На новой линии жизни всё у Арины шло не так. Дела не ладились. Собранные в лесу травы портились, прели, медведка, будь она неладна, весь урожай в огороде попортила. Ни с того ни с сего одна за другой начали дохнуть куры.
В одночасье прохудилась крыша, а Степан, хуторской плотник, добрый и отзывчивый дядька, помочь отказался. Искоса на Арину взглянул и гаркнул: 'Некогда. Мне, вона, у барина коровник чинить надо'.
Варенья-соленья, годами в подполе стоявшие, враз позакисли и плесенью покрылись. Сколько бы Арина в избе не чистоту не наводила, паутина тут же углы оплетала, и пыль серыми мышами по полу каталась.
Всё, чего рука её касалась, приходило в упадок и рушилось.
Маленькая Танюшка капризничала, ни днем, ни ночью покоя не давала и такая слабенькая росла, что беда просто: то сопли из носа, то бухикает до рвоты, то в лихорадке мечется.
От переживаний у Арины молоко пропало.
От коровьего, что Анна с рынка приносила, малышку тошнило, кроха срыгивала, кричать принималась и струной выгибаться, а их коза Елочка, непосильным трудом нажитая, перестала доиться - вымя у бедняжечки набухло, покраснело.
Пошла, было, Арина к соседке молочка занять, но тетка Евдокия, отчего-то губы поджала, и дверь перед носом безо всяких объяснений захлопнула.
Уж и заговоры Арина читала, и молилась, и пост брала, и обряды, какие знала, делала, и на воду шептала, и с духами говорить пыталась, но всё без толку. Чувствовала себя пустой, как тыква выпотрошенная.
И поняла тогда, что дар её под запретом отныне, сил и умений ровно столько, сколько у простых смертных, а невезения - по гроб жизни хватит.
А тут ещё и с матерью что-то неладное творилось. Исхудала Анна, лицом почернела, молчит.
Пристала к ней дочь с расспросами, а женщина только рукой махнула:
- Ох, Аринка, твоя-то сила супротив моей дюже велика будет. Не можу я тебе пособить, и дитю не можу. Ты главней. Делай, как знаешь.
- Маменька, так нема у меня силы. Вышла вся без остатку.
Анна печально на неё глянула и молвила:
- Дурёха. Вся сила в тебе осталась. Не уразумею только, кто запечатал её и дороги нам перекрыл.
Ёкнуло у Арины сердце, но смолчала она тогда, ничего не ответила.
На хуторе пропитания для малышки раздобыть не удалось. Пришлось шукать в соседней станице, а туда ходу полторы версты, каждый день не натопчешься. Кормила девчоночку свою день козьим, в станице купленным молоком, а день коровьим. Кричала Танюшка, прям сердце на части рвалось. Животик, видать, пучило или колики приходили. А укропная водичка только хуже делала.
Арина окончательно из сил выбилась и в отчаяние впала.
За три дня до Троицы матушка слегла. Никогда не болела, знала, как хворобу в тело не пустить, а теперь с постели не поднималась, лежала бледная, измученная и в потолок без интереса глядела.
Арина суетилась: готовила отвары разные, те, что и мертвых на ноги ставили, читала заговоры сильные, духов звала, но мать на глазах таяла, словно свечечка у лампадки.
А ведь кроме неё и Танюшки не было у Арины ни одной родной души. Дедов и бабок своих она никогда не видела, теток и дядьёв не знала, братьев и сестер не случилось.
Только две кровиночки и были. За любую из них жизнь готова была отдать.
В самый день Троицы Арина проснулась на рассвете, еще и петухи не пропели. Что-то потревожило её сон, что-то разбудило. Села в скрипучей кровати, прислушалась. Рядом, в ивовой люльке дочурка тихонько сопит. Пальчик в ротик засунула, причмокивает во сне и всхлипывает жалобно. Из горницы слышен храп молодецкий. Матушка, как заболела, храпака давать стала, как мужик дюжий. Сама, что твоё перышко тонкая и худенькая, а выхрапка богатырская.
Все вокруг привычное, серое, предрассветное.
Что же сон её потревожило?
Шорох в углу возле печки слышится, возня, писк. Мыши озоруют. Кот Прошка, лентяй, их совсем не гоняет.
В сенях скрипнула половица. Дом старый, рассыхается.
Матушка рулады носом выводить перестала, да резко так, неожиданно.
Встала с кровати, на цыпочках пробежала в горницу, склонилась над матушкой. Дышит ли? Жива? Вроде дышит.
Какая ж сухонькая она стала, бледная. Лежит под одеялом пушинкой невесомой. Кожа пергаментная, кажется, тронь и рассыплется. Волосы поседели, истончали, голову облепили. Глянешь быстро и вроде как лысая маменька-то. Лежит на подушке череп костяной. Глаза провалились, пустые дыры черные в сумраке предрассветном на Арину таращатся.
Не по себе Арине сделалось, страх в животе заворочался, зубы постукивать начали, по ногам холодом ледяным потянуло.
В эту секунду матушка возьми да и улыбнись. Рот раззявила, а во рту зубы длинные, гнилые и вонь оттуда, как из преисподней. Арина отшатнулась, закричала, но мать успела за руку её цапнуть пальцами окоченевшими, скрюченными.
'Отдай моё, это моё, слышишшшшшь? Отдай!', - прошипела в лицо Арине ртом безгубым. А изо рта червяк жирный извиваясь, скатился и шустро прочь пополз.
Вырвала Арина руку, да как завопит: 'Спасите!'.
И проснулась. Сердце в груди колотится бешено, голова чугунная, в висках молоточки стучат: 'тук-тук-тук'.
В доме ни звука, а на руке синяк от пятерни.
Вскочила Арина и бегом к матери. А та не спит. Смотрит на дочь глазами, полными муки и шепчет: 'Ты, доню, себя не вини. Так, значит так. Зато он Танюшку не тронет. А я.... Я свою жизнь прожила. Пора и честь знать'.
Зарыдала Арина слезами горькими, виноватыми, упала перед матерью на колени: 'Матушка, прости меня! Я все исправлю!'.
Глава 33.
Виктор неторопливо пил остывший кофе.
Кофе здесь всегда отменный: гутой, ароматный.
Арины и след простыл, хотя в воздухе ещё витал едва уловимый аромат её духов. А может это она сама так нежно и сладко пахнет?
'Надо же, какое свидание вышло неудачное', - думал Виктор, задумчиво глядя перед собой. - А я был уверен, что мой план хорош и оригинален. Нда. Прокол вышел.
Виктор не верил в приметы, в совпадения и в Судьбу.
'Человек сам кузнец своего счастья', таков был его жизненный принцип.
'На Бога надейся, а сам не плошай, Витенька', - частенько говорила ему бабуля.
Когда он о бабушке Лизе вспоминал, так сразу эти слова на ум приходили. А еще запах пирогов. Выпечка у Елизаветы Павловны была знатная, вкуснее её пирогов он и не пробовал ничего. Особенно капустный любил. Тесто пуховое, во рту тает, а капустка пошинкована мелко-мелко, да с лучком жареным.... Вкуснота! А если бабуля еще и опят маринованных жменю в начинку кидала, то вообще язык можно было проглотить.
Отца и мать маленький Витюшка видел не часто. Родители всё время пропадали в экспедициях. Дело, которым занимались, оба любили, жили этим и ни за что не променяли бы кочевую жизнь в палатках и вагончиках на городские удобства.
'Понимаешь, Витёк, они в душе бродяги. Родились, наверное, такими. Им кроме этой дикой романтики и не нужно ничего. Только бы по лесам бродить, по горам карабкаться и камни свои собирать', - говорил маленькому внуку дед Елисей.
'А меня они не любят, да? Я им не нужен?' - притворно куксился маленький Витька, выпрашивая внимания.
'Да как же не нужен, нужен, еще как нужен', - успокаивал дед хитреца, и они вместе шли во двор делать кормушку для синичек или помогать бабуле полоть бурьян в огороде.
По родителям Витька скучал, и каждый вечер рассматривал фотографии в старом пухлом альбоме с затертыми углами.
Вот мама, такая красивая, стоит возле костра, что-то помешивает в большом котелке и улыбается счастливо. А вот папа в куртке-ветровке и высоких резиновых сапогах ловит рыбу на берегу горной реки.
'Везет им', - сварливо думал Витька. - Рыбу ловят, кашу варят. Всё время приключения у них. А я сиди тут. Даже леса нет нигде, только парк, а туда одному ходить нельзя.
Когда родители в отпуск приезжали, то он сам не свой от счастья делался.
Мать с отцом сыночка подарками заваливали, покупали, на что он пальчиком показывал: и шоколад, и трубочки с заварным кремом, и лимонад. А еще они все вместе гулять ходили, на теплоходе катались, и камни разные рассматривали, что родители с собой привозили. Уютными вечерами за большим овальным столом, покрытым цветной клеёнкой собирались, и чай с брусничным вареньем пили да бабушкины пирожки вкуснючие ели.
Отец Витьку обожал, но всякие сюсюканья терпеть не мог. Считал, что мальчику нужна твердая рука и личный пример.
'Сынок, если ты чего-то сильно захочешь, то обязательно получишь! Но только смотри, не сиди, парень, не жди у моря погоды. Вставай и иди, что-то делай для своей мечты и цели. Даже если не знаешь как, то первый шаг ступай, а там дорога и откроется'.
Виктор слушал, запоминал. Хоть и не всё тогда понятно было, зато потом в жизни пригодилось.
Мама единственного отпрыска безбожно баловала. Сквозь пальцы смотрела на шалости, а если дед вдруг, бранить мальца начинал, всегда заступалась.
'Папа, ну перестань! Не порти мальчишке детство!'.
Пожилой мужчина только плечами пожимал: 'Смотри, дочка. Вырастет пустоцвет, потом слезы лить поздно будет'.
Мама только смеялась и Витькину голову вихрастую ласково гладила, да в макушку сына целовала.
'Какой же он пустоцвет? Он Витёчек - василёчек!'.
О детстве у Виктора сохранились самые теплые воспоминания.
'Чтобы жить, как нравится, надо не бояться делать то, что любишь', - учила его мама.
И он её слушал, и отца тоже, и деда, и бабулины наставления в уме держал.
В секции спортивные ходил, восточными единоборствами занимался, по стендовой стрельбе лучшим в школе считался.
И в кружке 'Сделай сам' трудовик Семен Витальевич его хвалил:
- Ты смотри-ка, а руки-то у тебя, Свиридов, из нужного места растут!
В шестом классе на восьмое марта Витька самолично табурет сколотил и бабушке подарил. Хороший, крепкий табурет потом много лет служил верой и правдой.
'Мужик сильным должон быть и всё уметь, что мужику положено - и гвоздь вбить ровно, и одним выстрелом утку на ужин подстрелить',- поучал его дед.
Научился Виктор и шурупы прикручивать, и гвозди забивать, и даже как-то радио сам собрал из ненужных деталей, которые в старом ящике в сарае нашел.
Школу окончил без 'троек', поступил в институт на экономический факультет. Сразу после получения диплома начал свой бизнес, который приносил хороший доход. Организовал прямые поставки Дальневосточных морепродуктов во все крупные супермаркеты и рестораны. Сначала только по городу, а потом и в области контакты наладил.
Дальний Восток его с детства манил. Родители-геологи привозили из загадочного сурового края не только красивые минералы и разные байки, но также ворох фотографий на которых, несмотря на черно-белое изображение, были видны неописуемые красоты дикой Дальневосточной природы. Мифы про чудищ и шаманов Виктор мимо ушей пропускал, а вот снимки его, тогда ещё вихрастого и озорного пацана, завораживали. Мечтал своими глазами увидеть настоящую бескрайнюю тайгу, прокатиться снежной зимой, да по морозцу на собачьей упряжке, погладить оленя, порыбачить на Охотском море и отведать 'икры-пятиминутки' о которой отец рассказывал. Да так 'вкусно' расписывал, что слюнки текли.
- Берешь, сына, кижуча. Самочку выбираешь, чтоб с икрой была. Вспарываешь рыбине брюхо, икру аккуратно достаешь. Пленочку осторожно снимаешь, икринки ворошишь через сетку специальную. А икринки большие, круглые, как янтарь с красным отливом. Заливаешь икорку тузлуком, это такой крепкий соляной раствор и не больше пяти минут! Максимум семь, Витек, а то передержишь. Потом в тряпицу или в марлю икру перекладываешь, и вешаешь узелок на сучок ближайший, чтобы вода сбежала. И пожалуйте к столу! Икринки на зубах лопаются, соком наисвежайшим во рту тают. Вкуснотища!
- А мне чего не привез? - удивлялся маленький Витька.
- Ну, ты сказал, парень! Такую икру надо сразу лопать, прямо на берегу, где рыбу поймал. Портится она быстро, не довезешь. Зато мы тебе в баночках много привезли, ешь на здоровье.
Помнил Виктор и вкус балыка копченого, и икры красной, и истории родительские о тех краях далеких.
А как вырос - придумал себе дело, да такое, чтобы на Дальнем Востоке чаще бывать.
Сам ездил по рыбсовхозам, рыбзаводам и частным предприятиям, лично проверял качество продукции, договаривался, заключал соглашения, один раз даже в заготовке пресервов участвовал во время лососевой путины.
После перестройки многие предприятия по переработке рыбы закрылись, но, то и дело появлялись новые. Используя врожденное чутье на выгодное партнерство, Виктор отбирал самых надежных поставщиков и пока, тьфу, тьфу ни разу не ошибся.
Командировки на Дальний Восток любил, ещё как любил!
Нравился ему тамошний нежаркий климат, огромные просторы пока не опоганенные человеком, лиственничные леса и радующие глаз яркими красками брусничные поляны, изобилие вкуснейшей и полезной для здоровья морошки, а ещё жимолость - он эту ягоду впервые именно здесь попробовал. И на охоту хаживал со знакомыми эвенками, а как же, ну и на рыбалку, само собой.
Эвенки со времен экспедиций его родителей изменились, осовременились, некоторые даже частным предпринимательством занялись, правда, таких было мало.
Как раз с одним из них Виктор и заключил договор на поставку свежемороженой рыбы и красной икры. Глава хозяйства был человек известный, из уважаемого эвенкийского рода, проживающего на этой территории много лет.
Конечно, слышал Виктор местные байки о Великом Шамане, у которого в стародавние времена жена беременная прямо в воздухе растворилась.
'И не было, брат Виктор, с тех пор в нашем роду сильных знахарей, духи покарали за то, что ребенка того не сберегли', - рассказывал Иван, внимательно глядя на гостя.
Виктор из этой сказки мало что понял, но он в тонкости эвенкийской мифологии и не вникал, считал всё это выдумками. Правда владельца хозяйства, который ему этот миф уже раз пять рассказывал, слушал внимательно, как и положено воспитанному человеку и хорошему партнеру по бизнесу.
Хозяин, низкорослый коренастый эвенк средних лет по имени Иван, Виктора уважал и приезду 'брата' искренне радовался.
Деньги тот платил хорошие, многие в стойбище благодаря этому 'русскому' и работу получили, и жить стали лучше.
О приезде Виктор всегда заранее сообщал. По такому случаю в стойбище готовили особый обед, незамужние девушки наряжались в праздничные национальные костюмы, старейшины доставали из закромов крепкий табак, чтобы потом пустить раскуренную трубку по кругу и засвидетельствовать гостю свое почтение.
Виктор эти традиции уже наизусть выучил. Чинно садился за длинный низкий стол, который зимой ставили в самом просторном чуме, а летом прямо на улице. Бережно брал в руки раскуренную одним из старейшин трубку, делал затяжку, передавал 'символ мира' Ивану, затем выпивал стопочку им же привезенной хорошей водки (уж лучше знать, что пьешь, коль нельзя отказаться), пробовал аппетитные угощения.
В такие моменты Виктор вспоминал рассказ отца, который однажды во время знакомства с соседями эвенками был приглашен за праздничный стол, где ему торжественно вручили кусок тухлого мяса (деликатес местный), ожидая, что он откусит и по традиции передаст дальше.
Отец и его помощник Леха, которому 'повезло' оказаться рядом, опешили тогда и не знали, как поступить. Отказаться означало хозяев обидеть, а съесть эту смердящую гадость представлялось невозможным.
Но делать нечего - этикет есть этикет.
Пришлось откусывать. Брррр. Леха успел незаметно выплюнуть тухлятину, а бесхитростный отец добросовестно проглотил и его тут же вырвало, прямо за столом. Конфуз приключился немалый.
После того случая Леха молодой, но башковитый парень, предложил задерживать дыхание, делать вид, что они пробуют угощение, а на самом деле тщательно пережевывать заранее спрятанный за щекой кусочек вяленого мяса или рыбы. Так потом все геологи из их партии делали при случае. Традиции были соблюдены, а эвенки, если и догадывались об этой маленькой хитрости, виду не подавали. Мирное соседство важнее. Что ж поделать, если у этих русских такие желудки слабые.
Сейчас кухня у эвенков изменилась, и к столу подавали знакомые Виктору блюда: печеночный торт, вареную оленину, похлебку с мясом дикой утки, зажаренного на вертеле глухаря, копченого хариуса, красную икру, привычные каждому русскому человеку пышные оладьи со сметаной и крошечные, на один зубок пирожки с мясом. Присутствовали, конечно, и сырые, порезанные на мелкие кусочки оленьи сердце и печень, но их всегда подальше от гостя ставили. Знали уже, что не любитель он таких изысков. Впрочем, сырые оленьи мозги тоже не предлагали.
Зато наперебой нахваливали невест. Каждая семья считала за честь породниться с таким человеком. Дочка будет жить богато, родителей не бросит, значит спокойная и безбедная старость обеспечена. Есть олени, нет оленей, уже неважно.
Виктор отшучивался, говорил, что жениться не собирается, что ему и так хорошо.
Прятался за постоянную занятость, но втайне мечтал и жену хорошую найти, и семью завести, и детишек двоих или троих даже. Возраст у него для женитьбы в самый раз, на ногах крепко стоит, в завтрашнем дне уверен.
Пробовал встречаться с разными девушками, с одной барышней даже жил полгода. Но как-то не сложилось.
Вроде все хорошо, но чего-то не хватает. Пресно ему было в отношениях. Недосолено.
-Ты, Витёк, зажрался, - подкалывал его Максим, лучший друг и правая рука в бизнесе. - Девчонок море, а ты выбрать не можешь. Женись на эвенке, будет тебе покорная экзотическая жена.
- Макс, отвянь. Сам-то чего не женишься?
- Так не встретил я свою единственную!
- Вот и я не встретил, - отвечал Виктор и мысленно добавлял: 'Хочу такую встретить, чтоб как у родителей моих было'.
Мать с отцом с полуслова, с полувзгляда понимали друг друга. Несмотря на долгие годы брака, оставались отношения их легкими, игривыми.
Сохранялись в них и юношеская непосредственность, и азарт. Виктор частенько наблюдал, как 'предки' беззлобно подтрунивали друг над другом, вместе решали все возникающие вопросы, поддерживали один другого и дня порознь прожить не могли. Любили друг друга, по-настоящему любили и были счастливы.
Именно такую модель взаимоотношений между мужчиной и женщиной Виктор с детства для себя и усвоил, таких отношений искал.
Вспомнив о родителях, Виктор загрустил.
Уже два года, как не стало отца и после его похорон мать, будто потеряла всякий интерес к жизни. Всегда стройная и спортивная она неожиданно быстро набрала вес, а с ним и кучу болячек. Сидела сиднем в квартире, перебирала старые фотографии и даже перестала к нему, к Виктору приставать с внучатами.
Раньше то и дело говорила: 'Сыночка, ну когда же ты женишься? Тебя вдоволь не понянчила, так хоть с твоими ребятишками душу отведу'.
Он бы и рад ей внучат подарить, да где ж найти им мать достойную? Одни пустышки кругом.
На ум пришла Арина.
' А что? Могла бы она быть хорошей женой и мамой?', - Виктор улыбнулся.
Сидит тут один, а Арина уезжает на своей 'скорой помощи' всё дальше.
Почему не догнал её, не остановил?
'Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства', - пришли на ум где-то прочитанные слова.
А раз так, то встретятся они ещё.
Хоть и не верил Виктор в приметы и суеверия, но сам себе признавался, что был и в его жизни случай странный и необъяснимый. Никому о том происшествии не рассказывал, не хотел, чтобы его, такого здравого и рассудительного на смех подняли.
Да и событие то, то ли было, то ли не было, всё давно забылось. А вот как Арину сегодня увидел, так опять эти чудеса на ум пришли. Точно надо ему вспомнить что-то с ней связанное, но ускользающее за грань рациональности, а он нужную мысль ухватить не может.
Виктор отхлебнул глоток уже остывшего кофе и махнул рукой официанту, дежурившему неподалеку: 'Повторите, пожалуйста! Мне только кофе, пирожное не несите'.
Официант тотчас отправился исполнять заказ, а Виктор погрузился в воспоминания.