что все делает как полагается, - три года уже Карми была свободна от обязанностей соблюдать этикет, кое-что могло и забыться. Видно, какие-то ошибки Карми все-таки совершила, потому что настоятельница спросила:
  - Тебе не часто доводилось прислуживать высоким господам, девочка?
  - Да, госпожа, - призналась Карми.
  - Не стоит смущаться, Сабад, - отозвалась настоятельница. - Главное - уверенность, остальное неважно.
  - Тебе просто советовать, ясная госпожа, - проговорила Карми. - А как быть уверенной, когда не знаешь приличий? Я вот даже не знаю, могу ли я уже сесть и выпить вина?
  - Полагается сделать реверанс, спросить, не нужно ли еще чего, и только потом, после еще одного реверанса, садиться. А пить ты можешь, только когда я сделаю три глотка. Но сейчас всего этого не надо. Садись, Сабад, и можешь пить - ведь ты не прислуга, а моя гостья.
  Карми, изображая смущение, произнесла:
  - О, я не смею...
  Старая монахиня покровительственно похлопала ее по руке:
  - Не стесняйся, девочка моя. Я уверена, мы с тобой хорошо поладим.
  Настоятельница завела разговор о Южном Павильоне, где намерена была поселить Карми:
  - Боюсь, тебе покажется там скучно, Сабад. Павильон стоит на отшибе, место тихое, а сейчас, зимой, даже угрюмое.
  - Я как раз хочу сейчас тишины и одиночества, - сказала Карми. - Не хочу, чтобы меня теребили и расспрашивали. Мне надо многое обдумать, ясная госпожа.
  - Зимними ночами там бывает жутко, - проговорила настоятельница. - Но Ваунхо-гори - монастырь не очень просторный, скорее у нас тесно. А в Южном Павильоне жить зимой никто не хочет. Как-то совестно отправлять тебя туда одну, девочка.
  - Я не одна, - ответила Карми. - Со мной лайгарка. Вдвоем не так страшно.
  Настоятельница подумала, что уединение с дикаркой в качестве компаньонки ее устрашило бы больше одиночества, но ничего не сказала, раз Сабад не видела в том никакой угрозы для себя.
  - Кстати, о лайгарке, - вместо этого произнесла она. - Может быть, стоит подумать о том, чтобы обратить ее в истинную веру?
  Карми помолчала, обдумывая ответ.
  - Госпожа моя, - сказала она, - майярцы отобрали у Джанай Кумет родину, семью, честь, высокое положение... Было бы жестоко отбирать у нее и веру предков.
  Настоятельница уловила в словах Карми еще ни разу не прозвучавшую жесткость. Но она уже определила "девушку Сабад" как сильный характер, и лишнее подтверждение этого лишь позабавило ее.
  - Что ж, дитя мое, - молвила она, - может быть, ты права. Но что я тебя задерживаю? УЖ стемнело давно, а тебе еще надо устроиться в павильоне... Прости старухе болтливость, детка. Иди, иди, ты, наверное, устала с дороги...
  Пока Карми беседовала, Джанай Кумет и две монахини приводили павильон в жилой вид. Сквозь щели в ставне намело снегу; холод в комнатах стоял, казалось, даже больший, чем снаружи.
  Монахини выгребли снег из комнаты, где стояла кровать. Лайгарка метелкой из хвойных веток смела сор и начала распаковывать узлы, с которыми приехала Карми. Сначала она положила на доски кровати волосяной тюфяк, сверху бросила пуховую перину, подложив изголовье, потом на перине расстелила нежную меховую простыню и накинула поверх двухслойное одеяло из рыжего лисьего меха.
  Монахиня растопила очаг, но теплее в комнате не стало. Жаровню с угольями поставили в ногах кровати. Из кладовки принесли огромный котел, подвесили над очагом и набили его снегом.
  Карми подошла к павильону как раз в то время, когда снег в котле растаял. Джанай Кумет, выскочив во двор, нагребала в широкий противень снег, чтобы добавить еще; Карми помогла ей занести противень в комнату.
  - Искупаемся сегодня? - спросила Карми. - Уж очень я замерзла!
  - Ох, вода еще не скоро нагреется, - с сомнением сказала Джанай Кумет. - И я не думала, что ты, госпожа, тоже захочешь купаться.
  - Я разбаловалась в Ралло, - проговорила Карми, подбрасывая в очаг дрова. - В Ралло горячей воды много, ее боги греют. Купайся сколько хочешь - трудов никаких.
  - А у нас греть приходится, - вздохнула Джанай Кумет. - Хорошо еще, в нашем доме служанок было много, они воду и таскали.
  Пока вода грелась, девушки приготовили ужин и поели; потом наконец Джанай Кумет, приподняв крышку, сказала:
  - Ну вот, можно и искупаться.
  Она поискала ведра, чтобы перетаскать горячую воду в стоящую рядом высокую лохань, но Карми покачала головой - это делается не так. Она прикрепила к специальному пазу в котле желоб и опустила другой его конец в лохань. Налегая всем телом на рычаг так называемого хорайто-лоту, направила груз, подвешенный к другому концу рычага, прямо в котел. Опускаясь, груз вытеснял воду, и она побежала по желобу.
  Джанай Кумет, поняв, в чем дело, принялась помогать. Грузом в хорайто-лоту служил огромный глиняный кувшин, в который насыпали песка, чтобы он не всплывал в -котле. Кувшин заполнял вовсе не весь объем котла; когда кувшин лег на дно, в котле оставалось еще около четверти объема воды, но это было уже неважно - остаток воды девушки набрали в ведра.
  Ежась от холода, девушки разделись, облились водой, быстро намылили друг друга и еще раз облились водой. Места в лохани хватило обеим; обе прыгнули в воду и замерли, нежась в горячей воде. Из лохани выбираться не хотелось, но вода стыла быстро, и девушки с визгом перебежали на кровать зарываясь в одеяла.
  Утро было солнечное, приветливое; оно осветило убогие стены павильона и беспорядок в комнате.
  - Какой ужас! - вздохнула Карми. - Хо-олодно, студено.
  Ей уже не раз приходилось бывать в северных краях; задерживая дыхание она нырнула в промороженную одежду. Джанай Кумет последовала ее примеру. Поспешно затягивая шнурки платья, она спросила:
  - Убирать будем, госпожа?
  - Да-а, - пробормотала Карми. - Будем убирать.
  Тщательно обмели от паутины потолки и стены, устелили пол сухим камышом, для свежего запаха набросали елового лапника. Ставню поправили, оконницу обтянули промасленным полотном взамен того, что изгрызли мыши.
  - Ну вот, теперь и жить можно, - с удовлетворением отметила Карми. - А не искупаться ли нам?
  Искупаться, впрочем, удалось не сразу. Вода не успела нагреться, а за Карми прибежала вертлявая послушница - госпожа настоятельница звала гостью к себе.
  Оказалось, Карми допустила два промаха: во-первых, не была на утренней молитве, во-вторых - не явилась и в трапезную.
  - Ох, молодость, - качала головой настоятельница. - Проспала небось, притомившись с дороги?
  Карми, скромно потупившись, виновато кивнула.
  - Так ты, верно, голодная по сию пору сидишь?
  - Мы доели дорожные припасы, госпожа, - ответила Карми.
  - Ну дело ли это - всухомятку жить? - укорила настоятельница. Чувствуя к юной гостье истинное расположение, она приняла ее под свою опеку. - Я пришлю тебе девушек прибрать в павильоне...
  - Там уже убрано, ясная госпожа. Мы с утра как раз этим занимались, - ответила Карми.
  - О! - удивилась старая дама. - Быстра ты, девочка моя. И как тебе новое жилье? Там, конечно, холодно, неуютно...
  Карми, сравнивая монастырский павильон с башней в замке Ралло, не видела никакого особенного неуюта. Она горячо заверила, что жилье ей вполне по нраву.
  - Особенно хорошо, что можно воду греть, - говорила Карми. - Я без купаний себе жизни не представляю...
  Она осеклась.
  - Экая ты дикарка, - заметила настоятельница. - Недаром с лайгаркой так спелась.
  Карми пожала плечами. Жест был несколько вольным - никто не стал бы вести себя так в присутствии настоятельницы, и та была неприятно удивлена.
  - Девочка, где твое почтение? - резко спросила она.
  Карми опомнилась:
  - О боги! Опять я что-то сделала не так.
  - Кто тебя воспитывал, девочка моя?
  Карми промолчала. Ох, трудно сдерживать свои привычки. Они то и дело подводили ее - ив тоже время все больше вызывали симпатии монахини. Она видела в этих невольных, порой не замечаемых самой Карми, проступках нечто от первобытной непорочности; такие, как она, думала настоятельница, если и грешат, то по неведению и чистота их помыслов остается незамутненной даже среди житейских бурь...
  Монастырская жизнь не казалась Карми скучной; пока она привыкала к новому укладу, осматривала все, что было в монастыре достойно внимания, а такого здесь было много: древние иконы, статуи, храмовая утварь. Иные предметы вызывали в памяти разные исторические события: веши были подарены монастырю великими людьми прошлого или созданы легендарными мастерами, а иные вещи и сами по себе были легендой - они упоминались в старинных священных книгах.
  Вечерами Карми и Джанай Кумет сидели у очага, вязали и учились друг у друга: Джанай Кумет осваивала майярский, Карми - язык, почти не изменившийся с тех пор, когда на нем разговаривали вольные тэрайны. К изумлению своему, Карми обнаружила, что лайгарцы и по сию пору называют себя тэрайнами, да и само слово это, оказалось, означает всего-навсего "настоящие люди". Выяснилось, что почти все северомайярские слова, относящиеся к лошадям и к тому, что с ними связано, - тэрайнского происхождения: до тэрайнов в этих краях лошадей редко видели. Странно было это осознавать.
  Иногда вечером настоятельница звала Карми к себе - тогда часы проходили в рассказах о древних временах и великих людях, в распевании старинных баллад и чтении стихов, многие из которых сложили так давно, что имена их авторов затерялись в веках. Джанай Кумет в это время тихонько сидела в углу, вслушиваясь в полупонятную речь. Она оживилась только однажды, когда Карми вздумала рассказывать лайгарское предание о тэрайнском князе Шэнге Паиви. Госпожа настоятельница изумленно вскинула брови - ведь речь шла о враге майярских государей, но самонадеянную рассказчицу не оборвала. Карми же ловко закончила свое повествование:
  - Он дед госпожи Лавики-аорри, а среди ее потомков немало было славных майярских государей!
  Настоятельница была успокоена - получалось, что сказание было об одном из ее предков.
  И все бы у Карми хорошо складывалось, если бы не постоянные думы о ее неприкаянной судьбе. Когда она стояла в храме во время утренних и вечерних молитв, ее мысли обращались к Руттулу. Есть такая вещь - долг, и она не выполнила его. Как можно не поспешить к Томасу Кенигу, как можно скрывать от него место, где похоронен его отец, как можно утаивать от него Руттулово наследство? Но ей казалось страшным появиться перед ним. Стыдно было отчитываться за все то, что натворила она за годы после смерти Руттула. Как она себя вела, о боги, вспомнить без омерзения нельзя: уронила имя сургарского принца, смешала с грязью, а потом и свое высокое звание опозорила, связавшись с рыжим сыном рабыни-лайгарки.
  Руттул нарушал законы, но уважал обычаи, она же безрассудно отвергала самые устои майярского государства, прибегая к законам, только когда требовалось спасать свою никчемную, пропащую жизнь.
  Как, как отчитаться за это перед сыном Руттула?
  Но служба заканчивалась, и она выходила из сумрачного храма на солнечный двор, и Смирол уже не казался ей таким уж позором, и Томас Кениг уже не пугал - до ночи, пока в минуты перед сном она вновь не вспоминала о своих прегрешениях.
  Неспешно подошла весна. Еще не весь снег стаял, а обитатели монастыря почти все свое время стали проводить во дворе, радуясь теплому ветру и расцветающей природе. Как раз тогда Карми и занялась делом, которое удерживало ее в стенах павильона.
  Там у окна стояла конторка, за какими обычно работают переписчики; в шкафчике нашлось все для приготовления чернил, там же лежали превосходные перья и тростниковые ручки. Небольшая бронзовая песочница была настоящим произведением искусства, песок в ней был белый, чистый, мелкий. Особенно восхищала Карми киноварь - настолько, что однажды она не выдержала, достала флаконы с красками и сшитую из листов пергамента тетрадь.
  На несколько мгновений она задумалась: что бы такое написать? Потом решительно вывела начальные слова песни: "Алойта дэнаи" ("В сердце моём"). Она старательно украсила эти два слова завитушками, добавила несколько черточек обыкновенными черными чернилами и аккуратно дополнила замысловатый узор тремя точками золотой краски.
  Раскрытая тетрадь с этими словами пролежала на конторке несколько часов. Карми порой подходила, любовалась пламенеющими словами и подумывала, о чем будет писать дальше, а вечером убрала тетрадь в ящик. И вынула только на следующий день после утренней службы и завтрака.
  "В сердце моем печаль. В сердце моем долг борется с любовью, и это причиняет мне боль, которую стерпеть трудно. Как мне быть, кому мне выплакать эту боль, кто поймет меня?.."
  Когда Карми писала, мысли сами приходили в порядок. Она еще не была готова принять решение, но необходимость этого решения уже признана - и верность этому решению тоже. Если она его примет - придется идти до конца.
  Ах, как сложна и запутанна жизнь! И Карми, укладывая мысли свои в длинные, замысловато-изящные, со скрытым ритмом фразы, возможно, не была точна в том, по каким мотивам она совершала те или иные поступки, однако она была искренна, ибо сейчас понимала свои действия именно так.
  Однажды госпожа настоятельница, позвав ее к себе, сказала:
  - Дитя мое, где-то там в твоем павильоне, среди вещей Аоры-переписчицы, должна быть тетрадь. Пожалуйста, найди ее и принеси мне.
  Карми покраснела, сообразив, что свои излияния пишет в чужой тетради, да еще из новых, нескоблёных листов пергамента наилучшей выделки.
  - О... госпожа моя, - проговорила она смущенно, - боюсь, тетрадь я испортила. Разрешите мне написать Пайре, он пришлет со Стэрром новую.
  Настоятельница удивилась, но виду не подала. Как смеет эта девочка, пусть она и благородного рода, так фамильярно говорить о наместнике княжества Карэна? Видно, Пайра всерьез влюблен в нее, если позволяет такое.
  - Тебе нельзя писать Готтису Пайре, - сурово ответила она. - Да и он поступает необдуманно, посылая тебе подарки со своим хокарэмом. Пайра женат на принцессе, это оскорбление ее высочества.
  За все время пребывания Карми в монастыре Стэрр приезжал еще два или три раза, привозил одежду более подходящую по сезону и разные мелочи. Карми запоздало сообразила, что по отношению к госпоже Байланто это действительно выглядит некрасиво. Ну послал бы Пайра простого слугу, это еще ничего, но хокарэма...
  - О-ой! - вздохнула Карми, приложив руку к щеке. - Боги небесные, как же это я не сообразила!
  - Госпожа Байланто приезжает послезавтра, - продолжала настоятельница. - Тебе, пожалуй, лучше на время ее визита покинуть монастырь и удалиться в один из лесных скитов.
  Совет был хорош, но только в том случае, если бы Карми и в самом деле была любовницей супруга высокой принцессы.
  - Госпожа Байланто едет на лето в Забытую Столицу, - объясняла старая монахиня, - и по дороге остановится у нас.
  По дороге? Но трудно сказать, что монастырь находится по дороге из Пайер-Орвит, где принцесса провела конец зимы и весну, в Забытую Столицу. Есть пути и покороче, да и поудобнее. Нет, госпожа Байланто едет сюда вовсе не для того, чтобы поклониться святыням.
  - Я не поеду в скит, госпожа моя, - твердо заявила Карми. - Если госпожа Байланто приедет и спросит меня, мне все равно придется возвращаться.
  Старая дама пожала плечами:
  - Как хочешь, дитя мое. Ты смела, но неразумна.
  Карми почувствовала, что ее отказ уехать чем-то задел настоятельницу. Она же хотела "девушке Сабад" добра. Встреча всесильной принцессы с безвестной, но удачливой соперницей, похитившей сердце ее супруга, могла закончиться очень плачевно. Лучше бы убрать Сабад подальше: с глаз долой - из сердца вон, глядишь, и минует гроза голову безрассудной девчонки...
  - Как хочешь, дитя мое.
  Вернувшись в свой павильон, Карми встала у конторки и записала последние слова своей исповеди:
  "В сердце моем любовь и горе, долг и преступление, в сердце моем - жгучая отрава.В сердце моем - печаль"
  Это была последняя страница тетради, и внизу Карми нарисовала золотом изысканно-изящное соцветие ранага, а рядом с ним - черный колючий чертополох, лукаво сияющий алой шапочкой цветка. (Она не думала о том, что это значит, но годы спустя, когда тетрадь эта вошла в литературу Майяра под двумя названиями - "Алойта дэнаи" и "Плач по Руттулу", - утвердилась версия, что рисунок символизирует Руттула в виде золотой грозди и рыжего хэйма Смирола в виде красноголового чертополоха.)
  
  Глава 14
  
  Госпожа Байланто прибыла в монастырь под вечер. Старая настоятельница поспешила к ней, но высокая принцесса хоть и поприветствовала ее учтиво, все же до длительной беседы не снизошла: тотчас же осведомилась о юной даме, которая уже несколько месяцев пользуется гостеприимством монастыря. Настоятельница велела послушнице сбегать за Иллик Тайор, но Байланто возразила:
  - Что вы, что вы, это неудобно! - и послала с послушницей одну из своих придворных дам.
  Удивленная настоятельница увидела, как стремительно вбежавшая Сабад остановилась на пороге, попробовала сделать церемонный реверанс, но Байланто, схватив ее за руку, притянула к себе, обняла, поцеловала.
  - Сестрица, во здравии ли ты? - спросила Байланто.
  - О, что со мною сделается! - рассмеялась Карми. - А как у тебя с Пайрой?
  Байланто усмехнулась. Она оглянулась, но настоятельница деликатно удалилась, оставив подруг одних.
  - Тебе здесь не скучно? - спросила Байланто.
  - Мне не бывает скучно, - ответила Карми. - Вечно что-то вокруг меня происходит.
  - Ты еще не решила, чью сторону принимаешь? - Байланто была настойчива и сразу перешла к делу.
  - Решила, - медленно проговорила Карми. - Но могу ли я ожидать, что ты меня поддержишь?
  - Твое решение затрагивает мои интересы?
  - Не знаю, - ответила Карми. - Я вообще плохо понимаю, почему ты до сих пор меня поддерживала. Чем вызвано твое расположение?
  Байланто сказала:
  - Наверное, тем, что я когда-то завидовала тебе.
  Карми удивилась:
  - Мне можно завидовать?
  - Я была влюблена в Руттула. - Байланто грустно улыбнулась. - Это новость для тебя?
  - Новость? Да, - согласилась Карми. - Ты меня поражаешь, сестрица. Ведь ты никогда его не видела. Или это как в старинных преданиях, когда влюблялись даже не по портретам, а по рассказам?
  - Представь себе больную девушку, полупарализованную, месяцами лежащую в одной и той же комнате, в одних и тех же четырех стенах. Что у меня за развлечения были? Рукодельничать лекари запрещали, оставалось только зазывать к себе певцов да сказителей, разглядывать миниатюры в полуобгоревшей старинной книге да молиться. От скуки я выучилась читать. Книга оказалась трудом какого-то старинного историка о Забытой Столице, сейчас я даже не знаю, кто ее написал, - автор не входит в число канонических.
  Байланто оглянулась на Карми. Карми сидела сложив руки на столешнице - слушала внимательно.
  - Жутко, - промолвила она, прерывая паузу. - Болезнь и беспомощность - что уж хуже...
  - Ах, разве я об этом? - с досадой вздохнула Байланто. - Я читала о великолепном, царственном городе, рядом с которым Гертвир и Тлантлау - жалкие деревушки, о роскошных дворцах, о пышных садах, о прудах, где жили златохвостые рыбы и черные цапли, - о сказочном городе, столь огромном, что его нельзя было пересечь из конца в конец за один день от восхода до заката. И жили в нем герои, полубоги, легендарные цари и князья, рядом с которыми наш Высочайший Союз - бледные тени.
  - Ты преувеличиваешь, - заметила Карми. - Ничтожеств всегда хватало. А покойного Горту... да и Марутту, что ныне здравствует... тенями не назовешь.
  - Ты сравниваешь лисью хитрость с утонченным благородством, - отозвалась Байланто.
  - Я думаю, в Забытой Столице хватало и умных политиков, - возразила Карми. - Впрочем, продолжай.
  Байланто продолжила.
  И в те же дни, когда она читала о легендарных князьях, а сказители повествовали о подвигах Ваору Танву, бродячие торговцы всякими безделушками рассказывали о самой яркой фигуре современного Майяра - сургарском принце Руттуле. Эти россказни превращались в жаждущей приключений душе юной девушки в легенду о рыцаре божественного происхождения; быстрый взлет Руттула потряс Оль-Байланту, и она с горящими глазами слушала о том, как Руттул сверкающим мечом поражал своих врагов.
  (- Чушь, - фыркнула Карми. - Руттул был мечник никудышный, да и вообще не воин.
  - О, Карми!..)
  И когда юная Оль-Байланту стала поправляться, она, едва встав на ноги, предприняла путешествие в Сургару. Двоюродную родственницу, настоятельницу одного из монастырей, удалось склонить к пособничеству: она, волею отца попавшая в монастырь в весьма нежном возрасте, обожала любовные интриги и была склонна поощрять легкомыслие. Молодую госпожу настоятельницу смущало только то, что до Сургары путь далек, а Оль-Байланту еще не выздоровела окончательно.
  (?Видела бы ты меня: бледная как мел, ветром шатает, не хожу, а ковыляю... Обольстительная красавица, одно слово!)
  Но путь до Сургары и в самом деле далек: путь на лошадях, а потом морем, и вот наконец окрепшая под весенним солнцем и теплым ветром юная дама прибыла в Тавин.
  Цвел ранаг, город был окутан праздничным, легким настроением. Горожане катались на парусных лодочках по озеру; на мелководье - бесчисленные стаи птиц, в том числе и черных цапель, давно уже исчезнувших в Майяре.
  (Карми заулыбалась, вспоминая. Пора, когда цветет ранаг. Самое любимое время года...)
  В тот месяц Оль-Байланту наделала много глупостей. Руттул оказался не таким, как она ожидала: он был учтив, но к юной даме отнесся без особого внимания. Зато Метто, его молодой, богатый и любезный помощник, окружил Оль-Байланту нежной заботой - и был вознагражден за это.
  Оль-Байланту потеряла голову. Непозволительная связь была короткой и длилась всего несколько недель; очень быстро Оль-Байланту поняла, что Метто привлекают не ее достоинства, а высокое происхождение. Молодой Метто, сын рабыни, лелеял свою гордыню, и Оль-Байланту, едва поняв это, бросила его.
  Лето клонилось к осени; ранаг давно отцвел, на его ветвях висели гроздья мелких несъедобных ягод, из-за моря дул надоевший уже горячий ветер, с ветром в Сургару залетали стаи саранчи. И Оль-Байланту вдруг, в один час. соскучившись, отправилась домой.
  В Сургару приехала наивная болезненная девочка. Уезжала - умная, уверенная в себе молодая женщина.
  - И все же это было прекрасное лето, - мечтательно улыбнулась Байланто, - Жаль только, что подобных дней так мало в жизни.
  Карми вдруг сказала:
  - Я хочу, чтобы молодой Руттул стал принцем.
  - Это было бы хорошо, - с улыбкой сказала Байланто.
  - Хорошо? Чем?
  - Майяр зашевелится.
  - Майяр вскипит, - возразила Карми. - Страшные дела заварятся.
  - Забавные, - качнула головой Байланто. - В мутной водице рыбка ловится...
  - И что ты думаешь выловить? - поинтересовалась Карми.
  - Я готова воспользоваться всем, что подвернется.
  Карми промолчала. Байланто своего не упустит. Но стоит ли вставать у нее на дороге?
  - А тебе самой родичи Руттула мешают? - спросила Карми.
  - Совершенно нет, - искренне ответила Байланто. - Но я не хочу нарушать решение Высочайшего Союза.
  - А что он там нарешал?
  - Он запретил всем, кроме Пайры, разговаривать с чужеземцами.
  - И не разговаривают?
  - О, да где охотников найдешь? Я, правда, с удовольствием с ними побеседовала бы, но, знаешь...
  Карми кивнула.
  - Законы нужно соблюдать, - как бы про себя сказала Карми и поинтересовалась вслух: - А как Союз отнесся к моему бегству из Ралло?
  - Поэтому-то я и хотела тебя видеть, - ответила Байланто.
  Она рассказала. Высокие майярские князья, узнав о том, что Карми больше не появляется в Ралло, внешне никак своего неудовольствия не проявили. Но! Как донесли шпионы принцессы Байланто, Марутту имел разговор с Лойто Те Гемай, наставником секты Телой-аостеи.
  - Телой-аостеи? - пренебрежительно фыркнула Карми. - Кому они нужны?
  - Твоим врагам, - ответила Байланто. - Ты слушай, слушай...
  Эта секта, имевшая в прошлом от духовных и светских властей одни неприятности, в последние годы неожиданно получила от них тайную, но существенную поддержку.
  Телой-аостеи поклоняются Третьему Ангелу. Появление Карми, хэйми Третьего Ангела, не может быть безразличным для членов секты - им придется решать, как относиться к ней. Мнение, сформированное Марутту и Кэйве, объявило Карми самозванкой. Для фанатиков, которые в иные годы приносили своему божеству человеческие жертвы, подобное мнение было равносильно смертному приговору для хэйми Карми.
  - Тебе не приблизиться даже к долине Валлоа, - сказала Байланто. - Тебя убьют. Пожалуй, лучше будет, если ты напишешь молодому Руттулу письмо.
  - Я хотела бы посмотреть на него, - возразила Карми. - Вдруг, взглянув, я передумаю отдавать ему свой Оланти...
  - Кстати, где твой Оланти?
  Карми открыла было рот, но не ответила; она покраснела и по-детски выпятила губу, отчего лицо ее приняло виноватое выражение. Потом она хмыкнула.
  - Что случилось? - обеспокоено спросила Байланто.
  - Мне надо повидать Смирола.
  - Я напишу ему письмо, он сейчас тоже в Валлоа...
  - Нет, - качнула головой Карми. - Я пойду туда.
  - О боги! Я уже битый час объясняю, что тебе опасно появляться на людях.
  - Даже самый безрассудный телой-аостей не рискнет убить святотатца в присутствии хокарэма.
  Байланто промолчала. Где Карми собирается взять хокарэма? Своих у нее нет, ни один райи не наймется к нарушителю решения о ссылке, так на кого же она надеется? На то, что Байланто даст ей одного из своих?
  Карми усмехнулась, как будто прочитала ее мысли:
  - Не беспокойся, сестрица, меня не так легко убить... Байланто с сомнением покачала головой. Карми глянула в окошко:
  - О, засиделась я с тобой. Уже темно, а завтра с утра я выйду в путь. Надо сегодня собраться...
  Провожая ее до двери, Байланто молчала. Только когда Карми переступила через порог, она проговорила:
  - Один из земляков Руттула идет сейчас от Камаха к Валлоа.
  - Идет? - обернулась к ней Карми. - Трудно поверить. Мне говорили, они летают на каких-то странных штуках...
  - Эта самая летающая штука осталась лежать под оползнем в горах Камаха, - ответила Байланто. - Парень идет пешком.
  - Интересно... - протянула Карми, еще раз кивнула госпоже Байланто и поспешила в свой павильон.
  
  Глава 15
  
  Короткий дождичек даже не прибил пыль на дороге; солнце не удосужилось спрятаться за тучу, и одинокому путнику тоже не пришлось искать укрытия.
  Уже который день Крамер бредет по этой дороге. Теперь он даже не клянет свою беспомощность и неприспособленность к этому полудикому миру. Чего теперь сетовать на легкомыслие, из-за которого объявил вылет в одно место, полетел в другое, вышел погулять в третьем - и вот тут-то его флаер накрыло оползнем, и он, дурак, остался без каких-либо средств связи и припасов в четырехстах километрах от базы. Да, игра до добра не доводит. Это на Земле можно небрежно пристегнуть "Биком" к комбинезону; потеряешь - ничего страшного. Здесь - дело другое: когда он, потрясенный зрелищем обвала, сминающего всмятку флаер, наконец закрыл рот и схватился за "маячок", то нашел там только булавку, на которой должен был крепиться аппарат.
  Крамер помялся еще, побегал без толку вокруг груды камней, под которой был погребен флаер, полез было раскапывать, но оползень напомнил о себе струйкой бодро прыгающего гравия - и Крамер, чертыхаясь, отступил.
  Помощи ждать было неоткуда. Искать его начнут самое раннее через сутки, и поиски начнут с Северного Миттаура, куда он планировал забросить записывающую аппаратуру. Пока разберутся, что аппаратура до сих пор лежит на складах, будут обследовать трассу на Миттаур. Наверняка на это у них уйдет неделя, не меньше.
  "Да за неделю, - прикинул тогда Крамер, - я и сам пешком до базы доберусь".
  Он решил в уме небольшую арифметическую задачку: "Расстояние четыреста километров, скорость пешехода - пять километров в час, итого чистого времени пути - восемьдесят часов. Восемьдесят часов на семь дней... Хм! Лучше, пожалуй, на восемь..."
  Тут его самоуверенности малость поубавилось, но Крамер напомнил себе, что он человек молодой, достаточно сильный, физически подготовленный... Неужели он не в состоянии идти по десять часов в день?
  И пошел. Пошел на север, героически преодолевая препятствия в виде ручьев, болот, холмов и кустарников.
  Что ж, шагай, шагай, Валентин Крамер...
  Подумаешь, четыреста километров!
  За первые три дня, по бездорожью, Крамер прошел едва ли десятую часть пути. Он ходил кругами, постоянно двигаясь в обход, пугал зверей, ломясь по их тропам, чуть не потерял ботинок, угодив ногой в топь, исхудал, питаясь чем попало - главным образом нераспустившимися почками низкорослого кустарника, о которых точно знал, что они съедобны. Крамер в свое время пренебрег курсами по выживанию, помнил только, что кто-то из ребят, знакомых с этой проблемой, уверял его, будто, оказавшись в местах с незнакомой флорой и фауной, безопаснее всего питаться личинками насекомых, но Крамер надеялся, что чаша сия минует его. Огня он добыть не умел, поймать какую-нибудь зверюшку - тоже; на исходе третьего дня он нашел большую черепаху, но даже ее не смог убить: стучал по панцирю камнем - не расколол. Черепаха грозно шипела на него, и Крамер, раздосадованный, оставил в покое несчастное животное.
  На четвертый день стало несколько лучше. Во-первых, он вышел на дорогу, а по дороге, пусть даже она пыльная, грунтовая, идти куда удобнее и веселее. Во-вторых, здесь было куда больше шансов добыть продовольствие. У Крамера в кармане завалялось несколько серебряных монет, взятых скорее для коллекции, чем для каких бы то ни было финансовых операций, - впрочем, и через неделю путешествия это серебро осталось при Крамере. Никто из майярцев не соглашался продать ему хоть что-либо из продовольствия. В Майяре действовал указ короля, запрещающий общаться с чужаками из долины Валлоа, и люди попросту старались не замечать Крамера, как не замечали они, например, хокарэмов. Было, однако, и отличие. Если хокарэм желал, чтобы его заметили, ему старались скорее услужить. С Крамером дело обстояло иначе: люди отмалчивались и демонстративно поворачивались спиной. Крамер нашел выход в элементарном воровстве. Было очень неудобно брать еду на глазах у ее законных владельцев, но быстро привыкаешь, если тебе помогает голод.
  На девятый день, около полудня, Крамер свернул с дороги, чтобы пообедать. Он уже втянулся в размеренный ритм ходьбы, у него уже не так, как в первые дни, болели ноги и ломило в спине - он выработал довольно четкий график, которого старался тщательно придерживаться. Педантичностью он спасался от усталости и безнадежности: было легче идти, зная наперед, что в такой-то час он сядет обедать, а в такой-то остановится на ночлег.
  Он устроился под чахлым деревцем, вытянул гудящие ноги и развернул изъятый у одного крестьянина сверток с едой. В этот раз ему достались несколько вареных клубней, имевших густой гороховый привкус, крупная синяя луковица и полкаравая темного вязкого хлеба.
  И в этот момент Крамер услыхал голос:
  - Ух ты! Здорово как пахнет... Дай кусочек хлебца, господин хороший, а?
  Крамер вскинул голову. Шагах в семи от него стояла юная оборванка - тоненькая, невысокая, она выглядела как подросток. Вид у нее был голодный, и на краюху хлеба она смотрела очень внимательно, - вероятно, хлеб был для нее нечастым угощением.
  Крамер усмехнулся, отломил кусок и протянул девушке. Та помедлила - похоже, она все-таки опасалась чужеземца, - однако желание получить хлеб пересилило, и она несмело приблизилась. Крамер с усмешкой наблюдал, как она, схватив кусок с его ладони, поспешно отскочила на безопасное расстояние.
  - Да ты не бойся, - сказал Крамер. - Я не страшный.
  - Ага, - улыбчиво отозвалась девушка. - То-то о вас люди рассказывают...
  - Мое имя - Вэл Крамер. А твое?
  - Велкарамер?
  - Вэл - мое личное имя. Крамер - фамильное, - пояснил Крамер.
  Девчушка приняла объяснение.
  - Так ты из высокорожденных, что ли? - поинтересовалась она с опаской.
  Глупо было бы пытаться разъяснять этой нищенке обычаи землян.
  - Нет, - ответил Крамер. - Просто у нас принято называть людей по фамилии.
  - А-а... - сказала девчонка. - Это как у аорику, да?
  - Не знаю, - честно признался Крамер. - Так все-таки, как твое имя?
  - Карми звать, - осторожно произнесла нищенка.
  - А кто ты?
  - Как кто? Карми.- Она пожала плечами.
  Похоже, хлеб интересовал ее больше, чем разговоры. Она с удовольствием вдохнула в себя запах горбушки, сказав:
  - Богатая хозяйка хлеб пекла. Мука без примесей... Вкусно, правда?
  В другое время Крамер такой хлеб с недоумением отверг бы, да и сейчас он не настолько оголодал, чтобы забыть о действительно вкусных вещах, но он из вежливости подтвердил и спросил у нищенки, не хочет ли она к хлебу лука или "гороховых" клубней. Карми отказалась, сказав, что, в общем-то, сыта и соблазнилась только запахом свежего хлеба. В знак взаимной любезности она предложила Крамеру колючие зеленые шарики, напоминающие плоды конского каштана. Крамер уже видел такие плоды на некоторых кустарниках, но не знал, что они съедобны.
  - Их едят? - удивился он.
  Карми ногтями содрала с одного шарика колючую кожуру, показала Крамеру лимонно-желтый комочек и отправила его в рот.
  - Это кышт, - сказала она. - Только нельзя долго хранить его очищенным. Он ядовитый становится, когда покраснеет. А свежего можешь хоть пуд съесть - и вкусно, и сытно. И сорванный вчера кышт тоже лучше не есть, хоть он и неочищенный, - он быстро портится. Хочешь попробовать?
  Крамер кивнул.
  Карми кинула ему несколько плодов. Крамер поймал только один, отвернулся, подбирая другие, а когда выпрямился, Карми исчезла.
  Было что-то волшебное в том, что она ухитрилась скрыться среди в общем-то пустынной местности, чуть поросшей редким кустарником и тонкими деревцами, на холмистой пустоши, которая, казалось, просматривалась чуть ли не до горизонта.
  Крамер беспомощно огляделся, чувствуя себя дураком. Потом он вспомнил о необходимости пообедать, пожал плечами и занялся едой. Кышт он попробовал сразу - его приятно удивил апельсиновый привкус тестообразной мякоти. "Гороховые" клубни ему есть сразу расхотелось; зато хлеб с луком он умял в свое удовольствие и пошел опять по дороге, не забывая сворачивать к кустам кышта. Похоже, тот обладал тонизирующим или слабым наркотическим действием, идти стало легче и веселее.
  Карми напомнила о себе утром. Крамера разбудила соломинка, настойчиво щекотавшая нос: Крамер расчихался и открыл глаза. Карми сразу отпрянула, устанавливая между собой и Крамером безопасное расстояние.
  - А! Здравствуй, - узнал ее Крамер. - Ты куда вчера пропала?
  - Ушла, - спокойно сказала Карми. - Молока хочешь?
  - Конечно хочу, - ответил Крамер. - Откуда у тебя молоко? Не похоже, чтобы у тебя было хозяйство.
  В самом деле, трудно было предположить, что у Карми есть что-то еще, кроме порядком обтрепавшейся рубахи явно с чужого плеча. Даже юбки у нее не было: она обходилась обернутым вокруг бедер рваным платком. Если вспомнить, что местные девушки были большими щеголихами и даже самые бедные из них скорее умерли бы, чем показались на люди в таком виде, становилось ясно, что Карми находилась в глубокой нищете.
  - Луна появилась, - сказала между тем Карми, протягивая Крамеру кувшинчик с отбитым краем.
  - Луна? Не понял, - переспросил Крамер.
  - Чего же непонятного? - Карми махнула рукой за плечо, где на утреннем небосклоне висел молоденький месяц. - Когда луна растет, хозяйки ставят у колодцев молоко, чтобы лесные девы скот не губили.
  - А ты не боишься у лесных дев молоко забирать? Глядишь, обидятся на тебя...
  - Пусть обижаются, - равнодушно ответила Карми. - Я их не боюсь. У старых богов нет никакой силы... А ягоды есть будешь? Вот я собрала для тебя.
  Крамер принял у нее свернутый из лопуха кулек с ягодами и поблагодарил. Карми небрежно махнула рукой. Крамер поднес кувшин к губам, а когда напился, Карми опять исчезла.
  С тех пор каждое утро, пока месяц не превратился в полудиск, Крамер обнаруживал рядом с собой кувшин с молоком и кулечек с лесными ягодами. Карми его больше не будила, но среди дня, бывало, появлялась рядом. Так однажды она неожиданно возникла рядом, когда он стоял около придорожной виселицы и с отвращением смотрел на повешенного.
  - Ты что, знал его? - спросил знакомый голос.
  - Нет, не знал, - оборачиваясь, ответил Крамер. - Привет, Карми, как дела?
  - Лучше, чем у этого.
  Они пошли дальше. Крамер спросил:
  - За что его?
  - Не знаю, - пожала плечами Карми. - Вор, наверное.
  Повешенный явно не был для нее интересной темой.
  В другой раз он встретил ее, свернув с дороги пообедать. Опять он сначала услыхал голос, а потом увидел ее. На этот раз Карми расчищала засорившийся родник и напевала старинную песню, обращенную к духам воды.
  - Я думал, ты не поклоняешься древним богам, - сказал Крамер, садясь на траву.
  - Не поклоняюсь, - ответила Карми, не отрываясь от дела. - Но надо уважать их. Они не заслужили обид. - И она продолжила свою песню.
  - Разве они не умерли?
  - Они живы, хотя люди теперь редко видят их.
  - Может быть, и ты - древнее божество? Ты так неожиданно появляешься и исчезаешь...
  Карми выпрямилась и посмотрела на Крамера с презрением:
  - Слушай, Крамер, у вас там все такие придурки? Ты же как ребенок беспомощный, тебя прирезать - умения не надо. Мимо тебя целый полк пройдет - ты не заметишь.
  Крамер смутился.
  Карми опять опустила голову и замурлыкала новую песенку духам.
  Крамер, помедлив, спросил ее:
  - А тебе не опасно разговаривать со мной? Ваш король...
  - Если бы было опасно, я бы к тебе не подошла, - перебила Карми. - Если уж помирать, так не ради твоих прекрасных глаз. - Она посмотрела на Крамера и продолжила, не смущаясь: - Тебе говорили, что ты некрасивый?
  - Некоторым женщинам я нравился, - усмехнулся он.
  - Странно, - пробормотала Карми себе под нос.
  - Почему же ты таскаешься за мной? Мы прошли за эти дни такое расстояние...
  - Ты забавный, - заявила Карми. - И беспомощный. Глупый, как птенец. И странный. Почему ты не летаешь, как твои собратья?
  Крамер, не зная, смеяться ему или обидеться, рассказал Карми свою историю. Она будто и не слушала - работала и еле слышно напевала. Но едва Крамер замолчал, сказала:
  - Каким богам ты молишься? Они хорошо охраняют тебя от бед этого мира. Ты очень везучий.
  - Везучий? Я? - засмеялся Крамер.
  - Очень везучий, - повторила Карми, но не стала объяснять свои слова.
  Потом Крамер не видел ее два дня, на третий день она появилась на его пути вечером. Она вышла навстречу из-за поворота, и это было настолько не в ее правилах, что Крамер решил: Карми чем-то озабочена.
  - Случилось что-то?
  Карми не ответила. Она встревожено оглядела окрестности.
  - Карми, в чем дело? - повторил вопрос Крамер. Она сказала:
  - До Валлоа рукой подать, ты знаешь?
  - Да, совсем близко, - согласился Крамер. - Я уже и местность узнаю. День пути остался.
  - Ночь, - поправила Карми.
  - Ночь? Карми, я устал, да и не пойду ночью. Это же не дорога, а тропинка, тут заблудиться впотьмах - раз плюнуть. Лучше я ночь посплю, зато уже завтра вечером дома буду.
  - Днем идти нельзя, - качнула головой Карми. - Разве ты не знаешь, что над долиной Валлоа хокарэмская застава?
  - Хокарэмы? Но, Карми... - Крамер замялся, не имея слов для объяснения. - Карми, хокарэмы нас не трогают.
  - Да, когда вы летаете на ваших дурацких летающих лодках, - медленно сказала Карми. - Но ты пешком, ты один, ты явно пропал без вести... Тебя нет, ты сгинул, понимаешь? И ты исчезнешь.
  Крамер молчал.
  - Не веришь? Не верь, как хочешь. Но ты должен быть осторожен.
  Крамер недоумевающе покачал головой:
  - Они никогда не нападали на нас.
  Карми поняла, что запугать Крамера хокарэмами ей вряд ли удастся. Он знал об их страшной репутации, но весь его опыт противоречил словам Карми, и ему было трудно переменить мнение.
  - Ладно, - продолжала Карми. - Скажу тебе больше. Сейчас на заставе не только хокарэмы. Я видела там офицера Марутту. Марутту вас терпеть не может, он прикажет похитить тебя без лишних колебаний.
  - Но почему именно сейчас? Я шел больше двух недель...
  Карми посмотрела на него как на ребенка.
  - Ты в самом деле глупый, - наконец сказала она. - Если бы люди Марутту украли тебя в Киву или Карэне, поднялся бы большой шум. Не-ет, милый Крамер, взять тебя можно только тогда, когда ты пересекаешь границы долины Валлоа, когда ты уже на пороге дома. Для одних наблюдателей ты перешагнул порог, для других - тех, кто ждет тебя дома, - ты так и остался без вести пропавшим. Что тут непонятного, Крамер?
  - Н-нет, не понимаю, - пробормотал Крамер, запинаясь. - Разве наш ночной переход спасет меня от хокарэмов?
  Карми сквозь зубы процедила древнее обращение к богам, которое, как знал Крамер, майярцы употребляют, столкнувшись с человеческой тупостью.
  - Да, я идиот, - упрямо сказал Крамер, - но я не понимаю.
  Это искреннее заявление смягчило Карми.
  - От хокарэмов ночью не спрячешься. А от маруттского офицера - укроешься. Если он не заметит - ни один хокарэм и пальцем не шевельнет. К чему замку Ралло неприятности.
  Такое объяснение Крамеру было понятно.
  - Да, теперь понял, - проговорил он. - Но... тебе не опасно встревать в это дело?
  - Я тебя брошу сразу же, как запахнет жареным, - успокоила его Карми.
  И они после недолгого отдыха пошли вперед.
  Крамер и днем-то был ходок не из лучших, а уж впотьмах и подавно; он шел, спотыкаясь об огромные узловатые корни, чертыхался, бормотал себе под нос: "Откуда же у этих прутиков такие корни..."
  Карми шикала на него, потом, не выдержав, закатила ощутимую оплеуху и прошипела: "Ты совершенно не способен ходить тихо, да?"
  На удивление, оплеуха вернула Крамеру ясность мысли, и он вспомнил, что у него в кармане есть бинокль. Достал, установил режим "один к одному, инфракрасный" - мир приобрел иной, призрачный вид. Карми обернулась через некоторое время, удивленная необычно тихой поступью Крамера, увидела странные очки, спросила еле слышно, что это такое. Крамер объяснил, Карми попросила посмотреть, повертела в руках - неизвестно, что она там в потемках разглядела, - потом нацепила на глаза. Крамер ожидал другой реакции: Карми всего-навсего пробормотала: "Жуть", вернула ему очки и пошла дальше.
  И Крамер поплелся за ней. Шли они долго, изнурительно долго, а когда наконец он решил взмолиться хоть о коротком отдыхе, оказалось, что небо уже светлеет.
  Карми остановилась.
  - Отдыхай,- пробормотала она.
  Крамер со вздохом повалился на землю, не выбирая места. Карми сняла с его носа бинокль, переменила режим на увеличение и поднесла к глазам.
  - Как сделать без этого отсвета? - спросила она.
  Крамер протянул руку и перевел на обычное видение.
  Она замерла, разглядывая горизонт. Крамер перевел взгляд туда - ничего, конечно, что он мог там увидеть? И пока он всматривался, Карми снова исчезла, растворилась в утренних сумерках вместе с биноклем.
  Крамер встревожился, вскочил на ноги. Карми говорила, что уйдет при малейшей опасности, - так что, опасность рядом? Или это опять ее дурная привычка уходить не прощаясь. Где враги? Есть ли они вообще? И Крамер, забыв об усталости, поспешил вперед.
  Он успокоился только после рассвета. При свете дня рассказы Карми стали казаться выдумками, и он пошел, посвистывая. База вот-вот должна была открыться за гребнем холма.
  Однако успокоился он слишком рано, потому что неожиданно увидел перед собой людей в хокарэмской одежде: старика и мальчика лет десяти. Эти двое неспешно шли навстречу Крамеру, в них не было ничего угрожающего, и все же у Крамера похолодело на сердце и замедлился шаг. Однако он не дал страху победить себя: не остановился, не бросился в сторону, просто шел своей дорогой, а когда старик с мальчиком поравнялись с ним, сумел сказать без дрожи в голосе:
  - Доброе утро, господа.
  Мальчик обаятельно улыбнулся и слегка поклонился. Старик кивнул и проговорил с достоинством:
  - И тебе доброе утро, господин.
  - Хорошая погода, правда? - выпалил Крамер с облегчением.
  - Хорошая погода для завершения далекого пути, - улыбнулся старик.
  И они пошли дальше своими путями. Спустя десяток шагов Крамер обернулся. Старый и малый хокарэмы удалялись - мальчишка вприпрыжку, старик прихрамывая. Приятные люди, зачем ими пугать?
  И уже когда стала видна база, а Крамер заспешил, заторопился к своим, в голову ему пришла мысль, которая заставила его остановиться.
  Где были его глаза? Куда он смотрел, когда рядом с ним была Карми? Малолетка нищенка... Как бы не так! Слишком смела, слишком уверена в себе, появляется и исчезает, как призрак, - кто же она, как не хокарэми? Кто-то послал ее оберегать бестолкового чужеземца, и она обвела вокруг пальца не только противников, но и его самого.
  Ну что ж, Карми, до свидания и не поминай лихом глупого чужака.
  Шагай, шагай, Валентин Крамер, тебе уже недолго осталось идти.
  Дом близок.
  Путь окончен.
  
  Глава 16
  
  Наивный, наивный, наивный Крамер! Он с признательностью вспоминал свою насмешливую проводницу, не подозревая, что Карми использовала его как защиту от телой-аостеев в ту самую последнюю ночь, когда они подходили к долине Валлоа. Стали бы хокарэмы чинить препятствия одному из тех чужеземцев, общение с которыми запрещено всем майярцам, кроме Готтиса Пайры! Но вот телой-аостеи, которым не терпелось разделаться с кощунствующей самозванкой, по мере приближения к Валлоа совсем обнаглели и не скрывали своих намерений. Их не смущало даже присутствие Джанай Кумет, которую они принимали за хокарэми, - обе девушки в дорогу надели хокарэмские одежды, что еще весной доставил им Стэрр. Карми выбрала цвета "болотных лишайников", Джанай Кумет - красновато-бурые цвета "пыли на дорогах Тоалли". Для несведущих они казались хокарэми, и Карми сама вела все переговоры с окружающими, чтобы сохранить это впечатление, - Джанай Кумет пока еще плохо говорила по-майярски.
  Проблем в дороге у них не было, если не считать телой-аостеев, которые выследили их в самом конце пути.
  Простодушие Крамера и его явная неприспособленность к бродячей жизни смешили девушек. Джанай Кумет оказалась очень искусной в науке быть незаметной - лайгарцам хватает поводов для упражнения в этой науке, ведь то и дело приходится переживать нападения многочисленных врагов. Очень часто Крамер и не подозревал, что не более чем в пяти шагах от него, в скудных, просматриваемых, казалось бы, насквозь кустах, прячутся две девушки в красновато-бурой и зелено-серой пятнистой одежде.
  Предпоследняя ночь перед долиной Валлоа выдалась для Карми беспокойной. Джанай Кумет вдруг разбудила Карми, больно толкнув локтем в бок; та проснулась, настороженно повела глазами по окружающей тьме.
  - Какие-то люди крадутся сюда, - почти беззвучно сказала Джанай Кумет по-лайгарски.
  Карми прислушалась. Птица упаи, ночная сторожиха, встревоженно спрашивала: "Тэ-э гуа (кто там)?"
  Карми, как была голая, скользнула из-под шерстяного одеяла в сторону, осторожно подгребла на то место, где только что лежала, ворох прошлогодней листвы; Джанай Кумет уже сделала то же самое со своей постелью, приподнялась на корточки, схватила одежду и на четвереньках беззвучно перебежала чуть дальше. Карми последовала ее примеру, но ей показалось, что она шумит на весь лес. Укрывшись в кустах, Карми замерла с одеждой в руках. Вроде тихо. Ветер шумит в кронах деревьев; птица упаи замолкла - и, кажется, ни одной живой души на лигу вокруг.
  Карми осторожно натянула рубаху, чтобы не белеть во тьме телом. Враги были где-то рядом. "О боги, сколько шума!" В висках оглушительно стучала кровь.
  Две фигуры появились, как из-под земли выросли, у брошенной постели. Они не раздумывали, сразу ударили короткими дротиками по одеялам. Досадливые междометия... Карми замерла в кустах, унимая противную дрожь.
  Темные фигуры посовещались и сели на одеяла. Они явно не собирались трогаться с места. Джанай Кумет и Карми до рассвета лежали в кустах на влажных, полуистлевших листьях. Когда рассвело, телой-аостеи достали из сумок хлеб и вяленое мясо, принялись за еду.
  Карми кивнула Джанай Кумет, и они одновременно встали и вышли на поляну. Телой-аостеи ошеломленно уставились на них. Все их внимание в первую очередь сосредоточилось на Карми - они мерили ее недобрыми взглядами, один процедил:
  - Нечестивая сургарка!..
  - Не подавитесь, - нелюбезно сказала им Карми.
  Джанай Кумет стояла за ее спиной, цепко следя за каждым движением врагов. Если бы эти двое вздумали кинуться на девушек - те бы не отбились. Но телои считали Джанай Кумет хокарэми, а одно дело убить хокарэма спящего, совсем другое - бодрствующего и настороженного. Если бы Джанай Кумет сделала хоть одно угрожающее движение, возможно, телой-аостеи ринулись бы в бой, но лайгарка хмуро посматривала на них, и телой-аостеи успокоились, отошли, следя за тем, как Карми собирает вещи, быстро, но аккуратно укладывая по мешкам.
  Потом девушки сели перекусить, но много не съели - кусок в горло не шел при виде двух мужчин, которые внимательно разглядывали их.
  Тогда девушки двинулись вперед, так чтобы несколько опережать идущего по дороге Крамера; они шли стороной, чтобы не попадаться ему на глаза, постоянно чувствуя на спине, где-то между лопаток, взгляды телой-аостеев.
  - Они нас убьют, - тихо сказала Джанай Кумет по-лайгарски. - Днем они нас не тронут, но ночью...
  - Да, - только и промолвила Карми, думая об этом.
  - До заставы далеко?
  - Сегодня день и завтра день, - ответила Карми.
  - О боги!
  - Им нужна я, - проговорила Карми. - Если ты меня бросишь, они тебя не тронут.
  - Ты дура, да?
  Карми промолчала.
  - Я надеюсь на этих, на пришельцев... Увидишь в воздухе что-то непонятное, скажи мне, - сказала она чуть позже.
  - Будем махать им руками? - с сомнением спросила Джанай Кумет.
  - Я у Байланто взяла шаль из оранжевого шелка, - сказала Карми. - В этих краях его издали видно будет.
  Около полулиги они шли молча. Вдруг Джанай Кумет спросила:
  - А если бегом, мы успеем до вечера?
  - Бегом? - усмехнулась Карми. - После бессонной ночи?
  - Мы проспали половину, - возразила Джанай Кумет. - А телои не спали всю ночь. Оторвемся...
  - Да? Оглянись, - предложила Карми.
  Джанай Кумет обернулась:
  - Это другие.
  - Их не двое, их больше. И эти уж точно всю ночь отдыхали.
  Они шли до вечера, останавливаясь несколько раз, чтобы отдохнуть и поесть. Телой-аостеи следовали за ними как привязанные.
  - Слушай, - наконец сказала Карми, - сейчас я пойду дальше с Крамером, а ты беги на заставу, к хокарэмам. Найдешь там рыжего Смирола или Стэрра. Пусть они меня перехватывают.
  - Они не станут нападать на Крамера?
  - Думаю, не станут, - сказала Карми.
  Она переоделась; девушки легли среди кочек, припорошив себя всякой трухой; когда Крамер оказался рядом, Карми, улучив момент, как всегда неожиданно предстала перед ним.
  Джанай Кумет подождала, пока они отойдут, и первое время осторожно, а потом без всякой опаски направилась к хокарэмской заставе. Она бежала - она умела бегать ночью по незнакомой местности; телой-аостеи ее не преследовали, для них она интереса не представляла. Теперь Джанай Кумет не скрывалась, не думала о шуме, который производит.
  Беззвучная тень невесть откуда выскользнула и помчалась рядом.
  - Куда бежим? - послышался голос.
  Джанай Кумет шарахнулась в сторону и упала. Рядом с ней остановился коренастый мужчина, присел на корточки.
  - Ты кто? - спросил он. - Только не говори, что хокарэми, все равно не поверю.
  Джанай Кумет рассмотрела, что одет он по-хокарэмски.
  - А ты кто?
  - Меня зовут Маву-райи, - представился он. - Что лежишь? Ушиблась?
  - Устала.
  Маву разобрал наконец лайгарский выговор.
  - Погоди, погоди, а тебя не Джанай ли зовут? Джанай Кумет?
  - Да, - настороженно отозвалась лайгарка. - Откуда знаешь?
  - А госпожа Карми где?
  Джанай Кумет насторожилась. Может быть, это ловушка?
  - А ты не телой? - спросила она.
  - Я госпожу Карми на руках таскал, когда она еще была принцессой Савири, - сказал Маву.
  - Мне ведено срочно найти Смирола и Стэрра, - заявила Джанай Кумет. - О тебе речи не было.
  - О, этих тебе не найти, - улыбнулся Маву. - В ближайшие дни по крайней мере.
  Джанай Кумет колебалась. Если Стэрра и Смирола нет, можно ли довериться этому улыбчивому человеку?
  - Откуда я знаю, может быть, ты хочешь смерти Карми? - осторожно проговорила она.
  Маву посерьезнел, спросил настороженно:
  - Карми в опасности?
  - Телои...
  - О боги! - Маву вскочил на ноги. - Где она?
  - Где-то там, - махнула рукой в сторону и назад Джанай Кумет. - Она там с Крамером, она думает, что с ним ее не тронут.
  - Крамер? - переспросил Маву. - Что такое "кра-мер"?
  Джанай Кумет объяснила. Маву кивнул, потом сказал:
  - Пойдем.
  - Искать Стэрра или Смирола?
  - Искать Карми. Ты умеешь ходить бесшумно? Они нашли Карми и Крамера перед рассветом - по тому шуму, который чужак производил, спотыкаясь.
  - Все в порядке, - выдохнул Маву, и Джанай Кумет поняла, как он волновался.
  - Так это и есть Крамер? - спросил Маву, разглядывая неуклюжего, даже с виду, попутчика Карми.
  Крамер его рассмешил. По мнению Маву, он производил больше шума, чем корова с бубенчиком.
  - Ну увалень! Неудивительно, что они больше летают, чем ходят.
  - Окликнем?
  - Зачем пугать парня...
  Он неслышно шел стороной, поглядывая на Карми и высокого неловкого иноземца.
  - Вот и телои, - заметил он, - конвоируют с другой стороны. Пойдем, покажемся им.
  Он скользнул наперерез Карми так, что она и не заметила его, Джанай Кумет следовала за ним; Карми увидела мелькнувшую тень, остановилась на мгновение, замерла, узнала, потом двинулась дальше.
  Маву вынырнул из тьмы, как демон, прямо перед телоями и спросил тихо:
  - Гуляете, братцы? Телои застыли на месте, их по-прежнему было двое.
  - Вы что, не знаете - здесь ходить нельзя? - будто бы мирно спросил Маву.
  Джанай Кумет встала рядом с ним, сказала по-лайгарски:
  - Их дружки пытались нас убить прошлой ночью.
  - Вот как? - по-майярски переспросил Маву. - Только хокарэмы имеют право охотиться на людей в Майярском королевстве. Нарушаете хокарэмские вольности?
  Телои попятились. Маву резко выкинул вперед обе руки. Узкие лезвия сверкнули в ночной тьме - метательные ножи вонзились в незащищенные шеи телоев. Один был убит мгновенно; предсмертный хрип второго Маву прекратил, молниеносно перерезав ему горло. Он вытер ножи об одежду телоев и спрятал их в ножны. Потом повернул голову к Джанай Кумет:
  - Пошли догоним Карми.
  За эти минуты Карми и Крамер недалеко успели уйти; Карми слышала хрип телоев и тревожилась - рядом была смерть, а она не знала, от кого эта смерть исходила.
  - Маву, я - Маву, - негромко свистнул хокарэм: его свист можно было принять за пение какой-нибудь предрассветной пичуги. - Будь спокойна...
  Джанай Кумет дернула его за рукав.
  - Ты знаешь язык свиста? - прошептала она восхищенно.
  Маву дернул плечом, высвобождаясь.
  - Тихо! - шикнул он на нее. - Потом поговорим.
  Он продолжал вслушиваться: Карми беседовала с Крамером и расставаться не собиралась.
  - Иди ко мне, - свистнул Маву. - Со мной безопасно.
  - Отвяжись, - просвистела в ответ Карми, будто бы передразнивая ночную птичку. - Он один заблудится.
  Крамер беспечно тоже что-то свистнул.
  Маву мрачно сплюнул себе под ноги и немного сбавил темп, увеличивая расстояние между собой и Карми. Джанай Кумет шла за ним, с трудом сдерживая зевоту.
  - Девочка моя, - обратился к ней Маву, которого это несколько выводило из себя, - лучше спать, чем бродить как сонное привидение. Спи, а когда мы с Карми будем возвращаться, разбудим.
  Джанай Кумет прошла еще десяток шагов, потом остановилась, сонно помотала головой, потянула из мешка одеяло и буквально рухнула наземь. Заснула она мгновенно. Маву прислушался к ее ровному дыханию, поправил одеяло и пошел дальше.
  Скрывшись от Крамера, Карми посидела в кустах, переодеваясь, - было неудобно ходить в том импровизированном драном наряде, каким она отводила глаза Крамеру. Обуваться Карми не стала - ноги следовало бы помыть, но до ручья было далеко и не по дороге.
  Подняв голову, она увидела пару детских глаз, с интересом смотревших на нее: коттари лет двенадцати сидел рядом, невесть откуда появившись.
  - Привет тебе, госпожа, - выпалил он. - Ты идешь к нам или, к этим чужеземцам?
  - К вам, - ответила Карми. - Ты против?
  - О нет!
  Карми огляделась:
  - Послушай, с той горки виден лагерь пришельцев?
  - Как на ладони, - ответил коттари. - Но с тех холмов ближе.
  Карми покачала головой - до тех холмов было далековато, а она устала, горка же была близкой, достаточно высокой и не очень сложной для восхождения. Вместе с коттари, помогая друг другу, они забрались на плоскую, чуть скошенную вершину.
  - Ну вот, - проговорил мальчишка. - Что ты тут разглядишь ?
  Карми приложила к глазам бинокль, подрегулировала и увидела лагерь пришельцев совсем близко.
  Коттари вертелся рядом, ему было любопытно.
  Карми рассмотрела причудливые здания и людей, одетых так же странно, как Крамер; потом опустила взгляд ниже и поймала спину Крамера! Спина казалась такой близкой, что до нее хотелось дотронуться.
  Карми вздохнула и передала бинокль мальчишке. Тот прилип к окулярам, забыв даже вскрикнуть от восторга.
  Дав ему наглядеться, Карми сказала:
  - Ну пошли.
  Коттари нехотя отдал бинокль. Где ползком, а где вприпрыжку, они спустились вниз, прямо в объятия Маву. Карми от объятий уклонилась, сказала хмуро:
  - Что ты здесь шатаешься?
  Маву не стал ей ничего объяснять.
  
  Глава 17
  
  Карми взяла котелок и пошла по тропинке вниз, к ручью. Хокарэмы обосновались на скале, где летом постоянно дул ветерок, унося отсюда полчища надоедливых мошек. Лагерь на скале имел свои неудобства - вода была далековато, а полуденное солнце напекало голову. Большинство хокарэмов предпочитали поэтому только ночевать здесь, днем же разбредались по окрестностям долины Валлоа.
  Лагерь был довольно многолюдным: трое хокарэмов, представляющих Марутту, Кэйве и Катрано, трое райи, нанятых Горту, Ирау и Байланто-Киву, Логри с двумя коттари и гэнкаром (эти четверо прибыли совсем недавно), а также еще несколько райи, прибывших сюда исключительно ради утоления своего любопытства. Среди этих последних был Кабир, который не расставался со своей возлюбленной Геллик Самар, бывшей государыней. Впрочем, ее положение было не так просто, чтобы его можно было определить двумя словами. Официально считалось, что Геллик Самар умерла; все высокорожденные майярцы, которые могли бы предъявить права на ее свободу, предпочитали держаться подальше от юной дамы, за которую вступилась овеянная дурной славой Карми. Надо, однако, сказать, что принц Катрано, признав свою дочь умершей, все же прислал ей письмо, в котором утверждал, что Самари - так ее теперь называли - всегда с почетом и уважением будет встречена в его княжестве. Марутту, со своей стороны, счел нужным заявить, что если Самари решит уйти в монастырь, ей будет найдено место, достойное ее происхождения. А госпожа Байланто, сестра ныне правящей королевы, заверила даму Самари, что искренне рада видеть ее в любой день и час в качестве своей дорогой гостьи.
  ( - Как я должна поступить? - в свое время спросила Самари, получив три этих послания.
  - Как хочешь, - ответила Карми. - Я не следую велениям долга, почему же я буду требовать этого от тебя? - И добавила с усмешкой: - Сестренка, не ломай голову, не терзай сердце. Теперь ты никому не известная госпожа Самари - кто глянет на тебя с осуждением?)
  Сейчас Самари купалась в речной заводи, где плескались еще двое. На берегу расположились несколько человек - натирали друг друга маслом, упражнялись в массаже. Карми подозревала, что подобное пляжное благодушие связано с ее приходом к Валлоа: сейчас она была более интересным объектом для наблюдения, чем пришельцы, которые за последние месяцы уже успели намозолить хокарэмам глаза.
  Балгай из Катрано чистила рыбу, то и дело окуная нож, красный от крови, в речную воду.
  - Искупаешься? - спросила она, подняв голову. Карми присела на корточки, потрогала рукой воду.
  - Холодновато, - без энтузиазма промолвила она.
  - Да что ты... - возразила Балгай.
  - Я малость перегрелась, - вяло сказала Карми. - Надо было меня разбудить утром. - Она обернулась к сидящим неподалеку хокарэмам: - Кто-нибудь помассирует меня?
  Вызвался молодой улыбчивый парень:
  - Госпожа позволит мне?
  - Валяй, - согласилась Карми, потянула через голову рубаху, стащила штаны, легла ничком на большой плоский валун. Парень плеснул ей между лопаток маслом из тыквенной бутылки, осторожно прикоснулся к коже, легонько провел ладонями по спине.
  - Ты любишь рыбный пирог? - спросила Балгай, собирая рыбу в корзину и закидывая потроха в яму под камнем, служащую помойкой. - А, госпожа?
  - Все люблю, - вяло отозвалась Карми, разморенная мерными движениями массажиста, - и пирог, и просто жареную рыбу, и уху.
  Балгай хихикнула, вполголоса сказала что-то парню и ушла, забрав с собой корзину и принесенный Карми котелок. Несколько минут спустя Карми поняла, над чем посмеивалась Балгай. Движения парня, как будто бы вполне невинные, тем не менее приняли однозначную настойчивость на отдельных участках ее тела.
  - Э-эй, дружок, не наглей, - пробормотала Карми, не открывая глаз. - Сейчас мне нужен массажист, а не любовник.
  Руки остановились, Карми села, налила на ладонь масла из бутылки и растерла по животу, отгоняя мошек, которые накинулись было на ничем не защищенную кожу. Парень осторожно нанес масло на ее лицо, втер в корни волос.
  - Мне кажется, я тебя не видала раньше, - сказала Карми.
  - Я Асти-райи, а раньше звался Асти из Лабану. Я служил твоему брату, королю.
  Ничуть не смущаясь, он продолжал натирать тело Карми маслом, но уже без той фривольности, которую она отвергла.
  - Где ты был, когда Геллик Самар попала в беду? - вдруг спросила Карми.
  Асти чуть повернул голову в сторону заводи, где купалась Самари.
  - Я не считал, что необходимо вмешаться, - проговорил он спокойно. - Король умирал, все остальное было неважно.
  Формально он был прав: не в его обязанностях было вмешиваться в события, разворачивающиеся вокруг Геллик Самар.
  - И потом, - добавил Асти, - лучше бы Майяром правил горбатый принц, чем женщины из Киву. Я не вмешивался.
  - Он не горбун, - возразила Карми. - И кто ты такой, чтобы размышлять о благе Майяра?
  - Кто запретит мне думать?
  Карми вновь легла на камень, и Асти, разминая ей мышцы, рассказал о месте хокарэмского сословия в жизни Майяра.
  - Ты спишь? - вдруг спросил он
  - Слушаю. Ты сам это все придумал?
  Асти рассмеялся:
  - Хотелось бы мне соврать - "да". Но ты столько живешь среди нас, неужто не слыхала о Хаотоми-то или Тар-Маву?
  - Есть узор "тар-маву" - ответила Карми. - Мелкие витые полоски зеленого, черного и оранжевого.
  - Он изобрел эту маскировку для лугов Таорика, - кивнул Асти. - Но его помнят не только поэтому. Около ста лет назад Хаотоми-то из Горту задумался над тем, что есть хокарэмы и какое место занимают они в странной пирамиде, образованной майярскими сословиями.
  - Это от чувства неполноценности, - заметила Карми, не открывая глаз. - Должность хокарэма при высоких правителях давно превратилась в синекуру. Только райи чего-то стоят, потому что им надо зарабатывать на жизнь...
  - Это неправда, - возразил Асти. - Присутствие хокарэма при высоком правителе есть гарантия сохранения равновесия в Майяре.
  Карми обдумала это высказывание. Хаотоми-то и Тар-Ма-ву, а вместе с ними и Асти, были правы. На службе у принцев хокарэмы, как правило, не имели возможности применить все те знания и умения, которым обучались в Ралло. Если хокарэм был умен и деятелен, годы служения становились еще одной школой - хокарэмы собирали различные знания и совершенствовали их. Развивалось искусство боя, изучалось оружие разных стран. Примерно полвека назад хокарэм тогдашнего принца Кэйве, Зуарто, описал говоры Майяра, разбив его на сто пятьдесят районов; несколько раньше его предшественник - Аргаут создал четыре иллюстрированных альбома с описаниями костюмов, носимых жителями Майяра; эти работы бережно хранились в Ралло, а копии с них использовались при обучении молодежи. В Ралло хранился также ветхий альбом Ракумо из Горту, список с которого использовался как учебник по фортификации.
  - Ну и что? - спросила Карми. - Что из этого?
  - Со временем интересы хокарэмов становились все шире. Если научные пристрастия того же самого Смирола можно с некоторой натяжкой отнести к военной инженерии... ("Э, не будем об этом, - пробормотала Карми. - Он же думает совсем о другом...") то взгляды некоторых обратились к философии, от которой, по мнению многих, вообще нет никакой пользы. И, размышляя о своем месте в этом мире, хокарэмы-философы пришли к выводу, что задача их сословия - сохранение равновесия в стране.
  - Ага, - отметила Карми. - А еще какие выводы?
  - Появление этих господ, из-за которых мы здесь торчим, нарушает равновесие в Майяре.
  - А, так их надо поубивать? - осведомилась Карми.
  - Бесполезно и, более того, вредно, - отозвался Асти. - Они очень сильны. Их нужно включить в равновесие... Это Карми понравилось, однако она заметила:
  - Будет много шума.
  - Введение Руттула в Высочайший Союз нарушит равновесие, - сказал Асти.
  - Что за чушь! - Карми села. - Высочайший Союз против...
  - И что они сделают? Начнут войну?
  - Войны не будет, - признала Карми.
  - Высочайший Союз прислал сюда мастера Хови-аро.
  - Мастера Хови-аро?
  - Мастера Снов, - пояснил Асти. - Слыхала?
  О да! Мастер Снов считался - да и был на самом деле - самой жуткой фигурой в сословии хокарэмов. Простые смертные не говорили о нем даже шепотом, прочие тоже старались часто о нем не вспоминать.
  Простые хокарэмы были страшны физической силой и военным умением. Мастер Снов обладал силой таинственной, колдовской. Мастер Снов читал в душах и мог заставить человека сделать то, что ему нужно. В свое время Руттул рассказывал Савири о внушении и самовнушении, так что Карми, в общем-то, понимала, каким образом Мастер Снов воздействует на людей, но все же ей стало жутковато.
  Тем не менее...
  - Я должна с ним поговорить... - сказала Карми медленно.
  - А вот он, - указал Асти на одного из мужчин на берегу.
  Карми оглянулась. Хови-аро, словно почувствовав ее взгляд, поднял голову и встретился с ней глазами. Карми оделась, нашла в кармане монетку и протянула ее Асти:
  - Я хочу, чтобы ты присутствовал при разговоре.
  Асти подбросил монету на ладони и спрятал в карман.
  Карми подошла к Хови-аро, почтительно поздоровалась и попросила уделить время для беседы. Он кивнул. Карми опустилась на землю в трех шагах от него. Асти присел рядом; он сделал серьезное лицо и принял демонстративно-напряженную позу - показывал, что выступает в официальном качестве. Выглядел Асти довольно смешно, если учесть, что он был полуголый, растрепанный и весь лоснился от масла.
  - Этот-то зачем? - кивнул на него Хови-аро. - Думаешь, госпожа, он тебе поможет, если я захочу "увести тебя"?
  - Мне нужен свидетель.
  Хови-аро был не против.
  - Ладно, госпожа. - Он бросил в Асти камешек: - А ну не торчи истуканом...
  Асти рассмеялся и сразу сел вольно, скрестив под собой ноги.
  В разговоре с хокарэмом главное - правильно ставить вопросы и правильно понимать ответы: хокарэмы редко лгут, но и правду говорят не всегда. Хови-аро, впрочем, хитрить не собирался: он прямо ответил, что никто его сюда не посылал, хотя в настоящее время ведутся переговоры о найме.
  - С Высочайшим Союзом?
  - Нет, с Марутту. Между прочим, он бы хотел поговорить с тобой, госпожа.
  - Я не собираюсь на юг в ближайшее время, - настороженно проговорила Карми.
  - Далеко на юг не придется, - улыбнулся Хови-аро. - Марутту не более как в двух лигах отсюда.
  - Однако! - вымолвила Карми. - Он поручил тебе доставить меня к нему?
  - Это приглашение, госпожа, - возразил Хови-аро. Хитрый лис Марутту знал, через кого передавать приглашение.
  - Он что, запугать меня хочет? - тихо, будто про себя, проговорила Карми. Хови-аро не ответил. Карми взглянула ему в глаза:
  - Я хочу нанять тебя. Так служишь ты Марутту или нет?
  - Нет. И я с удовольствием буду служить тебе... Но недолго.
  - Долго не надо, - согласилась Карми. - Встретиться с Марутту, поговорить и вернуться обратно - двух дней наверняка хватит.
  - С лихвой, - кивнул Хови-аро.
  
  Глава 18
  
  Марутту путешествовал на север тайно, поэтому одет был скромно - сейчас он больше напоминал небогатого офицера.
  Карми чуть улыбнулась, увидев его, сдержанно поклонилась. В сущности, этот сутулый некрасивый человек сейчас и являл собой весь Высочайший Союз: Байланто и Катрано соблюдали нейтралитет, а прочие во всем соглашались с Марутту.
  - Рад видеть тебя в добром здравии, - проговорил принц.
  - О да, телоям не удалось добраться до меня, - чуть нараспев ответила Карми. В ее голосе был вызов.
  Марутту поморщился.
  - Это моя ошибка, - без охоты признал он. - Живая ты полезнее...
  Карми прищелкнула языком. Непочтительно, конечно, но так приятно слышать досаду в речи давнего недруга.
  - Аорику собрались напасть на мои земли, - будто бы без всякой связи с ранее сказанным проговорил принц. - Шпионы доносят, что их остановили слухи о... - Марутту скривил губы, - об этих странных пришельцах.
  - Ну и что? - спокойно спросила Карми.
  Марутту явно не хотел об этом говорить, брезгливая гримаса не сходила с его лица.
  - Ты была права, определив своим преемником младшего Руттула, - признал он. - Чужеземцы - люди опасные. Надо начинать устанавливать с ними мирные отношения.
  - Этим должна заняться я? - откровенно удивилась Карми.
  - Если ты не против.
  Карми промолчала.
  - Ты сможешь сделать это без унизительных для Майяра формальностей, - объяснил принц. - Мы - Высочайший Союз и королева - не можем обратиться к чужеземцам после того, как отвергли все их предложения о дружбе. Мы просто повернулись к ним спиной, а это было глупо. Они не ничтожества.
  - О боги, почему я? Хокарэмы, тот же Мангурре...
  - Хокарэмы слуги. Ты - принцесса. Ты от рождения призвана повелевать и думать о благе Майяра. И ты умеешь об этом думать. И еще - наполовину ты думаешь так, как чужеземцы. Руттул научил тебя...
  - Наполовину? - Карми покачала головой. - Мне кажется, я вообще не умею думать. Я столько натворила за эти годы. Пронзительный взгляд принца уперся в Карми.
  - Я не склонен тебя осуждать, хотя ты немало попортила мне крови... Я полагаю, тебе приятно будет узнать, что ссылка твоя отменена и ты можешь вернуться в Сургару?
  Это была сладкая конфетка, которой задабривали Карми, чтобы она взялась за миротворческие обязанности, они оба это прекрасно понимали.
  - Высочайший Союз готов принять молодого Руттула в качестве принца Карэна? - уточнила она, чтобы устранить все недоговоренности.
  - Мы будем рады принять принца Карэна, сына Руттула, - так же официально ответил Марутту.
  Возвращаясь обратно в лагерь хокарэмов, Карми молчала почти всю дорогу, размышляя о неожиданном повороте в майярской политике.
  - С чего это они стали такие шелковые? - вдруг спросила она, обернувшись к Хови-аро. - Что случилось?
  - На город Герено пошел огромный оползень...
  - Это в Ирау?
  - Да, - кивнул Хови-аро. - Вниз сползло чуть ли не полгоры. Герено город большой - пять тысяч душ, и всем бы им лежать под камнями, если бы мимо не пролетал один из чужеземцев.
  - Так... - заинтересованно произнесла Карми.
  - Говорят, он поставил на пути оползня невидимую стену, вроде той, которой они окружили лагерь, а чуть ниже - другую, которая приняла на себя камни, когда первая не выдержала.
  - Да? - Карми не терпелось услышать продолжение.
  - Пока эти две стены сдерживали оползень, из Валлоа прилетела машина побольше. Чужеземцы залили камни какой-то пеной, отчего оползень превратился в монолит и намертво врос в склон.
  - Неплохо, - признала Карми.
  - Если это не демонстрация силы, то что же? Это очень серьезные противники, надо наконец это признать.
  - Марутту всполошился не на шутку, - заметила Карми.
  - Он понял, что недооценивал чужаков, - ответил Хови-аро. - Люди, которые запросто могут спасти город, могут запросто его и погубить.
  - Марутту всполошился... - сладко жмурясь, повторила Карми.
  Это чувство было лучше мести. Одно дело - видеть своего врага мертвым, совсем другое - наблюдать, как враг признает правильность твоих действий, прежде казавшихся ему бессмысленными .
  - Ты не знаешь, где сейчас Рыжий? - спросила она Хови-аро.
  - Смирол? Где-то поблизости. Он не хочет встречаться с тобой.
  - Мне надо с ним встретиться, - сказала Карми, сделав нажим на слово "надо". - Я не могу идти к чужакам, пока не поговорю с Рыжим.
  - Прикажешь доставить его к тебе силой?
  - Почему бы и нет?
  - Он не обязан тебе подчиняться. Он хэйм...
  - Я сама хэйми, - напомнила Карми. - Это не оправдание.
  Хови-аро вдруг свернул с тропы, по которой они шли, и начал карабкаться на торчащую из склона холма скалу!
  - Ты куда? - удивилась Карми.
  - Передать сообщение, - на миг оглянулся Хови-аро. - Оставайся внизу, госпожа.
  Карми пожала плечами и присела на камень, наблюдая за тем, как Хови-аро ловко взбирается на вершину скалы. Встав на макушке гигантского камня, хокарэм поднес к губам сложенные рупором ладони, положил большие пальцы в рот и пронзительно засвистел. Свист складывался в особый язык, которым можно было передавать сообщения на довольно значительные расстояния. Среди хокарэмов встречались умельцы, мощный свист которых был слышен за две лиги. Но Карми свистела плохо, а понимала свистовой язык еще хуже - только если свистел знакомый. Сообщение Хови-аро она разбирала с пятого на десятое: Хови-аро издал сигнальный свист, спрашивая, есть ли кому принять послание. Откликнулись двое: кто-то - поближе - в лагере хокарэмов и еще один, подальше, где-то в долине; Карми показалось, что это был Маву.
  После этого Хови-аро насвистел много разного: не только просьбу разыскать Смирола, но и, как поняла Карми, что-то рассказал о ее встрече с Марутту. Далекие слушатели несколько раз переспрашивали; наконец Хови-аро спустился со скалы и остановился, увидев презрительно поджатые губы Карми.
  - Госпожа?
  - Хокарэмы - сословие сплетников, - заявила Карми. - Бывает ли для них нечто кон-фи-ден-ци-альное? - Последнее слово она выговорила с четкой ехидной интонацией.
  - Хокарэмы - сословие осведомленное, - с улыбкой возразил Хови-аро. - А ты поняла, что я свистел?
  - Очень мало, - недовольно призналась Карми. - А это Маву отзывался?
  Хови-аро кивнул. Да, это был Маву.
  Весь день он ходил по долине, разыскивая следы телоев; для него не составило труда найти их: на маленькой полянке горел костерок, практически не заметный ни огнем, ни дымком; у костра двое - один спал, завернувшись в одеяло, другой варил похлебку. Судя по количеству супа в котелке, обед был предназначен явно не для двоих. "Их четверо", - предположил Маву, вспомнив привычку телоев действовать парами. Он сидел в кустарнике всего лишь в десятке шагов от костра, однако разглядеть его среди листвы и веток можно было, только столкнувшись с ним нос к носу.
  Вопроса, как поступить с телой-аостеями, перед Маву не стояло: телои находятся на запретной территории и вдобавок смеют угрожать Карми, - смерть им, что еще?
  Осторожно, не делая резких движений, он вытащил из кармашка в поясе серебряный флакон с плотно притертой пробкой, высыпал на широкий листик, сорванный с куста, немножко сероватого порошка, подумал и добавил еще чуток. Он осторожно завернул порошок, скатав листик в комочек, флакон бережно спрятал обратно в пояс, а комочек, улучив момент, ловко забросил в котелок. В кипящей воде листик развернулся, порошок растворился, а телой, заметив, что в похлебку упала какая-то несъедобная зелень, выкинул ее прочь. Маву вновь залег в кустах, наблюдая последующие события. Какое-то время спустя телой решил, что похлебка готова, и разбудил товарища. Они поели. Запахи стояли соблазнительные, но Маву никогда бы не посоветовал попробовать это варево своим друзьям.
  Вскоре подошли еще двое. Рассказав, где ходили и что видели, они подсели к котелку, а первая пара ушла. Аппетит у телоев был отменный, похлебки в котелке не осталось, и Маву, не дожидаясь действия смертоносного варева, ушел.
  Где-то час спустя он услыхал свист Хови-аро. Пожав плечами, он свернул со своего пути и отправился к Орлиной скале, где, как он узнал, чаще всего и околачивались Смирол и Стэрр. Их обоих он нашел в гроте под скалой, где Смирол устроил себе временное пристанище. Грот, собственно говоря, был попросту каменистым навесом в расщелине; Смирол натаскал камней и устроил с одной стороны какое-то подобие стены, защищаясь от потоков воды, стекающих по расщелине в дождь, сложил очаг и, набросав хвойных лап в наиболее защищенный от непогоды закуток, соорудил спальное ложе.
  Полуголый Смирол сидел в тенечке, протянув босые ноги на солнцепек, и пришивал здоровенную заплату на штаны.
  Маву навис над ним.
  - Недаром твой отчим портной, - заметил он наконец глубокомысленно. - Научил ведь, а?
  - Научил, - согласился Смирол. - Это не ты пересвистывался тут неподалеку?
  - Я. - Маву присел рядом. - Госпожа Карми хочет тебя видеть.
  - Обойдется, - заявил Смирол, откусывая нитку.
  - Хови-аро велел доставить тебя силой, если потребуется.
  - Ты со мной не справишься, - коротко ответил Смирол.
  - Да я сейчас пойду свистну...
  - С чего бы это все кинутся выполнять ее приказ? Карми - никто, она просто хэйми...
  - А вот и нет, дружок, - усмехнулся Маву. - Решение Высочайшего Союза о ссылке отменено - госпожа принцесса может поступать как ей заблагорассудится, в том числе и посылать хокарэмов за каким-то грязным рыжим хэймом.
  - Ага, - принял к сведению Смирол. - Ладно, повидаемся, коли дело так повернулось.
  
  Глава 19
  
  Когда Карми увидела Смирола, она его не узнала - смерила равнодушным взглядом и отправилась дальше по тропинке.
  - Ясная госпожа, - окликнул ее Смирол вполголоса.
  Карми обернулась и ахнула. Этот грязный, неопрятный бродяга не мог быть чистюлей Смиролом, да и вообще не мог быть хокарэмом - не было в нем подтянутости и аккуратности, к которым Карми привыкла, живя в Ралло.
  Вместо одежды какие-то живописные лохмотья, пародия на крестьянские штаны и куртку. Знаменитая рыжина в волосах исчезла; спутанная, давно не стриженная шевелюра не без помощи краски приобрела темно-каштановый оттенок; такую же окраску приобрело то, что росло на месте бороды и усов, - этакий несолидный реденький пух. Кожа была серовато-коричневой от постоянного умащивания смесью сока лисянки и волчьего корня.
  - На кого ты похож, - с испугом выговорила Карми, - на кого ты похож...
  - На пугало? - предположил Смирол, улыбнувшись. Карми отвернулась, чтобы не смотреть в это чужое лицо. Только голос остался прежним. - Зачем ты звала меня?
  - Пойдем, - потянула его за обтрепанный рукав Карми. - Пойдем дальше. Эти мне хокарэмы. Куда деваться от их постоянной жажды осведомленности, а?
  - Пойдем, - согласился Смирол. - Мне тоже есть что сказать тебе.
  - Только не о любви, ладно?
  - Конечно, - легко согласился Смирол. - Ведь это я тебя бросил, зачем теперь прошлое вспоминать.
  Карми было неуютно, и она была благодарна Рыжему за эту ложь, которую он выдавал за правду.
  - Ты украл у меня стажерский ключ, - с укором сказала она.
  - От него немного толку, - ответил Смирол. - Они нашли глайдер. - На какое-то мгновение он извлек из-за пазухи "ключ" и, бросив на него взгляд, спрятал. - Одна радость, что с его помощью я могу проходить сквозь невидимую стену.
  - Так ты был у них в лагере?
  - Нет, - покачал головой Смирол. - Я должен быть осторожным.
  - Что ты задумал?
  - Пока рано говорить.
  - Я хотела предложить тебе пойти к чужакам. Не в таком виде, разумеется...
  - Нет. Я не пойду.
  - Мне идти одной? Я боюсь. Ей-богу, боюсь, ты не смейся.
  - Возьми с собой кого-нибудь из райи.
  - Этого болтуна Асти? Или Хови-аро?
  - А знаешь, это мысль...
  Они поспорили; Смирол быстро убедил ее по крайней мере посоветоваться с мастером Хови. Карми согласилась, он просвистел вызов, и Хови-аро спустя некоторое время возник рядом с ними. Выслушав проблему, он спросил Карми:
  - А что, собственно, ты имеешь против меня, госпожа? Карми энергично замотала головой:
  - Не в этом дело, мастер. Тут речь идет о доверии. Я имею в виду... - Она подняла руку и пошевелила пальцами. Слов не хватало. - Мне не нравится сама репутация хокарэмов, понимаете? Они сразу вызывают настороженное отношение... Вот Рыжий на хокарэма не похож. Он может быть... ну не знаю... дурашливым, что ли, несерьезным... неопасным...
  - Неопасным? - хмыкнул Хови-аро. - Это маска, госпожа. Хокарэмы умеют носить маски.
  - И все это знают,- уточнила Карми.
  Наступило молчание.
  - А, понял, - наконец медленно произнес Хови-аро. Он прикрыл глаза, размышляя. - Пожалуй, Стэрр, - сказал он немного погодя.
  - Стэрр, - повторил Смирол, будто пробуя имя на вкус. - Стэрр... А что, неплохо!
  - Мальчишка мальчишкой, - пояснил мастер Хови. - Но очень наблюдательный, непугливый и умеет вести себя естественно.
  - Умеет держать трехслойную маску, - продолжил Смирол. - Умеет показывать себя наивным простаком, умеет показать, что спохватывается, и надевает однослойную маску. Тонкий хитрец, знаешь ли...
  Карми знала, что Стэрр далеко не простофиля.
  - Нет, - сказала она, - он еще слишком неопытен.
  - Опыта действительно не хватает, - заметил Хови-аро.
  - Опыт - дело наживное, - резонно возразил Смирол. Карми вздохнула:
  - Ладно, уговорили. Пусть будет Стэрр.
  - Подать сюда Стэрра, - с улыбкой предложил Смирол.
  Хови-аро засвистел, подзывая Стэрра. Пока они поджидали парнишку, Смирол еще разок украдкой глянул на стажерский ключ.
  - Что это у тебя? - поинтересовался Хови-аро.
  - Так, пустячок, - уклончиво отозвался Смирол, бросив взгляд на Карми.
  - Ох темнишь... - с неудовольствием пробормотал Хови-аро.
  Смирол только шевельнул бровями.
  - Звали? - подал голос Стэрр, возникая рядом с ними. Отозвался он что-то подозрительно быстро.
  - Подслушивал, что ли? - недовольно спросил Смирол. - Уши оборву, наглец!
  - Нет, не подслушивал, ей-богу! - Стэрр изобразил лицом одновременно обиду, почтительность и послушание. - Но был тут неподалеку, это правда. Интересно же!
  - Каков, а? - засмеялся Смирол. - Берешь его, Карми?
  - Беру.
  - Берет куда? - встрял Стэрр.
  - Что, и в самом деле не подслушивал? - искренне удивился Смирол.
  Он объяснил Стэрру, что от него требуется. Стэрр немедленно насторожился, подобрался, заблестел глазами, как молодой волчонок, выходящий на охоту.
  - Не так, - поправил его мастер Хови. - Побольше восторга в глазах, побольше живости, поменьше осторожности. Пусть от огня тебя оттаскивают за шкирку.
  - А если они не будут меня оттаскивать?
  - Тогда оттащу я, - объяснила Карми. - Я старше и умнее. Запомнил?
  - Ага. Это на самом деле так? - полюбопытствовал Стэрр и ловко уклонился от подзатыльника, которым его вздумал наградить Смирол. Отскочив на безопасное расстояние, он спросил: - А ловкость мне тоже гасить?
  Хови-аро мельком глянул на Карми и ответил:
  - Нет, не стоит, а то они заподозрят неладное.
  - "Безмозглый попрыгунчик"? - определил Стэрр.
  - Нет, не безмозглый, - терпеливо уточнил Хови-аро. - Глупые люди не вызывают симпатии, а вам лучше попробовать завоевать расположение.
  - Сообразительный, но безрассудный, - произнесла Карми. - Есть у вас такая маска?
  - Отработаем, - кивнул Хови-аро, взяв Стэрра за плечи и собираясь увести за собой. Стэрр, покорно идя за ним, счел необходимым продемонстрировать сообразительность:
  - Э-э... а как мы к ним попадем?
  Хови-аро остановился и пробормотал:
  - А ведь действительно...
  Пришельцы недаром оградили лагерь невидимым барьером; чтобы попасть к ним, необходимо было привлечь их внимание. Из майярцев только Мангурре мог бы похвастаться тем, что побывал в лагере чужеземцев.
  - Над этим думаю я, - сказал Смирол. - Идите.
  Они с Карми остались вдвоем. Карми почувствовала напряженность и, чтобы разрядить обстановку, протянула Смиролу бинокль.
  Он с интересом взял прибор в руки; Карми объяснила, как им пользоваться.
  - Такая штуковина была в глайдере, - сказал Смирол. - Ах я недотепа! Знать бы тогда, как и какими вещами пользоваться! Но глайдера у нас больше нет. - Он вздохнул.
  - Остался только стажерский ключ, - хмуро подтвердила Карми.
  - Да, ключ, - задумчиво повторил Смирол, сунув руку за пазуху. - Пойдем, я кое-что тебе покажу.
  Они неспешно шли в сторону защитного барьера, тот был совсем близко, и скоро Карми ощутила упругую невидимую стенку. Смирол по инерции прошел еще несколько шагов и обернулся.
  - Вот видишь, - проговорил он.
  - Вижу, - отозвалась Карми. - Мне еще вчера эту стену показывали.
  - Ты не то видишь, - с досадой сказал Смирол. Он вытащил из-за пазухи стажерский ключ и бросил его на землю рядом с Карми; Карми нагнулась, подбирая, при этом она облокотилась на барьер.
  Смирол рассмеялся.
  - Ты чего?
  - Вид у тебя смешной.
  - На себя посмотри, - огрызнулась Карми.
  Едва ее пальцы сжались вокруг ключа, барьер перестал существовать; Карми пошатнулась. Смирол подошел и оперся спиной о стену.
  - А? - весело спросил он.
  - Глаза б мои тебя не видели, - проговорила Карми, глянув на его довольную физиономию.
  Она сделала несколько шагов, совершенно не ощущая себя "за стеной", у чужаков.
  - Ну ладно, - остановил ее Смирол. - Уходи отсюда, пока на нас не обратили внимания.
  Карми вышла за барьер и бросила ключ Смиролу. Он поймал его на лету и подошел к ней:
  - Вот так и вы со Стэрром переправитесь.
  - Они сочтут это подозрительным.
  - Ну и пусть, - пожал плечами Смирол. - Чуть-чуть таинственности не помешает. Пусть ломают голову. А будут допытываться у вас слишком невежливо, пусть Стэрр только свистнет - я переправлю за стену ребят, и они наведут порядок.
  
  Глава 20
  
  Карми и Стэрр неспешно шли вдоль ручья, приближаясь к чудным постройкам лагеря чужаков. Барьер давно остался позади, но никто не обращал внимания на их появление: чужеземцы были слишком беспечны и полагали, что силовое поле надежно ограждает их от нежелательных визитеров. А поскольку у каждого из них имелось дело, праздных зевак не было, и Карми со Стэрром беспрепятственно вышли на улицу, образованную поблескивающими на солнце строениями.
  - Вблизи это не так красиво, - легкомысленно проговорил Стэрр, озираясь.
  Из одного домика спешно вышел человек и зашагал навстречу, погруженный в свои мысли.
  - Добрый день, - приветливо кивнула ему Карми, и Стэрр, чуть помедлив, негромко повторил за ней: "Добрый день".
  Человек задумчиво кивнул в ответ и озабоченно прошел мимо.
  Карми и Стэрр, сохраняя прежнюю скорость, продолжали идти вперед.
  - Он на нас не среагировал, - удивленно прошептал Стэрр, прислушиваясь к звукам за спиной.
  - Он занят, и у него плохая реакция, - ответила Карми.
  - А! Начал реагировать, - удовлетворенно сказал Стэрр все так же тихо. - Повернулся и смотрит нам вслед.
  - У тебя глаза на затылке? - поинтересовалась Карми.
  - Так слышно же! - небрежно бросил Стэрр.
  - Не повышай голос. А вот еще один. Этот заметил их издали и озадаченно застыл на месте, пока они приближались.
  - Добрый день, сударь, - живо обратился к нему Стэрр, наслаждаясь его недоумением.
  - Добрый день, - любезно сказала Карми.
  Человек пробормотал в ответ что-то невнятное и, отступая, скрылся за строением.
  - Он испугался? - спросила Карми.
  - Похоже на то.
  Они поглядели ему вслед и заметили еще двоих, которые с интересом смотрели на них, не делая, впрочем, никаких попыток пообщаться.
  Карми им кивнула, Стэрр помахал ладошкой. Эти двое с серьезными лицами кивнули в ответ, один из них приветственно поднял руку.
  Карми и Стэрр пошли дальше.
  Какой-то человек вышел на улицу и встал, улыбаясь незваным гостям.
  - Добрый день, - сказал он.
  Карми остановилась, Стэрр, будто по инерции, сделал два лишних шага и занял нейтральную позицию между Карми и приветливым чужаком.
  Чужак удостоил его дружелюбным взглядом и перевел внимание на Карми, правильно выделив ее как главную.
  - Зашли в гости? - спросил он как ни в чем не бывало. Говорил он по-майярски довольно чисто.
  - У вас очень интересно, - мягко ответила Карми. В ее тоне явно читалась готовность подчиниться возможному намерению чужаков выставить обоих непрошеных посетителей за пределы охранительной стены. - Меня зовут Карми, а это - Стэрр.
  - Я слыхал о тебе от Крамера, - заметил чужак. - Меня зовут Томас.
  Карми насторожилась: Мангурре рассказывал о трех людях, носящих имя Томас, - возможно, это имя было довольно распространенным среди пришельцев. Этот Томас по приметам напоминал нужного ей человека.
  - Томас Кениг? - переспросила она.
  - Верно, - подтвердил чужак. - Ты знаешь меня?
  - Я тоже слыхала о тебе от Мангурре, - улыбнулась Карми. - Могу я попросить тебя о милости? Разреши нам стать твоими гостями.
  Если Томас счел это предложение вызывающе-неприличным или попросту бестактным, то на его лице это никак не отразилось.
  - Буду рад назвать вас своими гостями, - сказал он непринужденно. - В самом деле рад. - Томас повел рассеянным взглядом по улице. Вокруг них, на довольно большом расстоянии, уже собралось несколько любопытных. - Ты предпочитаешь погулять по поселку или зайдешь ко мне? - спросил он. - Могу я предложить вам позавтракать?
  - Не откажусь. Мангурре рассказывал о вашей кухне довольно забавно. Да и привычки Крамера... - Карми пожала плечами и улыбнулась.
  Когда Кениг провел их в дом, Карми не стала сразу садиться в кресло, а прошла вдоль стен, рассматривая мебель.
  - Довольно необычно на вид, но, должно быть, удобно, - заметила она.
  - Простенько, - сказал Стэрр. Он уже сидел, но это не мешало ему вертеть головой. - Не в обиду тебе, господин, - добавил он, обернувшись к Томасу. - Иная простота дороже пышности.
  Карми остановилась перед ротор-слайдом, разглядывая золотых рыбок, плавающих в голубой воде.
  - Это та штуковина, о которой говорил Мангурре? - спросила она. - Движущаяся картина?
  Томас подтвердил.
  Карми удивилась:
  - Разве не дешевле завести настоящих рыбок?
  - Нет, - ответил Томас, занимаясь приготовлением завтрака. - Аквариум слишком громоздкий, неудобен при перевозке, да и рыбки требуют особого ухода, а я никогда этим делом не интересовался.
  - Проще повесить картину?
  - Ага, - кивнул Томас, расставляя угощение. - Прошу к столу.
  Стэрр налетел на предложенный завтрак; Карми села рядом и посмотрела на него.
  - Странный вкус и непривычный запах, - сообщил тот. - Но вполне съедобно.
  Карми попробовала. Похоже, ей не понравилось.
  - В самом деле, странный вкус, - заметила она. Кениг возразил:
  - Думаю, то, что готовят майярские повара, покажется непривычным мне. Это вполне естественно.
  - Разумеется, - кивнула Карми. - Тут нужна привычка.
  Они заговорили о тонкостях майярской кулинарии, но постоянно не хватало общих слов, и беседа зашла в тупик. Вспомнили о впечатлениях Мангурре; Кениг предположил, что хокарэма поразили технические достижения пришельцев.
  - Ага, - согласился Стэрр. - Он какие-то сказки рассказывал о купальнях и отхожих местах.
  - Нет, - чуть смутившись, усмехнулся Томас. - Я имел в виду другое...
  - Горячая вода в ванной - это действительно великое достижение, - заметила Карми.
  Кениг с удивлением понял, что блеск сантехники они считают более великим чудом, чем межзвездные перелеты.
  Он усмехнулся и повел своих гостей на экскурсию в столь интересующие их места. Стэрр оказался здесь более сдержанным, Карми же пришла в восторг, и увести ее из ванной оказалось невозможным. Что ж, Кениг не стал возражать. Он продемонстрировал, как работает оборудование, выдал ей полотенце и стандартный пакет с одеждой, пожелал легкого пара и увел Стэрра в комнату.
  - Она слишком нежная, - заявил Стэрр, плюхаясь обратно в кресло. - Девчонка, что тут скажешь, - добавил он с пренебрежением.
  - Тебе не нравится, что она тобой командует? - поинтересовался Кениг.
  Стэрр ответил: . .
  - Она имеет право, - но вдаваться в тонкости не стал, а Кениг не стал расспрашивать.
  Пока Карми плескалась, пришли двое, которых Томас представил Стэрру как этнографов и довольно долго объяснял, что это означает. Стэрр отнесся к этнографам с видимым снисхождением; он демонстративно обращался только к Томасу и разговаривал только с ним. Кениг спросил, в чем причина такого поведения. Стэрр ответил:
  - Мы твои гости, господин.
  Вероятно, ему казалось, что этими словами он все объяснил.
  - И что? - спросил Томас с интересом.
  - Почему я должен утолять любопытство этих господ? - Он нагловато улыбнулся и проговорил: - Я собираю информацию, а не раздаю ее.
  Томас оценил его откровенность - в сущности, Стэрр только сказал вслух то, что и так понимали все.
  - А обмен возможен? - предложил Томас.
  - Почему нет? - согласился Стэрр. - Но пока вы знаете о нас больше, чем мы о вас. Сейчас мы в невыгодном положении.
  Мальчишка посмеивался, но возразить ему было нечем.
  Из ванной послышался какой-то возглас. Томас поспешил туда и обнаружил Карми полуодетой. Ничуть не смущаясь, та попросила помощи - застежки костюма чужеземцев показались ей сложными. В остальном же затруднений не было. Костюм автоматически принимал размеры того, кто распечатывал пакет, покрой оказался удобным.
  - Неплохо, - оценил ее новое обличье Стэрр. - Тебе идет.
  - Он одноразовый, - с недоумением сообщила ему Карми. - Можешь себе представить - раз надеть и выкинуть...
  - Это заскок какой-то у наших хозяев... - проговорил. Стэрр и, спохватившись, принялся извиняться.
  Кениг начал подозревать, что у незваных гостей хватает наглости издеваться над хозяевами, но Карми, сделав Стэрру страшные глаза, учтиво попросила прощения за своего неразумного спутника. Томас представил ей этнографов, Карми отнеслась к ним вежливо, но без особенного интереса.
  Стэрр в один глоток выпил свой кофе и спросил, нельзя ли и ему приобщиться к чудесам банной технологии. Пока он плескался в ванной, Карми задумчиво попивала апельсиновый сок. Кениг тоже помалкивал. Попытки этнографов продолжить разговор бесплодно завяли: для Карми тоже существовал только Кениг, остальных она прямо-таки обжигала холодом. Томаса подобная "вежливость" несколько забавляла.
  - Прошу прощения, господин, - сказала наконец она, придя к каким-то выводам, - у меня есть несколько вопросов, и я хочу, чтобы ты понял меня правильно.
  - Я постараюсь,- улыбнулся Томас.
  Карми помолчала, потом проговорила:
  - Ты назвал нас своими гостями, но твой дом невелик, мы можем стеснить тебя...
  - Можно поставить рядом еще один домик, - сказал Томас.
  - Нам не хотелось бы вводить тебя в лишние расходы, - возразила Карми.
  - Эти домики дешевы, - ответил Томас. - Мы относимся к ним так же, как вы относитесь к походным палаткам. Поверь мне, расход невелик.
  - Часть расходов мы могли бы взять на себя, - предложила Карми.
  Кениг усмехнулся, представив, как вычислительный центр сходит с ума, попытавшись определить стоимость установки и обслуживания домика в майярских золотых.
  - Право, не стоит, - возразил Томас. Карми кивнула в ответ на его слова:
  - Спасибо. Но... это еще не все мои вопросы.
  Чего же хотелось Карми? Ох, немалого. Кениг только диву давался, слушая ее неторопливые рассуждения. Карми говорила о том, что люди обычно не любят чужаков, которые ведут себя иначе, одеты иначе, едят совсем другую пищу и совсем по-другому пахнут. Кениг с запозданием понял, что Карми имеет в виду вовсе не инопланетян, а себя со Стэрром. Это они со Стэрром странно одевались, ели странную пищу, неприятно пахли и совсем не умели себя правильно вести. Следовало ли разуверять Карми? Она имела свою цель и настойчиво и методично приближалась к ней. Она желала, чтобы они со Стэрром стали копиями чужеземцев, тогда, по ее мнению, чужеземцам будет удобнее с ними общаться. У этнографов округлились глаза.
  - Чего вы от них хотите, это же разведчики, - бросил им Кениг по-немецки.
  Карми улыбнулась, как будто поняла, что он сказал.
  - Вы все равно будете выделяться, - проговорил Кениг. - Вы слишком мало знаете о нашей жизни. У нас все другое. Нужно родиться среди нас и прожить жизнь - только тогда можно стать похожим на нас.
  - Ты не понял, господин, - спокойно возразила Карми. - Мы вовсе не хотим притворяться твоими соотечественниками. Мы просто не хотим выглядеть... - она помедлила, - выглядеть дикарями. - Карми взмахом руки остановила протестующий возглас Кенига. - Что бы вы там ни говорили о нашей культуре, древней культуре, я не спорю, - метнула она взгляд в сторону этнографов, - мы отстали от вас, у нас практически нет научных знаний. Мы дикари, варвары, но я надеюсь, вы не считаете нас дураками. Своими невероятными фокусами вы пугаете правителей этой страны - в этом нет тайны. Возможно, вы считаете хокарэмов опасными, и, вероятно, так оно и есть. И вы, и мы должны быть осторожными, и все, чего я хочу, - это пожить немного так, как живете вы. Я просто хочу к вам присмотреться, - по-моему, скромное желание.
  Кениг молчал. Этнографы шептались. Из ванной вышел Стэрр, чистенький, благоухающий, незатейливый, как свежесрубленное бревнышко.
  - За такие удовольствия можно душу заложить, - томно заявил он.- Жаль только, нет у меня души.
  - Куда же она делась? - спросил Кениг.
  - А у хокарэмов нет души, ты разве не знаешь, господин? - ответил Стэрр. - Без души, знаешь ли, легче. - Он огляделся и спросил чуть виновато: - Я опять влез в серьезный разговор?
  Его незатейливая простота несколько разрядила атмосферу. Карми грызла яблоко. Кениг размышлял. Этнографы продолжали шептаться.
  - Где-то вы врете, - наконец сказал Кениг.
  - Ну и врем, - согласился Стэрр. - Ну и что? Таковы правила игры.
  - Мы разве играем?
  - Ты - не знаю. Я - да!
  - С этими мальчишками нет никакого сладу, - тихо проговорила Карми.
  - Ты не намного старше, - заметил Кениг.
  - У женщин более практичный ум, - парировала Карми. - Мне так говорили.
  Кенигу показалось, что царственная уверенность Карми могла бы украсить и более зрелую женщину. Карми же она делала восхитительной.
  - У тебя в роду королей не было? - не удержался Кениг.
  Реакция Карми была странной. У нее окаменело лицо, она замерла, потом нервно дернула головой.
  - Разумеется были, - немедленно встрял Стэрр. Ему, конечно же, никто не поверил.
  - Я чем-то оскорбил тебя? - медленно спросил Кениг. - Прости, я не хотел.
  Карми взяла себя в руки и любезно улыбнулась:
  - Я не люблю подобных шуточек.
  - Я не думал, что ты примешь мои слова за оскорбление, - извиняясь, проговорил Кениг. - Ты держишься так, что тебя можно принять за королеву... извини, за лицо, наделенное большой властью.
  - Я действительно лицо, наделенное большой властью, - сказала Карми. - Сейчас мое слово весит примерно столько же, сколько слова любого из высоких принцев.
  - Трудно поверить, - покачал головой Кениг. - Разве ты из мастеров Ралло?
  - Я выгляжу такой старой?
  - Нет, но... - Кениг обернулся к Стэрру: - Она преувеличивает?
  - Скорее преуменьшает, - ответил юноша. - И конечно же, она не мастер Ралло. В Ралло не бывает таких молодых мастеров.
  Стэрр не врал, это Кениг понимал. Хокарэмы врать не любят, предпочитая попросту не говорить правды. Эта парочка темнила - в полном соответствии с хокарэмскими традициями, - но все равно эти двое были самыми симпатичными хокарэмами из всех, с кем уже успел познакомиться Кениг. Разумеется, они и хотели расположить его к себе, но Томас плохо понимал их намерения. Почему они предпочитали разговаривать только с ним, совершенно игнорируя этнографов? Томас предположил, что эти двое шли именно к нему, выбрав именно его из всех пришельцев. Ориентировку дал, без сомнения, Мангурре, именно Кениг в свое время больше всего с ним занимался.
  Неужели эта юная девица действительно эмиссар Высочайшего Союза? Чудны твои дела, Господи! Она, конечно, умна, но как-то легкомысленно посылать столь юное создание с такой ответственной целью. Впрочем... Кениг вспомнил, что у хокарэмов юнец лет пятнадцати считается взрослым человеком. И, черт возьми, не только считается, но и поступает как взрослый, и спрос с него, как со взрослого. Очевидно, что Карми привыкла к грузу ответственности, назвать ее вертихвосткой попросту невозможно. Но о чем может судить столь молодая особа, есть ли у нее необходимый жизненный опыт?
  Правда, спутник у нее еще более молод.
  Хозяйственные хлопоты по установке нового домика Кениг переложил на этнографов - все равно гости не хотели с ними общаться.
  А пока домик ставили, Кениг повел гостей погулять по поселку. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Карми делала вид, что ей все безразлично; казалось, она не умеет смотреть пристально - взгляд рассеянно скользил, ни на чем не фиксируясь. Кениг восхищался ее выдержкой. Стэрр, напротив, был переполнен восторгом и любопытством. Жадное желание все разглядеть и все потрогать не позволяло ему ни минуты стоять на месте. Стэрр не ахал - он постанывал от наслаждения, любая мелочь вызывала у него приступ энтузиазма. Кениг даже начал опасаться, что обилие впечатлений вредно отразится на психике юного хокарэма, поэтому, как только ему сообщили, что домик готов, он немедленно проводил своих гостей туда. Какой-то остряк даже повесил у дверей дома табличку: "Майярское посольство". Карми остановилась и стала разглядывать надпись. Кениг перевел и сказал, что сейчас прикажет ее снять.
  - Пусть висит, - ответила Карми.
  - То есть мы должны считать ваш визит официальным? - уточнил Кениг.
  Помедлив, Карми проговорила:
  - Не вполне. Настоящее посольство - это важный господин во главе, при нем большая свита, - в общем, много шума. А мы так... - Она пожала плечами, не объясняя, что означает это ее "так".
  Стэрра табличка не заинтересовала, куда более любопытно было ему, что находится внутри их дома. Внешний вид он уже одобрил и первым устремился внутрь, не забыв, однако, старательно вытереть на пороге ноги. К слову, это было совершенно излишним - ковровое покрытие прекрасно очищало подошвы.
  Для двоих дом был великоват - этнографы смотрели в будущее и выбрали модель, рассчитанную на пять человек. Внизу располагалась гостиная, во втором этаже - спальни.
  - Я думала, дом будет такой, как у тебя, - заметила Карми невозмутимо.
  - Быстро же у вас дома строят! - восхитился Стэрр. - И это вы называете домиком?
  Кениг пошел по комнатам, демонстрируя приборы и объясняя их назначение. Стэрр задавал вопросы, Карми оставила свою невозмутимую отстраненность только раз, когда Кениг показал содержимое бара. Карми плеснула в бокал красного вина, пригубила, оценивая вкус, и наполовину разбавила минералкой, которую тоже предварительно попробовала.
  - Пить очень хочется, - проговорила она. - Жарковато сегодня. Смешать тебе, господин?
  - Я лучше соку выпью, - ответил Кениг.
  Стэрр тоже предпочел сок.
  Карми прошла по гостиной и остановилась перед ротор-слайдом. Слайд был стилизован под средневековую китайскую живопись: две дамы в придворных костюмах плавно изгибались в танце на освещенной низким солнцем деревянной террасе, две молоденькие девушки играли - одна на лютне, другая на флейте, в больших вазах на террасе стояли пышные букеты, с цветущих деревьев осыпались бело-розовые лепестки.
  - Ваши женщины носят такие платья? - спросила Карми.
  - Носили когда-то, - ответил Кениг. - Столетия назад.
  Карми постояла, разглядывая слайд.
  - Я хочу научиться твоему языку, господин, - вдруг сказала она. - Много ли времени на это уйдет?
  - Совсем немного, - ответил Кениг. - У нас хорошая обучающая аппаратура. Однако сначала я должен убедиться, что это тебе не повредит.
  - Ты хочешь изучить меня, как изучал Мангурре? - спросила она.
  - Приблизительно так.
  Карми пожала плечами:
  - Почему нет? Я готова.
  - Думаю, не сегодня, - покачал головой Кениг. - Вам обоим надо привыкнуть, немного освоиться.
  Карми кивнула:
  - Понятно.
  Остаток дня хокарэмы провели дома. Кениг не оставлял взятой на себя обязанности гида и старался не выпускать обоих из виду. Карми сидела скучная, зато за Стэрром нужен был глаз да глаз: он ухитрился сломать управление ротор-слайдом и притих было виновато, но потом опять принялся разбираться, как какие приборы включаются и какие действия производят.
  Ближе к вечеру Карми объявила, что устала, извинилась и ушла к себе. Часа через два Стэрр побежал наверх что-то у нее спросить, задержался там минут на пятнадцать, вернулся чуть удивленный.
  - Сидит в ванне, - проговорил он озадаченно. - Второй раз за сутки, надо же!
  Кенига и самого гости утомили, да и нянчиться со Стэрром надоело. Он попрощался, еще раз напомнил, как пользоваться интеркомом, и пожелал Стэрру ничего не ломать.
  - Впрочем, сломаешь - не беда, починим...
  Он ушел.
  Стэрр постоял на крыльце, провожая Кенига, вернулся в гостиную, остановился посреди комнаты и растер ладонями лицо. Он устал до того, что готов был повалиться здесь же на ковер и сразу заснуть. Но долг превыше всего! Стэрр поднялся наверх к Карми. Та все еще лежала в ванне. Стэрр на минуту прислонился к стене, а потом, плюнув на приличия, стащил с себя комбинезон и тоже полез в ванну, благо размеры это позволяли. Карми подвинулась.
  - Вымотался? - проговорила она сочувственно. Стэрр в ответ только простонал. - Сущее наслаждение лежать в теплой воде и не думать.
  Карми выбралась из воды.
  - Извини, я...- пробормотал Стэрр.
  - Мне давно надо было вылезти, не извиняйся. Она завернулась в купальную простыню, села около Стэрра на бортик и положила ладонь на его лоб.
  - Я тоже устала, - сказала она тихо. - Я чуть не расплакалась на глазах у... у... - Она чуть не сказала "у молодого Руттула", но вовремя остановилась. - У Томаса Кенига, - произнесла она с усилием.
  - Надо обсудить... - заикнулся было Стэрр.
  - Не сейчас, - покачала головой Карми. - И не здесь. Отдыхай.
  
  Глава 21
  
  - Знал бы, что так трудно с чужаками общаться, ни за что бы с Карми не пошел! - сказал Стэрр, валясь на траву рядом со Смиролом.
  - Кто б тебя спрашивал... - отозвался рыжий хэйм. Карми стояла рядом с Хови-аро. Мастер Снов внимательно разглядывал Стэрра, размышляя о своем.
  - Как, мастер? - спросила его Карми.
  - Да, пожалуй, - согласился Хови-аро и обратился к Стэрру: - Раздевайся!
  - А? - вскинул голову мальчишка. - Вы это что, господа хорошие? - Он живо вскочил на ноги и отступил в сторону.
  - Стэрр, браток, не ерепенься, - укоризненно проговорил Смирол.
  - Не буду, - упрямо пятился назад Стэрр. - Убейте, не буду.
  Хови-аро сказал вразумляюше:
  - Малыш, ты мне не веришь? - Голос его заставил Стэрра вздохнуть и подчиниться.
  - Все равно, нехорошо это, - пробормотал мальчишка, стаскивая с плеч рубаху. - Я тоже волчьей крови, не какой-нибудь селянин...
  - Ну-ну, - успокоил его Хови-аро. - Я ведь тебе зла не желаю.
  Стэрр сел, скрестив ноги под собой, и положил ладони на колени, несколько раз шумно вздохнул, расслабляя тело.
  Хови-аро сел напротив него, вынул из кармана замшевый мешочек, извлек оттуда крупный, с яйцо, густо-лиловый кристалл колайхо. Луч солнца высветил внутри кристалла розовые и синие огни.
  Карми отвернулась и пошла прочь: ей не хотелось смотреть и не хотелось слушать.
  Смирол проворно сел и жадно уставился на Хови-аро. Тот что-то мягко шептал, держа перед глазами Стэрра кристалл.
  Потом начался допрос. Картина вырисовывалась яркая, не затуманенная капризами памяти и бойким языком мальчишки; Стэрр был тих и серьезен, а спрашивать Хови-аро умел. Смирол задавал разговору направление. Вернувшаяся Карми дополняла ответы Стэрра, хотя ей-то вопросов никто не задавал.
  Выжав из Стэрра все, что можно было, мастер Хови разрешил ему очнуться. Придя в себя, Стэрр немедленно сбежал. Карми тоже было не по себе; она сидела чуть особняком. Смирол опять занял горизонтальное положение: лежал на спине, закинув руки за голову, размышлял, переваривая информацию. Хови-аро тоже молчал. Затея Смирола ему не нравилась, но мнение свое он держал при себе.
  - Безумие, - проговорила Карми. - Просто безумие идти туда, совершенно ничего не зная.
  - Я надеюсь на вас со Стэрром.
  - Мы можем не заметить чего-нибудь очевидного, и ты попадешься на пустяке.
  - Пока я не собираюсь никуда идти, - возразил Смирол. - И ты права - я пока слишком мало знаю.
  - Надо брать чужака, - сказал Хови-аро.
  - Ты думаешь, чужак на твое внушение поддастся? - спросил Смирол с интересом.
  - Они тоже люди, не боги.
  Тогда Смирол посмотрел на Карми. Он ожидал возражений, но она сказала спокойно:
  - Только аккуратнее надо сработать, чтобы весь их поселок не всполошился.
  - Будет аккуратно, - кивнул Хови-аро. - Сам займусь.
  - Расспроси насчет подслушивающих устройств, - попросила Карми. - Я у себя в "посольстве" боюсь лишнее слово сказать.
  Ее и в самом деле беспокоила микротехника землян. Может, это и смешно выглядело со стороны, но Карми подозревала, что земляне в состоянии нашпиговать шпионской техникой и "майярское посольство", и окрестности хокарэмской заставы, и даже костюмы Карми и Стэрра. Она была не уверена, что их земные одежды свободны от крошечных устройств, и, когда они со Стэрром вышли за пределы поселка, заставила переодеться в свое, хокарэмское. Возможно, это были напрасные предосторожности.
  Хови-аро взял чужака два дня спустя. Карми и Стэрр в это время были в поселке - изображали на всякий случай непричастность. Чужак был молод и беспечен, - видно, случай с Крамером не научил их осторожности. Он вынес из флаера какие-то громоздкие ящики, повозился с ними, перетащил к самому берегу, аккуратно опустил их в озеро и направился обратно к машине. Тут-то и встретился ему мастер Хови. Он шел наклонив голову, внимательно рассматривая траву над ногами. Землянин остановился. Хови-аро поднял взгляд на него и приветливо поздоровался. Чужак настороженно ответил.
  - Ты не находил здесь мой кошелек? - спросил его Хови-аро.
  Он проверял, знает ли чужак майярский язык.
  - Э... нет, - неуверенно ответил чужак.
  - Выпал где-то здесь, - объяснил Хови-аро. Он пошел дальше по лужайке.
  Землянин на всякий случай поглядел вокруг себя. И увидел замшевый мешочек. Он его поднял.
  - Господин хокарэм, - услыхал Хови-аро и обернулся.
  Чужак за завязки держал на весу кошелек.
  - Это он? - спросил землянин. - Тут вроде бы не деньги лежат.
  - Да, не деньги, - сказал мастер Хови, подходя. - Так, игрушка, но мне ее жалко. - Он взял кошелек в руки, развязал шнурок и выкатил на ладонь лиловый кристалл. - Красивая вещица, правда?
  Он поворачивал кристалл, ловил синие отсветы в нем, говорил негромко и печально. Чужак и не заметил, как мягкая задушевность сменилась властностью, а сам он очутился в полной зависимости от человека с аметистом.
  Первые вопросы мастер Хови задал здесь же, часть из них касалась самого землянина - как его зовут, чем он занимается, скоро ли его хватятся. Другие вопросы касались систем слежения и подслушивания. Карми можно было успокоить: поставить "жучки" в "посольстве" земляне сочли неэтичным, а рассеять разведывательную технику в лесу вокруг хокарэмской заставы было попросту бессмысленно - это сколько же ее понадобится...
  По просьбе Хови-аро землянин - звали его Вадим Антонов - отвел глайдер поближе к заставе. Хокарэмы, узнав, кто к ним пожаловал, с удовольствием собрались послушать; пришел и Смирол, но он держался за спиной Вадима и вопросы задавал измененным голосом.
  Хови-аро выжимал из Вадима всю жизнь, начиная с детства. Хокарэмы жадно впитывали подробности. "Непонятно, непонятно", - порой приговаривал Асти. На него шикали. "Ребята, запоминайте, поймем потом! - взывал к друзьям Смирол. - Запоминайте!" На него тоже шикали. Он мял в руках Руттуловы бусы. В голове был сумбур.
  Хови-аро приказал Вадиму показать содержимое своих карманов и объяснить предназначение всех предметов. Более других Смирола и хокарэмов постарше заинтересовал предмет, который Вадим обозначил словом "абак". Абак Вадима был мало похож на четки Руттула - у него была замысловатая форма, однако было приятно держать в руке. Но назначение и этой изящной безделушки, и янтарных четок Руттула было одним - это был логический комплекс, способствующий обострению мыслительного процесса и улучшающий память. Действовал абак через нервные окончания на пальцах, но объяснить поподробнее Вадим затруднился. Всех подробностей он не знал, а то, что знал, не смог объяснить понятно.
  Наконец Хови-аро показал рукой: времени больше нет, Вадима нужно возвращать. Он проводил его до флаера и сказал на прощание:
  - Сейчас, пока машина будет идти на автопилоте, ты заснешь, а когда проснешься, будешь помнить только то, что заснул на берегу озера. И когда к тебе обратятся со словами "Аран эра", выполнишь все, о чем тебя попросят.
  - До свидания, - доверчиво сказал Вадим Тови-аро, залез во флаер, помахал мастеру рукой и улетел - веки у него потяжелели еще до того, как машина оторвалась от земли.
  В тот же день Асти свистом сообщил Стэрру, что все прошло благополучно. Карми, узнав об этом, проговорила:
  - Ну что же, надо приступать к изучению языка.
  После первого дня, проведенного так беспокойно, Кенига ничуть не удивило, что наутро Карми и Стэрр подошли к стоянке флаеров и попросили отвезти их за пределы защитной стены. Геолог, который собирался лететь в Ирау, согласился высадить их около хокарэмской заставы. Вернулись они через день, причем опять непонятно было, как они миновали силовой барьер. Но Томас Кениг не стал задавать вопросов. Бесполезно спрашивать Карми, лучше еще раз проверить системы безопасности.
  После возвращения Карми напомнила Кенигу о его обещании научить языку чужаков.
  Томас в ответ напомнил о необходимости проверить, насколько Стэрр и Карми готовы к гипнообучению. Он был уверен - гипнообучение им не повредит, но уж очень хотелось разобраться, что происходит в головах у его юных гостей и как там укладывается вся та сумбурная информация, которой они нахватались за последние дни. В свое время, когда ему в руки попал Мангурре, Кениг сосредоточился на анатомических и физиологических исследованиях; теперь же можно было составить впечатление о психической и интеллектуальной организации майярцев (в уме Кениг делал поправку - хокарэмов, и об этом не следовало забывать). Заодно Кениг хотел исследовать их зрительные ощущения - его заинтересовал скользящий, безразличный взгляд Карми.
  И он обнаружил, что Карми вовсе не притворялась равнодушной, - глаза, как правило, притворство выдают. Никакое волевое усилие не способно полностью контролировать работу глазных мышц - тут вмешиваются рефлексы, а рефлексы Карми были весьма странными. Приборы показали, что, когда Карми хочет рассмотреть какой-то предмет, она не сосредоточивает на нем взгляд, а переносит его не периферию; потом взгляд плавно перемещается, временами задевая предмет, но задерживается на нем такие ничтожные доли секунды, что об этом, вероятно, можно и не упоминать, - в общем, способ, эффективный только тогда, когда не хотят показать внимание к рассматриваемому предмету. Однако это несколько снижало скорость зрительного восприятия, чему Кениг удивился: профессия хокарэма требует качеств совершенно противоположных. Кениг смоделировал ситуацию, когда требовалось быстродействие, - мышечная реакция оказалась превосходной. Однако стоило Карми встретиться с чем-то ранее неизвестным - она замирала, и это было совершенно непонятно. Нерешительность - реакция естественная, но Карми любой неожиданности сдавалась без боя. Поняв это, Кениг смоделировал ситуацию, когда сдаться без боя было попросту невозможно, - и Карми немедленно сорвала с головы шлем с датчиками. Однако в последние мгновения приборы показали такую реакцию, что Кениг потом любовался ею часами, - припертая к стенке, Карми могла показать настоящие чудеса.
  Не меньше поразил Кенига и Стэрр. Мальчишеская непосредственность оказалась наигранной; Стэрр лгал, изображал эмоции, которых не испытывал, и мог бы обмануть любого человека, но не приборы. Он пытался преуменьшить свои способности, притормаживал скорость реагирования, скрывал великолепную зрительную память. Кениг вспомнил, как Стэрр изображал восторг, держа в руках какую-нибудь вещь пришельцев. Ложь! Восторга не было. Было холодное, бесстрастное исследование неизвестного.
  Кениг даже засомневался: а стоит ли учить их языку, стоит ли давать хокарэмам еще одно оружие против пришельцев? Но он уже проникся симпатией к этой противоречивой парочке. Они были хороши. Опасны, непредсказуемы - да. Но хороши! Наблюдать и расшифровывать их первобытные хитрости было сущее удовольствие.
  Гипноизлучатель Кениг установил в одной из спален "майярского посольства". Он предполагал задействовать параллельно два канала, но Карми, глядя на него равнодушными глазами, отказалась проходить обучение одновременно со Стэрром. Виновата была ее чрезмерная подозрительность: она не могла допустить, чтобы они оба находились в гипнотическом состоянии, - кто же проконтролирует действия землян? К слову сказать, о технике внушения Карми имела свои, хотя и несколько наивные представления; она же добавила в майярский словарь выражение "энави-гератх", обозначающее гипноизлучатель, в дословном переводе это означало "механизм-шептун". К самой идее гипнообучения она отнеслась с отвращением, но, когда Кениг заверил ее, что этот процесс совершенно безвреден и позволяет сэкономить уйму времени, согласилась, поставив, однако, условием, что Стэрр и она подвергнутся этой процедуре по очереди. Кениг, разумеется, не настаивал.
  Стэрр с прежней, но уже разгаданной живостью следил за действиями Кенига; Кениг понимал, что задачу на себя мальчишка взвалил почти непосильную, и охотно объяснял ему все, что делал. Карми сидела рядом, взгляд ее отрешенно блуждал. Когда Стэрр начал засыпать, Кениг переадресовал объяснения ей, за что удостоился рассеянной улыбки.
  Пока шел процесс обучения, Кениг был, собственно, не нужен; из вежливости он посидел немного с Карми, развлекая ее светским разговором, - собеседник она была никудышный, однако поддержала разговор о погоде и капризах климата. Ее безвольная меланхоличность не вызывала желания продолжать общение, и Кениг, сославшись на дела, ушел, но вскоре вернулся, чтобы выключить гипноизлучатель.
  - Действие скажется не сразу, - предупредил Кениг Карми, когда стоял над все еще спящим Стэрром. - Он начнет понимать наш язык постепенно.
  Карми безучастно кивнула. Ее это как будто не касалось.
  Кенигу трудно было понять ее, но, похоже, Карми действовала по принципу "хорошего понемногу". Когда Стэрр проснулся, они с Карми опять вернулись на хокарэмскую заставу. На этот раз эксперты по безопасности с нетерпением ожидали их возвращения, чтобы засечь лазейку, которой они пользовались, но Карми и Стэрр обвели их вокруг пальца, договорившись с вывозившим их сотрудником, что он же и подберет их через день, когда будет возвращаться на базу. Слов нет, разочарование было огромным. Безопасники досадливо ворчали что-то нелестное по поводу "наглых средневековых сопляков", и Кениг посмеивался про себя: эти "наглые сопляки" нравились ему все больше. Он даже начинал потихоньку гордиться ими...
  Направляясь со стоянки флаеров в "майярское посольство", благо было по дороге, Карми и Стэрр зашли к Кенигу.
  - Ты не занят, господин? - спросила Карми после приветствия. - Сегодня моя очередь учить язык...
  Кениг внимательно посмотрел на нее. Сегодня Карми была любезна, улыбчива, очаровательна. Вероятно, именно такой она охмуряла Крамера. Бедняга Вэл! Воспоминания о юной оборванке будили в нем грешные мысли. Кениг не мог понять, чем сумела приворожить его эта странная девица. Оказывается, когда Карми держала себя в руках, она могла затмить солнце. Кениг присмотрелся. Боже милостивый! Карми воспользовалась косметикой! Причем не местной, а явно земной. Это означало, что Карми уже успела познакомиться с земной женщиной. Женщин на базе было немного, и далеко не все из них знали майярский язык.
  - Откуда у тебя краска для ресниц и помада? - спросил Кениг.
  - А, это когда Стэрр спал около шептуна, я пошла погулять, - безмятежно ответила Карми. - И встретила госпожу Риту.
  Риту? Но та единственная Рита, которая была на базе, отличалась своей нелюбовью к изучению языков.
  - Разве Рита говорит по-майярски?
  Карми лукаво рассмеялась:
  - Мой господин! Двум женщинам нет нужды иметь общий язык, когда они говорят об украшениях и нарядах.
  Кениг почувствовал себя одураченным. У него появилось подозрение, что Карми сумела то, что не удалось Стэрру, - она обманула приборы.
  - Госпожа Рита подарила мне притирания и обещала привезти с Земли еще кое-что. Я тоже принесла ей подарок. - Карми вынула из кармана ожерелье из голубовато-зеленых камешков. - Мне кажется, ей понравится.
  Кениг машинально поддакнул. Его беспокойство стало перерастать в тревогу. Эти двое слишком, слишком быстро осваивались среди землян.
  Карми задержала на нем взгляд и чуть улыбнулась. Улыбнулась свысока, хотя как это ей удалось с ее маленьким ростом - уму непостижимо.
  И тут Кениг заметил, что Стэрр подмигивает ему из-за плеча Карми. Господи, да что же это за люди такие - хокарэмы?!
  - Э-э... извини, я сейчас тут дела закончу, - чувствуя себя неловко, пробормотал Кениг. Остро захотелось остаться одному. - Вы зайдете?
  - Мы, пожалуй, на улице подождем, - ответила Карми. Они отошли от крыльца и сели в тени деревца.
  - Жара, сушь, а у них ничего не пылится, - заметил Стэрр.
  - Они прямо помешаны на чистоте, - сказала Карми.
  - Принц тоже был таким чистюлей? - спросил Стэрр. Он имел в виду Руттула.
  - Не до такой степени. Все-таки он слишком долго прожил среди нас. - Она посмотрела вдоль улицы: - Такие костюмы носят люди из сословия перевозчиков? Я не ошибаюсь?
  Стэрр оглянулся. По улице шли двое в форме космического техперсонала. Судя по тому, как они посматривали вокруг, были они в поселке впервые.
  - Поговори с ними, - сказала Карми. Стэрр понял ее. Было интересно попробовать поморочить голову людям, которые не знали, что он хокарэм.
  - Боюсь, они знают наши лица, - тихо возразил он. - Сама видела, эти чужаки умеют делать... как это?.. видеозаписи.
  - Попытка не пытка, - почти неслышно ответила Карми.
  Стэрр поднялся на ноги и шагнул навстречу транспортникам:
  - Привет! Вы здесь впервые, да?
  - Привет,- сказал один. Другой уставился на Стэрра и пробормотал:
  - Говорят: "Контакты, контакты...", а тут совсем сопляки работают.
  - Ну вот, - весело огорчился Стэрр. - Проявляй после этого вежливость...
  Все трое рассмеялись; второй транспортник похлопал Стэрра по плечу:
  - Не обижайся, старик, а?
  - Не обижаюсь, - покладисто согласился Стэрр.
  - Ты практикант здесь?
  - Да.
  Транспортники обернулись к Карми. Вероятно, подразумевалось, что она должна сейчас что-то сказать. Карми однако молчала - сидела на травке и посматривала на них снизу насмешливо.
  - Познакомь с девушкой, старик, - легонько толкнул Стэрра транспортник.
  - Она не хочет знакомиться, - ответил Стэрр. - Она слишком много о себе воображает.
  - Послушайте, - обратился транспортник к Карми. - Бросьте вы этого вундеркинда и пойдемте с нами гулять. Покажете нам местные достопримечательности, а?
  Карми выслушала и перевела спокойный взгляд на Стэрра.
  Стэрр сказал:
  - Самая главная достопримечательность здесь - это я. Но меня не надо показывать. Я могу и сам себя показать. В это время появился Кениг. Он успел переодеться.
  - Извините, я задержался...
  - Мы не скучаем, - заверил его Стэрр. - У меня хороший выговор?
  Транспортники начали что-то подозревать.
  - Выговор? - переспросил один.
  - А я тебя видел, - медленно сказал другой. - Тебя и... - он оглянулся на Карми, - и эту девушку. Вы хокарэмы!
  Стэрр широко улыбнулся:
  - Я же говорил вам, что я - самая главная здешняя достопримечательность. Я первый хокарэм, говорящий на вашем языке.
  - Первый, очень болтливый и. далеко не последний, - насмешливо сказал Кениг. - Неужели тебе никогда не хочется помолчать?
  - Иногда хочется, - признался Стэрр. - Но это, увы, невозможно.
  Тогда Кениг обратился к Карми по-майярски:
  - Он не утомляет тебя своей болтовней?
  - Он развлекает меня своей болтовней, - в тон ему ответила Карми. - Чем ты недоволен, господин? Он не должен был беспокоить этих господ?
  - Не в этом дело.
  Стэрр голосом и одеждой был от землянина неотличим. Возможно, это впечатление рассеялось бы, заговори он о вещах серьезных, но пока... Что создает человека? Одежда и манера говорить. "Ой-ой-ой, не дал ли я маху с гипнообучением? - зашевелился в Кениге давешний червячок сомнения и тревоги. - Но они ребята дошлые и сами бы быстро языку выучились".
  Транспортники, оглядываясь на них, пошли дальше.
  - Что ж мы медлим? - спохватился Кениг. - Пошли к вам.
  В спальне "майярского посольства", где стоял гипноизлучатель, Стэрр легонько дернул Кенига за рукав.
  - А можно мне попробовать? - смущенным шепотом попросил он, и даже покраснел немного, честное слово.
  - Попробовать? - не понял Кениг.
  - Ну, э-э... управлять шептуном, - объяснил Стэрр и повторил, заглядывая в глаза Кенигу: - Можно?
  Кениг разрешил. Мальчишка начал настройку, повторяя вчерашние наставления. У него была цепкая память, и он без сбоев и ошибок воспроизвел всю процедуру подготовки.
  Потом он остановился. В прошлый раз именно на этом этапе он закрыл глаза.
  Кениг посмотрел на засыпающую Карми и продолжил дальше сам. Стэрр следил за каждым его движением. Закончив работу, Кениг встал и, потянувшись, нечаянно уронил на пол куртку Карми. Из кармана выпало ожерелье. Кениг поднял куртку и аккуратно положил на кресло, взял в руки ожерелье, которое она предназначала в подарок Рите. Повертел, рассматривая. Камешки были похожи на кристаллы, которые обнаружили в глайдере Эриха Кенига... Тот же цвет, та же прозрачность... Пожалуй, имело смысл поговорить с Карми об отце.
  Ему не хотелось обнаруживать волнение перед Стэрром, и он оставил его, решив вернуться только для отключения гипноизлучателя. У Стэрра слишком внимательные глаза, и Бог весть, какие выводы он может сделать на основе наблюдений.
  После выключения гипноизлучателя Стэрр пошел гулять в одиночестве. С землянами он заговаривал, однако такого удовольствия, как в первый раз, не получил. Люди знали, кто он такой, разговаривали с ним приветливо и на хитрости его не поддавались. Слегка разочарованный, он вернулся в "посольство", но Карми уже проснулась и ушла, вероятно к Рите.
  Стэрр сел в кресло, закрыл глаза и начал приводить в порядок сегодняшние впечатления. Кое-что следовало обдумать. Ему помешал Кениг. Он постучал в полуоткрытую дверь и заглянул в комнату:
  - Карми еще спит?
  - Карми уже куда-то убежала, - ответил Стэрр, не открывая глаз.
  Кениг вошел в гостиную.
  - Что-нибудь случилось? - спросил он.
  - Ничего, - ответил Стэрр, приоткрыв один глаз и скосив его на Кенига. - А что могло случиться?
  - Какой-то ты невеселый.
  - Обыкновенный. - Стэрр открыл второй глаз. - Я думаю. Пожалуйста, садись, господин. Угостить тебя чем-нибудь?
  - Да, пожалуй, - согласился Кениг, садясь в кресло. Стэрр встал и направился к бару.
  - Вино, сок?
  - Лучше пиво.
  Стэрр поставил перед ним бокал и банку, а себе разбавил вина.
  - У вашего пива странный вкус.
  Он не присел, стоял с бокалом в руке перед Кенигом. Показная ребячливость куда-то исчезла - он будто повзрослел.
  - Итак, ты меня раскусил, господин, - проговорил Стэрр задумчиво. - Не стоило нам соглашаться на обследование. Карми иногда бывает чрезмерно самоуверенной. Порой я готов ею восхищаться, но гораздо чаще я не понимаю ее.
  - Она немного переоценила твои возможности, - сказал Кениг. - А вот ее раскусить невозможно. Хокарэмы бывают сумасшедшими?
  - Она не хокарэми. Она хэйми. Хэйми все немного не в себе.
  - Хэйми, - повторил Кениг. - Хэйми... Одержимая? Я не заметил в ней склонности к эпилепсии.
  - Эпилепсии?..
  - У Карми бывают припадки?
  - Карми не припадочная, - ответил Стэрр. - Она не кликуша и не юродивая. Она хэйми. Мне трудно объяснить, что это такое.
  - А она позволила тебе... - Кениг запнулся, подбирая слова.
  Стэрр понял:
  - Говорить в открытую? Но какой смысл темнить? Я не люблю врать людям, которые знают, что я вру. - Он поглядел на бокал Кенига: - Еще пива?
  - Нет. Там, кажется, виски было.
  - Виски? - спросил Стэрр, заглядывая в бар.
  - Вон та бутылочка, - показал Кениг.
  Стэрр подал бутылку:
  - Это?
  Было похоже, что Стэрр и Карми уже продегустировали содержимое всех бутылок бара. Стэрр явно считал виски не напитком, а скорее некой пряностью, которую добавляют в другие напитки. Ничего удивительного в этом не было: в Майяре пока не знали продуктов перегонки.
  Стэрр наблюдал процесс употребления виски, склонив голову к плечу.
  - Это вкусно? - спросил он с сомнением.
  - Это крепко.
  Они молчали, когда с большой коробкой в руках появилась Карми.
  - Что это? - обернулся к ней Стэрр.
  - Разные женские премудрости для обмана мужчин. - Она открыла коробку и показала косметический набор.
  - Так ты подружилась с Ритой? - спросил Кениг.
  - Ты против?
  - Нет, - сказал Кениг и, чуть помедлив, продолжил: - Я хочу поговорить с тобой.
  - Я слушаю. - Карми закрыла коробку и положила ее на стол.
  Кениг молчал.
  - Или... - Карми оглянулась на Стэрра, - ты хочешь поговорить наедине? Стэрр мешает?
  - Не в этом дело. Я хочу показать тебе кое-что. Ты не против пойти со мной погулять?
  - К твоим услугам, господин, - чуть поклонилась Карми.
  - Тогда, прежде чем мы выйдем, мне нужно переговорить с коллегой.
  - Пожалуйста, мой господин. - Карми плавно повела рукой в сторону интеркома.
  Разговор был короток и велся по-немецки, специально, чтобы Карми и Стэрр ничего не поняли. После этого они с Карми вышли из "майярского посольства".
  Кениг начал говорить не сразу, Карми терпеливо ожидала. В ее молчании чудилось живое сочувствие.
  И Кениг рассказал ей историю о том, как много лет назад человек по имени Эрих Кениг - его отец - исчез в глубинах космоса. И как совсем недавно перехватили его сигнал. И как нашли планету. Как обнаружили глайдер.
  Но судьба Эриха осталась неизвестной.
  Карми не задала ни одного вопроса. Больше смотрела в землю, потом вдруг быстрый, неожиданный взгляд в лицо Томасу - и вот она снова опустила голову.
  Он показал ей предметы, найденные в отцовском глайдере. Карми выдала свой интерес к ювелирному изделию в виде цветка - она зачарованно протянула руку и коснулась цветка, потом отдернула руку.
  - Что это за брошь? - спросил Кениг.
  - Это не брошь, - сказала она медленно. - Это драгоценнейший Оланти.
  Томас Кениг не очень хорошо знал государственные символы Майяра, но об Оланти слышал. Знак высшей в стране власти, дающий право войти в Высочайший Союз.
  - Чей это Оланти? - оторопело проговорил Кениг.
  - Твой, - сказала Карми голосом слишком размеренным, чтобы Кенига могла обмануть ее невозмутимость. - Разве не ты наследуешь вещи своего отца?
  - Как моему отцу мог достаться Оланти?
  Карми молчала.
  - Как?!
  Вероятно, его порывистое движение обеспокоило Карми. Она отступила на шаг.
  - Ты полагаешь, я должна знать?
  - Кому знать, как не тебе? - Томас был слишком взволнован и, пожалуй, говорил так, как говорить не следовало. - Позволь спросить, кто тут у нас выдает себя за представителя Высочайшего Союза?
  Он схватил ее за плечо и тут же получил удар в солнечное сплетение. Пока он ловил ртом воздух, Карми отошла к стене.
  - Не смей меня трогать, - глухо проговорила она. - Будь ты хоть трижды высокий принц...
  В это время Томаса вызвали по интеркому. Он сел и выслушал известие. По его просьбе говорили снова по-немецки. Выключив интерком, он помолчал. Потом поднял глаза:
  - Ну что ты теперь скажешь? Рита любезно одолжила подаренное тобой ожерелье. Бусины сравнили с камнями из друзы.
  Карми только пожала плечами. Ее совершенно не волновал тот факт, что одну из бусин определили как являющуюся частью друзы.
  - Ты будешь молчать?
  Карми кивнула.
  На этом разговор и закончился. Кениг попробовал побеседовать со Стэрром, но юный хокарэм прямо заявил, что в историю со знаком Оланти вмешиваться не может.
  - А сказать хоть что-то о моем отце? Стэрр только развел руками.
  - Может быть, это именно ты проходил медицинские процедуры в глайдере?
  - Высокий принц, - с искренним выражением лица сказал Стэрр, - я в глаза твоего глайдера не видал.
  Он далее позволил Кенигу произвести необходимые исследования, но, как и следовало ожидать, исследования только подтвердили слова Стэрра - нет, это не его лечили в глайдере. А хокарэм, покидая лабораторию, заметил:
  - Да иначе и быть не могло. Если бы я. переболел этим вашим энцефалитом, я бы стал хэймом. А хокарэм не может быть хэймом, ты ведь знаешь, господин.
  Кениг спросил в спину Стэрру:
  - Можно ли заставить Карми рассказать то, что она знает?
  Стэрр обернулся:
  - Нельзя. Жди, Время придет.
  
  Глава 22
  
  Темной ночью Смирол и Асти переправились сквозь невидимую защитную стену, окружавшую поселок чужаков. Асти поудивлялся, но вопросов не задавал. Он полагал, что все узнает со временем, а пока его больше интересовало, каким окажется молодой принц Руттул. Накануне Стэрр свистом сообщил, что Карми подыскивает для Томаса Кенига хокарэма, и Асти предложил свои услуги, - возможно, служба предстояла не очень денежная, но уж нескучная наверняка.
  Стэрр встретил их у крайних домов и отвел в "майярское посольство".
  Карми ожидала в гостиной. Со Смиролом она только поздоровалась, к Асти же у нее был разговор. Стэрр решил, что их надо оставить одних, и потащил Смирола к себе в комнату. Прежде всего рыжего хэйма следовало как следует отмыть от грязи, краски и масла лисянки, применяемого против насекомых. Запах лисянки беспокоил Стэрра более всего: пообщавшись с чистенькими землянами и приобретя привычку каждый день принимать ванну, Стэрр стал внимательнее относиться к ароматам. Отмыть Смирола с первого раза оказалось трудно; все же, когда он несколько порозовел, Стэрр счел его состояние вполне приемлемым и выдал полотенце и пакет с одеждой.
  Смирол оделся и подошел к зеркалу. Из зеркала смотрел на него худощавый молодой человек со взъерошенной рыжеватой шевелюрой. .
  - Прическа, - проговорил задумчиво Стэрр. - Надо будет чуть поправить. Лицо... Улыбнись!
  Смирол улыбнулся.
  - Немного не такая улыбка, но это мелочи. Вот походка, осанка... Держишься ты не так.
  - Сильно бросается в глаза?
  - Нет, - покачал головой Стэрр. - Подозрений ты вызывать не будешь. Зато будешь привлекать внимание. Тебе этого хочется?
  Смиролу не хотелось привлекать внимание, и первое, чем он собирался заняться после сеанса гипнообучения, был просмотр фильмов. Однако пока Стэрр погрузил его в сон. Мальчишка сделал это уверенно и без душевных колебаний: он знал, что не совершит ошибок. Но поскольку вся процедура выполнялась им впервые полностью, он на всякий случай остался рядом со Смиролом.
  Часа два спустя, обсудив с Асти все, что она хотела, Карми поднялась наверх. Она посмотрела на спящего Смирола:
  - Мне не нравится то, что он задумал. От Рыжего несет лисянкой, ты чувствуешь?
  - Не беспокойся, - ответил Стэрр. - Я его еще несколько раз как следует вымою.
  - Займись пока Асти. Ему тоже не мешает хорошенько помыться. Я не могу представить его принцу в таком виде.
  - Хорошо, госпожа моя, - согласился Стэрр. - Гони его сюда.
  - А я пока внизу посижу, чтобы Кениг не застал нас врасплох.
  Она напрасно волновалась: Кениг поверил словам Стэрра. Он посоветовал ждать - и Томас ждал.
  Эти несколько дней, пока Смирола приводили в соответствие с обликом землян, Карми из "посольства" не выходила - ей не хотелось ни с кем встречаться. Стэрр, напротив, почти все время слонялся по поселку, заводил знакомства, искал приключений. Асти тоже набирался впечатлений, но ему скоро наскучило общение с видеотехникой, и он развлекался тем, что днями напролет играл в камешки сам с собой или с Карми. Впрочем, Карми камешки быстро надоели - не тот у нее был темперамент. Асти этим не смутился - он продолжал играть один.
  - Тоже способ сходить с ума, - заметил Смирол однажды, стоя за его спиной.
  - Ну, тебе-то с ума сходить не надо, - ответил, не отрываясь, Асти. - Ты уже рехнулся, раз задумал такое.
  - Ничего особенного, - возразил Смирол. - Можно подумать, я первый разведчик среди хокарэмов.
  - В таком деле и правда первый. Ты только вспомни: кто еще пытался надеть маску человека с другой планеты?
  Смирол не отвечал. Асти наконец-то оглянулся и посмотрел ему в глаза:
  - Хэйм - он и есть хэйм. Рассудительности в тебе ни на грош.
  То, что задумал Смирол, не шло ни в какие ворота - он решил пробраться на Землю, замаскировавшись под землянина. Ему казалось, он вполне на это способен. Его друзья очень сомневались в успехе проекта, но запрещать Смиролу что-либо никто не имел права - он сам себе голова.
  Смирол очень волновался. Может быть, имело смысл задержаться в "майярском посольстве" и дальше собирать материал, однако нетерпение терзало его сильней, чем боязнь поражения, и наконец однажды утром он объявил:
  - Сегодня я ухожу.
  - Сегодня? - ахнула Карми.
  - Сейчас.
   Стэрр встал:
  - Я провожу тебя.
  Разумеется, до посадочной площадки они шли порознь. Стэрр был впереди, охотно разговаривал со всеми встречными. Его хорошо знали, многим он был симпатичен, многим - интересен, и лишь некоторые относились к нему с недоверием.
  Смирол отставал от него шагов на сто, но к концу пути расстояние сократилось... Дорогу он знал хорошо, хотя раньше ни разу не был здесь: Стэрр подробно обсудил с ним схему поселка, и Смирол мог бы идти с закрытыми глазами. Стэрр же рассказал ему, как земляне ведут себя при посадке в челнок, и Смирол уверенно взошел по трапу. Тут он несколько замешкался - дальше нужно было жить собственным умом.
  Он оглянулся, поймал взгляд Стэрра, шатающегося по площадке, его не очень вежливо потеснили, заставляя посторониться.
  - Провожающих высматриваешь? - мимоходом поинтересовался жилистый транспортник, втаскивая в челнок рулон грязно-пятнистой пленки.
  - Стэрр на площадку приплелся, - вполголоса сказал Смирол.
  - Стэрр- Кто это?
  - Ну, этот хокарэм, знаете- - Смирол на мгновение заколебался, не зная, какую степень вежливости применить.
  Транспортник пристроил рулон в челноке и выглянул наружу:
  - А, мальчуган из местных? Как же, слыхал. Ты лучше занимай место, сейчас стартуем.
  - Разве никого больше не будет? - Смирол прошел внутрь и остановился в пустом пассажирском салоне.
  - Занимай любое место, - сказал транспортник. - Я бы не стал из-за одного пассажира челнок гонять, но велено срочно поднять эти рулоны.
  Смирол присел на первое подвернувшееся кресло.
  Транспортник громыхнул чем-то на трапе, прошел через салон и остановился у двери в пилотскую кабину:
  - Ладно уж, парень, идем сюда.
  Смирол покинул кресло и вошел в кабину.
  - Садись здесь, - указал транспортник. - Меня зовут Клиффорд. А тебя?
  - Смир... - Хокарем осекся. Вот об имени-то он не подумал.
  Клиффорд, однако, понял его имя по-своему:
  - Смирнов? Сергей Смирнов не твой отец?
  - Нет.
  Смирол заворожено уставился на экран. Вот сейчас он снова покинет подлунный мир... Челнок совершенно не был похож на глайдер, и чувствовал себя Смирол иначе.
  И вдруг он ощутил блаженное спокойствие, спокойствие, какого он давно уже не ошущал.
  Одновременно, едва Стэрр увидел, что челнок отрывается от земли, его посетило то же чувство: волна радостного спокойствия захлестнула его. Смирол теперь был далеко и с каждым мгновением становился все дальше: что бы ни случилось с ним там, среди чужаков, Стэрр узнает об этом не сразу.
  Он побродил еще по поселку, прежде чем вернуться в "майярское посольство". Карми, изведясь от ожидания, согласилась-таки сыграть с Асти, чтобы отвлечься. Асти пришлось увеличить фору - Карми была не очень внимательна.
  Стэрр помешал Асти выиграть целое состояние.
  - Он улетел, - сообщил Стэрр. - Обошлось без шума.
  Карми понурилась, будто услыхала дурную весть.
  Асти поднес ей бокал с разбавленным вином.
  Карми кивком поблагодарила его и медленно выпила.
  - Кофейку? - спросил Асти Стэрра.
  - Да.
  - Тогда сам готовь.
  Почему-то они разбрелись по углам гостиной, сидели так, пили каждый свое, пока Карми вдруг не сказала:
  - Пошли, Асти, я представлю тебя принцу.
  Асти встрепенулся и бросил взгляд в зеркало. Будь он в хокарэмской одежде, его бы ничто не смутило, одежда же землян пока была непривычна.
  - Ты хорошо выглядишь, - успокоил его Стэрр.
  - В будущем надо бы подумать о земном варианте одежды, - сказал Асти. - Должны же хокарэмы как-то выделяться.
  - Асти! - позвала Карми. - Ты что-то болтлив стал.
  Асти переглянулся со Стэрром и пожал плечами. Карми вздумала подгонять его? В этом не было никакого смысла. Он столько дней сидел взаперти, света божьего не видел, а теперь вдруг и сразу должен нестись к молодому принцу Руттулу. Принц столько лет обходился без хокарэма - так неужели не сможет обойтись без него еще полчаса?
  Но перечить хэймам такого высокого происхождения как-то не принято, и Асти поспешил выскочить из дому.
  Но держать язык на привязи ему не могла приказать никакая хэйми, и он шел по улице, вслух одобряя все то, что видел. Ему очень нравилась архитектура, нравились умные механизмы на улице, нравилось, что земляне не удовольствовались местной чахлой растительностью и не поленились посадить деревья и разбить газоны.
  - Сразу видно, что эти люди обосновались здесь надолго и жить любят в свое удовольствие, - разглагольствовал Асти, поглядывая по сторонам.
  Карми одернула его:
  - Поумерь восторги...
  Асти сладко улыбнулся:
  - Ах, госпожа моя, как не восторгаться? Здесь, в диких горах, возник прекрасный оазис...
  Карми недовольно дернула плечом и прибавила шаг.
  Кениг встретил их настороженно. Вид Асти не улучшил ему настроения: уже было ясно, что для хокарэмов силовой барьер вовсе не преграда.
  - Перед тобой высокий принц, - сказала Карми. - Веди себя пристойно, Асти.
  Асти встал на колено, склонил голову и поприветствовал Кенига столь витиевато-изысканно, что тот ничего не понял.
  - Что он говорит? - спросил он у Карми.
  - Это твой хокарэм, его зовут Асти.
  - Мой хокарэм?
  - У высокого принца обязательно должен быть хоть один хокарэм, - сказала Карми. - Иначе просто неприлично.
  - Позвольте вас спросить, это каких же земель я принц? - резонно спросил Кениг.
  Асти встал, отряхнул колено и проговорил рассудительно:
  - Не беспокойся, мой господин, я тебе все разъясню.
  - Э?
  Карми жестом пресекла желание Кенига побыстрее узнать подробности.
  - Ты не можешь попросить кого-нибудь отвезти меня в Сургару? - спросила она.
  - Ты собираешься в Сургару?
  - Я не собираюсь всю свою жизнь торчать в Валлоа, - холодно ответила Карми. - Я и без того потеряла здесь уйму времени.
  Кениг перевел взгляд на Асти.
  - Пусть уезжает, - проговорил хокарэм. - От хэймов одна морока. Уверяю тебя, господин, с Карми совершенно невозможно иметь дело. Это же настоящее чудовище.
  - Придержи язык, - сказала Карми.
  - Ты мне не хозяйка, - возразил Асти. - Господин мой, мне как, заткнуться?
  - Если не трудно, - машинально сказал Кениг. - Хоть ненадолго.
  Асти с улыбкой приложил ладонь к груди и поклонился.
  - Ты мне так ничего и не скажешь? - спросил Кениг у Карми.
  Она покачала головой.
  - Что ж, я отвезу тебя в Сургару.
  - Не смею затруднять тебя, высокий принц.
  - О Боже, - вздохнул Кениг, - какие там затруднения...
  Он попросил их подождать, пока соберется в дорогу, зашел в лабораторию и оттуда вызвал эксперта по безопасности, который несколько дней назад головой ручался, что сквозь силовой барьер теперь без особого пароля не пробраться. Принятые им меры доставили некоторые неудобства тем из землян, кто покидал базу в Валлоа, чтобы совершить облет Майяра. Теперь они могли вернуться в поселок только через специальный коридор после запроса системы безопасности, на который следовало дать верный цифровой код.
  - Борис, - сказал Кениг, - готовь голову. У меня опять гости.
  Борис, невысокий плотный человек, замер, бледнея от ярости.
  - Я это "майярское посольство" "жучками" нашпигую! - взорвался он.
  - Ну-ну, - проговорил Кениг, - желаю успехов. А пока сообщаю, что собираюсь вылететь в Сургару с Карми и Асти.
  - Асти? - переспросил Борис.
  - Это хокарэм, - объяснил Кениг. - Я тебя с ним познакомлю.
  Борис хватил кулаком по столу и отключил интерком. Откуда же он мог знать, что меры, которые он предпринял, действительно были хороши, но несколько опоздали. Асти и Смирол прошли через силовой барьер на день раньше, чем он усилил защиту. Теперь же ему предстояло расхлебывать последствия той ошибки, которую он допустил в самом начале, недооценив хокарэмов.
  Оставим в покое стажерский ключ, забытый Руттулом. Его появление у Смирола было делом, в общем-то, случайным. Борису следовало лучше понять психологию майярцев, а он этого не сделал. Он полагал, что само появление пришельцев на летающих машинах приведет их в ужас. А майярцы отнеслись к этому гораздо спокойней. Летающие колесницы? Ну и что? Значит, эти пришельцы очень могущественные маги. Но они как будто не кажутся враждебными, эти пришельцы, а иногда даже помогают людям. И как оказалось, молодой принц Руттул - тоже маг. Что ж в этом плохого? Принц Сургарский, его отец, как уверяют, занимался магией, и Сургара при его правлении процветала - там развились ремесла и хорошо велась торговля.
  Нет, не понял Борис майярцев. Как легко им было объявить все достижения пришельцев волшебством - и как трудно было бы человеку восемнадцатого или девятнадцатого века, с его механистическим воспитанием, постичь все премудрости электроники и гравитоники! В примитивном разуме есть своя прелесть: алхимику с его верой в Первоэлемент легче понять ядерные превращения, чем ученому, живущему накануне "кризиса физики" и привыкшему к логической ясности Ньютоновой механики.
  Так что напрасно Борис, попинав мебель и порасшвыряв стулья, собрал совещание, главным вопросом которого было усиление мер защиты: Смирол находился уже в Солнечной системе, а другие хокарэмы не собирались пока навещать базу - Стэрр развлекался просмотром видеофильмов, а Карми улетела вместе с Кенигом в Сургару.
  Расстояние до Сургары для флаера было великовато, Кениг взял глайдер - и получил еще одно доказательство того, что Карми бывала в глайдере Эриха Кенига. Она огляделась и, не находя ни малейшего сходства с космической моделью старого образца, спросила подозрительно: "Это глайдер?" Кениг подтвердил, она пожала плечами. Асти заглянул в кабину с явным интересом.
  - Ты тоже едешь? - спросил его Кениг.
  - Разумеется, - ответил Асти. - Я - твоя тень, господин.
  - А если я отправлюсь на свидание к даме?
  - Я знаю, когда я должен исчезнуть, - заверил его Асти.
  Карми привыкла к путешествиям в другом глайдере, и долгий перелет неприятно удивил ее. Однако она ничего не сказала.
  Над Тавинским озером она попросила Кенига спуститься пониже. Кениг повел машину над самой водой и откинул колпак, чтобы пассажиры смогли насладиться бьющим в лицо теплым ветром.
  До Тавина оставались считанные минуты, как вдруг в глайдере сработало поисковое устройство. Кениг заложил крутой вираж, вернулся и повис над водой.
  Сигнал был очень слаб и шел из-под воды. Кениг уже догадывался, кому он принадлежит... и что это за устройство, испускающее его.
  - В чем дело? - капризно спросила Карми.
  - Погоди-погоди... - Кениг лихорадочно терзал настройку.
  Карми ударила его по руке. Сигнал смолк.
  - Ты что?
  - Высади меня, - сказала Карми. - Немедленно высади меня на берег.
  - Да в чем дело?!
  Карми полувздохнула-полувсхлипнула и рванулась к управлению глайдером. Асти поймал ее и крепко стиснул в объятиях.
  - Лучше высади ее, - посоветовал он Кенигу. - А то или нас под воду загонит, или сама выпрыгнет. Высади, господин. А то, что здесь лежит, оно потерпит. Если хочешь, я сам нырять буду, чтобы найти.
  - Не найдешь, дурак, - спокойно сказала Карми, не вырываясь. - Тут самое глубокое место во всем озере, а уж ила сколько...
  Кениг смирился. Выбросил на воду яркий поплавок с якорем, отмечая место, и поднял машину выше.
  - Высадить тебя в городе? - спросил он.
  - Нет. Вон на том берегу, - указала Карми.
  - Это же в стороне от дороги, - поразился Кениг. - Зачем мы делали такой крюк?
  - Не догадываешься, высокий принц? - холодно проговорила Карми. - Да чтоб место тебе показать.
  Кениг молча повел глайдер в указанную сторону. Разговаривать с Карми у него не было никакой охоты. Эта девица была способна вывести из себя даже ангела.
  Когда он опустил машину на низкий, болотистый берег, Карми выпрыгнула, под ее ногами хлюпнула вода.
  - Куда ты теперь? - поинтересовался Асти.
  - Не твое дело, - отрезала Карми. - Прощай, высокий принц, - бросила она Кенигу. Не дожидаясь от него ответа, она двинулась прочь от берега, в сторону северных гор. Взлетев, Кениг и Асти еще некоторое время видели ее уменьшающуюся фигуру.
  - В Миттаур, что ли, собралась? - предположил Асти, - К Арзравен Паору?
  - Что за Паор? - спросил Кениг.
  - Наследник Арзрау, - ответил хокарэм. - Говорят, он к ней когда-то сватался.
  Карми, однако, направлялась не в Миттаур. Она шла в долину Праери.
  Добралась она четыре дня спустя, остановилась на перевале, разглядывая происшедшие за последние годы изменения. Монастырь разросся. Кроме храма, на берегу озера стояли несколько домов; над одним из них на длинном шесте полоскался черный флажок - знак постоялого двора. Чуть поодаль раскинулись шатры, на взгляд Карми, миттауского образца.
  Она заколебалась: не опрометчиво ли будет спуститься к озеру в хокарэмской одежде, ведь миттаусцы так не любят хокарэмов. Однако другой одежды у Карми не было.
  Внизу ее встретили любопытные взгляды - Карми кожей чувствовала их, когда шла к кургану. Шепоток за спиной все ей объяснил: "Аддари лао Кхарми, - расслышала она и перевела себе: - Воплощенное божество Коми". В Миттауре к воплощенным божествам относятся спокойнее, чем в Майяре, в Миттауре они встречаются куда чаще, чем, пожалуй, во всем остальном мире.
  Ветер раскачивал колокольцы над курганом, и печальный звон плыл над озером. Ленты, привязанные к шестам, уже заметно поблекли, несколько недавно подвешенных выделялись свежим, сочным цветом.
  Карми остановилась в десятке шагов от кургана, встала на колени, расстелила перед собой прихваченный у инопланетян из Валлоа пестрый платок. Подняла с земли камень и зашептала поминальную молитву, называя имя Хаби. Окончив, она положила камень на платок, взяла другой, благо на каменистом берегу булыжников хватало, и вновь зашептала молитву, называя в этот раз иное имя. Под курганом лежало восемнадцать человек, и восемнадцать раз была произнесена молитва, и восемнадцать камней в конце концов лежали на платке перед Карми. Тогда она встала, взяла с платка камень и забросила его на вершину кургана. Туда же она закинула и остальные камни.
  Она постояла, погруженная в задумчивость, пока не обнаружила рядом терпеливо поджидающего ее монаха.
  - Отец настоятель приглашает госпожу Карми отобедать, - сказал он, когда Карми обратила на него свое внимание.
  Она поблагодарила за приглашение, но сказала, что хочет умыться с дороги, поэтому просит отца настоятеля не затруднять себя ожиданием.
  Монах мягко, но настойчиво возразил, что госпожу Карми уже поджидает горячая ванна. Карми чуть удивилась, но подчинилась приглашению. Монах привел ее в дом, стоящий на отшибе, вокруг него были посажены деревья и кусты - Карми с удивлением заметила тоненькое ранаговое деревце.
  Обстановка в доме была по-миттауски проста, но слишком изысканна для монастыря.
  - Чей это дом? - спросила Карми, разглядывая ковер из волчьих шкур на полу, изящный резной столик и вышитое покрывало на кровати.
  - Твой, моя госпожа, - ответил монах.
  Карми не поняла.
  Монах объяснил, что года два назад Малтэр велел построить здесь дом для госпожи Ур-Руттул, если она захочет навестить единственное оставшееся у нее земельное владение в Сургаре. Он не стал переносить в Праери ничего из обстановки тавинского дома Руттула, так как полагал, что знакомые вещи вызовут у Карми тягостные воспоминания. Тут в дело включился Арзравен Паор. Он привез несколько ковров и покрывал. Мебель сделал и украсил резьбой один из монахов.
  Карми заглянула за разрисованную ширму: там стояла деревянная ванна, наполненная водой, рядом были еще два ведра с горячей водой. В углу находился большой сундук. Карми подошла и, подняв крышку, заглянула. В сундуке было два отделения: в одном лежали простыни и запасные одеяла, а в другом - какая-то одежда. Карми подняла верхнее платье - простое, без затей, в сургарском стиле. Оно было совершенно новое.
  - Одежду привез Малтэр? - спросила она, оборачиваясь.
  Ответа, однако, не последовало. Монах незаметно ушел.
  Карми пожала плечами и начала раздеваться.
  После банных чудес землян эта деревянная ванна казалась примитивной, но запах душистого дерева был чудесен. Карми не стала долго засиживаться в воде, потому что, знала она, старый настоятель будет терпеливо дожидаться ее появления к обеду хоть до самого утра. Она насухо вытерлась полотенцем, быстро оделась и вышла на крыльцо. Карми предпочла привычную одежду хокарэма: ходить в платье было настолько неудобно, что она не рискнула его надеть.
  Монах поджидал ее в садике - сидел на земле скрестив ноги - и легко поднялся, увидев ее. Карми пошла следом за ним. Старый настоятель ожидал ее на террасе, сидя за низким столом, покрытым затейливо вышитой скатертью. Карми взошла на террасу, низко поклонилась старику и села после ответного поклона на указанное ей гостевое место. Мальчик-послушник поставил на стол поднос с кувшином вина и сухим печеньем. Он налил вино в чашечку и обеими руками преподнес Карми. Карми приняла чашку, поблагодарила и пригубила. Это было густое, крепкое, так называемое монастырское, вино, вобравшее весь аромат летних лугов горного Миттаура. Разбавлять его водой было бы истинным святотатством. А пить на пустой желудок - неосторожностью. Поэтому, сделав один глоток, Карми поставила чашку на стол и принялась за хрустящее несладкое печенье.
  Служки тем временем выносили и ставили на стол угощение; последней вынесли изящную фарфоровую супницу, разлили по чашкам горячий бульон, добавили туда по ложке из одного блюда, из другого, из третьего - и наконец перед Карми стояла знаменитая княжеская "Тирре-кашба". Этот изысканный суп Карми пробовала только однажды, когда в Тавине проездом остановился знаменитый интавийский повар Кзарди: он оказал любезность сургарскому принцу и приготовил для него несколько блюд.
  Карми плеснула в суп монастырского вина и взялась за ложку. Стоит ли говорите, что суп был очень вкусен? Карми приходилось сдерживать себя, чтобы не нарушать приличий. Настоятель тем временем пил пустой бульон и радовался ее аппетиту. Все эти яства выставлялись только для Карми, старик же соблюдал умеренность и довольствовался овсяной кашкой.
  - Прекрасный обед, - в который раз повторила Карми. - Право же, я не стою такого внимания...
  - Госпожа Карми настолько высокого происхождения, что было бы неучтиво принимать ее запросто. Мне до сих пор стыдно, что три года назад я не смог ничего тебе предложить, - ответил старик.
  - Три года, - проговорила Карми задумчиво. - Три года... Вот уже четвертый год я не знаю покоя - что-то ищу, мечусь по всему Майяру, тревожу людей... Почему все это происходит со мной, отец? Почему я не могу успокоиться? Может, и вправду вселился в меня могущественный хэйо?
  Настоятель молчал.
  - Я хочу начать жизнь сначала, с пустого места, в тишине и покое, - сказала Карми. - Можно мне остановиться здесь?
  - Разумеется, - ответил старик. - Вся долина Праери принадлежит тебе, и мы - твои гости.
  - Я не хочу быть хозяйкой чего бы то ни было, - возразила Карми. - Быть хозяйкой - значит распоряжаться своим имуществом, а я не могу разумно распорядиться даже собой. Нет, отец мой, я хочу, чтобы меня оставили в покое.
  Старик согласно кивал. Конечно же, если ей так хочется, пусть попробует жить в покое. Однако только богам известно, надолго ли хватит этих добрых намерений. Настоятель, вспомнив о богах, поднял глаза к небесам и увидел в небе движущуюся точку, которая явно не была птицей. Старик присмотрелся: конечно же, это одна из тех летающих колесниц, в которых передвигаются пришельцы, невесть откуда появившиеся в Майяре. Ходят слухи, что среди них - сын Руттула.
  "Наверное, это знак, - подумал старый человек. - Стоило госпоже заговорить о покое - ив небе появляется этот странный предмет. Боюсь, не будет для Карми покоя, пройдет какое-то время - и опять заговорит о ней весь Майяр".
  
  Глава 23
  
  Асти сидел на краю плота, свесив босые ноги в воду. Изредка он посматривал в сторону Тавина, но ничего особенного ни в городе, ни на пристани заметно не было. Иногда Асти посматривал на берег в бинокль, одолженный у Кенига, но не мог бы сказать, насколько обстановка тут отличалась от повседневной. Асти в Тавине никогда не бывал, знал о нем понаслышке, и сравнивать ему было не с чем. Однако то обстоятельство, что на виду у всего города прилетевшие на глайдерах чужаки развернули надувные плоты, поставили сверху шатры, опустили в воду какие-то механизмы и теперь ищут что-то на дне, - это обстоятельство не могло не взволновать тавинцев.
  Тавинцы, впрочем, недаром пользуются славой очень спокойных и рассудительных людей. Асти представил себе реакцию в подобном же случае... ну, к примеру, в Гертвире. Там давно уже бы начались народные волнения. Наиболее шустрые как раз сейчас принялись бы за погромы и поджоги - сметливый народец не упустит возможности поживиться в смутное время.
  Здесь же все еще было тихо. С далекого берега на плоты глазели детишки, иногда появлялся кто-то из взрослых, поглядывал на чужаков из-под ладони и уходил.
  Настоящее сонное царство.
  Асти в очередной раз поднял к глазам лежащий рядом бинокль и придирчиво осмотрел город. Людей на улицах мало. Бегают вездесущие мальчишки, - вероятно, с наслаждением разносят новость. Ага! На дозорной башне что-то блеснуло... В Тавине, как всем известно, работают лучшие в Майяре стекольных дел мастера. С высоты башни да при помощи зрительной трубы дозорный видит плоты как на ладони. Правда, при всем уважении к тавинским оптикам, земной бинокль будет получше. Куда там трубе: увеличение в ней от силы пятикратное.
  Асти отнял от глаз бинокль и обернулся.
  Кениг стоял у входа в шатер и отрешенно наблюдал за очередным спуском автомата. Вид у него был невеселый. Когда автомат скрылся под водой, Кениг повернулся и вошел в шатер.
  Асти вернулся к наблюдению за берегом.
  Пока он отвлекался, там произошли изменения. Асти укрепил бинокль на носу.
  Ага, Тавин зашевелился.
  Целая толпа вывалила на берег. Спускают на воду лодки. Оружия почти не видно.
  Значит, надлежит встречать гостей.
  Асти подтянул из воды ноги. Вода была мутновата: автоматы подняли мощный слой ила. Как они собираются что-то отыскать в этой мути? Впрочем, почему он об этом должен думать? Надо полагать, эти господа знают, что делают.
  Асти встал на ноги, подошел, оставляя на кожистой пленке плота мокрые следы, к немолодому инженеру, руководившему поисками.
  - Позволю себе отвлечь тебя, господин, - с достоинством произнес Асти. - Тут к нам в гости собирается делегация горожан.
  Инженер глянул в сторону города: .
  - Это опасно?
  - Не знаю, - честно ответил Асти. - Скорее нет. Если вы ищете то, что я думаю, - наверняка нет.
  - Мы ищем Эриха Кенига, - сказал инженер.
  - Ну, это-то я понял, - ответил Асти. - Госпожа Карми называла это имя. И она указала это место. Все сходится.
  - Мне говорили, хокарэмы любят темнить, - сказал инженер.
  - Темнить? О боги, я рад бы рассказать все, что знаю, да кто станет слушать?
  - Томас не хочет тебя слушать? - удивился инженер.
  - Ему не до этого. Он слишком нервничает. С тех пор как Карми указала это место, он мечется и попросту неспособен на чем-то сосредоточиться.
  - Ты полагаешь, Томас не в состоянии встретить тавинцев и поговорить с ними?
  - Разумеется нет.
  Инженер озабоченно осмотрел ряды своих подчиненных. Их и так было негусто, человек десять, если считать и отсиживающегося в палатке Томаса.
  - Тут все совершенные обалдуи, - со вздохом констатировал инженер. - Младший технический персонал, что с них взять. Даже не знаю, говорит ли кто из них по-майярски. Я-то по-вашему и полслова не знаю.
  - Мне ты доверяешь, господин? - с улыбкой спросил Асти. - Я говорю по-майярски.
  - Я слыхал, вас, хокарэмов, здесь не жалуют.
  - Мой принц - не майярец.
  - Принц? Ах да... Так ты займешься горожанами?
  - Беру их на себя. Извини, господин, пойду переоденусь. Инженер опустил взгляд на босые ноги Асти. Асти коротко поклонился и пошел в палатку. Кенига совсем измучило ожидание.
  - Нашли? - обернулся он к вошедшему Асти.
  - Еще нет, - коротко ответил тот.
  Он раскрыл свою сумку и вынул тщательно выстиранную хокарэмскую одежду. Дни вынужденного безделья в "майярском посольстве" позволили Асти вволю позаниматься стиркой. Поработал он на славу - запах дыма исчез, запах лисянки стал еле ощутим.
  - Сейчас на плот прибудут люди из Тавина, - сказал Асти, натягивая короткие штаны. - Я надеюсь, господин, ты прислушаешься к моим советам.
  Кениг не ответил.
  Асти застегнул ремень, потом подошел к Кенигу, схватил его за плечо и как следует встряхнул.
  Кениг очнулся и глянул на Асти удивленным, но уже вполне осмысленным взглядом.
  - Высокий принц, - сказал Асти с нажимом, - ты будешь выполнять все, что я скажу. Кениг моргнул.
  - Да, - выдавил он из себя.
  Асти сказал немного мягче:
  - Не забывай, господин, ты теперь высокий принц. Ты не должен ронять свое достоинство.
  - Принц, - проговорил Кениг. - Принц...
  - Принц Карэна, - сказал Асти.
  - Карэна? - переспросил Кениг. По-видимому, к нему возвращалась способность соображать. - Почему Карэна? Разве дама Савири Оль-Лааву умерла?
  - Пока нет, - ответил Асти. - Она передала свой Оланти Томасу Кенигу, сыну Эриха Кенига.
  - Давно?
  - Два года назад.
  - Ерунда какая-то, - отмахнулся Кениг. - Мы тут всего полгода, кто мог знать мое имя?
  - Твое имя было названо два года назад, - повторил Асти. - Его назвала сама Карми.
  - Карми? При чем здесь Карми?
  Асти поперхнулся:
  - О-ох! Да Карми - это и есть дама Савири.
  Кениг подумал и решил, что вопросы надо задавать сначала, по новому кругу.
  - Откуда Карми знала мое имя?
  - Вероятно, ей назвал его принц Руттул.
  - Откуда мое имя знал принц Руттул?
  - Ему ли не знать... Принца Руттула когда-то звали Эрих Кениг.
  Сын Руттула больше не задавал никаких вопросов.
  Асти проверил свой внешний вид и вышел из шатра. Хорошо, однако, говорить в таком тоне с высоким принцем. Ладно еще, что при этой беседе никто не присутствовал. Томаса Кенига никто не учил быть государем - мороки с ним будет ой-ой сколько. Одна надежда, что наследственность у него хорошая, - самого Руттула тоже некому было учить, сам выучился. Ничего, поможем, научим...
  Пока Асти тратил время на приведение в должное состояние своего принца, лодки тавинцев приблизились. Инженер посматривал больше на них, чем на действия аппаратуры слежения. Появление Асти он воспринял с явным облегчением.
  - Не беспокойся, господин, - обратился к нему Асти.
  Инженер кивнул.
  Асти подошел к краю плота, встал, заложив ладони за поясной ремень, и надменно уставился на тавинцев. Одного из горожан он узнал - это был наместник Малтэр.
  - Слушаю вас, господа, - вроде бы не очень громко, но внятно произнес Асти.
  Малтэр голосом владел не хуже:
  - Я, наместник принцев Карэна, и старшины города Та-вина хотели бы знать, чьи вы люди и что делаете в священном для нас месте.
  Асти выдержал паузу, потом сказал:
  - Томас Кениг, новый принц Карэна, разыскивает тело своего отца, принца Руттула.
  Старшины и Малтэр посовещались.
  - Можем ли мы засвидетельствовать принцу свое почтение? - спросили они.
  - Прошу вас подождать, господа. - Асти ушел в шатер и сказал Кенигу: - Тавинцы хотят посмотреть на тебя, господин.
  - Это обязательно?
  - Да.
  - Что я должен делать?
  Асти подробно объяснил ему, как надлежит держаться, и вышел к горожанам.
  - Принц примет вас, - объявил он.
  Инженер указал, куда можно причалить лодкам. Малтэр и старшины взошли на плот, гребцы остались в лодках.
  - Стойте здесь, - указал Асти. - Принц сейчас выйдет.
  Кениг вышел, как и велел ему Асти, минут через десять, дав тавинцам немного потомиться в незнакомой обстановке.
  Асти мигом оказался рядом с ним - помочь, подсказать. Малтэр на всякий случай посмотрел сначала в лицо Кенигу, а уж потом преклонил колено. Малтэр опасался обмана. Старшины же сначала поклонились, а разглядывать принца стали после - медлить не по чину.
  Кениг поприветствовал тавинцев кивком.
  Малтэр, соблюдая этикет, произнес целую речь. Кениг почти ничего не понял, но, помня слова Асти, ответил, как мог, да и извинился в заключение, что, мол, пока плохо говорит по-майярски. После чего опять кивнул и ушел в палатку.
  Один из старшин обратился к Асти: хотим, мол, поприсутствовать при событии, не каждый же день тело Руттулово из пучины извлекать будут.
  - Присутствуйте, - отвечал Асти.
  Инженер против присутствия не возражал, только предупредил, чтобы гости не совались к механизмам. Гости и не хотели подходить к механизмам, опасливо поглядывали на чужеземцев, переговаривались.
  - Они так и будут стоять? - спросил инженер. - Неудобно как-то. Может, им кресла дать, а?
  - На всех кресел хватит?
  - Еще на столько же хватит, - ответил инженер. - И послушай... Неудобно... Гости, как-никак. Угощение выставлять надо? По стопочке?
  Асти обмозговал идею.
  - Всех угостить не могу, - добавил инженер, кивая на все увеличивающуюся лодочную армаду. - А этих, что на плоту, пожалуйста. Так организовать?
  - Можно.
  Инженер объяснил идею своим помощникам; те мигом подсуетились - появились складные кресла, столик и рюмочки. Инженер подошел к столику, Асти представил его как придворного иранхо молодого принца, инженер покивал, поулыбался тавинцам, выпил рюмочку и пошел распоряжаться дальше. Его начинали беспокоить тавинские лодки. Они так и сновали вокруг плота, вот-вот какая-нибудь с автоматом столкнется. Тогда он приказал развернуть новые плоты и поставить их в каре, чтобы все лодки остались снаружи, а в середине оставалось что-то вроде полыньи, где автомату надлежало нырять. Чувства простых тавинцев инженер тоже уважил: разрешил стоять на дополнительных плотах и наблюдать за поисками. Асти, передавая его слова тавинцам, запретил только всходить на первый плот, где стояли шатры, - его он предназначил для чистой публики.
  Поиски затягивались. Вечерело. Любопытствующих все прибавлялось.
  - Чего там только в этой яме нет! - вздыхал инженер. - Туда что, специально все кидают?
  - Принц не по обычаю был захоронен, - ответил Асти. - В таких случаях жертвоприношение лишним не бывает. Вот и расстарались. - Он кивнул в сторону гостей.
  Когда уже темнело, инженер наконец насторожился, напрягся, посуровел:
  - Так!
  Асти подошел, спросил тихо:
  - Нашли?
  Инженер печально покивал, не отрываясь от экранов.
  - Я зову принца, - сказал Асти.
  Кениг вышел и остановился над краем плота.
  Автомат уже поднимал на плот скорбный груз. Это был грузный продолговатый сверток, с него сразу наплыла бурая лужа жидкого ила. Земляне окружили его. Малтэр и старейшины подтянулись поближе. На других плотах зашевелились, зашумели и разом замолкли, как будто кто-то скомандовал молчать.
  Кто-то подал шланг, и инженер смыл жижу, обмыл сверток, потом надел прозрачные перчатки и осторожно развернул темную ткань.
  Тело сохранилось сравнительно хорошо: пребывание в илистой жиже превратило его в мумию.
  Кениг замер, глядя на тело. Инженер покивал головой:
  - В том же костюме, в котором я его проводил. Костюму-то ничего не сделалось... - Он вздохнул.
  Асти присел на корточки и расстегнул на покойном перевязь, снял ножны с мечом. Не вставая, он повернулся к Томасу и встал на одно колено, держа ножны в протянутых руках.
  "Забудет? - думал он, глядя снизу вверх на Томаса Кенига. - Ой забудет..."
  Но Томас, помедлив, положил одну руку на ножны, а другой вытянул из них меч.
  "Не той рукой, - отметил Асти. - Да ладно, сойдет".
  Кениг поднял меч перед собой, устремив острие в зенит, вытянул руку - отсалютовал - и опустил. Кто-то из ребят-техников торопливо подставил под острие какой-то ящичек, - плот-то все-таки надувной, предосторожность не помешает.
  Асти встал за его плечом и облегченно вздохнул: "Протокол соблюден. Томас Кениг нашел своего отца. Молодой принц Руттул вступил в права наследства".
  
  
  Вместо эпилога
  МНОГО МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
  
  Жикаио толкнул дверь и перешагнул через комингс. Просторное помещение было забито до отказа - какие-то фрагменты конструкций, обрезки кабеля. Давно было бы пора очистить отсек от всего этого мусора, но Жикайо хранил все это в воспитательных целях. Иногда было полезно потыкать носом какого-нибудь молодого зазнайку в плоды самоуверенности его предшественников - сухие слова инструкций действовали хуже, чем наглядные доказательства человеческой непредусмотрительности. Жикайо не любил рассказывать жуткие истории, но в гневе обретал красноречие, выбирая из своего богатого опыта леденящие кровь подробности.
  На фоне всего этого дидактического хлама совершенно терялись два космоглайдера допотопного образца. Один когда-то принадлежал Эриху Кенигу, теперь же он стоял полуразобранный, джампер из него Жикайо уже присоединил к своей коллекции "наглядных пособий". Второй глайдер находился в рабочем состоянии и прилежно служил Жикайо все эти годы - надо было всего лишь не забывать о профилактике. В луче гравитационного лифта глайдера удобно устроился молодой парень - висел вниз головой и изучал теорию надежности. Жикайо постучал по лапе глайдера:
  - Отвлекись на минуту, Андрей.
  Парень сделал резкое движение и вывалился из столба невесомости. Встал на ноги, ловко оттолкнувшись коленом от пола, прижал к груди либрус и слегка поклонился:
  - Слушаю, шеф!
  - Да не стоило так суетиться, - махнул рукой Жикайо. - Я всего-то хотел попросить тебя, когда освободишься, зайти на стыковочный терминал, есть там кое-что для нас... хм... маленькая посылочка. Она несколько громоздко упакована, тебе будет полезно размяться... Спроси у пассажирского диспетчера.
  - Так я могу и сейчас сходить, - сказал Андрей.
  Он сунул либрус в карман куртки.
  - Еще что-нибудь? - на всякий случай спросил он.
  - Да нет, пожалуй.
  Андрей вышел из отсека и направился на посадочную палубу. Коридор, лифт, коридор... Здесь, в шлюпочном терминале, народу заметно прибавилось. Видимо, только что прибыл челнок с Земли - экскурсанты, большей частью ребятня, облепили несчастного пассажирского диспетчера; разорвать его на части они не намеревались, но могли бы попробовать - диспетчер все равно бы ничего уже не почувствовал. В его обязанности входило выдать всем экскурсантам по браслету-опознавателю, проследить, чтобы каждый застегнул браслет на запястье, дать каждой группе гида, потом периодически отслеживать, не забрел ли кто из подопечных куда не надо, и, наконец, у каждого из экскурсантов собственноручно снять браслет, чтобы быть на сто процентов уверенным, что никто не отстал и не потерялся.
  Андрей подождал, пока толпа вокруг диспетчера развеялась, и осведомился о "посылочке" для Жикайо.
  - Ага! - обрадовался диспетчер. - Марк, покажи молодому человеку это безобразие!
  Мрачный пилот Марк отвел Андрея к челноку и показал. Безобразие заставило Андрея присвистнуть - один из салонов был плотно забит комками белесой сетки. Сетка вываливалась из салона в коридор и лежала у двери прошлогодним сугробом.
  - Фотополимерное полотно, - объяснил Марк. - Стандартная солнечная батарея размером два на два километра. Невесть почему сработал зародыш.
  Андрей обошел сугроб и потянул на себя белый лоскут. Полотно утрамбовалось так плотно, что ему удалось вытащить его не более чем на пару десятков сантиметров.
  - Виновника сейчас капельками отпаивают, - продолжил Марк. - Таможню вводить, что ли? Нет бы зародыш в багаж сдать - лучше бы он у меня в грузовом отсеке взорвался... Так тянут все с собой, понимаешь. Конечно, зародыш размером всего-то с апельсин, но ведь кого-то могло там завалить...
  - Обошлось? - поинтересовался Андрей.
  - Все успели выскочить.
  Естественно, успели. Если бы кто-нибудь остался там, под толщей потолка, давно бы уже велись спасательные работы. Но раз потерпевших не было, то не было и особой спешки, а по инструкции в таких обстоятельствах требовалось присутствие человека из отдела надзора за безопасностью, то есть в данном случае Андрея.
  - Так что, можно начинать? - спросил Марк.
  Андрей разрешил.
  Марк вздохнул, взял из ящика с инструментом - тот уже стоял наготове, рядом - ножницы и приступил к работе. Работа предстояла ой-ой-ой. Резаком выбирать полотно было нельзя - под лучом материал попросту сплавлялся в монолит. Пустить в салон роботов - так они там такого нарежут, что можно распрощаться и с обшивкой, и с прочим оборудованием. Оставался старый добрый ручной труд и нож с ножницами.
  Андрей вынул из кармана свой нож и занялся делом. Они врезались в белую массу, заполняющую дверной проем, отрезали куски побольше, вытаскивали из челнока и сваливали прямо у люка. Довольно долго казалось, что проку от их работы нет никакого, - полотно расправлялось и опять наваливалось на дверь. Лезвия тупились очень быстро, Андрею приходилось постоянно их точить - Марк с этим справлялся куда хуже.
  - Можно подумать, что ты только ножом и работал, - заметил Марк, поглядывая на ловкие движения Андрея.
  - А как же! - с улыбкой ответил Андрей. - Как ты думаешь, что мы делаем с нарушителями техники безопасности? Мы отрезаем им пальцы...
  
  Потом стало немного легче - полотно подалось. Теперь они вдвоем вытягивали из салона такой большой язык ткани, с каким могли справиться, - Марк держал его внатяг, Андрей отрезал.
  Два часа спустя они добрались до оболочки зародыша. Андрей вырезал ее вместе с небольшим лоскутом, упаковал в мешочек и оставил около двери. С остальным они справились меньше чем за час.
  Марк выволок последний кусок полотна и повалился на ступеньки трапа:
  - Уфф!
  Андрей вышел из челнока, в его руках был мешочек с оболочкой зародыша.
  - Наше с тобой счастье, что это был зародыш батареи, а не причального мостика, - сказал он. Это была шутка. Зародыш причального мостика занимал объем в шесть с половиной кубометров, и никто не стал бы перевозить его в пассажирском салоне.
  Роботы-уборщики деловито растаскивали лоскуты полотна. Андрей попрощался с Марком и издали помахал рукой пассажирскому диспетчеру. Около того стояли только двое, и диспетчер помахал в ответ. Те двое оглянулись посмотреть, кому машут.
  Андрей замер. Он узнал одного из них.
  Это был Асти.
  Асти тоже узнал Андрея.
  "Смирол, дружище", - беззвучно шевельнулись его губы.
  Смирол чуть повел рукой, отрицая возможность разговора.
  "Почему?" - спросили губы Асти.
  "Потом поговорим", - жестом ответил Смирол.
  Асти отвернулся.
  Смирол прошел мимо.
  Асти здесь, думал Смирол. Прибыл со своим принцем Кенигом. Принцу неприлично показываться на людях без хокарэма, и никаких возражений Асти не примет, это Смирол знал точно, - в некоторых ситуациях Асти просто непреклонен.
  А все-таки приятно увидеть здесь кого-нибудь из своих!
  До этого момента Смирол и не подозревал, как он устал от одиночества. Кажется, он и в самом деле взвалил на себя работу, которая может оказаться ему не по плечу.
  Хорошо бы перетащить сюда с Экуны еще несколько человек. Смирол вспомнил кое-кого из молодых райи, которые вполне подошли бы для работы здесь. А когда на Спутнике и на Земле будет хотя бы десяток человек из Ралло, можно будет контролировать все действия землян в отношении Экуны.
  Из задумчивости его вывел оклик.
  - Андрей, Андрей! - услыхал он, очнувшись от раздумий.
  Смирол оглянулся.
  Ему махала рукой темноволосая девушка, Таня Ковбусь из группы биотехнологии.
  - Что делаешь вечером? - спросила она, подходя. - Мы сегодня собираемся на палубе "Си"...
  - Буду занят. - Он показал мешочек.
  Смирол вовсе не собирался сегодня разбираться, почему сработал зародыш, и так было о чем подумать после встречи с Асти, но надо было как-то отговориться.
  - Твой шеф слишком загружает себя, - сказала Татьяна. - От него, говорят, уже лет тридцать никому житья нет...
  Смирол развел руками: ничего, мол, не поделаешь. Ему не хотелось тратить сегодняшний вечер на пустяки, надо было пораскинуть мозгами, кого из райи выбрать и как приглашать...
  Поэтому девушка пошла дальше, сочувствуя Смиролу, а Смирол пошел дальше, тут же забыв и о ней, и о палубе "Си".
  Он спустился на свой уровень. Ротор-слайд около лифта показывал мрачный марсианский пейзаж, никогда не нравившийся Смиролу, и он остановился перенастроить панно. Он искал картинку, которую любил более всего. Вообще-то, ничего особенного: просто лиственный лес, голубое небо, легкие облачка, свежий ветерок чуть тревожит кроны деревьев... После бездушной архитектуры Спутника это именно то, на что хочется смотреть. И сразу вспоминаешь, что ходить куда приятнее по травке, а не по зеленому коврику.
  Смирол постоял перед панно. "Возьму отпуск на пару дней, - решил он. - Поеду на озеро..."
  Он подбросил в руке мешочек с оболочкой и пошел дальше.
  На панно длиннохвостый пушистый зверек выглянул из травы, огляделся и быстро-быстро побежал по стволу ближайшего дерева, цепляясь за кору острыми коготками.
  Из-за кустов выбежала косуля. Тревожно поглядела назад, готовая тут же сорваться с места, потом наклонила голову к траве, успокоившись. Ветер шевельнул кроны деревьев и тут же затих. Покой и безмятежность.
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"