Сердце двора, выгороженный прямоугольник которого всегда заливался льдом, билось юным азартом и неутомимостью. На ледовых пролысинах грязноватого от жизни снега мальчишки гоняли тяжелую шайбу все свободное от учебы время. Свободное. Слово неосознанное, но вкусное, освежеванное ветрами. Учеба осознавалась в детстве, как повинность, тягота. Помню, выходишь утром из подъезда, а там, дальше - темнота. И ты идешь в эту темноту чуть ли не с вытянутыми руками и закрытыми, еще не проснувшимися глазами, как сомнамбула... И рядом плетутся такие же полутени, ученики-призраки. А выбегали из школы в свет другими, свободными. Точнее - вылетали. И во двор, на окантованный фанерой ледовый рай. Я отдал этому райскому занятию лет шесть своей детской жизни. Клюшку мне купили на Якорной улице в спортивном магазине, расположенном рядом с парикмахерской. В ней меня стригли под полубокс, сбривая с затылка почти всю растительность, но оставляя на лбу горделивый кусочек поросли. Бокс - не мое, а вот хоккей совсем другое дело!
Клюшка была из слоеной древесины, напоминавшую худую и выцветшую от солнца зебру. По-видимому, это был обычный брак и пересортица, но отец, который все знал, заявил, что такая клюшка не сломается никогда. Я научился при помощи ее щелчку, а вот бросок с подцепом без замаха и с места не получался. Шайба летела еле-еле и, ударяясь о створку ящика, попадала к противнику.
Детство пролетело также, как щелчок, мгновенно. Время имеет такое непонятное свойство. Помню, как ждал мультика (его показывали всегда в одно и то же время), время как тянучка ползло нескончаемо долго... А вот сам мультик, как та шайба - пролетал молниеносно.
В памяти то время осталось таким же светлым и сочным, несомненно, первым номером свободы.
Армия. Свобода номер два.
Армия - значит, очень здоровый и очень большой коллектив, слитый в нерасчлененное живое тесто без лица, но с ногами, закрепленными за единым телом. Или животное? Нет скорее что-то неодушевленное, как тесто, еще не выпеченное, пухнущее, вылезающее за пределы своего тела. На свободу? Может и так. Во всяком случае, дембель был совершенно необыкновенным счастьем, ни с чем несравнимым. Счастьем свободы. От армии остались строевые сны в черных сатиновых трусах, в сапогах-сухарях, с смехом и гоготом с вырывающимися изо рта слюнями. И еще грубое знание, чувство подзарядки, по тому, как мной переживается первый момент получения информации - завтра учения. Тело съеживается и шарит по телу в поисках случайно залежавшейся энергии, чтобы припасти ее на случай атак со стороны природы. Может быть, где-то в моем организме притаилась вросшая в хлипкое туловище неизрасходованная батарейка, на которой можно просуществовать эти не знаю сколько дней. Ведь уже и ноги, и руки, и щеки чувствуют: завтра будет холодно, мерзко, сыро... Во снах ощущения холода и сырости почти вещественное, через металл, продувную сетку-рабицу, оружие. Последнее стало символом свободы на многие годы. Его как будто выжгли штампом подкожно. Государство выдало мне это оружие для защиты своей власти. Сержанты требовали, чтобы помнил его лучше, чем свое имя. И я его помнил. Очень долго помнил, но потом забыл. Как будто его и не было вовсе.
Вырезал его из памяти и сознания случай, давший ощущение свободы номер три, свободы со знаком другого качества.
Жизнь вольная или свобода номер три.
Странная история приключилась со мной, что дала пищу для многих размышлений. Свободны ли мы, вооруженные мыслью о возможности убить человека. Вооруженные буквально. Один случай помог мне разобраться в этом вопросе, случай непростой, с мистической серцевиной чуда, необъяснимого, которое можно только принять как благословение "сверху". Русская ментальность особенно к этому чувствительна.
В начале 90-х годов, когда приподнялся советский занавес и появилась возможность вырваться за пределы России, я, обуреваемый ветром свободы, полетел по миру. Сначала, пересекая на велосипеде, автостопом и на машине всю Европу я добрался до Канарских островов, где попросился членом команды на маленькую яхту, идущую в направлении Карибских островов. Капитаном оказался француз бельгийского происхождения с немецким именем Шульц, бывший наемник, на старости лет совершающий вояж на своей маленькой яхте. Он любил пить водку, и его глаза напоминали два прицела. Когда стали приближаться к берегам Кабо Верде, Шульц сказал, что скоро земля, поэтому возможны пираты. Он протянул мне завернутый в старое полотенце тяжелый предмет. Там был автомат УЗИ. Опытный вояка предупредил, что автомат имеет большую скорострельность. При нажатии курка делает 9 выстрелов, но эффективная дистанция стрельбы 10 метров. Затем достал Беретту, ручную гранату и обрез охотничьего ружья, объяснив, что для дистанции 5 метров это самое эффективное оружие! При приближении пиратской лодки садимся на кокпит, кладем незаметно возле себя оружие, и с улыбкой на лице ожидаем, пока дистанция не станет меньше десяти метров. Лучше всего пять. Затем открываем плотный огонь на поражение.
Тогда пиратам крупно повезло. Их не было. Но информация о тактике боя осталась в голове.
Потом я путешествал в основном один. Прошел не мало морей и океанов. Случай, о котором хочу рассказать, произошел в районе Карибских островов, известных всем как обитель пиратов. Так и есть. На радио волнах постоянно говорят, что правительство официально объявило все побережье опасным для яхт и малых судов из-за большого количества случаев пиратских нападений. Пираты стали нападать на острова соседних стран. Часть жителей маленьких островов за проливом Пасти Дракона покинули свои дома и переселились на Тринидад. На якорную стоянку на острове Маргарита, у города Порламар, пиратское нападение было совершено за две недели до моего прихода. Яхтсмен проснулся глубокой ночью от того, что его кто-то будит стволом пистолета.
Напуганный всей этой болтовней, ночью, лежа на койке, положив руку на приклад ружья, и, вслушиваясь в звуки перестрелки в городе Порламар, я размышлял о причинах моего прихода в эту, опасную для жизни, страну.
Причина была одна : один литр соляры и литр бензина стоили 4 американских цента. А литр рома 1 доллар. В стране начались перебои с мукой и сахаром, как когда-то в советские времена, я это еще помнил.
У индейцев почти нет имущества. Они спят в гамаках. Хижины строят из бамбука, и даже не выравнивают пол.
Однажды я был в одной такой хижине. Единственной мебелью, которую я там увидел, были сложенные в углу деревянные куклы. Тогда я поднял одну из них и спросил:
-- Что это?
Старый индеец сказал, что это их защитники.
-- Каждый человек должен иметь своего защитника, -- улыбнулась мне его дочь, и застенчиво протянула мне другую куклу, пояснив, что это ее защитник, и она эту куклу очень любит, и даже покрасила в разные цвета, и в горошек. Затем спросила:
-- Есть у тебя защитник?
Я расстегнул рубашку и показал крест с распятием Иисуса Христа.
Индейцы сказали, что слышали о Нем. Он сильный защитник. Я спросил:
-- От кого слышали?
И тогда они рассказали мне эту историю, начало которой стала отправной точкой, того, что произошло со мной потом.
На острове Пу Катэ, что в трех милях севернее, живет племя каннибалов. Нет, они не питаются людьми, пояснила девушка, видя мою испуганную реакцию, но раз в год, на праздник священнодействия Актопуза, они убивают самовольно взошедшего на жертвенник, а потом готовят из него (из уважения к нему) много яств, которые съедаются всем племенем, под песни и пляски, потому что это праздник.
Индейцы странный народ. Мне не понятно, что у них на уме.
Они поведали также, что когда-то в их земли пришло много белых. Но они всех их убили. Затем убили своих женщин, которые с ними спали, и убили всех детей, рожденных от белых.
С тех пор у них своя автономия - "государство" в государстве. Они не хотят, чтобы в их земли проводили дороги, и запрещают селиться посторонним. В некоторых поселках путешественникам запрещено оставаться на ночь. У индейцев есть свой официальный флаг, на котором изображена свастика. Я полагал, что немецкие пираты второй мировой войны подали им эту идею, но оказалось, что индейская свастика - символическое изображение осьминога. Это и есть тот Актопуз, о котором мне рассказывала девушка-индианка:
-- У каннибалов уже давно живет плененный белый человек, в груди которого живет твой защитник (она показала на мой крест), а на лбу у него - священный Актопуз.
На вопрос, как он попал к ним, они не смогли ответить определенно, и я уже было забыл про эту историю, но вдруг ...
Перед отъездом, запасаясь продуктами на рынке, я встретился глазами с белым человеком, на лбу которого была татуировка осьминога. Сразу же вспомнил о рассказе девушки, решил проследить за ним. Он нес довольно большой тюк на плечах, рядом с ним шли индейцы в ярких одеждах, как я понял, его так называемые "хозяева", о чем говорила девушка. Шли они в ту же сторону, где была пришвартована моя яхта, и, как оказалось, тоже швартовались на той же пристани.
Далее я потерял их из виду, и вышел в море. Был ясный солнечный день, когда я увидел на горизонте точку. Посмотрел в бинокль, вижу, что лодка движется в сторону моей яхты. Я быстро нырнул в каюту, открыл потайной отсек и достал помповое ружье.
Лодка стремительно шла прямо на меня.
Я, нервничая, высыпал из патронташа патроны, и начал набивать ими обойму.
Теперь главное сохранить ясную голову.
Передернул затвор, досылая патрон в патронник.
Сохранить ясную голову означало - без паники, не нервничая, совершенно спокойно подпустить пиратов на дистанцию до пяти метров. На таком расстоянии огневая мощь помпового ружья превышает огневую мощь автомата Калашникова. Потому что один выстрел равен девяти одновременным выстрелам из пистолета.
Девять разлетающихся веером картечин могут создать для нападавших проблемы, не совместимые с жизнью.
В глубине каюты за моей спиной зазвучал сигнал радарного определителя.
Это невидный радарный луч какого-то судна коснулся чувствительной антенны, и прибор выдал сигнал.
Большая, открытая, деревянная лодка с двумя мощными подвесными моторами на большой скорости прошла в трех метрах позади кормы, и начала удаляться в сторону Карибского моря.
Снова зазвучал сигнал радарного определителя. Я поглядел вокруг.
Горизонт был пуст.
И тут я увидел военный вертолет. Он сделал круг над яхтой, и полетел в сторону острова.
По всей видимости, пираты заметили его раньше. Слава Богу.
Ночевать решил прямо в море, пристроился на кокпите, поставив яхту на дрейф. Но ночью, когда прошел мимо мыса острова Ла Торгуга, я оказался в рифовой зоне, что не определилась навигатором, потому вынужден был бросить якорь, чтобы продолжить путь утром.
Не помню, то ли я спал, и мне приснилось, что на меня смотрят, то ли задремал, и проснулся от пристального взгляда. Но когда вскочил, никого вокруг не было, а на песке были свежие отпечатки человеческих ног. Сейчас я думаю, что было то каким-то знамением, или предупреждением к особому вниманию (картинка подсознания).
Местность казалась необитаемой, я тихо шел на небольшом ходу вдоль побережья, изрезанного небольшими бухтами. За гребнем одной из них увидел селение недалеко от берега, под тенью огромных пальм. У небольшого деревянного пирса - несколько лодок. У одной из них - три человека сортировали улов рыбы, один из них был тем белым, которого я встретил на рынке, я сразу его узнал.
Шел я тихо, под парусом, без механики, индейцы не сразу увидели мою яхту, вынырнувшую из-за скалы, а он увидел. Я догадался по его пристальному, исподлобья, взгляду, что он меня просит ... о чем? ... о помощи?
Я автоматически, не сознавая, что делаю, ему кивнул. И в ту же секунду он прыгнул в воду и поплыл по направлению к моей шхуне. Плыл он сильно и быстро, но не настолько, чтоб догнать идущую под парусом яхту, хотя он и догадался плыть наперерез. Я бросил и распластал по волне длинный причальный конец, ему удалось его поймать. Тогда я поднял все паруса, и уже на полном ходу подтащил его к борту.
Отходил он долго. Дышал сипло и прерывисто глотал воздух, силясь что-то сказать.
Дал знак рукой - потом.
Он кивнул и откинулся, упав спиной на палубу. Сделав несколько глотков рома из предложенной мной фляги, он вырубился. Проспал много часов. Я все всматривался за кильватер, в линию горизонта - нет ли погони. Погони не было.
Курс был взят на север, к Лос-Рокесу. Отоспавшись, беглец долго еще приходил в себя. Говорил трудно, оказалось, что у него прижженные связки.
Я не торопил, и, постепенно, Джек поведал мне свою историю:
В этих местах он обосновался давно, промышлял рыбой и трепангом. Небольшая птицеферма тоже давала постоянный доход. Все бы хорошо, но с моря колумбийские пираты периодически совершали набеги, и даже сжигают целые поселки.
Зачем?
Оказалось, что пираты совершают набеги в поисках своих денег. Дело в том, что наркотрафик из Колумбии подразумевает перевозку не только наркотиков, но и денег. Поэтому при встрече с патрульными судами наркотики (или деньги) в пластиковых мешках опускают в воду. Затем вылавливают.
Иногда мешки с деньгами прибивает волнами и течением к индейским островам, где они исчезают бесследно. Пираты высаживаются на землю и требуют свои деньги. Индейцы не признаются. Пираты сжигают поселки. Индейцы быстро отстраиваются. Куда деваются деньги - неизвестно. Индейцы странный народ (я согласно кивнул, вспомнив, что недавно думал о том же).
Джек долго молчал. Понятно было, что говорить о личном ему очень трудно. Мне уже казалось, что свой рассказ на этом он решил закончить, когда он опять засипел, натужно выговаривая слова:
-- Так вот, однажды спалили и нашу ферму. В одночасье мы остались ни с чем.
Стоял я, над пепелищем, чесал репу, как отстраиваться заново ... не знаю. Приехали жена и дочь, ночевавшие у родственников жены, в городе. Давай рыдать и убиваться. А тут приходят на лодках индейцы с соседнего острова, и уговорили плыть с ними - обещали дать дом и землю, жена с дочерью согласились, я не стал им противоречить.
Я не сразу догадался, что женщины мои подвергались гипнотическим шаманским воздействиям. Дочь влюбилась в вождя, и стала его женой. Это я еще мог понять, и не препятствовал. Через небольшое время жена объявила, что уверовала в великого Актопуза, вот тогда я забеспокоился.
Жили мы вроде бы неплохо, все у нас было, но год назад жена моя у меня на глазах торжественно взошла на жертвенник и была убита, а потом съедена. Меня связали, так как я, естественно, пытался остановить это безумие. А дочь смотрела и радовалась, уговаривая меня успокоиться. Ведь мама будет теперь осыпать нас счастьем и удачей оттуда, ей оказана большая честь! Меня тоже, конечно, пытались охмурить этими чарами, но я не потерял ума, и вера моя мне помогала выстоять. Не уходил от них я из-за дочери, не мог я ее бросить. Несколько дней назад, на их осьминожном празднике она повторила учесть матери...
Вы не поверите - с каким счастьем она это делала!
Слушая его, я никак не мог понять, как он не потерял рассудок с такими бедами и потерями. Он как будто понял мой взгляд.
-- Притворялся, -- сказал он с глубоким вздохом, -- что принял их веру (он дотронулся до тату на лбу), а верил, что мой бог меня не оставит. Когда я увидел тебя на рынке, сразу понял, что ты - мое спасение. Когда он узнал, что я русский, он заулыбался и рассказал, что давно ему снился сон про Россию, в которой он никогда не был. Она как будто парила над ним, как птица... нет, скорее как вертолет. На вопрос, почему он знает, что то была Россия, он ответил:
- Сон никогда не говорит обыденным языком, но всегда знает точно, потому как это космическое знание "сверху".
К концу дня нас все-таки догнали катера индейцев Хуга. С ними была и та лодка, что атаковала меня вчера. Стало понятно, что они как-то связаны этим промыслом. Я успел достать и зарядить свое помповое ружье. Джеку протянул маленькую винтовку. Он взял ее как-то нерешительно.
Передернул затвор, досылая патрон в патронник.
-- Сохранить ясную голову! Без паники, не нервничая, совершенно спокойно подпустить пиратов на дистанцию до пяти метров, - говорил я скорее себе, чем ему, привычную фразу, как мантру, - на таком расстоянии огневая мощь помпового ружья превышает огневую мощь автомата Калашникова. Потому что один выстрел равен девяти одновременным выстрелам из пистолета!
Я уже собирался выстрелить, когда Джек мягко отвел рукой ствол моего ружья в сторону.
Я посмотрел в его глаза ...
Я все понял, какой силой он обладает, и почему он выстоял.
Он никогда не был рабом обстоятельств.
И мстить за смерть близких ему людей ценой жизни других - он не будет.
В глубине каюты за моей спиной, как тогда, зазвучал спасительный сигнал радарного определителя.
Катера на большой скорости прошли мимо, и удалились в сторону Карибского моря. Я поглядел наверх - да, это он, военный вертолет. Он сделал круг над яхтой, как бы прощаясь, и полетел в сторону острова.
---
---
Много лет прошло с тех пор. Много размышляя о случившемся, я переосмыслил свои приоритеты и по другому смотрю на понятие свободы.
Наивысшей степенью свободы, по моему мнению, обладают моря и океаны!
Но есть люди, генно унаследовавшие у природы ее высокую степень свободы, и несут ее с честью и достоинством, как благо, данное им свыше.
Сейчас, я думаю, что в той истории я был более рабом своего страха, чем мой освобожденный пленник. Знакомство с ним изменило мое отношение к жизни. Его слова о знаках свыше как бы прояснили случайные возникновения вертолета в экстремальной ситуациях. Теперь я принимаю это, как знак защиты. Раньше я повторял, как мантру, слова, сказанные когда-то наемником (по сути убийцей). Но спасали меня не вертолет и не оружие, а его Величество Случай. А кто нам спускает эти удачи, мы можем только предполагать и надеяться, я же не надеюсь - Верю.
А оружие? Так и не выстрелило в живую мишень...
Лежит зачехленное, в шкафчике, не оприходованное, вопреки чеховскому "литературному прогнозу".
Однажды я проснулся со странным ощущением, как будто чего-то не хватает. Чего-то, что мешало мне быть свободным. Долго думал - чего? Мысль не давала успокоиться, пока, наконец, не понял: я забыл свой армейский номер автомата Калашникова.