Демченко Оксана : другие произведения.

Глава 10. Морская собака и дракон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава закончена 20.02. Вот и выяснится наконец, кто такой Риан... А с птицами облом - выходит, только в следующей главе появятся.

  Я проснулась с так и не прошедшей головной болью и обнаружила над собой морду Борза. Он мне искренне сочувствовал, даже не укусил, хотя заря уже отцвела и вылиняла, уступая место серому пасмурному дню.
  Скоро осень.
  Мысль меня взбодрила. Мы пойдем на юг и сможем оценить всю красоту сухой еще золотой поры, когда лес многоцветен, а воздух прозрачен. Насвистывая под нос, я заседлала своего неунывающего коня, единственный яркий мазок цвета в сером поле тумана, и мы резвым солнечным бликом заскользили по боку холма вниз, в долину, снова вверх, и вниз - к переправе через Карниссу.
  Брод прошли после полудня и направились совершенно пустым трактом к Гирту. Обычно оживленный путь был перекрыт чуть восточнее гвардией князя, нас предупредил Ларх. До выяснения судьбы сына Карн не желал предоставлять людям сестры возможностей для передвижения и сбора сведений.
  Я вдруг захотела повидать портовый город, где стояла церемониальная галера Карна, описанная мне в самых забавных и нелепых деталях Силье и веселыми моряками с Акулы. Правда, они именовали это торжественное судно 'плавучий катафалк', 'тупая свинья' и совсем уже просто - гнилое корыто, убожество, старье, хлам... Надеюсь, князь не узнает.
  Да и впечатление от Дарса хотелось по возможности разбавить, - не могут все города быть такими же серыми и мрачными. К тому же после гибели окаянных, покусившихся на князя, Гирт оказался временно лишен их личного присутствия, что вдвойне приятно.
  Дорога почти не пылила, промытая недавним дождем. Берег Карнисы все время оставался совсем рядом, то скрываясь за холмами, то выплескиваясь обмедненной вечерней синью. Река двигалась широко и спокойно, ветвясь многими рукавами, тут и там бахромчатыми пестрыми узорами вплетались в её течение острова, многие обжитые, с пристанями и изящными богатыми строениями на макушках холмов.
  Предместья открылись нам с горба очередной складки дороги, широкие и живописные. Деревья уже демонстрировали первые рыжие подпалины, за низенькими изгородями дозором стояли высоченные подсолнухи. Дикий северный виноград уютно заплетал фасады домиков, в его пятипалой листве, лениво машущей одинокой путнице, мелькали приветственно нарядные фиолетовые ленты. Вдали рассыпал ореолом почти встречные солнечные лучи медный шпиль городского совета, а еще дальше туманным синим маревом лежал океан с редкими розово-белыми лепестками парусов. Борз одобрительно фыркнул и пошел показной гарцующей иноходью. Пусть все смотрят, какой он замечательный.
  Со слов Лемара я знала, что Городской голова - человек незнатный, из торговых, пробившийся снизу и укрепивший свое положение удачным браком. Начинал он в далекой юности с нелегального сплава леса и очень ценил хорошие отношения с Индузом, крепко державшим слово и щедро платившим золотом. Свое место получил от князя и ценил как расположение Риннарха, так и его деловую хватку. Когда мир с Кормчим наконец удалось заключить, вельможный Гимат на радостях отпустил большую часть своих рабов (меньшая уперлась насмерть, особенно дряхлая кормилица, отлупившая неразумного благодетеля), закрыл невольничьи рынки города и ревностно следил за соблюдением указов об умеренном наказании. Жизнь и богатство Гирта - это порт, а в океане на рабство смотрели, мягко говоря, с неодобрением. Даже одаренные в городе жили относительно спокойно, в отстроенном за счет Головы доме, под охраной городской, а не храмовой, стражи. Тем более понятно, до чего неприятен был князь обеим окаянным бабищам, собиравшимся казнить его в Седом бору практически из личной мести.
  Занятая своими мыслями я совершенно перестала следить за дорогой, привычно доверяя рыжему, поэтому резкая остановка едва не выбросила меня из седла. Тряхнув головой, я подобрала поводья и осмотрелась. Мы уже были под самыми городскими воротами. Правее, по обочине, неторопливо тянулись редкие телеги селян, приехавших из пригородов пораньше на осеннюю ярмарку. Борза возмутили не они.
  Навстречу нам, из ворот, двигался броско отделанный открытый экипаж. Вороная пара тянула исправно, но вот привязанная сзади, видимо, только что купленная, золотисто-рыжая кобылка упиралась всеми четырьмя. Рядом с ней бежал смуглый мальчишка лет восьми в грубом ошейнике, он тщетно пытался успокоить лошадь. Да только как, если взбешенный сопротивлением владелец то и дело охаживал кнутом и её, и пацана. От ворот на шум уже спешили двое стражей. Борз тоже явно собирался поучаствовать.
  
  - Почтеннейший, вы так и мальца, и лошадку загубите, - попробовала усовестить я, еще короче подбирая повод зло взвизгнувшего на замах кнута жеребца, норовящего укусить мерзкого обидчика лошадей. Не вышло, и он, впустую клацнув зубами, затанцевал от досады, сделав пару коротких стремительных кругов почти на месте, пробуя встать на дыбы.
  - Пшла, деревенщина, не твое дело.
  - Господин, в Гирте не принято публично пороть рабов, - поддержал меня один из стражей ворот. - Кнут сдайте.
  - Город ваш поганый я уже покинул, - нервно оскалился 'господин', - Одни убытки от него. Два десятка золотых за дрянную порченную конягу! Она же дурноезжая! Пеной исходит, значит от неё и потомства толкового не жди. Теперь сбыть за пять монет - уже удача, и на то надежды не имею.
  - Я дам пять монет, - тяжело вздохнула я, прощаясь с золотом. Только что мое благополучие превышало размер состояния славного семейства Тэйлан, ехидно шепнул счетовод-рассудок, подводя неутешительный итог предстоящей расплаты. - За лошадь и мальчика.
  - Вот как? - он явно жалел о названной при свидетелях сумме. Взгляд обшарил мою пыльную убогую одежду, пристально задержался на статях Борза. - Десять.
  - Сейчас придет старший караула и пойдете вы, господин, в штрафную тюрьму, за неуважение к властям, - строго заявил второй страж, подмигивая мне почти неприметно. - А лошадку мы на городские конюшни отведем. До полного завершения дела.
  
  Я быстро отсчитала пять монет - было бы что считать, золота в кошельке не осталось. Он воровато принял деньги, отвязал повод, нагнулся, дернул бляху раба - перебить. Я покачала головой и, соскочив с коня, срезала ошейник. Так быстрее. И вот уже мы все стоим в оседающей пыли, поднятой резвым стартом вороных, и не без интереса слушаем удаляющиеся вопли о моей жадности и подлом сговоре грабителей и продажной стражи.
  
  - На ярмарку? - поправляя меч, с показной строгостью вопросил старший из состоящих в сговоре стражей.
  - Да, - я монотонно затянула старую песню. - Травница я, в городе хочу цену за собранное получше взять.
  - Кони, сама и парнишка при тебе, итого подорожный сбор - два медяка.
  - Вот. Где можно заночевать, чтоб конюшня хорошая и недорого? - решила я еще раз испытать добросердечие стражей.
  - А хоть у брата моего, - прищурился усатый здоровяк, пугавший 'господина' конфискацией. - Мы сменились как раз, вот и провожу. Заодно жену его болезную посмотришь, а там и моего младшенького. Не зазря же ты золото получала, помогло видно лечение кому-то? Тем постой и оплатишь. А вольный браслет от Головы я твоему пацану сам добуду. Вроде, есть в доме запасной, в Гирте их ведь у стражи часто спрашивают.
  
  Я благодарно кивнула. Обернулась, фыркнула. Борз гарцевал перед дамой, картинно поставив голову и раздувая ноздри. Понятно, это же он прогнал подлого человека с кнутом. Наш могучий, наш непобедимый! Золотистая кобылица усердно отворачивалась, не забывая искоса поглядывать на ухажера. Дурноезжая, как же! Упрямая, цену себе знает, восхищения ждет. Гриддская кровь, они все с характером, - знакомая по моему нахалу история. Бывший раб, перехватив мой взгляд, торопливо закивал: лошадь толковая, но очень любит уважение. Говорил он почти правильно, хотя слова забавно коверкал, назвался Зимиром и сообщил, оглаживая красавицу по боку и шее, что от своей(!) Гир-дэге никуда не уйдет. Деловито собрал все поводья и пошел за нами следом, продолжая шептать ласковые слова в точеное ушко. Борз ревниво фыркал рядом.
  Стражника звали Ермилом, знакомое имя сразу согрело слух. Жил он недалеко от ворот, на тихой боковой улочке, в одном с братом обширном двухэтажном доме, где разместились внизу - конюшня и корчма, а вверху - гостевые и хозяйские комнаты, разгороженные стенкой и имеющие отдельные входы.
  Зимир устроился в одном стойле с обожаемой кобылой, а я, подхватив короб с травами, поднялась в хозяйскую часть дома. Не откладывая дела, Ермил провел меня в комнату больной невестки. По дороге сообщил, что Милетта, а коротко - Мила, её так все и звали, появилась у них недавно. Она родом из бедной рыбачьей слободки, приносила в трактир креветок да рыбу. Брак стал для неё настоящим счастьем, муж ввел в дом хозяйкой, жили душа в душу. Приветливая и работящая Мила уверенно вела большое хозяйство, ладила с торговцами, привечала гостей. Её любили и уважали. Своих, отца со второй женой и сестер, разбогатев, не забывала. А потом в одночасье все изменилось. Бедняжка потеряла ребенка на раннем сроке, не встает уже две недели, очень слаба.
  Она действительно была бледнее подушки, с воспаленными, сухо и лихорадочно блестящими глазами. Сознание женщины плавало где-то рядом с реальностью, спутанное и темное. Её лечили, и вполне профессионально, оттягивая неизбежное. И, кажется, понимая безнадежность прилагаемых усилий. Хоть боли сняли, и то хорошо. Чутье уверенно твердило, что без яда дело не обошлось. Помявшись, я рассказала Ермилу о своих подозрениях. Он, к моему удивлению, согласно кивнул, тяжело вздыхая. Потом оживился, радуясь быстрому и точному диагнозу, заговорил свободнее. Знали в доме и отравительницу, сводную сестру больной, и лекаря, продавшего зелье. Первая повинилась сама, ужаснувшись столь радикальному результату, и была отослана в далекую деревню, к чужим людям в работницы, без права вернуться домой. Второй ответил перед городским судом, по ходу спорого разбирательства выяснилось, что яд он делал не первый раз, - и отравителя казнили. Муж звал лечить свою ненаглядную и сельских травников, и дорогих городских лекарей, но все без пользы. На меня Ермил тоже особо не надеялся, но случай упустить не решился.
  
  - Вот и славно, - усмехнулась я. - Дело-то может и сдвинется. Только времени уйдет немало. Уход будет нужен, чтобы сидел тут человек постоянно.
  - Мама моя, Ладия, и так от неё не отходит, посидит, сколь надо. Сейчас звать?
  - Зови.
  
  И не стыдно мне бессовестно врать? Нет.
  Знала, что делаю глупость, но пересилить себя не смогла. Мила мне глянулась сразу. Тоненькая, светлая, не обремененная злобой или корыстью. Золушка, для которой в этом просторном доме сбылась и мечта о вполне зажиточном принце, готовом носить любимую на руках, и, увы, оборотная сторона сказки. Бледные поганки и в моем прежнем мире развитой медицины означали смерть, тем более - когда присутствуют в специальном сложном яде. А ведь с момента отравления прошло более двух недель. Удивительно, что она еще жива, даже противоестественно. Дверь за Ермилом закрылась, я быстро подошла к кровати. Как и следовало ожидать, угнетенное дыхание, сердечко едва управляется, печень на исходе. В общем, обнадеживающего сказать совсем ничего нельзя. Видно, девочка действительно очень хорошая, раз меня сюда так неожиданно случай привел. Еще пара-тройка дней, и даже моя сила ничего не даст. Или вернутся окаянные. А теперь беда еще исправима.
  Я сделала все необходимое, пока он ходил за сухонькой пожилой женщиной со строгим и усталым лицом. Видно было, что 'доченьку', иначе она Милу не звала, в доме любили. Глянув мельком на больную, матушка сразу заметила перемены, быстро и профессионально тронула тонкую руку, лежащую поверх одеяла. Коротко глянула на меня - и отослала сына. Потом вздохнула, еще раз недоверчиво покосилась на Милу и обернулась, деловитая и собранная. Врать дальше не пришлось, она не дала мне и слова сказать, решительно подняла руку.
  
  - Кому другому мозги порть, а я и сама травница не из последних, не зря она еще жива. Травками Милетту с того света не вернуть, а ты в пару минут управилась. Дело хорошее, но рискованное. Хоть окаянных в городе нет, а слух пойти может. Я, конечно, про жив-траву сказочку расскажу и себе припишу заслуги, как иначе, - она усмехнулась. Добавила серьезно: - спасибо, деточка. Денег или еще чего...
  - Знаете же, не возьму.
  - Знаю, знаю, сама не люблю за монеты здоровье отмерять. Вот что, травки у тебя толковые есть? Хорошо. Человек вчера приходил, помощи просил, а у меня нужного ему не сыскалось. Ехать за море, при больной дочке, сама понимаешь, не смогу. Завтра тебя провожу, он до безобразия богат, тут и кошель взять не грех, ему кошель - не деньги. Да и на корабль, может, напросишься? След потеряется, если искать станут. Больно кони у тебя приметные.
  - Ваша правда, напрошусь.
  - А уж коли случится попутный ветер, - усмехнулась снова Ладия, - меньше, чем через неделю будешь в Ирнасстэа, у них с черной княжной всегда было большое немирье, там концов не найдут.
  - Спасибо.
  - Про лечение, что ты посоветовала, я сама с три короба наплету, не трать времени. Встанет она скоро?
  - В полное сознание вернется к утру. Подниматься начнет через пару дней, а хозяйством займется в полную силу к зиме, не раньше. Отдых ей нужен. Очень больно с её-то чистой душой такую гадость про близких людей узнать.
  - Точно, доченька совсем у нас беззащитная. Что сестра виновата, так и не смогла толком поверить. Твердила: может, ошибка. - Она деловито поправила одеяло, погладила мягкие золотистые волосы Милы. - Внука моего смотреть станешь? Учти, глядеть не на что, он в синяках постоянно. Лошадь его, любопытного, приласкала, дух чуть не вышибла. Полежит пару дней, а все одно не поумнеет. Шебутной. Отец его такой же, и ходит какой год в старших стражи, хотя с нашим Головой знаком. В прежние-то времена где нынешний градоправитель, не вельможный еще тогда, Гимат моряков привечал? В старой нашей корчме, на берегу.
  - Да чего там, раз уж все известно, - безнадежно махнула я рукой. - Можно побыстрее мальца поднять, тут никто дурного не заподозрит, и труд не велик. Завтра зато найдется мне проводник, город толком покажет.
  
  Утром Милетта, как и было обещано, очнулась.
  От бурной радости, охватившей весь дом, мы сбежали еще до рассвета, - я, приодетая не слышащей возражений Ладией до 'приличествующего девушке вида', получивший обновки и дочиста отмытый Зимир, а с нами и награжденный по случаю выздоровления внеплановым профилактическим подзатыльником сын Ермила.
  Гирт мне очень понравился.
  Здесь трудились, дружили, обсуждали дела, спорили. На улицах смеялись, не боялись стражи и не прятали глаз. Рабов я совсем не заметила - видимо, кормилица Головы одна и осталась на особом положении. На прибрежных улочках звучала незнакомая островная речь, мелькали странные нездешние лица. Зимир долго глазел на узкоглазого плосколицего северянина в диковинных шкурах. Споткнулся, растянулся на булыжнике - и, не помня боли, уставился на еще более странного жителя юга, темно-бронзового, пожилого и степенного, с выкрашенной огненным цветом курчавой бородой. Наш провожатый зашептал, что этого гостя привез корабль с Таира, а сам он, судя по всему, из сказочно далеких пустынь Обикат. Там всегда жарко и сухо, а еще водятся смертоносные змеи, яд которых бабушка Ладия иногда покупает для мазей.
  Мы облазали причалы, рассмотрели, хоть и издали, пресловутую галеру. Я даже обиделась за князя. Ну, может кому и свинья, зато краска свежая и золото внушительное. Да и узоры по бортам вполне оригинальные, - это я отметила как бывший дизайнер.
  Потолкались в утренних рыбных рядах, шумных, характерно пахнущих, богатых местным говором. Позавтракали в настоящем морском кабаке, куда мальчишки без меня и не сунулись бы, да и я без них - пожалуй, тоже. По раннему времени в зале было почти пусто, но нам для долгих восторгов хватило колоритного боцмана небольшой шхуны, прибывшей вечером с грузом знакомого мне по ужасам Силье мрайсского стекла. Говорил он уже невнятно, но полноту недовольства хрупким грузом и сварливым купцом мы осознали.
  А потом был базар, особенно яркий и праздничный в начале осени, при необычной для этого времени сухой и ясной погоде.
  Ладия отловила меня, как и условились, в послеобеденный час и проводила в один из самых дорогих постоялых дворов города. Тогда я и поблагодарила её за свой приличный вид. Лечение требовалось для внезапно утратившей сон и покой жены наместника Ирнасстэа, госпожи Бирс. Мне стало искренне жаль маму Эмис, о делах которой я знала, наверняка, больше сидящего напротив вельможного Дамита - управителя того самого поместья Римас, столь славного своими виноградниками. Не плыть стало просто невозможно, тем более, знаменитый винный край, где теперь отдыхала благородная дама, лежал рядом с дорогой на Кумат.
  Энергичный и деловитый Дамит явно ценил лекарский талант Ладии и принял её рекомендации с полным доверием. А я еще раз удивилась своей счастливой звезде, подарившей встречу с этой неординарной женщиной. Поздно вечером мой личный обоз, - мальчик и два гриддских скакуна, вызвавших законное восхищение управителя, - без шума погрузился на стройный барк. С востока подтянулись облака, напитывая воду масляной чернотой, по которой золотыми рыбками плескались закатные блики. Душа пела. Покидая бригантину Силье, я тайком страдала по несостоявшемуся выходу в океан. Всю жизнь мечтала хоть раз - под парусом, на настоящем живом судне, собранном руками мастеров. Этот барк превосходил все мои самые смелые надежды - а также робкие несбыточные мечты...
  Личный корабль наместника Ирнасстэа, 'Песнь ветра'. Дуб, золотая сосна, кедр из северных земель княжества Вендир далеко за Амитом, корень ореха, лак на выглаженных специальными тяжелыми плитами до блеска палубах. Моих коней вели в трюм по коврам, - даже Борз признал прием достойным своей красоты.
  В поздних сумерках растворился порт, свежий северо-восточный ветер, почти тот, какой не в самом трезвом виде предрекала Силье, наполнил паруса.
  Дамит окончательно потряс меня, пригласив на ужин в роскошную каюту наместника. Видимо, на юге от Карна живут гостеприимные и некичливые люди, раз им приятно принимать за великолепным столом скромную малознакомую травницу. Капитан Краз, крепкий невысокий южанин с лихим прищуром и невозможно густой пиратской черной бородой произнес подкрепленный ромом тост: 'Да не высохнут океаны во веки веков!'. Мы поддержали, убедившись в отменном качестве муската. Краз порадовал меня забавной манерой смотреть на рослого управителя покровительственно, почти сверху вниз. Странно, но у него получалось, несмотря на разницу в росте не в его пользу. Наверное потому, что в океане мы - сухопутные - не можем быть выше настоящего моряка.
  Капитан довольно глядел в крупные иллюминаторы, забранные непомерно дорогим мрайсским полированным стеклом, и обещал доставить лекарку госпожи в порт Римаса за шесть дней, если неожиданный попутный ветер не переменится. Я попыталась восстановить свои слабые познания в мореходных качествах парусников и совместить их с географией Карна, хранимой заемной памятью долгожителя. Удивленно пожала плечами, капитан заметил мое движение и обернулся, ожидая вопроса.
  
  - Уважаемый...
  - Детка, можешь звать меня просто кэп, я всегда вижу, кому корабль действительно по душе, - прогудел он.
  - Кэп, спасибо за доверие. Мне кажется, ваш крылатый барк при таком ветре вдоль берега пройдет и быстрее трех дней. Хотя я не могу этому радоваться, потому что вынуждена буду сойти на берег.
  - Да, он крылатый, - гордо кивнул Краз, потом помрачнел. - Ты с севера, и на суше мало кто знает ту беду. Первый из окаянных сжег виноградники, это все твердят, не досчитавшись на столе и в погребах наших лучших вин. Но прежде, чтобы флот Индуза не помог нам, или мы не оказались слишком подвижны, в океане близ берега, где проходит дорога от Римаса на Кумат, поселил монстра. Там узкое место, граница с Карном, тракт идет меж горами и морем, местами проезжий пологий склон сужается до версты, если не меньше. Тварь выползла и напала на нас одновременно с воинами окаянных, вот тогда Ирнасстэа не устояла.
  - Я думала, его монстров нет в океане, - грустно отозвалась я. - Знала только про рвы и загубленную реку.
  - Мы стороной обходим окрестности Кумата, выбираемся далеко в океан, почти прижимаясь к прибрежью Архипелага, а затем с запада, а порой и юго-запада, берем курс на Римас, - грустно продолжил капитан. - Раньше сухопутный северный тракт, шелковая южная караванная нить от Безбрежного океана и близость Архипелага делали и Римас, и Кумат очень важными торговыми городами, большими портами. Но - все в прошлом. Кумат почти вымер, это уже давно призрак города. Там только окаянные, стерегущие покорность Ирнасстэа да встречающие караваны рабов из степи. Порт закрыт.
  - Тогда мне вас Боги послали, - улыбнулась я. - Не хотела бы я идти сушей, пустым трактом. Окаянных лишний раз кому ж приятно встречать.
  - Боги иногда шутят недобрые шутки, - нервно бросил до того молчавший Дамит. - При восточном ветре тварь порой выходит далеко в океан и топит наши корабли, страдает и флот Индуза. Так что сегодняшний ветер хорош для скорости, но опасен. Один румб к востоку - и будет именно тот, что мы зовем Злым духом Карна и еще - Погонщиком смерти. Надеюсь, нас минует беда. Не принято поминать тварь в этих широтах, да еще и к ночи...
  
  После ужина я устроилась на полубаке и завороженно смотрела на тонкую ленту заката, тонущую в темном глянце океана. Когда запад остыл и помрачнел, принесенные с севера тучи стали одну за другой глотать разгорающиеся звезды, и пользуясь удаленностью берега, я проредила облачность. Из серого войлока выпутался пополневший за последние дни месяц и густо посеребрил длинные волны, подсвечивая дышащий ночной океан.
  Подумала о Силье, ведущей Чайку на север. Кажется, сперва она планировала отойти к западу, а затем уже двинуться берега, изучая течение... Интересно, как у неё с ветром? И что будет, если пути двух желающих комфорта снавей пересекутся? Нехорошо использовать дар в столь мелких целях, всякому понятно. Впрочем, ловко оправдалась я перед своей совестью, мы почуем друг друга заранее, - разберемся. Наконец, внесенные изменения невелики и не опасны.
  Виновато вздохнув, я оставила ветер прежним, оправдывая поведение заботой о Борзе, его даме и - сильный аргумент - необходимостью скорее помочь матери Эмис.
  Потом меня одолели совсем уже теоретические и исторические вопросы: почему у них, то есть у нас, уже есть стекло, рессорные экипажи, барки наиболее прогрессивного образца - и совершенно нет того, что принято называть техническим прогрессом? Со слов Риана я знаю: порох под запретом. Возможно, закрыты и некоторые другие вредные для природы и людей сведения. Но не наука же как таковая!
  Хотя - какая может быть наука у вымирающих от жажды жителей степи? И зачем наука окаянным, склонным к традиционности и воспитывающим именно дремучее невежество, укепляющее суеверия и страх? Выходит, две сотни лет украдены у технологии. Если удастся разобраться с окаянными, надо будет вбить в голову князя, склонного к нововведениям и неглупого, идею Академии. А что? Хорошо звучало бы - Карнская академия наук. И филиал Изящных исскуств. Я бы им про дизайн рассказала...
  Попытки выстроить структуру местной науки постепенно превратились в полусонные бредни о полузабытой химии, племенном животноводстве, агротехнике и биологии. А потом - в здоровый сон.
  Утром меня, задремавшую прямо на палубе, разбудили и проводили на завтрак в знакомую каюту, которую хотелось назвать бальной залой - и за размер, и за удивительный узорный многоцветный паркет. Поеживаясь со сна, я думала о гостеприимстве, ставшем совсем уже необычным. И снова меня ждали за огромным столом лишь двое, и снова они отослали кока и его подручных. Везет мне на заговорщиков, что ли? Мы выпили за попутный ветер в парусах, дальше разговор ушел в утренний туман очень невнятными для меня переменными галсами. Вышли мы на чистую воду почти внезапно.
  
  - Да, Кумат... Говорят, красивый был город. Две сотни лет назад там пытались развести гриддских коней, силой отнятых у прежних хозяев, - вздохнул Дамит. - Наверное, ты знаешь итог.
  - Знаю, - кивнула я. - Мой Борз - лучшее и нагляднейшее пояснение причин неудачи. Он никогда не потерпит и не простит хозяину мысли, что может быть продан, как вещь. Эти кони требуют уважения и остаются верны лишь тем, кого сами признают - не владельцем, а другом.
  - Еще бы, - ехидно заметил он. - Вельможный Тринн был так зол на строптивого коня, что решил сбыть его с рук, подарив князю. Думаю, подарил. Уверен. Как же я был удивлен, обнаружив на пристани упомянутого дурноезжего и строптивого Борза, - смирного, как ягненок. Пошел после ужина в трюм и еще раз осмотрел его. Очень характерная звезда о семи счастливых лучах. Тиннара, ты полна сюрпризов. Украсть коня у Тарпена Карна невозможно, как и купить. Подарить его может лишь сам князь. Почему-то мне кажется, и имя благородной госпожи Эмис тебе знакомо. Может ли быть так, что я получу от тебя свежую информацию, еще не достигшую Римаса до нашего выхода из порта? Не стоит осторожничать, здесь собрались далеко не шпионы черной княжны.
  - Но люди очень проницательные и осведомленные, - рассмеялась я, наконец понимая причину званого завтрака. - Беда в том, что я не знаю, можно ли говорить о некоторых деталях... До какого времени распространяется ваша информация? Полагаю, госпоже стало плохо в ночь за пять-семь дней до наступления сентября. У неё чуткое сердце.
  - Точно, с 25 на 26, наместник был в страшной тревоге, - удивленно кивнул Краз, задумался и резко бросил вельможному интригану. - Ладно, что там. Девочка одна, на моем корабле. Неуютный получается завтрак. Она имеет право на некоторую информацию, причин для доверия нам у неё никаких, Дар.
  - Информацию... - кивнул Дамир. - Принимаешь условия, Тиннара? Тогда спрашивай.
  - Попробуем: наместник отбыл в столицу по особой причине. Можно ли узнать её? - Моё чутье теперь глубоко внедрилось в их сознание и ловило малейшие изменения, отсекая вранье, выискивая полуправду, а также выверяя эмоции. - Полностью, настоящую причину.
  - Интересный выбор вопроса, - кивнул Дамир, помолчав. - Хорошо. За день до беды с госпожой уехал Теневой служитель Адепта, он надзирает за Ирнасстэа. Мерзавец не меньший, чем княжна, её преемник в случае смерти. Отбыл на север в сопровождении двух подручных и полусотни храмовых стражей, оставив побережье без окаянных. Наместник Вальмит тотчас ускакал в Тэйкарн, предупредить князя. Он знал, что Тарпен собирается на охоту, хоть это и большая тайна. И полагал, что она раскрыта, а во время отсутствия повелителя готовится нечто очень грязное. Едва ли господин Вальмит успел. Парой дней позже вслед проскакали с малой охраной еще трое окаянных из Эстны, нашей столицы. Мы отплыли в первый день осени по настоянию жены наместника. За лекаркой и, еще важнее, с тревожной информацией для Индуза. Тракт перекрыт, и о дальнейшем мы ничего не знаем. Не знает даже вельможный Гимат, Голова Гирта и мой хороший друг.
  - Спасибо за откровенность, - расслабилась я, он ни в чем не солгал. - Если можно, еще один вопрос, простите, если странный. Мне достаточно односложного ответа. Вы служите окаянным?
  - Нет, чтоб тебя!
  - Никогда, и это очевидно.
  
  Я улыбнулась. Их ответы различались точно так же, как предпочтения в напитках - решительный и крепкий отпор капитана и вежливое, сдержанное возмущение умеющего сохранять спокойствие придворного. Такое богатое на скрытые интонации и обещающее порой очень долгое послевкусие. Оба напитка - то есть ответа, - продегустированные моим чутьем, не были подделками. Удивительно везет мне на хороших людей. И не везет - ну как теперь им врать?
  
  - Вам, полагаю, знаком Лемар? То, что мне известно о госпоже, я узнала с его слов, - вздохнула я, сдаваясь.
  - О да, и это хороший выбор имени, - с явным облегчением рассмеялся теперь уже Дамит, потом нахмурился. - Был знаком.
  - Тут я ступаю на скользкую почву. Рано или поздно вы узнаете и о том, что он, слава Богам, выжил, - оба слушателя вскинулись недоверчиво, а я торопливо добавила: - Причины и обстоятельства хочу оставить в стороне. Итак, в двух словах. Покушение на князя не удалось. Получившее доказательства оскорбление, нанесенное Катан-го госпоже Эмис, привело к его казни ночью на третье сентября по решению наместника Ирнасстэа.
  - Н-да, странные в Гирте лекарки, - выдохнул Краз. - Такого и не придумаешь, а представить еще сложнее. Сдох, значит. Что он сделал с девочкой? Учти: она моя нареченная дочь, я имею право знать правду.
  - Вот даже как. Заставил по наущению сестры смотреть на то, как проводит время с белокурыми рабынями, - я опустила глаза, вспоминая Лиасу. - Обычно еще до утра девушки умирают. Чудо, что госпожа Эмис не лишилась рассудка. Полагаю, спасло то, что ей некое успокоительное средство дал Эрх, но утверждать не берусь. Она вне опасности, и уже вполне пришла в себя, князь придумал ей хорошее занятие, вполне целебное. В её случае очень важно быть при деле и не углубляться в одинокие страдания.
  
  Оба долго молчали.
  Капитан хлебнул рома, недовольно глянул на бутылку, тяжело поднялся, отошел к бару и принялся возиться там, хрипло и почти беззвучно ругаясь. Дамир наоборот, выпил воды, отщипнул пару ягод от кисти винограда и медленно прожевал. Долго смотрел в синюю даль стеклянными сухими глазами. Потом опустил голову в ладони и глухо продолжил разговор. Голос оставался совершено спокойным, но я-то видела и ведала, скольких седых волос обоим стоила моя новость.
  
  - Кто перекрыл тракт тоже знаешь?
  - Гвардия. До выяснения Лемаром того, жив ли Артен. Мы встретились у переправы через Карнису, когда уже было известно, что жив.
  - Ну да, - усмехнулся Дамир, почти срываясь. - Он рассказал все тайны Карна, уже точно полнуе сутки безусловно мертвый, - тебе, первой встречной травнице на заброшенной дороге, которой никто не пользуется. Зато я, представь себе, знаю, куда она ведет, та дорога! Надо выпить чего-то покрепче и основательно подумать, вешать тебя или благодарить? Потому что точно - одно из двух. Ясно, что недоговорила ты девять десятых правды.
  - Потому что целиком правда убьет меня, но не вашими руками, - вздохнула я. - Пойду проведаю Борза и вздремну, думы-то ваши - долгие. Ужинать не зовите, ладно?
  - Да.
  
  Выйдя на палубу, я перевела дух. Ну как щенок против двух заслуженных волкодавов. Может, стоило все сказать? Хотя нет, сколько можно. Да и не только мои тут секреты.
  Огляделась. Ветер дул неровными порывами, с берега прорывался могучий сухой восточный вихрь. Пришлось отменить все мои капризы, плавно вернув право выбирать погоду природе - такой массивный поток летней степной жары перебивать слишком утомительно. Я постояла еще минуть десять, наблюдая, как тают навеянные утренней прохладой туманные клочья, иссушаемые и отгоняемые горячим степным погонщиком.
  Когда я спускалась по трапу, рулевой уже перекладывал штурвал, а рык капитана, подтвержденный свистком боцмана, погнал команду наверх. Наш ход замедлится. Хотя разве это плохо? Пойду, расскажу Борзу, чем плоха качка и почему он, гордый конь, не должен её бояться. А потом - спать. Хватит романтических бессонниц под звездами.
  Я очнулась до рассвета от острого, физически болезненного чувства беды.
  Ветер снова был почти попутным, мы шли в океан, удаляясь от опасного берега, но даже из каюты я чуяла в свисте и гуле порывов злую волю. Молодой сильный корабль вздыхал и вздрагивал, зарываясь в волну, точно осознавал угрозу. Чутье потянулось за корму, вдоль пенного следа, к берегу - и в ужасе отпрянуло.
  Я уже сидела на койке, торопливо перерывая свои нехитрые пожитки в поисках старой походной одежды. Натянула штаны, торопливо заправила рубаху, застегнула пояс, проверила кинжал, снабдив рукоять припасенным Рианом темляком. Подумала, убрала волосы в хвост, перетянув его неровно отхваченным обрывком ленты. Второй клок повязала на лоб. Вздохнула, унимая невольную дрожь, встала и заторопилась на мостик.
  Краз был, конечно же, там. Меня пропустили по его кивку, косясь на странный костюм. Капитан зверел молча, из последних сил ожидая объяснений. А ведь некогда рассказывать.
  
  - Вы пойдете не меняя курса.
  - На этом корабле...
  - Не меняя курса и не замедляя ход, иначе я ничего не смогу. Пожалуйста. Поздно для подробностей. Сейчас он голоден и занят детенышем касатки, но бросит охоту с минуты на минуту ради главного. Если что - учтите, на всех действуют разные средства, мне становится лучше от обычной холодной воды.
  - Что за бред, девочка? - он пригляделся к моему серому лицу, встревожился и отбросил исходный зверский тон.
  - Смотрите, - я с трудом расцепила пальцы рук, сжимающие локти, и невнятно ткнула предательски дрогнувшей ладонью в горизонт за кормой. - Такое можно увидеть только раз в жизни: морская собака на травле. Бывшая морская собака, конечно. На облако смотрите, еще не виден... сам.
  
  Он обернулся и охнул, резко нависая над леерами. Сухой предутренний восточный ветер отчистил ночное небо до ясности бледного металла с отливом пепельной розы по нижней кромке. На ней, над самой водой, шевелилось подобное кляксе многолапое нечто. Вывернутая тень, отраженная вверх. Страх, идущий впереди смерти. Краз тихо выругался. Как можно не узнать Тварь, даже не видя её ни разу?
  
  - И что ты можешь? - усмехнулся он, как-то сразу успокаиваясь, прекращая шуметь и спешить. Прав: только паники на корабле ему не хватало! - Даже гарпуны или катапульты не дадут ничего.
  - Не знаю, - на меня капитанское спокойствие подействовало наилучшим образом, дышать стало куда проще и свободнее. - Но не мешайте, пожалуйста. Мне и так очень страшно, - виновато призналась я, с трудом, но все же унимая дрожь.
  
  Торопливо спустилась, прошла до кромки фальшборта и одним движением взлетела на планшир. На миг замерла. В пропасть за кормой ухнул страх, оставляя меня легкой, как пушинка и наконец-то отрешенно спокойной. Капитану тоже страшно, но наш Краз держится. Я снавь и у меня обязанностей не меньше. Иногда очень полезно - отвечать за кого-то. Много хуже стоять и ощущать бессилие изменить неизбежное.
  Кажется, кэп что-то крикнул, но тело уже скользило вниз, с борта, по все более крутой дуге. Когда она стала почти отвесной, черная улыбчивая морда прорвала волну и принялась чертить встречную линию. Касатка приняла меня на затылок, удобно подставляя под скользящие руки плавник. Умница.
  Мгновение спустя мы хвостатой иголкой ныряли и взлетали, сметывая след барка с океаном. Скоро я видела уже не только тень, но и отбрасывающее её тело, темным стремительным силуэтом летящее под самой поверхностью, то глубже, то ближе, изредка вспарывая гигантской лобастой головой пленку волн. Почти призрачное: то, что удалось рассмотреть, было вдвое длиннее барка, хотя бескостные 'ноги' я угадывала по движению и струистым следам в водоворотах едва ли до середины. Становясь тонкими, они совершенно терялись, неразличимые в воде.
  Морских собак, мне это уверенно подсказала память Риана, снави придумали для подъема затонувших кораблей и спасения экипажей и груза с гибнущих. Все же чужая память - не своя, грустно усмехнулся рассудок. Нужные знания есть, бережно хранится на полочках, а 'описи' содержимого с адресами под рукой в нужный момент не оказывается, уже который раз. И брожу я по темному и огромному складу чужих драгоценных и полезных воспоминаний - с мятым листочком и старым фонариком...
  Что нашла и рассортировала заново - то уже моё. Вчера ночью я искала именно это, про море. И почти успела перерыть и просмотреть записи. Наспех, кое-как, но все же - успела.
  Обычно морских собак делали из мелких безобидных скатов и осьминогов. Это просто: достаточно надеть на подходящую морскую живность тонкий многозвенный ошейник, заготовленный заранее одной из нас - Говорящих с миром. Сохраняя форму оригинала тварюшка вырастет, покрытая гибкой почти непробиваемой пленкой, накачанной медузоподобным полупрозрачным желе, и станет послушно исполнять указания того, чьи руки застегнули замок.
  Скаты, вырастая, просто выносили на себе судно или становились его второй обшивкой на время. Осьминоги умными сильными щупальцами могли производить и более сложные операции, вплоть до ремонта. Ошейники хранились у капитанов кораблей. А один - очень хочется верить, что именно один - попал на сушу, в Карн, это уже понятно. Вот только как его снять? Риан не знал. Прежде морские собаки никогда не были опасны.
  На пробы и ошибки мне дали одну попытку.
  Детеныш касатки был уже вне опасности, собака вернулась на след барка. Нас она игнорировала, мы казались мелкой дичью. Может быть, потом, для развлечения. Она проснулась от жаркого дыхания ветра-охотника, подавшего привычную команду: 'фас'! И гнала свою главную добычу. Врага хозяина. Достать, порвать, смять и не оставить следа. Даже малой шлюпки.
  Касатка ловко взлетела рядом с чудовищной головой полупрозрачного осьминога, на миг вырвавшейся на поверхность. Я соскользнула с надежной спины и осталась совсем одна. Облитый первыми лучами солнца клинок Риана вспыхнул и взрезал упругую шкуру. Конечно, не гарпун. Но и я не китобой, а специалист по таким вот морским собакам. Имею одну неполную ночь теоретической подготовки, то есть гораздо больше, чем все остальные в целом мире.
  Нож, усиленный моим даром, пробил шкуру, и в расширяющейся прорехе шевельнулась дрожащая вялая плоть медузы. Собака взрыкнула, уходя в инфразвук. По моей спине скатились крупные мурашки. Ну и голос!
  Теперь она готовилась нырнуть, слабая боль от укола лишь озлила и подхлестнула. Я торопливо перехватила поудобнее кинжал, пристегнутый ремешком к руке. До чего же Риан предусмотрителен! Спасибо ему опять. Порывисто вздохнула несколько раз, по возможности запасая воздух. Рванула вниз, на глаза, лобную повязку и нырнула в тушу. Кожа отозвалась острой зудящей болью на первое соприкосновение с прозрачной водянистой полью, затем, словно обваренная, потеряла чувствительность, судорогой сводя мышцы. Медуза, что с неё взять, - твердила я своим скрюченным пальцам. Большая медуза. И продиралась сквозь её мертвое, холодное, бесконечно мерзко разросшееся тело, ощущая в нем единственный живой комок.
  Далеко. В темнеющей глубине, почти за пределом моего запаса легких. Кровь все сильнее шумела в ушах, легкие судорожно стремились вдохнуть. Попади в них 'желе' - и мои шансы на выживание станут нулевыми, это для чутья совершенно точно. Кожа кое-как терпела пытку - я все же снавь и пока сознаю себя, могу сопротивляться ожогу.
  Я уже не верила, что доберусь, когда ладонь нащупала настоящего маленького осьминога, испуганно впившегося в мое плечо при первом же прикосновении, обвивая руку целиком всеми своими конечностями, крепясь присосками насмерть. Он отчаянно боялся окружающего кошмара и жаждал спасения - от бесконечного неутолимого голода, от бьющего хлыстом приказа неведомого хозяина, от стремительного злого полета, от окружающего липкого болота, из которого нет выхода. Оплетенная, скрученная рука, - как назло, правая, - отнялась окончательно. Левой я неловко и поспешно шарила у основания щупалец, где вертким угрем крутилась неуловимая цепочка. Поймала. Перебирая тонкие звенья, нащупала замок, - петлю и крючок с фиксатором. Согнулась, прожигаемая мгновенной болью. Коснувшаяся крюка ладонь, кажется, плавилась. Вопль вырвал из легких остатки воздуха. Потом пальцы сделали последнее отчаянное усилие и, отведя упор заглушки, поддели крюк. Еще мгновение - и собака перестала быть, прозрачный мешок лопнул. Желе темнеющей кляксой отравы расползлось в воде, освобожденный осьминог метнулся в глубину, подальше от безумных людей. Будь у меня силы, усмехнулась бы. Рекордный долгожитель, две сотни лет - это не шутки. Всплыть я уже не могла, хотя сквозь веки ощущала вверху свет, медленно и жутко удаляющийся. И ничего уже не могла изменить.
  Смутно помню толкающий снизу широкий лоб касатки. Видимо, я все же вдохнула, потому что сознание уже не контролировало тело. Стало окончательно темно и, что замечательно, совсем не больно.
  Дурноту заново разбередил солнечный луч, упрямо пробравшийся под сомкнутые веки.
  Эй, снавь, ты жива?
  Жива. Никогда не решилась бы поверить, что стала в этом мире такой везучей. Зато глупо лезу проверять свое везение - раз за разом... и пока удачно.
  Даже дышать могу, хотя получается хрипло и болезненно. Глаза целы, раз щурятся на свет. Шевелиться и проверять общее состояние не хотелось. Для начала можно просто посмотреть и послушать. Вверху обнаружился знакомый потолок зала званных ужинов и завтраков, по светлому полированному дереву роем носились собратья наглого солнечного зайчика, растормошившего меня. Интересно, сколько времени прошло? Аккуратно пошевелила правой рукой, служившей насестом для осьминожка. Нормально, болит потихоньку. Попытка сдвинуть левую чуть не вернула меня в темноту. Зато усилия оказались замечены.
  Зайчиков на потолке заслонил и распугал наш замечательный кэп, собственной персоной. Убедился, что я смотрю вполне осознанно, и решительно, одним движением, усадил в кровати, ловко придерживая сожженную левую руку. Пристроился рядом, деловито подпихивая бессчетные подушки под ослабевшую спину. Наконец остался доволен результатом и чуть отстранился.
  
  - Живая, смотри-ка, - загудел он, виновато развел руками. - Подниматься надо. У нас, видишь, опять не все ладно. Лошадка твоя морская совсем помирает. Чем вы обе потравились, не знаю. Но ей, видно, досталось куда как сильнее.
  
  Встать он мне не позволил, вовремя поймав на попытке, сгреб в охапку и понес на палубу. У борта и на вантах собралась едва ли не вся команда. Молча смотрели вниз, на воду.
  Ждали развязки, не в силах теперь праздновать собственное спасение. Им, совсем не склонным к сентиментальности, было до слез жаль касатку, спасшую 'Песнь ветра'. Не только из-за почти осиротевшего плачущего детеныша или жестокой боли в её сожженной спине. Могучая хищница боролась не за свою жизнь, а за наши. Она помогала людям и теперь сама была в праве ждать ответной услуги, за которой и приплыла из последних сил. Вот только сделать ничего нельзя, если не считать помощью нацеленный гарпун, последнее милосердие, оказать которое ни у кого не поднялась рука.
  Она лежала на боку, глянец спины вздыбился ноздреватой коркой, спускающейся сплошным панцирем от губы, через сожженные слепые глаза, ниже спинного плавника. Лежала и жалобно охала, а рядом суетился её довольно крупный детеныш, ничем не способный помочь, но довольно опасный в своей панике. Моряки отвлекали его, приманивая рыбой.
  Больную снавь бережно усадили в шлюпку.
  Заскрипели в напряженной тишине тали, и вот уже борт стал расти, заслоняя половину океана. Ну и пусть, я смотрела не туда. Штиль усердно шлифовал волны, уже доведя их до состояния мелкой ровной ряби. Вытолкнувшая меня к поверхности касатка почти не шевелилась. Она попала в тот же студень, которым благодаря ей не надышалась я, получив лишь порцию сильно разбавленной водой жижи, не разрушившей даже горло. К тому же у подобных мне достаточно жизненных сил и возможностей противостоять обжигающей злобе окаянных. А в ней было только желание до конца поддержать и спасти Говорящую с миром, попросившую о помощи. Такой вот, выходит, ценой.
  Лечить оказалось не только просто, но и удивительно приятно.
  Под пальцами короста легко сползала, из шлюпки плескали водой на черную шкуру и кричали наверх о наших успехах. С борта радостно орали в ответ, сперва хвалили, потом обнаглели и уже скоро сыпали 'умными' советами.
  Детеныш, уловив новый спокойный тон свиста матери, прекратил метаться и целенаправленно канючил рыбу, с разгону вырываясь из воды целиком, словно хотел заглянуть на палубу.
  Наконец пациентка перевалилась на очищенный здоровый бок, затем заняла нормальное положение, ехидно скаля повеселевшую морду и заинтересованно оглядывая нас вновь прозревшими глазами. Защелкала, совестя обнаглевшего отпрыска. Фыркнула и сделала пробный круг. Нырнула, разогналась, выпрыгнула, обдав брызгами верхнюю палубу и демонстрируя свои три с лишним аршина от носа до хвоста, и все - без единой царапины и болячки. Обрушилась в воду боком, на прощание едва не потопив шлюпку, и понеслась вдаль. Ей вслед кричали, наверное, все. А потом, без перехода, начали праздновать.
  Тут я поняла, как кстати пришлось мое жалкое состояние - кое-как обошлось без подкидывания в воздух и звонкого хлопанья по спине. Кэп принял мокрую пассажирку на руки и отнес в знакомую каюту, где уже ждал стол. На сей раз - для расширенного состава, включающего офицеров барка.
  Только к вечеру мы остались втроем. И вернулись к скользкой теме моего отмененного повешения.
  
  - Быстро ты оклемалась, детка, - довольно кивнул Краз, оглядев посвежевшее лицо и почти выпрямленную спину. - На свою беду.
  - Точно, - весело кивнул Дамир. - И теперь не уйдешь от ответа, хоть ты и снавь. Приятно произносить это слово в старом звучании. И... я про девять десятых правды, помнишь? Ну хотя бы восемь.
  - Больше, чем знает князь? - притворно ужаснулась я.
  - Почему бы нет?
  - А совесть?
  - Где? - он поискал вокруг, даже перевернул тарелку. - Ладно. Расскажи хоть про Артена. И про то, куда делись пять десятков храмовников.
  - Ладно, - передразнила я. - Расскажу хоть про Артена. Князь Риннарх выжил, понял, что на сына тоже заготовлена ловушка и отослал княжичу ... известие. В долине возле бухты Артена поджидали пять десятков храмовников, но непосредственно на берег ловцы вышли малым числом. И не справились. Скажем так, их порешил экипаж галеры, именуемой Акула.
  - Силье Бэнро тоже в деле? - хмыкнул кэп. - Вряд ли ты знаешь, детка: Кормчий больше всего злится на простенькую шутку. Мол, однажды островами станет управлять дочь - и это при трех взрослых сыновьях... которые её дружно опасаются.
  - Галеру из порта Индуза свели Артен и её младший брат, за что потом драили палубу целый день. В этом деле их наставляла как раз Силье. Она, кстати, тоже снавь. Ну хватит уже, пора мне выставлять условия!
  
  Я попросила высадить наш чересчур приметный конный отряд на пустынном берегу, никем не посещаемом из-за козней морской собаки, 'одичавшей' по милости Адепта. Травки для жены наместника были подобраны, как и подробные указания по их приготовлению и применению. Хотя, уверена, больше ей помогут новости, если и не слишком хорошие, то обнадеживающие.
  Вмешиваться в память моряков не пришлось, с этим прекрасно справился непререкаемый кэп. Он торжественно построил экипаж на шканцах и огласил в этом святом для моряка месте полную оценку похода в Гирт. Приняли молча, с удивлением, разошлись думать и быстро поняли, что к чему.
  Уже к ночи все твердили с самым искренним видом, что мне и моей буланой кобылке повезло попасть в самый спокойный рейс барка. Ни шторма, ни Твари, ни даже маленького дождя. Дамир довольно кивал, слушая через открытый иллюминатор болтовню боцмана, твердившего самому тупому юнге, что меня успешно ссадили в порту Римаса, а к опасному берегу не приближались, как можно на такое решиться! Да и не дуют тут ветры с запада в это время года, а раз так, как бы мы успели до темноты подойти к во-он тому мысу?
  От себя управитель обещал упрочить забывчивость, немедленно отослав 'Песнь ветра' с грузом вина для уважаемой госпожи Бэнро в саамы дальний порт северного Индуза.
  Он добросердечно уложил во вьюки пару бутылок моего любимого белого. В благодарность внимательно выслушал довольно запутанные воспоминания о процессе шампанизации - у них игристое как-то не прижилось пока. Скоро появится: Дамир ушел в каюту, забыв попрощаться. Явно бросился записывать незнакомый рецепт.
  Коней спустили как груз, на талях. Нас с Зимиром, седла и короб доставили на берег шлюпкой. Пока упорный малец вываживал рыжих, ворча себе под нос сердитые глупости про запал и простуду, я стояла у кромки воды. Левую руку мне бережно обработали мазями и она почти не болела. Правда, еще денек придется подержать её подвязанной к шее 'коснкой'. Но я снавь и выздоравливаю быстро. Так что - это мелочи.
  Я стояла и думала, как же мне удалось с моими-то осторожностью и осмотрительностью бывшей жизни влипнуть в опасные приключения так основательно? Видимо, моя нынешняя бесшабашность накопилась постепенно. Словно кто-то давал задания с нарастанием сложности и риска. Спасти старосту - выручить рабов - защитить князя... А дальше - новый уровень опасности. Едва ли я смогла бы хоть что-то разумное и сознательное сделать на побережье, защищая Артена, окажись там на второй день пребывания в Карне. Да и морская собака потребовала всех моих сил и невеликого пока опыта общения с миром.
  Что же дальше? Странно, но бояться я больше не хочу. Загадывать вперед - тоже. Зато копится желание поговорить с теми, кому доверяю. А кому я доверяю? Смешно - но пока одному Наири. В нем нет слишком уж грустной и мудрой недосказанности разговоров с эльфом-Рианом. И обреченности князя с привязкой всех интересов к одному лишь Карну - тоже нет. А еще я наверняка могу дозваться его сегодня же вечером. Или завтра. Скорее - завтра, пока рука болит нудно и мучительно, да и озноб слабости еще пробирает. Могу добавить: другие снави на мои ночные призывы не откликаюся - пробовала, и не раз.
  Итак, поговрю с Наири, - улыбнулась я. Взглянула на берег, целиком возвращаясь к реальности.
  Шлюпку уже подняли, розовые под вечерним солнцем паруса большого корабля поймали легкий северо-восточный ветер, вполне удачный для барка, идущего без происшествий в родную гавань - в Римас. Борз наконец вырвался из-под утомительно-бережной опеки и подошел, фыркнул в ухо. Он считал, что пора двигаться. Он всегда так считал, с его-то неутомимостью.
  В теплых сумерках мы покинули берег. Зимир галчонком крутился на спине Гир-дэгэ, весьма довольной тем, что повод в руках настоящего друга, а не глупых злых владельцев. Кобылица терпеливо сносила суету малыша и покровительственно пофыркивала иногда, самостоятельно выбирая дорогу. Мальчик не замечал. Он давно бросил повод - Дэгэ умная! А сам верещал и размахивал руками, иллюстрируя свой длинный и довольно живописный рассказ. Впервые с нашего внезапного знакомства у меня образовалась возможность с ним поговорить.
  Вернее, послушать. Рабом малыш разговаривал только с лошадьми - и те не возражали и не перебивали. Он привык. Теперь я ощущала, что придется приспособиться и мне. В бурный и звонкий, как горный ручеек, монолог Зимира вклиниться было невозможно. Оставалось лишь поддакивать в нужные моменты, демонстрируя повышенный интерес к какой-то мысли.
  В Гриддэ потеряли девять десятых поголовья коней в первые же годы засухи. Большую часть отбили и угнали злые северяне, 'совсем они плохие были, да и есть теперь сплошной сволочь'. Из оставшихся выжили немногие. Без воды, без привычной сочной травы, в иссушающем вечном пекле, они уходили с любимыми хозяевами в горные ущелья, где никто не подумал бы искать лошадей, там и козы не всегда тропу найдут. Но у гриддских скакунов были стальные копыта и большое доверие к своим хозяевам-друзьям, выбравшим тяжелую дорогу.
  Спустились позже, когда их совсем перестали искать. Мертвое теперь селение Гриддэ оказалось отрезано горным перешейком от проложенного восточнее русла, где продавали воду за покорность. О нем почти забыли. Лишь иногда воровавших ночами воду жителей ловили и отправляли в Карн. А потом проводили длительные и тщательные облавы. Бесполезные - за водой выбирались далеко, чтобы не навести на родное селение. А близко к Гриддэ не подходил ни один страж Карна, ведь там поселились огненные птицы, несущие смерть. Гридцы звали их Хаттрами, или 'обращающие в пепел'. Жили мерзкие отродья над единственным уцелевшим горным ручьем, словно карауля драгоценную воду. Правда, ночами нехотя пускали к водопою скот, взимая порой посильную плату - одного-двух баранов. А вот конных не выносили, особенно если скакун имел золотистую масть. 'Кругами носятся дико, злые совсем-совсем, рычат и визжат ужасно, дышат огнем, а когти их сильно огромные, я видел, страшно-о!'
  Любимая Гир-дэгэ, кобылица линии 'золотых' гридских коней, почти утраченной за долгие годы, была сокровищем рода Иттэ-Гир, жеребенком, воспитываемым дедом Зимира. Двух неполных лет от роду под легким седлом с невесомым наездником - шестилетним внуком, - дед вывел кобылку на пробный забег. Её заметили птицы и погнали в дикую пустыню. Потом невесть отчего улетели, бросив почти загнанную Дэгэ близ опасного караванного пути. Так они и попались. Окаянные оценили кобылицу по заслугам и выгодно продали на весеннем торге в Райсе. С тех пор прошло полтора года, и маленький конюх-раб сменил много хозяев, не сумевших поладить с золотой лошадью.
  
  - Значит, вам пора домой, - предположила я. - Дед небось с ума сходит.
  - Мы живые уже никак не дойдем, - покачал головой обстоятельный малыш. - Там совсем-совсем нет воды, зато есть Хаттрами и много злых огненных стражей, слуг Карна. Дэгэ теперь шибко сильная, но этого не хватит. Без малого сто семьдесят ваших верст злой сухой пустыни, всегда день прячься, ночью ноги ломай в камнях. И вдруг надо станет бежать от окаянных? Совсем трудно! Но пока я считаю длину дороги только от злого пламени земли, да еще по прямой.
  - Я провожу.
  - Зачем? - он удивленно вскинул голову. - Нет, нельзя! Не поведу я, наша долина - очень важная тайна.
  - Я и так знаю, где она, - рассмеялась я. - Только тот, кто мне рассказывал, помнит её зеленой и живой.
  
  Зимир, единственный из всех на корабле, ничего не знал о морской собаке, а значит, и о том, кто я. Он все ночи спал в стойле кобылы, качку вообще переносил плохо и на палубу не выходил со дня погрузки. А, поскольку рейс решением капитана прошел без приключений, рассказать ему не смогли. Значит, потеря командой памяти действует, - подумала я.
  
  - Как зеленой? - дернул меня за рукав малыш, не дождавшись продолжения.
  - Ну, он необычный человек, живет очень давно. Он мне рассказывал про Гриддэ, описывал ваши породные линии лошадей - золотых, ханти, гюлиш. Говорил про озеро Дис.
  - Ханти больше нет, а синее водяное озеро высохло. То есть лучших коней почти совсем нет, - виновато поправился он, глянув на Борза. - Кроме твоего достойного Борзэ, вовсе их убили злые огненные слуги Карна, наверное. Они всегда были самыми-самыми лучшими, их сразу забрали, первыми. Уцелело поначалу три жеребенка, они не вернулись с гор, слабенькие были, шибко маленькие.
  - Я видела еще одного. Игреневый, любимец князя, - я хлопнула беспокойного Борза по шее. - Но не лучше тебя, конечно, ты бесподобный, ну знаешь же! Краса-авец, у-умница, только слишком кусачий иногда...
  
  Борз затанцевал, требуя новых комплиментов. Ага, так мы никуда не доедем! Получил кончиком повода по боку, зло взвизгнул и впечатал в грунт задние копыта, поднимаясь на дыбы, Извернулся винтом, тут же вскидывая круп. Не вышло, я его уже достаточно изучила.
  Замерев на мгновение, Борз недовольно глянул на по-прежнему занятое седло и взял с места в галоп. Пусть пробежится, вся дурь от застоя. Гир-дэгэ пристроилась рядом, деликатно отставая от восхитительного жеребца на полкорпуса - это любовь...
  Рыжий смерч чуть успокоился лишь к утру, слегка притомившись скакать по камням подступившего с юга кряжа и, в гораздо большей степени, жалея менее выносливую даму. Дэгэ, конечно, не меня же.
  За ночь мы удачно объехали призрак Кумата, где мое чутье не заметило окаянных. Трудное время у княжны, раз до сих пор не готова замена Теневому служителю. А может, она все еще не знает о судьбе своей засады на Артена? Зато князь в курсе, Лемар уже давно в столице. Вот черной княжне и новый повод для недовольства.
  От Кумата рабский тракт забирал севернее, поскольку ров можно было пересечь лишь в одном месте, где рана земли достигала скал и смыкалась. Мы собирались принять южнее, как только позволит рельеф, хотя мой галчонок не раз повторял, что это бессмысленно. День после ночной скачки тянулся противно-вязкий, выворачивающий челюсть зевотой и склеивающий веки. Останавливаться близ тракта не хотелось, форма и рельеф долины не позволяли надежно спрятаться. Мы ехали, тревожно озираясь, задремывая в седлах и вздрагивая при очередном пробуждении. Наконец скалы справа отступили, давая возможность перевалить в соседнюю дикую лощину, плавно поднимающуюся к горному хребту, все дальше от опасной торной дороги. Лемар рассказывал, тут есть тропка, ею пользуются доверенные княжеские гонцы и разведчики. Он подробно описал ориентиры и даже отдал мне перстень-пропуск, обеспечивающий право прохода без объяснения обстоятельств.
  Заметив первый из указанных знаков - скалу в форме орлиной головы, смотрящей на закат, я объявила привал. Зимир принял коней и занялся любимым делом - обсуждением моей бесчеловечности, грозящей трещиной драгоценного копыта, растяжением плеча или запалом, от которого Борз, по моим прикидкам, мог пострадать лишь на корабле, в результате затяжного - не менее чем двухмесячного - плавания, от сырости и отсутствия нагрузок. Стоит ли говорить, что свое мнение я оставила при себе? Нет, конечно же. И так понятно - Зимиру оно не интересно, Дэгэ во всем слушает маленького хозяина, а Борз, предатель, не спорит с красавицей-кобылицей...
  Впрочем, мне этот конь дорог, а для Зимира рыжий - ожившая легенда двухсотлетней давности. Я представила себе будни бесподобного в Гриддэ: разномастные кобылы, бои с конкурентами, купания в песке, бараний жир на закуску, расшитая попона, экскурсии почитателей, победы в скачках... Друзей не бросают, но можно ли просить их выбирать одиночество и риск, когда на другой чаше весов - покой, счастье, продолжение рода, воздух родины... Может, там его место? Посмотрим.
  Устроив ночлег пары лошадей лучшим образом, маленький конюх торопливо поужинал сам и улегся спать. Устал, скачка не шуточная. Мои глаза тоже слипались. Распустив сеть чутья и настроив её на предупреждение об опасности, я удалилась в сон.
  По берегу моего озера бешеным вепрем курсировал Най. Опять траву вытоптал! Заметил, подошел, рявкнул, прожег бешеным белесым взглядом.
  
  - Где тебя носит?
  - Здравствуй, называется, - обиделась я, отодвигаясь. Умеет он людей пугать, что тут скажешь. Так и заикой недолго остаться. - В чем моя вина теперь?
  - Я второй день, тьфу, ночь, брожу здесь призраком. Что случилось в море? Днем в пустыне и так паршиво, да еще и невесть где эта беспамятная помирает! Мир она слышит, а я тут сутки ору во весь голос - пользы чуть.
  - Морская собака случилась, но все обошлось, - я действительно ощутила свою вину. - Извини, конечно. Не сказала. Да сядь уже, голова от тебя болит. Слышала я, слышала, но мы спешили отъехать от города и тракта, где могли быть окаянные и привала вчера в ночь не делали. А как ты узнал?
  - Короткий ответ! Случилась, значит... Как узнал? Обычно, - он буркнул почти успокоенно, потом снова завелся. - Можно подумать, я не снавь. Второго посвящения, кстати.
  - Ты просто устал. Еще раз извини, виновата. Не злись.
  - Да ну тебя! То я злюсь, то обижаюсь - что за глупости? Еще пожалей! И не устал я вовсе, - он разом выдохнул и погас. - Ладно. И жива, и не образумилась. Пойду, больше выяснять нечего.
  - Наири, погоди, - я догнала его, усадила на уютный пригорок. - Какой ты упрямый, араг! Вобьешь себе в голову что-нибудь и становишься невозможно несгибаем и непрошибаем. Даже для здравого смысла. Это опасно.
  - Не умничай.
  - Вот прошлый раз: и знал, что я тебе не враг, а все равно чудом не убил ведь! - Он дернул меня за локоть, впиваясь в руку так, что кости, кажется, хрустнули. - У-у, отпусти, железный человек.
  - Ты знаешь? - он с трудом разжал пальцы. Опустил голову на руки, потом резко вскинулся, заговорил совершенно другим тоном, в котором на фоне удивления читалось несказанное веселое облегчение. - Вот дела... мучился, не представлял, как сказать. Очень трудно носить такую вину, я совершенно извелся. Выходит - напрасно?
  - Не убил напрасно?
  - Может, и так, - буркнул он. - Интересно небось, скольких до тебя туда спровадил? Признайся, сильно обо мне мнение поменяла, как додумалась?
  - У меня не так много иллюзий, как ты считаешь. Полагаю, использовать хозяйку ради получения пищи или убаюкивания бдительности ты мог, не задумываясь. И опыт соответствующий имел. Мнение... На тебя возле этих гнусных 'радостей' разок глянуть - и готово мение. Сам говорил: 'буду псом верным до конца дней', - я усмехнулась, он согласно кивнул. - До конца моих дней, ведь так? Клятва без обмана, но насквозь фальшивая.
  - Да.
  - Дотянулся бы до кинжала...
  - Да.
  - Опять за старое?
  - Да, - он поднял голову, светлые глаза смеялись. - Я очень рад, что не дотянулся. И что ты меня понимаешь. И что не держишь зла.
  - Вот и ты не сердись. Как степь?
  - Паршиво, - ссутулился разом, устало стер с лица пыль, словно снова очутился там, в полуденном загорном безводье. - Иногда не проходим и по тридцать верст в день. Трещины, ямы, жара, смерчи. Вчера влипли в дымное облако, земля внутри выгорает, бывшее болото. Местами корка висит - на вид прочна, а внутри пропасть. Кони еле живы.
  - Далеко еще?
  - Пару дней, думаю, промучаемся. Плохо, если больше. Воды почти не осталось.
  - Ты уж постарайся не заставлять меня так вот метаться по твоей пустыне, ладно? И будь повнимательнее, мир тебе шепчет, не отмахивайся.
  - Тебя саму доброжелатели не раздражают?
  - Сильно.
  - Так какого хрена, как ты любишь говорить?
  - Переживаю, - виновато развела я руками. - Ты уж поаккуратнее.
  
  Он кивнул и молча ушел. Я вздохнула и села, надувшись. Пойди пойми - то не скажи, этого не скрой. Не я же его убить пыталась, а сижу опять кругом виноватая. Между прочим, зря он думает, что я его понимаю. Мне очень интересно, убил бы он меня или пощадил, зайди все дальше. Может, я сама его только что чуть не прибила. Прежних хозяек небось обихаживал не с такой кислой рожей. Что я, уродина какая? А на лице было написано крупными буквами, как далеко от моей спины ему хотелось оказаться той ночью.
  Нахал! Вдвойне, поскольку умеет быть замечательно милым.
  Я пристроилась подремать и снова вскочила. То он одергивает - не лезь с советами, то чует невесть откуда, то злится на каждое слово. Траву мою до пыли вытоптал! У озера покоя не видать, это понятно. Пришлось идти к вишням, устраивать весну и тихо любоваться цветением. Помогло.
  
  Утро началось с очередной порции визгливых и цветастых стонов Зимира. Страшно нудный мальчишка, невыносимо. Полагаю, надо быть лошадью хороших кровей, чтобы поладить с ним. А я не лошадь - я подлая мучительница бесподобного Борзэ... ага, еще и не способная оценить своего безмерного счастья каждодневного общения с рыжим.
  Пришлось вздохнуть и поискать в маленьком зануде что-то хорошее. Это не так уж сложно: он расторопный и деловитый. Кони уже заседланы, вещи собраны.
  От головы орла мы двинулись к косой колонне, далее - в узкую щель, вдоль ручья, тропой светлых камней. Удивительно памятливых людей держит гонцами князь! Я уже начала путаться в порядке примет, когда из-за очередной скалы нам неласково посоветовали 'стоять и не дергаться'. Моя радость от встречи их сильно удивила. Впрочем, в лагерь нас проводили с характерными каменными лицами.
  Фирменный стиль у них такой: капитан гвардейцев оказался смугл, сух, почти стар и словно выточен из монолита спокойствия. Мягким движением он пригласил меня сесть, внимательно глянул на мальчика.
  
  - Молодой воин может отдохнуть, - монотонно предложил-приказал, указав взглядом в сторону дальней палатки. - После обеда я позволю ему включиться в дозор, обходящий верхние посты.
  - Благодарю, - гордо поклонился Зимир и покинул нас. На меня он даже не взглянул.
  - Вы шли по нашим знакам, госпожа, - так же утвердительно продолжил воин, в котором я с полным основанием подозревала кровь илла. - Мои люди следили с полудня. Кто указал?
  - Я нуждаюсь в помощи, - не ответила я, протягивая перстень. - Хочу взглянуть на ров вблизи, а затем мы с мальчиком двинемся в степь, провожу его домой.
  - Перстень Первого капитана, - кивнул воин. - Он отдавать таких вещей зря не умел. Вопросы не предполагаются, но все же: Вы, возможно, знаете уже, кто теперь Первый?
  - Лемар. Только не спрашивайте, как он выжил. Знаю, но не скажу, он и сам теперь в столице невесть что твердит.
  - Приятная неожиданность, - он даже улыбнулся уголками губ. - Мне всегда казалось, он слишком любит жизнь, чтобы уйти так рано. Могу я узнать другие новости?
  - Приятные? Пожалуйста. Катан-го казнен по решению наместника Вальмита, - я все отчетливее замечала в лице капитана слишком знакомые черты. Не может мир быть так тесен! Хотя этот - может.
  - Вас смущает мой вид? - усмехнулся он, замечая назойливое рассматривание. - Не любите илла?
  - Просто невозможное сходство... Вам знакомо имя Годей?
  - Мне знакомо мое родовое имя, - он стал сух и насторожен. - Вот откуда оно известно вам, госпожа? Я обязан задать этот вопрос и имею основания требовать ответа.
  - Тиннара, или Тин. Если в прежней жизни у вас были жена, бруса из селения Серебряные ивы, сын и репутация лучшего мастера седел и сбруи, то я просто не знаю, что и сказать.
  - Все было, - сухо усмехнулся он. - Ничего не осталось. Ни жены, ни сына, ни дома, ни людей, знавших о них.
  
  Я поднялась, извинилась и покинула палатку. Свистнула Борза, он тотчас прискакал, с явным удовольствием и без видимых усилий таща на узде одного из гвардейцев. Здоров, забавник мой! Узду я сняла, а рыжего напутствовала поощрительным шлепком по шее. Мол, прав, чужих кусать и таскать не запрещено. Видели бы вы 'обломки' каменного спокойствия гвардейца - сами бы пришли в восторг!
  Я насладилась зрелищем - увы, мимолетно. Быстро вернулась в палатку, села и молча положила на войлок рядом с Годеем подарок Дари. Сперва он не понял, потом поднял, присмотрелся, дрогнувшие пальцы пристально ощупали кожу, рельеф серебряных бляшек, уверенно пробежали по швам. В положенном месте нашарили клеймо. Я довольно кивнула.
  
  - Ваш сын, славный Годей, счастлив более, чем многие другие. Он удачно бежал близ Дарса, едва не погубив случайного селянина. Был продан тому дешево, что оправдывалось правом мести.
  - В чем же счастье? - хрипло спросил Годей, теряя остатки спокойствия. - Его рабство пришлось на одно время с гибелью жены. Тогда я и остался один. Пошел мстить, а оказался нежданно тут.
  - Я не говорила никому названия, но вам скажу. Агрис. Это единственное селение в Карне, где бесполезно искать рабов. Дари выплатил свою цену, как у них принято: бывший раб по первой осени устраивает праздник и кормит все село. У вашего сына большой дом, пять десятков голов только крупного скота и отличные кони. Жена - местная, из Агриса. Детки, трое, две девочки и младший, сын. Пожалуйста, не бойтесь верить в мои слова. Ваш Дари не сделал бы такой узды в рабском ошейнике. Тем более - не мог бы отдать дорогую вещь мне в подарок.
  - Агрис, - он повторил задумчиво. - Слышал раз. Кажется, довольно далеко отсюда на севере, у Мутной.
  - За Дарсом, еще немножко проехать на север, через большой тракт и вдоль Гнилого, как его теперь зовут, леса. Потом через реку. Вы мне предоставите узду взамен этой?
  - Конечно, - он порывисто смотал повод, прибирая подарок. - Действительно, мир тесен. За рекой искать не придется?
  - Его все знают. Лучший друг старосты, мировой судья и Боги одни знают, кто еще. Только будьте осторожны, не привлекайте внимания окаянных к селу. Жителям, если что, бежать некуда.
  - Значит, не скоро я там окажусь, - он снова принялся рассматривать узду. - Мне от княжны приговор за убийство окаянной - смерть. Меченый я, войду в Карн - сразу ближайшая видья прознает. Один раз Первый капитан, еще прежний, до господина Тэйлана, спас. Второго случая может не быть, слишком приметный я для них. Но уж не более, чем такая наглая снавь, конечно.
  - От вас трудно скрыть что-либо, это фамильная черта, - рассмеялась я. - Но как?
  - Больше ничто не могло спасти Лемара. Да и коня ты позвала еще из палатки, уж в лошадях меня не обманешь. Наконец, кому еще интересно смотреть на ров? - он почти развеселился. - Идем, покажу эту язву. По дороге и поговорим спокойно.
  
  На выходе из палатки я снова обнаружила Борза, картинно несущего голову и парадно фиксирующего каждое движение короткой рыси, словно в манеже. Он, как заправский телохранитель, гонял от палатки всех, даже случайно идущих мимо. Увидел, подобрался, встал живой картинкой, кося бесовским глазом. Хорош я? 'А то!' - как любит говорить Дари...
  Ох, нельзя поощрять дурные наклонности скакуна. Двое поодаль явно ожидали капитана, но повторить попытку пройти мимо моего рыжего стража не решались. Один тер укушенную руку, второй тихо шипел, прижимая ладони к животу. Пришлось усовестить расшалившегося хулигана и обратить его внимание на дальний луг, где паслась Гир-дэге, раздраженно поглядывая на пару местных коньков, слишком назойливо ухаживающих за пришлой красоткой. Мы с Годеем пронаблюдали короткое побоище с заранее известным результатом.
  Дэгэ тоже смотрела, иначе для кого он так старался?
  Дождавшиеся капитана коротко доложили свои дела, и мы двинулись узкой северной тропкой, крутым серпантином ссыпающейся меж скал. Миновали наблюдателя, одолели второй, почти отвесный, обрыв, страхуемые гвардейцами. И двинулись дальше, по более пологой и приятной дорожке, видимой одному Годею. Без него я бы тут ноги переломала!
  Притормозив и дав мне время отдышаться и обвыкнуть прыгать по камням, он продолжил разговор.
  
  - Сын не пытался вернуться в степь?
  - От семьи-то? Нет. Говорил, в степи жизни нет, да и заставы миновать не просто. В Агрисе очень хорошо, там много илла, есть и брусы, и пара арагов. Живут дружно. Староста Римах замечательно добрый человек и умница.
  - Староста? - рассмеялся илла. - Тиннара, я при дворе жил совсем недолго, когда учил парному и групповому вооруженному бою гвардейцев стражи. Но даже мне известно, что существует род Агрейн, издревле имеющий права на земли у гор. Римах - имя не для селянина, тебе самой не послышалось созвучие с княжеским? Да и Агрис - сама понимаешь, что означает название. Усадьба рода Агрэйн, именно так. Их и не трогали особо, чтоб с родней Карна проблем не затевать. Все же и для окаянных есть разница: селянина пожечь или князя в двадцать - невесть каком - колене...
  - Вот медведь скрытный, - обижено буркнула я. - Хоть бы словом обмолвился. Да и ваш сынок, уважаемый, не лучше. Интриганы деревенские! Хорош седельник, я сразу оценила, как он кнут держит.
  - Да, он воин, - гордо кивнул Годей. - Я ведь двоюродный брат нанешнего Агимата. В степи две школы боя, если слышала.
  - Слышала, господин Агимат работает с оружием.
  - Агимат - это не имя, это титул, - поучительно сказал мой спутник. - Означает 'клинок дракона'. Древняя школа, по легенде её основал чуть ли не сам дракон, живущий уже много веков среди людей. Как и школу Юлла, - он тогда разделил свои познания. Учитель спустился с гор Драконьего кряжа, а потом люди все забыли и глупо зовут горы Змеиными. Даже водопад ваш священный, он имеет подлинное имя 'Радужный дракон', так говорят старики в степи. Правда, окаянные хоронили легенду последние две сотни лет с удивительным упорством. Раньше многие помнили, а теперь - единицы.
  
  Я споткнулась и тупо уставилась на камни. Нос разминулся с ними благодаря проворству Годэя. Повисев в полусогнутом положении, прихваченной за шиворот его сильной рукой, я кое-как отдышалась и выпрямилась. Эльф. Ага, он живет долго. Он, видите ли, 'кое-что понимает' в боевых искусствах и оружии. Задушила бы скрытного гада, но едва ли управлюсь...
  Мысли метались, как перепуганные куры. От шума в собственной голове я даже зажмурилась. Риан - дракон! Дожили. И где его хвост? Клыки, крылья... что там еще полагается иметь нормальному дракону? Изворотливость? Любовь к золоту? Умение летать и дышать огнем? Н-да, странный дракон, не соответствующий общеизвестным в моем прежнем мире приметам...
  Боги, сжальтесь, пошлите хоть одну умную мысль!
  Я хихикнула. Ящер недобитый! Как же он ловко уворачивался от расспросов. Вдох-выдох. Ночью заловлю во сне и изругаю, как пожелаю. Спорим, он там бывает, да еще и тайком от меня?
  
  - Этому дракону патлы бы его сивые повыдергать, - мстительно прошипела я, наконец обретая дар речи. - Я горожу глупость на глупость, твержу про Феникса, про корни мира. И что? Он молчит, как на допросе. Будто имени Радужного не помнит. 'Оно слишком длинное'. Ага! А я, опять же, ломаю голову: почему Дари, Яниза, Лемар, Наири и наверняка вы, уважаемый, имеете сходные приемы боя и движения. Да еще те же самые, что он вбил в мою голову! Уж не говорю про поклон!
  - Ты его видела, - он остановился, обернулся и произнес с нехарактерным для себя священным трепетом. - Учитель жив.
  - Жив, что ему сделается. Сидит в своем болоте и молчит, самый упертый интриган! Небось теперь уже и не сидит, в Агрис двинулся, был у него такой план. А Лемара наставляли вы?
  - Да. Здесь школа капитанов гвардии, - он продолжил путь, снова становясь спокойным, и заговорил размеренно. - С него начинал, мальчику лет шесть было, когда князь привез. Его окаянные совсем со свету сжить надумали, Тарпен Карн прятал обоих - и родного сына, и этого... приемного. Четыре года он прожил тут, иногда выбирался в Римас или в степь. А теперь учеников стало больше, но таких, увы, нет. Ладно, и других гоняю по сухой степи, смотрю, кто чего стоит. Учу доверию и преданности. Работа очень тонкая, сложная, но князю нужна помощь и я делаю все возможное. Не думал, что стану уважать 'повелителя Карна', а ведь сам принес ему присягу. Три года назад я искал в степи Агимата, но с ним беда. Говорят, окаянные буквально охотятся на родича. Он исчез, скрывается. А еще я навещал Юлла, пригнал ему баранов, привел пару коней. Просил помощи в обучении, но он отказал. Спесив, заносчив, самовлюблен. На золото падок безмерно. Губит школу, требуя почитания и возвышения себя, великого и непобедимого. Сыновья не лучше, все трое. А вот девочка - другое дело. Кстати, её имя Яниза. Говорят, окаянные давали Юллу за дочь в качестве наставницы храмовников неограниченный доступ к воде и деньги, сумма непомерная. Он не продал только потому, что считал её бесполезной. И правильно - девочка не станет работать с дрянными людьми. Отослал недавно сына, тот передает мастерство боя храмовым стражам в Кумате. Добровольно.
  - Выходит, Юлл позже продал дочь, Потому что мне точно известно: она попала в руки княжны и готовилась для утех её ненормального братца по особому поводу, - я добавила, поясняя. - Князь спас, а Мар умудрился жениться на следующий день. Говорят, пока они выясняли отношения, пострадал дворец. Официально Лемар будет утверждать, что жена погибла, но все несколько сложнее.
  - Давно меня никто не удивлял так сильно и многократно, - улыбнулся Годей. - И приятно. Теперь я спокоен за школу Юлл. Да и за мальчика. Женщины всегда крутились вокруг красавчика Мара, но он их почти не замечал. Девицы знали, что он обречен на смерть, и что беден - тоже, да к тому и княжною преследуем. Он умница, не таит злости на людей за их слабости. Насколько я знаю, наша чернейшая была в свое время без ума от Лемара, отсылала цветы, писала ему, изводила девиц, глянувших на этого зеленоглазого хулигана. Года два надеялась на что-то. А с тех пор люто ненавидит.
  - За безразличие к своей красоте?
  - И за то, что совершенно не поддается влиянию. На её горящий взгляд и достойные люди летят, как мотыльки к огню. Без памяти, без разумения, не надеясь уцелеть. Себя предают, друзей отдают на муку, клятвы нарушают, - тяжело вздохнул Годэй. - Мар князю сказал, что обязательно сходит к Жи на свидание. Чтобы знать, стоит ли он места капитана. Риннарх аж рычал от злости, не пускал. Потом смирился. Правда, Рыся своего любимого чуть не под дверь запихнул. Боялся, мальчик её совершенно разозлит, и, в общем, был прав. Тэйлан сказал ей, что обожает, кажется, рыженьких. А Эмис по весне твердил, что без ума от брюнеток. Шалопай.
  - У Янизы такие удивительные волосы, пепельное серебро. Теперь он уверен, что нашел свой цвет.
  - О да, помню, - глянул он с хитрым прищуром. - Значит, и её видела. Кстати, мы почти пришли. Я не хотел бы выходить из-за скал, зрелище угнетает душу. Может, ты увидишь больше, чем пламя во рву, попробуй. Буду ждать тут.
  
  Я кивнула, невесть зачем поправила пояс и проделала оставшиеся шаги в одиночестве. Рядом с Годеем сознанию было так удивительно спокойно, что теперь я ощутила себя беззащитной и голой.
  Рельеф скал резче обозначился, затем потек багровыми всполохами, с каждым шагом все более тревожными и угрожающими. Наконец я вышла на кромку каменной равнины, плоско выструганной сразу за воротами скал. Ров кривым шрамом пересекал лысую долину, упираясь на севере в невидимую отсюда гору. Над ним клубился темный дымок и чувствовалось то характерное, угнетающее сознание отчаяние, о котором говорил Годей.
  А еще тут чуялась печать зла, в которую Адепт вложил свою непомерную силу. Мне было больно смотреть на ров, невозможно тяжело подойти к его краю. Змеи Лемара или изуродованная морская собака были шуткой рядом с ЭТИМ. Наверное, он так же опечатал реку. Только там его умысел не давал воде пробиться на волю, а здесь - не позволял огненной язве зарубцеваться, срастись, отпустить в глубины огонь недр.
  Впервые я ощутила полное бессилие исправить и изменить хоть что-то. Ни в одиночку, ни объединив усилия, снави не смогли бы распечатать его проклятие и погасить злую волю. Я задумчиво постояла на краю, надеясь найти хоть какое-то решение, но тщетно. Пошатываясь, побрела обратно. Провал жадно пил мои силы, вытягивая их помимо воли. Печать жила своей жуткой жизнью.
  Я буквально свалилась на руки Годея и почти не помню обратный путь. Остаток для прошел в тусклой болезненной мути полузабытья. С закатом я отослала Годея на встречу с сыном, хотя бы во сне.
  А сама, почти бодрым от растущего веселого бешенства шагом, направилась искать в измененном мире этого бессовестного партизана, обозвавшего для конспирации драконов непонятным словечком 'айри'. Нашла, конечно же. Он, видите ли, не снавь, он, знаете ли - шипела я, - по чужим снам не шляется. Ага! Он кота за шкирку - и некогда мой, некогда гордый и независимый серый-полосатый на задних лапках... исполняет. Вообще-то я подозреваю, этот тип и без кота может. Хуже того, сегодня я начинаю догадываться, кто меня дозвался - не считая Мэйджи. Наивно, маловероятно, бездоказательно - но если найду партизана в своем сне...
  А ведь пришлось искать - и усердно.
  Он не думал отзываться на крики и угрозы.
  Молча и задумчиво устроился у древнего алтаря за моим сосновым бором, там, куда я не любила ходить в своих снах. Сидел и вслушивался в нездешнее. Спрошу в чем дело, ведь ни слова не скажет по существу!
  Я сердито фыркнула. Бродит, где захочет, потому и с котом моим сошелся. Вот устроился в лесу моего сна, и за руку его сюда никто не доставлял. Он и не снавь, и даром не владеет, и никуда не ходит... только бывает везде и знает все. Попробуй из него это 'все' вытряси! Потому я и подозреваю его невесть в чем. Не люблю тихушников. Но - его Наири уважает, а это чего-то да стоит...
  
  - Старый ящер? Привет тебе от учеников.
  - Что? - он вздрогнул, удивленно глядя на меня. - Ты тут откуда?
  - Я? Откуда ЗДЕСЬ я? Это мой сон!
  - Ты редко ходишь в эту его часть, - вздохнул он. Знает. - И тут не сон. Тут моя память, таким был Рассветный бор. Я наблюдал большинство деревьев с их рождения. От шишки, с проростка желудя... Вот и забредаю иногда полюбоваться. Стариковское, знаешь ли. На воспоминания тянет. Взять хотя бы тот дуб...
  - Ага, сейчас всхлипну и забуду, зачем искала, так? Не надейся! Про дуб в другой раз расскажешь. Я въедливая.
  - Но попробовать стоило, - прищурился вредный эльф, то ли радуясь моей догадливости, то ли расстраиваясь срыву своих планов отмолчаться по-простому.
  - Попробовал. Поехали дальше! Как некрасиво лгать, дедушка, - укорила я его, возвращая разговор к прежней теме. - В этом мире сказок нет, и единорогов нет. И колдунов нет.
  - Нет, - удивленно кивнул он, изо всех сил не понимая меня. - Тиннара, а где ты так руку сожгла?
  - Опять? - я уже готова была душить его, а мой эльф лишь насмешливо щурился, явно изобретая новый способ отвлечь меня. И ведь у него может получиться! Ловок, ящер. - Единорогов, говорю, нет. А драконы?
  - Скоро, наверное, не будет, - сокрушенно вздохнул он, сразу грустнея. - Кто рассказал?
  - Кузен Агимата. Как ловко ты меня провел - 'айри', значит.
  - Извини, но нас действительно так зовут. Это не обман. Хорошо, не шипи так шумно. Это почти не обман. Айри уже не драконы. Мы ими были раньше. Скажем так, в первой части жизни. Я хотел как лучше.
  - Догадываюсь, ты по-другому и не можешь. Риан, вот поясни мне, убогой, как вообще возможно жить в мире драконов и ни разу их не заметить? Ладно я, но все остальные?
  - С нашими глазами? - вздохнул он. - Ты и солнышко видишь как желтенький кружок, а оно совсем другое. Я помню. Сам видел, пока жил крылатым... ящером. Драконов можно рассмотреть, лишь когда они хотят этого. А они никогда не хотят, им люди не интересны. Особенно с тех пор, как появился Адепт, исказил многое, его зло накрыло мир внизу пеленой. Драконы отшатнулись в отвращении и удалились в незаселенные пустоши...
  - Подробнее, пожалуйста, с самого начала. Где твои крылья, где хвост и что там еще полагается?
  
  Он долго держал паузу, чтобы убедиться - отмолчаться не получится, и наконец виновато пригласил меня сесть. Вздохнул, словно опять оттягивая разговор, посмотрел по сторонам. Поводов для смены темы не нашлось. И тогда этот скрытный тип нехотя сдался и начал говорить.
  
  С незапамятных времен драконы, айри и люди жили, не пересекаясь, будто в разных измерениях. Век дракона насчитывает от пяти-семи сотен лет и выше - предел трудно определить, все зависит от многих обстоятельств. Молодой дракон имеет крылья, непробиваемую чешую, клыки - все как в сказке. К тремстам годам или чуть раньше он взрослеет и делает выбор. Жить дальше почти неразумным, но чутким, ящером или стать таким, как Риан.
  Дракон неуязвим, он воспринимает мир совершенно иначе, богатыми и разнообразными органами чувств, он летает, он может даже покидать атмосферу и довольно долго жить там, в холоде и мраке. Он обладает сознанием и памятью, но ограничен в их развитии.
  Айри, покинувшие по своей воле каменеющее тело ящера, лишаются многого. Неуязвимости, полета, уникальных органов чувств. Но обретают огромное долголетие, взрослый разум, полноценную память и способность к развитию. Обычно молодые выбирают жизнь айри. Сходство с людьми только внешнее, общих интересов нет. Айри не пасут стада, не выбирают правителей и не интересуются торговлей, они не болеют, не страдают от засух. Их очень мало, живут они несколькими поселениями в горах Драконьего кряжа. У айри есть наука, давно вернувшая им возможность летать. Есть удивительные технологии.
  Только сами они другие, закрытые и холодные, будто погасшие после потери драконьего полноцветного восприятия мира и его яркой и веселой жизни, полета и любопытства.
  Очень редко кто-то из айри приходит вниз, в мир коротких жизней. И удивленно находит тут богатство, неведомое прежде - дружбу, верность, любовь, надежду, забытое любопытство. Долгожители, как уже говорилось, очень скупы на эмоции. Наверное, многое объясняет их бесконечный век.
  А потом айри, пришедший в долины, начинает ощущать присутствие души мира, более склонной замечать проблемы бурно живущих людей, чем собственных холодных соплеменников. Тогда он остается в долинах.
  В горах о душе знают, зовут великим драконом Релата, иногда просто Великим. Говорят, он управляет обстоятельствами, говорит с Богами и распоряжается судьбами людей. Для этого и проходят посвящения снави, избранные им и получившие доступ к обучению в сонном мире, где сосзнание изменео, грани яви и нави тонки, и можно сполна ощутить приближение к Великому.
  Именно он выбирает среди детей, видящих сны, тех немногих, кто действительно готов помогать прочим живущим, не требуя платы, не рассчитывая на благодарность и не желая славы. Некоторых допускает менять мир самостоятельно и всерьез, но лишь прошедших второе посвящение, порой уносящее жизни.
  
  - Великий сам может умереть? - спросила я в лоб.
  - Все приходят и уходят в свой срок. Но этот уже умирает, и спасения или замены ему не будет, он отрезан от мира, - грустно ответил Риан. - Драконы не слышат моих просьб о помощи, я слишком долго жил внизу, они забыли и сочли чужаком. А ведь могут изменить все к лучшему! Только им под силу проникнуть в заточение Великого и вернуться. Отсюда, из сна, чуть ближе. Я пробовал несколько раз добраться... невозможно.
  - А попросить помощи?
  - Ты туда дорогу не знаешь. Айри способны уговорить драконов, но не хотят. Хуже того, строят корабль, называемый ими 'Средоточение жизни', чтобы покинуть Релат, им до других дела нет, пусть хоть все вымрут. Только айри нет жизни в ином мире, я знаю. А они не верят. Говорят, применена совершенная технология.
  - Боги быстро выветриваются из головы ученых, - кивнула я. Задумчиво перебрала наши прежние беседы, выискивая недосказанности. - Значит, оползни после гибели Сиртэ были вызваны не её смертью, а изоляцией Великого.
  - Дотошная ты, аж противно, - сморщился он. - И памятливая. Да.
  - Ты сразу ушел в горы и обратился к родичам в первый раз. Какое облегчение! Не сердись, но я тебя подозревала одно время невесть в чем. Ты сильнее и опытнее прочих - и выжил один из всех. Мне показалось, это могло быть не случаем, а чем-то...
  - Осмотрительность и осторожность не грех, а благо, - влыбнулся Риан. - Доверчивость для снави - куда опаснее. Сиртэ была наивна. Очень добрая, молоденькая и уверенная, что в людях нет зла... Моя вина, не стоило допускать ей к второму посвящению.
  
  Он задумался и смолк. С тоской глянул на горы у Радужного. Я только теперь рассмотрела их за туманом у кромки сонного мира. И окончательно убедилась - он прав. Не сон это, а память. Так подробно придумать нельзя. Тут каждое дерево - живое.
  Я сидела, боясь пошевелиться и спугнуть разговорчивость моего обожаемого скрытного эльфа. Так приятно не выдумывать себе более глупостей о нем! Мол, раз не человек, раз живет почти вечно - мало ли, каких хитростей способен наплести. Стыдно. Хотя - он прав. Ощущая все полнее в себе силу снави приходится быть осторожной. Я и в прежней жизни не уважала фанатизма и слепой веры. Теперь я уверена: последний бой, после которого лес погрузился в болото, Риан пропустил, пытаясь докричаться до драконов и навещая родичей. Если бы его выслушали и поняли - не было бы боя.
  Пауза затянулась и я заподозрила, что наглый эльф уворачивается от разговора. Все же он ловок в умалчивании. Отвлекусь - встанет и тихонько уйдет...
  Я пересела поближе и Риан фыркнул, явно читая на моем лице все перечисленные подозрения. В его возрасте и телепатия не нужна. Не так я и сложна для оценки, если разобраться.
  
  - Жду.
  - Заметил, - улыбнулся он. - Итак, мои родичи. Да. А они отказали. Твердили, что если не уйдут насовсем в новый мир, то уж наверняка успешно переживут катастрофу вне Релата. Спасибо сказали - за то, что предупредил, - он тоскливо глянул вдаль, на древний лес. - Когда умрет Великий, станет совсем невозможно выжить, и так будет долго. Огненный ров разойдется, сюда хлынет море. Будут извержения, горы станут разрушаться, пепел и пар убьют землю. После огня придет холод. Если кто и уцелеет, не ближе хребта Ака. Я все просчитал.
  - Ага, ты у нас очень умный, всезнающий даже, - кивнула я. - Только скрытный. Если припомнить прошлые слова, выйдет, ты недоговаривал по крайней мере трижды, но более всего... Старый ящер, что за тайну мне не положено знать про жемчуг?
  - Это очень грустно.
  - Риан, уже и так грустно. Я видела ров, и мне с ним ничего не сделать. Ни мне, ни нам всем вместе. Я посмотрю на княжну, но тоже не надеюсь на лучшее.
  - Посмотри. Может, обойдется, - он выглядел совсем потерянным.
  - Ладно, - я поняла, что большего из него по этой теме уже не вытянуть. - А у тебя там, в горах, есть семья?
  - Мы создаем семьи еще драконами, и то редко. Жизнь айри совсем другая. Может, это и делает нас такими холодными и безразличными, - пожал плечами он. - У меня была жена тут, в нижнем мире, давно.
  - Так и возникли араги, - мой голос прозвучал повествовательно.
  - Глупости! - возмутился он вполне искренне, прямо ожил на глазах. - Хотя в их жилах явно течет кровь айри, но это началось задолго до меня. Моя жена, кстати, была арагни.
  - Значит, не совсем глупости, - довольно кивнула я. - Ты так хмуро глянул на Наири при первой встрече... Я невесть что подумала. Мол, не родня ли?
  - Нет. Все мои ушли задолго до появления окаянных. Удумаешь такое, что другим и в голову не влезет, - он уже успокоился и ворчал привычно, без раздражения. Вздохнул тяжело. - Нет конечно, и - да. Похож он на моего старшего. Такой же упрямый и светлоглазый. Юллин основал школы и додумался разделить мой опыт боя надвое, малыш не особенно верил людям. Имел основания: он однажды, путешествуя далеко на юге, чуть не потерял семью. А еще он говорил, что мне будет легче без них, если останутся хоть 'школы дракона'. Так они и стали в шутку соперничать - он и Агимат, единственный настоящий друг. А принявшие школы оставили имена основателей за новыми учителями. Сперва добавляли 'второй Агимат', 'третий Юлл'... а потом перестали. С веками многое забылось.
  - Нынешний Агимат все помнит.
  - Знаю. Я чувствую его, и второго тоже, старшего брата. Зато принявший школу Юлл оказался ничтожеством.
  - У него есть дочь, утешься. Та еще девица, учит пиратов Индуза, команду Силье Бэнро. Она тебе понравится, - я зажмурилась и усердно представила Янизу. Риан довольно усмехнулся, явно бессовестно считывая образ. Ладно, тогда и мне можно повыспросить еще пару глупостей. - А как айри ты кто? Ну, историей занимался в горах, картины рисовал...
  - Совсем не угадала, - довольно усмехнулся он. - Я мастер, хотя там это называлось иначе. Рассчитывал основы движения и силовую установку для корабля, который эти убогие потом назвали 'Средоточение жизни'. В них осталось слишком мало любопытства, зато накопился непомерно большой страх преждевременной смерти. Ценят свое долгожитие, хладнокровные. А я хотел увидеть новые миры. Собственно, так мы и разошлись постепенно, и меня дорога вывела в долины.
  - Да, вот уж никак не ожидала... Кстати, у меня тоже техническое образование, хоть куда мне до звания мастера! Работала в том мире дизайнером.
  - То-то память подозрительно цепкая и логика слишком для художника в порядке, - скривился он. - Тебе трудно недоговаривать. Да и я так долго молчал, что почти разучился...
  - И не тошно тебе тут, среди дикарей?
  - У всех разное представление о дикости, - буркнул он. - Хотя порой действительно не хватает собеседников. Зато я от скуки научился ковать, хотел восстановить и продвинуть мастерство, используя знания айри о металлах. Этого показалось мало, пошел смотреть, как работают мастера долин. Какие уж там дикари! Вещи айри холодные и пустые, а у них в клинки душа вплетается. Увлекся я оружием, прямо заболел. А потом дело захватило, и у самого они живые со временем стали получаться, не всякому и отдать можно. Мои клинки не остаются у наследников, их принято возвращать.
  - Такие можно доверить только белоглазым демонам, - подсказала я. - И первым так назван был, конечно, твой Юллин.
  - Привередливый он оказался, - кивнул Риан. - Дважды возвращал мне заказ в переделку, небывалый случай. А третий принял сразу. Юлл говорил, когда его клинок в большом бою поет, время останавливается. Еще говорил, что меч до темной крови жаден и звал его Жнец. Правда, потом этот меч никому уже не отзывался. Я пробовал давать нескольким новым Юллам - не ложился им клинок в руку... тоже - привередливый.
  
  Я притихла, не решаясь прервать повисшее молчание. Риан ушел куда-то глубоко в себя, явно в прошлое, даже выглядел изменившимся и вроде выцветшим. Впрочем нет, просто морщинки у глаз почти стерлись. Сон позволял приметить, что стал он отчетливо моложе, волос явно потемнел. Поймав мой оторопелый взгляд, долгожитель чуть усмехнувшись тряхнул головой и стал прежним, привычным. Зато я все моргала, ошарашено пытаясь поймать ускользающее видение на миг мелькнувшего у края сознания светловолосого арага, очень напоминающего известно кого. Только взгляд более спокойный, внимательный. Хотя араги, а тем более - дети дракона, живут долго. Может, и бешеный Най со временем остепенится.
  Я снова пригляделась-вчуялась, окончательно убеждаясь, что сон, конечно, мой, но вот яркое, зримое воспоминание чужое, Риана. Не зря он так хмуро на Ная смотрел.
  
  - А как ты выбираешь оружие для воина? - подозрительно уточнила я. - Вот тому же Наири, порылся в своем сундуке в потемках и раз - достал...
  - Какой в руку прыгнет, ошибки случаются редко. Особенно когда пришедший и как боец хорош, и человек стоящий, - пожал плечами долгожитель, с подозрением рассматривая свою ладонь. - Только с вами обоими все чудно получается. Кто твоего арага первый назвал белоглазым демоном?
  - Дари, кажется, - я попыталась восстановить родословную. - Сын брата нынешнего Агимата.
  - Не кажется, - почти сердито бросил он. - Я этого Годэя долго выспрашивал, как до Агриса добрался, всерьез он сказал или так, сравнил-польстил. Твердит - всерьез. Вот я сижу теперь, как ты сказала, старый ящер, и думаю: до какой степени всерьез, если мне Жнец в руку лег? Так и отдал, не глядя, только потом посмотрел мельком и понял, что его. Поздно было отнимать. Думал, сам вернет, не придется по руке... но - снова вышло не по-моему, а совсем наоборот.
  - Ой-ой... - удивилась я, он кивнул и отвернулся. Пришлось виновато сменить тему. - Значит, ты у нас мастер... хорошо, удачно. Выходит, именно ты обязан внедрить в голову Карна идею Академии, если Великий вернется! Ну, особого места, где из молодых дикарей делают мастеров. Даже не спорь, дело решенное, будет тебе, с кем поговорить. К тому же у людей с любопытством все нормально, хватит уже на телегах кататься. И довольно темнить, ты ведь постоянно читаешь мои мысли?
  - Нет, только общие картины, образы... Как иначе можно говорить с драконами? И читаю, и посылаю. Правда, я давно не говорил с крылатыми родичами и отвык от мысленной речи. Они слов не хотят слушать, языков не учат, но обладают огромным талантом понимания сути. Да и другие существа... - замялся он. - Это тебя обижает?
  - Нет. Меня зверски злит то, что временами из тебя надо клещами вырывать даже незначительные фрагменты ценных сведений. И обидно, и стыдно. Вроде я злодейка, с ножом к горлу лезу...
  
  Он насмешливо прищурился, разворачиваясь ко мне. Ага, нашла, кого пугать ножиком. Зато позабавила, это видно. Он явно оттаял и окончательно убедился, что скрыть нечто самое-самое удалось. Вижу - и не могу вытянуть. Хоть плачь. Впрочем, глупости. Не стану я истерики закатывать, раньше надо было практиковаться в этом женском искусстве. Засмеёт...
  
  - Ладно, разобрались, - грустно признала я срыв нового этапа допроса. - Как кот?
  - Отлично, ему-то что. Изгнал выдру.
  - Ты не переживай слишком, хорошо? Загадки, тайны, совпадения - пусть их, не страшно. Сам говорил, я везучая.
  - Слышала?
  - Да. Смотри на все проще, обойдется. Не стоит так изводить себя. Тот же Най все это время думал, как сказать мне, что чуть не убил у озера. А ты будешь думать, как не сказать...
  - Я постараюсь, - он чуть улыбнулся. - В прежнюю жизнь не тянет?
  - Нет. Даже странно, но - нет. Там было очень много людей вокруг. Таких чужих, безразличных, по шаблону скроенных. Мы не успевали друг друга рассмотреть и уже бежали дальше, жили очень торопливо, наспех. И в то же время рутинно: день за днем, один маршрут, одно расписание. Я уже и не всматривалась в окружающих. Здесь все меняется ежедневно и с утра нет уверенности даже в сегодняшнем вечере, но люди куда ярче и живее. Это подарок вашего дракона, научившего меня видеть то, что раньше оставалось незамеченным и неоцененным?
  - Да, подарок, - вздохнул он неопределенно, принимаясь за прежнее, то есть явно напуская свеженького тумана. - Ты же снавь.
  - Тут у меня так быстро образовались и друзья, и близкие люди. - Покладисто не заметила я его недомолвки. - Целый Агрис родичей, заботливых до...
  - Был, знаю, - охотно кивнул он. - Закормили, задарили, даже нагрузили советами.
  
  Мы посидели еще немного, перебрасываясь ничего не значащими фразами, я рассказала про морскую собаку. Наконец пришло время прощаться. Риан отпустил меня с явным облегчением. Я пошла прочь, напряженно размышляя, кто, кроме этого интригана, хоть что-то может знать про загадочную жемчужину в кармане моих 'сонных' джинсов? Он недоговаривать разучился, пожалейте бедняжку и упустите еще одну тайну!
  Подарок, как же! В своем стиле наш айри: тяжко вздыхает, туманно намекает - и замолкает.
  Наверное, ответ знает только Великий, но как к нему-то попасть на прием? Риан точно не скажет, хотя сам, ясное дело, во всю пытается пробиться туда, в неведомое и жутковатое заточение. Не зря ведь устроился на этом алтаре, используя без спроса мой сон и мой дар. Не зря он сказал, что дорогу я не знаю, следы путал. Ведь я тоже однажды была совсем рядом, - когда второй раз угодила в Радужный. Может, все действительно упирается в правильный выбор места? Тогда это место мне известно. Но пока надо доставить мальчика к родным.
  Утро уже вздыхало, потягиваясь лучами к горизонту, когда на мою поляну вывалился полумертвый араг. Беда с ним, да и только.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"