|
|
||
Плюшевый марабу (сон)
|
Редкие остановки никто не объявляет. Лишь поезд со вздохом присядет, болезненно скрипнув отдавливаемой пассажирами лесенкой-сходней. И бесшумно заковыляет дальше. Тут является мне видение цели путешествия: высокая металлическая дверь, за ней спуск в длинный коридор, где поджидает на возвышении здоровенный рисованный котяра с подвязанной под мордою салфеткой. Уж не превратилась ли я часом в мультяшную мышь? Руки вроде мои. Ну да ладно. Следуют один за другим повороты. Первый за весь путь гудок, едва различимый в приглушенном храпе безмятежно дремлющих пассажиров. И вот она дверь. Металлическая, необъятных размеров, в разводах серо-голубой масляной краски. Глухо ухнув, распахивается. Широкий крутой откос, шагов сто ровных, затем лестница вверх, на уровень выше начала спуска. И никаких рельсов. Однако, минуем. Еще одна дверь. Больше первой. Сквозь. Вниз. Неожиданно плавный стоп. И картинка из видения. Почти. Вместо коридора - скудно освещенное обширнейшее пространство, вроде стадиона или супермаркета. Мультяшный черный кот почивает справа на шести перинах. Рядом водяной будильник - стеклянная длинная колба толщиной в руку, закрытая пробковым поплавком, поднимающимся в такт поступающей каплями воде. Вокруг колбы парит удерживаемый невидимой опорой или неведомой силой грохотучий лист медной фольги. Слева - высоко от пола - во всю протяженность стены окно. Узкий подоконник заставлен множеством плюшевых игрушек, и среди них - о, чудо! Великолепный марабу, не ниже человеческого роста, с заложенным вперед хвостом, на единственной ноге с выдающимся спирально закрученным пальцем всех цветов радуги. Захватывает непреодолимое искушение завладеть пушистой безделицей. Но путь преграждают густые ряды вешалок с норковыми шубками нежнейших лиловых и салатовых оттенков. Прямо за меховой рощицей степенно прохаживается рисованный носорог с вислыми седыми усами, явно служилого облика, в старорежимном форменном сюртуке. Очертания противоположной стены теряются в темноте. Вовремя успеваю прошмыгнуть за носорожью спину, когда из шубных рядов выступает бледная коротко стриженая девушка в платье-тени силуэта 50-х годов. - Для Вас привезли новых, - докладывает слуга. - Так давай, быстренько убери все тут, - просто отвечает она. Увалень поворачивается; в той стороне, куда он делает несколько шагов, в непроглядном прежде мраке, теперь чуть угадываются силуэты изящного хрустального столика и возвышающейся поодаль белесоватой горки. Что-то с сухим стуком скатывается с нее к моим ногам, и я вижу, что это - давно и чисто обглоданная большая берцовая кость. Хозяйка никак не реагирует на звук. Она теребит платье, полузакрыв глаза, но, проходя мимо, совершенно не зная, зачем, я вдруг громко спрашиваю: - Вы тут что, людей жрете? Ну, и звонок вместо ответа. Черт! Холодно. Какого рейтинга? Рединга? Проклинаю путаников-телефонистов, - и скорее назад. Но...подобно едучим брызгам кислоты, попавшим на свежий фотографический отпечаток, подействовали капли проникшей в сон реальности. Он стал плоской картинкой, на глазах исчезающей пятнами, мазками, неровными штрихами. И только дивный плюшевый марабу остался невредим до пушинки, ни единая подробность его совершенного облика не истерта с шершавой, десятки раз перекрученной видеопленки моей памяти. 06.11.1999 |
|