Уж сколько лет, а то и столетий минуло с тех пор, как жила в наших краях обычная семья, коих много и сейчас. Не бедных да не богатых, зато милостью божьей здоровых да любящих друг друга. Было в этой семье три сына и красавица дочь. Только стал Господь обходить милостью семью, словно осерчал на них за что-то. Видно, мало благодарили за добро его, а, может, слишком хороши были для сего мира, что решил Господь забрать их к себе на небо. Слег первым отец, и не успели схоронить его, как могилу для старшего сына рыть пришлось. Не успела мать оплакать их, как среднего сына отнесли в свежем гробу в сад мёртвых. Безутешна была мать, оставшись лишь с младшим сыном и дочерью, дни и ночи проводила на кладбище у милых могил, сетуя, что муж и сыновья покинули её в горе.
Незаметно подросла дочь и так хороша стала, что от сватов отбоя не было. Только матери никто угодить не мог: этот не достаточно богат, тот не достаточно пригож, третий живёт в соседней деревне. Но вот однажды пришёл к ним на двор господин в богатых одеждах - и собой хорош, и выкуп богатый давал, да и видно мил девичьему сердцу стал. С надеждой смотрят оба на мать, а та и спрашивает господина того, как далече он живёт. "До моего замка скакать семь дней, не останавливаясь для ночлега ", - ответил жених с поклоном. Опечалилась вдова - не свидеться ей больше с дочерью, коль даст она своё согласие. Опечалилась и дочь, опечалился и жених. Стало тихо на дворе. И лишь брат нарушил молчание: "Гляди, мать, как любы они друг другу. Неужто не желаешь дочери счастья? Клянусь тебе мать, что привезу к тебе сестру, когда бы ты того не пожелала". Поклонился жених и в свой черёд обещался не чинить жене никаких препятствий. Сговорились, сыграли свадьбу, и увёз господин свою молодую жену за реки, за леса, в свой далёкий замок.
Ой, не на радость, не на радость
Господь дарует дочерей.
Ой, люта долюшка досталась,
Поди не выплакай очей...
Ой, то на горе, то на горе
Господь дарует дочерей.
Проклясть бы их в своей утробе
Да обратить бы в сыновей.
Ах, Боже, Боженька за что же
Казнишь разлукой матерей?
Ах, Боже, Боженька по злобе
За грех карает матерей.
Ах, Боже, сущее проклятье -
Отдать кровиночку чужим...
Ах, в подвенечном дочки платье
Свою мы душу хороним.
Ой, так веками бабам сталось
Растить чужому дочерей.
Ой, сколь свекровь не обещалась
Да не полюбит горячей.
Не стой же, сватья, у порога -
Невестку забирай скорей!
Тебе ж, сынок, одна дорога -
Дочь привести моей милей!
Печальна стала мать, одиноко в пустом доме да и пособить по хозяйству некому. "Настало время, - говорит она своему единственному сыну, - привести тебе в дом жену, дочь послушную мне". Обещался сын будущей осенью сосватать трудолюбивую девушку и ввести в дом после Рождества. Да не пришлось. Слег он, как и отец, и как двое братьев его, да не поднялся уже. Безутешна стала вдова и мать, оставшись одна-одинёшенька. Возроптала на судьбу и, презрев все обычаи, схоронила последнего сына не на кладбище, а под окном своей спальни, где всякую ночь пеняла ему, что заставил отдать сестру за леса, за реки, куда конем без отдыха скакать семь дней. "Сынок мой меньшой, свет очей моих, пробудись от вечного сна, покинь свою могилу и привези ко мне сестру. Поднимись, иначе я вырою твоё тело и не предам его земле во веки-веков. О, Мать Сыра Земля, лиши его покоя, как он не дал его мне... "
Ни днём, ни ночью не отходила мать от окна, призывая сына. И вот в одну ночь, как уснула вдова, обессилив от стенаний, разверзлась земля под окном, выпустила на свободу мёртвого сына. Быстрее самого быстрого ветра понёсся он через леса, через реки, покуда не достиг замка. Хозяина не было дома, вышла к брату сестра в богатой парче и убранная золотом. Не признала в нем мёртвого, обрадовалась, хотела уже на стол собирать, да говорит брат: "Не время медлить, любезная сестра. Матушка желает видеть тебя. Я уже велел заложить карету". "Да неужто не терпит то до утра?" - всплеснула руками сестра. "С рассветом уже поздно будет",- отозвался брат, так и не выйдя на свет свечи. Сели они в карету, и понесли кони их быстрее ветра через реки и леса, к дому безутешной матери. Мелькают поля да леса, деревни да города за окном кареты, что и глазом не уследить, да тьма ночная всё скрывает, не ведает сестра, что не касаются ни кони, ни колеса земли. Лишь птицы дневные в ночи пробудились - кружат над летящей каретой и щебечут человечьими голосами, и слышаться стон в их перекличках: "Где это видано, где это слыхано, чтобы живая с мёртвым ехала..." "Что говорят они, милый мой брат? - тревожно вопрошает сестра в оконце, а мертвец на козлах бледнеет ещё больше. "Ослышалась ты, милая сестра, где ж это слыхано, где ж это видано, чтобы птицы по-человечьи щебетали? " Успокоилась сестра. Мчится карета дальше. И теперь уже звери кидаются под колеса и рычат: "Где это видано, где это слыхано, чтобы живая с мёртвым ехала..." Вновь задрожала сестра. Вновь успокоил её брат. Летят кони дальше. Уже родной дом близко. А птицы всё щебечут, а звери всё рычат, а травы всё шелестят, и старые деревья стонут всё одно: живая едет с мёртвым, живая едет с мёртвым... Дрожит сестра да помалкивает.
Подкатили ко двору, спрыгнул с козел брат, чтобы ворота отворить. Отворить-то отворил, а воротиться к сестре не успел - заслышал пронзительный петушиный крик: велел он мёртвому возвратиться в могилу. Ждать-пождать сестра, да делать нечего. Вылезла из кареты, повела лошадей прямо на родной двор, а там на коленях старуха стоит, из стороны в сторону покачивается. Подобрала красавица свои богатые одежды, подошла к ней, ласково молвила: "Что делаешь ты, бабушка, одна посреди нашего двора ночью?" Подняла на неё выплаканные глаза мать, ахнула: "Не признала мать родную! А стою я на коленях перед могилой твоего брата и день и ночь корю его за то, что отнял он тебя у меня... " Ахнула дочь её, затрясла головой: "Не может того быть! Брат мой жив-здоров, примчался ко мне в замок, чтобы привести к тебе. Сказал, что ты очень тоскуешь и желаешь видеть меня. Спешили к тебе всю ночь. Кони будто несли нас по небу, но с криком петуха мой брат исчез..." Голос её становился всё тише и тише, и тут схватилась красавица-дочь за сердце. "Великий Боже! - простонала она. - Я всю ночь была с мёртвым, с демоном ночи, с зэу... И птицы, и звери, и травы, и деревья предостерегали меня... Не может живой путешествовать с мёртвым, и мне не жить теперь... " Упала она к ногам матери, сложилась вкруг неё золотая парча, и испустила несчастная дух. Не вынесло материнское сердце утраты, слегла мать и не встала больше.
Богатый и гостеприимный некогда дом пришёл в запустение, - продолжала она, шурша юбками в сторону окна. - Сад порос сорняками и дёрном. Время, дождь и ветер из года в год точили камни, и не осталось и следа от некогда счастливой семьи. Лишь крест, водружённый соседями над могилой младшего брата, стоит и поныне. Говорят, что ночью можно увидеть подле креста тень сгорбленной старухи и услышать протяжный стон: "Сынок мой меньшой, свет очей моих, пробудись от вечного сна, покинь свою могилу и привези ко мне сестру. Поднимись, иначе я вырою твоё тело и не предам его земле во веки-веков. О, Мать Сыра Земля, лиши его покоя, как он не дал его мне... "