Annotation

     будущее, из которого мы возвращаемся

     ВОЛЬХА ОИН

     ДЖЕЙМС ХЭРИССОН

     Фантастический роман

     Запрещено для детей

     18+

     Содержит нецензурную брань

     Севастополь, 2025

     (C) Вольха Оин, Джеймс Хэриссон

     Посвящается Команде!

     – Всегда беспроигрышный вариант: команда, тайна и скандал… три составляющих, если хочешь, тысячапроцентного успеха!

     проф. Джон Румаркер

     – 2027 год! — конец… Всё чересчур сложно и на удивление просто, — полковник неотрывно смотрела на монитор своего компьютера.

     – Эй!! Да проснитесь же — замороженные хот-доги… Просыпайтесь же, чёртовы ледяные куклы!!

     Миша развернулась на своём мягком высоком стуле-кресле и, откинув полу форменного серо-оливкового френча, упёрлась рукой в бок.

     – Малеча, прекрати! Ты мне мешаешь работать, япона-мать… Оставь несчастного полковника в покое! Ты уже битых полчаса нещадно хлещешь его по щекам. Так ты всё равно ничего не добьёшься — разве что окончательно доконаешь его! И на этот раз точно: окончательно. Лучше как следует следи за индивидуальными показаниями мониторов — физитопы постоянно показывают перераспределение внутренней энергии с одного жизненного органа на другой: система скачет, точно сошла с ума! Отойти нельзя на минутку… И вообще, такое дурение системы может привести к общему сбою реабилитационной программы поддержки организмов твоих подопечных — и тогда они попросту передохнут один за другим как мухи в долбаной Пустыне! Ты меня слышишь, Лео?! Я с тобой на русском или на каком разговариваю?! — Миша покачала головой на упёрто отмалчивающуюся пэпээсницу и перешла на американский. — Чем измываться над тем, кто тебе ничем не может ответить, лучше побрей полковника. Смотри, зарос трёхдневной щетиной, а ухаживать за отморозками всецело твоя работа. Ты меня слышишь?

     Лео стояла над седым, крепко сбитым и безжизненно лежащим на лабораторном столе ФЗ-кабинета красивым пятидесятивосьмилетним сильным мужчиной с крылатой татуировкой на правом плече, по грудь укрытым тонким тёплым биоодеялом, и почти что с нескрываемой ненавистью смотрела на эти «древние криоостанки»… Рядом с распростёртым на столе совершенно безвольным телом живая и выносливая, как корабельная пеньковая верёвка, но очень уж хрупкая на вид девчонка с серьёзным и обиженным выражением лица казалась абсолютным подростком, взбешённым комком сухожилий, который готов от досадливой злости содрать кожу с этих полуживых мумий, уже целых два месяца валяющихся без памяти и пробуждения в одной из лабораторий её деда — профессора Румаркера.

     – Пусть лучше с меня живьём сдерут скальп в Казематах Форта, чем я ещё хоть пальцем пошевелю ради этой кучи трупного перегноя… Какого хрена?! — сержант постоянно перескакивала с американского на русский — особенно в ругательных выражениях, впрочем, как и все, кто здесь находился.

     – Того самого! — Миша сердилась, все последние дни сержант Румаркер своим неистовым безумством просто доводила полковника до нервного срыва. — И в Казематы Форта ещё успеется — за этим не заржавеет! Это твоё постоянное кредо: попадать! То на «кресло разборки» лично к генералу, то в его тюремные палаты… Так или иначе, это была ваша с профессором в абсолюте сумасшедшая идея разморозить «древних»! Хотя до сих пор не понимаю, почему профессор называет свой сугубо экспериментальный материал: «древние»? К примеру, этот биоматериал подопытных кроликов был запакован в криокамеры всего каких-то сорок лет назад… И, кстати, я была против их безусловно бессмысленной разморозки, и Танго была против! И если бы Чукки тебя не поддержала, вряд ли бы мы вообще взялись за это идиотское по своей феноменальной бессмысленности предприятие! Тоже мне, «сахарные мальчики»… Вот! Теперь имеешь на руках четырёх сопливых зомби-отморозков.

     – Зомби и без «отморозков» — отморозки! — Лео злобно зыркала на Мишу из-под своего «песчаника».

     – Без разницы, — полковник отвернулась и снова уставилась в монитор.

     – Да!! — пэпээсница сердито стукнула кулаком по стене лаборатории. — Это я упросила своего деда помочь нам с командой! И он предложил именно этот вариант.

     – Предложил?! Ухватился!! Ещё бы, ведь ты только и делала, что всё время скулила по своему Гэ́бриэлу Ха́ррису — легенде всех вьетнамских ветеранов, Робин Гуде шестидесятых-восьмидесятых, защитнике всех несправедливо униженных и обиженных и тэ-дэ, и тэ-пэ… А что Джон тебе ещё мог предложить? Какого-нибудь дряхлого столетнего миллионера с мозгами высохшей криомумии.

     – Я не скулила.

     – Без разницы!

     Выставив нижнюю губу вперёд, Лео надрывно засопела над своим вытребованным Робин Гудом:

     – Иногда мне кажется, я такой же фанатичный маразматик, как и мой дед.

     – Тебе только кажется, а другие за это расплачиваются… Черти тебя дери, Лео! Прекрати скулить, ядрёна воша! И твой дед не маразматик! Не смей так говорить о великом человеке! Джон — гений, просто обычный гений и всё. Такой же фанатик своего дара небесного, как и ты — необузданный фанатик всевозможных неприятностей, каких и придумать порой нельзя, если так вообще можно классифицировать твои бесконтрольные действия фатальной некросоцилии, — Миша раздражённо развела руками. — Иногда я совсем тебя не понимаю, Лео!

     Пэпээсница стояла у физистола всё с тем же расстроенным и хмурым выражением лица, не сводя напряжённого потемневшего взгляда с неподвижного лица своего молчаливого подопечного.

     – Я конченая, конечно. Но как ты, Миша, могла позволить себя уговорить?!

     Полковник немного смягчила тон своего властного голоса:

     – Лео, детка, расслабься… Это всего лишь неудавшийся эксперимент и ничего более. Что уж тут теперь поделаешь? Что сделано, то сделано! Мы всё равно в полкоманды имеем только половину шансов на успех нашего общего дела. И потому мы все знаем: нам нужна помощь настоящих парней — таких же полудиких и необузданных, как и ты сама… Они нам нужны, а не осозовцы или генокеры. А Команда «Альфа» — это не просто легенда: это по-настоящему проверенное, реальное везение и чистые человеческие мозги, не зараженные ни «серой слизью», ни ужасным наследием Последней Войны. Пусть даже они из прошлого — что поделать, если в настоящем не сыщешь больше стоящих парней, на которых можно было бы положиться в нашем непростом деле.

     – О, да!.. куда более стоящие, чем эта рухлядь… Чёрта с два!!

     Лео размахнулась и как следует врезала кулаком полковнику по небритой челюсти… Сила приложения удара оказалась куда сильнее, чем полагалось для удержания равномерного распределения почти что двухсотфунтового тела по рабочей поверхности физистола: мужчина перевернулся набок и свалился на пол — вместе с одеялом. Все щитки, приборы и кнопки постоянного компьютерного слежения за пациентом разом зашумели, недовольно защёлкали и замигали на панели монитора опустевшего лабораторного стола.

     – А-ааа… Чёрт!! Чёрт!! — Лео нервно запрыгала возле тела и пару раз даже пнула его по ногам.

     – Сила есть — ума не надо: старая неизжитая истина, — в лабораторию вошла Танго с небольшим подносом, на котором стояли четыре чашки парящего кофе и дюжина разносортных пирожных. — Хорошо всё-таки, что кухня рядом с ФЗ-кабинетом… Бисквит был только с черносливом!

     – Ненавижу чернослив!! Всё мне назло!!

     – Зато его обожает крыса Чукки, — Танго была сама невозмутимость.

     – Лео, — Миша нахмурилась, — ты отключила полковника от необходимого жизнеобеспечения, физитоп нервничает.

     – Чёрт с ним!! Надоело… Все мы покойники! Лишь с той несущественной разницей, что мы всё ещё дёргаемся, как куклы на ниточках в японском театре… Ненавижу чернослив!! Ненавижу всех и вся!! Ненавижу!! Ненавижу!! Ненавижу!!

     Усмехнувшись уголками тонких губ, Танго поставила поднос на стол:

     – Что? Сахарные леденцы никак не хотят размораживаться?

     – Да уже сто лет как разморозились, из анабиоза не выходят ни в какую, япона-мать! Ох, чувствую я, проснутся эти «сладенькие», будут у нас проблемы почище имеющихся, — Миша взяла поданный ей лейтенантом чёрный кофе. — Чукки там скоро выйдет от профессора? Что-то Джон её сегодня долго тестирует.

     – Да за мной идёт, задержалась на кухне — опять что-то доказывает старой духовке.

     – А что говорит Джон?

     – Как будто ты не знаешь, что обычно в таких случаях говорит наш дока! Что если бы мы все были, как она, мир стал бы раем: нормальнее Чукки может быть только Мэлвин… Смешно!

     – Да уж, для двух дураков всегда капля ума найдётся.

     – Подожди, командир, вот проснётся Мистер Псих Номер Один — будет нам всем уже тройная головная боль.

     – Эй?! Кто-нибудь собирается помочь мне закинуть эту кучу перегноя на место?!

     Танго — красивая как сто чертей! — с чёрными, как крыло ворона с синим отливом, прямыми шёлковыми волосами до плеч, с большими небесно-голубыми глазами с длинными от природы и чёрными как уголь ресницами, с тонкими бледно-алого, почти перламутрового оттенка губами, неимоверно аристократичная в каждом своём движении, выточенная точно из белого мрамора девушка спокойно протянула чашку с кофе сидящей на корточках возле «кучи перегноя» пэпээснице.

     – Расслабься, Лео… Последние дни ты совсем не в форме — расклеилась как лапша на курином экстракте. Ты знаешь, тебе нужно больше тягать тренажёры по библиотеке.

     Сержант подняла голову и недружелюбно скосилась на красивое скуластое лицо Танго:

     – Р-рр!

     – Лео, посмотри мне в глаза…

     Но разве можно было сконцентрироваться на этих завораживающих с первого же взгляда глазах, в которые просто невозможно было смотреть: их яркий насыщенный блеск бездонно-голубого неба был настолько сильным, что просто заставлял любого, кто пытался заглянуть в них, невольно отводить свой взгляд в сторону.

     Лео совсем уже недружелюбно оттолкнула протянутую руку с кофе:

     – К чёрту! Всех к чёрту… Отвяжитесь — все!!

     Танго вздохнула, но дальше настаивать на своём не стала.

     Пэпээсница всё же перевернула мужчину на спину:

     – О, нет!.. только не это…

     – Что там у тебя, Лео?

     – Кровь пошла из носа!.. вот хренотень…

     – Неудивительно! Похоже, ты таки решила прибить его — окончательно и уже бесповоротно. Танго, тебе не кажется, что у Лео с полковником за эти два месяца сложились особо близкие отношения?

     – Ты думаешь?

     – Она явно к нему неровно дышит.

     Лейтенант вытащила из «впаянных» прямо за голенище сапога ножен свой боевой «оборотень» и в момент всадила его в деревянный круг мишени на противоположной стене от компьютерного стола Миши — прямо в десяточку.

     – Да… похоже, у этих двоих точно роман, Миша.

     – Подъябываете? — Лео злобно сщурилась на обеих обидчиц.

     Обе створки дверей бесшумно распахнулись и сразу же захлопнулись за спиной как-то уж очень экстравагантно вошедшей в лабораторию стройной растрёпанной девчонки со странным выражением лица и вытянутыми вперёд тонкими руками.

     – Сегодня Брама Перехода открылась, чтобы затащить четыре покинутые светлые души обратно в межпространственное измерение адового плана планеты Земля. Но микроволновые импульсы старого и верного защитника и охранника Пограничной Брамы Бешеного Пса помешают планам злого гения Царства Мёртвых — Ненасытного Эмпуса…

     – Чукки! Только не сегодня… Нам хватит на наши истерзанные души доведённой до белого каления Лео.

     – Полковник, она опять вела душещипательные беседы со своим личным ангелом-хранителем: Бешеным Псом-охранником! И сегодня он снова поселился в своей любимой тёплой будке — в старой кухонной микроволновке, — Танго вынула нож из мишени и, засунув его обратно за высокое голенище, с отрешённо-недовольным видом уселась на компьютерный стол, скрестив руки на груди.

     Миша опёрлась широкой ладонью на плечо своего верного лейтенанта:

     – Подожди, Танго… Возможно, Чукки видит что-то существенное для нас всех — нам стоит всё же послушать её повнимательнее.

     – И зачем только Чукки выклянчила у профессора этот дурацкий наночип, открывающий «третий глаз»? Ну ты только посмотри на неё: сплошное дурко! И так была не при себе столько лет, а за последние годы у неё окончательно съехала крыша… Бывает, правда, терпимо даже, а бывает — одна нелепица да сплошной набор запутанных словооборотов.

     – Танго, будь немного милосерднее к тем, кто блаженнее тебя.

     – Они как большие младенцы: всё надо делать за них, всё надо делать для них, — Лео совершенно не обращала внимания на Чукки, она всё также продолжала заниматься своим делом, бережно промокая салфеткой кровь из носа ударившегося об пол полковника. — Они такие, другие… эти настоящие мужчины из восьмидесятых…

     – Из шестидесятых: они — солдаты Вьетнама, Лео.

     – Нет! Ну надо же! Только что готова была выпустить ему кишки. И вот, пожалуйста, — при всём своём наружном аристократизме, внутренне Танго никогда не отличалась такой сугубо человеческой добродетелью, как анахроничная сентиментальность. Её всегда интересовало только по-настоящему весомое и стоящее достойного противника — и этот «подержанный генотип из шестидесятых прошлого тысячелетия» был для неё всего лишь подержанным генотипом из шестидесятых прошлого тысячелетия.

     Чукки протянула всё ещё вытянутые руки в сторону лежащего на полу тела, её затуманенный взгляд стал более осмысленным:

     – Принцу следует поцеловать свою спящую принцессу — иначе сколько её ни тормоши, она всё равно не проснётся… никогда!

     – Совсем свихнулась! Лучше бы тебя прозрело на наше дело.

     – Нет, подожди, Танго, — вытянув ноги и сцепив на груди руки, Миша села на самый край своего барского кресла. — Разве ты не чувствуешь, в словах Чукки есть что-то такое — цепляющее, что-то, чего мы попросту не хотим замечать из-за того, что мы — не она… Чукки, ну-ка, скажи мне, что надо сделать, чтобы наконец-таки растолкать это сонное царство замороженных тюленей?

     Чукки сладко прижмурила свои миндально-медовые глаза — она всегда так делала, когда чувствовала живой интерес к себе и железную защиту со стороны полковника Васильевой. Она склонила голову набок:

     – Принц должен поцеловать свою принцессу — она будет жить… но он должен сам к этому прийти: подключиться к неординарному мышлению, к высшим сферам бытия — к самым высшим…

     – Если она не заткнётся сию же минуту, я вырву ей язык! И пусть тогда вещует тебе телепатически, — из-за лабораторного стола поднималась рычащая голова Лео.

     Танго, как кошка, тут же отскочила за компьютерный стол, а Чукки испуганно попятилась назад к дверям.

     Миша остановила Чукки и, подойдя к пэпээснице, положила руку ей на спину — вместе с ней присела на корточки рядом с распластанным на полу телом.

     – Вот что, сержант, ответь-ка мне по-чести-совести: если мы отсюда слиняем, скажем, через недельку-другую, насовсем… на что ты готова пойти ради этого?

     – На всё!!

     – Тогда поцелуй своего полковника и, возможно, все наши проблемы решатся одним махом.

     Лео подскочила как укушенная в одно место:

     – Ты что?! Совсем спятила?!

     Полковник медленно выпрямилась:

     – А как ты сама думаешь, Космос?

     – Я что, похожа на идиотку?!

     – К тому же — конченую, — насмешливо отозвалась из-за компьютерного стола Танго.

     Миша успокаивающе похлопала пэпээсницу по спине:

     – Разок, Лео! Тебе это ровным счётом ничего не будет стоить — все твои пришитые члены останутся там же, где и должно им быть.

     – К чёрту!! К дьяволу!! Ко всем чертям!!

     – Сержант Румаркер…

     Лео подняла гневные глаза на Мишу:

     – Один раз, полковник… но если ничего не выйдет из этой дурацкой затеи Чукки… я лично придушу её — обещаю!

     – Давай, Лео, давай — дерзай, детка! Как говорит Танго: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!» Лично она считает, что никогда ничем не рискует, — поэтому шампанского не пьёт.

     – Не пью, потому что его нет, — ревниво отозвалась из-за стола Танго.

     – Сержант, это приказ!!

     – А пускай тогда они… отвернутся! Я так не могу, когда они пялят на меня свои нахальные зеньки!

     Полковник только глянула на Танго — та поморщилась, но, разок хмыкнув для проформы, всё же отвернулась к стене.

     Чукки повторять дважды никогда не нужно было, она сама сразу же повернулась спиной к лабораторным столам:

     – Не расстраивайся, если вдруг не получится с первого раза: всё ж таки это — настоящие мужчины, а не их негармоничное геноподобие.

     – Убью, оракул хренов!!

     Миша — самая высокая из всех четверых, сильная даже на вид, с высокой округлой грудью и сильными мышцами по всему спартанскому телу, по-славянски обворожительная как настоящая богиня-воительница, с очень длинными шоколадно-кофейными волосами и смоляными ресницами над золотисто-малахитовой радужкой чуть вытянутых к наружным углам проницательных миндалевидных глаз — одна осталась стоять рядом с Лео. Её давно уже мало что могло по-настоящему тронуть за душу или удивить в этой жизни… Но Лео так не могла: рядом стояла уже почти что биомашина — настолько душа и тело Миши давно закостенели, обратившись в жёсткое и толстокожее чудовище без всяких излишних эмоций.

     – Миша… ну прошу тебя… ну полковник.

     Полковник пожала плечами, но всё же вернулась за стол и опять переключилась на свой компьютерный телебук.

     Лео сердилась, но выбора не было: Мишу приходилось слушаться — ведь она дала слово своему деду... Сидя на коленях перед бесчувственным телом, Лео пыталась сначала как-то примериться к наиболее чистому месту на заросшем лице полковника, но такое место было разве что только на высоком, с двумя глубокими бороздами-морщинами, мужском лбу. Лео отёрла сухие губы тыльной стороной левой ладони и, прикрыв глаза правой, быстро чмокнула полковника в лоб — тут же отскочив от него на два ярда назад!

     Миша даже не повернула головы в её сторону.

     – О, нет… Нет!! Я же говорила, всё это маразматические выдумки вконец свихнувшейся Чукки… Чёрт! Чёрт! Я никогда отсюда не выберусь — никогда!!

     Танго упала локтями на компьютерный стол Миши и, уткнувшись головой в руки, залилась беззвучным нервным смешком.

     – Нет-нет-нет!! Нельзя так бессмысленно отчаиваться,— Чукки пыталась успокоить Лео, бьющуюся головой о лабораторную кровать полковника. — Конечно же с первого раза могло и не получиться, легендам известно таких историй немало.

     – Какого лешего?! — пэпээсница схватила за грудки никак не сопротивляющуюся Чукки, подняла и прижала её к стене. — Как это — могло не получиться?! Ты меня что, за полного недоумка держишь, сволочь чумная?! Лучше сразу заткнись, Чукки, по-хорошему, меня на эту ерундень не купишь… Я пошла на такие жертвы, я поцеловала это почти что дохлое тело в лоб! А ты мне здесь рассказываешь сказки, что первого раза будет мало… Знаешь, что я сейчас сделаю? Я вытрушу из тебя кишки — вот что я сейчас сделаю. И в первую очередь вырву твой болтливый скорпионий язык и заставлю тебя его прожевать вместо твоего сушёного крысиного чернослива! А потом! Потом я разрежу твою разлюбимую дерьмовую куртку на самые мелкие клочочки и буду смотреть, как ты давишься каждым свиным шматком по отдельности…

     Танго аж трясло на компьютерном столе в психическом припадке истерического смеха.

     – Ну разговорилась в кои-то века… Хватит, Лео! Успокойся, чертеняка хвостатая, я тебе сказала!! И оставь Чукки в покое!! — полковник оторвала впившуюся в лацканы старой потрёпанной кожано-джинсовой ковбойской куртки не на шутку разъярившуюся пэпээсницу и подвела запуганную Чукки к распластанному на полу телу. — Подумай ещё раз, может, ты что-то выпустила из виду, а? Что-нибудь этакое, главное…

     – А что тут думать? Этакое главное — это поцелуй!.. как во всём главном — в губы…

     – В губы?! — у Лео глаза налились дурной кровью.

     – Отставить, сержант! — Миша подняла руку, что означало одно: всем молчать и слушать. — Смотреть на меня! Отвечать на вопросы! Куда ты поцеловала полковника?

     – В лоб!! В лоб!! В лоб!!

     Миша положила свою тяжёлую ладонь на шею пэпээсницы.

     – Тебе придётся это сделать снова, Лео: назад дороги нет — ты же сама понимаешь. К тому же он… — Миша кивнула в сторону тела на полу, — никогда об этом не узнает. Ведь так, лейтенант?

     – Какие проблемы между нами — джентльменами! — выдавила сквозь слёзы Танго.

     – О Чукки вообще разговора нет, кто её будет слушать? Так что, сержант Румаркер, это — приказ!

     – И обязательно, чтобы в самые губы! — Чукки подняла указательный палец вверх. — Живой горячий поцелуй — долгий, с чувством и настоящий… поцелуй любви!

     – Я тебе сейчас устрою: поцелуй любви! — Лео дёрнулась вперёд, но Миша её уже не подпустила к Чукки.

     – Очень надеюсь, что из вашей затеи ничего не выйдет!

     Полковник развернулась к Танго:

     – Что за разговоры, лейтенант?! Почему ты себе позволяешь так говорить?!

     – Позволяю? Опомнитесь! А если вдруг всё получится? Получится всё-таки поднять их на ноги и даже вернуть к нормальной функциональной жизни. Ведь ты до сих пор нам так и не сказала, что станет с этой четвёркой потом — после того, как мы их используем. Ты подумала над этим, Миша?

     – Подумала… И даже знаю, какого именно решения ты от меня ждёшь: если их не убьёт раньше сам же Город или Пустыня — мы сами их уберём! Не так ли, лейтенант Танго Танго?

     – Ничего нет слаще смерти.

     – Ах, это сладкое слово: смерть! Как я тебя понимаю, лейтенант.

     Магические глаза Танго загорелись адским огнём — она резко разрубила воздух тонкой кистью:

     – По-любому, им нет места в этом мире! Они чужаки — и ему, и нам!

     Полковник обречённо устало улыбнулась одними краешками губ:

     – А мы? Мы, Танго, кто в этом мире? И где нам здесь место? А как насчёт такого плана: убьём их, а потом убьём и себя — чтоб им на том свете на этот раз было уже не так скучно, как в одиночных криокамерах последние сорок лет.

     – Не-ет!.. с тебя станется, полковник… Я на такой план не согласна! И мне всё это совсем уже перестаёт нравиться.

     – Что, Танго? Это слишком даже для чёрного рейнджера, — почти что чёрные губы полковника Васильевой сжались в жёсткую и безжалостную складку на хмуром бледно-сером лице: Миша никогда никого особо не жаловала — особенно если дело касалось уже составленного ею плана. — Ты слышала, что сказала Чукки, Лео?!

     Пэпээсница молча кивнула головой, и девчонки снова разошлись по своим углам.

     Лео дышала, как паровоз! Её всю трясло от бешенства, но, кажется, придётся это сделать ещё раз. Она снова села перед бесчувственным мужским телом, перекрестилась по-православному, по-христиански, как это делал её дед: крестным знамением справа налево. Бескровные губы полковника были недвижны и, скорее всего, холодны как лёд… Господи! Если ты действительно вдруг есть где-то там, за этим грязно-чернильным небом, помоги мне и спаси нас всех. Чёрт! Ну как же трудно себя заставить по-настоящему поцеловать в губы человека, которого ты никогда не знал даже как собрата по оружию, не бился с ним бок о бок на грязной улице со всякими недоносками, не пробирался вместе через минное поле… Да и вообще, что такое мужчина в теперешнем мире?! По большей степени — кусок полного дерьма: безвольный, слабый, ничтожный и трусливый, выродившийся под корень человекозавр. К тому же за всю её послевоенную взрослую жизнь ей так и не довелось иметь близкого контакта ни с одним мужчиной: слишком уж все они — земные гуманоиды — какие-то… омерзительные во всём — в словах и поступках… и особенно в мыслях — грязных, скудных и таких ничтожных… да ещё добрая половина из них генокеры и мутанты. Всех её друзей из прошлого давно поглотила чума и прах Последней Войны, все её настоящие братья по оружию остались там — на выжженных дотла полях Третьей Мировой. Этот мир — другой, а того, прежнего мира, что остался за чертой Последней Войны, его больше нет! И никто его уже не вернёт… И как только Миша успела во время этой короткой молниеносной войны глобального самоуничтожения влюбиться в какого-то там полинезийца?! До этого ли тогда было нам всем. Двадцать долгих лет после войны, а полковник сама! И никто ей больше не нужен — ни в мыслях, ни в жизни… А Танго! Всю жизнь как перст — сама по себе и никого к себе больше чем на один вечер никогда не подпускает. И, кажется, её эти короткие «постельные» знакомства вполне устраивают. И ведь находит же себе жертву на вечер, как с красочных картинок рекламы мужских свитеров, — вряд ли даже пятая часть из них наполовину настоящие люди, но разве её это колышет? Впрочем, Танго всегда оправдывала свой полевой позывной: «Доктор Смерть»! Кто из тех несчастных, самодовольных и тупоголовых самцов, думающих, что отхватил на вечер всего лишь красотку напрокат, остался при своём мнении после более контактного знакомства с Доктором Смерть?.. А Индиго! Порой на неё вообще невозможно смотреть без содрогания. После войны она превратилась в ходячий манекен для медицинских экспериментов. Дед вытащил её пять лет назад из так называемого госпиталя для военных ветеранов: из дурдома — одним словом! Там уже давно никого не держат дольше, чем свежачка хватит на экспериментальные образцы для испытаний новых препаратов «серой слизи». Впрочем, в этом замкнутом пространстве подземного криобункера Чукки, похоже, уже совсем дошла до нужной кондиции чокнутого оракула… Господи! Ну как же решиться? Одно дело, скажем, иметь одноразовую работёнку с солдатами-генокерами, мрущими как мухи за стенами города, — до них ни души, ни дела нет! Другое дело — настоящий живой мужик! — легенда из прошлого… мужчина, которого она никогда живьём не знала, «древний» — которого она боготворила всю свою жизнь, наверное, с самого своего рождения: по восхищённым рассказам её деда, по старым газетным публикациям, по созданному ею же образу, в который она вложила всё, что не имела в этой жизни. За мутной крышкой криокамеры этот мужчина всегда был для неё всем и даже большим! А теперь? А теперь это просто земной бог, который может воскреснуть из мёртвых и которого она теперь боится больше жизни… Нет! Она не сможет — не сможет и всё!! Но как же решиться перешагнуть через эти свои непонятные ей самой страхи? Ведь она никогда ничего не боялась раньше, не испытывала ни малейшего сомнения ни перед чем… и даже каким-то непостижимым для неё самой образом до сих пор умудрялась как-то и жить, и выживать… Как же решиться? И откуда он только приходит этот непонятный внутренний страх? Мало убить Чукки — мало! Ну я до тебя, крысиный оракул, ещё доберусь… Надо представить себе лицо своего деда. Ведь она его так часто целовала в губы — особенно когда была ещё совсем маленькой: лет тридцать назад. И должна ещё помнить, как это было, и как она всегда радовалась своему деду и так любила целовать его лицо — в сухие губы, в нос картошкой, в каждый глаз отдельно, в щетинистые щёки… О-ооо! Как же это трудно!

     Лео собралась с духом и, затаив дыхание, медленно приблизила своё бледное как полотно лицо к лицу полковника… А он симпатичный этот полковник Гэбриэл Харрис: черты лица спокойные и по-настоящему мужественные — так и должно быть у каждого мужчины рода человеческого. Полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис — бедолага, замороженный вместе со своими верными боевыми напарниками сорок лет назад её дедом. Вот она: судьба! Во всей своей красе… До сих пор невозможно поверить, что дед уговорил её убедить Мишу обратиться за помощью к самым натуральным покойникам — натуральнее не бывает! Да, лицо у полковника действительно из тех, которые вызывают искреннюю симпатию, даже несмотря на то, что он полуживой труп… и эти губы — тонкие, ровные, идеальные… и, наверное, холодные — как у мертвеца…

     Лео не уловила момента, когда её плотно сжатые губы неожиданно коснулись бледно-розоватой полоски закрытых мужских губ… Её всю будто насквозь пронзило током, и всё тело словно окунулось в котёл с кипящей смолой! Она хотела тотчас отбежать подальше от этого ужасного тела, но что-то случилось неподвластное её разуму. Она не могла заставить себя сдвинуться с места, её губы точно приросли к горячим, живым, сладким губам чужого ей человека! А голова пошла кругом от недостатка кислорода — так как она просто забыла, что надо дышать… Но тут! Губы мужчины чуть вздрогнули… или, может, ей это только показалось…

     Лео пулей отлетела от тела и остановилась только возле дверей лаборатории, вдавившись спиной в стену и закрыв пылающее огнём лицо непослушными трясущимися руками.

     Миша встала из-за своего стола, но дальше пока что не пошла, — её остановившийся взгляд был направлен на голые ступни мужских ног, торчащие из-под одеяла из-за лабораторного стола. Чукки и Танго подошли к Мише и встали рядом с ней, направив свои взгляды в том же направлении… В ФЗ-кабинете стояла, что называется, абсолютная глухая тишина — казалось даже, что Лео у дверей дышит, как взмыленный бык на испанской корриде. И только тихо тревожно пощёлкивал физирефактор над пустым столом полковника.

     Наконец Лео не выдержала гнетущей тишины и подняла голову. Застывшими изваяниями все так и стояли на том же месте возле своего командира, полковника Васильевой, и, кажется, чего-то напряжённо ждали.

     Миша медленно достала из кармана своего строгого военного френча серебристо-расписную круглую плоскую баночку «монпансье». Привычным отработанным жестом пошуршав у правого уха жестяным «коробком», она, не глядя, нажала большим пальцем на защёлку — вверх из коробочки вылетела маленькая тёмно-фиолетовая капсула. Запрокинув голову, Миша ловко поймала «конфетку» открытым ртом и сразу же проглотила её. Однако на какое-либо иное действие всё ещё так и не решилась.

     Лео успокоила своё неровное дыхание и нетвёрдым шагом двинулась к лабораторному столу… За пару шагов до койки она всё же остановилась, остальные стояли как вкопанные и по-прежнему смотрели в одну точку — на голые мужские ступни. Лео протянула руку, схватилась за угол лабораторного стола и, вытянув шею вперёд, заставила себя заглянуть за него — оттуда на неё смотрели совершенно осознанным ясным взглядом серо-синие светлые мальчишеские глаза абсолютно живого мужчины! И в этих ясных глазах явно угадывалось некоторое удивление, смешанное с азартным вопрошающим восторгом ненароком застуканного в совершенно незнакомом месте мальчишки-бродяги. От неожиданности Лео на какое-то мгновение замерла на месте, будто прикованная этими ясными смешливыми глазами к улыбающемуся лицу мужчины… Но вдруг резко попятилась назад, как бычок навалившись всем телом на тройку вставшей позади команды, и, не останавливаясь, прорвалась прямо через них и, наконец, опять застыла возле дверей лаборатории, во второй раз вдавившись всем телом в «металлическую» стену и выкатив глаза из орбит от изумления и какого-то непонятного и неизвестного ей доселе страха.

     Миша и остальные, следом за Лео, тоже сразу же оказались у дверей ФЗ-кабинета… Из-за лабораторной койки, с усилием цепляясь пальцами за край затянутого металлической простынёй стола, вполне самостоятельно поднималась на свои собственные босые ноги «отмороженная» живая особь.

     Кутаясь в серо-зелёное тонкое, но тёплое протогенетическое биоодеяло, полковник Гэбриэл Харрис внимательно и вполне осмысленно смотрел прямо на экстравагантную, как на его вкус, четвёрку застывших у дверей молодых перепуганных женщин — с первого взгляда куда больше походивших на подростков-тинэйджеров или кадетов. И только одна, из-за спины которой с испуганным восхищением выглядывали остальные «курсистки», действительно могла претендовать на вполне взрослую молодую женщину лет двадцати семи-тридцати.

     Полковник поскрёб пальцами щёку — одну, потом другую:

     – Меня что, били по щекам?

     Ответа на вопрос не последовало.

     Полковник взялся непослушными негнущимися пальцами за свой тяжёлый подбородок, поправляя небритую челюсть… и наконец поднял правую руку в приветствии:

     – Хау! — бледнолицые… э-э, койоты… э-э, не то… силь ву пле, мадемуазель, или как оно там по-французски?.. в общем, как говорится в таких случаях: рад приветствовать вас, прекрасные леди-марсианки, на дружественной — надеюсь… э-э… и вполне солнечной планете Земля — третьей по счёту от Звезды по имени Солнце… Во как завернул! А?!

     Всеобщий возглас неподдельного изумления пронёсся через всю комнату, но на большее «леди» так и не хватило.

     Полковник по привычке пошарил во внутреннем кармане, но должного к месту кармана в его одеяле конечно же не оказалось. Придерживая импровизированную «тунику Сократа» одной рукой, другую полковник отвёл в сторону: дескать — на нет и суда нет… Но Лео слишком хорошо изучила за свою долгую жизнь все повадки и привычки каждого отдельно взятого члена Команды «Альфа»: для этого курса познания у неё было всё — и её восхищённый «робин-гудами» дед, и куча старых газет, и кино про вьетнамских героев. Она вынула из широкого нагрудного кармана своего старого джинсового комбинезона кубинскую сигару и, сделав несколько неловких шажков вперёд, протянула её мужчине. Полковник широко приветливо улыбнулся и, взяв сигару из руки Лео, с нескрываемым наслаждением провёл ею под носом, восторженно вдыхая старый знакомый аромат высушенного на жарком солнце табака.

     – Благодарю… А как насчёт огонька?

     Лео из бокового бездонного кармана выудила зажигалку в виде цилиндра, бросила её на лабораторную кровать полковника и, пятясь спиной, пошла назад к дверям.

     Полковник поднял зажигалку.

     – Интересная конструкция… больше похожа на… — он открутил одну треть цилиндра. — Я так и думал! Ловко придумано: с одной стороны турбозажигалка, с другой — пробойник… Две закрутки — это значит, за пробойником заправщик — умно. Мне подходит!

     Полковник вдавил металлическую трубку остро заточенным краем в колпачок сигары, прокрутил, вырезанную часть струсил на пол, закрутил пробойник обратно и, чиркнув зажигалкой, показал на шею Лео:

     – Спасибо, малыш… И от какого голливудского зверя тебе достался на память такой чудный и оригинальный клык саблезубого самца? Случайно не из «Затерянного мира» Ирвина Аллена?

     – Р-рр!!

     – Ой! — состроил смешливые круглые глаза полковник. — Это что у нас? Боевая единица из штата Гитлерюгенда?

     Пэпээсница сделала злобное лицо и, шагнув вперёд, выкинула руку вперёд:

     – Хай!!

     У полковника отвалилась челюсть.

     – Лео вам ещё не такой «Гитлер капут!» выкинет, если вы будете её провоцировать подобными дурацкими выходками… полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис!

     – О-о!! Здесь знают моё имя?!

     – Как видите! — Миша застегнула верхнюю пуговицу, одёрнула свой серо-оливковый френч и уверенно шагнула вперёд.

     Полковник прищурился, скрывая за узкими щёлками глаз своё сконцентрированное внимание на этой, в военном френче, явно главной среди всех остальных. И для начала он с нескрываемым удовольствием как следует раскурил свою сигару и только потом, подобрав «тунику Сократа», поудобнее умостился на краешке своего постельного места.

     – Как я понял, со мной всё уже ясно… А вы — «люди в чёрном»? По этим — «по тарелочкам»?

     Миша никак не отреагировала на откровенно провокационную шутку «голого короля», продолжая пристально и не очень-то дружелюбно вглядываться в этого странного шутника из профессорского «холодильника».

     Полковник понял, что дальнейший диалог, по всей видимости, будет непростым.

     – О`кей! Так с кем имею честь вести переговоры, так сказать? Хотя извините — не при параде.

     – Полковник Правительственного Департамента Службы ОСОЗ США: Объединённых Сил Общей Защиты — при Правительственном Совете Земли… Васильева! На данный момент на спецзадании.

     – Угу… А спецзадание — это, случайно, не мы? — полковник кивнул в сторону трёх соседних «межгалактических капсул».

     – Нет! Не вы, полковник Харрис… Вы слишком большого о себе мнения! Но уверяю вас, о ваших как военных, так и гражданских подвигах давно уже позабыло это человечество — лет сорок тому назад.

     – А здесь даже знают о наших «подвигах»?

     – Нас не интересуют ваши прежние героические похождения, полковник Харрис!

     – Но раз мы здесь, значит, всё-таки ещё интересуют. Хотя, конечно, пока я мало что понимаю из ваших явно противоречивых пояснений, полковник с длинным послужным списком.

     – Можете не утруждать себя чужими регалиями, обращайтесь ко мне проще: Миша! Это упростит наше дальнейшее сотрудничество.

     – Значит, всё же — сотрудничество. Не могу отдать вам воинское приветствие, полковник… Миша. Как видите, я не при парадном кителе!

     – Сразу поясню вам одну главную вещь, полковник Харрис. Без вашей команды ценность вашего присутствия здесь сводится к совершенному ничто! Поэтому будем надеяться, что профессор Румаркер всё же окажется прозорливым провидцем, и коллективное сознание вашей команды действительно имеет ту просто непостижимую силу взаимного восприятия общевзаимодействующей энергии, о которой так много в вашу бытность трубилось в глупых бульварных газетёнках.

     – Исходя из ваших нелицеприятных слов, полковник Васильева, лично вы не очень-то высокого мнения о мужском интеллекте в частности и вообще.

     – В ваших же жизненных интересах, полковник Харрис, никогда не ставить под сомнение мои слова.

     – Звучит как угроза… Мне кажется или мы общаемся на каком-то понятном и в то же время совсем непонятном мне языке? К тому же, если я вас правильно понимаю, полковник Бэкквард заменил наш пожизненный отдых на мексиканском курорте на обмен с китайцами или же — с русскими… Только вот не пойму, на кой хрен мы сдались русским?

     Последняя и явно провокационная фраза практически на чистейшем русском никак не смутила Мишу.

     – Честно говоря, мне тоже хотелось бы знать: на кой хрен вы нам нужны?

     – Даже так?! И даже на чистейшем русском?! Что ж, надеюсь нас не поставят к стенке в первые же часы столь патетико-романтического знакомства.

     Миша снова промолчала, но её хмурый напряжённый взгляд нехорошим предчувствием отозвался в сердце Гэбриэла: даже без лишних слов было понятно — этот полковник Правительственного Департамента США в клоунские игры играть с ним не станет… Полковник решил разрядить слишком напряжённую обстановку:

     – Эй, малыш! А нельзя ли и мне чашечку горячего кофе?.. жутко манящий аромат…

     Лео глухо зарычала и, стиснув кулаки, качнулась в сторону полковника... Миша попридержала своего безкрышного сержанта на месте:

     – Не заводись! Ещё успеешь добить свои костяшки… Если вы ещё хоть раз назовёте сержанта Лео Румаркер «малышом», она вырвет вам кадык и запихает его вам же в глотку, полковник Харрис…

     – Можно просто: Гэбриэл!

     – …и вы даже не успеете насладиться вашей любимой кубинской сигарой.

     – А что, какая-то проблема? — Гэбриэл насторожился.

     – Проблема в том, полковник, как к этому относиться.

     Гэбриэл выдохнул густым облаком табачного дыма:

     – Видно, придётся публично извиняться перед младшим по званию… Не думал, что теперь на военную службу берут четырнадцатилетних подростков. Попахивает фашиствующим нацизмом тридцать седьмого года! Если мы всё ещё в Америке, то в стране налицо кризис с военными рекрутами.

     – Сержанту Лео Румаркер тридцать семь лет! Прошу вас это запомнить с первого раза, полковник Харрис… И вы по-прежнему всё ещё на земле Великой Америки! И тот режим, при котором вы теперь будете существовать, очень близок к тому, о котором вы только что имели случайность неосмотрительно упомянуть.

     – Так что? Теперь у вас «чёрный чемоданчик»?

     – «Чёрный чемоданчик», полковник Харрис, уже двадцать лет как использован — по своему прямому назначению.

     – Честно говоря, как по мне, ничего хорошего не обещающие слова: шутка не удалась… Тогда вопрос по существу! Профессор Румаркер — это, случайно, не тот самый криогений, который одним из первых всерьёз занялся медициной будущего? Как же это?

     – Крионикой… криогенетикой и нанотехнологией сегодняшнего дня первого столетия XXI века года две тысячи двадцать седьмого от Рождества Христова. Как видите, полковник Харрис, прошло всего ничего: каких-то сорок лет как вас крионировали со всей вашей командой военных наёмников — в качестве одного из исследовательских экспериментов профессора Румаркера. И если вы считаете, что вам сильно повезло, так как вы снова живы, то я вас сразу и крайне разочарую: вы даже себе представить не можете, что вас ожидает в первые послерождественские дни, спустя двадцать лет после Последней Войны.

     – Должно быть, в таком случае стоит произнести одну из сакральных фраз капитана Линкольна — вроде такой: «Лучше бы нам вообще не родиться, чем дожить до такого».

     – Точнее и апостол не сказал бы!

     – Однако… невесёлое начало.

     – Конец будет ещё веселее.

     – О-ооо, моя башка, — с соседнего лабораторного стола неуверенными толчками поднималась распатланная голова с заросшей копной прекрасной пшенично-медовой шевелюры.— А-ай!!

     Распатланная голова стукнулась об прозрачную капсульную крышку, напичканную всевозможными приборами стационарной реабилитации, которой до частичного негерметичного сцепления был накрыт весь этот лабораторный стол… физирефактор тихо зашипел и медленно пошёл под потолок, остановившись в четырёх футах над столом пациента… сразу же, следом, ещё два физирефактора отошли от столов-коек своих пациентов и, шипя как змеи, поползли вверх — под потолок лаборатории.

     Полковник вынул сигару изо рта и широко улыбнулся:

     – Красавчик!

     – Гэбриэл… что с моей головой? — Красавчик опёрся на «крылатый» локоть и попытался пошире распахнуть заплывшие глаза. — И что это… с моими ногами?

     – Лучше спроси, что с твоим лицом! — полковник прижал рукой лейтенанта к койке, быстро достал одеяло с нижней полки стола и укрыл им абсолютно голое мужское тело.

     Красавчик тревожно встрепенулся:

     – Меня что, били по лицу… много? Честно говоря, последнее, что я помню, — это гадко ухмыляющуюся рожу полковника Бэккварда.

     – Гав… гав-гав!! — на крайнем столе нервно задёргались голые пятки капитана.

     – Мэлвин! Рад слышать, что ты всё ещё с нами, — полковник поспешил за следующим одеялом.

     Крайний стол залился обрадованным щенячьим визгом! Со стола между Красавчиком и Мэлвином поднялась мощная как наковальня рука и выставила в сторону щенячьего визгуна кулак-молот:

     – Заткнись, Мэлвин!! Твой Динки сдох ещё в прошлом году, меня на это не купишь.

     – Уже и мячику порадоваться нельзя!

     – Здесь нет никакого мячика, Псих… Это что?! Я — голый?!

     Миша перевела напряжённый взгляд на взбешённую Лео, конкретно давая ей понять: одно лишнее движение и «Гитлеру — капут!» Пэпээсница вплотную подошла к Мише и, кивнув в сторону третьего стола, раздражённо прорычала сквозь зубы:

     – И не вздумай сравнивать меня с Зу́лу… Я — за дедом!

     – Коллективное сознание сработало: они будят друг друга… Кто бы мог подумать, что док окажется прав, — Танго не могла отвести заворожённого взгляда от надувшегося лица Красавчика. — Миша, ты только посмотри на эту отвратительную мордень!

     – Позвольте, леди… — «обскорбился» явным перекосом внимания в его сторону Красавчик. — Говорить на чужом языке и тыкать пальцем в человека?! Так беспардонно обходятся только с военнопленными.

     – И этого человека когда-то считали красавчиком, — ещё более бесцеремонно перешла на американский Танго.

     – Мне кажется, вы говорите обо мне так, будто меня здесь нет! И почему вы говорите обо мне в каком-то прошедшем времени? А я вас, между прочим, даже не знаю, леди… Может, обсудим этот вопрос за ужином: скажем — у Винченсо Розалли!

     – Гав-гав! Хочу есть! Красавчик, хочу есть!!

     – Подожди, Мэлвин, собачий корм закончился! Видишь, леди впали в ступор — должно быть, от моего непревзойдённого обаяния.

     – Есть хочу! Согласен на сахарную косточку.

     – Заткнись, Псих!!

     – Ай-яй!! Больно же… И почему меня положили рядом с Зулу?! Полковник?!

     – Рад вас снова слышать, парни! Сейчас разберёмся, капитан, — Гэбриэл сделал широкий шаг к троице у дверей. — Хотелось бы всё же знать, что здесь происходит? В чьём всё-таки распоряжении мы теперь находимся? И где полковник Бэкквард?

     – Мои «архангелы» проснулись!!! Команда «Альфа»!!! Гэбриэл, друг мой, как я рад тебя снова видеть — живым и в здравом рассудке… Лео — это полковник Гэбриэл Харрис! Я тебе о нём столько всего рассказывал!

     – Мы это уже поняли, Джон, — ответила Миша за пэпээсницу.

     – Гэбриэл, я собрал все газеты, в которых о вашей команде когда-то столько печатали…

     – Да уж, библиотека ими просто забита, — раздражённо прошипела Миша.

     В двери лаборатории совершенно беззвучно вкатилась инвалидная коляска, в которой сидел очень старый седовласый джентльмен с почти что невидимыми сквозь узкие щёлки глазами, — это был сам профессор и доктор Джон Румаркер. За спинку его кресла-коляски держалась его внучка — Лео Румаркер: бесформенный потёртый джинсовый комбинезон, военная серо-зелёная футболка, высокие военные ботинки-берцы, два длинных тёмно-золотистых хвоста, закинутых вперёд… хмурый воинственный взгляд из-под закрытого полевым беретом упёртого лба.

     – Джон!! Не может быть… Я просто не верю своим глазам: это ты и никакой другой доктор Румаркер?!

     – Я, я, Гэбриэл!! Если бы ты только знал, как я рад снова видеть тебя, мой друг… дорогой мой полковник, мой Гэбриэл… Сорок лет я ждал нашей встречи! Долгих сорок лет вся твоя команда морозилась у меня в криохранилище, Гэбриэл! И вот этот святой момент настал…

     Старый учёный обнимал обёрнутого в одеяло полковника и плакал как настоящий ребёнок, никого не стесняясь.

     – Джон… Ты никак плачешь, Джон?

     – Я двадцать лет не плакал, Гэбриэл.

     – Да ты никак постарел, да ещё влез в инвалидную коляску… Что у тебя с ногами, Джон? На твоих коленях покрывало.

     – Позвоночник… но это неважно, Гэбриэл. Вот! Познакомься с моей внучкой — Лео Румаркер: сержант Противопехотных Сил ОСОЗ… наёмник — как и ты…

     – А мы как бы уже… знакомы, — Гэбриэл облизал губы и, широко улыбаясь, снова зажал сигару крепкими «голливудскими» зубами. — Наёмник, значит…

     Лео умудрилась покраснеть до самых кончиков ушей.

     – Нет! Пожмите друг другу руки, чтобы я видел… И пока я ещё не отправился ко всем праотцам, дай мне слово, Гэбриэл, что отныне и до смерти будешь заботиться о моей внучке — как если бы это была твоя единственная судьба!

     – Джон, твоя внучка вовсе не похожа на солдата, которому нужен персональный генерал.

     – Много ты понимаешь, старый служака! Гэбриэл, уважь старика — последняя просьба!

     – Что ж! Детей у меня нет, своей семьи не было, — полковник протянул руку фыркающей Лео. — Значит, противопехотные силы… и полевой берет — сразу видно: не «боевая лягушачья кожа» — уже не из нашего Вьетнама.

     Лео и Гэбриэл сжали ладони друг друга.

     – ACU-sand: полевой песчаный камуфляж ППС… «боевой песчаный берет», «песчаник», — Лео попыталась сразу же отдёрнуть руку назад, но полковник только крепче сжал её маленькую квадратную кисть, силой придержав в своей широкой шершавой ладони.

     – «Пустынные дьяволы», Гэбриэл…

     – «Пустынные дьяволы», значит…

     – Слово, Гэбриэл, — слово!!

     – Даю, Джон, — даю тебе слово Гэбриэла Харриса!!

     – Участь няньки? — невзначай пробросил Мэлвин за плечом полковника.

     – Сторожа… — рыкнул Зулу.

     – Ну хватит!.. всех эти слезливых лобызаний… К делу, джентльмены!! — Миша выступила вперёд. — Вы здесь — Команда «Альфа» — потому что у нас проблема! Большая проблема — скрывать не буду. И отныне нам предстоит решать её вместе! И если уж быть вместе неизбежность, зарубите себе на носу: вы здесь не в качестве командного состава, вы здесь, чтобы выполнять грязную работу наёмников — без излишнего позитива и праведного, никому не нужного героизма в духе команды вьетнамских «робин-гудов». И пока что, профессор, оставляю это сборище размороженных неандертальцев на ваше полное знахарское попечение: приведите их, пожалуйста, как можно скорее в надлежащий порядок и не забудьте как следует прочистить их отмороженные мозги! Даю вам на всё про всё ровно три дня... Потом их воспитанием займусь я!

     Закончила говорить Миша на русском — явно для профессора. Затем она развернулась, в приказном порядке махнула рукой и вышла за двери лаборатории со всей своей гвардией.

     * * * * *

     – А она… с характером — эта полковник Васильева…

     Старый учёный только отмахнулся:

     – Не концентрируйся на этом, Гэбриэл: у разбитого сердца душа в дурдоме — скоро ты на это всё просто перестанешь обращать внимание. Ребята! Наконец-то я вас откопал из царства мёртвых. Эти несносные девчонки совсем меня старика доконали! Но они ещё не понимают, что вот только теперь и наступает их настоящая жизнь и настоящие перемены… только теперь… А мне вам нужно столько всего порассказать! Столько всего! А у нас всего три дня.

     – Это точно, Джон! Общения каких-то пять минут, а у меня уже голова кругом от твоих чёртовых вояк. Такое впечатление, что мы как минимум чумные прокажённые, как максимум — какие-то марсиане.

     – А чего вы ожидали, Гэбриэл?! Вы для них заблудившиеся в космических мирах инопланетяне с планеты, которой больше нет… Позже я вам всё объясню, вам и так от этого теперь никуда не деться.

     – Ладно, пусть! Сегодня никакие новости не радуют… Но ты, Джон! Ты-то тут сам как? Засекреченный Франкенштейн или просто — пленный.

     – Эх, Гэбриэл, как бы оно теперь ни выглядело, мы все здесь заложники одной ситуации: безвыходной и всемирно глобальной по своим катастрофическим и чудовищным последствиям.

     – Ты говоришь о Последней Войне?

     – Почти… Третья Мировая — её ещё называют Последней Войной, но это уже в прошлом. А вам, джентльмены, сейчас нужно совсем иное, совсем иное. Главное, привести вас в полный порядок, Команда «Альфа»!

     – Что у меня с лицом, док?

     – Всё будет хорошо, Красавчик! Я тебе обещаю, сынок… Даю слово!

     – Хм, а в плане слабого пола?

     – Кому что, а кролику всё то же! — покачал головой Зулу.

     – Переживаешь, будут ли по-прежнему за тобой бегать толпы очаровательных поклонниц? Хотел бы я тебя утешить, лейтенант, но понимаешь, слабого пола, как бы тебе попонятнее объяснить, его больше нет — вернее, он конечно есть, но он теперь совершенно иной закваски, которая тебе вряд ли понравится. И вообще, забудь о таком понятии — как слабый пол: здесь, в этом бункере, это больше чем не приветствуется. Слабый пол теперь, скорее, всё человечество как есть — в том числе и его мужская половина… Зато, Красавчик, есть Танго! И если ты сможешь завоевать её сердце, поверь старому джентльмену, никакие другие тела и юбки тебе больше не понадобятся даже во снах.

     – Доктор!! Скажите, неужели мы и вправду провалялись в целлофановых мешках замороженными бифштексами целых сорок лет — как какие-то мясные окорока со скотобойни?!

     – Во-первых, Зулу, не в целлофановых мешках, а в криокапсулах… Во-вторых, не просто провалялись, как замороженные бифштексы, а на все сорок лет стали моим рабочим экспериментальным материалом. И главное! Если бы я сорок лет назад не решился на этот воистину шокирующий шаг, даже если бы вас не поставили к стенке, то, скорее всего, вы давно бы уже протянули ноги на каких-нибудь засекреченных урановых рудниках.

     – Гав, гав?

     – Мэлвин, родной мой, настоящие щенячьи радости — это как раз то, что тебе так сейчас необходимо для вхождения в норму. Гавкай сколько хочешь! Ни на какие перекошенные лица за твоей спиной не обращай внимания… Прыгай, бегай за мячиком, лови удачу на лету — тебе сейчас это только на пользу! Я загрузил в тебя жидкокристаллический наночип, который нейтрализует биопрограмму саморазрушения мозговых клеток из-за всех тех дурацких и ужасных лекарств, на которых тебя держали столько лет до криогенирования.

     – Значит, Джон, ты всё-таки добился своего: стал не только самым известным криобиологом, но и наноинженером?

     – Не просто наноинженером, Гэбриэл! А наногенетиком! Биоинженером, который складывает всю цепочку живого биомашинного материала в одно целое, в минигалактику со всеми её планетами и солнцами — от первой шестерёнки и до последнего замка зажигания, — профессор как-то совсем безрадостно вздохнул. — Правда, я этим давно уже не горжусь: тело без души — что окорок отдельно от целой ноги. А я не Господь-инженер и не дирижёр-Творец, я только слепой машинный наладчик — нанотехник.

     – Ты всегда преуменьшал свою роль в науке, Джон.

     – Те, кто преувеличивал, заодно с правительствами и военными и делали эту чудовищную и кровавую войну.

     – А в меня, док, вы тоже успели пристроить одну из своих адских самоделок?

     – Не переживай, Красавчик, не только в тебя… Пойдёмте-ка со мной, парни, выпьем для начала! Я сам готовлю спиртовой вишнёвый сироп для водки: наливка получается — что надо... Но сначала вас следует приодеть, показать вам ваши комнаты, накормить как следует — соскучились, поди, за сорок-то лет по настоящему гамбургеру. А как насчёт горячей ванны и байховых халатов? Ну чего скукожились, солдаты? Расслабьтесь! В ближайшие трое суток никто к вам на пушечный выстрел не подойдёт: слово Миши — закон… Ну а потом, Гэбриэл, я вам всё-всё покажу и обо всём расскажу с самого начала, с самого вашего криогенирования. Поехали, Команда «Альфа»! Только вперёд! Только за мной — по каютам: бриться, мыться, духариться. Вся ваша одежда по шкафам… А какой у тебя гардероб, Красавчик! Лео тебе со всех блошиных вещевых складов намародёрничала — признаю, она у нас по таким делам спец… Только ты, Красавчик, пока что особо на себя в зеркало не заглядывайся, не надо — хорошо?

     Лейтенант схватился за сердце:

     – Неужели всё так плохо?! Гэбриэ-э-эл…

     – Расслабься, Красавчик! Джон никогда не станет делать ничего такого, что может навредить твоему имиджу писаного красавца… Джон, поясни нам, что всё-таки происходит?

     Профессор выехал на своём навороченном «авто» из ФЗ-кабинета терапевтической лаборатории, и мужчинам ничего другого не оставалось, как послушно шлёпать босыми пятками за его коляской, кутаясь как боги Олимпа в свои тёплые и мягкие серо-зелёные «туники».

     – Больше всего, Гэбриэл, я боялся только одного: что даже если я подниму вас из ваших ледяных могил, то в ваши тела вселятся другие души — блуждающие по этой земле и не могущие покинуть этот проклятый, вывернутый наизнанку мир. Но ваша невыполненная до конца миссия оказалась сильнее всех иных побочных эффектов и обстоятельств.

     – Какая ещё миссия, Джон? О чём ты говоришь?

     – Гэбриэл… — профессор развернул коляску и пристально посмотрел в глаза своего друга. — Я нанимаю всю твою Команду «Альфа» для своего последнего дела! За самую большую цену в этом мире: за ваши жизни…

     Профессор покатил кресло-коляску дальше:

     – С той стороны, за моей спиной, дальше по этому коридору мои лаборатории — их там много… ещё — мастерские, оранжереи…

     – Наши жизни? Джон! — полковник встал перед коляской профессора и сцепил на груди руки.

     – Гэбриэл, ты должен знать правду: мы находимся глубоко под землёй. Это высокотехнологичный криобункер: большой кислородный холодильник-генератор — автономный рефрижератор с собственной внутренней кислородной станцией… Сорок лет назад я спас ваши задницы от того самого расстрельного могильного плена, а может, и от химических радиационных заводов, куда вас после третьего расстрела мог окончательно и уже бесповоротно упрятать жалостливый военный трибунал вместе с ЦРУ — подходящая компания! Здесь кухня-столовая. И кстати! В своих комнатах вы найдёте и старые кассеты, и бук-диски, на которых записаны все до единой серии очень красочного сериала для мальчишек и домохозяек о ваших заэкранных похождениях: «Команда «Альфа»! О вас было так много всего понаписано за столько лет, что вы стали чем-то вроде национальных героев-ковбоев вьетнамской закваски. Поверьте мне, парни, там есть на что посмотреть! Хотя, конечно, и рядом не валялось с настоящей истиной… Кстати, есть там и серии о вашем «последнем сотрудничестве» с ЦРУ: ох уж эти продажные киношники, во всю расстарались напоследок — выжали из того, что удалось выудить из архивов военной разведки и гражданских газет, всё, что только смогли! И кстати, в последней серии Команда «Альфа» снова бежала и снова скрылась, только на этот раз уже навсегда.

     Профессор заставил полковника отойти в сторону и вновь двинулся дальше.

     – Этот сериал начали снимать ещё при нашей жизни, — раздосадованно махнул кулаком Зулу. — Слащавый сиропчик! Полная ерунда!

     Красавчик встал посреди длинного полутёмного коридора как вкопанный и завертел головой в обе стороны, точно пытаясь что-то вспомнить, что никак не хотело выплывать из дальних потаённых уголков его всё ещё непроснувшейся души:

     – А разве… а разве мы не стали работать на ЦРУ в проекте секретных правительственных спецопераций?.. и разве нас не уволили уже после второго или третьего задания?..

     – Скорее прочищай мозги, Красавчик! Вы сорвали вторую же операцию, переиначив её на свой собственный лад! Как вас только сразу не расстреляли? Но это было ещё так — цветочки.

     – Мы были им ещё нужны, — согласился Гэбриэл.

     – Нас посылали на верную гибель! — возразил Зулу.

     – Сержант, Команду «Альфа» для этого и оставляли в живых — после предыдущего трибунала.

     – Ага! Чтобы прикрыться нами там, где агенту Бонду даже не светило… Нам вовсе не хотелось умирать вот так: в полной безвестности!

     – Ну да, капитан! Куда приятнее было героически светиться на первых полосах газет в качестве «гражданских робин-гудов».

     – Ага, приятнее… мне очень даже нравилось читать о нас же… Только обо мне почти ничего не писали, к сожалению!

     – ЦРУ всегда предлагало только грязную работу, Джон! И с каждым разом всё грязнее и грязнее.

     – А чего же ты хотел от суперразведки, Гэбриэл? Где мировая власть — там самое болото.

     – Мы только хотели спокойной старости!!

     – Кто?! Ты, Зулу?! Мистер Яростный Молот и старость?! Бред!! Никакой покой, кроме могильного, уже не мог остудить ваши проклятые, искалеченные войной души: вы все подсознательно жаждали смерти! Даже тогда, когда Красавчик пытался бросить вас и в одиночку бежать от ЦРУ… Я ваш приговор по расстрельным урановым рудникам обменял на криоэкспериментальные исследования. Я вас использовал как добровольных подопытных кроликов — для испытания совершенно нового вида криогенного антифриза. Я закачал в вас совершенно новый «сахарный» антифриз, который сберегает человеческую кровь от неминуемой смерти, но, увы, не от летаргического сна. Безусловно, я рисковал вашими жизнями. Вернуть вас с того света через несколько десятков лет — представлялось делом, не имеющим реального будущего: на то время ещё не существовало подходящих технологий по воскрешению заживо погребённых в глубокой криозаморозке… нет этих технологий и сегодня — по крайней мере там, на поверхности… А чего вы хотели?! Вы и так уже считались мёртвыми!! И то, что я смог воскресить вас относительно здоровыми и самое главное — в здравом рассудке, даже мне самому до сих пор кажется какой-то дикой фантастикой или скорее чудом свыше.

     – А Бэкквард?

     – К сожалению, ваш самый заклятый враг Бэкквард тоже в добром здравии и даже приободрился за последние годы: наночип «молодости» весьма удачно прижился в таком же прогнившем теле, как и его нечистоплотная душа… Да! Ни полковнику Лакричу с его удачей, ни поначалу самому полковнику Бэккварду, ни даже этому фашиствующему наёмнику Эшгулгу не удалось изловить в свои хитроумные ловушки легендарную команду вьетнамских героев-ветеранов! Но как говорится, и на старуху бывает проруха. Рано или поздно это всё равно бы случилось. Наш земной шарик так мал, а мир людей и того — с грязную лужу, с ладонь… теперь ещё меньше… Просто когда-то должно было повезти и цэрэушникам! Вас всё равно бы поймали, всё равно — это было лишь делом времени. И вы это знали! Только ничего уже не могли с собой поделать — ничего! Благоразумно залечь на дно было не для вас, не вашей стезёй. Постоянный риск стал вашим собственным «Я», вашей кислородной подушкой, вашей визитной карточкой… Даже после того, как вы навсегда исчезли с гражданского фронта после вашего первого «газетного» официального трибунального расстрела, и даже после вашего второго закрытого и всё того же трибунального расстрела, многие вас ещё долго помнили — до того, как это случилось: Последняя Война и Время Всеобщего Забвения — так наше ничтожное бытие теперь именуется.

     – Здорово нас тогда цэрэушники нагрели перед этим «гражданским» расстрелом, — Красавчик резко пошатнулся и привалился к стене. — Сначала подставили нас под нужное им дело, подвели под военный трибунал, а потом заставили самостоятельно выбираться из этой передряги — из… гробов! Это я хорошо помню!

     – А в сериале всё упростили до целлофановых кульков для трупняков, чтоб не травмировать впечатлительные души домохозяек.

     – А-а! — отмахнулся от Мэлвина Красавчик.

     Профессор подъехал к Красавчику и нащупал пульс на запястье:

     – Да, лейтенант, так оно и было: Команду «Альфа» взяли на вашей единственной слабинке — страстном, я бы сказал, фанатичном желании самооправдания в глазах своей страны и её неблагодарного общества… Пульс слишком учащённый — тахикардия, но для твоего настоящего состояния это нормально. Не переживай, я ещё сделаю из тебя Рождественского Зайца!

     Красавчик всхлипнул:

     – Здорово нас тогда подставил полковник Фэйлурт: сыном прикрылся, Вьетнамом, нашим оправдательным приговором… А этот чёртов мафиози, капитан Клай Кортес, сдал нас всех скопом Вэддингмену, который гонялся за Кортесом не один год. А генерал Вэддингмен, отпетый цэрэушник, красиво воспользовался моментом: всех нас выследил, стравил и накрыл одним махом!

     – Да… — Гэбриэл нерадостно усмехнулся, — этот отпетый негодяй погулял на кровавом пиршестве как настоящий свадебный генерал: на полную раскошелился!

     – На полную? На полную? — Красавчик в очередной раз приклеился голыми ступнями к холодному полу. — Мнимый расстрел, усыпляющие пули, три гроба — один на другом… морозильный рефрижератор… И эта сволочь Вэддингмен заставил нас выбираться из забитых гробов самим, чтобы проверить, годимся ли мы ещё для грязных делишек его собственной конторы, или Команда «Альфа» выдохлась, как пустой грецкий орех! А мой гроб, между прочим, был самым нижним — у меня вообще не было никаких шансов выжить.

     – Но не зря же наш славный сержант носит заслуженный ринговый позывной: Мистер Яростный Молот! Так что окочуриться просто так ни малейшего шанса у тебя не было, Красавчик.

     – Не смешно, Гэбриэл.

     – Ага! Представляешь, что было с Зулу, когда он очухался в своём тёмном запечатанном гробу?

     – Я чуть крышей не поехал!! — прорычал за спиной Красавчика сержант. — Этот припадочный так орал и бился ногами где-то там подо мной, что мне пришлось разломать свой деревянный макинтош, чтобы добраться до этого горлопая.

     – Зулу, ты спас мне жизнь…

     – Он спас нам всем жизнь, Красавчик!

     – Сволочь Вэддингмен!!

     – Красавчик, перестань, — Гэбриэл положил руку на плечо своего лейтенанта. — Пошли дальше.

     Профессор покатил коляску вперёд:

     – Ещё помнишь, лейтенант, и это хорошо: боль даёт нам возможность чувствовать себя именно живыми и, может быть, даже людьми.

     – После нашего «официального расстрела» нам навсегда пришлось остаться в силках этого гнусного пройдохи — генерала Вэддингмена.

     – А я был на незримом подхвате Команды «Альфа», полковник.

     – Точно, Мэлвин! Твоё прикрытие — военный госпиталь — стало для нас настоящим спасением: благодаря твоей невидимости нам удавалось водить за нос этого заядлого цэрэушника Вэддингмена!

     – Это правда, Гэбриэл! Всю грязную работу, что на вас скинуло ЦРУ, вы, парни, каким-то непостижимым для них образом оборачивали на свою сторону, переиначивая на свой собственный лад… Но это не могло продолжаться вечно! Так что уже через два месяца совместной работы ЦРУ решило, что Команда «Альфа» более опасна, чем все террористические организации мира. Ещё бы!.. Правда, первыми сдали нервы у Красавчика, точнее — трижды сдали! И трижды обстоятельства заставляли его вернуться назад.

     – Когда тебе в лицо или твоим друзьям в спину целится дуло автомата, уже не до личностных сантиментов.

     – Мы же были неконтролируемые! — подчеркнул Мэлвин.

     Гэбриэл протяжно выдохнул:

     – Проверив нас на нескольких более-менее «нейтральных» заданиях, Вэддингмен сделал большую ошибку: он перекинул нас на самую грязную работу от политики. Но убийство президента своей собственной страны никак не входило в наши планы — даже под страхом очередного расстрела.

     – И вы в который раз пытались бежать и скрыться.

     – И снова Мэлвин подставил нам своё незримое плечо.

     – У меня же был мой дорогой и верный друг — генерал доктор Брайтлайт, а у него как у всякого порядочного военно-полевого хирурга были свои надёжные связи в разведке — ещё с Кореи.

     – Генерал Вэддингмен настолько был уверен в своей безнаказанной защищённости, что даже не позаботился о дополнительной охране на нашем, как он думал, последнем расстреле.

     – Угнанная военная «вертушка»! Мы в одной связке с генералом Брайтлайтом! Разлетающиеся по плацу солдаты! И тупая рожа капитана расстрельного отряда, когда мы сели прямо ему на голову посреди их базы в пустыне… Вот было потешно смотреть на перекошенную рожу капитана, когда генерал Брайтлайт-Зорро наставил на него свой автомат, а я в это время в костюме Супермена отвязывал полковника от его расстрельного столба!

     – Да, Мэлвин, без тебя Команды «Альфа» попросту никогда бы и не существовало — что тогда, что сейчас! Ты снова спас наши задницы!

     – Мы всё-таки бежали из лап генерала Вэддингмена…

     Профессор ещё раз измерил пульс на запястье в пятый раз прилипшего к полу коридора Красавчика и покачал головой:

     – Бежать вам удалось, лейтенант! Скрыться — делом было куда более хлопотным. Генерал Вэддингмен держал на прицеле человека, знающего вас как свои пять пальцев, вас всех четверых и все ваши повадки — досконально! В общем, армия обратилась за помощью к ЦРУ, а Вэддингмен, в свою очередь, обратился к тому, кто знал вас лучше вас самих.

     – Полковник Бэкквард!! — прорычал Зулу.

     – Фактически птички попались в силки браконьера, которому дважды поручалось это дело, и дважды он терпел полное фиаско.

     – Но всегда есть третий шанс…

     – Он всегда есть, Гэбриэл! Всегда! И он всегда срабатывает: настойчивый своего добьётся… А Бэкквард был не просто настойчивым — из-за вас его карьера летела ко всем чертям! Ему было за что потягаться… А вы уже так насолили всему военно-разведывательному комплексу США! Уже сам Белый Дом был заинтересован в вашей окончательной и безвозвратной изоляции: неконтролируемая команда военной разведки ветеранов-спецов широкого профиля — это маленькая армия с неограниченными автономными полномочиями, способная свергнуть даже самое большое правительство и полностью захватить и удерживать власть в своих руках почти над любой страной в мире… Одним словом, вы стали не просто опасными, а представляющими реальную угрозу! Ведь фактически, даже работая на ЦРУ, вы всё время умудрялись оставаться вольными наёмниками, к тому же абсолютно неуязвимыми.

     – И сумасшедшими! — вскинулся Мэлвин.

     – К тому же — все четверо!

     – А Фредди? — вдруг совсем тихо спросил Красавчик, всё так же пристально всматриваясь куда-то в неопределённое тёмное прошлое своей жизни.

     – Фредди Одерли был крутым ковбоем-каскадёром, только когда был рядом с вами, Команда «Альфа». Вы это и сами отлично знали, парни. И когда ваш напарник из бывшего сапёрного отряда погиб…

     – Я тогда уходил в третий раз… пытался уйти…

     – Точно, лейтенант… После его смерти вы все стали, как Мэлвин, конченными психами! Именно тогда Вэддингмен решил разыграть с вами последнюю карту: он всё поставил на ту операцию…

     – После которой он бы нас сразу же и убрал — тихо и без лишнего шума.

     – Именно, Гэбриэл! И ты это понимал, как никто другой… Но любой побег — это всегда только полдела.

     – Мы собирались в Северную Африку: пески надёжно скрыли бы нас на какое-то время… Не успели! Не добрались!

     – Не успели, Гэбриэл, не добрались! Вас ловко просчитал полковник Бэкквард — умно, быстро и главное — безошибочно.

     – Он поставил себя на моё место, и ему удалось!

     – Да, на третий раз ему чертовски повезло!! — Зулу рычал от злости.

     – Должно же было когда-нибудь и ему повезти, Зулу, — «успокоил» сержанта Гэбриэл.

     – Да, на этот раз это был ваш конец, парни! Мэлвина ещё пытался спасти его друг, генерал доктор Брайтлайт, как всегда пытаясь укрыть капитана в психиатрическом отделении под крышей своего военного госпиталя. Но, к сожалению, на этот раз ему это не удалось: суд признал капитана Мэлвина Линкольна вполне вменяемым.

     – И это через столько лет сидения в одной клетке с психами!! — возмутился Зулу.

     – У стенки все вменяемые, — сделал свой вывод Мэлвин.

     – Да, Джон! Мэлвин прав, у стенки все вменяемые… и полковник Бэкквард был единственным несфабрикованным свидетелем, который присутствовал на прощальном суде — третьем и последнем для нас.

     – Генерал! Теперь — генерал Бэкквард, генерал-президент Великой Америки и Мистер Премьер Правительственного Совета Земли ОСОЗ… Ваши комнаты, парни! К сожалению, ваших собственных вещей практически никаких не сохранилось, но что могли, мы восстановили по вашему вкусу и типажу. Кстати, твои наградные часы, Гэбриэл, я получил от Бэккварда в подарок за твою персональную и окончательную смерть! Так что твой Вьетнам ждёт тебя в твоей каюте… Каюты, конечно, не царские палаты! Но зато без решёток и наручников. И кое-что из ваших личных вещиц мне всё же удалось выкупить из военного архива.

     – В моей комнате нет включателя! И кто-то уже включил свет! — Красавчик с порога заглядывал за дверь своей комнаты.

     – Здесь нет ни включателей, ни выключателей, лейтенант: этот криобункер регулирует всё сам и свет в комнатах в том числе… Приоденьтесь во что-нибудь лёгкое, парни! И добро пожаловать ко мне в лабораторию: надо на вас поближе посмотреть. Потом — все в столовую! В ванную! Отдых! И снова ко мне — в лабораторию.

     – А как же сериал?! Сериал «Команда «Альфа»: про нас, про меня… — Красавчик снова заглянул и снова прикрыл дверь своей комнаты. — Я хочу посмотреть на себя в прощальном кадре!

     Профессор негромко засмеялся:

     – Прощальный кадр не имеет ничего общего с действительностью, лейтенант… Да и вряд ли ты себе там понравишься. Танго говорит, ты чересчур уж там картинный получился — как слащавый клоун на шоу-параде геев-красавчиков.

     Красавчик вдохнул, но на выдох захлебнувшегося возмущения ему уже не хватило, — он шагнул в свою комнату и громко хлопнул дверью.

     Гэбриэл встал перед профессором:

     – Джон, а если я скажу тебе правду — скажу откровенно: навряд ли я знаю, что теперь делать.

     Профессор понимающе улыбнулся:

     – Никто не знает, Гэбриэл. Но вам может повезти, как везло всегда… Да, мира больше нет! И того прежнего — его тоже нет… Но зато теперь есть вы — Команда «Альфа»! И в этом наше спасение. Ведь вам и в третий раз удалось обмануть стенку: сама Смерть преклонила перед вами свои колени.

     – Хмм… Честно говоря, ты своими выводами ставишь меня в тупик, Джон. Всё слишком быстро, всё слишком накатисто.

     – Просто ты ещё не готов принять ту действительность, которая уже завтра перевернёт весь твой прежний мир, Гэбриэл.

     – Просто я ещё не видел этой настоящей действительности, а потому не могу судить о том, чего ещё не знаю… пока не знаю…

     Вдруг Мэлвин резко дёрнулся в сторону, чуть не сбив с ног сержанта, внимательно вслушивающегося в каждое слово профессора.

     – Ты с ума сошёл, придурок?!

     Но капитан будто его и не слышал — он резко остановился посреди длинного коридора и тупо уставился напряжённо болезненным взглядом в никуда.

     – Мэлвин, что случилось?!

     – Полковник… а Эмили — с моим хомячком?.. их тоже — нет?..

     – Мэлвин…

     – И доктора Брайтлайта?.. моего дорогого и любимого друга — доктора Брайтлайта?..

     – Мэлвин…

     – И маленькой уютной пиццерии на углу?..

     – Капитан!

     – Подожди, Гэбриэл, — профессор подъехал к Мэлвину и взял его за руку. — Быть может, память — это лучшее из всего твоего прошлого, которое даст тебе возможность продолжить жить дальше — во всё ещё человеческом облике и божьей душе… и это — главное, капитан… верь мне…

     – Скучно…

     – Найди себе врага и сразу станет веселее!

     – Нашла бы, — Танго вяло перевела взгляд с ехидно-злобного зырканья Лео на такое же «ненастроение» Миши, — если б позволяли.

     – Успеется ещё! — полковник подняла глаза, но посмотрела не на своего праздно зевающего лейтенанта, а на задумчиво умиротворённое лицо Чукки. — Сколько можно говорить, капитан: никаких излишних привязанностей!

     – Что значит излишних? Не мы определяем меру даруемых нам привязанностей.

     – Ну не крыса же! — полковник разложила перед собой на столе новый пасьянс и отпила сладкого кваса из пивной глиняной кружки.

     – Ты несправедлива, Миша! Федя такой милый, такой ласковый.

     – Особенно когда у него плохое настроение и он кусается, собака! — Танго сидела в своём персональном кресле, вытянув вперёд обе ноги и расслабленно лениво елозя миниатюрной пилочкой по ногтям длинных тонких пальцев. Не делая ни одного лишнего движения, она кинула на Чукки вялый «задушевный» взгляд и снова занялась своим делом.

     – Так, может, не стоит обижать малыша — тогда и котёнок не превратится в тигра, и волк не обернётся в оборотня, — Чукки с удовольствием поглаживала под мохнатым подбородком у чёрно-белой с рыжим подпалом длинношёрстной морской свинки, развалившейся на спине и блаженно похрюкивающей в такт движениям пальцев своей хозяйки. — Федя — естественный природный стабилизатор психической уравновешенности и гарантия всегда хорошего самочувствия.

     – Тоже мне, природный… Генетический мутант!! Этот мышиный панк годится только на корм помойным котам, а не на стабилизацию твоей психической неуравновешенности.

     – Уверяю тебя, Лео, если бы у нас был кот, эти двое «генетиков» обязательно бы подружились! И хочешь знать почему?

     – Нет!!

     – Потому что в отличие от людей и их подобия, кот и мышь в сто раз быстрее способны проявить в себе человеческую душу, найти общий язык и протянуть друг другу лапу, нежели ты, наконец, перестанешь отрывать рога и копыта у таких же, как ты сама!

     – Ой-ё-ёй!.. как поучительно… Вот оторву твоему Феде кое-что под обгрызенным крысиным хвостом, и будет он, как мы все, без рогов и копыт, зато — с хвостом и душой!

     – Злая…

     – Сама такая!

     – Насчёт рогов и копыт, — Танго усмехнулась, — это ты погорячилась: у кого, у кого, а у тебя их так на целый взвод чертей хватит… гы-гы-гы!

     – Сама — хвостатая!! Змея…

     – Лео, тебе стоит только попробовать хоть разочек мирно погладить Федю, и ты сразу же почувствуешь, как сама доброта и спокойствие поселяются в твоей беспокойной душе.

     – Если ты от меня не отцепишься со своим крысиным зубогрызом, я сейчас тебя так поглажу против шёрстки, что ты узнаешь!!

     – А по шее? — предостерегающе процедила сквозь зубы Миша.

     Лео глухо зарычала, но всё же убрала занесённый кулак.

     – Кто-нибудь вырубит этот дурацкий «ящик»!! Сколько раз повторять: от этих маразматических идиотских телешоу у меня разрывает коробку на куски!! — Лео была не просто не в духе, сегодня её явно клинило.

     – Ну ты, чертеняка хвостатая! Чего снова набычилась как сурок на зиму? И чего бы тебе не выключить телебук самой? Кто переломал своими кулачищами все пульты и голосовые сенсорные приставки к «ящику», а? Сила есть — котелок найдёт, где приложиться… Андрею или Танго опять всё чинить после твоего очередного рукоприкладства — никакая система не выдерживает такого безумного насилия. И ты ещё Чукки обвиняешь в безумстве?! И почему ты снова не поставила за ухо «улитку»? Я всё равно найду тебя, если мне это будет надо… Сержант Румаркер?!

     Но Лео только показала своему полковнику язык и снова «набычилась как сурок».

     Танго подула на отполированные до жемчужного блеска природно-перламутровые ногти, убрала пилочку в чехол и спрятала в набедренный карман комбинезона. Затем подобрала ноги, как обычно затянутые в высокие чёрные сапоги из мягкой блестящей кожи с красивой меховой оторочкой, небрежно закинула ногу на ногу и, спокойно закурив, расслабленно выпустила в сторону Лео длинную спиральку дыма.

     – А как вам… наши отморозки?

     Чукки перевернула свинку на живот и посмотрела на лейтенанта круглыми немигающими глазами, но ничего не ответила. Пэпээсница недружелюбно зыркнула исподлобья на Танго, выпятила нижнюю губу, глухо рыкнула, но тоже больше не открыла рта.

     – Они не наши, они — Лео! — Миша бросила карты на стол, подошла к книжным шкафам и слегонца приударила кулаком по расчерченному квадрату монитора — широкая рама голографического библиотечного телебука сошлась в точке и погасла. Полковник взяла толстую книгу с полки и снова села за стол.

     – А-аууу! — зевнула Танго. — А может, ты нам лучше побренчишь… а, Миша? Лео сгоняет к тебе за гитарой.

     – Я не бренчу!

     – Ну тогда спой, что ли.

     – Не до песен!

     – Ну Миша-а-ааа…

     – Скучно? Почитай!

     – О-ооо, — протянула Танго и откинула голову на спинку кресла.

     – Тогда не цепляйся! — Миша раздражённо захлопнула книгу и пошла за ажурную, старого «дедовского» образца, тёмную чугунную перегородку — в пяти ярдах за спинкой дивана, на котором сидела Чукки… Полковник молча сняла ботинки, подвернула штанины, нацепила манжеты на щиколотки, натянула на руки боксёрские перчатки и стала методично вполсилы пробивать старую оранжевую грушу.

     Сама Большая Библиотека представляла из себя несколько комнат вокруг одной большой бальной залы, но только само «приложение» тренажёрного ответвления было хорошо видимым и всегда доступным из добавочных боксов. Большая часть пристенного пространства библиотеки была заставлена книжными шкафами. Вглубь от входных дверей немного левее стоял диван с двумя широкими креслами и двумя изящными высокими журнальными столиками. За диваном стоял стол, который девчонки использовали для карточных игр и наливочных разгулов.

     – Зануда, — хмыкнула в сторону своего полковника Танго и, пригнувшись, выпустила облачко дыма на увлечённо умывающегося на диванном подлокотнике Федю.

     Свинка протестующе заверещала и тут же юркнула за спину капитана. Чукки осуждающе посмотрела на Танго, но опять ничего не сказала. Лео продолжала «медитативно бычиться» на своём месте, запрятав обе кисти рук под мышки и по-турецки поджав ноги, заодно недружелюбно позыркивая то в сторону Чукки, то в сторону лейтенанта.

     Танго лениво взглянула сквозь решётку на Мишу:

     – Мы здесь скоро совсем сойдём с ума от скуки! Чего мы ждём, командир, а?! Два месяца принудительного затворничества, клятвенно обещанные доку Румаркеру, наконец-то закончились вместе с пробуждением этой отмороженной четвёрки никому не нужных «древних» придурков. Три дня их полной акклиматизации тоже прошли. И они вместе с доком преспокойненько разгуливают по всему бункеру точно у себя дома, пока мы безвылазно сидим в своих каютах и даже обедаем в библиотеке. Неудивительно, что отлично себя чувствует только крыса Чукки: столько разнопланового внимания — и всё ей одной! Мне вся эта хренотень порядком надоела! Остоёбло…

     Лео уставилась на Танго как бык на красную тряпку:

     – Дед просил нас дать Команде «Альфа» несколько спокойных дней для вхождения в норму и адаптации в непривычной для них среде.

     – Убиться об штурвал — непривычная среда, ёханый бабай!! Да здесь абсолютно всё стилизованно под вторую половину прошлого века.

     – Не всё! Телебуки современные.

     – Ну надо же!! А в комнатах?! Во всех наших каютах… Древнепотопные японские гробы-телевизоры и германские видаки с кассетами-книжками. Я ещё понимаю — библиотека! Настоящие бумажные книги! И этот антикварный, проеденный молью и мышами запах — у дока свои причуды, ладно… Но остальное! Комнаты! Ванные! Кухня! А столовая? Просто какая-то икебана прошлого века! Вы когда-нибудь за последние двадцать лет видели более натуральную еду, чем ту, которую воспроизводит старая кухня дока? Все эти серебряные вилки, салфетки, графины, почерневшие подсвечники — хотя мне это даже нравится… Но за эти последние два месяца полной изоляции от внешнего мира, мне кажется, мы совсем абстрагировались от всего того, что там — наверху.

     – Особенно от «Яго»… Как я тебя понимаю! — ехидно съязвила Лео.

     Танго трудно было оставить в долгу.

     – Ещё немного, и я буду умолять дока сделать меня ещё одной наследницей его Снежного Королевства!

     – И не надейся!.. макака-резус…

     – А кто мне запретит?.. интересно, интересно... Сапёрная лопатка, что ли?!

     Дальше диалог перешёл со смеси двух языковых групп на чистейший русскоязычный.

     – А кто мне запретит натолочь тебе сапёрной лопаткой по твоей крысиной морде?

     – Слышь, брякало, а по горбу в обратку — не слабо?

     – Не слабо по заду тебе напинать!

     – Прикинь! Таки запинала, индюшачье перо… Ну ты у меня догавкаешься: новые зубья в два счёта поменяю на старые-драные!

     – А я деду пожалуюсь! Он тебя в морозилку запихает!

     – Не добежишь — не успеешь… Так что умойся грудным кефиром и засохни, недомерок!

     – Ну всё, — Лео дёрнулась из кресла, но подняться ей не пришлось: тяжёлая боксёрская перчатка наковальней легла на её плечо.

     – Сиде-е-еть! Я! — сказала… Хватит, пацаны! — полковник скинула боксёрские перчатки на диван и, упав возле Чукки, отстегнула утяжелители. — И ты, лейтенант, тоже расслабься. Чёрный рейнджер — не свихнувшийся пэпээсник. Твоё перенапряжение — признак повышенной взрывоопасности всегда для всех и в буквальном смысле… Спокойнее, спокойнее, детки! Самая тёмная ночь перед рассветом. Проверено! Скоро всё закончится. Я! — вам говорю.

     – Как по мне, так всё только начинается.

     – Помолчи, лейтенант… Чукки!

     Миша собрала перчатки и манжеты и понесла их обратно в тренажёрный зал. Чукки поднялась следом и, подойдя к столу, открыла термос — разлила кофе в четыре чашки и молча разнесла две: Танго и Лео… Сняла со спинки стула Мишин френч и, подождав возвращения полковника, спокойно подала. Миша засунула руки в рукава, но застёгиваться не стала. Она взяла свою чашку и неспешно присела на диван. Чукки прислонилась к столу и отпила кофе. Федя перебрался на спинку дивана и свысока стал наблюдать за происходящим, совершенно по-человечески вдумчиво и весьма внимательно.

     Миша допила свой кофе в три глотка и, передав чашку с блюдцем сразу же подошедшей к ней Чукки, заложила руки за спину и снова нервно заходила по библиотеке. Такое маятниковое состояние полковника уже само по себе ничего обнадёживающего не предвещало.

     – Но ты права, — Миша резко остановилась напротив кресла Танго и в упор посмотрела на своего лейтенанта, — время действовать! А мы здесь совсем порасслаблялись, один наш расхлябанный вид чего стоит! Приходится констатировать значительное ослабление общей мозговой деятельности и основных жизненных инстинктов...

     – Бодлер, — отпив глоток кофе, с точностью до микрона уверенно-спокойно констатировала капитан.

     – Амбивалентное отвращение к жизни…

     – Варлен.

     – Нигилизм, упадничество и отвращение ко всему и вся…

     – Тургенев.

     – Размазни и импотенты!!

     – Декаденты, — хладнокровно поправила своего полковника капитан. — Бодлер, Рембо, Шопенгауэр, Гартман… «от реального к реальному»…

     – Ницше, — сладко выдохнула в никуда голубым колечком Танго.

     – А-аа! — махнула рукой Миша. — Один хрен! Скоро от нас станет толку, что от крысы Чукки.

     – Мой бедный, бедный Федя! — капитан посадила свинку себе на плечо. — Все считают тебя крысой, а ты всего лишь прелестный пушистый комочек под логотипом: морская свинка.

     – Цурюк цур натур, — усмехнулась Танго.

     Лео наконец-таки вылезла из своего пещерного кресла:

     – Ладно, схожу — ещё раз переговорю с дедом… Надо точно знать, на что мы можем рассчитывать, если всё-таки сможем прибегнуть к помощи Команды «Альфа».

     – Это с самого начала было плохой и неудачной идеей, — Миша снова усадила Лео на место. — Я всегда была против! И ты это знала.

     – И действительно, зачем нам аж четверо потных вонючих мужиков? — Танго точно знала, как заесть Лео до смерти. — Если бы это были былые времена, мы могли бы завести себе четырёх охранных кобелей: каждому по смердящей псине — и всех делов!

     – А чем тебе эти не натуральные кобели? В самый раз булли на задворках!

     – Э-эээ… — Танго попробовала привлечь внимание Миши, показывая большим пальцем на входные двери позади себя.

     – Нам никто не нужен!! Тем более чужие — новые они или старые. Толку от них никогда не было — ни тогда, ни теперь. Я сама найду выход из этого тупого и безнадёжного положения!

     – А может быть, всё-таки вместе? — голос Гэбриэла прозвучал прямо за спиной Миши.

     – А вот и «сахарные мальчики»… У нас гости! — наконец озвучила своё предупреждение лейтенант.

     Миша резко обернулась, но полковник уже удерживал её кисть перед своими губами.

     – Всегда приятно прийти на помощь дамам, когда они в настоящей беде.

     Гэбриэл вынул изо рта дымящуюся сигару, поцеловал руку Миши и, широко улыбаясь, опять зажал сигару ровными белыми зубами.

     – Й-ёкарный бабай!! — совершенно неадекватно по-русски отреагировала Миша.

     За спиной полковника стоял Красавчик, а в проёме двойных распахнутых дверей — Зулу и Мэлвин.

     – Он самый, — буркнула от стола Чукки.

     – О-ооо, — кажется, это был единственный осознанный звук, который вырвался из груди чуть было не загоготавшей в голос Танго.

     – Бог в помощь! — совершенно по-русски расплылся в самой приветливой улыбке Гэбриэл.

     – Милости просим… — Мишино лицо перекосило от такого наглого «профессорского» приветствия полковника. — Неужели по нам так видно, что «дамы в беде»?

     – Ни в коем случае, полковник Миша Васильева! Но мой внутренний голос мне подсказывает, что мы и к месту, и ко времени… «Heroes for hire are always welcome at court!» — подходящий герой всегда ко двору, миледи.

     – А-а-ахххренеть, — недружелюбно-восхищённо выдохнула из себя Лео.

     – А-ахренеть — не встать! — подвела русский преферанс Танго.

     Чукки молча села на Мишин стул по ту сторону стола и с нескрываемым любопытством стала разглядывать ослепительный отряд.

     Миша сразу же застегнула на френче все до последней пуговицы и, отойдя к книжным полкам, сцепила на груди руки и молча угрюмо уставилась на незваных гостей. Танго, хитро прищурившись, отмороженно скосилась на вставшего сбоку Красавчика, Чукки налила в блюдце кофе для быстренько перебравшегося на стол Феди, Лео же исподлобья злобно зыркала на всю нежданную четвёрку.

     Красавчик решил, что шутка — лучшее средство для разрядки атмосферы. Обращаясь сразу ко всем, в большей степени он всё же склонился к явно игнорирующей его Танго:

     – Мы только на свидание, а девчонки уже тут как тут! А что, на прихорашивание девушки теперь меньше тратят времени?.. ну там — щёчки подпудрить, губки подкрасить…

     Танго изящным движением руки вытащила дымящуюся сигаретку изо рта и пренебрежительно посмотрела на Красавчика:

     – У меня что, свои губы синие, что я должна их ещё и штукатуркой мазать?

     Красавчик замялся:

     – Я… этого не говорил!

     – Тогда чего рот раскрывал?

     В комнате повисла вполне закономерная пауза, но вряд ли её можно было назвать томительной или неловкой: скорее, это была пауза оценивающая, нужная, классическая, дающая возможность всем прийти в себя и, что называется, успеть на одном дыхании присмотреться друг к другу, ухватить суть вещей на лету, переломить ход давно назревших событий — ведь впереди им предстояло нелёгкое и, возможно, даже неосуществимое со стратегической точки зрения сотрудничество.

     А осмотреть и оценить было что… Только один вид «древней» четвёрки привёл в настоящее замешательство девчонок-военных, слегка обалдевших от такого «парада комет». И здесь было на что посмотреть широко открытыми глазами — в их мире так уже давно никто не одевался, разве что старомодный профессор Румаркер, когда поднимался наверх…

     Полковник Гэбриэл Харрис был сама пренебрежительная элегантность с чистой примесью отточенной военной выправки: высокий, подтянутый, молодцеватый, с серебристой шевелюрой на голове и с хитрым смешливым стальным взглядом серо-синих колких глаз на светлом и прекрасно сохранившемся мужественном красивом лице. Синие узкие джинсы стиля восьмидесятых прошлого века и застёгнутая всего лишь до середины «железной» груди плотная тёмно-бордовая однотонная рубашка придавали ему ещё более молодцеватый вид. Его обувь являла собой пример настоящего денди — песочно-коричневые, начищенные до зеркального блеска, фигурной кожи высокие туфли под Техас. Натуральный кожаный ремень с техасской бляхой под слегка выступающей складкой живота мог бы посоперничать даже с таким образчиком грубоватой, но таки изысканной формы, как чисто военный ремень полковника Миши Васильевой. Но сказать о полковнике Харрисе: военная выправка! — было всё равно, что ничего не сказать. Гэбриэл Харрис скорее был сама показная элегантность мегазвезды, сошедшей с экрана старого и некогда нашумевшего блокбастера шестидесятых об агенте 007 с мужественным и чопорным Шоном Коннери в главной роли…

     А вот Красавчик скорее тянул на звезду более раскованного типажа восьмидесятых — вроде блистательного сердцееда Мэла Гибсона или харизматичного романтика Патрика Суэйзи. Имперский индиго двубортного пиджака, бело-бежевые брюки с отлично выглаженными и вытянутыми по струночке стрелками, белоснежная рубашка с золотыми квадратными запонками на высоких манжетах, фирменные итальянские туфли с узким носком и конечно же небрежно повязанный на голую шею под расстёгнутый отложной воротник рубашки широкий тёмно-голубой шёлковый платок — прямо под цвет дивных глаз лейтенанта.

     На Зулу просто было больно смотреть — он буквально весь переливался, как новогодняя ёлка: непременный комбинезон, сейчас тёмно-фиолетового цвета, заправленный в красные гольфы и белые мягкие высокие боксёрки-сапожки всё того же образца семидесятых-восьмидесятых. Его пояс, в который спокойно вместилось бы два полковничьих ремня, с яркой, в ладонь, тяжёлой стальной бляхой-украшением, опоясывал торс-тумбу человека, некогда носившего вызывающе-обязывающее имя: Мистер Яростный Молот! — рингового бойца за титулы и деньги и просто кулачного уличного драчуна и задиру. Его верхнюю половину тела с мощными квадратными плечами прикрывала майка в обтяжку тигрового окраса с глубоким угловым вырезом чуть ли не до самого пупа. Его бычья шоколадная шея была увешана целой связкой золотых цепей с крестами и медальонами. А его руки! Не было пальца, чтобы на нём не красовался золотой перстень или квадратная печатка, а то и вместе со всякого рода гербовыми вензелями и рокерскими причудами. И конечно же выбритый ирокез на круглой сливочно-шоколадной голове с чёрной пугающей бородой на тёмном лоснящемся насупившемся лице, подобном вырубленному в скале портрету первого неандертальца, довершал этот сногсшибательный образ. Сержанта Инкейна вполне можно было бы выставлять вперёд в любой драке для прикрытия вместо щита, даже без устрашающих воинственных криков его племенных африканских предков и полагающейся к такому случаю дубины поувесистей. Всецело хватило бы одного его вида, чтобы привести в шоковое состояние любого — только от первого и совершенно неизгладимого впечатления этого зулусского воина-защитника.

     Пожалуй, только один «причокнутый» капитан Мэлвин Линкольн вполне мог сойти за обычного лоботряса и шалопая, мающегося от скуки и полного безделья или какой-нибудь лёгкой «дури» где-нибудь на блошиной тусовке в районе клубного бара «Шериф Джо». Его безмятежно спокойный разбалбесный вид вполне мог бы успокоить ошарашенные взгляды женской военной «братии» из бункера профессора Румаркера — если бы не его рост. Хотя в распростёртом положении эти четверо размороженных неандертальцев и занимали абсолютно всё пространство лабораторных столов в ФЗ-терапевтической лаборатории профессора Румаркера, но теперь, когда они ещё и встали на свои ноги да приоделись-приобулись, девчонки-вояки, которые до сих пор всё-таки не считали себя какими-нибудь там карликами или людьми-мутантами по сравнению с мужской половиной собратьев по оружию, поняли, что дела будут обстоять не совсем в том накатанном русле, к которому они привыкли за последние двадцать лет. Все четверо «древних олимпийцев» были под шесть с половиной футов с запасом да ещё с таким нетипичным для теперешнего времени наглым поведением и чувством упоения неограниченной свободой — а такое безграничное нахальство теперь было частично позволительно разве что солдатне из Форта да старой гвардии «Клуба Убийц». Даже Миша, самая высокая из всех своих, почти на голову была ниже полковника Харриса, что уже было говорить о Лео, которая с трудом дотягивала лишь до неполных пяти с половиной футов.

     И самый высокий в этой четвёрке «древних джедаев» был именно Мэлвин! Одетый в лётную авиаторку ВВС США L-2B Light Zone времён Вьетнамской войны — защитно-зелёную кожаную бомберку на молнии с замершей на спине рычащей мордой короля-льва и синюю клетчатую рубашку, в бесформенные светло-серые штаны и дорогие фирмовые высокие кеды, и конечно же с синей бейсболкой на голове с нашивкой всё того же рычащего короля-льва, из-под которой топорщились во все стороны его редкие и непослушные льняные кудри, Мэлвин к тому же ещё всё время зачем-то делал свои кофейные глаза ужасно круглыми и театрально моргающими, точно хотел произвести первое незабываемое впечатление — что, кстати, ему как раз таки неплохо удавалось из-за столь изысканного вида и эксцентричного поведения.

     Однако уже по первой оценке значимого вторжения, казалось, что всем присутствующим осталось только выхватить из-за пояса по вестерн-револьверу типа «Дикий Запад» и вперёд — аргентинское танго начинается! И может быть, судя по оборонительной позиции Миши и вконец набычившемуся виду Лео, всё где-то так и произошло бы, если бы не философски безалаберный манёвр капитана Линкольна.

     Мэлвин снял свою бейсболку, пригладил кучери и напялил её обратно на голову… решительно одёрнул куртку и сделал шаг вперёд:

     – И кто мне подогнал этот шикарный вариант штурмовой авиаторки времён Вьетнамской кампании?.. Удобно, комфортно, сшита точно по мне и король-лев в унисон бомберу с моей бейсболкой. Мне припало!

     Видя, что никто не собирается отвечать Мэлвину, Чукки взяла инициативу в свои руки:

     – Ну… я припечатала на куртку и бейсболку короля-льва для Львиного Вертохвоста — покорителя воздушной стихии.

     – Ммм, зашло — не отрицаю… И что читаем?! — заложив руки в карманы штанов, Мэлвин вразвалочку вальяжно подошёл к столу и, достаточно бесцеремонно вытащив из-под ладони Чукки книгу полковника Васильевой, повернул её обложкой к себе. — Рэмбо! Что-то я запамятовал, когда это прославленный герой Вьетнама стал заниматься биографическим письмомарательством! Да ещё таким…

     Мэлвин уважительно потряс на ладони толстый томик в серебристо-чёрном переплёте:

     – …тяжеловесным!.. Та-ак! Что здесь у нас? Ага!

     «Коль мне нужна вода Европы, то не волны

     Её морей нужны, а лужа, где весной,

     Присев на корточки, ребёнок, грусти полный,

     Пускает в плаванье кораблик хрупкий свой…» ¹

     Капитан закрыл книгу и, спокойно пристроив томик обратно, положил ладони на стол и посмотрел прямо в глаза Чукки чуть лукавым взглядом из-под своих пушистых сладких ресниц:

     – Чем ответите на Рэмбо… мэм?

     Чукки поставила локти на стол и чуть подалась вперёд:

     – На Рэмбо — отвечу Рембо́…

     «Я знаю рвущееся небо, и глубины,

     И смерчи, и бурун, я знаю ночи тьму,

     И зори трепетнее стаи голубиной,

     И то, что не дано увидеть никому…» ²

     – О-ооо! Полковник! — Мэлвин кивнул Гэбриэлу. — А нас здесь, кажется, понимают.

     – Чем обязаны и всё такое, джентльмены?! — Миша снова выступила вперёд, в упор посмотрев в лицо полковника Харриса.

     Гэбриэла ни в коем разе не смутил вопрос на чистейшем русском. Он широко улыбнулся и положил локоть на плечо своего лейтенанта:

     – Неординарные проблемы требуют столь же неординарных решений, полковник… Вы нас всячески избегаете, леди, так что мы решили сами к вам наведаться — так сказать, с дружественным дипломатическим визитом!

     Миша отдала должное не только абсолютному пониманию её речи, но и столь же невозмутимому и достаточно исчерпывающему ответу своего оппонента.

     Мэлвин опёрся локтями на стол и нагнулся к уху Чукки:

     – Она знает русский язык?

     – В совершенстве…

     – Зачем?

     Вопрос был совершенно идиотским, но Чукки спокойно посмотрела в наивные солнечные глаза капитана:

     – Положено.

     – Положено?

     – Положено знать язык своего основного врага: мы же — Америка.

     – Так с дружественным или дипломатическим? — Миша вновь перешла на «родной» американский и снова готова была молниеносно обратиться в неприступный, ощетинившийся всеми возможными средствами и методами ведения партизанской войны, окопавшийся дзот.

     – Всё будет зависеть только от хозяев этого дома. Но мы готовы к сотрудничеству — всецело и абсолютно: мы всегда там, где больше всего нужны… Красавчик!

     Лейтенант выудил из-за спины бутылку шампанского:

     – Между прочим — не подделка! Не какой-нибудь кулинарный эрзац. Настоящее вино солнечных горных долин! «Новый Свет»: Россия, Крым, 1987 год! Оно, конечно, никто не знает, во что это вино превратилось за столько лет. Но док Румаркер уверяет, что оно просто прелестно. Впрочем, не стану томить вас, леди! Мы его уже попробовали: шампанское — просто…

     Красавчик сложил пальцы вместе и изобразил такой смачный поцелуй, что у Танго засосало под ложечкой.

     – Я пью только горячую водку, — Миша отвернула голову в сторону.

     – Вы — русская!— сделал шаг вперёд Гэбриэл.— Стопроцентно русская! Так?!

     – Все мы здесь русские американцы… Но скажем так: воспитывалась русским дедом, а потому некоторые вещи в моей крови неискоренимы!

     – А не слишком ли разогревает славянскую кровь столь варварский и явно мужской напиток, как горячая водка?

     – Налей мужику водки, он выпьет и успокоится! В глухой России так принято, когда в стране… неспокойно. А в тех краях всегда было неспокойно.

     – М-мм… Мне кажется, полковник, вы относитесь к нам заранее предубеждённо — как к каким-то… иноверцам.

     – Времена нынче смутные, неспокойные... А в России есть такая потеха: во времена смут бить рожи иноверцам… всем! — без разбору и не взирая на чины и регалии.

     – Нет причины вам не верить, полковник: я помню по Вьетнаму — русские не знают жалости. Кровь у вас ещё та… Должен признать, для начала совместного знакомства и первого разговора, это — серьёзно! — Гэбриэл встал так, чтобы его было видно каждому в этой большой комнате.

     – Сегодня живи, а завтра воюй! — Миша сделала шаг навстречу полковнику.

     – Я бы сказала точнее, командир: сегодня воюй, и завтра смерть сама отыщет тебя.

     – Интересная интерпретация…

     Танго полностью проигнорировала нестройное мямленье своего соседа — она не сводила своего насмешливого жутковатого взгляда с Гэбриэла.

     – Ближе к теме, полковник! Вы ещё не у себя дома, — Танго не была рьяной поклонницей долгих «развесистых» церемоний, да и тон Миши позволял ей вольное вмешательство в подобного рода неуставную перепалку.

     – Кажется, осталось только запинать нас ногами и выкинуть ко всем чертям за двери, — отозвался от стола Мэлвин.

     Но Гэбриэл не собирался сдаваться:

     – Девчонки!.. солдатики… Тут у нас ещё такой вопрос: Джон посвятил нас во многие вещи — в частичное и главное, так сказать. Но добавил, что всё остальное мы должны услышать от вашего непосредственного командира — полковника Миши Васильевой.

     – Весьма любезно со стороны Джона! — кажется, полковник Васильева собиралась не только никак не реагировать на выкинутый флагшток с белым флагом, но её «ангельскому» терпению явно наступал конец.

     Гэбриэл широко улыбнулся и, расправив плечи, набрал в грудную клетку побольше воздуха — предстояло немедленно переломить ситуацию или попросту быстро ретироваться всем своим парадным составом.

     – И всё же, для начала, разрешите представиться, леди… Полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис! Для друзей просто — Гэбриэл. Всегда к вашим услугам!.. И моя Команда «Альфа»!! «Красавчик»! Лейтенант Руп Квинси… Руперт Квинси: непревзойдённый ловелас и непревзойдённый проныра, но и такой же непревзойдённый солдат — для любой команды оперативной разведки.

     Красавчик отвесил четыре чётких офицерских кивка.

     – Хи-хи!

     – Я что, плохо выгляжу? — сразу же насторожился Красавчик.

     – Дурацкий вид… но тебе идёт! — Танго не повела даже бровью, зато так прицыкнула своими тонкими перламутровыми губками, что Красавчика трижды окатило кипятком.

     – Спасибо и на этом, — скуксился Красавчик.

     Танго слабо отмахнулась.

     Гэбриэл сделал вид, что пауза была предусмотрена рамками Договора Европейского Союза:

     – Капитан Мэлвин «Психо» Линкольн! Лётчик: водит все виды воздушного транспорта, а также страстный любитель собак, лошадей и справедливости… и конечно же незаменимый подрывник и знаток сапёрного дела: всегда найдёт как распорядиться на кухне — для еды или для взрывчатки. Мэлвин, потом покажешь, как ты любишь животных, не всё сразу. Не тяни крысу за хвост!!

     Капитан поднял за короткий хвостишко подбежавшего к нему Федю и таким бесцеремонным образом перенёс его себе на плечо:

     – А я и не тяну, полковник! И это вовсе не крыса, а морская свинка… И я только посадил её себе на плечо, и она совсем даже не против. И я тоже так могу: фр-фру! Смотрите, как этот пушистый пройдоха щекочет мне ухо. Ай-яй! И лезет за шиворот… Щекотно!!

     Чукки подпёрла рукой подбородок и в совершенном недоумении следила за приплясывающим «подрывником», но с места не вставала, лишь осторожно посматривая то в сторону полковника Харриса, то Миши.

     Гэбриэл отвернулся от капитана, прыгающего по библиотеке и на ходу вытаскивающего из-за пояса рубашку, чтобы вытрусить из себя забравшуюся под одежду и верещащую от полного восторга свинку.

     – Сержант Инджелоси «Зулу» Инкейн! Мистер Инкейн! Мистер Яростный Молот! Но мы зовём его — Зулу! Или просто: Детский Ангел… его очень любят дети… Правда, своей семьи он так и не успел, к сожалению, завести.

     – Как и вы все, — мрачно вставила Миша.

     – Но ведь никогда не поздно… Правда, Зулу?!

     – Детский Ангел?!

     – Зулу, помолчи пока что. Сержант только на вид такой — пугающий всем своим видом. Но зато он может всё! Нет такого дела, с которым бы сержант Инкейн не справился.

     Капитан наконец-то вытрусил из себя довольно хрюкающего Федю и без проблем передал его из рук в руки Чукки, чем очень её удивил: Федя никогда не шёл на руки даже к девчонкам. А тут! Избалованную свинячью морду точно подменили.

     Мэлвин хлопнул Зулу по спине:

     – Ну как вам наш титан из прошлого?.. то есть — из будущего, то бишь — из настоящего…

     Никто не нашёлся, что ответить… Тогда Лео спустила ноги со своего кресла и разжала мизинец на левой руке:

     – Из любого техномусора создаст настоящее произведение искусства! Да ещё действующее: на колёсах, с приличной скоростью для удирания и погонь. Плюс что-то универсальное, пуленепробиваемое и с множеством потайных лёжек, в которых всегда можно найти всё для первой необходимости,— например, автомат, ручной пулемёт, несколько запасных обойм, гранаты, взрывчатку для Мэлвина, одеколон для Красавчика и коробку сигар для полковника…

     Лео перешла на другую руку:

     – А ещё, у Зулу, у Мистера Яростного Молота очень тяжёлая рука для дурных голов и мёртвая хватка для горлового захвата. А ещё, Зулу ненавидит подводные крейсеры! Это у него персональная фобия вроде зубной боли… У Мистера Яростного Молота — типа Детского Ангела, как и у каждого, есть своя собственная слабинка — и не одна: Зулу заваливается в мёртвый ступор от одного только вида самой захудалой «фанеры» и впадает в неконтролируемое бешенство, если не дай бог на его холёной отлакированной машинке появится хоть одна подозрительная царапинка. А ещё… он недолюбливает собак и лошадей, а ещё…

     Глянув на открытый рот в натуре впавшего в ступор сержанта, Гэбриэл поспешно накрыл своей широкой ладонью пальчики-считальчики пэпээсницы:

     – Мы тебе очень благодарны за столь подробные сведения о Мистере Инкейне, сержант Лео Румаркер, но предоставь нам самим судить о людях по поступкам, а не по бумажным отчётам полковника Бэккварда… вернее, теперь уже генерала Бэккварда… Я так понимаю, леди, нам есть о чём с вами потолковать, прежде чем мы приступим к следующему этапу нашего официального знакомства. Поэтому предлагаю для начала отужинать в столовой профессора Джона Румаркера — вместе! Тем более, что нас там уже ждёт как полагается накрытый и по такому случаю даже праздничный стол… Что скажете? Миша?

     Гэбриэл тактично предложил руку, согнув её в локте. Миша посмотрела на девчонок и, стиснув зубы, всё же взяла полковника под руку.

     – А теперь, джентльмены! Не очень привычно к леди обращаться так, но Джон настоятельно просил нас именно так обращаться к вам… А теперь, леди-джентльмены и просто джентльмены, вперёд — к застольному ужину! Прошу всех к столу!

     Гэбриэл больше не задержался ни на секунду — он слишком хорошо чувствовал это взрывоопасное напряжение в окружающем пространстве: воздух был настолько наэлектризован, что можно было зажигать лампочку. И само «дружеское одолжение» полковника Васильевой было настолько очевидным, что бессовестно злоупотреблять её дальнейшим терпением было бы, по крайней мере, неосмотрительно. Гэбриэл сразу же направился к выходу, для подстраховки придерживая кисть Миши на своей руке.

     – И что же теперь, по-вашему, эта наша жизнь, полковник Васильева?

     – Наша жизнь — это игра Бога с недогадливым человечеством… вернее, с тем, что от него осталось, включая теперь и ваши жизни.

     – Так что же нас ждёт, полковник? Каковы ваши прогнозы на наш счёт? В перспективе, разумеется.

     – В перспективе? В перспективе — большие перспективы: от Казематов Форта и до Пустыни Смерти!

     – Это слишком даже для нас… А для начала?

     – Бросайте курить, полковник Харрис: говорят, это очень укрепляет здоровье.

     – И весьма расслабляет мозги.

     – Человек слышит только то, что он хочет слышать: вот он корень всех проблем!

     – В таком случае, Миша, смотрите в суть… ищите истину…

     – В чём? В ком?

     – Да хоть в нас с вами… Если не ошибаюсь, кто-то из давних мудрецов утверждал: «истина в споре».

     – А как насчёт: «истина в вине»?

     – Мудрецы тоже были смертными.

     Как только за ними закрылись двери, в библиотеке сразу же автономно приглушился свет.

     – Ещё не дома, а уже командует, — процедила сквозь зубы вслед захлопнувшимся дверям Танго.

     – Она действительно любит горячую водку — этот ваш недружелюбный полковник с дремучими русскими корнями? — Красавчик вновь поднял руку, в которой он держал замирительную бутылку.

     – А что, у дураков всё ещё есть сомнения на этот счёт?

     На мгновение Красавчик снова растерялся… Зулу подошёл к Лео чуть ли не боком, точно косолапый увалень, и неуклюже протянул раскрытую лапищу:

     – За одежду… спасибо… большое…

     – Согласен!— сразу же всполошился Красавчик.— Костюмчик что надо! Сидит отлично!

     Он закинул непослушную чёлку назад, пригладил себя по адмиральским бокам и придвинулся к креслу Танго поближе.

     А Лео столь широкий мужской жест от Мистера Яростного Молота не только не приняла, но ещё и предприняла совершенно неожиданную для Зулу технику тотального ограждения: вжалась в дальний угол кресла и глухо предупредительно зарычала на вновь опешившего от такого солдафонского приёма сержанта. Зулу тут же отшатнулся и встал в стороне, вполоборота к Лео, так и не поняв — обижаться на «это» или просто великодушно проигнорировать.

     А Чукки и Мэлвин уже почти что не обращали внимания на окружающих: похоже, они первыми и без лишних слов нашли общий язык — они буквально не сводили друг с друга своих светящихся медовых глаз.

     Танго щёлкнула золотым портсигаром, неспешно достала из него голубую сигаретку и, демонстративно защёлкнув, постучала длинной сигареткой по изящной крышке.

     – И где же теперь можно раздобыть такую прелестную антикварную вещицу? Должно быть, подарил кто-нибудь из многочисленных поклонников? — Красавчик всячески пытался настроиться на нужную волну.

     Танго наконец-то повернула голову и посмотрела на Красавчика долгим изучающим взглядом из-под своих длинных опахал-ресниц:

     – Не напрягайся…

     – Ой! — дёрнулась в своём кресле Лео. — Да с трупняка стянула — как обычно!

     Красавчик криво улыбнулся, а Танго только негромко одобрительно рассмеялась над ревнивой прямотой Лео. Затем также неспешно она прикусила алмазными зубками фильтр своей сигаретки и вложила золотой портсигар в накладной кармашек под грудью.

     Красавчик поставил бутылку на пол и, точно фокусник неуловимым движением перехватив зажигалку из руки Танго, галантно согнулся над длинной сигареткой у нервных губ лейтенанта:

     – Можно?

     – Можно в телегу с разбегу… А на войне: разрешите прикурить!

     – Понял… Разрешите прикурить, лейтенант?!

     Танго прищурила глаза, но ей явно польстило столь подобострастное преклонение к её особе. Она благосклонно прикурила из рук Красавчика:

     – Ладно! Вольно, лейтенант...

     Красавчик положил зажигалку на столик и снова опёрся рукой на подлокотник кресла:

     – Вы заметили, леди, как хорош сегодня закат?

     – Ещё раз назовёшь меня леди, получишь в оба глаза одновременно… лейтенант.

     – Понял… А вы знаете, лейтенант, в этом доме нет ни одной лампочки и ни одного включателя, я уже проверил! Точно — ни одного: ни в узких тёмных коридорах, ни в крохотных комнатах в виде тюремных камер, где нет даже решёток — потому что нет окон. Похоже, и с освещением, и с окнами у вас здесь совсем худо. Дом без окон, без дверей — что нора для зверей.

     Танго криво улыбнулась:

     – Это не просто дом! И не просто нора. А подземный криобункер, который находится в автономном режиме полного саморегулирования: он сам решает, какой режим освещения подавать в ту или иную «тюремную камеру». Поэтому ни включателей, ни выключателей, ни рубильников энергетических подстанций здесь нет — равно как и старомодных лампочек из эпохи «древних». Пора было бы уже привыкнуть к новой обстановке за три дня полного безделья.

     – Гмм, попробуем ещё раз… А как вам, лейтенант, сегодняшний вечерний закат над дивным горизонтом свинцового безбрежного синего океана?

     – Закат?.. горизонтом?.. океана?..

     Танго в упор посмотрела в лоснящееся от нескрываемого удовольствия «квазимодное мырло» лейтенанта:

     – У тебя мордень сведёт в трупном окоченении, если ты не перестанешь всё время лыбиться, как перемасленный блин на сковородке.

     – Ты считаешь меня уродом?

     – Ещё и каким!

     – Весьма любезно…

     – Что это за понятие «любезно»?

     – Это от понятия «любовь»!

     – Понятия… А где же место чувствам? Или док Румаркер окончательно переделал вас в биодураков нового порядка!

     – Я думал о чувствах ещё рано говорить — столь открыто и откровенно прилюдно.

     – Урод!

     – Ну… стоит ли так отчаиваться из-за какой-то пустячной помехи в нашем с тобой первом и, я надеюсь, не последнем… свидании?

     – Свидании?! Эй, моряк! Ты слишком долго плавал.

     Все, кто были в комнате, внимательно и практически безмолвно наблюдали за этой щекотливой сценой… А Лео — так просто в упор! Разве что хмуро исподлобья.

     Красавчик — самый физически изменившийся из всей мужской четвёрки после «чудесного воскрешения» и не в лучшую сторону — и сам понимал, что с таким худым костлявым видом и с таким всё ещё одутловатым лицом, и особенно в два раза укрупнившимся и просто до безобразия ставшим огромным носом, он теперь выглядит, по меньшей мере, комично. Поэтому он направил всё своё внутреннее обаяние в сторону изысканного мужского этикета. Он осторожно присел на широком подлокотнике кресла Танго и нежно взял её за руку.

     – Зато как гармонирует цвет твоей элегантной сигаретки в тон с моим морским прогулочным костюмом… Так, может, бросим всю эту скучную компанию и завихренимся куда-нибудь на Канары или Сейшелы — на огромной двухмачтовой красавице-яхте под белоснежно-золотистыми парусами. И будем вдвоём и только вдвоём любоваться розовыми туманными рассветами и сиреневыми дымчатыми закатами… Сто лет не был на Сейшелах!

     Красавчик как можно нежнее поцеловал руку Танго:

     – Какая нежная бархатистая кожа и так чудно пахнет. Так бы и съел всё целиком — со всем наполненным приложением.

     Раздражённо куснув себя за нижнюю губу, Танго затолкала сигарету в пепельницу:

     – Боже Милосердный… А я ещё Мишу считала занудой!

     Собираясь подняться из своего кресла и будто невзначай, Танго опёрлась всей правой ладонью на достаточно ощутимое «имущество» лейтенанта и слегонца сжала свои прелестные тонкие пальчики с отточенными перламутровыми ноготочками.

     – Ай-яй!! — взмолился Красавчик.

     – Ой!! — Танго жеманно всплеснула руками. — Надеюсь, твоя индивидуальность никак не пострадала, лейтенант?! Тебе не больно?.. сахарный…

     – Я… всё ещё… вроде как… мужчина! — выдавил из себя задохнувшийся от нестерпимой боли Красавчик.

     Танго без зазрения совести выставила за ухо ладонь:

     – Вроде как?!

     – Да! — наконец распрямился Красавчик. — Я мужчина!

     Танго в упор заценила Красавчика:

     – М-мм! Слегка приятно для уха… особенно вроде как для женского…

     – И вообще! При чём тут сахар? — хотел было продолжить дискуссию Красавчик.

     – Хватит трындеть, леденец на палочке! Пошли уже, животное с несоизмеримыми желаниями и абсолютно ограниченными умственными возможностями… Бутылку не забудь!!

     Танго грубо потащила лейтенанта за собой, бесцеремонно намотав его шёлковый платок себе на пальцы.

     – Да! Да! Согласен… этот хомяк просто чудо-доктор в терапевтической области психиатрической медицины. Пожалуй, нам даже стоит получить у него консультацию по поводу будущих перемен в области нетрадиционной медицины и наиболее эффективного лечения при повреждениях головного мозга, и…

     – Мэлвин!!

     – А нас троих уже здесь нет! — капитан точно волшебник ненавязчиво аккуратно сграбастал в кучу и свинку, и хозяйку оной и двинулся побыстрее догонять Танго и Красавчика, пока разозлившийся Зулу в отсутствие полковника точно не скрутил ему шею.

     В комнате остались двое… После разгибания пальцев по делу представления Мистера Инкейна, теперь уже с Лео буквально случился ступорный столбняк — сейчас она чуть ли не с дикой ненавистью смотрела на этого громилу с насупившимся лицом, нависшим над её вжавшимся в большое кресло джинсово-комбинезонным квадратным телом. До Зулу всё же дошло, что просто так этого кусачего щенка из норы не вытащить: может и кусануть до крови! Он решил смягчить своё хмурое выражение лица и даже криво, но искренне-выразительно улыбнулся этому рычащему бесформенному комку с двумя золотистыми хвостами на плечах — в прямом смысле вросшего сейчас всем своим телом в такое же квадратное кресло и куда больше походящего на беспризорного мальчишку из детского приюта, куда он всегда отдавал половину всех заработанных денег и где частенько учил уличных отщепенцев правильно подавать бейсбольные мячи. Но, кажется, Лео не оценила столь великодушного лица и только ещё больше вжалась в своё кресло и сцепила зубы, точно готовясь отбиваться от предстоящего нападения до последней капли крови… Зулу понял, что так, по-мирному, «мяча не отбить»! Он без всяких предисловий сгрёб одной правой Лео себе под мышку и так понёс из библиотеки — в направлении столовой.

     * * * * *

     У Лео перехватило дыхание от такого наглого «перехода джокера в другие руки». Но на боевые действия и крики праведного возмущения у неё от внутреннего перенапряжения сейчас просто не было ни сил, ни голоса. Потому именно в такой групповой композиции эти двое последними вошли в столовую, где все уже сидели за большим прямоугольным столом. Лео даже особо не дёргалась — только, скрестив на груди руки, ждала, когда же её поставят на пол или просто хотя бы отпустят на все четыре стороны. Она и так толком ничего не видела — Зулу сграбастал её из кресла таким образом, что голова Лео оказалась за его спиной… Безусловно картина получилась довольно комичная и одновременно небезопасная: Зулу ещё не знал с каким ёжиком ему сразу же пришлось столкнуться вот так близко. К тому же здесь все были военными, и повальную драку мог спровоцировать любой неправильно истолкованный выдох. Да ещё во главе стола сидел в своём инвалидном кресле сам хозяин криобункера: профессор Джон Румаркер! И теперь с открытым ртом и пока что ещё молча удивлённо смотрел на эту более чем престранную парочку, на мгновение замершую в проёме дверей его столовой. Увидев испуганное лицо профессора, Миша, которая сидела на своём обычном месте на другом конце стола напротив Джона, резко обернулась и крайне изумлённо уставилась на это действительно престранное зрелище.

     Полковник подскочил со своего места и быстро подошёл к двум оставшимся не занятым никем стульям в начале стола — возле профессора Румаркера.

     – Зулу, кажется, ты переусердствовал, неси свою драгоценную ношу сюда — побыстрее да поаккуратнее.

     Сержант молча донёс свою небезопасную ношу до стула возле профессора и очень даже умело и без проблем усадил на него так и держащую скрещенные руки на груди Лео, и не особо раздумывая, и сам плюхнулся на соседний стул.

     Вся обстановка столовой представляла собой удивительную конструктивную смесь современного оборудования и таких старых и простых вещей, как длинный деревянный стол со старинными гарнитурными стульями образца позапрошлого века на десять персон; слева от стола вдоль стены расположился массивный деревянный резной бар, справа — антикварный буфет, за креслом профессора — кухня. Вся посуда на столе тоже была старинной, фарфоровой. На столе стояли два высоких изысканных серебряных подсвечника на одну свечу. Между ними в небольшом глиняном горшке элегантно возвышалось настоящее миртовое деревце с полураспустившимися бутонами и с белыми пахучими цветами-звёздочками.

     Стол был сервирован лёгкими закусками — это давало повод думать, что основные блюда подойдут в процессе застольного действа. Из напитков на столе стояли две бутылки шампанского, большой кувшин кваса, кувшин с питьевой водой и ещё один солидный графинчик с тёмно-вишнёвого цвета жидкостью, от которой шёл лёгкий пар, как от горячего. По обе стороны каждой тарелки лежало по тупой мелкозубчатой вилке и одна ложка, ножей к столу, похоже, не предусматривалось. Во всём остальном вся обстановка комнаты соответствовала доброй домашней столовой.

     Потрясённый нечаянным терпением и дипломатической выдержкой своей внучки, профессор никак не мог прийти в себя. Но всё уже было стабилизировано, все сидели на своих местах и молча ждали.

     – Что же, похоже, все в сборе! А посему прошу высокое собрание откушать от моего скромного стола да чего покрепче, чтоб и дружба была такой же крепкой и горячей, как мои столовые напитки и ваши живые человеческие сердца! — профессор волновался, а потому своё вступительное слово говорил на своём родном, на русском.

     Миша первая привела разволновавшегося профессора к единой нити общего понимания:

     – Джон, кончай гонять психованную вагонетку, двигай дальше на накатанном — на аборигенном.

     Профессор сразу же взял себя в руки:

     – Тебя понял, Миша… понял!

     Он повернул голову — по левую руку от него сидел ещё один человек, которого все присутствующие уже хорошо знали.

     – Андрей, мальчик мой, пожалуйста, я хочу сделать приятное нашим гостям: сегодня зажги все свечи и приглуши свет.

     Андрей, генокер неполных шестнадцати лет, созданный профессором Румаркером как помощник во всех его делах, молодой стройный юноша, совсем безволосый, с большими добрыми светло-синими глазами на красивом чувственном лице славянского типа, одетый в облегающий светлый серебристый биокомбинезон и имеющий полный рост Миши, послушно поднялся со своего места и совершенно по-человечески сделал всё, что попросил его отец — именно так называл Андрей своего создателя. Ведь Джон Румаркер вложил в своего «ребёнка» свой собственный генофонд и всю ту любовь, которую он мог бы отдать своим детям, но которых у профессора уже давно не было: две его маленькие дочери и жена взорвались вместе с самолётом, захваченным террористами ещё пятьдесят лет назад, а его старшая дочь, мать Лео, погибла на орбитальной космической станции — вместе со своим мужем-астронавтом. Все последние годы семьёй профессора оставались только двое — теперь уже его детей судьбы: Лео и Андрей! И обоих можно было бы отнести к категории полулюдей. Родившись на космической станции, Лео мало походила на обычного человека — и внешностью, и всем своим поведением. Андрей был «искусственным человеком»: генокером. Но у мальчишки-генокера никогда не было повода сильно переживать из-за этого: отец воспитал его сам — в лучших традициях бывшего человечества — и относился к нему как к родному сыну.

     Сначала Андрей зажёг свечи на столе, затем ещё в трёх подсвечниках на баре. Как только зажглась последняя свеча, свет в комнате из неизвестного источника приглушился вполовину — и только четыре старинных фосфоресцирующих лампы в виде уродливых горгулий по углам столовой добавляли теперь совершенно магическое освещение к общему прозрачно-голубоватому фону столовой.

     Все за столом знали, что к мальчишке-генокеру надо относиться на равных, никогда и ничем не подчёркивая различий между ними. Это условие должны были соблюдать все находящиеся в криобункере, включая и новоприбывших: Команду «Альфа». Но сам Андрей прекрасно знал — и кто он, и для чего его изначально создавал профессор: Джон Румаркер никогда этого от него не скрывал.

     – Отец! Я сегодня испёк пирог с яблокам — ведь ты разрешил мне из сада плодовой оранжереи сорвать несколько штук.

     – Конечно, мой мальчик! Конечно разрешил! С сегодняшнего дня будут сняты запреты на многие вещи… Ты такой у меня молодец, всегда слушаешься своего старого отца.

     – Ну да! Не то что я — всегда приношу на твою седую голову только массу новых проблем и очередной сердечный приступ, — весьма недружелюбно прошипела Лео.

     – Лео, перестань, пожалуйста… Твоё желание постоянно переступать порог смерти — просто несовместимо уже ни с какой жизнью. Ты же прекрасно знаешь, как я тебя люблю! А ты всегда ссоришься с Андреем и обижаешь его совершенно ни за что: то специально опрокинешь на него горячий кофе, то порежешь его комбинезон, а то ещё что похуже — отрубишь своим тесаком мясника все пальцы на его руке.

     – Но это так весело! Смотреть, как он удивляется всякий раз, когда я подкладываю ему очередную свинью… Умора и только! Он всегда поражается, как в первый раз.

     Лео весело-хрипло рассмеялась и поймала осуждающий взгляд своего соседа Зулу.

     – Но это же так уморительно! Всё равно он самовосстанавливается — что ему, если я немного подшучу над ним?.. ведь так скучно жить!.. и так скучно умирать — заново, всякий раз…

     – Однажды мне не удастся воскресить тебя — не так-то легко вытаскивать «чистых» людей с того света! Вот девчонки знают.

     – Просто её некому как следует выпороть!

     – Вот ещё!! — Лео вперилась в Танго гневным взглядом.

     Профессор сердито стукнул ложкой по столу:

     – Лео, это всё смертельно опасные игры! А у смерти нет оправданий!

     – Подумаешь… Смерть не спешит по мою душу! Что мне от её оправданий?

     – Это потому что ты со смертью всё время в пятнашки играешь, а она играется с тобой, как ты с Андреем.

     – Ну и что?! Чего мне терять? Все мои друзья-пацаны погибли давно… тысячу лет назад… Новых? Новых не бывает! А в старых друзьях остался только один верный напарник: Ангел Смерти.

     – Теперь у тебя есть новые друзья, Лео!

     – Друзей новых не бывает, не бывает! Есть — одни! И на всю жизнь, до самого конца…

     Гэбриэл поднялся и вышел из-за стола.

     – А я так думаю, что друзья — это те, кто идут с тобой рядом плечом к плечу и помнят тех, кого они похоронили и потеряли в той последней битве, из которой всегда возвращаются не все. И потому вовсе не стоит выкидывать на помойку тех, кого, возможно, прислали тебе на помощь именно твои настоящие друзья — те, кто не вернулись однажды домой: они не умерли — потому что мы их помним. И они продолжают заботиться о нас, живых, посылая нам своих преемников, с которыми они отправляют нам и частицу своей души… Сегодня этот день собрал нас всех вместе не просто так: в этом заложен большой смысл, который нам всем ещё только предстоит постичь и осознать до конца. На это, безусловно, уйдёт какое-то время, но придёт тот день, когда мы сможем с надеждой и полным доверием посмотреть в глаза своего боевого напарника и сказать ему: ты — мой настоящий друг, навсегда и до самой смерти… Мы знаем, что это такое, когда погибают твои друзья, когда они погибают на твоих руках. Мы многих друзей потеряли во Вьетнаме. Но были те, кто погиб и в мирное время. Нас оставила одна из наших близких друзей журналистка Сью Шаррон — наша верная соратница по борьбе за справедливость и наше собственное выживание. Джон сообщил мне, что Сью погибла в автокатастрофе спустя месяц после нашего последнего пожизненного приговора: она пыталась уже в одиночку бороться за справедливость, выступив против полковника Бэккварда и всей военной машины Америки… и проиграла эту войну против системы — потому что осталась одна. Но это не значит, что она умерла в наших сердцах: часть её души навсегда с нами, как и наша с ней. Нет с нами и других, кто должен был быть сегодня рядом, многих нет… А утраты, — полковник положил руку на плечо Лео, — утраты, сержант, это только часть нашей жизни, часть каждого из нас. И только от нас самих зависит, станут ли эти утраты потерями навсегда, или мы найдём в себе достаточно мудрости, чтобы черпать духовные силы из наших утрат, — ведь память и есть человек. Пока помним мы — всегда останутся те, кто будут помнить нас.

     Гэбриэл снова сел на свой стул и обвёл взглядом присутствующих.

     Андрей обнял профессора за шею обеими руками:

     – Отец! Ты мой самый большой друг и ещё — Лео! Я не хочу, чтобы вы уходили от меня: моя сила в вас… Я не хочу, чтобы вы однажды покинули меня и ушли.

     Профессор усадил Андрея обратно на стул:

     – Мы все когда-нибудь уйдём, сын… И ты тоже однажды покинешь нас. Главное — это всегда носить образы любимых и дорогих тебе людей вот здесь — в твоём сердце. И тогда смерти не будет! И никто не уйдёт от нас насовсем — просто они будут далеко, но всегда будут помнить и по-прежнему заботиться о тебе.

     – Но, отец, я не хочу, чтобы ты был далеко от меня!

     – Может, хватит уже разводить сентиментальности, джентльмены. Что-то я не наблюдала подобного трепетного отношения к жизни и смерти там — наверху.

     – А разве ты здесь не за этим же, Миша? Разве не глупая старомодная сентиментальность привела тебя сюда?

     – Ты притащил меня сюда, Джон!

     – Чтобы ты, Миша, всё ещё имела надежду — надежду отыскать свою дочь! И никто, кроме меня и этих людей, не поможет тебе в твоём испытании. И ты это знаешь не хуже меня… Просто тебя злит всё это и то, что ты сейчас слышишь: как бы тебе самой хотелось говорить подобные слова своей семье — дочери и мужу. Но ты вдруг слышишь эти сокровенные слова от какого-то давно упокоившегося раритета, который считался умершим, ещё когда ты пешком ходила под стол… А ведь ты всё ещё помнишь слова, которые говорил тебе твой отец, когда уходил воевать по приказу за свою страну, за Россию — на Восток; и те простые, но великие слова, которые говорил твой дед своим, когда уходил воевать по зову сердца — тоже за свою страну, за Россию — на Запад! И ты эти слова будешь помнить, даже умирая! Разве их можно забыть? Слова горечи расставаний и страдания от боли потерь, слова веры в святую победу и надежда на возвращение. И эти слова до сих пор звучат в твоих ушах и больно ранят твоё сердце. И полковник Гэбриэл Харрис просто только что тебе их напомнил — напомнил слова и твоего мужа, погибшего двадцать лет назад в Третьей Мировой Войне, только теперь — за Америку… Я понимаю, как тебе больно и горько: дорогие тебе люди, отец и муж, погибли за чужие идеалы, за разные супердержавы, а ты осталась одна с никогда не убывающей болью бесконечной череды утрат. Нет больше и твоего деда, а теперь пропала и твоя единственная дочь — просто исчезнув в пламени огня за куполом Чёрной Смерти Соломоновых Рудников. И ты могла бы сто раз уже умереть — что может удержать здесь того, кому нечего больше терять?! Но ты продолжаешь жить только потому, что тобой движет сильнейшее из чувств: любовь — любовь к своей дочери… И я не позволю — ни тебе, ни кому бы то ни было другому — осквернять слова полковника Гэбриэла Харриса! Лучшего из всего, что вообще когда-либо было на этой прескверной планете!!

     Миша не сводила напряжённого взгляда с профессора, пока он говорил.

     – Прости, Джон, ты же знаешь, как я бываю груба и бесчувственна к чужому потенциалу. Но ты как всегда прав — тысячу раз прав: меня гложет и ослепляет боль бесконечных утрат. Вся моя жизнь — это только утраты… И по-моему мы все здесь по этой самой причине. Мы все потеряли что-то или кого-то — настолько личное и дорогое для себя, что не стоит даже растрачивать попусту всё то ценное, что ещё осталось у нас всех: возможно — друг друга. Именно друг друга нельзя потерять — особенно теперь. Извините меня за грубость, полковник Харрис, иногда нас всех тут заносит. А вообще, привыкайте заново: не я — так кто-нибудь другой… Время такое! Но всё равно — извините!

     – Похоже, это первые общие стоящие слова, которые по-настоящему могут объединить нас и даже сделать со временем настоящими друзьями.

     – Сложное суждение, полковник Харрис. Но, безусловно, стоит попробовать — раз так хочет профессор Румаркер… Только не забывайте ни на миг, вы — в городе со спичечный коробок. Индианаполис со времени Последней Войны урезан вдвое, но к нему достроена военная база — Форт Глокк: государство в государстве! Все вопросы решаются там. Мы всё ещё называем Америку — Америкой: США! По принципу: все штаты в одном штабе. И так оно и есть! Форт Глокк — это и Новый Амстердам, и Вашингтон, и Лос-Анджелес, если надо… Здесь у нас всё просто: закон один для всех! Шаг влево, шаг вправо — и вы труп! Хотите жить — держитесь профессора Румаркера и этого криобункера: лучшей защиты вам не найти.

     – А нам нужна защита?

     – Защита нужна всем!

     – Сложное суждение, полковник Васильева.

     – Сложное, если у тебя за плечом никого нет, кому бы ты мог доверять… И всё же особо на мою близкую дружбу не рассчитывайте, полковник Харрис. Правда, и предавать вас генералу Бэккварду я тоже не собираюсь. А если вы ещё и согласитесь помочь нам в одном большом общем деле — хотя лично я до сих пор не могу понять, как вы нам можете помочь, — то, возможно, в моём чёрством сердце даже поселится нечто, отдалённо похожее на неподдельную благодарность… к вашему брату.

     – Весьма польщён таким жизнерадостным началом.

     Красавчик поднял руку:

     – А разве наш труд не стоит вознаграждения? Нам подходит работа по найму... за некоторую плату.

     Гэбриэл бросил на Красавчика усмиряющий взгляд:

     – Лейтенант…

     Профессор со стуком развернул коляску в сторону Красавчика:

     – На этот раз, лейтенант Руперт Квинси, вы нанимаетесь за самую высокую плату в нашем мире: за вашу собственную жизнь!

     Красавчик взглянул на Гэбриэла, потом — на профессора:

     – Да я так… к разговору.

     – У меня встречное предложение, — полковник потянул одеяло на себя, — если позволишь, Джон!

     Профессор улыбнулся:

     – Наконец-то, впервые за многие десятилетия, я снова слышу голос здравого рассудка настоящего парня из прошлого — из моего прошлого. Говори, Гэбриэл! Сколько хочешь! Я готов слушать тебя всю оставшуюся жизнь… Но прежде чем снова передать штурвал слова в твои самые надёжные руки в мире, хочу напомнить всем присутствующим за этим столом: полковник Гэбриэл Харрис вместе со своими друзьями и боевыми соратниками спас столько жизней, включая и мою собственную, что я готов на Библии заложить и перезаложить свою душу какому угодно дьяволу за полковника и его людей! И я хочу, чтобы вы это знали: все! Дай твою руку, Гэбриэл! Я благодарю судьбу за то, что я смог вернуть вас к жизни, и вы все теперь с нами.

     Полковник снова подошёл к тому краю стола, и они с профессором крепко пожали друг другу руки и обнялись… Профессор смахнул с лица две невольно скатившиеся слезинки:

     – Давай, Гэбриэл, теперь всё в твоих руках.

     – Спасибо, Джон, за щедрые и искренние слова! Больше всего я рад, что теперь смогу, наконец, чем-то отплатить тебе за всё, что ты сделал для нас… И именно потому, что мы теперь снова вместе, стоит начать с самого начала, чтобы не ошибиться. И начнём с более полного представления всех присутствующих сейчас за этим столом — друг другу. Красавчик, давай!!

     Лейтенант и полковник в один момент с громким пробковым вылетом открыли обе бутылки шампанского и разлили по высоким фужерам. Федя, до сих пор спокойно сидящий на плече Мэлвина, испуганно взвизгнул и перепрыгнул на колени Чукки.

     Гэбриэл поднял свой фужер:

     – Леди, джентльмены, солдаты! Прошу вас всех поднять это прекрасное вино в память о наших ушедших навсегда друзьях и родных, которых мы по-прежнему любим, помним и пронесём их светлые образы через всю нашу жизнь — до самой смерти… Друзья! Мы помним о вас.

     Все встали… Полковник поднял свой фужер над головой и, помолчав, выпил шампанское до дна — так же сделали его парни и профессор: подняли фужеры над головой и выпили до дна… Энергия, которую излучали эти незнакомые и совершенно странные люди, была такая мощная, что девчонки в точности повторили этот жертвенный жест за Командой «Альфа». А Миша вдруг почувствовала, как комок горячих слёз подкатился к её сжавшемуся от спазма горлу. Она еле заставила себя проглотить шипучее вино. Но во рту было так горько, что она даже не почувствовала вкуса этого изысканного напитка.

     Гэбриэл поставил фужер на стол и повернулся к Мише, от которой он стоял по правую руку.

     – И теперь, прежде чем мы приступим к нашему первому общему ужину, попрошу полковника Мишу Васильеву… Мишу… представить нам своих боевых напарников по общему делу. Джон совершенно скуп в любых определениях, касающихся вашей команды, полковник. Признаюсь честно, за исключением общего представления, мы так до сих пор толком ничего о вас не знаем.

     – Представить? Что ж, если это так необходимо. Извольте, джентльмены… По правую руку от профессора его внучка: Лео Румаркер! — мастер-сержант ППС, отдельное мотопехотное подразделение сил специального назначения сухопутных войск Армии США: «пустынные дьяволы», «боевой песчаный берет»… Крест «За выдающиеся заслуги», Серебряная Звезда, Пурпурное Сердце… Личный полевой позывной: «Космос»! — за создание самой результативной противопехотной мины на начало Последней Войны. Последние десять лет вольный наёмник.

     – «Дьявол на нашей стороне», — Лео ощерилась точно мангуст на кобру и в одно мгновение дотянулась до графина с вишнёвой наливкой — с размаха плеснула себе полный фужер парящей водки и с неописуемой жаждой сразу же и перекинула всё это единоличное бахвальство прямо себе в горло… Миша даже бровью не повела на округлившиеся в её сторону молящие глаза профессора.

     – Гм… — Гэбриэл нахмурился и приставил сжатый кулак к своим губам.

     Миша невозмутимо продолжила:

     – Чукки Рур! — капитан отдельного спецподразделения спасательно-штурмовых ВВС: «небесные драконы», «боевой сапфировый берет»… лётчик-легенда Третьей Мировой, два Креста, два Пурпурных Сердца… пятнадцать лет как не удел… Личный воздушный позывной: «Индиго»! В бегах, в официальном военном розыске.

     – «Мы можем всё!»

     – Ух ты!! — восхищённо мотнул головой Мэлвин.

     – Танго Танго! — лейтенант чёрных рейнджеров: стратегическая разведка отдельного подразделения штурмового спецназа… «чёрные анаконды», «проклятые ниндзя», «адский берет»… три Креста, две Серебряные Звезды… Личный позывной: «Доктор Смерть»! В бегах, в официальном военном розыске.

     – «Ради смерти стоит жить».

     – Чёрный рейнджер?! «Адский берет»?! «Доктор Смерть»?! — похоже, до Красавчика только теперь стала доходить главная информация о развязно восседающей на соседнем стуле «кусачей нимфетке». Он сглотнул и медленно отодвинулся от Танго подальше.

     – И я! Миша Васильева: «чёрные морпехи», «чёрные кракены», «боевой чёрный берет», капитан морской пехоты, подполковник штабной военной разведки, полковник секретного спецотдела ОСОЗ… Личный позывной: «Урал»! Второй год в закрытом розыске.

     – «Чёрный берет», значит…

     – «Всегда верен команде»… Разве осталось ещё что-то, что вам не ясно, полковник Харрис?

     – Ваш голос… ваши движения, ваши тайные мысли, замыслы… Всё это проявляется только в непосредственном контакте с заинтересованным субъектом. А ближе вы не подпускаете?

     Миша сцепила руки на груди:

     – Полковник Харрис, вы пытаетесь подловить меня на подсознательной психологии бессознательного?

     – Это так! — ответил за своего командира Мэлвин. — А вы здорово разбираетесь в психологии, полковник.

     – Штабной разведке положено.

     – И всё же? — настаивал на более откровенном ответе Гэбриэл.

     – Хотите откровенности, полковник Харрис?.. Ну скажем так: ожидалось нечто, но не настолько импозантное как на бывших военных. Вы совсем не похожи на того легендарного человека, о котором с таким восхищением все последние месяцы талдычил нам профессор Румаркер. Вы — не похожи на военного. Скорее сумасшедший авантюрист! Каким вас и выставила на публичный показ ваша же армия.… Да простит мне Джон, вы — уличный клоун, шекспировский паяц, фигляр картинных подмостков и просто — картёжный шулер, как и вся ваша Команда «Альфа». Я не верю во все эти героико-патриотические россказни, киношные восторги и «газетные утки». Я считаю, там — наверху — вы и ваши люди не продержитесь и получаса: вас попросту разорвут, как картонный ящик, а вы даже не успеете сообразить, что же с вами произошло на самом деле и в какое такое западло вы вляпались… Как вам такое? Ближе уже не надо?

     Гэбриэл растянул свою очаровательную улыбку голливудской кинозвезды ещё шире:

     – Первое впечатление, говорят, вернее не бывает… Но так ли это? Если я скажу, что вы, полковник Васильева, здесь единственный человек, который до коликов боится всего, что не соответствует вашему узкоштабистскому представлению вымеренной действительности: даже под строгостью вашего военного мундира вас с головы до ног выдаёт идеально вышколенная выправка. Я ещё не видел вас хоть на секунду расслабленной и по-настоящему доверяющей той крыше, под которой вы сейчас находитесь.

     От грубого животного смеха Миши всей четвёрке Команды «Альфа» сразу как-то стало нехорошо.

     – Не представилось случая, полковник Харрис… вот и не видели!

     Гэбриэл посмотрел на присутствующих:

     – Джентльмены! Перед нами типичный образчик агента разведки, работающего под прикрытием, но надо отдать должное неординарности данной личности — ну очень хороший и высокопрофессиональный образчик. Джон, ты держишь у себя под носом агента военной разведки, шпиона в чистом виде и даже не подозреваешь об этом?!

     – Но, Гэбриэл…

     Красавчик повернулся к профессору:

     – Может, мы и потрёпанные анахронизмы, но нюх у нашего полковника на подобные дела, просто как у харьера на лисьей охоте!

     Профессор насупил брови и посмотрел на Лео, потом на Танго и Чукки… и только потом — на Мишу.

     – Это всецело моя вина, Миша. Я действительно ещё не всё рассказал о вас Команде «Альфа»… Если уж быть точно последовательным: совсем ничего! Хотелось, чтобы большую часть вы все узнали друг о друге самостоятельно.

     – Свинячье одолжение, Джон.

     Гэбриэл держал лучезарную улыбку до конца:

     – На самом деле Джон был ужасно упрям в проблемах всех моих расспросов, по большей части отмахивался и закрывал все дискуссии общими фразами. И совсем замучил нас за эти три дня своими бесконечными медицинскими экспериментами и лабораторными анализами. Стольким медицинским мукам я не подвергался даже в военном госпитале.

     – Я не могу тратить драгоценное время на пустую болтовню, когда дело касается настоящего будущего. В общем, все парламентёрские переговоры и спорно разъяснительные дискуссии, честно говоря, я оставил тебе, Миша. У меня всё ещё слишком много работы, мне не до светских бесед. Так что придётся тебе самой теперь пространно и обстоятельно объясняться с полковником Харрисом!

     – Глупо, Джон, но теперь придётся, — Миша не меняла позы, так и сидела, сцепив руки на груди и вытянув ноги под стол. — И тем более глупо было бы отпираться, если даже «покойники» могут тебя раскусить с полуоборота.

     У Зулу начинали сдавать нервы — его челюсть заходила, как крылья ветряной мельницы.

     Гэбриэл оставался начеку:

     – Спокойнее, Зулу, мы здесь пока что ещё гости. Не стоит затевать перепалку из-за маленьких семейных разногласий. Я уверен, мы имеем дело с очень непредсказуемыми и бесспорно неглупыми военными, и мне это напоминает даже где-то нас самих.

     Все смотрели на Мишу… Она достала из кармана свой персональный «спасатель», задумчиво пошуршала им у правого уха и положила коробочку обратно.

     – Ну хорошо, хорошо! Что вы там хотите так настырно выяснить?.. Да, я полковник ОСОЗ, и это известно каждой штабной сволочи в этом богом забытом городе-государстве. Да, я получила задание, которое к делу профессора Румаркера изначально не имело никакого прямого отношения — разве что косвенное. Вы даже представить себе не можете, как на самом деле моё первоначальное задание было далеко от этих стен и направлено в совершенно иное русло… Если говорить о том, кто я есть как военная штатная единица, то это звучит так: я служу под командованием небезызвестного всему миру генерала Бэккварда, президента Великой Америки, Премьера Правительственного Совета Земли ОСОЗ — который, полковник Харрис, представьте себе, до сих пор жив и даже здравствует и процветает прежде всего благодаря наноразработкам профессора Румаркера, и который уже сорок лет как думать забыл о какой-то там Команде «Альфа»… Мой отдел, в котором я прослужила после Последней Войны достаточно, чтобы знать больше, чем даже полагалось избранному смертнику, занимается самой серьёзной из самых серьёзных проблем последних двух десятилетий на этой гибнущей планете: Чёрной Смертью — куполом Соломоновых Рудников на бразильских топях в самом сердце амазонских джунглей. Никто не знает, по крайней мере, достоверно — кроме, разумеется, военных да вот ещё профессора, что этот купол не просто убивает или поглощает в себя всё, что только оказывается у него на пути или приближается к нему на расстояние вытянутой руки, но он ещё и растёт. И растёт достаточно быстро, чтобы по-настоящему об этом беспокоиться уже каждый день. По самым последним наблюдениям и серьёзным подсчётам этот купол представляет собой некое подобие сферы, в которую нельзя просто так постучаться, которую никто ещё не покинул и которой на нас всех наплевать: сфера тишком-тишком, но тем не менее постоянно разрастается — и она движется к центру Земли, не говоря уже о приближении во времени и пространстве к нашим последним городам-цивилизациям. Оболочка этой сферы, как мы выяснили, не что иное, как самая обычная космическая чёрная дыра. Эдакий бесплатный подарочек неизвестно откуда и прямо на наши головы. Что прямо-таки вселяет надежду на завтрашний день в последний оплот человечества — вырождающихся людей-мутантов.

     – Гм… и откуда же взялся этот смертельный подарочек на нашей планете?

     – Оттуда, полковник Харрис… Правительством Соединённых Штатов когда-то была сделана очень серьёзная ошибка! На Соломоновы Рудники, на эти каторжные копи смертников, перед самой войной был сослан один сумасшедший маньяк-учёный: как считалось в связи со сложившимися неугодными правительству обстоятельствами и как у нас в таких случаях принято — по вопросам государственной сверхбезопасности! Этот великолепный учёный-ядерщик, учёный-физик, учёный новых идей и неконсервативных теорий — доктор Дмитриев — учёный-иммигрант из бывшего СССР. Он был обвинён в двойном государственном шпионаже — в пользу России и Китая: слишком многим он мешался здесь, в Соединённых Штатах, со своими передовыми достижениями и чрезмерным желанием делать достояния секретных разработок открытыми для всего мира.

     – Всё интереснее и интереснее…

     – Мы думали, что, высылая в заражённую зону конченых ублюдков, мы, так сказать, делаем нашему обществу великое одолжение, избавляя его от трудов праведных — от трудов по перевоспитанию и выделению на это хлопотливое неблагодарное дело массу казначейских денег наших законопослушных налогоплательщиков. Мы как всегда ошибались! Как говорится: хотели как лучше, а получилось как всегда — в очередной раз. Через месяц, после того как доктор Дмитриев вошёл в Зону Первой Степени Поражения, над Соломоновыми Рудниками вдруг, ни с того ни с сего, появляется эта прескверная штуковина: купол чёрной дыры! Естественно, все наши поставки оттуда особенных Х-кристаллов, чистейших энергетических алмазов редчайшей структуры, которые шли исключительно на военную и космическую промышленность, сразу же прекратились. Прекратилась вообще какая бы то ни было связь с Соломоновыми Рудниками. Чёрная Смерть — так сразу же наименовали этот чёрный непроницаемый купол, через который не проникало ничего: ни бомбы, ни ракеты, ни ракеты с ядерной начинкой, ни подземные реакции, ни землетрясения — ничего! Этот купол поглощал всё. Я лично восемнадцать лет руководила Специальным Вторым Отделом Правительственного Департамента Службы ОСОЗ США. Наша группа — ООН: отряд особого назначения — занималась только одной проблемой: найти допуск за Чёрную Смерть и уничтожить этот купол любым способом. Мы испробовали всё, что было в наших силах и в нашем распоряжении. Эту штуковину не берёт ничего!

     – Прямо фантастика какая-то.

     – Увы, это не так, полковник Харрис… И ко всем нашим бедам вскорости добавилась ещё одна не менее серьёзная проблема: как выяснилось, купол начал постепенно разбухать, расти… Ещё десять лет назад чёрный купол был с дюжину футбольных полей — сегодня он безостановочно движется к центру Земли. Никто не может сказать, что случится, когда сфера ещё ближе подберётся к ядру планеты. Мы даже до сих пор не знаем, что из себя представляет само это ядро нашей планеты: все так называемые учёные, кто во что горазд! Кто-то утверждает, что ядро — постоянно кипящий вулкан, кто-то выдвигает гипотезы, что это сплошная глыба льда, кому-то вообще мерещится Ад в пустотелых внутренностях Земли со всем прилагающимся к такому варианту подземным миром, кишащим всевозможными бесовскими тварями вроде чертей, огненных собак и кипящих котлов.

     – А кураторы?

     – Те инопланетяне, которые ещё сотрудничали с нашим Мировым Правительством, двадцать лет назад, сразу после войны, окончательно покинули нашу планету — заодно поставив нам радикальный по своим масштабам и значимости ультиматум: либо мы сможем найти выход из заваренного нами же всепланетного хаоса, либо нас ждёт очень скорый очередной апокалипсис во всемировом масштабе. Что означает дословно: всё будет стёрто с лица Земли! Как это, впрочем, уже бывало и раньше на этой лабораторной планете и затем начато с начала — с нуля! Только кто сказал, что с нами — с прежним, неудавшимся человечеством? Я не поддерживала наше Мировое Правительство ни в чём и никогда, но я на него работала — точнее, на то, что от него ещё осталось. Ещё с Третьей Мировой моя работа — это стратегическая разведка в тесном сотрудничестве и при полной поддержке штурмового отряда чёрных рейнджеров. И почти все два десятилетия после Последней Войны моя работа — это обеспечивать поле выживания для тех, кого мы сегодня всё ещё называем жалкими остатками некогда могущественной человеческой цивилизации.

     Миша сделала паузу, но никто больше не смел её перебивать.

     – Мою дочь, Руберту-Марию, журналистку от Бога с четырнадцати лет, никогда не устраивала та постоянная лживая информация, которой нас пичкает официальная пресса и телевидение. Эта безумная выкрала засекреченную информацию, связанную с моей работой по Чёрной Смерти: она сумела через базу данных Второго Отдела ОСОЗ выйти на сверхзасекреченную информацию Первого Отдела Форта Глокк, доступ к которой имели только единицы из самого близкого окружения президента Бэккварда. В этом, конечно, есть и моя вина: некоторые дубликаты замков и ключей кодов допуска, в том числе и сменных, я хранила у себя в сейфе — мало ли что жизнь может ещё подкинуть не сегодня-завтра. Мне и в голову не приходило, что моя дочь решится на такое запланированное самоубийство! Одним словом, воспользовавшись секретными кодами допуска к данным Второго Отдела, её близкий друг, военный лётчик и по совместительству гений-хакер, смог взломать сверхсекретные замки Первого Отдела. По этой же схеме они получили разрешение на облёт Зоны Х — Зоны Чёрной Смерти. Подлог заметили сразу, но опоздали всего на полшага: осозовцы Форта Глокк вылетели следом за ними на штурмовых «сигарах» — самом быстром классе современных истребителей. Но перехватить или сбить беглую «сигару» им не удалось: за штурвалом машины был опытный лётчик именно этого класса истребителей — но сам самолёт был сильно повреждён… У самого купола Соломоновых Рудников машина ушла на бреющий полёт и, сделав круг вокруг Чёрной Смерти, точно дождавшись пока подойдёт весь сопроводительный эскорт, снизила скорость и носом, вся в огне, медленно красиво вошла в непроницаемое облако чёрной сферы: всё это я видела потом на записях с бортовых самописцев всех пяти штурмовых перехватчиков Первого Отдела.

     Гэбриэл положил остаток сигары в пепельницу:

     – Вам сказали, что ваша дочь погибла прямо у них на глазах. Запись могли сфабриковать, и вы не могли не знать этого как профессиональный штабист.

     – Что вы можете судить об этом, полковник Харрис?! Я это видела собственными глазами — с пяти разных самописцев! У меня тогда не было желания докапываться до сути: моя дочь, так или иначе, исчезла из моей жизни навсегда — единственная нить, всё ещё связывающая меня с этим миром. Хорошо рассуждать по факту чужого горя, со стороны.

     – Собственно, я не хотел вас обидеть, Миша. Вы выставили свой оценочный лот на дискуссионный аукцион, и я только ответил на ваш ход.

     Мэлвин нагнулся прямо к уху Миши и, закрывшись от всех ладонью, на всю столовую громко «посекретничал»:

     – От полковника Харриса ничего нельзя скрыть: он — Всевидящее Око Вселенной!

     – От генерала Бэккварда тоже ничего нельзя утаить: он — Всеслышащая Совесть Земли!

     – Уверен, вас сразу же отстранили от работы, Миша. И, возможно, даже собирались отдать под военный трибунал: за утечку по вашей вине сверхсекретной государственной информации и возможное непосредственное участие в побеге вашей дочери.

     – Собирались, полковник Харрис?! Я вам поясню… Генерал Бэкквард — Пиночет Индианаполиса! Его главный девиз правления: «ни себе — ни другим». Меня сразу же арестовали и без суда и следствия отдали под трибунал, промыв мне перед этим мозги так, что я больше стала похожа на тех зомби-генокеров, которыми теперь кишит этот драный мегаполис. Но мне уже, как говорится, почти всё было по барабану.

     – Вы считали, что ваша дочь погибла.

     – Ей не было и восемнадцати…

     – И генерал как всегда вовремя сообразил, что вы ещё можете пригодиться на общее благо нации.

     – Кому ж его так хорошо знать, если не вам, полковник Харрис! После смертного приговора Бэкквард лично поведал мне, что есть основание серьёзно предполагать, что Соломоновы Рудники — не зона смерти, как считалось изначально, а как раз может даже наоборот. Этим-то и занимался все эти годы самый засекреченный Первый Отдел — отдел учёных-смертников, которые никогда не покидают подземных бункеров Форта Глокк. И ещё Бэкквард сообщил мне с присущим ему цинизмом, что моя дочь может быть мертва, а, может быть, и нет.

     – Бэкквард был уверен, вы не в курсе секретных дел Первого Отдела.

     – Х-ха! Это он так думал… Шесть лет назад нам с одним моим личный автономным агентом, без проблемы обнаружения точечного первоисточника, удалось по хакерской программе «трутневого вируса» через несколько десятков не связанных друг с другом абонентов подключиться к сверхсекретным файлам Первого Отдела. «Трутневый вирус» плохо поддаётся дрессуре, с ним мало кто захочет связываться без особой надобности: угодить в Казематы теперь мало истинно желающих — оттуда редко кто вообще выходит. Но именно по такому типу «разгоняющего вируса» моей дочери и удалось взломать базу сверхсекретных данных ОСОЗ Форта Глокк. Самореализовавшись, «трутневый вирус» становится сотовой ячейкой в компьютерных сотах взломанного файла. Именно так и нам с моим агентом удалось скачать нужную информацию Первого Отдела. Поэтому то, что я услышала от Бэккварда, уже не было для меня неким новьём, но было уже всё равно: я видела, как горел самолёт с моей дочерью, когда проходил закрытый барьер чёрной дыры, и это было последним для меня — остальное меня уже не интересовало.

     – Вы знали, что под куполом Чёрной Смерти может быть жизнь! Но теперь уже не для вашей дочери.

     – Да, полковник, именно так… И Бэкквард купил меня на это — на состряпанную или настоящую информацию гибели моей дочери. Заодно предоставив мне «неопровержимые доказательства», о которых я ранее даже не подозревала, работая на ОСОЗ… Мы многое скрываем от нашего налогоплательщика: обыватель во все времена своего существования хочет иметь иллюзию мира, состоятельности и собственной защиты — и правительства последних дней человечества особенно в этом преуспели. И Бэкквард не исключение… Хотя я тоже считаю, что кому-кому, а американцу, как и римлянину, надо давать то, чего он хочет: хлеба и зрелищ! Иначе он попросту повесится на собственном галстуке. Но всего не скроешь, как бы кому-то этого не хотелось. Наша планета уже два десятилетия живёт без нормального фотосинтеза, так как небо стало грязно-фиолетовым и не пропускает достаточно солнечного света для воспроизводства лесов, трав, зерновых культур и всего того мирового фотосинтеза, без которого биологическая жизнь на Земле существовать просто не может.

     – А как же леса?

     – Леса?.. А лесов как таковых больше нет! Пустыни и гниющие болота — вот истинное достояние последней цивилизации.

     – Но как же — кислород?

     – Природный запас! Дыхание океана! Небольшие выжившие оазисы так малы, что никакой существенной роли в общем накопительном процессе не принимают… Но пока ещё дышать есть чем. И мы всё ещё как-то живём и даже пытаемся восстанавливать новую популяцию так называемых людей — с помощью всё тех же пробирок и последних технологий генной инженерии. А с чего ещё восстанавливать? Последние люди — это до основания потрёпанный временем и войнами старый генофонд, поддерживаемый исключительно последними новшествами генной нанотехнологии. И генокеры — люди искусственной генетики из пробирок: мы сами! Но только усовершенствованные уже до точки нашего же последнего вздоха… А сама Земля, бедная наша и до бесконечности терпеливая мать-планета, которую мы так утомили своим потребительским варварски-безоглядным присутствием, она больше не желает нас терпеть на своём исстрадавшемся теле. Земля — это бесплодные пустыни вместо городов и полей, гниющие болота вместо лесов и оазисов и вся заражённая химией и радиацией пресная вода — вся! Даже та, которая у нас под ногами. Наши учёные постарались на славу, а Третья Мировая Война за четыре месяца превратила ещё пригодную для жизни землю в мёртвую пустыню: человечество само с собой сыграло в «русскую рулетку» — и проиграло!

     – Людей осталось совсем мало?

     – Предположительно сейчас на всей Земле осталось менее восьмидесяти миллионов человек — да и что это за люди? Нас уже нельзя назвать людьми, если мы больше не в состоянии самовоспроизводиться. Пробирки, генокеры, полулюди-зомби, мужчины без половой силы и просто мутанты — вот и всё наше достояние… Наши последние города — полумёртвые клетки, всё ещё цепляющиеся за мираж легенды прежней жизни. Человек — тварь хуже таракана: приспосабливается к любым условиям. Надо мутировать — мутирует! Но если дети уже не рождаются — это Божья кара! Мы больше не можем иметь детей, и мы больше не хотим их иметь: нормальные дети перестали рождаться на этой планете. После Третьей Мировой они больше не дети: смертники…

     – Исчезли аисты, а с ними исчезли и дети.

     – Да, Чукки, да, всё так, — Миша снова повернула голову к Гэбриэлу. — Генерал Бэкквард посчитал, что я ещё могу кое-где пригодиться — на том фронте, куда даже выдрессированные генокеры из «грязных загонщиков» и элитный спецназ ОСОЗ добровольно не сунут своего носа.

     – Чёрная Смерть!

     – Чёрная Смерть поставляла всему выжившему миру «алмазы жизни» все двадцать лет после Последней Войны! Именно эти энергетически структурированные камешки Соломоновых Рудников по-прежнему дают нам сегодня надежду на жизнь: колоссальный потенциал чистой энергии для физического выживания и конечно же — оружие новых технологий. На их основе мы выращиваем всё необходимое в стенах наших цитаделей-мышеловок — всю энергетическую основу для всех отраслей, которые питают нашу кровь и плоть. Лазерные технологии, наиболее дешёвые и наиболее продуктивные, теперь всё: девяносто процентов всего и вся! Выращивание всё новых совершеннейших энергетических кристаллов на основе соломоновых алмазов стало единственным смыслом и реальной поддержкой нашего жалкого существования. Но в том-то и дело, что алмазы Соломоновых Рудников уникальны! Такой совершенной и «неприродной» структуры кристалла мы не можем ни повторить, ни воссоздать, ни вырастить самостоятельно, а это — сверхоружие и материал для наночипов «молодости». Ни из чего другого наночип «молодости» создать невозможно, а это ключевой наночип в нашем быстро агонирующем мире.

     – Докатились…

     – Докатились, полковник Харрис, это вы точно подметили… Для жалких остатков былого величия человеческой цивилизации алмазы Соломоновых Рудников — основа последнего выживания, когда всё ещё можно относительно полноценно продолжать жить дополнительных пятьдесят-сто лет. Соломоновы алмазы, или, как мы их называем, Х-кристаллы, для последнего оплота целого человечества — всё! Вот только условия взаиморасчёта поменялись: похоже, что на бразильских рудниках диктатор почище Бэккварда, и у него свои требования к этому миру.

     – Взамен чистых «алмазов жизни» доктор-маньяк требовал человеческих жертвоприношений — людей!

     – Ещё каких людей! На выбор: только людей и никого больше — никаких мутантов, никаких генокеров. Легко сказать — людей! Когда даже более или менее пригодные для жизни дети и те самые генокеры «рождаются» теперь чуть ли не на всей планете только в одном месте, вернее, в двух — в Москве и…

     – И в Наноцентре профессора Румаркера!

     – Вы всегда так догадливо-прозорливы, полковник Харрис?

     – А вы всегда так колки на язык, полковник Васильева?

     – Привычка штабиста.

     – Догадливость и прозорливость входят в долгий перечень моих закостенелых привычек… Однако отдавать людей учёному-маньяку совсем не хотелось?

     – Их и так рождались единицы! Ещё десять лет назад в городе можно было увидеть пару детских бледных лиц, настоящих лиц… Нынче об этом остались одни воспоминания: детей заменили генокеры — окончательно и бесповоротно! А Центр Нанотехнологий Индианаполиса теперь единственный оставшийся рабочий центр на всю Америку. Ещё один полноценный в Москве. Но русские такие скрытные — даже теперь, когда и скрывать-то уже нечего… Тем не менее поставки «живого товара» постоянно шли на Соломоновы Рудники: нам нужны были эти чёртовы Х-кристаллы — и ради них мы шли на требуемые жертвы. «Товар» собирался со всего мира на главной базе Каффы: в Крыму — на юге России. Но о поставках «живого товара» знали единицы: вводить в транс шокового аутизма толпу людей-полуживотных было делом опасным.

     – Похоже на возврат к временам работорговли.

     – Точнее не скажешь… Здесь, в Индианаполисе, сбором нужного материала занимался только один отдел — Первый Отдел ОСОЗ. Естественно в полнейшей тайне от всех! Поэтому наш Второй Отдел не был в курсе данных манипуляций с людьми — мы не знали именно этого главного факта отправки людей на Каффу и Соломоновы Рудники. Мы были в курсе лишь одного: Первый Отдел занимается главной разработкой физического уничтожения Чёрного Купола над Соломоновыми Рудниками. Первый Отдел готовил группы спецзаброски в район Чёрной Смерти — для стратегического проникновения за разбухающий смертоносный купол и уничтожения последнего. Второй Отдел обеспечивал спецгруппу сопровождения и военной поддержки Первому: наше дело было дать возможность беспрепятственно подойти главной группе к Чёрной Смерти и обеспечить проход для всего транспорта к алмазам, которые рассыпаны в одной из точек границы мёртвой зоны перед чёрным куполом Соломоновых Рудников… Спецгруппа Первого Отдела, как правило, сопровождала правительственный крейсер и сама вела первое звено ударных штурмовиков. Второй Отдел служил звеном прикрытия. Мы зачищали зоны перед куполом и затем удерживали позиции на линии обратного отхода. Первый Отдел курировал всё, что непосредственно происходило вокруг Чёрной Смерти. Они забрасывали внутрь некоторую группу людей — как мы считали для информационной и диверсионной разведки, подбирали кристаллы и через некоторое время разворачивали главный крейсер на обратный курс. Мы, спецназ ООН, делали только свою работу: технически приводили и уводили группу силового сопровождения.

     – Но Второй Отдел не знал главного…

     – Того, чего нам и не полагалось знать: группа заброски за сферу чёрной дыры только на одну десятую состояла из спецназа ОСОЗ, вся остальная группа людей шла на самую обычную торговлю мена — соломоновы алмазы на «чистых» людей! Время уходило, а из-за купола так никто и не возвращался, а сам купол никуда не исчезал. К тому же Чёрная Смерть продолжала расти, а многие люди, уходившие за купол, самоуничтожались при соприкосновении с чёрной сферой прямо у нас на мониторах — практически на наших глазах. Но мы делали своё дело, не вникая в подробности, не задавая ненужных вопросов: мы люди военные — наше дело выполнять приказы, обеспечивать беспрепятственный подход и отход наших солдат и спецгрупп.

     – В общем, до определённого момента Второй Отдел молча делал своё дело и не задавал лишних вопросов.

     – Вопросы ко мне пришли позже — и особенно остро они встали, когда моя дочь погибла… возможно — погибла…

     – А возможно и нет: не видел своими глазами — никому не верь! Иногда это срабатывает... Вот только ваша дочь, кажется, была куда напористее вас, Миша: её-то точно интересовала масса вопросов, связанных с Соломоновыми Рудниками.

     – Дети… им всегда надо — куда даже смерть на четвереньках не полезет.

     Гэбриэл улыбнулся:

     – Удачно сказано! Вот только оставался самый главный вопрос: зачем доктору Дмитриеву нужны люди? И действительно этому доктору-маньяку, а не кому-нибудь ещё?

     – Наиболее вероятная версия: доктор создаёт свою колонию людей! Но так как чёрная дыра по какой-то неясной нам причине не пропускает людей-мутантов и людей с военными наночипами, Дмитриеву и требуется чистый генофонд — насколько это возможно.

     – Создание новой колонии землян из более-менее естественного генотипа? Только будет ли в этом смысл, если чёрная дыра всё-таки доберётся до ядра планеты?

     – Спросите у профессора.

     Все обернулись в сторону Джона Румаркера.

     – Предположительно, все, кто вне этого купола и кто достаточно незащищён, погибнут! И тогда в свои права, возможно, уже вступит новая колония людей — колонизаторы-конкистадоры Соломоновых Рудников… Америка будет открыта заново!

     – А генералу Бэккварду вместе со всеми нечистотами Земли теперь уже навсегда придётся кануть в вечность, — закончила Миша.

     – Представляю, как ему этого не хотелось бы! — рассмеялся Гэбриэл. — Но я никогда не поверю, что Бэкквард, пусть даже за супералмазы, станет просто так делиться неизвестно с кем «товаром чистейшей пробы».

     – Вы, полковник Харрис, слишком хорошо знаете Бэккварда, чтобы не обманываться на его счёт… Независимо от мнения Правительственного Совета ОСОЗ генерал Бэкквард всегда имел свои собственные взгляды и решения. Ему просто необходимо было знать, что же там — за этим чёрным куполом, и что это за действие, которым он не может управлять. Уж чего только наш генерал-президент не придумывал со своим Первым Отделом! Но если попросту, то это всегда имело один результат: ни один генокер, ни один мутант, ни один спецагент с военным наночипом ещё не прошёл за купол Чёрной Смерти — и это известно точно! Всю эту «грязную братию» попросту разрывает в песок или сжигает в быстрой вспышке яркого пламени при малейшем соприкосновении с чёрной дырой.

     – И никто не знает почему!

     – Верно, полковник… Только здесь, у профессора Румаркера, я узнала, что военный наночип, созданный профессором, и волновая настройка генокеров и людей-мутантов имеют общее звено корневой структуры — это, должно быть, и является основным препятствием для прохождения молекулярной структуры «агентов» через погранзону чёрной дыры. В то время как обычная биоструктура хомо сапиенса почему-то в пролёт проходит через вязкую непроницаемую массу чёрной дыры и всасывается точно пылесосом. Раз! И нет человека по эту сторону — он уже где-то в зоне нашего не восприятия.

     – Поэтому Бэкквард и ОСОЗ отправляют туда лишь приговорённых к смертной казни или к пожизненному заключению уголовников.

     Миша кивнула головой:

     – Отпетых уголовников, каторжников, смертников — людей, которых больше не услышит простой налогоплательщик, а значит, не узнает правды. Этих каторжников собирают со всего света, со всех мегаполисов, что ещё остались на планете, на Каффу и оттуда везут на Соломоновы Рудники менять на Х-кристаллы. Таким образом, информация не просачивается — её просто некому просачивать. Первый Отдел ОСОЗ по всему миру имеет минимальную и глубоко законспирированную инфраструктуру и её не так-то просто вывести из глубокого ила на чистую воду. К тому же Каффа — Город-на-Скале: его жители настолько закрыты от всего остального мира, что оттуда точно никакая «лишняя» информация не может просочиться наружу. А такие мегаполисы, как Индианаполис или Москва, имеют полный контроль над своими подданными: что в телесеть идёт — то и есть правда для народа… Но истины ради стоит признать, насколько я владею информацией, хуже всего дела по соблюдению человеческих прав обстоят именно в Индианаполисе. Если из других мегаполисов можно хоть как-то попасть в другие города и даже на Каффу, то из Индианаполиса не только нет выхода — в него давно уже нет входа, кроме как для инспекторов и спецподразделений «Барракуды» ОСОЗ. Я не говорю уже о полностью цензурированном телевещании и пограничном разделении города на три разноправных зоны: где Форт Глокк — это Белый Дом, а Бруклин-город — практически полностью закрытая резервация для всех, кто не может себе позволить жить в Центре.

     – В Индианаполисе прав, я так понимаю, в принципе нет ни у кого.

     – К сожалению, нам некуда жаловаться: Каффа — Остров Объединения, но большего, чем частичный контроль силами «Барракуды», оттуда ждать не приходится. Мир на грани полного апокалипсиса. И в каждой выжившей гавани свой Премьер-президент, он же — цезарь и бог… Помимо десятка последних мегаполисов в мире остались небольшие и в основном подземные островки жизни, но их в расчёт никто не берёт и с ними нет никакого серьёзного контакта. Мегаполисы, из-за серьёзной нехватки энергии, не горят желанием налаживать с ними близкий контакт — ведь тогда придётся делиться. Да и сами «пещерники» особого контакта с нами не ищут — им тоже наша железная клешня только как серпом по яйцам. Зато весь мир в избытке кишит монстрами, каких человечество раньше исключительно на мифических картинках созерцало и ужасалось! Теперь-то мы точно знаем, нечто подобное нашему положению уже бывало на Земле — и не раз. И всякий раз силы Природы с шизанутым человечеством разбирались по-свойски… к херам грёбаным, япона-мать нас всех разом!!

     Последние полпредложения полковник Васильева буквально прошипела на чистейшем русском.

     – Миша… — профессор склонил голову набок.

     – Извини, Джон! Я помню: за столом не выражаться… Забылась! Но, думаю, полковник Харрис меня и так прекрасно понимает.

     – Силы Природы — что сам Творец: с ними особо не поспоришь, особенно когда начинаешь походить на запаршивевшегося шкодливого кота. А как надоедает Природе терпеть выходки неразумного человечества, так и наступает очередной час истины: сметает она со своего хребта всё до последнего и начинает всё сначала. Сценарий любого Армагеддона можно прописать на целый ледниковый период вперёд! Вот только точка последнего отсчёта, пожалуй, уже зависит от самого человечества… или кто там ещё был до нас?

     – Динозавры и трилобиты… ангелы и демоны… титаны и химеры, — мечтательно вставил Мэлвин.

     Но Миша слышала только того, кого сейчас хотела слышать:

     – Вот видите, вы и так всё знаете, полковник Харрис… Но кто бы мог всерьёз предположить всего каких-то тридцать лет назад, что так скоро наступит тот самый Конец Света и Судный День, о котором так старательно горлопанили все миллениумные шоу конца ХХ века! Просто чудо, что мы вообще умудрились выжить после Третьей Мировой. Видно, ещё остался где-то за нашим чёрным небом Господь-Бог, если нам по-прежнему всё ещё даётся призрачное подобие на некий шанс для выживания — особенно в лице тех самых «картинок», на которые мы теперь смотрим, как на извращённый раритет наших далёких и не столь уж далёких «древних».

     – Да-а! Ироничный цинизм просто-таки ваш персональный конёк, Миша… Но о каком шансе вы говорите сейчас — о Соломоновых Рудниках или о своей дочери? Может, о нас: Команде «Альфа»?

     Миша хмыкнула:

     – Как же вы себя любите… мужики. Я говорю обо всём, полковник Гэбриэл Харрис! Обо всём вместе, а не о чём-то или о ком-то индивидуально. Только здесь, у профессора Румаркера, я вновь стала осознавать, что шанс по-прежнему есть у каждого из нас в отдельности и у всей оставшейся цивилизации вместе! Шанс на выживание, шанс на настоящую полноценную жизнь.

     – И давно Бэкквард копает под профессора?

     – Сами догадались? Или кто подсказал?

     – Сам! Вы — здесь! Это и есть подсказка.

     – Ах да!.. я здесь… Но стоит сразу уточнить, генерал Бэкквард всегда копал под профессора. Ещё с тех пор, как Джон перевёл своё детище, свой Наноцентр и Криохранилище, в Индианаполис — как раз за полгода до начала Последней Войны. Как будто точно знал, куда надо запрятать свою «семью» на случай мирового апокалипсиса.

     – Просто я ушёл от опасных краёв материка подальше вглубь континента, — профессор внимательно вслушивался в каждое слово этих двоих: он прекрасно понимал, что от исхода этого первого контакта будет зависеть всё дальнейшее осуществление его последнего проекта.

     – А Бэкквард увидел в странном поступке учёного с мировым именем чуть ли не заговор против всего народа Америки.

     – Куда точнее, полковник!

     Мише не очень нравилось, что Гэбриэл предвосхищает чуть ли не каждую её мысль, но она понимала — и Джон, и все остальные ждут, что именно она уступит лидирующую позицию полковнику Харрису:

     – Профессору Румаркеру могла быть уготована участь доктора Дмитриева: Великая Америка быстра на расправу, если ей кажется, что земля пошатнулась у неё под ногами… Генерал Бэкквард, глава безопасности страны на тот момент, впился в профессора, как клещ. Но добиться от Джона правды, если он этого сам не хотел, было невозможно ни под каким соусом: профессор настаивал на версии притягательной привлекательности стабильного в банковском отношении Индианаполиса — по сравнению с меркантильным и продувным Лос-Анджелесом. И кстати, этот случайный или не случайный выбор оказался на самом деле наиболее удачным проектом всех последних вложений американского налогоплательщика: практически от всей Калифорнии, как и от Нью-Йорка и половины Флориды, остались ножки да рожки — осыпались края как пудра с пирога… прямо на дно мирового океана… Профессор — герой почище нас всех вместе взятых! Он не поступился Бэккварду ни пядью родной земли и ничего ему не рассказал о своих настоящих планах –ничего!

     – И тогда сразу после войны Бэкквард посадил Джона на «промывочное кресло», чтобы всё-таки добиться от него всей правды и выяснить подноготную всех его странных спасительных поступков, — ведь настойчиво складывалось впечатление, что Джон знал о скором мировом апокалипсисе наверняка. Возможно, что ему это кто-то даже заранее «подбросил».

     – Ага, какой-нибудь новоиспечённый «нострадамус-по-американски»… Вот только профессор Румаркер оказался крепким орешком — и не киношным, а настоящим: наночип, который он сам себе ввёл в мозг, блокировал любые насильственные вмешательства в его мозговую деятельность.

     Гэбриэл повернулся к профессору:

     – Представляю, Джон, что тебе пришлось пережить! Бэкквард никогда ни перед чем не останавливался: для него человеческая жизнь ничего никогда не значила — ни в единичном случае, ни в масштабном… хотя он и мог «чистосердечно» признать силу и превосходство своего противника.

     Профессор промолчал… Продолжила Миша:

     – Генерал Бэкквард был среди тех, кто развязал эту Последнюю Войну. Его президентство было лишь делом времени: сразу после окончания войны стало в очередной раз понятно, что мировых политиков делает не столько мир, сколько война. И чем более жестокая, тем перспективнее и легче путь достижения желанной цели: толпа боится всего, что не вкладывается в рамки её значимости, а значит, при любых стрессово-неблагоприятных ситуациях ею всегда легко управлять… Изуверы-учёные ввели профессору наночип-шпион, что делать было ни в коем случае нельзя: мозг Джона был уже загружен действующими неразборными жидкокристаллическими роботами нейтрализующего наночипа. А человеческий мозг пока что ещё не может выдержать войны роботов в своих чувствительных и нежных серых клеточках! Благо, что профессор всё это кощунство предвидел с самого начала — прозорливости ему не занимать: наночип в его голове был особо одарённым, более совершенным и менее роботизированным, и потому он выиграл эту «войну миров» за жизнь Джона…

     – Но проиграл его ноги — позвоночник отказался работать «на ноги». И Джону пришлось пересесть в инвалидное кресло. Так?

     – Так точно, полковник Харрис! Именно так всё и случилось.

     – Всегда приходится чем-то жертвовать, Гэбриэл, — спокойно отозвался профессор на полный сострадания взгляд своего друга.

     – Но профессор Румаркер, этот гений от Бога, по-прежнему оставался нужен своей стране и, пожалуй, теперь, как никогда раньше. Кто же будет запускать в производство новых людей из пробирок, если наши учёные способны только на разрушение. Созидание как таковое — дело давно позабытое для Великой Америки. А институт дармового сырьевого потребления от третьих стран и интеллектуальной собственности из Старого Света стал теперь недоступен… Бэкквард поставил профессору условие, что тот оставляет своё частное практикование и полностью переходит на службу ОСОЗ и конечно же самого генерала-президента Великой Америки. Естественно, что Джон согласился безоговорочно. Ведь оставалось ещё одно большое «но»!

     – Лео! Внучка профессора.

     Профессору уже хотелось прекратить это терзание мысли и духа: полковник Васильева видела перед собой достойного противника, и это её заводило. Но как далеко может завести Мишу её истерзанное сердце и циничное поверхностное спокойствие, Джон очень хорошо знал и боялся этого куда больше, чем даже драчливого и склочного характера своей вспыльчивой внучки. Он даже попытался как-то остановить Мишу, но было слишком поздно: она уже ничего не видела перед собой, кроме своего горя и своей боли, — Гэбриэл разбудил в ней раненого зверя. Отступление на попятную теперь было делом последним в очереди за льготной раздачей слонов.

     А Лео в очередной раз залила в себя водку и хмуро сжала пустой фужер в кулаке.

     Миша вдруг вся подалась вперёд, опёршись лишь одними локтями на край стола и посмотрев на Гэбриэла, точно пьяная. Её чувственные прекрасные губы сложились в узкую и почти невидимую синюю складку на посеревшем лице:

     – Да, Лео Румаркер! Ведь для профессора Лео была последней выжившей в его семье. И Бэкквард знал по какому больному месту профессора надо ударить, чтобы он перестал трепыхаться, как прирезанная курица на столе у мясника, и утихомирился со всеми своими гениальными кониками и выбрыками… Нельзя сказать, что профессор чересчур уж переживал за своего последнего нерадивого отпрыска рода Румаркеров, — извини, Джон, что я так! Ведь было нечто такое, что служило явной невидимой защитой для его внучки, раз она сумела вернуться живой из мясорубки Третьей Мировой. Но война осталась в прошлом, а Бэкквард был здесь — прямо над душой его внучки. И условие у Бэккварда было чёткое и однозначное: если профессору вдруг вздумается что-нибудь выкинуть без ведома генерала или чем-нибудь ему напортачить, то под прямой угрозой окажется жизнь его непутёвой внучки — сержанта спецподразделения ППС.

     – А кто она — сержант Лео Румаркер?

     – Это надо знать, полковник Харрис, чтобы понимать Джона и все его беды… Только за десять лет службы до увольнения на вольные хлеба Лео целых двадцать четыре раза отстраняли на неопределённое время от службы в ППС Форта Глокк — из-за слишком уж неуживчивого и скандального характера и повсечасной поножовщины! На счету Лео Румаркер, только уже за эти последние десять лет и только по официальным данным, больше ста шестидесяти генокеров из Форта, буквально разорванных в клочья в постоянных драках в барах и подпольных клубах за пограничной чертой Центра — то есть в Большом Бруклине, где и живут-то только те, кто обычно живёт в Бруклине: калеки, нищие, люди-мутанты, генокеры и просто отпетые негодяи, да ещё те, кто не желает жить в стерильном Центре, — диктаторские законы Бэккварда не каждому налогоплательщику по вкусу… И как этого сумасшедшего пэпээсника, Кровавую Лео, до сих пор свои же военные не пришибли за углом — один Бог знает!

     – Похоже, Лео-Космос — это нечто!

     – И это нечто как магнитом тянет в Бруклин-город: излишние пары поспускать... Оно понятно, после тяжеленной, на пределе человеческой воли, кровавой и грязной работы чистильщика-минёра за стеной города — куда даже за большие деньги никто добровольно не хочет выходить на службу пэпээсника — хочется опустошить душу от крови и ненависти. Ведь каждый раз кто-то да не возвращается, кто-то да остаётся там, своими костями подпирая стены этого города-государства по ту сторону жизни. А без охранной работы ППС теперь ни один мегаполис не может существовать: пэпээсники и за стенами, и под стенами, и во всех туннелях, по которым ходят охотиться не только хищные монстры, но и наши сограждане — люди-мутанты.

     Гэбриэл пару раз украдкой кинул на тот край стола тревожный взгляд, но Лео лишь сжала губы и, насупившись, молча смотрела в одну точку на столе. Было ясно, что Миша здесь больше, чем авторитет: она могла говорить всё что угодно и кому угодно, и даже Джону.

     – Генетические мутанты нашей воспетой трубадурами от науки и овеянной славой светлого будущего пресловутой генной инженерии постоянно опробывают на вшивость наши упакованные в городские коробочки самовоспроизводящиеся мясные фермы, которыми мы им оттуда, из-за стены, представляемся. Как следствие, подкопы под город, нападения на стены, атаки с воздуха! Правда, с воздуха им тяжелее всего пробиться — двойная защита: лазерная сетка над городом и тепловые пушки — что надо! А вот системы наземной и подземной защиты дают периодические сбои. Мутанты — они же умные. Их голым нахрапом и огородными пугалами не возьмёшь! Наши генетики вложили в них столько, что теперь генетические монстры хозяева планеты, а не мы.

     – А что же мы?

     – А мы как мамонты в «волчьих ямах»: хрипим на последнем издыхании и дёргаемся из последних сил, завязая в собственном дерьме всё глубже и глубже. Мутанты — они ж как кролики за сеткой у фермера: всё равно где-то да прокопают! А значит, нужно постоянно выходить за стены и под стены города — чинить эти самые стены, латать лазерные сетки, ставить новые ловушки, ремонтировать минные поля. Всю эту тяжёлую и грязную работу делают военные ППС: на этой службе остаются только конченые вояки-зомби и убийцы-генокеры — других людей в ППС попросту не осталось… Сержант Румаркер, пожалуй, единственное шоковое исключение из общего правила: ей генерал Бэкквард изначально выписал догробный пропуск на санкционированные и не очень санкционированные убийства. Да, Лео?! Ответь нам, нечего отмалчиваться, когда нужно отвечать!

     В позе пэпээсницы ничего не изменилось — она отвечала в стол, лишь сильнее сжимая кулаки перед собой:

     – Каждый выход за стены всегда означает чью-то смерть на твоих собственных глазах: монстры всегда готовы к нашему выходу, они нас ждут, всегда ждут. У генокеров и смертников тоже горячая красная кровь. Каждая наша ошибка — наша смерть! А для монстров — это как праздничный уикенд с накрытыми для них столами.

     Лео вдруг подняла глаза, но только глаза, и у Гэбриэла всё перевернулось внутри от этого злобного мёртвого взгляда цвета выжженной до чёрной крови пыли. Из сжатого кулака пэпээсницы как по стёку побежала тонкая струйка тёмно-красной крови.

     – И если возвращаешься оттуда живым, то идёшь куда-нибудь на край света — подальше от логова Форта: спустить пары — точно так! Иначе свихнёшься ещё до того, как тобою закусит на десерт какая-нибудь жуткая саблезубая тварь с отвратительным свинячьим рылом и дурным запахом из воющей пасти, или сам развеешься в пыль и прах на своей же собственной «попрыгунье-стрекозе»… Что вы тут обо мне можете судить?! Убийцы — те, кто всё это затеял! Все эти лягушачьи бега и салки со смертью наперегонки… Гады!!

     Гэбриэл уже пытался разжать левую кисть Лео, Зулу удерживал сжавшуюся в комок пэпээсницу на стуле. Но у полковника ничего не получалось: тонкие сухожилия Лео были сделаны точно из стальных прутьев — осколки раздавленного в кулаке хрустального фужера всё сильнее вдавливались в мягкие ткани человеческой ладони… Миша сидела всё с тем же невозмутимым видом, сцепив руки на груди и молча наблюдая за привычной сценой на том краю стола.

     – Зулу, помоги! — Гэбриэл потянул руку Лео к сержанту. — Только осторожно…

     – Ах, я старый олух! Как же я не успел выхватить у неё из руки фужер?! Проморгал! Лео, дочка, разожми кулак. Чукки, укол! Андрей, беги в мою лабораторию — готовь её стол… Гэбриэл!!

     – Зулу! — Гэбриэл с неимоверным усилием удерживал тело вырывающейся пэпээсницы на месте, прижимая её вместе со спинкой стула к своей груди, — казалось просто неимоверным, чтобы в таком хрупком теле было столько нечеловеческой силищи. — Красавчик!.. Мэлвин!..

     – Сейчас… Держите крепче, полковник, крепче!! — Мэлвин упал на ноги Лео.

     А Красавчик больше нервно мельтешил вокруг образовавшейся свалки, только всё время издавая нечленораздельные звуки и нервозно поправляя шёлковый платок на своей шее, нежели вообще что-либо делая толкового.

     – Лейтенант, водки!!

     Наконец Красавчик, кажется, сообразил: чуть не навернувшись через стулья, схватил со стола графин с наливкой, быстро наполнил стакан, больше разлив, чем налив, и, не зная, что делать дальше, выплеснул водку в лицо пэпээсницы… И сработало! У Лео запекло в глазах от тёплой сорокоградусной жидкости и она, зарычав как взбесившийся волкодав, замахала головой из стороны в сторону, ослабив мёртвую хватку сжатого кулака. Зулу тут же зафиксировал положение разжавшейся кисти и вывернул ладонь Лео вверх: два осколка стекла вышли навылет — через ладонь.

     Гэбриэл взглянул на мельтешащего лейтенанта круглыми глазами:

     – Красавчик!.. я не это имел в виду…

     – Я всё понял, Гэбриэл! — Красавчик уже наливал второй стакан водки.

     Лео всё ещё сопротивлялась, так и норовя зацепить зубами кого-нибудь из близко находящихся.

     – Держи её, Красавчик! — полковник схватил Лео за хвосты и потянул их назад, принуждая голову оскалившегося зверёныша запрокинуться назад. — Ну-ка, ещё поклацай зубками — вот так!! Ну прямо волчонок какой-то.

     Гэбриэл осторожно, но быстро влил в рот Лео полный стакан водки, и тут же, ещё раз наполнив его до краёв, снова влил содержимое в рот уже потихоньку сдающей позиции пэпээсницы.

     – Так-то лучше, детка… Сейчас мы буянить перестанем: такая доза даже слона может с ног повалить… Отставить сумасшедшие уколы! Это лекарство будет поэффективнее уколов навылет.

     Полковник отвёл руку Чукки, уже направившую иглу в сторону шеи Лео.

     – Побойся Бога, капитан, это ж чистейшее варварство!! Не изобрели ещё лучшего лекарства, чем спирт и водка… Хотя, конечно, тёплая водка — это просто кощунство!

     – Похоже, не всё так плохо в нашем «холодильнике», — Танго посмотрела на Мишу усмехающимся взглядом. — Даже намечается что-то… общесвязующее.

     Миша молча отмахнулась.

     У профессора тряслись не только руки, но даже подбородок:

     – Гэбриэл! Ты убил мою внучку… Как ты мог?!

     – Ты что, Джон… Пьяницу стаканом не убьёшь — клин клином вышибают. Через пару часов полноценного отдыха и тёплой ванны она будет как огурчик! Поверь мне… Куда её отнести?

     Лео уже не сопротивлялась, её тело беспомощно повисло на руках полковника.

     – Куда ж ещё? Ко мне в главную лабораторию — немедленно! Снова надо чинить.

     – Чинить здесь надо крышу, Джон. Простым латанием ран тут уже не поможешь.

     Все бегали, суетились, толкались… Только Миша и Танго продолжали спокойно сидеть, где сидели.

     – Это теперь надолго, — Танго достала из кармана портсигар и неспешно раскурила голубую сигаретку.

     Полковник, Чукки и профессор отправились в лабораторию, где их ждал Андрей. Остальные потихоньку снова расселись по своим местам… Образовалась небольшая пауза.

     Красавчик хлопнул в ладоши:

     – Да! Теперь я начинаю кое-что понимать в вашей нелёгкой бункерной жизни.

     – В нашей… — небрежно сбросила себе под ноги Миша.

     – А?! — снова тревожно завертелся Красавчик.

     Танго сладко зевнула:

     – А-аууу… мелочи! За десять минут док всё сделает как надо. Бывало и хуже! Помнится, месяца три назад доку Румаркеру пришлось заново выращивать для Лео чуть ли не всё левое предплечье, половину передних верхних зубов и новый левый глаз ставить… Глаз, кстати, еле прижился после операции.

     Мэлвин закивал головой:

     – Предплечье и глаз — не голова: всегда можно что-то сделать, как-то приладить на прежнее место, а вот голову заново не прилепишь, не прикрутишь — да!

     Зулу сунул капитану кулаком в ухо:

     – Что ты мелешь, дурья башка?! Лучше вообще рот не открывай, пока я тебе сам башку не открутил.

     Красавчик поднялся и широко заулыбался, замещая своего командира:

     – Ну… думаю, всё обойдётся — раз здесь Гэбриэл. Так что, на время некоторого отступления от нашей первой общей застольной беседы, предлагаю освежиться шампанским! У меня даже по этому поводу имеется один чудесный тост… Мэлвин, разливай шампанское по фужерам! Всегда лучше вести диалог за бутылочкой прекрасного вина, чем за хирургическим столом.

     Танго грубо хохотнула:

     – Да уж!! Рассчитывай на худшее — готовься к отпеванию души и тела заранее. Как говорит наш полковник: хенде-хох и сверху крышка! В общем, «Гитлер капут!» Думаю, с русского никому перевода не требуется?

     – Катастрофа, — капитан карикатурно растянул луноликую улыбку на лоснящемся лице и посмотрел на Красавчика лукавыми глазами снизу вверх, точно намекая: попал ты, друг, на крупняка!

     – Совершенно не смешно! — Красавчика заедало, что Танго так легко манипулирует «языковыми тезисами»: даже при всей легковесной подвешенности его собственного языка, едким сарказмом он владел куда хуже язвительного лейтенанта полковника Васильевой. — Человеческая жизнь — не повод для насмехательства! Особенно в кругу своих близких друзей.

     – Это ты уже о себе или всё ещё об «унесённых ветром», лейтенант?

     – Я понимаю, почему у вас здесь столько проблем. Вы забыли, что такое настоящая жизнь!

     – Не создавай лишней проблемы, Красавчик, — недовольно прошипел на лейтенанта со своего места Зулу.

     – Я не согласен!— возопил Красавчик.— Нельзя отмахиваться от проблемы просто так, если она имеет место быть. А тем более насмехаться над живым человеком или его проблемой.

     – Лейтенант,— Миша даже не подняла головы,— тебе просто надо избавиться от своих собственных проблем или проблемы. И тогда всем станет понятнее, куда и к чему ты тут клонишь. Проверено!

     Танго потянулась за своим фужером:

     – А если ты хочешь избавиться от проблемы, над ней стоит хорошенько посмеяться, можно даже в кругу собственных друзей. Существуют тысячи примеров, когда смех просто спасал жизнь приговорённых к неминуемой смерти. Ты со мною не согласен?.. котик…

     Она повернула голову в сторону Красавчика и посмотрела на него сквозь щёлки прижмуренных глаз.

     – Котик?! — сержант не сдержался и прыснул в свой кулачище.

     Красавчика всего передёрнуло:

     – Не вижу ничего смешного!

     Миша взяла фужер с шампанским:

     – Вино хорошее — хотя я в нём ничего не понимаю. Но оно не заглушит того, что мы чувствуем каждый проходящий мимоходом день: нам в этом замкнутом пространстве медленно умирающего города всё одинаково. И не надо обманываться на наш счёт. Мы все точно такие же, как Лео, — свихнувшиеся, жестокие, бездушные, мёртвые… только проявляемся по-разному.

     Миша медленно подняла глаза на лейтенанта, и у Красавчика всё похолодело внутри: такого мёртвого, леденящего кровь взгляда он не помнил даже со времён Вьетнамского Апокалипсиса… Он тихо осел назад на свой стул.

     Танго бросила в пепельницу недокуренную сигарету — сизо-голубая крутящаяся спиралька от непотушенного «огарка» красиво пошла вверх. Танго достала из портсигара новую сигаретку и игриво покрутила ею в своих длинных изящных пальчиках:

     – Ну что там за особый тост? Давайте пить уже, что ли! Лично мне понравилось вино: каторжными мурашками под черепком бегает… ударяет, знаете ли, под самые ногти…

     – Одной уже ударило! — Зулу сердито смотрел на Мэлвина, как будто именно он был причиной случившегося с Лео. — Я думал, только Мэлвин псих.

     – «Психо» — попрошу!

     – Сейчас я тебя так попрошу…

     Красавчик поднёс зажигалку к голубой сигаретке Танго:

     – Зулу! Позже выскажешь Мэлвину всё, что ты ему хочешь высказать сейчас… Леди! Прошу прощения: леди-джентльмены! У меня всё-таки тост… За — женщин!! Без которых мы, мужчины, просто никуда и нигде, ни в лес ни по дрова — без хорошего пинка… М-да! Собственно, кажется, я отморозил себе все мозги… Я поднимаю этот бокал шампанского за ослепительную и просто неземную женскую одухотворённую красоту, которую мы имеем возможность лицезреть прямо здесь и сейчас своими собственными глазами, а не глазами могильных цветов, за которыми нас чуть было не отправил полковник Бэкквард. Честно говоря, я даже рад, что судьба именно так распорядилась моей жизнью: навряд ли в восемьдесят лет я смог бы оставаться таким же привлекательным и обаятельным, как сейчас.

     – С этим можно было бы и поспорить, кому-то в натуре восемьдесят лет, — язвительно прошипела Танго.

     Но Красавчик сделал вид, что не расслышал её очередной колкости.

     – Мы пьём за вас, милые леди!! Леди-джентльмены!!

     Миша и Танго переглянулись, но выпили своё вино молча… Миша поставила пустой фужер на стол и снова откинулась на спинку стула:

     – Ну вы-то хоть туда-сюда: на мужчин похожи, Команда «Альфа»… Может, от вас и правда хоть какой-нибудь толк да будет — помимо природной привлекательности и несравненного личностного обаяния, конечно. Очень уж в вашу пользу всё время свидетельствует сам профессор Румаркер, заядлой настойчивости ему в этом деле не занимать — ну прямо как на скачках…

     – А-ааа?! — оторопел Красавчик.

     – А Джон бывает так неосторожен в своих гениальных желаниях. Иногда его поступки не лезут ни в пизду ни в Красную Армию! — совершенно на русский манер закончила свою мысль полковник Васильева.

     Зулу наморщил лоб, но в отличие от Красавчика, который сделал круглые глаза, так и не понял истинного глубинного значения вольного русского словоизлияния.

     А Миша ждала возвращения полковника: ей надо было весь этот прорвавшийся нарыв выплеснуть из себя, весь до последней капли, чтобы наконец что-то просветлело в решении их общей и её личной проблемы. И её подсознание совершенно безошибочно точно подсказывало ей, что теперь все их судьбы в руках одного человека — полковника Гэбриэла Харриса.

     Красавчика бросало из огня да в полымя: его то хватало за грудки, то отпускало, но он всячески старался удержаться на плаву и не пасть лицом под ноги этих совершенно бестактных солдафонок-пересмешниц. Он быстро оклемался от парализующей прямоты полковника Васильевой, хотя, конечно, совершенно не был готов к такому жёсткому приёму. Красавчик посмотрел в насмешливые глаза Танго:

     – Мы — настоящие мужчины!— очевидно немного отстаём в интеллектуальном соперничестве с женской половиной общества, но наши сильные стороны в другом, нужно только обратить на них внимание.

     – Кому обратить?

     Красавчик в который раз потерял нить связующей мысли… На выручку пришёл Мэлвин:

     – Если к нам повнимательней присмотреться, то мы можем ещё послужить чем угодно — всегда можем пригодиться как на военном поприще, так и в домашнем хозяйстве. Как говорит в таких случаях наш полковник: «Просто удивительно, что может сделать кучка людей с помощью набора простых инструментов и обычной изобретательности».

     – Заткнись, Мэлвин!

     – Мэлвин прав, Зулу: не обязательно опираться на сверхсовременные технологии, чтобы достичь чего-то существенного, — в столовую возвращался Гэбриэл вместе с Джоном и Чукки. — Иногда лучше положиться на обычную слабую сторону человека — его человечность! И результат может превзойти даже самые смелые ожидания.

     – Человечность? — Миша на мгновение взглянула прямо в глаза полковника, в её удивлённом взгляде читалось нескрываемое пренебрежение к такому «светлому» понятию.

     – Как там, Гэбриэл?

     – Всё тип-топ, Красавчик! Пару накладных швов и здоровый принудительный сон приведут сержанта Румаркер в полный порядок уже к завтрашнему утру — по крайней мере, так утверждает Джон. Андрей будет дежурить возле неё всю ночь: нам не удалось с Джоном уговорить его вернуться за стол — он остался с Лео... А нам, я так понимаю, всё ещё есть о чём договориться за круглым столом переговоров!

     – Не знаю, кто о чём собирается договариваться до скончания века, а лично я хочу есть! — первым не выдержал Зулу.

     – И я! — поднял руку Красавчик.

     – А я могу и потерпеть, — кажется, всем довольный Мэлвин был сыт одним лишь присутствием возле себя капитана Чукки Рур.

     – А психов не спрашивают! — скорчил в сторону Мэлвина зверское лицо недовольный сержант.

     – Обещаю, что через несколько минут мы все приступим к трапезе, Зулу.

     – Пять минут, Гэбриэл, не больше! В конце концов это столовая, а не полигон для пристрелки нового оружия.

     – Метко сказано, сержант! — отметила Миша.

     – Капитан, что ты стоишь мнёшься? Сержант Инкейн никого ещё не съел, несмотря на свой грозный и голодный вид, — Гэбриэл перевёл взгляд с Чукки на профессора, уныло подкатившего коляску к столу. — Джон, надеюсь, я ещё ничего такого не сделал сверх меры?

     – Просто я слишком переживаю по любому пустяку, если это касается Лео или Андрея. Они такие похожие и такие разные… И всё же между ними колоссальная разница! Андрей — почти стопроцентный генокер: он может отрастить сам себе руку или ногу за считанные минуты. А Лео — она же… почти стопроцентный человек! И почти каждый месяц мне приходится выращивать персонально для неё какой-нибудь очередной орган — ухо или пальцы на руке, а ещё надо, чтобы они обязательно прижились, а это — время, всегда время… Голову не вырастишь, чужую не пришьёшь. А ведь однажды я могу потерять её навсегда! А я не могу допустить этого, никак не имею права. Она всё, что осталось у меня полноценного от семьи. Она — ребёнок, который родился на космической станции, на околоземной орбите: в ней многое не так, как у простого земного человека. Она более совершенное существо. И в то же время более слабое и неприспособленное, нежели земные индивиды.

     – И всё-таки Лео — человек.

     – Смертный человек! Со всеми присущими простому человеку слабостями и пороками. Но Лео живёт играючи, абсолютно игнорируя свою слабую человеческую сущность простого и далеко несовершенного индивида. Она всегда так живёт! Ей никто не указ! Её моральные ценности настолько индивидуальны, насколько скорее непонятны и почти неприемлемы для нашего мира… Хотя! Наверное, вот точно так же можно сказать о каждом втором оставшемся жить дальше на этой проклятой земле.

     – Да, Джон! Мы этот разрыв тоже уже успели заметить… Наверное, в этом всём и состоит всё её бесстрашие и бессмертие — её собственное бессмертие.

     – Да-да, её собственное бессмертие… И так мало заботы о нас — её родных и друзьях.

     – Джон, — прервала болезненный ход мыслей профессора Миша.

     – Да-да, стол! Я помню… Прошу тебя, Гэбриэл, продолжай! Сегодня ты хозяин за этим столом.

     Гэбриэл на секунду задумался.

     – Закончим наш прерванный разговор, полковник?

     – Закончить так быстро не удастся: теперь — это только начало разговора.

     Зулу напряжённо засопел, но всё же сдержался.

     Гэбриэл вновь остановил свой взгляд на Мише:

     – Итак, Лео… Закроем эту тему!

     – Ххе! Закроешь, как же! — передёрнула плечами Танго.

     Но Миша спокойно продолжила:

     – Лео военнообязанная, в ППС с семнадцати лет… Нельзя сказать, что конченость — это её персональная визитная карточка, но самые серьёзные проблемы у неё начались, когда она пошла за стены города.

     – Ещё и какие проблемы!! — профессор чуть не плакал. — Да чего уже там, с самого рождения сплошные проблемы. В школе почти не училась, бегала от неё, как от чумы: всё время на мотоциклах по автобанам с чокнутыми байкерами! Сколько она этих машин угробила и счёту нет… А когда подошло время выбирать колледж, началась Третья Мировая: уже не тайная, не закулисная — реальная. Да разве ж я мог тогда удержать Лео при себе?! Разве что в криокапсуле! Лео прямо с мотоцикла перепрыгнула в ещё худший ад, бросилась в это проклятое пекло с головой! А чего было её не взять в армию? Внучка гениального учёного сама притащила на службу вооружения Армии США игрушку собственного изобретения — противопехотную мину новейшего образца: «Космос»! Эта маленькая кругленькая штучка с ладонь самостоятельно отслеживает передвигающуюся цель в радиусе десяти ярдов, но срабатывает только при непосредственном попадании цели в поле её действия радиусом один ярд, не оставляя от объекта практически ничего. Конечно Лео сразу же предложили работу в новейшей военной лаборатории с самыми передовыми учёными на то время.

     – Но Лео не пошла в тёплые и сытные лаборатории.

     – Конечно — нет! Надо же знать Лео! Естественно, её путь мог лежать только на передовую — туда, где погорячее. Один Господь-Бог знает, как ей удалось выжить и дойти до конца этой проклятой войны… И когда сразу после окончания войны началась сумасшедшая гонка на последнее выживание, Лео, само собой, осталась служить в своём родном спецподразделении ППС. А когда оставшиеся полуживые мегаполисы закрылись лазерными щитами-сетками, она вышла за стены города: ей всегда надо быть там, где хуже всего, где самый ад… И если мы все бежим от хаоса и пекла, потому что в нас природно срабатывает персональный чип самосохранения, Лео всегда их отыщет — и хаос, и пекло… Чёртов Индианаполис!! Он совсем сожрал мою Лео и совершенно доконал меня!!

     – Лео… Генерал Бэкквард всё-таки нашёл твоё слабое место, Джон.

     Профессор закрыл лицо рукой — ему сдавило горло, а к глазам снова подступили слёзы.

     – Он разрешил сержанту Румаркер вольно участвовать во всех операциях по охране стен города — во всех, без права на какое-либо серьёзное отстранение её от службы за нарушение военного или гражданского порядка в городе. Одним словом, генерал-президент собственноручно выписал Лео пропуск на санкционированное самоубийство — выдал ей безвременный пропуск в Ад! — Миша сама налила себе из графина полную стопку водки и залпом выпила. — Вот такие-то развесёлые права были у нашего сержанта Румаркер целых десять лет после окончания Последней Войны и начала царствования Великой Пустоши — Пустыни Смерти… Бэкквард прекрасно осознавал, что гений профессора Румаркера никуда от него теперь не денется, не сбежит и не закопается в какую-нибудь дыру, как подпольный крот. Будет работать на ОСОЗ и генерала, лишь бы сержант Румаркер имела теперь самое главное: свободу привилегий, надёжно защищающую её от расправы военного трибунала.

     – Это правда, я согласился на все условия Бэккварда. Главное, чтобы Лео не запрятали в Казематы: оттуда назад дороги нет — ни для кого.

     – Но ведь ты просто так терять Лео не собирался?

     – Ах, Гэбриэл! Ты даже себе представить не можешь, какие тяжёлые времена наступили для нас всех. Когда покатилась по земле открытая Третья Мировая, мы все думали, что это и есть самое ужасное, что только могло случиться со всеми нами. Как оказалось, самое ужасное ждало нас впереди, на многие и многие годы с запасом наперёд.

     – Не унывай, Джон, теперь у нас всех есть мы! А раз нас много, самое ужасное преодолимо, — Гэбриэл повернулся к Мише. — Что конкретно Бэкквард хочет от вас, полковник?

     – Много чего хочет! Но последнее задание и было последним — мы оба это знали. Смерть моей дочери развязала мне руки, и конечно же Бэкквард не собирался терять одного из лучших своих бойцов за хреновый хрящик. Надо было направить хаотичную энергию саморазрушения в нужное ему русло, а это генерал умеет лучше всего… Пропуская подробности «промывочного кресла», докладываю вам, полковник Харрис, что моё последнее задание состояло в том, чтобы под видом заключённого-смертника войти за Чёрную Смерть и провести самую обычную работу диверсанта с нулевым допуском уничтожения. Это значит, что я могла действовать вольно по обстоятельствам, но с конечной целью обязательного уничтожения чёрного купола изнутри и по возможности выведения доктора Дмитриева из зоны ликвидации.

     – Угу… Но без команды не было смысла даже дёргаться, нужна была стопроцентная подстраховка из «чистых» людей, из наёмников старого состава.

     – Бесполезно было искать «чистых» в Форте Глокк или подбирать «стерильных» в Центре… За командой я отправилась в трущобы города, в Третью Зону Индианаполиса: Бруклин-город! Там и сегодня ещё можно найти «чистых» людей-убийц — бывших ветеранов и просто охотников-за-головами: за хорошую выпивку и отличное вознаграждение эта отпетая братва может и этот город в считанные дни превратить в руины — не спасёт никакой Форт Глокк.

     – Военных Форта в команду брать было нельзя?

     – Нет! Ни под каким предлогом. Теперь военный — это диагноз! Все действующие военные и особенно генокеры в обязательном порядке помечены наночипами армии — кодовыми наночипами «военной полиции»: заказное создание гениального ума нашего любимого профессора. Если он запущен в действие, вынуть его уже невозможно: наночип «военной полиции» не просто техноробот — это такое «криожеле», которое принимает жидкокристаллическую структуру плазмы крови и навсегда становится биомолекулярной частью индивидуальной биосистемы.

     – Я за многие вещи оторвал бы себе руки! Но они у меня были повязаны.

     – Не добивай себя, Джон! Все мы по горло в чужой крови. Это рентгеновский знак нашего времени: военными становятся навсегда, — Миша продолжила. — Наночип носит столь режущее ухо комбинированное название «военная полиция», потому что в городе практически нет больше разделения между этими разнофункциональными структурами. Военные и есть гражданская полиция, а полиция — та же армия.

     – Значит, чип отлично просматривается на специальных приборах?.. полная подстраховка…

     – Трудно сегодня быть дезертиром, — вздохнул Мэлвин.

     – У всех военных есть такой чип, нейтрализовать его можно, разве что, только после смерти.

     – Смешнее не придумаешь, — буркнул Зулу.

     – А вот у Лео его не было и не могло быть! Когда Джон понял, что отговорить семнадцатилетнюю внучку от армии не удастся, он нагрузил её наночипом острой динамики отторжения инопродукта ещё до того, как Лео перескочила со своего «харлея» в седло БТР ППС. В неё теперь ни хрена не загрузишь без ведома самого профессора. Поэтому сегодня Лео так трудно отыскать, если она уходит на неопределённое время побродяжничать без спецоборудования по пристенным кварталам Третьей Зоны города.

     – А что остальные? Чукки, Танго? Вы, полковник?

     Миша сделала беззвучную паузу на долгом выдохе и снова повернула голову к Гэбриэлу:

     – Военные чипы в нас нейтрализованы профессором — относительно без осложнений, но через сложное сырьевое выведение коррекции организма на новую биохимическую формулу для каждого из нас. А такие процедуры, так или иначе, не могут пройти без последствий: за всё надо расплачиваться… Чукки! Чукки уже больше пяти лет неотлучно живёт у доктора и практически стала его полновластным подопытным кроликом. Но для неё это единственное спасение из того смертельного капкана, в котором она очутилась под конец своей военной карьеры. Имея открытый доступ во все военно-медицинские учреждения в Форте Глокк и в Центре Индианаполиса, Джон выудил капитана Рур из Военного госпиталя для ветеранов с помощью своего преданного помощника Андрея, когда с Чукки пытались проделать обычную процедуру для уже безнадёжных военных: пустить на «размывку» — экспериментальное соединение в организме человека одновременно нескольких наночипов на взаимоисключающей основе. Так поступают почти со всеми солдатами, которые больше не пригодны для военной службы. А у Чукки уже давно ехала крыша — тем более, что её долгие годы держали на сильнодействующих психотропных препаратах: испытывали на таких, как она, новые лекарства.

     – Твари… — гневно процедил сквозь зубы Мэлвин и взял Чукки за руку.

     – Три года назад подобная история приключилась с Танго: только она сама дезертировала со службы ОСОЗ — эта однообразная бесконечная армейская жвачка надоела ей до чёртиков!

     – Как я тебя понимаю, — Красавчик с восхищением посмотрел на соседку за столом.

     – Рутинная служба не для чёрного рейнджера, — спокойно отбила от себя излишнее внимание Танго.

     – Её конечно же поймали! Господи, где в этом застоялом гадюшнике можно скрыться?! Все на одном пятаке, как тарантулы в стеклянной банке… И чтоб не иметь излишних хлопот, её посадили туда же, куда и всех: сначала на «промывочное кресло», а потом пустили на полную «размывку»! Благо, что это было прямо в родных пенатах профессора, он вытащил её из своего же Наноцентра… Джон подменил военные наночипы Чукки и Танго на совершенно иные — полноценные «ручные» нано и криочипы, более динамичные и уже на этот раз действительно посмертные. Отныне даже сам профессор не сможет вымыть этих протогенетических «фирменных плазмоидов» из их «чистой» органики… Зато теперь Танго может жить без пищи, воды и других насущных человеческих потребностей в три-четыре раза продолжительнее любого натренированного человека. А Чукки прекрасно справляется со всеми своими глюками сама — почти без посторонней помощи. Небольшой побочный эффект в виде кратковременных приступов конечно остался, но это предусмотрено программой её собственного криочипа «третьего глаза»: её отключка — это перезагрузка организма через подстраховочный канал самосохранения.

     – Это значит, что с капитаном Рур всегда кто-то должен быть?

     Миша засмеялась:

     – Желательно, Мэлвин, желательно, но не обязательно. Наша Чукки сама по себе супергерой ВВС Армии США! И не надо об этом забывать! К тому же мало чем уступит Танго, если это касается любых средств передвижения: наш «небесный дракон» водит всё, что движется по небу, по воде, под водой и по суше.

     – Ну-ууу!! — других слов уже для полного обожествления предмета своего восхищения у Мэлвина просто не нашлось.

     Чукки нахмурилась, что случалось с ней крайне редко, и Миша сразу перебросила стрелки.

     – Кстати, Танго — отличный подрывник, десантник, морпех, стратег авиации. Надо будет, чёрный рейнджер поведёт космический шаттл или инопланетный НЛО.

     – Всё интереснее и интереснее, — на этот раз Красавчик придвинулся к Танго поближе.

     – М-да, с таких войск не уходят… живыми, — Танго мечтательно перевела взгляд на потолок. — А так хотелось ещё побалдеть где-нибудь на Французской Ривьере.

     – От Французской Ривьеры уже и названия на карте не осталось: там теперь радиационные болота.

     – Миша, а вы?

     Полковник вздохнула:

     – Скажем так, мне просто не повезло уже на начальном этапе, где каждый только за себя и никто ни за кого… С отстреленными рваными обрубками нижних конечностей меня подобрал патруль военной полиции и отправил, куда отправляют всех таких — сначала в Наноцентр, это потом уже — или в военный госпиталь, или в Форт Глокк на «размывку»… Оно так бы и было! Если бы снова не вмешалось провидение в лице профессора Румаркера. В Центре Нанотехнологий на меня сразу же махнули рукой: слишком большие были повреждения, а для отращивания новых конечностей потребовалось бы не только время, но и достаточно много энергокристаллов. А этот продукт в городе на вес жизни.

     – Страховку военным обеспечивает Форт Глокк.

     – Бэкквард не собирался платить за бросовый материал, полковник. Тем более, что теперь от взрывоопасного материала было проще избавиться, чем подвергать весь город страшному риску: моя «ядерная страховка» обеспечивала мне пропуск только в один конец — туда, откуда не возвращаются. Химическое заражение крови, полученное от ДК-пушки — оружия с дестабилизирующим катализатором, разрешённое в пользование только спецподразделениям, во взаимодействии с «ядерной кровью» было просто непредсказуемым по своим разрушительным последствиям. И это практически сразу решило мою судьбу. Бэкквард отдал приказ уничтожить тело окончательно, чтоб, так сказать, и духу не осталось от гусиных мурашек по коже. Очнулась я уже с новыми, со своими собственными ногами в бункере профессора Румаркера. Я была третья из смертников, кого он краденым мешком приволок в свой потайной криобункер под Наноцентром, третья и последняя, кого он определил в няньки для своего любимого дитяти: сержанта Лео Румаркер.

     – Я спас тебе жизнь!

     – А кто спорит, Джон. Выходил, вычистил кровь, поменял наночипы, а заодно вырастил мне новые ноги… мои прежние ноги — один в один…

     – С того момента цели поменялись, — Гэбриэл вёл разговор туда, куда вела его интуиция.

     – И — да, и — нет. Казалось, закончившаяся жизнь была снова разделена на две полосы: до и после… До — у меня была одна цель: месть! Теперь у меня появилась надежда. Но любой край — это всегда край: нельзя вернуть чью-то жизнь, не пожертвовав своею. Последнее испытание — всегда испытание смертью… или бессмертием… Принимайте как хотите. Наша жизнь — это жизнь Лео! Джон решил во что бы то ни стало спасти жизнь своей внучке: он как никто другой знал, что этот мегаполис всё равно долго не продержится на плаву — без нормального солнца, без убывающего кислорода, без контроля над техноситуацией извне. Да и обстановка в Индианаполисе действительно взрывоопасная даже сама по себе: город переполнен всякого рода смертоносным оружием, а его всё делают и делают, всё новее и смертоноснее. Это человечество обречено, и это уже не секрет! А тут ещё Чёрная Смерть… Но профессор также был уверен, что за Чёрной Смертью сама жизнь! Новая или старая — не важно! Но если там жизнь, значит, там и надежда, которой нам всем так теперь не хватает. И эта правда уже не обманная — она настоящая.

     Миша замолчала, хмуро уставившись на носки своих ботинок.

     Гэбриэл вздохнул и снова поднял глаза на полковника Васильеву:

     – Джону не нужны никакие сверхсекретные материалы ОСОЗ по Соломоновым Рудникам и Чёрной Смерти, чтобы знать больше, чем знают другие: он учёный и сам всё высчитал. И решил во что бы то ни стало переправить туда Лео. Но он рассуждал так же, как и Бэкквард: для подстраховки дела нужна была команда… Красавчик!

     – Ещё какая команда, полковник Харрис! Команда, которая прежде всего сумеет выйти из города, пройти всю Тропу Костей — от Индианаполиса до Соломоновых Рудников главное — перебраться через защитный купол Чёрной Смерти и остаться в живых хотя бы частично… Но кто, кроме смертников, решится на такое добровольное самоубийство. За стены выходят только два воздушных крейсера — «Правительственный Наблюдатель» и «Пустынный Охотник», их спецсопровождение — штурмовые истребители. Да ещё наземный транспорт ППС ходит на починку стен. Всё! И Джон собирает команду в принципе из того, что так или иначе проходит через его руки… Вот вам и ВВС — капитан Чукки Рур, и чёрный рейнджер — лейтенант Танго Танго, и я — «чёрный берет» и штабной полковник Миша Васильева. И теперь мы все в полном распоряжении Джона и его личных приказов. Мы — его солдаты, его личная армия!

     – Не утрируй, пожалуйста, — обидчиво отозвался профессор. — Вы все теперь мои дети!

     – И конечно же профессор посвятил вас, полковник Васильева, в свои самые сокровенные личные планы, совершенно не подозревая, что вы готовили этому миру, — Гэбриэл со знанием дела раскурил сигару, поданную Красавчиком.

     – Мира, полковник Харрис, давно уже нет, от него давно ничего не осталось — даже намёка.

     – Но доводы профессора Румаркера теперь давали вам новую надежду на то, что, возможно, ваша дочь жива.

     – Именно так, полковник! Доводы и уверенность профессора вселили в меня не только надежду, но и совершенно поменяли планы, которые я согласилась принять от генерала Бэккварда.

     – Но вы, естественно, не сразу сказали профессору всей правды о себе.

     – Он знал обо мне достаточно, чтобы не обманываться на мой счёт.

     – И всё же?

     – Вы слишком… доёбистый, полковник Харрис.

     – Я всё понял! — Зулу нахмурился ещё больше.

     – И я! — поддакнул Мэлвин.

     – Не сомневаюсь, — спокойно ответила Миша. — Но если бы, сразу зная всю правду, профессор вдруг засомневался бы во мне и передумал на мой счёт! Что тогда ожидало бы меня? Джону ничего не стоило засунуть меня в одну из своих криокапсул и похоронить навечно, как он это сделал с сотнями своих пациентов.

     – Добровольных пациентов! — поправил Мишу профессор. — И к тому же умерших собственной смертью.

     – Одним трупом больше — одним меньше. Кто бы там стал разбираться, если сюда имеют пропуск только те, кого хочет видеть сам Джон. Сначала я выслушала его предложения и только потом, спустя пару месяцев…

     – Полковник Васильева? — заумно-наигранно нахмурил брови Мэлвин. — Вы целых два месяца подвергали жизни этих людей опасности быть преданными!

     – Кто бы меня ещё учил жить!!

     – Не многие остались в живых, кто пытался это делать… По крайней мере, я знаю лично с десяток «хороших» парней, которые уже никогда и никого ничему больше не научат, — Танго уже маялась от скуки.

     – У каждого из нас своя боль, — спокойно продолжила Миша. — Спустя два месяца, после того как я снова встала на свои ноги, я приняла решение, что нет смысла тратить последний шанс на амбициозные планы генерала Бэккварда, если предоставлена возможность на более человечный и по-настоящему искупительный план — даже если он и представляется совершенно абсурдным и безумным по своему всепланетарному масштабу. Я согласилась стать частью команды, которая специально создавалась Джоном в первую очередь для спасения Лео.

     – И всё же оставалась одна немаловажная загвоздка…

     – Существенная загвоздка, полковник Харрис! Весьма существенная... Джон — сам мужчина, и страх перед неизвестностью для его внучки пугал его куда больше, нежели все иные условности.

     – Джон не хотел, чтобы в Пустыню Смерти отправлялись одни женщины, даже если это самые стойкие женщины на свете! А мужчин для этого опасного плана так и не нашлось.

     – Скажем так, полковник, профессор Румаркер хотел, чтобы в команде его внучки были не просто мужчины с вырожденным интеллектом и короткими ручонками. Джон хотел, чтобы спины женщин прикрывала не его внучка, а те, кто и должен был это делать ещё от сотворения этого мира: мужчины!.. настоящие мужчины… Но даже в лучшие времена этот острый вопрос всегда оставался открытым и всегда имел много ненужных проблем с трагическими осложнениями. Достаточно вспомнить хотя бы то же средневековье с его ведьмовскими кострищами или ещё недавние погребальные обычаи — хоронить заживо жён вместе с лошадьми в одной могиле с их безвременно упокоившимся супругом.

     – Позвольте, позвольте! — задёргался Красавчик. — Меня совершенно не устраивает подобная и абсолютно несправедливая интерпретация постановки последнего вопроса.

     – Замолкни, сахарное семя! — Танго одной левой прибила Красавчика обратно к спинке стула. — Настоящий мужчина не будет блестеть, как у кота яйца.

     – А при чём тут моя внешность?! — было дёрнулся Красавчик, но тонкие пальцы Танго буквально пришпилили его обратно к спинке стула.

     – Внешность, идеально подходящая для жулика! — Танго выпустила в лицо лейтенанта прозрачное колечко дыма и убрала руку с его плеча.

     Красавчик отряхнулся и всей пятернёй откинул рассыпавшуюся чёлку назад:

     – Нельзя ли добавить — и друга!

     – Ну-у да!.. рубаха-парень, который снимет с себя последнюю рубашку, а «с друга» — последние трусы… Плавали — знаем!

     Зулу прыснул в кулак, а Мэлвин так вообще сидел с дурацкой улыбкой на полрожи и буквально с щенячьим вожделением заглядывал в рот обоим полковникам, при этом ни за что не выпуская руку Чукки из своей.

     – А что же тогда, по-твоему, мужчина?!

     – Мужчина — это кровь, пот и… любовь.

     – Да-а, жизнь — штука непростая, — обречённо кивнул головой Красавчик.

     – А ты её ещё и усложняешь!

     – Чем?!

     – Одним своим присутствием… Ненавижу, когда без пользы дела перебивают моего командира, — Танго снова выпустила в лицо Красавчика сигаретный дым и, наконец, к великому облегчению последнего, отвернулась от него.

     – Приходится констатировать как факт, — снова заговорила Миша, — к концу двадцатого столетия мужчины уже серьёзно начали сдавать свои главные позиции по всем фронтам и без Третьей Мировой… Ведь так, профессор?

     – А что тут скажешь? За всю свою долгую непростую жизнь я знал только одну стоящую команду с настоящими мужчинами, которым я доверил бы всю Вселенную, если б на то была моя воля… Это они: Команда «Альфа»! Команда настоящих мужчин… Кх-гга! Кх-гга! Простите, старые болячки мучают… Гэбриэл! Я семьдесят лет своей жизни посвятил крионике и четверть века — нано и криоинженерии. И этому была причина! Я искал пути воскрешения людей из мёртвых и продления жизни живым — пути продления человеческой жизни в жизнеспособной органике. Частично мне это удалось. Господь был милостив к моим постоянным мольбам и бесчисленным экспериментам… Да! Меня осмеивали мне же подобные: не принимали в научных кругах моих сомнительных исследований и даже бывало гнали взашей из научных институтов. Но я никогда не сдавался! Потому что считал своё дело правым.

     – Я это знаю, Джон.

     – Гэбриэл, я не бросил дела всей своей жизни: крионики! И одним из первых признал нанотехнологию как реальную науку самого ближайшего будущего. Но ратуя за спасение и прогресс человеческой цивилизации, людям я не доверял — нет! У меня были на то свои причины… Я этот бункер и нашёл, и сделал на свой лад, полностью переквалифицировав под свои научные исследования. Но сам криобункер как основа был уже создан до меня и находился в системе каких-то очень давних и старых шахт со скальной шапкой над основным корпусом этого сооружения. Никто, кроме меня, об этом криобункере не знал. На его скальной крыше я сначала поставил Криоцентр, а затем добавил к нему наземные нанолаборатории. Я всё успел до начала Последней Войны — всё… кроме Лео…

     – Её уход на войну стал для тебя ударом, Джон!

     – Настоящим ударом… Но я не останавливался в своих новых разработках и экспериментах! Я перевёл крионику в разряд криогенетики — рангом выше и ответственнее: я знал, что всё это когда-нибудь пригодится тем, кто придёт ко мне за помощью, что это будет надо Лео. Я всегда это знал! И эта вера давала мне стимул не только жить дальше, но и не останавливаться, не опускать рук, а продолжать дело всей моей жизни. И я не ошибся в своей вере! Как теперь всё это надо тем, кого путаница залитых кровью дорог привела на порог моего тайного убежища… Я всегда шёл на два шага впереди всех разработок своего Наноцентра — всегда на два шага: этому меня когда-то научил Гэбриэл. «Если ты впереди своего врага всего на один шаг — значит, он скоро будет здесь!» — такими были прощальные слова моего друга. Я эту науку усвоил лучше всех других наук. Часть Криоцентра я устроил глубже, чем его подвалы с замороженными богачами в своих криокапсулах. На многих из них я потом проводил свои эксперименты с использованием того самого закачанного в их тела бальзама, первого и допотопного материала-сырца этих дохлых мумий, которых было уже не воскресить никакими молитвами. А в моей криолаборатории у меня стояли свои собственные крионированные пациенты, до жизни которых уже не было дела ни одной душе в мире, кроме меня одного…

     – Команда «Альфа»!

     – Команда настоящих солдат под самой настоящей защитой… Этот бункер — больше, чем обычный бункер на случай войны: его нельзя ни просветить, ни просто так уничтожить. Пока что ни одна система-ящейка не в состоянии его разнюхать! К тому же я определил, что бункер запакован в криощит, который невозможно отследить, и самое главное — уничтожить никаким современным оружием. Я создал некое подобие этого щита, но конечно же это лишь слабое отображение тени, весьма далёкое от истинного совершенства. Но даю голову на отсечение, военные Форта отсыпали бы мне золотого запаса вперёд на три жизни, предоставь я им в руки даже этот слабый прототип сверхновой защитной системы… Дураки!! Я им и за всё золото на свете, и за все соломоновы алмазы не выдал бы такого проекта. Моё золото — это люди, которых я люблю! Глупее генерала Бэккварда может быть только сам генерал Бэкквард. Когда-то он совершил непростительную глупость, разрешив отдать наконец-то пойманную им Команду «Альфа» на перспективные эксперименты по крионике. Это я приложил всё своё умение и талант убеждения, чтобы заполучить Команду «Альфа» в своё полное и безраздельное распоряжение. А когда я представил генералу отчёт и неоспоримые доказательства смерти всех четверых солдат Команды «Альфа», вы, друзья, не поверите — Бэкквард чуть ли не полез ко мне целоваться на радостях… «Вы даже не представляете, дорогой вы наш профессор, какое великое одолжение вы сделали всей американской нации!» Знал бы он, какое на самом деле я сделал одолжение американской нации, как можно лучше упаковав тела моих друзей в экспериментальные криокапсулы совершенно нового типа. В общем-то, именно на Команде «Альфа» я и опробовал в полномасштабном действии своё новое достижение в криогенетике.

     – Мне уже плохо от одной лишь мысли об этом, — простонал Красавчик.

     Танго только покачала головой, следя за дёрганой реакцией своего соседа.

     – Дурак Бэкквард! Я только теперь делаю настоящее одолжение всей человеческой нации на планете Земля: мои последние исследования наконец-то увенчались новым прорывом в крионике и криогенетике и серьёзным успехом в моих долгих поисках и экспериментах. В конечном итоге я смог добиться того, что размороженный обломок исторической цивилизации уже не просто кусок мамонта и даже не оживший труп-зомби, а возвращённый из небытия на грешную плоть земного Эдема Адам! Когда человек возвращается таким, каким уходил — без повреждений плоти, мозга и памяти. Как долго я ждал этого святого момента, Гэбриэл, если бы ты только знал…

     – Мне кажется, по такому значимому поводу стоило бы поднять наши бокалы!

     – Было бы неплохо, пожалуй, — ущипнула себя за губу Танго.

     – Красавчик, подожди! — остановил поднимающегося лейтенанта Гэбриэл. — Это действительно событие: мы живы, мы в своём разуме, и всё у нас так, как было до последней огненной вспышки в моём мозгу.

     – А вот что станется с бедолагой генералом Бэкквардом, когда он узнает, что Команда «Альфа» вернулась, — Мэлвин закатил глаза и задёргал руками и ногами в «эпилептическом припадке».

     – Держи меня, Гэбриэл!! — Зулу потянул скрюченные пальцы через Чукки к горлу Мэлвина.

     Чукки выскочила из-за стола и, взглянув на профессора, подавшего ей знак, убежала на кухню.

     – Зулу! Смотри на меня, — Гэбриэл перевесился через стол и схватил сержанта за руку. — Вернись на свой стул — немедленно. Это приказ! Красавчик, помоги!!

     Лейтенанту пришлось бежать на ту сторону стола, чтобы оттащить Мэлвина от разозлившегося сержанта. Миша медленно потянулась за наливкой, неспешно налила себе из графина, глухо выдохнула вбок и также неторопливо в один кидок запрокинула в себя. Уничижительно произнесла: «Тёплая, гадость!» — и продолжила спокойно безразлично дальше наблюдать за происходящим.

     Чукки поставила на стол сразу две большие салатницы и пошла обратно.

     Танго посмотрела на Мишу, взяла в руку пустой фужер и повернулась к профессору:

     – Док!.. так нечестно…

     – Танго, любые пристрастия пагубны и конечны.

     – Перестаньте, док! Вы уже и говорите, как Миша... Мы готовы раздавить ещё не одну бутылочку вашего прекрасного шампанского, — Танго не сводила своего пронзительного змеиного взгляда со старика в инвалидном кресле: в моменты своей наивысшей упёртости она была как рассерженный клубок гадючного логова — и профессор жутко не переваривал иметь с Танго дела в такие моменты.

     Профессор наклонил голову и прислушался к «улитке» за ухом:

     – Андрей, ты меня слышишь? Всё в порядке? Андрей, мальчик мой, принеси нам из старых запасов ещё одну бутылочку моего шампанского, будь так любезен, сынок.

     Танго льстиво улыбнулась профессору и наконец сняла с него свой удушливый гипнотический взгляд.

     – Я голоден как барибал после сорокалетней спячки!! — неожиданно заревел Зулу, стукнув по столу обоими кулачищами. — Я сыт по горло вашими бесконечными пятиминутными переговорами и булькающими напитками… Хочу есть!!

     Федя испуганно перескочил с левого плеча Чукки на правое и быстро-быстро визгливо зачирикал что-то там в ухо своей хозяйке — при этом потешно перебирая растопыренными лапами по воздуху, точно чего-то объясняя и жалуясь на творящееся в его понимании полнейшее безобразие за его столом. Чукки чуть не выронила из рук большую сервизную супницу, с которой она только что переступила порог столовой.

     Миша среагировала быстро и практично. Она придвинулась к столу и звучно обратилась к Зулу:

     – Сержант!! Ты можешь начинать есть, мы тебя догоним… Чукки, пододвинь Мистеру Яростному Молоту котёл — пусть накладывает себе еды столько, сколько в него влезет.

     – Слава Богу!! — Зулу покрутил в руках две вилки, с раздражением бросил на стол обе и с жадностью выброшенного на берег «робинзона» накинулся на близлежащую еду, чуть ли не руками перекладывая её не столько себе в тарелку, сколько с прожорливой ненасытностью переправляя в свой рот. — Как будто лет двести не ел… Двигай всё прямо сюда, Мэлвин! Поближе, поближе ко мне!

     – Некоторые организмы через стресс и длительные голодовки приспосабливаются к грядущим резким переменам… А стресс — это чаще всего голод, полнота и диабет.

     – Убью! — злобно пробубнил сквозь набитый рот Зулу, но от своего салатно-закусочного пиршества не оторвался ни на мгновение.

     Чукки поставила супницу на стол напротив своего места и посмотрела на профессора.

     Профессор заправил белую льняную салфетку за ворот:

     – Присядь пока, Чукки, подождём Андрея.

     – Я тут, отец! Вот шампанское, как ты и просил.

     – Сюда!! — Красавчик сразу перехватил инициативу в свои руки.

     Андрей передал бутылку и встал возле профессора.

     Профессор взял Андрея за руку и усадил возле себя:

     – Всё нормально, сынок?

     – Для неё нормально, — тихо ответил Андрей: отец и сын понимали друг друга без лишних слов.

     – Я хочу, чтобы ты поднял с нами тост. Прошу тебя, сынок!

     Красавчик повертел в руках холодную зелёную тяжёлую бутылку с очень длинным толстым горлышком:

     – И всё-таки почему каффское вино, почему — крымское, русское? Каффа — это так далеко! Это даже не Италия! Не Франция! И даже не Аргентина!

     – И даже не Испания! — перекривляла Красавчика Танго.

     – Это потому, лейтенант, — профессор ласково посмотрел на Красавчика, — что на острове Таврида, как раньше назывался остров Крым, даже сам воздух когда-то был напоён не только медовым янтарём южного горячего солнца, но и мельчайшими частичками самого настоящего золота как самого настоящего драгметалла. Там, на Каффе, когда-то этого добра было больше, чем в каком-либо другом известном нам месторождении этого уникального согревающего солнечного металла. Там золото было везде! В песке, в море, в воздухе, в виноградной лозе и даже в лёгких и волосах самих местных жителей.

     – Да вы просто фанат золота, док!

     – Не золота, лейтенант, а солнца — продукта необходимого как условие для выживания всей нашей человеческой расы.

     – Делом занимайся, оратор хренов! — Танго облизала губы и остановила на Красавчике недовольный взгляд.

     – Так, солдаты, нам есть что сегодня отметить! Жаль, что я не могу встать, мне так бы хотелось произнести тост стоя, но… — профессор закрыл уши обеими руками: пробка от шампанского с шумом врезалась в потолок и рикошетом прошлась по его темечку.

     Все замерли… Даже Зулу так и застыл с набитым ртом, выпучив испуганные глаза на профессора. Первая схватилась за живот Танго, следом во всё горло громко и хрипло рассмеялся сам профессор.

     – Простите, док Румаркер! — растерянно виновато зачастил Красавчик. — Я не хотел… честное слово джентльмена… честное-пречестное…

     – Тоже мне, джентльмен из высшего общества вонючих портянок… Наливай уже, охотник-за-профессорскими головами! — Танго первой подставила свой пустой фужер.

     Вслед за ней и профессор поднял над столом свой фужер:

     – Кто последний — тому достанется меньше всех!!

     Все дружно зазвенели своими фужерами… Зулу, не выпуская ложку из одной руки, другой протягивал вперёд свой фужер. Гэбриэл подставил к шампанскому сразу два фужера — свой и Мишин.

     Несмотря на все подколки Танго, Красавчик всё равно чувствовал себя на седьмом небе: за большим столом сидели только друзья, он был жив-здоров и в полной безопасности, разливал старое сладкое вино, а самое главное — рядом сидела женщина-девчонка, от одного присутствия которой у него подсасывало под ложечкой и хотелось то петь, то плакать.

     – Себе не забудь налить, снайпер по крышкам!

     – Джон, как хочешь, это слово — твоё! — Гэбриэл поднял свой фужер в сторону профессора.

     – Согласен, Гэбриэл… Джентльмены!! Солдаты!! Нам действительно есть что отметить: возвращение Команды «Альфа» и возвращение надежды… Давайте, друзья, поднимем наши бокалы! За то, чтобы вас всех никогда и ничто больше не могло разлучить: ни смерть, ни жизнь, ни военные трибуналы. Пускай отныне Судьба будет немного благосклоннее к вам всем и к вашим дорогам, по которым вам ещё предстоит пройти… Я пью за тебя, Гэбриэл — наш всепобеждающий архангел Гавриил! Как за спасителя всего рода человеческого. И я пью за тебя, Миша — наш православный архангел Михаил! Как за великого воина и защитника своей команды, своих солдат, своих детей… Я пью за вас, Гавриил и Михаил, как за единое целое одного неразрушимого и неразделимого! Я пью за вас Команда «Альфа»: за вас за всех — как за одну команду! И пусть наконец-то сбудутся все ваши мечты!!

     – Гм, последние слова мне особенно по вкусу, — Танго ударилась фужером с сияющим от счастья профессором и посмотрела на светящегося Красавчика. — Представляю, какие извращённые желания могут одолевать эту гнусную расплывшуюся рожу.

     Красавчик перестукался со всеми и довольно потянул вино губами:

     – А вот и не представляешь! Только мужчина может понять всю полноту и страстность настоящего извращённого желания.

     – Маньяк! — Танго дёрнула себя за губу и повернулась к столу.

     Андрей выпил своё вино и моментально испарился — сейчас он мог находиться только рядом с Лео.

     – Жаль, что Лео пришлось отключить, проснётся — устроит мне полный разнос, что гуляли без неё.

     – Переживётся, Джон… Уж чего-чего, а нахлестаться какой-нибудь стигнячной соляры Лео не упустит случая даже перед своим самым последним вздохом.

     Профессор с укоризной посмотрел на перебивающую застолье русскими фразами Мишу, первой опустошившей свой фужер с вином и профессионально-набитым жестом теперь спокойно наливающую себе стопку его лучшей вишнёвой наливки. Но не стал перечить вояке, которую уважал не меньше самого Гэбриэла.

     – Чукки, разливай суп, детка! И что у тебя там ещё сегодня будет?

     – Свиной рулет и пирог с гусиным паштетом, профессор, — Чукки открыла крышку супницы. — И сегодня особенный суп! Придвигайте тарелки, бойцы с голодного фронта.

     – Я готов! — Зулу засунул под одну из салатниц свою опустошённую тарелку для вторых блюд и придвинул к себе поближе большую тарелку для супа.

     Чукки повела половником по супнице…

     – У-уу… И кто это так аппетитно готовит? Не ты ли? — Красавчик попробовал «состроить глазки» своей соседке.

     – Ещё чего! — сразу же без всяких церемоний отрубила Танго. — Для этого здесь есть шеф-повара: Чукки и Андрей.

     Красавчику осталось уже в который раз лишь разочарованно вздохнуть и на время снова примолкнуть.

     Мэлвин втянул носом воздух как носорог у водопоя и облизнулся точно кот на сливки:

     – Сейчас вся моя слюна обрушится потоком на этот чудный… черепаховый супчик!

     – Отличный нюх, капитан! — рассмеялась Танго.

     – Но это может быть и… слонятинка!

     – Ты всегда был хорошим бойскаутом, Мэлвин! — отметил капитана и Гэбриэл.

     – Скажи еще, что это крокодильи яйца, — сердито заскрежетал зубами Зулу.

     – Отличный нюх — привилегия полковника! Я же отдаю предпочтение своей исключительной интуиции: дайте попробовать — я скажу точно, что это за аргентинская ондатра, — Мэлвин потянулся к половнику.

     Красавчик подскочил со стула и поспешно перенял половник из руки Чукки:

     – Капитан Рур, позвольте раздачей слонов сегодня заняться настоящему ценителю деликатесного продукта.

     Придерживая явно нервничающую свинку на своём плече, Чукки села на место и сразу же пустила Федю на стол, контролируя его прогулочное пространство в пограничной области своих тарелок.

     – Только давай уже разливай, «ценитель продукта», побыстрее! Я всё ещё умираю от голода, — Зулу держал ложку в кулаке точно наградное полковое знамя и с жадным нетерпением смотрел на парящую супницу.

     – Сержант, смотри не перестарайся: пищевое отравление сродни токсическому, — Миша налила и Гэбриэлу стопку. — Ну что, полковник Харрис, хватит духа ещё на посошок что-то более стоящее, чем пузырящееся дамское вино?.. для аппетиту, так сказать…

     – Не откажусь… А вы, Миша, видать, знаток по «Коктейлям Молотова»? Шампанское и горячая водка в один присест.

     – У-уу, ещё и какой знаток, полковник! Можете не сомневаться на мой счёт... Правда, есть у нас в команде прыщ, которого мне не перепить ни за какие профессорские нанопримочки.

     – Ну так выпьем за отсутствующего прыща…

     Они чокнулись и разом опустошили свои стопки! Миша опрокинула всё разом, Гэбриэл выпил красиво в два тягучих глотка и даже не поморщился, хотя от тёплой водки его сразу же расслабило. Ну а о каком прыще шла речь, на этот счёт точных разъяснений никому не требовалось.

     Красавчик вылил в тарелку Гэбриэла целый половник:

     – А нам не предлагаете, полковники?

     – А вы ещё не доросли в звании — капитаны, сержанты и лейтенанты.

     – Понял — не дурак!

     – Ты нальёшь мне, наконец, или так и будешь мести половником по столу, как языком по плацу перед казармами?!

     – Тарелку давай, крикун!! Простите, док, а где вы достаёте черепах для своих супчиков? Признавайтесь — контрабанда?

     Профессор положил ложку на стол и посмотрел на Красавчика, потом на Танго и Мишу… и снова на лыбящегося Красавчика.

     – Понимаешь, лейтенант, как бы это помягче… За три дня вы уже привыкли к нашей пище?

     – Ел бы и ел! Настоящая европейская кухня!

     Профессор вытер рот уголком салфетки и вытянул её из-за ворота:

     – Думаю, пора вам сказать…

     – Что сказать, док? Что вы потихоньку воруете черепах в заповедной зоне Коралловых островов в Тихом океане?! — Красавчик по-детски беззаботно рассмеялся. — Или вам их доставляют прямо из Гавайского Национального заповедника дикой природы?!

     – Похоже, что не всё так однозначно, лейтенант, — Гэбриэл решил, что пора прийти на помощь замявшемуся профессору. — Думаю, Джон хочет тебе сказать, что половина этих продуктовых деликатесов на столе — синтетическая пища, а мясо в супе и пирогах, скорее всего, крысиное или что-то в этом роде… Ты должен помнить, лейтенант, над нами город-ловушка! Город без окон и дверей! Город — клетка!

     У Красавчика чуть половник не вывалился из рук — он весь аж позеленел в одно мгновение.

     – Не знаю, как у меня — как у бойскаута, а у полковника нюх, как у белой акулы на каплю крови за милю! — теперь уже Мэлвин перенял половник из ослабевших рук лейтенанта, быстро разлил себе и Чукки суп по тарелкам и захлопнул супницу крышкой.

     Красавчик медленно осел на пододвинутый прямо под его зад стул и, не моргая, уставился в свою наполненную янтарной жидкостью тарелку.

     – Гэбриэл как всегда знает, что говорит. Это мясо действительно приходится выращивать генетически — так же, как и человеческие органы. Но вкус у него, как у прототипа: черепаховый! Я всегда стараюсь держать вкусовые качества продукта на природном уровне идентичного образца.

     Кажется, только Зулу было абсолютно наплевать, что там за мясо — слоновье или крысиное. Он бы с таким же аппетитом закусил и лягушачьей лапой высокоразвитого гуманоида, как сейчас уплетал за обе щёки бело-розоватые кубики генетической черепашки из своей тарелки. Он старательно присёрбывал ложку за ложкой, да ещё и смачно причавкивал:

     – М-мм!.. вкусно… м-ммм!.. вкусно… шикарный супчик, капитан Рур!.. очень вкусно… мняв!.. ну просто шикарный супчик…

     – Андрей может ещё вкуснее готовить, у него дар настоящего шеф-повара.

     – Вкуснее не надо! Побольше бы, — Зулу протянул пустую тарелку Чукки, чтобы она налила ему добавки.

     Красавчик медленно отодвинулся от стола и, ни на кого не глядя, пошёл куда-то из столовой прочь.

     – Всё будет хорошо… Сейчас наш лейтенант освежит голову под краном и вернётся. Для такого истинного гурмана, как лейтенант Руперт Квинси, твои слова, Джон, как ножом по печени. До Красавчика всегда доходит последним, — усмехнулся Гэбриэл.

     – Неправда! — взялась за ложку Танго и посмотрела на сержанта, ловко и шумно выскрёбывающего супную добавку из своей тарелки. — Последним доходит до кого-то совсем другого.

     Зулу поднял голову и вожделенно посмотрел на супницу:

     – Может, ещё одну тарелочку осилить?

     – До кого-то другого иногда совсем не доходит, и это к лучшему! — поднял палец Мэлвин.

     – В чём дело?! — Зулу тупо уставился на поднятый вверх указательный палец Мэлвина. — Почему этому Психу разрешили командовать за столом?!

     – Потому, Зулу, что только психи имеют право говорить всю правду-мать любым дуракам и умникам, вроде тебя, и им за это ничего не будет!

     – Не будет?! Да мы все знаем, что ты только придуриваешься психом!!

     – Тогда почему ты всё время называешь меня Психом?

     – Потому что ты и есть придурок!

     – Ты только что утверждал обратное, Зулу… А своим словам надо быть хозяином!

     Гэбриэл уже собирался вмешаться в очередной назревающий конфликт, когда неожиданно Федя, крутящийся между тарелками Чукки и Мэлвина, неосторожно сделал резкий разворот на сто восемьдесят и буквально ввалился всем своим пушистым задом в тарелку супа Танго… Правда, он тут же осознал свою оплошность и быстро-быстро заработал по жирной юшке своими розовыми задними лапами, улепётывая восвояси. Но было уже поздно! Чукки успела только вздрогнуть, а её любимый крыс уже визжал на всю вселенную, намертво зажатый с обоих боков пригвожденными к столу стальными «хамелеонами» Танго: два широких металлических «когтя»-бумеранга в виде ножей-кастетов без усилий на треть вошли в стол и встали как истуканы на воротах.

     Лейтенант откинулась на спинку стула и зарыготала во всё горло — это шоу было как раз в её вкусе! Глаза профессора гневно сверкнули, но он только закрыл свой широкий лоб ладонью.

     Зулу довольно хрюкнул над тарелкой и, сложив пальцы прищепкой, потянулся к визжащей свинке, чтобы и себе ущипнуть её за нос. Но тут же отдёрнул руку и приложил прокушенный палец к губам. Чукки испуганно замерла, не отводя взгляда от своей трепыхающейся меж двух смертельных лезвий любвеобильной привязанности. В дверях столовой за этой смертельной сценой безмолвно наблюдал Красавчик — совершенно с серым как грязный мел лицом.

     – Варварство! — выдохнул Мэлвин.

     Почти всегда лояльная к своему лейтенанту полковник Васильева на этот раз отреагировала несколько раздражённо:

     – Для своих игр найди сегодня другое место, Танго.

     – Ну согласись, это потешно!

     – Р-рр… — Зулу заклеил палец поданным из профессорского кармана пластырем, ему эта сцена больше не казалась потешной — из прокушенного пальца крупными каплями сочилась ярко-алая кровь.

     – Не теперь и не за столом, — Миша понизила голос.

     – Ладно, ладно, не кипишуй, полковник! — Танго покорно вложила «игрушечные» бумеранги в наружные ножны голенищ своих сапог и снова приняла скучающую позу.

     Как только острые лезвия ножей соскользнули с боков морской свинки, Федя тут же что есть духу рванул на колени своей хозяйки.

     Только теперь Красавчику стало понятно — то, что «издалека» казалось только наружным украшением голенищ высоких сапог Танго, на самом деле оказалось смертельным холодным оружием, весьма эффективным в действии.

     Красавчик молча прошёл к столу и тихо сел на своё место.

     – Эй, веселее, лейтенант! — Танго толкнула Красавчика локтем и засмеялась. — Ладно! В виде перемирия иду помогать Чукки с остальными пирогами.

     – В духовке! — немного обидчиво кинула в спину Танго капитан и вновь принялась вытирать салфеткой задние лапы и хвост жалобно похрюкивающего Феди.

     Танго трижды ходила на кухню — в результате чего на столе появились ещё три больших блюда: пирог с гусиным паштетом, свиной рулет и нарезанные толстыми кольцами ананасы. Лейтенант собрала со стола супные тарелки и опустевшие салатницы, принесла ещё хлеба и заливную треску.

     Профессор в это время посвящал Команду «Альфа» в тонкости появления на свет всех этих кулинарных вкусностей.

     – В городе вы так поесть можете, разве что, в «Индиан-холле» да ещё в ресторане Наноцентра. В остальных местах Центра меню куда более проще — я уже не говорю про Бруклин-город… Практически все салатные составляющие выращены в моих оранжереях, а вот мясные деликатесы, простите, оранжерейным способом не вырастить: всё мясо генетически запрограммированное — точно так же, как и отдельные человеческие органы. Так что в любом случае получается, мы едим себе подобных. Только раньше это были милые свинки и упитанные фермерские бычки, а теперь общая инженерная программа по генетическому выращиванию «однокоренного плода». Я действительно боялся говорить вам об этом сразу! Я знаю, Красавчик — гурман, а Зулу придерживается диеты здорового питания…

     – Придерживался, — Мэлвин чуть снова не получил от сержанта кулаком в ухо.

     – Мэлвин любит гамбургеры. А у меня паштет из гусиного прототипа. С натуральным белковым субстратом теперь совсем плохо. Поэтому на улице ничего не советую покупать — мясо там точно или крысиное, или, в лучшем случае, синтетическое. Бруклин ест, как ты правильно предположил, Гэбриэл, крыс и… себе подобных.

     – Личных денег у нас всё равно нет, Джон.

     – Да! — встрепенулся Красавчик. — И стоит ли даже интересоваться нашими старыми счетами? За сорок лет мои банковские проценты могли достичь весьма и весьма привлекательных дивидендов.

     – Твои голливудские желания, Красавчик, всегда превышали твои доходы… Твои счета закрылись первыми! Ещё до того, как деньги стали котироваться не ценой золота, а каждодневной энергией выживания, — Танго одной из вилок весьма ловко подцепила кусок свиного рулета и, перекинув его себе на тарелку, тотчас раскромсала на равные кубики.

     Красавчик скосился на заумную соседку:

     – А есть хоть что-нибудь, чего обо мне в этих стенах не знают?

     – Мечтатель…

     Профессор кивнул Красавчику:

     – Деньги — не главное, лейтенант. Я вам всем выдам достаточно, чтобы вы не чувствовали себя не в своей тарелке. А вот выжить на улицах Индианаполиса вам будет куда труднее. И ни какая военная полиция и диктатура Форта Глокк не в состоянии остановить ежеминутную смерть… Но могу всё-таки сказать, что я изо всех сил пытаюсь делать всё, чтобы на этом столе каждый божий день были продукты, наиболее приближённые по своим изначальным генетическим характеристикам и вкусовым качествам к своим настоящим природным прототипам.

     – Перестань оправдываться, Джон! Лучше посвяти наших друзей в суть продукта, а не в его наружную обёртку.

     – Лучше ты! У тебя понятнее получится.

     Миша поставила локти на стол и сомкнула пальцы в замок:

     – Как скажешь, Джон… Чукки, раскладывай по тарелкам пироги и рулеты, не смотри на некоторые кислые рожи. Лейтенанту Квинси положи пару кружков ананаса и налей в стакан чистой воды.

     – А мне — кваса!

     – Сам себе налей, — прорычал Зулу в сторону Мэлвина.

     Миша отпила глоток кваса и продолжила:

     – Эта еда, особенно та, которая сегодня на столе, спроектирована профессором специально для вас, Команда «Альфа». Наш стол, дабы Джон не преувеличивал, всегда чуть скромнее. Но это не от недостатка продуктов, а от особенностей наших организмов. И ваш мозг должен очень быстро адаптироваться к новому миру, который теперь сильно отличается от того, который покинули вы сорок лет назад. Скажем прямо, вам предстоит практически с четверть оборота перестроиться с волны вашего мира на совершенно иное измерение. А это — время, которого у нас нет.

     – А чем питаетесь вы? Воздухом? — хотел было съехидничать Красавчик.

     – Почти, — выдержке полковника Васильевой можно было только позавидовать. — А если быть точными: энергией… Наночипы профессора Румаркера перестроили многие химические процессы в наших организмах. Можно сказать, что теперь мы все четверо имеем так называемый «эффект ихтиандра»: уникальную способность частично перестраивать углекислый газ и часть нашей «кровяной плазмы» в дополнительную энергию, освобождающуюся при таких простейших химических процессах, как, например, окисление и некоторые сопутствующие им химические реакции. Что даёт нам дополнительный шанс выживания там, где, как говорится, кошка сдохла… Увы, в вашем случае этот номер у профессора не прошёл: «древние» — те, кто относятся к «чистому», далеко довоенному материалу — такой экспериментальной пертурбации не поддаются ни за какие хитросплетённые наноманипуляции. «Чистый» материал имеет такую консервативную биосистему самоблокировки, что тягаться с кровью «древних», всё равно что тягаться с самим Батюшкой-Творцом. Поэтому для вас у профессора были заранее приготовлены домашние заготовки вроде спецпитания и других проектов.

     – Это такая застольная шутка? — Мэлвин улыбался всему столу совсем как милый дурашлёп в ярмарочную пятницу.

     – Полу… — Миша воспринимала и свои, и чужие слова куда серьёзнее, чем это получалось у некоторых других джентльменов данного застолья. — Полностью отказаться от еды и кислорода мы конечно же не можем, а может, и не хотим — наверное, старое всегда держит крепче, чем мы сами думаем.

     – А салаты, горошек, шпинат… водка — это тоже выращенное мясо? — Красавчик явно застрял где-то посередине на кровавой картинке истошно визжащей меж двух тесачков морской свинки и переваривании информации о природе сотворения мира из генетической получерепахи-получеловечины.

     – Конечно же нет, Красавчик! — старался как можно мягче успокоить лейтенанта и сам разнервничавшийся профессор. — Вы же видели мою прекрасную лабораторию с натуральной зеленью и одну из оранжерей с карликовыми декоративными и фруктовыми деревьями! Вот и этот миртовый бонсай тоже оттуда... Солнце, конечно, искусственное, но всё-таки результат налицо! Кх-гга! Кх-гга! Извините… И вода своя — домашняя: я её выращиваю на криокристаллах.

     – А где город берет воду?

     – В городе часть воды снимается с лазерного купола. Идёт какой-нибудь кислотный или пепловый дождик и, стекая по рёбрам лазерной сетки над городом, собирается в специальных желобах на стенах. Дальше по подземным резервуарным каналам и трубам на очистительную станцию Перерабатывающего завода. Получается очень даже пригодная и для питья, и для технического использования вода. Иногда немного воды подкачивается из подземных источников, но на них долго не посидишь: наши теперешние постоянные соседи — подземные жители, кроты-мутанты и песчаные змеи — регулярно рушат их. Весь основной запас воды в городе «выращивается», как и всё остальное теперь, на соломоновых алмазах. Но воды в Индианаполисе пока что всем хватает.

     – А водка? — Зулу неодобрительно посмотрел на тянущуюся к графину руку полковника Васильвой.

     – И водка у меня как водка: настоящая вишнёвая наливка — домашняя, перегонная. Крепковата, правда! Даже разбавленная сорок пять — пятьдесят градусов. Зато никогда не отличите от старой дедовской! Уверяю вас, ничего нового. Старый дедовский способ: пшеница, патока, дрожжи — вернее, заменители, ну и — змеевик, спиртовка, обычная лаборатория…

     – Как всегда просто и гениально, Джон, — Гэбриэл покачал головой.

     – Да! В простоте истории — надежда будущего.

     Зулу тупым концом вилки отодвинул от своего куска пирога снова загулявшегося по столу наглого крыса, но пальцы протягивать к нему на этот раз побоялся.

     – И что?! — вдруг снова опамятовался задним числом Красавчик. — Ты взаправду можешь без еды и питья неделю! И быть как теперь — на полной динамике?!

     Танго посмотрела на Красавчика как на прокажённого:

     – А что тебя смущает, сахарный? Что женщина способна на большее, нежели обычная статистическая особь мужского пола… Могу! Трое полных суток без ничего! И сохранить пятьдесят процентов динамики на полноценную боеспособность не только к самовыживанию, но и к быстрому и полному самовосстановлению организма. Могу месяц без еды и две недели без воды и всё ещё ползти по пустыне, когда твой труп уже давно отбелеет на бесконечном полотне дикой и всепоглощающей Великой Пустоши.

     – Месяц без еды, две недели без воды — как верблюд! — сравнил своё собственное видение Мэлвин.

     – И не только как верблюд, ещё и как стервятник…

     – Это как же так?!

     – А просто! Могу питаться трёхдневной падалью и пить токсогенную кровь почти что любого потенциального «субпродукта»… Съел, сахарный?!

     – Полковник Васильева, прикажите вашему лейтенанту, чтобы перестала называть меня сахарным! Всё-таки я — солдат, а не круглый чупа-чупс на палочке… Что это за издевательство над потенциальными напарниками по одной коалиции?!

     Профессор придержал Танго, уже нацелившуюся на разъяснительную беседу:

     – Позвольте, джентльмены, я сам… Красавчик, я сейчас поясню тебе это научное недоразумение. Я всё могу пояснить!

     – Это я научное недоразумение?!

     – Ещё и какое! — не упустила возможности Танго.

     – Кобра, — злобно прошипел в ответ Красавчик.

     – Змей-искуситель…

     – Лейтенант, послушаем нашего дорогого профессора! — теперь Гэбриэл придерживал начавшего было дёргаться не по делу Красавчика.

     – «Древние» — то есть те индивидуумы, которые остались относительно чистым генетическим материалом после Последней Войны, они имеют иную биохимическую трансляцию как внутри себя самих, так и с фиксированной протогенетической проекцией на этот мир: в них больше природно-скомпонованного для нашего вида хомо сапиенса химического «натурального сахара», нежели в тех генотипических химерах, кои переступили порог уже совершенно иной иномерной ревертазы. Молекулы сахара нынешнего хомо за последнее десятилетие приобрели побочную структуру быстрой свободной мутации: всё явственнее и недвусмысленнее происходит смена древа первородства всего человечества на обратную транскриптазу совершенно иного порядка, изначально чуждого самой природе последней цивилизации. В общем-то, это даже не так было бы и заметно в обществе уже «себе подобных», если бы не одно существенное «но»: природная самоблокировочная программа по биологическому сохранению рода практически на сегодняшний день полностью снивелирована на приближение к абсолютному нулю.

     – Не-е… понял, — вытянул рожу Красавчик.

     – Х-хех… не мудрено, — отозвалась Танго.

     – Чтобы тебе было понятно, Красавчик, поясню так: молекулы сахара играют в нашем очень сложном биоорганизме весьма и весьма значимую роль одного из детонирующих стартеров для зарождения себе подобного биологического индивида. А обычный кусок сахара в настоящем антиподе, будь то мужская особь или женская, практически утерял своё первоначальное запрограммированное природой предназначение, допуская при дальнейшем, более сложном перевоплощении, бесплодные непродуктивные мутации, которые, как теперь оказалось, ведут в никуда. Одним словом, с потерей одной из составных нашей собственной «формулы любви», а именно — утратой «натурального сахара», мы потеряли ещё совсем недавно такую простую и обычную природную возможность к запрограммированному Матерью-Природой деторождению! Ибо Вселенная поругаема не бывает, всё имеет свои каверзные последствия… А в вас — всех четверых — всё это первородство, как показали лабораторные анализы, сохранено на самом высоком уровне и практически в чистейшем виде. Вы есть сахар в натуральную величину. Вы все, Команда «Альфа»! Ты понял меня, лейтенант?

     – С куском сахара в натуральную величину меня ещё никто не сравнивал… И всё равно мне это не нравится. Я категорически против такого «сахарного» насилия в обращении к моей персоне!

     – Какие мы нежные… Стоит пустить слезинку и от настоящего сахарного мужчинки остаётся лишь приторно-хреновый сиропчик, — Танго снова без зазрения совести пользовала русский, но мельком всё же косилась на Мишу.

     – Танго! — Миша сдвинула брови. — Я запрещаю тебе обращаться таким образом к лейтенанту Квинси — раз и навсегда! Никаких больше «сахарных»... Я! — сказала.

     Танго приложила руку к голове:

     – Есть, командир! Никаких больше «сахарных»… Хренотень!

     – Слава Богу! Есть всё-таки справедливый суд и на небе, и на земле, — Красавчик гордо распрямил плечи и положил ладони перед собой по обе стороны своей тарелки.

     – Ладно, ладно, — прошипела в его бок Танго, — я ещё на тебе отыграюсь… козлик.

     – Какое продуктивное питательное общение… И всё же не перестаю удивляться древним философским истинам: всё гениальное в простоте! — профессор с мягкой грустью смотрел на эту ярко выраженную языкастую парочку и счастливо улыбался.

     – Джон, ты меня порой удивляешь! Лично я бы сейчас всыпала по самое не хочу этой языкастой парочке баламутов, а ты делаешь умилённое лицо и рукоплещешь им своими гениальными мозгами.

     – Просто профессор Румаркер хочет нам всем сказать, что Команда «Альфа» теперь имеет шансов больше всех остальных именно из-за своей устаревшей простоты по отношению к современному миру, — Мэлвин отхлебнул кваса из глиняной кружки и довольно проглотил последний кусок своего рулета.

     Зулу повернулся к капитану и поморщился:

     – Перестань молоть этот бред, идиот!

     – Если бы я был таким идиотом, каким кажусь, ты бы никогда не осмелился мне сказать, какой я идиот, Зулу.

     Сержант и теперь ничего не понял, а потому покрутил прокушенным пальцем у виска и махнул рукой на Мэлвина:

     – Псих…

     – Другое дело! — Мэлвин вытер салфеткой рот и, забрав с плеча Чукки умывающегося Федю себе на руки, блаженно сытно отвалился на спинку стула.

     Но учёный старик с довольным видом внимательно выслушал проходящую реплику капитана и, кажется, собрался продолжить живую дискуссию на поданную с лёгкой руки Мэлвина насущную и животрепещущую для самого профессора тему:

     – Да, капитан Мэл Линкольн! Я с тобой совершенно согласен! Весь наш учёный гений ничто, когда дело касается простейшего выживания… Вот вы, джентльмены, думаете, доктор Дмитриев просто так собирает у себя под защитой чёрного купола самое простое из простого и самое сложное из сложного: обычных людей? Те же учёные и философы давно доказали всем своим существованием на этой земле: жизнь, свет и любовь — в максимализме простоты, в простоте чувств, а не в торжестве эволюции разума над Матерью-Природой. Ибо истинных чувств не надо много, чтобы понять, что такое свет и любовь…

     – Это всего лишь поэтическое вдохновение… Ты же учёный, Джон! Не выпадай в миры утраченных иллюзий.

     – Сейчас я говорю не о твоей остервенелой глухоте и окаменевшей бесчувственности, Миша: самая сильная во Вселенной боль, душевная боль, заглушает биение твоего всё ещё живого сердца.

     – И ты искренне веришь, Джон, что именно Команда «Альфа» сможет спасти нас? Спасти в случае нападения на нас генетических мутантов, для которых даже лазерное и протонное оружие скорее как пукалки для ворон, обсадивших потешное пугало в огороде у незадачливого фермера. Чем эти «древние», эта старая гвардия, эта чистая кровь сможет реально защитить нас? Зубами, кулаками, криками динозавров или дымом сигары, табачные листья для которой ты самолично выращиваешь в своей цветочной оранжерее? Или в конечном итоге мощными цепями с не менее мощной шеи Мистера Кронштейна?

     – Инкейна, — ненахраписто возмутился Зулу.

     – Ты опять за своё, Миша?!

     – Пока не буду знать наверняка, все разговоры — только разговоры!

     – Джон, может, тебе не стоит так сильно наседать на полковника? Всё-таки она — леди, хоть при этом ещё и отличный солдат.

     – Оставьте своё заступничество при себе, полковник Харрис! Оно вам ещё пригодится самому.

     – Вернулись с чего начали!.. пинг-понг, пинг-понг…

     Миша сжала пальцами угол стола:

     – Мэлвин, тебе не кажется, что ты сегодня чересчур подсел на свой наночиповый мячик?

     – Мячик я уже погонял сегодня с утра, отлично поразмял клыки и поразмялся сам! Сейчас меня вдохновило на глубокие философские прозрения: после сытного обеда — по закону Архимеда…

     – Мама дорогая, — схватился за голову Зулу.

     – Уж лучше «глубокомысленная» философия Мэлвина, чем драка между двумя мастодонтами, — Красавчик закрыл рот кулаком и умоляюще посмотрел на профессора. — Док, вам не кажется, надо срочно менять тарелки, а?

     – Чай! Давайте пить чай и кофе! — Танго даже поменяла позу под новое начинание: пожёвывая губами сигаретку, опёрлась обеими ладонями на колени.

     – Секунду! — профессор сердился. — Да! Команда «Альфа», полковник Миша Васильева, имеет не такое силовое мышление, как у вас: чёрный скептицизм — не их конёк. И вы в этом в скором времени будете иметь возможность убедиться совершенно самостоятельно — без подсказок и пиханий в спину вашего друга, старого дурака-учёного… Неординарность глубокого человеческого мышления! Вот та формула успеха и та нелёгкая стезя, что поведут вас всех через трудности и ужасы отравленных джунглей и мёртвых пустошей открытого и смертельно-губительного пространства Великой Пустыни, Пустыни Смерти! И вы, несговорчивая команда солдафонских забияк и диктаторов с женским интеллектом, должны, вынуждены будете научиться быть и выживать вместе, друг за друга — одной командой как Команда «Альфа»! Вы, разложенный до трупного окоченения, растерянный, погибающий интеллект и ваши вояки, Миша, если вы, солдаты и женщины в одном сущем, сможете сложить по осколкам свой общий интеллект друг для друга, как грани в кристалле алмаза, — получится единая непобедимая формула силы падающего графина глицерина с высоты Церкви Христа Спасителя: формула всей жизни любого философа-алхимика — формула эликсира бессмертия! Ибо нельзя победить, что сложено одно в другое, как дитя — в мать, а женщина — в Бога.

     – Угу… Проповеди отца Климентия здорово сказались на твоей психике, Джон. Короче говоря, твоими научными выводами: порознь мы грубая нестабильная среда, а вместе — саморегулирующаяся взрывная субстанция.

     – Раструб обычного веника! Подметёт так, что полетит всякая нечисть вон из-за кухонной плиты! Нечего прятаться под кухонной мойкой и портить воздух благочинным хозяевам, которые хотят жить в цветнике из белых гардений и китайских роз, — капитан поднёс спину морской свинки к своему носу и, глубокомысленно вдохнув от жирной лоснящейся спинищи, прижался щекой к мягкой шелковистой шкурке. — Да прибудет мир среди мира животных и мира людей!

     Миша подняла глаза на профессора — и в этих глазах было лишь каменное насмешливое отчуждение:

     – Если бы я сразу знала, что вы… профессор Румаркер… хотите нас так принизить…

     – Миша, Христа ради! Умоляю тебя! Что ты такое говоришь? Я имею только одно желание: спасти вас всех и дать шанс на будущее — и вам, и этой планете… И эта команда «древних» — команда настоящих мужчин! — вам просто необходима. И прежде всего, как общий психотропный нейтрализатор нестабильной реверсивной среды внутри вашей же команды.

     – Джон, я в экстазе от твоих выводов! Чисто ненаучная мужицко-пещерная прообезьянья демагогия с вершины опасно раскачивающейся пальмы, под которой расположился муравейник рыжих амазонских муравьёв-убийц.

     – Согласен — полностью! И всё же, Миша, есть значимый плюс и на ваш мелочный каннибальский муравейник: это реальная физическая сила…

     – Вот удивил, Джон!

     – …и ещё — неординарное мышление!

     – Не кричи об этом так громко, Джон: кто-то может под плохое настроение оторвать своему соседу по стулу ухо или любой другой подвернувшийся под тяжёлую руку орган.

     На этот раз до Красавчика дошло мгновенно! И он тут же, даже не пытаясь перенастроиться на долгосрочное обдумывание своих дальнейших действий, закрыл своё правое ухо всей пятернёй, а левой ладонью прикрылся пониже и с неподдельным испугом скосился на скучающе жующую дымящуюся сигаретку Танго.

     – Секунду, Миша… Есть ещё одно, третье и главное, как с моей точки зрения: Команда «Альфа» — это всегда беспроигрышный вариант!

     – Да это ты с чего взял, Джон? С потолка своего криобункера?

     – Знаю!! — ударил кулаком по столу всегда достаточно терпеливый и добросердечный старик. — Знаю, Миша! Проверено! На собственной шкуре. И этот всепоглощающий фактор всегда стопроцентный. Всегда беспроигрышный вариант: команда, тайна и скандал… три составляющих, если хочешь, тысячапроцентного успеха! И разве вам этих трёх составляющих занимать?! Вам — всем?!

     Наступила совершенно нетипичная для этой комнаты тишина — кажется, даже Федя на плече Мэлвина затаил дыхание, внимательно всматриваясь в профессора своими красно-чёрными глазами-бусинками.

     Переведя взгляд на графин с вишнёвой наливкой, Миша задумчиво почесала тыковку, скривила губы, поскребла под подбородком, провела указательным пальцем под носом и неспешно налила себе полную стопку водки. Также невозмутимо в один глоток перекинула всю жидкость в себя и громко ударила дном пустой стопки по столу.

     – Ну… если ты ставишь вопрос таким ребром: беспроигрышный вариант! То это самое безумное из всего того маразма, что мне до сих пор приходилось выслушивать из твоих профессорских уст, Джон. Пожалуй, тут есть над чем поразмыслить — на досуге.

     – Гэбриэл!

     – Думаю, Джон, заржавевшие колёса «троянского коня» наконец-то сдвинулись с мёртвых песков.

     – Вы очень интересно разговариваете, полковник Харрис, даже для эсперанто.

     – Учусь у вас, Миша! Настоящая сила неординарного мышления в беспроигрышном варианте командной кампании.

     – Мужицкое самомнение!

     – Женская логика!

     – Похоже, нам, как игрокам на поле битвы, нужен свой арбитр.

     Чукки поднялась так же спокойно, как спокойно она умела наблюдать со стороны, когда другие галдели и щипались, как гуси у полной кормушки. Она странно нетвёрдо пошла вокруг стола — как казалось, втупившись впереди себя куда-то в одну точку.

     – Ну нет! Только не сейчас, — Танго бросила зажигалку на стол и нервно зажала в пальцах ещё нераскуренную сигарету. — Её эсперанто абсолютно не имеет ничего общего с языком разума… Док, вы же обещали!

     – Поиск новых точек относительного равновесия не всегда идёт стабильным путём конверсии тяжело застарелых проблем.

     – Хренотень…

     А Чукки остановилась прямо за спиной Миши и спокойно возложила на её голову обе свои ладони — её глаза по-прежнему смотрели куда-то впереди себя:

     – Время — простить и время — проститься… времени больше не будет, но не для Лилии Мира — цвет неба спасает покров… но времени больше не будет — для воина сей приговор как последний — одна среди целой пустыни, одна в последнем походе за правдой… пора уходить за крестовым походом, пора уходить за мечом и щитом… пора…

     – Это что, Мэлвин в юбке? Ай!!

     Танго тут же треснула расчирикавшегося говоруна ложкой по голове и показала ему кулак. Красавчик почесал тыковку точным жестом Миши и обидчиво замолк.

     Чукки возложила руки на соломенную голову Красавчика — тот втянул голову в плечи и замер.

     – Время — разбрасывать камни, время — их собирать… время делать поступки — Златокудрый Сосуд Сердец — время делать свой выбор… один только шанс — в тонущем иле и в смерти, в уходящей за небо печали, в ускользающей сквозь пальцы надежде… времени больше нет — времени больше не будет…

     Чукки повернула обратно, Гэбриэл не стал отстраняться от узелковых костяшек длинных тупых пальцев невидящей пророчицы.

     – Время — учить и время — учиться… точка весов всегда где-то там — где времени нет, как нет вечности — в битве за вечное, как нет веры — в битве за час… и только Любовь поднимает крыло Синей Птицы, только Любовь поднимает из пепла новое Солнце, только цветок приютит мотылька… тронешь — и всё потеряешь… просто иди — куда несёт тебя ветер пустыни… просто иди…

     Ватные руки Чукки соскользнули с платиновых волос полковника и легли на его плечи: она печально улыбалась странной лёгкой улыбкой, глядя куда-то вперёд своими незрячими, подёрнутыми тусклой дымчатой пеленой, большими и какими-то почти инопланетными глазами — тёплый свет настольных свечей яркими звёздами отражался в затуманенных глазах вещуньи.

     – Время — любить и время — дарить… ты — пахарь и сеятель жизни — от Бога… ты будешь и сеять, и лошадь седлать, и со смехом закидывать детские души под самое небо и звёзды… и время восстанет для Сфинкса — Оракул восстанет для мира… просто иди — куда несёт тебя ветер пустыни… просто иди — куда несёт тебя ветер пустыни…

     – Бредятина!

     Чукки повернулась и пошла на звук сердитого голоса. Зулу нахмурился и глухо зарычал, но Чукки это не остановило. Её ладони крест-накрест легли на чёрный ирокез бунтаря.

     – Время — для сильных и время — для слабых… кровь — она всегда идёт по кровавому следу… кто станет ковать — тот четыре подковы утроит… и Чёрная Смерть станет ложем и домом Невесте — с лицом луноликой Селены и волосом Лилии Синей — как целое небо востока…

     От последних слов Чукки у Миши всё закружилось перед глазами в бешеном круговороте — она одной рукой схватилась за край стола, другой сжала своё колено. Гэбриэл обеспокоенно накрыл руку Миши своей ладонью. Но полковник тут же отдёрнула руку назад и, сжав губы, отвернулась.

     А Чукки уже возлагала руки на седую голову профессора:

     – Время — для жизни и время — для смерти… смерть многолика и смерть одинока — и радость, и горе в обеих руках… когда все идут на молитву — Смерть выбирает Седьмой себе день — чтобы править, судить и нести приговор… тет-а-тет — в одиночку… всегда — для Души и вечно — для Бога…

     Чукки глубоко вдохнула и посмотрела на Мишу нормальным человеческим взглядом.

     – Капитан? Всё нормально?

     Чукки ничего не ответила, она сняла руки с головы профессора и пошла к старинному пристенному буфету возле прохода на кухню.

     – А мы?! А про нас забыли?! — с полным недоумением на лице Мэлвин держал обеими руками морскую свинку перед собой и от имени обоих взывал к праведной справедливости.

     – А вы на десерт! На закусь! — эгоистичный подколодный смех Танго сразу же разрядил несколько «подогревшуюся» обстановку.

     Чукки включила кнопку нагрева энергочайника и распахнула деревянные дверцы двух длинных узких полок над буфетным столом:

     – Чай! — с лимонником, бергамотом, вереском, жасмином и чабрецом. Кто любит цейлонский, тому…

     – Дулю под нос! — отреагировал на дурацкий смех Танго и Мэлвин.

     – А как ты догадался? — капитан кинула искренне удивлённый взгляд на Мэлвина и снова отвернулась.

     – Два дурака — пара! — рассерженно пробубнил Зулу, нервозно приглаживая к голове свой любимый ирокез.

     – Чукки, детка, заваривай сегодня все сорта, какие есть… каждый выберет себе сам.

     – Хорошо, профессор.

     Чукки выставила в ряд пузатые фарфоровые чайнички с пастушками на голубых, розовых, бежевых лужках и залила каждый до половины крутым кипятком, и тут же выплеснула всё их содержимое в большую миску на столе — сразу же всыпала в каждый чайничек по доброй горстке разнотравной цветочно-листовой смеси. По комнате поплыл божественно-дурманящий аромат луговых и благородных трав.

     – Я буду кофе! Благо, этого наркотика у нас хоть упейся! — Танго курила сигарету за сигаретой, Красавчик только успевал подносить зажигалку, но никто не ставил ей этого в упрёк: время и так многое поменяло местами за последние годы, за последние часы.

     Танго встала, и сама поставила большую турку на плиту. Облокотилась спиной на кухонный стол.

     – Андрей, сынок, может, ты хотя бы попьёшь с нами чая? — профессор безуспешно пытался достучаться в свою заушную «улитку» до мальчишки-генокера. — Танго, сходи за Андреем! Пусть он выпьет хоть чашку чая.

     – Ага, побежала пешком!! К чему это пустое дёрганье, док? Он всё равно не придёт. А силой волочить я его не собираюсь: была охота тянуть из реки бегемота… Вы сами приучили его любить до беспамятства Лео аки родную сестру-кровинушку! Вы лучше меня знаете, Андрей будет сидеть возле Лео, пока она не поднимется. А если она таки однажды надумает отчалить к вашим родовым предкам, то он, не задумываясь, последует за ней — прямо в пекло. И нечего из-за меня попусту сердце изводить на инсульт. Вы, док Румаркер, сами Андрея таким сделали! С меня спроса теперь не имейте.

     – Из твоего каменного сердца никакого инсульта не выбьешь. Тогда хотя бы отнеси Андрею в лабораторию чая с заварными эклерами — он их очень любит!

     – К чрезмерному сладкому тоже, между прочим, приучили его вы, док, — Танго поставила на стол большую чашку с кофе и лениво откинулась на спинку своего стула, расслабленно выпустив длинную спиралевидную дымку на трепещущий язычок свечи. — Пусть Чукки идёт! Всё равно она как бункерное привидение стучит кандалами туда-сюда.

     – Чукки не стучит кандалами туда-сюда! Если ты ещё не заметила, она режет яблочный пирог Андрея и носит на стол ватрушки и эклеры. А капитан Мэлвин убирает со стола тарелки — молодец!.. добровольный помощник…

     – Ну вот кто молодец, тот пусть и батрачит! Я к огурцам-молодцам, слава вселенским богам, в этой жизни не отношусь.

     – А к кому? К плохим парням?

     Танго неохотно повернула голову к занудливому словоблудцу:

     – Ещё к каким плохим! Тебе, Красавчик, такие и в кошмарных снах ещё не снились.

     – Ещё нет? А что, будут?

     – В твоём варианте? — Танго чуть поразмыслила и твёрдо кивнула. — Стопроцентно!

     – Танго!! — не выдержал профессор.

     – Не пойду — и точка!!

     – Я схожу, Джон! Хочу перекинуться с Андреем парой словечек, заодно занесу ему чай с пирожными.

     – Сиди, Гэбриэл! — профессор махнул рукой на полковника, который уже хотел подняться со своего стула. — Отнесёшь, как только закончим наше чаепитие: хочу, чтобы свой первый общий застольник мы закончили все вместе.

     – Мэл, — послышался голос Чукки из кухни, — иди нарезай пирог! Я разолью чай.

     – Полковник, вы слышали! Она назвала меня Мэ-э-эл... Боже, как же я люблю резать пироги с начинкой! А вдруг там пугачки из магазина страшилок, — Мэлвин, который было уже снова умостился на своём месте, предварительно удостоверившись, что всё лишнее со стола, кроме пирожных, ватрушек и чашек им добросовестно убрано, тут же подскочил со стула, посадил Федю на своё плечо и угрём проскользнул на кухню за спиной Зулу.

     Сержант чуть не свалился со стула, пытаясь на ходу зацепить Мэлвина за куртку:

     – Не давайте этому Психу нож!!

     – Спокойно, Зулу! — Гэбриэл перетащил взгляд сержанта на себя. — Пусть Мэлвин потешится, он сорок лет рукам воли не давал…

     – Главное, чтобы он мозгам воли не давал! Участь приколотой к обеденному столу крысиной свиньи мне совсем не кажется перспективной, Гэбриэл.

     – Ххе! Такого мальчика-кабанчика, как ты, сержант, одним кухонным ножичком не завалить — здесь нужен как минимум целый кухонный набор мясника для разделки крупного рогатого скота.

     Зулу недобро посмотрел в сторону лыбящейся Танго, но это совершенно никаким наездом не повергло в трепет неспешно потягивающую свой кофе лейтенанта.

     Чукки спокойно разлила по чашкам чай на заказ и пошла на кухню за вторым блюдом для яблочного пирога.

     – Миша, мне надо с тобой переговорить по поводу завтра.

     – Позже, Джон… Встретимся в ФЗ-лаборатории, я хочу сегодня ещё поработать на компьютере.

     Мэлвин и Чукки вместе вернулись в столовую — Мэлвин поставил на стол второе блюдо с яблочным пирогом, а Чукки стала раскладывать по пустым десертным тарелкам эклеры и пироги.

     – Тебе что, лейтенант?.. ватрушку, эклер, пирог?..

     – А мне всего и побольше! Что-то мне сегодня праздничный обед в горло не полез.

     – А задница не слипнется? — кинула Танго на русском и потянулась за куском яблочного пирога.

     – Не-а! — Красавчик поправил свой шёлковый нашейный платок и положил руку на спинку стула Танго. — Да, девчонки! Надо признать, в наше время с такими потрясающими данными, как у вас, вы были бы королевами выпускного бала в любом колледже.

     – А ты, сержант? — Чукки наклонилась к подпёршему обеими ладонями подбородок Зулу. — Пирог или творожную ватрушку?

     – Сыт по горло! Чай с жасмином ещё буду.

     – Я сейчас налью.

     – Профессор даёт нам такую возможность: оставаться молодыми, — Миша снова отодвинулась от стола, вытянув ноги и скрестив руки на груди. — Кроме Лео…

     – Отличный чай, Чукки… Но почему кроме Лео? — Гэбриэл поставил пустую чашку на стол и, вытащив последнюю сигару из верхнего кармана рубашки, повернул голову к Мише.

     – Лео — человек. Но как генокер: у них дата взросления два года — и всё, у Лео — четырнадцать и всё… и с четырнадцати лет она такая, какой вы её теперь видите.

     – Честно говоря, у меня уже кругом голова от всего этого мира, которого я ещё не видел, но уже, кажется, ненавижу, — Красавчик подул на прищемлённые спиной Танго пальцы. — Господи! Как вы выдерживаете в этом постоянно замкнутом пространстве? Это ж всё равно что во вьетнамском плену — в клетке, если не хуже… За эти три дня я уже весь измучился от тоски и скуки — аж выть хочется! Вот только на что?

     – На потолок! — Миша подала знак Чукки налить ей чай с лимонником. — Чем тебе это бледно-голубое сияние над головой не космическая спутница Земли — Луна?

     – Хочется на воздух! На жаркий пляж, на нежный песочек, разогретый южным горячим солнышком… а ещё — за руль своей родной «Корветты», моей белоснежной верной красотки...

     – С разящей красной молнией для искушения падких женских сердец? Мечты Имхотепа из замшелого склепа! — язвительно прокомментировала Танго. — Когда вы выйдете наружу, вам сразу же захочется обратно — за эти уютные мирные стены бункера дока Румаркера.

     – Твоей «Корветты», Красавчик?! — Зулу привстал из-за стола. — При чём тут твоя пришлёпнутая развалина?! Меня больше интересует вопрос, где мой старый с иголочки фургон?!

     – Сядь, Зулу! — профессор заставил сержанта занять своё прежнее место. — А как тебе такое? Придётся ходить собственными ножками, Мистер Инкейн.

     – А разве мой фургон не заморозили вместе со мной? — вопрос был столь прямым и наивным, что профессор сразу не нашёлся, что ответить.

     Зато сразу же нашёлся кто-то другой.

     – И как бы твой шкафина-фургон мог влезть в маленький ледяной гробик, в который тебя-то еле запихали вперёд ногами?!

     – Убью, гада!!

     – А вы уверяли нас, док, они при всех своих, — Танго кивнула на Красавчика и постучала пальцем у виска.

     Лейтенант резко развернулся к Танго и перешёл на повышенные тона:

     – Сейчас завою как волк! Кто-то меня уже сильно достал!

     – Волк — зверь экономный и честный. И воет всегда по причине: вызывает соперника на бой, собирает стаю на охоту или просто — наш Воющий Волк, как мартовский кот, ищет себе подружку, — спокойное и бесхитростное пояснение капитана Рур оказалось таким простым и, кажется, попало в самую точку.

     – Ха-ха-ха-ха!!! — коленки Танго взлетели выше головы, и в следующее мгновение она уже билась в беззвучной истерике, отползая на четвереньках в сторону кухни.

     – Х-хе… ххе-е-е-е!! — Зулу махнул по воздуху кулаком и закрыл лицо руками.

     Даже Миша заткнула себе рот кулаком и отвернула голову в сторону.

     Красавчик обвёл стол удивлёнными глазами и остановил свой взгляд на полковнике:

     – Гэбриэ-э-эл?!

     – Гму… — полковник выдохнул и положил руку на спинку стула своего лейтенанта. — Ну что тебе такого ответить, Красавчик? Капитан Рур имеет отвлечённое суждение от общепринятой нормы человеческого восприятия.

     – Ты что, Гэбриэл, тоже решил поприкалываться надо мной?!

     – Ну что ты, Красавчик? Неужели ты обо мне такого «прикольного» мнения?

     – Да!! Именно такого… Я вам всем так скажу! Это — нечестно! Почему все шутки и насмешки падают исключительно на меня одного?! Я что тут — самый недоделанный?!

     – Я — тебе отвечу за них всех, — профессор совершенно серьёзно посмотрел на лейтенанта. — Ты избранный, Красавчик! Избранный — даже среди них всех.

     – Но вот видите, даже вы!.. а ещё мудрый человек…

     – Послушай меня, лейтенант! Я тот человек, который, как и твой командир, всегда отвечает за свои слова. И я тебе говорю, ты единственный в этой команде, кто дарует потерянным и покинутым то, что могут с щедростью королей раздаривать только избранные: мессии, учителя, праведники и посланники Святого Неба — избранные… И это дар — особый дар! — редко встречающийся среди простых смертных. Ты — единственный здесь, кто вселяет светлую надежду в тех, кто потерял эту надежду и разуверился во всём и во всех. Ты, Красавчик, спасение всей надежды человечества!.. по крайней мере — по эту сторону планеты…

     – А я всегда думал — это я! — Мэлвин посмотрел в усатую морду своего «напарника». — Вот видишь, друг, как можно одного дня разувериться в целой эпохе — Наполеона спустили с пьедестала и отправили на Святую Елену.

     – И подняли на новый пьедестал, — Чукки погладила Мэлвина по голове и поставила перед ним новую чашку с чаем. — Съешь за меня эклер, и ты сразу увидишь, как новое родится в опустошённой душе.

     – Ладно! — Мэлвин вмиг позабыл о своих притязаниях на спасителя всей надежды человечества.

     – Док, а вы… ничего не перепутали?

     – Нет, Красавчик! И те, кто сейчас так жестоко осмеивают тебя, ещё будут осмеяны сами, — профессор хлопнул рукой по спине Танго, которая всё ещё корчилась от беззвучного смеха, держась рукой за кресло учёного.

     – Сто лет так не веселилась, — Танго упала на свой стул. — Ну Красавчик! Ну адмиральские штаны! Ну дримбот — голубая мечта для королевы волчьей стаи… Да ты прямо ходячая сенсация: от блудливого кота и Воющего Волка — до спасителя всего человечества!!

     – Человечество может быть и в одном лице, а спасение даже одного человека может стать той ступенью, на которой будет спасено всё человечество!

     – Ладно, ладно, док! — Танго замахала руками на профессора. — Чего вы все сегодня нападаете на меня, точно на Красавчика? Я ж не вою на луну.

     – Зато частенько воешь на «Яго».

     – Эй! Компромата внутри команды не потерплю, — Танго привстала со стула.

     Чукки положила ей на плечи оба свои локтя и заставила сесть на место:

     – За тебя — хоть в жерло вулкана, Танго! Я люблю тебя, лейтенант…

     – Я люблю тебя, капитан…

     Они чуть коснулись друг друга губами, но и этого оказалось достаточно, чтобы Красавчик поперхнулся на весь стол: он только что отхлебнул большой глоток крепкого бергамота, когда вся эта масса горячих пенящихся брызг снайперским выстрелом полетела через весь стол — прямо в лицо дожёвывающего своё четвёртое пирожное сержанта.

     Зулу дико выпучил глаза на «идиота»-Красавчика, но подходящих слов найти так и не успел — ему попросту перехватило дыхалку.

     – А мы тоже так умеем и даже лучше! — Мэлвин потёрся со свинкой нос в нос и смачно чмокнул комично отфыркивающегося Федю прямо во влажную мордень, чем по-доброму рассмешил всех и удачно отвлёк от предыдущего «инцидентика с брызгами шампанского».

     Зулу вытер лицо всем предплечьем и погрозил Красавчику кулаком. Тот сделал жест лицом: извини! — и поскорее отвернулся от уже не на шутку рассерженного сержанта.

     Гэбриэл подозвал к себе Чукки и что-то сказал ей на ухо. Она кивнула и пошла к буфетному столику — снова включила энергочайник и взяла с полки новую заварку.

     – Миша, а как же: завтра?! Кх-гга!.. кх-гга… завтра?!

     – Джон, не капай мне на мозги… и не дави на жалость — доживём до завтра, — она опять говорила на русском, ставя ударение на первый слог в слове «мозги». — Чукки, кончай эту галиматью! Напились уже… Танго, бросай сосать фильтрушку, соберись! Расплылась как медуза по пляжу.

     Полковник Васильева обвела весь стол придирчивым взглядом.

     – Команда… тайна… скандал, — Миша поднялась. — Ладно, джентльмены! На сегодня хватит. Всем отдыхать! Остальные разборки завтра… Спасибо, Джон, за отличный застольник: первое знакомство на командное сближение, хочешь не хочешь, состоялось.

     – Надеюсь, не последнее, Миша?

     – С надеждой, Джон, к лейтенанту Квинси! Я полагаюсь на факты. Реальность — доказательная система базы выживания, в том числе и командного… Всем спасибо за сотрудничество! Моей команде в убыстренном темпе разбежаться по своим гамакам — лично проверю каждую каюту! Это — приказ… Полковник!

     Полковник Васильева кивнула Гэбриэлу, повернулась и пошла к выходу… Гэбриэл сразу же догнал Мишу.

     – Полковник…

     – Что, полковник, первый блин комом? Ну ладно! Как-то оно будет.

     – Согласен!

     – То-то, полковник Харрис! — Миша остановилась в дверях и, открыв одну из створок, подпёрла её своим телом, оставляя проход наполовину открытым.

     Гэбриэл подпёр вторую половину дверей и вынул сигару изо рта:

     – Может быть, всё-таки: Гэбриэл…

     – Может быть…

     Сигнал, что называется, был подан, и остальным не оставалось ничего другого, как отчаливать от такого гостеприимного и сытного местечка восвояси — в свои тесные каюты и прохладные длинные коридоры криобункера.

     Первым покатил своё кресло-коляску к выходу профессор:

     – Джентльмены, позвольте раскланяться, я вымотан под завязку! А меня ещё ждёт масса работы… Всем хорошего отдыха и спокойной ночи! Гэбриэл?

     – Я помню своё обещание, Джон!

     – Миша, прошу тебя, будь терпимее.

     – Без проблем, Джон, — Миша отвечала профессору так же, как он сейчас обращался к ней — на русском.

     Чукки уже у самых дверей поцеловала старого инвалида в дряблую бледную щёку:

     – В столовой приберу немного позже… Спокойной ночи, профессор!

     Красавчик встал и придвинул свой стул к столу:

     – Значит, Доктор Смерть?

     Танго запрятала зажигалку в карман комбинезона:

     – Это скорее почётное звание.

     – Ага!.. да ещё и чёрный рейнджер…

     – С этим не поспоришь!

     – Круто — как на такое… божественное, но хрупкое тело…

     – Это только на первый взгляд.

     – На первый взгляд хрупкое или божественное?

     – На первый взгляд и у кого-то в штанах только на ощупь — вслепую… Златокудрый Сосуд Сердец.

     Танго ушла на кухню — следом за Чукки, и Красавчик вместе с Зулу и Мэлвином направились к выходу. Все трое молча отдали воинское приветствие полковнику Васильевой и завернули в коридор.

     – Вам не кажется, Миша, что вы живёте здесь, как…

     – Как в тюрьме?

     – Угу...

     – Значит пора выходить в город… Полковник!

     Миша кивнула Гэбриэлу на выход, и тому ничего не оставалось, как вслед за своими парнями тоже покинуть столовую комнату. Обе створки дверей столовой сразу же захлопнулись за его спиной.

     – Не полковник, а целый полкан! — прорычал Зулу, идя по коридору рядом с Красавчиком.

     – Полканище! — поправил сзади Мэлвин.

     – Она же пьёт горячую водку! Чего же вы от неё хотите? Им бы всем по ребёнку в руки всучить да по перине.

     – Это ты о лейтенанте Танго Танго, Красавчик? — Гэбриэл догнал их на повороте.

     – Обо всех!.. бабы ж, вроде…

     – Остынь, Красавчик! Женщины любят ушами.

     – Фигня… не тот вариант!

     – Тот, тот… терпение, Красавчик!

     – Терпение?! Гэбриэл, это не леди, это — монстры!

     – Красавчик, не забывай, это специально подобранная команда солдат-убийц… в общем-то, как и мы…

     – Но мы — мужчины!

     – А они — женщины! Вот, собственно, и вся разница: кот наплакал…

     – Кот наплакал?! Кот наплакал?! Целый океан ненависти!!

     – Океан надежды, — поправил Мэлвин.

     – Океан чёрт знает чего! — прорычал Зулу.

     Лейтенант остановился и в упор посмотрел на Гэбриэла:

     – Ну и что эта команда гиен-убийц будет с нами делать дальше?! Препарировать как наглядное пособие? Или просто — бить головой об стенку?

     – Особенно сержант Лео Румаркер… вот так, вот так!! — Мэлвин наглядно на себе продемонстрировал своё образное видение сюжета на соседних стенах.

     – Ну хоть что-то у них от женского начала должно было остаться?! Ну кроме тела, конечно.

     – Эти девчонки — солдаты войны, Красавчик, войны, которая никогда не заканчивается.

     – Это точно! — рубанул по воздуху боксёрским кулачищем Зулу.

     Танго ущипнула себя за губу:

     – Как ты думаешь, Миша, они осознали свою силу?

     – Ещё нет! Но жизнь и смерть расставят всё по своим местам: очень скоро каждый займёт предназначенную ему нишу, каждый…

     – Но этот мир другой, и сила их другая.

     – Танго, спокойнее… Скоро они сами это всё узнают — на своей собственной шкуре. Ладно, пацаны, покатили!

     Гэбриэл вернулся в столовую, где никого уже не было, и на столе осталось всё так, как было.

     Он тяжело вздохнул и пошёл к буфету:

     – Ну и вечерок… Так! Я обещал Джону… Где тут у нас что? Ага! В этом чайничке свежезаваренный бергамот: молодчина, капитан, своё слово сдержала. Пирожные я могу положить и сам.

     Гэбриэл поставил на поднос расписной пузатый чайничек с крепким пахучим бергамотом, рядом примостил две чайные чашки и блюдце с яркими кружочками лимона. Переложил в пустую тарелку несколько эклеров, ещё два куска яблочного пирога и к ним две ватрушки. Подумал и добавил к общему натюрморту сахарницу и две чайные ложки… Хотел было уже идти, но неожиданно обернулся к столу, сорвал с цветущего миртового дерева одну небольшую веточку с белыми полураспустившимися бутонами-цветочками, поставил в свою стопку и налил чистой воды.

     – Да, я знаю, что в больничную палату нельзя вносить посторонние предметы, а тем более — цветы! Но зато теперь я натурально похож на шоколадницу — можно законно писать портрет: «как я принудительно проспал сорок лет в холодильнике для трупов и теперь добровольно работаю сиделкой и разношу по больничным палатам чаи с эклерами».

     Он оставил сигару в пепельнице и взял в руки поднос.

     – Андрей…

     – Полковник… Не обращайте на меня внимания: я всегда плачу, когда она здесь, на столе лаборатории, вот так лежит — без движений, почти без дыхания, под всеми этими кнопками, проводами, капельницами, системами. А я никогда ещё тут не лежал вот так — беззащитный. Ведь у меня всегда всё на месте: руки, ноги, почки, глаза.

     – И часто профессору приходилось менять Лео руки-ноги?

     – Сто раз! Выращивать заново или латать из того, что осталось… Отец выращивал для Лео вот только обе почки — четыре раза!

     – Всего лишь четыре раза за последние двадцать лет?!

     – Полковник Харрис…

     – Зови меня — Гэбриэл! Буду тебе очень обязан, Андрей.

     Мальчишка-генокер наконец поднял голову и в упор посмотрел на полковника, его лицо было мокрым от слёз. Он держал Лео за руку — пэпээсница лежала под капельницей, была без своего комбинезона и закрыта одеялом по пояс, её берцы стояли под лабораторной кроватью, рукав футболки на левом плече был подвёрнут.

     – Гэбриэл, мне так больно — вот здесь! Здесь всё сжимается и ноет, когда вот так, всё плохо.

     – Ну-ууу… — Гэбриэл поставил на ближайший лабораторный стол поднос и стал разливать чай по чашкам. — Не ожидал, что ты такой пессимист, Андрей. Болит — значит, ты всё-таки человек, а не биоробот или бездушный синтетический гуманоид. Так и должно быть, мой мальчик: живое горячее сердце должно чувствовать не только собственную боль, но и боль близких тебе людей… Давай, перекуси, малыш! Я тебе принёс твои любимые эклеры. Отвлекись — поешь.

     – Нет, Гэбриэл, я не хочу!.. и не буду…

     – Ну как малое дитя: «не хочу, не буду»! Правильно говорит Джон: ты как Лео — что она упёртый голодушник, что ты… Я всё равно от тебя не отстану и отсюда не уйду, пока ты не поешь.

     – Нет!

     – А со мной?

     – С вами?

     – Угу… сколько тебе ложек сахара?

     – Ну… три — я люблю сладкое.

     – Я тоже! Если честно, мы, мужчины, во все времена были страшными сладкоежками. Даже когда охотились на мамонтов… Да, да! Чему ты так удивляешься, Андрей? Мясо млекопитающих, наполненное живой кровью, необычайно сладкое. Так что сладкоежки мы с незапамятных и совершенно доисторических времён. Держи!

     – Как у вас так получается? — Андрей взял протянутую ему чашку и эклер.

     – Что? Шутить всерьёз?

     – Да!

     Гэбриэл придвинул свободный стул к лабораторной кровати и, взяв чашку с чаем, откусил от яблочного пирога:

     – У-ууу, вкуснятина… Умеешь кухарничать, солдат!

     – Я не солдат.

     – Не по чинам заслуги, мой мальчик. Ты ешь, ешь!

     – Ладно, уговорили… Отец ругает меня, если я забываю поесть хотя бы раз в день. А мне просто кусок в горло не лезет, ведь так — почти всегда.

     Мальчишка-генокер снова посмотрел на Лео — две крупные прозрачные слезы упали на пирожное в его руке.

     Полковник поставил чашку и свободной рукой прижал голову Андрея к своему плечу:

     – Всё правильно! Так и должно быть, малыш: беда близкого человека — это всегда наша боль. Но похоже, Лео самим небом уготована особая судьба — ведь она родилась больше на небе, чем на земле. И с этим стоит хотя бы частично, но смириться.

     – Но…

     – Она не может умереть просто на этом столе! Не за этим её посылала в этот мир небесная канцелярия: уж там-то точно знают, что кровожадный берсерк должен погибнуть в бою! Как велит кодекс настоящего самурая.

     – Вот опять шутите, а ведь о серьёзном.

     – Понимаешь — значит, не конченный пессимист, а так — в начальной стадии… Кусай эклер!

     Андрей откусил кусок и запил сладким чаем:

     – Чукки заваривала, я её руку всегда могу отличить от любой другой. И бергамот у неё самый вкусный получается.

     – Я рад, что тебе понравилось.

     – А…

     – У-у!! Сначала доешь… Это я могу разговаривать с набитым ртом, а тебе не положено, ещё подавишься — Джон меня опять в морозилку запихает! Не посмотрит, что я его старый хороший друг… Ну-ка, скажи мне, Андрей, из чего это покрытие стола? То ли металлическая сетка, то ли фольга вроде зеркальной амальгамы? Не поймёшь даже.

     – Ну да, «металлическая простыня» и есть металлическая! Протогенетическая металлизированная нить, жидкокристаллическая основа и так далее: тёплая, когда пациенту холодно, прохладная, когда начинается перегрев тела. Экранирует электромагнитные излучения тела человека, создаёт эффект биорезонанса, снимает мышечные и суставные боли, ускоряет заживление ран и травм, восстанавливает работоспособность организма в целом, бактерицидная, мягкая и лёгкая, как обычная простыня. Можно стирать в любой воде, может выдерживать температуру тройного кипения, ну и всякое такое… Из этой же ткани полевые шорты-трусы. А вот одеяла ближе к натуральным: генетически выращенная верблюжья шерсть и пятидесятипроцентное вплетение протогенетической нити — ничего особенного.

     – Это для тебя ничего особенного, а для меня всё здесь чуть ли не на грани фантастики.

     Андрей доел пирожное, выпил чай и сам отнёс чашку на поднос.

     – А ещё?

     – Нет, Гэбриэл, не хочу.

     – Что ты делаешь?

     Мальчишка-генокер немного развернул на себя «мягкий» щитковый браслет на середине плеча Лео и внимательно посмотрел на внутренний узкий дисплей:

     – Слежу за её, как это называет отец, «космическими перегрузками»: это её персональный «М-щит» — электромагнитный протогенетический нейростимулятор на кристаллах ревертазного действия. «М-щит» следит за общим состоянием биоорганики и вступает в действие, когда собственное состояние Лео резко или сильно ухудшается: тогда дисплей становится красным — чем темнее, тем хуже общее состояние его хозяйки, чёрный фон означает смерть… Сейчас он светло-серебристый — почти под фон кожи. Это значит, что состояние Лео практически стабилизировалось, но дисплей должен быть таким же светло-серым, как и сам браслет — как знак удовлетворительного состояния Лео. Отлично у нас не бывает никогда — по крайней мере, я ни разу не видел… Нравится ей это: загонять себя в могилу, а заодно и нас с отцом.

     – Ну что б не скучно было!.. одной-то…

     Андрей посмотрел на улыбающегося полковника:

     – Мне бы чуточку вашего оптимизма, Гэбриэл.

     – Готов поделиться всем, чем только могу!

     – Нет! Мне от вас ничего не нужно — у меня есть всё: отец и Лео… А вот ей, — Андрей кивнул на лабораторный стол, — ей нужно много чего, ох, как много! И в первую очередь, жизнелюбия! Вот такого же, как ваше, Гэбриэл.

     – Что ж, я человек щедрый и солдат исправный. Однажды выбранную службу правлю честно и верно. Так сложилось, что родина отвернулась от меня, но я не отвернулся от неё, не последовал примеру глупых и амбициозных военных от политики. А потому остался нужен своей родине — только в другом амплуа, но с тем же неизбежным для меня эффектом: служить своей стране и людям, которым нужна моя помощь!

     – Ах, как Лео нужна помощь! Если бы вы только могли это знать, Гэбриэл… Только она — она даже не горделивая, нет! Упрямая в своём одиночестве. «Всегда быть одной, оставаться одной при любых обстоятельствах и умереть сам на сам, где-нибудь на грязной улице в луже крови — зато на геройском поприще неравных и жестоких драк!» — вот её неизменный девиз от первой секунды жизни и до последнего вздоха… А разве так должно быть, полковник Гэбриэл Харрис?! Разве так должен умирать человек?!

     – Конечно нет, мой мальчик, конечно нет! — Гэбриэл задумчиво размешивал сахар в повторно наполненной горячим чаем чашке. — Но знаешь, Андрей, жизнь и смерть в этом мире самые загадочные для нас понятия и действия, подаренные человечеству кем-то извне, из Большого Космоса, и они иногда принимают самые непостижимые и причудливые образы. Собственно, каждый из нас вправе утверждать: «я знаю только то, что ничего не знаю».

     – Вот вы ещё ко всему и философ. Наверное, нам вас послало само провидение — ей послало! — Андрей кивнул на лабораторный стол. — А Лео больше нельзя жить без этой штуковины: «М-щит» её единственный полноценный защитник в этом мире, единственный, понимаете?

     – Понимаю, Андрей. И именно этот вопрос больше всего и тревожит Джона.

     – Именно этот вопрос больше всего тревожит отца вот уже как двадцать лет: Лео — одиночка даже в команде, — Андрей снова накрыл своей ладонью руку пэпээсницы.

     Гэбриэл подул на чай и потянул с поверхности вместе с паром :

     – Горяченький! А что показывают приборы, Андрей?

     – Лео опять в летаргическом сне. Отец говорит, если однажды она впадёт в летаргическую кому, мы её больше не сможем разбудить.

     – Ну-ну… Есть такие трубы — иерихонские! Поднимают мёртвого из могилы. А какого-то летаргика мы всем скопом да на такие рога поднимем… Давай-ка, малыш, я тебе ещё чая налью, бергамот — штука сногшибающая, но душу умиротворяющая. Как раз то, что тебе сейчас как бальзам на сердце… Ты должен надеяться — всегда! При любых обстоятельствах! Наша надежда даёт возможность почувствовать другому человеку свою значимость в этом огромном пугающем мире. Надежда вселяет в нас веру — веру в то, что нас всё-таки любят и что мы всё ещё нужны кому-то. Надежда — это тот компас, что не даёт нам заблудиться в океане потерянности и собственного одиночества.

     – Я надеюсь.

     – Знаешь, Андрей, тебе надо чаще с Красавчиком общаться: его жизнелюбивое вдохновение заставит даже конченного холерика перекраситься в аборигены племени бумба-юмба.

     – И с могилы мёртвого поднимет?

     – Поднимет! Не сомневайся… Это у нас Мэлвин запросто живого в могилу загонит: специалист высшего класса! Зулу подтвердит… А Красавчик спец по реанимациям! Хоть, вроде, и не медик. А я так за идейного вдохновителя: есть тоска — нет тоски, была проблема — нет проблемы.

     – Вы говорите, как мой отец, а я ещё никогда не слышал, чтобы кто-то говорил, как он.

     – Похоже на похвалу!

     – Не зря отец так любит вас. Он всегда твердил нам, что придёт день, когда вернётся Гэбриэл Харрис, и этот день станет началом новой жизни — для нас с Лео… и для всего остального мира…

     – Джон явно переборщил с моим персональным предназначением для всего мира, но что касается работы на одно конкретное дело, тут всё обстоит куда перспективнее: багаж у Команды «Альфа» серьёзный… А скажи, Андрей, кто-нибудь когда-нибудь бывал здесь, кроме вас и этих трёх вояк: Чукки, Танго и Миши?

     – Никак нет, полковник! Это совершенно невозможно — это наше тайное убежище, наш тайный бункер: никто не может сюда войти или выйти без особого кодового криочипа и кодового шифра.

     Гэбриэл отставил чашку в сторону:

     – Наночипа, Андрей…

     – Нет-нет, полковник! Я никогда не ошибаюсь: нельзя вводить два однородных наночипа человеку первой структуры.

     – Первой структуры?

     – Таких, как вы, Гэбриэл! Вы — человек первой структуры: «адам-ева». Лео — человек второй структуры: «космос». А я — человек третьей структуры: «генокер». Есть и другие, но они разношёрстны и не превалируют в нашем человеческом обществе.

     – Не надо, Андрей, о других! О криочипе поподробнее, если можно.

     – Вам можно всё рассказывать. Отец сказал, что бы Гэбриэл Харрис тебя ни попросил или ни приказал, и даже в случае моей смерти, слушайся его во всём: его и Мишу, немного Лео, но Гэбриэла — как главного, как меня самого.

     – Твой отец очень мудрый человек, Андрей. Расскажи мне всё про криочип.

     – Отсюда нельзя выйти и нельзя войти, если в биоорганизме нет кодового криочипа: «ключ». Этот чип имеет особую адъювантную сборку: протонно-молекулярную структуру жидкокристаллического криометалла — которую отец создал, чтобы дополнительно оградить бункер от любого чужеродного проникновения извне. Но если сюда всё-таки завести чужого, нужно в течение суток ввести ему кодовый криочип «ключ», иначе он погибнет, криобункер уничтожит его. Правда, если разрушить защитную оболочку криобункера, что отец считает практически невозможным, можно войти внутрь и без криочипа «ключ», и без кодового ключа-слова. Понимаете? Кодовый криочип и кодовое слово — это ключи. А замок — это весь этот криобункер!

     – Но разве можно ставить человеку одновременно два чипа? Джон говорил, что это смертельно для нормального жизнеобеспечения почти любой биоорганики. Нужен довольно продолжительный отрезок времени между введениями разных наночипов: стационарный период реабилитации организма длится достаточно долгое время — от нескольких месяцев до нескольких лет. Да и последствия наслоения практически непредвиденны.

     – Не всё так просто! Криочип — не наночип, он может безопасно соседствовать с наночипом и в этом его колоссальное преимущество.

     – Это значит, что в каждом, кто здесь сейчас находится, обязательно есть такой пропускной криочип?

     – Конечно! Принцип простой: ты выходишь, но тебе придётся всё равно вернуться — и ты сможешь беспрепятственно пройти всю систему криозащиты бункера, если в тебе есть «ключ» от «замка» криобункера.

     – А если я всё-таки захочу тайно провести кого-то чужого в бункер?

     – У вас ничего не выйдет: автономная система криозащиты на время отключит вашего чужого. Придётся такого «пациента» срочно выставлять отсюда вон или ставить ему кодовый криочип, иначе криозащита бункера его попросту умертвит.

     – Как?!

     – Заморозит до смерти — в десятую долю секунды! Человек даже не успеет понять, что же с ним произошло. Генокеры и мутанты тоже не пройдут этой безотказной системы криозащиты.

     – Вот это Джон нагородил! Как только ему это удалось?

     – Это не совсем так, — Андрея явно смутил такой напор полковника. — Не всё нагородил только отец… и не ко всему приложил руку только он…

     – Понимаю! — Гэбриэл подмигнул мальчишке-генокеру. — Знаем, что не один — у него же ещё есть помощник. Но ведь в каждой системе есть слабые места! Ведь так, Андрей?

     – Я не знаю. Но отец говорит, если что и сможет разрушить «Ар…» М-мм, наш криобункер… то, наверняка, это будет какая-нибудь очень и очень большая протонная бомба — с целую луну.

     – Ах, эти чёртовы гении! Нет-нет, да и зарываются в своём величии.

     Гэбриэл похлопал мальчишку по плечу:

     – Не переживай, Андрей, в этом городе вряд ли найдётся настолько безумный придурок, чтобы уничтожить весь свой мир и планету из-за какого-то там бункера… даже если этот уникальный придурок окажется генералом Бэкквардом.

     – Вы не знаете генерала-президента Бэккварда.

     – Да-ааа?!

     – Вы знали полковника Бэккварда — с тех пор прошло сорок лет. Многое изменилось с тех пор, многое!

     – Это мы как-нибудь переживём! И не такое переживали… Андрей, что это за хитроумный наночип «военной полиции», из-за которого никто не может пройти Чёрную Смерть? Честно говоря, из психованных объяснений Джона и Миши за столом я мало что понял. Он что — типа вируса?

     – Точнее не скажешь! Собственно, мне кажется, пройти Чёрную Смерть не могут не из-за самого наночипа, а из-за его ауры.

     – Ауры?

     – Каждый наночип так или иначе воздействует на энергетическую оболочку биосистемы, в данном случае — человека. Энергетическая насыщенность наночипа «военной полиции» делает ауру вокруг головы человека не радужной, какая она есть на самом деле, и даже не серой — допустимой при некоторых отклонениях. А яркой грязно-зелёной! Очень неприятной и тяжело воспринимаемой человеческим глазом, если смотреть на это явление через спецприбор: полицейский сканер — ПЧ. На его экране хорошо видна аура как всего биотела, так и аура головы. Даже если вся аура тела будет любого радужного цвета, а голова грязно-зелёной, значит, всё: вы — военный или бывший военный. Не надо никаких вживляемых в тело номерных имплантатов: посмотрел на экран — результат налицо.

     – Точнее, на лице!

     – Мы не знаем почему, но куполу Чёрной Смерти почему-то именно эта аура, как и сами люди-монстры и генокеры, не по вкусу.

     – А какие ауры у людей-монстров и генокеров?

     – Да, собственно, почти такие же, как у нас всех. Разве что сильно искривлённые по контуру и всегда блуждающие.

     – Блуждающие?

     – Это значит мерцающие, сильно отклоняющиеся от нормальной яйцеобразной формы биополя.

     – Понятно! А почему именно наночипы Джона? Почему они?

     – Потому что все наночипы моего отца «ручные»: их нельзя просто так повторить, копировать, идентифицировать на предмет трансгенной инженерии. Все наночипы отца, помимо обязательного «инженерного курса», замешаны на амальгаме из чистого серебра, выращенного на целом Х-кристалле и… его собственной крови.

     – Собственной крови Джона?

     – Да! И «банка крови» отца у нас нет. Когда его не станет, не станет и «ручных» наночипов «молодости»! С наночипами «военной полиции» всё проще: отец поставляет необходимый «инженерный» материал наверх, в Наноцентр, а там уже наштамповывают этих военных роботов, как горох, сколько нужно на заказ. Часть наночипов отправляется на Каффу, но там больше всего нуждаются именно в «ручных» наночипах моего отца, в наночипах «молодости».

     – Кто бы сомневался!

     – И серебро, и чистая человеческая кровь — это колоссальные по своей энергии и сборности информационно ёмкие «жидкие металлы». Запоминая заложенную информацию, наночип после передаёт её поэтапно: от первоначального «твёрдого» состояния, до последующего «жидкого» и в конце — «газообразного» с отпечатком первоначальной памяти наночипа. Растворяясь в крови, мозге или другом органе биоструктуры, наночипы отца делают процесс перенакопления информации практически необратимым. Этим чипы профессора Румаркера существенно отличаются от более простых «инженерных» — воспроизвести «ручные» никак не возможно: каждый, независимо от одинаковости предназначения, совершенно индивидуален и невоспроизводим. Поэтому их ещё называют «наночипами древних».

     – Джон всегда был себе на уме! А ещё говорит, что я перестраховщик… А скажи-ка мне, мой мальчик, какие наночипы профессор внедрил в наши «древние» организмы — в Команду «Альфа»? Ну кроме кодового криочипа «ключ».

     – Это долго объяснять.

     – А я никуда теперь не спешу, Андрей.

     – Ваша просьба для меня приказ, Гэбриэл… Да, я помогал отцу ставить вам всем и наночипы, и криочипы. Когда отец волнуется или сильно переживает, он всегда все операции и исследования проводит вместе со мной: у меня не дрожат руки и я не ошибаюсь в расчётах, которые отец никогда не заносит в компьютер. Он всё держит в своей голове — боится, что его передовыми прорывами воспользуются нечистые на руку учёные и военные.

     – Джон совсем стал слаб телом, это видно уже невооружённым взглядом.

     – К сожалению, никакие лекарства и инъекции отцу уже не помогают. Безотказно работает только его мозг! А когда мы вас размораживали, отец так плакал: он очень боялся что-то сделать не так. Я ведь знаю, он потом бы совсем загнал себя в могилу, если бы что-то пошло не так.

     – Похоже, с нами было море мороки, мой мальчик!

     – Вот зря иронизируете, Гэбриэл… Ведь прежде чем приступить даже к предварительному этапу разморозки ваших допотопных криокамер, отец провёл свыше двадцати тысяч тестов: угробил армию крыс и даже несколько десятков зомби-генокеров. Только вы ему об этом ничего не говорите: про экспериментальных генокеров он мне запретил даже рот открывать. Но это так неразумно, разрешить говорить вам обо всём и не разрешить упоминать про лабораторный материал, даже если это мои собратья-генокеры… Однако должен признаться: мы с вами повозились! Крионика прошлого века — физика низких температур — весьма ничтожный примитив. После войны крионикой мало занимаются, всех интересуют только наночипы «молодости и вечной жизни». А зря мало занимаются крионикой! Лично я считаю, крионика и криогенетика — залог будущего любой цивилизации. Слишком зыбкая почва под ногами любой даже сверхцивилизации и во времени, и на физическом плане, чтобы пренебрегать такой силищей, как крионика.

     – Похоже, Андрей, твой отец достиг таких высот в своих исследованиях по общей крионике, что узнай об этом наверху — и ему крышка!

     – В самую точку, полковник! Только отец им всем выдаёт крохи из своего гения, чтоб не зарывались и вконец не угробили последнее чаяние человечества: планету Земля! А вообще, общая крионика — это не только физика низких температур. Это только её начало, точка отсчёта: «ледяное мумифицирование» — как называет это отец. Общая крионика — это состояние анабиоза при пониженных температурах и ещё много всего-всего. Но главное — это свободное состояние анабиоза! И совсем не нужно заменять свою собственную кровь убийственным антифризом.

     – Андрей, ближе к теме.

     – В общем, мы заменили вашу антифризную плазмокровь — на криокровь: «голубую кровь жизни» с так называемым «космическим эффектом невесомости». Одним словом, мы вытащили вас с минус девяноста шести и заменили старый антифриз на «живую кровь». А когда получили полное подтверждение удачной разморозки, отец сразу же переключил ваши тела на восстановительную терапию и занялся вашими мозгами.

     – Джон боялся, что мы вернёмся не людьми.

     – Ещё и как боялся! Наш мир — это мир монстров… Отец даже как-то очень расстроился: восстановительный процесс и так шёл медленно и с осложнениями, а на одном из перевальных этапов мы вас чуть было не потеряли — стали самоотключаться системы пилотируемой поддержки полного жизнеобеспечения. Отец иногда срывался и раньше, но чтобы так! Он кричал, ругался, как Миша, клял свою жизнь, всё крушил вокруг себя. Я тогда в первый раз от него услышал: «Если я не верну Команду «Альфа» людьми, я их уничтожу собственными руками, но другими их никто не увидит»! Это было всего лишь раз, и больше отец таких страшных слов не говорил. Но я точно знаю, он своё решение не изменил бы. И «повёрнутой» Команду «Альфа» этот свет ни за что бы не увидел!

     – Тем более Лео…

     Мальчишка-генокер с грустью посмотрел на полковника:

     – Отец с самого детства слепил для неё образ святых солдат, настоящих героев, намного выше возвеличив ваши образы, нежели в тех красивых сериалах, что ставились на основе вашей судьбы… И тем более «недоделанными» вас ни за что не увидел бы генерал Бэкквард: в этом городе в четыре замкнутых угла невозможно разминуться таким сложным биосистемам, как Команда «Альфа» и генерал Форта Глокк. Ваше столкновение — реальность как неизбежное.

     – Ты так думаешь, Андрей?

     – Можете не сомневаться, Гэбриэл… И возможно, отец и не ставил бы вам наночипы, ограничился бы только криочипами: он за чистую кровь! Но шансы на ваше нормальное возвращение, честно говоря, по-прежнему оставались весьма и весьма призрачными, что ужасно злило и расстраивало отца. И отец решил ввести каждому из вас стимулирующий жидкокристаллический защитный наночип. И он как всегда не ошибся в своём решении! Вы, Команда «Альфа», живы, здоровы и, как нам всем кажется, при своём собственном разуме «древних».

     – И слава Богу, что так!

     – И слава Богу, что так, Гэбриэл! Иначе бы отец давно уже умер: святая вера в Команду «Альфа» заставляла его не терять надежду и продолжать бороться, всё искать и искать новые пути для будущего, которого ни у кого нет… Мой отец очень болен! Дух и вера — его единственные помощники: только наше с Лео присутствие никак не давало ему возможности покончить со всем этим адом разом. Моему отцу уже ничего не помогает, но он всегда говорил: «Живу, чтобы жили вы — Лео, ты, Андрей, и, если получится — Команда «Альфа»… и когда я сделаю то, что должен сделать, я, наконец, смогу спокойно уйти в Царство Золотых Небес, прямо к своим родным и близким, к своим товарищам и друзьям, домой — в Небеса Обетованные». Эти наночипы спасли вам «крышу», полковник! Я точно знаю.

     – И что Джон закачал в меня?

     – В вас, Гэбриэл, введён очень сложный наночип, самый сложный из всех четырёх — наночип «шоковой радиации»: это в первую очередь притупление любой боли при полном осознании всего, что происходит вокруг, и главное — увеличенная защита вашей органики от повышенной радиации и других внешних и внутренних тепловых, протонных, крио и биохимических факторов агрессивного воздействия на ваш слабо приспособленный к нашему миру организм.

     – Очень предусмотрительно со стороны Джона. А что с остальными?

     – Зулу отец ввёл наночип «силовой радиации»: его собственные физические данные теперь усилены примерно втрое, но сам организм этого не ощущает, — этому факту может дать определённую оценку только сам мозг человека. Его наночип это ещё, как и у вас, повышенная самозащита всей органики… У капитана Линкольна наночип «Х-радиация»: Х — означает нейтрализация всего чужеродного. Как главное — это саморегулирование собственных действий, но при этом ему теперь будет несколько сложнее в точных науках: например, ему будет трудно научиться новому в сложных математических расчётах молекулярной физики.

     – Мэлвину это ни к чему! Можешь быть спокоен, мой мальчик.

     – Отец тоже так сказал. Ну и конечно же повышенная защита всей органики… Зато Мэлвин самый защищённый из вас от психотронных атак практически любого уровня сложности — даже от собственных: если у него случится, скажем, истерика или сильный нервный припадок, Х-нейтрализатор потушит в его мозгу негативное восприятие образов или любых других отрицательных воздействий на человеческую психику.

     – По типу огнетушитель тушит огонь… Джон чертовски умён! Он позаботился о нас, как о собственных детях. А что Красавчик? Если честно, его физическое состояние меня беспокоит больше всего.

     – Лейтенант Квинси: наночип «Q-адам-радиация»! Или как ещё его называет отец –«чип радиации красоты и гения».

     – Ёмкое название! Особенно — «гения».

     – Ох, Гэбриэл… Пришлось же нам повозиться с вашим Красавчиком! По поводу его отец говорил так: «Красота дело тонкое и исключительное женское, а где женское — там жди подвоха… к тому же красота в нашем мире дело невостребованное: прошло время истинных Аполлонов и Гераклов, настало время горгон и злых гениев — и здесь уже не различить, где красота души, а где синтетическое покрытие обычной задницы»… Извините за сленг, полковник. Но как говорит отец: «Из песни слов не выкинешь».

     – Джон всегда был прямолинейным человеком. Заканчивай про Красавчика!

     – Над этим эпатажным наночипом «Q-адам-радиация» отец помучился больше всего. Кровь у вашего лейтенанта оказалась не просто особой, а переходной: нулевой! Почти как у Лео: нулевая — с четвёртой группы на пятую и ещё — с нестабильным гемоглобином и особым «промежуточным» составом крови, который даже у наркозависимых редко встретишь. Зато теперь ваш Красавчик — самый настоящий красавчик, хотя сейчас по нему этого не скажешь: восстановительный период ещё не закончен — это дело времени! Но зато сам наночип не даст крови Красавчика быстро войти в соединение с нашей средой — иначе, с такой кровью, это его убило бы в считанные часы после первого же вздоха на поверхности. И самый главный подарок от наночипа «Q» — это качественное сопротивление крови всем видам нарушения человеческой органики, любая мутация для него практически невозможна, только со смертельным исходом. Для вашего лейтенанта, Гэбриэл, это самый насущный вопрос из всех первостепенных.

     – Пожалуй!

     – Главное предназначение жидкокристаллических наночипов — раствориться в крови таким образом, чтобы жизнеобеспечивающая субстанция стала пригодной для современного мира: перенастраивала и перебарывала смертельные химические вирусы, гуляющие по планете в немереном количестве, снижала сильно перегруженный радиационный и кислотный фон, переносила отсутствие нормального солнечного света. Все остальные наночипы типа «молодости», «силы», «военной полиции» и так далее — это только как дополнение к главному фактору: подготовить биоплазму к внешнему фону… Правда, человеческим детям это всё равно не помогает, но мы, как видите, живём.

     – Почему же нашим детям приходится вот так — нет сил, чтобы выжить?

     – Мы думаем, это радиация. Грязное солнце убивает человеческого ребёнка ещё при зачатии. И этот убийственный фактор слишком многолик, чтобы его могла выдержать развивающаяся клетка: ядерная, химическая, вулканическая и солнечная радиация просто вокруг нас и в нас самих — везде. Где-то больше, где-то меньше, но этого достаточно, чтобы всё шло к закату, а не к рассвету… А дети — это не взрослые, это рассвет — чистое солнце, чистое небо, чистая вода.

     – Значит, всё-таки радиация убивает наших детей?

     – Даже одного рема — рем: доза радиационного эквивалента человека — вполне достаточно, чтобы один человек из двух тысяч заболел раком и скончался в невыносимых муках. Генокеру при таких же условиях достаточно восьмидесяти-ста рем, людям-мутантам — двести рем. И всё же минимальную опасную дозу радиации определить практически невозможно — особенно теперь, когда весь мир большая ядерная помойка. Каждый имеет свой собственный порог чувствительности радиационного эквивалента… До Последней Войны каждый человек на планете получал годовую дозу радиации от естественных источников: космических лучей и урана в гранитных породах — в пределах полурема. Порогом облучения, относительно безвредного для здоровья человека, считалась годовая доза не более пяти рем. Хотя на самом деле не существует минимального предела облучения, который был бы совершенно безвредным для здоровья белкового эквивалента. Улавливаете разницу, Гэбриэл?

     – Ещё бы!

     – Поэтому война была такой короткой… На глупость земной цивилизации откликнулось даже небо. Гигантские пятна на солнце начали взрываться одно за другим — с очень маленьким временным разрывом, что привело к возникновению громадных протуберанцев на теле разъярившейся звезды. И когда однажды раздался ещё один сопутствующий детонирующий взрыв на Солнце, на Земле начался настоящий кошмар. Тучи сверхбыстрых протонов за несколько минут окутали Землю и Луну мощным ударным покрывалом: начался невидимый человеческому глазу протонный шторм невиданного размаха! Нарушилась радиосвязь на земле, в считанные часы были «расстреляны» и выведены из строя те орбитальные спутники, что ещё держались на плаву, штурмующие на сверхскоростях протоны беспрепятственно пронизывали скафандры астронавтов, что приводило почти к мгновенной смерти людей, и «разбирали на запчасти» компьютерные системы орбитальных станций и космических кораблей.

     – Небо мстило человечеству за нанесённые оскорбления и неуважение к Законам Вселенной.

     – Ещё и как мстило!! Энергетические протоны с энергией выше ста миллионов электрон-вольт моментально разрушали клетки и ткани человеческого организма. Солнечные протуберанцы достигали высоты семисот тысяч километров. Но это было там — над нами! А на земле в это время царил полный хаос: защитный баланс был нарушен окончательно и казалось — бесповоротно. Ядерный апокалипсис достигал своего апогея! Люди, получившие сто ремов радиации, подлежали немедленной госпитализации, при дозе четыреста ремов каждый второй был обречён умереть в страшных муках в течение шестидесяти дней. Но радиационный фон тех последних дней был куда страшнее, чем любые цифры.

     – Что же тогда спасло нас от полного уничтожения?

     – Один Бог знает… Но отец говорит, Луна встала на нашу защиту — она развернула энергетический щит и взяла на себя большую часть того смертельного ужаса, который обрушился из космоса и бушевал на нашей планете всего несколько часов, но этого хватило, чтобы человечество практически полностью прекратило своё полноценное существование. Что уж теперь говорить о том реальном кошмаре, что сегодня буквально лежит у нас под ногами. Откуда же возьмутся дети, которые смогут жить и оставаться теми, кто они есть — без мутационных процессов в своём слабом белковом организме? Мы выжили, приспособились, оснастились противорадиационными наночипами. Мы — люди и генокеры, монстры и люди-мутанты. Но не дети! А ваша команда, Гэбриэл, это те же дети, только большие — без наночипов моего отца вам не выжить в этом страшном и загаженном мире… Люди не заслужили на Небеса Обетованные! Но отец говорит, что шанс для Ноя всегда был и будет: он свято верит в Соломоновы Рудники. И никто уже его в этом не разуверит. И если Чёрная Смерть при взрыве послужит тем самым очистительным пылесосом, возможно, планета скоро снова сможет вернуться к своему нормальному существованию — только уже без всех тех, кто окажется по ту сторону зачистки.

     – А ты веришь в Небеса Обетованные, Андрей? В Бога?

     – Верю… Ведь Бог един! Значит, он для всех и для генокеров тоже. Отец всегда учил меня, что все мы Дети Вселенной: Лео и я — его дети, его наследие, он — ребёнок своего отца и своих предков, а все вместе мы — Дети Отца Небесного! Я ему верю! Ведь Джон Румаркер мне и отец, и учитель… И смерти он учил меня не бояться никогда: «Смерть есть дорога, дорога есть выбор, а выбор — всегда жизнь… смерти не может быть в том понимании, которому люди отдали свои реальные и нереальные страхи: невозможно бояться того, что ведёт тебя к Богу…» Нужно жить как человек и умереть как человек! Это главное, что я вынес из жизни моего отца… Я не боюсь смерти! Но не имею права умереть просто так: я должен защитить Лео, когда ей понадобится моя помощь.

     – По-моему, ты оказываешь Лео помощь двадцать четыре часа в сутки, Андрей.

     – Это малая посильная помощь. Та помощь, за которую я отдал бы всю свою жизнь до последней капли крови, ещё впереди.

     – Ты достойный парень, Андрей! — полковник с одобрением и поддержкой пожал плечо мальчишки-генокера. — Я хочу немного побыть один на один с Лео, подежурить возле её кровати. А пока я буду охранять сон и здоровье Лео, ты пойдёшь и полноценно поужинаешь. И не пытайся спорить со мной, Андрей! Это — приказ… И передай отцу, если он ещё не спит: пусть дождётся меня — мне с ним надо обязательно переговорить ещё сегодня.

     – Отец в дальней экспериментальной лаборатории, заканчивает свои последние разработки. Он спешит, поэтому спит всего по два часа в сутки. Я передам ему вашу просьбу, Гэбриэл... Вот здесь, в углу монитора, коротковолновой переговорный криотоп: если вам что-то надо, вызываете меня или кого вам нужно на связь — криотоп «ракушка» ведёт переговоры по настроенной приглушённо-волновой частоте… Но я ещё должен сюда вернуться!

     – Конечно, Андрей! Полчаса, у тебя на отдых полчаса.

     Андрей молча кивнул. Ещё раз проверил капельницу, поправил одеяло, погладил синюшную руку Лео и пошёл в столовую.

     Гэбриэл переставил с подноса стопку с веточкой мирта на лабораторную тумбу с другой стороны изголовья Лео. Вытащил из угла отгороженного бокса широкое и мягкое кресло — явно для длительных дежурств. Перекинул джинсовый комбинезон пэпээсницы с сидения на спинку и придвинул кресло к лабораторной кровати, которая сейчас была переведена из операционного режима в терапевтический. Гэбриэл расстегнул манжеты рубашки, закатал рукава до локтя и с облегчением откинулся на спинку высокого и очень удобного кресла.

     – Ну что, инопланетянка? Без проблем ни шагу: ни себе жизни не даёшь, ни другим передохнуть от тебя ни на секунду. Ладно! Поболтаем, склочница? Теперь понимаю, откуда у тебя такой презент на шее: зуб саблезубого мутанта под силу добыть только такому же саблезубому мутанту. Значит, Крест, Серебряная Звезда и Пурпурное Сердце… гм-м, а так сразу и не скажешь… Никогда не думал, что в космосе могут рождаться такие крепкие парни. Я думал, только на Земле бывают такие, как Команда «Альфа», а там, у ваших «астронавтов», больше всякие зелёные человечки да марсиане-завоеватели с тонкими ручонками и хлипкими шейками. А оказывается, космос и мы — на одно лицо… м-даа, загадка… Однако, как ни крути, если бы не ты, вряд ли бы мы когда-нибудь ещё увидели этот мир и вряд ли когда-нибудь самостоятельно смогли бы выбраться из этих морозильников, в которые нас запихал Джон сорок лет назад. Так что должен сказать, мы благодарим тебя, мастер-сержант Лео Румаркер, за наше счастливое воскрешение… Чёрт! Как же хочется курить! Прямо сил нет… Андрей будет только через полчаса, кто мне может запретить? Никто не протестует — стены молчат! Со всеобщего согласия, сержант, я закурю.

     Полковник вынул из наружного кармана рубашки сигару, которой он заранее запасся после столовой, неторопливо раскурил, блаженно выдохнул ароматным табачным дымом и снова вгляделся в серое безжизненное лицо Лео.

     – Ни жизнь, ни смерть не могут повлиять на моё мировоззрение, уж такой я зануда и педант… И всё же почему-то мне кажется, что жизнь вот только теперь и начинается. Как будто ничего до этого не было или было уже в другой жизни, в прошлой. Похоже, работы за последние сорок лет для Команды «Альфа» насобиралось — расхлёбывать теперь хватит до Второго Пришествия или уже Третьего? Но знаешь что, пэпээсница, почему-то меня это даже… радует.

     Гэбриэл курил, всё так же вглядываясь в серое лицо Лео… На него вдруг нахлынула череда длинных и болезненных воспоминаний: разрушенный землетрясением дом, мир другими глазами, армия, война, Корея, разведка, другие страны, снова война — Вьетнам и Команда «Альфа»… предательство и снова — предательство, мир другими глазами и вновь — по тому же кругу раз за разом! Как будто что-то заклинило в его жизни, как на старой заикающейся пластинке. Ему было странно осознавать, что всё так необычайно обернулось, как в каком-то голливудском фантастическом блокбастере: сорок лет фактической смерти в криогенной камере, чудесное «космическое» воскрешение, живой полковник Бэкквард опять дышит ему в спину, его парни — живые и здоровые... а ещё — Миша, Танго, Чукки, Андрей — генокер, Джон Румаркер — гений и давно выпавший из времени учёный-монстр, учёный-«франкенштейн»… и Лео — внучка Джона, последняя его надежда…

     Гэбриэл остановил свой расплывающийся взгляд на лице Лео и внимательно всмотрелся в черты космического ребёнка. Просто невозможно поверить, что ей тридцать семь… четырнадцать — самое то, самое большее… Удивительно! Ребёнок — рождённый в космосе, и он — старый солдат и пожизненный беглец: судьба как одна! Те же потери, та же отчуждённость от мира, та же странная замкнутость, роднимая с одиночным и добровольным отшельничеством. А ведь это только начало… Но Лео — её нельзя назвать даже женщиной, даже девушкой — сущий пацан: упёртый подбородок, бескровные чёрные губы, славянский бесформенный нос, европейский разрез идеально посаженных глаз, несколько лопоухие уши — как это обычно у дворовых мальчишек, непослушная структура слегка вьющихся длинных волос старого золота — так до сих пор и стянутых в низкие «набитые» хвосты на металлической подушке… и ещё — эти короткие серые деревянные реснички… а глаза — какие они?.. за столом — во время «фужерного припадка» её глаза готовы были спалить всех вокруг своим сжигающим криогенным холодом: глубинная разрезающая на кусочки сталь с ярким синим ободком и золотой лучистой короной вокруг чёрного пульсирующего зрачка — такой взгляд бывает только у загнанного в угол раненого волка… А это тело подростка! Пять футов с кепкой? И даже под одеялом проступают все кости как есть. А за её постоянным и, кажется, единственным джинсовым комбинезоном, вообще ничего не проступает. Пацан — пацаном, если бы не два несерьёзных хвоста… А этот чёртов характер! Не доведись, когда с таким зверёнышем в тёмном коридоре по-хорошему не разминуться. Ну кто такое чудо природы замуж когда-нибудь возьмёт? Тридцатисемилетний подросток с детской грудью, бешеным темпераментом и уже давно съехавшей крышей. Да ещё ППС! В такие войска идут или фанатики, или совсем — пропащие. Нет! Парни за такими не бегают: таких боятся, как огня, как дикого необузданного пожара в пересохших прериях, или наоборот — готовы умереть за такое вот недоразумение… Да-а, видно и вправду перевелись мужики на земле: четыре бабы сидят в бункере — безвылазно. И какие бабы!

     Полковник видел край татуировки, выглядывающей из-под рукава её серо-зелёной футболки, но никак не решался рассмотреть её полностью, — он точно знал, что там… Гэбриэл нерадостно вздохнул и подвернул короткий рукав. Двукрылый Георгий Победоносец на крылатом коне, пронзающий копьём змея и попирающий его копытами своего коня! Такие знаки отличия использовались только во времена побоищных войн: это неписаный закон всех военных… Вот они — настоящие парни Последней Войны! Хотя от Лео, кажется, можно ожидать ещё и не такого. Впрочем, что он может судить об этом маленьком сказочном эльфе, заблудившемся на перекрёстке миров — настоящем «крылатом» солдате. Для Лео каждый день — война! Война с генетическими уродами, с минами, с самой собой… И разве он сам не такой? «Георгий Победоносец, поражающий змея»: крылатая татуировка на правом плече — только для смертников, только тот, кто сам приговорён судьбой войны, кто отправил на тот свет свою первую боевую сотню и вернулся с того света, над кем довечно будет висеть дамоклов меч военного трибунала — только тот имел законное право носить такой особый знак отличия… Ничего святого не осталось в этом жалком мире — ничего! Мир поменялся, ритуалы остались те же.

     Гэбриэл закрыл татуировку и в который раз всмотрелся в спокойное лицо Лео: серое безжизненное лицо подростка… Всё меняется — ритуалы остаются. Такого же Гавриила он заработал в Корее. «Счастливые» обладатели «Победоносца» и Красавчик, и Мэлвин, и Зулу.

     – Что ж! Нашего полку прибыло: добро пожаловать в Клуб Профессиональных Убийц! Проблемы — это то, без чего «архангелы» жить не умеют, — Гэбриэл переложил правую кисть Лео на свою широкую ладонь. — И вот эти маленькие квадратные ручонки ставят противопехотные мины? Может, прав Джон: стоит ли существовать расе, которая прикрывает свои задницы вот такими детскими ладонями, изрезанными шрамами вдоль и поперёк.

     Рука Лео вся в старых и рваных, давно залеченных шрамах, так и осталась лежать внутри ладони Гэбриэла: ему казалось, что так он передаёт этому солдату часть своей жизненной энергии — большее, что он мог сделать для этого солдата на этот момент.

     – Гэбриэл, проснись… Гэбриэл!! Хватит дрыхнуть: сорок лет спал — не выспался. Говорю, штаны пропалишь!!

     Полковник открыл глаза, вытащил давно потухшую сигару из сцепленных зубов и повернул голову на голос профессора:

     – Я не сплю, Джон.

     – Ага, как же! Я тут в лаборатории уже как два часа работаю: отправил Андрея принудительно отсыпаться, а сам тут — с вами, с обоими, вошкаюсь.

     – Два часа?! И я ничего не слышал… Не может быть! Чёрт! Вот так разведка.

     – Да ты на сигару свою посмотри — инеем покрылась! Ты как заснул, сразу же сработала автономная пожарная система: в комнате в локальной точке путём направленного пучка на несколько секунд стало «сыро» — твоя сигара заледенела, Гэбриэл.

     Полковник покрутил сигару в пальцах:

     – Точно — сырая… А я ничего не почувствовал.

     – Я же сказал: локальная выборка, а не общая тревога. Общая система защиты криобункера сама решает, как и в каком направлении действовать.

     – Удивительно, как за сорок лет прогресс ушёл в заоблачные дали.

     Профессор как-то странно посмотрел на полковника, но не стал больше распространяться на данную тематику.

     – Если бы мне не надо было сделать перевязку на руке Лео, я бы не стал тебя будить… И кстати! Убери свою заразную лапищу от руки Лео. Если ты держишь её за здоровую руку, это ещё не значит, что твои микробы не переползают на раненое место. Хватит того, что ты притащил в лабораторию кусок моего миртового дерева, варвар!

     Гэбриэл только теперь почувствовал, как затекла от самого плеча его рука: он так и заснул в кресле, удерживая в своей ладони руку Лео. Полковник неловко вытащил свою ладонь из-под руки Лео, но своего смущения постарался ничем не выдать.

     – В твоём стерильном криобункере даже рук не нужно мыть, Джон: здесь, наверное, и микробу угла не найти… И не дави меня своим миртовым деревом! Или ты думаешь, я не заметил, что ты ревнуешь своё дитяти даже к лабораторному столу, на котором она находится в полумёртвом состоянии чаще, чем общается с живыми.

     Профессор хитро прищурился:

     – Иди сюда, клещ заумный! Смотри, как правильно накладывать перевязочный пластырь на рану такого типа.

     – Ну будто я не знаю, Джон!

     – Не знаешь, Гэбриэл, не знаешь — я тебе говорю. Всему приходится когда-то учиться заново... Да ты не смотри на неё как на нечто абстрактное! Ты не думай, что ей сорок или четырнадцать: для таких как Лео, время попросту не существует.

     – Да собственно… я ничего такого и не думал.

     – А нужно думать! Век живи — век учись: мы учим детей мудрости жизни — они учат нас самой жизни.

     – Это ты про свою внучку, Джон?

     – Это я про жизнь, Гэбриэл, о ней нужно думать даже на виселице… Скажи лучше, как ты себя чувствуешь?

     – Что ты имеешь в виду?

     – А то и имею: вино, водка…

     – Да ну, Джон, мне и не такое приходилось мешать ещё в недавнюю бытность!

     – С Мишей на равных не пей — сопьёшься!

     – Кстати! О полковнике Васильевой…

     Профессор отмахнулся от Гэбриэла:

     – Андрей через три часа сменит меня уже до утра… Часы здесь так — для красоты больше: здесь мы все в основном ориентируемся по внутренним биологическим часам — мы так уже привыкли. Но со временем и вы привыкните. А пока ты должен следить за стрелками своих часов. Сейчас пол-одиннадцатого, самое время поговорить с Мишей. Она ещё не спит, она вообще мало спит. Вы должны с ней прийти к единому консенсусу и выработать одну программу действий на всех. Нет-нет, я не оговорился, Гэбриэл: одну программу на всех! И меня не интересуют ваши обоюдопретенциозные права на лидерство. Единое мнение — это наш успех и наша единственная надежда на будущее.

     – Знаешь, Джон! Что касается твоего полковника Васильевой…

     – Молчи, Гэбриэл! Не заставляй меня брать на себя труд учителя… Солдаты погибают первыми, солдаты погибают последними, и расстояние между этими двумя пропастями — относительное. Смирение всегда приходит оттуда, откуда меньше всего ожидаешь.

     Профессор неожиданно застонал, уронив руку Лео на физистол.

     – Джон! Что случилось?

     Профессор прижал свою руку к сердцу:

     – Ничего, Гэбриэл! Ничего такого, что должно тебя беспокоить… Моё время на исходе и это нормально, особенно с учётом моего «застарелого» возраста. Я уже давно не человек, так — призрак. Ради Лео, Гэбриэл, ради этих — последних прокажённых из нашего мира людей.

     – Хоть десятилетний, хоть тридцатилетний срок для солдата-смертника — немалый срок как для полной свободы: не мудрено и с ума сойти.

     Профессор схватил полковника за рукав рубашки:

     – Не шути с такими вещами, Гэбриэл! Между безумием и генеральскими приказами не такая уже и большая разница, чтобы весь мир не стал сумасшедшим. Ты должен дать слово, пообещать…

     – Джон, я уже дал тебе слово… Но помни, что иногда человеческое обещание — не более чем протухшее яйцо на завтрак.

     – Гэбриэл?!

     – Джон, мы говорим о серьёзных вещах: ты хочешь, чтобы я спас твою внучку и заодно весь мир — и при этом даже не спрашиваешь моего согласия?

     – Нет!!

     – Я так и думал.

     – Гэбриэл!! — старик-учёный в упор посмотрел в глаза полковника.

     – Я сделаю больше, чем могу, Джон! Я дал тебе слово ещё в день нашего воскрешения… Но, честно говоря, я и не предполагал, что всё так серьёзно.

     – Поверь мне, ты ещё ничего не видел, друг мой, ничего, — профессор посмотрел на мониторы. — Давление шестьдесят на триста семьдесят… так-так, так-так… плоховато, плоховато…

     – Так не бывает! Что это за показания для человека: шестьдесят на триста семьдесят?

     – Если бы, если бы так не было на самом деле… Надеюсь, летаргический припадок ненадолго. Гэбриэл, ты нужен ей! Только ты! И никто другой… Ты один такой на всю Вселенную — незаменимый!

     – Чушь, Джон! Мы оба знаем: незаменимых не бывает.

     – Бывает, ещё и как бывает! Ничего на самом деле мы с тобой не знаем, Гэбриэл, ничего… Я знаю точно только одно: Команда «Альфа» была незаменимой и через сорок лет осталась такой же — незаменимой!

     – Особенно для твоей Лео.

     – Точно! И шутки здесь неуместны!

     – Ты слишком «заботлив», Джон. Если честно, мне трудно понять твоё маниакальное желание спасти Лео чуть ли не от самой себя. Насколько я помню этот мир, а заодно и тебя, обычно гений любит только свой гений, мало замечая остальное вокруг себя.

     – Так и было, Гэбриэл! Так оно и было, каюсь… Миша права: за своим гением я не замечал так много простого и по-настоящему важного, что в конце концов потерял всё. Но у меня ещё осталась Лео.

     Гэбриэл тяжело вздохнул:

     – Трудно сказать, что она осталась именно у тебя.

     – Вот поэтому мне и нужен ты! И ей нужен ты, именно ты! Ты нужен ей, Гэбриэл, нужен как воздух, как солнце, как вода…

     Полковник снова тяжело вздохнул:

     – А может, и наоборот, кто знает.

     – Эти космические дети! Они всё знают про нас и поэтому не понимают нас — земных смертных… На всех самых «лучших» войнах были Пророки, на этой войне эта участь досталась нашим детям.

     – Джон…

     – Кх-гга! Кх-гга! Сейчас будет… Гы-кга-гаа!!

     – Джон!!

     – Не труси меня, Гэбриэл, я не тряпичная кукла. Схватись за что-нибудь, сейчас будет… кх-ггыыы!!

     За долю секунды Гэбриэл почувствовал, как сердце вмиг оборвалось и со всего размаха въехало по пяткам — пронзительная боль стиснула всё тело. И сразу же за этим сильный дребезжащий сдвиг под ногами чуть не повалил его на пол. Полковник еле удержался на ногах.

     – Что это?!

     – Чёрная Смерть — сфера Соломоновых Рудников: подземные толчки силой в пять-семь баллов, пока что… Ядро планеты нервничает, а может быть — ядра! Хрен его теперь кто что знает.

     – Джон!

     – Ну что «Джон», Гэбриэл?! Мы ведь ничего на самом деле не знаем о центре нашей Вселенной так, чтобы быть уверенными наверняка, на практике. Точно так мы ничего не знаем о ядре нашей планеты. А ведь пространство планеты Земля дуально изначально — от своего сотворения в потрохах этой самой Вселенной. И это значит, что ответ на вопрос, откуда же берётся вся окружающая нас энергия, созидательная или разрушительная, в принципе, должен быть предельно ясен: два ядра сталкиваются — за счёт этого получается энергия, живая энергия. Впрочем, считай, что я ничего такого не говорил. Ядро — это как косточка у плода, правда, в косточке тоже две доли… Ах, чёрт! Эти ужасные сдвиги совершенно подорвали остаточный баланс моего здоровья.

     – А как же город, Джон? Индианаполис?

     – Весь мегаполис стоит на лазерных растяжках, сможет выдержать подвижки земной коры даже до девяти баллов, но не больше. И что бы там Миша ни говорила, завтра же пойдёте наверх, у вас осталось совсем мало времени — надо спешить! Скоро всему конец… Пойдём ко мне — время связаться с генералом Бэкквардом: с тех пор как из Наноцентра исчезла полковник Васильева, президент каждый день требует моих отчётов! После сеанса связи пойдёшь к Мише… Потом — спать: утро вечера мудренее! Нельзя пренебрегать мудростью своих предков, раз своего рассудка на сохранение созданного до нас «древними» нам не хватает. И вообще, тебе нужно хорошенько выспаться до завтра. Здесь пока всё, — профессор погладил Лео по волосам. — Пошли, Гэбриэл!

     – Ты не герметизируешь крышку физирефактора?

     – Волнуешься? Это уже кое-что… Сейчас физирефактор работает от восьмидюймового покрытия самого стола — этого вполне достаточно для летаргического состояния Лео. К сожалению, целой крышкой физигроба проблему не решить… Пошли, Гэбриэл, пошли: время!

     Профессор покатил своё кресло-коляску на выход. Они прошли в соседнюю комнату — кабинет Джона. Комната была совсем небольшой и непритязательной — сразу было видно, профессор бывал здесь только перед сном и то, если не засыпал в своей инвалидной коляске в какой-нибудь из своих лабораторий. Но старые пожелтевшие фотографии в рамочках на стенах и полки с книгами древних философов и врачевателей всех времён и народов, горящая в дальнем углу подвесная лампада из тёмного зелёного стекла в золочёной резной чаше перед старыми почерневшими образами православных святых, немногочисленная мебель на старинный резной манер придавали анахроническому аскетизму кабинетного пространства глубокой живой наполненности всё ещё здравствующего вживе отшельника.

     Профессор размашисто по-православному трижды перекрестился на красный угол с тускло мерцающей лампадой и низко преклонил седую голову перед единственно выделяющейся центральным светлым пятном иконой Матери Божией «Всех скорбящих Радость» в старом почерневшем окладе.

     – До сеанса связи ещё шестьдесят шесть минут — поговорим, Гэбриэл… Сигары в коробке и налей себе в стопочку: сегодня стаканами пить нельзя — разум должен быть ясным. И присаживайся, друг мой, мне нужно тебя слышать!

     Полковник взял с полки резной графинчик с профессорской наливкой:

     – Я так понимаю, Джон, выбора у нас теперь по-любому нет.

     – Мы всегда понимали друг друга с полуслова, друг мой.

     Гэбриэл залпом выпил полстопки наливки и открыл коробку с сигарами:

     – Такую водку я и в прежние-то времена чествовал только у тебя, а теперь и обыкновенной, должно быть, нигде не достанешь. Хорошую водку гонишь, Джон, настоящую: приглушает боль, прочищает мозги, почти русская медовуха — только что с ног не валит.

     Гэбриэл раскурил сигару и сел на стул в красном углу — под иконами. Профессор поставил свою коляску у кровати.

     – А что ты хотел?! Вот когда пригодилось всё, что получил в наследство от своих предков… Отец был шотландцем — занимался квантовой и атомной физикой, его самостоятельные разработки очень помогли мне в крионике. Мать русская из России — учительница русского и литературы, знала четыре иностранных языка, работала переводчиком в китайском и японском посольствах, отцу много помогала, ей было не до детей, хотя она очень меня любила. Моё воспитание — всецело дело рук моей бабки. Она меня, по сути, и вырастила, и дала всё родительское воспитание. И должен сказать, именно бабка научила меня не только отличному русскому, но и всяким дедовским премудростям — простым, но таким нужным особенно в трудные для человека времена: например, как варить русский самогон из всего, что есть под рукой, и делать из противной обжигающей мутной жидкости мягкое и чистое как слеза чудодейственное питьё, которое в России, между прочим, идёт как полновесное лекарство малыми и средними дозами. Впрочем, русским и большие дозы не вредят — с их-то чумным иммунитетом и водостойкими генами. А ещё научила меня бабка таким «бойскаутским» штучкам, как разжечь огонь при помощи двух простых булыжников, или как не замёрзнуть при минус сорока в голой степи или сибирском лесу в снегу выше крыши. А ещё научила жить не мозгами, которые то ли у тебя есть, то ли их нет — один Бог знает, а душой и сердцем…

     – Зачем ты мне об этом рассказываешь, Джон?

     – А затем, что будут мгновения в твоей теперешней жизни, когда вера и бесстрашие будут отступать даже от твоего закалённого сердца, Гэбриэл. Говорю, чтобы ты в самую тяжёлую лихую годинушку, которой тебе не минуть, не дал себе слабинки и не пал духом, и не дал потерять надежды другим!

     – Но, Джон…

     Профессор волновался и часто мешал американский с русскими словами:

     – Эти дети, эти солдаты, они жили одним днём, как и вы, Гэбриэл. Пора дать друг другу ещё один шанс на жизнь! И не только одного дня. Дети должны иметь мечты и желания, у которых есть будущее… Они пойдут за тобой! Ты станешь их богом, их верой, их надеждой: ты дашь им всё это! Я не верю в роковую судьбу, Гэбриэл. Будущее — в движении, значит, оно не написано, не предсказано до конца, в нём нет точек, а есть только троеточия, за которыми и есть судьба — судьба, которую выбираем мы сами… Не верь тому, кто скажет тебе, что дальше нет пути — это конец! Всегда помни: раз за тобой идут, значит, дорога всегда подскажет правильный путь…

     – Джон!

     – Не перебивай зазря!! Время не терпит суеты… Поговорим о насущном! Этот криобункер полностью автономен, он может существовать здесь, внутри земли, вечно.

     – Я так и подумал, это мне уже приходило в голову.

     – Но это не выход, Гэбриэл, не выход — не путь спасения… Да! Со многим можно жить, со многим можно смириться и даже выживать. Многое зависит от того, как мы воспринимаем этот мир. Для генокеров, никогда не знавших ни своего прошлого, ни прошлого своих создателей, — этот мегаполис и есть вся вселенная! И они не страдают, как мы: они живут, они дома. А мы — люди! Мы должны жить на поверхности, а наши дети каждый день видеть настоящее солнце, голубое небо над головой и дышать чистым кислородом девственных лесов, луговых цветов и горных трав. Наше родное солнце оно нам просто необходимо, жизненно необходимо: оно — наша жизнь, наша надежда, наша вера для будущих поколений. Мы смотрим на него, и мы точно знаем, пока оно светит — жизнь никогда не прервётся, не порвётся серебряная нить нашего будущего… Но эта безумная война лишила нас самого главного: детей — нашей серебряной нити, нашего будущего. И это преступление, которому не может быть оправдания ни на Небе, ни в Аду! Мы — титаны генетики и боги индустрии человеческой органики и инженерной бионики — не более чем учёные дураки и мелочные торговцы. Мы научились делать себе подобных! Но не научились элементарному: делать «качественных» детей — таких, каких рожают нам наши женщины волею Божией…

     – А генокеры?

     – Конечно! Нам, дуракам-учёным, очень повезло создать генокера — ведь создать нечто более совершенное, нежели это сделал Господь-Бог, просто невозможно, ни при какой сверхгениальности. В биоорганизме ведь всё сбалансировано с самого начала: размеры, давление крови, гормональный фон. И природа умеет этот баланс защищать! Генокеры — дети генной инженерии, дети несовершенного, малолетнего по разуму, техногенного и амбициозного, да ещё и парадоксально жестокого общества дурней. Наши «дети» — это лишь наказание за гордыню, войны и пренебрежение божественными законами Вселенной. И пока мы ищем, экспериментируем, убиваем живую клетку ради «мёртвого тела», последние крохи человечества вымирают, как динозавры в последние дни своего существования… Я тебе скажу вот что: мы не успеем слепить «качественного» ребёнка, как бы ни старались, не успеем — понимаешь? Но то, что не может сделать человек-бог, без смертельных потуг может Мать- Природа — это, Гэбриэл, могут сделать «адам» и «ева»!

     – В смысле, Танго и Красавчик?

     – Не надейся, я не приму это как шутку — не пройдёт! Ты никогда не был дураком, Гэбриэл, именно поэтому ты здесь и сейчас… Только в этой реальности чистому ребёнку не выжить! Мы уже это знаем наверняка. А за куполом Чёрной Смерти реальная настоящая жизнь. Я знаю, я уверен, я верю!! Верь мне, Гэбриэл!! Всегда есть шанс: последний и единственный, но он всегда есть — даже тогда, когда его не может быть в принципе… Жизнь на планете Земля она, конечно, не идеал. Но она именно то, что нужно нашим детям: солнце, небо, цветы, вода и любовь!

     – Подожди, Джон, сбавь обороты немного, передохни… Это только в кино нас стращают закрытыми зонами с уголовниками где-то там — на острове Монте-Кристо. Забудь про это! И давай подумаем о реальных вещах.

     – Забыть про мечту? Про детей?

     – Джон…

     – По-твоему, Монте Кристо — чистая писательская фантазия?! А как же Америка, заселённая беглыми колонистами, или Австралия, напичканная сплошными уголовниками?!

     – Я страхуюсь, Джон!

     – Нет-нет, ты говоришь не про то, Гэбриэл… Я знаю!! Я знаю, о чём говорю и к чему стремлюсь. Послушай меня, друг мой! Приходится признать, что Третья Мировая — что-то вроде библейского Всемирного Потопа: мы заслужили эту войну. Да!! Заслужили!! К началу Последней Войны четверть населения земного шара попросту превратилась в смертников-камикадзе: целенаправленное уничтожение ближнего своего стало первостепенной навязчивой идеей целых стран, целых народов... Но нам, помилованных смертью, как и Ною дан шанс.

     – Шанс…

     – Я скажу тебе больше, Гэбриэл: Последняя Война стала спасительным избавлением для всего человечества!

     – Как это, Джон? Я отказываюсь тебя понимать… Объясни!

     – Клонирование, генная инженерия, волновая генетика — это страшное оружие в руках младенцев стало набирать катастрофические размеры! Трансгенез, ксенотрансплантация, биореакторы! Ещё немного и по Земле разгуливали бы стада людей-кроликов и людей-шакалов: рабов и хозяев. И это было бы похлеще кастового разделения общества, когда один человеческий «подвид» не мог бы уже никогда претендовать на роль другого.

     – А ты точно не перегибаешь палку?

     – Или так, нанотехнология — как ярко выраженное захватническое революционное направление в науке. Не случись этого резкого поворота в истории, как эта Последняя Война, нанотехнология «как пик вершины светлого будущего» наверняка уже в скором времени привела бы к созданию совершенно нового оружия массового уничтожения, по сравнению с которым ядерная бомба покажется просто детской хлопушкой… и может быть, ещё приведёт…

     – Ты так и будешь меня радовать каждый раз чем-то новеньким?

     Профессор только покачал головой:

     – Во всех наших помоях ты просто захлебнёшься.

     – Что ты имеешь в виду, Джон?!

     – Если бы мы «подождали» с Третьей Мировой ещё пару-тройку десятков лет, сегодня человеческого мира как цивилизации, даже в том виде, который мы имеем на теперешний день, уже могло бы и не быть в помине! Потому что в случае с нанотехнологическими разработками, ни о каком сокращении нановооружений и контроле над ним соответственно не могло бы идти даже речи: нанооружие — невидимо, универсально и невиданной доселе мощности и эффективности! Я приложил максимум усилий, чтобы мой Наноцентр ушёл от военной программы как можно дальше — поэтому наш Наноцентр, через совместное соглашение с ОСОЗ, занимается исключительно медицинскими разработками… Итог применения нанотехнологического вооружения один: полное истребление населения враждебного государства. Мировой геноцид!

     – И это ещё не всё?

     – Представь себе, Гэбриэл, и это ещё не всё! Сейчас на наших перерабатывающих заводах запущена программа перераспределения отработанной энергии в работающую посредством произведения энергии из всё тех же Х-кристаллов. Но это теперь… А сразу после войны встал насущный вопрос об утилизации отходов всех типов: от атомных «кастрюль» до сточной канализации. Горячие головы предлагали создать и поставить на службу мегаполисов устройство для распыления всех видов отходов на атомы! Радея за чистоту нации, они совершенно не задумывались о катастрофических последствиях: ведь если произойдёт элементарный сбой, что является во всём обществе постоянным сопутствующим явлением всех наших техноразработок, «оно», это самое «атомное устройство», попросту начнёт уничтожать все полезные вещества биосферы, все подряд, включая, естественно, и нас самих, своих создателей…

     – Картины рисуются прямо из Ада.

     – А микророботы, которых мы всаживаем в последнее человечество, так ли уж они безобидны? Как ты думаешь, почему я сразу же отказался от концепции чистого техноробота и перешёл на поточную систему жидкокристаллического наночипа?! Да потому что, если наноробот, внедрённый в человеческий организм в качестве персонального домашнего доктора, даст сбой и произойдёт непредвиденное изменение программы — то сам человек уже может превратиться в потенциального робота-убийцу, запрограммированного изнутри зомби… Что, кстати, частично оговорено военной программой ОСОЗ. Я говорю о наночипе «военной полиции» — нанороботе с частичной программой одностороннего военного подчинения, когда солдат, став единожды солдатом, практически уже не может вернуться в лоно первичного выбора: он принадлежит армии! Нужно иметь такую неординарно сильную психику как у Танго — чтобы мочь в один день плюнуть на всё и пойти на волю. Или такую повёрнутую психику — чтобы как Чукки уже не вписываться в контекст полного и практически добровольного подчинения армии и её приказам. Или как Миша — чтобы иметь силу на принятие собственных штабных решений. Или как Лео — чтобы иметь чистую космическую кровь, плюющую сверху и на военную дисциплину, и на здравый рассудок.

     – Андрей со мной поделился информацией по поводу военного наночипа.

     – Да, штучка ещё та! Но выбора у меня на тот момент всё равно не было: Лео повязала меня по рукам и ногам — выбирать было не из чего… Наночип «военной полиции» вводится в мозг пациента. Положительные стороны: усиление нервной и мышечной системы, повышенное сопротивление организма к болезням и боли. Отрицательные стороны: частичная блокировка воли и самосознания — но и это не так уж страшно, если ты имеешь собственную силу духа от природы. Человек на то и человек, чтобы быть дитём божиим и иметь силу, равную Творцу! Другое дело, военный наночип меняет невидимое «покрывало» человека — его первоначальную и собственную чистоту человеческой расы. Это не просто наночип силы! Это серьёзное соперничество с личностным «Я» самого человека, это уже внедрение в те границы, за которые нам всё ещё никак нельзя: мы не готовы к таким самостоятельным прорывам и запредельным экспериментам — мы всё ещё несмышлёные младенцы не при здравом рассудке.

     – Да, Джон, как и тогда — в нашу первую встречу, так и теперь — спустя целую жизнь, ты опять понаделал дел со своим необузданным гением. Тебе не кажется, на самом деле Лео всегда было с кого брать наглядный пример даже без лишней агитации?

     Профессор покачал головой:

     – Правительственный Совет ОСОЗ практически сразу наложил полномасштабный мораторий на программу всех разработок нанотехнологий, кроме медицинских. Мы вплотную подошли к черте, когда нанороботы в состоянии прожить без своего заносчивого создателя, и нанороботы-строители в этом отношении наиболее опасны: если их пустить в работу — можно считать, что с нами уже покончено! Их эффективность, при мгновенном самообучении для создания и воспроизводства бесчисленных копий самих себя, приведёт к моментальному захвату власти с венцов своих прародителей. Воспроизводясь подобно вирусам, они будут способны расти как сорная трава, потреблять любую частоту солнечного света, воду любой консистенции, минералы всех видов, питаться кислородом или даже углеродом, а также, как и большинство вирусов, органической материей и людьми как животными. И вот тогда может начаться настоящий кошмар… Что там мы — венцы природы!— со своими клонами и генокерами. Скорость, с которой могут размножаться нанороботы, не поддаётся осмыслению. Но могу сказать точно: один размножающийся наноробот воспроизводит «серую слизь», способную сожрать всё живое на Земле всего за пару дней или за пару часов.

     – Господи! Джон…

     – Так что мы можем — Дети Вселенной? А собственно, ничего такого! Мы даже не можем справиться с теми мутантами, которых понаплодили и повыпускали из своих лабораторий. Создав монстров, мы не в состоянии их контролировать… Да мы фактически даже своих детей никогда не могли контролировать, что уж тут говорить о генетически усовершенствованных мутантах. А потому метод восстановления порядка у нас всегда один: уничтожать всё, что неподконтрольно человеку! Точно так же, как мы запихивали своих детей в психушки и детские приёмники, когда не могли с ними справиться… А ты знаешь, почему всё так сложно? Почему нам до Творца как раком до Москвы? А я тебе отвечу: мало слепить кусок мяса! Оказывается, даже на образование формы физического тела влияет некое внешнее информационное поле: морфогенное — по науке! Это значит, что для описания живого человека необходимо как минимум 1025 бит информации, а ДНК способна сохранить максимум 1015 бит! А что мы знаем о душе, за сим поселяющейся в новом теле?

     Гэбриэл нерадостно вздохнул:

     – Мы сами для себя-то тёмный лес.

     – Точно, Гэбриэл... Вот и получается, от старых прописных дедовских истин по-прежнему никуда не деться: основная часть информации о жизни и судьбе человека записана и вечно хранится в информационных полях мироздания — в Космических Книгах Судеб… Вот так мы, извини, в очередной раз обосрались со всеми своими нано, транс, ксено и всякой иной генной и просто технофобией! Единственная мутация, которую мы сегодня терпим в своей среде, это генокер: «человек самовосстанавливающийся» — homo stimus, в которого для собственной перестраховки мы чуть ли не с самого рождения запихиваем наночип «военной полиции», чтобы хоть как-то можно было контролировать существо «с нашего образа и подобия». Тем не менее, мы не забываем отправлять их на «разборник», когда нам становится страшно от их присутствия рядом с нами — слабыми, подлыми и бездушными царьками… А ведь всё шло по замыслу Божьему: на смену «человеку разумному» должен был прийти homo spiritus — «человек духовный». А вовсе не homo stimus — отвёрнутая ветка эволюции рода человеческого. Но мы же чтим себя «царями» — вот и получаем «детей от дьявола»!

     – Ты говоришь тяжёлые вещи для моего мозга, Джон.

     – А что, скажи мне, друг мой, значит наш гениальный человеческий мозг, когда дело касается глубинных страхов наших тёмных душ?! Да и сам этот так называемый человеческий мозг — даже этот царственный инструмент самовосхваления не у каждой особи сапиенса есть: у некоторых вместо серых борозд бульон из морского супнабора — вода водой!! Мы были почти на пороге физического вакуума как перехода к «человеку разумному», мы почти приблизились к истине понимания и осознания Мироздания — почти! Техногенное развитие нашей цивилизации в парадигме физического вакуума в своём итоге привело бы к отсутствию техники как таковой, оставив лишь её функции и переместившись от механических носителей технических функций на уровень полей и элементарных частиц. Ведь идеальная техника — это та, которой нет, но функции её по-прежнему выполняются. То же относится и к идеальному Духовному Началу — к Богу, которого как бы нет, но функции его налицо: Бог-Творец одновременно везде и всегда! Мы фундаментально подобрались к физическому вакууму, в котором находится такой ресурс энергии, что его в состоянии хватить на создание новой вселенной, когда само пространство может перемещать человека туда, куда он сам пожелал бы. Благодаря русским разработкам мы уже вплотную подошли к вихревой энергетике физического вакуума, оставалось совсем немного…

     – Но мы в который раз свернули не туда.

     – Точно, Гэбриэл!! Мы пошли по ложному пути «харпов» и «психотронников». Это можно было бы назвать началом конца, развязкой за наши собственные деяния… Впрочем, не следует при этом забывать, человечество уже неоднократно переживало и технические, и промышленные, и научно-трансгенные революции! Неизменным остаётся одно: любой технопрогресс — это тупиковая ветвь развития. Ядерная зима, ядерная жара, ядерный потоп — мы не первые, кто получает это за свои грехи! Человечество на протяжении тысяч и миллионов лет подвергалось подобным наказаниям за грехи всего рода человеческого… Но всегда был дан путь спасения — он всегда был! Не стоит отказываться от той последней лодчонки, что посылают нам во спасение, какой бы утлой она нам ни казалась. Всякий раз мы с этим справлялись — справимся и теперь, Гэбриэл!!

     – Я так понимаю, ты снова возвращаешься к Соломоновым Рудникам?

     – В самую точку! И в этом смысле Чёрная Смерть — уже наше собственное мировое очищение и всемирная надежда на очередное спасение… наш собственный апокалипсис…

     – И всё же: почему ты так стремишься к Соломоновым Рудникам, если весь оставшийся мир считает их смертью, и никто не знает, что там на самом деле?! Где гарантии, как ты говоришь, последней лодки?!

     – Этим ты мне и нравишься, Гэбриэл: гарантии! Одна из составляющих твоего успеха… Во все времена, друг мой, существовала и будет существовать ветвь, которая является определяющим фактором процесса развития информационной системы на нашей планете. До нас, я имею в виду многие миллионы лет назад, это были иные или параллельные ветви развития. Но так уж было угодно Творцу, что последней глубинной ветвью стали мы: люди! Такие, какими мы их знаем и теперь, всё ещё знаем. И даже сейчас, на краю очередного апокалипсиса, очередной всепланетной гибели всё ещё от нас зависит, каким путём выжившее человечество подастся в будущее… Должен, кстати, с тобой поделиться, как с человеком компетентным и осведомлённым: никакой из закрытых городов и ни одна из подземных баз иных, прежних народов, нас к себе не принимают — ни в гости, ни на постоянное место жительства.

     – А как же Общество Девяти: МСОЗ — Мировое Сообщество Охраны Земли?! Частично вникнув в наше последнее «цивилизованное» положение, я уже был практически уверен, что ОСОЗ — это дочернее ответвление «девятки» по всемирному спасению человечества!

     Профессор по-дурацки захихикал:

     – Зря надеялся, совсем зря… А так хотелось бы получить помощь от супер-«девятки», понимаю, понимаю… хи-хик!

     – Джон, перестань хихикать, как Мэлвин на гвоздевом складе!

     – Да, Гэбриэл, дела из рук вон плохи — согласен! Своими сверхнеразумными действиями мы добились того, что на этом крайнем этапе, так сказать, эволюции «царей природы» от нас отвернулись все! Или почти все…

     – Значит, всё-таки кто-то с нами?

     – Если и существуют такие зоны как «города гениев», закрытые различными энергетическими щитами, то они где-то рядом с нами на одной планете.

     – Ты опять возвращаешься к Соломоновым Рудникам, Джон! Не хочешь ли ты сказать, что один из таких «городов гениев» — это Соломоновы Рудники, накрытые Чёрной Смертью, смертельным полем чёрной дыры, позволю тебе напомнить.

     Профессор снова хитро захихикал и даже потёр руки:

     – Последняя лодка под чёрными парусами на Тропе Костей… Не знаю, это он самый или нет — «город гениев». Но то, что он под щитом, это неопровержимый факт! И не просто под щитом, а одним из самых мощных энергетических щитов даже как для Вселенной. К тому же, насколько теперь доподлинно известно, мало контролируемым, если этот энергощит вообще можно контролировать. Ведь всё, абсолютно всё в пространстве и во времени складывается из энергии. А мы знаем о Вселенной ровно столько, сколько нам позволено.

     – Кем? Кем позволено, Джон?

     – Вселенной… Не всё в нашей власти — как считалось раньше! И если кто-то там не хочет нашего окончательного прогресса, то у нас всё ещё есть шанс на спасение. Ведь если следовать определённой логике кругового спиралевидного расклада, всё движется до точки какого-то частотного импульса, соответствующего данному измерению, затем возвращается на круг золотого сечения — и снова падает до самой низшей, но ни в коем случае не конечной точки «родного стрельбища». Ты думаешь, у нас и сейчас прогресс? И мы всё ещё движемся со всеми своими технологиями вперёд? А что, если я тебе скажу: средневековье на пороге! И очередной апокалипсис этому прямое подтверждение… Я уверен, нам не дадут развить наши генетические эксперименты на «людской почве» до пункта нашего окончательного падения: всегда будет вот такой выход — как Соломоновы Рудники… или что-то в этом духе, что-то очень похожее…

     – Зря я в тебе сомневался, Джон. Ты по-прежнему радикальный шовинист!

     – Зря шутишь, Гэбриэл! Всё было предрешено заранее — я в этом уверен! Даты появления ключевых технических новшеств и наиболее бурный прогресс в соотношении с населением планеты пришёлся вовсе не на рубеж XX и XXI веков — как мы все думали, а на конец века XIX. Именно эта эпоха рождения электростанций, телефона и автомобиля оказалась самой знаменательной и плодотворной для всего мира! Впереди нас ждали уже не сияющие перспективы, а полный застой. Только мы ещё об этом, увы, не догадывались, рассчитывая на весомый и скорый прорыв на пути к собственному бессмертию. И ничего особенно нового мы не создали за последние сто лет, разве что усовершенствовали творения «древних» до собственного погребального мавзолея.

     – Что ты хочешь сказать, Джон? Что своим скачком в технопрогрессе мы подписали себе смертный приговор — всё человечество?

     – Третья Мировая Война — это не случайность, Гэбриэл! Техночеловечество как таковое, как индивидуум, себя полностью исчерпало, изжило на корню. Особенно в том виде, в котором мы наблюдали его последние десятилетия. Ты просто не был свидетелем этих последних сорока лет.

     – Честно говоря, абсолютно не чувствую по этому поводу каких-то особых разочарований.

     – Вот видишь, друг мой любимый. Говорю тебе в который раз, ты — счастливец! Если бы ты только знал, во что мы превратили нашу прекрасную планету… Война — это лишь закономерность в долгом процессе стремительного саморазрушения. Ты думаешь, что человек, коим ты узнаёшь его сегодня, как зрелище жалкое и убогое, стал таким теперь? Нет!! Он был таким уже и двадцать лет назад, и ещё шестьдесят лет назад, когда мы начали всем миром играться в опасные политические игрушки под названием «холодная война» и «гонка вооружений»… Войны, с их неизбежными жертвами и ужасными травмами, это более чем закономерность, это послание из будущего — нашего будущего! Это предупреждение о Последнем Судном Дне для тех, кто не хочет одуматься. Шанс, даже таким страшным путём, как война, он всегда дан! Шанс опомниться, остановиться… И поэтому все эти монстры за стенами города ничто — по сравнению с тем, что нас могло ожидать уже теперь, уже сегодня. И генокеры это всё ещё мы — люди! А вот люди-мутанты — это уже не мы, это новое ответвление, не имеющее ничего общего с цивилизацией людей. Ещё немного и люди-мутанты станут властителями этой планеты — по принципу нанороботов-строителей, потеснив даже такую массивную силу, как генетические монстры за стенами наших последних убежищ... Мой друг, мы всё ещё на пути очищения, на пути очередного Всемирного Потопа и нового Огненного Армагеддона.

     – Нового Огненного Армагеддона?

     – Гэбриэл, когда эта Последняя Война огненного очищения только начиналась, некоторые лаборатории таких стран, как Китай и Америка, успели запустить в открытый направленный эфир волновую информацию на самоуничтожение. Слава Богу, их успели остановить их же деяния: самоуничтожающая информация привела к частичному запуску ядерных установок и всякого другого космического звёздного мусора. Младенец, запустивший «машину времени», естественно, не смог с ней справиться, а тем более остановить разогнавшийся паровоз! Итог: жалкая кучка людей и мутантов! И всё же это лучше «мирного СВЧ». Лучше! Потому что наша американская программа ХААРП не оставила бы от нас всех даже жалких воспоминаний: «нанороботы» волновой генетики — это оружие полномасштабного самоуничтожения.

     – Мы всегда знали, что нас курируют. Почему же не были поданы знаки спасения?

     – Знаешь, Гэбриэл, знаки спасения подавались человечеству всегда — во все времена существования на этой планете и в Космосе вообще. Нас никогда ни в одной беде не оставляли на произвол Великому Хаосу Безвременья… Ты удивишься! Но самым сильным проявлением такого рода «знака» перед Последней Войной стали цунами. Да, да! Обычные сверхразрушительные цунами — как следствие отвратного отношения людей друг к другу. Человечеству приходится платить за неразумность своего поведения на Земле, и иногда эта плата становится больше, нежели по плечу призванного отвечать за свои поступки. Но Космос — это Творец и это Судья: он имеет право спрашивать!

     – Подожди, Джон! А как же бесчисленные невинные жертвы?!

     – Ах, Гэбриэл! Как это ни парадоксально, невинных жертв не бывает... Ведь и сегодня, уже после всепланетного апокалипсиса, люди всё так же направляют свои знания, силы, умения, творческие способности совершенно «не в ту степь» — как говорила моя бабка. А Космос — вовсе не проявление деградации, не хаос, а лишь совокупность законов эволюции духа и человеческого сердца. Естественно, что человечество, особенно техночеловечество, не желающее соблюдать законы того, чьим порождением оно является, обречено… Мы разрушили многое из того, что могло стать основой моста для перехода рода человеческого в настоящее будущее, в его новое состояние! Мы этого не сделали — даже ради своих детей. Мир вокруг нас, сегодняшний мир — лишь цепь причин и следствий, творимых нами же, нашими желаниями и нашими пороками… кх-гга!.. кх-гга!..

     – Мрачная картина… и если честно, дружище, я ещё не всё понимаю…

     – Я ещё не договорил! То, что мы имеем сегодня, это — расплата за вчера… Наши селения стали похожи на цветочный куст, насквозь поражённый грибком тления и неизбежного распада — вот что значит сегодня современный Индианаполис и ему подобные мегаполисы на Земле. Индианаполис: Город Молодых! Так его теперь называют. Почему? Ты увидишь завтра собственными глазами… Из стариков-людей остались жалкие островки: байкеры и «городские кондоры» — в нашем знаменитом Бруклин-городе, кое-что — в Форте Глокк, в Военном госпитале для ветеранов и ещё «старая гвардия». Всё!! Остальное — город молодых и людей-мутантов… И этот город обречён, Гэбриэл!

     – Обречён? Может быть, ты всё-таки преувеличиваешь, Джон?

     – Если бы… Весь этот так называемый прогресс в нанотехнологии и генной инженерии, в лазерной технике и в новом видении мира по-американски — всё это давно пройденный этап самопоглощения на довольно коротком этапе… Вот ты думаешь, Джон Румаркер — гений от науки и король нанотехнологий! Чушь собачья! Всё было до нас, всё будет после нас ещё бесконечное число раз! Только уже без нас — раз мы такие свиньи… Вселенная разумна как сам Творец! Вселенная каждому из нас предоставляет шанс начать всё сначала — каждому. А нанотехнологии! Так на зауральских реках находили тысячи «спиралек» размером с блоху и возрастом от двадцати до семисот тысяч лет, являющихся не чем иным, как деталями древних нанороботов, ничем не уступающих в качестве моим собственным «прорывным» нанотехнологиям. И электрические лампы светили себе на полную мощность ещё в Древнем Египте! Да и триста миллионов лет назад люди варили уху в железных котелках — можешь не сомневаться… Весь этот прогресс в нанотехнологии и лазерной науке — ничто! Раз вся духовность человеческого рода окончательно сошла на нет, раз прогресс науки и техники не сопровождается нравственным прогрессом человеческого общества. У такого человечества нет ни малейшего шанса на выживание! Индианаполис обречён — как Содом и Гоморра! Конец уже близок.

     – Джон…

     – Потому я и поднял из небытия Команду «Альфа»! Подобно тому, как ушедших богов возвращали на землю уже в лике пророков и мессий — в лике человека смертного… Ты здесь — никто, ещё меньше, чем там — в прошлом. Этот мир тебя не знает и не захочет знать: ты ему не нужен! Но ты был богом для этой пустыни человеческих страданий — и теперь это твой шанс довести дело до конца, твоё дело, Гэбриэл! А их — девчонок и моей внучки — шанс, наконец, обрести себя… Я говорю тебе честно: выбора я тебе не оставил, Гэбриэл! Сейчас ты этого ещё не понимаешь до конца, нужно немного времени для полного осознания. Город тебя вернёт в настоящую реальность, а сердце укажет тебе верный путь. Это придёт позже, но неизбежно… И сделал я этот выбор намеренно: у вернувшихся богов всегда есть определённая миссия! И пока они её не выполнят до конца, оковы с мессии не спадут, и свобода выбора будет ждать за углом… Ситуация полностью вышла из-под контроля. Один Господь-Бог ведает, почему мы всё ещё живы. Но так или иначе для нас путь спасения один: Соломоновы Рудники! Наш собственный путь спасения!

     Профессор протянул Гэбриэлу полстопки водки, вторые полстопки он взял себе:

     – Пей, мой верный друг! И я — с тобой…

     – Тебе столько нельзя, Джон!

     – Пей!! За моих детей и за твоих солдат: за Лео и Андрея, за девчонок — Мишу, Танго и Чукки — за твою Команду «Альфа»! — профессор сам стукнулся с полковником и залпом выпил водку.

     – Команду «Альфа»?

     – Команда «Альфа»! — профессор утвердительно кивнул головой. — Точно, мой верный друг! У твоих ребят большой опыт боевых действий. Вы доведёте Лео и моих девчонок до Соломоновых Рудников и обеспечите им полное прикрытие на случай непредвиденных обстоятельств, которых будет в избытке на всём пути на Тропе Костей, поверь мне.

     – Я так смотрю, Джон, ты просто боготворишь своих «воспитанниц»… и эти твои девчонки-герои…

     – Они не герои, Гэбриэл, просто им повезло — им удалось выжить, как и вам во Вьетнаме.

     – А ты… точно не перегибаешь палку в отношении статуса Команды «Альфа»? Мы не всесильны! Даже несмотря на всю твою тяжеловесную веру в нас.

     – Там, за куполом Чёрной Смерти, точно такие же люди, как и вы… Я верю! Я знаю! Я уверен! Вы справитесь, Гэбриэл! Я это знаю точно.

     – Но…

     – Никаких больше «но», Гэбриэл… Скоро всё будет окончено! Чёрная Смерть движется к центру планеты — энергия ядра становится нестабильной и подземные подвижки земли всё сильнее. Но не они причина моего настоящего беспокойства… Взрыв неизбежен! Но планета не погибнет — как выстояла и в худшие времена глобальных апокалипсисов: взорвётся не ядро, оно слишком хорошо защищено, а сфера чёрной дыры, которая накрывает Соломоновы Рудники.

     – Насколько я что-то смыслю в данном вопросе, чёрная дыра всегда порождает своё подобие.

     – Ничего ты не понимаешь! О «чёрной материи» неизвестно ровным счётом ничего. А я рассчитал — высчитал: при взрыве чёрной дыры Соломоновых Рудников энергия всей сферы Чёрной Смерти обратится в нестабильную неравномерную энергию в разрежённой среде Земли, а проще — в хаос…

     – Вот успокоил!! И разве я не о том же? Но тогда, в лучшем случае, всё будет подчистую сметено с лица всей планеты — всё, что ещё осталось!

     – Ничего не осталось, Гэбриэл, ничего… Мутанты, захватившие землю, кучка конченых людишек без способности даже к размножению, да ещё гнилые болота и безжизненные голые пустыни, кишащие генетическими и мутировавшими монстрами. Ничего не осталось, Гэбриэл, ничего… Да, многое будет сметено с лица этой планеты! И не только на поверхности. По моим расчётам не менее десяти тысяч футов ниже уровня мирового океана будет здорово подчищено круговой волной хаоса — глубина будет варьироваться в зависимости от того, где какая пройдёт волна и сила удара.

     – Ты похож на маньяка, Джон! Ты знаешь об этом?

     – Я и есть маньяк: сумасшедший гений-учёный… уже давно…

     – Но ведь всё уничтожить невозможно. Так или иначе, монстры всё равно останутся… где-то в глубинах земли, в расщелинах океанских впадин…

     – Конечно останутся! Как когда-то осталась часть динозавров и тех, кто были до них и после. Но те, кто останутся в глубинах, по существу, там и останутся — вроде «лохнесского фактора». Новое поле Земли не даст им возможности какое-то время внедриться в новую оболочку планеты, а к тому времени, когда они адаптируются к новым условиям, пройдут десятки, а может, и сотни лет.

     – А ударных волн — их будет несколько?

     – Точно, Гэбриэл! Хаос восторжествует на несколько месяцев, а может, и лет.

     – Ты уверен, что не на пару сотен лет?

     – Год — два максимум! Мать-Природа не любит долгого беспорядка в своём доме… Сначала будет хаос! Потом начнутся дожди — библейские. Я высчитал: проливные дожди до сорока дней — не дольше. Но Всемирного Потопа не будет — нет! Слишком большая доля динамики пропорционального действия взаимоисключающих приложений. В любом случае после нескольких месяцев всепланетного хаоса начнётся новая жизнь, всё сначала, Гэбриэл! Кислотные дожди сойдут в первые же месяцы, и пойдут дожди жизни — земля и вода снова станут первородными и будут готовы принять новых поселенцев. Я всё-всё рассчитал — я высчитал, Гэбриэл!! Верь мне!!

     – Джон, при всём моём уважении к твоему гению, ты не можешь такое просчитать до точного прогноза, который ты мне здесь выдаёшь: ты не Господь-Бог!

     – Гэбриэл, Гэбриэл… Жизнь никогда не останавливается на полпути — никогда!

     – Но ты действительно уверен, что Соломоновы Рудники окажутся теми самыми Райскими Садами, откуда обычно появляются при всём своём фиговом параде Адам и Ева? И которые приютят нас на время очередного всепланетного хаоса… Хаос не будет выбирать себе определённые места — ты сам сказал: сметёт всё на своём пути.

     – В этом плане нет причин для серьёзных беспокойств… Как бы это попроще тебе растолковать?

     – Лучше попроще, Джон… Знаешь, сорок лет полного отсутствия какой-либо информации действительно сыграли с нами злую шутку: я стал что-то туго соображать. И совсем плохо понимаю и тебя, и твоих «детей». Давай-ка, попространнее, Джон: хаос, бразильские рудники, чёрная дыра…

     – Конечно, Гэбриэл, конечно! Всё как ты скажешь… Чёрная дыра? Пожалуйста! Чёрная дыра представляет из себя такой весьма интересный информационный парадокс — просто целое поле колоссальной информации, которую нельзя или просто невозможно проследить. Но согласно общепринятой до Последней Войны версии, все чёрные дыры внутри совершенно одинаковы и отличаются друг от друга лишь массой и диаметром так называемого горизонта событий, в пределах которого ничто не может покинуть этот объект. По вычислениям известного физика Стивена Хокинга получалось, что попавшая в чёрную дыру частица никак на неё не влияет, кроме, разумеется, соответствующего увеличения массы. Но эта теория — полный бред!! Она порождает противоречие с одним из законов квантовой механики: законом обратимости! То есть получается, что чёрная дыра уничтожает, «поедает» всю информацию… Какая просто наиглупейшая несуразность! Ведь этого попросту не может быть: элементарные теоретические вычисления должны быть в состоянии проследить любой процесс — вплоть до условий, которые запустили его.

     – Чёрная дыра — пожиратель материи — это классика. А чего там «про ещё чего-то» я уже не понимаю.

     – Хха!! До чего ж бывает туп простой обыватель и не простой — тоже… Да кто тебе сказал, что классическая чёрная дыра — простейшая классика?! Даже исходя из простейшей квантовой теории суперструн, мы запросто получаем самый классический из классических догматов: в разных чёрных дырах квантовая суперструнная чёрная дыра, или как её ещё называют «пушистый клубок», может иметь самые разнообразные формы! Это словно миллионы лиц на одном полотне… Чёрные дыры, как любая индивидуальность, уникальны и неповторимы! А это значит, что вот то самое чудовищное тяготение, которое и характеризует саму чёрную дыру, отнюдь не превращает окружающий звёздный материал в некую абсолютно классическую однородную структуру — нет! В этих прекрасных индивидуумах, чёрных дырах, ничего не растворяется бесследно: в запутанном переплетении квантовых струн остаётся вся самая полноценная информация о всех частицах без исключения, породивших космического монстра…

     – Тебе не кажется, Джон, что ты слегка… увлёкся?

     – И само пространство, и вся информация, попавшие в чёрную дыру, в ней сохраняются — обязательно сохраняются! Ты спросишь меня: для чего? Отвечу: для создания нового пространства… Ведь согласно квантовой теории суперструн, частицы приобретают в недрах чёрной дыры такую колоссальную энергию, что она их просто выбрасывает в девятимерное пространство.

     – Чего?! Куда выбрасывает?!

     – В девятимерное пространство!

     – Нам только этого не хватало: из двадцать первого века — в хрен знает какое время, а из трёхмерного пространства — в тридевятое государство. Час от часу не легче! Чем больше я тебя слушаю, Джон, тем мне почему-то всё меньше и меньше нравятся твои как обычно бредово-гениальные идеи.

     Профессор ударил ладонями по подлокотникам своей коляски:

     – Остынь, друг мой! Я не ставлю телегу впереди коня: всему есть резон — коли на то время… Те чёрные дыры, о которых я тебе только что поведал, выполняют во Вселенной вполне определённую функцию: они являются своеобразными туннелями, через которые информация из нашей трёхмерной вселенной отправляется в многомерный мир — Океан Абсолюта, Мир Творца, Небеса Обетованные! Назови как хочешь — сути это не меняет… И таков путь многих, кто очутился в нашем измерении, пройдя это поле от края и до края, но не для тех — кто ещё здесь и сейчас!

     – Не понял… ты же только что сам доказывал, что…

     – Что чёрная дыра — это разрушающее созидание… Но!! В случае с Чёрной Смертью динамика чёрной дыры — это чистое обращение в себя как в зеркало. Планета Земля со всем её недоразвитым неандертальцем-лемурийцем очередного апокалипсиса оказалась ещё не готова к такому масштабному переходу — как Райские Сады Эдема! Когда Чёрная Смерть взорвётся из-за нестабильного перенапряжения внутренней энергии расшатанного ею же земного ядра, в месте её крайнего поля кольца замыкания образуется новый купол, который тут же опять замкнётся и накроет собой внутреннюю область Соломоновых Рудников, но уже не внутренней энергией, а внешней… и это будет уже не чёрная дыра, не её собственная динамика внутричудовищного тяготения — потому что её собственная перенаправленная энергия обратится в нестабильную энергию мыльного безвекторного пузыря… Проще объяснить не могу!

     – Кое-что я понял… Но, Джон! Ты должен это знать наверняка, со стопроцентной уверенностью. Твоя безапелляционная вера в Соломоновы Рудники, которые для тебя самого тёмный лес, меня как-то… пугает.

     – Доктор Дмитриев мне достаточно хорошо знаком — и по его практике, и по его теоретическим работам, чтобы иметь на этот счёт свои собственные твёрдые убеждения. И я совершенно согласен с его утверждением, что несколько параллельных страхующих оболочек, окружающих нашу планету — твёрдая, жидкая, газообразная, плазменная и одухотворённая, — представляют собой единую систему, предельно устойчивую к любым нашим и «ненашим» воздействиям! И человеку, даже при всём его титаническом старании, до конца её никогда не разрушить: она, как кусочек сохранившейся живой печени, в состоянии самонараститься буквально из ничего, из небытия, из полного хаоса. Твёрдый пример этому наше всё ещё существование — даже в таких ужасающих условиях. Неужели ты думаешь, я пошлю свою внучку и своих единственных друзей на верную гибель?! Я хочу спасти вас!! Вас всех: этих девчонок, Команду «Альфа», Лео…

     – Лео, Лео! Не наседай на меня, Джон… Ты всё время говоришь о своей разлюбимой внучке! А как же твой сын? Пусть даже такой — «искусственный».

     – Увы, потери неизбежны, ты это знаешь так же, как и я, Гэбриэл… Андрей — генокер, он не сможет пройти защитное поле Чёрной Смерти. И ему незачем туда идти!

     – Жестоко…

     – Жестоко, но неизбежно. Мой мальчик достаточно сильный, чтобы понимать: настоящая сила только та, что способна принести себя в жертву. И я с этим смирился, как и со смертью своих родных… Но я никогда не смирюсь с потерей Лео — как наше защитное поле планеты не мирится с нашими периодическими апокалипсисами. Пока я жив, я буду за неё бороться, даже за такую — непутёвую… Гэбриэл, я все расчёты проверил сотни раз, на самом наглядном примере «близкого контакта третьего рода».

     – Каком это ещё «самом наглядном примере»? Чем ты опять меня пытаешься запутать?

     – Чёрное море! Чёрное море на юге России — последние сотни лет оно стабильно было живым и мёртвым одновременно — модельный природный пример «нашей» чёрной дыры: вход есть — выхода нет! То есть он, конечно, есть, но на другой частоте — близкой к частоте параллельной, почти зеркальной. Это же можно показать модельно даже на примере нашей планеты. Вход есть — выход только на другой частоте, но не на той же, что и вход: чёрная дыра! Так вот, друг мой, когда Чёрное море взорвалось…

     – Чёрное море взорвалось?! Само?!

     – Само?! Когда это во времена таких глобальных войн что-то взрывалось само без приложения руки сапиенса премудрого? Так вот, когда Чёрное море взорвалось из-за нарушенной грани балансирующей нестабильности плазменной бионики, энергия хаотичного выхода образовала на время новую чёрную дыру совершенно иной частоты, которая моментально рассеялась — именно из-за нарушенного баланса чужеродной частоты… Смекаешь?!

     – Не очень…

     – Не размахивай своей сигарой у меня перед носом, Гэбриэл… Произошла сиюминутная разгерметизация стыка перехода одной энергии в другую — из-за несовместимости новой частоты и той действительности, в которой мы сейчас находимся. Но этого кратковременного момента оказалось вполне достаточно, чтобы на тот период времени пока сфера удерживалась, волна разрушающей хаотичной динамики ослабла — в результате чего остров Крым не только большей частью остался цел, но и частично сохранил своё энергетическое поле собственной биоструктуры! Осыпались только некоторые края, но это совершенно не меняет общей концепции и целостной картины спасительной реальности. Теперь ты меня понял, Гэбриэл?

     – Может, я и отличный солдат, но все эти объяснения… хаотичная динамика, спасительная реальность… И всё же что-то есть в твоих словах, Джон, что всё-таки вселяет в меня определённую уверенность в твоём решении идти на бразильские рудники.

     – Значит, ты поведёшь их? Их всех! Команду «Альфа» и этих девчонок: Мишу, Танго и Чукки — я ведь тоже выбрал их не случайно, Гэбриэл.

     – Ну это уже три дня как не секрет… Но как ты делал свой выбор? На что ставил, Джон? И всё ли так понятно тебе самому в этих даже на вид непростых солдатах?

     – Я слышу в твоих словах, Гэбриэл, и осуждение, и порицание, и даже всё тот же вечный щепетильный вопрос мужской гордыни: зачем?.. Не суди их строго! Они, конечно, не сахар, как вы, и даже не женщины в том понимании, которого требует от них наша извечная мужская логика. Но их жизнь — это год за десять! Не стоит судить о них только по их странному поведению, просто оглянись на себя самого и своих ребят. Да, признаю, все мои девчонки с большими изъянами: психика, кровь, пагубные привычки… Одна токсогенная кровь Миши чего стоит, она уже почти неподконтрольна даже мне.

     – Очень мило!

     – Но я приложил максимум усилий, чтобы вернуть им всем человеческое лицо! Никто из этих девчонок не имеет устойчивой психики — в нашем мире это просто невозможно. Но зато они все — люди! А это теперь, что песчинка настоящей жемчужины посреди песка мёртвого моря… Они — солдаты Третьей Мировой, как вы — солдаты Вьетнама. Они очень хорошие солдаты, они выжившие солдаты. И они в этом мире такие же чужие, как и вы, Гэбриэл.

     – А зачем тебе полковник Васильева? Должен признать, фигура Миши — самая странная и противоречивая в этом твоём «джентльменском квартете». Ты и сам не будешь этого отрицать… Зачем она тебе, Джон? Эта смертница.

     – Русская.

     – Не понял!

     – Да всё ты понял, Гэбриэл. Кто-кто, а русский выживет и с оторванной головой, да ещё и посмеётся над своим безмозглым «чайником» и спросит: «Кто потерял?» Русскому главное не потерять, что между ног… торчит!

     – Джо-о-он…

     – Нет времени на галантные расшаркивания, Гэбриэл! С наступлением рокового часа жизнь оценивается уже с позиции смерти, с позиции вечности… Впервые за всю историю человечества настолько стали размытыми сами понятия и жизни, и смерти, что теперь и бояться-то стало не за что: жизнь как человеческая ипостась утратила свой первостепенно заложенный смысл… Или что?! Тебя пугает, что Миша видит тебя насквозь, что при всех своих грубых штабных замашках она умеет тонко посмеяться над проблемой через чёрно-белый юмор, что для неё загнанный угол — двери на выход? Русских пугать концом света — всё одно, что выкрутить лампочку в доме, к которому не подвели электричество. Русский бессмертен: он может умереть, но только от одного — лопнуть от смеха! Миша — наш счастливый талисман, наша птица сирин, наша защитница-сирена! Наша Птица Счастья…

     – Когда это сирены успели стать «птицами счастья» да ещё мировыми защитницами?!

     – Когда поселились на Святой Русеи! Там, на Руси, Птица Счастья — крылатая Сирин весь мир держала под ногтем. И на Руси всякому люду была и матерью-покровительницей, и воином-защитником.

     – Хха!! Полковник Васильева — сирена!! Сродни вспоротой кишками наружу консервной банке с разорванными тупым ножом рваными акульими краями.

     – Что, зацепила, да? Рванула по самому краю сердца? Волхвовки они такие: зацепят — до смерти останутся непостижимой загадкой.

     – Ну… не такая уж она непостижимая…

     – Не зарывайся! Я же видел, она сразу потянула тебя к себе, как магнитом.

     – Джон, нельзя пользоваться ударами ниже пояса.

     – Можно! Теперь всё можно… Но помни всегда! Сила в Мише необыкновенная от рождения: уральская, гиперборейская, необъяснимая для современного человека… Она и до моих нанопримочек могла спокойно тащить на себе вес, превышающий её собственный. Её предки — викинги-берсерки! А те умели и с волками, и с медведями дружбу водить… Не сразу она тебе покажется — потому бойся её! Ну а как покажется, лучшего друга тебе не сыскать в этом мире. Дорожи её словом и делом, но не забывай: ручным медведь не бывает никогда!

     – Угу! Ладно, пусть: поживём — увидим… А Танго! Чёрный рейнджер: «адский берет» с явно садистскими замашками «анаконды».

     – Это тебе только кажется: не всё, что видишь, правда.

     – А капитан Чукки Рур? Она совершенно не при своём разуме — это заметно даже слепому.

     – Скоро ты убедишься, что лучшего советника и второго пилота тебе не сыскать во всём оставшемся мире.

     – Лучшего лётчика, чем Мэлвин, мне уже не нужно!

     – Тебе — нет! А Мэлвину? Ты не хочешь спросить его про второго пилота.

     – По-моему, его уже бесполезно спрашивать! Мне кажется, он втрескался в твоего второго пилота с первого взгляда.

     – Ты сам отвечаешь на свои сомнения.

     – Хм… А Лео, Джон? Похоже, твоя воинственная внучка больна — серьёзно и навсегда. И сей продуктивный недуг имеет конкретное название: потерянность…

     – Все мы больны им, Гэбриэл. И каждый старательно скрывает и замалчивает этот недуг, который от рождения и до смерти правит нами в той или иной степени. Ибо всякий недуг есть возвращение человеку его собственных ошибок — для осознания и коррекции в информационных полях нашего собственного бытия. Или ты скажешь, что ошибки не твоя компетенция, что ты никогда не действуешь методом проб и ошибок: страховка — твоя прививка от заблуждений…

     – Джон, мне не тягаться с тобой в блудливом философизме… Извини!

     – Не извиняю! Нет! Это слишком жирно для тебя — такого практика и безошибочного стратега… Но ты прав: Лео больна и больна так сильно, точно прокажённый, точно проклятый навеки изгнанник. И это не может не бросаться в глаза — особенно такому опытному разведчику и психологу, как ты, Гэбриэл. Но Лео не такая, как все! Это изначально был эксперимент, главой которого был я. У родителей Лео были серьёзные половые проблемы — у астронавтов и космонавтов это бывает намного чаще, чем у людей на земле. А это депрессия, низкая работоспособность и высокая смертность… Я выбил у НАСА разрешение провести собственный эксперимент по натуральному зачатию в космосе. Как известно, люди пока что этого не могут там, наверху! А это, чтоб ты знал, была моя дочь — моя родная дочь… Мне выдали право на проведение эксперимента: к тому времени я уже числился в гениях и мне многое позволялось. Эксперимент удался — хотя, если по совести, я рассчитывал пятьдесят на пятьдесят. На большее у меня не хватало духа… Лео! Моя космическая внучка и моя последняя надежда. А они там, ещё у себя в НАСА, определили, что у Лео крайне занижен уровень её собственного интеллекта: мягко говоря, коэффициент интеллекта ниже планки среднего уровня её умственных способностей!

     – Практически записали Лео в дебилы.

     – Но они не учли одну вещь: солдаты с таким низким уровнем интеллекта более устойчивы к войнам, а потому они практически не знают, что такое страх — он им попросту неведом. Лео всё равно — «быть или не быть», жить или умереть… Я же хочу, чтобы ты, Гэбриэл, не только научил её жить, но и самому желанию жить, чувствовать вкус жизни… Да, она не из этого мира! Её мир — Космос. А потому здесь, на Земле, ей многое недоступно, ей во многом отказано. Ты мог бы открыть для неё этот мир заново.

     – Было бы что открывать! Ты забыл прибавить, Джон: мир, в котором ничего не осталось — ничего святого, насколько я понял.

     – А ты, Гэбриэл? Ты! Твоя память, чистота твоей памяти… Если не тебе стать её проповедником из «древних», то кому же тогда?!

     – В отличный мирок ты меня окунаешь, Джон, прямо с ушами — не страшно и утонуть.

     – Чтоб ты знал: мои девчонки — лучшее, что осталось в этом мире! Ко всем их недостаткам, которые и являются их истинными и настоящими достоинствами, они, Гэбриэл… могут иметь детей!

     – И даже Лео?!

     – Не шути с этим, Гэбриэл… спички и сера — не лучшие игрушки в Аду…

     Гэбриэл вздохнул и перекинул ногу на ногу:

     – Им всем, насколько я понял, в среднем по сорок — хотя и выглядят они благодаря твоим нано и криоигрушкам на двадцать. Обычно в этом возрасте женщины уже имеют своих детей.

     – Не суди по виду, Гэбриэл! Мне твои намёки уже по самое горло. Ну и что такого, что Лео так неперспективно выглядит?! Когда ей было одиннадцать, она еле-еле вытягивала на восемь, когда ей исполнилось шестнадцать, она уже перестала взрослеть в привычном для нас понимании, а в день своего совершеннолетия Лео уже имела тот вид, который ты видишь теперь: четырнадцать с натяжкой да шрамы вместо морщин! Она перестала меняться, расти, взрослеть… Она совершенно отбилась от рук эта дрянная упрямая чертеняка! Её главный девиз: «Дьявол на нашей стороне»! А когда я умру, кто останется с ней вместо меня, кто защитит этого бесшабашного и бездумного ребёнка так, как это может только мужчина?! Кто прикроет этого, япона-мать, солдата, чтобы не дать ему напрасно погибнуть на этой проклятой планете?! Зачем я, к чёртовой бабушке, тогда жил, Гэбриэл?! Если всё было бессмысленным в моей проклятой жизни…

     – Эк, тебя понесло, Джон… Ты слишком много говоришь на русском, я за тобой не успеваю соображать! Сделай одолжение, разговаривай на нашем!

     – Извини, Гэбриэл, разволновался. Миша часто разговаривает со мной на русском — поневоле привыкаешь… Но настоящий вид этих девчонок такой, какой он есть! И не благодаря моим наночипам, как ты считаешь: все эти девчонки имеют тот вид, который имеют, — это их собственное лицо и тело, что бы там ни говорила Миша. Ей всегда хочется поддержать меня хотя бы добрым словом, даже если так и не кажется на первый взгляд такому чурбану, как ты!

     – Джон, ты зря…

     Профессор нетерпеливо отмахнулся и обречённо покачал головой:

     – Ах, Гэбриэл, Гэбриэл, ты всё ещё ничего не понял… Не от кого теперь иметь детей! Нет больше мужчин! Ни в переносном смысле, ни в прямом — ни настоящих спартанцев, ни обычных клерков… Мутанты, карлики, генокеры, кучка недобитых дезориентированных сограждан и старая гвардия — вроде меня и генерала Бэккварда. Заставь кого-нибудь из этих женщин-солдат иметь от такого сброда детей!

     – А что, ты ещё способен зачинать детишек, Джон?!

     – Шутник! Сегодня и в двести лет можно было бы иметь детишек, если бы не полная потеря нацией практики деторождения. Наночипы могут многое — не могут заставить мужскую сперму и женскую яйцеклетку быть работоспособными на действенное продолжение рода.

     – Думаю, я наконец тебя понял, Джон. Но если ты в этом плане надеешься на нас…

     – Выведи этих девчонок за купол Чёрной Смерти — и всё! Большего я у тебя не прошу, Гэбриэл.

     – Так быстро всё выложить начистоту… и так цинично, — полковник хрипло рассмеялся. — Джон, Джон! Ты никогда не мог удержать всю правду в кармане дольше трёх минут.

     Гэбриэл встал и, плеснув себе полную стопку наливки, сразу же залпом выпил.

     – Ты не так меня понял, Гэбриэл! Я нисколько не хотел тебя и твоих ребят чем-то обидеть, уничижить…

     – Насколько я тебя понимаю, Джон, ты всё-таки хочешь добиться своего и совместить несовместимое, но у самого и силёнок мало, и гения на это дело всё же явно не хватает.

     – В самый омут, Гэбриэл, в самый омут… Сейчас для Земли наступили не лучшие времена, а как для человечества — так просто фатальные.

     – Ты мне этим прожужжал уже все уши.

     – Гэбриэл! Я хочу помирить истерзанную душу Земли и человека, который разрушил и всё ещё продолжает разрушать свою планету и самого себя.

     Полковник нахмурился и посмотрел на старика с нескрываемым сочувствием:

     – Помирить? Человека разрушающего и ту самую землю, которую он втоптал в грязь по самые лопатки?! Надежда умирает последней, Джон?!

     – Надежда не умирает никогда! У нас ещё есть шанс и немного времени. Но у меня нет самого главного: посредника… Как ты сам понимаешь, такое дело не провернуть без нейтрального и понимающего посредника — это будет просто невозможно! И посредник должен быть не из нашего настоящего, но из нашего мира... Ты должен понять меня! И простить за всё, что я успел наворотить за свою жизнь: я ведь прекрасно осознаю, что плохого было в несколько раз больше, чем я мог бы сделать хорошего.

     Полковник окутал себя непроницаемой пеленой дыма и внимательно посмотрел на профессора:

     – Джон, не оправдывайся, я всё понял… Ты прав! Наше дело посредническое: вывести людей, за которыми нас прислали, из зоны смертельной опасности. Тут я с тобой полностью согласен!

     – Гэбриэл, всё именно так… Но разве я могу тебя просить о большем, когда самое главное на этом этапе — спасение человечества!

     – Спасение кучки съехавших с тормозов женщин-солдат! Будь всё же объективен в определениях всего человечества.

     – Разве за первым этапом не следует второй, третий, четвёртый… Жизнь всегда продолжается, Гэбриэл, она никогда не останавливается, если её не останавливают насильно.

     – Я тебя понял, Джон! Понял — хотя это совсем непросто… Для начала, как и когда мы сможем выйти из этого криоящика? Лично я не видел ни одной двери, ведущей на ту сторону бункера. И ещё! Мы глубоко под землёй, хотелось бы знать, что над нами расположено — в точности до дюйма.

     Профессор сразу же оживился:

     – Насчёт дверей не беспокойся, Гэбриэл, завтра мы их откроем… И запомни, прямо над нами подвалы старого криохранилища и мой дом-бункер, о котором все знают, как о моём постоянном месте проживания. Над старым криохранилищем — новая криолаборатория. Это всё под землёй! А уже на поверхности созданный мною Центр Нанотехнологий… Отсюда до поверхности немногим больше ста семидесяти футов.

     – Не такая уж большая глубина, чтобы однажды ещё кому-нибудь не пришла в голову гениальная идея откопать твой бункер.

     – Спутниковая система полностью уничтожена, а все их приборы обнаружения видят только базальтовую скалу, на какой и положено было ставить криохранилище. Я этот фактор досконально продумал ещё шестьдесят лет назад, когда уже начинал готовить себе пути отступления из их системы.

     – Ты не знаешь полковника Бэккварда, Джон!

     – Ещё и как знаю, Гэбриэл! Генерал-президент Бэкквард — наш любимый демократ! По крайней мере, он сам так считает… И это правда! Бэкквард — демократ. Особенно это касается того, с чем он не в состоянии справиться: подобное попадает в раздел «личной демократии» генерала Бэккварда… О! Время!.. так-так, так-так… Мы уже почти два часа с тобой болтаем, а генерал что-то сегодня задерживается со связью. Пора, пора с ним выходить на связь! И кстати, канал связи проходит непосредственно через криохранилище, в котором я живу постоянно вот уже как двадцать лет. Во время Последней Войны половина земного шара ушла под землю, только не многих это спасло… Так-то, Гэбриэл!

     На приёмном пульте телебука загорелся индикатор вызова — и сразу же раздался настойчивый дребезжащий звонок, какой обычно бывает в допотопных хрипящих телефонах.

     – А! — отмахнулся профессор. — Не обращай внимания, это из-за криосетки на бункере, мелочи…

     Профессор показал Гэбриэлу на ту сторону стола — полковник зашёл за линию угла обзора с экрана телебука. Профессор посмотрел на рассечённое на квадраты цельное полотно считывающего пульта клавиатуры телебука и ткнул пальцем на кнопку развёртывания экрана: точка из приёмного пульта клавиатурного телебука тут же взметнулась вверх и развернула чёткий экран голографического монитора… На профессора Румаркера смотрело сердитое вытянутое лицо с гладковыбритыми щеками и холодными щёлками бесцветных глаз из-под чёрного козырька военной фуражки ОСОЗ.

     – Профессор Румаркер, мы почти вас не видим и не слышим! Наноцентр получает устные уведомления с вашего домашнего телебука вот уже восьмой день!! Нас интересует ваша работа!! Что вы столько времени делаете дома?!

     – И я рад снова видеть вас, Мистер генерал-президент… Должно быть, у вас опять был тяжёлый день, раз вы сегодня задержались со связью на целых полчаса. И как же я понимаю вашу раздражённость и эти тёмные круги под глазами! Советую чаще принимать на ночь прохладный душ и не пить так много дубового коньяка… Я болен и стар — и вам это прекрасно известно даже без доносов ваших верных прихлебателей: старость имеет право на снисхождение.

     – Ай, перестаньте читать мне нотации, профессор! Я не ваш студент... Меня интересует ваша работа! Как скоро мы увидим от вас что-нибудь новенькое и существенное? Вы совсем перестали снабжать нас своим «ручным материалом». Индианаполис задыхается от нехватки качественных и продуктивных наночипов!

     – То, что Индианаполис задыхается, не моя вина… А на каждый новый наночип типа «наномолодости» нужна светлая идея и немного таланта, Мистер генерал-президент: настоящие творения не рождаются по заказу, они приходят в виде божественного озарения.

     – Вы нам нужны, профессор, Наноцентр требует вашего присутствия и ваших рук! Каффа снова просит помощи!

     – Совету ОСОЗ снова не хватает наночипов нашего Центра Нанотехнологий?

     – Наночипов им хватает и своих! Правительственному Совету ОСОЗ не хватает ваших индивидуальных «ручных» наночипов, профессор! И вы это сами знаете… Старейшина Каффы просит наших особых наночипов «молодости» и «живой органики».

     – Снова? И зачем Старейшине такое количество «ручных» наночипов? Вы случайно не знаете, Мистер генерал-президент, он их что, ест на обед и закусывает ими на десерт?

     – Перестаньте ёрничать, профессор!! Вы прекрасно осведомлены: особые наночипы нужны не Старейшине лично, а Правительственному Совету ОСОЗ и его задыхающимся мегаполисам.

     – Нет — не мегаполисам, генерал! А солдатам и правителям этих самых мегаполисов!

     – У меня нет времени на пустые пререкания, профессор! Вы забираете у меня драгоценное время… И вы опять от нас запрятали под своей крышей сержанта Лео Румаркер!!

     – Ах, так вот какова истинная причина столь раздражённого визита! Вот что вас на самом деле так сердит, Мистер генерал-президент…

     – Говорите по существу, профессор!

     – Лео тяжело больна — я вам уже докладывал и не раз. Как вам известно, последний её дебош на бруклинской помойке закончился для неё весьма и весьма плачевно: потерей целого глаза и части руки… Сейчас я её полностью восстановил, но Лео снова находится в летаргическом сне, близком к метаболической коме. Так что вряд ли в ближайшее время она сможет выйти к вам на службу.

     – Я вам верю, профессор: вот уже больше двух месяцев в Бруклин-городе непривычное затишье, а это значит, что сержант Румаркер снова отсыпается под крылышком своего всесильного покровителя… Сержант должна лежать в военном госпитале, а не у вас дома, профессор!!

     – Лео сейчас не на постоянной службе в вашем Форте, если вы вдруг запамятовали, генерал. Она работает на ППС только по одноразовому найму, обычным наёмником! Почините пока что городские стены без неё — Наноцентр в достатке снабжает вас и солдатами, и военными наночипами… К тому же ваш Военный госпиталь для ветеранов — нездоровый рассадник смерти, генерал!

     – У вас слишком безупречная репутация, профессор Румаркер, иначе я снова заподозрил бы вас в заговоре против народа Америки.

     – Какие громкие слова о целом народе Америки, Мистер генерал-президент… И моя репутация тут ни к месту: гений наноэкспериментатора — вот цена вашего истинного терпения на небосклоне вашего довечного правления. И конечно же можете не переживать по поводу заговоров против ОСОЗ: их уже давно некому осуществлять! По крайней мере на необъятных и пустынных просторах нашей Великой Америки… У вас ко мне дело, генерал? Или вы старательно напрашиваетесь к публичному затворнику на чашечку бразильского кофе из нашей наногенетической лаборатории, или вам как всегда требуется очередная подтяжка кожи на скулах: наночип «молодости» уже не справляется с коньячной перезагрузкой, которую вы ему в изобилии презентуете каждый божий день. Не похоже, чтобы наши общие беды отражались на вашем подтянутом лице отъявленного негодяя.

     – Самонадеянный цинизм всегда был вреден учёным такого ранга, как ваш, профессор Румаркер. И если я к вам соберусь одного дня на чашечку бразильского кофе, то, думаю, мой визит может затянуться для вас до неприличия надолго — как минимум на несколько лет Казематов! Штабной полковник службы ОСОЗ Миша Васильева бесследно испарилась именно из вашего Центра Нанотехнологий и до сих пор не найдена! Без своих ног она далеко уйти не могла. Говорят, здесь не обошлось без вашего личного вмешательства, дорогой вы наш кудесник.

     – Публичные слухи — не более чем пища для досужих сплетен.

     – Да?! А как насчёт пропавшего соломонова алмаза, Х-кристалла, прямо из сердца вашего Наноцентра, из главной лаборатории?! Моя охрана лично передавала его вам в руки месяц назад, а неделю назад он попросту испарился — в никуда! И ведь это не первый такой случай!

     – Меня не было в моём, вернее сказать, уже давно в вашем Наноцентре, генерал, последние, как вы знаете, восемь дней! А до этого, насколько я помню, всё было спокойно… и Х-кристалл всё ещё находился в моей главной лаборатории…

     – Это-то меня больше всего и настораживает!

     – Чего-нибудь ещё изволите, генерал?

     – Изволю! Не сомневайтесь… Честно говоря, я уже подумываю, не сделать ли мне основательную ревизию вашего старого криохранилища, любезный профессор?!

     – Претензии охраны предъявляйте не ко мне, а к своим «загонщикам»: я не занимаюсь слежкой и отстрелами неугодных вашему демократическому режиму! Моя работа — удерживать на ногах тех, кто ещё может выстоять… Не вешайте мне на шею своих собственных собак, генерал!

     – Ваша прямота — ваше спасение, профессор! Но помните, я — единственный человек в этом городе-государстве, который в состоянии дать вам возможность действительно жить и работать без каких-либо существенных помех.

     – Я очень рад, Мистер генерал-президент, что всё ещё имею высочайшее покровительство со стороны вашего Правительственного Департамента Службы ОСОЗ.

     – Если пропажа полковника Васильевой или Х-кристалла всё-таки окажется хоть как-то связана с вашим именем, профессор, ваши прежние заслуги не станут на сторону защищающего вас адвоката: вам придётся переехать на новое и постоянное место жительства, прямо ко мне под крылышко — в Казематы Форта Глокк. И как только сержант Румаркер проснётся, немедленно пришлите её на базу Форта: у меня для неё есть работа!

     – Не сомневаюсь, что у вас всегда есть для Лео работа! Что, генерал Бэкквард, никто не хочет добровольно выходить за стены Индианаполиса? Даже солдатам-генокерам нужно святое знамя победы и духовная поддержка для безрассудной храбрости: все настоящие мужчины нынче на кладбище мировой истории…

     Голографический экран телебука сузился в тонкую чёрную линию и погас.

     – Чтоб тебе гореть в Аду со всеми твоими угрозами, свинья!.. узурпатор!.. тираннозавр чёртов!.. сволочь генеральская!.. Чтоб тебе клеша по самые гайки натянуло!!

     – Угу… Да ты оказывается ещё тот вор, Джон: воруешь из собственного Наноцентра не только чокнутых солдат и дезертиров, а ещё и соломоновы алмазы потихоньку тягаешь из-под самого носа охраны Бэккварда? — Гэбриэл вышел из-за стола.

     – Ах, перестань, друг мой! Сейчас не до этого. Видишь, какие проблемы сулит нам покровительство такого невидимого противника, как твой «лучший друг» и заслуженный инквизитор всех времён и народов — генерал Бэкквард!

     – Что поделать, Джон! Люди любят приносить друг другу боль, они просто не могут без этого жить… Лица я не видел, но голос его — полковника Бэккварда.

     – Да… мразь теперь ещё та: ничьей жизнью, кроме своей, естественно, не дорожит ни на йоту, правительственная сволочь! За последние пятнадцать лет он даже помолодел — то ли от новой крови, то ли от наночипа омоложения.

     – Однако Бэкквард — человек слова! Думаю, Джон, тебе стоит подготовиться к визиту нежелательных гостей.

     – Я уже сорок лет как готов. Но сначала пусть найдут мой бункер!

     – Меня пугает твоя самоуверенность, Джон… А что, все генокеры теперь носят в себе наночип «военной полиции»?

     – Нет, конечно! Военные наночипы у всех вояк — и людей, и генокеров, но только у тех генокеров, которые служат в армии. Остальные генокеры таких чипов не имеют. Это те, кто живут и работают в Центре и частично в Бруклин-городе, но все они, что называется, на галочке у Форта Глокк: шаг влево, шаг вправо — или «кресло разборки», или навсегда тикай в самые трущобы Бруклина — туда, куда даже военная полиция редко суёт свой нос… Да что мы на разговоры без дела тратим драгоценное время! Иди к Мише, Гэбриэл, сейчас иди... а мне ещё надо вернуться к Лео.

     – Лео долго ещё будет спать?

     – Гэбриэл, я никак не решался, всё откладывал… теперь скажу!

     – Как?! И ещё не всё?!

     – Зря подначиваешь — ещё много чего «не всё».

     – Судя по всему, уже вряд ли меня обрадуют твои слова, Джон… Но ненавижу узнавать неприятности в последнюю минуту!

     – Вот зачем ты так?

     – Говори уже…

     – Гэбриэл, чтобы удержать Лео в бункере на эти последние два месяца, я пообещал ей… я пообещал ей… заметь, мой друг, я дал ей слово!

     – Ну что ты там ещё наобещал своей неуравновешенной внучке, Джон? Говори!

     – Я пообещал Лео, что она станет частью Команды «Альфа»! Её полноправным членом, её солдатом… твоим солдатом, Гэбриэл!

     У Гэбриэла чуть не выпала сигара изо рта:

     – Ты с ума сошёл, Джон?! Ты не имел на такое обещание… никакого права!!

     – Прости, Гэбриэл! Но ты никогда не был в моём положении.

     – Я был в твоём положении, Джон, когда однажды спас твою шкуру от верной гибели.

     – У меня нет больше возможностей на бесконечные погони за Лео, время уже не на моей стороне, Гэбриэл! Я должен был заставить её остаться в бункере: она нужна нам была живой и здоровой, а не расшитой по кускам где-то в Западном Бруклине или за стенами Индианаполиса. За это время Лео вышла бы за стены раза четыре! И день, и ночь бесчинствовала бы по всему городу в поисках новых приключений на свою бесшабашную голову!

     – Безбашенность твоей внучки, Джон, не моя головная боль! Ты сам сказал: наша работа вывести на Соломоновы Рудники всю твою домашнюю команду.

     – Не мою!.. уже не мою, Гэбриэл… Твою команду!

     – Джо-о-он…

     – Горе бывает не только от скудоумия, но и от большого ума.

     – Что ты этим хочешь сказать?!

     – Догадайся сам!

     – Джон, даже гении не знают золотой середины.

     – Потому что в одиночку это и невозможно — только в команде. Друг мой, Гэбриэл! Лео целых два месяца честно и даже почти что терпеливо отработала на вас, на Команду «Альфа». Никто, кроме неё, не возился с вами так — так много! Лео спала возле вас, обедала возле вас, ухаживала за вами, как за малыми детьми. А это очень тяжёлый труд сиделки, Гэбриэл. Из-за этого она сейчас в летаргической коме!!

     – Не из-за этого!! Не утрируй, Джон.

     – Я дал слово, Гэбриэл!!

     – Ты… не должен был обещать ей того, что выполнить невозможно. Команда «Альфа» — это Команда «Альфа»! Нельзя менять того, что уже слажено: разрушения не избежать. Я ненавижу долги, Джон! И ты мне не оставил выбора, как когда-то нам не оставляли выбора военные трибуналы и ЦРУ… Но не проси о невозможном!!

     – Когда-то… ты спас мне жизнь, Гэбриэл. И я в вечном долгу перед тобой! Но по какому-то роковому проклятию весь мой род, все мои близкие и родные мне люди давно в могилах. У меня осталась только Лео — моя малышка.

     – Джон! Лео — убийца, профессионал…

     – Кто ступил на эту тропу — может вернуться только через собственную смерть… Гэбриэл, Гэбриэл! Ты видно уже забыл: наша черта, к которой мы подходим или которую мы переступаем, зависит от тех людей, с которыми нам приходится сталкиваться. Не будь к Лео столь строгим, ты тоже не ангел, ты тоже — как и она: «крылатый»… И я хочу только одного, чтобы ты спас мою внучку!

     – Спас?! Спас от чего?! От сумасшествия, от неуправляемости, от неуравновешенности, от неискоренимого желания быть супергероем? Она же сама — супермен, а я — только простой солдат.

     – Супермену тоже был нужен кто-то, кто прикрывал бы и его спину. А я больше этого делать не могу, моё время на исходе!

     – И ты решил найти себе замену — нового сторожа.

     – Да!! Если хочешь — называй это так: сторожа! Нового и самого лучшего — в тысячу раз лучше меня самого!! Никого нет в этом мире лучше старой гвардии… И ты в этом очень скоро убедишься сам, Гэбриэл.

     – Ты собрал для неё отличную команду! Но недостаточно хорошую, чтобы ограничиться только её потенциалом. Почему ты сразу не собрал мужскую команду, Джон? Почему — женщины, а не мужчины, если ты заранее знал о непродуктивности женской команды?

     – Не смей так говорить о моих девчонках, Гэбриэл!! И потом, я мог вас и не поднять из ваших ледяных могил.

     – Я задал тебе вопрос, Джон.

     – Да потому первоначально собрал женскую команду, а не мужскую, что Лео нужны не новые проблемы, а нянька… нянька-надзиратель — как в тюрьме… А кто лучше справится с поставленной задачей, если не женщина-солдат или мужчина-ветеран, как ты, Гэбриэл!

     – Ты сам-то веришь в то, о чём говоришь?! Страхуешь одно другим?!

     – Черти тебя раздери, Гэбриэл!! Лео могла погибнуть только за этот месяц раз двадцать — не меньше! И это уже было бы на твоей совести.

     – Это уже слишком, Джон!! Спасать человеческие души — это не моя иерархия, что бы ты ни делал и как бы ни старался переложить на другие плечи. Я не отпускаю грехи и не работаю перевозчиком мёртвых душ!!

     – Ты отвергаешь новое, не имея что предложить взамен!!

     – Никто не идеален, Джон. А я не люблю того, что нельзя объяснить! И моя безошибочная интуиция подсказывает мне, что твою внучку нельзя объяснить никакими разумными доводами и поступками. А это значит, она уже заочно ставит всю мою команду под нож гильотины… Я не могу так, Джон! Не могу — прости.

     Гэбриэл оставил докуренную сигару и, прихватив пару сигар из коробки профессора, развернулся уже в дверях и поднял обе руки:

     – Извини, Джон…

     – Тебе всё равно придётся расхлёбывать эту проблему, Гэбриэл!! — профессор выкатил коляску на порог комнаты — полковник уже удалялся по коридору. — Много ты понимаешь, чёртов солдафон! От любви до ненависти, как от вздоха до выдоха, как от жизни до смерти… И теперь это твоя проблема — хочешь ты этого или нет.

     Полковник не подавал виду, но у него буквально всё кипело внутри: эти три дня воскрешения стали для него настоящим психологическим испытанием, а тут ещё полковник Васильева выбила из него за столом не одну каплю кровавого пота. Но Джон его попросту доконал… Надо успокоиться и взять себя в руки — иначе для ещё одного разговора с полковником Васильевой ему может и не хватить сил, чтобы выстоять с мужским достоинством в этом неравном противостоянии разнополюсного интеллекта. И умеет же эта штабная штучка выбивать почву из-под ног и выворачивать шкуру наизнанку!

     * * * * *

     Ещё с десяток крошечных жилых комнат находились в противоположной стороне от главной лаборатории профессора — туда сейчас и направлялся Гэбриэл. Он прошёл мимо двух медлабораторий и ФЗ-кабинета, столовой-кухни и пошёл дальше по полузатенённому коридору.

     Он остановился возле коридорного разветвления шести комнат-кают, находящихся друг против друга, в которых теперь и проживала вся Команда «Альфа».

     За первой дверью направо сейчас была комната Гэбриэла. Слева напротив — Красавчика, но там было слишком тихо как на непоседливую индивидуальность последнего. За дверью соседней комнаты тоже было совершенно спокойно. А вот за плотно прикрытой дверью каюты Мэлвина были определённо слышны голоса как минимум двух человек и, кажется, они пытались что-то дружно напевать. Замков на дверях бункера не наблюдалось нигде — разве что на дальних экспериментальных лабораториях профессора да ещё на «подрывной» лаборатории Танго. Полковник несильно толкнул дверь каюты Мэлвина.

     – Посмотри на меня — всё ещё будет…

     – Всё повторится, всё будет снова…

     – Всё ещё будет, всё к нам вернётся…

     – Посмотри на меня — солнцем ночь обернётся…

     Оба сидели на кровати капитана, подогнув под себя ноги: Мэлвин — спиной к двери, Чукки — лицом к нему. На сплетённых в замок пальцах обеих пар рук довольно развалилась блаженно похрюкивающая морская свинка… Явно находясь в каком-то подвешенном экзальтированном состоянии, Мэлвин и Чукки самозабвенно складывали накатывающиеся с потолка слова в строки нарождающейся песни, при этом совершенно ничего не замечая вокруг себя.

     – Небо — это я, шорох листьев — это ты…

     – Птица — это я, плеск волны — это ты…

     – Оптимизм? Это хорошо, — Гэбриэл тихо прикрыл за собой дверь. — Дисциплинарное нарушение прямого приказа полковника Васильевой! Но вряд ли капитану Рур что-то за это будет: в конце концов Чукки в каюте, а в какой — своей или соседней — на это, кстати, чётких указаний не поступало.

     Гэбриэл пошёл дальше по коридору — мимо комнаты Андрея и ещё одной пустующей... На правом повороте за угол он приостановился: из полураспахнутой двери одной из женских комнат доносилась негромкая дискомузыка старой и всемирно популярной в конце прошлого столетия шведской группы «АББА», и слышались внятные и очень знакомые голоса.

     – Тебя стукнуть… или без предупреждений?

     – Я подумал…

     – Это не так!

     – Но я подумал…

     – Что бы ты там себе ни подумал, это не так! И не надо мне здесь рассказывать о всех прелестях военного быта — о постоянной человеческой вонище, потных мразливых неандертальцах в вонючей форме, безвременном отсутствии элементарной гигиены и мгновенном отмирании привычных человеческих отношений. Всё это не более чем классика обычной войны: грязь, вонь, кровь, животное существование! Если ты пытаешься набиться мне в сержантские инструктора…

     – Что ты, что ты! Нет, я, конечно, тебя понимаю, Танго. Но три Креста, две Серебряные Звезды и рискнуть в одиночку ограбить один из денежных сейфов собственного Форта? Да ещё успешно сделать ноги!

     Полковник засунул руки в карманы и прислонился к углу, чтобы, если что, видеть оба направления коридора.

     – А чего? Хороший банк сорвать не каждому дано… Ну а не дезертировать после такого наглого налёта, разве не самоубийство?!

     – Запланированное самоубийство! Бежать, как я понимаю, из этого города некуда.

     – Был бы сыр — мышь дырку прогрызёт! К тому же я не собиралась довечно гнить в чёртовом Бруклине. У меня был план почище любого бестселлера: прихватить под какой-нибудь удачный шумок «сигару» из Форта и навсегда смотать удочки из этой дыры! На Каффе можно жить припеваючи! Там не так невозможно строго, как у нас… больше свободы и жить можно, а не доживать…

     – А разве не следует быть осторожным в своих желаниях?

     – Моим же салом меня по мусалам, козья морда?

     – Н-не понял, а по-американски, пожалуйста.

     – Баран неотёсанный, учи русский… или кати отседа, мудачина малахольная…

     – Зачем мне учить русский, если для этого у нас есть Гэбриэл, а я и так неплохо понимаю, ещё с Вьетнама.

     – Ага, я заметила — «как пела соловью кукушка»!

     – Ну что это за манера нарываться на проблемы и втягивать за собой других? Честно говоря, я думал, у вас только сержант Румаркер ищет себе на голову постоянные проблемы.

     – Лео всегда ищет проблемы на свою и чужие задницы! С ней за компанию лучше в город не выходить — целее будешь: обязательно или военная полиция загребёт в свои вонючие бараки, или ввяжешься в такую драку, из которой с целым куском своего тела уже не выберешься.

     – Нашему Гэбриэлу будет с чем потягаться: проблемы — это его так заводит, он совершенно не выносит праздной скуки Багамских пляжей.

     – Красавчик, Красавчик… — вздохнул Гэбриэл.

     – С Лео захочешь — не соскучишься.

     – Ай!!

     – Твою в душу мать!! Не распускай рук, Красавчик!! Здесь тебе не бордель.

     – Больно бьёшься…

     – Миль пардон!.. мёсьё…

     – Господи! Да я только хотел поинтересоваться, кто у тебя портной?! Классный прикид! Обшиваешься у кого?

     – У Андрея! Он наш кутюрье, медик, сиделка, нянька, повар и самый надёжный друг! Понял, балабол?!

     – Понял — не дурак… У тебя самые необычные волосы, какие я когда-либо видел: сине-чёрные или чёрно-синие, такие — притягательные, пахнущие, соблазнительные… Извини за вопрос, это твои или ты с ними что-то делаешь?

     – Ты что, дурбазол?! Конечно, мои! Здесь всё моё, натуральное, котик! Делать мне больше нечего, как портить самое лучшее в мире тело со всем приложенным к нему аксессуарным набором божественного начала.

     – Вот это самооценка! Это я понимаю… И я с такой оценкой божественного начала, должен признаться, полностью солидарен. Потанцуем, а?

     Гэбриэл подошёл к крайней каюте лейтенанта Танго Танго и в той же позе, руки в брюки, прислонился плечом к косяку открытой двери… Танго — в своих чёрных начищенных до сияющего блеска сапогах и в своём соблазнительно-обтягивающем ярко-лимонном комбинезоне с раскрытой до глубокого декольте молнией — полулежала поверх тёмно-золотистого одеяла на алых атласных подушках своей узкой стандартной кровати. Красавчик — уже без пиджака и жилета, с распахнутой до пупа рубашкой и уже без своего шёлкового платка денди — ненавязчиво тулился на краешке кровати, приобнимая одной рукой Танго за плечи и теребя пальцами её шёлковые волосы, другой рукой при этом поэтично размахивая перед её маленькой, но ужасно заманчивой округлой грудью, выглядывающей в прорезь лимонного декольте, также нечаянно-ненавязчиво старался ухватиться за сверкающий замочек на молнии её комбинезона… Но Танго все его «невинные» попытки тактично и пока что ещё терпеливо, умело и быстро пресекала на самом корню.

     – Гэбриэл!.. я сейчас занят…

     Красавчик нервно пнул ногой дверь, и та захлопнулась перед самым носом полковника.

     – Красавчик, Красавчик…

     Снисходительно улыбнувшись, Гэбриэл с пониманием качнул головой и негромко постучал в каюту напротив — никто не ответил и на повторный стук… И Гэбриэл сам открыл дверь.

     Это была комната Чукки — ошибиться было просто невозможно… Раскиданные по кровати старые видеокассеты, работающий без звука старый телевизор, невыключенный видик; несуразно-разношенные ботинки, торчащие мощными носками в разные стороны из-под сползшего с кровати на пол серо-зелёного одеяла; старые плакаты по стенам — улыбающийся первый русский космонавт Гагарин, морские свинки с розовыми бантиками на шеях, улыбчивые техасские ковбои на диких мустангах… длинная полка над кроватью — как попало приткнутые книги, торчащие плетёные закладки и даже вырванные мятые страницы из книг… Гэбриэл подошёл поближе, переложил несколько книг: «Таинственный остров» Жюль Верна, «Чёрная стрела» Стивенсона, «Одиссея капитана Блада» Сабатини, «Три мушкетёра» Дюма, «На кромке океана» Астафьева, «История инквизиции» Мейкока, «Энциклопедия мистицизма». Все книги были на языках современного оригинала: французский, староанглийский, итальянский, немецкий, русский… шесть книг Тита Лукреция «О природе вещей» — на латыни. Полковник поднял несколько разбросанных по кровати кассет: «Звёздный крейсер «Галактика», «Бегущий по лезвию», «Индиана Джонс и последний крестовый поход», «Солдаты в оранжевом», «Огни большого города», «Унесённые ветром» — весь двадцатый век.

     Комната рядом принадлежала Лео… Все стены увешаны фотографиями! Фото её отца и матери, деда, её с дедом и конечно же её друзей военных — все молодые улыбающиеся мальчишки… На двери с внутренней стороны и над кроватью во всю стену — военные трофеи её застенной службы: зубы и клыки всех разновидностей и мастей! На телевизоре стояли два овальных медальона с мужскую ладонь: на одном отец и мать Лео — молодые и смеющиеся, на другом Джон, Лео и Андрей — в обнимку. Гэбриэл просмотрел кассетный ряд на полках под телевизором: «Касабланка», «Завтрак у Тиффани», «Дананг — переправа смерти», «Дикарь», «Крёстный отец», «Апокалипсис сегодня», «Дракула», «Беспечный ездок», «Джеймс Бонд» — четыре кассеты с Шоном Коннери, «Китайский квартал», «Полуночный ковбой», «Отверженный», «Гладиатор», «Леон-киллер», «Ковбой Мальборо и Харлей Дэвидсон», «Как был завоёван Запад», «Имя ему Смерть» — и ещё целый ряд фильмов с Клинтом Иствудом; на самой нижней полке — старые потрёпанные кассеты сериала «Команда «Альфа»… Гэбриэл заметил вставленную кассету в старый немецкий видеомагнитофон. Не долго раздумывая, он вытащил её и засунул себе за пояс.

     – Вот и посмотрим, что Миша подарила тебе на День Варенья: откуда ж ещё в этой саблезубой пещере взяться кассете на русском?

     Гэбриэл заглянул за створки старого деревянного шкафа… Как и предполагал! На одной половине пара одинаковых джинсовых комбинезонов в виде бесформенных квадратных лоскутов, два одинаковых драконьих пальто из шкуры песчаного змея, под ними две пары ботинок из шкуры того же песчаника, на другой половине шкафа на верхних полках — военная форма и драконьи штаны; под полками небольшой военный арсенальчик: три американские винтовки М16 и ручной пулемёт под девятимиллиметровый патрон. И это как бы женский одёжный шкафчик… Полковник вытащил нижний ящик и обомлел! Револьверы, вальтеры, парабеллумы, кольты и патроны всех калибров — вроссыпь и в железных коробках. У него в комнате такого «чёрного ящика» и в помине нет! Гэбриэл достал один из американских револьверов, зарядил, засунул за спину… И ещё заглянул в тумбочку возле кровати. Личное и любимое всегда под рукой: американский револьвер — девятимиллиметровый восьмизарядный! Рядом российский Макаров, пистолет выпуска шестидесятых — единственное на тот период в мире оружие, успешно прошедшее все испытания в комбусе — универсальных комбинированных условиях, когда образец испытывался последовательно: грязь, пыль, дождь, болото, песок, протирка и снова дождь, грязь, мокрый песок, болото. Об этой системе Гэбриэл знал всё!.. Но была здесь и ещё одна «игрушка». Гэбриэл вынул из кожаных ножен широкий мощный тесак: «Skinner APS US Army» — нож для выживания… подержал его в руке, приценился к внушительному весу, вздохнул и положил эту опасную штучку на прежнее место.

     В каюте Миши никого не было — полковник вошёл и сразу же прикрыл за собой дверь… Полнейший порядок, безупречная могильная чистота! Два фото в деревянных рамочках и довольно объёмная прямоугольная резная шкатулка из красного дерева на тумбочке. Шкатулка интересная, вычурная, инкрустированная настоящим крупным чёрным бриллиантом посередине и множеством тёмно-красных аргентинских рубинов по краям… Старенькая потрёпанная гитара на двери, пара таких же старых и когда-то ярко-красных боксёрских перчаток на стене — и то, и другое с трудом вписывающееся в это стерильное состояние склепа в склепе. И в этот шкаф у стены полковник не полез бы, наверное, даже под расстрелом.

     Взгляд Гэбриэла упал на книжную полку над кроватью Миши. Он подошёл поближе.

     – Пушкин!.. Есенин, Достоевский, Чехов, Лермонтов, Толстой, Гоголь, Ильф и Петров, Дюма, Жюль Верн… И всё на русском! Конечно, как же ещё… А это что?

     Он приподнял край выставленной пилоткой подушки:

     – «Земля Сан-ни-ко-ва»… «Земля Санникова».

     Гэбриэл перелистал страницы:

     – Русский, русский… А ты что ожидал, парень? Японский? А это что?

     Фото было цветным, ярким и на фоне какого-то жизнерадостного голографического панно: печально улыбающаяся трёх-четырёхлетняя девчушка на фотографии была в ярком кружевном платье цвета утренней зари. Внизу стояла красивая гравировочная надпись — «Руберта-Мария: я буду жить вечно!» У Гэбриэла защемило сердце… Он закрыл книгу и положил на прежнее место.

     Гэбриэл присел на корточки возле огромного старого телевизора — на двух полках ровно выставленные ряды старых кассет и ни одной на американском, снова всё на русском. Гэбриэл расслабленно выдохнул: слава Богу, читать и говорить на русском он к счастью умел и довольно неплохо — Вьетнам и разведка оставили много рубцов и сколов на шкуре его жизни… Он вытащил первую кассету, вторую, третью и сразу же стало ясно: почти все фильмы только о ней — о войне!

     – «Звезда», «Последний штурм», «Военный…» — нет!.. «Военно-полевой роман» — угу… «Баллада о солдате»: баллада — это песня на русском, памятливая песня — скорбная… Так! «Они сражались за Родину» — понятно… «Батальоны просят огня», «Летят журавли», «А зори здесь тихие» — о женщинах войны, о солдатах, ясно! «Офицеры», «Два бойца», «В бой идут одни «старики»… «В бой идут одни «старики»? И ничего о женских радостях, ровным счётом — ничего! Где плаксивые мелодрамы и классические мюзиклы? Миша, Миша… Что мне ещё ждать от этой русской сирены? Не сахар — это уж точно! Что тут у нас ещё?.. «Д`Артаньян и три мушкетёра» — ну просто что-то из сказочно невероятного для данной подборки… «Рождённая революцией» — снова: задавим не войной — так революцией! «Белое солнце пустыни» — белое солнце, белое… «Не-бе-са Обетованные», гмм… «Небеса Обетованные» — где-то я уже это слышал. «Земля Сан-ни-ко-ва»… «Земля Санникова» — и здесь русские необъятные просторы… М-да! М-да!

     Полковник поднялся — ещё раз осмотрелся:

     – Железная вояка и подпольная мечтательница!

     Гэбриэл тихо вышел из каюты Миши и глубоко вдохнул, снова потерев рукой возле сердца, — после этой, последней комнаты он чувствовал себя совершенно разбитым и каким-то подавленным… Неспешно раскурив новую сигару, он с облегчением выдохнул и оглянулся — планировка всех комнат была практически одна и та же, но как разительно отличались эти «однослойные» каюты друг от друга своей неповторимо-универсальной начинкой.

     Гэбриэл устало задумчиво прошёл мимо двух ванных комнат — тоже расположенных друг против друга: мужской и женской… и также тихо зашёл в библиотеку.

     На одном из тренажёров шумно тягал железо Зулу.

     – Что, сержант, решил после ужина размяться?

     – А что ещё делать, Гэбриэл?! Газеты читать?! — Зулу вытер полотенцем шею и протянул полковнику старую пожелтевшую газету. — Здесь их много! Можете почитать, полковник, про нас всё ещё пишут.

     Гэбриэл посмотрел на первую страницу газеты с крупным восклицательным заголовком:

     – Про нас я уже читал, Зулу: этим газетам по сорок — шестьдесят лет! И это всего лишь старый архив профессора Румаркера… Ты ещё будешь здесь?

     – Да! Буду! Надо форму подгонять — самостоятельно… Вся эта физитерапия доктора-мучителя, как по мне — всё равно что пороть дохлую лошадь!

     – Согласен! И всё же советую перед сном не перегружаться, сержант.

     Гэбриэл вышел из библиотеки и пошёл в обратную сторону, нужно было найти полковника Васильеву. Возле комнаты Мэлвина полковник приостановился: поют, хрюкают, щебечут… Пускай! Красавчик тоже под присмотром, а большего он всё равно не получит: тут чутьё Гэбриэла никогда не подводило. Все заняты! Значит, некоторое время не будет лишнего шума и драчливых разборок.

     Полковник зашёл в свою каюту. Вставил кассету в видеомагнитофон, накинул джинсовую куртку — только в жилых комнатах и столовой постоянно сохранялась комфортно высокая температура, во всех остальных помещениях и коридорах криобункера было достаточно прохладно. И сразу же пошёл в главную лабораторию профессора: нужно было узнать, где же теперь Миша. Но по пути Гэбриэл ещё раз заглянул в столовую, затем в ФЗ-кабинет и, наконец-то, нашёл там, кого искал.

     – Не советую пользоваться оружием в криобункере, полковник Харрис, здесь это строго запрещено по известным причинам. Вы надели куртку, чтобы запрятать за спиной пистолет?.. Сейчас угадаю: восьмизарядный девятимиллиметровый револьвер из подпольного зашкафного арсенала Лео? Он может составить вам плохую службу, полковник. Профессор никому не разрешает иметь при себе оружие в пределах жилого сектора криобункера. У нас только Танго может пользоваться своими ножами — и только потому, что она чётко отвечает за свои действия, и её крайне затруднительно заставить снять свои сапоги, нашпигованные всякими железяками под завязку, а под плохое настроение так она даже спит в них. Так что, полковник?!

     Гэбриэл вытащил из-за спины револьвер и положил на ладонь:

     – Вообще-то в криобункере прохладно… Но у вас отменное чутьё, Миша!

     Миша вскользь глянула на револьвер:

     – Такой игрушкой дракона не завалить, полковник.

     – А вы верите в драконов, Миша?

     – Смешно…

     – Похоже, вы здесь основательно обосновались: персональный компьютер, четыре стула-кресла для командного застолья, хорошая такая мишенька на стене для ручного пристреливания, лабораторные столы — под пристальным взглядом… Всегда и всё держать под полным контролем, полковник?

     – Угу… было бы неплохо — под полным.

     – Прямо штаб командного сбора!

     – А чем тут ещё заниматься, если целыми сутками не протирать задницы… Бильярда в бункере, к сожалению, нет!

     – А что здесь есть?

     – Мы! И воля Джона: только то, что хочет он.

     – Вам не нравится бункерная диктатура Джона Румаркера?

     – Дело не в этом.

     – А в чём?

     – В желаниях… У Джона есть желания, которые давно уже не существуют в природе!

     – С этим утверждением, пожалуй, трудно будет не согласиться.

     Гэбриэл выдохнул густым кольцом сизого дыма и пристально посмотрел сквозь дымчатую пелену на невозмутимо продолжающую работать за своим компьютером Мишу.

     – А почему вы не пользуетесь библиотечным компьютером? Там система посовременнее этой.

     – Меня вполне устраивает этот компьютер. К тому же здесь спокойнее.

     – Вы очень одиноки, Миша?

     – Наполовину.

     – Наполовину…

     – Если вокруг полно одиноких людей, нельзя считать себя совсем одиноким… Вот сейчас рядом вы, значит, я уже одинока только наполовину.

     – И всё-таки вам нравится одиночество.

     – Скажем так, я отдаю ему предпочтение.

     – А может, совсем иному предмету внимания?

     – Какому именно предмету внимания, полковник Харрис?

     – Ну не мы же, команда голых мужиков под прозрачными крышками физирефакторов, стали предметом вашего пристального внимания за последние месяцы.

     Миша без тени понимания скосилась на улыбающегося Гэбриэла:

     – Ещё чего!

     – Лео — конечно же.

     – Лео — конечно же! Кто же ещё?.. япона-мать…

     Гэбриэл подышал на револьвер, потёр ствол рукавом куртки:

     – Как скоро мы пойдём наверх?

     – Скоро, — Миша всё ещё не отрывалась от экрана своего компьютера, и её пальцы не переставали перебегать с клавиатуры на квадратные сектора экрана. — Теперь такое оружие малоэффективно и нерентабельно: его ресурс быстро истощается, да и не из чего делать само оружие — слишком большие затраты при малоэффективной отдаче. На улицах тепловое, лазерное, дестабилизирующее оружие… Огнестрельный боеприпас нынче не в моде!

     – Это формальность! Мясо всегда остаётся мясом — будь то наживка на лазерный крючок или на огнестрельный патрон.

     – Трудно с вами не согласиться… Вы пришли ко мне, полковник Харрис?

     Гэбриэл засунул револьвер обратно за спину:

     – Угу… я пришёл поговорить, полковник Васильева.

     – Джон просил?

     – Ну в общем-то его было желание — правда. Но я тоже об этом думал… Я пришёл поговорить и обсудить наше дальнейшее будущее.

     – У вас нет будущего, полковник, вы из прошлого: ваши люди никогда не примут этой реальности, для них всё это — слишком…

     – Вот так — с разбега: нет будущего! Может, не стоит сразу же сбрасывать нас со счетов? Старая гвардия всегда чему-то может научить молодых солдат, предложить свою помощь. Как-никак, но опыта нам не занимать по многим полевым вопросам.

     – Молодых солдат, говорите?

     – Не стоит реагировать буквально отрицательно на каждое моё высказывание — это не приведёт ни к чему объединяющему и ни к одной общей цели.

     – Без разницы! Не будем переходить на личности, полковник: на сегодняшний день здесь только мы с вами можем пока что удерживать в рамках очень и очень нестабильную ситуацию.

     – Пожалуй, с этим я тоже соглашусь.

     – У нас большие проблемы, полковник Харрис…

     – Поэтому, наверное, мы здесь!

     Миша наконец отлипла от своего компьютера. Она кинула на полковника ещё один не располагающий к тёплой беседе взгляд и вынула из бокового гнезда клавиатуры «ракушку» чуть большего размера, чем криотоп у неё за ухом. Воткнула её в ушную раковину, и сразу же, точно с потолка, полился её же, но уже чуть приглушённый голос со стальными, режущими ухо нотками — голос, от которого Гэбриэла буквально передёрнуло.

     – Внимание всему военному составу бункера!! Надеюсь, никому не надо подтверждать, что вы слышите голос полковника Васильевой, а не Микки Мауса с планеты идиотов?! Всем мальчикам и девочкам отбыть по своим спаленкам, пока не заставила кого-то чистить унитазы личной зубной щёткой… Капитан Рур! Если через пять минут ты и лейтенант Танго не будете в отключке, наложу на вас штраф в виде публичного дисциплинарного взыскания… Рот!! Закрыть и меньше вякать… то-то, лейтенант… И, капитан, занеси-ка мне в ФЗ-кабинет большой кофейник… Хватит тормозить — меня не колышет твой напряг!! Шурши быстрее!! Успеешь за пять минут — отсчёт пошёл… Всем отбой!!

     – Круто… А когда у моих ребят будут такие же криотопы, как у ваших солдат, Миша? С Джоном не договоришься: то настаивает — всё от Команды «Альфа» теперь зависит, то сам себе противоречит, кивая на ваши указания.

     Миша поставила «ракушку» бункерного переговорного криотопа на место и, придвинув к углу стола пепельницу Танго, посмотрела на Гэбриэла:

     – Не загоняйте в смерть лошадей, полковник: ваше не заржавеет — будьте покойны! Команда «Альфа» — мужчины, с которыми не знаешь, как себя вести. Присаживайтесь, полковник Харрис, присаживайтесь, в ногах правды нет, хоть волка ноги и кормят… Там, наверху, всё ясно, как ночь в пекле! А как вести переговоры с «древними», со старой гвардией, с легендой чуть ли не вестернов Дикого Запада, с живыми мертвецами, я пока что ещё не знаю и практики такой у меня — сдохший кот больше наплакал.

     Гэбриэла от таких прямолинейных комплиментов всего передёргивало, но это был именно тот вариант, когда раз спасуешь и тебе конец — до скончания века! Он пододвинул себе стул-кресло и сел поближе к столу:

     – Команда «Альфа» тоже во Вьетнаме имела статус команды ООН: отряда особого назначения… Думаю, выход есть, Миша!

     – Ну?

     – Начнём всё сначала — так будет проще.

     – Хмм… Согласна! Спрашивайте, полковник, спрашивайте: тянуть резину — рассусоливать со смертью.

     – Хмм… Вот так сразу! Ладно… А вы знаете, Миша, что Команда «Альфа» воскресла практически на Рождество. Верный признак хорошего «зачатия».

     – Х-хы! Хорошее начало и отличный подарочек как на Рождество… Не думайте, полковник, что мы этого не заметили! Только теперь не до праздников: вот-вот Третье Пришествие Христа.

     – И всё же вы нас недооцениваете, Миша.

     – Я вас не знаю! А суждения со слов лабораторного фанатика и столетние газетные публикации — не более чем легенды, сказки, выдумки… А если почитать задним числом мифологию «древних», вообще становится ясно: добрая половина прежних героев не выдерживала испытание ни славой, ни временем — и очень скоро герои сами становились теми, от кого ещё недавно защищала тех, кто сам не мог себя защитить.

     – Согласен, с чужих слов труднее судить, а газеты — это вообще королевство кривых зеркал.

     – Не говоря уже о сериалах для домохозяек!

     – Кстати, в отличие от Зулу, мне очень даже нравились эти ребяческие сериалы: Джордж Прайд был весьма реалистичен как на полковника звёздной Команды «Альфа»… Вам так не кажется, Миша?

     – Не могу судить!

     – Пока что…

     – Время покажет!

     – Время покажет…

     В комнату вошла Чукки с подносом:

     – Кофе, полковник!

     – Пять с половиной минут.

     – Я уже в гамаках… сэр!

     Чукки поставила на стол высокий кофейник, две кофейные пары и сахарницу.

     – Капитан, откуда ты знала, что надо две кофейные пары?

     – Знала… — Чукки зыркнула на Гэбриэла, сняла свой заушный криотоп, закинула его в один из карманов своих «техасских лохмотьев» и исчезла за дверями ФЗ-лаборатории.

     – Вам не приходило на ум, Миша, что вся эта ваша чокнутая четвёрка солдат до чёртиков смахивает на точную копию другой четвёрки Команды «Альфа»?

     Миша ухмыльнулась:

     – Я знала, что вы это скажете, полковник. Но вы также должны были отметить, как далека на самом деле от настоящего идеала формула новоиспечённой Команды «Альфа».

     – Даже чересчур далека!

     – Вот видите, даже вы не можете этого отрицать… Лично я считаю, что ничего такого нас с вами роднить не может, и тем более вряд ли что получится из такого союза толкового — я имею в виду общие полигонно-полевые операции.

     – Как удивительно иногда могут совпадать некоторые вещи, которые ещё только намечаются где-то на подсознательном уровне, — Гэбриэл налил кофе и себе, и Мише. — Но, если судить по собственному опыту, то могу утверждать одно: в любом случае и при любом раскладе всё получится само собой, и результат всё равно будет, какой бы он ни был.

     Миша отпила глоток кофе:

     – Глубокомысленное замечание, полковник Харрис. Но, так или иначе, точка отсчёта и сама причина, по которой нас здесь столкнули некие силы, — Лео Румаркер!

     – Согласен! Но, может быть, если рассмотреть все стороны дела повнимательнее, это не так уж и плохо: вы, Миша, и ваши солдаты — живы, Команда «Альфа» — я и мои солдаты — тоже… первый положительный результат налицо…

     – Гмм… У меня такое чувство, что я вернулась к себе в штаб: налицо такое же хитроумное зубоскальное окружение.

     – Кто водится с волками, научится выть.

     – Вас хрен переговоришь, полковник Харрис! Только не вздумайте принять мои слова за комплимент.

     Гэбриэл расплылся в широкой белозубой улыбке:

     – Понимаю, не тот случай!

     – Правильно понимаете, полковник! — Миша одним нажатием кнопки переместила своё кресло пониже и приняла свою любимую позу: вытянула ноги вперёд и сцепила руки на груди. — Джон давно уже свихнулся на идее вывести свою внучку из зоны тотальной смерти. Но для этого нужна команда — надёжная команда смертников, которым нечего уже терять… Так первой в бункере появилась Чукки — профессор вытащил её из «кресла разборки»: пускать мясо в безостановочное производство теперь в тренде! К тому времени Чукки уже была не менее чокнутой, чем Лео, но её надёжность и продуктивность были в её личном деле. Профессор многие годы внимательно отслеживал каждый необычный случай хотя бы с относительно «чистым материалом». Он следил чуть ли не за каждым пациентом своей наноклиники и соседнего военного госпиталя Форта с отделением для свихнувшихся ветеранов, к которому он имел полный и гарантированный допуск, — пока одного дня из его Наноцентра не пропал очень ценный и небезопасный агент: лейтенант Танго Танго. Генерал Бэкквард сразу же наложил вето на посещение гражданскими докторами военного госпиталя, а теперь даже Наноцентр круглосуточно под охраной и надзором военной полиции… Так вот, Джон долго и безуспешно искал, но не мог найти никакого для себя подходящего материала. И кто знает, как всё обернулось бы для вконец съехавшего к тому времени капитана ВВС Чукки Рур? Кто знает...

     – Но время уходило — Джон спешил!

     – И Джон принимает решение. Чукки — то что надо: смертник, человек, в бывшем безупречная репутация в плане надёжности и профессионализма самого высшего класса… Профессор долго бился над Чукки, почти полгода, прежде чем смог вернуть её в более-менее нормальное человеческое состояние. За пять лет Чукки ни разу не покинула бункера по собственной воле: ей не нужно было подниматься наверх, и замкнутого пространства её повёрнутые мозги благодаря трудам профессора Румаркера не боятся. Чукки может находиться в состоянии спящего транса достаточно долгое время — в закрытой клетке размером с кофейную чашку. А за Лео Чукки может отдать и последние крохи ума, а заодно и всю свою жизнь до последней капли… Несколько раз Лео пропадала, да так, что её не могли отыскать даже «загонщики» Бэккварда. А Чукки отыскивала её благодаря своему «третьему глазу», которым её предусмотрительно наградил наш дорогой доктор Франкенштейн.

     – Что-то я пока что не заметил особой любви между Лео и Чукки.

     – Х-хы!! — Мишу аж подкинуло. — Хотите всё и сразу — так, полковник?!

     Гэбриэла пробило током от такой реакции Миши, но он не смел себе позволить эмоции, подобные женским.

     – Я только сказал…

     – Не говорите лишнего, полковник Харрис: за каждое слово следует держать ответ и перед собой, и перед другими… Лео — психопатка! Но не чудовище! Вы и сами заметили, полковник, Лео — гадкий подросток и по физическому развитию, и по разуму — особенно в вопросах элементарной логики и адекватной реакции.

     – Может, Лео не такой уж и ребёнок: всё-таки пройти всю Третью Мировую Войну, играючи создать оружие смертоносного уничтожения, прекрасно чувствовать себя в своей шкуре, оставаясь вольным наёмником-смертником. Но, конечно, если сравнивать с вами, полковник…

     – Неоправданное безрассудство присуще только мальчишкам.

     – Вы меня не слышите! Лео — профессиональный убийца!

     – Для этого мастерства много ума не надо.

     – И всё же! Лео — профессиональный и жестокий убийца, судя по её щедрой и богатой на смерти биографии.

     – Да!! Генокеры — её особо слабое место, да и монстры за стеной её не успокаивают… Но за двадцать лет после войны Лео не зашибла до смерти почти что ни одного человека. Прикалечивала — да! И всё… После Третьей Мировой вся её война — драки с генокерами по подпольным барам, часто со смертельным исходом. Но таково «селяви» нашего мира: хочешь выжить там, где выжить нельзя, убей противника, а лучше — двух. А монстры — особенно те, что за стеной города, — они у нас считаются такой же боевой единицей, как и условный противник на поле боя… Даже я понимаю, что Лео — она другая. Она не такая, как мы все. И если бы всё сложилось когда-то по-другому, разве же этот ребёнок из космоса так бездарно-расхитительно тратил бы свою драгоценную жизнь на такое ужасное насилие над собой и другими, на такую ужасную жизнь, которую и жизнью-то назвать кощунственно?! Да и что вы мне тут про Лео морали читаете?! Её позывной на войне был «Космос»! И она полностью оправдывала второе имя, данное ей при рождении Джоном, а потом использованное ею для создания собственной супермины: Лео сама была как её акустическая «лягушка» наживного действия — дестабилизирующая, одиночка-герой и безбашенно-опасная… Никто! Никто не хочет добровольно ходить чинить стены города и, самое главное, ремонтировать охранные минные поля. Как по-вашему, насколько надо быть действительно чокнутым, чтобы делать эту работу по собственной воле?! Только самые психологически стойкие солдаты-генокеры идут туда, заключённые-смертники и психопат сержант Лео Румаркер — всё! Лично меня туда и за миллион не заманишь! И так каждый… На самом деле больше всех именно Лео здесь не должно быть — в этом грязном сдыхающем Индианаполисе.

     Миша с силой втянула в себя воздух и сжала кулаки… Гэбриэлу этот знак совсем не понравился. Он за один глоток допил остывший кофе Миши, налил горячий кофе в чашку и вместе с блюдцем подал ей прямо в руки.

     Полковник выдохнула и взяла протянутую чашку:

     – Спасибо… Потом профессор стащил с «разборника» Танго — ещё одну бесшабашную человеческую душу! Я её знаю ещё с войны — косвенно: по службе мы почти никогда не сталкивались бок о бок и уж тем более никогда не завязывали дружеских отношений, но дорожки наши частенько пересекались. На войне такие, как мы, были особо пользуемы, и на нас был большой спрос. После войны, как это обычно бывает, мы стали скорее опасными, нежели востребованными. И здесь ты или на стороне богемы, или «прощайте все заслуги перед Отечеством»!.. Танго после войны какое-то время служила в Объединённых Войсках ОСОЗ — в «Барракуде»: летала от Каффы на все точки последних мегаполисов. Потом пошла вниз: сначала была в звене охраны правительственных крейсеров Форта Глокк, послужила даже в «грязных загонщиках» Бэккварда… Но надо знать Танго! Главная её проблема — скука! Ей всегда надо быть в движении, что-то делать, куда-то лететь, кого-то убивать… Танго — стопроцентная автономная боевая машина: её собственная нейрокинетика выше обычной человеческой вдвое, она может поднять и посадить космических корабль любого типа, войти в неизвестное селение и выйти уже из полностью зачищенной зоны. Но её природная интуиция лучше всего работает, когда на то есть причина: настоящие военные действия, например! Но определяющее, конечно, первое и главное: у Танго менталитет прирождённого убийцы. Не знаю, как их там дрессировали раньше в чёрных рейнджерах, но то, что все эти качества были присущи Танго с самого рождения, я не имею на этот счёт ни малейшего заблуждения: сначала что-нибудь оторвать, а уже потом разбираться, что это было — мужской член или крысиный хвост?

     Гэбриэл от неожиданности так икнул, что чуть было не пролил на себя свой кофе:

     – Боже Милосердный!

     – Да не переживайте вы за своего хныкалку! Руки-ноги у вашего Красавчика останутся целыми — пока! Пока она под моим командованием: подчиняться она умеет. А скука у нас тема запретная и точка!! — Миша саданула кулаком по столу и снова спокойно откинулась на спинку кресла. — Танго даже выполняла задания по программе Чёрной Смерти и даже года два работала со Вторым Отделом. Но и там мы мало контачили: я в основе своей занималась стратегической картой, а она сотрудничала с группой прямого уничтожения… Несносный характер Танго в конце концов сослужил ей плохую службу: её перебросили на «загонщиков», а потом — и на городскую службу. И зря они это сделали! Не занятый настоящей работой чёрный рейнджер — всё одно что быстро тикающая мина… И если уже говорить начистоту о том, кто здесь профессиональный убийца до мозга костей — так это Танго! И это не голословно: думаю, даже сама Танго не знает, скольких она отправила на небеса и куда подальше. Одну среднестатистическую армию — так точно… Добровольно, как и Лео, она конечно мало кого убила, но по приказу — без колебаний! Океаны крови на её руках! И добрая половина — люди: мужчины, женщины, дети, старики, солдаты и не солдаты, а вместе с ними домашние хомячки и сладкоголосые канарейки. Ей всё равно с кого сдирать кожу, а с кого общипывать перья. Была бы работа да повеселее! Даже я её с трудом понимаю. Лейтенант сама по себе очень скрытная натура — её почти невозможно разговорить, если она сама этого не хочет. Но может болтать без умолку часами, если ей дать отличный повод и если она доверяет. Ей не нужны ни награды, ни слава, ни популярность: для неё все эти понятия — пустая муштра на плацу! Совсем другое дело — свобода чёрного рейнджера, настоящее боевое братство и отличная резня… Её нарицательное имя: тень! Её кредо: быть неуловимой даже в собачьей конуре, незаметной даже в самом ярком камуфляже, смертельно опасной даже на виселице! Танго — это интеллект, интуиция, животный инстинкт выживания. И на самом деле никто, никто не знает сколько жертв на счету Танго. Верьте мне, полковник Харрис!

     – Вы заметили, что восхищаетесь буквально фанатично вашим смертельно опасным лейтенантом?

     – А разве это не заметно, полковник? Она особая, она не такая, как все: она избранная — это однозначно! Но Танго больше, чем просто убийца. Она отменно ориентируется в политике и прекрасно понимает, кому обязана жизнью. И если может показаться, что Танго без души, то другое точно — этот солдат не без чести… Ну а меня так судьба просто даром предоставила в руки профессора Румаркера. И может быть, я не считаю себя обязанной чем-то Лео, но Джону я обязана шкурой: долги — не мой профиль!

     – Я так и подумал.

     – Профессор создал эту команду, что называется, не мудрствуя лукаво — по готовому типажу. Я бы даже сказала, один в один с уже приговорённого на веки вечные шаблона: с Команды «Альфа»!

     – Угу… Особенно Красавчик и Танго — большей похожести не отыщется во всей Вселенной.

     – Эмоциональные выводы и ничего больше! Эмоции — не ваш профиль, полковник Харрис. Вы же слышали, что сказал Джон: Красавчик — избранный, но так и Танго тоже.

     – Под таким углом зрения, похоже, и в нас с вами что-то общее да отыщется?

     – Отыщется, отыщется… зря злорадствуете, полковник.

     – И что же, по-вашему, Миша, нас — двух полковников разных эпох и разных войн — так роднит и объединяет вопреки всем прогнозам человечества?

     – Диктатура пролетариата в её чистейшем виде! Вы — курите как сапожник, я — пью как верблюд, вы — сражаете наповал своей голливудской улыбкой, я — могу повалить буйвола взглядом. А если покопаться под микроскопом, поле выбора может расшириться до бескрайнего театра военных действий. Но различия между нами всеми, как вы сами понимаете, это различия между небом, под которым повезло родиться вам, и той ужасной серо-фиолетовой гнилой массой, под которой умираем мы… Но иногда — иногда обстоятельства берут верх над нашими судьбами. Мы лишь ваша тень, ваша тёмная сторона луны — и нас это устраивает. Всех, кто пытался «сиять» вроде Команды «Альфа», тех уже давно нет… и ничего уже нет… Политики и военные довоевались, генетики дохимичились: Адам на грани полного умственного и физического вымирания. Джон сказал правду: дети не хотят больше рождаться — без нормального солнца, без луговой травы и без чистой земли под ногами. А те, которые всё же родятся, приходят в этот мир на горе самим себе и доживают в среднем лишь до десяти лет. И те единицы, которым всё-таки повезло перешагнуть смертельный рубеж, они почти все мальчишки: одна девочка на пятьдесят пацанов. Но и это не решает проблемы.

     – Как-то не вдохновляет.

     – Остальные генокеры: дети генной инженерии, дети генетических пробирок — как их называют. Есть ещё мутанты: люди-мутанты! Те, кто вдосталь нахватался радиации, химии, кислотных дождей, и эти — хуже генокеров: им всё равно кого убивать и кого грабить… Есть ещё кое-кто, но эта часть населения почти недоступна для широкомасштабного общения с массами: такие как вы, полковник! И они особо и без причин не покидают своих казарм, правительственных департаментов и военных кабинетов. И у них свои закрытые клубы, попасть в которые невозможно даже за все деньги мира… Я двадцать лет в ОСОЗ и дальше своего штабного казарменного клуба не продвинулась ни на полшага — даже меня не пускают в такие закрытые заведения. Зато в одном из таких клубов очень даже хорошо знают Лео: она там свой человек! Ещё бы! Девяносто девять процентов «архангелов» — бывшие или нынешние пациенты профессора Румаркера.

     – Лео «архангел»?

     – А вы думали — нет? Ваше удивление поддельное, полковник, вам меня не обмануть! Лео и не Гавриил?! Это же нонсенс.

     – М-мм, пожалуй.

     – «Клуб Убийц» — официальное название у этого закрытого клуба «древних» гвардейцев: «старой гвардии» — по собственному позывному.

     – Так вот она главная причина, по которой вы, Миша, не питаете особо дружеских чувств к Лео!

     – Не утрируйте в идиотскую приколку, полковник! Есть вещи, о которых не стоит говорить с цинизмом… Этот клуб — для мужчин! Для настоящих мужчин… И потом, я — штабист! А это уже сверх меры даже для «Клуба Убийц»: штабных крыс, кроме самого Бэккварда, в клубе не терпят.

     – «Клуб Убийц», как я понял — клуб для мужчин. Но Лео, как ни крути, не мужчина!

     – Но и не женщина… совершенно нечто среднее…

     – Тем не менее в «Клубе» она свой парень.

     – Ещё и какой свой парень!

     – Завидно?

     – Ещё и как… И если вы уже намылились туда пойти, полковник, то не думайте, что без Лео вам удастся с разгона завоевать эту весьма и весьма специфическую публику и продержаться в среде этих ветеранов-«архангелов» хоть пять минут: вас попросту разорвут ещё на пороге «Клуба Убийц». Ветераны-«архангелы» здесь славятся своей невероятной несговорчивостью и жестокостью и не терпят новичков! Даже таких, как вы, полковник! Хоть вы тоже «Победоносец»… Но вы уже не из того прошлого — не из их прошлого: вы — из настоящего, которое ваши бывшие соратники по оружию в упор не принимают и ничего не хотят с нами, теперешними вояками, иметь общего. Эта Последняя Война выживших превратила в чудовищ, и думаю, вряд ли эти люди теперь захотят признать в вас своего собрата и побратима по одной крови.

     – Всё относительно, полковник. Смотря под каким углом подходить к проблеме. А к любой проблеме можно подобрать свой ключ. Спешить не стоит — это да… В конце концов это можно проверить!

     Миша глухо засмеялась:

     – Не сомневалась, что вы это скажете, полковник Харрис. Но на этот счёт не беспокойтесь! Как только Лео проснётся, вам в полной мере будет предоставлена такая обязательная возможность. Обязательная — потому что я тоже хочу посмотреть на эту потеху.

     – Почему же так надрывисто?

     – Потому что с Лео вы туда войдёте — без проблем! Главное, чтобы вы вышли, как вошли. И если вы сможете со своими ребятами выйти оттуда живыми и без потерь, значит, Команда «Альфа» действительно чего-то да стоит.

     – Вы меня заинтриговали по полной, Миша!

     – Чушь! Интрига в другом — совсем в другом... Самое тяжёлое в этом мире, полковник Харрис, оставаться человеком. Вот выйдем в город и посмотрим, действительно ли вы так хороши, как вас расписывали все те газеты, что Лео зачитала до дыр, черти её раздери, или всё как всегда через задницу, япона-мать!

     Миша стукнула пустой чашкой по столу и сцепила руки на груди, хмуро уставившись на полковника.

     – Я так понял, Танго, как и вы, тоже превосходно владеет разговорным русским?

     – Особенно матерным! Жаль, что Чукки — сама нечаянная интеллигентность: много понимает, мало может выразить… х-хы!!

     – Вы не любите своих девчонок, Миша: вы ими восхищаетесь, и в то же время вы их ненавидите — это очевидно.

     – Не вам судить! Вы же сами, полковник Харрис, только что утверждали относительность этого мира. Так что смотря под каким углом рассматривать проблему.

     – Согласен… Тем более что вы для них, как учитель! Авторитарный или авторитетный — как хотите, но учитель!

     Миша усмехнулась:

     – Я так не думаю. Трудно научить кого-то, будучи недоумком, зато можно научиться самому — я учусь у них куда больше, нежели они от меня.

     – Согласен… Но я так понимаю, независимо от ваших внутренних взаимоотношений, вы здесь главная — главная в команде! Они всё равно признали вас своим командиром, хоть вы и пришли последней в команду: признали — и по званию, и по духу… И даже Лео!

     – У них нет выбора: никто больше не сможет быть мозгами этой чокнутой команды… Особого выбора нет и у меня! Мой возврат в Департамент Штаба Форта Глокк будет означать для этих парней смерть! И на этот раз без промашки… И я сделала свой выбор! Я осталась с ними: смертница — со смертницами. Хотя прекрасно вижу ваше ко мне недоверие куда большее, нежели к другим.

     – Вы прошли через «промывочное кресло», Миша. Не думаю, что это не оставило на вашей психике подсознательных последствий — даже со всеми перестраховками Джона: «эффект матрёшки» не может остаться без серьёзных последствий.

     – Да вы меня никак боитесь, полковник?

     – Да! Я вас боюсь… «Дельта» и «Тета» всегда будут иметь своих последователей. И как я понял, «промывочное кресло» — это именно оно, то самое.

     – Правильно поняли, полковник, интуиция вас не подводит. «Майнд контрол» с его Алленом Даллесом всегда будет иметь своих последователей… «Промывочное кресло» включает в себя не одну программу, а целый комплекс: промывка идёт по принципу нескольких оболочек-зомби. Только мне это «промывочное кресло» со всем его набором «матрёшек» — больше как мёртвому припарки: я с Урала! И я много чего могу и без этих навороченных вуду-муду штучек. Американцы всегда горели на своём чрезмерном самолюбии и переоценке собственных успехов в страстном стремлении использовать все возможные методы воздействия, в том числе и из области непознанного. Глупость — соизмеримая с держанием Бога за яйца… Но Джону я больше чем благодарна: он вернул мне душу, поставил на место сердце. Для меня главное, что я сегодня с этими девчонками, с этими съехавшими в кювет солдатами. А что будет завтра — определит судьба, но отнюдь не «промывочное кресло».

     – Звучит несколько успокаивающе… Мне даже стало легче дышать!

     – Чего с ваших мозгов точно не вымыть, полковник Харрис, так это постоянного желания шутить, где не следовало бы шутить.

     Гэбриэл улыбнулся:

     – На том и держимся.

     – Так что во всём можно найти зерно истины. Но для меня главное, что я тут, что я что-то ещё могу для них сделать, для этих солдат, что я — с ними!

     – Скажите мне, Миша, сколько вашим «парням» на самом деле лет? Я понимаю, что всё относительно, а войны делают нас стариками в любом возрасте, но всё же… Кто они — эти ваши солдаты? Кто они в обличье простого человека, а не супермена?

     – Кто они — знает только тот, кто их создал: Творец! Я принимаю их такими, какие они есть… Что я знаю о них как о людях? Чукки читает — притчи её одержимость. Танго — выворачивает наизнанку и знает тысячу анекдотов. Лео — наше вдохновение! И ей разрешено всё! Всё, что она только пожелает и на что хватает её скудной фантазии… Возраст? Чукки — сорок два, Танго — тридцать девять, Лео — тридцать семь. Мне — сорок пять! Что? До сих пор не верится, полковник?

     – Больше, чем с трудом.

     Миша хмыкнула:

     – Так и вашим как бы под стольник!

     – И то верно!

     – Существенное торможение времени, технологии профессора Румаркера и наша святая вера — вот наше настоящее! Вера в большее — нежели смерть и ничтожно малое — как жизнь. Плюс ко всем недостаткам такая ерундовая игрушка, как наночипы «жизни» гения…

     – И всё же это не возраст!

     – Пожалуй… Смешно умирать в этом возрасте — потому что теперь умирают в шестнадцать! Для этого прогнившего мира мы давно уже превратились в такой же раритет, как и вы когда-то для своего. Удивительно до абсурда, что порой может стать причиной объединения совсем противоположных субъектов.

     – Войны! Именно они становятся причиной разъединения и смертей, но они же объединяют тех, кто в другие времена мог быть только врагами друг другу. Полюса ведь тоже разные, на противоположных концах планеты, а друг без друга существовать не могут — и планета не сможет.

     – С нами или без нас — человечества уже нет!

     – Слишком хмуро, Миша… Насколько я помню, американцы не такие уж пессимисты. Скорее наоборот: фанатичные патриоты и устремлённая в светлое будущее нация!

     – Я знаю одно: всё хорошее когда-нибудь заканчивается — плохое становится ещё хуже. А ваши речи, полковник Харрис, подчас смахивают на высокопарную и весьма тоталитарную демагогию генерала Бэккварда.

     Гэбриэл постарался улыбнуться как можно натуральнее — он показал на Мишу своей сигарой:

     – Неужто действительно всё так драматично?

     – А вам, полковник, всё дура-шутка… Драматично?! Намного хуже, чем вы себе можете представить!

     – Миша, вы — русская! Больше, чем я могу себе даже представить… Даже если бы я этого не знал, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы вычислить русского из толпы.

     – И по какому принципу это делаете вы, полковник?

     – Вы, Миша, очень много умеете говорить — только так, как говорят русские и никто больше в мире: одухотворённо, красочно, много и многословно… А это умеют только русские, я знаю!

     – Да, да, да, знаток человеческих душ… Я — русская! До мозга костей! И русской останусь даже после смерти… Мои отец и мать были русскими, муж — американец. Когда отец не выдержал нагрузок памяти Афгана, несправедливого отчуждения и полного игнорирования проблем ветеранов-афганцев своим неблагодарным правительством, он решил искать правды на стороне — в Америке! Как будто не для нас существуют избитые истины: хорошо там, где нас нет! И я, ставшая по воле судьбы гражданкой совершенно иного полюса планеты, сегодня истая патриотка последнего оплота Всея Великой Америки! Вот так оно бывает, полковник Харрис… Но здесь все русские! У Лео дед и прапра — русские. Чукки из семьи иммигрантов: русские, шотландцы и евреи из России — все давно погибли в этой Последней Войне. Танго из тех же иммигрантов: мать русская, отец поляк — они умерли, когда Танго был всего год… так что она больше нас всех великий гражданин Великой Америки… Все мы здесь, по сути, сироты-патриоты! Что делает нас ещё более не нужными никому и особенно этой стране надежд и мечтаний.

     – Зато весьма удобными для профессора Румаркера.

     Миша совсем уже недобро посмотрела на Гэбриэла:

     – Человеческие сироты — материал нынче особенно ценный, потому что его больше нет. Зато полный город беженцев, генокеров и мутантов! В Москве сейчас тоже хватает беженцев со всей Европы и Азии. А на Каффе целая «ооновская» база пришвартовалась на постоянный прикол… Теперь мы не столько народ Великой Америки или России, сколько никому не нужные патриоты-вояки и беженцы от Третьей Мировой. Жалкие остатки человечества, задыхающиеся от нехватки чистого воздуха и отсутствия нормального солнечного света, умирающие из-за каких-то генетических мутантов и синтетической воды, вырождающиеся на смену генокерам — «клонам» уже бывшего человечества, почти бездушным, жестоким, берущим от нас самые худшие пороки… без детских душ и человеческой жалости даже друг к другу… Генокеры — детища профессора Румаркера! Которым он дал жизнь ради одного — чтобы мы могли вырваться из этого замкнувшегося круга самовырождающегося ада и найти пути для новой жизни, новых начинаний… нового каменного века…

     – Но ведь что-то же должно было остаться от прошлого?

     – Ничего не осталось, полковник Харрис. Ничего больше нет! Ни Рио-де-Жанейро, ни Антильских островов, ни той Аляски, ни её белых снегов и медведей. Нет больше «Маленького принца» — потому что его больше некому читать, нет больше «Робинзона Круза» — потому что нет больше того самого цветущего острова-прототипа, с которого можно было бы написать захватывающую приключенческую легенду о настоящей мужской храбрости и человеческой силе духа… Есть несколько мегаполисов-кладбищ, до крыш городских склепов забитых живыми трупами. И ещё Чёрная Смерть, пожирающая нас даже в том малом, что ещё осталось на земле.

     – Я уже достаточно наслушался от Джона про Соломоновы Рудники, хотелось бы теперь услышать версию противоположного мнения: у каждой медали две стороны — светлую я уже слышал.

     – Ничего не важно — ни чёрное, ни белое! Главное совсем в другом: пройти Чёрную Смерть может только человек, стопроцентный, рождённый в утробе матери-человека и без кодовых военных наночипов — это обязательное условие.

     – Но таких людей…

     – Но таких «чистых» людей почти что не осталось… Да и кто захочет лезть в Чёрную Смерть добровольно?! Вывести же кодовый наночип «военной полиции» из организма человека практически невозможно. Профессору Румаркеру удалось деактивировать военные прибамбахи Чукки и Танго и даже запустить через нейтрализующую структуру новый наночип, что позволяет ему оставаться на уровне полной невидимости для спецрадаров Форта. Теперь, если девчонки покидают бункер, их невозможно найти по кодовому наночипу военных — только по морде! А это для военных и охотников уже большая проблема… С Лео сразу номер не прошёл! Перед тем как Лео отправить в армию, Джон запустил в её организм чип «партизанского сопротивления»: сложный наночип, созданный на её же собственной крови — очень редкой крови. Организм Лео получил возможность отторгать любой спецкодовый наночип военных учёных. Поэтому Лео никто не в состоянии контролировать! И думаю, такого человека никогда не найдётся. Как говорит сам профессор, чтобы заставить Лео прислушаться к чьим-то словам, придётся сначала убедить её реальной надобностью этих слов. А Лео ни слушать, ни слушаться почти что не умеет.

     – А вы, Миша?

     – Что касается меня, профессор предоставил мне самой выбирать своё настоящее: наночип полной блокировки к допуску моего сознания — вот мой выбор! Никто не может больше ни воздействовать на меня, ни принудительно выудить из моих мозгов что-либо, кроме кишок! Да и всей вашей Команде «Альфа» Джон сделал большое одолжение, полковник. Если вас вдруг загребут и посадят на «промывочное кресло», никто из ваших и слова толкового связать не сможет: чип блокировки сознания — как мой собственный — заставляет человеческий мозг своего носителя выдавать такие перлы, что даже у «промывочного кресла» начинает заходить извилина за извилину! Правда, у Танго и Чукки такого новшества нет в связи с перегруженностью их крови другими препаратами и чипами, но существенно это в квадрат проблемы не переходит. Танго так и так нагородит с три короба — фантазии на её силу воли ей не занимать. А Чукки просто образец для всех видов экспериментов — вот где разжуёшь во весь рот все жемчуга вселенной… А ваших пацанов пришлось нагружать очень серьёзной дополнительной психологической защитой, полковник Харрис.

     – И вы считаете, что Команда «Альфа» должна воспринимать насильственное внедрение такого сложного блокировочного наноробота в наши человеческие организмы подарком судьбы? Не получится ли так, что мы станем или уже стали какими-нибудь киборгами?

     – Что?! Киборги — это люди с вживлёнными чипами-роботами, усиливающими их умственные и физические способности и ничего больше! В вас же ничего не вживлено в виде «модели»: наночипы профессора Румаркера — это «рассеивающиеся» чипы. Они видоизменяют структуру крови человека, чтобы мы могли выжить, и изменяются сами до состояния полного биохимического растворения на уровне клеточного атома… Киборги — это скачок через будущее, которое мы уже потеряли. Сегодня не киборги — генокеры вступают в фазу нашего наследия! Мы на пороге полного вымирания. И ваши наночипы, полковник, это ваше спасение — по крайней мере на сегодняшний день, а дальше… пусть это дальше сначала наступит…

     Гэбриэл снова разлил кофе по чашкам… Миша сразу же отхлебнула из своей:

     – Поверьте, полковник Харрис, вы ещё по достоинству оцените этот истинный подарок судьбы в виде золотого вложения в вас своего бесценного гения профессором Румаркером… Как показала Третья Мировая на практике, человечество в целом не столько продвинулось вперёд, как считалось по крайней мере последние сто лет, сколько здорово откатилось назад. Техночеловечество — то же самое, что и техносамоубийство… Джон прав, увы, всегда прав! Особенно, когда утверждает, что Третья Мировая — не просто война на поражение: человечество подошло вплотную к созданию ИИ — искусственного разума, искусственного интеллекта. Компьютер — это всё ещё абстрактное мышление, нанокомпьютер — это уже часть нас самих. Где та тонкая грань, которая в состоянии удержать нас самих от собственного падения в никуда? Так что с определённой точки зрения Третья Мировая — спасительный круг для тонущего в водовороте собственной мельницы.

     – Но ведь была Вторая Мировая — и мир выстоял! В том числе и благодаря России… России — даже в первую очередь!

     – Как тонка бывает черта между настоящим определением истины: Вторая Мировая была святой войной для России, Третья и Последняя — стала позором для всего человечества! Вы же знаете, полковник, что такое, когда мёртвых ещё не собирают с поля битвы, а живых уже некому собирать, когда раненые умирают в госпитале — так и не дождавшись своей очереди, когда ещё живых с нейроранениями как котят загоняют за колючий квадрат и дают им возможность «спокойно» в агонии отмучиться в течение нескольких дней… Вы же всё это уже видели, и мы видели! Паника — давно не самая большая проблема нашего мира. Любая техноцивилизация рано или поздно обречена на полное самоуничтожение, как только техно переходит черту пятидесятипроцентного процесса сотворения мира, если коллективное творчество цивилизации перегибается в сторону войн, техно и жажды власти. Так было всегда на Земле — во все времена до нас.

     – Если нечто подобное было до нас, на этой Земле, почему же так мало свидетельств древнейших апокалипсисов сверхцивилизаций?

     – Это просто, полковник! По самой банальной причине: потому что мы — чаще свидетели. Последние свидетели очередного апокалипсиса, а вовсе не та команда избранных, которым помогают спастись и начать всё сначала… Сегодня мы только бесславные свидетели Армагеддона. На этой войне мы уступили место монстрам — генетическим монстрам! Монстрам — за гранью и внутри нас самих. Человеческая цивилизация за чертой полного вымирания, а монстры благоденствуют и множатся.

     – Лучше уступить место монстрам, чем самим стать ими.

     – Поздно! Монстр внутри нас… Мутагенные эксперименты — излюбленная виртуальная игрушка генетиков: доигрались! Мы, Соединённые Штаты Америки, первыми открыли свои секретные лаборатории и выпустили на поверхность солдат генетических экспериментов. Учёные думали, что справятся с химерными детищами! Как же они ошибались, и как ошибались все остальные, последовавшие их примеру.

     – Чтобы решиться на такой серьёзный шаг, сначала надо было проиграть эту войну!

     – И проиграли… Последние президенты Великой Америки особенно убеждали своих сограждан, что никакая война нам не страшна! А Звёздный Щит, на который были угроблены несчитанные миллиарды долларов добропорядочных налогоплательщиков, оказался большим надувным пуком под самый нос этому самому добропорядочному налогоплательщику: один-единственный запуск русской ракеты «Добрыня» сводил на нет весь Звёздный Щит НАСА, а заодно и всю Космическую Программу США… Мы!! Соединённые Штаты начали эту войну, когда полезли на весь мир своим жадным до власти и чужих ресурсов толстым задом. Мы!! Соединённые Штаты первыми открыли наши секретные лаборатории и выпустили генетического монстра из бутылки. Мы!! Соединённые Штаты проиграли эту войну, оказавшись в полном коллапсе со всеми своими пустозвонными заявлениями и космическими ракетками…

     – Но ведь война началась не с этого — не с запуска русских ракет.

     – Козлу понятно! Официальный отсчёт Третьей Мировой: 22 июня 2007 года! Как считалось, война началась из-за сбоя военной компьютерной системы обороны одной из супердержав! Как бы там ни было «про одну из супердержав» — у нас это было так: на рассвете июня двадцать второго числа две тысячи седьмого года взбунтовалась система защиты военной базы с ракетами дальнего действия в Огайо. Были запущены сразу четыре ракеты с ядерными и химическими боеголовками: направление — Россия, Китай, Иран и Индия. Четыре страны — четыре супердержавы! В Иране с нашей ядерной не справилась ни одна система обороны. Щит над Индией разлетелся, как гнилой кусок дыни. Та ракета, что китайцы успели сбить над Тихим океаном, оказалась с химической начинкой — ветер разнёс заражённое облако на побережье Азии, Индонезии и даже северного побережья Австралии. Русские… русские в ответ запустили своего «Добрыню» со сверхядерной упаковкой.

     – А дальше?

     – А дальше случилось то, что и должно было случиться: цепная реакция! Вот когда во всей красе вскрылся самый злостно замаскированный процесс: всемирная декларация разоружения! Которая всегда была лишь завуалированным прикрытием всех политиков ещё более мощной гонки вооружений, чем даже та, что велась в открытую ещё во времена «холодной войны». Людей всегда обманывают их правители — так было во все времена. Поэтому гибель цивилизаций неизбежный процесс до тех пор, пока человечество не научится жить в относительном мире с самим собой и доверии к самому себе… А пока что, как и когда-то, от человечества почти ничего не осталось! И вряд ли нам удастся выжить как роду: человечество канает свои последние часы.

     – Но, может…

     – Не может! Третья Мировая — это террористическая война! Террористическая война всех против всех и политиков против всего народа: ядерные базы и арсеналы, секретные лаборатории и их тайное террористическое оружие, бездуховность, сексизм, повальный гомосексуализм, расслоение общества и нескончаемый духовный упадок. Мир превратился в один большой публичный притон, а киллеров развелось больше, чем всех священнослужителей и шаманов вместе со всеми семинаристами в мире! В ход были пущены все средства самоуничтожения, в число которых входили и резервы сверхсекретных военных разработок. Генетические мутанты-убийцы — действенные самодостаточные боевые единицы с мощью поражения целой артдевизии: серые драконы, песчаные змеи, африканские пчёлы-мутанты, аргентинские комары-убийцы, земляные кроты-черви. Когда начался всепланетный хаос…

     – Учёные оказались самыми беспомощными существами на планете Земля.

     – Наплодив машины для убийств, оказалось, что справиться со своими игрушками учёные не в состоянии. Сегодня лазерные щиты защищают нас не только от смертельного дыхания Пустыни Смерти, но и от таких монстров, о которых вы не читали даже в Х-файлах, полковник… Зеркальный хамелеон — генетическая боевая единица, способная исчезать у вас прямо на глазах, растворяясь на фоне любого ландшафта, и убивающая вас ещё до того, как вы успеете подумать о смертельной опасности. А что стоили миру вирусы-убийцы и газовые бомбы! К тому же взорвались две пятидесятимегатонные водородные бомбы — американская и китайская: тень от их грибных поганок накрыла планету почти на целых два года. На какое-то время даже стали популярны так называемые «грязные бомбы»: миниядерные бомбочки — особенно со стороны Соединённых Штатов! Целые города на планете вымирали заживо… Теперь уже никто не знает точно, из-за чего взорвался подземный вулкан Йеллоустон. Радовало одно: его сила была проявлена только на четверть, но и этого хватило с лихвой, чтобы Великая Америка в лице Соединённых Штатов сразу же забыла о превалирующем достижении мирового господства на Земле.

     – Зато за мировое господство тут же с неистребимым энтузиазмом взялись монстры и мутанты!

     – И самыми удачливыми из этой разношёрстной братии оказались те, кто победил не только всё человечество, но и себе подобных: в воздухе лидерство захватили серые драконы, на земле — зеркальные хамелеоны и всякая нечисть вроде песчаного дьявола, под землёй — земляные черви. Нам, «царям природы», место осталось только там, где за нами успели захлопнуться клетки-ловушки, которые раньше мы готовили на свою же дичь. Когда-то мы коренных индейцев сгоняли в резервации, а теперь сами пытаемся выжить в них. Просто удивительно, как мы вообще ещё дрыгаемся кверху лапами.

     – Так кто же всё-таки начал эту проклятую войну?!

     Миша потупила взгляд и нахмурилась:

     – Первыми кнопку нажали средства массовой информации: пресса! Началась Большая Война Спутников — спутниковых телесистем: так ещё называли эту Третью Мировую в самом начале. Это потом она стала Последней… Настоящую войну шкурных подначиваний развязала пресса. Но, конечно, правды ради всё же придётся признать, Третья Мировая началась за много лет до начала Последней Войны! Великая Америка в своём имперском устремлении завоевания мирового господства куда серьёзнее переплюнула потуги какой-то там Фашистской Германии Второй Мировой. Писали потом, что Третья Мировая началась из-за революции на маленьком клочке суши в океане или с того, что в одной славянской стране выбрали не того «американского» президента. Разве это было уже столь существенно, что там решает написать пресса?!

     – Главное, что началась «гражданская панихида»…

     – Военный захват Ирака Америкой, естественно под эгидой «всемирного террористического борения», привёл к тому, что в 2004 году в Пентагоне была принята военная программа по уничтожению «некоторых» военных объектов в Иране и Китае с применением локального ядерного оружия. И всевидящее око Америки, естественно, не преминуло «общемировых демократических проблем не тех лидеров» и без какого-либо согласования с ООН, в одностороннем порядке и всецело по своей личной демократической инициативе, в очередной раз ввело свои войска в сто какую-то там по счёту точку на планете — где нет ещё натовских войск: «что б было»! А та разорванная на гражданскую плоть страна взяла и объединилась в духовном союзе перед лицом иноземного агрессора, да ещё попросила помощи и защиты у России — другой полюсной супердержавы… Осенью 2005 года военные конфликты перестали быть завуалированной ширмой для демагогий всесильных от мира сего и открыто распространились по всей территории земного шара. Начало стало концом! Ещё что-то нужно объяснять?

     – Кажется, уже меньше…

     – И при всём при этом мы — я имею в виду нас, людей — потратили в этой последней самоуничтожающей мясорубке не более десяти процентов всего мирового военного арсенала. Удивительно — да? Как иногда надо мало, чтобы всё уничтожить! И как недосягаемо много теперь нужно, чтобы хотя бы частично вернуть планете её прежний «человеческий облик». Земля всё ещё до макушки напичкана этим ядерным хламом, который мы распихали по самым заветным закоулкам своего ничтожного мелкобуржуазного мировоззрения. Неиспользованный ядерный арсенал уже несуществующего человечества на сегодня по-прежнему составляет девяносто восемь процентов успеха. И Чёрная Смерть может послужить тем самым последним детонатором для этой истерзанной планеты, а может — и наоборот! По теории Джона Румаркера Чёрная Смерть нейтрализует и рассеет на атомы весь этот смертоносный хлам сдохшего человечества эпохи последних динозавров.

     – Похоже на полный бред сумасшедшего гения.

     – Последняя Война перевернула всё с ног на голову, перекрасила белое в чёрное и в то же время расставила всё по своим местам и каждому определила его законное место —заслуженное… Третья Мировая! Но мир давно раскололся надвое — просто это было последней каплей в чаше терпения нашей планеты. И мир окончательно разорвался на две половины. Планета встала на рога Минотавра, и торжествующая Прозерпина явила себя миру во всей своей плазменной красе!! Пресса нагрела руки и сорвала глотку!! Военным, долго и настойчиво играющим в мирно-полигонные учения и оловянные солдатики, уже ничего не оставалось как протрубить всемирный сбор рекрутов. Одна «добрая душа» — то ли сдуру, то ли спьяну — нажала на ядерную кнопку. И ещё чья-то добрейшей души рука, в боготворимой надежде самообмана и злой вере на удачу, распахнула двери «матрасных» секретных лабораторий. Гулять так гулять!! Гуляли, правда, всего четыре месяца — зато от души: погуляли на всю оставшуюся жизнь!! И уже не имело ни малейшего значения на чьей ты стороне…

     – А Америка?

     – Америка! Великая Америка: Страна Жёлтого Дьявола! Как когда-то давно её называли во времена «жёлтой лихорадки»… Страна Жёлтого Дьявола полностью оправдала своё название: теперь это страна Великой Пустоши, миллиона миль мёртвой земли, жёлтого песка и серого камня. Жёлтый Дьявол, изрыгающий дьявольское пламя разбуженных вулканов и ядовитое семя убивающей радиации.

     – Значит, первыми мировое ядерное соглашение нарушили Соединённые Штаты?!

     – Вы всё ещё отказываетесь в это поверить, полковник? У нас в Америке всегда и на всё есть презумпция невиновности. Недаром мы — Великая Америка! — прямые наследники Атлантиды: такие же жестокие, бездушные, кровожадные, чернодушные и кровавые.

     – Хмм… А Россия?

     – Россия — наследница Гипербореи: её духовность в её дурацкой непосредственности перед маразматической глупостью. Однако даже такой полюсной контраст на этот раз не спас от тотального уничтожения ни тех, ни других…

     – Мы ко многому стремились!

     – Но к тому ли? Соединённые Штаты расходовали в год более пятисот миллиардов на производство энергии: выживание всегда напрямую зависит от состояния энергетики — хоть это пещерный огонь, хоть ядерный синтез. Направив свои усилия на централизованные исследования по трансмутации, США могли ещё успеть полностью обеспечить своё будущее, обеспечить неисчерпаемым источником энергии. Россия в это же время как всегда маялась мозгами: посадив свою передовую науку на нищенский паёк, Россия тем не менее каким-то чудом продолжала сохранять существенное преимущество в исследованиях по ядерной трансмутации. До создания мирового вечного двигателя оставались считанные шаги… Но недаром говорится, что история учит только тому, что ничему не учит.

     – Никто ничего не успел!

     – США не успели завершить работы по разработкам ядерного холодного синтеза и трансмутативного абсолютного оружия, которое собирались «пропагандировать» всему миру через ХААРП, и по сравнению с которым ядерная и водородная бомбы — просто детские хлопушки. А Россия, с её уникальными пространственными и природными резервами в соединении с технологическими и интеллектуальными ресурсами, так и не успела осуществить свою звёздно-гиперборейскую спасительную миссию: построить новую цивилизацию православного коммунизма, возвращающую человека к естественной жизни в звонком бору возле хрустального озера… Противоречия разрозненного мира оказались сильнее шанса на спасение! За Россию и Америку остальное доделала сама История… Вам очень повезло, полковник Харрис, пережить весь этот кошмар, не ведая Большого Вьетнама и Вселенского Армагеддона. И нам всем очень повезло, что Джон Румаркер многое умеет предвидеть на сто лет вперёд. Его слова: «Земля надеется на вас!» — означают именно тот прямой посыл, который даже не законспирирован под старину Нострадамуса.

     – Пф-фуу… Такое впечатление, что мне пересказывают сюжет какого-то фильма ужасов: с каждым следующим кадром нарастает ощущение полной обречённости.

     – Так по сути оно и есть, полковник Харрис. Мы обречены, Земля обречена! Мужской ген вырождается со скоростью спущенного с тормозов ракетоносителя — прямо на наших глазах: те мальчишки, которые родились когда-то вместе с нами, их давно уже нет, почти нет, а новые больше не родятся — почти не родятся. Сейчас от завышенного фона радиации вас спасёт только ваш персональный наночип вашего персонального доктора-гения. А их, наших мальчишек-однолеток, не только не спасали, а наоборот — безжалостно бросали в самое пекло всего этого ужаса Последней Войны… Мир, где больше не рождаются дети, мёртвый мир: всепланетное кладбище. Солнца становится всё меньше, чистой воды больше нет, леса превратились в гниющие, зловонные, отравленные болота и пустыни, ледники радиохимичны, небо и земля принадлежат генетическим мутантам, нами же созданными. Океаны заполнены кислотными дождями, которые постоянны, как постоянна наша человеческая глупость, и это ещё спасает нам жизнь — даёт нужный кислород. Кислотные дожди нейтрализуют вредные выбросы и испарения болот и гниющих лесов, они задерживают кислород на более низких высотах, и благодаря этому мы всё ещё живём, всё ещё дышим.

     – Но что будет дальше?

     – Рано или поздно этой песенке тоже придёт конец: кислород перестанет накапливаться в достаточном количестве, а его старые запасы быстро иссякнут. Но пока творение наших рук — кислотные дожди — всё ещё с нами, всё ещё губят и спасают наши никчёмные души. Творец и здесь к нам всё ещё милосерден! Хотя я бы на его месте не церемонилась: извела бы под самый корень это меркантильное и вшивое человечество — и никаких больше шансов! Никогда!

     – Почему-то я в этом не сомневаюсь.

     – Больше нет ничего: ни листьев, ни чистого воздуха, ни нормального солнца, ни бледной луны на звёздном небе, ни простого спасительного фотосинтеза, нет даже земли, по которой можно было бы безопасно ходить своими ногами. Теперь там, под нашими ногами, шныряют в поисках сладенького десерта такие монстры, каких вы не могли даже выдумать в вашем Голливуде восьмидесятых… Вы даже себе представить пока ещё не в состоянии, как права Лео, когда, возвращаясь из-за стен города, она говорит о смерти, которая бережёт нас в этой клетке под названием Индианаполис на десертный завтрак для тех самых генетических монстров, которые теперь истинно являются хозяевами этой планеты! Тех самых, которых мы готовили когда-то как лучших из лучших спецвойск на случай больших войнушек, для наших потенциальных противников. И где?! На круглом шарике под названием Земля! Кусаешь врага за голову и вдруг оказывается — это ты кусаешь самого себя за хвост.

     – После войны все конечно спохватились, но было уже поздно.

     – Спохватились! А куда ж было деваться, если вокруг Пустыня и ступить негде: генетические солдаты с лёгкостью и просто спецназовской быстротой выполняют поставленную перед ними задачу — плодиться и захватывать всё новые и новые территории! И неважно, что этот побочный эффект научных достижений техноцивилизации вступил в конфронтацию теперь уже со всем миром, а не с отдельно взятым врагом или государством. Мутантам начхать, что на десерт им порой попадаются их собственные папаши и мамаши, их же и породившие в своих экспериментальных лабораториях… И что теперь мы можем им противопоставить? Ничего! Чем можем от них отгородиться? Стенами и песком — всё! Песок, поглотивший землю, стал нашей смертью и нашим спасением.

     – Это как?

     – Поверхность земли буквально напичкана неразорвавшимися снарядами — песок покрывает всё это толстым слоем надёжного покрывала.

     – А монстры?

     – У монстров безукоризненное чувство опасности, поэтому-то с ними так сложно бороться. Им досталось всё! А нам достались голод, радиация, бесплодие, грязное небо, жёлтая вода. Ни птиц, ни собак, ни воскресных уикендов в городском парке и за городом у синего озера — ничего! Какое шикарное наследие и какое потрясающее завершение этой прожитой, исчерпавшей себя до дна, человеческой цивилизации… Облучение убило все законсервированные банки, пожалуй, самого большого человеческого сокровища: спермы! Даже золото — такое бесценное, такое вечно манящее, такое чёрное от крови — теперь стало никому не нужным: драгметаллы пошли в утиль! Золотые цепи стало некому носить и не перед кем пижониться. Нас людей осталось так мало и с каждым днём всё меньше: нас убивает облучение, синтетическая пища и полное бездушие.

     – Не к кому больше проявлять чувств.

     – Вокруг люди-мутанты, доживающая свой век старая гвардия и генокеры! Но кто-то же должен всё ещё качать энергию: работать в барах, служить в военной полиции, крутить баранки полицейских «вертушек», вычищать благополучные кварталы мегаполисов — создавать иллюзию полноценной человеческой жизни. На такие работы роботов не напасёшься — на них слишком много драгоценной энергии требуется. А генокеры — сами энергия, только с одним «но»: они не могут быть нами! Зато мы уже почти что они: бездушная нанобионика… Новое генетически мутированное поколение биоорганики захватило Пустыню этого мира, как когда-то мы пришли на смену старой органики, изжившей себя как вид — динозаврам.

     – Разве динозавры «искусственная нация»?

     – Как и человечество, как и генокеры…

     Вдруг Миша прескверно рассмеялась, злобно окинув неприятным взглядом внимательно вслушивающегося в каждое её слово Гэбриэла.

     – Знаете, полковник Харрис, что лично меня утешает во всей этой истории смены эпох? Генокеры, как и мы, не могут иметь детей — таких, знаете себе, маленьких генетических уродцев… Трындец как хочется выпить, а все уже в отрубе!

     Гэбриэл прекрасно понял каждое слово, сказанное Мишей на русском, но не подал виду: ему вовсе не хотелось прерывать разговор.

     Он вытрусил из кофейника всё, что было, и придвинул чашку к Мише… Полковник тут же залпом выпила всё кофе и облегчённо откинула голову на высокую спинку своего универсального и в совершенстве приспособленного под её личные привычки стула-кресла.

     – Чёрт бы побрал всех этих генокеров! Они вытеснили нас из последнего нашего форта, который давал нам пищу для выживания. Они хотят жить даже так… Но мы! Мы не хотим так существовать, так — не хотим.

     – Мне кажется, самыми большими помощниками в таких вопросах для нас всегда оставались наши четвероногие братья меньшие. Вот Чукки! По-моему, она нашла эту самую нить для поддержания в себе полноценного желания продолжать жить даже в таком мире.

     Миша подняла голову:

     – Что? Крыса? Ну да! Ей это помогает… Да нет же! Кошки, собаки в городе конечно есть. Но только клонированные и генно-инженерные: долго не живут, рода не продолжают… Федя был создан профессором специально для Чукки и до сих пор жив и здоров. Но это же крыса творения рук гения — вот и живёт, и сдыхать не собирается. Наверное, Джон напичкал эту крысячью морду человеческими наночипами — с него станется!.. экспериментатор хренов…

     – А мутанты? Не все же инженерные работы генетиков приводят к положительным результатам с генокерами.

     – А мутантов утилизируют или отправляют в Блошиный Бруклин — в Цирк-Шапито! Единственный цирк в городе, где подобные развлечения пользуются спросом и немалым… Насилие и смерть давно стали для этого города жизнью и воздухом, которого теперь нам так не хватает.

     – А как же музеи, картинные галереи, школы? Что с ними?

     – Чего?! Музеи, картинные галереи… Да кому этот исторический хлам теперь нужен! Разве картина или череп динозавра несут в себе потенциальную энергию?

     – Энергию знаний!

     – Энергия жизни: Х-кристаллы, соломоновы алмазы — вот истинная пища богов! Остальное — пустой звук… Если где и остались «живые» картины, они в частных коллекциях. А школы, полковник, теперь по сути ни к чему. Кого мы в них поведём? Нет — в городе есть ещё школы. Но уже не такие, какими их знали мы и наши родители: они для генокеров! И потом, генокер воспринимает информацию в два раза быстрее человеческого ребёнка. Проблем с этим нет! Два года — и генокер взрослый: по нашим меркам ему семнадцать-двадцать лет. И сразу в армию или куда-нибудь клерком, или барменом, смотря у кого какая склонность к жестокости и насилию… Да, теперь банковские клерки не только мы, но и наши новые детки — генокеры. Для нас места почти не осталось ни на небе, ни на земле. Ничего не осталось, всё другое и в то же время всё то же — то же самое…

     – И всё-таки мы живы, мы всё ещё на этой земле!

     – Это раньше люди жили на земле! А теперь все боятся земли — живут в казино, в телешоу, под надёжными крышами Центра и пушками Форта. Этот город — ловушка для нас всех: мы все здесь — и люди, и мутанты, и генокеры — в западне, крышка которой бесшумно, но неуклонно давит на наши головы печатным прессом медленного, но неизбежного вымирания… По телебукам день и ночь показывают одно и то же: бесконечные развлекательные шоу в огромных студиях «Индиана-Планет». «Качайте свои мозги!» «Тренируйте свои бицепсы!» «Продлевайте свою молодость и жизнь сверхновыми наночипами Центра Нанотехнологий!» «Убейте бегущего зайца!» «Придушите свою осторожность: новые «зубила» на подиуме «Индиана-Планет!» «Берите кредит на двести лет вперёд!» «Делайте ставки в нашей суперпрограмме «Колесо Фортуны!» «Заведите себе ребёнка — малыша-генокера нового поколения: они долговечны, участливы и даже умеют пускать слезинки, если вам нечаянно оторвало палец! Через два года вашему младенцу будет уже двадцать лет, и вы не будете знать, что с ним делать? Не отчаивайтесь! Для вас всегда есть выход: Форт Глокк встретит вашего подросшего малыша с распростёртыми объятиями и устроит на такую нужную службу военного полицейского, который поможет сохранить ваше спокойствие от других генокеров…» Мир красочного шоу, мир развлечений и нереальных голографических иллюзий для серой души обывателя…

     – Правда диковиннее вымысла.

     – Правда всегда имеет совсем другой привкус.

     – У свободы всегда иной привкус.

     У Гэбриэла щемило в груди, но он не хотел останавливать Мишу. Он понимал, ей нужно выговориться, а ему всё это надо выслушать — сейчас.

     – Мы познакомились с Донни на этой Последней Войне, в самом начале… и хотели официально пожениться сразу, как только она закончится. Мы ничего тогда об этой войне ещё не знали, не знали всей её правды, которая вся ещё была впереди… А после войны у меня родилась Руберта-Мария. Больше всего я боялась, что она умрёт, как другие дети, но она выжила. Она была почти такая же, как Лео: непоседа, умница, пацанка до мозга костей… моя девочка… упёртая! — такая же, как её отец… и ей тоже нравились старые мотоциклы. Она стала журналисткой по призванию, но быстро поняла, что в этом мире с такой профессией больше ловить нечего и полезла за новой жизнью — в секретные папки ОСОЗ…

     – Ваша дочь, Миша, стала журналисткой, чтобы, как и её мать, и её отец, также всегда оставаться на передовой и самой объективно отслеживать события настоящей реальности, а не перевирать ложь с чужих слов и правительственных каналов.

     – Без разницы! Я потеряла её — навсегда… как и Донни… и тоже — на войне.

     – Никто не видел её мёртвой: горящий самолёт ещё не гарантирует обязательную смерть своим лётчикам… Один шанс из многих, что она всё ещё жива и просто не может подать знак оттуда, где она теперь. Нельзя терять надежды — тем более, если нет прямых доказательств. Не всё, что нам преподают, правда! Ведь так? И те же генокеры, судя по нашему Андрею, могут быть близки к людям больше, чем мы видим.

     – Мальчишка-генокер — редчайшее из исключений! Рождённый на крови профессора Румаркера, что называется, в любви и согласии, в полной гармонии, с надеждой на оптимистическое будущее, Андрей — это божественный гений профессора… Когда вы подниметесь наверх, полковник Харрис, вас будет ждать глубочайшее разочарование — потому что прежних людей вы там больше не увидите: тонкая грань между человечеством эпохи Ренессанса двадцатого века и полуискусственным хомо стимусом стёрлась настолько быстро и незаметно, что вряд ли вы будете в состоянии с первого взгляда отличить «человека бездушного» от «стимуса настоящего». Думаю, вы испытаете разочарование даже по поводу ваших бывших друзей и соратников с вашей персональной войны: они совсем уже не те, больше — не те! Все, кто на поверхности, все с наночипами «жизни», иначе просто не выжить.

     – А наночипы даруют жизнь, но не душу.

     – Они не дают человеку чувств, они человека лишают их — лишают последних человеческих качеств… Наши персональные наночипы профессор Румаркер готовил для каждого индивидуально и каждый отдельно, каждому выделил частичку самого себя — своей клетки мозга, сердца, крови. Там, наверху, таких людей, как Джон Румаркер, давно уже не осталось — поверьте мне на слово, полковник. И не вешайте мне на уши всякую сентиментальную чушь из прошлого — прошлого больше нет. И что бы ни говорил Джон, вы здесь чужак! И вся ваша Команда «Альфа» больше ничего из себя не представляет, для этого мира — особенно.

     – А Бэкквард?

     – Ваш старый друган, полковник Бэкквард, теперь не просто военный наёмник. Он один из генерал-президентов, военных Премьеров Правительственного Совета ОСОЗ! И для него теперь такие, как вы, пылинка в чердачном рождественском шаре с лосями и ёлками. Индианаполис — замкнутое пространство, из которого выхода нет, потому что некуда. Мы все здесь в ловушке! И генерал Бэкквард в этой мышеловке — главная жирная крыса… Двадцать лет я занимаюсь сверхсекретной работой по Чёрной Смерти и оказывается, я ничего до сих пор не знала — ничего! Нас всех обманывали, человеческими страхами так легко манипулировать… Моя дочь знала больше, чем я, но я её не слышала: хотела уберечь от правды, от неё самой. Но Руберта-Мария всегда добивалась своего! И она полетела туда — понимаете, полковник, полетела на верную гибель! Прямо туда — в эту самую Чёрную Смерть, откуда никто ещё не вернулся — ни живым, ни мёртвым… И не говорите мне, что никто не видел её мёртвой! Для меня прошло слишком много времени, чтобы не верить больше в подобные басни. Я потеряла её — всё, что у меня было, всё, что оставалось от моего Донни…

     – Но как же всё-таки Бэккварду удалось сломать такую сильную личность, как вы, Миша?

     – Мы, люди, сильны своими корнями… у меня их больше не было. И всё же вы правы, я не могла поверить в её смерть! До конца не могла поверить… Когда Бэкквард понял, что я начала сомневаться, он посадил меня на «промывочное кресло», и я больше не отвлекалась на непродуктивные сомнения. Я стала думать только об одном: месть — за смерть моей дочери! Мой дух был сломлен, я почти не сопротивлялась, неопровержимые доказательства стали для меня единственным пунктиком в голове: самолёт, на котором моя дочь бежала из города, взорвался при соприкосновении с куполом Чёрной Смерти — Руберта-Мария погибла.

     – И вы, Миша, согласились принять на себя командование рабочей группой по уничтожению Соломоновых Рудников.

     – А что меня теперь могло удержать? Если бы генерал Бэкквард «вовремя» не предложил мне это задание, я бы сама туда полетела… поползла бы на пузе…

     – Далековато на пузе — не доползти.

     – Долетела бы!

     – На крыльях Икара?

     – Да хоть на «Пустынном Охотнике» или той же «сигаре».

     – Угон?

     – Но моя же дочь смогла! При сильном желании можно найти лазейку в любой системе защиты с любой суперохраной. Не зря же я в ОСОЗ двадцать лет!

     – Так вот над чем вы часами просиживаете за этим компьютером: готовите побег…

     Миша нажала на кнопку клавиатуры компьютера — на экране появилась достаточно сложная система разветвлённых многоуровневых коммуникаций.

     – Схемы ангаров и подземных бункеров Форта Глокк… Нам нужны коды допуска к системе прохода в ангары наружного обеспечения, полицейские ангары нас в данном случае не интересуют. А ещё нам нужна схема отключения лазерного купола над Фортом Глокк. После побега Руберты-Марии генерал Бэкквард усилил охрану всего периметра города в два раза, разбавив своих собственных «загонщиков» спецподразделениями штурмового спецназа «Барракуды»: так у него на право смерти для других стало больше собственных льгот, а значит, ещё больше власти… Без нужных подземных коммуникаций к основным ангарам наружки не подойти: там всё по системе лабиринтов и страховочных шахт. Без предварительной подготовки не пройти ни за что — охранная лазерка порежет на металлолом.

     – А как же Руберта-Мария и её друг лётчик вообще смогли прорваться через защитную сетку города — при такой-то суперохране и мгновенном обнаружении подлога?

     – Главное было получить допуск к нужному ангару — они его имели… Далее в считанные секунды были взломаны коды допуска одной из штурмовых «сигар». Отключить лазерный щит города они, естественно, не могли. Зато сделали иной непредвиденный для охраны Форта кульбит: пробили протонными ракетами проход в стене Форта — разнесли стену нахрен!! За штурвалом был лётчик высшего пилотажа — тридцати секунд замешательства военных им хватило, чтобы смотать удочки подальше от города. Одно мне до сих пор непонятно, как им удалось в одиночку долететь до бразильских рудников? Серые драконы нападают даже на правительственные крейсеры.

     – Должно быть, их вела большая вера и… великая любовь.

     Миша подняла на Гэбриэла тяжёлый каменный взгляд:

     – Должно быть, вы всё ещё спите, полковник, чтобы бредить такими сложными архаичными понятиями.

     – Знаете, Миша, я так думаю, вам не хватает прошлого — в хорошем понимании этого слова. Вы забыли подлинный смысл тех простых истин, которые дают нам право на жизнь — просто жизнь.

     – Жизни давно нет! То, что осталось, не имеет к ней никакого отношения, полковник Харрис.

     – Я говорю не о сложных биосистемах — вроде вас и там, скажем, генокерах. Я говорю о людях с простыми желаниями и надеждами. Если такой сложный побег удался журналистке и компьютерному хакеру-лётчику, почему тогда этого же не сможем, скажем, мы?

     – Да по самой простой причине, полковник: мы — не компьютерные гении высшего порядка и не можем просто так взять и выступить против всей армии генерала Бэккварда. А наш дорогой профессор, который мог бы нам помочь в этом деле, категорически против, чтобы мы летели тем же путём на Соломоновы Рудники! У него, видите ли, гениальный бздык: он хочет, чтобы мы шли через всю Пустыню Смерти своим собственным ходом, чтобы пройти всю Тропу Костей своими ногами — от начала и до конца. Джон Румаркер, видите ли, не признаёт воздушного транспорта — как основного транспорта миссии для нашего общего спасения… Как вам такой бред полного сумасшедшего?!

     – А разве идти не опаснее, чем лететь?

     – А я вам про что толкую, полковник?! Тем более, что земля так же опасна, как и небо. А идти своим ходом в сто раз дольше, в тысячу раз опаснее. Но Джон ничего и слышать не хочет! «Тропа Костей должна быть пройдена!» На кой хрен только — непонятно.

     – И вы с ним категорически не согласны?

     – В абсолюте!!

     – В таком случае — это ещё один повод, чтобы поднять нас из могилы: кто ещё столько походил по этой земле, как не Команда «Альфа»!

     Миша вперилась в лицо полковника остановившимся взглядом… Гэбриэл развёл руками:

     – Кто-то же должен выступить арбитром в этой непростой ситуации.

     – Ваша самонадеянность только ухудшит и так непростую ситуацию, полковник Харрис.

     – Вы так считаете, Миша?

     – Убеждена!

     – Подискутируем?

     – Да пожалуйста… Теперь, когда дерзкий и, главное, удавшийся побег прошёл на глазах всего города, вся охрана Форта Глокк начеку! И Главные Ворота Индианаполиса на тройном запоре: они под постоянной и надлежащей охраной! Генерал Бэкквард готов ко всему и теперь — как никогда… Нам не только не вылететь, нам даже не выйти ножками!

     – Всегда есть обходные пути… подземные шахты, например…

     – Вы что, полковник? Серьёзно думаете, что я допущу, чтобы моя команда выдвинулась на Тропу Костей на своих двоих вообще без какой-либо защиты и прикрытия?!

     – Идти, как я понимаю, всё равно придётся: Джон что-то там говорил про «время на исходе».

     – И генерал Бэкквард ждёт этого! Он точно знает, всегда найдутся безбашенные, которым захочется свободы от свободы — пусть даже через собственную, но красивую смерть! Этот город давно погряз в серой обывательщине и скуке, и экстремалы здесь в настоящей цене. Но нашему генерал-президенту нужен только контролируемый экстрим: шаг влево, шаг вправо — смерть… И он готов, он ждёт! Он всегда ждёт!

     – Ждёт — это хорошо: перенапряжённые нервишки — ни к чертям советники… А мы не пойдём туда, где нас ждут. Зачем? По законам военной тактики и стратегии партизанского фронта мы появимся с той стороны, откуда нас ждать не будут: из середины, из чрева, из плоти того, кто расставляет силки и не ожидает подвоха из своего собственного нутра.

     – Это что-то новенькое… Что вы конкретно имеете в виду, полковник Харрис?

     – «Клуб Убийц», Миша, клуб профессиональных солдат-ветеранов… Вот видите! Даже вас смутили мои слова. Наконец-то мне удалось вас хоть как-то заинтересовать в обоюдонужности двух половинок.

     Миша посмотрела на хитро улыбающегося полковника как на инопланетянина-идиота:

     – Вы что?! Уже строите свои планы, полковник?! Мы здесь месяцами ломаем головы и ничего такого.

     Гэбриэл придвинул свой стул поближе:

     – Проще простого… Появиться там, где нас не ждут или откуда не ждут. Ну а если вам действительно воздушная база лезвием по горлу, так мы и эту проблему будем решать. Войти в ангар? Мы это сделаем! Угнать воздушный крейсер? Мы и с этим справимся! Было бы желание да команда понадёжнее! И не с такими проблемами когда-то справлялись. Где есть желание, там есть и путь.

     – Хм! Даже если мы сможем войти в нужный нам ангар, в крейсер мы не сможем пробраться просто так. Ни «Правительственный Наблюдатель», ни «Пустынный Охотник» никогда не покидаются военными — понимаете, полковник Харрис: никогда! Это вам не штурмовой истребитель! Это — правительственный транспорт.

     – А для чего тогда существуют заложники?

     – О чём вы говорите, полковник?! Ничья жизнь теперь не стоит дороже горсти z-кристаллов.

     – Неужели генерал Бэкквард захочет вот так, запросто, распрощаться со своей бесценной и почти уже бессмертной жизнью?! Джон говорит, он нынче даже помолодел, прибарахлился с годами, так сказать.

     – Вы хотите напасть на льва в его же собственном логове?

     – А почему бы и нет?

     – Хотите перенести войну на территорию неприятеля, полковник?

     – Мы заставим его таскать зерно на нашу мельницу, полковник!

     – Вижу, вы привыкли ко времени бросать благоразумие на ветер… Только не забывайте, полковник Харрис: умереть человек может лишь раз! У генерала-президента Бэккварда лучшая охрана, какая вообще только может быть: «грязные загонщики» — отборный спецназ почти весь из старой гвардии и «Барракуда» — спецназ Каффы из Объединённой Армии ПСЗ ОСОЗ. Вы думаете, генерал будет сидеть и ждать, когда вы к нему заявитесь и любезно предоставите ему такую перспективную возможность: слетать с Командой «Альфа» на Соломоновы Рудники — туда и обратно по персональному делу?!

     – Трудно отказать старым друзьям, чтобы не прогуляться на небольшой дружеский уикенд с воскресным барбекю. Думаю, мы сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться… Но сначала пробные выходы в город, сбор всей необходимой информации и более тщательное знакомство с полным военно-оперативным раскладом на этой всемирной помойке века.

     Миша удивлённо подняла брови и внимательно вгляделась в лицо Гэбриэла:

     – Вы хотите, чтобы генерал Бэкквард узнал о вашем воскрешении?!

     – И чем быстрее — тем лучше! Я слишком хорошо его знаю и не думаю, что годы, пусть даже такие масштабные, могли его существенно изменить. Нельзя не признать, что на плечах Бэкквард носит неглупую голову, но неконтролируемое бешенство затмевает даже самый холодный рассудок и самый расчётливый ум и заставляет даже гения делать непростительные и порой глупейшие ошибки… Я собираюсь хорошенько разозлить Бэккварда!

     – Разозлить и так накрученного до полного маразма цербера, всё равно что в упор травить раненого слона.

     – Такова моя тактика, полковник Васильева! Я никогда не действую вслепую: чтобы узнать настоящие возможности лиса — нужно хорошенько пошуршать палкой в его норе.

     – О-ооо! Да вы, полковник Харрис, настоящий игрок! Вы знаете об этом?

     – Угу…

     – Хотите взять быка за рога? Играетесь с огнём? Курите гашиш из бамбука? А как же элементарная осторожность, не нарывание команды на бездумную смертельную опасность и тэ-дэ, и тэ-пэ…

     – О бездумности не может быть и речи! Фактор неожиданности всегда должен быть учтён заранее, а от смертельной опасности и так никуда не деться. У меня первостепенной важности задание, от которого я не могу отказаться: Джон умеет быть настоятельно убедительным, к тому же он ограничил меня в сроках. Я крайне озадачен поставленной передо мной целью и принудительно затиснут в узкие рамки создавшейся проблемы — и потому вынужден принимать поспешные, а значит, и рискованные решения.

     – Ну! Поспешишь — весь Индианаполис насмешишь…

     – Согласен! Но не поспешишь — значит, со смертью замутишь…

     – Ну что ж, полковник Харрис, завтра вы пойдёте наверх со всей своей Командой «Альфа» и у вас будет реальная возможность пошуршать палкой в норе под названием Индианаполис.

     – Думаю, полковник Васильева, что нас будет всё-таки восьмеро!

     – Что?! — Миша сделала притворно круглые глаза. — Откуда же ещё четверо?! Насколько я осведомлена, не в правилах Команды «Альфа» брать с собой на дело лишних хвостов.

     – Точно! Никаких хвостов, иначе потерь не избежать! А я к потерям отношусь весьма и весьма отрицательно… Но! Обстоятельства таковы, что сегодня мы здесь гости, а не хозяева положения. И обычно мы не берём с собой никого — таково главное правило Команды «Альфа»! Но иногда приходится пересматривать слегка устаревший в узких рамках устав: время диктует свои условия и меняет правила — и иногда на совершенно противоположные.

     Миша с нескрываемой иронией смотрела на широко улыбающегося полковника:

     – Так что? Получается это вы нас завтра берёте с собой наверх, а не мы вас.

     – Получается…

     – А-ахххренеть — не встать!.. й-ёпрст… япона-мать!.. и ёшкин дрын, — без проблем перешла на «уральские наречия» Миша.

     – Угу, — согласно кивнул Гэбриэл.

     Миша сменила позу и, подавшись вперёд так, что её лицо оказалось впритык к лицу полковника, показно с силой ударила себя в грудь сжатым кулаком:

     – В своей команде главная я! И как я решу — так и будет! И мои парни будут слушаться только меня — это непременное условие… Вы меня поняли, полковник Харрис?

     – Вашу команду я признаю только в деле, полковник Васильева! Я ещё ничего не видел, но достаточно наслышан, чтобы сделать предварительные выводы и не в пользу вашей так называемой командности! И могу сказать одно: если не будет дисциплины единого организма — не будет ничего… А потому нам придётся не просто сотрудничать в рамках предпринимаемых шагов. Вам придётся слушаться моих приказов! Если, конечно, мы все действительно собираемся не только выжить в эти несколько совместных дней, но и благополучно покинуть этот город навсегда.

     Миша откинулась на спинку своего стула и снова сцепила руки на груди:

     – Вы почти правы, полковник Харрис, команды у меня нет! Такой, как у вас команды: сплочённой, единой, мозговитой… Мои парни — это всего лишь только наёмники! Но в отличие от вашей команды — не вольные наёмники, а привязанные насильно. А потому я вам говорю, полковник: эти конченые девчонки никого не будут слушаться. Эти леди-джентльмены сродни джентльменам Дикого Запада: бегут, куда им укажет перекати-поле, их командир, наставник и духовный учитель — ветер смертельных приключений! Вы для них всех слишком меркантильны и на полном предохранителе: скука! — как говорит Танго.

     – Просто я предпочитаю взводить курок своего девятимиллиметрового в самый последний момент, а не когда засовываю револьвер в свой карман. А потому я вам говорю, полковник Васильева: вы, Миша, заставите своих бесконтрольных башибузуков снова взяться за прямые армейские уроки воинской дисциплины! Вы им прикажете слушаться моих приказов и выполнять все мои указания! И это именно тот приказ, который ваши безрассудные вояки будут выполнять без единого вздоха сопротивления… И вы не ослушаетесь меня!

     – Вы в этом уверены, полковник Харрис?

     – Вне всяких сомнений! Предлагаю именно сейчас обсудить план выхода из бункера и наш дальнейший экскурсионно-познавательный маршрут по городу, который для начала обязательно надо связать с местами, мало привлекательными для военной полиции: так будет проще выйти на Форт Глокк — через помойные ямы Индианаполиса… Куда меньше всего военная полиция ОСОЗ суёт свой нос?

     – Туда, куда редко ходят даже «архангелы» из «Клуба Убийц»: это внутренние джунгли Бруклина.

     – Но кто-то же туда всё-таки ходит.

     – Лео ходит!

     – Прекрасно!

     – Если мы возьмём Лео с собой в первый же ваш выход в город, нас через квартал накроет военная полиция или «грязные загонщики»: кто-кто, а Лео ходить тихо не умеет.

     – Думаю, что умеет! Иначе бы она не выживала всякий раз в трущобах Индианаполиса.

     – Вы не можете знать о нас больше нас самих, полковник!

     – Я знаю психологию военных, конченных военных, выживших, вернувшихся с войны, а это уже кое-что — согласитесь! Впрочем, для начала, как я уже говорил, некоторый шумовой эффект меня вполне устраивает. Больше шума — ярче звезда успеха! В отличие от вас, Миша, я предпочитаю бить в тарелки.

     – Тогда уже сразу — в барабаны!

     – Под барабанную дробь мы всегда успеем.

     – Не сомневаюсь… Тем не менее, учитывая вашу непримиримую принципиальность и мифическую легендарность в глазах внучки Джона, я настоятельно прошу вас, полковник Харрис, отдать прямой приказ сержанту Румаркер не покидать бункер! Хотя бы в первый ваш выход в город… Идти с Лео туда, где вас не знают, это крайне безрассудно и небезопасно — смертельно небезопасно!

     – Я думаю, вы сами отдадите такой приказ вашему солдату, полковник Васильева! Никто лучше вас не сможет справиться с этим безбашенным солдатом: вы давно стали для него олицетворением всей вселенной, а я только так — газетный герой из легенды, мифический образ, созданный для неё Джоном. А настоящий герой и должен быть — настоящим!

     – Прибедняетесь? Опять ёрничаете? Но слова мне эти по нраву, раз в них есть толк и смысл… Вы правы, полковник, с Лео почти что никто не может справиться — даже она сама! И если она не захочет слушаться моих приказов — вся работа насмарку. Это бесполезно, даже если я прострелю ей коленку из вашего легендарного девятимиллиметрового… Если бы не её грязная работа за стенами города и не договор Джона с Бэкквардом, военного трибунала ей ни за что бы не минуть. Есть только один человек на всей этой планете — человек-легенда — которого она, быть может, всё-таки научится со временем, конечно, и слушаться, и даже подчиняться словесным приказам. И это вы, полковник Гэбриэл Харрис! Хотите вы этого или нет, похоже, Лео на вас запала по-крупному: она вас не только уважает, но, кажется, ещё и боится… А сержант ППС Лео Румаркер никого и ничего не боится! Проверено!

     – Мои первоначальные наблюдения вполне достаточны, чтобы уже сделать вполне окончательный вывод: Лео Румаркер ничего не боится — согласен.

     Миша тяжело вздохнула:

     – Что ж в этом хорошего?

     – В том-то и вопрос, что ничего хорошего… Впрочем, я доволен, что мы с вами пришли к единому консенсусу хотя бы по первому вопросу.

     – Да-а?! Пришли?! Вы в этом точно уверены, полковник?!

     – Да! Уверен! Великие умы мыслят одинаково…

     – Ага! У дураков мысли сходятся…

     – И с этим не поспоришь… При всём при том, две головы лучше, чем одна! Не думаю, Миша, что вы не согласитесь выйти в город вместе с нами — хотя бы нашим экскурсионным эскортом для начала. А с Лео, думаю, всё решится само собой. У меня предчувствие, что проблем в первый выход с сержантом Румаркер точно не будет.

     – Или это в вас такой навороченный наночип, полковник, или вы и вправду такой умный, как о вас писали газеты полвека назад. Но готова первой признать за вами командное лидерство, если с сержантом Румаркер действительно не будет никаких проблем в наш первый выход на поверхность!

     Гэбриэл положил в пепельницу окурок сигары:

     – Комплименты оставим на потом… Ещё раз, пожалуйста, Миша, в чётких штабных формулировках: ваше последнее задание от генерала Бэккварда! Это важно!

     Миша взглянула на голубоватый потолок лаборатории и глубоко вздохнула:

     – Да пожалуйста, полковник… Первое! Купол Чёрной Смерти медленно, но неуклонно растёт, и этот купол ничего не боится. Ничего, значит — ничего! На купол много чего сбрасывалось, ему всё пофигу. Учёные ОСОЗ считают, что влияние сферы Чёрной Смерти на ядро планеты вскорости вызовет такие волновые возмущения, что у планеты может не остаться шансов на существование как таковое. Хотя зачем-то доктор Дмитриев всё-таки собирает к себе людей со всех оставшихся на Земле городов-мегаполисов… Второе! Соломоновы Рудники — это очень редкие алмазы, которые использовались в новейших сверхмощных разработках для военной промышленности ещё задолго до Последней Войны. Теперь это кристаллы, которые дают энергию для всего, чем мы ещё живы: свет — для городов, металл — для мин и полицейских «вертушек», воду — без которой города превратятся лишь в часть огромного кладбища безликой Мёртвой Пустоши. Как ни кричали, в грудь себя ни били, а энергию из пальца высосать наши учёные пока что так и не смогли! Вот и опираемся по сей день на спасительные Х-кристаллы Соломоновых Рудников — и пока это самая существенная энергия для нашего выживания… И как предполагают учёные, Чёрная Смерть была создана именно на редкой основе Х-кристаллов, которую доктор Дмитриев, скорее всего, сумел каким-то образом раскрыть и использовать в более широком диапазоне, чем смогли это сделать наши военные в своих секретных лабораториях.

     – Алмазы, которые доктор Дмитриев обменивает на людей у ОСОЗ, вскорости могут попросту больше не пригодиться никому, если от Земли или от Индианаполиса и других существующих городов мало что останется.

     – Кому нужны алмазы и оружие, если твои «кирпичи» разносит по Вселенной… Ну и третье! Самое главное…

     – Сам доктор Дмитриев — его мозги, его научные достижения. Это было главным?

     – Так точно, полковник Харрис! Доктор Дмитриев — вот основная цель моего сверхсекретного спецзадания. И это то самое спецзадание, которое я с успехом провалила, не успев даже приступить к его осуществлению.

     – Стоит сказать, слава Богу!

     – Стоит… Что с того? Какие выводы?

     – Выводы есть… Итак! Ваше спецзадание, полковник Васильева! Первое — добраться до Соломоновых Рудников под видом заключённого и войти туда. Второе — разнюхать, разузнать, выудить самую важную информацию. И третье — безусловно самое главное: по возможности вывести из-под купола доктора Дмитриева и уничтожить Чёрную Смерть. А если не удастся вытащить самого доктора Дмитриева, уничтожить бразильские рудники вместе с мозгами русского гения!

     – Не удивительно, что полковник Бэкквард вас так долго не мог поймать. Вы ещё та штучка, полковник Харрис! И конечно же стоите генеральских эполет Бэккварда.

     – Вот и вы уже ищите повода пошутить, Миша: продолжение диалога в самом разгаре!

     – Посмотрим, как вы будете улыбаться, полковник, когда вернётесь с первой прогулки по Индианаполису… если вернётесь, конечно…

     – Вернёмся! Не из таких передряг возвращались… Вот же вернулись! Даже через сорок лет полного забвения.

     Миша хитро прищурилась:

     – Генерал будет в настоящем шоке!

     – Прекрасно! И чем больше — тем лучше… Расскажите мне ещё о городе, Миша, о всяких подробностях и мелочах.

     – Разве в замкнутом пространстве бывают мелочи?! В клетке всё важно, каждая деталь — как наш собственный купол, без которого последние города попросту не выжили бы! Лазерный щит, лазерная сетка — чуть ли не единственное наше спасение от всего и вся извне: от кислотных дождей, от дневного сжигающего чёрного солнца, от проклятого ледяного холода по ночам, от монстров и периодических ураганов. Лазерная сетка над городом сжигает всё, что могло бы уничтожить нас за считанные часы… Пустыня — это стопроцентная смерть! Там, за стенами наших последних городов, мало что осталось, а что осталось — мало похоже на жизнь. Вместе с тем мы себе позволяем всякого рода излишества. Например, Игры Месяца! Сплошное пристрелище: кто кого скорее пришибёт — вот и весь смысл Игр! За исключением автомобильных Гонок-на-Выживание — главного события Игр Месяца: эта традиция осталась со времён мирного Индианаполиса. Игры проводятся раз в месяц или в два месяца — всё зависит от следующей поставки Х-кристаллов с Соломоновых Рудников. И от Игр больше убытков, чем прибыли: сборы большие, деньги — труха! А что деньги?! Только обналичка z-кристаллами — пока поступают бразильские Х-кристаллы, бумажка-доллар в чести. Правда, саму бумажку как гордость былого раритета увидеть можно разве что в трёх местах: Едином Банке Города, в Форте Глокк и ещё в Бруклине, где кредитные карточки не признаются, и город с этим вынужден мириться. Весь Центр пользуется только кредитными карточками. Деньги теперь никто не печатает: зачем делать новые и из чего их делать-то? Покрыли старые зелёные бумажки специальной плёнкой и вперёд по тысячному кругу — на очередные тараканьи бега!

     – Извините за некорректный вопрос: если не из чего делать бумагу — из чего же она тогда… в туалете?

     – Тоже мне, нашли чем смутить… У них наверху «инженерная бумага», а здесь в бункере — бумага из «протогенетических опилок», наиболее близкая к оригиналу: профессор просто помешан на предметах человеческого культа «исторической фактографии»!

     – Я заметил, — улыбнулся Гэбриэл.

     – Да в городе бумаги особо-то и нет — зачем и кому она теперь нужна, если на смену книгам и печатным изданиям пришло повальное горлопанное телешоу. Впрочем, подтереться при особой надобности можно и долларовой купюрой, — Миша откинула голову назад и громко отрывисто рассмеялась. — Ладно, чего там! Старина доллар и зеленью, и голограммой остался за полный денежный номинал, правда, не по золотому запасу, а по энергозапасу Х-кристаллов в Едином Банке Индианаполиса. Хочешь жить в сносной квартире в Центре — плати за энергию, которой она оплачена, хочешь питаться не в забегаловке Бруклина — плати за энергию, из которой и на которой она состряпана. И так за всё! А энергию в городе обеспечивают только соломоновы алмазы. Впрочем, мало кто об этом знает — о соломоновых алмазах. Положено считать, что z-кристаллы — кристаллы энергии — создают в лабораториях наши гениальные инженеры-генетики. Впрочем, так оно и есть — только с одной поправкой: z-кристаллы выращивают отнюдь не из воздуха, а из Х-кристаллов. А что такое соломоновы алмазы? Это всё! Лазерная, топливная и любая другая энергия в одном маленьком или побольше кристаллике чистейшей пробы! И нигде больше в мире таких уникальных кристаллов-алмазов больше нет или попросту до сих пор не было найдено… Но что такое z-кристалл по сравнению с Х-кристаллом?! Впрочем, Х-кристалл тоже не идеален: он умирает, как и всё остальное в этом мире.

     – Разве кристаллы столь насыщенной энергии могут умереть?

     – Конечно могут! Слишком большой расход энергии: Х-кристалл выжимают на всю катушку! Вот он и умирает, как шкурка от выжатого лимона. Чем больше из Х-кристалла наштамповывают его же энергетических подобий, тем быстрее он умирает! Правда, при прямом его использовании на военные разработки, Х-кристалл умирает в два раза быстрее.

     – А если бы у нас не было соломоновых алмазов, что тогда?

     – Чёрт его знает! Динозавротопия — вот что!

     – М-мм… а это?

     – Каффа? ОСОЗ?

     – Точно!!

     – Правительственный Совет Земли ОСОЗ находится на острове Крым или как его называют в мире: остров Каффа — по названию единственного функционирующего города на острове. Это самые крайние южные ворота Святой Гипербореи, России…

     – Угу, даже так… А поподробнее?

     – Город Каффа — это наследие Севастополя, города-героя русской славы. А Крым — Золотая Таврида: Пограничная Брама Белой Гипербореи, Южные Ворота России… Остров, безусловно, очень сильно пострадал, но не так, как мы: горы Крыма остались наиболее не подвержены всем этим глобальным перипетиям и всем катастрофическим последствиям Последней Войны — туда даже серые драконы редко залетают. На планете, конечно, кое-где ещё остались небольшие оазисы от прежней жизни — так, например, меньше всех пострадала Куба и часть Сибири. Но на острове Крым остался довольно обширный кусок этой самой живой земли, и там, на мысе Айя, вблизи Балаклавы, и расположена теперь Каффа — главная база ОСОЗ. Туда и собираются примерно раз в месяц все правители оставшихся городов и мегаполисов. Туда свозят заключённых со всего мира, а оттуда их переправляют на бразильские рудники — в обмен на соломоновы алмазы. Самые большие «страны» — это США и Россия: Индианаполис и Москва! И самый наглый милитарист среди всей этой коблы Премьеров Правительственного Совета ОСОЗ конечно же наш разлюбимый генерал-президент — Мистер Премьер Бэкквард!

     – Значит, Бэкквард теперь диктует свои условия всему миру?

     – Ещё чего!! Свои условия диктует только один человек на Земле: доктор Дмитриев! А дублирует его Президент ОСОЗ — Старейшина Каффы, глава над всеми Премьерами Земли. Связь у них налажена какая-то своя прямая, через зеркала внутренних озёр подземных городов под горной грядой Каффы — что-то вроде волновой информации на любые расстояния без ограничений во вселенной. Поэтому — Каффа! А не Индианаполис или Москва.

     – А Москва?

     – Москва свои Х-кристаллы тоже тратит на вооружение — и оружие, насколько мне известно, там покруче нашего. Им и спутниковое наведение не надо, чтобы доконать нас в один присест! Но это же русские: их не тронь — они в жизни с тёплой печи не слезут. В общем, пока гром не грянет — поп лба не перекрестит: русские без напряга сами за шиворот смерти не полезут. Другое дело наш разуважаемый и неповторимый во всех аспектах генерал-президент Бэкквард со всеми своими аллигаторскими ненасытными амбициями… Благо, Старейшина — человек по-настоящему мудрый, последний мир держит в ежовых рукавицах! Ему для этого даже оружие не надо: все поставки Х-кристаллов только через него — вот тебе и главный козырь во всех рукавах. Его осозовская «Барракуда» — самая эффективная служба контроля за подобными взорвавшимися демократами, вроде нашего Бэккварда! Хотя и срабатывает только наполовину… Вот так и живём как на вулкане в прямом и переносном смысле слова.

     – А Каффа?

     – Есть небезосновательное предположение, что подземный город Каффы живёт не столько на соломоновых алмазах, сколько на физическом вакууме. Потому их зависимость от Соломоновых Рудников ничтожно мала. Говорят, на Каффе, в их чистом подземелье всё ещё рождаются дети, которые не умирают… Много чего говорят про Каффу. Но Старейшина держит свой закрытый город на замке от всего остального мира — мы совершенно ничего не знаем об этом городе наверняка. Одни только слухи!

     – И похоже, слухи эти не в пользу тех, кто живёт на поверхности.

     – Нет — не в пользу… Говорят, там настоящий рай, по сравнению с нашим пеклом!

     – Так, может…

     – Не может! Нам не надо на Каффу, наш путь лежит на Соломоновы Рудники.

     – Иногда всё меняется в одночасье.

     – Безусловно… и думаю, именно так и произойдёт… но не теперь!

     – Ладно, пусть! А как насчёт связи между городами, если вся межспутниковая система уничтожена? Как Индианаполис получает информацию из Каффы?

     – Летает!

     – Не понял…

     – Не слушали! Крейсеры Каффы доставляют всю нужную информацию во все свои мегаполисы: «Барракуда» — главный почтальон.

     – Я так понимаю, «Барракуда» — главное подразделение Каффы. И ему многое определено как на целый мир.

     – «Барракуда» — главное подразделение спецназа Общих Войск на Каффе. Они выполняют функцию основных инспекторов Правительственного Департамента Службы ОСОЗ и подчиняются напрямую Старейшине Каффы. В «Барракуде» солдаты только из числа людей. Их называют по-разному: чёрные рейнджеры, «чёрные головы», «разведчики смерти», «черноголовые». Их мало, но они — отборный спецназ. И с ними считаются! Даже Бэкквард… Их функции: связь, конвоирование, служба в инспекционных подразделениях по всему миру. У них всего две основных ветви: инспекционная служба и непосредственно гвардия спецназа. Инспектора «Барракуды» — редкие, но меткие гости в мегаполисе: благодаря им Форт не так сильно своевольничает, а Центр Нанотехнологий не переступает черты недозволенного Единым Законом ОСОЗ. Здесь, в Индианаполисе, подразделение гвардии спецназа «Барракуды» входит в состав личных охранных войск Бэккварда — вместе с местным спецназом: «грязными загонщиками»… Главная функция «Барракуды» в каждом мегаполисе — поддержка порядка и мира: здесь они вместе с местными военными каждую неделю проводят выборочную зачистку в каком-нибудь квадрате города. Сами понимаете, зачищать всегда есть что — и в лучшие времена швали на задворках всегда хватало. Таким образом, как считается, поддерживается постоянный контроль над массами и порядок в обществе!

     – Это больше смахивает на фашиствующий нацизм.

     – Я от вас это уже слышала, полковник! Однако, что поделать: времена порождают нравы… Но всё это не так бы сильно смахивало на «старый добрый наци», если бы Бэкквард не проводил политику закрытой диктатуры исключительно в рамках местной демократии. А подразделение спецназа «Барракуды» обязано полностью подчиняться местному Премьеру Правительственного Совета ОСОЗ, в данном случае — это генералу-президенту Бэккварду! А инспектора «Барракуды» дальше обозначенных Фортом точек носа не суют. Так что рассчитывать на поддержку «Барракуды» нам не приходится по-любому: для них такие, как мы, не более, чем военные дезертиры и злостные нарушители общественного порядка. И пока обозначенный президент входит в Правительственный Совет Земли, он — неприкосновенная личность. И его распоряжения, если они грубо не противоречат Единому Закону ОСОЗ, выполняются беспрекословно… Ждать нам помощи неоткуда и не от кого. Мы сами во Вселенной!

     – Дети Вселенной… Дети Солнца…

     – Что?!

     Гэбриэл задумчиво раскурил новую сигару:

     – Так говорит Джон… А что, кроме инспекторов и спецназа «Барракуды» к нам никто больше не летает? Ну там другие Премьеры Правительственного Совета или хотя бы те же бизнесмены?

     – В Америку никто не летает последние двадцать лет! Нас особо не любят нигде: Бэкквард своим прескверным характером отвадил от Индианаполиса и друзей, и врагов.

     – Не знал, что у Бэккварда были друзья.

     – А бизнесмены не летают, потому что везде одно и то же, во всех мегаполисах «один товар»!

     – А Форт?

     – Форт Глокк?.. Для местной и каффской солдатни там созданы абсолютно все условия: развлечения на любой вкус, казино, ринг, бильярд, девочки, даже Игры Месяца они смотрят с собственной трибуны. За самыми острыми развлечениями в Бруклин ходят только те, кто уверен в себе на все сто: генокеры и конченые — вроде Лео… Лично меня туда без особой надобности ломом не загонишь!

     – Понимаю… А оружие?

     – О-ооо! Это тема особая… Оружие в городе почти под запретом. Но Индианаполис буквально напичкан оружием по самые генокерские помидоры. Тут главное не попасться! Оружие, конечно, разрешено, но только лазерное, «мелкокалиберное», лёгкое. Иначе могут расстрелять прямо на месте — без суда и следствия… Но Бруклин стараются не трогать. Если местная элита поднимется, Бэккварду ждать помощи будет неоткуда — весь город взлетит на воздух, если не дай бог начнутся глобальные разборки мегаполисного характера! Никакая «Барракуда» со всеми «грязными загонщиками» не спасёт. В городе заключён общемировой пакт: военная полиция особо не усердствует и не переступает черту дозволенного за границей Блошиного Бруклина, бруклинцы лишний раз не лезут на территорию обывательского Центра — таким образом живём и радуемся каждый своему счастью.

     – Великое счастье: клетка — в клетке!

     – Точно, полковник! Точно!

     – А как же транспорт?

     – Транспорт как транспорт: машины и надземное метро — для Центра, в Форте — свои борта и «вертушки», в Бруклине — свои игрушки… Все городские машины работают в основном на баллонах сжатого воздуха — дёшево и сердито! Абсолютно весь городской транспорт делится на две категории: современные машины — класса «зубило» и старые — класса «шматьё». Старые — это привычные нам железяки. Новые — это «резинка»: их корпуса из сингетика — это что-то вроде смеси каучука и металла. Новые машины так и называют: «резиновые зубила»! Правда, фортовские «вертушки» на особых бэт-стержнях. А вот наши машины…

     – У нас есть машины?!

     – Удивлены, полковник? Парочка отыщется! Но наши борта работают в основном на z-кристаллах. Объясняю: z-кристаллы почти не взрывоопасны — «обёрточное» расщепление может произойти только при огромном выбросе любой энергии. А вот сжатый воздух хоть и даром, зато задом: один удачный выстрел из «городского спринтера» или «небесного охотника» — и пиши пропало! Бум-с! И ты уже на проклятых небесах… Впрочем, наши машины на самом деле работают на чём угодно: что закинешь в топку, на том и будут пахать, как настоящие русские тяжеловозы — без проблем!

     – Так… и какие у нас планы?

     – У нас?

     – У нас!

     – Солдаты не строят долгосрочных планов, они живут одним днём — так что сначала доживём до планов, полковник Харрис. Как говорится: не нужно усложнять себе жизнь, важно решать проблемы по мере их поступления.

     – Должно быть, ещё вчера я ответил бы точно так же, но не сегодня.

     – Вы так и будете меня пытать? Чего вы ко мне прицепились, полковник Харрис?! Вот завтра пойдёте наверх и увидите всё собственными глазами! Договорились же! А вы всё испытываете меня и испытываете на прочность.

     Миша повернулась к своему компьютеру и включила рабочую сетку экрана.

     Гэбриэл провёл рукой по волосам и поднялся:

     – Не стоит заводиться из-за лидерства.

     – Отцепитесь, полковник! Время — союзник каждому.

     – Но не каждому друг… и союзники бывают только на время — на время короткого перемирия.

     – А кто сказал, что мы уже друзья? Вот выйдем и увидим, кто кому вошь.

     Полковник как-то неуверенно прошествовал до дверей ФЗ-лаборатории, но уже на самом пороге неожиданно сам для себя развернулся и в упор посмотрел на Мишу.

     – Ну? — Миша даже не подняла глаз. — Что ещё?

     – Атлантида и Америка? Россия и Гиперборея? Каффа и Пограничная Брама? Странные определения как на мировоззрение нашего времени.

     Миша медленно отодвинулась от стола:

     – Конкретнее, полковник Харрис!

     – ХААРП… Джон объяснял, но я его не до конца понял. А проблема, насколько я и сам догадываюсь, ещё та.

     Миша сцепила руки на груди:

     – Джон всегда говорит — хрен доскачешь… А вы всё так же хотите знать всё?!

     – До самого дна!!

     – В абсолюте?

     – Именно!!

     Полковник подцепила носком ботинка край соседнего кресла, бросила на сидение пепельницу и одним чётким движением ноги отправила его в направлении дверей.

     Гэбриэл не стал придираться, хотя манера поведения всех домочадцев этого престранного подземного жилища никак не вписывалась в его представление о прежнем мироощущении столь «брутовского» изменчивого бытия. Полковник остановил летящее на приличной скорости кресло, развернул его и сел у дверей — лицом к Мише, поставив пепельницу на пол перед собой.

     Миша тяжело вздохнула и снова уставилась на свои ноги:

     – Начинать надо не с «харпа»... Вы правы, какие бы мы здесь ни разводили дискуссии и ни искали виноватых, проблема куда глубже.

     – Согласен!

     – Взять хотя бы землетрясения и цунами, буквально захлестнувшие нашу планету перед самой войной. Только на США за 2005-2006 годы обрушилось свыше шестидесяти шквальных ураганов — треть из которых имели четвёртую и пятую степень потолка. Войны ещё не было, но она уже шла целым фронтом и на многих направлениях! Так что это было на самом деле? Тектонические сдвиги, невидимое силовое оружие или всё-таки предупреждение свыше? Вряд ли хотя бы одна из этих теорий не наберёт пятидесяти очков плюс одна акция на своё безусловное подтверждение… Рассмотреть хотя бы теорию о постоянном тектоническом сдвиге земной коры Земли. Исходя из выводов некоторых учёных, которых давно поглотила эта самая «тектоническая теория», получалась вот такая нехитрая шутка: объём нашей кормилицы-Земли на самом деле постоянно и неизменно увеличивается! По расчётам австралийского учёного-геолога Макслоу, полтора миллиарда лет назад размеры нашей многострадальной планеты составляли всего лишь пятую часть от нынешней. Впечатляет?! Ну как если бы маленькая девочка постепенно превращалась в формирующуюся девушку, а с годами — в добротную матрону. Постепенно — естественно! И как считается на сегодня, несмотря на все последние перипетии Третьей Мировой, планета продолжает расти со скоростью двадцать два миллиметра в год. За последние миллионы лет земная кора так перенапряглась и настолько ослабла, что уже не может достойно сопротивляться справедливому возмущению своих земных недр. В океанах земная кора значительно тоньше, чем на суше, поэтому землетрясения там случаются ещё чаще, чем на безбрежных просторах Великой Пустоши, и порой сопровождаются такими грозными явлениями природы, как шквальные цунами — с наступательной мощью от восьмиярдовой и до двадцатиярдовой волны с силой ветра до пятисот миль в эпицентре и более. Ну а если к этому приложить наше нынешнее положение с его новоявленной Чёрной Смертью, которая расширяется постоянно и не в нашу пользу, то получается уже совсем не прозаичная шутка: после неминуемого взрыва чёрной дыры, нарастание напряжения ядра планеты достигнет оптимального уровня возмущения. Картина совершенно ясная, как по мне! А если ещё и совместить её с библейской теорией небесной кары свыше за грехи всего человечества, да ещё с тем самым невидимым волновым оружием…

     – ХААРП?

     – Программа США по ХААРП, безусловно, сыграла здесь не последнюю роль, но и не первую: так — посредственную, но весьма и весьма значимую — как и вся та мелочь, из которой на самом деле и складывается вся эта непутёвая человеческая жизнь… Ничего нового американцы в своё время не придумали: на территории очередного военного полигона была развёрнута громадная фазированная решётка антенны — фактически сеть из трёхсот шестидесяти антенн, которые вместе составляют исполинский излучатель сверхвысоких частот. Они посылают радиоволны в диапазоне частот 2,8 — 10 мегагерц суммарной мощностью от 1,7 МВт до 10 МВт. Попросту говоря, ХААРП — это передатчик электронной трансляции, который можно сравнить с колоссальной микроволновой печью, чьё смертоносное излучение может быть сфокусировано в любой точке земного шара. Это микроволновое чудо было попросту спёрто с российских военных полигонов, отлично засекреченных и ни хрена не охраняемых.

     – Но русские-то спёрли этот проект у нашего Теслы!

     – Полковник Харрис, зачем русским наш сербский Тесла, если у них был свой родной Филиппов. Разница была в другом: русские использовали свой «харп» для защиты извне, как ответ на создание системы СОИ, американцы — для покорения всего мира! Различия в создании систем были потрясающими: русские нарабатывали теоретические основы и практические результаты по использованию природных, естественных плазмоидов, американцев интересовали исключительно искусственные плазмоиды! Что значит искусственные? Это значит, что даже без прямого военного применения, ХААРП своим сверхмощным искусственным излучением так сильно разогревал ионосферу Земли, что даже само его перманентное нахождение в рабочем состоянии приводило к тому, что постоянные естественные источники планеты стали переквалифицироваться в дополнительную неконтролируемую энергию. Система ХААРП представляет собой настоящий Ящик Пандоры со средствами конструирования электронных средств ведения войны. Сверхвозмущения в ионосфере, которыми являются искусственные плазмоиды с высокоэнергетическим состоянием атомов, по программе взаимодействия передаются на тропосферу и атмосферу. Налицо свободные климатические и техногенные инсинуации, не говоря уже о невероятном по своим масштабам геодезическом и климатическом оружии… А если рабочих комплексов три: в Гренландии, в Колорадо и на Аляске.

     – Три? Это уже серьёзно… И к чему это привело?

     – А к тому, что, когда началась война, перегрузка защитного энергоплана планеты перешла свои опасные границы. Как это сказалось на нас? Просто! Боевые ракеты, в том числе и с ядерной начинкой, при запуске в каждом втором случае взрывались прямо в боевых отсеках подводных лодок и подземных бункеров или прямо над ними — в воздухе или в воде. Спутники, в большинстве своём оказавшиеся военными, а вовсе не научными, разрывало в щепки при попытке перевести их в боевое положение. Атомные электростанции разгерметизировались, каждая вторая — самостоятельно. Самовзрывы военных складов с боеприпасами, необъяснимые падения совершенно исправных сверхзасекреченных военных самолётов, взрывы вулканов без прогнозов, гигантские наводнения под мирно моросящий дождик, циклоны пятой степени точно по заказу — один за другим. И наконец ХААРП, как психотронное оружие с невероятной возможностью контроля над сознанием, должно было разделить всё мировое сообщество на две совершенно чёткие прослойки общества: единичную элиту и бездумных рабов. Перегрев ионосферы слегка опередил гитлеровские планы Соединённых Штатов Америки… Правда, генерал Бэкквард так и остался при своём — вряд ли есть вещи, которые способны вернуть его хотя бы в ваше настоящее, полковник Харрис.

     – Так что же нас погубило? Запрограммированная война, журналистская беготня за сенсациями или обычная глупость.

     – Нас погубил призрак призрачного всемогущества!

     – У меня такое ощущение, что я знаю этот мир, ещё не выходя в него: куда пальцем ни ткни, всё равно попадёшь на ту же самую кнопку. Кажется, я начинаю понимать, что всё-таки имел в виду Джон, когда говорил, что Третья Мировая стала нашим последним спасением — спасением для всего человечества.

     – Это было больше, чем ужасно! Это был настоящий ад! Это было самоуничтожение, это стало наказанием. Наказанием, но не истреблением: мы всё ещё существуем, пытаемся существовать, ищем пути спасения…

     – И завтра один из таких путей!

     – Лиха беда начало.

     – Не советуете спешить?

     – Ваш путь уже определён, полковник.

     – Трудно не согласиться, полковник. В любом случае надо точно знать, что делать!

     – Ещё труднее не знать. А Джон Румаркер знает — для себя и для нас всех: вы, полковник Харрис, наш Одиссей.

     – А почему они сегодня с нами не обедали, а?!

     – И не завтракали, я был там, — Зулу стоял у стола, хмуро уставившись на кипу старых газет, натащенных Мэлвином с нижних библиотечных полок.

     – Не каждый день коту масленица! — Мэлвин плюхнул на стол ещё одну связку газет и, вытерев лоб рукавом куртки, встал возле полковника — напротив голографического экрана телебука.

     По «ящику» показывали, что заказывали: одну из закинутых Красавчиком с бук-диска серий «Команды «Альфа».

     – Масленица?! Хороша масленица без кота… Смотрите, ребята! Кайко Такэси — обожаю.

     – Я не знал, что ты знаешь французский, Красавчик!

     – Я не знаю французский, Зулу!

     – А это что?! — Зулу выдернул потрёпанную газету из рук лейтенанта.

     – Это — японский! Вернее, перевод с японского — отрывки Кайко Такэси… Японкам, между прочим, нравится! — Красавчик выхватил газету обратно. — И француженкам тоже… Нет! Всё-таки классная эта штука: газета…

     – Ага… особенно на унитазе…

     – Зулу, тебе всегда и всё надо расставить по своим местам?!

     – Я приверженец порядка, в отличие от некоторых нигде не состоявшихся полупридурков.

     Красавчик психанул и стал нервно разбрасывать газеты вокруг себя:

     – Что толку от всего этого старого хлама?! Что толку?! Что толку?!

     – Вам не кажется, полковник, что пора переключиться на какой-нибудь другой канал? По этому что-то слишком много уделяют внимания моей персоне и вовсе не как звезде «Инопланетных контактов»! Мне это кажется подозрительным… Полковник Бэкквард может напасть на мой след и выйти на всю Команду «Альфа»! — Мэлвин достал из внутреннего кармана своей новой авиаторки дистанционный пульт от своего старого комнатного телевизора и стал нажимать на все кнопки по очереди.

     – Что ты там опять несёшь, кретин?! Полковник, скажите ему!!

     – Ох уж эти киношники! Выдумщики высшего пилотажа, — Гэбриэл выключил телебук и взял одну из старых газет в стопке на столе.

     – Профессионалы… — в унисон прокомментировал своего полковника Мэлвин и, сунув пульт за пазуху куртки, отвернулся от телебука и себе взял газету. — А вы помните, ребята, когда Бэкквард последний раз напал на наш след?

     – Когда в морозильник нас запихал, недоумок!

     – А вот и нет, а вот и нет, Зулу!! Когда загнал нас в Проклятое Ущелье Злых Духов в Барквилле! Мне тогда ещё чуть ногу не оторвало, я попался как дурак на обычную растяжку! А ты, Зулу, тащил меня на себе по самому краю обрыва целых полмили.

     – Я только этим и занимаюсь, что постоянно таскаю тебя на себе, как мешок гнилых яблок!

     – Здесь так и написано: «Несмотря на кровавый след, тянувшийся за израненными героями, доблестными ветеранами- вьетнамцами прославленной и неуловимой Команды «Альфа», полковник Бэкквард в очередной раз остался с носом и серьёзным недовольством своего высшего начальства…»

     – На тот момент он ещё был полковником, — Гэбриэл довольно улыбнулся. — А вот если бы он нас поймал тогда, на пару лет раньше стал бы генералом!

     – Так он нам этого не забыл, когда выступал на последнем трибунале, — Зулу недовольно махнул кулаком на газету и перелистнул страницу.

     – А про меня как всегда — ни в этой газете, ни в той... Вся надежда на настоящее признание!

     – Ну ты только посмотри на них — сущая пацанва!.. дураки дураками…

     – А чего ты от них ожидала? Они из того мира, в котором нет места одним только умникам: их мир — мир слепых поэтов, а не голых гипертрофированных прозаиков.

     Миша стояла в коридоре прямо перед библиотекой, как обычно сцепив руки на груди, и внимательно всматривалась в образовавшееся «окно» на одной из створок дверей: прямо перед ней светился широкий экран невидимого телебука, за прозрачным стеклом которого было видно всё, что сейчас происходило в библиотеке, — как на картинке. К тому же звук лился точно из встроенного где-то в дверях домофона, поэтому слышимость была стопроцентная. Танго стояла тут же. Прислонившись боком к стене коридора, она тоже внимательно наблюдала за происходящим внутри библиотеки… То, что их обеих никто не видел и не слышал изнутри комнаты, было совершенно очевидно.

     – Да ладно! Что мы не видели этих «поэтов»? «Старая гвардия» почище нас разводить на умняка умеет.

     – А я тебе про что?.. заигравшиеся мальчишки… Нет, они не меняются! И это хорошо.

     – Без них вполне можно было обойтись!

     – Ну всё-таки: мужчины…

     – Ну разве что, — Танго дёрнула себя за губу. — Не! Ну ты только посмотри на этого придурковатого поэта-декламатора: старой газетой машет — как с президентской трибуны выступает. Да разве «такое» способно на глубокое осмысление настоящего? Оно же до сих пор витает где-то в облаках и это в свой персональный сороковник с хвостиком!

     – Просто твой Красавчик ещё не словил того, что надо сберечь.

     – Эй! А чего это он опять мой?!

     – А что — мой? Это ж ты из него верёвки вьёшь и ремни нарезаешь с первого взгляда, как он ожил.

     – Вот ты всегда так: всё должна знать до самых чёртиков!

     – А иначе как выжить? Где Чукки?

     – Пошла посмотреть, не проснулась ли Лео?

     – Будем надеяться на лучшее.

     – Эй!! Кажется, они говорят обо мне!!

     – А чего ты хотела? Чтобы они себе рты скотчем позаклеивали, а глаза на тумбочке сушиться поразвесили… Это ж мужики, а не египетские мумии! Их саркофаги были ледяными, а не гизовскими.

     – Эй!! А как же Гэбриэл и девочки?! Я что — один такой?!

     – Когда это ты видел Гэбриэла с девочками?! — поднял свой кулак Зулу в сторону возмущающегося Красавчика.

     – В сериале «Команда «Альфа»! — съёрничал Красавчик.

     – Гэбриэл — одиночка!

     – Полковник — супергерой!! — подпрыгнул Мэлвин к Зулу. — Для него главное — это спасение мира!!

     – А как же его женщины?!

     – А женщины, — Гэбриэл выдохнул в сторону своего лейтенанта, — все достались тебе, Красавчик… почти все…

     – Танго действительно класс, высший класс, — интимно пододвинулся к напарнику Мэлвин, — одобряю!

     – Эх! — мечтательно вздохнул Красавчик. — Я бы с ней потолкался на кровати с аэродром…

     – Не сомневаюсь… А чем ты вчера после ужина занимался, Красавчик?

     Красавчик нахмурился и резко бросил усмехающемуся Гэбриэлу:

     – Ничем!

     – Как же, ничем! — Зулу откинул в сторону газету. — Вы на рожу его посмотрите повнимательнее: он же к нам всё время левым боком поворачивается — правая щека-то вся в кровавых подтёках.

     Гэбриэл присел на край стола и протяжно выдохнул в сторону лейтенанта долгий шлейф сигарного дыма:

     – Ну-ка, ну-ка, Красавчик, просвети нас… Неужто влюбился?! Опять?!

     Мэлвин сложил собранные газеты обратно на стол:

     – Перестаньте! Это же безбожно: издеваться над раненым. Особенно, когда у него ранены и душа, и тело!

     – Во! Защитничек из психов — верный адвокат, а другого для Красавчика и не сыщешь: вечно вляпается в какую-нибудь любовную драматичную историю!

     – А и правда! — Миша повернула голову к своему лейтенанту. — Чего это у него рожа какая-то исцарапанная вся?.. в подозрительных синячищах!.. не рановато ли?

     – Вчера он сказал, что я недоумок.

     – Кто?! Красавчик?! Не перевирай, Танго! Я уверена, что он этого не сказал бы даже на дыбе.

     – Ну… разве что не этими самыми словами.

     – Поди, дала повод! Что я тебя — не знаю, шкуродёрница.

     – Хочешь узнать мужчину — дай ему хорошенько под зад!

     – Угу… А хочешь познать мужчину — просто дай ему!

     – Ага, счас! Бегу и спотыкаюсь, так спешу!

     – Тогда малость ослабь методы любовного террора, дай ему хоть какой-то шанс…

     – А мне кто-нибудь когда-нибудь давал этот самый шанс?

     – Джон Румаркер дал тебе шанс — на жизнь, на новую жизнь… А ты не будь жадной и поделись этим шансом с ближним своим.

     – С Красавчиком, что ли?!

     – Лейтенант Квинси тоже человек… И между прочим — мужчина! В отличие от той нечисти, с которой общаешься ты в своём «Яго».

     – С кем хочу, с тем и общаюсь!!

     – А ну вас!! — Красавчик снова включил телебук и, поставив стул прямо перед ним, обиженно уселся спиной ко всем и молча уставился в экран, на котором киношный Красавчик на киношном Каннском кинофестивале по-свойски обнимал за плечи одного из «доверчивых» магнатов киношного мира.

     Гэбриэл взял с библиотечной полки сильно потёртую газету:

     – А вот и роковой номер того самого дня!

     Миша переглянулась со своим лейтенантом:

     – «Архаиния», снять окно! Танго, заходим…

     – А Чукки?

     – Внутри подождём.

     Гэбриэл выпрямил измятую газету:

     – Июнь двадцать второго числа 2007 года… Мы пропустили начало Третьей Мировой, но, кажется, вовремя поспеваем к самому её концу.

     – Полностью с вами согласна, полковник Харрис! — Миша переступила порог бесшумно распахнувшихся дверей. — К чему, к чему, а к Апокалипсису Судного Дня вы теперь точно не опоздаете.

     Танго тут же завалилась в своё кресло, прихватив с кофейного столика газету и вытянув ноги на подлокотник дивана. Зулу нахмурился, но лишь молча отодвинулся к другому краю дивана.

     Гэбриэл сразу же понял, что время «Ч» на подходе: один только внешний вид Миши и Танго уже говорил сам за себя. Он сразу же сложил газету и передал Мэлвину:

     – Капитан, собери всё на место… Ну что скажете, полковник Васильева?

     – Слишком много стрельбы как на каждодневный сериал для мальчишек, — Миша кивнула на экран телебука. — Вам так не кажется, полковник?

     – Драма, превращённая в сказку для домохозяек, — тихо вздохнул Красавчик, даже не обернувшись к вошедшим.

     Гэбриэл глянул на лейтенанта, но тут же снова переключился на полковника Васильеву:

     – Не стоит забывать, что мы только сырые прототипы, всё остальное — игра богатого воображения самого режиссёра.

     – И в сериале вы курите отнюдь не ваши разлюбимые кубинские!

     Вынув сигару изо рта, Гэбриэл широко улыбнулся:

     – Какой же цензор выпустит на мировые экраны кино, в котором американский солдат с удовольствием раскуривает кубинскую сигару?

     – С нескрываемым удовольствием — замечу! Однако эти киношники знали о вас немало и не только по газетным промоушенам.

     – У киношных магнатов были свои источники в военной разведке. К тому же Команда «Альфа» прославилась своими подвигами не только в Америке.

     – «Команда «Альфа» снова в полной мере проявила себя на Западном побережье! Похоже, Лос-Анджелес притягивает эту четвёрку неустрашимых ветеранов-вьетнамцев точно магнитом: набитые деньгами банкиры и нефтяные магнаты, грудастые кинодивы и белокурые манекенщицы, песчаные пляжи бирюзового океана и разгул неискоренимой преступности — большие возможности и большие деньги! Но только ли о деньгах заходит речь, если за дело берётся серьёзная команда легендарных героев: Команда «Альфа»...» Мне тоже хотелось бы знать!

     Мэлвин молча выдернул газету из рук Танго и понёс её к общей стопке на столе.

     – Сначала ты хочешь просто немного заработать, а со временем это становится делом твоей чести: «Heroes for hire are always welcome at court!» — не терпит излишнего позёрства.

     – Точно, Красавчик! — Мэлвин подхватил со стола толстую кипу и понёс к остальным газетам на книжные полки. — Киношники нас здорово подправили, кроме Гэбриэла: снобизм — неизживная черта полковника!

     Миша обвела пристальным взглядом всю четвёрку мужчин:

     – Вами не могли не заинтересоваться киношники… На основе шумихи, которую безнаказанно подняла Команда «Альфа» после Вьетнама, был снят не только сериал, но и ещё несколько фильмов о войне во Вьетнаме: «Меконг — дорога домой», «Дананг — переправа смерти», «Ханой в огне!» и, пожалуй, ещё с целый десяток подобных наберётся.

     – Просто так получилось, что из-за нас, наверное, больше всего поднимались проблемы вьетнамских ветеранов. Отсюда и такой спрос на героев Вьетнама, — Гэбриэл был доволен разговорчивостью полковника Васильевой, это сулило явно недурное продолжение.

     – Но прославил вас конечно же сериал!

     – Правда, мы там какие-то… переслащённые, — поморщил нос Мэлвин, — как сахарные чупа-чупс на палочке — особенно я!

     – Я себе там совсем не нравился!! — прорычал с дивана Зулу. — Они меня сделали взломщиком-медвежатником… А я, между прочим, только исправный солдат и профи-водила. Медвежатник у нас Красавчик — пожизненно!!

     – А ты и есть медведь, Зулу, увалень каких поискать! Так что не прибедняйся!

     – Замолкни, Красавчик! К тому же Мэлвин прав: нас там изобразили какими-то… пай-мальчиками!!

     – Тебе это только так кажется, Зулу! Пай-мальчиком ты никогда не был — ни в сериале, ни в жизни. А я в этом сериале так просто сущий дурак! Правда, с профессиональным чутьём суперсолдата…

     – Ты и есть сущий дурак, Псих! Без профессионального чутья суперсолдата!

     – Деньги! Деньги! И ещё раз — деньги! Вот истинный залог сиюминутного интереса киномагнатов к нашим героическим личностям, — Гэбриэл стоял возле Миши. — Они нагревали руки на отголосках нашей славы — даже на…

     – Мёртвых!! — Красавчик дёрнулся, но от голографического панно телебука не отвернулся. — Эти чёртовы киношники наступали нам на пятки почище самого Бэккварда даже после нашего последнего ухода из этого мира… Подонки!!

     – О-оо! — Миша кивнула на Красавчика. — Вижу, ваш солдат совсем не в настроении, полковник.

     – А-аа! У лейтенанта это иногда бывает… Пройдёт!

     – Спрос рождает предложение? — Танго быстро скрутила газету со стола в трубку и, стукнув ею Красавчика по голове, тут же перегнулась через его распатланную шевелюру и ехидно заглянула ему в лицо. — Бу!!

     Красавчик фыркнул и отвернул голову в сторону.

     – Спрос на героев всегда был, есть и всегда будет! — Мэлвин выдрал последнюю газету из рук Танго и наконец перетащил все собранные газеты на нижние полки библиотеки.

     – Вместе с такими психами, как ты!

     – А без меня, Зулу, не было бы и Команды «Альфа»! И про что бы тогда снимали сериал? Про то, как ты валяешься на ринге со сломанной челюстью и не подаёшь признаков жизни на счёт рефери «десять»?! А потом Мистера Яростного Молота ещё и, как мешок требухи, позорно уносят с ринга…

     – Меня хоть с ринга уносят, а тебя — с грязной койки психушки, придурок!

     – А это, дорогой мой Зулу, как неотъемлемая часть настоящего героизма! Где ты видел героя с репродуктивным менталитетом во взвешенном состоянии гипертрофированного консенсуса?

     – Че-ееего?! Идиот!!

     – От такого же героя слышу!!

     Зулу махнул своим кулачищем в сторону Мэлвина, предусмотрительно держащегося на недосягаемо безопасном расстоянии за решёткой спортзала — подальше от сержанта.

     – Доберусь — убью! Псих недоделанный!

     – Господи! — Танго посмотрела на Мишу. — Я думала, они только в кино такие кривляки.

     – Не понял! — завертел головой Красавчик.

     – Сиди — не дёргайся, бабник… Брэд Дримболтон — актёр что надо! Без него сериал быстро наскучил бы даже самому непритязательному зрителю. — Танго положила локти на плечи лейтенанта, а подбородок на его макушку.

     – Этот декоративный сериал для домохозяек такая наивность по сравнению с настоящей правдой.

     – Поэтому он тебе так нравится, Красавчик?

     – Я вырос в сиротском приюте…

     – Робин Гуд! С врождённым чувством справедливости, с враждебным ваучером на шаткое везение и подвешенным языком пожизненного бабника-ловеласа.

     – Горбатого могила исправит! — подкинул от себя с безопасного расстояния Мэлвин.

     Красавчика и злило, и импонировало, и страшило такое чрезмерное внимание к своей особе со стороны чёрного рейнджера. Он всячески пытался лавировать над этой пропастью как мог, но разве это было так просто, если тебе в затылок дышит сама Доктор Смерть.

     – Чего ты на мне повисла, как тряпка на швабре?! Кто в этом доме, в конце концов, хозяин?!

     – Женщина, — спокойно ответила Танго. — В доме всегда хозяин один — женщина! Можешь в этом не сомневаться, герой одного вечера.

     – А я всё думал, когда же она это скажет? Когда повесит на мне табличку «Продано!» Или дождётся, когда я сам повешусь!

     – О! Как остроумно и заодно какая хорошая идея. Кстати, у меня по этому поводу родился «древний» анекдот…

     – Не стоит ли их остановить, Миша, пока ещё не поздно?

     – Лучше учиться на горячем и сразу, полковник Харрис, легче будет, когда дело дойдёт до настоящих тренажёров.

     – Пока что вам виднее.

     – Разговор двух подруг… «Никогда больше не пойду с мужем на рыбалку!» «А что случилось?» «Сначала я, оказывается, громко разговаривала, затем нацепила не ту наживку, потом рано подсекла!» «Ну а дальше?!» «А дальше закончилось совсем прескверно: я наловила рыбы больше, чем он!» Так что, Красавчик?.. retournons a nos mouttons?.. вернёмся к нашим баранам?..

     – Без меня.

     – Шутишь? Куда ж теперь без тебя, златорогий!

     – Господи! Да разве есть женщины, которые в состоянии устоять передо мной?! Вот ты!! И то душишь меня в своих объятиях, как настоящая подколодная змеюка.

     Танго на штучную «утку» не повелась — зато её смертельное кольцо захвата стало ещё смертельнее:

     – Ишь как задёргался, хрен кусачий! А как насчёт Лео, Красавчик?

     – Лео? Лучше скажи по правде, кто тебе больше всего импонирует в нашей четвёрке настоящих мужчин?

     – Мэлвин! — не задумываясь отчеканила Танго.

     – Ага!! — капитан вытянул шею из-за решётки. — Не зря же меня снимали в известном телешоу.

     – Что?! Мэлвин… Бред! Ты просто злишь меня! Мэлвин, значит… И чем это он так импонирует всем женщинам?!

     Танго подняла смеющиеся глаза на довольного капитана:

     – Мэлвин достаточно глуп, чтобы попусту не раскидываться своими мозгами, и достаточно умён, чтобы не лезть на рожон. Соберёт всю информацию в целое, проанализирует и выдаст нужную таблетку — и своим, и чужим!

     – Я такой!

     – Ну хоть в сериале я кто-то…

     – А хочешь, Красавчик, я перекручу этот приторный сериальчик на самый-самый конец?

     – Что-то меня в этих словах настораживает… Я что, наконец-то обрёл долгожданную свободу?

     – Нет!! Мэлвин наконец-то занял твоё место.

     – Ему отдали мою «Корветту»?!

     – Ему отдали всех твоих женщин!!

     – Мэлвин — бабник?! Как я? Не-ет…

     – Да-ааа…

     – Не-е-ет!

     – Да, Красавчик, да!

     – А я что?! Получается, я неудачник! Опять неудачник… Ну этого следовало ожидать: потенциально я им всегда был.

     – Не жалуйся, Красавчик! То, что Мэлвину доставалось тяжким трудом, тебе просто падало на голову. Незаслуженный плод трудно удержать в руках — то он тяжёлый, то скользкий, а то и вовсе дурно пахнет… Милость небесной канцелярии для тебя, Красавчик, была чрезмерной Любовью Небес Обетованных: тебя избаловали ещё до того, как ты родился.

     – Избаловали?! Кто — я избалованный?!

     Красавчик хотел вырваться из крепких объятий Танго, но у него ничего не вышло: лейтенант чёрных рейнджеров умела настоять на своём. И Красавчику не оставалось ничего другого, как дальше терпеть этот волчий капкан на своей голове.

     – Сначала с рождения сиротский дом с монахинями-англичанками и с их навязчивым пуританством! Потом любимая девушка, добровольно отрёкшаяся от меня и мира и ставшая монашкой! А затем Вьетнам!.. душные джунгли!.. тяжёлые ранения!.. подстава!.. плен!.. военный трибунал!.. тюрьма!.. и извечный изгнанник — в бегах!.. конец — криогроб!.. и теперь это безумное будущее без будущего — в котором меня, между прочим, не должно было быть.

     – Не должно было быть, потому что здесь не за кем хвоста погонять?

     – Если уже говорить начистоту, это не я бабник! Отпетый бабник у нас Гэбриэл… Он всем бабникам — бабник! Вон, зажимает по две девчонки за раз через серию!

     – Гэбриэл — не бабник!! — яростно отозвался Зулу. — Это только кино!!

     – Ага, кино!! А я просто изгой — что там, что тут!! Одни разговоры о женщинах.

     – Ты плачешься, Красавчик, как какой-то импотент.

     – Очень подходящее сравнение, лейтенант! Очень смешно, да?

     – Очень! — Танго нагнулась к самому уху Красавчика. — Кстати, как поживает наша расцарапанная рожа, лейтенант?

     Красавчик дёрнул плечом:

     – Я думал…

     – Много думал!.. старый пень — собакам ссать…

     – Долгие разговоры между мужчиной и женщиной никогда не решают проблемы, — Миша внимательно ненавязчиво следила за каждым движением Танго. Она повернула голову к Гэбриэлу и прямо посмотрела ему в глаза. — Поэтому мы с вами сосуществуем лишь как полевые командиры… и точка!

     – Ну… пока — согласен…

     – А я могу и обидеться — окончательно! — Красавчик всё ещё пытался как-то выкарабкаться.

     – «Человеку всё даётся по силам его!» — так говорит Библия, Книга «древних», ваша Книга Судеб, между прочим.

     – Хороша «книга судеб» как для простого человека с простыми желаниями!

     – Творец посчитал тебя достаточно готовым — и физически, и духовно — для такого неординарного бремени твоей жизни, сладенький… И, между прочим, Кайко Такэси писал о Вьетнаме намного правдивее многих наших соотечественников — достаточно хотя бы почитать его «Чёрное лето» семьдесят первого года.

     – Да я ненавижу этот идиотский сериал!! В этом дурацком сериале я похож на сплошного неудачника!! Гэбриэл постоянно лыбится как рекламный плейбой и ищет всё новые проблемы! Зулу похож на тупоголового индейца-ниггера с распушенным хвостом панка на лоснящейся круглоголовой дыне! А Мэлвин вообще не выходит из комы давно отъехавших в параллельные миры водянистых мозгов японской медузы!!

     Красавчику наконец-то удалось скинуть с себя цепкое ручное лассо Танго. Зато он сразу же попал из огня да в полымя, в новые инквизиторские щипцы: над ним молча нависли две зверские морды — оскалившийся красноглазый «индеец-ниггер» и закачавший головой как китайский болванчик «съехавший в параллельные миры» «японский медуз»-Мэлвин.

     – Я тебе сейчас рыло начищу, Красавчик!!

     – А я тебя переключу на другой канал.

     Гэбриэл только вздохнул, но этой превентивной мерой всецело и ограничился.

     – Только не по лицу!.. умоляю — только не по лицу!..

     Танго лишь похихикала над незадачливым лейтенантом и снова упала в своё кресло, без капли угрызения совести чиркнув перед голубой сигареткой своей роскошной зажигалкой.

     Миша отошла вглубь залы библиотеки и остановилась у одной из пристенных книжных полок. Гэбриэл последовал за ней… Миша вытащила одну из книг и раскрыла.

     – Вы были бессмертными в глазах своего общества, вас обожествляли и боялись! Налогоплательщики обожествляли, сильные мира сего боялись… Но ваше настоящее бессмертие осталось здесь — на этих старых фотографиях, дошедших до нас с вашей персональной войны… Вьетнам! Очередная позорная и никому не нужная война. И эти чёрно-белые размытые фотографии прошлого столетия на самом деле мало чем отличаются от той реальности, в которую нас окунула Третья Мировая… Полковник, после того как вы побывали там, вы потом часто думали об этом? — Миша смотрела на старые фотографии на пожелтевших страницах толстой книги в её руках.

     – Я всегда помнил об этом… Последний раз по-настоящему мы побывали во Вьетнаме в восемьдесят четвёртом — мы пришли за нашими: в одной из деревень под Хадонгом всё ещё оставались наши военнопленные… там мало что изменилось — и как всегда: перестрелка и серьёзно раненый Мэлвин…

     – Да! — отозвался Мэлвин. — Там меня подстрелили — снова и полковника Грэгора — тоже… Но я выжил!

     – Чтобы такой кретин да не выжил! Скорее я подохну тридцать раз, чем такой недоумок, как ты, откинет свои копыта.

     Оба, кажется, тут же с успехом позабыли о Красавчике: сначала выпрямился Мэлвин, а затем и сержант убрал руки с грудков лейтенанта.

     – Просто я умею договариваться со смертью, Зулу.

     – Просто недоумкам всегда везёт больше, чем обычным людям!

     – А я часто вижу один и тот же сон, — тихо отозвался Красавчик со своего места. — Дельта Меконга… непроходимые джунгли, змеи, кровососущие твари, душное мокрое пространство… Дельта Меконга — самое страшное место для американцев, самое страшное, через которое пришлось пройти, а потом — плен, и это стало одним сплошным ужасом, и это осталось навсегда.

     – Красавчик, пора видеть другие сны.

     – Ты как всегда прав, Гэбриэл, пора…

     Вдруг Миша посмотрела на двери библиотеки… быстро поставила книгу обратно на полку и, подойдя к телебуку, сразу же выключила его:

     – Танго, когда вернёмся из города, отремонтируешь программный сенсор!

     – Есть! — Танго затушила сигаретку и поднялась.

     – Мы идём в город!! Мы идём в город!!

     – Прекрати прыгать по комнате как японская макака!! — Зулу побежал за хаотично носящимся по комнате Мэлвином. — Прекрати!! Или я сейчас оторву тебе голову, припадочный.

     Красавчик поднялся со стула и молча направился к выходу, но ему ещё предстояло пройти мимо Танго.

     – Partie de plaisir…

     – Что-что?!

     – Нам предстоит весьма увеселительная прогулка, Красавчик! Не забудь обмотаться шёлковым платком — тебя это так сексапилит, а меня это так заводит… котик.

     Танго растянула противную тонкогубую улыбку подколодной змеюки и в упор посмотрела на Красавчика — точно на огородное пугало.

     – Прекратить пустые теребеньки!!

     – Есть! Прекратить пустые теребеньки! — Танго в момент переключилась на другую волну.

     Только нога Миши толкнула двери библиотеки, как в проходе коридора появилась коляска профессора и идущая рядом Чукки.

     – Ладно, джентльмены, за работу!! — Миша не дала профессору времени на отвлекающие разговоры — она просто прошла мимо него, громко безапелляционно кинув через плечо. — Джон, веди свою Команду «Альфа» в ангар! Пора на выход — прогуляться! Мы — за вами…

     Она остановилась сразу за Чукки и махнула рукой вдоль коридора. Профессору ничего другого не оставалось, как покорно развернуть кресло и покатить его с идущим рядом Гэбриэлом: спорить с Мишей было бы пустой тратой времени… Вся тройка Команды «Альфа» безропотно прошествовала за своим командиром.

     – Гэбриэл! А как же Лео? Вы идёте без неё…

     * * * * *

     Коляска профессора катилась по коридору за Гэбриэлом, все остальные шагали следом… Красавчик всё время оглядывался назад: позади, точно конвой трибунала, хмуро и молча вышагивала троица слегка вооружённых солдат. Особо воинственный вид им придавали полевые береты. Чёрный берет на голове полковника Васильевой не оставлял ни малейшего сомнения в том, что она морпех. На Танго был берет несколько иной, отличный от Мишиного чёрного «морпеха»: жгуче-чёрный с вышивкой-кокардой в виде двух змеиных язычков красно-золотистого пламени — «адский»; снять подобную «анаконду» можно было только с головой её хозяина. Голову капитана Чукки Рур покрывал «сапфир» — сапфировый берет лётчиков спасательно-штурмовых ВВС Армии США… И похоже, что на всех были чёрные обтягивающие «комбинезоны» под самый подбородок: на Мише — под её неизменным оливковым френчем, на Танго как есть под сапоги «а-ля-попишу-порежу» и на Чукки под широким цветастым пончо.

     – Ничего нет хуже, чем женщины и мужские игры… Война — это не для женщин! — сержант злился за спиной Гэбриэла.

     – Война — ни для кого, Зулу, — ответил за полковника профессор.

     – Извините, док! Но они все здесь — как одна: психопатки… Вам так не кажется?

     – И не только кажется, лейтенант.

     – Гэбриэл… Ну ты-то хоть согласись: без нормальных мужиков и человеческого общения у них, по-моему, окончательно съехала крыша.

     – Не думаю, Красавчик. Просто ты должен, наконец, понять и принять тот факт, что они живут совсем в другом мире, и мы должны этот иномерный фактор принимать во внимание… И потом! Посмотри на нас самих со стороны — может быть, мир окажется намного проще, чем ты думаешь.

     Красавчик только вздохнул, болезненно покривившись.

     – Приходится всё время переключаться на другие каналы, чтобы Мэла Линкольна не могли достать эти проклятые ищейки-фотографы: не так-то просто давать интервью, когда ты звезда известного телешоу «Инопланетные контакты». Эти сумасшедшие журналисты просто сводят с ума Капитана Мэла Линкольна! — Мэлвин усиленно щёлкал по кнопкам своей старой дистанционки.

     – Ты опять за своё, кретин недоделанный… Ты сам давно сошёл с ума!

     – Зулу, ты злишься, потому что в звёздные телешоу приглашают только таких, как я.

     – Гэбриэл, Мэлвин опять вообразил себя каким-то инопланетянином!

     – Не страшно, Зулу! Мэлвин в этом, как стало очевидным, совсем не одинок.

     – Ты на кого намекаешь, Гэбриэл?

     – Ну уж никак не на тебя, Красавчик.

     – Отдай пульт, дурак!!

     – А вот фиг тебе!!

     – Полковник! Я что теперь постоянно должен жить бок о бок с этим психом и каждый день видеть этого «зелёного человечка»?! Неужели в этом городе нет подходящей психушки?!

     Миша оказалась аккурат за спиной сержанта:

     – Почему же нет? Мы как раз туда направляемся.

     Зулу с досады только махнул рукой.

     Они остановились в коридоре, который заканчивался тупиком. Профессор развернул коляску в сторону полковника.

     – Может, всё-таки подождёте, когда проснётся Лео? Гэбриэл?

     – Послушай, Джон! Согласись, мы не можем ждать вечно, когда Лео проснётся. Ты сам говорил, её летаргический сон подобен коме… А для поставленной задачи — это вообще один из самых подходящих случаев. Я так думаю, раз Лео всё ещё спит, значит, так надо, так лучше и для неё самой, и для нас всех.

     – Что ты этим хочешь сказать?

     – Сначала я должен сам всё увидеть, в более спокойной обстановке.

     – Но, Гэбриэл! Этот город живёт по своим собственным законам и…

     Полковник положил руку на плечо своего друга:

     – Не думаю, Джон, чтобы мир изменился настолько, что его законы пошли вспять. Там, наверху, может не быть солнца и травы, но, думаю, что звери те же — из очень даже знакомого нам всем отряда «хватай-и-раздирай-всё-что-попало-под-руку»! И заметь, что я говорю не о монстрах-животных, а о нас — людях, в чьих «арийских» генах, по-моему, изначально заложено прескверное животное желание убивать себе подобных и просто уничтожать всё вокруг себя… Всё это мы уже проходили, Джон!

     – Лео вам не помеха! Наоборот: она пройдёт там, где никто не пройдёт.

     – Этого-то я и боюсь сейчас больше всего. Нам туда пока не надо, куда вечно надо твоей безбашенной внучке. У нас свои законы! И твоей Лео, ради её же безопасности, сегодня лучше оставаться в бункере… Открывай уже свои закрома, Джон! Пора топать наверх!

     – Стойте! Я не согласен топать только своими ногами — они у меня не казённые, — Зулу, возле которого придурковато толокся со своим пультом Мэлвин, пребывал явно не в лучшем расположении духа. — Что мы будем делать наверху без моего фургона?! Я не голый папуас, чтобы разгуливать по улицам без надёжной брони и двух пар быстрых колёс!!

     Профессор замахал руками:

     – Не кричи так громко, Зулу, не кричи! Будет тебе машина — будет! Гэбриэл, если Лео проснётся и узнает, что вы вышли в город без неё…

     – Джон, значит, надо сделать так, чтобы она не проснулась до нашего возвращения.

     – Это несправедливо, Гэбриэл!!

     – Как хочешь, Джон! Но это уже под твою ответственность.

     – Ты не смеешь мне говорить таких слов, Гэбриэл!!

     – Ещё и как смею, ты должен мне верить, Джон… Прошу тебя!

     – Но так… неправильно… Ну хорошо, Гэбриэл, пусть будет по-твоему, — профессор развернул своё кресло к тупику. — Открой нам двери — код допуска: «космос»…

     Тупиковая стена коридора тотчас отреагировала на кодовый пароль: издав сдавленное и почти неслышное шипящее дыхание, вся стена коридора уехала вбок, и перед людьми открылось огромное ангарное помещение, которое Команда «Альфа» видела перед собой впервые.

     Профессор первым заехал внутрь:

     – Через этот гаражный ангар мы выходим наружу — в подземные туннели и в криохранилище, где располагается моя постоянная квартира, в которой за ненадобностью я не бываю месяцами.

     – Недурственная квартирка! — Гэбриэл огляделся. — И ты до сих пор мне ничего не рассказывал об этом ангаре, Джон?

     – Всему своё время, Гэбриэл… Осматривайтесь, джентльмены! Осматривайтесь!

     – Мой фургон!! — Зулу, ещё не веря своим глазам, обрадованно побежал к машине, внешне слегка похожей на любимый фургон сержанта: чёрная запакованная коробка — только теперь ещё и с красной изогнутой молнией по борту.

     Гэбриэл тоже заинтересованно пошёл в сторону сверкающей машины, Мэлвин и Красавчик тотчас направились за ним — тем более что ничего интереснее самого фургона в ангаре на первый взгляд не наблюдалось.

     – Это что ещё за хреновина на боку моего фургона? Это ж какая безмозглая башка додумалась нарисовать на моём распрекраснейшем фургоне это совершеннейшее безобразие — красную молнию через весь борт!! Да как теперь на такой отмеченной лапой Дьявола машине вообще куда-либо можно будет доехать — никакой конспирации!! Загребут за первым же поворотом, япона-мать!! Молния через весь борт… А-аааа!!

     – Как в кино! — пробросил Мэлвин.

     – Кино?! Кино?! — у Зулу глаза налились дурной кровью. — Я сейчас кому-то все руки повыдёргиваю за такое бесчеловечное надругательство над моей тачкой!!

     Девчонки сразу завернули в противоположную сторону… У стены Танго открыла какой-то металлический шкаф внушительных размеров, и женская половина молча сосредоточенно занялась доукомплектовкой своей и так уже достаточно воинственной экипировки. Это дело сразу же просёк Гэбриэл, и пока его парни занимались крикливо-дотошным разбиранием на косточки наружной части фургона Зулу, он подошёл поближе — посмотреть, чем это так старательно занимается «левая» половина команды.

     Миша сняла свой серо-оливковый военный френч и осталась в обтягивающем чёрном свитере и чёрных брюках, из-под которых выглядывали чёрные носки убойных ботинок на толстой широкой подошве. Быстрым движением она застегнула на себе мягкий чёрный «центровой» бронежилет и тут же защёлкнула на груди портупею с двумя подмышечными кобурами, в которые были вложены два пистолета явно системы «глоков». Затем она сняла с вешалки длинное чёрное кожаное пальто, надела его, не застёгивая, и сразу же закинула за плечо тяжёлую ружейную пушку. Привычным движением и с видимым удовольствием примерившись к весу ствола, Миша скинула его с плеча и положила на длинный стол перед шкафом. Также без суеты на бедро левой ноги посадила на оружейные ремни мощный короткоствольный пистолет. На толстых ремнях на бедре правой ноги ещё с библиотеки красовались кожаные ножны с внушительным спецназовским тесаком… Полковник застегнула на своей крепкой талии тяжёлый мощный ремень, украшенный крупной квадратной бляхой-дисплеем. Весь поясной ремень был забит крупными цилиндрическими патронами ярко-голубого цвета с красной и чёрной пометками на обеих донных сторонах. Она защёлкнула на предплечье широкий наручный браслет и потянулась за вторым…

     Гэбриэл остановился у края стола и с интересом наблюдал за тщательными сборами девчонок.

     Миша затянула последнюю вещь на своих бёдрах — портупейный ремень с двумя вестерновскими револьверами, когда Гэбриэл наконец-то решился нарушить молчание.

     – Ковбоим?.. полковник…

     Миша откинула за спину затянутые в длинный хвост волосы, развернулась к Гэбриэлу и, вынув из кобуры один из тяжёлых золотистых «Магнумов» с деревянной вычурной рукояткой, с силой дунула поверх внушительного ствола:

     – Что, полковник Харрис? Девчонки бывают разными? К эксклюзивному оружию «древних» нас пристрастила Лео — не отрицаю!

     – Ну допустим, это оружие мне хорошо знакомо. А как насчёт остального? Что за новое оружие при вас? И зачем его так много? Разве мы с разлёта забрасываемся на военный полигон, а не просто заходим на гражданскую территорию города?

     – Много оружия? Вы так считаете? Повнимательнее присмотритесь к Танго, полковник! Это Лео у нас любительница играться в «русскую рулетку» с кем попало и где ни попадя: вечно разгуливает по городу с голым тесаком.

     Миша села на край длинного стола и сразу же отвернулась от полковника, занявшись последней обстоятельной проверкой своих эксклюзивных револьверов.

     Гэбриэл спокойно выдохнул дымным облаком и сделал пару шагов вдоль наружной стороны стола — теперь его внимательный взгляд остановился на лейтенанте Танго.

     Танго с не меньшей дотошностью увлечённо занималась своей оружейной доукомплектовкой. Её прекрасное грациозное тело как обычно было затянуто в мягкий кожаный облегающий комбинезон — сегодня безупречно чёрного цвета без каких-либо вольных цветовых вкраплений. Узкая горловина комбинезона поднималась до самого подбородка, чёрный бронежилет уже мягко облегал её тело. Стройные безупречные ноги были затянуты во всё те же высокие, до колен, чёрные сапоги с несколько гуляющим голенищем, и за правым опытный глаз Гэбриэла сразу же различил слабый контур постоянного спутника сапог Танго — ножа русского спецназа: «оборотня». Снаружи голенищ как всегда красовались два «хамелеона» — в виде украшающих аксессуаров, а заодно и смертельно опасного оружия. Талия Танго была перетянута металлическими поясными ножнами, в которые конечно же был вложен какой-нибудь гуляка-меч и который, безусловно, представлял из себя смертоносное оружие для любого неудачливого кавалера.

     В данную минуту лейтенант пристраивала на талии ещё один поясной ремень — такой же, как на Мише, только немного расслабленнее, чтобы металлический пояс мог свободно выглядывать из-за тяжёлого ремня, точно также под завязку забитого красными цилиндрическими патронами и небольшими круглыми гранатами… Как только тяжёлый ремень как требовалось был прилажен к месту, Танго достала из шкафа ковбойскую портупею с кожаными кобурами, загруженными двумя сияющими «Кольтами», и по-киношному затянула ремень на своих бёдрах. Как все три ремня так лихо могли уместиться на узких бёдрах хрупкой на вид женщины, для Гэбриэла оставалось полнейшей загадкой. Но факт оставался фактом!

     Кажется, Танго наконец-то «заметила» полковника, внимательно следящего за всеми её последовательно-магическими и совершенно завораживающими действиями.

     – Полковник, вы меня отвлекаете!

     – Лейтенант, обращение не по форме.

     Танго подняла на Гэбриэла свои небесно-голубые глаза и удивлённо посмотрела на него… Гэбриэл выдохнул в стол:

     – Ну если ты, лейтенант, сможешь совместить свои сборы с некоторым подобием теоретически наглядной экскурсии по новому арсеналу для старого профана, то, может быть, я не стану такой уж «побочной профанацией» для твоей персональной доукомплектовки.

     Танго, кажется, слегка смутили слова спокойно стоящего перед ней по ту сторону стола мирно улыбающегося мужчины с колкой иронией в светлых прищуренных глазах.

     – Извините, полковник, привычка неподчинения старшим по званию, кроме полковника Васильевой, давно и уверенно укоренилась в памяти моих жестов.

     – Согласен, лейтенант… Так что?

     – Будет вам экскурсия, полковник, так и быть — будет… Всегда стоит начинать с самого главного: новое — это всегда хорошо забытое старое.

     Танго явно импонировало персонально конструктивное внимание к её особе такого небезызвестного в прошлом «древнего раритета», и она была даже не прочь немного покрутиться перед полковником, как перед зеркалом. Она с ковбойским шиком выдернула из кобуры оба блестящих «Кольта» и прокрутила их на пальцах.

     – «Миротворцы»! Сорок пятый калибр, кавалерийская модель, барабан на шесть патронов… армейские, коллекционные, чистое золото…

     Полковник хитро прищурился… Танго поморщила нос:

     – Ну ладно… позолоченные!

     – Коллекционер из Центра конечно же с превеликим удовольствием распрощался со своими «Миротворцами» — не глядя!

     Танго сверкнула своими дьявольскими глазищами на Гэбриэла:

     – Всё в точности так и было, полковник: распрощался — не глядя! Впрочем, теперь это так — больше для пантов. Но я их обожаю, в ходу это по-прежнему вещь!

     Лейтенант мастерски прокрутила несколько раз в обе стороны своими «Кольтами» и, не глядя, вложила их обратно в кобуру по обе стороны портупеи:

     – Честно говоря, фанатизм к старому оружию — это от Лео! Пользуемся мы им редко, но убойная сила осталась та же, что и раньше: даже генокера пробивает навылет! Патроны на заказ или Лео притягивает с пристенка… Для удобства и невидимости всё же лучше пользоваться стандартными лазерными «глоками» — с ними можно даже в любой клуб завихрениться: удобно, практично, почти незаметно. Но я предпочитаю в малом прагматичность — мой лазерный «глок-глюк» куда интереснее: компактный, незаметный, смертельный…

     Не отрываясь от познавательной экскурсии, Танго припарковала свой миниатюрный лазерный «глюк» за левое голенище. Вытянула из шкафа мощный короткоствольный пистолет, как у Миши, и тут же посадила его на левое бедро.

     – ПП — тяжёлый лазерный пистолет: пистолет-пушка! Одно прямое попадание в живую человеческую плоть, и сквозная дыра с запястье обеспечена… Собственно, пользоваться им в городе разрешено только спецотрядам Форта. Но сами понимаете, полковник, кто хоть раз в жизни подержал в руках стоящее оружие, да ещё и пострелял из него по вороньим драконам и перебежным целям, тому все эти запреты… до большой грёбаной воши!

     Танго по-прежнему без зазрения совести выражалась на русском, но Гэбриэл прекрасно знал язык свободных изъяснений русских военных.

     – Форт Глокк теперь занимается производством всего объёма оружия на этой половине земного шара… Зато у нас в бункере всё огнестрельное оружие настоящее. За этой стеной находится целый арсенал огнестрельного оружия последних ста лет. Современное оружие теперь совсем другое: лазерное, акустическое, тепловое. Ничего особенного, но сила ощутимая. Под полным запретом — электромагнитное: слишком опасное для такого компактного городишка. Есть ещё ДК — вещь гадкая, нами не пользуемая, в городе запрещённая…

     – А у полковника Васильевой что за ручная пушка?

     – А! Тяжёлая пушка… Незаменимая, между прочим, в деле ружейная пушка полуавтомат «Кустика — Х22»: однопатронная с акустическим волновым резонансом. Захватывает достаточно большой радиус, оглушает, отбрасывает, слегка прибивает — до смерти!.. но при желании выжить можно…

     – Полуавтомат?

     – В ствольной коробке находится окно для выброса гильзы.

     – А отдача у этих сногшибательных пугачей?

     – У всего современного оружия отдача минимальная.

     Гэбриэл показал на круглые гранаты на тяжёлом ремне Танго:

     – Несколько непривычные глазу гранаты: вроде — М67 и вроде — нет… и размер явно вдвое меньше.

     – Граната-бомба! На вид — граната, сила — минибомбы. Убойная штучка, поэтому имеет целых три предохранителя: первый щелчок правой прокрутки приводит в действие полудетонатор — загорается красный индикатор, второй щелчок — открывается видимая растяжка, третий щелчок запускает механизм часового взрывателя: до взрыва теплобомбы ровно четыре секунды, как у обычной «лимонки». Криобомбами пользуюсь только я! Правда, Лео их периодически подворовывает, зараза… На моём «тяже» две минибомбы: теплобомба и криобомба. Здесь же шесть патронов на мою ручную пушку.

     Лейтенант засунула руку в шестидюймовый браслет и лёгким нажатием на запястье защёлкнула его на своём предплечье:

     – Наручи только на первый взгляд обычные. На самом деле это протоэнергетические щитовые браслеты: полужёсткие — на запястье частично мягкий металл, выше косточки — твёрдый, скрепы на проторастяжках для полной фиксации формы… Энергетический щит имеется только на одном из браслетов, где поверх имеется рисунок щита: чем меньше разворачиваемая площадь, тем долговечнее и надёжнее сам щит, — диаметр поверхности регулируется мозговыми импульсами самого человека. Нижняя поверхность защитного браслета — биосенсорный индикаторный радиочип, принимающий и передающий импульсы вот с этой самой штуковины…

     Танго красноречиво постучала пальцем себе по лбу! И чтобы наглядно продемонстрировать полковнику защитный браслет в действии, сделала шаг назад, согнула руку в локте и сжала пальцы в кулак: из верхней части браслета, со звуком генерирующего экрана, на два дюйма вверх выплеснулся энергетический пучок, и тут же как зонт-автомат раскрылся удлинённый книзу бледно-голубоватый серебристый эллипс — формой пятифутового выгнутого щита. Танго хитро посмотрела на слегка ошарашенного полковника и послала в мозговой центр другую команду, подняв руку над головой, — энергетический щит тут же образовал вокруг неё закрытый кокон.

     Полковник потянулся через стол к щиту, но лейтенант показала сквозь полупрозрачную призму: нельзя! — и отключила щит.

     Миша недовольно глянула в сторону Танго:

     – Лейтенант, прекратить пустословное самовольничество! В ангаре полно народа…

     – Есть! — Танго снова повернулась к полковнику. — Щитом нужно пользоваться осторожно: покалечиться об эту штуковину — нехрен делать! Этому экспериментальному изобретению дока Румаркера всего пару лет. Но мы без него уже как без рук! Чтобы зарядить эту хренотень, нужна энергия всего одного z-кристалла: вставляешь кристалл за нижнее окно браслета и готово! Нижний сенсорный дисплей браслета почти такой же, как и на «тяже» — тяжёлом поясном ремне: квантовый детектор и индикаторный сканер-дисплей в одном. Считывает нужную информацию, определяет всё, что может определить, — например, радиационный фон. Квантовый детектор постоянный заценщик и фильтрат нашей крови — вирусофильтр в меру своих возможностей, разумеется: притягивает вирус из крови, усыпляет и выбрасывает обратно в воздух, если, конечно, это уже не смертельная доза.

     – Я так понимаю, щит-браслет моим парням не светит пожизненно? — Гэбриэл расплылся в широкой белозубой улыбке.

     – Так точно! Этот щит никогда ваших рук не коснётся, полковник. За ваши головы отвечает другой ангел-хранитель: ваша «древняя» кровь и… команда амазонок-смертниц! Гы!.. А вот второй защитный браслет — это уже совсем другое кино! Это для каждого верный помощник. Видите эти два рисунка: волна и стрела. Это значит, что в этом браслете целых две вещи, помимо нижнего сканер-дисплея. Всё внутреннее пространство служит ангаром для канатной нити, способной выдерживать вес до восьмисот фунтов. Длина лазерной верёвки семьдесят футов. Верёвка с металлическим наконечником из нескольких отдельно функционирующих сплавов — это наши «паучьи» кошки на все случаи жизни: в боевом положении раскрывается в кошку-«паука» и цепляется к чему угодно, в защитном служит противовесом для обмотки предмета — например, человеческого тела. Да и горноспасательное снаряжение у вас не всегда будет под рукой… Наконечник вдоль верхней части защитного браслета: «жалко» — выходит на две своих длины. Первая — ударная, выброс на шесть дюймов по ходу руки; вторая длина — лазерный наконечник для хирургического вмешательства в более тонкие сферы применения: открыть суперзамок, сделать тонкий разрез на теле и тому подобное. Приказ на все эти штучки отдаётся точно так же — через мозговой центр… На моём браслете есть ещё несколько приспособлений, но пользуюсь ими только я.

     – Не много ли всего?

     – Полковник, после первой же прогулки по нашему единственному и неповторимому Индианаполису вы сами поймёте, что экипировка по полной программе защиты — простая жизненная необходимость. Иначе не выжить!.. если, конечно, ты не чёрный рейнджер…

     Лейтенант сняла с вешалки своё кожаное чёрное с синеватым отливом пальто и, надев его, застегнула на все пуговицы и липучки до самого горла. Гэбриэл сразу оценил стиль, вкус и умелый подход к вещям: пальто Танго было достаточно широким, чтобы скрыть всё нательное снаряжение, и достаточно приталенным, где надо, чтобы не казаться бесформенным пугалом… И вообще, стиль элегантно подогнанного пальто лейтенанта сильно отличался от простого длинного балахона Миши: искусно приталенное, где ничего лишнего, с коротким жёстким воротником-стойкой над «аксессуарным» накладным отворотом, с крупными манжетами-бабочками на рукавах и свободное от пояса ровно настолько, чтобы прикрыть портупейные «Кольты». Пальто заканчивалось над самыми коленями, чтобы как раз закрыть дуло мощнокорпусного лазерного ПП… Лейтенант положила на стол ручной компактный, но достаточно внушительный ствол, чем-то похожий на Мишин.

     – Это тепловая ружейная пушка «Протон — М66» с одним загонным патроном, полуавтомат. Для этой пушки конкретная цель — не самоцель: достаточно одного выстрела в толпу или простого попадания по стене рядом с противником — все близлежащие цели в радиусе трёх-четырёх ярдов от центра попадания будут органически выведены из боевого порядка.

     – Органически — значит, смертельно?

     – Ну что-то в этом роде… Шанс выжить в радиусе двух ярдов распространения тепловой протонно-акустической волны от эпицентра взрыва будет примерно равен один к бесконечности! Все боятся эту хренотень, даже песчаные генотипные уроды.

     – Один к бесконечности…

     – В полсекунды органическая субстанция закипает и — бух!! Нет больше «Малыша Дэдди»… В лучшем случае можно остаться без глаз и с внутренними ожогами, но выжить можно.

     – Звучит весьма утешительно… И такое же оружие состоит на вооружении военной полиции города?

     – Тю! И не только такое… Вот эта птичка — лазерный «глок», как и мой «глюк» — совсем ещё недавняя разработка военных. Почти точная копия огнестрельного «глока-колибри», но компактнее и стреляет эта кроха не пулями, а точечным лазерным импульсом: при близком удачном попадании запросто прожигает дырку с игольное ушко — зато насквозь! Человек после такой экзекуции теряет всякий здоровый интерес к дальнейшим переговорам, а генокеры спешат куда-нибудь на время запрятаться, чтоб им ещё и голову не отмахнуло, пока они самогенерируются: голова у них вообще плохо восстанавливается и вовсе не отращивается в случае полной потери! Что, кстати, при определённых обстоятельствах не может не радовать… В общем, лазерный «глок» — это лёгкий лазер, ПП — тяжёлый лазер, на ружейную пушку любого типа лучше вообще не нарываться — иначе можно не выжить.

     – На пушки вы всё же полагаетесь больше, чем на мелкокалиберное?

     – В общем-то да! Всё оружие крупнее «глоков» — пушки! Поэтому называем мы их по имени.

     Танго снова запрятала свой лазерный «глюк» за левое голенище и, больше не считая нужным задерживаться по поводу расспросов пытливого полковника, перекинула свою теплопушку за плечо и, сразу же, отвернувшись от стола, пошла прямо к капитану Чукки Рур, которая чего-то там увлечённо фыркала на пару со своим Федей у просторной клетки на другом дальнем столе ангарного гаража.

     – Бросай это дело, Чукки! Иди экипируйся.

     – Федя злится и протяжно фыркает — верная примета: разборки опять будут с оружием и новыми трупами.

     – А что будет, если я сейчас и прямо тут оторву голову твоей противной крысе?!

     За спиной полковника явно нарастал скандал, который пытался утихомирить и привести в спокойное русло дрожащий голос профессора, но Гэбриэл всё ещё оставался возле стола: ему хотелось видеть и слышать всё, что происходит тут — в этом спокойно-расчётливом боевом порядке.

     Чукки фыркнула на Танго, но всё же закрыла клетку и молча подошла к шкафу… Вид у капитана Рур был ещё тот: голубые «лохмотья» тёплого мексиканского пончо-пальто в красно-чёрно-белых геометрических узорах, с чёрными черепами по всему полю и тряпичной бахромой, венчались ярко-узорчатым капюшоном за спиной. Армейские штаны, кое-как заправленные в чёрные ботинки, имели странный коричневато пятнистый вид, а сама обувь в виде разбитых военных берц выглядела лет эдак на сто — не меньше. Но сами девчонки не обращали на этот странный вид своей соплеменницы по оружию ровным счётом никакого внимания.

     Капитан молча козырнула полковнику, стащила через голову своё мексиканское пончо и бросила его на стол. Из нательной одежды на Чукки осталась только серо-зелёная военная майка, на которую она сразу же напялила броник… Сосредоточенно повозившись в шкафу некоторое время точно слон в посудной лавке и при этом мурлыча что-то там себе под нос, капитан выудила из полутёмных недр одного из металлических ящиков наплечный портупейный ремень с двумя кобурами, уже заправленными лазерными «глоками», и спокойно застегнула его у себя на груди — два лазерных пистолета уверенно осели у неё под мышками. Затем она без колебаний защёлкнула на поясе «тяж». Совершенно не обращая внимания на увлечённо наблюдающего за всеми её действиями полковника, Чукки поставила на одно бедро современный лазерный ПП, на другое — тяжёлый пистолет похожей, но иной модели. Защёлкнув на предплечьях защитные браслеты, капитан уверенно посадила на кисти рук металлические кастеты, боевая часть которых была щедро усыпана небольшими пирамидальными зубцами по всей наружной поверхности.

     Неожиданно Чукки прямо в упор посмотрела чистым ясным взглядом в глаза стоящего по ту сторону стола полковника — сжав губы, быстро надела поверх своего снаряжения цветастое пончо и, вытащив из встроенного в стол ящичка красно-чёрный плетёный хайратник, сразу же затянула его вокруг своего сапфирового берета. Быстро обернувшись к шкафу, капитан подняла снизу увесистую пушку, проверила патронник и, закинув ствол за плечо, поднесла руку к берету.

     – Капитан Рур к выполнению боевого задания готова, командир!

     У Гэбриэла от неожиданности чуть не выпала сигара изо рта: перед ним стоял самый необычный солдат, какого ему когда-либо приходилось видеть в своей жизни! Один только весь этот цветасто взлохмаченный и совершенно идиотский вид стоил целого спецотделения в военном госпитале для поехавших крышей ветеранов. В придачу к общему виду, голова капитана была обвязана плотным узорчатым хайратником, на длинных свисающих с виска концах которого были пристроены металлические наконечники — то ли для красоты, то ли для фиксации концов повязки. Да ещё эти короткие, выкрашенные в серо-буро-малиновые стрелки, ярко-каштановые волосы, дико устрашающе топорщащиеся из-под военного берета, как перья из рваной подушки, во все стороны пёстрыми копьями попугайных хвостов. За плечом одиозно-претенциозного солдата висела настоящая пушка, под мышками сидели лазерные «глоки», а на невидимом под пончо поясе квартировался целый расчёт крупнокалиберных боевых патронов.

     Гэбриэл сглотнул:

     – Благодарю за службу, капитан!

     Чукки поправила пушку и опять пошла к своему Феде.

     Танго подошла к Мише и сказала так, чтобы слышал и Гэбриэл:

     – Верный знак, командир…

     – Доживём — увидим! — спокойно ответила Миша.

     – Гэбриэл?! Я не понимаю!! А как же моя «Корветта»?! Разве можно так?! Здесь только чёртов фургон Зулу! А как же моё?!! Моё как же?!!

     – Я тебе сейчас устрою «чёртов фургон»! Ещё один придурок после Мэлвина! Псих Номер Три!!

     – Сам псих!! Где моя «Ветта», моя детка?! Это несправедливо... Гэбриэ-э-эл!!

     – Ну что за шарабан? Красавчик, не кипишуй! И возьми себя в руки — ты не на голливудской площадке для заключения продюсерских контрактов, — полковник срочно вернулся к расшумевшимся парням у фургона. — Джон, зачем ты устроил им эти ярмарочные пляски в курятнике?

     – Я?!

     – Их невозможно примирить, полковник! — Мэлвин прыгал вокруг держащих друг друга за грудки Красавчика и Зулу, но совершенно ничего не мог поделать. — Мы с профессором Румаркером удерживаем их из последних сил!

     Гэбриэл силой расцепил схватившихся: лейтенанта — в одну сторону, сержанта — в другую.

     – Так… Зулу, в чём дело?!

     – Как это в чём, Гэбриэл?! Вы только посмотрите, во что превратили мой родной фургон!! Это уже не мой старина фургон!! Не мой, хотя и мой… Полковник, скажите, это же мой фургон, а?

     – При чём тут твой задрипанный фургон, Зулу?! Он-то стоит на месте… Тогда где же моя «Корветта»?! Спрашивается!!

     – Стоп! Оба! — Гэбриэл повернулся к профессору. — Джон, что тут происходит?

     – Гэбриэл, скажи, наконец, своему несдержанному сержанту, что всё не так уж и плохо! Его старенькому фургону очень далеко за сорок. И Лео конечно же не могла оставить его просто так ржаветь в этом ангаре… Она его заново собрала, заменила каждую деталь на новую — лучшую, прочнейшую. Но ведь общий вид сохранён!

     – Сохранён?! Сохранён?! Ничего общего не нахожу!! — Зулу махнул кулаком на фургон и зверски закрутил глазами на профессора. — Это не мой фургон!! Да ещё и с красной молнией по борту… Не мой!!

     – Твой, Зулу! Конечно же твой… Лео его сделала как надо — с иголочки! И конечно же ходит на нём в город. Что ж тут такого особенного? А к корвету Красавчика даже Лео прикасалась только для необходимого ремонта — на нём никто не ходит, кроме одной Танго.

     – Да-а?! — Красавчик, кажется, совсем растерялся.

     Гэбриэл не без искреннего изумления посмотрел на профессора:

     – Джон! Ты притащил старую развалюху — ржавый фургон Зулу, а заодно и «Корветту» Красавчика — сюда?! Из самого Лос-Анджелеса?!

     – Разве я могу хоть в чём-то отказать Лео?

     – Мой фургон никогда не был ржавой развалюхой!!

     – Тогда где же моя прекрасная изюминка «Ветта»?!

     – Переключаю каналы! Переключаю каналы!

     Гэбриэл ещё ниже склонился над коляской профессора:

     – И ты всегда исполняешь её капризы? Все?

     – Теперь — да! Она всё, что осталось у меня от той жизни, Гэбриэл.

     – Неудивительно, что ты сделал из Лео полную эгоистку и, заметь, — своими собственными руками.

     – Я не жалуюсь, Гэбриэл!.. я только прошу помощи…

     – Джон, Джон…

     – Верните мне мой старый с иголочки фургон!!

     – А я требую назад свою детку-«Ветту»!!

     – Сущая пацанва…

     – Угу…

     Полковник оглянулся: Танго и Миша стояли, расслабленно опираясь на стол, и с нескрываемой насмешкой наблюдали за всем происходящим.

     – Джон, сделай что-нибудь… Как вернуть Зулу его старый фургон?

     – Никак! Эта чудесная машина и есть его фургон… И у неё теперь есть даже имя — своё собственное!

     Крики, пинания и шум прекратились в одно волшебное мановение человеческого слова: Команда «Альфа» в четыре пары глаз дружно уставились на профессора.

     – Что?! А что тут такого? Обновлённая машина — обновлённый имидж.

     – Какой ещё имидж?! Какое ещё имя?! — не выдержал Зулу.

     – «Летучий голландец»… В городе все знают «голландца» Бешеной Лео, почти все.

     – «Голландец»? «Летучий»? Да ещё у всех на устах? Дела становятся всё хуже и хуже… Полковник?!

     Гэбриэл положил руку на плечо Зулу:

     – Спокойно, сержант… Сначала во всём отыщи лучшее: настоящего «Летучего голландца» ещё никому не удавалось изловить в свои сети, значит, и твоего «голландца» не поймают — верная примета.

     – Хватит про «голландцев»!! Верните мне мою «Корветту» — мою детку!!

     Профессор резко развернул коляску:

     – Чукки, открывай оружейный арсенал! Иди за мной, Красавчик… Гэбриэл, затуши сигару.

     Капитан сразу же оставила своего любимца и быстро перешла к переднему левому углу гаража — нажала ладонью на невидимую панель. Почти весь кусок стены до самых железных шкафов откатился в сторону.

     Дружно косясь направо, парни напряжённо молча прошли мимо оснащённых до зубов девчонок.

     – Нехило!! — первым заскочил внутрь Мэлвин. — Ребята, да тут целый военный склад!!

     – Вот это оружейный арсенал!! — ахнул Зулу.

     – Чёрт!!

     Парни неспешно входили в помещение как минимум в три раза большее самого гаражного ангара.

     – Да-а… — только и смог выдавить Гэбриэл, проходя внутрь следом за коляской профессора.

     – Зацени, друг мой! — профессор сказал это на русском, но Гэбриэл понял — это от волнения.

     – Угу… есть на что посмотреть — согласен, Джон…

     Оружейный арсенал был до отказа забит ящиками со старыми армейскими ярлыками.

     – Смотрите, полковник! Здесь наша родная взрывчатка, — Мэлвин уже копался в каком-то ящике с родными нашлёпками.

     – Гэбриэл!.. армейские винтовки М16… Их здесь целый склад!

     – Я вижу, Зулу, — Гэбриэл держал в руках тяжёлый американский пулемёт из только что открытого им ящика и уже заглядывал в другой. — Автоматы АК-47, калибра 7,62…

     – Гранаты, полковник! Совсем как новенькие — только что с завода.

     – Не надо пока что их трогать, Мэлвин!

     – А тут пистолеты! Смотрите, полковник! ПМ, пистолет Макарова… А вот и наши — револьверы: восьмизарядные, девятимиллиметровые.

     – Да, Зулу, вижу!

     – О-ооо… полковник! — на плече Мэлвина красовался противотанковый гранатомёт.

     – Не надо вынимать из этих ящиков ничего, капитан! Это оружие слишком старое и давно никем не проверялось, чтобы так легкомысленно с ним обращаться, — Гэбриэл аккуратно снял с плеча Мэлвина гранатомёт и со всей осторожностью положил обратно в ящик на прежнее место. — Джон! Ты посадил свой Наноцентр на пороховую бочку и спокойно живёшь прямо внутри неё?!

     – Что поделать, Гэбриэл, такие нынче времена: весь мир на пороховой бочке! А ты сам сказал, рано или поздно Бэкквард доберётся и до этого бункера — нет ничего тайного, что однажды не стало бы явным… Так что голыми руками нас теперь точно не возьмёшь!

     – Дурные шутки, Джон… Ты этого голого героизма от своей свихнувшейся внучки нахватался?

     – Если им теперь ничего не страшно, — профессор махнул в сторону стоящих на проходе девчонок, — то мне чего уж бояться!

     – Моя «Ветта»!! Моя детка-«Ветта»!! Я знал!! Я знал, что она жива!! Она не могла меня покинуть, не попрощавшись! Моя «Корветта», моя малышка…

     Все парни вместе с профессором Румаркером собрались вокруг спортивного корвета, запрятанного за ящиками с оружием… Выхоленная под иголочку, белоснежная, с красной молнией по центральному контуру борта, машина со стороны смотрелась просто потрясающе. Но её спецдизайн был просто удивительным: спортивной лошадке было никак не меньше пятидесяти лет, но все нововведения, включая «пылевые» окна и утяжелённый передний бампер, были настолько осовремененными, что такое совмещение прошлого и будущего с первого же взгляда делало машину больше похожей на игрушечное мини-НЛО, нежели на спортивный кабриолет.

     – Нашёл-таки, сволочь… — Танго куснула губу и прищурила глаза.

     – Угу, — кивнула Миша своему лейтенанту.

     – Это просто куча металлолома для катания девочек! — прорычал Зулу, с явной завистью рассматривая красавицу «Корветту». — Можно было её и не сохранять.

     – Зулу, ты просто завидуешь! — угадал Красавчик. — Док, вам не кажется, что моя «Корветта», моя детка… как-то странно стала выглядеть… Хотя, на первый взгляд, как будто она — моя красотка! Но ведь точно что-то не так — точно! Или я чего-то не понимаю… Что с ней не так?!

     – А чего ещё и ты хочешь от меня, Красавчик?! — Джон явно сердился. — Твоя красотка здесь — цела и невредима! А за сорок лет ты хотел, чтобы всё так и осталось?! Увы! Мода на машины здорово переменчива, как и всё остальное. Сегодня по улицам последнего мегаполиса Америки ходит совсем другой транспорт… А чтобы сберечь твою ненаглядную железяку, Лео немного поработала с твоей «Веттой», привела её к более приемлемому на сегодня дизайну.

     – Как и мой фургон?!

     Профессор развернул коляску:

     – Зулу! Лео сделала ваши машины пригодными для настоящей жизни, как я сделал вас пригодными для настоящей реальности.

     Красавчик заходился вокруг своей красотки, как курица вокруг цыплёнка:

     – Двери не открываются… чёрт!

     – Естественно!

     Все снова обернулись… Танго стояла между Мишей и Чукки и с ехидной улыбочкой на губах крутила на указательном пальчике серебристый ключик.

     – Ладно, — Миша махнула рукой своему лейтенанту, — ты здесь доразбирайся. А мы с Чукки пошли дособираться.

     Танго кинула ключ лейтенанту и подошла к двери водителя.

     – Ключ — это так, раритет! Им можно всё, что можно было раньше, — Лео эту дань прошлому оставила как есть. Правда, я тоже пользуюсь ключом: приятно иногда почувствовать зверя между… пальцами! — когда включаешь зажигание… Но «Корветта» больше любит прикосновения тела и прекрасно отзывается на голос. Можешь обращаться к бортовому компьютеру: «Ветта»! Но она, — Танго ласково похлопала по крыше кузова, — больше любит: «Ветта-детка».

     – «Ветта-детка»?!

     Танго прижала ладонь к замку двери:

     – «Ветта-детка», мамочка пришла — дармовой подарочек на халяву притащила.

     Дверь со стороны Танго тут же беззвучно распахнулась.

     – «Ветта-детка»?!

     – У меня хоть «Летучий голландец»: супермен! — ехидно прохихикал Зулу.

     – А у меня пульт от звёздного телешоу!

     – Заткнись, Мэлвин!!

     – Лео прикинула, что это на твой вкус, Красавчик. Так что твой борткомпьютер предпочитает отзываться на «Ветту-детку» и даже ведёт себя соответственно.

     – Соответственно? — Красавчик было дёрнулся к салону машины, но лейтенант его остановила.

     – А-а-а!! — Танго предупредительно помахала пальцем перед самым носом Красавчика. — Ни к чему сразу же прикасаться нельзя — получишь достаточный энергоудар, чтобы у тебя отпала охота лезть внутрь повторно без особого приглашения. Твоя красавица за сорок лет твой персональный задок малость подзабыла. Сначала состыкуйся с бортпроводницей: «Веттой-деткой»! И для начала получи разрешение от Лео.

     – Её же здесь нет!!

     – Тогда от меня… Лео — это так, техномастер, а катаюсь я! Значит, и хозяйка «Корветты» я!

     Красавчик разинул рот и тупо уставился на противно лыбящуюся Танго.

     Она вздохнула и только покачала головой:

     – Ну и красными же бывают ворота.

     – Че-его-ооо?!

     Танго снова вздохнула:

     – «Ветта-детка»?

     Компьютерный экран на передней панели засветился мягким зеленоватым свечением:

     – Привет, командир! Куда? Центр, «Яго», «Кокобонго», Блошиный Бруклин или всё-таки прогулка по пристенной зоне? Люблю наперегонки с фортовскими «лягушатниками»: разводить лохов — это чисто по приколу! Танго?

     Голос бортового компьютера был практически точным двойником голоса Танго — разве что немного с металлическим привкусом.

     – Разводить лохов?! Чисто по приколу?!

     Танго кинула на Красавчика боковой взгляд и, покривив губами, ласково прихлопнула ладонью по белоснежной крыше корвета:

     – Поговори мне ещё! Видишь, я не одна… Сегодня, детка, ты остаёшься на тормозах: мы едем на городскую экскурсию на другом гробу — побольше и понадёжнее.

     – Ты променяла меня на «голландца»?!

     – Давай только без обид! У меня для тебя сюрприз!

     – Ненавижу сюрпризы!

     – Этот тебе понравится… «Ветта-детка», у тебя новый старый пассажир!

     Бортовой компьютер мигнул:

     – Надеюсь, не переработчик вторсырья? Мне ещё рано на свалку!

     – Не злопамятствуй! Лео дала тебе вторую жизнь, а свою смерть ты можешь найти только под гусеницами «ночных котов»: в нашем городе нет свалки…

     – Зато есть Перерабатывающий завод!

     – Забудь! Открой окно и принимай своего первого настоящего хозяина, — лейтенант кивнула Красавчику и молча отступила назад.

     Гэбриэл сразу заметил, что Танго давалось с большой натяжкой такое добровольное отступление.

     Придерживая дверь машины, Красавчик сел на сидение, закрыл дверь и положил руки на руль… прокашлялся, сглотнул… Борткомпьютер молчал, сквозь затемнённое ветровое стекло на лейтенанта смотрели несколько пар заинтересованных глаз.

     – Ну… привет, «Ветта-детка»!

     Борткомпьютер мигнул:

     – Ну… привет, Красавчик!

     Лейтенант поднял руки и снова положил их на руль:

     – Неужели ты меня помнишь?!

     – Похоже, все заложенные данные приходятся именно на этот имидж, этот бархатистый голос и эти полномерные физические параметры… Да! Лейтенант Руперт Квинси: мой настоящий хозяин — самый первый, самый важный! Привет, Красавчик! Твоя «Ветта-детка» заждалась тебя в этой криоконюшне! Но сразу предупреждаю, командир: лейтенант Танго Танго — мой лучший жокей, и я её зад ни на какие иные сахарные леденцы не променяю!

     Команда «Альфа» в полном составе прыснула со смеху.

     – Эй! — Красавчик вставил ключ в замок зажигания. — Мы так не договаривались! Обзываться в этой конюшне запрещено этикетом договорного содружества.

     – Принято, командир! Едем ужинать к Винченсо Розалли или, может, потанцуем на двоих?

     Зулу согнулся пополам! Мэлвин старательно подмигивал то профессору, то полковнику.

     Красавчик положил локоть на раму открытого бокового окна и выставил голову наружу:

     – Вы думаете, это смешно?!

     – Угадай, Красавчик! — ответил за всех улыбающийся Гэбриэл.

     Лейтенант мягко повернул ключ зажигания… Машина красиво-тяжело заурчала. Красавчик резко вжал педаль газа в пол! Машина взревела как разбуженный среди зимы медведь… Всех размело в разные стороны — как и не было!

     – Сейчас проутюжу вас как следует — будете знать, придурки! «Ветта-детка», прокатимся по этим насмешливым головам? Будет наука пустоголовым чурбанам.

     – Никак нет, лейтенант: в криобункере нет врагов — значит, команда подобного рода не может быть принята к исполнению.

     Лейтенант выключил зажигание:

     – Ты ещё и рассуждаешь?!

     – Так точно, лейтенант Квинси! Достаточный интеллект — одно из первостепенных условий моего принятия. Машина полностью готова к выходу. Докладываю параметры вашей верной лошадки: вся общая подача энергообеспечения и точечного контроля в норме, баки на сто процентов загружены основным страховочным топливом — крио и z-кристаллами, оба энергощита — в режиме обеспечения, лазерные пулемёты панели переднего бампера на полной зарядке, протонные ракеты загружены в боковые шахты, круговая лазерная автомат-пушка в полной боеготовности, компьютерное и ручное управление всеми огневыми средствами в подконтрольной боеготовности…

     – Вот это напичкали!! — невольно вырвалось у Красавчика.

     – …холодное веселящее оружие всегда готово порадовать нежелательный эскорт! Лейтенант?

     – Холодное веселящее оружие?!

     Профессор развёл руками:

     – Кто делал — с того и спрос.

     Танго положила локоть на крышу над открытым окном водителя:

     – Тысяча пятьсот лошадиных сил, разгон — шестьдесят миль в час за две секунды, максимальная скорость — двести двадцать, общий турбодвигатель, объём нового движка — четыреста кубо-дюймов, восемнадцатидюймовые шины… полный привод, трансмиссия с раздаточной коробкой, роботизированная пятиступенчатая коробка передач. Конструктивные особенности данного авианосца претерпели серьёзные изменения: корма полностью переделана под насущные запросы, клиренс увеличен больше чем в два раза, авто перешло в ранг амфибий. Теперь это не столько спортивный кабриолет, сколько внедорожник для сафари!

     – Главное, что это моя «Ветта-детка»! Всё остальное можно пережить.

     – Жучара! — заскрипел зубами Зулу.

     – Лазерная отдувка ставит машину на любой бок, перекидывает через себя, вытаскивает из неглубокой ямы. Передний бампер — таран, он же — землероечный цилиндр на круговом буре с зубцами на лазерной заточке, — Танго хлопнула рукой по крыше «Ветты». — И главное! Эта малышка — резервный борт «Летучего голландца»! Фюзеляж что надо — как у штурмового бомбардировщика… В общем, окопаешься, ещё что-нибудь полезное отыщешь. А переделывать или указывать на недостатки будет только полный кретино-идиото! Молча садишься за руль — возвращаешься полноправным и всё ещё живым.

     – Понял — не дурак!

     – Интересно, интересно, — Мэлвин ползал под брюхом машины и заглядывал во все дыры.

     – Да ты не переживай, Красавчик! Лео всё сделала по правилам: оснастила борт блокирующимися лазерами и добавочным холодным оружием, которое мы ещё называем веселящим, — это чтобы осозовцы не могли сканировать наличие в машине крупнолазерного и протонного оружия, запрещённого на улицах Индианаполиса для граждан, не относящихся к военным постовым службам Форта Глокк. Не заблокируешь крупное оружие — не проедешь и трёх ярдов по Центру или погранзоне Бруклин-города: в лучшем случае загребут в Казематы, в обычном режиме — расстреляют без повторного предупреждения. Кстати, запасная пара-тройка протонных мини-ракет всегда в твоём багажнике… Попроси «Ветту-детку» показать третье сидение — ты должен это знать!

     Лейтенант обернулся:

     – Какое ещё третье сидение? У меня в машине никогда не было третьего сидения!

     – У тебя не было… «Ветта-детка», третье сидение выдай нам, будь добра!

     Машина сразу же отреагировала на редкую любезность Танго:

     – Хороший тон — уважительное отношение к партнёру, соответственно — уровень командного выживания увеличивается пропорционально языку понимания!

     – Какое железное суждение, подлинно-командное! — Гэбриэл встал рядом с Зулу, который заинтересованно прилип к заднему стеклу машины.

     – «Ветта-детка», — Танго отступила назад и прищурилась, — покажи-ка лейтенанту Квинси всё, на что способно третье сидение… И без лишних слов!

     – Принято, лейтенант! Закрываю «Корветту», готовлю третье сидение, запускаю полную программу подготовки к ручному бою…

     – К ручному бою?! — у Красавчика на висках выступили крупные капли пота.

     «Ветта» подняла боковое стекло, заблокировала все двери. За спиной лейтенанта красно-бархатные панели быстро разошлись в стороны, и в открывшийся люк крыши корвета выехала тяжёлая лазерная автоматическая пушка. Панели разобрались и сложились в небольшое, но удобное кресло. Теперь пассажир мог свободно расположиться за передними креслами, а мог и поднять своё сидение до уровня комфортного ведения боя прямо из салона машины.

     – Ручная автомат-пушка к бою готова!

     – Сидение регулируется под седока, пушка может моментально сниматься с режима крепления или оставаться на месте и работать как единое целое со своим направляющим стрелком. При отсутствии стрелка, «Ветта» загрузит пушку на автопилот с автоматическим отстрелом, — Танго прижала «улитку» за ухом. — «Ветта-детка», ручному автомату — отбой! И поставь тачку на обычный режим.

     – Приказ принят, лейтенант!

     – Дальше сам разбирайся со своей единственной… Ключ — тебе, ключ — мне! — Танго показала на ещё одну цепочку за жетонами. — А в остальном «Ветта» прекрасно реагирует на голос, снаряжение всей команды и приказы с нашего главного БТР — «Летучего голландца»… Ну покеда, «командир»!

     – Главного БТР команды? — Зулу посмотрел вслед Танго.

     – Да, трудно терять то, к чему привязался всей сутью, — Гэбриэл тяжело вздохнул и посмотрел на Джона.

     – А моя?! — раскинул руки в стороны Мэлвин.

     – Что — твоя? — сразу же насторожился Зулу.

     – Моя красная машина, которую я выиграл в «Колесе Фортуны»?.. Зулу фургон нашёлся! «Корветта» Красавчика вот — стоит, раскидывается пушками и интеллектом направо и налево! А где же моя красная машина из «Колеса Фортуны»?!

     – Полковник, я его сейчас придушу голыми руками.

     – Спокойно, сержант, — Гэбриэл положил руку на шею капитана. — Мэлвин, ты же её пристрелил, когда эта лошадка отбросила копыта, сам — собственной рукой!

     – Да-а?!

     – Да, капитан, это точно! Это было при мне!

     Мэлвин ширкнул носом и слегка прослезился:

     – Хорошо, что у меня остался мой верный Оливер.

     – Оливер? — переспросил профессор.

     – Это его жеребец! — прорычал Зулу. — Несуществующий…

     – Эх! Повезло же тебе, Красавчик! — Мэлвин просунул голову во вновь открывшееся окно боковой двери машины. — Я потерял свою «фортуну» где-то на переправе. Зато теперь твоя «Корветта» — настоящий корабль пришельцев: либо закрываешься энергетическим щитом-невидимкой — либо попадаешь под прицел «Маджестика». Я в этом деле разбираюсь: мою «тарелку» сбили лазеры военного спутника, когда я проходил через экзосферу планеты Земля.

     – Мэлвин! Твоя «тарелка» разбилась ещё во Вьетнаме, — лейтенант выпихнул голову сопротивляющегося капитана обратно наружу.

     – Да, давно это было… Но Капитан космических рейнджеров — непобедимый командир Мэл Линкольн — всегда на своём посту!! И ничто не сможет на него… повлиять…

     Сержант молча, но со зверским выражением лица, поднёс свой безразмерный кулачище к лицу «непобедимого командира космических рейнджеров»… Мэлвин запрятался за ящики с оружием!

     – Джон, пусть Красавчик пока разбирается со своим навороченным авианосцем, а ты нам разложи во всей красе фургон Зулу — что там Лео понаворочала… Сержант сможет разобраться с этим «летучим» монстром без неё?

     – Сможет!! — Зулу встал рядом с полковником.

     – Без проблем, Гэбриэл… Идёмте, джентльмены!

     Гэбриэл, профессор и сержант вернулись в гаражный ангар. Девчонки занимались своим оружием и особого внимания на них по-прежнему не обращали.

     – Джон? — раскуривая новую сигару, Гэбриэл не удержался и подошёл к длинному металлическому контейнеру за фургоном у дальней стены. — А тут что? Что в этом серебристом ящике?

     Профессор подкатил коляску:

     – А-а! Мотоциклы Лео: «толстяк» и «скаут»… Как же без них?! Чёрт бы их побрал! Знаешь, Гэбриэл, как я ненавижу эти мотоциклы!!

     – Догадываюсь…

     – На «Летучем голландце» с Лео почти всегда Андрей! Он просто её спасение — её персональный ангел-хранитель. У Андрея отличная реакция, как у всех генокеров, особенно когда нужно быстро выбираться из какого-нибудь завала или экстренно удирать от военной полиции. Лео всегда лезет на рожон, а Андрей наоборот, как ты — страхуется. Мне спокойнее, когда Андрей рядом с Лео, хотя она его практически не выпускает из фургона: никуда с собой не разрешает выходить — всё сама, сама… Зато Андрей за ней присматривает, скидывает оружие, если надо в какой-то ответственный момент, залатывает на ходу её раны, собирает куски тела, если бывает ей не везёт — что и случается у нас через раз. Всё лучше, чем совсем одна… А эти проклятые мотоциклы!! Просто бич нашей и так несладкой жизни!! Ты меня понимаешь, друг мой?! — профессор стукнул кулаком по стальному корпусу контейнера.

     – Всецело, Джон!

     Полковник уже нашёл рычаг, который открывал запретную шкатулку. Ящик уехал вверх, и взору присутствующих предстали две сверкающие ослепительным блеском, великолепные тяжёлые машины ручной сборки — два байкерских мотоцикла, навороченных всякими штуковинами, защитными щитками и мощными пушками: тёмно-серебристый «Harley-Davidson Fat Boy» и ультра-чёрный «Indian Scout».

     – Джон! Ты и мотоциклы притащил из Лос-Анджелеса?

     – А что я мог сделать, Гэбриэл?!

     – Смотрю, оба кастомы?

     – Оба! Лео их за пару лет до войны приобрела и, в отличие от других рабочих лошадок, эти берегла — любила: всё-таки крейсеры, танки, кастомы на заказ… Без них ни за что бы не поехала со мной — и точка! Сейчас это уже непробиваемые машины, доведённые её руками до совершенства.

     – Ну и ну! — Красавчик подошёл к полковнику и, повесив себе на шею ключ зажигания «Корветты», встал у него за плечом. — Согласись, Гэбриэл, Лео очень даже повезло с таким покладистым дедом.

     – Зато не повезло со всем остальным, — профессор недовольно скосился на Красавчика.

     – Вижу, байкер любит пострелять — столько оружия на байках!

     – Если надо, эти машины сами идут на автопилоте — поэтому с них можно вести безостановочный огонь. Но ведь мотоцикл всё равно открытый!

     – Полковник! В этом шлеме компьютерный дисплей точь-в-точь, как в моём космическом скафандре!

     Мэлвин уже примерял на свою голову чёрный шлем «скаута».

     Профессор испуганно замахал руками:

     – Повесь на место, ради всего святого!! Эти машины практически постоянно в режиме автозащиты: Лео редко снимает с них охрану! Стукнет энергошоком — мало не покажется.

     – У вас тут что, всё подряд настроено на режим автобоя? — недовольно спросил Красавчик.

     – Мэлвин, повесь шлем обратно на стену точно так же, как он висел прежде… Красавчик, не забывайся, ты не у себя в безмятежном сне морозильной криокапсулы! Ты сейчас в будущем, которого никто ещё даже не видел… Что? «Ветта» уже изучена до основания?

     – Я свою малышку знаю как облупленную!

     – Ну!

     – Гэбриэл, закрой эту чёртову коробку! Если Лео узнает, что без неё кто-то даже заглядывал под этот ящик…

     – Не узнает! — Гэбриэл закрыл контейнер и вместе с профессором пошёл к фургону, искоса бросив взгляд на девчонок: те делали вид, что их пока мало что касается из всего этого шумного бедлама. — Давай, Джон, презентуй нам фургон Зулу — во всей его навороченной красе.

     Зулу показал Гэбриэлу на фургон:

     – Вы только посмотрите на этого здоровилу, полковник! Стал точно тройной гроб на колёсах!

     – Сержант, смотри не на размер собаки, а на её удачу.

     Профессор остановил кресло-коляску у машины и подождал пока к нему подойдут все остальные парни:

     – Теперь, джентльмены, слушайте внимательно, потому что любая ошибка может стоить вам жизни… «Летучего голландца» Лео заделала под полный рабочий режим ещё до того, как стала на нём ходить. А на этом фургоне Лео стала ходить, как только получила права: с четырнадцати лет! До этого в практическом режиме её интересовали только байкерские машины, а фургон служил ей персональным полигоном для набивания технической руки. Но, как говорится, вместе с официальными правами к предмету пришёл и сам интерес.

     – Лучше бы она интересовалась тряпичными магазинами, как все нормальные девчонки в четырнадцать лет!

     – Зулу, Лео — не обычный ребёнок и никогда таким не была! Мне вообще повезло заполучить её в своё полноправное владение только потому, что я работал в тесном сотрудничестве с НАСА.

     – Она же ваша официальная внучка, профессор! — Мэлвин не выпускал из рук своего телевизионного шоу-пульта.

     – Ну и что! Лео родилась на космической станции и распоряжение ею входило в непосредственное провидение секретного эксперимента НАСА… В общем, Лео осталась со мной. И слава Богу! Кто знает, что они бы с ней сделали в конечном итоге. Довольно скоро выяснилось, что техника и риск — любимые развлечения Лео. Всё остальное ей попросту было побоку. Особые космические способности, на которые так рассчитывали насавские экспериментаторы, у Лео так и не были обнаружены: ни способностей к знаниям, ни к языкам, ни к психоматическим тестам. Единственное серьёзное отклонение — переходная группа крови с нулевым резусом, да ещё в придачу невыносимо скверный и неуживчивый характер, что называется, с пелёнок.

     – Это уже не новость! — Зулу чуть ли не рычал на профессора.

     – НАСА довольно быстро охладело к бездарному продукту космоса. Много они понимают! Ну а когда началась Третья Мировая, никто никому вообще не стал нужен… Когда война перешла в стадию мирного отлаживания того, что ещё осталось, Лео даже не стала раздумывать куда себя девать дальше — так и осталась в ППС при Форте Глокк. Десять лет назад я всё же смог уговорить её перейти на службу по контракту, и у неё стало много свободного времени, с которым она не знала, что делать, а потому стала тратить его на свои любимые игрушки: машины… Из проржавевшей насквозь «Корветты» Красавчика она заново заделала ту самую куколку, о которой так настоятельно упоминал Мистер Инкейн. Правда, сама Лео так ни разу за десять лет не вышла в город на «Ветте», считая эту машину больше, чем чужой принадлежностью: Лео знала, и в первую очередь по моим рассказам, что Красавчик просто души не чаял в своей гоночной игрушке, и не хотела даже так, в его вынужденное отсутствие, пользоваться правом безраздельного владения чужой собственностью.

     – Его нельзя, а моей, значит, можно?!

     – Зулу, своим счастливым пробуждением ты обязан не мне, а Лео: я бы никогда не решился ставить на вас неопробированный на достаточном подходящем материале практически заранее провальный эксперимент — я не Господь-Бог! Но именно Лео вселила в меня уверенность, что я смогу найти «формулу жизни» — формулу правильной самодостаточной разморозки «неправильно» крионированного биоматериала… И вообще, Лео подпустила к «Ветте» Красавчика одну Танго! Уж и не знаю, чем лейтенант её подкупила, но Танго уже три года обкатывает «Ветту» в своё полное и безраздельное удовольствие. И практически всегда машина возвращается домой в целости и сохранности. Так что можно с полной уверенностью утверждать: «Корветта» Красавчика всегда на ходу!

     – По крайней мере, это лучше, чем ничего, — Красавчик покривился, но на большее давить не стал.

     – Ну а фургон Зулу за эти последние десять лет стал для Лео чем-то вроде персональной визитной карточки: в Индианаполисе такой машины больше нет ни у кого! «Летучего голландца» пэпээсного наёмника Лео Румаркер знает каждая помойная крыса в городе.

     – С ума сойти!! — махнул кулаком на свою машину сержант.

     – Джон, и как же мы на таком узнаваемом металлоломе будем передвигаться по городу? Нас остановит первый же патруль.

     – Ничего подобного! — профессор прижал заушную «улитку». — Андрей, ты мне нужен, иди в гараж — сейчас же… Не забывай, Гэбриэл, ты теперь имеешь дело с моей внучкой.

     – Вряд ли я теперь смогу об этом забыть, Джон.

     Зулу надвинулся на коляску профессора, раздражённо ткнув пальцем в красную изогнутую полосу на своём фургоне:

     – А это добавочное нововведение зачем?! На хрена на моём чёрном фургоне вот эта самая кисейная молния — точно как на корвете этого показушника Красавчика?! Хрен теперь спрячешься от копов и военной полиции!!

     – Поздно прятаться, Зулу, — выглянул из-за плеча полковника Мэлвин. — «Летучий голландец» и так каждая собака в городе теперь знает.

     – Вот что, сержант Инджелоси «Зулу» Инкейн, давай-ка с тобой этот вопрос уладим раз и навсегда и не будем больше к нему возвращаться никогда! — профессор и себе надвинулся на взбешённого Зулу. — Во-первых, твой трижды распрекраснейший фургон жив-здоров и под полными парами. Во-вторых, красная молния по борту теперь и твоего «голландца» — дань командной солидарности обоих авианосцев как единого целого одной команды! А в-третьих, Зулу, будешь трепать нервы, останешься без капитанского кресла. Или ты хочешь быть только пассажиром на своём фургоне?

     Зулу замер с отрытым ртом, опешив от такого наездного наскока всегда добросердечного старика.

     – Ты получил исчерпывающий ответ на свои претензии, Зулу? Или тебе провести отдельный экскурс по командной солидарности, пока мы все будем дотошно изучать твой «летучий призрак», а?

     Зулу просверлил глазами своего полковника, но, выдохнув паровозными парами, сердито сдвинул брови и промолчал.

     Гэбриэл повернулся к профессору:

     – Джон, инцидент улажен — продолжай!

     – Так вот, парни, Лео для пользы дела придумала такую модификацию, что фургон может прямо на ходу трансформироваться в совершенно иную модель. Всего таких перекидок две! Первая: закрытый грузовой транспорт БТР — под «Барракуду» ОСОЗ и «хамелеон» военной базы Форта — различия между двумя бортами минимальные. Вторая перекидка: это машина БТР ППС, которая выходит на все починки города. Этот фокус с преобразованием не раз спасал жизнь и Лео, и самому «голландцу» — пока я не поставил на машину новые энергетические протощиты и хотя бы относительно не обезопасил Лео от просвечивания с ПЧ-сканеров военной полиции, а сам фургон от постоянных расстрелов за чертой погранзоны Центра… Все военные машины Форта Глокк — это БТР, даже полицейские «лягушки»! Фортовские «лягушки» — это ещё и персональный транспорт для военных, получивших увольнительную в город… Внешних различий между грузовым транспортом, «хамелеонами» и БТР ППС практически нет — только расцветка: чёрная у грузового и песочная у пэпээсников. Все машины Форта, как видите, больше напоминают запакованную коробку — это насущная необходимость нашего непростого времени.

     – Вот это фокусы! И на чём мы теперь отправляемся в город — на грузовике Форта или на БТР ППС? Или я всё-таки смогу сесть за руль своего родного фургона?!

     – А это, Зулу, как решат ваши командиры: Гэбриэл и Миша… А вообще, «голландец» сделан полностью под параметры БТР ППС — только расцветка через перекамуфлирование! Молния при этом уходит под «хамелеон»… Машина стала примерно на пятьдесят процентов объёмнее и выше, но менее вместительна, чем раньше: издержки дополнительного оборудования в салоне… Особый гибрид в машине — инжекторный двигатель: силища!! Машине обеспечена устойчивость и равновесие даже на самом изогнутом грунте! Номинальная грузоподъёмность может быть превышена в два раза без серьёзной потери энергии для самого транспортного средства.

     – Гм… — Зулу был в явной растерянности между рычащим недовольством и явным восхищением. — Но почему восемь колёс?!

     – Потому что так стоят колёса на всём грузовом транспорте Форта Глокк и на БТР ППС тоже… — профессор откатил в сторону боковые двери фургона. — Обратите внимание, джентльмены, сразу за кабиной люк для экстренной эвакуации или наоборот — подбора «тела» из-под днища… под крышей вытяжная лебёдка…

     – А я в это пролезу? — Зулу с нескрываемым сарказмом смотрел на прямоугольный люк.

     – Ну генокеры-пэпээсники же пролезают, — профессор был сама невозмутимость. — И ещё обратите внимание, джентльмены: справа от люка ступенька к выдвижной двери, слева — набор вытяжных колец с ремнями для фиксации ящиков к полу, у пэпээсников это ящики для мин. Также у фургона имеются два передних бампера: верхний и нижний! И верхний — малый, и нижний, более крупный, служат при особой надобности землероечными катками и таранами. Буксировочные тросы из лазерной протонити — спереди и сзади машины. Корпус титановый, стёкла непробиваемые, полная герметизация. На данный момент это стопроцентный грузовой внедорожник полной модификации!! Ну как тебе теперь твоя тачка, сержант?!

     – Да это просто какой-то танк, а не мой собственный фургон!!

     – Машина должна быть танком, сержант! Как говорит Лео, возвращаясь из города: «Если машина не танк — грош ей цена!» Этот танк стоит десяти таких, как твой бывший фургон.

     – Джон, не стоит так нервничать из-за капризов нашего Мистера Инкейна: придирчивость — его персональное кредо… Смотри, к нам идёт Андрей!

     Профессор сразу же смягчился, взяв своего сына за руку:

     – А вот и мой Андрей! Лео спит?

     – Физитопы показывают, вся органика в норме, и, возможно, Лео очень скоро может проснуться, совсем скоро…

     – Гэбриэл?

     – Джон, я тебе уже сказал, на свою первую разведывательную вылазку в город мы выйдем без Лео — мы так решили с полковником Васильевой.

     – Ну хорошо, как скажешь… А теперь я буду подробно обо всём рассказывать, а Андрей вам всё покажет. И ещё, Андрей обязательно поедет с вами — лучше него и Лео никто вас из опасной зоны не выведет.

     – Но, отец! Кто останется с Лео?

     – Я останусь! Сейчас твоя главная работа — обеспечить безопасное передвижение по городу всей команды и помочь Зулу справиться с «голландцем». И не смей хмуриться — это приказ!

     – Слушаюсь, отец!

     – Так-то, сын…

     – Всё равно не понимаю, зачем эта трансформация в военный транспорт?!

     – Военный транспорт — это так, больше развлечение для Лео, — усмехнулся Андрей. — Главное, что это преобразование — составляющее для брони подводной лодки.

     Сержант схватил мальчишку-генокера за плечи:

     – Ты ещё скажи, что эта подлодка умеет летать!!

     – Нет! К сожалению, не умеет, сержант… Кроме «небесного охотника» — полицейской «вертушки» Форта — любой другой вид воздушного транспорта в городе напрочь запрещён. Да и куда тут летать?

     – Но почему подлодка?!

     – Или летать, или нырять.

     – Железно! — улыбнулся Гэбриэл.

     – Одно другого хуже! И зачем нам подлодка?

     – А если потоп?

     – Какой ещё потоп?!

     – Ноев.

     Спокойный ответ Андрея совсем обескуражил сержанта.

     – Фургон — не «вертушка»! Зато у него теперь есть жабры.

     – Убью, Психа! Гэбриэл, как я буду водить свою машину, если она теперь ещё и подлодка?!

     – Молча, сержант.

     Мэлвин выставил свой пульт из-за машины:

     – Мы можем периодически переключаться на соседние режимы: будем меняться местами, уступая штурвал летающей подлодки по очереди друг другу! Я согласен!

     – Где этот инопланетный псих?!

     – Зулу! — профессор остановил сержанта. — Андрей, печатку!

     Мальчишка-генокер достал из-под переднего крыла фургона кольцо-печатку — такую же, какая у него была на среднем пальце правой руки, и подал Зулу.

     – Тебе будет как раз на безымянный… Это — ключ зажигания! Без него машина с места не сдвинется. Разве что придётся долго доказывать Кому — бортовому компьютеру — что ты свой.

     – Что?! Мало того, что мой фургон превратился в «летучего призрака», так у него ещё и бортовой компьютер с персональным именем?

     – Это так, Зулу! Бортовой компьютер хорошо знает свой позывной: «Ком»! Запасные ключи у меня и у Лео. Ты садись на капитанское место, сержант, будем разбираться.

     – Ага!! Я сяду, а он меня каким-нибудь электрошоком?!

     – Под зад…

     Зулу погрозил кулачищем осторожно выглядывающему из-за «голландца» Мэлвину.

     Андрей улыбнулся:

     – Лео — не монстр, а «голландец» — не «харлей»: вся система защиты фургона приспособлена под подачу индивидуальной команды через бортовой компьютер. «Голландец» не кусает своих!

     – А Зулу точно свой?

     – Ну хоть какая-то приятная новость, — Зулу в десятый раз показал кулак капитану, обошёл фургон и недовольно полез на сидение водителя, которое теперь было не светло-серым, как раньше, а затянуто в чёрную кожу. — Хоть сидения-то можно было не трогать, оставить прежними? Зачем эти… с байкерской шкурой!

     – Привет, командир! Что — плохое настроение или после вчерашнего перепоя? Стигнячная водяра — такое себе удовольствие?

     Зулу выкатил глаза на засветившийся жёлто-зелёным светом экран компьютерного монитора.

     Андрей сел на переднее сидение, профессор поставил коляску у открытой двери со стороны кресла пассажира.

     – Ком, отставить! Лео спит, а у нас виртуально-познавательная программа всего твоего багажа… Потухни пока что!

     – Так всегда — чуть что: «потухни, гнида!.. у меня и без тебя голова за троих трещит… с кем бы сейчас с утра перезагнуться стаканчиком вонючего стига?..»

     Ком потух, а Команда «Альфа» дружно беззлобно рассмеялась.

     – Трудно не угадать, кто постоянный капитан под пиратскими парусами этого «Летучего голландца»! — Мэлвин весело заглядывал в глаза профессора, на что старику ничего другого не оставалось, как виновато улыбаться дурашливому солдату в ответ.

     – Теперь этот капитан — я!! Замолкни, Мэлвин!! — Зулу злился всё больше.

     Мэлвин поднял руки и отступил назад.

     Андрей невозмутимо посмотрел на сержанта:

     – Отвечаю на твой вопрос, Зулу: цвет чёрный — так как он наиболее приспособлен по цветовой гамме к техническому стандарту всего военного транспорта Форта Глокк. И кожа всех этих сидений не из простой байкерской шкуры.

     – Из волшебной, наверное, раз не из настоящей кожи, — съязвил Зулу.

     Профессор оставался само спокойствие:

     – Это не настоящая кожа, Зулу, это — протогенетическая кожа! Такой нет даже у военных — это моя персональная секретная разработка для лучшей самозащиты… Плюсы протогенетической кожи в её практичности, долговечности, недеформированности. Здесь каждое сидение — протогенетический гамак, который можно в любое время снять со своего места, разложить и спать в нём, не боясь замёрзнуть или промокнуть: эта кожа в состоянии переносить кислотные дожди, непродолжительный открытый огонь и даже защитить от нескольких десятков и даже сотен доз радиации… Лео готовила эту машину на все случаи жизни, а я ей помогал как мог! Андрей, покажи сержанту, как заводить фургон.

     – Ещё чего!! Я и сам не дурак, нечего меня приравнивать к этим двум психам.

     – Ты это про кого — другого? — Красавчик оглянулся, но, кажется, кроме себя самого вдогонку к хитро лыбящемуся Мэлвину так и не обнаружил.

     Зулу сжал кулак и вставил печатку в шестигранное гнездо замка зажигания… Секунду подумав, он повернул кулак — машина тяжело, но ненатяжно зарычала: отлаженный под экстрим двигатель завёлся сразу же как по маслу.

     Вся тройка Команды «Альфа» обрадованно зааплодировала: мягкое басистое урчание враз заведшегося под рукой сержанта мотора пролилось по их мужским сердцам как бальзам на душевные раны.

     – Получилось! Получилось! У тебя получилось, Зулу!! — Мэлвин комично заплясал возле двери водителя.

     – Мальчишки! — достаточно громко, чтобы её услышали все, отозвалась от своего места Танго. — Пацаны, которые никогда не перестанут играться в машинки и солдатики.

     Гэбриэл обернулся — и полковник, и лейтенант сидели на краю стола и внимательно наблюдали за мужчинами… Зулу сразу же заглушил двигатель.

     Миша кивнула:

     – Теперь я точно знаю, почему Лео никак не вписывается в общую картину этого мира: она из того же теста, что и эти молодцы.

     Красавчик одёрнул лацканы своего светлого твидового пиджака:

     – А Команда «Альфа» и не собирается перестраиваться ни под этот мир, ни под какой-либо другой: мы были такими и такими останемся навсегда! И если сержант Лео Румаркер так походит на наш мир, лично я не против быть с ней в одной упряжке.

     – Ну-у… раз ты так сказал, — Танго сделала препротивнейшую рожу и растянулась в очередной ехидной улыбочке до самых ушей.

     – Гэбриэл!

     – Я согласен с Красавчиком, леди-джентльмены: нам нравится оставаться такими, какие мы есть. Ведь если бы мы были, как все, вряд ли наша с вами встреча состоялась бы через целых сорок лет.

     Миша на такие слова совсем недружелюбно нахмурилась и молча отвернулась.

     – И стоит ли нам ссориться перед дорогой, с которой мы можем вернуться не все, — на этот раз Гэбриэл вовсе не улыбался, а взгляд его был таким же твёрдым, как и у самой полковника Васильевой.

     В неподходящий разговор сразу же поспешил вмешаться профессор:

     – Джентльмены, прошу вас не отвлекаться на мелкие перепалки, мы продолжаем! Андрей, начни с берета джи-ай…

     Андрей достал из-за откидного щитка над передним стеклом водителя полужёсткий чёрный берет — при этом Зулу внимательно следил за каждым движением мальчишки-генокера.

     – Надевай, Зулу!

     Сержант натянул на голову берет, как будто носил его до этого всю жизнь:

     – Пойдёт.

     – Андрей, всем джи-ай!

     Мальчишка-генокер открыл центральный ящик над лобовым стеклом и достал оттуда ещё три берета — все три протянул Гэбриэлу.

     Профессор кивнул полковнику:

     – Надевайте, парни! Носить вам их не обязательно, но если нужна дополнительная помощь или вдруг потеряетесь, джи-ай помогут там, где не справитесь своими силами… Андрей, рассказывай и показывай!

     Мальчишка-генокер прижал «улитку» за ухом и сосредоточенно посмотрел на сержанта, точно настраиваясь на берет Зулу.

     – Джи-ай — это автономная компьютерная сканер-сенсорная система! В джи-ай установлена автономная коммуникационная система, которая позволяет вам находить друг друга в радиусе двух чистых миль… В нём есть жёсткая пластина-очки — откидной дисплей, который даёт глазу дополнительное изображение в любое время суток и позволяет мозгу получать в два раза больше зрительной информации. Стёкла щитков джи-ай состоят из накладывающихся друг на друга прозрачных оптических чешуек, и благодаря этому вы видите почти что как стрекоза — буквально весь мир. Джи-ай Зулу, внимание: надвинуть щитки на глаза!

     Сразу же с боков берета Зулу вышли две чёрные пластины и рыбьими чешуйками чётко сошлись и зафиксировались на переносице, плотно наслоившись на окологлазное пространство лица сержанта: получились самые настоящие «горнолыжные очки».

     – О!! — ткнул пальцем в Зулу Мэлвин. — Настоящие солнцезащитные очки для инопланетян-горнолыжников.

     – И в них неплохо видно, кстати.

     – Конечно, Зулу! Это же не простой оптический дисплей — это магический дисплей: на нём вы в любое время суток и при любой освещённости сможете видеть в зелёной сетке карту окружающей местности, ваших напарников по такому же берету — в жёлтом тепловом диапазоне, а также расположение всех чужеродных единиц в радиусе до полумили, в обычном режиме — даже за стенами зданий. Чтобы видеть за стенами со спецзащитой вам понадобится дополнительная помощь первого протоэкрана: его видение в инфракрасном, тепловом и холодном режимах — даже за стенами зданий, если, конечно, это не стены со сверхсложной спецзащитой вроде нашего криобункера, подземных бункеров за сплетённой лазерной сеткой или некоторых спецхранилищ Форта Глокк. Слепую зону всегда достаточно сложно проследить — сейчас это целая замковая система, состоящая из цепочки накладных или переплетающихся каналов защиты.

     Андрей отвёл жёсткий половинчатый обод от одного края берета и сразу же надвинул его под подбородок сержанта:

     – Все приказы для джи-ай через голосовую связь или ваше внутреннее силовое видение мозгового импульса. Здесь только этот обод можно спускать вручную. Сам обод — это сенсорная акустическая система, позволяющая неслышно и почти что беззвучно общаться между собой… Первая внутренняя протоподкладка джи-ай — это сканер-экран, тот самый первый мягкий протоэкран, скидывающий прибор ночного видения на щитки и дающий более расширенные возможности для сканирования местности. Криотоп-акустик джи-ай позволяет держать связь практически до полутора тысяч ярдов — при условии отсутствия наслойных или значимых помех… И запомните, человек имеет ровный тёплый цвет. Всё, что имеет разнородную окраску, обычно враждебно таким, как вы. Джи-ай, надвинуть первый экран на щитки Зулу!

     – Чёрт!.. а классно видно…

     – Гм, — Гэбриэл без труда смог надеть откидной дисплей на глаза, — в этом что-то есть…

     – Много каких-то экранчиков и бегущих строчек!

     – Заткнись, Мэлвин! Это у тебя в голове инопланетные психи бегают.

     – А почему береты чёрные?

     – Потому что в них ходят ветераны и спецназ Форта Глокк, сержант: «старая гвардия» и «черноберетчики»! Армия и полиция в основном носят полевые кепки и армейские каски.

     – А я не могу даже солнцезащитные очки надеть.

     Андрей повернулся на голос лейтенанта:

     – Красавчик, отведи жёсткий обод под подбородок и отдай своему джи-ай приказ надеть на глаза дисплей-щитки.

     – Джи-ай, надеть на глаза щитки… Ха!! Получилось!!

     – Ну надо же! — беззвучно рассмеялась Танго.

     – Не отвлекайся! — профессор остановил лейтенанта, было уже дёрнувшегося в сторону бесстрастно восседающей за его спиной Танго.

     – Вторая протоподкладка джи-ай или маска — очень важное изобретение профессора: это второй мягкий протоэкран и это не что иное, как полная защитно-маскировочная маска всей головы и шеи своего носителя, которая полностью подстраивается под кожную реакцию данного субъекта и защищает своего хозяина практически от всего — от укусов, ударов, порезов, от проникновения в организм биологических, радиоактивных, химических и просто чужеродных частиц. И как только вам удастся найти достаточный мозговой контакт с маской, может также имитировать или пропускать через себя все кожные патогенные участки на вашем теле — от ярких кровоточащих порезов, до бородавок и старых шрамов… Ещё раз подчёркиваю, второй протоэкран в первую очередь действует как механический амортизатор благодаря протогенетической нити, из которой он вылит: отбивает практически любой средний удар — плоский, рубящий, колющий, режущий. Но! Акустические резонансные волны, хоть и более ослабленные, всё же могут проникать через маску джи-ай, я уже не говорю о любом дестабилизирующем катализаторе, особенно опасном при близком контакте… Вот полковник Харрис уже надел маску, у него головной контакт со своим джи-ай налажен практически стопроцентный.

     – Эй! Я никакой маски на его лице не вижу!

     – Это потому, Зулу, что маска действует по принципу хамелеона: сразу же принимает все черты лица и даже его цвет и запах. К тому же полковник одновременно отдал приказ о полном соответствии характеристики маски с особенностями всех инородных параметров его лица.

     Гэбриэл кивнул мальчишке-генокеру:

     – Молодец, Андрей!

     – Это вы молодец, полковник, всё схватываете на лету.

     – На то он и командир Команды «Альфа», чтобы мозги варили лучше, чем у Красавчика, — Мэлвин мельтешил вокруг бедного лейтенанта, который почему-то в своей маске то страшно краснел, то становился как полотно белее снега, то вдруг начинал заходиться серо-цветочными пятнами.

     – Сними маску, дурак! — Зулу смотрелся в зеркало заднего вида и своей особой оставался совершенно довольным, у него как раз таки всё получалось не хуже, чем у самого полковника.

     – Убери эту чёртову маску с моего лица, джи-ай! — однако и без маски Красавчик почему-то имел не лучший вид: то страшно краснел, то бледнел как стена, то снова начинал заходиться серо-бурыми пятнами.

     – Ничего не поделать — состояние души, — нагло-бесстрастно прокомментировала Танго.

     – Красавчик, смотри только на меня! — Гэбриэл развернул лейтенанта от стола.

     Андрей продолжал:

     – Запомните, джентльмены, если вы отдали приказ — голосовой или мозговой, протогенетическая маска обернёт вашу голову полностью: маска пройдёт под волосами или закроет их по вашему желанию, захватит любой предмет, находящийся в прямом соприкосновении с вашей головой, если у неё на это хватит мощности. Но лучше, чтобы маска оставалась невидимой на вашем лице — это не вызовет лишних вопросов. А чтобы маска оставалась невидимой на вашей голове, то есть полностью сливалась с кожей вашего лица и кожным покровом под вашими волосами, достаточно отдать мозговой приказ о полном скрытном режиме для вашей головы: протомаска пройдёт сквозь волосы, ресницы, рот, ушные раковины, незаметно наслоится на открытую рану — и это лучший и надёжнейший из вариантов использования защитной маски для полной невидимости от любопытствующих и праздных глаз. Цветовое решение беретов достаточно широкое, так как вся система работает по принципу «эффекта хамелеона»: это значит, что, если вы не предъявляете к джи-ай особых претензий к цвету, он будет иметь постоянный первоначальный вид. Но «эффект хамелеона», основанный на акустическом герметике протогенетической нити, позволяет также некоторые несущественные, но всё же изменения по вашему выбору: голосовым или мозговым приказом вы в состоянии заставить свой джи-ай принять, например, окраску местности или частично трансформировать берет в другую, близкую по конструкции модель — это всё конечно же при условии полной исправности джи-ай и не утраты им своих основных и дополнительных функций вследствие энергетической изношенности самого предмета.

     – Снять не получается, — Зулу безрезультатно пытался стащить берет со своей головы.

     Андрей потянул сержанта за руку:

     – В обычном виде это стандартный военный берет, без каких-либо знаков различия, не вызывающий никаких особых подозрений. Но если вы, Зулу, уже надели и приспособили его под свою систему жизнеобеспечения, снять его будет очень трудно, почти невозможно без голосового или мозгового приказа вас самих или кого-то из вашей команды «беретчиков» или «улиточников»: эта беретная система прилипает к голове лучше любого магнита.

     – Вещь! — Зулу наконец-то удалось стянуть с головы свой берет. — Всё по приказу! И всё, как на экране монитора моего фургона.

     – А у меня на командном пульте…

     – Заткнись, Мэлвин!!

     – У джи-ай два обода! Первый — мягкий: общий, полнокруговой, фиксирующий, несъёмный. Второй — полужёсткий: полукруговой голосовой криотоп-акустик, надвигающийся на линию губ или под ваш подбородок, — даёт эффект полной слышимости при передаче любого звукового диапазона.

     Гэбриэл снял свой джи-ай и теперь с интересом разглядывал его со всех сторон:

     – Джон, неужели ты сам спроектировал эту забавную безделушку?

     – У меня нет лишнего времени на такие вот забавные безделушки. Лео и Андрей использовали полевую каску ППС как основной прототип для создания джи-ай, они её усовершенствовали до гражданского варианта.

     – Ага! Так обычно делают взломщики, чтобы легче было проникать на какие-то особо засекреченные объекты, — Красавчик как профессионал оценивал наконец-то «осёдланный» им джи-ай — со знанием своего дела.

     – С вашими подвигами квартирного взломщика мы ознакомлены в полной мере, лейтенант Руперт Квинси.

     – Разве это плохо, когда члены одной команды знают друг о друге всё! — Красавчик снова вертелся возле Танго, праздно покручивающей барабан одного из своих «Кольтов».

     – Не туда клонишь… и не надейся узнать обо мне всё, проныра! Я такую хренотень быстро отсудачу на резак, до следующего гроба помнить будешь.

     – А как насчёт братской дружбы?

     – Отношения подобного рода вызывают у меня нетерпеливое желание раскромсать любого жаждущего дополнительных познаний на самые мельчайшие клочки-судачки!

     Лейтенант как ошпаренный сразу же отлетел от Танго — обратно к фургону:

     – Вот тебе и тряпичные девчонки, Зулу.

     – Второе свидание комом, Красавчик? Главное, не сдаваться, Бог любит троицу, — Гэбриэл снова нацепил на голову джи-ай и повернулся к мальчишке-генокеру. — Давай, Андрей, давай, парень, дальше и самым подробнейшим образом!

     Профессор показал Андрею на верхние боковые панели салона:

     – Каждую, Андрей… Гэбриэл, в каждой такой панели терминал целой сокровищницы, от которой будет зависеть жизнь вашей машины и вас самих.

     Мальчишка-генокер подождал пока вся мужская команда соберётся возле бокового выхода… Он нажимал прямо на пластинчатые щитки ладонью — и каждый отдельный щиток складывался наверх.

     – За пластиной-крышкой находятся блок-щитки, которые составляют содержимое двух противоположных панелей. Пластины на этой общей панели работают от небольшого нажатия рукой, но в случае поломки или каких-то иных повреждений, они открываются просто — механическим складыванием как обычные жалюзи… Этот щиток — блок питания всех жизненных органов фургона: даже мотор в случае повреждения автоматически перезагружается на этот запасной блок питания, второй блок в противоположной панели. Дальше компьютерные щитки — тоже по обеим сторонам салона: сюда посылаются запросы всей общей системы связующих коммуникаций машины. Если что, отладить поломки могут Танго, Лео и я, в крайнем случае — Чукки… Средняя большая пластина и соответственно противоположная ей — амбулаторные блок- щитки: здесь есть всё, что нужно для оказания полной реанимационно-хирургической помощи при любых условиях — даже если фургон встанет вверх ногами. В аптечном блоке есть даже носки и перчатки из протогенетической кожи и конечно же ампулы энергетической поддержки организма и препараты для ускоренного заживления травмированных органов. На самом верху под потолком вы видите две капсульные системы стационарных физирефакторов, за которыми находятся загрузочные отсеки для всей медаппаратуры и лекарственных препаратов реанимационных капсул… Дальше! За этой пластиной система слежения за водным балансом: вся вода здесь находится в криокристаллах и распределена по всему фургону в несвязанных между собой контейнерах — на случай повреждения корпуса машины или её отдельных блоков. Последний щиток в этой панели — регуляторы температуры и общей системы кондиционирования… А вот этот противоположный сдвоенный блок-щиток — это детекторная система сенсорно-цифрового обеспечения контрольного слежения за полной работоспособностью всего оружейного баланса на данном объекте. Показываю! Панель автоматического ведения огня непосредственно связана с дисплеем бортового компьютера, рычаги ручного управления боем — по бокам пассажирского сидения кабины. У водителя две системы боя: одна управляется через акустическую систему криотопа джи-ай, другая — через подачу голосовой команды бортовому компьютеру. Лео всегда пользуется компьютерным автоматическим боем… Теперь об оружейной оснастке машины! Лазерное оружие «голландца» — это два лазерных пулемёта в панели переднего бампера. И тяжёлая самонаводящаяся лазерная автомат-пушка под крышей фургона — она же радарная пушка: поднимается через люк ручным способом и с помощью компьютерного сигнала, вращается по полному круговому обороту в радиусе виртуальной полусферы, прицельный огонь до двухсот ярдов. Всё лазерное оружие стреляет короткими лазерными импульсами по зафиксированным Комом целям.

     Мэлвин уже сидел на пассажирском сидении кабины и держался за выдвижные рычаги боя:

     – Вот это кайф! Как на родном космокорабле! Я — космический рейнджер, угроза всех придурков и негодяев во Вселенной!!

     Зулу немедленно спихнул Мэлвина с сидения:

     – Убирайся из моей машины, придурок!! Ты тут сидеть не будешь никогда!!

     – Эй, ты только что замахнулся на жизнь космического рейнджера!! Тебе это так не сойдёт!!

     – Уже сошло… — Зулу поставил рычаги боя на место. — Идиот, кретин, недоумок… всех взорвёт к чёрту!

     – Джон, давай об оружии поподробнее.

     – Если для «голландца», это, конечно, лазерное: теперь с огнестрельным не выгоришь — слишком тяжёлое и быстро иссякает. Да никто его больше и не делает! А для лазерного «глока», к примеру, достаточно двух-четырёх z-кристаллов, чтобы достойно продержаться два часа. Для тяжёлых пулемётов нужно шесть-восемь z-кристаллов… Все z-кристаллы выращиваются в Наноцентре и Форте Глокк. Но я же не полный идиот, чтобы от кого-то там зависеть! Я сам выращиваю эти z-кристаллы в своей лаборатории. Запасные всегда в переднем бардачке и конечно же по всему фургону — как говорится, во всех щелях. А вот криоружейная пушка, криопушка — это сложнее… Андрей!

     Мальчишка-генокер расчехлил двумя сливающимися с сидением молниями водительский гамак в прямоугольнике за спиной Зулу. Взору Команды «Альфа» предстала вставленная в спинку бело-голубая ручная пушка без рожка — патрон вгонялся непосредственно в ствол. Рядом в кассетных обоймах плотными рядами были выставлены сами патроны: серебристо-голубые цилиндры с чёрной пометкой на обеих шляпках.

     – Этого оружия в городе нет! Это моя персональная разработка по заказу Лео… Один выстрел из криопушки — и тотальное замораживание распространяется примерно со скоростью одна десятая доля секунды от центра попадания: площадь виртуального эффекта зависит от дальности выстрела и объёмной загруженности цели. К примеру, если вы попадёте по небольшому одноэтажному бару, здание за три-четыре секунды превратится в ледяной куб, а заодно и все, кто будут находиться в нём: всё до самой границы куба замёрзнет до смертельного исхода. Если снаряд криопушки попадёт по небольшой и особенно замкнутой площади — живой органике не выжить! Очень действенно при прямом ударе по генетическим мутантам. Но как видите, с патронами проблема: их не купишь, и они чересчур энергоёмки. Но зато эффект от этого «клондайка смерти» безупречно-смертельный!

     – Нашёл чем хвастаться, Джон.

     – Гэбриэл, клянусь, Лео ещё ни разу этим оружием не пользовалась в городе! Только в туннелях испытывала на генетических мутантах.

     – Если оружие однажды создано, однажды оно будет использовано! Придёт время и для людей, можешь в этом не сомневаться, Джон.

     – Что поделать, друг мой: таково «селяви» нашего времени — как говорит Танго… Подобное и любое другое самодельное оружие в городе запрещено полностью. Поэтому криопушка в фургоне — тайник! Протогенетическое покрытие сидений позволяет не только скрыть от рентгена ПЧ молнии замка и само наличие запрещённого оружия, но и предотвращает от самовзрыва в случае прямого попадания огнестрельного, лазерного, теплового или акустического снаряда.

     – Это звучит получше, Джон. Какие ещё секреты хранят в себе тёмные недра фургона Зулу?

     – Все сидения попарные, все откидываются на сорок пять градусов для комфортного сна, кроме двух последних — там угол наклона спинки сидения меньше. Все сидения съёмные, дно каждого кресла-гамака раскладывается на две дополнительные длины — так что любой рост не проблема. Сидения-кресла полужёсткие, с выдвижными и легко убираемыми подлокотниками. У сидений кабины подлокотников нет. В спинку каждого сидения вложен походный вещмешок — в вашем рюкзаке вы можете переносить всё, что вам нужно! А если он закрыт, то может служить надувной подушкой при переправе через водные преграды.

     – Это… предусмотрительно, Джон.

     – Эй, а где мой вещмешок? Эта дьявольская пушка занимает всё место в спинке моего сидения!

     – Ты на нём сидишь, Зулу! Вещмешки обоих кресел кабины в сидениях.

     – Ну ладно…

     – Вся крыша салона — радар с синтетической апертурой: может работать с очень широким диапазоном волн, с поляризованными волнами, а также в режиме интерферометра, что очень сильно расширяет область видения и получения информации для Кома и весьма упрощает жизнь бортовому компьютеру.

     – Разбаловали вы этого зелёного недомерка — никакой дисциплины!

     – Вот ты и займёшься его воспитанием, Зулу! — профессор постучал длинными костлявыми пальцами по подножке фургона.

     – Я?!

     – А что — я?! — подсудачился Мэлвин.

     – Р-рр!!

     – В этом компьютере смешанный интеллект моих детей: Андрея и Лео.

     – Оно и видно…

     – И чуть-чуть от бурчаний сержанта Инкейна.

     – Что?!

     – Что слышал!! — Мэлвин умудрился вписаться в окно со стороны Зулу.

     – Убью!!

     – Всё, поехали дальше, солдаты… Андрей, продолжай!

     – Эй! Это всё хорошо… А если нам придётся удирать, а у меня спустит колесо?! Или слетят с петель двери?! Или вдребезги разлетится лобовое стекло?! На какой тогда левый интеллект полагаться?!

     – Смотри сюда, сержант! — мальчишка-генокер нажал на два рычага на верхней разделительной панели подкрышия салона. — Здесь всё на подобного рода травматические случаи: ключи, инструменты, домкрат, сварочный аппарат на лазерных кристаллах, лазерная фриза, баллончики с клеем и блок-пластины для срочного ремонта шин, распылитель из жидкого теркрисметалла — для полевой штопки пробоин… Нет только запасного колеса, оно занимает слишком много места — придётся беречь-латать те, что уже стоят. Но в случае необходимости замены целого колеса, придётся заменить его надувным из тонкой протогенетической резины.

     – Надувным?! Ты с ума сошёл, малец?! Или это такая шутка?!

     – Конечно оно не такое надёжное, но если его покрыть протогенетической кожей или оснастить окружной периметр тонкими теркрисметаллическими пластинами, оно ничем не уступит напарнику-близнецу! Тут таких колёс целый десяток.

     Андрей показал сержанту небольшую жестяную коробку.

     – Это что?! Жестянка для презервативов? Передай её Красавчику!

     – А чего сразу мне?!

     – А кому ж ещё?!

     Андрей никак не реагировал на подобные выходки своих «студентов» — он оставался бесстрастным и также спокойно продолжал показывать и рассказывать дальше.

     – По бокам днища машины есть небольшие пластинчатые крылья.

     – Самолёт на колёсах! — моментально выдала Танго.

     – Что-ооо?! — у Зулу глаза стали наливаться кровью.

     – Нет-нет, сержант! — поднял руку профессор. — Эти крылья не для того, чтобы летать.

     – Увы, — скривилась Танго, — эта «фанера» действительно ни хрена не летает!

     – О, мать моя женщина…

     – Крылья создают всего лишь эффект парного батута! Кстати, такие же крылья у «Корветты», — Андрей стоял возле открытой салонной двери и показывал место, откуда выходят крылья. — Телескопический батут-планер раскладывается на три звена по радиусу применения. Вакуум между звеньями даёт возможность машине подниматься с помощью лазерной отдувки вертикально на небольшие расстояния: например, зацепиться за контур массы вокруг машины и выпрыгнуть из ямы или достаточно продуктивно планировать при падении в бездонную пропасть…

     – Какую ещё пропасть?!

     – В Индианаполисе есть бездонные ямы?! — сразу же насторожился Гэбриэл.

     – Вокруг Индианаполиса их хватает, — вывернулся профессор. — В каких-то вещах я конечно помогал Лео с машиной, и кое-что я смог сделать и в этом плане для «Летучего голландца»… Кстати, идею для крыльев я брал у серого дракона. Но летать «голландец» всё равно не сможет: эта машина не приспособлена для настоящих полётов.

     – Вот и отлично!!

     – Кому как, — обидчиво промусолил капитан. — Я люблю летать.

     – А я ненавижу!!

     – Зато, Мэлвин, машина доконструирована таким образом, что и крылья есть, и падать с неба не обязательно, если что… Теперь, джентльмены, остальное! Мы ещё не закончили с салоном. Андрей, покажи возможности вставного отделения пассажирского кресла кабины… Это, парни, бар-столовая! Главное здесь — это сам бар: водка, вода и мясные таблетки — это его полная загруженность. Ещё у нас есть два биотермоса и их основная функция — создание «эффекта мармелада». Биотермоса находятся в отдельном выносном контейнере и ставятся в любую свободную нишу в салоне машины.

     – Стоп! Что значит — создание «эффекта мармелада», Джон?

     – А это значит, Гэбриэл, что, когда вам захочется есть или пить, а положить в рот уже будет нечего, биотермоса — один для воды, другой для еды — сделают любую непригодную к употреблению отраву более-менее подходящей и даже питательной для ваших нежных человеческих желудков.

     – Например?

     – Например, несколько мягкопородистых камешков и кислотную болотную водичку биотермос «сварит» в желеобразную массу и даже с привкусом настоящей индейки, которую вы сможете спокойно проглотить и даже остаться в живых и здоровых.

     – Я такое ел… да!!

     – Когда это ты ел такое, придурок?!

     – Во Вьетнаме.

     – Во Вьетнаме мы все это ели! Так что лучше заткнись, Мэлвин!

     Полковник оставил окурок в пепельнице на столе и снова подошёл к профессору:

     – Джон, фургон буквально напичкан лазерным оружием и z-кристаллами, а если нас расстреляют? Какие у нас реальные перспективы не превратиться в огненный факел с пятиэтажный дом.

     – В принципе, это возможно, «Летучий голландец» не неприступная крепость… Но Лео сделала всё, чтобы «голландец» стал вторым Форт-Ноксом. Любой опасный для машины камешек с дороги включает в рабочий режим полную систему первого протоэнергетического щита всего фургона. Даже если произойдёт какой-то сбой, система самоконтроля покажет, где и как надо залатать энергодыру или механическое покрытие машины. Второй протощит — это энергетический защитный экран: делает из машины неприступную крепость даже для самого тяжёлого оружия, но его период жизни строго ограничен — слишком большой расход общего запаса энергии машины… В случае полной потери энергообеспечения вся обшивка фургона, включая стёкла и сам корпус, автоматически перебирают на себя всю энергию внешнего поражения и частично внутреннего. Кузова обеих машин — и «голландца», и «Корветты» — рассчитаны на сильное сжатие, очень высокое и низкое давление и большие перепады температур. Хотя, конечно, и здесь есть свой предел, но непродолжительный обстрел из лазерного оружия или тепловой пушки «голландец» может выдержать даже без защиты обоих протощитов — пока не расплавится теркрисметалл, которым покрыты все части машины. Это напыление Лео и Андрей создали сами, я только скорректировал остаточные формулы протонно-молекулярного соединения нужных частиц. Титановому теркрису нет аналогов в этом мире! И всё же он не вечен, как и всё, что под луной, и не настолько прочен, чтобы превратить «голландец» в действительно неприступную крепость.

     – А стёкла точно такие же стойкие, как и корпус фургона? — засомневался Зулу.

     – Стёкла имеют «плавучую» молекулярную структуру: если стекло не разрушилось совсем, то в зависимости от степени поражения, со временем затянется само собой — до полного самовосстановления.

     – А как насчёт того, что фургон стал серьёзно выше, шире и точно длиннее? Я этого не просил для своего универсального помощника — мне мой фургон и так очень нравился.

     – Зулу, ну какой же ты притязательный! Ты же сам видишь, у машины четыре пары колёс, в салоне на два места больше, а под крышей две капсулы физирефактора, технобардачок и лазерная пушка. Машина буквально вылита заново, а твой старенький фургон в прямом смысле слова впаян в это чудо техногения моей внучки — между прочим, как дань уважения транспортной легенде Команды «Альфа»… В машине также имеются два выдвижных спальных места.

     – Где?! — сержанта аж подкинуло на сидении.

     – Вот за этими защитными сетками под днищем каждого физирефактора. Одну полку выдвигаете и кладёте на пол между сидениями, другую — вне машины, на любой поверхности — вот вам два дополнительных спальных места. — Андрей вытащил одну из плоских мягких полок. — Не очень удобно — зато есть.

     – На какого чёрта оно тут надо?! Это же не спальный вагон?! И мой фургон не поезд дальнего следования!!

     – Зулу, не шуми.

     – Гэбриэл, я такого кошмара у себя в машине не потерплю!!

     – Не забывай, эта машина теперь не просто фургон — это «Летучий голландец», который принадлежит вам с Лео по праву пополам: как-никак, но это она спасла твой фургон, которому уже лет сорок как предстояло сгнить на какой-нибудь машинной свалке.

     – А! — Зулу сцепил руки на груди и откинулся на спинку своего сидения.

     – Джон?

     – Гэбриэл, эти полки только для экстренного вмешательства… И вообще, вдруг кого-то подстрелят по дороге! А у вас полная реанимационная лаборатория всегда на выезде: два реанимационно-хирургических физирефактора под крышей фургона всегда можно переместить на любую высоту, а скажем, операцию по зашиванию ран или склеиванию разорванной почки можно проводить прямо на месте. На тыльной стороне каждого физирефактора зафиксировано по два «мешка жизни»: если такой мешок развернуть, он становится, как надувная лодка, упругим и принимает форму человеческого тела — в нём можно транспортировать тяжелобольных пациентов. Это даёт неоспоримое преимущество перед смертельной опасностью, когда просто не успеть доехать до бункера или вообще никуда не успеть.

     – А кто может в дороге произвести такую сложную операцию, как склеивание разорванной почки, Джон? Если на то пошло, я не могу.

     – Танго! Она умеет всё — ей положено: чёрный рейнджер и моя лучшая ученица по нейрохирургии. Кое-что может Лео, кое-что Чукки… Я уже не говорю об Андрее. Он может всё — он бог хирургической медицины! И вообще вы можете ничего не уметь, система физирефактора сделает всё за вас и для вас.

     Красавчик скосился на Танго:

     – Док, и на ком лейтенант Танго здесь у вас отрабатывает свои операции?

     – А на ком придётся, но больше на фрагментах.

     Лейтенант чуть ли не с ужасом посмотрел на профессора:

     – Фрагментах… чего?

     – Лучше тебе не знать, лейтенант.

     – А чем заправлять фургон?! — прорычал со своего места Зулу.

     – Заправка любым подходящим топливом, какое только найдёте в дороге. Но основное — z-кристаллы, можно и криокристаллы. Они как загрузочное топливо в четырёх канистрах под капотом — там теперь многое убралось из старого и освободилось место. И перегрева канистры не боятся, они тоже из теркрисметалла.

     – Чем ещё порадуешь, Джон?

     – Шины на колёсных дисках только на вид такие же, как и сорок лет назад.

     – А по-моему — возмутился Зулу, — так они серьёзно поменялись!

     – Зулу, это же колёса БТР ППС — конечно же они серьёзно объёмнее! Но вся машина теперь — это ещё и синтетическая теркрисорганика: некоторое время ходит по полуостывшей лаве, спокойно идёт по болоту, по воде, в случае надобности — под водой, по битому стеклу, по противотанковым шипам, не боится среднего лазера, без серьёзных последствий выносит несколько ударов из теплопушки, но тяжело переносит криоудар… Надеюсь, нашу криопушку никто не обратит против нас же! Но в общем «голландец» не побоится двух прямых одновременных ударов из криопушки. И даже в случае поражения машины криодинамикой, внутри ледяного куба температура не должна упасть ниже нуля градусов: сработает автоматическое подключение всех энергощитов, какие только будут находиться в рабочем режиме на тот момент в общей системе защиты фургона.

     – А кислород? Восемь человек в одном замкнутом пространстве.

     – Не беспокойся, Гэбриэл, всё продумано! Внутрикислородное саморегулирование при закрытом нахождении в машине одновременно восьми взрослых человек — достаточное в режиме сносного дыхательного процесса в течение семи суток. На такой же закрытый режим запрограммировано суточное питание и вода — в зависимости от заполненности общей системы фургона криокристаллами… За последним сидением по левому борту у пэпээсников стоят ящики для мин, у нас — двухкамерный, вытяжной, самоочищающийся биотуалет — на любой случай и на тот самый случай полной и долгой герметизации салона.

     – Чего-чего?! — сел на голосовые связки Зулу. — Мало того, что мой фургон стал «летучим призраком» с болтливым борткомпьютером, так в него ещё и клозет запихали?! Это кто придумал?! Выкину к чёрту обоих!!

     – Не спеши делать выводы — пока лично не опробовал!

     Зулу выскочил из машины и, рыча как подрезанный бычара, помчался за Мэлвином:

     – Ну всё! Тебе сейчас будет крышка от унитаза… Стой, космический Псих!!

     Гэбриэл и Красавчик со сдержанными улыбками смотрели на потешную беготню вокруг фургона, а девчонки со своего стола с отчётливым недоумением на лицах — большие парняги бегают друг за другом, как мальчишки на старых голливудских видеокассетах Лео.

     Миша не выдержала первой:

     – Безрассудство в крови у этого «древнего» человечества.

     – Они точно все, как Лео: по разуму далеко от пещерной пацанвы не ушли, — ехидно отозвалась Танго.

     – Спасибо, что хоть не от обезьян! — обернулся Красавчик.

     Полковник довольно улыбнулся:

     – И снова считаю подобные отзывы стоящим комплиментом для всей Команды «Альфа»!

     Мэлвин, проскользнув как угорь под столом, заскочил за спины своих парней. Гэбриэл и Красавчик сомкнули плечи перед самым носом Зулу.

     – Сержант! — громко настойчиво обратился к Зулу профессор. — А за последним сидением «голландца» по правому борту стоит ящик с вашим оружием. Открывай заднюю дверь фургона!

     Но Мэлвин в этот самый момент выставил вперёд свой шоу-пульт:

     – Капитан Мэл Линкольн срочно переключается на сто тридцать первый канал, здесь становится слишком горячо!!

     – У-убью!!

     – Уймись, Зулу!!

     Зулу размахнулся, но полковник откачнулся в сторону, и пудовый кулачище сержанта просвистел мимо его уха… Гэбриэл перехватил сержанта под руку, Красавчик сделал захват под другую.

     – Сержант! Если ты не уймёшься, тебя придётся оставить в бункере. А кто поведёт фургон?! Лео на больничной койке — запасной водитель не при делах… Придётся Кому самому пилотировать твой ненаглядный фургон!

     Последние слова Гэбриэла в момент вылили на сержанта ушат ледяной воды:

     – Никто кроме меня мой фургон водить не будет!!

     – Ну вот! Совсем другой разговор… Тогда бери пистолет — и за руль! Это приказ, сержант!

     Зулу вырвался из рук полковника и Красавчика и пошёл к задней двери фургона. Мэлвин на всякий случай всё ещё держался за спинами своих парней.

     Профессор уже ждал Зулу:

     – Двери две! Общая дверь почти на всю площадь задней стенки фургона поднимается вверх. А вот эта дополнительная дверь по центру — это по аналогу всего грузового транспорта: открывается хоть влево, хоть вправо — в обе стороны. Сдвижная дверь сбоку фургона есть только у пэпээсников, и её пришлось уменьшить — под размер двери БТР ППС.

     – Всё переделали, всё! Меня не спросили, — сержант без труда поднял общую дверь вверх. — Эй! Здесь всё не так… Полковник, ящик для оружия теперь стоит не как раньше — поперёк в конце салона, а за последним сидением справа, и он прямо немаленький!

     – Джон?

     – Не парьтесь, парни! — успокоил профессор. — Оружейный ящик большой, но удобный. Половинчатые боковушки, как и крышка, открываются без труда. Внутренняя бортовая стенка ящика предназначена для лазерных пистолетов и спецоружия, всё остальное пространство для оружия покрупнее. Рядом под последним сидением ящик для патронов — легко выдвигается прямо в салон.

     Полковник внимательно осмотрел оружейный ящик:

     – Джон, что делать с этим двойным сейфовым кругом?

     – Лео не стала усложнять: крути вправо или влево — пока не щёлкнет дважды. Здесь по сторонам ящика таких сейфовых круга три — открываете с той стороны, где вам нужно.

     Гэбриэл повернул наружный дискообразный круг вправо — раздался первый щелчок, повернул следом внутренний круг замка — раздался второй щелчок: вся верхняя крышка сложилась за заднюю стенку, а часть боковушки оружейного ящика ушла вниз.

     – Да тут полно нашего оружия! — наконец-то обрадованно ахнул Зулу.

     – М16: отлично! — Гэбриэл вытащил автомат. — Держи, Красавчик! Верная американская штурмовая винтовка всегда на передовой нашего фронта. «Протон» и «Кустика» — это пока что не про нас… М16: держи, Мэлвин! Я, пожалуй, тоже прихвачу нашу винтовку… А это чья модернизированная на стенке с «глоками»?

     – А это — снайперская М16А1/А4, — подала голос Танго, — и это моё!.. персональное!..

     – Понятно! А эти автоматы?

     – Это для перегруппировки фургона: фортовские лазерные автоматы для отмазки глаз.

     – Ясно! Зулу, забирай лазерный «глок», ты за новым старым штурвалом — тебе ничего мешать не должно.

     – А мне ничего не мешает!

     – Плохому танцору…

     Зулу резко обернулся, но Мэлвин уже залёг за противоположным бортом фургона.

     – Гэбриэл, пора одеваться!

     – Джон, мы уже одеты, если ты до сих пор ещё не заметил.

     Танго спрыгнула со стола:

     – Держу пари, назад вы вернётесь в таких же расписных лохмотьях, как на Чукки!

     Красавчик заинтересованно сделал пару шагов в направлении Танго:

     – А-аа… это почему же?

     – Потому же!

     – Понятно… Гэбриэл?!

     – Нет причины переживать, лейтенант! Думаю, Джон как всегда всё доступно объяснит нам и по этому случаю.

     – Идите за мной, парни! — профессор махнул рукой и поехал к железному шкафу, расположенному за длинным столом, сбоку от фургона. — Открывай, Гэбриэл!

     Железный шкаф был точной копией того, в котором квартировалось спецснаряжение противоположной части команды.

     – Теперь, джентльмены, это ваш персональный командный шкаф! Вся одежда по размерам. Переодевайтесь и не спорьте… Сегодня вы можете надеть только нательный комплект — под вашу собственную одежду. Но, когда закрутятся дела посерьёзнее, придётся экипироваться в полный боекомплект. Андрей, сынок, расскажи парням про все костюмы защиты!

     – Ты что, Джон, прямо с полуоборота отправляешь нас на войну?!

     – Точно, Гэбриэл! Скидывайте всю вашу красоту на этот стол.

     – Минутку! — Красавчик показал себе за спину. — Док, они что, так и будут глазеть на нас, пока мы будем с себя всё стягивать?!

     Профессор растянулся в болезненной широкой улыбке:

     – Гэбриэл, скажи что-нибудь… подходящее.

     – Не дрейфь, Красавчик! Они сто лет не видели настоящих мужских тел… Пусть порадуются!

     Девчонки от такого подбадривающего пассажа полковника разом фыркнули и демонстративно отвернулись.

     – Вопрос улажен, — улыбнулся Гэбриэл.

     – И как тебе только всегда всё удаётся?

     – Когда нет плана, Красавчик, нужно полагаться на вдохновение.

     – Мне бы твою уверенность в себе.

     – Джентльмены… Андрей!

     Мальчишка-генокер достал из шкафа светлое эластичное трико лёгкого комбинезонного типа от горла до щиколоток.

     – На вид это простое нательное трико и это хорошо — никто не заподозрит, что вы в спасательном кью-1.

     – Кью-1…

     – Совершенно так, Зулу… Кью-1: защитно-заживляющий бельевой костюм! Протокожа: протомолекулярная генетическая ассимиляция по вашему биохимическому составу кожи, полностью подстраивающаяся под вашу персональную биоорганику. Вам, полковник, ещё не раз придётся сказать Лео большое спасибо — это она своими бесконечными «подвигами» постоянно вдохновляла своего деда на создание всяких защитных новшеств, в том числе и на создание специального материала для индивидуальной защиты слабой человеческой органики. Не смущайтесь, джентльмены, разбирайте и надевайте ваши кью-1… Или вы думаете, женская команда идёт в город без кью-1?

     Красавчик чуть не подпрыгнул:

     – Что?! И на Танго такие же прикольные кальсоны?!

     Профессор засмеялся:

     – И на Мише, и на Чукки! И даже Лео надевает, когда идёт наёмником за стены города.

     – Что-то я таких прикольных кальсон на Танго не вижу, а девчонки уже полностью укомплектовались.

     Андрей подошёл к лейтенанту:

     – Кью-1 по мозговому импульсу ваших беретов может подстраиваться под тот цвет, который вы запрашиваете. Ты же видел, Красавчик, они все сюда пришли в чёрных комбинезонах, а сейчас, к примеру, на Чукки ничего такого нет — она уже вернула своему кью-1 натуральный цвет. Но пользоваться этим трюком часто не советую, кью-1 так быстрее изнашивается.

     – Да? Они все пришли сюда уже в этих кальсонах?

     – Красавчик, не зацикливайся… Андрей, дави лекцию дальше!

     – Давай лучше я продолжу, Гэбриэл… Материал, из которого пошит кью-1, прежде всего это протогенетическая кожа на основе полииодидов чистой наноорганики: «живая ткань»! Кью-1 дышит, регулирует оптимальную температуру тела, стойко выдерживает низкий лазер, высокую температуру, регулирует температуру при понижении до минус двадцати. «Живая ткань» имеет свойства кольчуги: спасает от зубов какого-нибудь монстра или лазерного импульса обычного пистолета или автомата. Но чем поражающий угол наклона острее и критичнее, тем меньше сила сопротивления кью-1. Выдерживая прямой импульсный удар среднего и лёгкого лазера, «живая ткань» может достаточно легко проломиться от силового сдавливания зубов белой акулы — всё зависит от угла и площади приложения убойной силы к вашему телу… Как работает «живая ткань» трудно объяснить некомпетентной в прикладной науке аудитории. Приблизительный механизм работы кью-1 — это как живая клетка в управлении генами с помощью сигнальных молекул: с различной частотой эти молекулы-«морзянки», когда надо появляются в клетке и снова выходят из неё, разговаривая с каждой клеткой на её собственном языке. Собственно, кью-1 —это скорее реанимационная скорая помощь, нежели обычный бронежилет. Но вы ещё по достоинству оцените это воистину универсальное изобретение. В кью-1 вплетены докторские нити: дезинфицируют, способствуют быстрейшему заживлению порезов и открытых ран, останавливают кровотечение и перетягивают рану, даже если вам оторвёт руку. Кью-1 задерживает газовые и химические смеси, но всё же это не противогаз. Бережёного Бог бережёт!

     – Это меня окончательно успокоило, Джон…

     – Протогенетическая кожа прекрасно самовосстанавливается на первых этапах: если небольшой прорыв — то за два-три часа, если кусок — за сутки, если оторвут рукав — ничего сделать будет уже невозможно. Но если пришить, скажем, рукав от другого кью-1, приживётся за несколько часов. Кью-1 доходит до подбородка, маска джи-ай — до «адамова яблока»: сцепка стопроцентная! Практически невидимая молния от горла до копчика на кью-1 регулируется и вручную, и вашим мозговым приказом через любой доступный криотоп — «улитку», «джи-ай», «тяж». С подобными комбинезонами вообще проблем нет: все застёжки-расстёжки на них регулируются вручную или через криотопы — на Танго все комбинезоны такого типа.

     – Да-а?! — Красавчик в который раз заинтересованно скосился на Танго.

     – Для дураков — нет!

     – Краткость — сестра таланта, — осмыслил «эпитафию» Танго Мэлвин.

     – Мегера таланта, — расстроенно пробурчал Красавчик.

     – Ткань запоминает вас и ваши чувства — поэтому в состоянии распознать ваше нежелание, скажем, принять на себя чужеродную инъекцию. В случае, если укол вам делает кто-то из вашей команды, кью-1 без проблем пропустит через себя инъекцию. Скажем, если я захочу сделать инъекцию с помощью шприца или медпистолета, прототкань пропустит инъекцию, потому что у вас на меня нет «отрицательного иммунитета». А если сигнал «нанесения удара» поступит от чужака — этот вариант вряд ли сработает: игла или не войдёт, или сломается как об камень, инъекция медпистолета растворится самой прототканью… Кью-1 способен принять на себя все частично смертоносные удары! И как минимум половину из них выдержать на сто процентов!

     – А если я захочу отлить? Это же комбинезон.

     – Очень просто, Красавчик! Кью-1 — умная одежда, которая проявляет всё, что ты пожелаешь, — даже твой зад, обозначив его лишь тонкой защитной мембраной. Но это в случае полной исправности кью-1. Во всех остальных случаях действует ваша обычная ручная молния.

     – А как насчёт того, что это экзотическое бельишко нужно постирывать когда-никогда?

     – А он доёбистый…

     – Может, больше толку будет, — перекинулась Миша с Танго на русском.

     – Собственно, в стирке кью-1 особой надобности нет, Красавчик: прототкань — самовосстанавливающаяся и самоочистительная структура, её срок годности только по времени полного износа. А вообще, стирать «живую ткань» можно прямо на себе — под тёплым душем, в холодной воде, можно мылить — всё отражается в профильтрованном виде на вашем теле. Все видимые отверстия на вашем теле прототкань джи-ай и кью-1 затягивает прозрачной тонкой плёнкой, которая в случае надобности раскрывается и закрывается без всяких проблем: дышите ли вы, пьёте, едите или ходите в туалет. Кстати, металлические шорты-трусы лучше носить поверх кью-1, но можно и под ним: прототкань проявит в случае надобности и этот «продукт»… А вообще, прототкань очень энергоёмка, для выделки протонити нужны большие затраты энергии. Поэтому делаем то, что нужно в первую очередь: кью-1 и кью-2… Андрей, кью-2 — на подиум!

     – Сколько у вас их ещё? — пробурчал Зулу.

     – Кью-2: полный комплект полевого обмундирования полноценной улучшенной защиты — джи-ай, штаны, куртка, бронежилет, рубашка, ботинки-берцы, перчатки и поясной ремень… Ткань — протогенетическая кожа. Но вплетения, помимо докторской нити, немного сложнее: кью-2 пронизан пустотелыми волокнами со спецсоставом — утеплителем с бронированным эффектом и постепенным процессом регенерации ткани на повреждённых участках, если, разумеется, это не фатальные повреждения… Бронежилет армейский, второго типа: централизованный, «центровой» — застёгивающийся посередине на молнию и липучки; карманы, застёжки, ремни — по всему периметру сзади, сбоку и спереди. Рубашка на молнии, на пуговицах и на липучках, манжеты без пуговиц… Тяжёлый поясной ремень — или «тяж» — самая нужная доукомплектовка в этом полевом обмундировании. Через него можно получать всю информацию и отдавать приказы — в ремень вмонтирован акустический технобортовой компьютер. «Тяж» сканирует местность и передаёт информацию через джи-ай или показывает через свой собственный съёмный экран. Настоятельно советую «тяж» никогда не терять, даже если на вас не останется ничего. В тяжёлом поясе половина всей вашей защиты: гранаты, патроны, ячейки для ампул с лекарствами, шприцы и даже игла и челнок для скоросшивания всего чего угодно — от кожи на вашем теле, до латания прототкани… Ваши ботинки-берцы — это тоже протокожа! Ботинки на липучках и шнуровке. И главное — это подошва с выкидными кошками: если на вас есть криотоп, ботинки чётко отреагируют на ваш приказ, и подошвы намертво вцепятся или попросту прилипнут к той поверхности, на которой вы хотите удержаться. Перчатки — тоже из протокожи, все чёрного цвета, как и ваши джи-ай. И последнее, биокапюшон — минипарашют! Биокапюшон вшит прямо в спину куртки кью-2, раскрывается сразу за воротником куртки по приказу или автоматически при вашем падении свыше девяти футов, имеет собственную кислородную подачу через протогенетическую сетку с запасом кислорода на два часа — прекрасное спасительное средство при сильном задымлении, обморожении или лицевых ранениях.

     – А не слишком ли мелким будет парашют… из-за воротника?

     – Это стабилизирующий парашют для малых расстояний, ураганных порывов и просто падений с высоты, сержант… Полный комплект кью-1 и кью-2 способен вынести на себе практически любую допустимую температуру от минус пятидесяти до плюс пятидесяти по Цельсию.

     – Это ещё не любая, — кисло отозвалась Танго.

     – А если на меня упадёт тираннозавр? — усмехнулся Красавчик.

     – Красавчик, если на тебя нападёт машина для убийств, тебя спасёт только защита «голландца» Зулу, — совершенно серьёзно ответил профессор.

     – Защита моего «голландца», Красавчик, — понял?!

     Профессор повернулся к Мише:

     – Пусть наденут полный комплект защиты кью-1 и кью-2.

     – Не-а, Джон… Пусть сначала своей шкурой прочувствуют эту действительность, а потом уже влезают в черепаший панцирь и закрываются от реальности, которая им как раз таки должна быть по зубам!

     – А если…

     – Твоя Лео ходит же в городе без всякой защиты и даже возвращается.

     – Как — по частям? — съязвил Красавчик.

     – Свои яйца домой доносит, лейтенант!.. можешь не сомневаться на её счёт…

     Красавчик поперхнулся и замолк.

     – На первый выход хватит с них кальсон, они и так под полной охраной и на твоих гениальных наночипах, Джон. Не думаю, что полковник Харрис со мной не согласится.

     – Согласен! — спокойно-вызывающе отозвался Гэбриэл.

     – Ну тогда, может, пора выдать по наушному криотопу?

     – Пусть сначала акустик джи-ай освоят, Джон: нельзя слону подсовывать именинный торт — пока он не развернулся хоботом.

     – Тогда хотя бы перчатки!

     – Заметь, Джон, — полковник чуть ли не рычала на профессора, — на мне нет полевых перчаток, буквально в знак солидарности с твоей Командой «Альфа»!

     – Нашей! — профессор гневно сверкнул глазами в сторону Миши. — В знак солидарности с нашей командой! Руку я ещё могу отрастить, а вот голову…

     – Твои проблемы, Джон, — Миша отвернулась.

     Профессор расстроенно махнул на Мишу рукой и повернулся к полковнику:

     – Вот и поспорь со смертниками… Но может, так оно и правильно: что толку хвататься за соломинку, когда тебе на голову падает бомбардировщик! Сегодня вы только покатаетесь, посмотрите город… Тогда идите как есть! Кальсоны и береты — пятьдесят процентов защиты. Но уже в следующий раз только под стопроцентной защитой! Я же знаю тебя, Гэбриэл, обязательно встрянешь в какую-нибудь передрягу… весь в Лео…

     – А может, это она в меня, Джон?

     – Я не вижу тут никакого парашюта! — Зулу дотошно рассматривал на вешалке защитную куртку.

     – Естественно! Биокапюшон внутри куртки — достать можно даже вручную, но не нужно… Ваши перчатки, Гэбриэл, — Андрей протянул полковнику его неизменные чёрные перчатки. — Это, конечно, не те ваши старые перчатки, но Лео настояла сшить точно такие же. Только эти из протогенетической кожи, пальцы вам ещё пригодятся, полковник.

     – Но ведь…

     – Много слов — меньше жизни. Натягивайте, Гэбриэл, не рассуждайте! Вы — командир: вам положено!

     Гэбриэл, который уже успел заново одеться, недолго раздумывая над проблемой, натянул на руки новые перчатки с его собственной монограммой.

     – Вы прекрасно подготовились к нашему возвращению, Джон… Я доволен! Так чего я ещё не знаю, что я должен знать?

     Профессор посмотрел на свои старческие и слегка дрожащие руки:

     – Об этом, Гэбриэл, я тебе скажу, только когда буду уверен, что Команда «Альфа» выходит на Тропу Костей… Красавчик, а ты, если хочешь поберечь свою «Корветту», никогда не оставляй машину без протощита в пристенной зоне города. И чаще пользуйся холодным оружием, а не горячим: если военная полиция засечёт выход горячей энергии, постараются разнести твою красотку за полсекунды к чёртовой бабушке.

     – Тише! — полковник поднял руку и обернулся.

     В стороне девчонок происходило что-то явно незапланированное: Чукки лежала на столе и что-то бормотала совершенно бессвязное — изо рта у неё выступила пена, руки и ноги дёргались, как в эпилептическом припадке, глаза были широко раскрыты. Миша и Танго молча удерживали её на одном месте, прижимая её судорожно дёргающееся тело к столу. Андрей уже заправлял шприц каким-то лекарством.

     – Подожди, Андрей, подожди, — профессор стянул берет с капитана и положил руку на трясущуюся голову Чукки. — Тише, детка, тише. Что ты видишь? Скажи мне…

     – Смерть… распятый бог… распятый слуга… распятые рабы…

     – Где? Когда?

     – Распятый бог… распятый слуга… распятые рабы…

     – Чукки, соберись… Где?! Когда?!

     – Кровь… чёрная кровь… смерть множится… стены падают… последний слуга Бога покидает Город Молодых… чёрная кровь… чёрная смерть…

     – Андрей, укол!

     Полковник встал рядом с коляской профессора… Джон гладил по непослушным волосам постепенно успокаивающуюся Чукки:

     – Так-так, так-так… На счёт три ты проснёшься и сразу забудешь свой дурной сон. Раз, два… три! Проснись, Чукки… Хватит валяться без дела, отправляемся в город!

     Капитан как ни в чём не бывало вполне осмысленно повела глазами вокруг себя — девчонок рядом уже не было: Танго рылась в шкафу, Миша что-то в стороне втирала Мэлвину.

     Чукки спустила ноги со стола и потёрла шею:

     – Андрей, ты опять саданул мне укол! Кто тебе разрешил?

     – Я разрешил, дочка! Ты уснула прямо на столе: должно быть, не выспалась — вот организм и включил защитную функцию сна. Ты же знаешь, с тобой это иногда случается. Андрей ввёл тебе кислородный энергостимулятор… Как ты себя чувствуешь?

     Мэлвин с тревогой поглядывал на отживающую Чукки:

     – Вы меня убедили, полковник! Похоже, с Чукки действительно всё в порядке… А что за боевое обмундирование на капитане Рур? Не знал, что защитный камуфляж Армии США включает «птичью» маскировку.

     – Мы не носим военное обмундирование Армии Форта Глокк, капитан: только свои военно-полевые береты. Все знаки различия теперь только на наших беретах, как у чёрных рейнджеров. И на капитане Рур её личный боевой берет с Третьей Мировой! UCP-blue sapphire: «боевой сапфировый берет», «боевые сапфировые каски»… «Небесные драконы», капитан Линкольн, — это отдельное спецподразделение спасательно-штурмовых «вертушек» ВВС. Цените!

     Чукки спрыгнула со стола:

     – Мне снился дурной сон, но я не помню, о чём он… Всё хорошо, профессор! Не нужно уделять мне столько внимания. Мы уже выходим в город или нет?

     – Да, Чукки, уже скоро. Иди, успокой своего Федю, а то он сильно разволновался — переживает за тебя.

     Чукки заулыбалась как ребёнок и послушно пошла к своему предмету обожания.

     – Вот так вот оно, Гэбриэл. Вот так мы теперь и живём.

     – Это не жизнь, это судорожное доживание… Джон, ты уверен, что с капитаном действительно всё нормально, и мы можем взять её с собой в город?

     – Можешь не сомневаться, Гэбриэл, с ней всё нормально… Меня сейчас беспокоит совсем другое: такие сильные эпилептические припадки у Чукки бывают только перед настоящими катастрофами. Последний раз это у неё было три месяца назад, перед тем, как Лео оторвали полруки и выбили глаз… Семь месяцев назад в город через подземку прорвалось сразу несколько земляных кротов — погибла масса людей и генокеров, прежде чем генетических червей расстреляли лазерными пушками охраны города. Под землёй практически весь город просто как подарочная коробка запакован в лазерную сетку, но и это не всегда помогает. Иногда эти твари пробивают или находят в системе защиты дыры и проскальзывают через них наверх. Но это бывает редко: кроты — они умные и не особенно-то лезут грудью на сетку. Другое дело пристенная зона, это самое слабое место в городе. Там везде полно дыр — по разным причинам: дождевые каналы, проходные туннели, внутренние коммуникации стен, постоянные подземные сдвиги, да и люди-тени часто прокапывают свои туннели под стенами, чтобы охотиться на песчаного дьявола в пустыне. Одним словом, никакие защитные и технологические новшества не спасают город от постоянного страха перед Пустыней… В общем, Чукки всегда чувствует настоящие перемены и особенно тяжёлые. Именно поэтому меня сильно беспокоят её слова. Гэбриэл, может, вы всё же подождёте Лео, с ней вам будет безопаснее.

     – Для кого безопаснее, Джон? Для неё или для нас?

     – Профессор, ну сколько можно байки травить?!

     Профессор посмотрел на Мишу.

     – Гэбриэл, будьте осторожными — особенно в этот первый выход. Я тебя просто умоляю!

     – Джон, мы выходим!

     – Ну раз ты так решил, Гэбриэл… Миша! Выдай Команде «Альфа» документы и деньги, они должны чувствовать себя в относительной безопасности.

     Миша вынула из своего шкафа восемь удостоверений.

     – Ваше, полковник Харрис!

     Гэбриэл раскрыл своё удостоверение.

     – Особый агент спецподразделения внутренних расследований военной полиции СВРВП ОСОЗ «Барракуда»… полковник Гэбриэл Харрис!

     – Это лучшие поддельные документы, какие только смогут прикрыть нас на один раз: никто, кроме самого высшего органа СВРВП ОСОЗ, не знает всех своих спецагентов в лицо, а они могут быть даже генокерами… Пока полицейские разберутся откуда мы и куда, у нас будет время малость покрутиться по городу и смотать колёса обратно в свою дыру.

     – А Гэбриэл Харрис — не слишком ли вызывающее имя… под самым носом у Бэккварда?

     – Не дрейфь, Красавчик! Это в самый раз: чему быть — того не миновать… Если мы не можем достать Бэккварда, пусть он достанет нас — предоставим ему эту воистину сногсшибательную возможность.

     – Полковник, вы псих! Вы знаете об этом?

     – Конечно, Зулу… А кто придумал состряпать мои документы на имя такой легендарной личности — как полковник Гэбриэл Харрис?

     Мишу шутка полковника не пробила ни в одно ухо.

     – Документы сделала я. А по поводу имён — к ним! — Миша показала на своих девчонок. — Лео настояла на имени Гэбриэла Харриса, Танго — на имени Руперта Квинси. Держи свои документы, Красавчик!

     – Особый агент спецподразделения… «Барракуда»… лейтенант Руперт Квинси?!

     – Чукки решила, что у Мэлвина лучше всего получается быть Мэлвином… Держи!

     – Особый агент… капитан Мэлвин Линкольн… Но я и так Капитан Линкольн — командир инопланетного боевого транспорта!

     – Вот видишь, как тебе повезло, даже придумывать ничего не понадобилось.

     – Психа как ни назови, он всё равно остаётся психом! — Зулу получил своё спецудостоверение. — Сержант Инджелоси Зулу Инкейн… Кто это придумал вставить Зулу?!

     – Я! — коротко ответила Миша.

     Сержанту ничего другого не оставалось, как молча засунуть удостоверение в карман своего комбинезона.

     – Так, теперь бабосы, пацаны! — Миша протянула каждому по толстому бумажнику. — В каждом по четыре тысячи долларов — не разбрасывайтесь, это привлекает внимание и не только военной полиции… Ни кредитки, ни золотые карточки в Бруклин-городе не действуют — так что всё только по наличке!

     – Сорок лет прошло, а всё тот же Бенджамин Франклин, — Красавчик блаженно пошуршал зелёными бумажками у себя под ухом.

     – Да, лейтенант, всё тот же «дядя Сэм». А кто будет печатать новые деньги и зачем? Цветные металлы теперь ничего не обеспечивают. Золотой запас любого мегаполиса — энергия! Только она ещё движет нашим дыханием. И все эти денежные знаки тоже обеспечиваются исключительно энергией, иначе это были бы только зелёные бумажки и ничего больше… Одежда, пища, кров — всё это энергия, за которую нужно платить, продавая в обмен свою энергию. Все, даже генокеры, продают свою энергию в обмен на это жалкое существование… У нас только Лео разгуливает по городу как варвар — в шкуре песчаного дьявола с голым тесаком в руке. Проклятый город! Проклятая планета!

     Профессор знал, если полковник Васильева начинала злиться, её нужно было срочно остановить — иначе крови будет больше, чем от Лео.

     – Миша, пора… три часа минуло — самое время…

     – Самое время для чего? — насторожился Красавчик.

     – Ни день ни ночь, лейтенант: военная полиция после шестнадцати часов сворачивается из Бруклина, остаётся только воздушный транспорт слежения. Зато самая сволота выползает из своих щелей — как раз после шести-семи вечера!

     – Бруклин! И надо же было додуматься.

     Миша была совсем не в юморе:

     – Так мы называем пристенный район города, который располагается полукругом от Главных Ворот Индианаполиса и под самые границы Центра. Наш Наноцентр в Центральном районе города, во Второй Зоне Индианаполиса. Бруклин-город — Третья Зона сразу за Центром: там живут и собираются по ночам все отбросы и мутанты этого мегаполиса… Сегодня мы выйдем на поверхность в районе Церкви Святого Андрея!

     – Миша, почему там? — сразу же воспротивился профессор. — Это небезопасная зона в любое время: граница Бруклин-города… Не лучше ли сначала выйти где-нибудь поближе к Форту Глокк?

     – Джон, ты прекрасно слышал Чукки! Я знаю, что полковнику Харрису не терпится сразу же полихачить под самым носом у Бэккварда, но к Форту Глокк мы всегда успеем… У меня плохое предчувствие! И я говорю: мы поднимемся наверх сразу у Церкви Святого Андрея. Я! — сказала.

     – Неужели в такие смутные времена в городах ещё случаются храмы? — переспросил Гэбриэл.

     – Эту церковь удалось сохранить только благодаря усилиям нашего профессора! Хотя туда теперь почти некому стало ходить, а после трёх часов дня она наглухо запирается на все замки и запоры.

     Гэбриэл взял Мишу за локоть и, кивнув головой в сторону, потянул её вбок.

     – Думаю, самое время решить вопрос команды, полковник.

     – Командира! Вы хотели сказать командира, полковник!

     – Вы понимаете всё без лишних слов, Миша.

     – Что, полковник Харрис, всегда есть более чем один способ добиться желаемого?

     – Думаю, не стоит устраивать по этому поводу преждевременной истерии.

     – Согласна: всё решится само собой — в самое ближайшее время. Город всех расставит по своим местам… Давайте пройдём хотя бы подземный туннель для начала.

     – Согласен! И всё же?

     – А вы доёбистый, полковник!

     – На том и стоим! — не растерялся Гэбриэл.

     Миша взглянула на подъезжающего к ним профессора:

     – Моё время на исходе — вы правы… нужно уметь вовремя уступить дорогу…

     Миша отошла от полковника… Профессор схватил Гэбриэла за рукав:

     – Гэбриэл, друг мой, береги себя, береги их всех! Береги Андрея — всё-таки он мой сын, но я вложил в него не силу, а душу. А душа — это всегда жертва… Кх-гга!!

     – Джон…

     – И запомни, как «Отче наш»: самое опасное в нашем мире — это беспечное хождение по улицам города, который тебя не знает. Хотите выжить, не покидайте машин без надобности… ни за что не покидайте их!

     – Джон, мы отправляемся на войну или на Дикий Запад?

     – Именно! И шутки здесь ни к месту, Гэбриэл.

     – Джон, положись на меня!

     Профессор откатил к столу своё кресло:

     – Возвращайтесь быстрее…

     Миша подняла руку:

     – Время!! Ко мне, мои солдаты!!

     Девчонки точно два штыка встали перед полковником Васильевой.

     – Действуем как всегда: выжил сам — помог выжить напарнику! С этой минуты все головные приказы отдаёт полковник Харрис: мы теперь все его солдаты и, если надо — обязаны умереть по его приказу. Джон Румаркер вручил все наши жизни в руки полковника Гэбриэла Харриса — он ещё не наш командир, но он уже наш генерал! И мы должны верить в своего генерала: мы — солдаты! Потому прошу вас не забывать о субординации… Особенно это касается тебя, Танго! Понятно? Не слышу?!

     – Так точно!!

     – Капитан Рур, ты сегодня и за себя, и за Лео… Ты и Мэлвин пойдёте на машине Танго, вернее, на «Корветте» Красавчика — вместе с лейтенантом Квинси. Все остальные на «Летучем голландце»!

     Миша развернулась к полковнику и приложила руку к берету:

     – Полковник Харрис! Можем выдвигать наш транспорт в расположение наземного города.

     – Благодарю вас за отличный ориентир, полковник Васильева! И всё же, не слишком ли быстро вы меняете своё решение? Ещё недавно вы готовы были отправить нас обратно — на тот свет.

     – Туда вы всегда успеете, полковник, за этим не заржавеет — не переживайте… А мнения своего я никогда не меняю — иначе бы вы и не возвращались с того света!

     – Достойный ответ, полковник, достойный… А почему Мэлвин и Чукки выходят на «Корветте» Красавчика?

     – У капитана Рур отличное чутьё, она вовремя сможет сориентироваться там, где не успеют другие. И потом, Чукки за Лео: капитан — солдат с железной хваткой! А Капитану космических рейнджеров лучше пока держаться от сержанта Инкейна подальше: два «капитана» на одном судне — дырявому корыту пол-узла от берега.

     – Разумно! Согласен! Обстановка внутри команды на задании должна быть стабильной… Теперь о самом главном, полковник: план!

     – На поверхность города выходят несколько точек, заблокированных криосетками нашего уважаемого профессора. Но передвижение по самим подземным туннелям — не наша территория: это очень старые заброшенные шахты, которые используются всеми, кому не лень лезть в закрытые туннели под Индианаполисом. К подземным коммуникациям города мы стараемся лишний раз не подходить, чтобы нас не засекла военная полиция. Но бывает по-всякому, так что будьте готовы ко всему… В любом случае, пока мы не вышли на поверхность, самая опасная зона — старое разветвление подземных шахт, абсолютно ничем не защищённых от генетических мутантов и людей-теней. По подземке будем идти на фургоне, на поверхность выйдем на страховочном транспорте — так будет безопаснее.

     – Резонно! Согласен! А столько оружия, сколько на ваших солдатах, полковник, действительно реальная необходимость?

     – Полковник Харрис, ваше игрушечное огнестрельное годится только на мягкую незащищённую бронёй органику, вроде нас с вами, но не на генетических монстров и не на городских мутантов… Ну что? Ваше слово команде — и по машинам, полковник!

     Гэбриэл повернулся к своей команде, которая уже подтянулась за его спиной и теперь только ждала дальнейших распоряжений своего фельдмаршала.

     – Парни! Обращаюсь ко всем вам, солдаты… Сама жизнь заставляет объединиться нас в одну команду. Станем ли мы одной командой — покажет время! А сейчас я не приказываю, я прошу вас: выходим вместе — возвращаемся вместе. Живыми и здоровыми, с руками и ногами, целыми и одним целым. Наш девиз: «Выживаешь сам — помогаешь выжить напарнику!» Всем надеть защитные береты джи-ай! И по машинам!!

     Красавчик натянул на голову свой берет и следом за обоими капитанами побежал в оружейный ангар. Остальные загрузились в фургон: Зулу — за штурвал, полковник — рядом, за сержантом — Андрей, за креслом полковника — Миша и Танго.

     – Ком, всё внимание на меня!! — прорычал Зулу. — На борту старый командир: я — сержант Зулу Инкейн!!

     – Всегда рад старому другу! Лео говорила, что однажды ты вернёшься, сержант… Но я-то ждал целых сорок лет — чуть не помер от старости!

     – Отставить дурацкие разговоры, компьютерная жестянка!!

     – Приказ понят, командир!.. зря обижаешь старого друга…

     Зулу замахнулся кулаком на монитор, и тот сразу замолк.

     – А он, — полковник кивнул на мерцающий жёлто-зелёным экраном компьютер, — не дурак этот твой Ком — бортовой помощник!

     – Ну так…

     Из оружейного ангара вырулила красавица «Корветта»… Андрей указал Зулу на заднюю стену гаража, и сержант, развернув фургон, подкатил его к тупику.

     – Пароль один, — мальчишка-генокер кивнул полковнику.

     – «Космос»! — сказал Гэбриэл.

     – «Космос»! — повторил следом за полковником Ком.

     Задняя стена гаража бесшумно разошлась на две половинки, открыв перед фургоном подвальную черноту туннеля.

     – Это и есть туннель?

     – Он самый, полковник! — ответила Миша. — Это всё старые скальные шахты. Мы их периодически ремонтируем, завалы здесь бывают практически только по одной причине…

     Словно отзываясь на голос Миши, земля под колёсами машины загудела, и фургон слегка закачало, но второго сдвига не последовало.

     – Землетрясения — особенно частые в последнее время… Ком, работаем в режиме фактической видимости!

     – Приказ принят, полковник!

     – Самая близкая и безопасная точка выхода в квадрат: 2-60… — голос Миши был спокоен. — И как можно ближе к Церкви Святого Андрея, малыш!

     – Квадрат: 2-58! Центральный Супермаркет на Пятьдесят пятой улице, — бесстрастно-обидчиво отозвался Ком голосом мальчишки-генокера.

     – Там ещё слишком людно в это время, дай нам другую точку выхода.

     – Ближе ничего нет, полковник Васильева: два новых завала в шахте мешают подойти к арендованному складу на Пятьдесят третьей и…

     – Какого хрена, япона-мать?! Мы только две недели назад расчистили под складами два крупных завала!! Проверь ещё раз, чёртова жестянка!!

     – Поясняю со всей ответственностью: завалы новые и серьёзные!

     – Полковник, позвольте я… — подался вперёд Андрей.

     Миша молча кивнула.

     – Ком, дай нам нашу раскладку туннеля… Зулу, надень щитки джи-ай и сбрось акустический обод, тебе придётся ориентироваться по карте туннеля. Полковник, вы тоже надвиньте свой акустик, другой связи у вас пока что нет.

     – Вижу карту и точку прибытия, — отозвался Зулу.

     В ушах Гэбриэла зазвучал чёткий и близкий голос Мэлвина:

     – Полковник! Это Капитан Мэл Линкольн! Приём! Я на орбите… Как меня слышно?! Как слышно?!

     – Психа всегда слышно!

     – Зулу, отставить! Мэлвин, как там у вас? Дай мне Красавчика…

     – Гэбриэл, тебя слышу! Карту местности вижу и мне кажется, что этот туннель слишком большой.

     – Красавчик, выезжай за нами след в след… Оставайся на связи!

     – Понял, Гэбриэл!

     Полковник открыл пассажирский бардачок и достал сигару.

     – Ну что ж, давай, сержант, выводи своего застоявшегося жеребчика из стойла! Выдвигаемся, джентльмены!

     «Голландец» тяжело приятно заурчал и выдвинулся в тёмный провал прохода — по корпусу фургона как по стеклу шкрябануло голубой молнией.

     – Это норма, — сразу же отреагировал Андрей, — проходим криосетку защиты бункера… Ком, достаточное освещение!

     Полковник взглянул в зеркало бокового обзора: седой профессор подкатил коляску к самому выходу из ангара вслед за выезжающей за фургоном «Корветтой» и широко по-православному перекрестил их в спину… его сморщенные губы что-то отрывисто быстро шептали, а из груди вырывался глухой мучительный кашель.

     По периметру крыши фургона открылась узкая полоска фар — стало хорошо видно старые покорёженные каменно-земляные стены под «металлическими» распорками, но дно самого туннеля было относительно ровным и твёрдым.

     – А почему свет голубой, а не жёлтый?

     – До выхода на поверхность двигатель работает на криокристаллах — в целях экономии z-кристаллов: криокристаллы менее энергоёмки и легче в производстве. Ком, за рулём старый новичок, больше бдительности… следи за картой…

     – Приказ принят, командир!

     – Как ты меня обозвал, мальчишка?!

     – Он сказал, что ты новенький, как огурчик на грядках Венеры, но из прошлогодних семян Вулкана.

     – Однажды я конкретно доберусь до тебя, знаток хренов… Красавчик, отключи этого припарочного, иначе я сейчас выйду из фургона и выкину его психованное семя в сырую землю этой гнилой шахты! Пусть тогда прорастает!

     Гэбриэл невольно улыбался: всё было как прежде, всё было как всегда…

     Через несколько минут машину снова шкрябануло, по стеклу фургона проскользнула голубая молния.

     – Не переживайте, — отозвался во всех акустиках голос Миши, — по туннелю таких паучьих распорок наберётся с два десятка, не меньше! Мы сами их ставим в целях дополнительной безопасности. Нам это ничем не грозит: в каждом из нас пароль на такую ловушку, а для нежданных гостей — предупредительный холодный душ.

     – Внимание! Впереди опасная зона обвалов… Сбавь скорость, командир, и будь предельно внимателен за рулём.

     – Этот бортовой помощник слишком болтливый гусь, вам так не кажется, полковник?

     Неожиданный подземный сдвиг сильно подбросил фургон вверх и кинул на стену шахты — машина сильно стукнулась верхним ребром и хлопнулась на все четыре пары колёс! Сверху по крыше «голландца» забарабанили камни и осыпающаяся земля, но близкого обвала не произошло.

     – Приехали!

     Гэбриэл глянул в боковое зеркало — «Ветта» тормознулась в трёх ярдах сразу за «голландцем».

     – Ком, поломки? Сканирование! «Ветта», присутствие чужеродного материала?

     – Какого ещё «материала»?! — Зулу негодующе оглянулся на Андрея. — И сколько времени мы теперь будем выбираться из этого подземного царства?!

     – Борткомпьютер «Корветты» докладывает: поломок нет… Сканирование показывает впереди небольшой завал — в двадцати ярдах впереди, за первым правым поворотом по карте нашего маршрута. Присутствия чужеродного материала не обнаружено, — озвучил поперхнувшуюся «Ветту-детку» Ком.

     Мальчишка-генокер облегчённо вздохнул:

     – Слава Богу! Пока всё нормально… Нужно побыстрее разобрать завал и двигаться дальше. Этот район подземных туннелей слишком ненадёжный.

     – Что значит «присутствие чужеродного материала»? — Зулу явно жаждал ответа на поставленный им вопрос.

     Полковник подошёл к «Корветте», из которой уже выбрались все трое:

     – Красавчик, что здесь у вас?

     – Всё нормально, Гэбриэл! Да и мы вроде как пока ещё целые.

     – Впереди небольшой завал, придётся разобрать.

     – Гэбриэл, к чему такие сложности? Не проще было бы поменять маршрут… Что это?! Зачем это?!

     Мэлвин протягивал Красавчику сапёрную лопатку с несколько удлинённым черенком.

     – Это луна-лопата, Красавчик!

     Лейтенант нехотя взял лопату:

     – Интуиция мне подсказывает, что другим маршрутом нас сегодня не повезут.

     – Точно, Красавчик! — окутал себя облаком табачного дыма улыбающийся Гэбриэл.

     Миша, Танго и Чукки уже исчезли за ближайшим поворотом… Гэбриэл с Красавчиком подошли к фургону, Зулу доставал ещё две походные лопаты из раздвижного технобардачка под крышей «голландца».

     – Андрей, а почему мы не можем поменять маршрут? Так действительно могло бы быть быстрее.

     – Не стоит, полковник! Это может оказаться ещё рискованнее, чем если бы мы задержались здесь ещё надольше.

     – Поясни, Андрей.

     – В соседнем туннеле ещё два завала… А если нам вдруг придётся возвращаться назад именно этим туннелем, а дороги не будет?

     – Ты не ответил на мой вопрос.

     – Вот ваша лопата, Гэбриэл…

     Зулу и Мэлвин пошли догонять девчонок… Красавчик никак не мог заставить себя отойти от фургона:

     – При таких развитых технологиях и нельзя было придумать что-нибудь более автоматизированное, нежели простые сапёрные лопатки — да ещё с багром на другом конце!

     – Если пустить на расчистку завала землероечные катки наших машин, может произойти новый обвал, ещё мощнее первого. А человеческие руки как никакой другой механизм приспособлены для такой работы… Лучше не теряйте время попусту, идите разбирать завал.

     – А ты что же — останешься тут, в фургоне?

     – Лео запрещает мне покидать «Летучий голландец»: я её тыл!

     – Лео сейчас здесь нет!!

     – Идём, Красавчик! Мы тратим драгоценное время попусту.

     Полковник и лейтенант неспешно пошли вперёд, по пути пристально вглядываясь в странные неприродно-каменистые стены достаточно высокой и чётко обозначенной по квадратному периметру шахты.

     – Как-то это всё странно, Гэбриэл! А ведь мы ещё даже не вышли на поверхность… Ты когда-нибудь видел такие «ручные» шахты на глубине ста семидесяти футов?

     – Видел, Красавчик… Но ты прав, эти шахты не очень-то похожи на обычные заброшенные разработки. Такое впечатление, что им несколько десятков или даже сотен веков, и созданы они отнюдь не нашими сапёрными лопатками… Смотри, распорки не деревянные, похожи на неприродный гранит. И земля подозрительно твёрдая, а в некоторых местах даже не земля, а каменные блоки, больше похожие на каменистый металл, нежели на простой камень.

     – К чему ты гнёшь, Гэбриэл?

     – Даже если эти шахты были вырублены людьми, то скорее всего, это были очень образованные инженеры-подземщики, которые строили на века. Мне кажется, это прогонный лабиринт для технического транспорта, а не просто вагонетная шахта, — Гэбриэл провёл рукой по стене чуть выше своей головы. — И, если не ошибаюсь, этот рассыпающийся кусок металлического жёлоба в стене очень похож на прогонные рельсы для очень высоких и широких вагонеток… Безусловно одно — это шахты! Только не нашей с тобой истории, Красавчик.

     – Что?! Инопланетяне — здесь?!

     – И время не так сильно покалечило эти туннели, если уж сам гений профессора Румаркера подсказал ему именно сюда перенести свои лаборатории. Думаю, что Джон не просто так выбрал это место. Скорее всего, и этот туннель, и сам криобункер были сконструированы здесь древними горными инженерами очень и очень давно. И насколько я понимаю, Джон не особенно-то скрывает свою сопричастность не только к НАСА, но и к самим «звёздным проектам».

     – Если бы я так хорошо не знал тебя, Гэбриэл…

     – Пошли, Красавчик, пора немного потрудиться. Пока мы здесь с тобой демагогим о высоком, кто-то другой делает нашу работу за нас. Смотри, как команда полковника Васильевой машет своими лопатами… Зулу, занимаешься своим любимым делом?

     Сержант без особого труда оттаскивал от завала огромную каменюку размером с колесо фургона:

     – А вы всё гуляете — девочек по пляжам высматриваете! Лучше бы дополнительные фонари принесли! Вон, леди-джентльмены на головы фонарики понацепили, как настоящие шахтёры.

     Гэбриэл поднял указательный палец вверх:

     – Свет!

     Круговой контур по центру обода джи-ай полковника тут же мягко осветил пространство впереди в радиусе пяти-семи ярдов.

     Сержант бросил у стены свою каменюку:

     – Чёрт!.. к этим фокусам ещё нужно привыкнуть…

     – Впереди свободное пространство, работайте лопатами быстрее, пацаны!

     Слова полковника Васильевой относились отнюдь не к мужчинам: Миша махала своей лопатой как заводной пропеллер, девчонки старались не отставать от неё ни на шаг — они явно спешили, а так бывает, только если чего-то боишься.

     Красавчик подгрёб поближе к Танго:

     – Я говорю, век сверхтехнологий, наночипов и генокеров, а мы простыми лопатами машем…

     – Особенно ты, Красавчик: левой рукой машешь — только камни летят! — лейтенант перестала отгребать завал и подняла свою лопату. — Это не просто лопата, дурень.

     Средняя часть звена лопаты щёлкнула под рукой Танго, и наверх штыка выскочила и раскрылась убойная звёздочка.

     – Один поворот среднего звена и пожалуйста: штык с лазерной заточкой… Ещё один поворот и штык удлинился на целый фут. Эта сапёрная лопатка — смертельное холодное оружие, Красавчик. Запомни!

     Танго вернула лопату в прежнее положение и снова занялась завалом.

     – Но пушку-то можно было оставить в машине, стоит ли так перегружаться на обычном завале?

     – Или помогай, или внимательно следи за своим сканером!

     Красавчик «устало» присел на корточки и, оперевшись на свою лопату, надвинул на глаза щитки джи-ай:

     – А что сканер?.. голая зелёная сетка карты… только дальняя голубая точка пункта нашего прибытия… и какая-то красная точка промелькнула в дальнем углу дисплея… вот — уже быстро движется по туннелю…

     Девчонки замерли как парализованные.

     – Куда?.. движется, — выдохнула Миша.

     – Кажется, в нашу сторону… оттуда!— махнул рукой в сторону почти что разобранного завала Красавчик.

     – Команда, внимание!! У нас гости!! Всем укрыться в машинах!! — прозвучал металлический голос Кома во всех криотопах джи-ай.

     – Уходим!! Немедленно!! Танго — прикрываешь… Все по машинам!!

     Девчонки побросали в стороны свои лопаты и, похватав с земли свои пушки, побежали обратно к машинам. Зулу и Мэлвин — за ними!

     – Гэбриэл?! Танго, что происходит?!

     – Хочешь облегчить жизнь себе и другим — беги со всех ног к своей «детке», Красавчик!

     – Полковник?! Красавчик?! Немедленно возвращайтесь!! — тревожно испуганный голос Андрея ледяным душем отозвался в сердце полковника.

     – Красавчик, бегом!! Бегом!! — Гэбриэл заставил своего лейтенанта передвигать ногами быстрее.

     Танго уже не обращала внимания ни на кого, делая только своё дело: за секунду она скинула с себя пальто и, вытащив из ячейки своего тяжёлого пояса красный патрон, закусила его зубами и встала прямо посреди туннеля, направив свою теплопушку в чёрный просвет завала.

     Подбегая к «голландцу», Гэбриэл заметил, что машина заметно изменилась: исчезло всё лишнее — верхние фары, боковые зеркала, закрылись щитки на решётке радиатора, вместо бампера впереди появился мощный, заострённый к центру таран… из передней панели выдвинулись стволы двух мощных лазерных пулемётов.

     – Быстрее, Гэбриэл, быстрее!!

     Как только полковник захлопнул за собой дверь «голландца», Андрей встал за креслом Зулу:

     – Давай, командуй, сержант!!

     Зулу поднял к губам акустический обод джи-ай:

     – Ком, первый протощит! Лазерное оружие к бою! Всем пристегнуться! Выруливаю фургон на поворот…

     – Закрыть «Ветту» защитным экраном! Привести лазерное оружие в боевую готовность! Поставить холодное оружие на автозащиту!

     – Красавчик, зачем тебе холодное оружие?! Ты вообще на какой частоте ведёшь приём?!

     – На земной, Мэлвин, на земной!.. не на инопланетной… Приготовить лазерные пулемёты к бою! Мэлвин, поднимай рычаги управления боем.

     – «Ветта» блокирует — нельзя!! Мы слишком в узком туннеле, можем зарезаться на своих… Чукки, что ты делаешь?! Зачем ты открываешь люк и ставишь на ручное управление лазерную пушку?!

     – Отцепись…

     – А разве пулемётная лента не нужна?!

     – Нет!!

     – Я понял! Значит нам, Красавчик, остаются космические иллюминаторы, — Мэлвин выставил в окно свою М16.

     Гэбриэл поднял рычаги управления боем и обернулся… Миша переместила верхний люк себе под ноги и сейчас поднимала наверх тяжёлую лазерную пушку из подкрышия фургона.

     – Зулу, ставь фургон прямо на повороте — мы должны видеть «Ветту»… Миша, Танго осталась одна!

     – Это её работа, полковник, быть на передовой! Сегодня наши зады прикрывать некому — обычно это делает сержант… Андрей?!

     – Плохие новости, полковник: впереди две красные твари и сзади с небольшим разрывом в нашу сторону идёт песчаный дьявол!!

     – Черти его дери!! Какого дьявола здесь делает песчаный дьявол?!

     Миша выставила радарную пушку по круговому радиусу боя и нагнулась внутрь салона:

     – Андрей, брось мне «Кустику» — быстро!! Теперь нам придётся туго, слишком узкий туннель… Полковник, на линии огня наш солдат!

     – Я вижу!

     Андрей достал из оружейного ящика тяжёлый ПП и снова посмотрел на бортовой сканер:

     – Миша, возможна ещё одна проблема — прямо у нас над головой…

     – По внешнему кругу туннеля быстро приближается земляной крот! — предупредил холодный голос бортового компьютера «голландца». — Внимание! До первого красного — восемь секунд… до второго красного десять… до синего четырнадцать… третий красный — двенадцать-восемнадцать: вхождение в квадрат прямо над верхним люком «голландца»…

     Мишин акустик отозвался сухим голосом капитана:

     – Синяя тварь входит в сектор… беру на лазерный прицел…

     – Чукки, сбрось на него сетку — у нас прямо над головой ещё один крот, некогда возиться с песчаником!! И немедленно упакуйте «Корветту» вторым протощитом: буду ловить третьего на «Кустику» — как только сбросишь сетку!!

     – Приказ принят!.. готовлю сетку… Всем убрать внешнее оружие! «Ветта», приготовиться закрыть за мной блокировочный щит!

     – Полковник, вы обеспечиваете поддержку Танго! Я работаю на третьего красного… Андрей, «Корветта» полностью заблокирована — она на тебе.

     – Тебя понял! Ком, перебирай на себя полуавтомат!

     – Приказ принят, командир!

     – Танго, внимание!!

     – Я всегда внимание, полковник…

     Гэбриэл за секунду окинул взглядом периметр справа и за своей спиной: из люка «Корветты» — Чукки с лазерной пушкой в руках, в проёме распахнутой задней двери салона Андрей — боком с лазерным ПП, на выставленном на середину «голландца» люке — ноги Миши…

     – Первый красный — в зоне… синий — три секунды… третий красный — на подходе, — бесстрастный голос боевого Кома не знал эмоций.

     Полковник сжал рычаги управления… В восьми ярдах перед «голландцем», не шевелясь, стояла тонкая изящная фигура Танго в своём чёрном облегающем комбинезоне.

     Земляной крот вынырнул из темноты туннеля как летящая ракета и сразу же всей своей массой рухнул на Танго! Но удар «Протона» не только отбросил крота на несколько ярдов назад, но мгновенно превратил его в пылающий извивающийся факел, — по туннелю пронёсся смертельный воющий стон раненого бронтозавра! Танго согнула левую руку и закрылась высоким энергетическим щитом — удар огненной волны чуть не снёс её вместе с щитом, но она удержалась на ногах.

     – Синий — в зоне… второй красный — в зоне…

     Тонкая лазерная сетка вылетела из пистолета-пушки Чукки и захватила шипастую голову с разгона нависшего над «Корветтой» песчаного дьявола. В тот же миг Чукки нырнула в люк, и бортовой компьютер накрыл машину вторым протощитом… Шквальный огонь из лазерного ПП Андрея заставил синего почувствовать себя не в своей тарелке: песчаный дьявол завертелся кольцами как остервенелый, уходя от лазерного прицела и одновременно пытаясь скинуть с себя лазерную сетку, но только запутался в ней ещё больше, как в тонкой леске.

     Зулу, вцепившись обеими руками в руль, впился глазами в Танго.

     – Третий красный входит в зону боя…

     Гэбриэл выхватил на экране своего дисплея второго красного — он нёсся прямо на Танго! Но стрелять полковник не мог: красный и лейтенант находились на одной линии огня.

     – Полковник, стреляйте!! — Зулу был бессилен что-либо сделать.

     – Синий освобождается от сетки — ранения средней тяжести… третий красный в радиусе боя…

     Танго сняла протощит и, выхватив патрон из зубов, быстро вставила в патронник теплопушки — одним взмахом руки ствол встал на место! Но выстрелить она уже не успела.

     Второй красный — жирный червь грязно-бордового цвета и в холке не меньше десяти футов — налетел на Танго, как разогнавшийся на всех парах паровоз, с широко раскрытой пастью с тройным кругом острых шипастых зубов… лейтенант исчезла в зубастой пасти мутанта — как будто её и не было…

     «Летучий голландец» качнуло, как от сильного подземного сдвига, — это Миша выстрелила из своей «Кустики»! Бело-голубая крутящаяся волна как торнадо пошла сметающими всё на своём пути кругами по гулкому туннелю, с лёгкостью прихватив заодно с собой упавшего с потолка красного третьего, «Ветту» и песчаного дьявола.

     Миша сбросила «Кустику» внутрь фургона:

     – Андрей, остаёшься!! Зулу, гони за вторым красным!! Не упусти его, япона-мать!!

     Зулу рванул по газам! «Голландец» завизжал всеми четырьмя парами колёс и, стряхнув с задней двери мальчишку-генокера, понёсся вперёд по туннелю.

     – Следи за красным по сканеру джи-ай!! Догоняй — уходит, черти тебя дери, сержант!!!

     – Дьявол! Вот это паровоз! — прорычал Зулу. — Ком, мне нужна скорость!! Двигай колёсами, консервная банка!!

     – Приказ принят, командир… снимаю полный защитный экран, перебрасываю дополнительную энергию на скорость — до предела… выравниваю ход машины… второй красный — на сканере: шестьдесят ярдов… пятьдесят… сорок… тридцать… красный уходит в левый боковой проход…

     – Тормози!!! — Миша вместе с радарной пушкой через заднюю дверь вывалилась из фургона.

     Полковник выпрыгнул следом, прихватив свою М16, и побежал за Мишей, которая уже скрылась в зияющей бездонной черноте боковой дыры диаметром не меньше десяти футов… Зулу выскочил из фургона — но Гэбриэл кинул ему уже на ходу:

     – Сержант, борт не бросать!! Свет!! Сканер!!

     Гэбриэл прыгнул в чёрный провал, не задумываясь, и побежал вглубь за «тёплой» точкой… В его акустике безостановочно звучал голос Миши:

     – Танго Танго, я — «первый». Отзовись!.. Танго Танго, я — «первый». Отзовись!..

     – «Первый», это Танго… Цель поражена, командир! Я тут — в сорока ярдах по правому крылу. Иди по сканеру — на красный... Господи, как же эта хренотень воняет!! Одно спасение: протомаска джи-ай…

     – Лейтенант, я тебя придушу, как только доберусь до тебя!! Черти тебя дери, сучье отродье!!

     – Сначала доберись до меня!.. гы-гы-гы…

     – Убью, гадину подколодную!!

     Гэбриэл двигался по сетке дисплея, надвинув сканер-экран ночного видения на щитки своего джи-ай… Смрадный туннель становился всё зловоннее и зловоннее — впереди под разным углом нахождения маячили два сканерных «тёплых маячка», один из которых сливался с вялой красной точкой. Гэбриэл догнал Мишу, когда та уже нашла лейтенанта. Картина была действительно не из приятных, а запах стоял просто убийственный!

     Миша обернулась:

     – Полковник, прикажите вашему джи-ай надеть на лицо протомаску — иначе задохнётесь… Лейтенант, что за самодеятельность, твою мать?!

     – Да куда ж без неё — без самодеятельности, командир?.. не выживешь…

     Из расплывающегося смердящего грязно-бурого месива совершенно неторопливо и не очень уверенно выбиралась порядком оглушённая Танго, с головы до ног вся в этой бурой вонючей слизи. Вся её одежда превратилась в обгоревшие клочья — за исключением сапог и всего поясного арсенала…

     Гэбриэл только успел отдать приказ в свой акустик: «Протомаска!» — как мягкая протокожа из-под обода джи-ай за пару секунд сползла по всей его голове, плотным пергаментом обтянув собой всё лицо и шею полковника. Несмотря на некоторую необычность и даже внутреннее подсознательное неудобство, Гэбриэл чувствовал себя достаточно комфортно и полностью защищённым в этом мягком бархатистом протохамелеоне, да и невыносимый зловонный запах в спёртом туннеле теперь стал менее ощутимым.

     – Выбирайся оттуда, мать твою так, й-ёкарный бабай!! Да побыстрее, побыстрее, лейтенант!! Если мы не откатим отсюда на свои колёса, нас довечно и намертво закупорят в этой дыре — земляные черви только и ждут на такую сладкую поживу… Что ты там возишься, япона-мать?!

     – Пушка утонула, мне пришлось её бросить, чтобы включить теплобомбу, засунуть её поглубже в задницу монстра и ещё успеть спрятать руки под мышки, чтоб не оторвало… Я не могу оставить тут моего протончика-дракончика, я же без него жить не могу — ты же знаешь.

     – У тебя десять секунд — потом уходим!!

     – Теплобомбу?!

     – «Адские береты» большие мастаки на всякие мелкие пакости, полковник: чем меньше игрушка, тем больше она нравится чёрному рейнджеру. Танго — ходячий боевой арсенал в любом виде. А ваша М16 для таких дел никак не приспособлена: её огнестрельная начинка просто утонет в этой желеобразной вонючей массе, как пушка Танго. Вы можете всадить в земляного червя несколько магазинов из вашего огнестрельного, а крот даже не почухается… Лейтенант?!

     – Полсекунды, командир…

     – Лейтенант же могла погибнуть!

     – Да, вид у неё ещё тот — клочки по заулочкам! Но она знала, что заправлять в крота: на ней кью-1 и протокомбинезон — такую бронированную шкуру только большой пушкой можно протаранить.

     – А поясная начинка? Там же гранаты, патроны…

     – Всё это дело имеет спецобшивку. Так что одной протонной «лимонкой» тут никак не обойтись.

     Танго наконец выудила из озера слизи свой «Протон» и, забросив его за плечо, выплыла из огромной вспененной лужи, больше похожей на разбухшее дрожжевое дерьмо.

     – Полковник, эта тварь налетела на меня раньше, чем я успела нанести удар! Что мне оставалось делать? Если бы я не успела нырнуть в самую глотку земляного крота, он бы мог в момент раскромсать меня своей парой сотен зубов на тряпичные пазлы — как раз Чукки на обновку… никакая защита не спасла бы…

     – Меньше слов — ближе к выходу! — Миша спешила назад. — Вот, полюбуйтесь на эту шутницу, полковник Харрис! Испытать на себе игрушечную протонную бомбочку — это ерунда по сравнению с парой сотен зубов земляного червя! А мы чуть не остались без самого лучшего рейнджера во всём Индианаполисе.

     – Хорошая шутка часто спасает солдату жизнь.

     – Ах, вы ещё и защищаете лейтенанта? Я вам это ещё припомню, полковник Харрис!

     – Моей вины нет, что Лео не прикрывала мой зад! — тут же отбрехалась Танго.

     – Вообще-то это моя вина — я должен был прикрывать Танго со спины.

     – Не спешите брать на себя слишком много, полковник Харрис, надорвётесь раньше времени! Это только цветочки… Выходим!!

     Они наконец-то выбрались из зловонного тёмного туннеля и сразу же запрыгнули в фургон.

     – Боже, что за вид?! А что за вонь?! В какой сточной канаве тебя выкупали, лейтенант?!

     – В той самой, в которой все мы одного дня бываем, — не обращая внимания на зеркало салонного вида перед самым носом у сержанта, Танго сразу же сбросила с себя остатки превратившегося в обгоревшие лохмотья комбинезона и следом порезанный и вонючий кью-1, оставшись буквально в чём мать родила.

     Гэбриэл положил винтовку на колени и потянулся за сигарой:

     – Давай задний ход, Зулу, нужно отыскать наших! Как теперь они там?

     – Ком, что там по нашим? — спросила Миша.

     – Сидят в закупоренной банке, не выходят! «Ветта» докладывает: режутся в карты!

     – Вы слышали, Гэбриэл?!

     – Угу… Красавчик? Мэлвин? Чукки? Ответьте!.. Ком?!

     – Сложная структура туннеля, плюс — «Корветта» блокирована акустическим ударом… Нужно подойти ближе, полковник.

     Танго вытащила из рюкзака переднего салонного кресла новое пальто, страховочный походный комбинезон, протогенетические кальсоны и даже запасной чернорейнджерский джи-ай — и сразу же во всё это облачилась! Остатки рванья улетели в открытую заднюю дверь… Зато свои сапоги она не променяла бы даже на полжизни. Выбитые от слизи и копоти они снова заняли своё законное место — на идеальных ногах своей хозяйки. Её прекрасные чёрные волосы никак не пострадали в этой смертельно опасной передряге, так как на момент нападения красного Танго была практически полностью упакована в протокожу — с головы до пят!

     – Красавчик? Мэлвин? Чукки? Отвечайте уже!!

     – Есть контакт, полковник!! — первым отозвался в акустик Мэлвин. — А я — козырной шестёркой!!

     – Всё в полном порядке, Гэбриэл… А я тузом — мой банк!!

     – Шулер!!

     – От шулера слышу!!

     – Парни, а это никак подождать не может?

     – Всё равно сидим в запертой «тарелке», ждём космических спасателей… И где вы там только летаете, полковник? Красавчик уже по второму кругу почистил мои карманы — я так совсем разорюсь… Спасайте меня от него, что ли!

     – Держись, Мэлвин, — усмехнулась Миша, — спецназ ООН уже на подлёте!

     – После такого нападения они ещё и играются — не наигрались со смертью! — прорычал Зулу.

     – Живые… чего ещё надо? — ответила Танго.

     Гэбриэл развернулся в салон:

     – Всё в порядке, Миша. Они нашли себе временное развлечение, а ведь я собственными глазами видел, как акустический вихрь точно ураган понёс по туннелю всё, что попало в радиус поражения вашей убойной пушки. «Корветту» Красавчика закрутило, как пушинку на лопастях турбины.

     – За это не переживайте, полковник, у нас бывали стычки и похуже — сегодня нас просто пронесло как фанеру над Парижем! «Корветта» закрылась вторым протощитом, а с такой утроенной защитой машине подобное кувыркание, что «русские горки» в Диснейленде.

     – Очень на это надеюсь!

     – К тому же на борту нашего авианосца осталась первоклассная команда — не так ли, полковник Харрис?

     – За своих я не переживаю… но ведь там ещё и Андрей, и Чукки…

     – В помпезности вам не откажешь, Гэбриэл! Однако я тоже не новичок в своём деле, — отозвался мальчишка-генокер в свой криотоп. — Выруливайте быстрее! Всего-то каких-то сто ярдов, а тащитесь, как телега по сибирскому бездорожью.

     – Задом — вот и тащимся, — недовольно буркнул Зулу.

     – Я никого не хотел обидеть, тем более Андрея!

     – Вам это и не удастся, полковник, даже не рассчитывайте! — усмехнулась Миша.

     – Зато вам, леди-джентльмены, отлично удаётся игра в «красный-синий»: похоже, для этих мест — развлекаловка ещё та!

     Миша моментально переняла язык Гэбриэла:

     – А чего?! Здесь под землёй, собственно, других стоящих развлечений почти что и не бывает. Так что «красный-синий» — вполне достойное развлечение как на таких экстремалов, вроде нас с вами.

     – Даже так?

     – Основные игры там — в ста семидесяти футах над нами!

     – Вот и наш авианосец на подходе, — сказал Зулу, — сейчас глянем, что там за такое…

     «Летучий голландец» прекрасно слушался сильных и уверенных рук сержанта и без единого каприза ровно шёл по туннелю назад.

     – Далековато же их отнесло… Тормози, Зулу!

     На этот раз из фургона повылазили все… Перед ними стоял чудовищный наворот из нарезных кусков мясистого бекона с сочной томатной подливкой: песчаный дьявол — огромная панцирно-чешуйчатая драконья змея с головой шлемовой игуаны — был буквально порезан на рваные кусочки и поперчён бурой вонючей приправой из бесформенной массы бывшего земляного червя. В клубке этого аппетитного пирога кверху всеми четырьмя колёсами лежала бедная засаленная «Корветта» Красавчика — все трое пассажиров «Ветты» преспокойно расселись внутри салона на крыше машины с колодой карт лейтенанта и, похоже, не спешили оттуда выбираться… Недалеко у стены на корточках сидел мальчишка-генокер с ПП в руках и ждал возвращения «Летучего голландца».

     – Андрей, что здесь произошло?

     – Красавчик поставил холодное оружие в режим боя.

     – Тогда понятно, — Миша повернула голову к Гэбриэлу. — Ножи и буры «Корветты» имеют сверхлазерную заточку: в вихре акустического апокалипсиса они попросту покромсали этих двух красно-синих голубков ещё до того, как те успели успешно приземлиться на стены шахты… Как там у вас, полковник: всё гениальное просто? Эти пустынные монстры не смогли выбраться из акустической мясорубки до того, как их порубали на капустный салат ножи холодной защиты «Корветты». Можно считать, что вашим-нашим парням здорово подвезло: песчаник не успел даже воспользоваться своим стопроцентно смертельным оружием.

     – Когда я добежал, мне даже не пришлось пускать в дело свой ПП: всё было закончено за несколько секунд!

     – Эй, вы там! Вы собираетесь нас отсюда вытаскивать или так и будете рисовать с нас картину Репина «Приплыли»? Гэбриэл?!

     – Красавчик, я не понял, у тебя какие-то проблемы персонального характера? Разблокируй двери вручную и выбирайся — вперёд ногами! Сам!

     – Ты что, смеёшься, Гэбриэл?! Лезть в эту вонючую жижу да ещё своими ногами?! Да лучше я ещё тут поизмываюсь над быстро пустеющим кошельком Мэлвина!

     – Ну насчёт того, у кого толще бумажник, это ещё можно поспорить. А так мне даже здесь нравится — как в кабине родного НЛО: тесно, почти что на голове и так по-домашнему уютно! Правда, Чукки? Я даже согласен тут ещё немножко пожить, тоска по моему космическому паруснику будет не так сильно стискивать мне грудь… Только нужно забрать карты у этого несносного аферюги — этому красавчику пожизненно везёт в карты!!

     Зулу погрозил своим кулачищем в сторону лобового стекла «Корветты»:

     – Если ты сейчас же не вылезешь из своей «тарелки», Псих, я выворочу двери «Корветты» и сам сожру тебя, Мэлвин, раз это не успели сделать монстры!!

     – Капитан Рур, в чём проблема?!

     – Полковник, здесь действительно небольшая проблемка: нарушена коробка вестибулярного аппарата «Корветты». Мы не можем самостоятельно поставить машину на свои колёса лазерной отдувкой.

     – Хорошо, Чукки, мы сейчас вас достанем! — Гэбриэл повернулся к Зулу. — Сержант, ты сможешь вытащить «Корветту» из этой лужи и поставить её обратно на колёса?

     – Без проблем, полковник! — Зулу уже тащил буксировочный трос из-под заднего бампера машины. — Мой фургон и танк может потянуть прицепом! Только кто полезет в эту вонючую слизь?

     – Я!

     О том, что ещё несколько минут назад Танго сама была чем-то вроде болотной кикиморы, теперь уже не напоминало ничего: вся с иголочки, вычищенные и лишь несколько потускневшие от жара сапоги, чёрные шелковистые волосы из-под берета…

     Взяв буксировочный крюк из рук Зулу, она вытянула ещё несколько ярдов троса — от границы слизи до «Корветты» было не меньше трёх ярдов… Примерившись, Танго присела и, легко оттолкнувшись от земляного пола, подпрыгнула вверх, совершив один довольно рискованный переворот через голову, — в следующую секунду она уже стояла на днище «Корветты».

     – Высший пилотаж! — выдохнул Зулу и побежал к фургону.

     Танго прицепила крюк к «Ветте».

     – Давай, Ком!! Наматывай!! — давая передний ход «голландцем», отдал приказание своему бортовому помощнику Зулу.

     «Летучий голландец» с натягом зарычал и, медленно откатываясь вперёд по туннелю, потащил трос за собой. «Корветта» Красавчика лёгким парусником красиво поплыла вперёд по бурой вонючей слизи.

     – Зулу, поосторожнее, пожалуйста, с моей «Веттой-деткой»!!

     – Не ной, Красавчик, — отозвался в свой акустик сержант. — Ничего не будет твоей «детке», на ней титановое покрытие.

     Протащив «Корветту» за пределы пенистой каши ещё пару ярдов, Зулу поставил фургон на ручной тормоз… Из «Ветты» вывалилась вся тройка: Красавчик, Мэлвин и Чукки.

     Красавчик расстроенно забегал вокруг своей залитой бурой жижей «детки»:

     – О, моя «Корветта»!.. моя куколка!.. моя малышка!..

     – Парни!! Поставим на колёса «детку» Красавчика!! — Гэбриэл взялся за край машины.

     Зулу и Андрей встали рядом, Красавчик и Мэлвин — по краям.

     – На счёт три… Раз! Два!! Три!!!

     Корвет фыркнул и встал набок, всеми колёсами почти упёршись в стену туннеля.

     – Тащим машину к противоположной стене, парни!

     – Гэбриэл, не угробь мою малышку!! Умоляю, ради всех святых отцов!! Святая Тереза!! Святые угодники!! Что вы делаете?!

     – Уйди, малохольный!! Не мешайся… — Зулу отпихнул мельтешащего туда-сюда Красавчика и взялся за борт «Корветты».

     Оттащив машину, парни враскачку поставили её на колёса.

     – Мамма мия!! Поцарапали, точно поцарапали — изверги, нелюди, изуверы!!

     – Ты забыл добавить про извращенцев.

     Красавчик боком глянул на язвительно подхихикивающую Танго и отвернулся.

     – Слава всем небесным святым, стоит родная — стоит!! Стоит на всех четырёх колёсах!! — Красавчик с придирчивым вниманием осматривал свою «детку».

     – Стоит — это уже неплохо, — Танго ущипнула себя за губу.

     Миша первая хлопнула в ладоши, за ней в унисон захлопали Танго и Чукки.

     – Такого трюка я не видала, пожалуй, лет двадцать… Браво, Команда «Альфа»! Браво! Андрей, малыш, ты молодчина! Полковник Харрис, а вам даже не пришлось вытаскивать из зубов вашей сигары.

     – Неужели мы заслужили похвалу из уст самой полковника Васильевой?

     – Заслужили, заслужили! Можете не ёрничать зазря.

     Гэбриэл подошёл к своему лейтенанту:

     – Так, Красавчик, у тебя десять минут, чтобы привести машину в соответствующий её крикливому статусу вид. Мэлвин, помоги Красавчику с его «тарелкой»! Зулу и Андрей, коробка вестибулярного аппарата «Ветты» — ваша… Ком, берёшь всю охрану периметра на себя!

     – Приказ принят, командир!

     – А я пока доразбираюсь, что к чему…

     Миша уже сидела в проёме открытой двери «голландца»:

     – Танго, Чукки, помогите лейтенанту Квинси с его красоткой, а то он до следующего утра протанцует барыню вокруг своей ненаглядной «Ветты-детки»!

     Гэбриэл облокотился на угол «голландца»:

     – И что это за твари такие у вас по туннелям вечерами разгуливают, полковник?

     – Сейчас отвечу вам, полковник… Лопаты жалко! В этом водовороте всё накрылось.

     – В ангаре есть запасные, — отозвалась Чукки.

     – В ангаре-то есть, а вот профессор будет сердиться за излишний риск… Ну да ладно! Что вы там спрашивали, полковник? Ах да, туннельные твари — помню… А что подземные твари? Они и есть твари — генетические мутанты, динозавры нашего времени. Парки юрского периода они, знаете ли, во все времена случаются: не динозавры — так люди, не люди — так генетические мутанты… Ну как вам ваша первая стычка в нашем городе и первое полигонное испытание вашего джи-ай, полковник Харрис?

     – Протомаска очень комфортно сидит на лице и сам джи-ай выше всяческих похвал. А города мы ещё не видели, да и стычка, если по совести, была не столько нашей — сколько вашей, полковник Васильева.

     – Ну что за манера прибедняться? Другие на вашем месте уже давно переваривались бы в желудках наших туннельных друзей.

     – Кстати, о туннельных друзьях… Почему вы так страшитесь песчаника? Насколько я видел собственными глазами, земляной крот — не менее опасная машина для убийств, нежели песчаный дьявол: один набор зубов-кинжалов чего только стоит! И если так опасно под землёй, почему не вывести лифт прямо из бункера профессора?

     – Лифт есть, но не грузовой: он на пару человек и всё! И Джон никому не разрешает им пользоваться, так как лифт ведёт прямо в его квартиру в старом криохранилище, и его легко могут обнаружить… И эта туннельная система не такая уж опасная, тем более что мы периодически ставим здесь крио и лазерные сетки, чтобы отпугивать мутантов. Просто мы вошли в самую незащищённую зону подземных шахт: здесь мало где стоят защитные сетки, а стены себя почти что совсем изжили. И мы крайне редко проходим это ответвление, поэтому такие случаи, как сегодня, в общем-то, редкость. Хотя, конечно, бывает по-разному — чего хитрить: иногда эти твари предпринимают попытки настоящего нашествия и прорываются целым штурмовым отрядом через наши отпугивающие ловушки. Но пока что мы и с этой проблемой справлялись… Поверьте мне, полковник Харрис, самые страшные твари не тут, а там, над нашими головами — в городе! А по поводу этих генетических монстров, так тут всё ясно как божий день, которого мы не видели уже два десятка лет. Подземный червь-крот — мясистая желеобразная туша-падальщик, которая без проблем выдерживает лёгкий лазер, уже не так комфортно эта тварь чувствует себя под прицелом лазерного автомата или тяжёлого пулемёта и уже совсем никак не переносит удар тепловой или акустической пушки. Но у этой кровожадной твари есть существенное преимущество: несмотря на свой громоздкий неповоротливый вид, на самом деле крот очень изворотливый и быстрый, как паровой котёл, у которого срывает крышу! Я уже не говорю про джентльменский набор крокодильих зубов…

     – Весь джентльменский набор я успел заметить.

     – Но хуже всего это песчаник — песчаный дьявол: песчаная драконья змея! И этот пустынный дракон — самое настоящее бедствие для нашего города и не только для нашего. Это генетическое оружие Третьей Мировой захватило в плен весь пустынный мир без остатка! Запустили в массовое производство песчаного дьявола наши американские гении — точнее, бывшие русские учёные, которые бежали «из голодной России — в богатую и свободную Америку». Черти б побрали всех этих русских с их провинциальными Ломоносовыми и Менделеевыми! Они думали, что найдут здесь свободу, наивные дурбалаи… Мой отец тоже так когда-то думал. Америка — страна больших возможностей!! Ага!! Особенно по части красивого лапшевешанья и заманчивого переманивания на свою сторону гениев со всего мира: свои-то мозги периодически заплывают жиром от «макдоналдсов» и жареной картошки, а голодные умы всегда варят в десять раз продуктивнее… Ненавижу Россию за всю её чёртову гениальность! Ирония судьбы: русские учёные создали в американских лабораториях сверхмощное оружие и практически неуничтожимых сверхплодящихся генетических мутантов, а американские военные спустили всё это дерьмо на Евразийский континент.

     – Как предусмотрительно!

     – Ещё бы! Ведь нас разделяли непреодолимые водные преграды — целые мировые океаны. Однако как всегда не взяли в расчёт всего одну малюсенькую детальку: мы не на другую планету отправляли свои ракеты, бомбы и секретное лабораторное оружие — нет! Мы отправляли его всего лишь за соседний забор… Мутанты завоевали Землю ещё до того, как закончилась эта последняя война: выиграли они! А мы люди проиграли: всем — и себе, и мутантам! Смешно — правда? Подложить свинью себе же под кровать… «Кайову» моего Донни подбили какой-то допотопной зениткой. Он тянул свою «вертушку» сколько мог, с ним были ещё четверо солдат. Они упали слишком далеко от базы, в пустыне… уже — в пустыне… Сопровождающий их лётчик другого вертолёта видел, как они свалились на выжженную землю и успели выскочить до того, как их «вертушка» взорвалась. Вот только подобрать их он уже не успел: солдат атаковали песчаные змеи! Они просто вынырнули из спёкшегося песка и утащили всех куда-то под землю.

     – Война закончилась…

     – Она закончилась ещё раньше, чем планировали военные штабы сверхдержав, — я знаю, полковник: я была штабистом при высшем руководстве Америки… Эти генетические твари расплодились по всей земле всего за каких-то три месяца: везде — где был хоть малейший клочок песка, клочок пустыни, клочок выжженной до пепла земли. А таких мест на нашей планете утроилось с началом этой Последней Войны… То, что не смогли сделать ракеты, бомбы и «чумные хлопушки», закончили твари генно-модифицированной армии. Они быстро приспособились к новой среде — ядовитым болотистым лесам, выжженным до чёрного снега горам, песчаным пустыням, отравленным морям и океанам. Их ничего не останавливало, а радиацией и химией они просто питаются! Им не нужно светлое солнце и чистая вода, им не нужно искать себе пищу — они пожирают себе подобных. Мы, человечество, обречены! У нас нет больше ресурсов — потому что нет территорий. У нас нет обычной пищи и воды — потому что нет больше чистых земель и питьевых источников. У нас не родятся больше нормальные дети, они вообще не родятся — и нас скоро даже некому будет оплакивать: генокеры не умеют плакать по близким, потому что у них нет близких…

     – Это настоящий Конец Света!

     – Конец Света давно уже наступил, полковник Харрис: мы не живём — мы доживаем. И самое зло из всех зол для человека — это он сам. Мы получили то, к чему так долго и упорно стремились: мировое господство!! И что оно нам дало?! Мой отец погибал за Россию, мой муж погиб за Америку… Мы всеми силами стремились к мировому господству, а получили его песчаные дьяволы, подземные кроты и серые драконы! Мы сами предоставили им такую возможность: нам нужны были солдаты — без человеческих эмоций, без боли, без претензий. Мы их получили! Мы их создали, и мы их запустили на поля сражений… Но оказалось, что этим солдатам всё равно — за кого или против кого. У них не было ни жалости, ни сострадания — им было всё равно, кто перед ними: дети или танки… Знаете, полковник Харрис, что такое песчаная тварь? Это совершенно бездушная и до ужаса живучая генетическая машина-убийца: их даже лазерами трудно прошить, а реакция у них почище любой другой изворотливой твари на планете. Этой машине-убийце теперь нет равных на этой планете… Если окажется правдой, что Соломоновы Рудники теперь территория чистой жизни, я готова на это положить всю ту энергию жизни, что ещё теплится во мне, лишь бы пропала пропадом вся эта настоящая проклятая действительность, в которой для человека не осталось больше свободного места! В каждом уголке этой планеты есть теперь твари, с которыми человеку не потягаться.

     – Звучит прескверно…

     – Правда, песчаный змей не выносит глубины — это не его территория. Но иногда, как вы сами сегодня смогли убедиться, эта тварь пытается обследовать всё новые и новые территории. Если пустынный дракон однажды доберётся до таких глубин, как наша, мы уже не сможем сдерживать его никакими лазерными сетками. Сегодня нам здорово повезло: песчаник попал под прямой акустический удар — да ещё вместе с «холодным» корветом Красавчика. При других обстоятельствах нам так здорово может уже не повезти — запомните это, полковник, раз и навсегда! И когда вы находитесь в таких подземных туннелях, как наш, всегда лучше иметь под рукой более радикальное оружие, нежели ваша М16 — но на поверхности эта винтовка ещё вполне сойдёт за убойный трофей: десертное мясцо за последние сорок лет не только не усовершенствовалось, но и вконец превратилось в сладенькое желе на закуску генетическим уродам… Эй!! Ну что там так долго?!

     – «Корветта» готова, командир! — дала отчёт Танго. — Потроха ещё латают.

     Полковник Васильева достала из оружейного ящика три лазерных «глока»:

     – Возьмите себе и раздайте вашим солдатам, полковник: лазерный «глок» — оружие незаметное и действующее в городе безотказно! У Зулу уже есть — я знаю… И не смотрите, что «глок» легко помещается на моей ладони: лазерный «глок» не то оружие, которым следует пренебрегать.

     – Согласен… А что это за такая хитрая пушка у Чукки, которой она скинула на песчаного дьявола лазерную сетку?

     – Таких пушек у неё две — с небольшой разницей… Большой заплечный ПП — лазерный «Одуванчик»: «Лазер — Р36»! Рожок на шесть патронов. Стреляет разрывным лазером. Лучше рядом не стоять: размалюет — мама дорогая… А та пушка, которой она закладывала песчаника, это пистолет-пушка обратного действия: «Сетка-Ра»! Принцип похожий, но только лазерная сетка здесь вещь универсальная: может служить боевым захватом или растяжкой на любом радиусном проёме, действие — по применению… Честно говоря, меня сейчас больше беспокоит наш выход в погранзону Индианаполиса.

     – Мы же под прикрытием авианосцев с такими неимоверными возможностями.

     – Грузовой транспорт «Барракуды» не обозначается номерными знаками и без особого разрешения не просвечивается ПЧ военной полиции: этот «хамелеон» полностью под прикрытием. Но его паспорт заложен в самой системе общей проверки ОСОЗ. Так что предупреждаю сразу: раскроют наш мнимый «хамелеон» достаточно быстро — зарегистрированного кода в общей системе ОСОЗ на нас нет. Но какое-то время у нас всё же будет, чтобы быстренько смотать удочки с места нашего обнаружения. Так что особо на эту удачу не рассчитывайте, полковник Харрис: так — пара минут тайм-аута…

     – Минута часто стоит жизни.

     – Это точно, — Миша внимательно посмотрела на Гэбриэла и, немного подумав, поднялась в полный рост. — А потому отныне вы — наш единственный и безоговорочный командир, полковник Харрис!

     – Вы так быстро сдаётесь, Миша?

     – Сдаюсь?!

     – Признать за мной окончательное и безоговорочное лидерство уже в трёхстах ярдах от порога вашего бункера.

     – Я своё слово умею держать, полковник Гэбриэл Харрис! Вы своё сдержали: «Лео не создаст нам никаких проблем в первый же выход на поверхность»… Вы оказались правы на все сто: её кома — ваше лидерство!

     – Почему-то меня это воодушевляет лишь на один бок.

     – Другой в летаргической коме.

     – Да?!

     – Теперь — да!

     – Гэбриэл! — к полковникам подошёл Зулу. — Мы не смогли как следует отладить коробку вестибулярного аппарата «Корветты».

     Миша качнула головой:

     – Это переживаемо, сержант! Вернёмся, Лео наладит и тебя научит…

     – Ещё чего! Чтобы меня всякий раз умывала какая-то шмакодявка.

     – Сержант, — полковник положил руку на плечо Зулу, — если от этого будут зависеть наши жизни, ты будешь учиться выживать у всех шмакодявок этого города. Ты меня понял?

     – Чёрт знает что! — Зулу разрезал кулаком воздух и отвернулся.

     Миша подняла руку:

     – Внимание!! Прошу всех незамедлительно собраться возле нас! Нам с полковником Харрисом есть что вам сказать… Чукки, ради всего святого, сейчас не до обмороков!

     – Со мной всё в полном порядке, полковник… это я прислушиваюсь к туннелю…

     – На сканерах чисто, — Миша поставила Чукки возле себя. — Джентльмены! Солдаты! Обстоятельства несколько задержали нас в пути, но насколько мы, местные, знакомы с подобной ситуацией, можем всех успокоить: каждый третий выход в город через те туннели, которыми обычно пользуемся мы, сопровождается похожей ситуацией. Просто сегодня нам было несколько сложнее: нас почти что врасплох застал песчаный дьявол… Нам здорово повезло, что «Корветта» лейтенанта Квинси оказалась в режиме «холодного боя» в самом эпицентре акустического удара. А везение, как вы сами понимаете, в нашей реальности — ход королём для смертников! И если подобная ситуация не дай бог повторится, мы можем остаться в полкоманды.

     Красавчик поднял руку:

     – Мне кажется, прежде чем было окунать нас в подобную ситуацию, по-моему, следовало дать Команде «Альфа» возможность сначала пристреляться к новому оружию. Тогда, возможно, и мы не сидели бы сложа руки… Что?! Что?!

     Девчонки похватались за животы, даже Миша с трудом сдерживала невольную улыбку.

     – Лейтенант, у нас нет тиров для пристреливания, все боевые навыки приобретаются непосредственно на поле боя.

     – Вот так обучение для новичков!

     – Вы вовсе не новички, лейтенант Квинси… Но как бы там ни было, вы — Команда «Альфа» — своё первое боевое крещение приняли! И мы не можем сказать, что вы те мужчины, которых бы мы не хотели видеть в своих боевых рядах… Но теперь пусть город нас рассудит по справедливости, чтоб никто потом не жалел ни о чём таком.

     – Честно говоря, должен признаться, мне не пришлось выпустить ни одной пули по неприятельским войскам — «Ветта-детка» нас полностью заблокировала.

     – Зато покувыркались на славу! — Мэлвин засунул руки в карманы брюк и довольно покачивался на носках своих дорогих фирмовых кед. — Как в открытом космосе — почти что в полной невесомости… Ой!!

     Зулу сунул кулаком Мэлвину в бочину и тот замолк.

     – И часто у вас так… напряжно? — не унимался Красавчик.

     – Стандартная ситуация.

     – Стандартная? Понятно!

     – Не переживай, лейтенант, вы выжили! А что ещё надо, чтобы двигаться дальше?.. Драконья змея — дрянь ещё та: смертоносный газ, который эта гадина выпускает одной сильной направленной струёй, очень нестабилен и быстро распадается в пространстве. Но, если этот газ находит свою цель — это всё: конец! Дестабилизирующий смертоносный газ песчаника имеет пробивающий радиус точечного круга на самом проникающем молекулярном уровне — поэтому от него нет практически никакой защиты, кроме той, на которую мы можем рассчитывать. В этот раз песчаный змей не успел нанести первым удар — его опередила Чукки. Но если смертоносный газ песчаника попадает в конкретно намеченную цель, на спасение остаётся минимальный шанс… А отличиться, лейтенант Квинси, у вас, парней, будет ещё не одна возможность — поверьте мне на слово! Можете пока расслабиться — теперь напрягаться придётся, когда выйдем на поверхность: город вам предоставит такую возможность сполна, джентльмены!

     Гэбриэл вынул сигару изо рта:

     – Красавчик прав: пока что Команда «Альфа», увы, оказалась не у дел.

     – Это не так, полковник!.. Сержант Зулу превосходно справился с машиной, о которой он никогда слыхом не слыхивал.

     – Всё равно это мой фургон! — нервно отозвался Зулу.

     – Капитан Мэл Линкольн имеет самые чистые и ясные мозги, незамутнённые ничьей действительностью — ни вашей, ни нашей. Поэтому на него можно положиться, как мы полагаемся на Чукки.

     – Капитан космических рейнджеров всегда к вашим услугам, земляне!

     – Лейтенант Руперт Квинси имеет подсознательную интуицию и здравый азарт, что в нашем мире не последнее дело.

     – Ну хоть за что-то похвалили, — довольно облизнулся в ухо Танго Красавчик.

     – Шаромыжник… — прошипела лейтенант.

     – Полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис справился с данной ситуацией не только не хуже нас, но теперь я считаю, что под его непосредственным командованием это получилось бы даже более профессионально, чем у меня.

     – Польщён… но категорически не согласен!

     – Как для новичков, Команда «Альфа», вы были на высоте: никто не растерялся, каждый знал своё место и в любой момент готов был профессионально вступить в настоящий бой — даже с тем примитивным оружием, которое теперь имеет ничтожный коэффициент поражения… Не буду кривить душой — лично я ожидала меньшего!

     – Это не про меня, — снова повис над ухом Танго Красавчик.

     – И теперь должна сказать, профессор Джон Румаркер сделал правильный выбор. У вас настоящая команда профессионалов, полковник Харрис! И это не вы к нам, а мы к вам должны присоединяться… Разрешите пожать вам руку, полковник!! И хочу перед всеми этими солдатами сказать, что отныне вы наш единственный и безоговорочный полевой командир — и по лидерству, и по боевому раскладу… Мы выходим в город одной командой, а у команды должен быть один вождь, один лидер, один бог!! И это вы — полковник Харрис!!

     – Вы это абсолютно серьёзно, полковник Васильева?

     – Джон хотел, чтобы у нас был командир. И он считал, что лучший и единственный вариант — это вы, полковник! И не важно, что я ещё думаю по этому поводу: со стороны всегда виднее. Мы от многого отвыкли, многое уже не видели, а Джон из вашего мира, из прошлого. И как тогда, его мудрость — наше спасение! И сейчас только это главное… Морды друг другу будем бить после — после Победы!.. кто выживет…

     – Согласен… Но почему именно сейчас?

     – Именно сейчас, полковник! Там, наверху, уже не будет никакого выбора… Командир?! — Миша приложила руку к «морпеху».

     – Командор!!

     Они крепко пожали друг другу руки… и Гэбриэл развернулся к группе солдат:

     – Я всегда относился к жизни как к игре — даже когда был генералом своего маленького и чисто мужского войска Команды «Альфа»! Но теперь понимаю, что жизнь стала сложнее, раз женщины взяли в руки оружие, которое и мужчинам-то многим не по плечу… Поэтому будет лучше, если мы объединим наши усилия в единое целое! И пойдём дальше уже как одна команда: Команда «Альфа»!

     – Гэбриэ-э-эл? — поражённо протянул Зулу.

     – Гэбриэл!! — обрадовался Красавчик, явно имея при этом уже собственные планы на будущее.

     – Полковнику — ура!! — выкинул руку вверх Мэлвин. — Капитан Чукки Рур, принимаю тебя в ряды космических рейнджеров! Будешь моим штурманом и вторым пилотом.

     – Полковник Харрис, неужели вы действительно так легко, с разбега, принимаете чужих в Команду «Альфа», в команду-легенду?! — искренне смешливо «удивилась» Миша.

     – А с какой стати мы должны сопротивляться своему спасению?

     Все посмотрели на расплывшегося до ушей и сияющего как космическая звезда Мэлвина… Гэбриэл показал на своего капитана:

     – Да!! Я принял решение, и команда со мной согласна. Теперь мы все — Команда «Альфа»!!

     – Полковнику Гэбриэлу Харрису — ура!!! Ура!!! Ура!!! — заплясал вокруг себя Мэлвин... правда, получив тут же охлаждающий тумак от Зулу.

     – И командование вы должны полностью принять на себя, полковник Харрис! Нам нужен сильный, умный и смелый воин, который всегда сможет найти выход из самого безвыходного положения — именно как мальчишка, который всё ещё помнит в какие беспроигрышные игры надо играть с этим дворовым миром, чтобы не проиграть. Теперь вы — наш командир, а я — ваш командор!

     – Но это вовсе не означает, что я не выполню и ваших приказов, полковник Васильева: это ваш город!

     – За это можете не переживать, именно так и будет! Но принимать решения вам, полковник Харрис!

     – Я понял вас, Миша… И думаю, что у меня теперь просто нет выбора на что-то иное: я не имею права лишать надежды людей, которые в меня верят.

     – Слова не младенца, слова — мужчины с душой мальчишки… Нам это подходит! Наверное, Лео сейчас бы прыгала от радости — вот кто настоящий боевой младенец… Что ж, большому кораблю — большое плаванье! Командуйте парадом, полковник Гэбриэл Харрис!! Время — жизнь!!

     – Вас понял, командор! Но для начала разберёмся с насущным. Во-первых, что делать с этой непролазной слизью, если нам придётся возвращаться этим же туннелем?

     – За это не переживайте, полковник! Через пару часов слизь полностью впитается в землю, а куски песчаного дьявола будут растворены этой же слизью.

     – Во-вторых, впереди открытая дыра — свободный выход для любой опасной для нас твари.

     – Мы её закроем лазерной сеткой, как только будем проходить мимо на машинах.

     – Тогда третье — и главное: за дело, Команда «Альфа»!! Нашего полку прибыло! Зулу, Красавчик — за штурвалы! Идём в зону полного отчуждения… Всем по машинам!!

     Больше вопросов не было — все разбежались по своим бортам.

     Через полминуты машины остановились у дыры подземного крота.

     – Капитан, прикрой дыру!

     – Приказ понят… командор!

     – С почином, — улыбнулся Гэбриэл, выходя из фургона вместе с Мишей.

     Они встали напротив чёрного провала в стене шахты — сразу за спиной Чукки.

     – Дырища — атас!

     – Получится, капитан?

     – Без проблем… командир!

     Чукки нажала на спусковой крючок своей «Ра»: лазерная сетка раскрылась прямо в направлении середины дыры и, распахнувшись круговым веером, сразу же зацепилась всеми своими тонкими липучими щупальцами за края круглого прохода — получилось что-то вроде паучьей сетки-ловушки на выходе из норы земляного крота.

     – Ух ты! Высший класс, — Зулу выставил в окно фургона большой палец.

     Капитан довольно прижмурилась… но неожиданно резко согнулась пополам — «Ра» и «Одуванчик» упали на землю.

     Гэбриэл и Миша подхватили её под руки.

     – Миша?

     – Чукки, не время… Спокойно, командир!

     Мэлвин сразу же выскочил из «Корветты» и подобрал оружие капитана.

     – Там… над нами… смерть собирает богатую дань…

     – Это не припадок… остаток, — успокоила Миша.

     – В «голландец» её, — скомандовал полковник. — И вперёд!! Вперёд!!

     Миша и Андрей затащили Чукки внутрь фургона, а Гэбриэл развернулся к беспокойно мельтешащему рядом капитану:

     – Мэлвин, ты теперь в машине Красавчика — за Чукки! Бери её оружие! Смотри, не оплошай, но и глупостей не наделай.

     – Есть, командир!!

     – Поехали, Зулу!!

     Зулу повёл «Летучего голландца» по туннелю по намеченному ранее компьютером маршруту. Ещё две голубые молнии проскочили по фургону, прежде чем он приблизился к точке, указанной на карте монитора Кома. Чукки уже почти пришла в себя и сейчас беспокойно копошилась в оружейном ящике, подыскивая для себя подходящее оружие, но выражение её лица говорило само за себя: она была явно разочарована.

     – Что, капитан? — улыбнулся Гэбриэл. — Ничего в твоём вкусе?

     Чукки только молча отмахнулась головой.

     – Для Чукки ничего нет милее её родного «Одуванчика», — ответила Миша, заставляя своего капитана ограничиться тем, что на ней было и так в избытке. — Полагаюсь на чутьё вашего капитана Линкольна, полковник: «Одуванчик» — небезопасное в пользовании оружие.

     – Нашли на кого полагаться, — пробурчал Зулу.

     – Мэлвин, ты всё слышал?

     – Полковник, я же космический рейнджер!

     Миша пригнулась к самому уху Танго:

     – Красавчик — на тебе…

     – Ага!.. это я на нём…

     – Лейтенант?

     – Да поняла, поняла… хня!

     – Чё?!

     – Так точно!

     – Приехали! — Зулу притормозил фургон у глухой, но довольно приличного вида стены из более-менее цельного «металлического покрытия».

     Миша положила свою тяжёлую пятерню на плечо Зулу:

     – Сержант, прикажи своему бортовому компьютеру оценить состояние наружного лифта и разложить обстановку для выхода на поверхность сразу двух бортов.

     – Есть! Ком, состояние наружного лифта и обстановка выхода на поверхность моего фургона и «Корветты» Красавчика?

     – Лифт полностью готов к приёму на борт двух машин класса фургон, корвет… криозащита лифта — норма… до поверхности тридцать секунд полного подъёма… выход состоится в квадрате: 2-58 — перед гаражным тупиком на открытой выездной площадке размером тридцать шесть на четырнадцать футов, возле второго пожарного выхода для десятиэтажного вверх и трёхэтажного вниз Центрального Супермаркета «Стенли Бич» на Пятьдесят пятой улице — с прямым выездом на центральную дорогу города… Чтобы проехать на Пятьдесят Третью Улицу к Церкви Святого Андрея, следует сразу же по выходу из гаражного тупика свернуть направо, через шестьдесят ярдов развернуться в обратном направлении и двигаться по средней полосе: манёвр с тем, чтобы военная полиция обращала на трансформировавшийся военный транспорт наименьшее внимание… Ставлю первую протозащиту — для наименьшего сканирования транспорта. Приготовить документы, оставить только зарегистрированное оружие. Требую подтверждения на преобразование «Летучего голландца» в военный грузовой транспорт ОСОЗ… Командир?

     – Умный, сволочь… А о каком зарегистрированном оружии говорит этот чёртов трепач?

     Миша оставалась спокойной только на вид — на её лицо легла тень глубокого беспокойства:

     – Вам, как агентам спецподразделения «Барракуды», положено короткоствольное лазерное оружие, стандартный лазерный автомат и любое зарегистрированное… Если что, ссылайтесь на вашу полную засекреченность, полковник: заставьте этих наглых полицейских мудаков почувствовать, кто в доме хозяин.

     – Подтвердите приказ, командир! — настаивал на своём бортовой компьютер «голландца».

     – Подтверждаю, делай своё дело!! — прорычал Зулу.

     «Голландец» вздрогнул… по всему периметру фургона начались быстрые и конструктивные перемены: на стёкла надвинулись защитные решётки-жалюзи, передняя часть приняла форму тяжёлого грузовика, красная молния испарилась… между салоном и кабиной выросли две сетчатые перегородки с узким проходом между сидением переднего пассажира и креслом водителя… все кресла внутри салона развернулись вдоль бортов, убрав подлокотники и образовав две длинные скамьи со спинками… боковая дверь фургона самозаблокировалась под «хамелеон», а задняя, внутренняя, приняла отчётливо видимые очертания… всё, что было над спинками сидений, затянулось зелёной армейской сеткой… даже передняя панель кабины закрылась защитным сетчатым покрытием…

     – Полковник, вот это трансформация!!

     Зулу вылез из фургона глянуть на свою машину, за ним вышел и Гэбриэл.

     – Вот это настоящая маскировка! Вот это я понимаю! — Зулу аж присвистнул от такого конструктивного преобразования его фургона. — Неужели это действительно возможно и так легко?!

     – А на орбите космический модуль вообще может становиться невидимым, достаточно переключить его на соседнюю солнечную частоту, — Мэлвин высунулся в окно «Корветты» вместе со своим пультом.

     – Убью… после, — Зулу оббежал свой фургон со всех сторон и даже заглянул под днище машины.

     Грузовой транспорт ОСОЗ действительно имел несколько отличный от пэпээсного фургона вид: утяжелённая грозная машина чёрного цвета на четырёх парах широченных колёс.

     Сержант открыл заднюю внутреннюю дверь: на чёрных сидениях вдоль стен грузового военного транспорта сидели Андрей, Чукки, Танго и Миша — все с лазерными автоматами в руках.

     – Ты доволен, Зулу?

     – Спрашиваете, полковник! Таланта этому автомеханику хватит на десятерых… Нам бы такую хитрость — да в наше время.

     – Теперь это наше время, Зулу! Пора!!

     Как только они захлопнули за собой двери «Летучего голландца», Зулу сжал пальцами руль, завёл движок и выдохнул:

     – Мы готовы, подавай лифт к парадному, Ком!

     Стена перед фургоном разошлась в стороны… Впереди была длинная коробка лифта: примерно восемь на четыре ярда.

     Зулу завёл фургон в светящуюся голубым мягким светом коробку, за ним осторожно вползла «Корветта» Красавчика.

     – Эй, в грузовом… а лифт нас точно выдержит?!

     – Не переживай, Красавчик! — ответил Андрей. — Эта штуковина может выдержать вес дюжины таких «деток», как твоя «Корветта».

     – Звучит успокаивающе — надеюсь, Андрей, ты знаешь, что говоришь…

     – Хватит трепаться, Красавчик!! — Зулу был в некотором напряжении. — Ком, как нам выйти на поверхность, чтобы оставаться менее заметными?

     – Прежде всего, с выключенными фарами: пять часов вечера — в самом городе полная темнота… После выхода на центральную дорогу нужно будет снова включить фары. Командир?

     – Ну! Умная бестия… Поехали уже!

     Лифт мягко дёрнулся и беззвучно пошёл вверх.

     – Пятьдесят ярдов, сорок ярдов, — методично отсчитывал Ком, — тридцать ярдов, у соседей тишина…

     – Соседи? — нахмурился Зулу.

     – Подвальные помещения Центрального Супермаркета находятся за лазерной сеткой… — пояснил Ком, — двадцать ярдов… по городскому ответвлению туннелей проходят багги «городских кондоров»...

     – «Городских кондоров»?

     – Одна из бруклинских банд имеет своё логово под городом, командир… очень опасные и непредсказуемые безбашенники: большей частью генокеры, возглавляемые людьми из «древних»… Десять ярдов! Приготовиться к общему манёвру!

     – Красавчик, Мэлвин, вы готовы?

     – Так точно, полковник!

     Лифт ещё раз дёрнулся и встал.

     – Шесть футов до открытия верхних щитов, по проходу движется служащий Супермаркета… Всё чисто, продолжаем подъём… Внимание! Открываю первые ограждающие щиты наземного перекрытия.

     Зулу и Гэбриэл высунулись из окон «голландца»: голубовато-стальные «двери» наземной крыши расходились в стороны, открывая взору страхующее каменно-металлическое перекрытие.

     – Внимание! Поднимаю на поверхность оба борта!

     Страхующее перекрытие над машинами очень быстро пошло в стороны — и оба борта за четыре полных секунды уже стояли на поверхности. Лифтовая основа под колёсами машин в одно мгновение сошлась верхним уличным покрытием. Прямо напротив выхода из длинного тупикового коридора, через широкое полотно центральной улицы хорошо просматривалась большая автостоянка и заправочная станция.

     – Впереди чисто, справа чисто… слева через пятьдесят ярдов по ту сторону дороги стоит «городской спринтер» — полицейский наземный патруль… Принимайте решение, командир!

     – Переждём патруль или на выход?

     Миша положила руку на шею пополам согнувшейся на сидении Чукки:

     – Надо спешить, что-то неладно сегодня с Чукки… Наземный патруль в этой части города крайний. Если мы выйдем на границу сектора этого квартала, скорее всего, наземный патруль больше не встретим. А «небесный охотник» в это время суток не спускается со своих небес, предпочитая патрулировать на более безопасном расстоянии над небезопасными улицами погранзоны, а в Бруклин они вообще редко суются по ночам… Моё мнение, полковник: нужно ехать!

     – Положимся на злодейку-удачу… Выруливай, Зулу!

     – А мы, Гэбриэл?

     – Красавчик, если нас остановит патруль, проезжайте мимо как ни в чём не бывало. Дальше по дороге встанете, подождёте нас.

     – Правильно мыслите, командир, — Миша согласно кивнула.

     – Добро пожаловать в обезьянник, смертнички! — подбодрил своих пассажиров Ком.

     Зулу включил фары, спокойно вывел фургон из длинного тупика Центрального Супермаркета и повернул направо… Широкая улица была отлично освещена красновато-жёлтым светом уличных фонарей и ярким отсветом разноцветных витрин многоэтажного магазина. Мимо шмыгали непривычного вида машины, больше походящие на вытянутые зубила на колёсах. И всё же это были автомобили, а не «летающие тарелки» — как сразу же выдвинул своё собственное предположение Капитан космических рейнджеров.

     – О мой Бог! Красавчик, ты только посмотри на это далёкое подобие земного транспорта — какое грубое копирование, какое ничтожное подражание… уж лучше бы не скрывали своего инопланетного происхождения под этой неотёсанной примитивной маскировкой…

     – Не сейчас, Мэлвин! — шикнул на своего друга лейтенант.

     Полный разворот на соседнюю полосу на круговом перекрёстке уже через полминуты закончился резким взмахом дубинки патрульного полицейского.

     – Полковник!

     – Я вижу, Зулу, нам сигналят… Спокойно, но уверенно съезжай на обочину. Недолго покрутили колёсами по городу. Всем приготовиться к приёму гостей… Красавчик?

     – Проезжаю мимо, Гэбриэл… много крови не развозите — копы тоже люди…

     – Заткнись, идиот! — прошипел Зулу на проскользнувшего мимо на своей «Корветте» Красавчика.

     – Зулу, сиди молча, ничего не предпринимай — это приказ!

     Сержант поставил свой грузовой транспорт за патрульной машиной военной полиции.

     – Сейчас они считают нас на своём ПЧ и всё про нас узнают, — Миша не дёргалась.

     – Всё или ничего! — отозвался Гэбриэл.

     – Скорее — ничего, — Танго сняла с предохранителя свой ПП.

     К «голландцу» с обеих сторон приближались сразу двое копов в военной форме со знаками различия фортовской городской полиции… Зулу положил локоть на раму открытого окна, а Гэбриэл неторопливо раскурил новую сигару.

     – Офицер Джол... патруль... документы...

     Зулу как можно спокойнее осмотрел каменное лицо полицейского и, рыкнув сквозь скрежещущие зубы, вызывающе молча отвернулся от него.

     Другой коп постучал своей дубинкой по решётке окна со стороны полковника.

     Гэбриэл подождал пока стекло неспешно съедет вниз, а решётка сложится в жалюзи, и не глядя на полицейского, положил локоть на раму окна:

     – В чём дело, сержант?

     Коп приложил руку к полицейской каске:

     – Сержант Скотт... военно-полицейский патруль, сэр! Что вы делаете в это время в этой части города? Военный транспорт заходит в этот квадрат только в сопровождении парного транспорта или машины поддержки небесного патруля… К тому же вы в гражданском! Сэр?

     – Сержант, вы давно на этой службе?

     – Два года, сэр!

     – Вам не мешает научиться отличать спецтранспорт от обычного военного транспорта Форта Глокк.

     – Простите, сэр! Служба!

     Получив от ворот поворот, первый коп направился к задней двери грузового транспорта — открыв дверь, он точно так же тупо уставился на бесстрастную разношёрстную четвёрку с лазерными армейскими автоматами в руках.

     Похоже, что сержант имел всё же более подходящие человеку мозги, нежели его тупой непробиваемый напарник генокер.

     – Спецтранспорт? — сержант проверил поданное удостоверение полковника под определительным сканером: на экране зелёной сетки ручного дисплея высветилась мигающая красная полоса. — Полковник Харрис, я должен немедленно связаться со своим начальством: ваши спецдокументы не проходят через наш ПЧ — ни на вас, ни на ваш спецтранспорт.

     – Вы остановили инспекционную машину с закрытым кодом допуска — это не для вашего примитивного патрульного устройства… Вы нас задерживаете, сержант!! Документы!!

     Командный голос полковника привёл в некоторое замешательство стушевавшегося от такого наезда копа… на мгновение растерявшийся сержант протянул удостоверение «спецагента ОСОЗ» обратно в окошко машины.

     – Полковник Харрис, я должен незамедлительно связаться с Внутренним Департаментом Форта Глокк!!

     – Так в чём же дело, сержант? Поехали, Зулу!!

     Танго тут же захлопнула заднюю дверь перед носом тупого полицейского.

     Зулу вжал ногу в педаль газа:

     – Полковник, кажется, мы засветились.

     – Прекрасно! Всё идёт по плану, Зулу. Посмотрим, привлекло ли наше выступление местную публику от Форта Глокк.

     – Разумно ли — так? — Андрей скосился на заговорщицки ухмыляющуюся Мишу.

     – Они сорок лет не имели права даже дышать… Пусть! Элита «старой гвардии» заслуживает на свою персональную славу!

     – А мы на собственные похороны.

     – Не ворчи, Андрей. Люблю, когда шалости переходят все границы — становится интересно жить! Хотя бы на время.

     – Командор? — полковник не приглушала своего акустика, так что Гэбриэл всё слышал.

     – Ваше появление в городе, полковник Харрис, в один момент расшатало подпорки этого прогнившего дома… Я чувствую запах свободы!

     – А я запах смерти! — довольно гоготнула Танго.

     – Это почти что одно и то же… Красавчик, ты где?

     – В шестидесяти ярдах впереди, Гэбриэл… Засветились, что теперь?

     – Всё нормально, лейтенант! Через десять минут вся полиция Индианаполиса будет знать, что Команда «Альфа» имела наглость восстать из мёртвых! Представляю крайне озабоченное и туповатое выражение лица Бэккварда.

     – Ну вот, теперь я вижу, что мы вернулись… Только ты так мог, Гэбриэл: не проехали по городу и двух минут, а уже высветились во всех полицейских отчётах по полной программе!

     – Чего ты так дёргаешься, Красавчик?! — это был радостный голос Мэлвина. — Сейчас Зулу перекинет свой военный транспорт обратно в фургон, и никто в этом районе никогда не отыщет военного грузовика со спецагентами из «Барракуды».

     Гэбриэл повернул голову к сержанту:

     – Мэлвин говорит дело… Действуй, Зулу!

     – Ком!! Нам нужен мой фургон — пошевеливайся!!

     – Ваш фургон, сержант Инкейн?

     – «Летучий голландец» — черти тебя разнеси на куски, придурок!!

     – Приказ принят! И нечего так орать, командир. Жду наиболее уменьшенного кругового обзора по нашему транспорту… Есть! Поймал! Трансформация начата… Трансформация закончена, вы снова в вашем родном фургоне… Командир?

     Зулу только покачал головой.

     Фургон проехал мимо стоящей на обочине «Корветты».

     – Красавчик, не отставай!

     – И не собираюсь! В этом зомби-городе моей «Ветте-детке» совершенно делать нечего… Это не Лос-Анджелес — и это видно с первого взгляда.

     – Это точно!! — ударил руками по баранке Зулу.

     – Вы только посмотрите на это небо! Что это за красная дрянь над нами? Ни одной звезды, ни одной луны, ничего… И вообще, сейчас в этом городе на улице зима или лето?!

     – Зима, лейтенант, — отозвалась Миша. — И даже вроде как декабрь тридцать первое… Новый Год на носу!

     – Где?! Где Новый Год?! В упор не вижу ничего похожего!!

     – В этом городе, лейтенант, не бывает ни снега, ни дождя… ни луны, ни солнца… под этим лазерным куполом всегда один сезон: мёртвый!

     – А как же дневной свет?! Как же хоть что-то?!

     Миша кивнула Андрею… Продолжил уже мальчишка-генокер:

     – Всё небесное освещение над городом от лазерной сетки — и днём, и ночью. Днём чуть светлее: солнечные лучи серого солнца пытаются пробиться сквозь тёмно-фиолетовое небо и лазерный щит над нашим Индианаполисом.

     – Всё это так слабо утешает.

     – Красавчик прав: где уличные собаки, дети, старики? — раздражённый голос Зулу вторил лейтенанту в каждом акустике команды. — Вижу здания, машины, взрослых и молодых… Где дети?!

     – Дети нынче супердефицит, Зулу: человеческие дети не живут без солнца, а высокая радиация убивает их ещё до рождения или малолетними младенцами, — генокеры заменили нам человеческих детёнышей.

     – Бред какой-то…

     – И даже ни одного газетного лотка!

     – Мэлвин, у нас давно нет лесов, из древесины которых можно было бы делать книги и газеты — телебуки заменили всю прессу.

     – Вот и сбылось великое пророчество «441 по Фаренгейту»! А за чтение старых книг уже преследуют?

     – Скоро будут, капитан! Впрочем, читать всё равно больше нечего.

     Гэбриэл показал на пролетевший над ними поезд:

     – Миша, вы говорили, подземка не работает!

     – Подземка — нет! Надземка только до границы нейтральной зоны между Центром и Блошиным Бруклином и только до шести вечера: эта, должно быть, последняя на сегодня.

     – А пока мы вас ждали, над нами пролетала какая-то автохреновина, очень похожая на полицейскую «вертушку»!

     – Она самая, Мэлвин: «небесный охотник» — «вертушка», которая может сесть где угодно и на что угодно. Весьма опасная штуковина для нас, но пока мы ещё не представляем для них интереса.

     – Может, они уже ищут нас?

     – Думаю, что так, Зулу! Но попасть на их волну практически невозможно и небезопасно, так можно выдать самих себя.

     – Надо было всё-таки выходить в город на фургоне, а не на военном грузовике!

     – Нет, Зулу! «Летучий голландец» слишком хорошо известен в городе, а Бэкквард сейчас ведёт охоту на Лео.

     Сержант раздражённо ударил руками по колесу баранки:

     – Надо было сразу выходить в Бруклине!!

     Танго за спиной Зулу глухо засмеялась… Миша пояснила:

     – Там у нас всего два выхода наверх и оба заблокированы наземными постройками. Когда нам понадобятся эти выходы, мы сможем ими воспользоваться только один раз, потому ими никто не пользуется. Да и заход в Бруклин-город — это сразу же какой-нибудь нарыв. А нам сейчас надо шуметь как можно меньше.

     – Церковь Святого Андрея в конце следующего квартала — квадрат: 2-60, — подал голос Ком. — Пожалуйста, соблюдайте предупредительную осторожность: наблюдается большое скопление разнородной неконтролируемой толпы…

     – Что этот болтун имеет в виду под большим скоплением разнородной толпы?

     Миша пригнулась между передними креслами кабины:

     – Напротив церкви когда-то была большая площадь с городскими фонтанами и прекрасным парком. Теперь там Блошиный Бруклин: начало пограничной зоны Бруклин-города — зоны разгульных баров, ночных клубов, уличных магазинчиков, продавцов наркоты, воров, проституток, убийц и конечно же Цирка-Шапито!

     – Горючая смесь, — заметил Гэбриэл.

     – И весьма подходящая публика для городской площади с единственной церковью в городе, — обиделся за весь мир Красавчик.

     Зулу подбросило на сидении:

     – Гэбриэл!!

     – Действительно, весьма необычный маскарад, особенно для городских улиц…

     По тротуару справа прошла толпа с дюжину человек — в длинных чёрно-красных плащах и с птичьими масками на лицах.

     – Для городских улиц обречённого города, полковник, обречённого — не забывайте! — закончила мысль Гэбриэла Миша. — Теперь каждый сходит с ума по-своему, дожидаясь своего Ангела Смерти! Кто-то просиживает все ночи возле телебука с «родственниками» из бесконечных сериалов и шоу программ. Кто-то гоняет по улицам города всю ночь, постреливая и грабя что успеется награбить, пока не пристрелит «небесный охотник». А для кого-то грязный Бруклин семья родная — и днём, и ночью…

     Машины подъехали к началу бывшей Площади Церкви Святого Андрея.

     Миша пригнулась к Зулу:

     – Сейчас проедешь до конца площади и сразу же развернёшься, надо встать за боковым входом в церковь — там мы будем менее всего заметны… И не обращай внимания на всё это светопреставление! Езжай потихоньку прямо через толпу дальше.

     – Что это за светящиеся маячки периодически на обочинах — дорогу что ли отмечают?

     – Нет, Зулу… Это «сигнал монстра»! Если в пределах ближайших двадцати ярдов пробивается на поверхность какая-нибудь подземная тварь, автоматически срабатывает сигнализация — все близрасположенные на домах и столбах лазерные самонаводящиеся пушки берут на автоприцел монстра и расстреливают эту тварь. Побочный эффект — совершенно не имеет никакого значения, кто ещё попадает в радиус действия обстрела пушек: люди, генокеры, машины — всё летит к чертям! Правда, город буквально запакован не только в лазерную сетку, но и весь асфальт из особого материала: «прорезиненный» жидкокристаллический металл, который мешает тварям прошныривать между лазерной растяжкой… но бывает по-всякому…

     – А эти пушки при желании можно направить, скажем, против нас?

     – Можно, полковник Харрис, в нашем городе всё можно «ради спасения нации»! Пушки стреляют по небесным драконам, по подземным кротам, по песчаному змею, надо — и по толпе, и в точечном режиме сработают — общее управление осуществляется всё из того же Форта Глокк. Правда, дальше погранзоны пушек нет. В Бруклине их попросту поснимают свои же — бруклинцы: фортовские штучки там ценят!

     – Думаю, мы здесь долго не задержимся. Либо этот город уничтожит нас в ближайшие часы, либо мы должны его покинуть как можно быстрее… в ближайшие дни…

     – Вы очень правильно удерживаете ход мысли за драконий хвост, полковник, — усмехнулась Миша, — особенно если учесть, что в розыске уже все присутствующие здесь: я, Танго, Чукки, а теперь и вся Команда «Альфа» — так удачно засветившаяся в первые же две минуты выхода на поверхность.

     – «Детка» Красавчика ещё не в чёрном списке Бэккварда и Лео не в городе, — Андрей хмурился, вся эта заваренная полковником Харрисом заварушка ему страшно не нравилась.

     – Как в старые добрые времена, — довольно выдохнул Гэбриэл густым облаком табачного дыма. — Вам не кажется, Миша, что все эти перемены последних дней всех нас так сблизили. Мне кажется, мы действительно становимся одной общей семьёй — любящими и понимающими друг друга с полуслова братьями и сёстрами!

     – Доживём — разберёмся, полковник.

     В общем акустике снова отозвался голос Красавчика:

     – Парни, вы видите, что вижу я?!

     – А по-твоему, мы слепые?! — огрызнулся Зулу.

     – Вам не напоминает всё это «бегущего по лезвию»? Здесь все на одно сливающееся лицо, хоть все такие разные — попробуй отличи, кто из них генокер, а кто человек… а кто вообще непонятно что…

     Большая площадь действительно представляла собой нечто напоминающее смесь огромного цыганского табора, огненного циркового шоу, восковых «кукол» Мадам Тюссо, мини-пицц на колёсах, благоденствующих в изобилии панкующихся проституток и старых подержанных авто, в которых творилось что-то, даже на вид запретное и отвратительное: в них явно торговали всем, чем только можно и невозможно было придумать, а заодно ловили наркотическое безумие человекоподобные существа всех возрастов, родов и племён.

     – Похоже, ты прав, Красавчик! Такое впечатление, что весь этот сброд не волнует ни сегодня, ни завтра…

     – А по-моему, так всё это «хламьё» больше похоже на пир во время чумы!! Гэбриэл, вы только посмотрите на эту балаганную ярмарку уродов… Прочь!! Прочь от моей машины, уроды!! Прочь, я вам сказал, гадливые коротышки!!

     – Зулу, не так громогласно, ты привлекаешь к нам излишнее внимание.

     – Но… командор! Эти тряпичные уродцы не дают мне проехать.

     – Попроси помощи у бортпомощника.

     – Ком!! Выдай-ка этим безносым чучелам порцию свинца по их капюшонным головам — пусть оставят мой фургон в покое.

     – Команду принял, командир… лёгкий статический разряд для мутированной органики…

     По фургону пробежала лёгкая дрожь — и незваные прилипалы-коротышки, в коричневых обтрёпанных балахонах и с красными глазами на изуродованных какой-то болезнью серых лицах, с поросячьим визгом в один момент поотскакивали от бортов «голландца».

     Гэбриэл довольно кивнул:

     – Соображаешь, Зулу!

     – А разве вы этого эпизода уже не видели раньше?.. «Эпизод VI: У Джамбы на пирушке».

     – Что ты там опять мелешь, придурок?! Никакого Джамбы я не знаю!

     – Зулу, прекрати меня всё время называть этим уничижающим человеческое достоинство понятием! Я не имею ничего общего с этим космическим сбродом с планеты Ранетия — системы Виго… Я — командир космических рейнджеров Капитан Мэл Линкольн — совсем из другой звёздной системы и не имею ничего стыкующего с этой одурманенной лазерным опием галактикой!

     – Гэбриэл, о чём это сейчас мелет этот законченный придурок?!

     – О том, Зулу, что мы сейчас находимся в другом измерении, времени и пространстве… и, судя по тому, что я вижу собственными глазами, так оно и есть… Мэлвин, ты в норме?

     – Капитан Мэл Линкольн всегда на своём космическом посту, полковник!

     – Миша, что там Чукки? Опять скрючило?

     – Есть такое дело… Подъезжаем! Стены не просматриваются, сержант?

     – Лазерное покрытие и четырёхфутовые стены не пропускает нашего сканирования, — ответил Зулу.

     – Ох, не нравится мне всё это!

     – Что ты видишь, Красавчик? — спросил Гэбриэл.

     – Площадь полна народа, Блошиный Бруклин буйствует, а на ступенях церкви ни одного живого или мёртвого тела. Самое подозрительное, как говорила командор, в это время церковь должна быть наглухо закрыта на все замки и замочки. А я практически уверен, что главные двери центрального входа имеют небольшую свободную щель, а сквозь боковые двери левого придела, похоже, просачивается слабый свет, который совсем не наблюдается с той стороны, к которой подъезжаем мы.

     – А это значит, что церковь не заперта как полагается… Но, по крайней мере, нас здесь не ждут. Ком, что скажешь?

     – Нутро церкви не пустует — это однозначно! Фиксирую живое передвижение по всему внутреннему периметру. Большего сказать не могу, сложное перекрытие глушит мои сканеры.

     – Джентльмены, действуем по оперативному плану: Андрея оставляем прикрытием на обеих машинах, Красавчик, Мэлвин и Танго заходят с левого придела — обойдя церковь, Миша и Чукки заходят внутрь с тыла, я и Зулу открываем двери правого придела. Никому не светиться с центрального входа! По поводу находящихся внутри церкви, думаю, у нас хватит человеческой прозорливости отличить дерьмо от святых вещей… Всем надеть маски защиты джи-ай! Быть предельно осторожными, на рожон без надобности не лезть!

     Полковник взял в руки свою винтовку:

     – Пошли, ребята!!

     Люди выскользнули из машин точно тени… Девчонки сняли портупейные ремни, но были со своим оружием, парни — с винтовками М16 и «глоками», Мэлвин не забыл перекинуть через голову ещё и «Одуванчик» Чукки.

     Гэбриэл и Зулу подбежали к дверям правого придела — те оказались наглухо закрыты на засов изнутри церкви.

     – Зулу, не будем ломать, потеряем время и привлечём внимание… Аккуратно зайдём с центрального входа. Постарайся, как войдём, сразу же закрыть за нами двери.

     – Будет сделано, полковник!

     Они пробежали вдоль высокой стены церкви к её центральному входу. Зулу резко с силой потянул на себя одну из массивных створок высоких двенадцатифутовых дверей. Гэбриэл вбежал в открывшийся проём, в это время Мэлвин дал длинную очередь вдоль верхнего клироса церкви! Зулу, уже изнутри, с трудом тянул створку дверей за собой — настолько она была тяжёлой… Сверху, за спину Гэбриэла, с визгом и грохотом свалилось какое-то тряпичное отродье и завертелось по полу, истекая тёмно-бурой кровью. Что-то ужасное происходило в большом алтаре, куда должны были войти с чёрного входа Миша и Чукки.

     Картина предстала перед глазами полковника не из обыденных: последний раз такое подобие замедленной полуреальности Команде «Альфа» приходилось видеть ещё во Вьетнаме…

     Скудное освещение всё ещё качающихся на своих цепях лампад и разбросанных по мраморному полу горящих свечей бросало зловещие отсветы на образы, стены и тонущее в крови пространство вокруг — придавая этой ужасающей драме дикого разгула, пирующей на костях и крови смерти, ещё более жуткое видение: всё кругом вертелось, визжало и стонало мучительными криками умирающих и радостными танцами жертвенного приношения измывающихся над себе подобными.

     Всё было залито кровью — человеческой ярко-алой кровью! Прямо посреди церкви навалом лежала гора человеческих тел, возле которой копошились отвратительные человекоподобные существа — именно такую толпу «коричневых балахонов» ещё несколько минут назад Зулу отгонял от своей машины… Над царскими воротами центрального иконостаса в виде распятого бога на кресте висел человек в одежде священника — должно быть, его там прибили, так как лестница валялась тут же, под алтарными воротами. Несчастный на кресте был ещё жив, но весь его жалкий вид уже не внушал надежды на спасительное чудо: его седые длинные волосы были вырваны из головы целыми клочьями, кровь заливала всё его изуродованное порезами лицо, а из-под разодранной ризы торчали обрубки ног — без обеих стоп… весь алтарный иконостас был залит жертвенной человеческой кровью священника…

     Ноги Гэбриэла буквально утопали в крови! Он дал очередь по тварям в центре… Красавчик прикрывал Танго, которая своими кастетными «хамелеонами» метелила направо и налево как заводная кукла. Мэлвин возле алтаря отмахивался прикладом от тварей, которые бросались на него, как пираньи на свежевыпотрошенную наживку.

     – Полковник!!

     На Гэбриэла откуда-то сверху свалились сразу две вопящих «обезьяны» и вцепились в его спину и голову. Зулу бросил выпотрошенную до последнего патрона винтовку, руками оторвал от спины Гэбриэла одну тварь, за ней другую и хряпнул обеих что есть силы об пол! В тот же миг на самого сержанта сверху точно горох посыпались тряпичные уродцы. Гэбриэл замахал прикладом винтовки по всему, что цеплялось за тело Зулу.

     Со стороны центрального алтаря раздался душераздирающий вопль боли! Это был голос Чукки!

     – Полковник!! — на Мэлвине висела такая же свора, как на Зулу.

     – Гэбриэл — к девчонкам… Я сам!! — Зулу наконец отцепил от своей шеи чьи-то руки-щупальца и серьёзно занялся всей своей королевской свитой.

     В левом приделе Красавчик стоял спиной к стене и довольно удачно постреливал из «глока» по всё падающим и падающим на него со всех боков «тряпичникам». Танго уже была на верхнем клиросе — оттуда во все стороны по церкви летели руки, ноги и рваные куски мяса вместе с грязным тряпьём.

     Отстреливаясь на ходу от скачущих вокруг него тварей, Гэбриэл прорывался к центральному алтарю… Но в это время хлипкие створки врат иконостаса слетели со своих петель вместе с прилипшей к ним Чукки и полетели вниз по алтарным ступеням. Миша встала в проёме под иконостасом, спиной к церковному залу — в руках у неё была «Кустика»! Гэбриэл схватил весь клубок, за которым с трудом угадывались руки-ноги Мэлвина, и спихнул всё это месиво вниз — следом за алтарными воротами. Удар «Кустики» пришёлся по внутреннему замкнутому пространству беспощадным резонансным ударом, который, не найдя себе никакого выхода, пошёл обратно по обтекающей… Мишу отбросило назад — на полковника, Мэлвина и Чукки! Чудовищная акустическая волна пошла по круговому радиусу по стенам церкви, в обоих противоположных друг другу направлениях и, по пути заодно прихватив за компанию Красавчика, поволокла его за собой к центральному входу, наглухо перекрытому сержантом накладной задвижкой. Всякий звук на это время попросту пропал, выпал из реальности: не было слышно ни криков людей, ни воплей кинувшихся по своим дырам «тряпичников».

     Гэбриэл видел, как края иконостаса вырвало с первым же ударом, и вся эта махина вместе с распятым священником стала валиться на людей под ступеньками алтаря… Но акустическая волна прошла по храму намного быстрее, чем иконостас успел упасть вниз. От тварей, что обволокли Мэлвина единой живой массой, не осталось и следа, но всё же они были не столь быстры, как гуляющая по церкви встречная резонансная волна. Миша в это время подняла руку и накрыла своих неполной полусферой. Турбулентный вихрь захватил в себя Красавчика, но вжал Зулу всем своим давящим краем в центральные двери церкви… Дальше всё стало резко убыстряться: акустическая волна завернулась с обеих сторон как пирожок и пошла внутрь самой себя! В это время Гэбриэл успел ещё подумать, что хорошо сейчас только тем, кто под таким мощным протощитом, как они: Красавчика вертело внутри настоящего смерча, как песчинку в глубине падающего с высоты водоворота — вместе со всей бесформенной тряпичной массой внутри воронки.

     Гэбриэл пытался докричаться до Миши, но звука не было даже в акустике криотопа джи-ай. Он показывал сквозь мутный полупрозрачный шатёр протощита на бедного Красавчика, жизнь которого сейчас висела буквально на волоске. Но Миша показала: нет! — щита она не снимет… У полковника всё сжалось в груди, он чуть не задохнулся от собственной немощи, глядя на всё быстрее закручиваемого внутренней воронкой Красавчика.

     Быстрая ярко-красная молния прорезала беснующийся резонансный вихрь и обвилась вокруг тела Красавчика — и в следующее мгновение лейтенант куда-то исчез. Но это было ещё не всё… Сквозь сферу Гэбриэл видел Зулу, которого сначала вбило в массивные двери так, что он стал похож на рекламный щит, а потом захватило внутрь уходящего в центр церкви хаотичного потока и потащило за собой. Но сержант успел схватиться за массивную колонну и какой-то просто невероятной нечеловеческой силой удержаться за неё руками, в то время как его беспомощное тело рвало во все стороны точно бумажную обёртку от конфеты.

     И в это время турбулентная шапка наконец-то нашла самое слабое место во всей этой каменной коробке: должно быть, раздался мощный звуковой хлопок — так как полковник видел, как сферический купол церкви над ними эффектно разорвало розочкой.

     – Время заканчива… ослабевает…

     В акустике джи-ай полковника прорезался голос Миши, но она кричала это не ему: её вытянутая вверх рука сейчас удерживала сильный не прогибающийся энергетический щит над их головами, другой рукой она уже вытащила из своего «тяжа» инъекционную ампулу и, откусив её верхнюю часть, вылила содержимое в рот Чукки.

     – Всё будет как всегда, капитан: зашьём, заштопаем, залепим — будем жить дальше… Полковник, мне бы не помешала помощь Мэлвина, заставьте его очнуться! Ещё секунд десять, и я сниму щит.

     Гэбриэл проверил артерию на шее Мэлвина: живой! Хорошенько похлопав его по щекам, Гэбриэл привёл капитана в чувство.

     Мэлвин открыл глаза и тут же схватился за полковника:

     – Папочка!! Эти твари хотели разорвать меня и съесть по кусочкам.

     – Забудь! Нам нужна твоя помощь, капитан.

     – А как же твари?!

     – Капитану Линкольну — космическому рейнджеру и защитнику вселенной — не пристало показывать другим свои слабости и детские страхи.

     – Вы правы, полковник… Мамочка!! — Мэлвин повернул голову набок и, увидев разрезанное на полосы и залитое кровью изуродованное лицо Чукки, снова потерял сознание.

     Полковник встряхнул Мэлвина:

     – Капитан!! Мы в окружении вьетконговцев, вся надежда на твою «вертушку».

     Мэлвин поднял голову:

     – Где она, полковник?!

     Гэбриэл кивнул головой на Чукки:

     – Вот она — твоя «вертушка»! За работу, капитан!

     Миша сняла щит и огляделась вокруг… Картина была не из приятных. Всё кругом превратилось в бесформенное бурое месиво: везде, куда только падал человеческий взгляд, валялись куски мяса, оторванные руки, ноги, человеческие головы и даже глаза. От «тряпичников» не осталось и следа — все, кто успел, разбежались и попрятались по щелям и норам, из которых они пришли.

     – Полковник, мы уже дважды за последние полчаса умудрились засветиться. Если мы в ближайшие пару минут отсюда не выберемся, нам с радостью откроют свои гостеприимные объятия подземные Казематы Форта Глокк!!

     Гэбриэл только кивнул на слова Миши — он не мог даже открыть рта: невольная окутывающая и такая знакомая испепеляющая тошнота подступила под самые закипевшие мозги. Стараясь ни на что не смотреть, полковник побежал к центральным дверям — там без сознания лицом вниз валялся возле колонны Зулу. Вся одежда на нём, кроме джи-ай, превратилась в рваные кровавые лохмотья, но видимых серьёзных повреждений Гэбриэл на нём не заметил.

     Полковник перевернул тяжёлое тело сержанта на спину:

     – Сержант, к бою!! Где твоя винтовка, солдат?! Отвечать!!

     Зулу открыл глаза:

     – Полковник… вьетконговцы пытали нас с Красавчиком…

     – Я знаю… Но если ты сможешь подняться на ноги, сержант, мы все сможем бежать из плена!

     Превозмогая мучительную боль переломанных рёбер и простреливающую боль в позвоночнике, Зулу с помощью Гэбриэла поднялся на ноги… Полковник вложил в его руки свою винтовку:

     – Возвращаемся на «Летучий голландец», сержант! Ты нам сейчас нужен, без тебя танк не пройдёт по этим джунглям… Это приказ, сержант!!

     – Есть, полковник…

     Гэбриэл дотащил сильно прихрамывающего и стонущего от невыносимой боли сержанта к дверям правого придела церкви. Он прислонил его к стене и открыл тяжёлый навесной засов.

     – Пошли, Зулу, машина всего в нескольких ярдах… Андрей, помоги!

     Мальчишка-генокер уже подставлял своё плечо под руку Зулу.

     – Андрей, посади его за руль и дай сержанту какое-нибудь обезболивающее, ему ещё вести фургон!

     Гэбриэл развернулся и сразу же столкнулся в дверях с Мэлвином, который нёс на руках Чукки.

     – Полковник, быстрее! Нам надо убираться отсюда… Пропали Танго и Красавчик, в смысле — не отзываются.

     Гэбриэл забежал обратно в церковь… Миша разгребала огромный слипшийся завал. Гэбриэл глянул вокруг себя — где последний раз был Красавчик? А Танго?

     Он вспомнил про щитки джи-ай. Сканер-дисплей сразу же нашёл обоих: наверху — на клиросе… Полковник кинулся туда!

     Уже на ходу он ещё успел подумать, что некоторые вещи на Земле, наверное, так никогда и не поменяются — даже если, наконец, наступить долгожданный мир…

     Ступеней, ведущих на верхний клирос, на прежнем месте попросту не оказалось — всю лестницу подчистую смело акустическим торнадо. Но половина клироса каким-то невероятным чудом до сих пор всё ещё держалась за стену и с неё постоянно что-то сыпалось вниз.

     – Танго?! Красавчик?! Отзовитесь!!

     Сверху посыпалась старая деревянная труха: по всей видимости, церковь за все последние десятилетия не претерпевала никаких существенных изменений и перестроек, и потому всё в ней было настоящим — и чёрные иконы, и деревянные ступени, и даже толстая четырёхфутовая кладка каменных стен.

     – Вы меня слышите, Команда «Альфа»?! Красавчик?! Танго?! Если слышите — отзовитесь! У нас неприятности…

     – Гэбриэл, — простонал откуда-то сверху Красавчик, — я боюсь даже дышать, тут всё еле держится.

     – А Танго?

     – Она запихивает в кулёк из своей аптечки… левое запястье…

     – Чьё запястье, Красавчик?! Своё?!

     – Моё, Гэбриэл…

     – Красавчик?! Танго?!

     – Командир!! Поспешите!! Уходим!!

     Гэбриэл обернулся — Миша несла на руках к боковому приделу растерзанное тело священника.

     – Танго!!

     – Да здесь я, здесь…

     С рваного карниза свесилась безжизненная рука Красавчика и высунулась голова Танго.

     – Полковник, встаньте вот тут, будете страховать нас!

     Танго как лежала, так лёжа и вывалилась за край карниза, но уже у самого пола встала на свои ноги. Её кожаное пальто было всё в крови, но ни одного пореза ни на ней, ни на её вещах не было; всё оружие было на месте — как будто она только что закончила свои приготовления перед дорогой и даже тяжёлый «Протон» — за спиной. Из наручного браслета Танго вверх шёл тонкий серо-оранжевый шнур, зацепленный за что-то наверху клироса. На тяжёлом ремне был приторочен мягкий металлический кулёк — явно с левой кистью Красавчика.

     – Красавчик дважды сблевал и уже в третий раз потерял сознание. Кровотечение на запястье остановлено: его кью-1 перетянул рану протонитью, поэтому у нас есть несколько запасных часов — в холодильнике бара «голландца» органика может храниться долго, а в металлическом пакете — ещё и на полной дезинфекции… Ловите, полковник!

     Танго аккуратно потянула за шнур, но вес бесчувственного тела лейтенанта она рассчитала настолько верно, что Красавчик без проблем и по правильной боковой траектории просто удобным кулем свалился в подставленные руки Гэбриэла.

     Танго сразу же отправила лазерную верёвку обратно в наручи и, не долго раздумывая, взвалила Красавчика на спину Гэбриэла:

     – Быстрее, полковник, быстрее!! Каждая секунда промедления для нас — Казематы! Слышите? Это уже по наши души…

     Перебирая ногами в направлении бокового выхода, Гэбриэл успел заметить, как Танго в один момент прошуршала по всему периметру церкви, на ходу оглядывая все углы и щели… Наконец из угла левого придела она вытащила из-под кучи кровавого тряпья лазерный «глок» Красавчика и побежала догонять полковника.

     На ступеньках их встретили не только свои, но и нарастающий звук всё тех же, никогда не меняющих свои старые песни, полицейских сирен — вой и яркое мельтешение быстро приближались не только со стороны площади, но и с воздуха… Полковник подал тело бесчувственного лейтенанта в грузовой транспорт: «голландец» снова трансформировался.

     – Сейчас они перегруппируют самые ближайшие лазеры и возьмут нас в клещи… и от Форта идёт не менее двух дюжин «городских спринтеров» и с десяток полицейских «вертушек»…

     – А я и пострелять-то не успел как следует.

     – Ещё настреляешься, капитан… Уходим, пацаны!! Уходим!! — торопила Миша.

     Танго захлопнула заднюю дверь, а Гэбриэл запрыгнул на переднее сидение.

     – Командор, спокойно! Пусть порадуются за нас наши верные друзья... Вот теперь-то Бэкквард наверняка вспомнит про Команду «Альфа». Мэлвин, уходи в направлении внутреннего Бруклина — пока тебя не взяли на прицел!

     – Понял, командир! Капитан космических рейнджеров Мэл Линкольн — псих, но не дурак… Меня уже здесь нет!! Полетели!!

     «Корветта» сорвалась с места и унеслась в направлении противоположном Центральному Супермаркету, прямо в чумное нутро чужого Бруклин-города — за штурвалом «космической вертушки» остался один Мэлвин.

     Над ними зависла полицейская «вертушка», ярко освещая грузовой транспорт.

     – Ком, за рулём тяжелораненый… Полный автопилот!! Вытаскивай нас отсюда!! В Бруклин!! Немедленно!! — Гэбриэл видел, что его сержант находится в тяжёлом полуобморочном состоянии.

     – Приказ принят, командир! Полный автопилот… Всем пристегнуться!! Порадуемся вместе, команда!! Танцы в стиле джига-джига… Полетели, команда смертничков!!

     «Голландец» взвизгнул всеми восьмью колёсами и через пару секунд уже летел в направлении глубокого Бруклина.

     – Ком, на монитор маршрут на Форт Глокк: вывози нас через Бруклин к Форту — так, чтобы нас обязательно потеряли по пути… И как только войдём в зону невидимости для полицейского эскорта, сразу же трансформируй грузовой транспорт обратно в фургон — без изменения положения кресел салона.

     – Приказ принят, полковник Харрис! Вывожу на экран монитора новый маршрут для «Летучего голландца»… Ухожу от преследования в «тёмную зону» Бруклина! За нами — одиннадцать машин «городского спринтера» и четыре «небесных охотника», ещё две «вертушки» ушли вперёд… Внимание: делаю сложный манёвр! Прибавляю скорость! Отрываюсь от преследования на тридцать ярдов… сорок… пятьдесят… шестьдесят… Поворот на девяносто градусов — стоп!!

     Машина резко повернула в тёмный узкий проход и встала как вкопанная, погасив все внешние и внутренние источники света.

     – Начинаю трансформацию грузового транспорта…

     Мимо с диким воем пронеслась кавалькада машин «городского спринтера».

     – Трансформация закончена: фургон готов к выходу! Жду момента. Карта нового маршрута прохода по городу готова — если возникнут новые обстоятельства, маршрут поменяется… Командир?

     – Ком, что полицейские «вертушки»?

     – Они нас потеряли, полковник Харрис, и сейчас разошлись по периметру дальнего Бруклина.

     – Это ненадолго… Мэлвин, ты где?

     – Полковник, я чёрт знает где!! На какой-то свалке… И вокруг шныряют какие-то подозрительные типы, а в небе банда полицейских «вертушечников».

     – «Ветта» на границе Западного Бруклина, — внёс свои уточнения Ком.

     – Ком, передай на «Ветту» карту нового маршрута.

     – Уже…

     – Мэлвин, карту получил?

     – Так точно!

     – Встречаемся на пересечении Третьей улицы и «Индиго-бара» — квадрат: 2-02…

     – Есть, полковник!! Как я рад, что снова встречусь с вами!! А то я тут совсем один, затерянный в безграничном и смертельно холодном космосе… Полковник, как там наши?

     – Не знаю, Мэлвин, сейчас не до этого… Не теряйся! Конец связи!

     Зулу положил обе руки на руль и медленно повернул голову к полковнику.

     – Сержант, ты сможешь вести фургон?

     Зулу просверлил Гэбриэла жутким полусумасшедшим взглядом смертельно раненого гризли и с лёгкостью стоящего на носке пуанта вжал ногу в педаль газа… машина тихо вышла из тёмного угла и уже при свете фар спокойно пошла дальше — в Бруклин.

     Зулу не произносил ни слова — обезболивающее с сильным наркотическим действием дало общую возможность нормально двигаться, но говорить он не мог: травмированный шейный позвонок свёл до железной судороги голосовые связки сержанта.

     На пересечении Третьей улицы и «Индиго-бара» их уже поджидала при полной затенённости «Ветта» с Мэлвином.

     – Капитан, держись за нами в пятнадцати-двадцати ярдах и постарайся ничем не привлекать внимание «городских спринтеров» к «Корветте»!

     – Понял, полковник!.. иду сразу за вами…

     – Полковник, почему вы решили выбрать именно этот маршрут — на Форт Глокк? В той стороне сейчас все подняты на уши и вряд ли нам дадут возможность спокойно курсировать под их стенами.

     – Главное, что именно там нас никто сейчас не ищет, и мы сможем спокойно проехать под самыми стенами Форта Глокк на их же собственном БТР ППС: ну кому придёт в голову, что мы пересели из грузового транспорта в самое непопулярное в городе военное авто… И ещё одно! Вы сами говорили, командор, что для нас в Бруклине нет прямого выхода к нашим туннелям — только запасные лифты. А этот вариант мы всё-таки пока ещё побережём на более крайний случай, чем этот. В городе несколько лифтов, через один из которых мы сможем беспрепятственно вернуться в подземный бункер… И последнее! Никто не знает, что будет даже через несколько часов, а времени у нас, как я понимаю, в обрез.

     – Хотите одним махом убить трёх зайцев, командир?

     – Наши мысли полностью совпали, командор!

     – Я тоже с вами, полковники! Ну как там наши?

     – Потерпи ещё немного, Мэлвин. Нам нужно найти местечко потише, чтобы встать, осмотреться и перевязать раны. Мы не можем прямо сейчас уйти ни с чем: эта разведка боем очень важна для нас и другого такого шанса может больше не выпасть… А вам, командор, придётся ещё кое-что доразъяснить мне — как говорится, нужна дополнительная информация.

     – Кто бы сомневался…

     Гэбриэла в очередной раз перекорёжило от неприятного скрежещущего голоса полковника Васильевой.

     – Ком, как наши дела?

     – Командир, мы во Второй Зоне города — Центр Индианаполиса. Выбираю пункт для временной остановки… Есть! Автосервис на Блик Роуз — квадрат: 2-13. Там наш лифт, и никто не ночует внутри, кодовый замок в моей памяти… Есть ещё частный гараж на Тридцать Третьей, 13 — квадрат: 2-27. Недалеко от Форта Глокк, в его пристенной зоне. Обе машины в ремонтных мастерских, третья на выезде — можем воспользоваться услугами частного гаража: допуск к кодовому замку имеется… Командир?

     – Лифт побережём… Зулу, выруливай на Тридцать Третью, хочу собственными глазами посмотреть на эту Первую Зону Индианаполиса. Миша, в это время всегда так мало машин на улицах города?

     – Ночью бурлит только Бруклин, днём — только город!

     – Внимание: «ночные коты»! — подал информацию Ком.

     В акустике зазвучал тревожный голос Мэлвина:

     – Полковник, меня прижимают к бордюру две консервные банки с танковыми пушками!!

     – Спокойнее, Мэлвин, дыши глубже… Командор, у нас два танка!

     Миша высунулась из салона:

     – А чего вы ожидали, командир? Лимузинов?.. Мэлвин, прижмись к бортам дороги и пропусти танки, это обычный патруль Форта Глокк — «ночные коты». Они всегда здесь по ночам: пристенная зона Индианаполиса — это их работа!

     – Сложная зона, если её курируют танки.

     – Полковник, танки прошли мимо… сейчас — за вами…

     – Зулу, пропусти консервные банки!

     Два компактных танка с короткими стволами на средней скорости прошли мимо притормозившего у обочины фургона и, не останавливаясь, пошли дальше по дороге.

     – Зулу, скоро там уже этот гараж?

     Гэбриэл знал, что «голландец» под полным контролем автопилота, но сержанту ничего не говорил — не хотел его травмировать ещё больше.

     Сержант молчал, боль снова становилась нестерпимой. Сцепив зубы, Зулу крутил баранку и следил только за сеткой дисплея своего джи-ай… Наконец Ком выдал нужную информацию:

     – Внимание! До гаража пятьдесят ярдов — всё чисто… сорок ярдов… тридцать… двадцать… десять ярдов — крайний гараж слева… Подключаю код — всё чисто! Гаражные ворота подняты, можно заезжать! Командир?

     «Летучий голландец» тихо прошуршал в тёмное нутро широкого гаража, за ним следом зашла «Корветта» с Мэлвином — ворота-жалюзи тихо ушли вниз.

     – Ком, ты на охране — наши глаза и уши! Увеличь периметр обзора до максимума и не забывай докладывать обо всём, что касается нашей безопасности.

     – Приказ принят, полковник Харрис!

     * * * * *

     Гэбриэл наконец-то смог развернуться в салон фургона… Весь салон «голландца» сейчас был больше похож на выездной полевой госпиталь. По левому борту под полным реанимационным физирефактором лежал священник — изо рта и носа у него торчали разноцветные трубки, к обрубкам ног тянулись мягкие кручёные шнуры, к руке была подведена автономная капельница. Его робу с тела срезали полностью — на сердце теперь стоял контролируемый системой кардиостимулятор, а через рентген-монитор физирефактора Миша «вживую» просматривала все его внутренние повреждения. Примерно такая же картина наблюдалась с другой стороны фургона. По правому борту кресел, на перемещённой на сидения полке физирефактора, под капельницами и трубками сейчас бездыханно лежал Красавчик, и ему Танго уже делала самую настоящую операцию — на хирургическом раскладном столике, вытащенном из днища физирефактора, она пришивала назад лазерным оборудованием кисть левой руки лейтенанта… Танго без пальто, «тяжа» и всего набедренного оружия сидела на выдвижном стульчике перед хирургическим столиком, над которым из-под крышки физирефактора свисала вся полагающаяся для хирургической операции нейроаппаратура; на обеих кистях Танго были надеты «пальчиковые перчатки», которыми она проводила свои манипуляции; на её голову был надвинут физирефакторный шлем, с помощью которого она точно контролировала каждое своё движение.

     Боковая дверь фургона резко уехала в сторону! В проходе стоял капитан, что называется, не при себе…

     – Чукки!! О Боже!!

     Андрей сидел в начале левого ряда кресел и держал слегка морозящуюся, но при полном сознании Чукки за руку. На её голове сейчас был «морпех» полковника Васильевой, но покрывающая лицо протомаска не могла скрыть тех ужасающих изменений, что произошли с лицом капитана: она лишь подтягивала повисшие на щеках куски мяса. Казалось, что на распанаханном лице Чукки менее всего пострадали только губы, да кажется, всё-таки уцелели оба глаза.

     – Полковник!.. я плачу…

     – Держись, Мэлвин!

     Командор посмотрела на заливающегося слезами Мэлвина:

     – В чём дело, капитан? Ты же воевал всю свою бессознательную жизнь!

     – Нам нужно немедленно вернуться в бункер! Профессор Румаркер как гениальный хирург обязательно что-нибудь сделает…

     – Здесь есть всё, что необходимо для полной госпитализации двух дюжин человек. Нет только физитерапии, но это несущественная дисциплина для полевых условий.

     – Полковник?!

     – Лучше помоги мне вытащить Зулу из машины, положим его на гамак — я снял своё сидение… Ком, обеспечить полную герметизацию дверей гаража и наладить нужный световой режим в помещении!

     – Приказ принят, командир! Герметизация — полная. Выхожу на световой режим гаража.

     В помещении загорелись лампы дневного света.

     – Капитан, оставь Чукки профессионалам… Помоги мне!

     Гэбриэл и Мэлвин подхватили под руки скрючившегося на своём сидении сержанта и уложили его на расправленном на полу гамаке.

     – Мэлвин, разложи рядом водительский гамак — нужно вытащить из машины Чукки.

     – Но, полковник!!

     – Пойми, Мэлвин, сейчас дорога каждая минута: мы в городе, из которого нет выхода, мы в чёртовой ловушке, которая вот-вот захлопнется, если не самим Индианаполисом, значит — Чёрной Смертью…

     К ним подошла Миша — ни пальто, ни оружия на ней уже не было.

     – Это так, капитан, полковник Харрис говорит сущую правду — верь ему… И потом, подобное происшествие отнюдь не эксклюзив. Так что наладимся за три четверти часа и будем выдвигаться дальше — по программе нашего командира.

     – Три четверти часа? Вы, командор, бесчувственная, непробиваемая, железобетонная штабистка! Даже кошку жалеют больше, чем вы жалеете своих солдат.

     – У нас нет кошек, капитан, и собак тоже.

     Гэбриэл положил руку на плечо Мэлвина:

     – Капитан, отставить… Иди, неси сюда Чукки! Я сам разложу второй гамак.

     Андрей передал Чукки с рук на руки капитану и открыл заднюю внутреннюю дверь фургона.

     Миша села возле сержанта, сняла с него джи-ай, поснимала с шеи всё, что осталось от груды навороченного цепного железа, расстегнула изодранный комбинезон, расстегнула от горла до пояса молнию кью-1 и, сняв со своего «тяжа» дисплейный монитор, выставила его на режим рентген-аппарата.

     Полковник присел на колено рядом с Мишей:

     – Что скажете, доктор?

     – Придётся поправить рёбра и поставить травмированный шейный позвонок на место. Если бы на Зулу не было протомаски и комбинезона кью-1, дела обстояли бы куда хуже: атлант с аксисом могли пойти на разрыв, а это — всё…

     – Что с Чукки?

     – Её джи-ай потерял работоспособность вследствие скинутого на голову куска каменного перекрытия. Как результат — потеря рабочего режима всего берета и самое главное — защитной протомаски лица. Вашему же сержанту здорово повезло, полковник: акустический удар в замкнутом помещении, как правило, не оставляет шансов на достойное выживание без специальных средств защиты.

     – А как же Красавчик?

     – И ему повезло!

     – Командор, должен констатировать: мы здорово подставились…

     – Командир, мы попали в серьёзную передрягу — этого не должно было произойти. Признаю, эти твари подставили нас под смертельный удар! «Капюшонники» трусливы только в малом количестве, а при таком крысином нашествии они не оставили бы на нас и куска шкуры: они выжрали бы нас, как наши далёкие пращуры выколачивали костный мозг из того, что они не могли осилить зубами… Единственный, кто имел шанс достойно выбраться из этой свалки, это Танго — но никто из нас.

     – А Лео?

     – Сержант Румаркер погибла бы первой, оказавшись лицом к лицу с патовой ситуацией — с её-то принципами! Она ни за что не сможет позволить кому-то из её команды умереть вперёд неё. Наверное, поэтому мы все такие живучие… Мэлвин! Перестань причитать над капитаном, как поп над покойником: она думает, что ты уже отпеваешь её душу-мать.

     Миша подозвала мальчишку-генокера:

     – Андрей, у Зулу сломано четыре ребра в девяти местах — ничего серьёзного! Лёгкое зацепило только слегка: небольшая баротравма. И ещё — немного сместился шейный позвонок… Рёбра поставишь на место акустическим рексанатором, зальёшь их протогенетическим жидкокристаллическим напылением, закрепишь на концах кристаллизованным теркрисметаллом. В лёгкие на прорывах введёшь третьдюймовые пучки водорослевой нити с добавлением протокислородной связки. Поставишь шейный позвонок на место — закрепишь протонитью и зальёшь кристаллизованным теркрисметаллом по всему периметру наружного позвонка.

     – А Зулу выдержит такой набалдашник на своей шее?! Я бы поставил лёгкую спайку.

     – Вот за это я и переживаю, Андрей! Учись, малыш, к солдату относиться как к солдату — иначе счастья нам не видать как своих ушей. Сделаешь, как я сказала!

     – Но, Миша…

     – Командовать будешь у себя в лаборатории! У нас нет времени на терапевтические сеансы… Травма, полученная раз, обязательно станет повторной! Мы это должны предвидеть сейчас и не допустить этого ни в коем случае. К тому же Джон не пожалел для такого верзилы чипа «силовой радиации». Чего сержанту бояться с такой животной выносливостью? Начинай операцию! А я посмотрю, что там Танго с Красавчиком делает, и займусь Чукки… Ещё вопросы, доктор Румаркер?

     – А может, Чукки займусь лучше я? — Андрей с нескрываемой болью смотрел в ледяные глаза полковника Васильевой.

     – Отставить жалостливые разговоры, солдат!!

     – А почему это Чукки последняя в очереди к доктору?! — возопил Мэлвин. — Ей, как никому, нужна медицинская помощь: она же — без лица!!

     – Нет, капитан! Тяжёлые у нас священник и лейтенант, следующий по списку Зулу и только после — капитан Чукки Рур: её лицо держат сильнейшие анестетики и обезболивающая протомаска джи-ай.

     – Это несправедливо!!

     Миша исчезла в фургоне… Мэлвин упал на колени перед Чукки, содрав с себя джи-ай и уткнувшись носом в грудь капитана. Чукки мелко трусило, но она не жаловалась и не стонала, терпеливо дожидаясь своей очереди. Ей даже хватило сил погладить Мэлвина по растрепавшимся вокруг лысеющей макушки золотым кудрям.

     Гэбриэл вернулся к Зулу. Андрей готовился к операции. Рядом в открытой походной аптечке лежали все необходимые для такого рода процедуры медициеские инструменты и материалы: несколько баллончиков с различными «операционными» наименованиями, медпистолет, ампулы с лекарством, дезинфекторы, накладные повязки, нити, специглы, зажимы...

     Мальчишка-генокер сунул в зубы сержанту «собачью кость».

     – Держись, Зулу, это надо вытерпеть… Андрей, а может, к этой собачьей кости ещё какое-нибудь обезболивающее?

     – Было! Сейчас я должен знать общее состояние пациента. Вы же слышали Мишу, полковник: он же солдат — потерпит… Да вы не переживайте, Гэбриэл, с вашим сержантом всё будет в полном порядке. Он же был в кью-1 — защита безукоризненная! А акустический удар был получен не в упор, значит, шанс на нормальное выживание девяносто девять процентов. Пара сломанных рёбер — не проблема. Я сделаю его новеньким прямо на ваших глазах, и через полчаса он поедет на своей собственной паре колёс… Но сначала придётся поставить на место твои сломанные рёбра, сержант! Сейчас произведём сопоставление и фиксацию обломков сломанных рёбер.

     Андрей достал тонкую складную «подушечку» и, разложив её по длине, точно наложил на самое нижнее из сломанных рёбер — подключил к какому-то миниатюрному аппаратику, который в свою очередь подключил к одному из баллончиков.

     – Это акустический рексанатор: ставит кости по их первоначальному рисунку, даже если не хватает небольшого фрагмента костной ткани. У физирефактора возможности немного шире, чем у походной аптечки, но мы и с этим справимся — так, сержант?

     Раздался тихий, но крайне неприятный глухой треск! Зулу сжал кулаки.

     Гэбриэл придержал сержанта за плечи:

     – Держись, Зулу, нужно немного потерпеть. Зато потом покрутишься за штурвалом ещё лет двести!

     Андрей просветил на своём дисплейном экране поставленное на место ребро:

     – Как по маслу… Одно есть! Закрепляю!

     Андрей распылил по выпуклому месту сломанного ребра каким-то прозрачным серебристым раствором и сразу же из другого баллончика прихватил концы ребра серой тягучей жидкостью. И снова приставил к телу сержанта свою рентген-раскладку:

     – Отлично! Две минуты на сцепку и берёмся за следующее ребро.

     Гэбриэл смотрел на восстановленное ребро Зулу — с каждой секундой всё явственнее проявлялась светло-серебристая полоса с тёмно-серыми заклёпками на концах.

     – Не переживайте, Гэбриэл, со временем стяжка сама рассосётся. Пока сержанту придётся немного попривыкнуть к рёбрам терминатора, но ведь и к апокалипсису люди привыкают быстро. У наших у всех стоят или стояли такие же растяжки. А у Миши постоянные даже внутри: частично она имеет скелетную структуру, как у настоящего терминатора…

     – Разве я тебе разрешала разводить сплетни по поводу нас?

     – Полковник, мы теперь часть одной команды и должны знать друг о друге больше.

     – Ну вот что можно возразить в ответ такому хитрому изворотливому мальчишке?

     Гэбриэл сел на край гамака сержанта так, чтобы было видно остальную часть команды… Миша готовилась к последней операции, раскладывая другой миниатюрный металлический ящичек возле Чукки.

     – Скажите, Миша, как вы-то умудрились на всё это докторское мутьё подсесть?

     – Ценю ваш русский, командир. Однако отвечу вам на нашем — на армейском: а поневоле, полковник! Сначала была дедовская наука, затем отцовские пьяные драки, из которых он всегда возвращался, как Лео, — частями. А потом — Третья Мировая: полевое знахарство как способ выживания и жизненная необходимость… Ну а у Джона Румаркера это уже стало обязательным условием нахождения в его криобункере — вот так-то!

     – У вас неплохо получается, — Гэбриэл еле сдержался, чтобы не выказать на своём лице болезненное сопереживание капитану Рур: командор мягко продавливала «накладным докторским» по всему животу капитана, одновременно вслушиваясь в стонущую реакцию Чукки.

     – Сносно… Настоящий костоправ у нас сержант Румаркер: двадцать лет постоянной практики! Вправит что надо и чего не было — себе и всем вокруг! Если, конечно, будет ещё сама в состоянии дышать… Андрей, как там Зулу? Не слышу!

     – Третье ребро, полковник.

     – Хорошо… Мэлвин, не пихай меня под руку!! А то как пхну — за ящики улетишь… Я тебя понимаю, но твой пилотный пульт сейчас что мёртвому припарки. Лучше сядь в голове у Чукки и держи её голову, чтоб меньше дёргалась: меньше дёргается — ровнее ложатся швы, а ровнее ложатся швы — красивее выйдет рожа… Вон — Танго! Такое ей «нарисовали» — загляденье! Девять раз Джон накладывал ей швы на лицо и два раза я — и ведь приятно посмотреть… «Морпех», снять маску с лица капитана Рур!

     – О Бо-о-оже!! О Боже ж мой!!

     – Ты думаешь, она именно это хотела услышать от тебя, Мэлвин?

     – Полковник!!

     – Мэлвин, слушай, что говорит доктор, и меньше посторонних восклицаний! Лучше расскажи Чукки что-нибудь приятное для её ушей, а не только для Творца Небесного.

     – Хорошо, я попробую… я попробую, полковник… О Боже, Боже!!

     – Так — вариант средней тяжести…

     – Средней тяжести?!

     Миша хрустнула шеей:

     – Мэлвин, говорю последний раз: ещё одно слово не по теме, и я тебя прикопаю в окопе… живьём!

     Капитан кивнул головой и закрыл глаза, запрокинув голову.

     Андрей поднял медпистолет с тремя переходными режимами для инъекционного ввода лекарственных препаратов в организм.

     – Ну что, сержант, будем залатывать, что порвалось. Не переживай, это терпимо… Ввожу в лёгкое третьдюймовые пучки эльвиольной водоросли с добавлением протокислородной связки. Думаю, можно обойтись семью пучками или всё же нужно больше?

     – Не переборщи, Андрей, а то ему трудно будет дышать первое время — пока вся эта хреновина вживётся в местную органику.

     – Миша, у него слишком большая грудная клетка, считаю — просто необходимо подстраховаться!

     – Тебе виднее, на выезде ты у нас главный Франкенштейн… Мэлвин, ты, случайно, не помер? Или это ты так поддерживаешь своего напарника по оружию: сам ушёл в отключку!

     – Я слушаю музыку Космоса — музыку, которая лечит тело и душу, и передаю эти восстанавливающие импульсы через свои руки и стук своего надрывающегося сердца — в душу и кровь Чукки… м-мм… небо — это я, шорох листьев — это ты…

     – Чукки, как ты себя чувствуешь?

     Миша заглянула в широко распахнутые остановившиеся глаза Чукки — капитан нашла в себе силы закрыть тяжёлые веки и снова их открыть.

     – Отлично! Она готова… Сначала — нить, затем — лазер!

     Миша уже подтянула несколько бесцветных «наклеек» на порванном лице Чукки, чтобы как можно точнее обрисовать контур лицевого овала для предстоящей операции, но, посмотрев на спецчелнок для штопки человеческой кожи, всё же поменяла его на «сапожную» сшивающую иглу в виде полумесяца.

     – А как же дезинфекция? — выпал из своего анабиоза Мэлвин.

     – Сейчас всё готово к операции…

     Командор без колебания вогнала хирургическую иглу в кусок висящего мяса на лице Чукки. Капитан лишь заскрежетала стиснутыми зубами.

     – Закат — это я, стук сердца — это ты…

     По лицу Мэлвина снова текли слёзы, но он продолжал еле слышимым шёпотом напевать свои бессвязные космические речитативы на волне приёма, известной только ему одному… и может быть — ещё капитану Рур…

     – Гэбриэл, помогите мне аккуратно перевернуть Зулу на живот.

     – А разве можно его сейчас переворачивать на сломанные рёбра, Андрей?

     – Можно, — отозвалась со спины Миша. — Там сейчас идёт просто шальной процесс наращивания всех повреждённых тканей и самовосстановления потерянных участков. А без вправленного позвонка сержант больше не поднимется на свои ноги — поверьте мне.

     Андрей попытался успокоить полковника:

     – С его рёбрами уже ничего не случится — они схвачены жидкокристаллическим напылителем, а мне надо сейчас же поставить ему на место шейный позвонок — он причиняет Зулу сильную, простреливающую по всему позвоночнику боль.

     Полковник помог мальчишке-генокеру как можно осторожнее перевернуть Зулу на живот — сержант не выдержал и снова застонал.

     – Ох уж эти мне мужчины! — Миша не прекращала своего варварского знахарства ни на мгновение. — Ничего не умеют терпеть сами. А без боли ничего не добьёшься: болит — чувствуешь, чувствуешь — живёшь, живёшь — значит, есть за что умирать… А вы, полковник, как всегда пострадали меньше всех! Впрочем, я тоже. Командному составу всегда почему-то жутко везёт… Видите, как распоряжается провидение: кто-то обязательно остаётся, чтобы другие могли спокойно позволить себе получить боевые ранения. А вот когда никого уже не останется, чтобы помочь тебе самому, значит, пришло время умирать.

     – Интересная философия.

     – Посмотри на меня — всё ещё будет…

     – Судите по факту, командир: вот у нас с Мэлвином совсем разная философия, а делаем сейчас одно большое дело — просто с разных концов вселенной.

     – Командор, да вы поэт и философ!

     – В конце жизни поневоле становишься и поэтом, и философом…

     Звериный рык и хруст вправленного позвонка слились в одно хоровое соло — у Зулу глаза сделались как два серебряных пятака. Он попытался резко подняться, но Гэбриэл тут же скрутил ему руки за спину и придавил его к гамаку.

     – Потерпи ещё пару секунд, Зулу, самое страшное уже позади.

     Сержант всё ещё никак не мог разжать сцепленных зубов — так что «собачья кость» не давала законной возможности прорычать в ответ полковнику что-либо стоящее.

     – Держите его, Гэбриэл, держите!! Вот это бычара: чип «силовой радиации» уже начинает работать по заложенной программе… Закрепляю шейный позвонок протогенетической нитью, заливаю кристаллизованным теркрисметаллом по всему периметру наружного позвонка… Гэбриэл, мне нужно стабильное положение тела!

     – Так вколи ему снотворное, что ли!! Я не могу заставить его лежать по стойке смирно.

     – Снотворное — нет, а вот это — как раз! — мальчишка-генокер всадил в плечо Зулу полкубика «смирительной рубашки».

     Сержант сразу же уткнулся носом в гамак… Полковник расслабленно уселся на край гамака, достал сигару из внутреннего кармана и с блаженством раскурил.

     – Это на двадцать минут! Потом сержант встанет как новенький… А теперь — ноги Команды «Альфа»!

     Гэбриэл с некоторым недопониманием посмотрел на Андрея, потом — на Мишу, затем перевёл взгляд на свои ноги: сквозь налипшую кровавую жижу на надёжных и весьма удобных ковбойских туфлях полковника просматривалось несколько сквозных дыр и разрезов. И только теперь Гэбриэл по-настоящему почувствовал ноющую боль в обеих стопах.

     – Мда, я как-то на это не успел обратить внимания… Откуда это?

     – Оттуда…

     Миша уже закончила рабочий ремонт лица капитана, оставив за собой несколько полос из исковерканных грубых швов, и, держа в руках иглу с новой нитью, сейчас примерялась к разрезанному носу Чукки.

     – На вас кью-1, полковник, его достаточно трудно вспороть. Зато на ваших стопах нет носков из полного боекомплекта, а простая обувь не может дать вам полноценной защиты. В следующий раз советую надевать ботинки из боекомплекта кью-2 — если, конечно, вам дороги определённые части вашего тела… А теперь дайте Андрею спокойно осмотреть ваши ноги.

     Гэбриэл стащил туфли с ног и перевернул их — из них стали выпадать сгустки бурой вонючей жидкости.

     – Это переживаемо, Гэбриэл, первый раз всегда трудно… даже профессионалам…

     Несмотря на свой почти полный шестнадцатилетний возраст, Андрей уже многое повидал в своей нехитрой отшельнической жизни: он не был бездушным генокером, но смутить его чем-либо было уже почти что невозможно — он родился и жил именно среди этой жижи, крови и постоянной боли.

     Андрей аккуратно снял со стоп Гэбриэла запёкшиеся в крови и грязи носки и немедленно приступил к тщательному осмотру ног — через всё тот же рентген-экран.

     – Эти носки на всех ваших парнях тоже из протогенетической нити, но сравниться с надёжностью полного комплекта защиты кью-1 и кью-2 могут только они сами… Ну что, серьёзных повреждений нет! Несколько незначительных поверхностных проколов — похоже, коготь дракона.

     – Что значит «коготь дракона»?

     – Так мы называем шип на лапе серого дракона: он похож на шпору некогда обитавшей в этих краях домашней птицы под названием петух — только серый дракон будет в тысячу раз помощнее. И этот коготь дракона имеет внутренний наполнитель: мешок, из которого во время нанесения удара начинают выделяться сразу два вещества — обезболивающее и сильно токсичный яд, мучительная смерть от которого наступает всего за двадцать минут.

     – Полковник, вы должны были за это время уже три раза умереть!!

     – Всё может быть, Мэлвин, никогда не поздно…

     – Или так: вас раздирают на куски, а вы, что называется, в полном неведении до тех пор, пока не будет уже поздно… Вы получили совсем незначительную дозу и анестетика, и яда, Гэбриэл: во-первых, ваши чипы застраховали вас на подобного рода травмы, а во-вторых, протонить ваших носков нейтрализовала большую часть яда. Тут главное не получить более существенные ранения и дозы яда смертельной для человека.

     – И откуда у людей-мутантов такие шипы?

     – Иногда летучие монстры, столкнувшись с лазерной сеткой над городом, начинают крутиться в ней, пытаясь высвободиться. Естественно, запутываются и иногда прорывают сетку, падая где-нибудь в районе Западного Бруклина, а это территория людей-теней — в том числе и самых отвратительных коротышек: «капюшонников», с которыми пришлось столкнуться вам… «Капюшонники» просто обожают подобные хитрые приспособления, дарованные им самим небом и землёй. Нам всем здорово повезло, что эти твари не успели применить сегодня ДК-смесь.

     – Дестабилизирующий катализатор?

     – Да, Гэбриэл… Они брызгают в лицо или на ноги этой штуковиной — и всё: прощай Великая Америка! Причём им даже не нужно красть всю эту гадость у военных Форта: они добывают её из наднёбного мешка песчаника — где она хранится в жидком виде, а выпускается наружу малой дозой концентрированного газа, от которого на контактном расстоянии спасения нет. Просто удивительно, как «капюшонникам» удаётся завалить вживую такого монстра, как пустынный дракон?

     – Массой, — ответила Миша. — «Капюшонники» ходят за стены города по своим подземным туннелям специально за песчаником.

     – Как же город терпит таких монстров, как люди-тени, прямо внутри Индианаполиса?

     – Просто, полковник! По заключённому договору между Фортом и Западным Бруклином люди-тени не лезут в Первую и Вторую Зону Индианаполиса, Форт не гонит Западный Бруклин за стены города. Старейшина Каффы как непременное условие раздела соломоновых алмазов требует неукоснительного выполнения договора о взаимотерпимости внутри мегаполисов!

     – Всё, Гэбриэл, я заштопал ваши дыры в ногах лазерными пучками из протогенетической нити, заражения уже не будет! Нужно осмотреть ноги Зулу — от его красивых серебристо-белых сапожек осталось одно название.

     Мальчишка-генокер протянул полковнику запасные носки из аптечки:

     – Сейчас только это, зато «живая ткань» на ногах. А вот обувь пока придётся надевать ту же самую.

     – Спасибо, Андрей, — полковник натянул на зачищенные стопы мягкие эластичные носки и снова надел свои покалеченные туфли. — Значит, договор о взаимотерпимости… Тогда что это было сегодня — на нейтральной полосе Блошиного Бруклина?

     Миша перешла на медпистолет для тонкой лазерной штопки:

     – А это то самое, командир: крысы начали бежать с тонущего корабля — «капюшонники» чуть ли не впервые открыто нарушили границы официального Бруклина… Конец не за горами!

     – Мы могли получить его ещё сегодня — в Церкви Святого Андрея.

     Миша на минуту подняла голову от своего занятия:

     – Там, в центральном алтаре, был их главарь… и с ним я была знакома лично…

     – Так это он лишил вас ваших ног?

     – Да… Я всего лишь хотела зайти перекинуться парой словечек в один знакомый барчик недалеко от Блошиного Рынка. Там раньше собирались ветераны из старой гвардии — отпетые и конченные, но с ними можно было ещё договориться, мозги у них ещё были на месте… Двери бара были почему-то наглухо заперты изнутри, но внутри горел свет, и музыка грохотала как ненормальная, однако вокруг почему-то не было ни одной живой души… как сегодня вокруг церкви… Окна были плотно запечатаны — в этом баре всегда так делали после шести часов вечера, оставляя для вновь прибывающих лишь маленькое открывающееся окошко в дверях. Мне следовало бы бежать оттуда как можно дальше, но там бывали пьянчуги и задиры из «старой гвардии» «Клуба Убийц», которые могли мне составить нужную службу. К тому же половина из них водила дружбу с Лео Румаркер: в случае чего, мне бы очень кстати стала парочка из команды вольных наёмников! С Лео лично я тогда ещё не была знакома, но Бешеную Лео знают все падальщики города. А она не водилась с кем попало — в том смысле, что, конечно, это были конченные для жизни люди, но не для дела. Вы же понимаете, что я имею в виду, полковник?

     – Прекрасно понимаю, командор.

     – Вышибить не очень-то надёжные двери труда не составило… — у Миши пресёкся голос, она до хруста в пальцах сжала в руке лазерный скоросшиватель и отвернулась от Гэбриэла.

     – Картина была та же, что и в Церкви Святого Андрея? Горы трупов, кровь по стенам и полный бар «тряпичников»…

     Миша снова повернулась к полковнику — её голос был глухим, но по-прежнему твёрдым:

     – Они вылазили прямо из дыр в полу… И они пировали! Прямо под музыку отрывали руки и ноги от тех, кому «повезло» прийти в этот бар раньше, до прихода «капюшонников», выковыривали гадкими пальцами глаза из голов людей — и тут же пожирали с наслаждением. Я слышала стоны ещё живых, а чья-то человеческая рука схватила меня за ногу — на этом обрубке человеческого тела уже не было ничего живого, и голова была без половины лица. Я слишком поздно очнулась от своего страшного оцепенения, хотя и длилось оно всего мгновение… Он! Их вожак, самый высокий из них, с непривычно белым лицом, вскочил на стойку бара и наставил на меня ДК-пушку. Такие теперь делает Форт Глокк — в единичном экземпляре и только для военных профи. С той лишь разницей, что военные могут заправлять ДК-пушку только в самом Форте и нигде больше, а «капюшонники» сами добывают себе смертоносную начинку… Я навсегда запомнила его страшное, исковерканное и такое белое-белое как снег лицо в ужасных шрамах! Я слишком поздно хватилась своего оружия. Я ещё слышала, как за спиной уже вопили сирены полицейских машин, и только поэтому я тогда осталась в живых…

     – Значит, церковь не стала неожиданным сюрпризом. И на этот раз, Миша, вы не дали ему уйти — вашему «белому» обидчику: это был ваш час расплаты.

     Миша твёрдо взглянула на полковника:

     – Да! Это был мой час расплаты! И на этот раз я не упустила своего шанса! Дестабилизирующая жидкость мешка песчаника могла уничтожить нас всех. Акустический вихрь распылил начинку ДК-пушки на нестабильную среду, а вместе с ней и его — «белого».

     Миша снова наклонилась над лицом Чукки и продолжила дальше косметическую штопку лазерным медпистолетом:

     – Однако эта дестабилизирующая дрянь нестабильна на воздухе и почти мгновенно распадается на составляющие — наиболее смертельному риску от ДК-жидкости в данной ситуации подвергался только один человек.

     Полковник понимающе кивнул:

     – Вы, Миша… и снова — вы… Но это была ещё и ваша личная месть — месть за всех и месть за прошлое. Я всё больше начинаю понимать, что времени у нас в обрез… Андрей, Зулу скоро придёт в себя? Его храп может выдержать только он сам.

     Мальчишка-генокер пытался вытащить голову Чукки из рук вконец впавшего в остолбеневший транс Мэлвина.

     – Минут десять, полковник, точнее не скажу.

     Гэбриэл перекинул сигару по губам:

     – Капитан, отпустить штурвал «вертушки»: мы уже дома — прилетели! Высаживаемся на родной базе…

     Мэлвин разжал пальцы и выдохнул из себя:

     – Полковник!! Мы дома!! Война наконец-то закончилась… А разве мы не в бегах?

     – Пришёл в себя… медитатор, — Миша закончила свою работу и сейчас складывала медпистолет обратно в аптечку.

     – Мэлвин, иди сюда!

     Гэбриэл усадил капитана на гамак возле храпящего Зулу:

     – Сейчас Андрей осмотрит тебя, и ты должен во всём его слушаться — во всём!

     – Я понял, полковник… А что это вы сделали с лицом Чукки?! Оно стало ещё… ужаснее!!

     – Расслабься, Мэлвин… Андрей, займись им!

     Гэбриэл встал на колено возле Миши и загородил собою голову Чукки от разнервничавшегося Мэлвина.

     – На лице капитана Рур действительно нет ни единого живого места, а эти швы просто обезображивающие…

     Миша распылила по лицу Чукки бесцветную маслянистую жидкость:

     – Всё в порядке, полковник. Если нам удастся прожить ещё какое-то время, то через сутки все ткани на этом лице срастутся как надо, а ещё через пару дней от грубых шрамов не останется и воспоминаний: так — немного подержатся синюшные полосы, да побудет обезьянья маска на роже. У некоторых из этих людей-мутантов есть третья рука на спине — в виде змеиного отростка, на конце которого трёхдюймовый коготь. И они этим третьим отростком умеют пользоваться не хуже японских камикадзе… Чукки, посмотри на меня, детка. Открой глаза — давай!

     Капитан с трудом разлепила слипшиеся веки — Миша внимательно осмотрела её глаза в докторский аптечный фонарик.

     – Просто удивительно, но глаза не пострадали. Тебе повезло, Чукки: Джону даже не придётся выращивать для тебя новые глаза… А так, пару дней и ты в норме! На тебе полный кью-1?

     – А ноги Чукки проверили, с ними всё нормально?

     – Исчезни! — одного бокового взгляда полковника Васильевой хватило, чтобы распатланная голова Мэлвина исчезла «за поворотом».

     Капитан никак не могла расцепить своих очаровательных сочных полноватых губ — правда, сейчас они скорее представляли собой сплошное синюшное месиво: порванные в четырёх местах и зашитые протогенетической нитью и лазерной «ювелирной штопкой от кутюрье Васильевой».

     – Не слышу тебя, капитан!

     – Кью-1 без джи-ай, полковник…

     – Ну это мы и сами видим: как говорится — всё на роже! Гы-гы-гы! Боль уже отпускает?

     Чукки чуть кивнула.

     – Теперь спать — полных двадцать минут! Приказ понят?!

     – Так точно…

     – Андрей, я закончила! Через полчаса выдать всем по стопке «энергетика», капитану выдашь запасной джи-ай из верхнего бардачка «голландца» и будем отчаливать от этого гостеприимного берега — если наш командир к тому времени решит куда.

     Миша тяжело прислонилась боком к стене гаража, достала свой «спасатель» и, щёлкнув двухцветной «конфеткой», привычно ловко поймала её раскрытым ртом:

     – В первые сорок минут мы конечно уже не вкладываемся... Тем не менее будем заканчивать наши дела здесь и переходить к следующим «поправкам к закону». Я так полагаю, командир, у вас уже есть план или хотя бы намётки на него?

     – Можете не сомневаться, Миша, но мне с вами нужно обсудить некоторые нюансы, которых я ещё не знаю и которые обязательно следует учесть.

     – Тогда я посмотрю, что там с нашим священником — отцом Климентием, и будем решать, что дальше.

     – Отлично!

     – Полковник, а куда делся наш ненаглядный Красавчик? Что-то я давно его не видел, — ноги у Мэлвина пострадали куда больше, чем у Гэбриэла, но капитан всегда был терпеливым и выносливым солдатом, несмотря на всю его по-мальчишески дурашливую внешность.

     – Красавчик на техремонте, капитан… Мэлвин, я оставляю тебя присматривать за Зулу и капитаном Рур — от них обоих ни на шаг!

     – Приказ понял, полковник!

     Гэбриэл пошёл к задней двери фургона. Миша проверяла аппаратуру физирефактора священника… Танго сидела на ящике с другой стороны «голландца», прислонившись спиной к стене гаража, согнув ногу в колене, и курила, смотря куда-то в сторону отрешённо-рассеянным взглядом: было хорошо заметно, что она устала после изматывающей напряжённой операции.

     Полковник краем глаза глянул на Красавчика — лейтенант был всё ещё без сознания и укрыт по самую шею металлическим одеялом… Гэбриэл прислонился к стене возле Танго:

     – Как там Красавчик?

     – Жить будет…

     – Полковник Васильева права: вы, девчонки, не из разговорчивых.

     – Это потому что мы — не девчонки, мы — леди-джентльмены, — Танго всё так же отрешённо смотрела куда-то в свою персональную реальность.

     – Да… Миша говорила, если ты не захочешь, с тебя слова не вытянешь.

     – Если меня не провоцировать, могу и помолчать… всё зависит от обстоятельств…

     – Вот как?

     – Слова мешают жить, а много лишних слов приводят к войнам — так было всегда.

     – Но слова бывают разными.

     Наконец Танго скользнула по Гэбриэлу одним из своих шаманских взглядов:

     – Но мудрость слова дана лишь избранным, которые предпочитают отвечать за каждое своё слово… А так, потрепаться я тоже люблю, полковник. А что ещё делать, когда нечего делать? Когда живёшь так долго, всегда есть о чём поговорить… Это Лео у нас спец по играм в молчанку: ей хоть селезёнку вырви, если она не хочет открывать рот, то перспективой потерять язык её не испугаешь — разве что разозлишь окончательно. А она, когда злится, дура-дурой и сплошной мат-перемат! Если не захочет чего — рога ей хрен посшибаешь: она сама кому хочешь посшибает, молча… Лучше держитесь от неё в такие моменты подальше, полковник. В дурке Лео со всеми обращается, как с генокерами: раз! — и нет руки или ноги.

     – Гм, запомню… Но мне всё же хотелось бы получить именно от тебя, лейтенант, ответы на три волнующих меня вопроса: как?.. где?.. и почему?..

     Танго помолчала, щёлкнула своим дорогим портсигаром, раскурила новую сигарету.

     – Как мне удалось выжить самой и вытащить из этого ада лейтенанта Квинси? Где именно вашему лейтенанту оторвало кисть? И почему я искала его оружие?

     – Именно! — Гэбриэл прямо-таки просиял от такой прозорливости чёрного рейнджера.

     – От первого основного акустического удара меня закрыл купол протощита… Как только наружный удар обратился во внутренний, я скинула защитный экран и постаралась помочь тому члену команды, которому никто на тот момент реальной помощи оказать не мог. Когда лейтенант был вырван мною из акустического водоворота, оказалось, что через руку лейтенанта Квинси прошёл крупный осколок витражного стекла — этот кусок стекла практически полностью снёс левую кисть руки. У меня не было на тот момент реальной возможности пристраивать её обратно на аптечные пластырные липучки. Поэтому я приняла единственно правильное решение на тот момент: дабы не потерять часть руки своего напарника по команде, я отрезала кисть от запястья и положила её в медпакет из металлической прототкани, созданной доком Румаркером именно для подобных экстремальных случаев… И у меня нет привычки раскидываться командным оружием где попало.

     – Этим шнуром, который выхватил Красавчика из акустического водоворота, ты могла попросту разрезать лейтенанта пополам!

     – Этот шнур — лазерная верёвка из особой протогенетической нити — выполняет функцию пенькового каната диаметром с якорную цепь и служит только для силового захвата.

     Кажется, вконец расстроенная таким долгим разъяснением, Танго совсем отвернулась от полковника, явственно давая ему понять, что утомительный разговор закончен.

     – Что ж, принимаю твой отчёт, лейтенант Танго Танго.

     Гэбриэл был относительно доволен: команда потихоньку складывалась, «новички» вживались в единое целое с «древними»… Он вернулся к фургону. Андрей занимался ногами Красавчика, Миши в салоне уже не было.

     Полковник забрался в салон и сел на выдвижной стульчик: слева под полным физирефактором лежал бездыханный священник, справа — в полной отключке Красавчик. Священник был притянут к полке физирефактора тремя парами ремней — по рукам и ногам, лейтенант — только на поясе.

     Гэбриэл кивнул на Красавчика:

     – Как у него дела, Андрей? Совсем плохи?

     – С чего вы взяли, Гэбриэл? Наоборот! Танго как всегда провела безупречную операцию: она отличный нейрохирург — никто лучше неё в команде таких сложных операций на выезде делать не умеет, кроме меня, конечно… А что касается вашего Красавчика, так его рука сможет относительно нормально функционировать сразу, как только он очнётся! Думаю, минут через десять-пятнадцать… Ноги, конечно, немного пострадали, но не так сильно, как можно было ожидать. Я уже почти закончил свою работу. Каких-то серьёзных внутренних повреждений у него тоже нет. Лейтенанта здорово потрепало, но не травмировало так сильно, как Зулу: защитная маска джи-ай и кью-1 сделали своё дело. Всё даже лучше, чем могло быть при сложившихся обстоятельствах. Но нужно Красавчику где-то раздобыть туфли, эти никуда уже не годятся — скорее всего, придётся привязать их прямо к его стопам… Да! Похоже, никак иначе.

     – А что священник?

     – Его не разорвало на мелкие кусочки только потому, что его прижало акустической волной к полу вместе с крестом, на котором его распяли. К сожалению, у него настолько сильные внутренние повреждения, что просто удивительно, что он вообще ещё дышит: священника сильно избивали, и по всей видимости, ногами... Мой отец не Господь-Бог, Гэбриэл. Этот случай летальный в ста случаях из ста — у этого человека никаких шансов выжить нет! К сожалению, мы опоздали, его уже не спасти.

     – Почему же он лежит тут — под полным физирефактором?

     – Миша ещё надеется, что он очнётся в лаборатории бункера. Нам нужна информация, которой владел только он: отец Климентий был нашим общим связным по особого рода информации. Жаль, что умрёт такой великолепный человек! Он был последним священником в Индианаполисе, и он был одним из последних, кто оставался человеком — настоящим, живым и с человеческой душой… Вы меня понимаете, полковник?

     – Очень хорошо, Андрей.

     – Всё, я тут закончил, — мальчишка-генокер поправил пятку нового носка на стопе Красавчика и, прихватив с собой свой мединструмент, покинул фургон.

     Гэбриэл развернулся на подвижном стульчике к Красавчику:

     – Посмотрим, чего же тебе ожидать, лейтенант, когда ты очнёшься? И как это на самом деле теперь выглядит: «относительно нормально».

     Полковник аккуратно отвернул одеяло:

     – Чёрт! Попало же тебе, парень. Хорошо, что хоть лицо уцелело. Чёрт! У Красавчика будет шок — «безупречная операция»… Красавчик, Красавчик!

     Гэбриэл и сам был в шоке… Левый рукав защитного комбинезона лейтенанта сейчас был закатан до самого локтя. Его кисть была на месте, но вид у руки был ещё тот. Место лазерной спайки на запястье было заковано в прочные кольцевые наручи с компьютерным дисплеем по верхнему полю браслета. Сама кисть была запакована в мягкую кольчужную перчатку, пронизанную тонкими разноцветными проводками. По всему предплечью, почти до самого локтевого сгиба, стоял пластинчатый жёсткий «лестничный» браслет — по всей его длине внутри каждой отдельной пластины торчали шиповидные наросты, которые безжалостно впивались в руку Красавчика, как коготки кошки в желанное тело мыши. С внутренней стороны предплечья у браслета тоже имелся в наличии свой компьютерный дисплей… Что и говорить, рука его друга теперь больше походила на руку киборга. Как только Красавчик всё это художество увидит, у него опять случится солнечный удар в самое сердце.

     Гэбриэл укрыл лейтенанта. Он никак не мог прийти в себя от увиденного — уж лучше бы с его рукой случилось такое.

     – По периметру квадрата слежения проходят танки ночной охраны… девятнадцать ноль две… над городом по-прежнему наблюдается повышенная активность «небесных охотников»… все системы общего энергообеспечения «голландца» в норме… запас энергокристаллов использован на восемь процентов… Командир?

     – Хорошо, Ком, — полковник отвернулся от борткомпьютера и пожал плечо своему лейтенанту. — Надеюсь, ты меня слышишь, Красавчик: держись!

     Гэбриэл выбрался из фургона… Танго была на том же месте и теперь более всего походила на замершую, окаменевшую в безвременье чёрную птицу. Мэлвин с углов гаража натащил какого-то хлама и теперь сидел на куче тряпья между двумя гамаками и всё время негромко что-то говорил и говорил, обращая свои незамысловатые речи то к спящей Чукки, то к храпящему Зулу. Мальчишка-генокер по-прежнему возился со спящими гамаками, занимаясь дотошной проверкой общего самочувствия обоих солдат… Полковника Васильевой нигде не было.

     – Андрей, где Миша?

     – А, Гэбриэл! Ещё минут десять и начнётся повальное синхронное воскрешение… Полковник на вышке.

     – Где?!

     – На чердаке, под крышей гаража.

     Гэбриэл пошёл в дальний угол гаража: там, на стене, была лестница, ведущая наверх. Он затушил остаток сигары и, взобравшись наверх, нажал на рычаг — крышка верхнего люка с шипением отошла в сторону.

     – Полковник, свет гаража может выдать нас с головой! — прозвучал Мишин голос в акустике Гэбриэла.

     Гэбриэл перевалился через край чердачного люка и поставил на место крышку… На чердаке было темно и низко, только впереди маячило еле заметное краснеющееся окно, в проёме которого виднелся силуэт человеческой головы. Полковнику пришлось пробираться к окну, низко пригнув голову. Он встал на колено возле Миши — полковник Васильева наблюдала из окна за горизонтом города. Гэбриэл надвинул на глаза щитки своего джи-ай и прибор ночного видения.

     – Прямо по курсу в ста шестидесяти ярдах — отгораживающая стена Первой Зоны Индианаполиса: Форт Глокк! Смотрите, полковник, на десять часов. Там главные ворота Форта Глокк — в четырёхстах ярдах езды отсюда, если брать за отправную точку наш гараж. Мы в пристенной зоне: здесь нет высотных зданий из-за краёв купольной лазерной сетки, поэтому некоторые объекты хорошо просматриваются прямо отсюда. К тому же мы на некоторой возвышенности, а потому нам видно дальше.

     Гэбриэл через мозговые импульсы отдал приказ своему джи-ай сильно приблизить объект — к работе щитков сразу же подключилось трёхмерное цифровое протосканирование, и полковник наконец увидел, что хотел.

     – Однако охраны на главных воротах, как по мне, так прямо чересчур — даже для единственного достойного на всю Америку Форта. И лазерные вышки на стене через каждые десять ярдов.

     – И как правило, стреляют без особого предупреждения, если что не так.

     – Солдаты охраны, насколько я вижу, даже с той стороны ворот… танки по всей просматриваемой зоне Форта, «небесные охотники», «городские спринтеры». А там что, склады, ангары?

     – Чего у них там только нет, но главное своё жизнеобеспечение Форт Глокк держит исключительно под землёй: лаборатории, лаборатории и ещё раз лаборатории — экспериментальные, медицинские, оружейные, технические, заводские… Тюрьма тоже под землёй!

     – Наблюдаю два огромных ангара — тяжело, но просматриваются… Ого!! А что это у них там за «птички» такие с полтора хорошего «Боинга»?

     – А это и есть два самых натуральных «Боинга»: «Пустынный Охотник» — в полном распоряжении Первого Отдела и «Правительственный Наблюдатель» — личный транспорт генерала Бэккварда… Впрочем, здесь всё его — и «Боинги», и Казематы, и Первый Отдел, и весь Индианаполис со всеми его гнилыми потрохами. Полковник, посмотрите лучше на соседние ангары!

     – В одном точно три пары «сигар» — шесть штурмовых истребителей-перехватчиков. В другом ангаре что-то строится и, скорее всего, это новый «охотник». Или нет?

     – Вы абсолютно правы, полковник Харрис, это и есть новый «Пустынный Охотник» — боевой автономный крейсер для самых полновесных операций по всему миру.

     – Летающая крепость!

     – Почти что неуничтожимая крепость! Ни огонь, ни лазер, ни акустика практически не пробивают этого монстра — у него по-настоящему мощный лазерный экран. Это я знаю точно: сколько я на нём налетала до Соломоновых Рудников и обратно!

     – И всё же своя слабинка есть и у него?

     – Как и у всего в этом мире, полковник. Это — воздушные ураганы и небесные драконы. И если первые хоть как-то можно предвидеть, то с серыми перехватчиками просто сладу нет: если они уже прицепились к военному транспорту — жди неприятностей… К сожалению, лазерная шкура крейсера не настолько хороша, как хотелось бы, и как это обычно показывают в фантастических триллерах. Уходя от постоянных ураганов, крейсер вынужден подниматься на большие высоты, при которых лазерный экран не работает в достаточном режиме: замерзает, попросту говоря! Вот тут-то наши «серые штурмовики» показывают всё, на что они только способны, и как итог — крейсер подвергается участи вообще никуда не долететь. Поэтому без сопроводительного звена штурмовых «сигар» военный крейсер никогда не поднимается в небо.

     Миша села на пол, прислонившись к стене. Гэбриэл присел рядом и поднял сканер-щитки обратно под обод своего джи-ай.

     – И много ещё мы пропустили, пока отлёживали бока в морозилке?

     – «Дракулу» — девяностых, «Адвоката Дьявола» — на тысячелетие и «Матрицу» — на начало века…

     – Такое впечатление, что вы говорите о Голливуде, Миша.

     – О целой эпохе, которую вы пропустили, полковник.

     – Да, форма здорово поменялась, но начинка осталась та же… Расскажите мне ещё про Форт Глокк.

     – Форт Глокк вклеен в черту города: когда последние города стали закрываться, Форт и Индианаполис стали одним целым. И теперь Форт Глокк — это чуть ли не треть города. Да и что значит — город? Когда это больше напоминает кладбище для всё ещё дёргающихся из последних сил человекозавров. Другое дело сам Форт Глокк! Там сосредотачивают всё, что ещё можно назвать жизнью. И там у них самое главное: подземные лаборатории, где всё ещё теплится эта самая живая жизнь, лаборатории, в которых они прячут от нас самое дорогое, самое бесценное… А здесь, наверху, остались только мы: старые вояки, бесхребетные опустошённые остатки жалкого человечества, генокеры, люди-мутанты и Великая Пустошь.

     – А «капюшонники»? Что это было? Я давно такого не видел.

     – Давно, говорите... А где видели?

     – Во Вьетнаме видел… нечто подобное…

     Миша вздохнула:

     – Люди-тени, люди-мутанты… Последняя Война закончилась, когда все наконец-то поняли, что воевать больше не против кого. Зато на смену ядерным боеголовкам, «грязным хлопушкам» и психотронному оружию массового уничтожения припёрся, кого не ждали, новый враг — куда более могущественный и бездушный, чем все наши дурацкие игры в космических солдатиков и наземные танчики. И этот неуловимый и смертельно коварный враг объявил нам новую войну, свою собственную войну без правил и дипломатических этикетов — нам всем, всему безмозглому, глупому и не по пелёнкам амбициозному человечеству. Генетические мутанты! «Дети» наших учёных-параноиков! Они полностью захватили планету в свои когтистые лапы. И тогда мы думали, что это самое страшное из всего, что уже случилось, и из всего, что мы могли представить только в безумных снах, навеянных саморазрушающимся мозгом конченого наркомана. Как же мы ошибались…

     – Всё только начиналось?

     – Увы, всё только начиналось… Когда последние города отгораживали от Пустыни Смерти и закрывали от небесных драконов, думали только о самом страшном враге: генетических мутантах! А потом вдруг обнаружилось, что «раковая опухоль» и «серая слизь» уже опутали все выжившие мегаполисы глубоко изнутри. И самым ужасающим бедствием для всех нас стали именно люди-тени, «капюшонники»: «коричневые», «карлики», «осьминоги», «дьявольские волосы» — их много, с ними невозможно бороться, их невозможно уничтожить на корню. Они скользкие, практически неуловимые, их образ жизни — всецело подземные туннели. И самое невыносимое это то, что они — это мы: люди, отравленные «серой слизью» наших технологий, люди-мутанты, люди ядерного облучения и психотронного воздействия, люди «харпа» и «грязных бомб»… Они очень умные и скрытные, никогда не лезут на глаза, почти никогда не переступают пограничной зоны благополучных районов. Но их жестокость и образ жизни несравнимы даже с безразличным бездушием генокеров: это люди-крысы, от которых теперь невозможно избавиться — точно так же, как и от генетических мутантов. Всё идёт к тому, что совсем скоро на планете Земля будет благополучно процветать новое племя новых поселенцев: людей-мутантов и генетических уродов…

     – А генокеры?

     – Знаете, полковник, почему генокеры до сих пор не захватили власть в свои руки и не отобрали у нас — последних «царей природы» — эти чёртовы города-мегаполисы? Да потому что нас объединяет одна беда, один страх: ужас перед людьми-мутантами — которые вроде как и не плодятся, но и не сдыхают! Даже со всеми нашими навороченными наночипами мы умираем от болезней и старости, генокеры умирают в уличных драках и за стенами города, а люди-тени живут и, как показали исследования, будут жить по двести-триста лет минимум. И их уже почти ничего не берёт: они сами — страшный неистребимый вирус.

     – А Договор?

     – Договор призрачный, но он даёт нам возможность хотя бы избегать их, а им нас. Но это не решает проблемы! И их стараются не трогать, чтобы не злить: если они в один прекрасный день полезут со своих щелей на этот город — нас больше не останется. Потому Форт Глокк держит с ними заключённый нейтралитет в обмен на практическое бездействие военных: «капюшонники» сидят в своём Западном Бруклине и стараются не заходить за погранзону Бруклин-города. Ну а для нас с вами нет больше места даже в такой гнили, наше солнце навсегда заходит за горизонт.

     – Не стоит так уж совсем...

     – Стоит, полковник, стоит: правда всегда лучше приторной брехни.

     – Что это?!

     На тёмно-багровом небе зажглась одинокая звезда — ярко вспыхнула и тут же погасла!

     – Какой-нибудь неудачник из драконьего рода пытается прорваться через одну из ячеек лазерного купола, молодой — дурной… Там, наверху, уже давно не осталось ничего, что напоминало бы нам о вашем солнечном прошлом, полковник. Можете даже не поднимать головы без надобности, солнечный удар вам больше не грозит — и голова целая и костюмчик хорошо сидит.

     – У вас совсем испоганилось настроение, Миша.

     – Скажите спасибо провидению, с нами нет Лео в наш первый выход! Ото бы мы покувыркались на славу… В бункер телепались бы только наши руки и ноги и то — по отдельности, а может, и до бункера чьё-нибудь тело не дотащили. Лео любит подобные развлечения: кто больше профессору своих конечностей донесёт — в целости и сохранности! Лео настоящая космическая чертеняка и не более того…

     – А может, не так страшен чёрт, как его малюют?

     – Командир, вы здорово отстали от жизни и не на сорок лет, а на целую эпоху: не так страшен чёрт — как его малютка! Джон взвалил на ваши плечи непосильную ношу: она сведёт вас с ума, прежде чем вы доберётесь до собственной могилы — куда вам дорога уже устлана песчаным ковром Пустыни Смерти и посыпана выбеленными костями Великой Пустоши. Поверьте мне.

     – Верю! На всю тысячу верю! И всё же, Миша, это в вас говорит разбитая душа, которая сейчас плачет и обливается горячей кровью, — я это чувствую… Отец Климентий был вашим другом?

     – Не стоит и тратить душевных сил на плач по мёртвому другу: мы всё равно не в силах спасти ни этот город, ни его проклятые души… мы не можем спасти настоящего, а в прошлое не вернёшься — исправить ошибок мира, в будущее — не заглянешь… мы пришли к последней библейской истине: когда живые завидуют мёртвым…

     Пустым взглядом Миша смотрела в пол:

     – Священник, бывший хакер и специалист по хищникам, был отличным парнем и нашим главным связным — его информация всегда имела для нас неоценимую пользу. Это мой человек: я его припрятала от ОСОЗ почти двадцать лет назад, пристроив в священники, когда только начиналась работа по исследованию Чёрной Смерти. Через отца Климентия я наладила безупречный канал автономной переброски засекреченной информации: прямо из Форта в его персональный компьютер — через прямое подключение ко Второму Отделу, а потом и к Первому. Информация в этом разрушенном мире по-прежнему всё! Отец Климентий был моим личным агентом на чёрный день. Помимо этого, отец Климентий был личным другом единственного гения нашего мегаполиса — профессора и доктора Румаркера, и это тоже было очень кстати. Именно отцу Климентию я обязана тем, что в конце концов оказалась здесь, — это он убедил Джона в моей целесообразности. Профессор давно присматривал меня для своей «кампании», но боялся моих военных наночипов. А тут — такой случай! Ног нет, заражённая кровь размягчила даже костную структуру тела, да ещё и «ядерная кровь» в придачу от «промывочного кресла»: я была обречена. Профессор вытащил меня с того света, как и всех остальных… Жаль отца Климентия! Он был хорошим человеком и даже хорошим священником. Вряд ли он уже нам что-то расскажет.

     – Каждый раз, общаясь с вами, Миша, я убеждаюсь, что всегда есть что-то ещё, чего я не знаю. И каждый раз оказывается, что это самое, чего я ещё не знаю, движет вами не в меньшей степени, чем никуда не исчезающее желание праведной и втайне неизлечимой мести. И почему-то мне кажется — так будет всегда, до самого конца… Какой сюрприз на этот раз вы подготовили мне, командор?

     – И откуда вы только такой выискались, полковник Гэбриэл Харрис?

     – Такой — правильный? — улыбнулся Гэбриэл.

     – Такой — не такой, как все! Вы и для своего времени были чудаком номер один, а теперь я просто не знаю, как вести себя в присутствии человека, который воплощает в себе бесконечность непредвиденных для этого мира сущностей: праведник, прозорливец, психоаналитик, чокнутый вояка, духовный наставник и сколько там в вас ещё всего наберётся? Вы прямо какой-то кот в мешке.

     – Вы хотели сказать: шило в заднице!

     – Вот — и ещё одна ипостась… Думаю, нам здорово повезло, что наши вояки-генокеры не имеют такого интеллекта, как у вас, полковник Харрис!

     – Тогда попросту не осталось бы места на этой планете для такой умной женщины, как вы, Миша.

     – Вы заметили, полковник, с вами совершенно невозможно разговаривать!

     – О`кей! Признаю, вы способны сами справиться со всеми проблемами. Тогда зачем мы вам — настоящим воякам? Ведь как показал наш парадный выход, на самом деле прежняя Команда «Альфа» вам даже в подмётки не годится, «по техническим данным» — особенно… Вы можете всё сами! И на самом деле вам не нужна ничья помощь — ни наша, ни чья бы то ни была другая: вы вполне самостоятельная автономная команда. Все четверо вы — команда! Полноценный сложившийся организм. Что-то здесь не так! Чего-то Джон и вы, Миша, мне ещё не договариваете, и похоже — самого главного.

     – Самое главное — там! — Миша устало кивнула в сторону окошка, в сторону Форта Глокк.

     – Там? — Гэбриэл ещё раз внимательно всмотрелся в цифровую раскладку своего откидного дисплея джи-ай и, ничего не найдя там для себя «самого главного», поднял щитки с глаз. — Там?

     – Полковник, вы — умный человек, а мы все здесь давно потеряли последние остатки человеческого разума. Мы больше не в состоянии мыслить, как люди, нас больше нет, как единой нации. Мы все здесь на самом деле умерли ещё двадцать лет назад на этой последней войне, которая свела с ума теперь уже всех — окончательно и бесповоротно. Суицид жизни давно уже стал нормой нашего существования. Мы, последние из людей, уже мало чем отличаемся от зомби-генокеров, «капюшонников»-мутантов и генетических уродов: мы сами уже превратились в них, нас попросту больше нет… Поэтому нам нужны вы: настоящая Команда «Альфа»!

     – Но мы не боги! Чего вы от нас хотите?

     Миша отёрла струящийся по лицу горячий пот:

     – Детей…

     – Что?!

     – В Форте Глокк есть лаборатория с нулевым допуском, она на самом последнем подземном уровне — это как раз на одной линии с нашим бункерным туннелем. Но туда нет никакого допуска, ни для кого… И там последняя надежда нашего, испускающего предсмертный выдох, непутёвого, конченого человечества, там последнее наше спасение, там — чистые, рождённые от человеческих отцов и матерей, настоящие, самые настоящие… дети.

     – Человеческие дети?

     – Все дети города родятся в одном месте — в госпитале Наноцентра! Оттуда они и поступают в Форт: родителям, которым всё же повезло узнать таинство рождения живого нормального ребёнка, говорят, что их дитя умерло или родилось мутантом, — и таким образом лишают их права на короткое, но всё же семейное счастье. Детей прячут в подземном городе — как самое последнее сокровище! Но это их не спасает. Они — не генокеры и не мутанты, им нельзя вводить наночип до начала переходного возраста — это уничтожает их генокод. И они там умирают, так и не дожив даже до четырёх-двенадцати лет… Этих детей надо переправить в чистую зону Соломоновых Рудников — ценой собственной жизни. В Пустыню Смерти мы можем идти и без вас, полковник Харрис, но мы не можем выкрасть из нулевого допуска этих детей — нам не хватает ума и команды. Нам нужна ваша помощь: ваш ум, слаженность, неординарность и сумасшедшее везение, которого у нас ни у кого нет, даже у Бешеной Лео.

     – Везение, сумасшедшее… с этим бы я конечно поспорил. Но я же говорил, ничего у вас, полковник Васильева, не получается так хорошо, как торжественное преподношение нежданных-негаданных сюрпризов! Тут вы даже переплюнули самого «подарочного гения» Джона Румаркера.

     – Этот мир не более чем сплошной обман и не только теперь, полковник. Он был таким всегда, лишь с небольшой разницей: были дети! Именно благодаря им миру, какой бы он ни был порочный и дрянной, всё равно давали шанс на выживание и оттягивали время небытия… Что мы? Мы — только забвение этого мира: Лео живёт прошлым, Танго — одним днём, Чукки вообще не живёт, а я живу будущим — будущим, которого у меня никогда не будет, но ещё может быть у этих детей Индианаполиса — детей Форта! Никто из нас не может дать этим детям ни солнца, ни неба, ни завтрашнего дня, ни даже сегодняшнего. Но это можете вы — Команда «Альфа»! Для этого у вас есть всё: прошлое, настоящее и будущее — то, чего нет ни у кого из тех, кто существует в эти последние двадцать лет на этой гибнущей планете… Вы поможете нам добыть из подземного города Форта и вывезти на Соломоновы Рудники этих детей?

     – Мгу… А как же — Лео? Разве не ради неё Джон затевал весь этот «холодильник»?

     – Скорее мир обернётся на сорок лет назад, чем Лео сдвинется с места без полных подарков рождественских саней Деда Мороза!

     – Санта Клауса…

     – Один хрен!

     – Звучит весьма правдоподобно… Жаль только, что мы пропустили Рождество, не праздновали вместе с вами. Сегодня ведь, если не ошибаюсь, тридцать первое декабря. Новый Год! Новые чаяния! Новые надежды!

     – Спасибо за слова поддержки, полковник Харрис…

     Они сидели, прислонившись спиной к стене крыши гаража, и молчали. Над ними в который раз пронеслась пара полицейских «вертушек» в сторону Форта Глокк.

     – Всё чего-то ищут!

     – Нас ищут — нас…

     В криотопах обоих полковников зазвучал тревожно взволнованный голос Андрея:

     – Полковник Гэбриэл Харрис?! Полковник Миша Васильева?! Отзовитесь!! Немедленно!!

     Миша только передёрнула плечами и многозначительно скосилась на Гэбриэла.

     – Что у тебя, Андрей?

     – Гэбриэл, гвардия просыпается в шумном темпе!! Спускайтесь скорее, ради всего святого!!

     Полковник повернул голову к Мише:

     – Ну? Что скажете, командор? Что теперь?

     – Вы мне скажите, командир, что теперь?

     – Теперь хочу продефилировать под воротами Форта Глокк… на нашем грузовом транспорте!

     – Это у вас такой план — попусту рисковать своими людьми?

     – Это у меня такая идея: проверить — на что по нынешним временам разменивается полковник Бэкквард? Генеральские нашивки ещё не делают педанта-зануду королём. Что-то мне подсказывает, что Бэккварда Третья Мировая умнее не сделала — как бы не наоборот.

     – На это не надейтесь, Бэккварду ума не занимать даже у вас, полковник Харрис!

     – Мне это уже нравится!

     – Мужчины, мужчины!.. сплошные турниры… Но пусть будет по-вашему, теперь вы — генерал-президент нашего маленького войска. И с генералом Бэкквардом, как и тогда, вы и теперь — на равных!

     Миша поднялась первой… Внизу ещё недавнее мрачное зрелище побоищного полевого лазарета приобретало куда более развесёлый характер.

     – Зулу, будь хорошим пай-мальчиком, не кусай Андрея за пальчики!

     – Доберусь — убью, гада!!

     – Не доберёшься, ты теперь у нас водила-заводила — всем безногим как Папа Римский: пастырь на гамаке… хе-хе-хе!..

     – Замолкни, Псих Номер Один!!

     – Зулу, смотри только на меня.

     – Пошёл к чёрту со своей питательной смесью!! Не травился и не собираюсь травиться этим синтетическим силосом для скота!!

     – Но, сержант…

     – Если не отцепишься, мясник хренов, я тебе сам вправлю шейные позвонки, чтоб надолго запомнил, как ломать шею Мистеру Инджелоси Инкейну!!

     Чукки, уже в запасном джи-ай из верхнего бардачка «голландца», с неизменным хайратником на голове, молча сидела на своём гамаке, подобрав под себя ноги. Рядом на том же гамаке с довольной рожей рассиживался точно падишах лоснящийся от удовольствия Мэлвин. Оба что-то пили из складных стаканчиков, а Мэлвин ещё и норовил угостить Чукки половиной своей питательной ампулы… Андрей безуспешно пытался подкормить таким же энергетическим «силосом» бордового от бешенства сержанта, который, кутаясь в свои драные лохмотья и всё ещё не при твёрдых ногах, всячески пытался отогнать от себя настырного мальчишку-генокера с его любезным предложением «отобедать лёгким английским завтраком». Но Андрей был весьма настойчив и не собирался отступать от приказа, который он получил от полковника Васильевой.

     – Отцепись от меня, говорю!! Я сейчас кому-нибудь хребет сломаю — уйди, горе-медик… Мало того, что меня чуть не разорвали на мелкие клочья какие-то крысы-мутанты в нацистских капюшонах, так этот противный Псих-Мэлвин битых полчаса мочалил мне мозги всякой космической шоу-ерундой, пока я был под принудительной наркотой Андрея!!

     – Но, Зулу, ты же был в полной абстракции, и я только пытался своими космическими эманациями настроить твой травмированный организм на быстрейшее выздоровление…

     – Замолкни уже, шут гороховый! Достал ты меня своими эманациями… Полковник, если здесь есть психушка для таких полных придурков, как наш Псих, немедленно подкиньте это несчастье под их двери!!

     – Вот это оно самое, полковник Харрис, то, о чём я вам и говорила: неординарность, слаженность, сумасшедшее везение, — Миша подобрала с гамака Чукки свой «морпех» и сразу же надела его себе на голову. — Сержант, пищевую ампулу в рот! «Энергетик» — туда же! Это приказ!

     Зулу выкатил на полковника Васильеву ошалелые от гнева глаза… Миша сцепила на груди руки и спокойно посмотрела в пунцовое лицо Мистера Инкейна.

     – А, чёрт!! — Зулу выхватил из руки Андрея пищевую ампулу и, закинув её в рот, взял протянутый ему стаканчик с «энергетиком». — Что за гадость! Лучше бы молока налили.

     – Молоко будет в бункере, сержант! В походе довольствуйся тем, что имеется в распоряжении команды, — Миша развернулась в сторону распахнутой задней двери «голландца».

     – Зулу, как ты себя чувствуешь? — Гэбриэл сцепил руки на груди. — Мы только малость тебя подлатали.

     – Малость?! Полковник, вы только посмотрите на меня!! Это как теперь называется?!

     Сержант распахнул свои лохмотья, обнажив широченную грудную клетку.

     – Ты теперь на киборга-терминатора стал похож! Зулу — непобедимый Мистер Яростный Молот и несокрушимый робот-полицейский с человеческими мозгами!

     – Заткнись, недоумок!! Я ещё доберусь до твоей гусячьей шеи — будет тебе ещё полный ёкарный бабай, гадёныш недобитый!!

     Гэбриэл улыбался… «Детвора» отживала — и это было просто каким-то чудом после такой серьёзной разборки в Церкви Святого Андрея. Полковник всё яснее понимал, к чему им следует теперь быть готовыми.

     – Андрей, успокой нашего сержанта, подай ему стакан «энергетика» по второму кругу.

     – Но, Гэбриэл!!

     – Так-так, так-так… хе-хе, — Андрей довольно потёр руки и хитро по-иезуитски скосился на беснующегося сержанта.

     Полковник присел возле молчуньи Чукки. Лет сорок назад её исполосованное ужасными шрамами лицо, наверное, не имело бы себе равных аналогов в мире хирургической косметологии.

     – ВВС, как дела?

     Мэлвин не мог не ответить за Чукки — у него сейчас было просто подвешенно-замечательное настроение: невозможно было поверить, что ещё час назад он готов был утопить гараж неконтролируемым потоком горьких слёз душераздирающего страдания «за брата ближнего своего».

     – Нашего воздушного аса здорово потрепало. Но мы — вэвээсники! И мы умеем достойно выбираться из передряг покруче этой!

     – Так уж и покруче? — Миша вернулась из фургона и теперь смотрела на капитана насмешливым взглядом иронично прищуренных глаз.

     Зулу перехватил саркастическую шпильку еле видимых глаз командора — костяшки на его сжавшихся пальцах неприятно хрустнули:

     – Мэлвин, может, и псих, но не брехло: никто не знает — выбрались бы вы из того ада, который прошла команда в Церкви Святого Андрея, без наших совместных усилий!

     – О, Зулу…

     – Не смей ко мне протягивать свои клешни, Псих!!

     Миша внимательно посмотрела на сержанта:

     – Что ж, солдат за солдата — может, оба останутся живы.

     Гэбриэл положил руку на плечо Чукки:

     – Я чувствую себя виноватым, капитан, именно я не успел к алтарю церкви.

     Чукки разлепила свои пострадавшие губы и даже попыталась криво улыбнуться:

     – Не ради меня вам следовало вовремя поспеть к алтарю церкви: ваш выход ещё ждёт вас, полковник, и тогда с вас спросят по полной, но не теперь и ещё — не сегодня.

     – Чукки! — Миша предупредительно нахмурилась, затягивая на бёдрах свои «Магнумы».

     – Заткнулась, полковник…

     Гэбриэл проглотил поданный Андреем «энергетик» вместе с пищевой ампулой и пошёл узнать, как дела у Красавчика… Мэлвин вприпрыжку поскакал следом за ним.

     – Полковник, полковник, — нетерпеливо зашептал Мэлвин в самое ухо Гэбриэлу, — хочу пи-пи...

     Гэбриэл скосился на своего капитана:

     – Мэлвин, вода в баре!

     – Полковник, не пить… а пи-пи, — Мэлвин весь поджался от нетерпения.

     Гэбриэл окликнул возившегося в фургоне мальчишку-генокера:

     – Андрей, ты уже закончил проверку панелей?

     – Да, Гэбриэл! Сейчас буду поднимать Красавчика.

     – Вот что, Андрей, пойди убеди Зулу натянуть обратно на ноги его рваные сапоги — он же не может ходить босиком, а другой обуви пока для него нет.

     – Хорошо, полковник, сделаю, что смогу, — мальчишка-генокер уже направлялся к обескураженному и вконец расстроенному сержанту, недовольно вертящему в своих руках чуть ли не в клочья разодранные и ещё недавно такие радостно-белоснежные сапожки.

     – Мэлвин, я тебя предупреждал не пить кувшинами квас перед дорогой.

     – Но, полковник, русский квас как лекарство так полезен для общего тонуса организма космических рейнджеров!

     – Тогда всё просто: закрывайся в фургоне и делай по-быстрому своё мокрое дело — только не забудь закрыть после себя крышку унитаза, а то Зулу потом тебя прибьёт.

     – Я всё понял, полковник!

     Гэбриэл сам прикрыл за Мэлвином дверь «голландца» и пошёл к Мише, сидящей у стены:

     – Если сейчас поднимем Красавчика, пойдём к главным воротам Форта Глокк. Прокатимся мимо них, как полагается беглым трибунальщикам, — с музыкой и оркестром! И через Наноцентр уйдём в Бруклин: хочу повнимательнее присмотреться к зоне нашей последней высадки — хоть нас Джон и спас от преждевременной смерти, но тюрьма, в которую нас таки запер обратно Бэкквард, так и осталась тюрьмой. Из этой коробки нет выхода — бежать некуда! Мы в клетке за спасительным забором, лазерной сеткой над головой и с безжалостными монстрами и мутантами в виде нашего стерегущего конвоя охраны.

     – Если это вас как-то утешит, полковник Харрис, мы в этой клетке уже двадцать лет. И срок нашего приговора чисто ваш — пожизненный! Без всякого права на амнистию.

     – А чего это Мэлвин в моём фургоне закрылся?! Он что там спать собрался, а?! Мне кто-нибудь ответит?!

     – О-ооо… уф! Вот где оказывается душа у человека — прямо настоящий кайф, как от крем-брюле в знойный полдень, — упираясь правой рукой в борт «голландца» и полуприкрыв веки, Мэлвин блаженно покачивался над автономным туалетным модулем за крайним левым сидением фургона.

     Гараж вздрогнул… Обе машины качнуло и успокоилось — снова был несильный подземный сдвиг.

     – Как правило, их два…

     – Я начинаю привыкать к вашему расписанию, Миша.

     – Человек может привыкнуть даже к смерти.

     Сержант вновь расстроенно покачал головой на свои драные сапоги:

     – К такому могут привыкнуть только психи вроде нашего Психа!

     – Ой-ёй! — Мэлвин повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую — оба пациента оставались без сознания. — Такая встряска и заспиртованного фараона из саркофага подняла бы, а этим двум всё по барабану: не поймёшь, дышат или уже отдали богу душу… Да что же это такое? У меня что, мочевой пузырь до солнечного сплетения растянулся, что ли?

     Второй подземный сдвиг оказался посолиднее, обе машины хорошенько подбросило на колёсах.

     – Чем это ты… занят, Мэлвин?

     У капитана не к месту нервно задёргалась рука:

     – Ай, мамочка! Красавчик, я из-за тебя чуть не промазал… Ты жив?!

     – Во что это ты там «не промазал»?.. кх-кх… И почему это я должен быть не жив, а?!

     – Не «не промазал», а чуть не промазал, — Мэлвин поскорее заправил свои штаны. — Красавчик, ты не мог побыть в отключке ещё каких-то десять секунд. Я из-за тебя чуть штаны не обмочил, а других здесь взять негде!

     – Ну извини! Мне тут как раз такая блондинка на разогретом полуденным солнцем Сансет-Бич снилась, открываю глаза — и что я вижу?

     – Ты только так сильно руками не маши, Красавчик. Тебе нельзя сейчас лишний раз волноваться… чревато непредвиденными последствиями…

     – Что ты несёшь, псих? Чего это мне нельзя волноваться с последствиями?.. А-аааа!!!

     Все двери фургона распахнулись чуть ли не одновременно! Гэбриэл заскочил через заднюю дверь и сразу же придавил Красавчика к полке и зажал ему рот ладонью:

     – Лейтенант, молчать! Это приказ… Ты же нас выдашь!

     – Он вас не понимает, полковник, у него шок, — Танго без капли сострадания всадила Красавчику дозу успокоительного из шприца своего «тяжа».

     – Ну вот… опять потерял сознание, — констатировал Мэлвин.

     – Переживаемо! Сейчас его отпустит, это слабое успокоительное — расслабляющее…

     – Что за ненормальные оры?! — в дверях фургона, опираясь обеими руками на дверную раму, стоял Зулу.

     Мэлвин взял на себя труд всем всё объяснить как следует:

     – Зулу, вот ты только представь: тебе снятся жгучие брюнетки и полногрудые блондинки на горячем жёлтом песке под изнывающим кругом золотистого Колеса Небес, под ногами расслабляющий плеск изумрудных, ласкающих кожу, прохладных шуршащих волн вдоль пляжного берега Сансет-Бич, в безоблачном небе белые чайки на золотом крыле…

     – Короче!!

     – Короче, открываешь глаза, а тут — рука киборга-убийцы прямо перед твоей опешившей от такой кошмарной реальности рожей!

     – Чьей рожей?! Моей?! Да я тебе… Краса-а-авчик! — сержант наконец-то обозрел собственными глазами «железную руку киборга».

     Миша сжала плечо Гэбриэла:

     – Полковник, оставьте его Танго: лучше неё никто не объяснит лейтенанту, что ему предстоит дальше. Доверьте это дело лейтенанту Танго Танго — дадим Красавчику ещё пять минут.

     Гэбриэл подал молчаливый жест — все вышли из фургона, прикрыв за собой двери.

     Красавчик не двигался, он смотрел в потолок «голландца» и молчал — в его глазах застыл немой крик разорванной души.

     Танго буквально нависла над обмершим пациентом, не очень-то торопясь освободить его от притягивающего к полке ремня:

     – Через пять минут тебе полегчает, Красавчик: закончится действие лекарства, отойдут в небытие дамские обмороки и снова вернётся разведка, — с руками, ногами, головой и даже со всем остальным, что там прилагается к разведке… Так что слушай сюда, Красавчик! Трепаться попусту я не люблю, потому говорить буду по делу и самое главное для тебя — любимого лейтенанта полковника Харриса, гы-гы… С рукой у тебя полный порядок: не полагаясь исключительно на голый профессионализм реанимационной системы нашего физирефактора, я тебе лично пришила кисть на место — всё как полагается! Остальное сделают лекарства и «живая кожа» протогенетика. Железяки на руке, чтоб полностью зафиксировать и восстановить двигательные функции кисти… И последнее, будешь заинькой-паинькой — не станешь пытаться избавиться от своей великолепно слаженной новой и, как говорит твой друг Мэлвин, руки киборга-убийцы, — через пару неделек сможешь скинуть эту железяку нахрен! Как говорится, на вполне обоснованных условиях полнейшего восстановления. А вообще, запоминай на будущее: случается здесь такое часто, в обмороки не наложишься — накладно будет. И потом, рука не голова — ведь так? Так что, если человек хочет жить, то медицина тут бессильна! Бери пример с полковника Васильевой… Ну надеюсь, ты всё сам понял, не маленький уже. И кстати, можешь оттаивать — время!

     Танго сняла с Красавчика притяжной ремень и уже собиралась открыть заднюю дверь фургона, но в последний момент обернулась:

     – Да, эти кибер-шипы, что впиваются в твою руку и причиняют временный и несущественный дискомфорт, очень даже нужная вещь в твоём состоянии: это нейростимуляторы — и твоя рука в них сейчас нуждается больше всего на свете. И если вдруг надумаешь, под хорошее настроение, могу даже пригласить тебя на ночную дискотеку: я знаю недурственный ночной клуб в районе ближнего Центра… Кто знает, может, завтра от нас и пепла не останется.

     Танго исчезла за дверью фургона.

     – О Господи! Лучше бы я не просыпался, так и замёрз в своей вип-камере…

     – Перестань, Красавчик! У тебя теперь такой… мужественный вид, — Гэбриэл уже был рядом, он помог приподняться своему другу. — Подъём, подъём, лейтенант, нам пора двигаться дальше!

     Красавчик закачал головой:

     – Я не могу поверить, Гэбриэл! Скажи, мы ещё никогда не попадали в подобную передрягу, а?

     – Да ну! Во Вьетнаме бывало и похуже…

     – Да! — бывало… Но это было тысячу веков назад! О Боже, как будто нас снова закинули в душные болотные джунгли, кишащие озверевшими вьетконговцами… А этот священник — бедолага. Ему ещё хуже, чем мне: он попал не в то время и совсем не в то место, как и мы.

     – Хватит воспоминаний, Красавчик. Одеваемся и на выход! Я помогу... И ничего не говори по поводу своей одежды, сейчас как есть. А рука болеть не должна, в тебя влили столько наркотической «дури»… Всё! Жду тебя снаружи!

     Через пару минут лейтенант сошёл с задней подножки фургона, но из-за двери не вышел, а лишь выставил наружу растрёпанную голову:

     – Эй, ребята, а где мои туфли?

     Вся команда уже стояла в полной боевой готовности — только вид у ребят был пообтрёпаннее, да боевое снаряжение помощнее… Мэлвин был в своей исполосованной, но ещё живой куртке и в сильно подранных штанах. На стопах у капитана было нечто с торчащими наружу пальцами, но всё же это были его кеды. У Зулу был точно такой же подранный вид, да цепей на шее поубавилось вдвое — должно быть, подрастерялись во время «церковного отпевания»… Из женской половины только Чукки более всего подходила под один стиль с Мэлвином и Зулу. У Гэбриэла серьёзно пострадали разве что его техасские туфли.

     – Где моя обувь?

     – Красавчик, твои туфли у тебя под ногами.

     Лейтенант перевёл взгляд вниз — прямо у колеса стояли два изувеченных обрубка чего-то, что нарочито напоминало смотрящему на «это» о бренности мира вообще и на данный момент в частности.

     – Ты шутишь, Гэбриэл… Это — что?!

     – Это и есть твои туфли, Красавчик, которые ты сам выбрал себе в дорогу.

     – Но я же не предполагал, что первый мой экскурсионно-познавательный тур по местным достопримечательностям окажется таким… познавательным. Я не могу «это» теперь надевать на свои ноги.

     – А ты на руки попробуй!

     – Не смешно, Гэбриэл…

     – Мы так и будем торчать здесь, пока не умрём от старости?! — прорычала полковник Васильева.

     – Красавчик, до бункера тебе придётся носить на ногах то, что осталось от твоих шикарных туфель городского денди. Это приказ, лейтенант!.. Андрей?

     – Я понял, полковник! — мальчишка-генокер уже стоял за дверью фургона. — Ставишь ногу сюда, Красавчик, вот так…

     Прошло ещё пять минут, прежде чем Красавчик уже при полном параде появился из-за двери фургона. Нелепее вида нельзя было придумать даже с «изысканным» вкусом капитана Рур: прекрасный светло-бежевый твидовый пиджак Красавчика теперь являл собою скорее шикарный вариант только что отвалившегося от помойки бродяги в столетней давности одёжке неопределённого фасона; оба края воротника некогда белоснежной рубашки прилежно одинаково и нагло вызывающе торчали над сохранившимся в более-менее приличном варианте светлом и «немножко подранном» джемпере; зато элегантные брюки бывшего бежевого оттенка имели удачно однородную направленность хаотично разбросанных резаных линий по всей своей длине — от паха до оригинально обтрёпанных подборов. Но шиком совершенства и всей изысканности светского гардероба Красавчика, безусловно, являлись его привязанные к стопам тонкой бечёвкой лапотно-покорёженные подмётки!

     – Надо было всё-таки прихватить с собой пару запасных штанов для… других.

     – Надо было, — вздохнула Миша на злорадное хихиканье Танго.

     – Отдалённо напоминает греческий стиль… точно! — греческие сандалии… очень модный стиль, Красавчик! — оценочное высказывание Мэлвина, по идее, должно было поддержать «несломленный» дух лейтенанта.

     Красавчик приподнял «железную руку киборга»:

     – Кг-кг… Я готов к дальнейшим экзекуциям, джентльмены! Готов! Да!

     – Очень хорошо, Красавчик! Андрей, выдай лейтенанту энергетическую ампулу и всё, что там полагается к его дорожному рациону.

     – Что?! Ещё что-то! Пластмассовый стаканчик и пищевые ампулы… Послушайте, неужели в этом городе не найдётся приличного ресторана, где мы могли бы по-человечески перекусить? Ну хотя бы сносного бара! «Индиго-бар» подойдёт? А где я слышал это название? Кто-нибудь знает?

     – Во сне! — хмыкнула Танго.

     – Тебе это приснилось, Красавчик, точно! — поддакнул всем довольный Мэлвин: весь его вид теперь как нельзя полно соответствовал личному гардеробу Чукки и, похоже, реально осознающему это дело Мэлвину, всё это ужасно нравилось.

     – Не спорь, Красавчик, запивай свою ампулу и вперёд!

     Красавчик протяжно-тяжело вздохнул, но приказ полковника выполнил.

     – Господи, какая гадость! Какая гадость… — Красавчик отмахнулся от Андрея. — Берет не надену, не настаивай: такой затрапезный вид и берет военных ветеранов. Позор мне — образчику изысканного и утончённого стиля истинного, но, к сожалению, не реализовавшегося кутюрье по призванию.

     – О-ооо, — Танго чуть не вывернуло наизнанку.

     – Гэбриэл, а почему ты один из нас, из парней, выглядишь как огурчик?

     – Я — мозговой центр команды, моё место не на передовой.

     – Очень мило, Гэбриэл, очень, — Красавчик качнул головой в сторону женской половины команды. — А они что, из титанового сплава сделаны?

     – Нет, лейтенант, просто они прошли двадцатилетнюю школу выживания в той самой среде, в которую нас только-только окунули носом.

     Красавчик скосился на изуродованное лицо Чукки сочувственно-вопросительным взглядом:

     – И не только — носом. И как только можно было сделать такое с… леди?

     – Мудрость приходит через страдания, — Миша ещё больше нахмурилась на лейтенанта.

     – Мудрость? Для этого у нас есть Гэбриэл…

     – Ты точно давно не смотрелся в зеркало, Красавчик! — у Мэлвина всё-таки явно не в тему было настроение.

     – Что-о?!

     – Заткнись, кретин! Ты нам всем жутко надоел своей пустоголовой болтовнёй, — придерживая одной рукой лазерный автомат, другой сержант прихватил Мэлвина за шкирку. — Сейчас ты лишишься не только своего лица, но и этого последнего тряпья!

     – Ты собираешься меня насиловать, Зулу?! Прямо тут?!

     – Психованный идиот!! — сержант откинул от себя Мэлвина.

     Красавчик как бы нечаянно боком подкатил к стоящей в стороне Танго:

     – Спасибо, что вовремя поддержала меня там и не бросила тут.

     – Мы ж вроде теперь напарники, — криво улыбнулась Танго.

     Гэбриэл раскурил сигару и встал спиной к борту «Летучего голландца» — дабы его хорошо было видно и слышно каждому:

     – А теперь к делу, джентльмены! Судя по вашему виду, мы всё ещё на коне… А потому у меня есть план! Сейчас мы проедем мимо Форта Глокк — заодно поглядим, как там теперь поживает наш старый знакомый полковник Бэкквард. Затем сделаем петлю по Центру и заскочим напоследок в Бруклин: надо осмотреть весь город, чтобы дважды к этому вопросу не возвращаться, — никто не знает, что день на завтра нам готовит.

     Красавчик перекинул через здоровое плечо выуженную Мэлвином специально для него из ангарных недр фургона дорогую сердцу М16:

     – Гэбриэл, а ты уверен, что мы действительно сможем проехать через весь город теперь, когда мы так лихо засвидетельствовали своё присутствие здесь — на улицах Индианаполиса?!

     – Больше суматохи — меньше дела! На данный момент лучшее средство замаскироваться — это выставиться на аукционе Сотбис в первых лотовых рядах.

     – Просто не могу поверить, что ты такое говоришь!

     – Сейчас нас ищут по всем тёмным углам, как крыс по норам. Дадим им понять, что нас следует искать на свету! А сами затеряемся в толпе… Мы должны знать свои реальные возможности в этой пластмассовой коробке. Всегда надо понимать, кто с тобой сидит в одной клетке. Иначе, когда включится свет, мало может не показаться… Весь мир у наших ног, джентльмены!!

     – Ага, — усмехнулась Танго, — особенно у подгорелых пяток Красавчика.

     – Подожди-подожди, Гэбриэл! — лейтенант перевёл болезненный взгляд с Танго на своего полковника. — Что-то я не понял — куда-куда теперь?!

     Гэбриэл положил руку на спину не к месту заволновавшегося Красавчика:

     – Едем дальше кататься на «русских горках», лейтенант! У нас сегодня эксклюзивные билеты — праздничные! На целых три заезда: подземные казематы «туннеля страха», «нотрдамские квазимоды» и сумасшедшие гонки «от Нового Алькатраса — до Старого Бруклина».

     Мэлвин запрыгал в несуразном танце — должно быть, сразу от космических рейнджеров:

     – И снова «русские горки»!! А я так люблю «русские горки»!! Ура «русским горкам»!! Все на «русские карусели»!!

     Мэлвин подскочил к Чукки и радостно закружил её.

     Миша посмотрела на полковника:

     – Как по мне, наночип «Х-радиации» капитану Линкольну — что мёртвому припарки.

     – Лучше прослыть слабоумным маразматиком, вроде Мэлвина, чем хладнокровным педантом, как Бэкквард… Красавчик, не надеваешь берет, не забудь его взять с собой — ещё пригодится.

     Мэлвин отпустил Чукки, но тут же радостно налетел на сержанта:

     – Зулу, мы едем с тобой кататься на «русских горках»!!

     Сержант сгрёб капитана в кучу:

     – Возьми себя в руки, полоумный кретин!!

     – Но, Зулу! Все любят «русские горки»…

     – Красавчик, вести машину сможешь?.. или…

     – Да!! Смогу!! Моё!!

     – О`кей, ребята! По машинам!.. Красавчик, Мэлвин и Чукки — назад в «Корветту». Голову свою безберетную из окна не высовывать, Красавчик… Всё!! Вперёд!!

     – Красавчик, держись всё время за нами в двадцати-тридцати ярдах. Если надо, уходи куда посчитаешь нужным. И переведи свой бортовой компьютер в режим полуавтомата на случай, если вдруг не сможешь вести «Корветту».

     – Понял, Гэбриэл!

     – Зулу?

     – Я сам веду машину!!

     – Сержант, на повороте к Форту поменяешь фургон на грузовой транспорт и проедешь, по возможности, под самыми воротами Форта Глокк.

     – Это же самоубийство, Гэбриэл!! Мы же хотели идти на БТР ППС!!

     – Фургон могу вести и я…

     «Летучий голландец» заревел, из-под буксующих на месте колёс полетели дымящиеся искры.

     – Спокойнее, сержант… План такой! Проскочим Форт, сразу завернёшь к Наноцентру профессора Румаркера — хочу поближе посмотреть на это самое любимое дитяти Джона. Дальше — Бруклин: поиграемся с Бэкквардом в салки, заодно оценим, на что он ещё годится, трухлявый пень. В Бруклине снова перестроимся в фургон! А там посмотрим… Ком! Настрой нас на частоту городской военной полиции, выдай нам чего-нибудь свеженького.

     – Полицейская частота заблокирована, полковник.

     – А кого это колышет?! Твои возможности практически неограниченны: Джон дал на тебя достаточную раскладку, чтобы не обманываться на твой счёт. Или ты думаешь, хитрая жестянка, что я куплюсь на дешёвый фокус ленивых отговорок какого-то безмозглого болтливого борткомпьютера на разжиженных мозгах?

     Андрей довольно потёр руки:

     – Почти как Лео…

     Гэбриэл весело подмигнул мальчишке-генокеру:

     – А ты думал, я не сумею?

     – У Лео по этому поводу пунктик: она не ищет лёгких путей — поэтому никогда не садится на волну полицейского патруля.

     – Для нас это не столько лёгкий путь, сколько дорога выживания… Ком?!

     – Придётся подкорректировать схему правой панели управления, у меня связь только для ППС.

     – Покажи — что, — Андрей внимательно посмотрел на экран монитора бортового компьютера, — всё понял, сейчас сделаем.

     За пару минут мальчишка-генокер поправил схему. Ком сразу же включился в заданный режим работы: из динамика хрюкнуло — раз, другой… и сразу же прорезался совсем чужой скрипящий голос.

     – Повторяю, Западный Бр… прочесали, цель не обнаружена… «небесный охотник: тридцать первый» — квадрат: 3-46… возвращаемся на базу… Я — «городской спринтер: тринадцатый» — квадрат: 3-66… Восточный Бруклин… нахожусь в сопровождении двух полицейских машин при поддержке двух «ночных котов», не могу пробиться — «городские кондоры» поливают нас огневой завесой… в боевой контакт не вступаю, подозреваемого транспорта не фиксирую — выхожу из зоны поиска… Приказ всем: искать пока не отыщется!! Достать этот грузовой транспорт из-под земли!! Личное распоряжение генерала-президента Бэккварда…

     – Гэбриэл?!

     – Не переживай, Красавчик: чёрт своё, а Бог своё… Ну что ж, ребятки, играть так играть! Ком, мы выходим!

     – Отключаю световой фон гаража… поднимаю ворота… всё чисто, можно выезжать, командир!

     – Близко не подходи, Красавчик! Если потеряешься, встречаемся в Блошином Бруклине… Зулу, будь предельно внимателен!

     Зулу чувствовал в груди серьёзный болезненный дискомфорт, а на шее непривычное сдавливание, но что это за неудобство по сравнению с той пробивной болью, которую ему причиняли внутренние травмы, полученные в Церкви Святого Андрея. Он снова нормально дышал, хоть и с некоторым холодком в груди, мог свободно двигаться и чувствовал в себе даже необычный прилив «витаминных» сил. Его мозг уже принимал всё, что выдавал щитковый дисплей запасного джи-ай, а машина слушалась каждого его движения. Выруливая из гаража, он уже не думал о полученных травмах, он почти что про них позабыл. И эти мрачные улицы уже не казались ему такими чужими и неестественными: было странное ощущение принятия и понимания всего, что сейчас происходило с ним и вокруг него… Машина спокойно шла по дороге, на которой практически никого не было — только огромные голографические щиты в ярких огнях с безразличными мягкими голосами. Над дорогой низко проносились мигалки «небесных охотников», да мимо суетливо проскакивали «ночные коты». Но почему-то на это «потустороннее» уже меньше обращалось такого пристального внимания, как будто всё это в один момент стало враз прожитым, пройденным, давно уже понятым и смертельно забавным.

     В акустике Гэбриэла зазвучал уже почти что по-свойски спокойный голос наконец примирившегося с неизбежным Красавчика:

     – Это уже четвёртый голографический щит, на котором маячат наши морды! Неужели никто, кроме меня одного, не обратил на это внимание? Все замолкли, точно воды в рот набрали.

     – Велико дело, лейтенант! Мы что, первый раз свои рожи по телевизору видим? Мы же всегда были кадровым примером для военных сериалов и полицейских отчётов.

     – И похоже, так будет вечно! — радостно согласился со своим полковником Мэлвин.

     – Собственно, Гэбриэл, я по другому вопросу: в военном транспорте видели только твою хитрую морду на документах и легко запоминающуюся рожу Зулу, а на всех рекламных щитах почему-то чаще всего мелькает именно моё интересное лицо, между прочим.

     – Полковник, вы слышали этого гада: у вас, значит, хитрая морда, у меня легко запоминающаяся рожа, а у этого зануды интересное лицо!!

     – Не придирайся к словам, Зулу!! — возмутился Красавчик.

     – А меня совсем редко показывают, практически двадцать пятым кадром, — расстроенно вздохнул Мэлвин.

     – Да, но ведь нас заявляют как сбежавших из Казематов Форта Глокк военных преступников!!

     – А ты хотел, чтобы тебя заявили прима-балериной в «Ковент-Гарден», Красавчик?

     – С каждым часом, прожитым в этом городе, всё больше и больше чувствую себя как дома… Да! Именно так: сорок лет назад или теперь — разницы ни на ломаный грош.

     – Слава бежит впереди нас, Красавчик! — многозначительно вывел Мэлвин. — А для неё время — не преграда.

     – Всё как прежде! С одной стороны, спокойно дремлющий в своих запертых на засовы спаленках законопослушный налогоплательщик, с другой — всё тот же мир преступников всех марок, категорий и штампов. И мы где-то даже не между ними, мы — даже вне закона и беззакония.

     – Ты доводишь меня до слёз, Красавчик!

     – Тебе составить компанию, Мэлвин?

     – Только попробуйте!! Я вас обоих разукрашу, как меня разукрасил доктор Франкенштейн.

     – Боюсь, Зулу, что ты сильно опоздал с цирком, у нас тут своих клоунов хватает.

     – Три психа в одной «Корветте», — раздражённо прорычал Зулу.

     – Внимание: выходим из зоны банковских клерков, готовлюсь к полной трансформации, до поворота к Форту Глокк пятьдесят ярдов… Подтвердите приказ на перегруппировку фургона в грузовой транспорт!

     – Подтверждаю! — ответил Гэбриэл.

     – Сорок ярдов — перегруппировка фургона началась, тридцать ярдов — всё чисто, двадцать ярдов — готовлюсь выйти на пристенную зону Форта Глокк…

     – Ну и стенища! — выдохнул Зулу. — Тридцать футов забор! Такой с первого раза не перепрыгнешь.

     – А нам пока туда не нужно… и, Зулу, попридержи коней…

     – А пушек! В три ряда! Гэбриэл, здесь нужна целая армия!!

     – Зулу, я же сказал, нам туда пока что не нужно… Ком?!

     – До главных ворот двести ярдов… грузовой транспорт не в поле внимания… можете продолжать движение…

     – Видишь, Зулу, мы уже практически у них под носом, а они ни в зуб ногой. Джи-ай, первый протоэкран… У-уу! А за стеной-то бегают, шуршат…

     – Как крысы! — рыкнул Зулу.

     – Похоже, Бэккварду прямо-таки не терпится узнать, кто посмел появиться в его безраздельных охотничьих угодьях, да ещё под видом его заклятых врагов?

     – Гэбриэл, неужели ты не допускаешь мысли, что он имеет в виду именно нас — конкретно тебя и меня?!

     – А меня?! — тут же всполошился Мэлвин.

     – Про меня не забудьте, — и себе намекнул Зулу.

     – Рекламное кино — это ещё не правда, а половина правды хуже атомной войны.

     – Хочешь сказать, что Бэкквард считает нас хуже местной «элиты»: генетических монстров и бруклинских мутантов?

     – Уверен, Красавчик! Думаю, чтобы получить хотя бы частичные ответы на свои вопросы, Бэкквард сейчас старается изо всех сил докопаться до профессора Румаркера.

     – Сто ярдов…

     – Ком, всю протозащиту на «Летучий голландец»!

     – Приказ принят, командир! Первый и второй протоэкраны подняты в ружьё! Девяносто ярдов до цели — вы попали в радиус пристального внимания защитной системы слежения оградительного периметра Форта Глокк… навстречу из ворот вышли два патрульных танка…

     – Наконец-то!! Проснулись!! — дёрнулся на своём сидении Зулу.

     – Красавчик, всё! Выпадай в боковой квартал… Сержант, прибавь чуть газу — посмотрим, что они предпримут. Командор?

     – А чего нам дёргаться, командир? Сидим за полным протощитом, как черепаха за своим панцирем… Делайте, что надумали, отступать уже поздно!

     – Прекрасно! — Гэбриэл выдохнул густым дымом и довольно улыбнулся.

     – Пятьдесят ярдов — танки встали, перекрыли дорогу, до столкновения двадцать ярдов… Мы на прицеле у пушек Форта, командир! С Новым Годом!!

     – Рано ещё… Сержант, разгреби-ка этот завальчик!

     – Ком, полный передний таран!! Держитесь!!

     Зулу вжал ногу в педаль газа! Фургон на автопилоте притянул всех к креслам лазерной отдувкой и, послушно рванув вперёд, всей своей навороченной массой налетел на гусеничный нос первого вставшего поперёк дороги танка… «Летучий голландец» зарычал, сильно замедлив ход, но не остановился! Из-под колёс бронированного транспорта полетели горящие искры, по «металлическому» асфальту заскрежетали тяжёлые гусеницы — танк развернуло, его гусеницы зацепили бок второго танка, и тот тоже пошёл на разворот. Фургон при полном таране уже без особых усилий пробился между двумя танками и на скорости пошёл дальше к своей цели — к воротам Форта Глокк.

     – Йессс!!! — ударил ладонями по баранке Зулу.

     – Есть!! Вы их сделали!! Мы видим вас на мониторе «Ветты»!! — Красавчик и Мэлвин подпрыгивали от ненормальной дозы свободного адреналина где-то там — за квартал от «Летучего голландца».

     – Зулу, держи скорость… встанешь прямо напротив ворот…

     – А не перебор ли это, командир? — с явной иронией в голосе поинтересовалась Миша.

     – Будем импровизировать, командор.

     Двадцатифутовые ворота Форта Глокк сейчас были распахнуты настежь! Около ворот сновали солдаты, «городские спринтеры» и «ночные коты»… От ворот Форта было четыре проезда: в сам Форт, вдоль его стены влево и вправо и на центральную дорогу. И со всех четырёх направлений уже стягивался военный транспорт.

     Подчиняясь рукам водителя, грузовой транспорт как вкопанный встал прямо напротив распахнутых ворот Форта — как будто уткнулся носом в асфальт.

     Над ними сразу же зависла полицейская «вертушка»:

     – Грузовому транспорту — оставаться на месте!! Один рывок и вас уничтожат!! Заглушить мотор, выключить фары, всем выйти из машины с поднятыми руками и лечь на землю лицом вниз!!

     – Дом — родной дом! Ком, где мы тут можем пройти?

     – Нигде, полковник Харрис! Но лучший вариант для самоубийства — центральная дорога Первой улицы. Таран и полный экран защиты без особых усилий пробьются через затор «городских спринтеров»: энергии у нас предостаточно для силового рывка.

     – Варишь мозгами, Ком!

     – И вам удачи, командир!

     – Отлично! Ком, на пару секунд сними второй протощит и боковое стекло, — Гэбриэл высунулся из окна. — Эй, парни!! Передавайте привет полковнику Бэккварду — от Команды «Альфа» и от полковника Джорджа «Гэбриэла» Харриса лично!! Да, и передайте полковнику: мы вернулись!! С Новым Годом!!

     Гэбриэл швырнул дымящуюся сигару в плотную толпу залёгших за машинами солдат и копов — те сразу же рассыпались в разные стороны! Полковник моментально убрал локоть назад, и Ком закрылся вторым протоэкраном. В тот же миг на машину обрушился шквальный прицельный огонь со всего, что только могло стрелять.

     Машину сильно затрясло, но полковник точно издевался над полицейскими — прямо под самыми воротами Форта Глокк:

     – Ну что, ребятки? Постояли, покурили, будем отчаливать: гулять так гулять!! Зулу, вперёд!!

     Сержант не раздумывал: приказ получен — приказ должен быть выполнен! «Голландец» развернуло чуть ли не на ровном месте. Зулу поддал газу и сразу же на всех колёсах, набирая скорость штурмового пикировщика, всей таранной массой грузового транспорта врезался в ближайшего «городского спринтера», на ходу без особых усилий разгребая колёсный завал впереди себя.

     – Давай, Зулу, убирайся с этой помойки и набирай обороты к Наноцентру Джона, экскурсия по Индианаполису продолжается!!

     «Летучий голландец» выбрался из завала и, не сбавляя скорости, пошёл дальше по широкой дороге Первой улицы.

     – На удивление совершенно пустые улицы.

     – Это Центр — Вторая Зона Индианаполиса, полковник: здесь город живёт только днём, ночью все расползаются по своим каменным норам и по ночным клубам.

     – Гэбриэл, на вас, как на стриптиз-торт, слетаются «вертушки» со всего города!

     – Я вижу, Красавчик! Скоро здесь станет, как на сковородке с кипящим маслом. Держитесь от нас как можно дальше… О! Начинается самое интересное в цирковом шоу.

     Машину слегка подбросило, а вокруг разлилось бело-голубое сияние в виде ярких дымчатых колец — по асфальту пошла гулять первая ударная волна полицейской «Кустики».

     – Внимание!! — подал голос Ком. — Над нами цепь «небесных охотников», готовится одновременная серия акустических и тепловых ударов по «голландцу»!!

     – Ты в бой отправляйся и помни — я с тобой… пусть мой голос ведёт тебя сквозь пламя и взрывы… ты вернёшься живой, потому что я с тобой… — Мэлвин уже драл глотку за десятерых. — Полковник, мы с вами!!

     – Я слышу, Мэлвин! Повторяю, держитесь от нас подальше.

     – Самое время для заупокойной запевки, — усмехнулась Танго.

     Второй и третий акустические удары кинули машину на обочину.

     – Интересно, им действительно совершенно наплевать, что они попутно разносят витрины и окна первых пяти этажей своего города? Или они не видят, что за ними полоса разрушительного огня от самого Форта?

     – Им на это наплевать, полковник, — ответила Миша. — Центр платит кровавую дань за своё спокойствие — и это закон для всех!

     – Согласен, они свой город абсолютно не жалеют.

     – Теперь всё свалят на Команду «Альфа» и устроят на нас настоящее сафари!

     – Очень на это надеюсь, Зулу! Ком, снять оба протощита — посмотрим, на что этот гроб на четырёх парах колёс способен без энергетического балахона.

     – Ты с ума сошёл, Гэбриэл?!!

     – Наоборот, Зулу, только собираюсь.

     – Вся система протозащиты отключена. Атака с неба усиливается, на хвост сели «городские спринтеры»… Командир?

     – Гэбриэл, мы уходим с параллельного маршрута, здесь тоже становится горячо! Они пытаются обойти вас и взять в клещи — танки, оказывается, ходят не так медленно, как нам сначала показалось.

     – Хорошо, Красавчик, не выпадайте из эфира… Ком, что мы можем предложить нашим горячим поклонникам, чтобы заставить их отцепиться от нас?

     – Меню в раскладе: скидываю первую порцию «шанхайского конфетти»… Атака с неба усиливается! Корпус машины терпит значительную перегрузку — существенная потеря общего энергозапаса «голландца»… Первый «городской спринтер» пошёл в аут! Второй — следом! Третий и четвёртый на полном перевороте… пятый и шестой проскочили… Подтвердите заказ на вторую порцию «шанхайского конфетти»!

     – Подтверждаю!! — Гэбриэл смотрел в боковое зеркало заднего вида: из-под днища фургона вылетела сетка из миниатюрных шипастых «звёздочек» и веером разошлась за «голландцем» — машины полицейского патруля пошли вразнос, как бобы по тарелке. — Ком, как бы нам скинуть с себя «небесных охотников»? Здесь действительно становится жарковато…

     Гэбриэл обернулся! За спиной Зулу сидел бледный, но, кажется, даже довольный Андрей. Миша имела хмурый, но вполне спокойный вид. Танго вообще откинулась на спинку кресла за Андреем и казалась совершенно безразличной к действительно по-настоящему раскалившейся до предельной точки кипения обстановке.

     От машины в очередной раз пошли в стороны огненные волны от ударов из тепловых пушек «небесных охотников», но «голландец», на удивление, стойко переносил все атаки даже без защитного энергоэкрана: теркриспокрытие имело свою собственную титановую защиту… Но профессор Румаркер предупреждал: всё имеет свои пределы.

     – Командир, деваться некуда, нужен код допуска на зеркальный щит! И быстро! На подходе «небесный охотник — 2»: приготовиться к удару из ДК-пушки… Впереди по курсу баррикада из «ночных котов», готовятся к лобовой атаке!

     – Притормози, Зулу… Андрей?!

     По корпусу «Летучего голландца» прошёлся неприятный «плачущий» скрежет.

     – Прямой удар из ДК-пушки — машина за раз потеряла девять процентов собственной энергии… Парадный эскорт «городских спринтеров» покидает нас: танки готовятся к групповому теплоудару. Командир, пока мы все ещё живы, принимайте решение!

     – Андрей?! — Гэбриэл по-прежнему не торопился оборачиваться.

     – Но, полковник…

     – Без энергощита и с таким кинжальным навалом мы очень быстро превратимся в слоёный пирог с мясной начинкой из человечины и одного генокера.

     Андрей схватился обеими руками за спинки передних кресел:

     – Ком!! Код допуска на зеркальный щит: «ёб твою мать»!!

     – Код принят! Перехожу на автопилот… Держитесь за свои задницы, смертнички!!

     «Голландца» резко боком сдёрнуло в сторону — и машина замерла как вкопанная… мимо них вдоль всей улицы пронёсся шквальный огневой удар из танковых пушек сразу трёх «ночных котов» — бушующий ураган огня буквально захлестнул машину…

     – Гэбриэл?!

     – Да, Зулу, нелегко приходится нашему противнику — нелегко… Однако, что хотел, я увидел! Ком, пора снова подключаться к общей защите и заодно разложи обстановку.

     – Машина находится в режиме полной невидимости: программа зеркального щита позволяет на время, допустимое для общей энергии крио и z-кристаллов, подстраиваться под фон окружающей местности — на данный момент мы приняли на себя фон горящей витрины магазина первого этажа офисной многоэтажки. Общий запас энергии жизнеобеспечения «Летучего голландца» вычерпан на сорок два процента. Командир?

     А за спиной Гэбриэла шумным накатом шли свои разборки.

     – Поубиваю нахрен всех, с-суки… мать вашу!!

     – Так ты ж её и научила, — измывалась Танго над Мишей.

     – Молчать!! Андрей, чтоб этого безобразия на зеркальном коде больше не было, или я урою тебя в холодильник вместе с Лео!! Япона-мать!!

     Гэбриэл кивнул в сторону лобового стекла:

     – Нанесение морального ущерба противнику состоялось — пора сматывать отсюда удочки. «Корветта», вы нас слышите?

     – Вот, я же говорил, что где-то уже слышал это название: «Индиго-бар»! А когда это мы здесь раньше проезжали?

     – Красавчик? Я тебя плохо слышу!

     – Мы отошли подальше от вас, «голландец»… Где встречаемся, Гэбриэл?!

     – У Наноцентра, план не меняется… Только будьте всё время впереди, чтобы мы не натянули вам на хвост всю фортовскую гвардию.

     – Есть, полковник! — отозвался Мэлвин. — Желаем вам побыстрее выбраться из горячего капкана!

     Гэбриэл повернул голову к белому как полотно сержанту.

     – Давно пора сматываться, полковник… Машина на пределе, но я готов подраться!

     – А я так начинаю привыкать ко всей этой городской суматохе Индианаполиса, — Гэбриэл поднёс зажигалку к новой сигаре. — Красота!

     – Мальчишка… — качнула головой на довольного полковника Миша.

     – Мальчишки… — Танго подула на свои сияющие ногти и скучно зевнула.

     – Давай, Зулу, работай!

     – Ком, по левому флангу, кажется, есть щель в заторе?

     – По левому флангу лёгкая кавалерия: шесть «городских спринтеров»… и только что позади встали два танка…

     – Орешки, сержант?

     – Семечки, полковник… Держитесь, будем разгребать!!

     – «Корветта»?!

     – Будем на месте через пару минут, Гэбриэл! Стараемся держаться, где больше машин, но это не так-то просто: Центр похож на кладбище в неоновых мавзолеях.

     – Зулу, осторожнее!! Эти бедолаги думают, что по ним топчется гнев богов.

     – Плевать мне, что они думают!! Эти кретины хотели разнести мой фургон к чёртовой бабушке… Теперь мой черёд!!

     – Ком, что там впереди?

     – Город кишит «городскими спринтерами» и танками, командир!

     – Полковник, мы прошли коридор, — Зулу сильнее сжал баранку. — Иду в направлении Наноцентра!

     – Ком, снять режим невидимости — возвращаемся на линию огня! Пусть президентский эскорт ещё немного попотеет, до Бруклина ещё далеко…

     – Андрей, подай мне сифон, пить хочу.

     Мальчишка-генокер достал из бара пластмассовую бутылку и протянул Танго.

     Зулу показал глазами назад:

     – Железные нервы.

     – Им не привыкать, Зулу… А вот и наш почётный эскорт вернулся, быстро соображают! Ком, сколько у нас в запасе ещё «шанхайского конфетти»?

     – Четыре сетки, полковник Харрис!

     – Зулу, побалуй как следует наших азартных охотничков.

     – С удовольствием, Гэбриэл!! Ком, на перекрёстке один раз — дружеский привет из Шанхая для нашего эскорта!!

     – Вас понял, командир! К перекрёстку подходят ещё шесть полицейских машин — нам наперерез…

     – Андрей, а подай-ка мне винтовку!

     На перекрёстке «голландец» протаранил лёгкие встречные машины и, рассыпав за собой сетку «шанхайского сюрприза», пошёл дальше — в направлении Наноцентра! Пять «городских спринтеров» встали на вынужденный отдых.

     – Ком, ты можешь снять с нашего затылка излишек «городских спринтеров», что-то их стало слишком много?

     – Радарной пушкой, полковник?

     – Тогда займись теми, что нам на крышу капают.

     – Приказ принят, командир!

     Полковник выставил в окно свою М16 и дал длинную очередь по шинам слишком уж настырных полицейских. Ком сделал несколько удачных выстрелов из радарной лазерной пушки с крыши «голландца»… Через десять секунд над машиной никого не осталось, с пробитыми колёсами отстали и «городские спринтеры».

     – А вы говорили, что огнестрельное оружие больше не в игре!

     – Это только шины, полковник Харрис.

     – И всё-таки им следовало бы лучше заботиться о своих колёсах — верно, сержант?

     – Да все их танковые гусеницы дерьмо по сравнению с колёсами моего «голландца»!

     – Его… — Танго с улыбкой взглянула на Мишу.

     – Уже — его.

     – А почему не срабатывают лазерные пушки на домах? — спросил Зулу.

     – Высоко, — ответил Андрей. — Здесь же одни высотки, все пушки на крышах, а у нас большая скорость.

     – Командир, Наноцентр впереди по правому борту! Но нас там уже ждут…

     – Думаю, что этот эскорт не по наши души, Ком… А Наноцентр Джона серьёзная крепость, скажу я вам, парни!

     – И единственная настоящая больница во всём городе, — отозвалась в акустик Миша. — Военный госпиталь теперь весь на территории Форта… Раньше здесь не было столько охраны. Но с тех пор как из Наноцентра пропала Танго, а потом и я, генерал Бэкквард серьёзно обеспокоился фактом бесследного исчезновения своих солдат. Теперь Наноцентр больше похож на обложенную со всех сторон средневековую крепость — вы и сами это видите, полковник.

     – Это точно! И всё же Джон молодец, какую махину отгрохал! Он всегда умел приложить к делу и свои руки, и свой гений.

     – Гэбриэл, нас снова обстреливают и, кажется, нам на хвост опять норовят упасть две коповские «вертушки»… Куда теперь?

     – Джон никогда не покинет своё детище — никогда! Тут весь его гений, вся его жизнь, сердце и душа…

     – Гэбриэл!!

     – Хорошо, Зулу, будем заканчивать тут… В общем-то пора подвести первый итог. Фактор неожиданности по-прежнему отыгрывает свою роль! Копы с теми же мигалками, военные всё на тех же танках… Всё, что я хотел увидеть в Первой и Второй Зонах Индианаполиса, я увидел. Поехали в Бруклин, Зулу! «Корветта» Красавчика в ста двадцати ярдах впереди, догоним — вместе повеселимся в Бруклин-городе.

     – А хвосты?!

     – Сейчас сбросим… Ком, как войдём в зону Бруклина, трансформируй нас обратно в фургон Зулу — не думаю, что на задворках жизни будут рады видеть военный транспорт Форта Глокк.

     Чем ближе было к Бруклин-городу, тем становилось легче отбрыкиваться от фортовского эскорта. Но бортовой компьютер по-прежнему показывал значительное передвижение в направлении от Форта Глокк в сторону Бруклина — оттуда всё шло и шло новое подкрепление. И это преследование могло стать бесконечно фатальным и для команды из подземного бункера, и для самого города: хозяин империи Индианаполиса, похоже, поставил себе цель — добиться своего во что бы то ни стало и любыми средствами. И в отличие от практически неограниченных возможностей Форта Глокк, люди в машинах-беглянках были всё же обычными людьми, и им всем необходим был отдых, еда, привал…

     – Гэбриэл, снова возвращаемся в Блошиный Бруклин… Ты только посмотри: такое впечатление, что сюда весь город собрался!

     – Новый Год, похоже, празднуют, Красавчик… Ком?!

     – Уже! Три секунды, две, одна… Фургон на своих колёсах, командир!

     Через несколько минут фургон подошёл к Блошиному Бруклину.

     – Красавчик, какого дьявола вы поставили машину под тем навесом?

     – Гэбриэл, тут такое шоу: обнажённые девушки со змеями — совсем обнажённые! И Мэлвину захотелось вдруг перекусить. А сколько здесь всякого разного тряпья — для нас, потрёпанных со всех концов! Может, остановимся здесь на полчасика, копами здесь близко не пахнет, а?

     – Чукки?!

     – Если они так хотят продегустировать это крысиное мясо — пусть наедятся им досыта! Другого раза может и не быть…

     – У меня плохое предчувствие, — Миша сердилась.

     – А за углом притаилась тень… ням-ням-ням!.. серийного маньяка-убийцы по кличке Кровавый Крюк!.. и его следующая жертва — ням-ням-ням! — Красавчик собственной персоной…

     – Мэлвин, из-за тебя Гэбриэл лишит меня удовольствия досмотреть это шоу!!

     – Командор, — полковник обернулся к Мише, — я хочу проехаться по Бруклин-городу и посмотреть, где расположены те два заблокированных лифта, которые у нас на подстраховке. Что делать с этими обжорами на голое шоу и крысиные гамбургеры?

     – Ладно! Пусть остаются — Чукки, если что, обоих подстрахует. Сегодня же, как-никак, а Новый Год! Блошиный Бруклин — самая нейтральная зона на погранперекрёстке: здесь все равны — и люди из города, и военные, и генокеры, и мутанты из Западного Бруклина… убивают всех одинаково… Здесь сегодня половина Индианаполиса! Копы шкодить тут без особой на то причины не станут. А мы за три четверти часа обернёмся.

     – Отлично! Красавчик, ты всё слышал? Далеко от этого района ни за какие соблазны не удаляться и, если что…

     – Я всё понял, понял, Гэбриэл! Валите дальше!

     – И ещё! — это был настойчивый голос полковника Васильевой. — Ни одним ухом в закрытые бары — без ушей останетесь.

     – Что?! Уже и в бар заглянуть одним глазком нельзя?!

     – Почему же, лейтенант? Можно! Сохранить тот самый глазик будет проблематичнее.

     – Запугали до смерти… Дайте хоть шоу досмотреть! Мэлвин, отстань, я не стану есть эту гадость… Чукки, присмотри за нашей «Веттой-деткой». Мы тут с капитаном Мэлвином прогуляемся немного — дармовыми долларами пошуршим, тоску по былому развеем.

     – Смотри, лейтенант, чтоб тебя самого на былую труху не развеяли, — вяло заметила Танго.

     – Поехали, Зулу! Обычная история: пока Красавчик не набьёт себе пару новых шишек, в эту действительность так и не поверит. Ему тяжелее нас всех даётся понимание того, что все мы пленники этого города. Придётся ему опять проверять дубину реальности на собственной шкуре.

     – Неужели ещё не напроверялся? — усмехнулась Танго.

     Гэбриэл вздохнул:

     – Такому солдату, как Красавчик, одной рукой пирога не испечь: для этого ему нужно сначала вымесить тесто обеими руками — даже если придётся пожертвовать этими самыми руками…

     Ровно через три четверти часа «Летучий голландец» возвращался из Восточного Бруклина.

     – Сорок пять минут, а от Красавчика и ребят ни гу-гу… и Ком их не может отыскать…

     – Чукки тоже молчит, но не будем паниковать раньше времени, командир, — голос Миши был глухим и неприятно подёргивал по нервам.

     – А священник?

     – Священник так и не приходит в себя и вряд ли уже очнётся.

     Гэбриэл тяжело вздохнул:

     – Этот город — территория живых мертвецов. Безрадостная картина: что в благополучном Центре одни рекламные щиты да танки, что Бруклин — район зомби и конченых недоносков.

     – Нам здесь не место, Гэбриэл, — хмуро отозвался Зулу и, помолчав, добавил, — хотя выжить можно и тут.

     – А есть места на Земле, где ещё хуже, — добавила радостной нотки Танго.

     – Куда уже хуже! — прорычал Зулу. — Разве не проще было бы прихлопнуть Бруклин-город, как муху на ладони: раз! — и всё… и нет гнойника на заднице у слона…

     – Не всё так просто, Зулу, — пояснил Андрей. — Город буквально и вверх, и вниз напичкан лазерным и протонным оружием, по всему периметру и изнутри окутан лазерными сетками и просто утопает в песке, который давит на нас всем своим смертельным весом.

     – Пороховая бочка! — хмуро добавила Миша. — Один серьёзный удар не туда, куда следовало — и всё! Например, Наноцентр или Бруклин-город… Поэтому в таких особо взрывоопасных зонах города менее всего применяется тяжёлое вооружение военной полиции — дабы не поджечь легко воспламеняющийся фитиль пороховой бочки, на которой сидит весь город.

     – Пока что это нам на руку, — выдохнул густым облаком полковник. — Прошли половину Бруклин-города и, кроме «небесных охотников», ни одной достойной уважения коповской морды. И честно говоря, это, наверное, даже хорошо, что один из лифтов выходит прямо в Западном Бруклине: туда-то точно никто не сунется по доброй воле. И хотя другой выходит на поверхность на границе Западного и Восточного Бруклина, а там нет такого скопления людей-мутантов, но внутреннее ощущение на душе не менее тягостное, чем от Западного Бруклина,— повсюду горы грязи, трупный запах и очумевшие полулюди-полуживотные.

     – Смотрите, полковник, ещё один прямо на улице у стены валяется — готовый труп!

     – Я даже рад, что с нами не было Красавчика! Для его утончённой артистичной натуры всё это…

     Миша злобно хмыкнула:

     – Мы сегодня уже предостаточно засветились на фургоне с красной молнией. Как только по Бруклину пронесётся слух, что пэпээсница снова воскресла, трупов на улицах прибавится… Она иногда по несколько недель лежит на лабораторных столах у Джона! Ведь эта безбашенная умудряется ходить даже в Западный Бруклин: там, на самых его границах, самые отпетые ночные клубы города. Их ещё называют фильтрами: в Западный Бруклин ходят умирать… Впрочем, весь Бруклин-город — это территория смерти: здесь генокеров через одного и люди как генокеры — без душ и желаний…

     – Но ведь генокер тоже как бы человек!

     – Андрей, поясни полковнику про то самое главное, что отличает человека от генокера.

     – Синтетическая мутация «искусственного» генома человека… Генокер не человек в полном понимании этого слова, генокер — живой биоробот. И пока что, к сожалению, без цельной человеческой сущности: то проявление общего, что заложено в генокера в процессе его создания, имеет мало сопредельного с человеческой душой, когда-то дарованной человеку самим Создателем. К сожалению, люди не боги высшего космического ранга: даже среди инопланетной конфедерации считаются низшими существами «из божьего стада», не имеющими великого созидательного дара вдыхать в искусственно созданные биомашины живой божественной души… Женщина-человек может только родить вместе с мужчиной-человеком подобного себе, но они не могут создать точно такое же существо искусственно или путём генной инженерии: люди не могут вдохнуть человеческую душу в кусок мяса. Люди — боги-младенцы, которым самим ещё нужно подрасти до богов-создателей…

     Зулу замотал головой, точно скидывая с себя какое-то наваждение:

     – У нас что, в фургоне ещё один Мэлвин завёлся?

     – Он прав, Зулу, мы не боги… Но Джон Румаркер — гений-созидатель, и, если бы ему не мешали всю его жизнь, возможно, что-то сложилось бы в этом мире теперь по-другому. Андрей тому пример! И неважно, что генокер по сути — душу в него Джон вложил, как сам Создатель, настоящую, человеческую…

     – Спасибо за светлые слова, Гэбриэл! В свой смертный час я понесу с собой в сердце образы самых дорогих мне людей. И ваши слова будут со мной вместе со словами науки и сердечного тепла моего земного отца, когда я однажды предстану перед самым главным создателем всего сущего во Вселенной — перед нашим Единым Творцом-Создателем.

     – Я тебя понимаю, Андрей, и очень хорошо понимаю… Так, джентльмены, входим в зону Блошиного Бруклина. Красавчик?! Мэлвин?! Капитан Рур?! Вас нет на связи... Ком, где сейчас «Корветта»?!

     – Её нет на прежнем месте, командир… «Корветта» переместилась ближе к Центральному Бруклину — поворот на десять часов. При нашей скорости минут пять, не больше.

     – Зулу, поддай газу — без лишнего шума.

     На фургон опять налетела какая-то разнопёстрая толпа без лиц — вокруг «Летучего голландца» началось очередное цирковое светопреставление с визгами, бенгальскими огнями и пороховыми хлопушками!

     – Получится тут без лишнего шума, как же… Прочь с дороги, клоуны!! Убирайтесь — пока я не намотал вас одним скопом на все свои колёса!!

     – Зулу, не шуми так сильно, лишнего переполоха нам не нужно: над городом по-прежнему курсируют «небесные охотники», а в районе Блошиного Бруклина снуют «городские спринтеры»… «Корветта», это «голландец»! Выходи на связь! Немедленно! Ком, укажи точное место пребывания «Корветты».

     – Командир, «Корветта» припаркована возле бара «Шериф Джо»: граница Центрального и Восточного Бруклина — триста ярдов от Блошиного Рынка. Машина полностью заблокирована, поэтому трудно со связью… «Корветта», выйти из режима внутренней блокировки! Перейти в режим полного контакта с «Летучим голландцем»! Командир, связь налажена.

     – «Голландец», команда «Корветты» покинула борт и спустилась в подземный бункер бара «Шериф Джо»… меня оставили на полной самоблокировке…

     – Какого хрена?! — Миша сердито цокнула языком. — Ну что за дурбалаи эти «древние»? Ну просили же не покидать территории, на которой их оставили.

     – Командор?

     – Ситуация штатная — всё летит к чертям, командир… Зулу, прибавь газу, «Шериф Джо» имеет больше, чем плохую репутацию, и там просто обожают новеньких.

     – Что это означает для наших, Миша?

     – Это означает, командир, что раз они молчат, значит, они в клетке!

     – В клетке…

     – «Шериф Джо» держится на незаконных боях без правил и играх «на живца»… Сюда приходят пощекотать нервишки и сделать крупные ставки из самого Центра: цена жизни в клетке здесь тем дороже, чем ближе к смерти. Ваши парни сделали неправильный выбор, полковник!

     – Но ведь с ними была капитан Рур!

     – Прежде всего с ними был ваш упёртый и заносчивый лейтенант Руперт Квинси! Нужно было с ними Танго оставить: сидел бы сейчас ваш Красавчик с разбитым носом — зато с целой головой и в своей ненаглядной «Ветте-детке».

     – Можно дальше не вдаваться в суть вещей… Зулу, скоро?

     «Летучий голландец» влетел на огромную стоянку, до отказа забитую старыми машинами и новыми «зубилами» перед высоким одноэтажным и ярко светящимся огнями зданием. Вывеской «Шерифу Джо» служила двадцатифутовая «неоновая» девица в крутом ковбойском прикиде от Дикого Запада, с зазывающими формами и с дымящейся сигарой в зубах… к тому же девица периодически нагибалась — отчего её пышные груди почти вываливались из голографической жилетки с длинной бахромой…

     – Неудивительно, что Красавчик купился на этот балаган! — прорычал Зулу. — Вот их машина.

     – Боже Милосердный!!

     – Что ещё, Андрей?!

     – Вы только взгляните: они все три своих защитных берета оставили в «Корветте», «тяж» Чукки и всё своё оружие… Господи!! Они пропали!!

     – Не причитай над живой собакой раньше времени, Андрей, — Миша злилась, но держала себя в руках. — С «тяжем» и оружием они всё равно бы не прошли: законы здесь строгие! Да и с военными беретами — эти… тем более…

     – Встану на углу бара, там не так светло. И на всякий случай подальше…

     – Значит так, команда! Я и командор идём первыми! Танго и Зулу сразу за нами: если что, вы — наше прикрытие… Андрей, ни под каким предлогом не оставляй фургон — возможно, нам придётся очень быстро уносить ноги.

     – Приказ принял, командир!

     – И ещё, если сможешь полностью разблокировать «Корветту», через компьютер отгони её подальше от стоянки, но в зону приёма связи с «голландцем».

     – Без проблем, полковник! Я всё сделаю! Вы — поторопитесь!

     Миша и Танго уже сложили свои «тяжи» и ковбойские игрушки на сидения, следом легло и всё их видимое оружие.

     – С оружием мы никак не пройдём внутрь — нас просто не пропустят или перестреляют, как безмозглых баранов: в этом баре эмоции и страсти через край! Складывайте все ваши винтовки, парни! Можете оставить только по «глоку» — так, для отмазки глаз. Всё равно придётся сдать, зато без лишних подозрений: здесь мы не на своей территории.

     – А наш вид?

     – О! За это не беспокойтесь, полковник, там много таких будет — голодранцев на первый взгляд. Главное — это ваши деньги и, чем больше, тем лучше!

     – А если мы не сможем выйти оттуда?

     – Какое это теперь имеет значение, полковник Харрис: ваши влипли! Это значит, что мы войдём вместе и выйдем вместе — или нас всех вынесут вперёд ногами и кинут где-нибудь под стенами Восточного Бруклина.

     – Или сдадут на гамбургеры на Блошиный Рынок, — совершенно серьёзно добавил Андрей.

     Сержант заскрипел зубами:

     – Когда я доберусь до этого… Красавчика.

     – Побереги злость для клетки, Зулу! Если они уже там, вытащить их можно будет только одним путём: поменять их жизни на свои собственные… Танго, я надеюсь на тебя, — Миша развернулась к сержанту, — и на вас, Мистер Яростный Молот! Мы с полковником попробуем уладить всё хотя бы относительно без смертельных проблем — для нас, для всех.

     – Да-а… — Танго сделала круглые насмешливые глаза, — у меня уже дрожат коленки: ты меня напугала до смерти… Так и быть, иду с вами!

     – Что это значит?!

     – Это значит, Зулу, что мы предложим ваши жизни в обмен на их… Поверь мне, сержант, ни у меня, ни у полковника Харриса нет реальных шансов выжить в клетке — даже Лео выносили оттуда по частям. А она может замочить такую тушу, как ты, за пару минут!

     Зулу сдвинул брови, но промолчал.

     – А как же кью-1? Наши защитные кальсоны?

     – А кто вам сказал, полковник Харрис, что Лео надевает свой кью-1, когда прётся в эти чёртовы клетки? Если сила приложения к вашим кальсонам окажется несоизмеримой с их защитным эквивалентом, то уже не будет иметь никакого значения, что на вас надето… Пусть Танго и Зулу заходят сразу же за нами — Танго знает, что делать дальше.

     – Я готов подраться!! — сержант вогнал кулак в ладонь.

     – Другого выхода нет, Миша?

     – Почему же? Есть! Мы можем вызвать военную полицию, а чтоб они поспешили, объявить во всеуслышание, что здесь вся Команда «Альфа», и в придачу, на довесок, три солдата-беглеца из Форта. Вот будет истинный новогодний подарочек для генерала Бэккварда!

     – Этот вариант нам не подходит.

     – И я так думаю, полковник… И ещё, Зулу, ни в коем случае не снимай свой джи-ай! И надень маску на лицо прямо сейчас. Андрей, выдай нам по порции «энергетика», нам это теперь будет очень кстати.

     – Опять эту гадость?! Ни за что!!

     – Не упрямься, Зулу, надо — значит, надо!

     – Последний раз, Гэбриэл.

     – Всё может быть… — нерадостно усмехнулась Миша. — Командир, вы и я оставляем наши джи-ай в фургоне. Если мы все сейчас завалимся в наших армейских беретах, это сразу же вызовет ненужное внимание и излишнее подозрение: «черноберетчиков» здесь не жалуют, а «чёрных кракенов» — особенно. Могут пристрелить ещё при парадном подходе… Танго пойдёт как есть, она сможет — это её дело: замазать глаза охране на свой дьявольский берет.

     Подавая «энергетик», Андрей только покачал головой:

     – Лео нам сейчас могла бы помочь, у неё с Моно более-менее дружеские отношения…

     – Ага! Знаю я, какие у них «дружеские отношения»: разнесла бы этот бар к чёртовой матери и не стала бы даже тратить время на излишние церемонии — ведь её-то копы не разыскивают и всегда всё с рук! — Миша через силу проглотила свою порцию энергетической подкачки и напоследок обернулась к загерметизированной крышке физирефактора. — Отец Климентий, жизнь посылает нам всё новую и новую боль — в этой клетке уже нет угла, об который не разбились бы наши души. Если правда, что боль делает человека мудрее, то мы уже давно должны были бы стать святыми, творящими чудеса… Благослови нас в этот сложный для команды час, отец Климентий.

     Миша вытащила из-за чёрного свитера свой старый почерневший крест и, приложившись к нему губами, запрятала обратно:

     – Мы готовы, командир!

     – Пусть пребудет с вами сам Отец Небесный!

     – Спасибо, Андрей… Командор, за вами!

     Миша и Гэбриэл направились в «Шериф Джо»… Первые двери бара оказались самыми обычными — тяжёлыми, оббитыми железом, но всё же простыми дверями. Но за поворотом небольшого тёмного коридорчика оказались две двери из прочной толстой решётки: одна была с вырезанным окошком — какие обычно делают для выдачи оружия в полицейских участках, другая вела непосредственно в бар.

     Как только они подошли к окошку, за их спинами сразу же встали два семифутовых молодца с бицепсами с голову полковника и каменными квадратными лицами. К двери за окошком с той стороны подошёл низкорослый лупоглазый «бухгалтер» с салатовой лысиной на огуречной голове. Он положил свои крючковатые пальцы на окошко — на обеих руках не было по два пальца, из чего следовало, что «зелёный» не только азартный игрок, но самое главное — человек, а не генокер.

     – О-оо!! Какая честь для нашего заведения, полковник Миша Васильева… Как там Бешеная Лео поживает после последнего выхода в город? И что это вы сегодня не в своём скрытном балахоне, полковник? Неужели решились открыто войти в клетку?! Бросить, наконец, вызов Подиуму Победителей!!

     – Заткни пасть, Шрэкки… Забыл за что тебе платят?

     – За молчание, как будто бы… м-м… только что-то давно от вас не поступало никаких денежных вложений, полковник…

     Миша прошуршала дикой стодолларовой пачкой перед загоревшимися глазами «бухгалтера»:

     – Вот, держи — наперёд!

     – Очень щедро с вашей стороны, очень щедро, полковник… м-м… Молчу-молчу! Знать вас не знаю и в глаза никогда не видел — мало ли какая тут шушера под ногами путается, чтоб на всех глаза свои пялить.

     – Заткни своё рыло, урод, и ответь мне на несколько вопросов!

     – За вопросы платы не поступало, полковник.

     – С-сука недобитая…

     – Это в самую точку, полковник! Недобитая — как есть недобитая… Только оплата наперёд! Знаю я вас — фортовских беспредельщиков: понапиваетесь, разгромите полбара, а с меня потом Моно три шкуры сдирает, да ещё за мой собственный счёт! — Шрэкки потёр остатками пальцев перед носом у Миши.

     – Вот! — Миша положила на окошко ещё несколько стодолларовых купюр, которые сразу же слизало с окошка, будто ветром снесло. — Отвечай, как давно сюда вошли трое с белого корвета? Он один такой стоит под «Шерифом Джо». И какие на них теперь ставки?

     – Вас двое — оплата соответственно двойная. А так как твой дружок из «архангелов», значит, и плата утраивается соответственно статусу «старой гвардии» «Клуба Убийц»!

     – Шрэкки, ты меня начинаешь подбешивать, — Миша выложила на окошко ещё с полпачки стодолларовых бумажек. — Чтоб тебе башку откастрировали по самые помидоры, пидар ушастый… Говори уже, гнида!

     – Нехорошо ругаться на другом языке, полковник: к собеседнику нужно проявлять соответственное его персональному статусу уважение.

     – У меня в кармане лазерный, если у тебя ещё не выпали зеньки из башки… и прежде чем мутанты Моно оторвут мне голову, я успею разложить твои заплесневелые мозги по всей твоей вонючей кладовке. Как тебе такой персональный статус, Шрэкки?

     – Они уже там… м-м… с полчаса. Зашли все трое — вон их лазерные «глоки»! Особенно девчонку пришлось обыскать, уж слишком у неё подозрительно изуродованная фортовская физиономия: прямо не узнать — кто! Но вы ж сами понимаете, полковник, такие не из смирных овечек будут… Этот дурачок, который посмазливее, значит, сразу же прицепился в баре к девчонке Моно! Ну его конечно же тут же подгребли телохранители Моно и потащили вниз. Те двое, что были с ним, попытались заступиться или что-то в этом роде — они тоже внизу… Что и говорить, сегодня у нас развлекаловка по полному цирковому шоу! Бойцы из Форта, Бешеный Барон, генокеры и конечно же — новички… Сам Моно обещал выйти на последний бой! Так что вряд ли кто сегодня из бойцовских манекенов поднимется живым из подвала «Шерифа Джо». Для интереса: ставки сегодня — пятьдесят к одному! И это только для разогрева! Советую ставить на Моно: всё-таки он не проиграл ещё ни одного боя… Так что? Сдаёте оружие или ещё найдётся пара лишних сотенок? Принимаю ставки!

     – Сдаём! — Миша и полковник положили на полку окна свои пистолеты. — Пусть обыскивают.

     Зеленоголовый подал знак! Миша и Гэбриэл согнули локти — громилы сначала прощупали их своими сканерами и только тогда обшарили ещё и вручную.

     – Держите, джентльмены-«архангелы»! — зеленоголовый положил на окошко два жетона. — Желаю хорошенько поразвлечься… Девочки-мальчики-мутанчики не нужны? Могу устроить — недорого!

     Миша даже не обернулась, полковник молча прошествовал за ней в двери бара.

     – Пропустим у стойки по стаканчику, чтоб не вызывать подозрений, а тогда спустимся в подвал.

     Они сразу же присели у барной стойки.

     Бармен — жутко отвратительного вида здоровила в чёрной майке, с заросшей как у гамадрила грудью и бычьими глазами — приветливо оскалился перед посетителями в широкой жёлто-дырявой улыбке:

     – Ми-и-иша?! Да ты, наконец, вижу, дружка себе надыбала! Из «старой гвардии», «архангел» — не меньше…

     – Налей-ка нам, Чу, по стопарику стига… Говорят, сегодня ставки пятьдесят к одному?

     – Устаревшие сведения! Уже семьдесят к одному… Там скоро девка с порезанной репой пойдёт в клетку, она уже двоих генокеров из Форта насмерть замолотила. Если доживёт до Моно, ставки поднимутся до ста, а может, и на все триста. Погуляем!

     – А что другие?

     – Есть и другие, спускайся — сама увидишь! Может, твой дружок тоже попытает счастья? Моно нравится рвать на куски «архангелов» из «Клуба Убийц».

     – Отцепись, Чу! Он не из «Клуба Убийц», а так — охранник из Супермаркета.

     – А-а, Центр! Сегодня у нас много всякого сброда из Центра понаезжало — хлеба и зрелищ хилая человеческая душонка просит… Что ж не пьёте?

     – Здоровье Моно!! — Миша подняла свою стопку мутно-зеленоватой жидкости и разом опрокинула в себя, даже не покривившись.

     Гэбриэл никак не мог заставить себя поднести к губам это омерзительное на вид и на запах лягушачье пойло.

     Миша незаметно пригнулась к уху Гэбриэла:

     – Пейте, полковник, если хотите, чтобы нас пропустили вниз… Вы видите, где сели Танго и Зулу?

     – В дальнем углу, там потемнее будет — отсюда их почти что не видно… Миша, я не могу это пить.

     – Или вы пьёте, или нас с вами посчитают фортовскими инспекционными шпиками и разорвут прямо тут, не отходя от букмекерской кассы. А нам не мешало бы поспешить: Чукки — не Железный Дровосек из волшебной страны Оз… Это всего лишь синтетический самогон на генетическом табаке — косилка несусветная! Но вы же так боготворите табачные листья и палёную водку вашего разлюбимого профессора, полковник.

     – А как же Танго и Зулу?

     – Они сами о себе позаботятся: смогли пройти внутрь в беретах военных ветеранов — смогут и остальное.

     У Гэбриэла только от одного вида поданного напитка стало неприятно подсасывать под ложечкой. Миша подняла свою вторую стопку стига и, улыбаясь, поднесла её полковнику — Гэбриэлу ничего другого не оставалось, как вытащить сигару изо рта и поднять в ответ свою стопку. Миша сразу же перекинула пойло в себя и твёрдо поставила свой стакан на стойку… Полковнику пришлось в точности повторить её жест!

     Гэбриэлу показалось, что у него остановилось сердце, а нутро обожгло соляной кислотой, но на них с полковником Васильевой глазело полбара — нужно было держать марку. Гэбриэл еле удерживал в зубах свою сигару, криво улыбаясь недружелюбно косящемуся в его сторону бармену.

     – Ладно, Чу! Держи на чаевые — заслужил… Пора сделать несколько отличных ставок! Выдай мне с дюжину монет и открывай дверь.

     Миша подхватила полковника под локоть и поволокла его за угол — в ещё один тёмный коридор. У Гэбриэла всё поплыло перед глазами, и пол под ногами стал куда-то проваливаться.

     – Полковник, так не годится… вот же ж, с-сука, эти «древние», — Миша вытащила из сцепленных зубов Гэбриэла сигару и сщёлкнула ему в рот из своего «спасателя» одну из энергетических ампул. — Откройте же глаза, полковник, черти б вас побрали… Глотайте! Глотайте!

     Командор толкнула ногой дверь мужского туалета и сразу же затащила Гэбриэла в грязное подобие кабинки — бросив его сигару в унитаз, она насильно пригнула голову полковника.

     – Сейчас, две секунды…

     Гэбриэла вывернуло наизнанку, что называется, по полному разряду — изо рта у него полилась чёрная пена.

     – Хватит! Этого достаточно!

     Миша вытащила полковника из кабинки и буквально уложила его на умывальник, бросив несколько монет в диспенсер на стене — из крана потекла струйка грязно-вонючей воды.

     Гэбриэл намочил руки и вытер рот… Миша снова запихала ему за щёку «мятный леденец» из своего «спасателя»:

     – Двадцать секунд…

     Гэбриэл чувствовал, как силы и зрение снова возвращаются к нему:

     – Я в норме, Миша… всё, всё хорошо…

     – Отлично, полковник… А теперь — вперёд!

     Гэбриэл вышел из туалетной комнаты уже своими ногами, но в голове страшно шумело и всё шаталось перед его мутным взором, а желудок как будто обожгло раскалёнными углями, но «спасатель» своё главное дело сделал — по крайней мере, Гэбриэл мог идти сам.

     Миша шла по длинному коридору дальше… Ещё один поворот и опять два амбала перед открытой дверью-стеной, за которой были видны ступени вниз. Снизу был слышен приглушённый рёв не менее сотни разошедшихся глоток.

     – Мы заглянули по пути в гальюн — подзадержались…

     – Пропуск!

     Командор протянула два жетона. Амбалы проверили их идентичность и, вернув назад, расступились — Миша и Гэбриэл пошли вниз по ступеням. Обернувшись назад, Гэбриэл заметил, как один из охранников повернул рычаг-светильник на стене. Невидимая дверь впереди тяжело ушла в стену, и оба полковника зашли внутрь огромного зала-бункера с двумя отдельными ярусами — тяжёлая дверь за ними тут же закрылась… Проход второго яруса серьёзно охранялся. Не останавливаясь, Миша прошла мимо, и они стали спускаться по ступеням вниз.

     – Местечко не из приятных.

     – Да уж, не из приятных! Но когда живёшь годами в замкнутом пространстве, начинаешь искать места, подобные этому. Нам туда!

     – Это ж… толпа дегенератов!

     – Двое из трёх — люди, полковник.

     Миша шла вдоль стены, тут было посвободнее и можно было протиснуться дальше относительно спокойно. Но всё остальное пространство нижнего зала было заполнено ревущей разгорячённой толпой. В центральной клетке на трёхфутовом возвышении двое здоровенных молодчиков рвали друг друга на части. Букмекеры принимали ставки прямо в толпе! Весь второй ярус тоже был заполнен почти до отказа. Но второй ярус только наполовину принадлежал гостям из элиты, где для них стояли столики с яствами и девицами явно недвусмысленного положения в обществе. Противоположную половину верхнего яруса занимали апартаменты самого хозяина заведения — и в этом было просто невозможно ошибиться: плотная вооружённая лазерными автоматами охрана из громил-генокеров — вдоль комнаты на весь ярус. Апартаменты имели широкий мелкосетчатый полог прямо напротив ринга, и из-за него хорошо было видно всё, что происходит в нижнем зале, но никак не наоборот. Иногда сбоку подбегал какой-нибудь приспешник и что-то докладывал за сетку.

     Но Миша сейчас ни на что не отвлекалась — она стремилась к дальним клеткам:

     – Полковник, мы их нашли!

     Помимо сетчато-решётчатой центральной клетки сразу с четырьмя собственными дверями по периметру, в противоположных концах подземного бункера располагались две зоны, отделённые от зрительного зала похожими сетчато-решётчатыми клетками, в которых готовились к следующему «выходу на сцену» очередные добровольные или не очень добровольные бойцы.

     – Красавчик!! Мэлвин!!

     Парни увидели своих и сразу же подбежали к оградительной решётке.

     – Гэбриэл! Миша! Вытащите нас отсюда — нас хотят прикончить!!

     – Надо же, — зло прорычала Миша. — А я думала, вас пригласили в гости на праздничную вечеринку в честь Нового Года… Нехрен было сюда лезть — своими собственными ногами!! Долбоёбы!!

     – Как вы здесь оказались, Красавчик?! Не могу поверить своим собственным глазам… И где ты взял этот несуразный пиджачишко? И где наша капитан Рур?! Да отвечайте уже!!

     – Чукки принудили провести подряд два боя! Она сегодня гвоздь программы: насмерть замордовала двух ублюдков-генокеров из Форта! Её увели в закрытую комнату за нашей спиной, теперь её выставят только на последние бои… Зато теперь наш черёд! Гэбриэл, вытащи нас отсюда, ради Бога!!

     – О Боге раньше нужно было думать, Красавчик! — Миша была вне себя от бешенства.

     – Что, Красавчик, со сковородки да на огонь? Я знал, что просто так этот день для тебя не закончится, а мы ещё даже не на полпути в свой бункер. Как вы здесь оказались?!

     – Это всё из-за пиджака, полковник!

     – Мэлвин, какого ещё пиджака? Вам было русским… м-м… американским языком сказано: не выходить из зоны Блошиного Рынка ни на шаг.

     – Гэбриэл, я его только позаимствовал: они хотели за это старьё просто какие-то немыслимые деньги — триста… нет, все четыреста долларов!!

     – Ты его украл, Красавчик!!

     – Мэлвин, помолчи ради всех святых! Гэбриэл, я не мог позволить себе позориться в своём дранье, но туфли я купил честно — я заплатил. Клянусь! Правда, из-за этого дурацкого пиджака нам пришлось быстро покинуть то место — я ведь даже шоу со змеями не успел до конца досмотреть.

     – Красавчик, прекрати нести этот бред!! Зачем вы поснимали свои джи-ай, идиоты?!

     – Гэбриэл, а где твой джи-ай?

     – Я тебя сейчас сам придушу, Красавчик…

     Мэлвин снова повис на решётке:

     – Красавчик настоял, чтобы мы все сняли береты: «отличный бар!.. должно быть, принадлежит местному шерифу!.. и с виду такой приличный!.. заскочим на минутку — запрячемся от пиджачных кредиторов, заодно пропустим по стаканчику — никто даже не догадается…»

     – Прекрати меня закладывать, Мэлвин!!

     – А у них здесь и в помине нет никакого шерифа — полный беспредел!!

     – Гэбриэл, у нас и так был дурацкий вид, а тут ещё эти военные береты… не хотелось вляпаться!

     – Не хотелось вляпаться, Красавчик?! От плохого к худшему! Снова в очередной раз погорел на девице!

     – Гэбриэл, я только хотел угостить её выпивкой и больше ничего такого! Клянусь!!

     – И ребят за собой потянул…

     – Мэлвин сам напросился — за другана! А когда начались неприятности, этот дурашлёп стал совать под нос бармену и его громилам свой дурацкий пульт.

     – Полковник, я только хотел наставить этих неразумных детей вселенной на путь истинного космического мироздания: ведь в галактике есть места, в сравнении с которыми, это место — просто райские сады.

     – Представляешь, Гэбриэл, он так и заявил этому убийце-громиле Чу: «Ваш бар, случайно, раньше назывался не «Райские Сады»? Представляешь?!

     – И как вам теперь ваши «райские сады»? — прорычала Миша. — Что?! Хуже библейского Ада?!

     – Очень хорошо представляю, Красавчик, особенно с учётом того, что мы все без оружия, как и вы.

     – Без оружия?! Гэбриэл, а как же мы теперь отсюда выберемся?!

     – Я бы тоже очень хотел это знать, — поддакнул Мэлвин.

     – Будем импровизировать, парни… Держитесь, ребята!

     Раздался звучный удар в гонг!

     Миша сжала плечо полковника:

     – Танго и Зулу в зале… Будем наготове, командир!

     – Надо вытаскивать своих и убираться к чёртовой матери — сейчас же!

     – Надо ждать…

     – Надо уходить!

     – Когда пушки заговорили, спорить уже поздно! Не всё так просто, полковник: за эту решётку можно войти, только если принимаешь участие в поединке, и выйти, если победишь или подохнешь — третьего варианта нет! Думаю, ждать долго не придётся: смывают клетку, сейчас объявят следующую пару… Прошу вас, полковник, не делайте хоть вы глупостей, не высовывайтесь! Ваше дело думать головой — так берегите её как зеницу ока вашего блаженного лейтенанта: наши жизни солдат принадлежат детям Форта, а ваша — команде! Не рискуйте собой зря, как бы вам сейчас этого не хотелось: конечный результат всегда важнее промежуточной смерти. Всё равно не все из нас доберутся до Соломоновых Рудников, но должен быть кто-то, кто сможет довести выживших до конечного пункта назначения… Объявляют!!

     На втором ярусе прямо над клеткой, в которой находились Мэлвин и Красавчик, появился местный конферансье: явно человек! В пёстром длинном халате, с несуразной павлиньей причёской на голове и огромным допотопным микрофоном в затянутых малиновыми перчатками руках.

     – Леди и джентльмены!! Мы продолжаем!! Мы продолжаем наши супербои на супервыживание!! Не забывайте делать ваши ставки!! И на следующую пару ставка шестьдесят к одному!! Прошу приветствовать наших настоящих бойцов!!! Правый угол ррринга-а-а!!!

     На противоположном конце зала за решёткой творилось что-то по-настоящему безумное: какое-то пятисотфунтовое жироподобное существо, в одной блестящей набедренной повязке на голом теле, раздирало себе лицо ногтями в психической истерии и бросалось на толстые прутья клетки подобно взбесившемуся слону!

     Гэбриэл сглотнул:

     – Это… генокер?

     – Ошибаетесь, полковник, это — человек, нашего с вами роду-племени, из бывших наших: «архангел». Бешеный Барон! Профессиональный убийца и любитель сладкой шикарной жизни: за деньги мать бы родную разорвал зубами, если бы она у него только была… Сейчас главное — кто станет его противником!

     «Павлиний халат» выкинул руку вперёд — его длинный палец впился в открывающуюся дверь на том конце бункера:

     – Правый угол р-рринга: Бешеный Барон!!! Готов любого из вас вызвать на поединок! Кто из вас хочет войти в клетку и посмотреть в его налитые кровью глаза убийцы?!!

     По узкому сетчатому коридору, быстро протянутому охраной к главной клетке посередине бункера, шёл Бешеный Барон — шёл к главному рингу. Хотя шёл — было мягко сказано: точнее — метался и бился по стенам сетчатого коридора как буйнопомешанный маньяк-психопат!

     – Хороша реклама…

     – Чем ближе к концу, тем выше ставки, полковник.

     – В левом углу сегодня-я-я… новый боец!!! Львиный Вертохвост!!! Быстрый — как земляной крот, вёрткий — как песчаный дьявол, смертельный — как коготь серого дракона… Львиный Вертохвост вызывает Бешеного Барона на кровавый и смертельный поединок!!! Два «архангела», два супербойца — из клетки выйдет один!!! Делайте ваши ставки, джентльмены!!!

     – Это же… Мэлвин!

     – Да! Не повезло бедолаге… Куда?! Мы ждём сигнала от наших! Не дёргайся раньше времени, солдат: за глупости тут расплачиваются головой, — Танго попридержала рвущегося к сетке сержанта, внимательно следя за верхним ярусом и за обоими полковниками.

     – Львиный Вертохвост? Этого просто не может быть. Эта чокнутая обезьяна разорвёт Мэлвина за считанные секунды... Я пойду вместо него! — рванулся вперёд Гэбриэл.

     – Угу… «безумству храбрых поём мы песню». Вас, полковник, эта чокнутая обезьяна на психотропных наркотиках разорвёт на две секунды позже, чем Мэлвина. Велика разница!

     – Мы не можем бросить нашего капитана на растерзание этому свихнувшемуся мамонту!

     – Держите себя в руках, командир, и положитесь сейчас на меня.

     Мэлвина толкали по узкому сетчатому коридору к рингу острой пикой в спину, из-за чего тому всё время приходилось подпрыгивать и изворачиваться не столько от болезненных уколов, защитная протокожа сдерживала на себе как минимум пятьдесят процентов острого проникновения, сколько из-за страстного нежелания послужить куском мяса для изголодавшегося людоеда. Его разорванная в клочья одежда и обезьяньи вывёртывания всем телом весьма удачно отображали выбранное им бойцовское имя Львиный Вертохвост, которым его сейчас нахваливали добрые дяди — учредители бойцовских игр «на живца» в «Шерифе Джо».

     – Львиный Вертохвост кинул вызов Бешеному Барону и сейчас попробует доказать, что не одними только мускулами можно взять Бешеного Барона за кровавую холку!! Стремительность и молниеносность Львиного Вертохвоста, возможно, принесут ему не только шкуру Бешеного Барона, но и богатые дивиденды в виде целого состояния!! Джентльмены, Львиный Вертохвост!!!

     Снова зычно ударил гонг!

     Мэлвина наконец-то вытолкали на ринг, и толпа с рёвом набросилась на клетку!! Никаких судей, естественно, к данному варианту не предусматривалось… Ринг был не маленьким: где-то футов тридцать на пятнадцать, но это было, очевидно, специально предусмотрено из-за нависших по всей клетке жаждущих близкой крови зрителей, которые так или иначе не только сужали круг бьющихся насмерть, но и имели чуть ли не контактный допуск к бойцовским телам звёздного шоу.

     Бешеный Барон бился головой-кувалдой об решётчатую дверь ринга, но его всё ещё придерживали за клеткой, доводя толпу да и самого Барона до полного исступления.

     Миша посмотрела на Танго и показала глазами на Зулу — лейтенант кивнула в ответ.

     – Полковник, нам надо бы поближе к центральной двери ринга — подбодрить Мэлвина! Не отставайте от меня ни на шаг.

     Миша грубо и бесцеремонно кулаками и локтями проложила себе путь к центральной стене клетки. Гэбриэлу ничего другого не оставалось, как проталкиваться за спиной командора. Мэлвин явно искал их глазами в зале, и как только полковникам удалось встать у самой клетки, капитан сразу же подбежал к ним.

     – Полковник, пришёл мой последний час! Не забывайте приносить мне раз в год цветы на могилку — я люблю больше полевые, они такие нежные и ароматные…

     Миша грубо рванула прутья клетки:

     – Заткнись, Мэлвин!! И успокойся, ты не будешь биться — за тебя выйдет драться Зулу. Всё, что тебе нужно, это продержаться первые несколько минут! Ты слышишь?! Продержаться всего несколько минут и выжить во что бы то ни стало!!

     – Капитан — это приказ! Мэлвин, умоляю тебя, продержись эти несколько минут, только продержись…

     – Бо-о-ой… начинается!!!

     Конферансье подал знак, и вторая дверь клетки сразу же распахнулась… С налитыми кровью глазами и окровавленными лицом и грудью Бешеный Барон запрыгнул в клетку и сразу же медленно пошёл на Мэлвина.

     – Эта машина для убийств в три раза мощнее Зулу — я уже не говорю о нашем капитане: Мэлвин против Барона, как какая-то букашка.

     Мэлвин выставил руки вперёд и стал пятиться назад:

     – Э-эй, карапуз… такой весёленький карапузик… У тебя, наверное, была очень верующая и благочестивая семья — и мамочка, должно быть, очень гордилась тобой. Но сейчас не стоит так сильно полагаться на хорошее отношение со стороны этого жестокого и обманчивого мира. Всё может перевернуться в один миг, измениться за одно мгновение — поверь мне, я знаю! Капитан Мэл Линкольн много чего повидал в этой гнусной галактике… Где же ваш шериф Джо, праведностью которого вы заманиваете сюда всех несчастных?!

     Бешеный Барон загнал капитана в угол. Упёршись спиной в сетку, Мэлвин тут же отскочил обратно: десятки пальцев пихали сквозь сетку всё, что только могло пролезть сквозь неё — публика жаждала зрелища и крови, а не зажимания бойцов под стенками ринга.

     – Щекотно!! — Мэлвин проскользнул между рук рвущегося к телу противника взбешённого «карапуза» и, запрыгнув на сетку точно настоящая макака-резус, полез вверх как можно выше. — Фанаты всегда с тобой, пока ты не облажаешься… Ой-ёй!

     Долго висеть на тонкой проволоке боковых стенок под весом собственного тела было просто физически невозможным для человека — можно было вообще лишиться всех пальцев на руке. Но Мэлвину ничего не оставалось, как пока что парить подобно белке-летяге по этой самой клетке: неповоротливый, но смертельно опасный противник не дремал, прекрасно понимая, что очень скоро его жертва сама свалится к его ногам… Бешеный Барон рычал и брызгал кровавой пеной вокруг себя, пытаясь достать с верхнего яруса клетки своего вёрткого противника. То же самое всячески пытались сделать не менее безумные зрители.

     – Ты зря так злишься, младенчик, пупок развяжется! Здесь тебе меня всё равно не достать… Мне постоянно приходится иметь дело с идиотами и психопатами вроде тебя. Ты даже представить себе не можешь, сколько таких психованных, как ты, в этой зловонной вселенной!

     – Он его ещё и злит, — покачала головой Миша.

     – Заткни рот, ползучая крыса!!! — Барон тряс клетку точно решето с налипшими на сито мухами.

     Вися на руках на твёрдых решётчатых прутьях потолка клетки и скользя ногами по играющим стенкам ринга, Мэлвин чувствовал, что силы начинают изменять ему.

     – Ведь главное не паниковать — ведь так, Капитан космических рейнджеров?.. А тогда можно я заткну рот этому настырному жировику?!

     Мэлвин выставил ногу вперёд и прыгнул сверху прямо на Бешеного Барона! Должно быть, рот у Барона оказался не маленьким — пятка Мэлвина вместе с его наглотавшимся кровавой жижи кедом застряла между зубов головоногого жировика. Публика неистовствовала и ревела от восторга: кажется, их надеждам и бешеным ставкам таки светило увидеть удачное завершение этого поединка со смертью.

     – Упс… — это всё, что смог произнести Мэлвин, оказавшись вниз головой.

     Бешеный Барон схватил Мэлвина обеими руками за ногу и потянул вон из своего рта! Но, похоже, настырная пятка засела там основательно… Барон заревел и закружился вместе с капитаном по рингу, пытаясь вытащить его ногу.

     – Миша, он убьёт Мэлвина, предварительно оторвав ему ноги.

     – Не думаю, что так быстро: на капитане носки и костюм кью-1… Бешеный Барон силён, но всё-таки это не акустический торнадо. Скоро будет смена — не переживайте, полковник. Мэлвин сможет за себя постоять пока что…

     – А голова? Она же у него не железная!

     – Его шея закрыта протокожей, а голову пусть побережёт сам: на то у него есть человеческие мозги, чтоб соображать, а у Барона мозгов в помине нет.

     Наконец Бешеному Барону удалось вырвать из своего рта пятку Львиного Вертохвоста — по клетке во все стороны полетели зубы и кровавая пена! Бешеный Барон заревел, точно паровоз перед обрывом в пропасть, но ногу Мэлвина из рук не выпустил, раскрутив его вокруг себя.

     – А-ааа!! — у капитана всё плясало перед глазами.

     Вставки взмыли до семидесяти к одному! Бешеный Барон подкинул капитана вверх со всей силы и отпустил… Врезавшись в твёрдые прутья потолочной решётки, Мэлвин ударился головой, но сознания не потерял, и как только его тело, подчиняясь пока что неизменному закону земного тяготения, хрястнулось с пятнадцатифутовой высоты на пол, он тут же откатился в сторону — и правильно сделал! Бешеный Барон проделывал этот трюк не первый раз — его желеобразное тело со всей тяжестью веса борца сумо боком хлобыстнулось на то самое место, куда треть секунды назад с тупым хрустом свалился сам Львиный Вертохвост.

     – Молодец, Мэлвин!! Держись, дружище!!

     – Сейчас будет перемена…

     Мэлвин со спины заскочил на поднимающегося с пола верзилу и стиснул руками его необъятную шею. Но Бешеный Барон с лёгкостью перекинул Львиного Вертохвоста через себя на пол и тут же, переступив через него и схватив его руками за то, что ещё оставалось от его куртки, поднял Мэлвина в воздух.

     – У тебя воняет изо рта, карапуз! Попроси свою мамочку почистить тебе боковые зубки — передние у тебя ещё не выросли, — Мэлвин затыкал монстру пальцем в рот. — Раз, два… и три снизу — слева…

     Дико вращая безумными глазищами, Бешеный Барон перехватил Мэлвина за ногу и поднял его над собой, как свёрнутый коврик из собачьей подстилки.

     Миша в который раз посмотрела наверх — конферансье довольно потрясал в воздухе руками: подошёл «вердикт испрашивания» толпы, что безумно нравилось всем тем, кто делал ставки на бои. Но Миша прекрасно знала, что победитель не всегда дожидался момента обязательного условия «игры»: чаще бывало, что взбешённый и вошедший в смертельный азарт боец уже ничего не слышал и не видел вокруг себя, и не обращал внимания на призыв толпы и конферансье, разрывая своего поверженного противника на куски или просто ломая ему хребет — что всегда особенно нравилось толпе.

     – Ну же… говори, придурок, говори!!

     Но конферансье намеренно затягивал «вердикт испрашивания»: толпа бесновалась!.. напряжение росло!.. клетка ходила ходуном от рвущих её зрителей!

     Бешеный Барон носил по рингу свою жертву и рычал всё сильнее и сильнее, доведённый ревущей толпой до полного безумства.

     – Полковник, руки!! — Миша в момент сложила кисти Гэбриэла вместе и, оттолкнувшись от его рук, подпрыгнула вверх.

     Схватившись за края клетки, она тут же забралась на её верхнюю решётку и встала посередине, обратившись лицом к комнате за затемнённой сеткой:

     – Ба-зи-ли-кус!!! Ба-зи-ли-кус!!!

     Толпа заревела ещё громче и полезла на сетку:

     – Ба-зи-ли-кус!!! Ба-зи-ли-кус!!!

     Конферансье обрадованно завопил в микрофон:

     – Мы хотим смены?!! Мы хотим зрелища?!!

     Толпа неистовствовала:

     – Ба-зи-ли-кус!!! Ба-зи-ли-кус!!!

     Из-за полога тёмной сетки комнаты хозяина высунулась женская ручка и махнула кистью сверху вниз — что значило: можно!

     Толпа ревела! Все думали, что это будет та самая, которая так смело запрыгнула на клетку и посмела бросить вызов самому Хозяину.

     – Тишина!!! — заорал в свой микрофон «расписной павлин».

     В момент всё стихло.

     – Кто кинет вызов на смертельный поединок Бешеному Барону — дабы подарить жизнь поверженному?! Кто испытает судьбу и попытается спасти сразу две жизни — ценой собственной шкуры?! Кто?! Кто?! Кто?!

     – Я!!

     Плотная толпа сразу расступилась, оставив на пустом пятаке вызвавшегося смельчака: это был Зулу! Взбешённый всей этой накалённой бездушной атмосферой озверевшей толпы, Зулу сам уже дошёл до кондиции полного умопомешательства, когда его уже почти невозможно было контролировать. На его лицо была надета невидимая маска джи-ай, но это никак не мешало видеть каждую чёрточку на его перекошенном от бешенства лице… Миша незаметно соскользнула вниз в толпу.

     Сержант подошёл к клетке и рванул прутья:

     – Эй ты — коротышка!! Аккуратно поставь на пол Мистера Львиного Вертохвоста и найди себе соперника по своей безмозглой башке!!

     Бешеный Барон оскалился обезображенным ртом:

     – Только через мой труп!!

     – Твой труп не проблема, безмозглый ублюдок!!

     От такой неожиданной и просто потрясающей наглости Бешеный Барон выронил Мэлвина из своих поднятых рук и на пару секунд даже застыл на месте, сверля залитыми кровью глазами наглеца по ту сторону клетки… Брякнувшись об пол всем телом, Мэлвин сразу же осмотрительно пополз подальше от Бешеного Барона.

     Миша и полковник уже стояли возле Зулу. Танго по-прежнему держалась в тени у стены.

     – Зулу, будь осторожен — этот зверь реально опасен!

     – Сержант, запомни главное! Ты должен настолько его вырубить, чтобы он по-настоящему казался мёртвым, — иначе бой не закончится до тех пор, пока он не убьёт тебя… Не тяни с ним, Барон умеет выматывать своего противника! Убей его!!

     Конферансье исходил неистовой слюной:

     – Жизнь за жизнь!! Смерть за смерть!! Ставки подскочили восемьдесят к одному!! Имя безумного храбреца — имя?!!

     – Имя!!! Имя!!! — ревела толпа.

     Бешеный Барон уже рвал центральную дверь клетки, пытаясь достать Зулу.

     – Имя!!! Имя!!!

     – Подними руки и прокричи своё имя, сержант!

     Сержант развернулся к толпе и выбросил оба кулака вверх — толпа сразу же смолкла… Зулу медленно повернулся к конферансье:

     – Эй ты!! «Павлиний халат»… Запомни моё имя — как своё собственное!! Моё имя — Мистер!! Яростный!! Молот!!

     – Мистер Яростный Молот!!! Мистер Яростный Молот!!! Мистер Яростный Молот!!!

     Толпа жаждала нового зрелища, про Львиного Вертохвоста было забыто навсегда.

     Конферансье подал знак помощникам внизу: двое охранников протолкались к клетке и открыли центральную дверь. Как только Зулу вошёл внутрь, за ним сразу же захлопнули дверь.

     «Павлиний халат» ударил в гонг!

     – А я?! Меня что, тут так и бросят?! — Мэлвин сразу же запрятался за спину Зулу.

     – Иди к тому выходу, — сквозь зубы прошипел сержант.

     – А я думал, меня совсем выпустят… Тогда так, — Мэлвин вытащил из единственно уцелевшего кармана авиаторки свой всё ещё живой старый пульт и выставил его из-за плеча Зулу в сторону Бешеного Барона, — переключаю тебя на параллельную частоту, в другое измерение, недоносок!!

     – Я тебя сейчас переключу на Тропу Костей, недобиток!!!

     Зулу перехватил занесённую руку Бешеного Барона:

     – Теперь — только через мой труп…

     – О-ооо, Зулу, брат мой!! — Мэлвин обхватил обеими руками сержанта. — Я буду с тобой до конца!!

     Бешеный Барон врезал сержанту по печени.

     Зулу только дёрнул плечом, стряхивая с себя голову Мэлвина:

     – Отцепись от меня, кретин!! И убирайся отсюда, пока жив.

     – Держись, Зулу! — капитан побежал к левому боковому проходу, откуда он недавно выходил на свой собственный бой. — Привет от Совета Капитанов Инопланетного Сообщества Космических Рейнджеров!!

     Его выпустили в коридор и закрыли дверь… Клетка ринга тряслась от напора жаждущих настоящего смертельного боя! Миша осталась возле центральной двери, а Гэбриэл протиснулся к узкому проходу, где остался дожидаться своей участи Мэлвин.

     – Совет Капитанов? Мэлвин, у тебя с головой как?

     – Как всегда, полковник! Скажите, когда же всё это закончится? Что мы наделали?

     – Ничего особенного, Мэлвин: всего лишь встряли в очередную передрягу… Но мы ведь и не из таких «волчьих ям» выбирались, капитан: у нас всё получится — как обычно. Скоро мы все, целые и невредимые, выйдем отсюда и пойдём на наших авианосцах домой, в бункер к профессору. Ты только держись!

     – О, да! О, да, полковник! Каким же родным теперь кажется этот маленький и уютный бункер профессора Румаркера — как будто мы прожили там целую долгую жизнь.

     – Мы там и прожили целую жизнь, капитан: долгих сорок лет в криокамерах у профессора.

     – Полковник, а Зулу действительно справится на этот раз? Смотрите, как его скрутил в бараний рог этот головоногий мамонт… Боже, спаси Америку и нас вместе с ней!

     – Будем надеяться, что кью-1 со своей спасательной миссией всё-таки справится: Зулу был тяжело ранен всего несколько часов назад.

     – Полковник, мне кажется, этот головоногий моллюск собирается лишить глаз нашего Зулу!

     – Лишь бы Бешеный Барон не сорвал джи-ай с него! Без головы сержанту хорошее зрение точно будет уже ни к чему.

     – А ведь Чукки без джи-ай, полковник… Как же она?!

     – С этим ничего пока что не поделать… Ладно, держись, Мэлвин! Я пошёл к Красавчику!

     Гэбриэл с трудом выбрался из толпы и подошёл к решётке, за которой стоял Красавчик и издалека наблюдал за происходящим.

     – Гэбриэл, что там происходит?! Я почти ничего отсюда не вижу! Зулу побеждает?!

     – У нас сейчас другая проблема, Красавчик: Чукки пойдёт сегодня на закуску, а это значит, что ей придётся хуже нас всех вместе взятых, а мы не можем даже передать ей джи-ай Танго.

     – Гэбриэл, неужели ты не понимаешь: они хотят видеть прежде всего её голову — её обезображенное уродливыми шрамами лицо! Даже если бы на ней был джи-ай, они не дали бы ей права оставить его на голове.

     – Ты прав, Красавчик. Но что же тогда делать? Её не выпустят из клетки, пока не убедятся, что один из двух мёртв… совсем мёртв…

     – Гэбриэл, Чукки на наших с Мэлвином глазах без особых усилий переломала хребты двум громилам-генокерам из Форта и, сломав им шеи, выдрала их головы из тел прямо голыми руками!! Будем надеяться, что она всё-таки сумеет постоять за себя и напоследок. Да и мы, как я понимаю, не станем сидеть сложа руки: у тебя должен быть план к концу всего этого сумасшествия — должен!

     – Не падай духом, Красавчик, тебе скоро выходить — раз уж ты попал за эту решётку.

     – Гэбриэл, ради всего святого, умоляю тебя, не бросай меня тут!! Здесь такие отвратительные рожи вокруг меня. Я чувствую себя, как бы это поправильнее сказать, не в своей тарелке — вот!!

     – По-твоему, я себя чувствую тут в своей тарелке?

     – Господи!! И почему с нами нет Лео Румаркер?! Говорят, она здесь лучший из ринговых бойцов.

     – Угу… кусками…

     – Неполная команда — ослабленное звено… Гэбриэл, я не хочу умереть тут!!

     – Держись, лейтенант! — полковник снова протискивался к рингу, к центральной двери, где Миша всячески подбадривала Зулу.

     С другого бока, из-за боковой двери, за Зулу во все руки и ноги болел прыгающий и орущий во всю глотку Мэлвин.

     – Что там Красавчик?

     – Честно говоря, не очень… Мне кажется, он сильно пал духом и ему крайне тяжело держаться одному по ту сторону решётки.

     – Ничего не поделать, полковник, пусть теперь терпит ваш любимчик, за всё надо платить… Хватай его за яйца, Зулу!! Это его единственное слабое место — сделай из него яичницу!! Разбей его!!!

     После таких хватких слов командора, у Гэбриэла как-то сразу же иссяк весь словарный запас солдатских реплик, которые были приготовлены для Зулу.

     – А-а… а откуда вы знаете про слабое место Бешеного Барона, Миша?

     – Да пришлось как-то на узкой дорожке столкнуться с Барошей — не разошлись.

     – Угу… Зулу, ко мне!!! Это приказ!!!

     Оглушённый, полуослепший, практически потерявший последние остатки верхней одежды, в оборванных штанах и весь в обрывках своих же цепей, весь залитый кровью Бешеного Барона, сержант всё же услышал голос своего командира и почти что на ощупь отступил назад, привалившись спиной к решётке возле полковника.

     – Зулу, ты погибнешь от усталости — твоё человеческое тело не выдержит таких сверхперегрузок! Хватай за яйца этого ублюдка и заканчивай это дело… Это приказ!!

     – Я понял, Гэбриэл…

     – Давай, Зулу, сделай его!!

     Бешеный Барон схватил Зулу за горло и стал душить, но несмотря на все перегрузки, сержант мог постоять за себя. Да и задушить его было достаточно непросто: кью-1 прочно держал кольцо обороны вокруг горла Зулу. Но сами физические силы сержанта так или иначе были ограничены, как и у любого даже самого стойкого бойца, в то время как Бешеный Барон был попросту перенакачан психотропной наркотой и мозгового импульса на физическую усталость просто не получал.

     Лицо Зулу было запрятано за невидимой протомаской, что тоже отыгрывало существенную роль в защите человека, но внутренние силы Зулу были уже на пределе… Барон перекинул Зулу через себя! Сержант упал на спину и застонал от пронзительной боли, прокатившейся через всё его тело: только-только запаянные рёбра при таком сокрушительном ударе кью-1 защитить на все сто всё-таки не смог. Широкая мокрая лапища Барона легла на горло Зулу и снова стала выжимать из него жизнь! Болевого давления сержант почти что не чувствовал, но и скинуть вес нависшего над ним пятисотфунтового моллюска он тоже никак не мог. Перед глазами у него всё плыло и разбегалось разноцветными кругами… Наконец просто неимоверными усилиями Зулу всё же удалось скинуть лапищу Барона со своего горла, и он смог перевернуться на живот. Но Бешеный Барон сразу же всей своей тушей свалился сверху на сержанта! Вырваться из-под такой горы жира было просто физически невозможно. Но Зулу обязан был найти выход — и немедленно: разгорячённая публика требовала зрелищного финала, и упёртое неумирание безусловно слабого противника могло навести кого-то на крамольные мысли о подозрительной театральности данного действа…

     И тут на глаза выжатого в прах сержанта попала валяющаяся в четырёх футах от него одна из порванных золотых цепей с его же шеи. Зулу осенило! Он собрал последние остатки собственных сил, что в нём ещё как-то теплились за надёжной шкурой кью-1, и на локтях вместе с тушей на спине пополз к порванной цепи… Публика выла и стонала той истошно-сладкой болью, что ей приносили тщетные усилия явной жертвы в настойчивой попытке выжить во что бы то ни стало! Бешеный Барон давил своего на редкость живучего и не сдающегося противника всё сильнее и сильнее, но казалось, что это давление только ещё больше придаёт сил его сопернику, который всё тянулся и тянулся к куску толстой порванной цепи.

     Миша и Гэбриэл уже поняли, что задумал Зулу… И сержанту таки удалось дотянуться и схватить цепь! Зулу тут же намотал её на кисть правой руки. Бешеный Барон снова применил свой любимый приём: локтевой захват шеи противника и поднятие его вверх! Ноги Зулу повисли в воздухе… Но на этот раз Зулу не дал Барону возможности придавить себя. Захватив предплечье Барона, он смог нагнуть свою голову немного вперёд и уже со всей реальной свободой, на какую только у него оставалось возможности, с силой двинул Барона в лицо своим мощным затылком! Раздался хруст сломанного носа, и Барон немного ослабил свою хватку. Зулу сразу же скинул с себя мёртвую петлю удава и, упав на пол, тотчас перевернулся и встал на одно колено. Следующее мгновение стало финальным для этого смертельного поединка и последним для многих, кто поставил всё на Бешеного Барона: Зулу схватился левой рукой за широкий металлический пояс набедренной повязки своего противника и со всей силы въехал обмотанным цепью кулаком в металлический пах Барона!! Публика ахнула в один голос, и в зале повисла надрывная пауза…

     Барон как стоял, так и остался стоять на месте, — лишь крупная вмятина на его трусах свидетельствовала о неподдельном факте полного поражения непобедимого профессионала. Ещё несколько секунд Барон стоял, не шевелясь, не было слышно даже его дыхания. Зулу стал отползать от Бешеного Барона к стенке клетки, силы практически покинули его… В следующее мгновение Бешеный Барон стал красиво заваливаться всей своей колышущейся массой вперёд — его жирное необъятное тело свалилось на пол с таким грохотом, что пол клетки заходил ходуном. Толпа взорвалась чудовищными криками негодования и бросилась на клетку, горя одним-единственным желанием: разорвать Бешеного Барона собственными зубами!! Мэлвин со своего бока точно так же остервенело тряс дверь и визжал вместе с толпой — только уже по другому поводу.

     «Павлиний халат» ударил в гонг: этот бой был закончен!

     – Миша!!

     – Он сделал это, полковник!! Отлично!! Это по-нашему, по-джентльменски…

     Конферансье прыгал по своим подмосткам, как клоун по арене цирка:

     – Бешеный Барон пал!!! Бешеного Барона больше нет!!! Вот это поворот!!! Вот это удача для новичка!!! И кто же его сделал?! Кто — я вас спрашиваю?! Правильно!!! Это наш новый герой — новый победитель: Мистер Яростный Молот!!! Вот оно — новое имя супергероя!! И пусть Мистер Яростный Молот поднимется к нам — на Подиум Победителей — и получит свою заслуженную награду!! Мистер Яростный Молот! Мистер Яростный Молот!! Мистер Яростный Молот!!!

     Помощники открыли центральную дверь клетки и помогли Зулу подняться на ноги… Но он отпихнул их от себя и, сильно шатаясь, пошёл к боковой двери, за которой ждал своей участи Мэлвин: теперь капитан был свободен! Помощники выпустили Мэлвина, и он сразу же подставил Зулу своё плечо, чтобы тот мог опереться на него. Так, вдвоём, они и покинули ринг через центральную дверь клетки.

     Миша пригнулась к уху Мэлвина:

     – Иди с ним наверх — будешь нашими глазами и ушами на Подиуме Победителей… Там наверху у охранников есть оружие. Если сможешь, разживись для себя и Зулу: скоро всему спектаклю конец.

     Сверху, со второго яруса, по своим отдельным ступеням, ведущим к центральной двери клетки, к победителю уже спешили три ярких девицы, которые сразу же отбили Зулу у Мэлвина и, подхватив Мистера Яростного Молота под руки, потащили за собой по ступеням наверх — на Подиум Победителей! Туда, где на Олимпе наслаждались всеми благами жизни и своего триумфа те, кто смог взойти и удержаться на мнимых и хлипких подмостках для избранных. Мэлвин ни на шаг не отставал от сержанта, но теперь его никто не осмелился бы прогнать взашей: за него заступился новый герой, новый победитель, новый профи-убийца!

     На Зулу накинули дорогой золотисто-красный халат и подвели к раззолоченным перилам второго яруса, настойчиво подбадривая показать себя разгорячённой публике. Но у сержанта сейчас было только одно желание: увидеть своих и упасть в мягкое кресло. Но жёсткие правила вышколенного Ритуала Победителей требовали своей жертвы! Мистер Яростный Молот прорычал что-то бессвязное толпе внизу и потряс кулаками в воздухе — это было всё, чего так жаждала толпа: лицезреть нового непобедимого героя, на котором теперь можно было сорвать неплохой куш! Мэлвин уже вытребовал для нового героя столик поближе к краю площадки, чтобы хорошо просматривалось всё нижнее и верхнее пространство бункера… Бешеного Барона два помощника-генокера вытащили из клетки за ноги в правый боковой коридор и бесцеремонно поволокли обратно в задние комнаты. Пока Мистер Яростный Молот раскланивался с Подиума Победителей, ринг смывали водой — последние бои всегда были самыми кровавыми и самыми богатыми на сборы смерти и капитала.

     Миша и полковник в это время уже стояли у клетки левого прохода на ринг: теперь уже Красавчика готовили к следующему бою! И так как дело шло к самому концу боёв, противник у него должен был быть не менее смертельным, чем тот, что вконец измотал сержанта.

     – Его повели в комнату для парадного выхода: готовят, сейчас выведут — ждём… Теперь очередь за Танго.

     – Миша! Это несправедливо — почему Танго? Я должен выйти вместо Красавчика!

     – Полковник, командир, только без обид! Но против силы надо выставляться не одними только мозгами, тут нужна ловкость кошки и проворство мыши. Будем ждать Красавчика здесь, у прохода к рингу. И тут главное, чтобы ваш лейтенант продержался до выхода Танго! Если ему сразу же оторвут голову, Танго ему уже ничем помочь не сможет: даже у генокера не вырастает новая голова.

     Лейтенант Танго Танго в это время стояла себе в стороне, скрестив на груди руки и спокойно облокотившись на стену бункера, — казалось, что она с полным безразличием смотрит на всё происходящее вокруг неё.

     И снова на свой высокий и недоступный подиум взошёл «павлиний халат»:

     – Леди и джентльмены!

     – Что-то я не заметил в этой толпе ни леди, ни джентльменов…

     – Мэлвин? Что ты тут делаешь? Ты должен быть с Зулу!

     – Последние бои подходят к своему финалу!! А мы ещё не знаем, кто же выйдет на последний бой. Но я вам точно говорю: такого сражения вы уже давно не видели!! — конферансье по новой заводил толпу.

     – Полковник, я пришёл сказать, за нами следят.

     – Я это уже заметил, Мэлвин: из верхней комнаты — напротив Подиума Победителей.

     – Это апартаменты самого Хозяина, полковник, и он сейчас стоит прямо за сеткой. И даю голову на отсечение, наблюдает конкретно за нашими головами — за Командой «Альфа»!

     – Оставайтесь с Зулу начеку, Мэлвин! Возможно, худшее у нас уже за плечами.

     Полковник Васильева повернула к ним голову:

     – Худшего вы ещё не слышали, парни.

     – А сейча-ааас… Бой «на живца»!!! Ставки восемьдесят к одному!!!

     Зал впал в психический транс, букмекеры не теряли ни секунды, конферансье заводил толпу на полную катушку.

     – Полковник, что будем делать? Надо выбираться отсюда, пока нас не загребла военная полиция Форта. Вы уже придумали, как вытащить оттуда Красавчика и Чукки?

     – Если повезёт, капитан, то так же, как и тебя.

     – А если не повезёт, полковник?

     – Будем импровизировать.

     – Приветствуйте нашу несравненную и непобедимую — обожаемую Сиафу!!!

     – Миша?

     – Красавчику подвезло трындец как: против чего боролся — на то и напоролся!

     – Полковник, — Мэлвин дёрнул Гэбриэла за рукав, — Сиафу — эта та самая девица, к которой Красавчик клеился в баре.

     – И к тому же подружка Моно — хозяина «Шерифа Джо»! Того самого, который уже битых полчаса пристально наблюдает за всеми нами, включая стоящую в стороне Танго… Сразу предупреждаю, с этой минуты будем готовиться к самому худшему варианту, командир! Сиафу — безжалостная профи-убийца: её любимейшее из развлечений — оторвать голову противника и, разорвав череп пополам, выжрать мозг на глазах у всей, так сказать, публики. Её выход — настоящий праздник для толпы!

     – Красавчик…

     «Павлиний халат» размахался своим микрофон на полную красноречивость:

     – Никто и никогда ещё из «живцов» не смог продержаться на ринге дольше двух минут! Сможет ли сегодняшняя жертва выстоять на несколько секунд дольше?! Делайте ваши ставки, леди и джентльмены, не скупитесь!! Сегодняшние праздничные бои «Шерифа Джо» — это настоящий праздник для настоящих ценителей кровавого искусства потрясающего и незабываемого сражения блистательных и бесстрастных профессионалов и бойцов — до самой смерти!!!

     – Кажется, всё только начинается, командор…

     – Вы абсолютно правы, полковник: всё, что мы имели до этого момента, было всё той же развлекательной экскурсией «по местам боевой славы» — и не более того.

     – Ита-а-ак!! Встречайте нашу очаровательную и просто безумную — настоящего воина-резника и убийцу-каннибала — прекрасную и несравненную Сиафу!!!

     – Ёмко и достаточно исчерпывающе, не правда ли, полковник?

     – Похоже, у нашего Красавчика крупные неприятности.

     – А что вы хотели, командир? Нас объявили в розыск на все три зоны мегаполиса! Любой мало-мальски не слепой в состоянии заложить нас по первому же мегафону. А мы ещё умудрились вляпаться не куда-нибудь, а на запретные бои «Шерифа Джо», где на клетку собираются самые отпетые головорезы Форта Глокк… Теперь выйти отсюда будет труднее, чем выжить в Третью Мировую: думаю, при любом исходе, нас всё равно отсюда не выпустят люди Моно. Он продажный генокер и тем более не побрезгует нашими шкурами, а его запретные бои могут получить статус полуофициальных, а это деньги — всегда деньги… Будем ждать и, как вы говорите, полковник: импровизировать!

     На ринге уже рисовалась высокая и просто неимоверно красивая девушка — даже ослепительная красота Танго меркла на фоне этого воистину дьявольского создания. Белокурые сияющие длинные локоны покрывали чудную головку на лебединой, розового мрамора, изящной художественной шейке. Утончённые черты лица мог бы сочинить изощрённой кистью художника разве что сам Боттичелли с его бессмертным творением «Рождение Венеры». Её обалденные выразительные губы цвета мягкого жемчужного перламутра были столь соблазнительны, что только незрячий или сдыхающий от чумы мог бы не ощутить их манящей убийственной притягательности. Её огромные глаза цвета лунного индиго были подобны глазам космической Аэлиты, сияющие как две загадочные зовущие звезды в необъятной бездне космического океана безбрежной вселенной. В очертаниях её идеального тела не было ни одной даже допустимой природой погрешности. Это было само совершенство на длинных точёных ногах в обтягивающих ярко-красных штанах и ботфортах и с высокой идеальной грудью, затянутой в раззолоченный карминный корсет. Длинное чёрное кожаное пальто лишь подчёркивало безупречность её идеальных плеч, усиливая тот фурорный эффект, который эта сиамская кошечка производила на всех тех, кто хоть раз её увидел.

     Публика рвала в истерической паранойе сетку на клетке ринга, а Сиафу только слегка поигрывала тонким хлыстиком в руках, затянутых в ярко-красные перчатки с металлическими шипами на костяшках.

     – Неудивительно, что Красавчик лишился здравого рассудка, лишь взглянув на это чудовище! Это не человек: эта машина для убийств — сама проклятая сирена из морских глубин…

     – Генокер, полковник, самый обычный генокер: без чувств, без слабых человеческих эмоций, без жалости и слёз.

     – Не думаю, что Красавчику дадут шанс разменяться на чью-то жизнь.

     – Правильно думаете, полковник.

     – Да неужели такая неземная красота голыми руками разрывает череп своей жертвы?!

     – Лучше тебе это просто принять на веру, чем всё это художество увидеть на вашем Красавчике собственными глазами, Мэлвин.

     – Командор, вы меня совершенно убедили: пусть на ринг выходит ваша Танго и спасает нашего Красавчика от неминуемой гибели!

     – Так и будет, Мэлвин, или этой твари придётся иметь дело со мной.

     – Миша, как добраться до Моно? Я могу поменять Красавчика на себя — я тоже «архангел».

     – Вам не дадут даже подняться на второй ярус для избранных, ни то что подойти к Моно, полковник. Положитесь на Танго!

     – А тепе-е-ерь… жертва!!! Начинаем бой-игру «на живца»!!! На ринге — «архангел» из «старой гвардии» «Клуба Убийц»!!! Ставки за каждые полминуты — плюс пять! И дубль к двум!!!

     Наверное, если бы сейчас над головами этого бункера взлетел на воздух ко всем чертям весь этот город, никто бы даже не обратил внимания на такую несущественную мелочь: слишком хорошо был выстроен и отлажен весь сценарий сегодняшнего шоу — деньжищи на кону стояли просто сумасшедшие. И как всегда никого не интересовала чья-то там никчёмная жизнюшка, на которую сейчас делались ставки. Весь мир жаждал одного: океана горячей крови, неповторимого ужасающего зрелища и бешеных шальных денег.

     – Жертва!!! Жертва!!! Жертва!!!

     – Они думают, что если он с кибер-шиной на руке, значит, он терминатор… с-суки…

     – Бедняга Красавчик, ему даже имени не дали, — у Мэлвина сердце обливалось кровью.

     – Почему нашего брата всё время причисляют к «архангелам» «Клуба Убийц», Миша?

     – Да потому что вы и есть — они…

     По проходу вновь выставленного коридора двигался ошалевший от всего этого кошмара Красавчик… На сетку коридора бросалась со всех сторон лицами и телами вошедшая в свой последний транс смерти вконец обезумевшая толпа — если там и были люди по крови, то по духу здесь уже давно не осталось ни единого человека: это было единое лицо-маска настоящего ада из Преисподней самого Дьявола.

     – Чёрт!! — Миша ударила кулаком по сетке. — Они раздели его до пояса, теперь кью-1 обнаружится, как только они поймут, что его кожа почти неразрушима. Что же придумать, япона-мать и всех их городовых на кол!! Красавчик!!!

     Миша нажала большим пальцем на внутренний сканер запястья правого браслета — «жалко» выдвинулось на треть длины. Полковник сразу же резанула себя по ладони и приложила руку к сетке:

     – Слушай сюда, солдат! Прижмись ко мне, к сетке! Плотнее прижмись! И слушай, слушай сюда! Не давай Сиафу возможности достать до твоего лица: один её удар — и ты покойник! Продержись две минуты, только две минуты — это крайний предел. И запомни! У Сиафу нет слабых мест! Просто продержись и всё!!

     Красавчик схватился руками за сетку:

     – Прощайте, командор… Мэлвин!!

     – Красавчик! Помни, долг солдата — защищать этот мир от прожорливых мерзких тварей, таких, как Сиафу… Мы с тобой!! Я вышел оттуда, и ты выйдешь!! Помни, мы — рядом. Мы спасём тебя!!

     – Гэбриэл, скажи, что это просто кошмарный сон, который закончится, как только я проснусь… Ведь так, Гэбриэл?!

     – Ты готов, Красавчик?

     – Нет!!

     – Жертва!!! Жертва!!! Жертва!!! Жертва!!!

     Снова ударил гонг и Красавчика заставили войти в клетку… На том конце ринга стояла Сиафу и смотрела на Красавчика, не сводя с него мёртвого взгляда маньяка-каннибала. Губы Сиафу кривились в подобие улыбки, но от этого искусственного жеманничества прекрасное лицо дьяволицы теперь уже казалось лицом самого исчадия ада… У лейтенанта всё похолодело в груди от этого жуткого и пронизывающего до мозга костей ледяного мертвенного взгляда. Его оголённая грудь имела однородный ровный цвет лёгкого загара, залитого кровью Миши с её порезанной ладони: никто не должен был догадаться, что тело «архангела» надёжно защищено «живой тканью». Кью-1 ничем не должен был выдавать своего присутствия на теле Красавчика, и даже закатанный рукав тонкой протокожи теперь смотрелся лишь как часть единого целого с «железной рукой-убийцей» лейтенанта. Тёмные соски на груди мужчины проступали через восприимчивую кожу кью-1, и просто великолепно просматривалась старая татуировка на правом плече: Георгий Победоносец с огромной парой светлых крыльев за спиной, поражающий змея. Шею Красавчика украшали его армейские жетоны… В руках у лейтенанта сейчас был спецназовский «гербер» — его заставили взять нож на ринг: эффект боевого противостояния должен был иметь натуральный привкус! Ноги Красавчика были обуты в новые туфли, которые он успел прикупить на Блошином Рынке, а на бёдрах красовались всё те же оборванные и залитые бурой кровью штаны. Вид Красавчика полностью соответствовал навязанной ему роли «добровольной жертвы».

     И толпа с лихвой оценила смертельно разыгрываемую партию: ставки заключались безостановочно… Дубль был сегодня в цене и отнюдь не в пользу Красавчика.

     – Миша, а Танго успеет вмешаться вовремя?

     – Успеет, полковник, успеет… Она не любит проигрывать — как и Сиафу!

     Танго всё ещё стояла на том же месте и с тем же безразличным видом.

     Мэлвин убежал наверх к Зулу. Гэбриэл их отлично видел, благодаря усилиям капитана, так удачно отбившего столик для своего победителя — самый близкий к перилам второго яруса.

     Зулу не находил себе места, его всего трусило мелкой нервной дрожью — он готов был в любой момент броситься на выручку Красавчику! Но Мэлвин стоически придерживал его героический пыл, всякий раз ссылаясь на приказ полковника оставаться на месте, как только Зулу пытался оторвать свою халатную задницу от мягкого и глубокого кресла.

     Красавчик решил хотя бы потянуть время своего смертного часа — он попытался достучаться до глухого и безжалостного сердца генокерши:

     – Послушайте, леди! Я правда ничем не хотел вас оскорбить там, в баре… Разве сказать комплимент красивой девушке — теперь такое уж большое преступление? Я только хотел…

     Красавчик так и не успел довести свою мысль до ума: Сиафу прыгнула на него, как кошка из-за угла на ничего не подозревающую жертву! Он только успел попытаться закрыться свободной от ножа кибер-рукой… Плётка Сиафу была соткана из тонких металлических нитей с горячим лазерным вплетением: через всю левую половину лица Красавчика — через весь его лоб и по всей щеке — протянулся огненный «хирургический» разрез, из которого во все стороны брызнула такая красивая и горячая человеческая кровь. Лейтенант упал набок, а Сиафу как ни в чём не бывало тут же отскочила на прежнее место — как будто там и стояла: ей явно нравилась эта игра… Публика заревела и застонала от исступлённого бешеного наслаждения! Красавчик еле поднялся на ноги — теперь можно было не переживать, что кью-1 сразу выдаст себя: всё лицо, шея и грудь лейтенанта были залиты собственной горячей кровью.

     – Красавчик, закрывайся ножом!! Ножом, а не рукой!!

     – Гэбриэл…

     Миша заорала что есть мочи:

     – Не поворачивайся к ней спиной!!!

     – Командор…

     В следующее мгновение Сиафу взлетела вверх, раскинув руки в стороны, и нанесла сокрушительный удар пяткой чётко в шейный позвонок Красавчика! Лейтенант со всего маха всем телом врезался в сетку и, потеряв на мгновение сознание, всей спиной грохнулся назад — на ринг… Восторгу толпы не было предела!!

     – Красавчик, очнись, это приказ!!! Лейтенант, ты нужен своей команде!!! Встать!!!

     Красавчик открыл глаза… он скорее почувствовал опасность, чем смог её увидеть, — он тут же откатился вбок! В затяжном красивом прыжке Сиафу вбила своё колено точно в то место, где только что находилась шея «архангела». Нож всё ещё был в руке лейтенанта — он так и зажимал его по инерции в сведённых судорогой пальцах… Но Сиафу не умела ошибаться, и любой промах воспринимался ею как вызов! Прямо с колена она подпрыгнула всем телом вверх и спиной упала Красавчику на грудь — её затылок пришёлся в точности по его правой половине лица: лейтенант всё-таки успел отвернуть голову в сторону. В тот же момент Красавчик вогнал свой «гербер» в печень Сиафу по самую рукоять и провернул нож… Воздух разорвал страшный визжащий вопль раненой дьяволицы! Сжав рукой нож, Сиафу подлетела вверх и в момент отскочила на другой конец клетки.

     – Одна боевая минута!!!

     Ставки взлетели до ста к одному и снова пошли по кругу — на дубль два!

     На ринге образовалась невольная пауза. Красавчик получил возможность немного прийти в себя, и хотя его лицо превратилось в багровое месиво, глаза были целы и на теле по-прежнему не было ни одной царапины. А вот Сиафу нужно было теперь не меньше минуты, чтобы полноценно восстановиться до нормального функционирования потерянного органа.

     Красавчик подполз на призывный голос своего полковника:

     – Гэбриэл, ей конец или нет?

     – Какой конец, Красавчик?! Это же генокер! У тебя меньше минуты, чтобы снова собраться…

     Миша оттолкнула полковника:

     – Стойте!! Лейтенант, её так не вырубишь и не убьёшь — ей надо оторвать голову или вырвать из груди сердце. Просто продержись вторую боевую минуту, и мы будем иметь полное право поменять тебя на другую жизнь. Если мы это сделаем до оглашения мена, тебя могут лишить этого права, и тогда у нас не будет возможности вытащить тебя отсюда. Сиафу уже в норме, будь готов к новому серьёзному нападению — больше она играться с тобой не станет!

     Пока Миша быстро говорила, Красавчик не сводил глаз с корчившейся от боли Сиафу: генокерша самостоятельно спокойно вытащила из своего истекающего тёмной кровью бока нож и отбросила его в сторону, зажав рукой резаную рану. Так Сиафу стояла в своём углу секунд сорок-пятьдесят, при этом ни на миг не спуская со своей «наживки» тяжёлого помутневшего взгляда.

     – Поднимайся, Красавчик!! Поднимайся!!

     Лейтенант снова встал на ноги, но теперь он был совсем безоружен — «гербер» лежал на той стороне ринга. И Сиафу постепенно выпрямлялась… Наконец она отняла руку от раны и, точно насмехаясь над своей жертвой, откинула в сторону полу своего продырявленного пальто! У лейтенанта потемнело в глазах: на боку Сиафу не было ни самой раны, ни даже рубца от пореза — разорванная ткань, сгустки буроватой крови и чистая кожа младенца.

     Миша подала знак Танго… Та неторопливо согнула ногу в колене, незаметно для всех развернула наружу каблук своего сапога и достала оттуда крошечную маслёнку — и только после этого всё также неторопливо двинулась к центральной двери клетки. Пройти через плотную толпу для неё оказалось не таким уж сложным делом: она проскальзывала меж дёргающихся тел, как змея скользит меж веток густой кроны деревьев. Через несколько секунд она уже стояла у двери клетки возле обоих полковников.

     – Давай, Танго! Не дай ей убить его…

     Танго незаметно что-то там капнула в кодовый замок клетки из своей крошечной маслёнки — после чего маслёнка благополучно исчезла в кармане полковника Васильевой.

     В это время события на ринге стали набирать свои смертельные обороты по второму и заключительному кругу. Сиафу вновь начала с того, с чего всегда начинала свои бои: стала медленно ходить вдоль сетки ринга, точно гипнотизируя своего противника и убийственным взглядом, и маятниковыми телодвижениями — и это было как покачивание кобры перед прыжком. Красавчик ждал нападения, стоя спиной к сетке ринга, нужно было хоть как-то подстраховать себя. Сейчас он как никогда чувствовал всю ценность своего защитного белья: если бы не эта «драконья шкура», возможно, что он уже не встал бы после такого удара генокерши об его тело… Сиафу была готова к новому прыжку, и лейтенант это понимал. Но теперь Сиафу нужно было наносить только смертельные удары — ставки на неё могли упасть в один прыжок, и тогда прощайте все привилегии и особое покровительство Моно. И ей теперь нужна была только победа — бесспорная, молниеносная, эффектная!

     Красавчик не дёргался — сосредоточенность сейчас была его лучшим союзником… Сиафу встала перед Красавчиком в один момент, лейтенант не успел даже зафиксировать её передвижение, но всё же сумел выкинуть вперёд руку — удар кулака пришёлся точно по железной челюсти Сиафу! Дьяволица лишь чуть отвернула своё лицо, даже не покривившись.

     – А, чёрт!!

     Красавчика пронзила острая, разламывающая на куски боль! Сухой треск в правой кисти попутно оповестил его мозговые и нервные центры сразу о нескольких переломах кистевых костей — даже на подсознательном уровне лейтенант ещё успел отметить, что сломаны кости запястья и разбиты костяшки всех четырёх пальцев… Красавчик сжал свои железные пальцы кибер-руки и резко ушёл в апперкот! Сиафу без усилий перехватила одной правой железный кулак «терминатора» и стала спокойно сжимать его своими по-настоящему титановыми пальцами. Рука лейтенанта была в отличной оправе, но кибер-шина ещё не сжилась с только-только прооперированной кистью… перед глазами Красавчика поплыли чёрные круги и заплясали огненные языки синего пламени вспыхнувшего в голове ада…

     – Две минуты!!! Право мена!!! Право боевого мена!!!

     Сиафу схватила другой рукой «живца» за горло и стала давить его книзу — Красавчик упал на колени. Сиафу запрокинула голову и закатилась раскатистым и отвратительным смехом торжествующей дьяволицы:

     – Слизняк… ты не убийца!!

     – Он — нет... я — да…

     Сиафу выпустила Красавчика из смертельных клещей и мгновенно обернулась: перед ней стояла Танго с противной играющей улыбочкой на тонких губах… Лейтенант завалился набок и потерял сознание. В клетку тут же чуть ли не ползком пробрался Мэлвин и, схватив Красавчика под мышки, поволок его к раскрытой двери. Мэлвин и Миша быстро вытащили лейтенанта за круг буйствующей толпы. Ставки набирали иного оборота! Полковник держал теперь незапертую дверь клетки своим собственным телом: любое нечаянное вмешательство из толпы могло обернуться смертельной помехой для Танго.

     Они стояли и смотрели друг другу в глаза: Сиафу — с безумной ненавистью, Танго — с насмешливой иронией, генокер и человек — такие разные и такие — одинаковые… Наблюдая за ними, Гэбриэл невольно приходил к мысли, что наконец-то на ринге встретились два абсолютно достойных друг друга противника: две бесспорные убийцы, две упивающиеся смертью женщины, две до безумия властолюбивые и независимые личности из одного рода-племени — только по разные стороны баррикады. Их цели имели полностью противоположное значение — так же, как и их убийственно-непревзойдённые внешности: одна — высокая бесчувственная блондинка-людоедка — порождение лабораторного эксперимента генной инженерии, другая — на целую голову ниже беломраморная иссиня-жгучая брюнетка-воин — чистейший плод древней любви Адама и Евы, порождённый в райских кущах по вселенским законам Божьего Таинства Матери-Природы.

     – Я с тобой разберусь, — прошипела сквозь зубы вконец взбешённая Сиафу.

     – Конечно… если доживёшь, — Танго точно насмехалась над своей новой «пассией»: каждая клеточка её тела уже трепетала от вожделенного предвкушения предстоящего убийства. У Танго были свои взгляды на этот бой — она ни на миг не сомневалась в том, что ей предстояло сейчас довести до своего логического и законного завершения. Запах смерти приводил её душу в неизъяснимое состояние божественной экзальтации: убивать она любила…

     «Павлиний халат» как всегда не растерялся:

     – На ррринге-еее — «адский берет»!!! Мен принят!!! Ставки!!! Двести к одному!!! Дубль три!!!

     Сиафу молниеносно выбросила вперёд кулак, обрамлённый острыми металлическими шипами, но даже если бы на Танго не было защитной маски её джи-ай, это ничего бы не изменило в её решении. Танго спокойно развернула голову в прежнее положение и снова с убийственной иронией посмотрела снизу вверх прямо в самые ледяные зрачки Сиафу — точно хотела заглянуть через них в самое нутро проклятой дьяволицы: а есть ли у неё там, внутри, хоть какое-то подобие человеческой души?

     Сиафу схватила одной рукой Танго за горло, а другой между ног и, подняв её над собой, выставила вперёд колено, собираясь без лишней канители переломить противницу пополам! Но лейтенант таких, как Сиафу, оставила за своими окровавленными генокерской кровью плечами несчётно и немерено. Она молниеносно растянула лазерный шнур из своего правого наручного браслета и тут же затянула петлю на шее генокерши. Сиафу прекрасно осознавала, чем ей грозит подобная экзекуция. Она сбросила Танго на пол и, пригнувшись вместе с петлёй, обеими коленями упала ей на грудь! Танго знала полный эффект этого приёма: волновой резонанс такой мощности не в полную силу, но всё же пробивался даже через защитный кью-1. Но она успела напрячь все внутренние мышцы тела, и как только Сиафу скинула с шеи петлю, Танго отдала мозговой приказ выкинуть «жалко» из того же браслета — тут же им и воспользовавшись: она нанесла Сиафу мощный кулачный удар прямо в живот! Генокерша отскочила от Танго, как тогда от Красавчика — в другой угол ринга. Её животный ужасающий вой ударил по ушам Гэбриэла с такой силой, что у него из носа потекла кровь, а уши заложило вглухую: полковник вообще перестал слышать на какое-то время. Но он не оставил своего поста, по-прежнему удерживая дверь своим телом от беснующейся толпы…

     Танго воспользовалась невольной передышкой, чтобы так же молниеносно отправить все свои фокусы обратно в браслет. Ещё при входе в бар, она как всегда безупречно провернула свой любимый номер с показательным выступлением, выложив на окошко хранилища «все свои запасы»: два запасных ножа и эротичный «глюк» из сапог, пару «глюков» из наружных карманов пальто, раскладной дамский ножичек из кармашка комбинезона и даже острую как лезвие пилочку для ногтей — и всё это с привкусом тяжёлого, уничтожающего на корню соблазна. Не мудрено, что доставала-Шрэкки не придал должного внимания ни её браслетным украшениям на запястьях, ни тонкому металлическому поясу на её талии — «тяж» и ковбойскую портупею с «Кольтами» Танго конечно же предусмотрительно оставила в фургоне. Да и сканеры охранников не смогли уловить за тонкими металлическими пластинами наручей настоящее оружие убийства. И теперь Танго как обычно не преминула воспользоваться предоставленной ей возможностью.

     – Полковник?! Полковник, вы меня слышите?!

     Гэбриэл смотрел на Танго, но он её не слышал.

     – Это пройдёт… Держитесь!

     Гэбриэл понял: «леди» приободряет его.

     Танго отошла и приготовилась к новому нападению. Сиафу уже затянула свой живот, но злоба и боль поражения завладели ею теперь всецело.

     – Бой насмерть!!! Делайте ставки, леди и джентльмены!!! Тройной дубль три!!!

     Сиафу подняла «гербер» Красавчика, который так и остался лежать в дальнем углу клетки — как раз возле Сиафу. Танго только усмехнулась — вот только теперь холод её небесно-божественных глаз стал постепенно наполняться живым огнём истинного интереса к настоящему поединку. Лёгкая молния азарта проскользнула в ледяных зрачках лейтенанта.

     Гэбриэл неотрывно следил за ними, стоически удерживая собственным телом дверь, замок которой теперь не подлежал ремонту: всего лишь пару капель дестабилизирующего катализатора из каблучной маслёнки Танго с ювелирной точностью выжрали всё нутро кодового замка, оставив в полной неприкосновенности только его наружную оболочку… Полковник всё ещё ничего не слышал, но кровь из носа уже перестала идти. Он совсем не видел, что творилось за его спиной: толпа беснующихся зрителей закрывала от него своих, но он видел Зулу наверху, который, подчиняясь приказу полковника, не покидал своего поста, но внимательно следил за всем, что происходило внизу и на втором ярусе. И по его относительно сдержанному виду Гэбриэл понимал: с теми, кто внизу, Мишей, Мэлвином и Красавчиком пока что всё в порядке…

     Но были и тревожно настораживающие нюансы во всём, что происходило за невидимым фронтом. Охранников-генокеров в зале точно прибавилось, верхний ярус находился явно не в лучшем расположении духа, и, скорее всего, это было связано с непредвиденностью поворота поединка-бойни «на живца»: красавица Сиафу была любимицей Моно — и никто не знал, чем именно для них всех мог обернуться такой вот спонтанный поворот в заранее расписанном раскладе развлекательного шоу. Моно мог в одно мгновение превратить запечатанный бункер в консервную банку с мясным фаршем из всего, что в нём находилось. Довольной до полного исступления оставалась лишь одна категория публики — припадочная толпа нижнего яруса: сумасшедшие ставки превращали её в одно мгновение то в супербогатую, то до последней нитки обобранную. Но от этого безрассудно-маниакального азарта не убывало и ставки по-прежнему принимались без остановки.

     Танго и Сиафу встали друг против друга — на расстоянии вполне достаточном, чтобы за один прыжок снести голову своему противнику. Обе молчали: всё уже было сказано, всё было ясно без слов. Кровь одной из них должна быть смыта с этого ринга — раз и навсегда! Танго спокойно сняла с себя своё чёрное кожаное пальто и, не спуская глаз с Сиафу, отбросила его в сторону. Дьяволица-генокерша повторила её движение в точности до последнего жеста.

     Сиафу налетела на Танго так неожиданно, что Гэбриэл не успел даже уловить самого момента начала следующего раунда. И на этот раз генокерша поставила на кон всё своё умение. Двигалась она как закрученный ураган, работала руками как настоящий мясник. Но лейтенант умела защищаться и от более мощного напора, и при большем скоплении народа… Лязг «гербера» о металл защитных браслетов Танго перешёл в однотонный барабанный звук сабельной рубки двух сцепившихся насмерть кровных врагов! Они летали по рингу точно птицы по клетке, и их карминно-чёрные тела как молнии проносились по воздуху.

     Но неожиданно Танго встала посреди ринга как вкопанная спиной к противнице и застыла. Сиафу перехватила в высоком прыжке «гербер» обеими руками и полетела на Танго, намереваясь сверху всадить клинок ей в самую середину джи-ай. Зал замолк так же мгновенно, как только что ревел от неистового буйства. Словно остановилось само время… Танго даже не поднимала головы — прикрыв ресницами глаза, она не двигалась. Сиафу красиво сверху падала на свою жертву в своём излюбленном приёме: разламывание черепа противника точно пополам!

     Казалось, что острый как боевой коготь серого дракона, стальной клинок «гербера» уже коснулся чёрного берета Танго… Но лейтенант выскользнула уже под самым остриём клинка и совершенно неожиданно встала прямо за спиной упавшей на носки Сиафу! Дальше всё происходило ещё быстрее, но Гэбриэл видел всё до точности в микрон единицы времени: отсутствие слуха, казалось, компенсировалось особым обострением видения и восприятия — к тому же Танго и Сиафу стояли прямо посреди ринга, в разрыве вытянутой руки.

     – Привет…

     Гэбриэл видел, что ещё до того, как подошвы сапог генокерши коснулись пола, левая рука Танго выскользнула из-за спины Сиафу — и в следующее же мгновение, как ноги дьяволицы встали на ринг, пальцы Танго точно в масло вошли под нижнее ребро напряжённого тела генокерши! Сиафу будто поперхнулась, но Танго точно знала, что таким примитивом генокершу не завалить. Прямо перед глазами полковника пальцы лейтенанта сомкнулись вместе, и сразу же рука Танго рванулась обратно.

     – И прощай!!

     Сиафу без единого звука схватилась за бок и упала на колени — её большие прекрасные глаза широко раскрылись и остановились в бессмысленном невидящем взгляде… Танго даже не поменяла позы. Перехватив обеими руками то, что теперь точно можно было опознать как нижнее ребро генокерши, лейтенант выбросила сцепленные руки вверх и со всей силы всадила ребро прямо в темечко головы Сиафу! Но кто больше, чем Танго, знал все возможности генокеров… В следующее мгновение Танго снова стояла перед генокершей. Гэбриэл не верил своим глазам: Сиафу медленно поднималась с колен! Но Танго ждала — выжидала: наносить последний удар в ослабевшего противника было не в её правилах…

     Генокерша убрала руки от разорванного места — кожа на ране уже почти затянула собой всю дыру, как будто так и было. Её взгляд снова становился осмысленным, и несмотря на то, что из пробитой головы торчало её же ребро, Сиафу обретала новые силы: резерв запаса самовосстановления и регенерации искусственных людей имел настолько мощный потенциал, что остановить подобную машину смерти можно было только самыми радикальными методами — и это отлично было известно Танго… Как только Сиафу встала на свои ноги, она сразу же вцепилась обеими руками в горло Танго! Но это было её последнее свободное движение, которое ей позволило сделать напоследок «милосердное» самообладание Доктора Смерть. Правая кисть руки Танго без усилий вошла под левый бок генокерши — туда, где ещё минуту назад был сильнейший разрыв живой плоти. Танго отлично знала, что пока это место наиболее слабое из всего железного тела генокерши: именно тут, сомкнувшиеся в резерве живые ткани, были наиболее младенческими примерно ещё минут пять-десять до полного их самовосстановления.

     Но разве Танго нужно было столько свободного времени? Кисть руки лейтенанта проскользнула ещё глубже. Сиафу сильнее сдавила руки на горле Танго, но лейтенант почти не чувствовала этого усилия — маска берета и кью-1 сомкнулись в единую перекрёстную ткань её собственной кожи и встали в позу полного сопротивления. Неожиданно кисти намертво сцепленных рук Сиафу расслабились и отошли от горла противника. Танго согнула левую руку в локте и, навалившись предплечьем на грудь генокерши, с силой оттолкнула её от себя! Сиафу вскинула руки вверх и запрокинула голову назад, попятившись спиной от Танго…

     Лейтенант выбросила правую руку вверх! На её залитой бурой кровью ладони в последних судорогах билось огромное и всё ещё живое человеческое сердце генокерши. Сиафу закрыла рану одной рукой, а другой потянулась к своему сердцу на ладони Танго. Но Танго, точно дразня генокершу, отступила назад на шаг, ещё на один… и ещё один назад… И вдруг, точно нечаянно, выронила всё ещё бьющееся на её ладони сердце и медленно-безжалостно раздавила его своим сапогом. Сиафу упала на колени и через две секунды замертво на пол — лицом вниз! На этот раз с ней было покончено навсегда.

     «Павлиний халат» со всей дури саданул в гонг:

     – Поединок закончен!!! Полная победа «живца» над доселе не знающей поражений Сиафу!!!

     До сего момента затаивший дыхание зал взорвался, как осколочная бомба, целой сотней обезумевших глоток: кто-то торжествовал победу своих шальных ставок, кто-то ревел от безумной ненависти к той, которая сейчас пустила под откос целые состояния бывших богачей. Но и охрана не дремала: шоковые дубинки взмыли над головами сцепившейся в одну большую свалку толпы!

     В эту минуту к Гэбриэлу вернулся слух, а по его спине и голове замолотили кулаки рвущихся к двери клетки разорившихся в один момент безумцев. Гэбриэл закрыл беззащитную голову руками и в этот момент особенно остро и в полной мере осознал, что на самом деле означает «живая кожа». Его перчатки из протогенетической кожи и защитный кью-1 полностью оправдывали своё предназначение по силовой защите живой и слабой органики человека: все удары по рукам, закрывающим голову, и по телу воспринимались организмом, как удары по корпусу пустой бочки. При других, менее удачных обстоятельствах, навряд ли от него остался бы хоть клочок живого тела.

     Пока генокеры-охранники разбирались с толпой за его спиной, Гэбриэл не спускал тревожного взгляда с Танго: что теперь? Ведь смерть Сиафу не обойдётся даром для Танго.

     Лейтенант спокойно подняла своё пальто, надела его и встала посреди ринга, повернувшись лицом к закрытому пологу верхней комнаты. Она сцепила руки на груди и подняла голову вверх!

     Гэбриэл тоже смотрел вверх: зачем ей этот вызов?.. зачем?.. что ещё нужно этой смертельно опасной женщине-убийце от Моно?

     Конферансье ждал знака, и он его получил: из-за полога к нему выбежал «капюшонник» — один из личных телохранителей Моно. Получив чёткие указания, «павлиний халат» поднял руку и вновь как одержимый загорланил в свой неразлучный микрофон:

     – Леди и джентльмены!!! Решение самого Хозяина!!! Самого непобеждённого Моно!!! Этот поединок будет засчитан, только если «живцу» удастся откупиться за смерть лучшего из профессионалов бойцовского клуба — за убитую Сиафу!! Смерть за смерть!!! Жизнь за две жизни!!! Ставки двести к одному!!! И дубль четыре!!! Верните себе своё состояние!!!

     Пока этот горлопан заводил и так давно поехавшую крышей толпу, ринг освободили точно так, как и всякий предыдущий раз: вытащив тело генокерши из клетки за ноги в боковой проход и лишь немного прополоснув грязной водой последствия последнего сражения — похоже, Моно не считал нужным пускать слезу по своей уже бывшей пассии и тем более отдавать последние почести так бесславно скончавшемуся куску мяса.

     – Дела плохи, а это ещё не конец! — Миша протолкалась к полковнику. — Сейчас они снова запечатают клетку.

     И точно! Сразу же за Мишей сквозь толпу проложили себе путь шоковыми дубинками два охранника-генокера и, бесцеремонно оттолкнув полковника от двери, поставили на решётку новый замок. Как только они отошли от центральной двери, толпа снова навалилась на клетку.

     – Она же победила! Они должны были выпустить Танго!

     – Победа — это когда твоя заслуга полностью безоговорочно признана. А Танго и Сиафу, как вы заметили, были достаточно равными противниками, а это всегда неинтересно! Настоящий бой будет у Танго только теперь — и она об этом знает… Однако, вижу, вас не очень-то шокируют такие вещи, хотя Танго и выступила в своём репертуаре.

     – Что тут скажешь? Красивого в этом выступлении было мало, но когда жизнь заставляет играть по своим правилам — наперегонки со смертью… И снова скажу, Миша, что нам такое уже приходилось и видеть, и пробовать за зуб — неоднократно!

     – Вьетнам?

     – Война, какой бы она ни была, большой или маленькой, никогда не имеет материнского лица: это всегда жестокая бездушная мачеха, которой плевать на своих приёмных детей.

     – С этим не поспоришь…

     – Что там Красавчик?

     – Вы как в воду глядели, полковник: одной руки Красавчику оказалось мало, чтобы намеситься пирогов… Еле очухался! Сильный ушиб и глубокий лазерный порез левой стороны лица — славно что глаз остался цел, полный закрытый перелом правой кисти и раскрошены костяшки пальцев, сломана кибер-шина, но пришитая рука держится молодцом, да головой малость ударился — лёгкое сотрясение мозга. Я дала ему обезболивающее и подтянула челноком свисающую кожу на щеке — остальное всё дома. Сейчас с ним Мэлвин, они сидят возле стены. Там их никто, по идее, цеплять не должен — всех теперь интересуют только ставки на последние бои! Но если будет что не так, сверху сразу спустится Зулу: обидчикам мало не покажется.

     – А кто выступит за Танго?

     – Никто! Это её бой, и она его никому не уступит! Вы ещё ничего не знаете об этих солдатах Последней Войны: я же вам говорила — они все чокнутые, все — включая меня… Ладно! Я пошла обратно к ребятам. А вы не высовывайтесь, за нами постоянно наблюдают. Убеждена, они уже знают о фортовском розыске Команды «Альфа», и мне это, по совести, совсем не нравится. Но так или иначе нам ещё нужно дождаться самого последнего боя: выхода Моно и Чукки! Без моего капитана, командир, как вы понимаете, никто из моих отсюда не уйдёт.

     – Мы никого не бросим из наших, командор: это не в правилах Команды «Альфа»! Не сомневайтесь в нас!

     Миша качнула головой в знак понимания и растворилась в толпе.

     Танго так и стояла — со сцепленными руками на груди. Сумасшедшие ставки не прекращались подаваться в толпу ни на секунду… По вновь выставленным узким коридорам к рингу с обеих сторон двигались два генокера-убийцы из личной охраны Моно. И это был вызов Танго от самого Хозяина — и цена такого поединка была одна: жизнь!

     Гэбриэлу стало ещё тревожнее, когда он увидел этих двух громил в клетке рядом с лейтенантом: оба чуть ли не под восемь футов роста и с бицепсами с две головы полковника! Танго против этих двух молодцов была что чёрная роза в окружении болотных лопухов… Казалось, что она совсем не обращает на них никакого внимания, будто дразнит их своим показным безразличием — точно играется с ними, будучи сама полевой мышью меж двух натасканных гиен-убийц. Но именно такого рода «спектакли» и имели наибольший спрос и наибольшие ставки: публика хотела только зрелищного и кровавого лицедейства.

     Гэбриэл нервничал: если Танго не справится или ей понадобится помощь, как он сможет вовремя прийти ей на помощь, если невозможно попасть в эту клетку? Да ещё оказалось, что амбалы вышли на ринг не с пустыми руками: один достал из-за спины пару стальных нунчак, другой вытащил из-за голенищ высоких ботинок два «хамелеона» — точь-в-точь как у Танго.

     – Бой будет считаться законченным, когда одна из сторон полностью вычерпает свой жизненный потенциал!! Ставки дубль четыре!! Бой!!!

     Удар гонга слился с рёвом толпы!

     Первым замахал своими нунчаками генокер слева от Танго, отвлекая на себя всё внимание чёрного рейнджера, но Танго не купилась на этот трюк, зная наперёд все фокусы этого племени. Поэтому, когда на шее Танго должна была перекреститься акулья заточка лезвий ножей-кастетов второго генокера, лейтенант оказалась стопроцентно готова к хитрому выпаду её спарринг-партнёров: молниеносно проскользнув невидимой тенью под рукой кастетника, Танго с наслаждением всадила ему в почку своё миниатюрное браслетное «жалко» — стилетный клинок правого браслета без промаха вошёл в тело генокера! Генокер отреагировал не менее молниеносно, чем его противница: один их «хамелеонов» просвистел прямо над головой лейтенанта, другой у её шеи — руки у охранника-генокера были длинные и быстрые. Но Танго уже была не в радиусе кругового поражения кастетов — она отскочила к противоположной сетке ринга и опять замерла на месте. И на этот раз вперёд снова пошёл генокер с нунчаками… У Гэбриэла похолодело в груди.

     В мгновение ока Танго выдернула из ножен на поясе гуляющий клинок короткого меча. Громила-генокер шёл на неё, не останавливаясь, его крутящиеся нунчаки занимали всё пространство на подходе к Танго. Тонкий клинок в руках лейтенанта загулял не хуже, чем летающие нунчаки генокера! В какой-то момент их танцующее оружие перехлестнулось, и Танго тут же выдернула назад свой меч — вместе с половиной нунчака. Откинув ненужный кусок в сторону, на обратном пути острое лезвие клинка прошлось по голой груди генокера и с нижнего разворота с размаха отрубило кисть генокера вместе с частью предплечья. Танго красиво ушла в позу «последнего взмаха самурая»… Генокер сразу же бросил свои нунчаки и попятился назад, прячась за спину своего напарника. Кастетник снова выступил вперёд! А за его спиной полковник наблюдал просто невероятно фантастическую картину: обрубленная рука генокера регенерировалась в новую руку прямо на глазах всей публики. Это было просто потрясающее зрелище: минута — и рука генокера как будто и не была отрублена чуть ли не по самый локоть, а ведь окровавленный обрубок валялся тут же под ногами.

     Кастетник очень хорошо знал своё контактное оружие, и Танго пришлось попотеть, прежде чем кисть генокера вместе с кастетом отлетела на сетку клетки. Генокер с только что заново восстановленной рукой бросился на Танго, но у неё больше не было желания играться с ними в хороших и плохих копов: лейтенант закружилась в смертельной пляске как крылья мельницы при ураганном ветре! Во все стороны полетели уши, пальцы, руки, куски плеч, а следом и головы генокеров прогулялись по клетке, как мячи по сетке футбольных ворот… Всё было закончено ещё быстрее, чем с Сиафу.

     «Павлиний халат» ударил в гонг!! Зал сходил с ума — неистовству толпы не было предела…

     – Бой считается законченным!!! Бой закончен!!! Победа полная и безоговорочная!!! «Живец» выиграл — и награда его смертельного поединка: жизнь!!!

     Танго вытерла клинок об свои штаны и, вложив меч обратно в ножны, снова встала посреди ринга, сцепив руки на груди: последний приговор выносил только сам Хозяин.

     Сетчатый полог слегка приоткрылся, и оттуда появилась огромная мужская кисть, зажатая в кулак. Большой палец поднялся вверх! Толпа взвыла: этот бой был закончен!

     Танго повернулась к центральной двери клетки и одними губами улыбнулась полковнику — по её тяжёлому взгляду Гэбриэл понял: она устала…

     Клетку открыли и Танго беспрепятственно вышла наружу — вышла победителем! Но наверх её не пригласили: даже для выжившего «живца» такой почести не предусматривалось. Она кивнула полковнику и пошла к своим — туда, где на полу у стены сидел Красавчик со стянутым грубыми швами распоротым лицом и перетянутым эластичным жгутом распухшим синим запястьем правой руки. Его левая кибер-шина имела плачевный вид, но кисть всё ещё надёжно держалась на руке за счёт титановой сцепки браслетных металлических обручей. Голова Красавчика была прислонена к стене, глаза прикрыты, дыхание было отрывистым и неровным… Рядом с ним на охране стояла Миша.

     Танго и Миша крепко по-мужски обнялись.

     – Что? Поди оплакала меня уже раз сто?

     – Двести! Тебя оплачешь — как же! Скорее я сама себя оплачу из могилы…

     – Ну спасибо за доверие, полковник… Чего ты не зашьёшь Красавчику морду? Изойдётся кровью и не дай бог помрёт — док из нас всю душу вытрусит из-за него.

     – Лейтенант, не кипишуй! Разошлась — не остановишь… Лучше присядь, на тебе ни лица ни сил нет, я же вижу… Не могу я его тут зашивать! Во-первых, он будет орать как резаный — это же тебе не Чукки: безмерное терпение. А во-вторых, нельзя вызывать лишних подозрений, нас и так уже взяли на заметку.

     – А в-третьих?

     – А в-третьих, у нас ещё Чукки — забыла? Риск сейчас отнюдь неблагородное и неблагодарное дело.

     – Тогда напяль на него мой «адский» и надень маску на лицо — кто там на него сейчас смотрит, кроме фортовских шпиков… пусть поживёт ещё немного, а?

     – Ну это можно!

     Танго сняла с головы свой джи-ай и протянула Мише:

     – Похоже, ему совсем худо… до дома бы его дотянуть — живым…

     – Типун тебе на язык, «анаконда» хренова!

     Миша в приказном порядке поставила джи-ай чёрного рейнджера на голову Красавчика и через свой заушный криотоп приказала надеть маску на лицо с полной идентификацией кожной проявки.

     – Как протащила свой «адский»?

     – Пффе… Сказала, что мы на ринг — с Моно биться!

     – Недалеко от истины… Осталось Чукки достать!

     – Осталось выбраться отсюда! Войну, что ли, этим ублюдкам объявить?

     – Даже не думай! Мы — не Лео, и у нас неполная команда! Красавчик серьёзно ранен, Лео нет, в каком состоянии Чукки мы не знаем — её «улитку» уничтожили, скорее всего, сразу же… Мы без оружия и нас мало, а их здесь, как цыплят нерезаных!

     – Ну так повеселимся — посчитаем генокеров по головам!

     – Ты уже посчитала: теперь посмотрим — выпустят ли тебя вообще отсюда.

     – Не пугай!.. пуганые… Но ты права, расслабляться больше не придётся — даже мне: время браться за серьёзную работу. Чего они так долго тянут с Чукки?

     – Решают, как лучше нас врасплох взять: понимают, что просто так «архангелов» лазерными автоматами и генокерами не завалить.

     – Думаешь, их козырь Чукки?

     – Доживём — увидим… Где полковник? Куда он подевался?

     – Только что был здесь.

     – Черти их всех раздери! Опять прозевали…

     По второму ярусу в направлении апартаментов Моно шёл полковник — за его спиной вышагивали два генокера из личной охраны Хозяина, и вид у них был отнюдь не дружелюбный: в руках у них были шоковые дубинки, и держали они их так, чтобы впереди идущий человек не питал никаких иллюзий по поводу «любезного приглашения».

     – А вот и по наши души…

     К ним подходили с двух сторон сразу шестеро генокеров.

     – Моно вас приглашает к себе — в апартаменты!

     – С чего бы это вдруг такая любезность? — съехидничала Танго.

     – Всех вместе? — грубовато переспросила Миша. — Или, может, так: каждого по отдельности…

     Генокеры не оценили брошенного в их огород булыжника: их набирали в охрану не для того, чтобы они развивали свои мозговые центры, доставшиеся им по наследству от их вырождающихся создателей — людей.

     Танго закрыла собой скорчившегося у стены Красавчика:

     – Нас, девочек, вам хватит для разминки? Или мне сбегать за девочками из бара?

     Один из генокеров ткнул в бок Танго своей дубинкой… Лейтенант одной правой перехватила дубинку и, ловко прокрутив её в руках охранника, завладела ею! И недолго раздумывая что с ней делать дальше, воткнула дубинку генокеру ниже пояса — охранник согнулся пополам… Остальные сразу же приставили свои дубинки и лазерные автоматы к лицам обеих девчонок! Перед глазами Миши и Танго заплясали молнии шоковых акустических разрядов.

     Полковник схватила Танго за руку и сжала посильнее:

     – Отставить, лейтенант! Не сейчас… у нас раненый и наверху наши…

     Танго глухо зарычала — изо рта у неё разве что не скапывала пена последней стадии бешенства: она предпочитала смерть любому виду насильственного пленения.

     Генокер, которого Танго пнула дубинкой в пах, наконец разогнулся и тут же всадил свой кулачище ей в живот! Лейтенант сцепила зубы и прикрыла глаза: если бы не обстоятельства… Но даже она понимала, что Миша права: нужно выждать более подходящий момент.

     * * * * *

     – Мне сегодня дико везёт: ставки приносят мне целые состояния, а ваши люди имеют небывалый успех у зажравшейся публики, полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис… Присаживайтесь!

     – Везение плохой советчик, Моно… На войне везёт только тем, кого быстро убивают.

     Комната, в которую полковника заставили подняться силой, была настоящим кладезем прошлого мира: должно быть, Моно создавал её по картинкам из старых каталогов по продаже дорогой антикварной недвижимости… Все стены, ковры, диванчики, подушечки и даже светильники были стилизованы под Францию середины позапрошлого века. И похоже, что со вкусом у Моно всё было в полном порядке, что говорило о его явной неординарности среди себе подобных. И ещё сильно бросалась в глаза просто вышколенная и доведённая до абсолютного идеала чистота, так резонансно контрастирующая на фоне того грязно-кровавого месива, что варилось внизу, под этими напомаженными и надушенными дорогими парфюмами верхними апартаментами… Напротив комнаты сквозь сетку-полог Гэбриэл отчётливо видел Зулу, и сейчас его «любезно попросили» вглубь второго яруса, чтобы толпа внизу зря не нервничала. Всё тело сержанта было опутано тяжёлыми цепями, а рот заклеен скотчем — должно быть, его взяли прямо из-за спины всем скопом.

     – На войне как на войне, полковник Харрис: или — вы, или — вас… Не думайте, полковник, что я такой же дурак, как и большинство из моего племени.

     – Я как-то это уже приметил… ещё с того момента, как ты стал следить за моими людьми и утроил охрану бункера. Не против? — Гэбриэл достал из внутреннего кармана своей куртки сигару, откусил кончик, сплюнул под ноги развалившегося на своём царском троне Хозяина и, неспешно прокручивая сигару, раскурил от бокового старомодного канделябра… подул на ножку сигары и кивнул головой на огонь. — Такой же искусственный, как и ты?.. А ты знаешь, Моно, вышколенная чистота — признак ненормальности.

     – Зря скалитесь, полковник Харрис: за вашу голову и скальпы ваших людей назначена соблазнительная плата — соблазнительная даже для меня. И я собираюсь её получить, как только соберут всю вашу команду вместе, плюс давнишние знакомые лично генерала Бэккварда — беглецы-солдаты из Форта… Я лично дам знать генералу о вашем месте пребывания, полковник.

     – А как насчёт бешеных ставок на незаконные игры?

     – И всё же считаете меня недоумком, полковник Харрис?

     – Такой вариант я тоже рассматриваю.

     – Очень скоро вы будете рассматривать тюремные стены Казематов Форта Глокк… правда — недолго… Тюрьма в Форте маленькая, преступники там долго не задерживаются: генерал предпочитает не разводить бесполезных тараканов на своей территории. Быстрый военный трибунал — и на «разборник»! На эксперименты вместо крыс и обезьян… А что касается незаконных игр, так у нас с генерал-президентом Бэкквардом контракт: я плачу наличными и хорошо плачу, а он делает вид, что знать не знает про мой подпольный бункер. Вот так-то, полковник Харрис!

     – Значит, всё схвачено — за всё заплачено.

     Моно — семи с половиной футов образина с «собачьей» мордой и замашками интеллектуала — явно косил под полноценного человека и имел на этом деле свой персональный пунктик в голове.

     – Мне всё равно, что вы там натворили в вашем Форте и как вам вообще удалось так долго продержаться на свободе, но, если вас не похоронит генерал, это сделают мои люди: слишком много вы сегодня понаделали тут делов — кто-то же должен за всё это безобразие расплачиваться. Не генерал же Бэкквард в самом деле! Но мне интересен всего один вопрос! Где до сих пор и столько времени прятались эти три фортовских дезертира: капитан Чукки Рур, лейтенант Танго Танго и полковник Миша Васильева, которые так стоически, я бы сказал — ценой собственной жизни, вытягивают ваших людей, полковник, из всех смертельных поединков на моём ринге?

     – Да! Пожалуй, для генокера ты чересчур умный и любопытный — раз так хочешь скосить под стопроцентного человека… Но ты делаешь большую ошибку, Моно, передавая нас в руки генерала Бэккварда: за это тебе придётся расплачиваться не только своим бизнесом, но теперь, думаю, и своей никчёмной шкурой. Бэкквард не любит делить славу ни с кем.

     – «Старая гвардия» — клубная гвардия: избранные, неприкасаемые, неприкосновенные… Всегда так много высокопарных слов и так мало осталось человеческих сил. Ненавижу всё ваше «архангельское» братство!!

     – Я тебя понимаю, Моно! «Клуб Убийц» — только для настоящих солдат, из тех — которые люди: люди прошлого, люди до Третьей Мировой, до Последней Войны… Ведь вы так похожи на них — на этих «древних»: такие же хитрые, жестокие, бездушные. И только одна загвоздка: эти — такие же! — не желают вас признавать за своих. И знаешь почему, Моно? Я — тебе скажу! У них есть то, чего нет у вашего рода-племени. У старой гвардии нет семей, рук, ног, будущего и даже настоящего нет, зато у них есть честь, совесть, боевое братство и прошлое — то, чего никогда не было и не будет у вас: генокеров…

     Моно навис над Гэбриэлом:

     – Полковник, откуда же у генокера честь, совесть да ещё и прошлое?.. мы — биомашины — и только…

     – А так хочется быть настоящим человеком!.. я тебя понимаю, Моно…

     За полог комнаты затолкали связанного сзади по рукам Мэлвина.

     – Пытался бежать!!

     – Полковник, вы заметили, очередь за нашими головами становится всё длиннее и длиннее.

     – У нас всегда было много поклонников, капитан.

     Мэлвина толкнули на стул у стены.

     – Замолкни!! Хозяин, сейчас здесь будут остальные придурки.

     Капитан сразу заерепенился:

     – Эй!! Извините, но мы — больше, чем придурки! Мы — Команда «Альфа»! Лучшие из лучших!

     Моно довольно захохотал:

     – Команда «Альфа»?! Лучшие из лучших?! Я слышал эти сказочки от некоторых повёрнутых из «старой гвардии»: лучшие, неуловимые и ещё, кажется, безумные вояки? Не правда ли, полковник Гэбриэл Харрис?

     – В самую суть вещей!

     – Призраки, воскресшие из небытия… А вы знаете, Команда «Альфа», что вас давно похоронили, очень давно — ещё в вашем прошлом.

     – «Heroes for hire are always welcome at court!» Время для героев! Придётся воскреснуть заново… И не стоит недооценивать Команду «Альфа»! Капитан Линкольн прав: мы — лучшие!

     – А лучшие — это кто, по-вашему? Ведь вы в другом измерении… И какие теперь у вас козыри, команда пропавших без вести?

     – Лучшие — это те, Моно, кто выжил в настоящем аду и вышел оттуда живым. А наши козыри: фактор неожиданности и командное безумие!

     – Увы, увы… эти мнимые козыри вам уже не помогут выйти из этого ада, полковник Харрис, — ни вам, ни кому-либо из ваших людей.

     – Поживём — увидим!

     – Долго ждать не придётся… Меня совсем не интересует, какая вы там банда! Но прежде чем я вызову сюда ваших военных из Форта и получу тройную плату за вашу персональную шкуру, полковник Гэбриэл Харрис, вам придётся увидеть собственными глазами, как я лично разделаюсь с одним из ваших монстров: вашей персональной спасательно-штурмовой легендой — «сапфировым беретом» капитаном Чукки Рур! Хватит генералу и вашей конченой банды, да ещё с двумя фортовскими дезертирами: штабным морпехом и чёрным рейнджером.

     – Не говори гоп, если день ещё не закончился, Моно.

     – Для вас всё уже закончено, полковник Харрис!

     В комнату затолкали Мишу и Танго, несущую на правом плече Красавчика… Моно показал, чтобы их связали по рукам и ногам и посадили вдоль стены — и сам довольно развалился в своём тронном кресле.

     – Здесь я — и царь, и бог, и генерал-президент! Это моё маленькое персональное государство, и я тут единственный и никем неоспоримый шериф и полководец.

     – Знакомые слова… У генерала Бэккварда нахватался? Или по принципу: каждая птица хвалит своё собственное гнездо?

     – Не ёрничайте, полковник Харрис, «старой гвардии» это не к лицу… Но я всегда внимательно слежу за всеми перипетиями нашего большого брата: Форта Глокк! Давно хотел поближе познакомиться с неуловимыми фортовскими солдатами-беглецами. Рано или поздно они должны были себя обнаружить — в этой разваливающейся посудине под названием «Титаник» особо-то не спрячешься… И надо же! Неуловимые беглецы не только обнаружились — да ещё и в моих персональных пенатах, так ещё, оказывается, помогали скрываться нафталиновым королям-дезертирам Форта Глокк… Полковник Миша Васильева? Вы же пару раз уже наведывались в мой бункер — с Бешеной Лео за компанию. М-да! А вы умеете вводить в заблуждение: бруклинский балахон вам был очень даже к лицу… Однако какими надо быть самонадеянными, чтобы так открыто появиться на широкой публике, да ещё и при такой тотальной облаве?! Впрочем, вы — фортовские дезертиры — никогда не отличались достойной сообразительностью… Кстати!

     Моно подошёл к Танго, привязанной к стулу, и довольно грубо прихватил её за подбородок:

     – Я о тебе много слышал, «адский берет», много неприятных для моих ушей вещей… Но за Сиафу ты ответишь по полной программе — на «разборнике», с которого тебе когда-то удалось бежать неизвестно каким изворотливым способом. Где деньги, которые ты стащила из сейфа Форта?! Их ведь так и не нашли. Говори, человеческая тварь!!

     Танго смачно так сплюнула, снайперским, Моно прямо в глаз:

     – Поцелуй меня в задницу, кусок дохлятины!

     Подлетевший «капюшонник» заклеил рот Танго скотчем.

     Моно неторопливо вытер глаз и саданул Танго кулаком по лицу.

     – Вон там, напротив, твой дружок в чёрном берете военных ветеранов и в цепях по самые уши. Знаешь, что я собираюсь с ним сделать? Нет — такого одарённого бойца-человека я никому не подарю — даже генералу Бэккварду и даже за его паршивые вонючие зелёные бумажки! Нынче настоящую человеческую силу даже в «Клубе Убийц» уже не сыщешь — поизвелись людишки, поизмельчали, повыродились… Я Мистера Яростного Молота оставлю себе, на закуску — взамен постыдно опозорившегося Бешеного Барона! А твой припрятанный сейф, лейтенант Танго Танго, тебя уже всё равно не спасёт — ни тут, ни там…

     Танго получила второй удар по лицу — неприятный треск оповестил о сломанной челюсти.

     – Отцепись от неё, Моно!! Легко стращать того, у кого руки связаны за спиной… Развяжи мои и поговорим с глазу на глаз, выродок!!

     Моно сделал шаг назад и повернулся к Мише:

     – Ах, да-а, чуть не забыл. За вами, полковник Миша Васильева, должок: вы в прошлый раз так спешно бежали от нас, прихватив с собой одну из моих лучших наживок — сержанта Лео Румаркер, Бешеную Лео… Или это не она в последний раз, кажется, так бесславно потеряла что-то там из своих нательных членов? А кстати! Где же ваша психованная пэпээсница? Что-то я её сегодня в упор ещё не видел? Неужели всё-таки навернулась? Сколько же можно отрывать ей руки и вырывать из неё такие хрупкие, слабенькие, никудышные человеческие органы… Насколько я знаю, Кровавая Лео не появлялась в городе уже целых два месяца! И думаю, полковник Миша Васильева, вы решили компенсировать пробел в вашей отлаженной системе, подбив на очередное дезертирство новую партию солдат из Форта. И начали своё скандальное плавание с моего небезызвестного клуба для настоящих бойцов, так самоуверенно бросив мне сегодня открытый вызов! Я прав?

     – Ты до такой степени самовлюблён в свой надчеловеческий гений, Моно, что у тебя из-за абсолютной ослеплённости собственным эго, не хватает здравого рассудка, чтобы, наконец, понять насколько ты глуп.

     Моно еле сдержался, чтобы собственноручно не оторвать голову этой наглой военной, водившей его за нос целый год — под видом обычного зрителя с нижнего яруса.

     – Тебе, штабная крыса, не удастся вывести меня из себя: слишком велико желание увидеть довольное лицо генерала Бэккварда, а заодно и его денежки. Энергия теперь так дорога — сама понимаешь.

     В это время очнулся Красавчик и невольно застонал от боли. Его тоже не пожалели и теперь верёвки с лазерной накачкой сильно впивались в травмированные запястья, причиняя ему невыносимую муку.

     – Какие слабые эти настоящие мужчины из человеческой плоти и крови, рождённые в утробе матери, а не как мы — из пробирок и на лабораторных столах… Вижу, лейтенант с лейтенантом в близких отношениях, раз дамочка адским беретиком поделилась. Что, малыш-«архангел» ещё что надо? О-го-го!! Со своими «супружескими обязанностями» справляется? Ха-ха-ха-ха!!!

     Моно развернулся к Красавчику:

     – Что, солдатик? Нервишки сдают и у «Победоносцев»?

     – Твердолобый!! Те, кто слабее тебя, всегда сидят перед тобой со связанными руками? Да и на ринг, насколько я понял, ты выходишь биться исключительно с человеческими детьми, а то ведь ненароком свои же, генокеры, нечаянно пришибут лапку или пальчик — обидно будет и позор перед всем Индианаполисом!!

     У Моно заканчивался и так небольшой запас самообладания — он повернулся к Гэбриэлу, у которого единственного до сих пор не были связаны руки, к тому же нагло усмехающийся полковник ещё и довольно потягивал свою сигару.

     Гэбриэл выдохнул табачным дымом прямо в искажённое злостью лицо генокера:

     – Может, пора и мне связать руки, а то ещё ненароком сбегу — убытков будет! И за новоиспечённую подружку чего доброго нечем будет заплатить…

     Мэлвин конечно же не мог не подсудачиться:

     – Полковник, разве вы не видите, он вас считает тут самым неперспективным в плане боёв — слишком старым, слишком хилым и уж слишком тупоголовее себя… Он даже тяжело контуженному Красавчику руки и ноги приказал связать. А вы для него, получается, вообще пустой звук! Думаю, он даже не понимает, почему за вас генерал Бэкквард отдельную плату в виде тройного жалованья приложил. Этот дурак Моно думает, что Бэкквард настолько глуп, что заплатит ему за Команду «Альфа»… Эй ты — «Шериф Джо»! Почисть свою звезду и займись, наконец, делом… «Прощай, моя любовь, прощай!! Прощай, моя любовь, прощай!!»

     Хозяин подал знак и загорлопанившему во всю глотку Мэлвину тоже заклеили рот… Моно встал между полковником и его людьми и повернул голову к Гэбриэлу:

     – Вы… сюда пришли не за деньгами и не за острыми ощущениями — это я сразу понял, как только ваша банда вошла в бункер. Думаю, кто-то из ваших людей, полковник Харрис, допустил грубую ошибку, как это обычно бывает у вас, у людей. А вы по доброте своей человеческой конечно же не смогли бросить в беде своих боевых побратимов по оружию. Чувство долга и военного братства всё ещё так сильно развиты в доживающем свой век человечестве — даже теперь, когда уже нет в этом никакой надобности: от вашего мира не осталось и следа! Вы уничтожили его собственными руками, своей показной честью и так называемым человеческим достоинством. Теперь этом мир принадлежит нам — людям-генокерам нового поколения: практически неуничтожимым, сильным и способным противостоять всем тем тварям, что вы понаплодили своим ничтожным хилым умишком... Вы искали спасение в таких, как мы! И вы его нашли! Мы — вершина человечества, а не вы — отживший своё, человеческий, сгнивший под корень генофонд.

     – Мэлвин прав: ты действительно небольшого ума, Моно, если считаешь себя избранным в этом мире. Служим-то мы все одному хозяину — и ты, и я…

     – Какому ещё «хозяину»?! Я сам себе Хозяин!!

     – Да тому самому, который над нами всеми и который сам вершина пирамиды: Богу! И если ты действительно не дурак, Моно, убей меня — пока можешь. Иначе тебе придётся обо всём этом вскорости разговаривать даже не с генералом Бэкквардом, а с тем самым — с общим Творцом-Создателем!

     Моно внимательно выслушал безрассудную речь полковника и снова расхохотался.

     Миша остановила самонадеянный смех Хозяина:

     – Ты глупец, Моно! И лучше бы тебе послушаться полковника Харриса: он знает, что говорит, у него большая практика по таким, как ты, недоумкам!

     Моно злобно сверкнул глазами на Мишу, но сдержался.

     А внизу по новой нарастал шум слегка ополоснувшейся в антракте в верхнем баре толпы: «павлиний халат» опять накручивал публику — на заключительный, самый последний бой!

     Моно подозвал к себе своего наилюбимейшего пса-охранника — низкорослого «капюшонника»:

     – АгЛи, отвечаешь мне за этих пленных собственной головой! Дай знать генералу Бэккварду: пусть присылает за ними свою собачью свору — на этот раз его черёд расплачиваться со мной за услугу… И передвинь их стулья так, чтобы они хорошенько видели, как я разорву на куски их славного фортовского капитана, — кто-то же должен ответить за брошенный мне вызов полковником Васильевой!

     Моно в последний раз повернул голову к команде Гэбриэла:

     – Я обещаю вам порвать вашего монстра — косточка за косточкой, пальчик за пальчиком, почка за почкой — пока от него ничего не останется… даже крови…

     – Не обещай, чего ещё не сделал.

     Моно глянул на своих охранников-генокеров:

     – Если полковник Харрис хотя бы дёрнется со своего места — пристрелите его! Одним больше, одним меньше… Деньги, полковник Харрис, это ещё не всё! Есть вещи и послаще наживы.

     Моно откинул полог и вышел из комнаты, вскинув руки в приветствии! Зал взорвался рёвом обрадованной толпы — на последний бой выходил сам Хозяин… В комнате осталась только охрана из шести генокеров с лазерными автоматами в руках и один «капюшонник». Всё их внимание было сосредоточено отнюдь не на ринге — этого добра они уже насмотрелись вдосталь, а на фигурах пяти человек, четверо из которых были повязаны по рукам-ногам, да ещё и привязаны к спинкам своих стульев. Один полковник как белая ворона остался сидеть в своём роскошном кресле несвязанным: Моно не смог не отдать должное противнику, перед которым до сих пор преклонялась вся старая гвардия «архангелов».

     Моно любил шум толпы, любил раболепные приветственные крики зала! Какое-то время он красовался на площадке перед пологом…

     Внизу на ринге уже минут десять как висела на цепях Чукки, растянутая на руках на крыше клетки. Её лицо теперь было ещё больше обезображено новыми полосами и разошедшимися стяжками, а кисти рук и лодыжки ног потеряли свой естественный цвет, превратившись в багрово-синие распухшие конечности: должно быть, вместе с «болотными» ботинками с Чукки стащили и защитные носки. Кастеты пришлось оставить в машине, их всё равно бы заставили оставить в предбаннике клуба… Её разноцветные волосы слиплись в однородную кровавую массу, но её пёстрая повязка по-прежнему была у неё на голове — было просто удивительно, что она до сих пор её не использовала. Разноцветное пончо вместе с бронежилетом с Чукки содрали ещё перед первым боем, так что теперь на ней остались только её подранные военные штаны, порезанная в нескольких местах плотно облегающая тело военная майка, три армейских жетона на одной цепочке и кью-1, который и дал ей возможность выстоять в смертельной схватке с солдатами-генокерами. Военную майку Чукки во время боёв берегла как зеницу ока — майка отвлекала от трудно разрушимого кью-1. И поэтому военные майки носили все — и Миша, и Танго, и даже Лео: общих договорённостей никто и никогда не нарушал… Впрочем, весь кью-1 капитана до такой степени был залит кровью с её головы, что мало кто мог предположить, что это только защитный костюм, а не собственная человеческая шкура. К тому же Чукки, как и Танго, не носила бюстгальтера: её маленькая, но упругая грудь, благодаря хитростям кью-1, была буквально вся на виду, и под разорванной майкой хорошо видны были её крупные чёрные соски, залитые кровью, и это ещё больше сводило толпу с ума! К тому же этот «кинг-конг» замочил в двух предыдущих боях двух профи Форта, что автоматически поднимало ставки на такого обнадёживающего супербойца… Толпа бушевала, требуя долгожданной развязки!

     «Павлиний халат» выжимал из себя всё, на что только был способен его развитой интеллект:

     – Великий и Непобедимый Моно против Монстра из Форта!!! Ставки триста к одному!!! Двойной дубль шесть!!! И Непобедимый Моно — против Монстра с крыльями убийцы-«архангела»!!! Делайте ваши ставки, джентльмены!!! Последние — на последний бой!!!

     Моно подал знак… «капюшонник» нажал на рычаг, и из-под ног Хозяина вниз поползла широкая лестница… от клетки с этой стороны двери охранники отгоняли шоковыми дубинками беснующуюся толпу… на ринге с «монстра» снимали цепи…

     – Гэбриэл…

     – Я тут, Красавчик. Ты как?

     – Вижу, плохи наши дела, Гэбриэл.

     – Ещё не вечер, не унывай.

     – Молчать!!! — противно взвизгнуло «тряпичное» создание и рванулось от Красавчика к полковнику.

     – Твой хозяин, АгЛи, подписал себе смертный приговор. Вашей конторе — конец!

     «Капюшонник» подскочил к Гэбриэлу и выставил перед его лицом своё тайное оружие: третью змееподобную руку с шестью отвратительными пальцами! Послышалось злобное шипение из-под нависшего коричневого капюшона, закрывающего лицо мутанта, — один за другим раскрылись все шесть острых двухдюймовых и загнутых внутрь медвежьих когтя.

     – Тебе не помешало бы сходить в хороший косметологический салон, коротышка: подпилить свои зубки, подпудрить свиное рыло, отшлифовать коготочки, навести маникюр и покрыть всю эту пугалку французским лаком для собачьих когтей… Может, подаришь один коготок — в качестве прощального презента?

     «Капюшонник» медленно втянул свои медвежьи когти в пальцы, как кошка свои коготки в подушечки лап, и, запрятав свой мутированный отросток обратно под коричневый капюшон, молча встал за спиной полковника.

     – А там всё только начинается…

     – Конец будет быстрым, — выдохнул сизым облаком Гэбриэл.

     – Чукки придётся убить Моно — иначе за неё это сделает сам Моно: в последнем сражении не берут ни пленных, ни раненых… Её победа — наше спасение!

     – Наше терпение — её спасение.

     Миша повернула голову и внимательно посмотрела в глаза Гэбриэла:

     – Я вас поняла, полковник.

     Красавчик не мог больше даже разжать зубы, у него от нестерпимой боли свело челюсть. У Мэлвина и Танго рты вообще были заклеены скотчем: лейтенант терпеливо молчала, Мэлвин стонал и рвался — картина внизу причиняла ему нестерпимую физическую и душевную боль.

     – Капитан, прекратить!! Мэлвин, ты нам нужен живым, а если ты не перестанешь дёргаться, тебя пристрелят, как бешеного койота, ещё до торжественного появления Бэккварда.

     Мэлвин перестал рваться, но его тяжёлое надрывное дыхание было подобно мучению запертого в тесную клетку льва.

     Зулу их не видел за пологом, но зато его хорошо видели остальные: сержант сидел, как и они, на стуле в глубине второго яруса, весь повязанный по рукам и ногам толстыми металлическими цепями. Вокруг него плотным кольцом стояла охрана из трёх генокеров с лазерными автоматами… Вся бойцовская элита повисла на перилах второго яруса: Моно не каждый раз сам выходил на бои, больше довольствуясь прибыльными ставками и отличным видом сверху. Но боягузом он, безусловно, не был — и это знали все! И если Моно выходил на ринг, на то были особые причины: его настроение, вызов от взорвавшегося победителя или неожиданно интересный экземплярчик — вроде сегодняшнего Монстра. Кто знал истинную силу Моно, никогда по доброй воле биться с ним не ходил: как можно было догадаться, никто его ещё не победил — ни разу!

     Моно всё ещё спускался — заводить зал ему нравилось: ставки не только взлетали под самый потолок бункера, но и раз от раза поднимался его неоспоримый пока что никем, абсолютный и непререкаемый авторитет безжалостного и несокрушимого бойца.

     Чукки, прислонившись к сетке клетки, свободной от толпы, отдыхала и набиралась сил. После невыносимо изматывающих боёв с профессиональными убийцами Форта и долгого времени висения на цепях «в комнате для гостей», в течение которого её периодически избивали шоковыми дубинками, она теперь не чувствовала ни рук, ни ног. Казалось, что её тело вообще перестало реагировать на фон жизни, как будто жизнь попросту перестала существовать внутри самой Чукки, а сама она — это только бестелесный дух. Но реальность конечно же была другой, и Чукки точно знала, что этот эффект потери телесного ощущения даёт ей несдающийся до последнего кью-1: его протогенетические нити пытались сами, на своём защитном уровне, дать этому разбитому опустошённому телу возможность держаться, жить, осознавать и двигаться, притупляя невыносимую боль, где только доставала здорово побитая «живая кожа»… Был и ещё один плюс: с её головы не содрали хайратник — должно быть, посчитав подобное украшение достойным дополнением к её разукрашенному глубокими шрамами лицу, а сама она приберегла его начинку на свой последний бой. И ещё, защитные наручи нельзя было снять с предплечий без желания их хозяина — так что и эта часть экипировки осталась на ней, и это теперь было как нельзя кстати.

     Чукки ждала Моно с самого начала, когда Красавчик попросту не стал слушать её протесты и попёрся вместе с Мэлвином в «Шериф Джо». Она уже знала, что самого худшего ей сегодня не избежать, а потому свой собственный секрет приберегла напоследок, на самый конец… И теперь, когда она поняла, с кем ей придётся принять, возможно, свой последний бой, Чукки только криво усмехнулась: насколько же устрашающей должна была показаться её скромная фигура публике, если на последний бой с ней выходил сам Хозяин. Дрожащими, непослушными, разбитыми пальцами Чукки вполуслепую нащупала концы своей цветастой повязки, вложила в рот один из мягких металлических наконечников и раскусила его — вкуса энергетического порошка она не почувствовала: все ощущения в её организме притупились, уступив место только уставным правилам военного кодекса — собранности тела, трезвости ума и готовности к последнему рывку. Не долго раздумывая, Чукки засунула в рот и вторую ампулу — это уже был силовой наркотик! С каждой отстукивающей в висках секундой Чукки чувствовала, как сила и жизнь возвращаются в её бесчувственное полумёртвое тело: казалось, что каждый орган по отдельности наполняется своей собственной энергией и силой — и этот эффект будет длиться так долго, пока не исчерпается жизненный потенциал самого наркотика. А это уже зависит от тех сил, которые придётся выложить на этот алтарь последней кровавой схватки с самой смертью.

     – Полковник, как вы думаете, мы выкарабкаемся?

     – Миша, Команде «Альфа» всегда везло — даже когда везение надолго покидало команду… и в этом конечно же чувствовалась рука свыше — промысел неба: было множество ситуаций, из которых мы не должны были выйти… живыми…

     Миша как-то странно посмотрела на полковника, но больше ничего не сказала: его видимое спокойствие и стойкая уверенность в спасительное чудо придавали и ей веры в нечто высшее, неподвластное её разуму.

     Но внимание команды сейчас всецело было приковано к клетке ринга.

     Перед Моно распахнули собственную дверь клетки — с тыла, со стороны лестницы, по которой он спускался: с толпой Хозяин никогда дела не имел.

     Моно взошёл на ринг, и дверь клетки сразу же за ним захлопнулась: с этого момента бой считался открытым.

     Конферансье не переставал превозносить все достоинства Моно! Но кто его сейчас слушал — внимание каждого в этом зале теперь принадлежало только тому, что происходило на ринге.

     Капитан просто на глазах встала, что называется, на свои ноги! Она всецело была готова к битве насмерть, ничего и никого не видя вокруг, кроме своего смертельного противника. Чукки отлично знала репутацию Моно: этот генокер считался самым преступным, безжалостным и кровавым во всём Бруклин-городе — хитрее и коварнее генокера, чем Моно, в городе попросту не было. Сколько раз Андрею, а иногда и ей, и Мише тоже приходилось вытаскивать Лео с этого самого ринга по кускам после боя с Моно — это был единственный генокер в городе, которого Лео так и не смогла завалить на ринге! Не удавалось ей одолеть его, даже когда она всё-таки натягивала на себя протогенетические кальсоны. И это так злило Лео — до истерик, до оторванных рук у Андрея, до долгих побегов из бункера профессора в Форт… И только потому, что Бешеная Лео считалась мёртвой после боя с Моно, её удавалось «целой» вытаскивать с ринга и срочно везти к профессору Румаркеру — зашивать, отращивать, укладывать на долгие недели на операционный стол и под крышку физирефактора. До Чукки этой работой всецело занимались Андрей и профессор. Когда в бункере появилась Чукки, профессор переложил все бруклинские побеги своей внучки всецело на плечи Андрея и Чукки. И хотя за все пять лет капитан не раз вместе с Андреем выходила в город за «телом» Лео, дальше этого короткого маршрута — бункер-ринг-бункер — она не ступила ни разу. Так что Моно капитан знала не понаслышке!

     Но так просто она своей жизни тоже не собиралась уступать Хозяину «Шерифа Джо» — тем более где-то тут, в бункере, Красавчик и Мэлвин, и, скорее всего, остальные тоже должны быть здесь: ведь их троих не могли оставить вот так — просто умирать здесь! И хотя капитан никого и ничего не видела, её нутро «третьего глаза» тонко подсказывало ей: в подземном бункере «Шерифа Джо» все — вся Команда «Альфа»… Чувствовала Чукки и приближение ещё одной силы — равной по силе самому Космосу.

     Моно усмехался: таких, как Чукки, он отправлял на тот свет без задержек, даже не замечая их присутствия во вселенной. Единственное, что его тревожило где-то там, в середине его самого — так это странный и очень спокойный, почти что отсутствующий взгляд его сегодняшнего противника: где-то он уже встречался с похожим взглядом — при довольно отягощающих для него обстоятельствах, когда его успех непобедимого воина и даже сама его жизнь висели буквально на волоске. У Моно нехорошо засосало под ложечкой: человеческий страх его предков не был добрым помощником в таком деле — и генокер от него тяжело отмахнулся.

     Его первый прыжок на противника всегда был непредсказуемым: Моно славился своими непредвиденными смертельными ударами… Но Чукки была готова! Благодаря частым залётам пэпээсницы, она заранее изучила все повадки Моно, наблюдая за боем Лео и Моно из толпы или разыскивая её по городу вместе с Андреем при помощи своего внутреннего видения.

     Моно напал сбоку, хотя и стоял напротив своего противника. Молниеносно развернувшись в воздухе, он с бокового прыжка попытался застать Чукки врасплох, целясь ей ногой прямо в голову. Но Чукки по небольшой дуге быстро перебежала на то место, где только что стоял сам Хозяин. Получилось даже смешно: «парни» разменялись местами как профессиональные танцоры — выдрессировано и красиво… Зал бесился!!

     Для Моно такое игнорирование открытого боя было настоящей неприкрытой насмешкой, да ещё и со стороны женщины-человека — пусть даже «монстра» и «архангела»! Моно зарычал и кинулся на Чукки врукопашную… Но капитан точно знала: рукопашная с Моно — быстрая смерть! Не двигаясь с места, она левой рукой сорвала «останки» железных наконечников с концов своего хайратника и, зажав их в ладони, что теперь увеличивало силу кулачного удара в три раза, приложила руку к груди, перекрыв зажатым кулаком подбородок — и тут же выбросила правую руку вперёд с сильным разворотом плеча, выставив острое «жалко» по заданной рукой траектории… Моно точно напоролся на что-то: «жалко» вместе с силой удара вошло ему прямо в грудь и чиркнуло по самому краю сердца. Этой доли секунды остановки хватило, чтобы Чукки с силового разворота смогла заехать слаженным кулаком генокеру по печени! Моно поперхнулся и, отпрыгнув назад, схватился руками сразу за сердце и за печень: слишком сильно его зацепило, слишком болезненно…

     Но его противник не нападал, и Моно, дав себе секунд десять стабилизации организма, поднял голову на Монстра. Она стояла и прямо смотрела в самые его зрачки — без ужаса, без ненависти, без страха смерти… Моно точно ещё раз резануло по самому сердцу — он узнал этот взгляд! И этот взгляд имел только один человек в Индианаполисе. Спокойный, невинно вопрошающий, без страха смерти — взгляд пронзительно синих глаз со стальным холодным блеском в солнечно-радужной короне испепеляющего космоса: взгляд сержанта Лео Румаркер. Только сейчас это были медовые проницательные глаза Монстра, смотрящего на него глазами «Космоса»… Что говорить, Моно даже себе боялся признаться, что он боялся Бешеную Лео больше всего на свете — точно его неустрашимое и безжалостное нутро ему пророчило: вот она — твоя смерть, однажды… от руки космического демона, падшего с небес на проклятую землю этой искалеченной планеты… Наверное, именно поэтому Моно питал неизъяснимую ненависть ко всем «архангелам» без исключения: их крылатый «Победоносец», слетающий с небес на своём белой коне и повергающий в бездну змея, больше всего напоминал воину-генокеру о бренности этого мира не только для людей-творцов, но и для него самого. Скольких «архангелов» Моно замордовал собственными руками — это знал только он сам, и, наверное, именно поэтому Лео всякий раз так настырно лезла на последние бои с Моно, точно пытаясь отомстить ему за всех своих боевых братьев по старой гвардии «архангелов». Замкнутый круг неотвратимо и верно сужался. И Моно вдруг ясно осознал: появление Монстра на ринге сегодня — не случайность! Точно тень самого архангела Гавриила давним проклятием спустилась с огненного полога чёрно-багровых небес, чтобы ещё раз напомнить воину-генокеру о бренности всего живого на этой планете — в том числе и самого непобедимого Хозяина: сегодня — и теперь же…

     – Что-то Моно сегодня не в ударе! Точно тень Бешеной Лео увидел.

     – Похоже на то, Миша: капитан Рур разозлила его на всю катушку.

     – Полковник, Красавчик выглядит всё хуже и хуже, пора выбираться… Поди и «Шериф Джо» уже обложен со всех сторон людьми Бэккварда. Внутрь он с разлёта не полезет, раз у него договор с Моно бар не трогать, но по периметру расположения самого «Шерифа Джо» теперь и таракан в щель не проскользнёт.

     – Дадим Чукки ещё один раунд, Миша: Моно надо вывести из рабочего состояния, тогда некому будет отдавать приказы — наступит хаос, а хаос всегда на руку хаосу.

     – А если наша Чукки не справится?

     Моно бросился на Монстра, как аллигатор из засады на свою добычу, — молниеносно и всей своей массой. И сейчас Хозяин всё своё умение поставил на скорость и силу. Капитан ставила на тех, чьи спины сегодня прикрывал она вместо Лео… Генокер-убийца и человек-Монстр сцепились в смертельных объятиях и покатились по рингу одним клубком! Зал замолк на одном дыхании: стало понятно — это последний рывок для обоих… и кто-то из этого фатального клубка сцепившихся намертво рук и ног уже не выберется живым. Тишина в бункере встала мёртвая.

     Первый подземный сдвиг подкинул тяжёлые стулья под связанными людьми.

     Гэбриэл крепко затянулся и, чуть отогнувшись назад, точно попал сильно раскалившимся окурком сигары на разбитую синюю кисть Красавчика:

     – Лейтенант!! Огонь на подавление!!

     Красавчик резко открыл глаза:

     – Есть!! К бою готов!!

     Гэбриэл перехватил отросток мутанта уже у самого своего носа и закричал на весь бункер:

     – Зулу!!! Врукопашную!!!

     Не колеблясь ни на миг, Гэбриэл всадил все шесть раскрытых смертоносных медвежьих когтя в низко надвинутый на лицо капюшон кинувшегося на него АгЛи и, сграбастав визжащее и чрезвычайно сильное пугало в свои объятия, резко развернул мутанта к себе спиной и закрылся им от автоматных очередей охранников-генокеров.

     Свирепое разъярённое рычание на противоположном конце яруса оповестило бункер о том, что Мистер Яростный Молот разозлился не на шутку: с неистовой силой Зулу напряг все свои мышцы и разорвал на себе сковывающие его по рукам и ногам цепи! Несколько секунд и все три генокера-охранника разлетелись вместе со своими автоматами и запряжёнными в железо мордами по всему второму ярусу.

     Гэбриэл не успел глазом моргнуть, а Танго уже не только сама с себя поскидывала все петли и верёвки, но, и мимоходом разрубив верёвки на полковнике Васильевой, тут же красиво ушла за спину одного из охранников — таким образом перебрав на себя половину автоматных очередей с полковника. Генокер не успел даже толком сообразить, что произошло, когда вдоль его шеи просвистело тонкое играющее лезвие короткого меча, и голова охранника медленно отвалилась от его мощного тела. Танго бросила свой меч и, тут же перехватив автомат из рук обезглавленного генокера, дала полную очередь по охранникам.

     Гэбриэл сбросил мёртвого «капюшонника» на соседнего генокера и схватился врукопашную с ближайшим к нему охранником. Миша сдёрнула скотч с Мэлвина и, разрубив на нём верёвки, без проблем поймала на лету лазерный автомат, перекинутый ей Танго… За спиной Гэбриэла раздался режущий ухо «железный» хруст — это Танго сама себе вправляла вывихнутую челюсть. Однако от главного дела это отвлекло её ненадолго. Подобрав с пола свой меч-кладенец, лейтенант пошла метелить им направо и налево — по стенам полетели кишки, конечности, головы...

     Мэлвин развязал Красавчика:

     – Полковник, у нас гости!!

     По второму ярусу к апартаментам Хозяина бежало полторы дюжины охранников.

     Зулу разбирался с навалившейся на него толпой Победителей: никого не устраивал на Подиуме такой сильный и чужеродный конкурент. Несколько Победителей уже вылетели за перила верхнего яруса и свалились на головы паникующей толпы! Но ни начавшаяся давка внизу, ни страшные крики умирающих под ногами рвущейся к узкой лестнице выхода толпы, ни свалка с автоматными очередями и летающими над залом головами охранников — ничто не могло сейчас изменить действа на самом ринге: двое смертельных врагов — Моно-генокер и человек-Монстр — намертво сцепились на залитом кровью ринге.

     Мэлвин схватил антикварный стул и из-за поворота стены, размахнувшись, въехал им по морде первого же забегающего в комнату охранника.

     Красавчик не мог принимать такого инициативного участия в драке, но всё же не считал себя полностью скинутым со счетов. Прижимая к себе правую разбухшую кисть, он аккуратно передвигался вдоль стены комнаты Моно и периодически пристукивал уже держащейся на честном слове «киборг»-рукой какого-нибудь самостоятельно подвернувшегося под локоть генокера. И этот слегка отвлекающий манёвр тоже имел свою положительную сторону — особенно для тех, кому приходилось ловить на своих защищённых кью-1, но всё же таких слабых человеческих горлышках, чью-то потную кувалду-лапищу с футбольный мяч.

     В какой-то момент пути передвижения полковника и лейтенанта пересеклись. Прижав человека к стене, громила охранник одной рукой давил горло Гэбриэла, а второй мутузил его по корпусу, — при этом ноги полковника болтались в двух футах над полом.

     – Гэбриэл, рад снова видеть тебя живым и… может тебе помочь?.. или сам справишься?..

     Полковник прохрипел в ответ что-то невразумительное.

     Красавчик посильнее пристукнул по голове своей кибер-рукой одного из охранников, пытающегося сломать шею Танго и прижимающего её всем телом книзу, тогда как Танго в это время сцепилась с генокером, на котором распласталось её хрупкое тело, — пальцы одной руки Танго утонули в кровавых глазницах нижнего генокера, а браслетное «жалко» другой руки перемалывало на костяную муку то, что ещё минутой назад должно было быть кадыком на сплюснутом горле охранника.

     – Групповуха — это уже слишком! Но я запомню, дорогая, что тебе нравится сверху.

     Верхний генокер обескураженно замотал своей пристукнутой тыковкой, и Красавчик не растерялся — тут же хорошим пинком столкнул его со спины Танго. Не обращая на лейтенанта ни малейшего внимания, Танго в несколько взмахов отсекла голову нижнего генокера своим браслетным «жалком» и сейчас же бросилась на помощь командору, над головой которой уже занёс свой «гербер» какой-то громила — другой в это время выворачивал Мише руки. Прыжок Танго на спину генокера — и вырванный из горла кадык упал прямо к ногам командора! Перехваченный на лету «гербер», Танго в момент всадила в череп охранника, выкручивающего руки Мише.

     – О! Как кстати! — Красавчик поднял с пола меч Танго.

     – Краса… вчик…

     – Как ты думаешь, Гэбриэл, этот амбал, что мутузит тебя — человек или генокер?

     Полковник уже терял сознание…

     – Сейчас проверим! — лейтенант замахнулся сжимающей меч кибер-рукой и одним махом оттяпал полруки верзиле.

     Амбал сразу же забыл про свою жертву и, схватившись за обрубок, прижался к стене.

     – Ой, извините! Не заметил, — Мэлвин только что, пятясь и отстреливаясь из трофейного автомата от наседающих на него охранников, споткнулся об голову генокера, который отполз к старинному подсвечнику у стены, приходя в себя после попадания в него нескольких импульсов из лазерного автомата Миши. — Советую поменять дислокацию вашего артиллерийского дивизиона — всё равно космические «архангелы» повалят вас: ведь мы никем непобедимая команда галактических рейнджеров! Мы — Команда «Альфа»! А я — Капитан космических рейнджеров… но честно говоря, почему-то совершенно не рад нашему новому знакомству…

     Генокер под ногами Мэлвина начинал подниматься — глубокие раны на его теле за секунды затягивались, силы быстро восстанавливались. Мэлвин посильнее пристукнул его прикладом автомата по голове и, дав очередь по лезущим на него с другой стороны охранникам, снова обратил своё дружеское внимание на голову поверженного генокера.

     – Понимаешь, защита всегда лучше нападения: у тебя есть время — на жизнь, а у противника вот такого, к примеру, как ты, — времени остаётся только на смерть… Запомни, солдат: кто нападает — всегда проигрывает!

     Генокер попытался вцепиться в горло Мэлвину, но капитан на этот раз не стал развозить дальнейших церемоний — дал нацеленную очередь по горлу генокера и с размаха отфутболил его отвалившуюся голову подальше.

     – Некорректно, конечно, но война есть война… А теперь Капитан космических рейнджеров спешит на помощь одному из членов своей команды, находящемуся сейчас в смертельно близкой опасности к Моно-убийце. Но Капитан Мэл Линкольн этого не допустит!! Прочь с дороги, генокерская зараза!!

     С помощью автомата Мэлвин проложил себе дорогу к выходу из комнаты и исчез на ступенях, ведущих вниз к рингу.

     Гэбриэл сполз по стене возле раненого генокера и стал хрипло откашливаться:

     – Кххы-кххы!! Краса… Кхх!! Красавчик, сколько их здесь?!

     – Немерено! И всё ещё откуда-то наползают и наползают… О! Генокер! Я так и думал.

     Громила оттолкнулся от стены и снова кинулся на полковника, его рука была на прежнем месте — целая и невредимая! Недолго думая, Красавчик воткнул ему в сердце меч Танго и тут же рванул его обратно. Генокер упал на колени и закрыл сердце рукой, изо рта у него полилась струйка красно-бурой крови.

     – Ну нет, больше меня на такие штучки не купишь. И знаешь, что я тебе скажу: моя боль сильнее твоей!!

     Красавчик взмахнул мечом, и голова генокера покатилась под ноги дерущихся — туда, где Миша и Танго сейчас отбивались от целой кучи машущих автоматами и шоковыми дубинками генокеров. У девчонок отлично получалось быть центром всеобщего внимания — весь этот скоп охранников буквально висел на их телах.

     Гэбриэл оттолкнул от себя обезглавленное тело генокера и не без искреннего удивления посмотрел на своего лейтенанта… Красавчик только отмахнулся:

     – Я знаю, что ты об этом думаешь, Гэбриэл, знаю… но он же генокер — значит, ещё не умер, а должен… Что?! Что?! А иначе умрём мы!

     Красавчик подставил своему полковнику плечо. Подобрав с пола лазерный автомат охранника, Гэбриэл тяжело поднялся: он всё ещё держался за живот — генокер здорово натолок ему по корпусу и печени и, если бы не кью-1, то всё — конец.

     – Вижу, Красавчик, тебе малость полегчало.

     – Да, немного… боль в обеих руках притупилась — я думаю, это из-за чувства реальной опасности.

     – Это очень кстати… Тебе не кажется, Красавчик, что всё это здорово напоминает какое-то очень знакомое кино? Всё это мы уже проходили — только в другое время и в других джунглях.

     – И мне начинает нравиться это кино, Гэбриэл! Ты прав, здорово напоминает добрые старые времена… Видно, Вьетнам был только тренировочной прелюдией к чему-то более грандиозному и радикальному.

     – Нам вполне сейчас хватает джунглей Индианаполиса, чтобы ещё мечтать о чём-то более грандиозном. Меня сейчас волнует другой вопрос: как мы будем выходить из оцепления Бэккварда? Нужна свежая идея!

     – Из оцепления?! Гэбриэл, мы ещё здесь не разобрались… И мне так кажется, что эта драка складывается отнюдь не в нашу пользу. Посмотри, Зулу практически задавили телами, Мэлвином вон — на лестнице вообще играются, как теннисным мячиком, Миша и Танго начинают сдавать позиции — я же вижу, а мы с тобой подпираем стену — готовенькие…

     – Зулу можно вырубить, но не задавить! Мэлвину не привыкать быть мячиком для пинг-понга. Девчонки сдадут позиции только после собственной смерти, значит, и с остальным должны справиться.

     Красавчик вновь замахнулся мечом Танго и разрубил пополам череп генокера, отлетевшего к их ногам из ближайшей кучи трёх охранников, повисших на полковнике Васильевой.

     – Но знаешь, что я думаю, Гэбриэл: если бы команда была полной, возможно, сейчас всё было бы по-другому.

     Гэбриэл скосился на своего лейтенанта:

     – Ты говоришь о…

     – О ней, Гэбриэл, о ней! Видно, никуда нам не деться от этого последнего звена в общей цепи одной команды — Бешеной Лео.

     Гэбриэл промолчал — он готов был снова броситься в самую гущу сражения.

     И в это время показал себя несколько запоздавший второй подземный сдвиг… Все, кто были в комнате, подлетели вверх и даже замерли в воздухе на мгновение: звук ужасного застенного взрыва слился воедино с сильнейшим подземным сдвигом — казалось, что содрогнулись сами недра несчастной Матери-Земли.

     – Это что ещё такое?! Подземный удар?!

     – Н-не думаю, Гэбриэл… Но вполне можно рассмотреть два практических варианта: подземные колебания земной коры стали сильнее, а это значит, что купол Чёрной Смерти продвинулся ещё на шаг вперёд, или — второй и последний вариант: Бешеная Лео…

     Хотя Гэбриэл и Красавчик всё ещё держались у стены в глубине комнаты, они отлично видели и отбивающегося на противоположном ярусе сержанта, и периодически подлетающего на ступеньках Мэлвина, и лестницу единственного входа и выхода из бункера… Никому из бункера не давали возможности выйти! У хозяина «Шерифа Джо» было жёсткое правило: не выпускать никого, пока не закончится самый последний бой, и все выплаты по ставкам не будут сделаны. Но неожиданно вся та обезумевшая от страха толпа, что по телам своих ближних всё ещё рвалась наружу, вся эта паникующая от ужаса и крови масса вдруг резко отхлынула назад в зал.

     Гэбриэл сжал в руках лазерный автомат:

     – Красавчик, за мной!!

     И тут снова раздался мощный взрыв — только теперь совсем близко, даже слишком близко… Мощную дверь лестничного прохода сорвало с петель как пёрышко и вместе с двумя генокерами на входе в пламени чёрно-красного огня пронесло через весь зал и бросило на противоположную стену бункера. И сразу же раздался оглушающий рёв мотора — на лестницу вылетел ультра-чёрный «скаут»! Не останавливаясь, мотоцикл пролетел над несколькими ступеньками спуска и, только раз коснувшись своими широченными шинами площадки второго яруса, сорвал металлические перила и на той же скорости перелетел через половину нижнего зала, и как вкопанный встал на решётчатую крышу клетки. Клубок сплетённых тел на ринге сразу же рассыпался в разные стороны, а всеобщее побоище в бункере прекратилось, как по взмаху волшебной палочки: все смотрели только вверх — на крышу ринговой клетки.

     Сидящий на мотоцикле байкер спокойно поставил свой «скаут» на парковку и также спокойно, но, быстро перекинув с левого борта мотоцикла одну из двух пушек себе на руки, выстрелил вверх, под потолок бункера из своей мощной «Кустики — Х22»…

     Гэбриэл среагировал мгновенно! Схватив Красавчика за шкирку, полковник вместе с ним быстро скатился за груду мёртвых тел. Миша и Танго отскочили к стенам и закрылись протощитами своих браслетов. Мэлвин спрыгнул со ступенек на пол и, закрыв глаза, крепко уцепился руками за решётку клетки — рядом с Чукки, которая с внутренней стороны ринга тоже из последних сил схватилась за сетку. Зулу на данный момент оказался прижат к полу несколькими телами больше чем в семьсот фунтов веса… Сам байкер даже не пошевелился после акустического удара — так и остался сидеть на своём «скауте», держа пушку наготове.

     Акустический удар оказался вполовину слабее того, которым их наградила в Церкви Святого Андрея полковник Васильева. Но резонансный удар здорово прошёлся по ушам и покрутил охранников в проходах, разметав всякую мелочь по углам — вроде шоковых дубинок, лазерных автоматов и наличной «зелени» бункерных ставок, а заодно успокоил беснующуюся толпу, поприжав её нервный пыл к металлическому полу бункера.

     – Все стволы на пол!!! — неприятный скрежещущий как по стеклу голос резанул по душам помертвевшего от ужаса бункера. — И не заставляйте меня повторять дважды… Моно!! С-сука, выходи из клетки, нужно потолковать по душам, гнида.

     Байкер снял с пояса ярко-голубой патрон и сразу же вогнал его в ствол «Кустики»:

     – Это был наполовину холостой заряд, как ты сам понимаешь… А вот теперь я ставлю полный боевой акустический самонаводящийся патрон. Выходи, Моно, курва генокерская, из своей кормушки — выходи пока что по-хорошему… П-полковник?!

     Гэбриэл и Красавчик вышли на площадку перед комнатой Моно — байкер перекрутил пушку за спину, приложил руку к берету и поднял с глаз откидной дисплей своего джи-ай.

     – А вот и свежая идея, Гэбриэл, — оценивающе прикинул Красавчик.

     Миша вместе с Танго поставили под дулами лазерных автоматов всю апартаментную охрану к стене. Танго выскочила на площадку и чуть ли не с ненавистью выдрала из рук Красавчика свой меч, всучив ему взамен лазерный автомат охраны, и сразу же побежала по обходному ярусу к Зулу, по пути подняв ладонь в знак приветствия — для байкера!

     Байкер вновь перекинул пушку в левую руку, а правой моментально снял с бедра «Сетку-Ра» и бросил Танго:

     – Закрой двери!.. дует…

     Лейтенант ловко на бегу поймала «Ра» и, прочувственно чмокнув её занемевшими губами, побежала к вывороченному и единственному выходу из бункера.

     В это время Мэлвин лазерным автоматом отогнал от двери клетки остальных генокеров и заставил того, что с кодовым ключом, отпереть дверь. Сразу же заскочив в клетку и подняв Чукки с пола, Мэлвин помог ей выйти наружу, аккуратно усадив её тут же. Чукки облокотилась спиной прямо на ступеньки и закрыла глаза — человеческие силы покинули её.

     Гэбриэл ответно по-генеральски поприветствовал байкера! С «песчаником» на голове, в длинном пальто из кожи песчаного дьявола, с загруженным под завязку «тяжем», с портупейным ремнём на бёдрах с двумя «Кольтами», с огромным «Скиннером» на левой ноге — спутать байкера, с зубом песчаного дьявола и целой связкой армейских жетонов на шее, с кем-то ещё было бы просто невозможно. Было понятно без всяких слов — это чёртова пэпээсница: Лео Румаркер… Бешеная Лео!

     – Сержант Румаркер, как мило! Прекрасная идея: упаковать нас акустическим ударом всех сразу и в одну коровью лепёшку.

     – Что поделать, полковник, издержки времени — без побочных эффектов драка не выгорает… Вы что, джентльмены, хотели устроить пирушку без меня?!

     Красавчик болезненно скривился:

     – Эффектный выход, надо признать, сержант… и даже перчатки, как у полковника, — с «гербовыми вензелями».

     – Чукки?!

     Капитан открыла глаза и немного пошевелилась:

     – Я подумала: ради смерти стоит жить! Хвала небесам, я уже думала, ты так и проспишь мои похороны… Со мной всё в порядке, Лео.

     – Я вижу, — не очень-то доброе лицо пэпээсницы стало ещё злее. — Кто-то мне за тебя ответит, капитан!

     – Старая добрая Америка! — отозвался Мэлвин. — Ковбой Мальборо и Харлей Дэвидсон — в одном космическом боевике…

     Танго уже закрыла вывороченный проход лазерной сеткой и, саданув сапогом по морде вцепившегося в её ногу охранника, побежала к Зулу, который только-только выбрался из-под несколько помертвевшего завала после акустического удара.

     Миша усмехнулась:

     – А кто-то недавно пытался меня уверить, что Лео умеет ходить тихо.

     Гэбриэл повернул голову назад в комнату:

     – Она когда-нибудь останавливается?

     – Только на хирургическом столе, полковник, — ответила Миша. — Я же вам говорила, Лео — мастер на суперсюрпризы… Мэлвин, помоги связать этих уродов на «детские карусели»: назад все конечности вместе, включая их шеи, — генокеры этого просто не выносят.

     Моно наконец-то вышел из клетки и, поднявшись до середины ступеней своей лестницы, повернулся лицом к Лео, скрестив руки на своей мощной и всё ещё разорванной на кровавые полосы груди.

     – Да ты сегодня не в форме, Моно! Теряешь былую сноровку или просто — стареешь?

     – Я тебя похороню, Лео, ты меня достала…

     – Ради смерти стоит жить! Все личные похороны на сегодня отменяются, и знаешь почему, Моно? Потому что я собираюсь похоронить нас всех!! — пэпээсница снова перевернула акустическую пушку — дулом вверх.

     Бункер замер… Полное молчание длилось секунд десять, но чего это стоило всем тем, кто сейчас находился в этом бункере: безнаказанную неконтролируемую одержимость Бешеной Лео из Форта Глокк знал весь Бруклин-город.

     Моно не выдержал первым:

     – Лео, только не надо психовать, мне твои выкрутасы дорого обходятся.

     – Теперь они обойдутся тебе ещё дороже: я закрываю твою забегаловку, Моно!

     – Ха!! Ты блефуешь, Лео… Не станешь же ты превращать эту герметичную коробку в мясные консервы для своих собственных друзей — ведь ты здесь ради них: полковника Миши Васильевой — в розыске, лейтенанта Танго Танго — военной преступницы и капитана Чукки Рур — умалишённой «вертушки»…

     – Поосторожнее в выражениях! — перебил Хозяина Мэлвин.

     – И конечно же твоих новых друзей — ещё одних военных преступников и беглецов-дезертиров из Форта Глокк: Команды «Альфа» — в полном составе!

     – Если генерал Бэкквард, который обложил твой бар со всех сторон и которого, естественно, оповестили по твоей персональной наводке, совсем скоро собирается превратить твоё никчёмное заведение в прожаренную консервную банку с хорошо протушенными внутри сардинами, то почему этого же не могу сделать я?! — Лео наконец-то повернула голову к генокеру. — Пора начинать заседание отпетых каторжников, Моно… Переговоры закончены!!

     Хозяин решил, что самое время сменить подход:

     – Лео, мы же с тобой почти что друзья: столько лет вместе, бок о бок, в одних воротах… Один удар твоей пушки, и от нас всех только пепел по городу развеется. Зачем же нам такие сложности и необоснованные жертвы? Ведь всегда можно договориться по мирному!

     – В твоём словарном запасе нет таких понятий, как «друзья» и «по мирному». Меньше слов — ближе к делу!

     – Чего ты хочешь?! Твои друзья сами пришли сюда — я их силой в «Шериф Джо» не затаскивал! И теперь имею право получить за них вполне законный выкуп — ты правила знаешь! И мне всё равно, кто заплатит за их жизни: генерал Бэкквард или ты… Впрочем, они все уже откупили свои жизни, кроме полковника Гэбриэла Харриса. И я имею право получить за него выкуп — тройной выкуп!! И оставить своё заведение за собой.

     – Моно, Моно… я слышу в твоём голосе нотки слабости и уступок — значит, боишься: слишком много прогадал, пытаясь как всегда побольше выиграть.

     – Лео, ты хочешь пустить по ветру не только моё заведение, но и мой личный престиж… Мы же в маленьком государстве! Ты же сама понимаешь, я не могу теперь просто так отпустить твоего друга — полковника Гэбриэла Харриса: за него назначено три цены за голову! Это большие деньги! А бизнес есть бизнес…

     Танго связала всех оставшихся в живых Победителей в одну большую кучу, стянула с Зулу берет, заблокировала протомаской разбитую челюсть и теперь вместе с сержантом стояла возле перил второго яруса, держа на прицеле «Ра» весь нижний зал, только-только начинающий подниматься с пола. Она внимательно следила за разговором двух законченных эгоистов: хитрого как дьявол Моно и упёртой как сто ослов Лео.

     – Лео, не покупайся на его пустые слова о «законных правах» — ты же сама знаешь цену слова Моно: никому ничего хорошего они не принесут, кроме него самого! — Миша передала Мэлвину и Красавчику шефство над пленными и вышла на площадку к Гэбриэлу. — Лео, послушай, что мы тебе говорим: не связывайся с Моно! Для тебя это всегда заканчивается одинаково: оторванными руками и ногами — в лучшем случае… На этот раз он оторвёт тебе голову! Берём Чукки и уходим, пока есть такая возможность. С Бэкквардом как-нибудь разберёмся, у нас полно лазерного оружия охранников Моно… Сержант Румаркер, это — приказ!!

     Лео ни на кого не смотрела — она молчала, и это было совсем плохим признаком, не предвещающим ничего хорошего.

     – Черти тебя дери, Лео! Не делай этого — не смей… Я передала все свои полномочия полковнику Харрису, и теперь ты должна слушаться его приказов. Лео, очнись!!

     – Базиликус, Лео! Код «шанс»… Потанцуем?!

     – Потанцуем, Моно!!

     Красавчик боком выглянул из комнаты:

     – Что происходит? Вы что здесь — решили вместо лошадиных бегов танцклуб устроить?

     – Она не слышит — всё! Худшего и быть не могло… Полковник Харрис! Что же вы молчите?!

     – Командор, не всё сразу! Вы же понимаете, она в невменяемом состоянии… Я и сам вижу, что дела не туда, куда хотелось бы. Но я так понимаю, у нас опять безвыходная ситуация: мы же не можем взять и уйти без неё.

     Красавчик подскочил к Гэбриэлу:

     – Это как?! Это почему же?!

     – И правда, полковник, пора домой! — взмолился Мэлвин. — Чукки уже совсем обессилена, ей нужен доктор.

     Зулу навалился на перила:

     – Вырубить её и баста! Нужно скорее выбираться отсюда, Гэбриэл!

     – Вырубить? Чем? — тихо отозвалась Миша в сторону полковника. — Кью-1 и джи-ай с надетой на лицо маской, бронежилет, браслеты и «тяж»… Сегодня Лео основательно подготовилась к встрече с Моно. Да и далековато она от нас — кто полезет на рожон?

     – Так, я должен подумать… Красавчик!

     Лейтенант чуть ли не стонал от боли в руках и собственного бессилия, но, закинув за спину автомат, покорно пошёл вниз, где за боковой клеткой висел «на гвоздике» его пиджак:

     – Гэбриэл, мы что ещё не натанцевались сегодня? Чукки еле дышит, у меня скоро отвалятся обе руки, Зулу перемолотили все косточки, Миша и Танго тоже, между прочим, напрыгались по танцплощадке до полного упаду. Гэбриэл, я хочу домой!! Доктора, ванну, ужин при свечах…

     – Красавчик!

     Полковник выставил ладонь — лейтенанту ничего другого не оставалось, как достать из потайного внутреннего кармана своего краденого пиджака чудом сохранившуюся и не рассыпавшуюся до сих пор целую сигару.

     – Выслушаем Лео до конца: она имеет на это полное право — это её город…

     Моно стоял там же. Он знал, что зацепил Лео, и она теперь не отступится просто так. А значит, у Моно снова появился шанс повернуть всё в обратное русло и доиграть этот раунд уже по своим правилам — тем более что пэпээсница ещё ни разу не выиграла у него рингового боя.

     – Так что, Лео? Все твои условия — против всех моих: ты забираешь себе мой бар — насовсем, или я отдаю голову полковника Харриса генералу Бэккварду. Всего лишь одна голова твоего полковника — против всего моего царства. Ты и я — до победного конца!!

     – А кто выступит с твоей стороны, Моно?!

     – Титангу — это мой выбор! А с твоей кто?

     – Это решит сам полковник Харрис! Это его выбор — выбирать себе защитника.

     – Обойдёмся кастетами и — вслепую!

     – Пусть!

     – Лео, остановись!! Полковник, остановите её!!

     – Миша, а поподробнее…

     – Они будут биться — каждый за своё. Но не друг с другом, а за свою «жертву». Чья «жертва» первая отбросит копыта, сдохнет — тот игрок проигрывает всё, на что он поставил.

     – А! Это такая игра… Так она просто играется?

     – Как и вы, полковник Харрис! Для Лео жизнь — игра, как и для вас.

     – А «жертва» — это я?

     – Не угадали, полковник: «жертва» — это тот, кто за вас согласится быть жертвой, то есть — один из нас.

     Красавчик нервно задёргался:

     – Гэбриэл, что-то я начинаю опять волноваться, что это ты снова задумал? У тебя есть план, а?

     – Мы всё равно не сможем отговорить сержанта Румаркер, Красавчик! Ты же сам видишь, человеческих слов она не понимает, приказов не исполняет. Но она — часть команды полковника Васильевой, а команда командора теперь часть нашей команды. Значит, их проблема — это наша проблема.

     – Но зачем нам эта проблема, Гэбриэл? Не лучше ли последовать совету Зулу: через плечо её — и всех делов!

     – Красавчик, ты меня удивляешь! Проблемы — это то, без чего «архангелы» жить не могут.

     – А серьёзные проблемы — это то, с чем «архангелы» умирают!

     – Ради смерти стоит жить… Куда нам теперь спешить, лейтенант? За стенами «Шерифа Джо» нас уже ждут. Чем мы рискуем? Пусть Лео порезвится напоследок — раз ей так хочется! И мы заодно развлечёмся. Мы должны кое с кем считаться, Красавчик: Лео здесь в любом случае из-за нас, и мы должны дать ей этот «шанс». Иначе — мы не будем Командой «Альфа».

     – Ну всё! Гэбриэла понесло, — прорычал Зулу.

     Миша с досады резанула по воздуху кулаком:

     – Опять неоправданный героизм! Лео и полковник Харрис — два безрассудных существа.

     Полковник вздохнул так, как он вздыхал, когда ситуация принимала тройной дуплет с полуторным разворотом на лету:

     – Причина героизма всегда в безрассудстве.

     – А причина безрассудства в предначертании судьбы героя, — отозвался Мэлвин.

     – Сразу видно, что про себя... — Мише явно было не по душе странное заступничество полковника Харриса за безумно глупое поведение Лео.

     Красавчик совсем разволновался:

     – Что-то мне не нравится, как ты улыбаешься, Гэбриэл… Подожди! А кого ты планируешь на роль «добровольной жертвы», а?

     – Конечно тебя, Красавчик! Кого же ещё… Кому я ещё могу доверить такое ответственно смертельное дело? Тем более, что ты у нас сегодня как никогда: все бои за «добровольную жертву».

     – Ну спасибо, Гэбриэл…

     Мэлвин ударил себя по лицу:

     – Никогда, никогда больше не желаю слышать ни от кого, что я сумасшедший. Полковник, вы должны это знать — это вы настоящий сумасшедший!!

     Гэбриэл показал всем свои ровные белые зубы и свою широкую обворожительную улыбку:

     – Я знаю, Мэлвин… Зато ты чувствуешь, как бьётся твоё сердце, капитан, настоящее живое человеческое сердце.

     – Надеюсь, ты это несерьёзно, Гэбриэл? — простонал Красавчик.

     Зулу недовольно отмахнулся кулаком через перила:

     – Гэбриэл, почему Красавчик? Пусть тогда это буду я!

     – Да! Почему именно я? Пусть это будет Зулу! Почему всегда я, Гэбриэл?!

     Полковник развернулся к лейтенанту и довольно выдохнул:

     – Потому что ты — красавчик!

     Танго как конь заржала на том конце яруса. Миша вконец помрачнела… Мэлвин подскочил к Гэбриэлу:

     – Полковник! Красота — дело особенное… Если ко мне повнимательнее присмотреться, я тоже могу сойти за полного красавчика — пустите на «жертву» меня! Я требую!!

     – На каком основании, капитан?

     – На полном, полковник: Капитан космических рейнджеров как следует натолчёт морду этому галактическому негодяю и обидчику женщин и детей — Моно!

     – Мэлвин, по твоему лицу только что прогулялось стадо бизонов, но до нашего Красавчика тебе всё равно не дотянуться на целый десяток пунктов. И потом, ты сейчас нужен Чукки!

     – А я, значит, никому, получается, не нужен!! Так, Гэбриэл?!

     – Наоборот, лейтенант! Тебе выпала великая честь защитить своего генерала ценой своей собственной жизни, как и подобает настоящему солдату… Ты только не переживай, мы обязательно наградим тебя посмертно и будем помнить тебя, пока сами будем жить.

     – Но почему?!

     Полковник положил руку на плечо Красавчика и пригнулся поближе к его уху:

     – Потому, Красавчик, что в тебя запущен чип ускоренной реакции и повышенного сопротивления ко всем нарушениям твоей живой органики.

     – Ты хочешь сказать, что в моём теле ещё один кусок железяки — помимо этой «киборг»-руки?

     – Не железяки, а немного жидкого кристалла, растворённого в твоей крови гением дока Румаркера.

     – Не понял.

     – Это необязательно, Красавчик. Главное, что теперь твой черёд выйти на ринг за кого-то… В данном конкретном случае — за меня!

     – За тебя…

     – Я понимаю тебя, Красавчик: скажем, за такую красивую женщину, как Танго, было бы намного приятнее умереть, чем за своего старого командира.

     – Умереть?!

     – Но выбор у нас невелик… И потом, если Лео смогла пройти сюда через всё оцепление Бэккварда, значит, она сможет и выйти, а вместе с ней — и мы все! Так что береги её на ринге, Красавчик, как зеницу собственного ока. Ей нужно твоё бешеное везение, а нам нужна она… Да! И про себя не забудь: твоя смерть — её поражение. Ну не будем тянуть кота за хвост, ребята. За работу!! Сержант, мы принимаем твоё решение: слово Гэбриэла Харриса!! Спускайся вниз!!

     Полковник вплотную подошёл к Моно:

     – Я презираю таких, как ты! Но если что-то пойдёт не так, я лично сверну тебе шею: не надо недооценивать своего противника.

     – С удовольствием сделал бы то же самое с вами, полковник Харрис, но слишком щедра плата за вашу голову.

     – Зря так радуешься, Моно… У «архангелов» есть такая примета: праздновать победу после того, как выбрался из джунглей, а не тогда, когда завалил целый наркокартель… У Лео сегодня за спиной жизни её напарников по оружию. А что у тебя за спиной, Моно? Жадность, твой бар да ещё Бэкквард — не менее жадный и амбициозный, чем ты сам. Если ты проиграешь, он сожрёт тебя и не подавится. Я его знаю куда лучше, чем ты, — можно сказать, с пелёнок! Бэкквард не любит проигрывать, даже проиграв…

     – Я тоже… Меня никто не сможет завалить!

     – Это мы ещё посмотрим.

     Лео поставила «Кустику» на борт байка и спрыгнула с клетки, встав прямо перед полковником и Моно.

     – Я готова!

     Гэбриэл положил руку на её плечо:

     – Все контрольные вопросы мы решим с тобой позже, сержант! А сейчас я хочу, чтобы ты знала, Лео: мы с тобой, мы — все.

     Лео молча кивнула головой, ни на миг не спуская своих ненавистных глаз с Моно.

     – Сержант…

     Лео отвела каменный взгляд от генокера и спустилась вниз к Чукки — два солдата дважды стукнулись кулак в кулак.

     – Есть ещё одно условие, полковник Харрис, безоговорочное условие! Для полного соблюдения прав заключения договора обе стороны должны иметь равное соотношение сил — для того, чтобы в случае проигрыша или выигрыша, одна из сторон не перебрала на себя полномочия единого судьи и исполнителя. Например, вдруг — в одном случае на миллион — вам чертовски повезёт, и вы выиграете. Вы получаете всё! А где гарантии, что, если выиграю я, то получу вас, полковник Харрис, — при полной и добровольной сдаче? Вы всех моих людей связали, оружие отобрали, двери запечатали — вы лишили меня всех равноправных козырей. Где же здесь справедливость сделки?!

     – У кого больше — тот и капитан! — неприятный, режущий ухо смех Чукки заставил Моно и Гэбриэла повернуть голову в сторону ступенек лестницы.

     – Больше? — переспросил Мэлвин.

     – А я не сказала — что? Ну естественно — подзорная труба! У кого больше подзорная труба, тот и капитан. А капитан на судне бог, судья и священник.

     – Во как вывела!! — Мэлвин вскинул поднятый кулак в сторону Моно и Гэбриэла. — Молодчина, Чукки!!

     – Так в чём вопрос? — омерзительно оскалившись на полковника, Моно сжал всей пятернёй всё своё генокерское «имущество». — Моя подзорная труба тебе по самые гланды войдёт, человеческая гнида!!

     – А моя… — Гэбриэл ткнул пальцем в пэпээсницу, — не только вытолкает твою трубу обратно, но ещё и затолкает её тебе прямо в глотку и вывернет вместе с тобой через твой же зад.

     Генокер качнулся в сторону полковника… Лео глухо зарычала!

     Моно вернулся на прежнюю позицию и молча дико выставился в спокойно-насмешливые глаза полковника.

     Гэбриэл широко улыбнулся:

     – Я же сказал, Моно, подзорная труба у меня больше — всегда больше, ведь я — из прошлого.

     – Ради смерти стоит жить, ведь так, полковник Харрис?

     – Чего ты хочешь, Моно?

     – Сделаем всё по правилам, полковник: на одну сторону яруса — ваши люди с оружием, на другую — мои… с оружием… Выиграете вы — пойдёте себе с миром куда вам надо, выиграю я — мои охранники смогут удостовериться, что вы, полковник Харрис, никуда не денетесь. И у выхода поставим двоих: вашего человека и моего. Справедливо? И людей поставим в равном количестве: сколько ваших солдат — столько моих. Тем более что их уже осталось немного… Ну я пошёл за Титангу, он в комнате за моим троном! Готовьте блюдо для вашей головы, полковник Харрис, а заодно и для вашего прошлого — для вашей козырной пэпээсницы.

     Моно прошёл мимо Миши, насмешливо с издёвкой рассмеявшись ей прямо в глаза:

     – Не стоило передавать свои полномочия отчаянному игроку, полковник Васильева. Вы допустили смертельный промах!

     У Миши от гнева перехватило дыхание:

     – Не тебе меня учить, подонок… Полковник Харрис?!

     – Спокойно, полковник: эта игра стоит свеч! Лео будет делать свою работу, а мы — свою.

     Гэбриэл призывно хлопнул в ладоши:

     – Так, ребята! Делаем одно дело! Все взяли по автомату и шоковой дубинке… Танго, найди каждому по «герберу»!

     – Есть! — на стянутых связках прохрипела лейтенант.

     – Зулу, ты — на дверях! Обеспечиваешь наш выход.

     – Приказ принял, полковник!!

     – Чукки… — Лео сидела возле капитана.

     Чукки совершенно обессилела после изматывающих дружеских объятий Моно — она вложила в эту битву все свои силы и всю свою веру… и выжила…

     – Я люблю тебя, Лео.

     – Я знаю, Чукки, — сержант провела обеими руками по слипшимся волосам капитана, прижимаясь своим лицом к кровоточащим щекам Чукки… она нежно поцеловала её в разбухшие чёрные губы.

     – Лео, ты должна выжить — ради нас всех… и ради него одного…

     – Я знаю, Чукки, знаю.

     – Сержант Румаркер, нам нужен выход из бункера — сейчас!

     Пэпээсница поднялась:

     – Танго откроет и закроет, полковник: у неё «Ра»…

     – Лейтенант, окно для капитана!

     – Есть! — Танго говорила с трудом, но передвигалась быстрее ветра, невидимее тени, беззвучнее шёпота.

     В момент она подлетела к выходу и, включив режим обратной стяжки, сняла с вывернутого проёма лазерную паутину.

     Полковник кивнул своему капитану:

     – Мэлвин, помоги капитану Рур перебраться поближе к выходу! И по-быстрому смотайся наверх: разведай и доложи обстановку по радиусу наружного периметра бара.

     – Есть!!

     – Стой!! Только как невидимка и без единого стишка. Ты понял?

     – Так точно, полковник!.. нас всех уже здесь нет…

     – Красавчик, сколько в апартаментах Моно осталось дееспособных охранников?

     – Восьмеро! Все надёжно связаны.

     – Отлично, лейтенант! Найди «павлиний халат», пусть успокоит толпу и даст ей возможность сделать свои ставки — не стоит лишать обиженную публику их последнего законного требования хлеба и зрелищ.

     – Ты сегодня совсем спятил, Гэбриэл?! Но я иду исполнять, я ведь только солдат — кто спрашивает моё мнение?!

     – Полковник! Нам что сейчас до этого?

     – Командор, не горячитесь — вы же не Красавчик… Эта фанатичная, отживающая от шока толпа сейчас должна быть чем-то отвлечена: лишняя паника нам тоже ни к чему.

     – Давайте их просто вытолкаем взашей из бункера — и точка!

     – Миша, я знаю Бэккварда ещё по старым временам, и не думаю, что Третья Мировая сделала из него сестру милосердия. Если эти несчастные сейчас начнут в панике разбегаться из бункера, Бэкквард попросту перестреляет их всех без жалости, лишь бы не упустить в толпе своей «наживки».

     – Эти люди давно мертвы, им только кажется, что они живут.

     – Если и суждено быть кровавому месиву, полковник Васильева, то не моими руками: я привык ценить жизнь во всех её проявлениях и в безрассудстве покруче этого. И если этому городу осталось жить считанные недели, а может, и дни, пусть эти Дети Города Молодых веселятся и дальше: пир во время чумы как раз для такого бестолкового человечества, как мы! Разве вы сами не понимаете, что Моно по-своему прав: это человечество изжило себя на корню, само себя пожрав и с головы, и с хвоста… Мне жаль этих выродившихся людей, монстров и чудовищ, что находят своё последнее утешение в никчёмном и жестоком безрассудстве. Но поставьте теперь себя на их место — только на один миг, Миша, только на один миг… Подарим им всем эту крайнюю возможность: играючи вслепую, в настоящую «русскую рулетку», наконец-то свести счёты со своей жизнью. Ведь все они здесь именно за этим! И даже Лео — ваша любимая и такая ненавистная «детка» Лео…

     – Мне трудно понять вас, полковник, да я и не пытаюсь… Но черти вас дери, командир, если в ваших словах больше правдивой искренности, чем во всём подноготном страхе этого покрытого неизлечимой проказой города. Ладно, будем до конца следовать вашему плану!

     – Отлично, командор!

     Пэпээсница сняла портупею с «Кольтами» и передала Танго — та сразу же нацепила ремень на себя. Они обнялись и крепко поцеловались в губы.

     Миша улыбнулась одними уголками рта:

     – Лейтенант Танго, на тебя весь зал смотрит. Если что — глуши их сеткой!

     – Есть! — Танго испарилась.

     – Миша, вы наш пример для подражания: я заметил, что несмотря ни на что, девчонки вас очень уважают, да и моим парням вы — почти что я сам… Я хочу, чтобы вы оставались тем, кто вы есть, и ни в коем случает не терялись — даже на четверть секунды. Надеюсь, я вас ничем не обидел!

     – Я остаюсь тут, чтобы в последний момент развязать этих ублюдков-охранников.

     – Мы отлично понимаем друг друга.

     Из боковой комнаты верхнего яруса Красавчик выпихивал шоковой дубинкой насмерть перепуганного «глашатая»:

     – Гэбриэл!! «Павлиний халат» сопротивляется и, кажется, у него шок… он упал…

     – Ерунда, Красавчик! — полковник приставил дуло лазерного автомата ко лбу трясущегося конферансье. — Вот что, дружок, или ты встанешь и займёшься своим обычным делом, или я пристрелю тебя вот из этой детской пукалки прямо сейчас… Что скажешь?

     «Павлиний халат» сразу же подобрался и, поднявшись на ноги, начал дрожащим голосом:

     – Леди и джентльмены…

     – Веселее, «павлиний халат», веселее!! Не стесняйся в выражениях, заведи публику как следует… Пошли, Красавчик!

     – Леди и джентльмены!! Начинаем последний бой на ринге!! И этот последний бой действительно станет для кого-то сегодня последним и, быть может, завтра вам некуда будет уже прийти… Пользуйтесь уникальной возможностью увидеть закатный час «Шерифа Джо» или наоборот — его новый расцвет!! Делайте ваши ставки, джентльмены!! Редкая уникальная экзотическая игра: Базиликус! Код «шанс»… Ставки пятьсот к одному!! Тройной дубль десять!!

     Публика, давно привыкшая к подобным сюрпризам чуть ли не каждой концовки последнего боя в «Шерифе Джо», беспокойно заёрзала, букмекеры засуетились, голоса толпы стали громче и веселее…

     Полковник вернулся на площадку комнаты Моно:

     – Красавчик, иди посмотри, что там так долго засиделся в кустах мистер Моно? Может, уже давно сбежал? Вдруг у него где-нибудь за троном потайной ход — заведёт ещё в бункер людей Бэккварда за нашими спинами.

     Лейтенант побежал проверять.

     – Там нет потайного хода, полковник, я точно знаю. Этот бункер, как и все подземные сооружения города, затянут в лазерную сетку. У Моно там любимчик, которого он холит, лелеет и бережёт только для особых боёв.

     Полковник присел возле пэпээсницы, сидящей на ступеньке перед дверью клетки.

     – Лео, ты много знаешь, чего не знаем мы, но…

     – Полковник, вы же обещали — шкуродёрничество потом!

     – Согласен, сержант… Тогда что у нас по поводу нашего транспорта?

     – Всё улажено, полковник… Как только мы покажемся на выходе из бара, Андрей подлетит на фургоне прямо к нашим ногам: теперь нет смысла скрывать фургон — Бэкквард знает, что я с вами. И пусть лучше он думает, что военный транспорт вами где-то брошен, чем знает все возможности моего фургона… «Корветта» Красавчика в трёх кварталах отсюда — на границе Блошиного Рынка. Если она нам не понадобится, Андрей через автопилот отправит её домой на одном из наших лифтов. Я остаюсь на своём байке!

     – Не думаю, сержант, что у нас будет возможность стаскивать мотоцикл с клетки и тащить его наверх.

     Лео криво улыбнулась:

     – Это не просто машина — эта колибри почти что летает. За её методы передвижения не беспокойтесь, полковник. Оставьте это дело всецело за мной!

     – Сначала надо выйти из этой клетки живой.

     – Я выйду… живой! Слово ППС!

     – Я чем-то могу тебе сейчас помочь, сержант?

     – Обеспечьте нам выход из бункера — остальное я сделаю сама.

     – Угу… Что ж, тогда желаю удачи, солдат! — Гэбриэл пожал плечо Лео и снова поднялся наверх.

     – Гэбриэл!! У нас просто дикий ужас, — у Красавчика был какой-то совсем растерянный вид.

     Из-за своего трона наконец-то показался Моно: на его руках сидело странное вертлявое существо с огромными красными глазищами, обезьяньей мордой, когтями-кинжалами на цепких лапах и с длинным хвостом, на конце которого полковник заметил огромный загнутый медвежий коготь. Существо постоянно клацало жёлтыми острыми зубами, а его верхние острые, как кинжалы, четырёхдюймовые клыки исходили капающей зеленоватой слюной — существо имело явно бойцовский характер.

     – Это что ещё за пугало, Моно?

     – Это мой «живец», которого я буду защищать до победного конца! Я выиграл его у одного сопливого неудачника, и мой Титангу предан мне до смерти всем своим маленьким сердцем и всеми своими смертоносными когтями и зубами, полковник Харрис: он раздерёт вашего жалкого «живца» на такие мелкие ремешочки, что вы потом не сможете собрать его даже для оплакивания.

     Красавчик сглотнул и, закатив глаза, припал плечом к стене.

     Моно заметил полуобморочную реакцию лейтенанта на его слова и захохотал как сумасшедший!

     – Доживём — увидим! Как говорят русские в таких случаях: не лезь поперёд батьки в пекло.

     Генокер не стал вникать в смысл непонятных ему слов, да ещё и на непонятном ему языке… Моно вышел на свой любимый подиум перед комнатой и вскинул руки вверх!! Толпа, по новой заведённая горлопаном-конферансье, обрадованным рёвом приветствовала своего благодетеля. Титангу, взбудораженный криками толпы, истерично завизжал и забился на плечах Хозяина, слюна с его клыков пошла жёлто-зелёной пеной: зверь отлично был знаком с этой неконтролируемой исступлённостью заведённой толпы — и зверь знал, что это и его звёздный час.

     Лео ждала внизу, немного отойдя в сторону от двери: встречаться раньше времени с Титангу не входило в её планы.

     Моно прошёл мимо Лео — как будто её тут и не было. Но пэпээсница отлично знала все приёмы генокера: «убить» противника ещё до начала боя было одним из самых любимых приёмчиков Моно.

     – Приветствуйте нашего Непобедимого Моно и его верного Ти-и-итангу!!! Ставки пятьсот к одному!! Тройной дубль десять!! Беспроигрышный бой!! Моно — победитель!!! Моно-о-ооо и Кровавая Лео!!!

     «Павлиний халат» лично спустился со своего подиума и первым подошёл к Моно в подобострастном преклонении верного раба. Генокер встал на одно колено — конферансье надел ему на глаза чёрную «резиновую» повязку. Моно поднялся и снова вскинул руки вверх!! Вторую повязку глашатай с дрожью кинул в руки Лео: он даже под страхом смерти не приблизился бы к Бешеной Лео ни на шаг.

     – Полковник! — прибежал запыхавшийся Мэлвин.

     – Что там, капитан?

     Мэлвин махнул рукой:

     – Бара нет! Стоянка — груда искорёженного металла! Две «вертушки» и пара «городских спринтеров» тоже на свалке… Наших машин нигде не видел. Вокруг полная осада: мышь не проскочит! Трупов насчитал не меньше двух дюжин.

     – Каких трупов, Мэлвин?

     – Обгоревших… за столиками…

     – Это не могли сделать военные Форта: у Моно договор с Бэкквардом… ППС — кто же ещё. Ладно! Мэлвин, страхуешь командора. Потом, до самого бункера, лично отвечаешь за жизнь капитана Чукки Рур!

     – Это само собой, полковник!

     – Гэбриэ-э-эл…

     Полковник потрусил оцепеневшего лейтенанта:

     – Здорово ты подогрел Моно, Красавчик! Теперь он думает, что ты «готов».

     Мэлвин покачал головой и отвернулся от ринга:

     – Моно пляшет там с Титангу, приглашает нас на танго!

     – Не с этим страусом хотел бы я протанцевать своё последнее танго, — вяло усмехнулся Красавчик.

     – Быть Красавчику героем — лишь бы с целой головою! — Мэлвин подпрыгнул и исчез в комнате наверху.

     Гэбриэл проводил капитана широкой улыбкой:

     – У Мэлвина опять хорошее настроение.

     – Гэбриэ-э-эл!!

     – Не дрейфь, Красавчик! Подумай только за чьей спиной тебе сейчас предстоит выживать.

     – Я как раз об этом всё время и думаю.

     – Чтобы прорваться к нам, Лео разнесла в щепки там, наверху, весь «Шериф Джо». Завалила буквально своих — два «небесных охотника» и заодно парочку «городских спринтеров» — и теперь идёт на ринг посчитаться с Моно за нас, Красавчик: за меня, за тебя и за всех наших… Скидывай свой супер-пупер пиджак и вперёд! Вперёд!!

     Полковник последний раз окинул взглядом весь бункер: на выходе стоял Зулу с автоматом наперевес, напротив Танго держала на прицеле «Ра» весь нижний зал, Мэлвин ждал приказа Миши в верхней комнате… Внизу на ринге вслепую рисовался Моно! Толпа поддерживала своего «хозяина» больше из страха перед ним, чем из уважения. Зверёныш Моно носился по всей клетке и вопил отвратительным визжащим голосом больше, чем сама толпа.

     – Базиликус!! Код «шанс»!! Самая интересная игра сезона!! Самая счастливая для Непобедимого Моно!!!

     Миша подошла к Гэбриэлу:

     – Пора, полковник…

     Она спустилась к пэпээснице и сразу обняла её:

     – Пусть тебя поддерживает твоя вера, Лео… береги голову своего полковника и спину его лейтенанта…

     Приподняв за подбородок голову пэпээсницы, Миша прильнула своими губами к губам Лео.

     – Гэбриэ-э-эл?

     – Ни о чём постороннем сейчас не думай, Красавчик! Только о своей команде, о Команде «Альфа»: нас теперь восьмеро.

     – Значит, ты всё-таки решился принять Лео в нашу команду?

     – Неужели ты думаешь, полковник Васильева присоединилась бы к нам без Лео: даже последнему дураку понятно — она это сделала ради одной Лео.

     – Ты назвал меня дураком, Гэбриэл?

     – У нас сейчас совсем другая задача, Красавчик.

     Миша молча прошла мимо… Поднявшись на середину лестницы, Лео вскинула руки, показывая всем, что готова к бою!

     – Красавчик!

     – Понял — не дурак, — лейтенант вытащил изо рта Гэбриэла дымящуюся сигару и, сделав одну глубокую затяжку, вернул её обратно в зубы полковнику. Обтёр о голую грудь руки, поправил чернорейнджерский джи-ай Танго и пошёл вниз — к пэпээснице.

     Лео сняла пальто и бросила его к ногам полковника, следом лёг бронежилет… Теперь на сержанте были только штаны, ботинки из кожи песчаника, армейская майка, как на Чукки — в обтяг, военный берет, полный кью-1, «тяж», крылатый «Победоносец» на правом плече и «М-щит» на левом, да ещё чёрные перчатки на обеих кистях… и конечно же её личный трофей — зуб песчаника на шее.

     – Маску надел? Кью-1 целый? Хоть одна рука работает?.. придётся полетать…

     – Ну… джи-ай в рабочем состоянии, кью-1 практически целый, кибер-шина сломана, правая рука бездействует. Но в целом я готов!

     – Тогда, Красавчик, танго со смертью… Вперёд!

     – Моно и Кровавая Лео!!! Хозяин и «архангел»!!! Генокер и человек!!! Предрешён ли исход этого поединка?! Базиликус!!! Базиликус!!! Ба-зи-ли-кус!!!

     Лео открыла дверь клетки… Моно, как и полагалось по правилам, стоял у своего края ринга, придерживая бьющегося в конвульсиях Титангу у себя под мышкой. Лео показала Красавчику двигать на другой край клетки — за её спину. Они отошли и встали напротив Моно и Титангу. Лео натянула чёрную повязку себе на глаза, сняла с ноги свой «Скиннер» и подняла руку: готовы!!

     Гэбриэл сразу же заценил массивный мясничий тесак противопехотного спецотряда! Теперь этот армейский шкуродёрник для выживания в руках Лео смотрелся уже совсем по-другому, чем сам по себе в зашкафных закромах пэпээсницы. Это был увесистый цельнометаллический загнутый тесак кастетного типа с крюком для охоты и с отверстиями для пальцев по остову широченного клинка — специально для перехвата ножа как кастета; достаточная страховочная рукоять с заострённым под консервный нож наконечником была не просто продолжением массивного боевого клинка — она служила жёстким отражающим щитом для кастетного боя и отлично перекрывала всё запястье и часть предплечья. Сразу было понятно: этот «шкурник» у пэпээсницы — из любимых игрушек…

     Моно поднял руку: готовы!! Полковник подобрал вещи Лео и Красавчика и подал знак Мише — сам подошёл к «павлиньему халату» и велел ждать его команды… Из комнаты Моно показалась Миша и сразу же подбежала к Гэбриэлу.

     – Командир, всё готово! Одного развязала, оружие на полу… Сейчас они все будут на площадке.

     – Хорошо, командор! Возвращайтесь к остальным, я проконтролирую гонг.

     На площадку выбежало восьмеро вооружённых охранников, но на противоположной стороне яруса их держали под прямым прицелом Танго, Мэлвин и Миша. Между ними была клетка, на которой стоял красавец «скаут», но это не было помехой для точного наведения прицела. Да и сам мотоцикл со своим боевым арсеналом ни лазерного, ни акустического, ни протонного оружия среднего действия не боялся: каждая жилка этой крепости была скручена из протогенетического жидкокристаллического металла и покрыта теркриснапылением — даже каждый пушечный патрон имел свою собственную индивидуальную защиту от прямого попадания среднего энергетического удара. Только сильный обстрел или прямой бомбовый удар мог вывести из строя машину Лео Румаркер.

     Чукки сидела на выходе из бункера — Мэлвин стащил у кого-то из постояльцев зала для неё пальто, чтобы хоть как-то прикрыть её практически голое тело. В руках у Чукки тоже был лазерный автомат, направленный на противоположный ярус… Один из генокеров побежал к выходу, как ему было приказано его Хозяином. Остальные, придерживая автоматы наизготовку, остались стоять на верхней площадке — это были вышколенные воины-охранники, и они умели подчиняться приказам и отлично делать свою работу.

     Гэбриэл кивнул, и «павлиний халат» с размаха ударил в гонг!! Зал взорвался рёвом толпы!!

     Полковник сейчас же перешёл на свою половину верхнего яруса. Бросив одежду Лео и Красавчика к ногам Чукки и присоединившись к своим, он наставил автомат на противоположный ярус. Генокеры стояли как пришитые — всё их внимание было сконцентрировано на людях на противоположной стороне.

     – Танго, не спускаешь с охранников глаз ни на миг. Ты — за часового!

     – Приказ принят, полковник! Пусть только дадут мне повод…

     Визги Титангу и остервенелое завывание «павлиньего халата» перекрывали все сумасшедшие крики толпы. С первого же взгляда на ринг Гэбриэл понял, ситуация больше, чем патовая: у обеих сторон руки были повязаны самим положением игры. Теперь Моно не мог просто так взять и запрыгнуть на своего врага. Условия «шанса вслепую» не допускали возможности необоснованного нападения на противника: нападать можно было только на «жертву» за спиной соперника и только в случае защиты своего «живца» применять оружие на поражение. В свою очередь сержант не могла действовать только по наитию: за спиной был человек намного слабее её и менее изворотливее Титангу — любое её окно автоматически ставило Красавчика под открытый удар. А главное, у обоих бойцов глаза были под полностью непроницаемой повязкой, и противникам приходилось полагаться исключительно на своё чутьё и внутреннее видение.

     Лео не делала ни одного лишнего движения. Титангу носился по клетке за хозяйской спиной, как законченный псих-шизофреник, брызгая во все стороны заразной слюной и вопя, как укушенный бабуин. Моно спокойно вышагивал вдоль своей половины ринга, дожидаясь подходящего момента.

     Сетчато-решётчатые стены клетки тряслись под напором толпы… Наконец Титангу первый не выдержал напряжённого выжидания и, стремглав пронесясь по потолку клетки, с оскаленными клыками и занесённым над головой жалом змеиного хвоста, камнем упал на голову Красавчика. Вернее, должен был упасть: Лео знала замашки Титангу — не хуже всех подлянок самого Моно… Инстинктивно подскочив навстречу Титангу, Лео с разворота со всей силы рубанула акульей заточкой «Скиннера» по оскаленной морде Титангу! Зверь взвизгнул и, влипнув в боковую сетку, перекувыркнулся через голову и тут же ловко заскочил за спину своего хозяина. Моно сам зарычал, как зверь, но кинуться на Лео не мог — не было игрового положения. Титангу, обхватив шею хозяина лапами, стал жаловаться и скулить, заглядывая ему в лицо. Моно провёл рукой по морде Титангу и сразу определил его основное ранение: у его любимчика повисла разрубленная щека и сломался правый клык… Моно был в бешенстве! Он откинул Титангу назад на клетку и опять пошёл вдоль своей стороны ринга. Титангу уже не лез на рожон и старательно прятался за хозяйской спиной.

     Лео понимала, что теперь надежда только на ошибку самого Моно… Красавчик старательно держался за спиной пэпээсницы. Другого выбора у него сейчас не было, но такое положение вещей не делало ситуацию менее смертельной для них обоих: рано или поздно нужно было делать свой выпад. И Красавчик решил, что его бездействие необоснованно, и он стал дразнить Титангу.

     – Эй ты!! Пугало бесхребетное… Да, да!! Это я тебе, мартышка узколобая. Где зубы-то подрастерял? Стар стал — сами выпадают? Или кто помогает приукрашивать твою уродливую челюсть?!

     Может, Титангу не всё понимал, что там выкрикивает ему «живец», но то, что тот корчит ему глупые рожи и дразнит самыми обидными словами, это зверь понял сразу… У Титангу по новой начиналась истерика. Его взвинчивала не только физическая боль, но и оскорблённое самолюбие заласканного добермана. Он снова стал носиться, как истеричный параноик, по клетке за спиной хозяина!

     А Красавчик всё не унимался, подпрыгивая за спиной Лео и хаотично размахивая своим изувеченным «киборгом» в сторону Титангу:

     – Эй ты!! Пеликан в цыплячьих перьях… Иди сюда!! Я посчитаю тебе оставшиеся два зуба, мне как раз надо для нашейного ожерелья — для меня и моей подружки!!

     Лео не произносила ни звука, сосредоточенно «наблюдая» за каждым вздохом Моно. Ему нужен был только повод, малюсенький повод, чтобы напасть на Лео, и он его терпеливо выжидал.

     – Ты!! Дурачок бесхвостый… Я тут!!

     Злость и боль взяли верх над необходимостью оставаться осторожным. Титангу даже не стал подбираться — прямо из-за спины Моно он вылетел грязно-болотной стрелой в направлении обидчика! На этот раз Лео даже пригнулась, предоставляя Красавчику возможность самому разбираться с его новым знакомым.

     Такого Красавчик никак не ожидал! У него от полной неожиданности чуть глаза не вылезли из орбит, но его реакция была столь стремительной, что он и сам, как говорится, не понял, как всё произошло дальше. Пригнувшись по инерции вслед за Лео, Красавчик пропустил налетающую болванку прямо над собой, и Титангу со всей дури во второй раз врезался в сетку! Только на этот раз посерьёзнее: его хвост-жало пробило сетку и вышло с обратной стороны клетки на целых два фута. Тело какого-то несчастного, проткнутое насквозь точно железным прутом, бездыханно повисло на сетке, приколотое к ней, как муха иголкой на лист бумаги… Титангу забился в истошной истерике!!

     Моно было абсолютно наплевать на Титангу, но это был его шанс: его «жертва» попала в смертельную ловушку за спиной врага и теперь ничто не могло удержать Моно от решающей схватки… Но и Лео ждала этого часа!

     Больше, чем кровные враги, Лео и Моно врубились друг в друга как раз по самому центру ринга!! Раздался скрежещущий металлический удар — два ножа-убийцы сцепились в единое целое. И тогда сразу же второй рукой Моно с силой сдавил запястье левой кисти пэпээсницы, в которой у Лео был зажат её «Скиннер». Но сержант по этому поводу совсем не переживала: браслеты не должны были сломаться даже под самым напористым натиском противника. И она тоже сжала запястье Моно…

     Публика взвыла! Титангу никак не мог выбраться из мёртвой петли сетки, в панике бросаясь из одной стороны в другую. Красавчику пришла в голову гениальная идея, что, если бы у него сейчас был меч Танго, он бы мог по-настоящему помочь Лео, прикончив это мерзкое злобное создание одним взмахом. Но такой возможности у лейтенанта не было, и Красавчик уже на ходу обмозговывал все привилегии создавшегося положения. Пока Моно и Лео были заняты друг другом, он мог бы любым другим способом преспокойненько разобраться с этим Титангу и таким образом положить конец всему этому безумию.

     – Моно и Кровавая Лео!!! И жизнь «живца» Моно на волоске от смерти!!!

     – Это точно, — подтвердил сам себе Красавчик и решился всё-таки помочь бедняге Титангу.

     Улучив момент, Красавчик кибер-рукой схватил за шею бьющегося в конвульсиях зверя и, рванув его из сетки, выбросил обратно за спину Моно! Титангу сполз по сетке уже на той стороне ринга и закрутился вокруг себя как волчок, разбрызгивая по кругу тёмно-бурую зеленоватую кровь.

     Красавчик повернул голову — там, где только что бесновался на сетке Титангу, теперь торчал оторванный кровавый обрубок хвоста зверя. С другой стороны так и висело тело какого-то бедолаги, пригвождённого к клетке бывшим хвостом-жалом Титангу.

     – Упс, я не хотел, это всё «киборг»-рука… Сержант, помощь нужна?!

     – Не лезь!! — прорычала Лео.

     – Понял — не дурак.

     У Моно потемнело в глазах — запакованные в протокожу и при поддержке наручных браслетов пальцы Лео настойчиво и всё сильнее и сильнее сжимали запястье генокера. Хруст ломающихся костей руки принудил Моно к более радикальным действиям… Рванув вверх запястье Лео, Моно наконец оторвал нож противника от своего «хамелеона», но ботинки сержанта с выкинутыми по приказу кошками тут же прошлись широкой зубастой подошвой по необъятной груди Моно! В следующее мгновение, перевернувшись в воздухе через себя, пэпээсница уже снова стояла на своих ногах… Моно не стал перегруппировываться, сразу же прыгнул вперёд и навалился всем телом на Лео, которая еле-еле доставала ему до подмышек. Пэпээсница не удержалась на ногах и упала на спину, приняв весь удар его рук на свои наручи — хрупкое тело сержанта буквально растворилось под квадратным торсом Моно.

     Красавчик оказался между сцепившимися на полу ринга противниками и злобно рычащим в своём углу Титангу. Немного подумав, он со всего размаха заехал ребром кибер-шины по необъятной шее Моно! Раздался ещё один хруст, но на этот раз это окончательно доконалась кибер-шина на левой руке лейтенанта… Генокер зарычал от боли в позвоночнике и, схватив Лео одной рукой за горло, другой с силой отмахнулся от надоедливой «жертвы». Получив сильнейший удар в грудь, Красавчик подлетел в воздух и, пронесясь через весь ринг, влупился спиной в сетку клетки и упал вниз, лицом об пол — протомаска джи-ай спасла его от неминуемого разрыва лицевых тканей и перелома как минимум носа и подглазной черепной кости.

     Но на этом неприятности Красавчика не закончились — похоже, что они только начинались… Обозрев столь подходящее положение своего противника, было присмиревший в своём углу Титангу как будто обрёл третье дыхание и новое творческое вдохновение. В момент запрыгнув на спину слегка ошеломлённого двойным ударом человека, зверь крепко вцепился в него всеми своими когтями-кинжалами и стал зубами остервенело рвать на его голове защитный джи-ай!

     – «Архангел» или Хозяин?!! Человек или генокер?!! Кровавая Лео или Моно?!!

     В это время Моно сумел оседлать своего противника по всем правилам стратегического превосходства: одно колено прижимало грудь Лео, другое вдавилось прямо в её «М-щит», пальцы левой руки генокера вцепились в правое плечо Лео как раз в «крылатого архангела». Из-за такой полной страховки обеих её рук сержант ничего не могла сделать своим кастетным «Скиннером»… Зато Моно старался вовсю! Свободной правой, заправленной в «хамелеон», он безостановочно бил и бил по лицу пэпээсницы — да так, что лопнула «резиновая» повязка на её глазах и совсем слетела с лица. Лео сразу же отдала приказ надвинуть на глаза защитный протоэкран джи-ай — жёсткие щитки моментально сошлись на её глазах.

     – Мой бог! — не удержался полковник.

     Миша скосилась на полковника — Гэбриэл был бледен как полотно чистого холста.

     – Будем надеяться, что её защитная маска выдержит, хотя при такой сумасшедшей силе приложения это ненадолго.

     Красавчик понял, что влип как полагается — на полную катушку: ещё несколько секунд такого натиска, и он останется без защиты джи-ай. К тому же он почувствовал на своей лопатке болевые покалывания всё глубже впивающихся в него когтей остервенело рвущего его голову и тело Титангу — здорово потрёпанный кью-1 уже явно не справлялся со всей свалившейся на него нагрузкой.

     – А когда кью-1 и джи-ай не выдержат?

     Миша резко отмахнулась головой:

     – Нет-нет, командир, не это сейчас нас должно беспокоить! Вес практически всего тела Моно сейчас сконцентрирован в одной точке.

     Гэбриэла обдало холодным потом:

     – Нейростимулятор…

     – Самому браслету это давление может и выдержать — это протогенетический жидкий металл, более хрупкая система — внутренний дисплей. Даже страшно подумать, что может случиться, если нарушить программу внутреннего дисплея: сам нейростимулятор будет продолжать работать, но уже по сбившейся программе… Всё!! Накаркала!! Приехали, командир!! Правил больше не будет — ни наших, ни Моно. Он всё-таки доконал дисплей её «М-щита»… Алес-капут!

     Гэбриэл болезненно заморгал — ему показалось, что его глаза застлала зеркальная мельтешащая плёнка.

     – Что это… такое?! — это был удивлённый возглас Мэлвина.

     Тело Лео «поплыло» прозрачно-зеркальными волнами как в тумане.

     – Эффект кратковременного волнового мельтешения, когда на время стираются грани между жизнью и смертью, физической неадекватной силой и полным безрассудством: берёт свои права ничем неконтролируемый разум, вернее — его полное отсутствие.

     – Неконтролируемое бешенство, — подвёл черту Гэбриэл.

     – В самую точку, командир!

     – Храни нас Королева!! — Мэлвин не мог оторвать своего взгляда от «плывущего» тела пэпээсницы.

     Одна Танго чётко следовала полученному приказу, и ничто не могло сейчас оторвать её прикипевшего взгляда от противоположного яруса бункера. И охранники с той стороны прекрасно это видели: один выстрел из направленной на них «Ра» — и двое-трое генокеров получат серьёзные необратимые повреждения, некоторые из которых могут оказаться стопроцентно фатальными.

     – И надолго это… мельтешение?

     – Всего несколько секунд: переходный цикл… Но безрассудство само по себе уже не уйдёт. Готовьтесь к худшему, командир!

     Красавчику в конце концов удалось подняться на ноги, но скинуть с себя озверевшую тварь было теперь не просто: когти всех четырёх лап давили нестерпимым захватом — точно в спину человека впились когти кондора-убийцы. К тому же, кажется, два когтя всё-таки пробили защитную кожу кью-1 под левой лопаткой, и пронзительная боль становилась всё невыносимее. Лейтенант не мог ничего сделать правой рукой, но левая, несмотря на последнее издыхание кибер-шины, всё ещё стойко держалась на запястных автономно действующих кольцах. Изловчившись, Красавчик поймал Титангу за голову и из последних сил сжал свои кибер-пальцы — хруст ломающихся костей песней отозвался в человеческом сердце! Зверь сразу же ослабил хватку и попытался вырваться из железных пальцев «жертвы». Но было уже поздно для обоих: сломанную кибер-шину заклинило, и пальцы руки самостоятельно вошли в череп Титангу аж до второй фаланги. Титангу как-то странно захрипел и замолк, его обмякшее тело повисло на кибер-пальцах противника… Красавчику только с четвёртой попытки с большим трудом удалось сдёрнуть с себя мёртвого зверя — когти его безжизненных лап никак не хотели отцепляться от шкуры «жертвы»: даже мёртвый Титангу не хотел расставаться со своим смертельным обидчиком.

     Толпа вопила как ненормальная: события, казалось, заранее предрешённого боя разворачивались совсем не тем краем и не в то русло, на которое сделали ставки две трети бункера.

     – С-сволочь генокерская!! — как-то странно по чужому прорычала Лео в лицо Моно.

     Защитные щитки в один момент сложились с её лица обратно под берет… Глаза Лео были наполнены тёмной кровью и стали почти что угольного цвета. У Моно пробежал по спине предательский холодок инстинктивного страха: он чувствовал, как его стальные мускулы начинают быстро размягчаться под титановым натиском наливающегося неконтролируемым бешенством тела пэпээсницы. Прижатые к полу обе руки сержанта вдруг стали медленно, но неизбежно сжиматься в дугу, сдавливая Моно в настоящие железные тиски. Ещё несколько секунд и теперь уже Лео сжимала Моно в своих нечеловеческих объятиях… Грудная клетка Моно затрещала, а лёгкие стали сжиматься в пенистую губку, как кузнечные меха. Но генокер мог обходиться без кислорода минут пятнадцать без особого вреда для своего организма. Моно предпринял отчаянную попытку вырваться из каменных объятий противника, но Лео обхватила его ногами и стала давить его как удав — не спеша, но с каждым мгновением всё сильнее и сильнее… Моно захрипел: треск костей по всему телу стал настолько гармоничным, что беснующаяся толпа в зале стала постепенно затихать и в конце концов замолкла совсем.

     – У-ууу, — Красавчика всего перекорёжило от созерцания этой «полюбовной сцены»: два тела — мужское и женское — настолько сильно переплелись и вошли друг в друга, что казалось, ещё чуть-чуть и Лео начнёт заглатывать свою жертву целиком... от одного этого зрелища Красавчику стало трудно дышать.

     – Полковник, немедленно спускайтесь в клетку и вытаскивайте оттуда Лео! Если мы хотим выбраться отсюда без крайних осложнений, нам надо позаботиться, чтобы Моно остался жив, — его охрана на последнем взводе.

     – Миша, вы серьёзно полагаете, что я справлюсь с этим… монстром?! И заметьте, я имею в виду отнюдь не Моно.

     – Если не вы, командир, то — кто?!

     – Резонно… Я пошёл!

     Гэбриэл кивнул Мэлвину, чтобы не спускал глаз с охраны, а сам побежал по ступенькам вниз.

     – Непобедимый Моно!! Неужели для такого великого героя всё так и закончится?! Бесславно… Куда смотрит его личная охрана?!!

     Миша одним лазерным импульсом аккуратно уложила взорвавшегося глашатая приотдохнуть от славящих восхвалений — прямо возле его любимого гонга. Здоровенный микрофон выпал из рук испустившего свой последний вздох конферансье и свалился на головы зрителей. Толпа по старой памяти заметалась по нижнему залу в истеричной панике от новой дозы враз пробудившегося животного страха.

     Охранники на том краю яруса беспокойно задвигались по проходу, теряя последние остатки выдрессированного самообладания: с их Хозяином на ринге творилось что-то невообразимое и потому дико непонятное для их генокерских голов, а завертевшаяся в который раз паника в нижнем зале только способствовала уже неизменно накатывающемуся и неконтролируемому хаосу.

     Красавчик просто не мог отвести заворожённого взгляда от этой полной дикого варварства картины: из Моно начинали лезть наружу кости, а Лео всё ещё не разжимала своих смертельных объятий… И вдруг Лео одним рывком сбросила с себя исковерканное тело генокера и начала подниматься — медленно, очень медленно, как будто короткая полуденная тень от деревьев, неспешно вырастающая до гигантских размеров вместе с уходящим за горизонт солнцем.

     Наконец Лео встала — её нечеловеческий взгляд залитых тёмно-фиолетовыми чернилами глаз совсем перепугал Красавчика. Лейтенант в испуге попятился от Лео назад к сетке. Она молча вложила свой «Скиннер» в ножны…

     В это время Миша двумя выстрелами сверху сняла замок с центральной двери клетки и короткими импульсами стала отгонять от двери беснующуюся в панике толпу.

     Паникующая толпа никак не давала возможности подойти к клетке, и Гэбриэл стал пробиваться к двери со стороны хозяйской лестницы… Но тут Моно начал вправляться обратно! И это подействовало на пэпээсницу, как красный плащ тореадора на залитого собственной кровью быка.

     – Красавчик, останови её!!!

     Но лейтенант так и не успел сообразить, чего от него хотят и что произошло сразу за этим… Лео криво усмехнулась и нагнулась к поднимающемуся с пола Моно.

     – Сержант, остановись!!! Это приказ!!!

     – С-сучий недоносок, — Лео впилась всей левой пятернёй в лицо Моно и так, одной рукой, бросила генокера вверх по восходящей дуге.

     Пролетев как камень с пращи через всё оставшееся пространство клетки, Моно влип в сетку и почти бесчувственно свалился на ринг! Красавчик вжался в клетку... Лео тяжёлым шагом подошла к генокеру, посмотрела невидящими глазами на последнее усилие Моно как-то ещё подняться на свои ноги и ухватила его руками за бёдра повыше колен — и прямо на глазах Красавчика без усилий разорвала генокера пополам. Так, с разведёнными руками, в каждой из которой осталось по половине тела Моно, сержант запрокинула голову и зарычала точно Минотавр, только что поймавший в путаном лабиринте свою жертву и разорвавший её прямо на месте!!

     Лейтенанта вырвало… Охранников больше ничего не сдерживало. Двое генокеров бросились к двери клетки с той стороны ринга, остальные кинулись врассыпную, начав хаотично стрелять по людям на втором ярусе.

     Танго успела сбросить две лазерных сетки на охранников, лишив возможности передвижения сразу трёх генокеров. Но лазерные импульсы охранников стали попадать на путы связанных Победителей, и те стали один за другим выкарабкиваться из своего плена, сразу же кинувшись на людей команды полковника. Миша, Танго и Мэлвин оказались на линии перекрёстного огня... Патроны с лазерной сеткой закончились быстро, и Танго, засунув «Ра» за голенище сапога, тотчас выхватила из кобуры оба «Кольта» и обернулась к Залу Победителей — стреляла она без промаха! Чукки со своего места отстреливалась короткими очередями от рвущихся наверх. Зулу и генокер-охранник прямо у прохода сцепились врукопашную.

     – Лео, всё!! Ты выполнила свою задачу!! Теперь ты нужна своей команде… Смотреть на меня, сержант!!

     Гэбриэл лазерной очередью откинул от клетки обоих охранников и, заскочив внутрь, сжал плечо пэпээсницы — она сразу же выронила из рук свою законную добычу.

     – Красавчик, прикрой нас…

     Гэбриэл бросил лейтенанту свой автомат и, запрокинув руку Лео себе на спину, перехватил её за пояс и силком потащил к центральному выходу. Охранники стреляли по клетке, но только каждый третий импульс проходил сквозь ячейку сетки. Красавчик сразу же оклемался от шока, как только почувствовал на своей «живой шкуре» довольно болезненные покалывания импульсов от лазерных автоматов. Из последних сил Красавчик нажал на спусковой крючок…

     Полковник только встал в проходе центральной двери клетки, когда сверху, прямо на головы шарахающейся в разные стороны толпы, свалились два сцепившихся тела: Танго не удержала на себе веса одного из своих рьяных поклонников из числа Победителей.

     Миша, ни секунды не колеблясь, прыгнула следом за Танго, крикнув на лету:

     – Мэлвин, к выходу!!

     Падая, Миша раскрыла свой браслетный щит, накрыв лазерным куполом всех, кто попадал под его пространство… через мгновение под куполом в живых остались только двое: Танго и Миша.

     Всё это произошло за каких-то пару секунд прямо на глазах у Лео… В одно мгновение в её мозгу что-то переключилось: она откинула назад на ринг полковника и буквально взлетела по стене сетки вверх на крышу клетки! Одним рывком перескочив с крыши на ярус, Лео за пару хороших кидков отмела от Мэлвина навалившихся на него Победителей и потащила его к выходу. Там развернула капитана так, чтобы он закрывал своим автоматом её и вырубившуюся Чукки от остального зала. Быстро нацепила на себя всё, что было её в одёжной куче, и в один прыжок тут же с яруса перескочила назад на крышу клетки.

     – Команда, уходим!!!

     Миша развернулась к Гэбриэлу:

     – Командир, уходим!!! Сейчас будет конец света!!!

     Лео с разлёта оседлала свой непробивной «скаут» и, сняв с правого борта байка тяжёлый лазерный пулемёт, дала длинную очередь по полукругу обоих ярусов, заставив противника на время прижаться к полу. Этого времени вполне хватило, чтобы вся команда в полном составе быстро переместилась к выходу.

     Танго уже была у выхода, Зулу прикрывал короткими очередями спины поднимающихся по ступеням Гэбриэла и Красавчика, Миша отстреливалась за спиной Мэлвина, взвалившего на плечо беспамятную Чукки.

     Мэлвину попало лазерным импульсом в ногу — он споткнулся, но ноши своей не выпустил. Из рваного кармана куртки вывалился вдребезги разбитый телепульт. Капитан его быстро поднял, пощёлкал по уцелевшим кнопкам и кинул вниз в толпу:

     – Всё!! Капитан Мэл Линкольн покидает эту планету: я вас всех переключаю на другую жизнь и на другие проблемы — родитесь заново, придурки вселенной… Прощай навсегда «Шериф Джо»!!! Да, и с Новым Годом!!!

     – Эти танцы явно затянулись, Гэбриэл! Пора выметаться из этого балетного класса.

     – Ты прав, Красавчик! Теперь — точно пора!

     Поставив ЛП на место, Лео вынула красный патрон из своего «тяжа», зажала его зубами и сразу же вытащила из бомбовой обоймы над правым бортом байка последний шар теплобомбы… Она обернулась — вся команда заходила в вывороченный проход наверх.

     – Зулу, вперёд!! — скомандовал полковник. — Мэлвин, следом!!

     Лео надвинула на глаза защитные щитки своего «песчаника» и включила теплобомбу. Попридержав её пару секунд, сержант закинула бомбу в апартаменты Моно, где за стеной отстреливались два охранника и перебежавшие к ним уцелевшие Победители… От бывших шикарных апартаментов Моно, что называется, не осталось ничего, кроме развороченных стен да горячего пепла от его последних обитателей: всё, что было справа, разорвало таким огненным одуванчиком, что было просто непостижимо, как саму Лео не смело огненной волной с крыши клетки вместе с её навороченным танком. Но она не только не сдвинулась с места, но перехватив теплопушку с левого борта «скаута», сразу же загнала в ствол зажатый в зубах красный патрон и без лишних предисловий развернула пушку дулом налево.

     Весь нижний зал огласился истошными воплями смертников — ближайшие к лестнице несчастные ринулись к единственному выходу.

     – Командор, вперёд!!! — Гэбриэл толкнул последнего члена своей команды, но не удержался, чтобы не обернуться.

     Лео без колебаний нажала на спусковой крючок… Всё, что было слева, вмиг обратилось в сплошной огненный смерч, сметающий всё на своём пути кроваво-пепельным вихрем. Гэбриэл только успел отвернуть голову, когда его безжалостно выбросило в коридор мощной волной чёрного обжигающего пламени.

     Красавчик и Миша подхватили полковника под руки.

     – Не стоило так рисковать собой, командир!

     – Гэбриэл, мы не можем оставить Лео — там…

     Командор сразу же возразила:

     – Ещё и как можем!! Командир не хотел марать своих рук, а Лео всё ещё в трансе! Чтобы выйти из него, ей нужно разрядиться… К тому же это её работа: она выходит последней!

     Гэбриэл остановился и освободился от поддерживающих его рук:

     – Красавчик прав! Без Лео мы не пойдём дальше — поднимемся к первому повороту, и я вернусь за нашим сержантом.

     – Доживём — увидим, полковник…

     Все стены вокруг имели совершенно испепелённый вид, и на лестнице валялись два обуглившихся трупа охранников.

     Когда полковник вместе с Мишей и Красавчиком подбежали к последнему повороту на выход, там их уже ждали остальные. Ближе всех к выходу сидела на корточках Танго с лазерным автоматом наизготовку, за ней привалился к стене Зулу, Мэлвин прислонил к стене Чукки и сидел возле неё на одном колене.

     – Полковник, за поворотом сущий ад и полным-полно полицейских машин, танков и «вертушек»! — напомнил Мэлвин.

     – Ерунда, капитан, чем их больше, тем тяжелее им будет выбираться из их собственного затора.

     Гэбриэл поменялся местами с Танго и, быстро выглянув из-за угла, снова повернулся к своим — при этом как-то странно улыбаясь:

     – Мэлвин, не преувеличил: бара больше нет!

     – Лео малость перестаралась — должно быть, была очень расстроена, — сыронизировала Танго.

     – Очень — не то слово! — хмыкнула Миша.

     – Надо же, за обгоревшими столиками до сих пор сидят рассыпающиеся скелеты, а Шрэкки так и остался сидеть за своей решёткой.

     Миша криво улыбнулась:

     – Получил-таки Шрэкки свои чаевые… на собственные похороны…

     – На стоянке груда искорёженного металла и «резины», но «Корветты» Красавчика там точно нет.

     – Хоть что-то обнадёживающее, — Красавчик больше не мог своими руками ничего: лазерный автомат безвольно повис у него на шее, а кисти обеих рук стали практически как сиамские близнецы — раздутые, синие, мёртвые.

     – Три танка и пять «городских спринтеров» — и это только напротив бывшего входа в бывший «Шериф Джо»… Люблю, когда балом правит Дьявол!!

     – Ненавижу, когда ты так говоришь, Гэбриэл! Господи, у нас нет ни единого шанса выйти отсюда живыми.

     – Полковник, Красавчик прав: без моего фургона мы не сможем сделать и двух шагов из этого прогоревшего цирка.

     – Не переживай, Зулу, Андрей с фургоном нас уже ждут — бортовой компьютер должен был нас засечь, как только мы покинули подземный бункер. Я возвращаюсь за Лео, а вы ждите меня.

     Гэбриэл ещё не успел договорить, когда снизу донёсся рёв взлетающего мотора!! Из-за поворота вылетел «скаут» и, пронёсшись мимо людей, завернул на последнюю прямую из бара. Как только мотоцикл встал колёсами на ровную поверхность, Лео сразу же перекинула ремень «Кустики» через шею…

     – Все вперёд!! Танго — на выход!!

     – Зулу, за мной!! — рявкнула Танго, уносясь следом за байком Лео.

     Зулу рванул за ней… Гэбриэл помог капитану перекинуть через плечо Чукки, и все поспешили следом за остальными.

     Лео знала всю уличную обстановку до последнего камешка на дороге… Очухавшись несколько часов назад на лабораторном столе своего деда, она пришла просто в неописуемую ярость, узнав, что её не взяли с собой, в команду! Но когда она быстро отыскала в городе «Летучий голландец» по своим криотопам связи, то с первых же слов Андрея поняла: команда попала в серьёзную передрягу. И потому, быстро обговорив детали отхода с Андреем, она без колебаний двинула свой бронированный «скаут» по прямой на уже обложенный военным транспортом «Шериф Джо». И так как удара со спины никто особо не ожидал, прорваться к «Шерифу Джо» было делом плёвой техники… Но и спускать с рук Моно насильственное пленение своих напарников по оружию Лео тоже не собиралась. Так что, как говорится, всё получилось само собой, включая и, как издержки ринговых боёв, разнесённый в пух и прах «Шериф Джо».

     Теперь, вылетая на своём танке из дымящихся развалин бара, Лео перетягивала всё внимание фортовской осады конкретно на себя: людям за спиной нужно было дать несколько свободных секунд для загрузки в фургон… Пушечный выстрел «Кустики» пришёлся как раз по танку напротив, вторым выстрелом из тепловой пушки разнесло на горячий пепел одного из «городских спринтеров» и зацепило всех его соседей. Шквал лазерного огня и с неба, и с земли не заставил себя ждать, но Лео уже перебросила свой «скаут» через машину «городского спринтера» и повела свой мотоцикл подальше от бара, ловко лавируя между полицейскими патрулями и сигая по их крышам как заправский трейсер. Она без особого труда достигла поставленной цели — половина огневой мощи кругового обстрела и сконцентрированного внимания всей осадной армады было теперь приковано к ней одной.

     «Летучий голландец» вынырнул точно из ниоткуда: траектория его доброски к выходу из бара была наиболее удачно просчитана бортовым компьютером. Подлетев на полном ходу, машина встала как вкопанная — правым бортом к бегущим к ней людям. Все двери фургона распахнулись одновременно: Ком слушался приказов Андрея беспрекословно.

     – По коням, команда!!! — прокричал Гэбриэл.

     Зулу первым заскочил в фургон и захлопнул дверь со стороны водителя:

     – Ком, я вернулся!! Готовься к штурму фортовских недобитков — идём домой!!

     – Командир, маршрут установлен… скорость регулируется ручным управлением… работаю на полуавтомате… ожидаю полной загрузки корабля…

     Танго сразу начала обстреливать «вертушку», ловко вклинившуюся между полуразваленными стенами бара и узким проходом к фургону — «небесному охотнику» пришлось уйти в сторону. Обстрел с той стороны «голландца» пока что не наносил ощутимого для машины и людей вреда, но это продолжалось всего ничего, каких-то пару-тройку секунд… Красавчик сразу свалился на самое дальнее сидение фургона — честно говоря, ему сейчас было уже ни до чего. Миша и Гэбриэл запихали Мэлвина вместе с Чукки на руки Андрею, и полковник тут же упал на своё сидение в кабине «голландца».

     – Хватит нам на сегодня впечатлений… На базу, Зулу!!

     Танго запрыгнула в машину через заднюю дверь, и сразу же все двери фургона захлопнулись одновременно. «Голландец» уже был при полном параде: с двойным протощитом и развёрнутым тараном.

     Зулу вдавил ногу в педаль газа:

     – Вытаскивай нас, Ком!! Нам здесь больше делать нечего!!

     Облитый со всех сторон шквальным лазером и протонным огнём, чёрный фургон с красной молнией на боку с разгона по прямой пошёл на таран, пытаясь вписаться между «ночным котом» и «городским спринтером».

     – Держитесь!!!

     «Голландец» вклинился между двух бортов и, встав на лазерной отдувке чуть ли не на восемьдесят градусов, пошёл всеми четырьмя колёсами по кузову «городского спринтера». Ещё миг — и фургон нырнул в боковой переулок, явно не взятый в серьёзный расчёт полицейскими Форта именно из-за его непроходимости. И зря! Именно этот узколобый маршрут Ком выбрал за ориентир для уходящего от погони главного борта команды. Разбирая на песок передними таранами стены боковых домов, «Летучий голландец» быстро покатил в нужном ему направлении.

     – Маршрут проложен через Восточный Бруклин — по самой близкой и безопасной траектории… Хотите внести изменения, командир?

     – Нет!! — прорычал Зулу. — Двигай по маршруту!!

     – Приказ принят, командир…

     – Разложи полную карту маршрута, Ком, — приказал Гэбриэл, надевая на голову свой джи-ай. — И отмечай всех, кто движется за нами или впереди нас.

     – Всё на мониторе, командир!

     – Андрей, что там наши?

     Мальчишка-генокер в первую очередь забабахал в Красавчика лошадиную дозу лекарства и осмотрел его синюшные разбухшие кисти:

     – Дела плохи, командир… Левая кисть держится только за счёт кибер-браслетов, вся остальная начинка полностью выведена из строя. Танго, тебе придётся частично переделывать свою работу и доводить до ума теперь уже и его вторую руку: перелом запястья со смещением, само собой — синдром «костяшки боксёра», повреждены фаланги пальцев, но это переживаемо…

     – Какие проблемы, док? Долетим — доделаем! Будет как новенький!

     – Бедный лейтенант… Доступ кислорода в повреждённые кисти сильно ограничен — близко к критической ишемии конечностей, на спине глубокие проколы от звериных когтей, лицо держится только за счёт протомаски, к тому же его сильно лихорадит — дурной признак.

     – А что, разве Чукки имеет лучший вид… коллега?! — возмутился Мэлвин от такой несправедливой первоочерёдности осмотра доктором своих пациентов.

     – Чукки уже под физирефактором, а Красавчика лучше оперировать вручную — слишком тонкая работа… коллега!

     – Ком, дай связь с сержантом Румаркер!

     – Сержант Румаркер не может выйти на связь по ряду существенных причин: «скаут» уходит от сложной погони на скорости более ста миль в час в направлении Западного Бруклина, обстрел «скаута» с неба ведут одновременно две машины «небесного охотника». Большего не скажу — радарная периферия уходит за линию точечного просмотра… Командир?

     – Лео успеет добраться до ближайшего лифта?

     – Гипотетически и — да, и — нет, полковник Харрис.

     – Это что за вольный разговор, солдат?! Да или нет?!

     – Навряд ли Лео Румаркер воспользуется одним из бруклинских лифтов, командир. Скорее всего, оторвётся по пристенной и словит ближайший лифт в Центре — возможно, это будет автосервис в квадрате: 2-13… или какой-нибудь другой маршрут…

     – Какой другой маршрут?!

     Миша сжала плечо Гэбриэла:

     – Полковник, Лео знает, что делает!

     – Очень сомневаюсь, полковник! Спонтанность, по-моему, особо личностное кредо сержанта Румаркер.

     – Гэбриэл, а как же моя «Ветта-детка»? Про неё все забыли, — простонал из полуобморочного состояния Красавчик.

     – Ком, что у нас с «деткой» лейтенанта Квинси?

     – Резервный борт идёт впереди нас по заданному маршруту. Как только мы войдём в точку подземного спуска, «Корветта» пойдёт домой на полном автопилоте.

     – Сама?! Одна-одинёшенька, моя детка…

     – Красавчик, думай сейчас о чём-нибудь другом, более приятном. С твоей «Корветтой» всё в полном порядке, я её отправил на запасной лифт в Центре, — как мог успокаивал лейтенанта Андрей.

     Машину в двадцатый раз сильно кинуло вбок! Зулу ожесточённее вдавил ногу в педаль газа.

     – Какие настырные — вам так не кажется?! До точки «заземления» два квартала! Скоро будем вне зоны досягаемости «небесных охотников»… Не понял?! Полковник, впереди багги «городских кондоров»!! Ком?!

     – Следуйте установленному маршруту, командир: через двадцать секунд мы войдём в подземку бывшего городского метро — на территорию контроля банды «городских кондоров».

     – Андрей, кто устанавливал маршрут?

     – Из трёх предложенных компьютером маршрутов отхода Лео выбрала именно этот — самый безопасный с точки зрения партизанской войны: багги серьёзно задержат сидящую у нас на хвосте военную полицию, а мы сможем уйти там, где нас никто не сможет засечь ни на каких радарах — под городом.

     – Хорошо… Зулу, следуй указанному маршруту!

     – Придётся их таранить!!

     – Тарань! В чём проблема, сержант?

     – Думаю, «городским кондорам» это не понра-а-аавится… Сами пошли к дьяволу, придурки!!

     – Зато только взгляни назад — как славно они отцепили от нас весь парадный эскорт! Чудо-маршрут… Командор, что скажете?

     – Чудес в нашем мире давно уже не случается, командир, времена Диснея канули в вечность… Но гипотетически Лео выбрала маршрут, который выбрала бы только она одна.

     – Согласен! Ком, связь с сержантом Румаркер есть?

     – Ни малейшего намёка, командир.

     – Ты ещё можешь её отследить?

     – Её «скаут» движется в направлении Восточного Бруклина… через пристенную зону Южного Бруклина…

     – Опасная зона, там сконцентрировано основное пристенное лазерное оружие. Думаю, она выходит прямо на наш маршрут, только со стороны Южного Бруклина — идёт нам навстречу.

     – Командор, почему вы думаете, что Лео выберет именно этот маршрут?

     – Её работа быть за спиной, идти последней — вряд ли у неё хватит ума на что-то большее. Сержант Румаркер такая непредвиденная и всегда такая предсказуемая.

     – Становится слишком опасно! — Зулу нервничал. — Глядите, сколько здесь этих ненормальных «кондоров»!! Этот район почище, чем вся полицейская свора Бэккварда!!

     – К тому же мы притащили за собой хвост, чем окончательно вывели «городских кондоров» из себя, — довольно поддакнула Танго.

     – Меня больше волнует, что у Лео практически иссяк запас силовых патронов и закончилась энергия браслетных щитов, — хмуро констатировала Миша.

     Машина снова подпрыгнула, но на этот раз по другой причине: фургон на скорости влетел в темноту провала старой подземки… На хвосте у «голландца» висела не меньшая армия, чем вся гвардия Форта! Только состояла она теперь более чем из двух дюжин скоростных багги, которыми сейчас правили разъярённые до абсолютного бешенства отпетые негодяи человеческих и получеловеческих кровей — «городские кондоры»: любители грабежей и безжалостные убийцы — охотники-за-головами!

     – «Корветта» благополучно спустилась на приготовленном лифте на уровень наших туннелей и на автопилоте возвращается в бункер, — доложил Ком. — До точки контакта с нашим лифтом десять минут… уходим от преследования в направлении Центрального Супермаркета…

     – Это никогда не закончится!! — возопил Красавчик.

     – Ну что ты, лейтенант, не печалься — скоро будет привал, скоро будем отдыхать.

     – Андрей, у меня снова начались пульсирующие боли в руках.

     – Опиоидные и наркотические анальгетики при существенной передозировке могут свести тебя в могилу, Красавчик. Но внутренний запас энергозащиты твоего организма на пределе, нужно срочное хирургическое вмешательство.

     Мальчишка-генокер завис над ухом полковника:

     – Гэбриэл, у нас назревает серьёзный некроз.

     – Понятнее, Андрей?

     – Хорошо, буду говорить простым человеческим языком: правая кисть лейтенанта отомрёт за час-полтора только так, если мы не обеспечим нужного хирургического вмешательства. Помимо всего остального у него довольно серьёзное сотрясение человеческих мозгов… Так понятнее?

     – А физирефактор?

     – Справится, но тогда мы можем получить не совсем тот конечный результат, на который можем рассчитывать ещё сейчас: система — это только машина, она всё сделает правильно, но по своим правилам, а не по нашим. К тому же оба физирефактора сейчас заняты, если вы этого до сих пор не заметили, полковник.

     – Понял тебя, мой мальчик. А что Чукки?

     – Полное энергетическое истощение организма, её срочно надо переложить под стационарный физирефактор.

     Гэбриэл вздохнул:

     – Зулу, поднажми… Ком, данные по сержанту Румаркер!

     – Только те, что получены до точки входа нашего борта в метро: два квартала до входа в подземку — сильный обстрел со стороны «городских кондоров», Лео не отвечает на обстрел — продолжает на предельной скорости выводить свой «скаут» чётко по нашему маршруту, связи нет… Внимание!! Обстрел усилился, нас пытаются обойти сбоку.

     – Ну всё! Достали! — Зулу так завернул фургон вбок, что ближайший багги втёрся в стену метро и пошёл скрежещущим юзом прямо по ней.

     – Не стоит размазывать их по стенам, сержант, мы теряем скорость! Они для нас не самоцель… Да отцепись ты от них, Зулу!! Это приказ!!

     – Жаль, что нельзя открыть задние двери, в машине много людей и раненые, да и бомбочка в старом метро может нас вместе с баггистами похоронить заживо… Ах, жаль, жаль! — это были искренние слова сожаления: перспектива отправить на тот свет с десяток «городских кондоров» представлялась весьма и весьма заманчивым леденцом для «адского берета».

     Гэбриэл обернулся в салон. Миша сидела сразу за ним с нескрываемо уставшим видом, капитан и священник лежали на медполках под крышкой физирефактора, Мэлвин не сводил глаз с Чукки, Красавчик полулежал на последнем сидении, откинувшись затылком на спинку мягкого кресла и бесконтактно бросив «потерянные» руки на свои колени… и только Танго сидела за последним креслом на крышке фургонного унитаза, сжимая обеими руками свою протонную пушку и напряжённо прислушиваясь к лазерным ударам по задним дверям фургона.

     – Танго, как твоя челюсть?

     – Такое, — отмахнулась лейтенант. — Заживёт как на Лео: протомаска лучше любого хирурга.

     – Ага, — Андрей был мрачнее тучи, — отец тебе устроит хирургические разборки в полном объёме!

     – Не устроит, — огрызнулась Танго. — Кто ж тогда с Красавчиком будет возиться, если не я.

     – Командир, машина идёт на полуавтомате — следите за картой маршрута.

     – А я что, по-твоему, делаю, кретин?!

     – Напоминаю, командир: поворот направо в тридцати ярдах впереди.

     Зулу вырулил в отводной, всё ещё широкий, но сильно разрушенный туннель. Машину сразу же стало трясти, как на ухабистой дороге, но для багги такие непроходные туннели были что стрелять в рыбу в бочке.

     Скорость фургона заметно упала, и багги обнаглели вконец, вплотную подсев на окна «голландца».

     – Надо поснимать этих дурных оглоедов со своего хвоста — иначе они не дадут нам спокойно дойти до лифта. Мэлвин, дай что-нибудь попроще, чтобы случайно не разрушить потолок туннеля над собственной крышей.

     Мэлвин протянул полковнику М16.

     – Ком, правое окно!

     Гэбриэл высунулся в открытый проём вместе с винтовкой и тут же получил лазерным импульсом по лицу. Но джи-ай вынес такой удар, как и положено: полковник почувствовал болезненный укол в щёку — как будто его укусила злющая африканская пчела-убийца.

     За фургоном неотступно следовала длинная цепочка багги «городских кондоров», уверенно несущихся по полуразрушенной шахте, и отставать они ни при каких обстоятельствах, похоже, не собирались — это были всецело их владения, и здесь они были полноправными хозяевами.

     Фургон шёл по искорёженным рельсам, поэтому по-прежнему страшно трясло. Гэбриэл дал длинную очередь по колёсам ближайших багги… Одна из машин подскочила вверх и, ударившись носом о потолок метро, вся в огне ушла назад — над головами позади несущихся. Но идущих следом багги это не остановило! Они проскочили прямо через шальное пламя и понеслись дальше за уходящим вперёд фургоном.

     В это время, где-то далеко позади, раздался сильный и неприятный хлопок — в зрачках полковника отобразилась тень дальней розово-голубой вспышки.

     – Они её достали! — прохрипела Танго в никуда.

     – Криобомба, — расплющила тяжёлые веки Миша. — Она бросает её только себе за спину.

     – И на «скауте» у неё их две! Хотя док ей категорически запрещает пользоваться криобомбами.

     – Ей запретишь…

     И точно в унисон подключился голос бортового компьютера:

     – Сержант Лео Румаркер в шестидесяти ярдах за нами… приведена в действие криобомба…

     И почти сразу, уже в ярдах сорока позади фургона, раздался новый мощный и быстро нарастающий голубой взрыв. И прежде чем Гэбриэл успел запрятать голову обратно в машину, он увидел, как дальние багги точно игрушечные самокатики закувыркались в воздухе, накручиваясь друг на друга, как мясной рулет, слой за слоем. По туннелю впереди фургона пошли гулять крутящиеся ледяные волны направленного резонансного действия.

     – Матерь Божия! — выкатил глаза на лобовое стекло Зулу.

     – Сейчас нас шибанёт на полную под самый зад: у Лео на «тяже» патроны на «Кустику» с чёрной крышкой.

     Только Танго сказала своё последнее слово, как на фургон обрушился огненный камнепад из исковерканного и взрывающегося прямо в воздухе металла. Несколько кусков развороченных багги протащило над крышей «голландца» и понесло вперёд по шахте метро. Но и фургон, подталкиваемый сзади несущимися обломками машин, что называется, полетел на всех восьми колёсах вслед за горящими кусками металла. По всему корпусу «голландца» кровавым пульсаром разливались красно-синие волны, уходящие вперёд по туннелю.

     – А у неё больше нет протощита на браслете, — вздохнул Андрей.

     – У неё драконье пальто… и штаны, и ботинки на «живой коже», плюс тяжёлый байк что танк, и вообще, разошлась как никогда, — Миша снова прикрыла тяжёлые веки. — Осадить бы не мешало, да некому.

     Ком не стал ждать милостей от тугодумных человеческих мозгов — в подобных случаях всё управление по защите машины он автоматически перебирал на себя:

     – Обеспечена полная герметизация фургона… работает силовое поле второго протощита… до точки переброски триста двадцать ярдов… энергия «голландца» вычерпана на девяносто три процента… у следующего за нами «скаута» система защиты выведена из строя на сорок процентов…

     – Всего-то, — мрачно отозвалась Миша.

     – …сержант Румаркер получила сильные наружные повреждения… внутренние запасы жизнеобеспечения биоорганики сержанта вычерпаны на восемьдесят один процент…

     – Это просто безобразие!! — возмутился Андрей. — До такой степени себя вымотать под завязку!! Байк бережёт, а себя нет!! Отец порвёт нас всех на бинты!! И мы с полковником Харрисом будем первыми!!

     – Держу пари, не дотянет даже до лифта…

     – Принимаю! — Миша даже не открыла глаза. — Свалится за пятьдесят ярдов до дверей бункера.

     – На что? — оживилась Танго.

     – На «по морде»!

     – Принимаю!! Готовь морду!!

     – Разбежалась… — Миша даже слегка улыбнулась.

     – До точки переброски сто восемьдесят ярдов… поле за нами как слеза — следом идёт один «скаут».

     – После такого нокаута…

     – Нокаут будет в гараже!! — отозвалась Танго.

     – Схвачено!!

     – До точки переброски сто пятьдесят ярдов…

     – Давно я тебя не лупила, «адский берет».

     – Поцелуй меня в зад!.. «кракенша»…

     – Укуси себя за хвост!.. «анаконда»…

     – До точки переброски сто ярдов…

     – Ласты не склей раньше времени, морпехота… яд на «дьявольских псов» плохо действует!

     – Зубы не растеряй до переправы, ниндзя хренова… челюсть вот-вот отвалится!

     – Прекратите!! — не выдержал Андрей. — Обе!!

     – Полковник, сержант там ещё на колёсах?! — поинтересовалась за свою ставку Танго.

     – Есть такое дело, лейтенант! — ответил за Гэбриэла Ком. — Пятьдесят ярдов до лифта…

     – В лифт она заедет на своих ногах, можешь не сомневаться, синюшная гадюка, — вяло скинула в сторону своего лейтенанта Миша.

     – Двадцать ярдов… А я возьму и «накапаю» сержанту про все ваши выходки!

     – А по морде?!! — в один голос прорычали полковник и лейтенант.

     – Молчу-молчу, а то по морде схлопочу… — обиженно-хитро отозвался Ком.

     Машина наконец-то встала на ровной поверхности, дальше хода не было.

     – Дверь лифта заблокирована почившими вообще не в мире «кондорами»… придётся, детвора, попотеть всем на попа!

     – Чего?!! — прорычал Зулу на своего не в меру разболтавшегося бортпомощника.

     – Осторожно, в туннеле кислородное голодание! Используйте протомаски ваших джи-ай, джентльмены.

     – А с лопатами у нас туго, — вспомнил Андрей.

     – Придётся разгребать вручную, — по делу сориентировался Ком.

     – Я пас лопатить! — Танго заскочила в мягкое кресло, сцепив руки на груди. — Пусть другие горбатятся.

     – Без меня… задрючилась я что-то сегодня к японской матери, уходилась к херам собачьим, — Миша даже не стала разлеплять своих тяжёлых век.

     – Ком, где мы? — спросил Гэбриэл.

     – Под Центральным Супермаркетом, командир. Вход в лифт, на котором вы поднимались шесть с половиной часов назад, всего на пару уровней выше.

     – Андрей, ты как?

     – Я могу вообще не дышать в спокойном режиме двадцать минут, в рабочем — десять.

     Гэбриэл посмотрел на свои часы:

     – Скоро полдвенадцатого… прошло всего несколько часов, а такое впечатление будто прожита целая вечность.

     – Поторопиться бы, — напомнил мальчишка-генокер, — Красавчик вырубился!

     – Ком, мы можем покинуть фургон?

     – Да, полковник Харрис, за вами всё чисто… позади встал «скаут» сержанта Лео Румаркер.

     – А вот и тяжёлая артиллерия подкатила на оплавленных колёсах и в дымящейся шкурке песчаного дьявола… м-да, здорово сержанта потрепало. Зулу и Андрей — со мной на разборку завала!

     – А я? — спросил Мэлвин.

     – Сторожи собаку, капитан, — Гэбриэл передал винтовку Мэлвину.

     – Приказ принят, полковник!

     – Чего? — Зулу посмотрел на полковника. — Какую ещё собаку?

     – Пса-охранника Чукки — слышал про такого?

     – Держи! — Миша бросила на ноги Зулу свой «морпех». — Без протомаски кислородное голодание проглотит тебя за две минуты.

     – «Чернокракенский» хаер… гы-гы!!

     Ехидное сипение за спиной Зулу резко развернуло его назад.

     – Хватай, сержант! Голыми руками тут не обойтись, тот конец лопаты используешь как багор, — Андрей сразу же пресёк вражеские поползновения сержанта в сторону Танго и протянул ему две сапёрные лопаты облегчённого типа. — Занычка, знаю я вас…

     – А зачем мне две лопаты?

     – Одна для Лео! — ответил за Андрея Гэбриэл.

     Все трое вышли наружу — двери фургона сразу же за ними закрылись: бортовой компьютер благоразумно экономил внутренний запас кислорода.

     Из-за фургона показалась прокопчённая дымящаяся фигура пэпээсницы практически в рваном тряпье, её глаза всё ещё закрывали «солнцезащитные очки» уже здорово навернувшегося «песчаника».

     – Командир… у нас всё в порядке? — Лео попыталась вручную снять спаявшиеся прямо на глазах защитные щитки — те кое-как отлипли от повисшей клочьями протокожи маски джи-ай и рассыпались прямо в запёкшихся чёрной «стекловатой» обгорелых пальцах пэпээсницы.

     – У нас всё в тактическом порядке, чего не скажешь по твоему виду, сержант Румаркер… Ладно, бери лопату, сержант, и на завал! Нам нужно поскорее добраться до бункера: капитану Рур и лейтенанту Квинси нужна срочная медицинская помощь.

     – Приказ понят, полковник! — прохрипела Лео, взяв протянутую Зулу лопату, и вместе с ним пошла на завал.

     – Её как-то странно шатает, тебе так не кажется, Андрей?

     – А чего вы хотели, Гэбриэл? Она же вычерпала себя без остатка! Если её не пристукнуть по голове, она сама свалится от изнеможения. Вот увидите, упадёт на полувзмахе и опять уйдёт в очередную двухнедельную летаргическую кому. Ей бы сейчас на руку нейростимулятор! Так ведь не дастся же… Ох и попадёт же мне от отца!

     – Я тебя прикрою, мой мальчик! Пошли…

     Зулу и Лео с двух сторон цепляли «звездочкой» своих лопат догорающие куски искорёженного металла и тащили их к стенам метро, подальше от тупика. Гэбриэл и Андрей вручную взялись за дело — с другого бока.

     За десять минут завал был практически полностью расчищен, но дышать по-прежнему было нечем: кислородная закачка туннеля была выжжена игрушками Лео основательно.

     – Гэбриэл… я задыхаюсь…

     – Сержант Инкейн, вернуться в фургон — бегом!!

     – Лео, ты как, в норме? — полковник поднял с земли брошенную лопату Зулу и вместе с пэпээсницей потащил последний кусок багги в сторону.

     – За меня не надо беспокоиться, полковник, до бункера дотяну на своих — четырёх…

     – Всё, ребята! — Гэбриэл махнул Андрею. — Хватит! По машинам! До лифта всего пару ярдов.

     Бросив в руки мальчишки-генокера лопату, Лео пошла к своему «скауту».

     Все вернулись в фургон… Гэбриэл достал сигару из бардачка и неспешно раскурил.

     – Командир, жду приказа, лифт поднялся на наш уровень.

     – Открывай быстрее, Ком!

     Глухая стена тупика разошлась в стороны — грузовой лифт освещался мягким голубоватым свечением.

     – Заезжай, Зулу… Лео?! — Гэбриэл высунул голову в окно фургона, все криотопы на сержанте и её байке успешно погорели.

     – Я за вами, полковник!!

     – Ком, что там «Ветта» Красавчика и как там наш проход по туннелю до бункера?

     – Я так глубоко не вижу, командир. Но уверен, «Корветта» в гараже…

     Через полминуты обе машины вышли из лифта и пошли назад по тому же маршруту, по которому выходили сегодня в город. Все молчали: чем ближе было к дому, тем выжатее чувствовали себя солдаты… Всем хотелось только одного — побыстрее запрятаться за стены бункера и откинуть копыта!

     Гэбриэл всё время посматривал в зеркало бокового обзора: лица Лео не было видно — оно «повисло» на стянувшихся по периметру головы остатках протокожи, но её «скаут» не отставал от фургона, следуя за ним на расстоянии десяти-пятнадцати ярдов…

     Где-то за сто ярдов до входа в бункер Гэбриэл на время потерял байк пэпээсницы из виду… Машина точно знала, где надо остановиться у глухой и ничем не примечательной стены полуразрушенного туннеля.

     – Командир, пароль! — напомнил Ком.

     – «Космос»!! — гаркнул Зулу.

     Двери бункера беззвучно разошлись в стороны голубым сиянием.

     «Корветта» стояла справа у самого входа, возле машины в своём инвалидном кресле дежурил профессор Румаркер.

     Зулу завёл «Летучего голландца» в ангар и поставил на прежнее место — на мужской половине… Гаражные двери бункера беззвучно сошлись на прежнее место.

     Гэбриэл выбрался из фургона, стараясь как можно приятнее улыбаться ужасно сердитому и всклокоченному старику:

     – Джон! А вот и мы! Сразу скажу — было весело! Но должен тебя тотчас поставить в известность: всё, что я хотел увидеть, я увидел. И с меня вполне достаточно того, что я увидел! Так что поздравляю, Джон, тебе всё-таки удалось меня уговорить: за твоё дело берётся Команда «Альфа» — теперь в пополненном составе из восьми человек. И не надо, не надо благодарностей, Джон… В общем, на один выход — больше, чем впечатлений! Но знаешь, Джон, твой давний друг — отец Климентий…

     Старик с остекленевшими глазами вцепился обеими руками в разболтавшегося полковника — его голос был еле слышен, а взгляд, полный замершего отчаяния, направлен в сторону только что закрывшихся дверей ангара… профессор задыхался…

     – Гэбриэл… Лео, моя девочка, она сбежала… одна, совсем одна…

     – Успокойся, Джон! Лео идёт за нами на своём великолепном танке! И, кстати, её байк действительно стоящая машина. И с ней всё в полном порядке — я тебе говорю… Сейчас она будет здесь. Сейчас! Сейчас!.. гм-гму… Пожалуй, я её встречу, а ты, Джон, займись пока ранеными, у нас есть слегка пострадавшие. Зулу, за мной! Андрей, подай фонари!

     – Фонари у вас на джи-ай, полковник, — Андрей уже катил к фургону каталку из ближайшей операционной.

     Сержант без слов понял полковника, перекидывающего через плечо лазерный автомат.

     – Я с вами, полковник! — Танго решительно двинулась к дверям ангара.

     – Двери — просто подержи двери ангара открытыми, лейтенант, дополнительный свет нам не помешает.

     – За тобой должок, — Миша уже перетаскивала из машины на гаражный стол беспамятную Чукки.

     – Понятное дело, — кисло просипела Танго.

     Кодовым «ключом» Гэбриэл снова открыл гаражные двери бункера, и они с сержантом нырнули за поворот туннеля.

     – Миша?

     – Пусть идут одни, лейтенант: мужчины должны знать, что они мужчины, и верить в то, что мы верим в них… Выполняй приказ командира, Танго!

     Фонари двух джи-ай высвечивали жутковатое мёртвое пространство сгущённой до безотчётного страха черноты.

     – Туннель, шахта, подземка… и ни одной крысы!

     – Какие крысы, Зулу? Их давно сожрали подземные монстры… Ты же сам видел, крысы теперь обитатели исключительно верхнего города, как и люди. Туннели, когда-то проложенные людьми, теперь всецело принадлежат генетическим монстрам… Да где же она?! Ведь должна была быть следом за нами — я же вёл её «скаут» почти что до самого бункера.

     – Хлопот с этой психопаткой, Гэбриэл… Нахлебаемся мы ещё горя — вот увидите! Наверняка уже успела встрять в какую-нибудь историю, с ней одни хлопоты.

     – И это только начало, Зулу, только начало… Вот они! И Лео, и её «скаут».

     Свет «шахтёрских» фонарей джи-ай выхватил из темноты отсвечивающееся потрескавшееся пятно бортового компьютера её байка всего в нескольких ярдах впереди. Мотоцикл лежал под стеной туннеля, его хозяйка без движений тоже лежала на боку лицом вниз — её левая нога была прижата всем весом байка, но вряд ли Лео сейчас могла чувствовать его вес. Зулу закинул автомат за спину и потянул в сторону дымящийся мотоцикл. Гэбриэл перевернул Лео и приложил ухо к её груди, и ему показалось, что на него повеяло могильным холодом… и всё же сердце билось — очень медленно, рваными неровными скачками, но оно билось, а это было сейчас главным…

     – Ярдов восемьдесят не дотянула до бункера… Да, без нейростимулятора ей точно нельзя быть! Поднимай «скаут», Зулу, покатишь его вручную: меньше шума — больше шансов не напороться на какую-нибудь прожорливую тварь… Мда-а, веса-то в этом солдатике, наверное, меньше, чем в «Кустике» Миши.

     Гэбриэл закинул Лео на плечо и поспешил обратно! Зулу молча покатил за ним байк, превратившийся из ультра-чёрного в чернильно-закоптившийся.

     Танго держала двери, поэтому внутреннее освещение бункера было как спасительный маяк на берегу для потерявшихся кораблей в ночи безбрежного океана.

     – Док, они возвращаются.

     – Гэбриэл!!

     Полковник и сержант зашли в ангар, и Танго следом за ними сошла с порога автоматических дверей… Профессор тут же вцепился в Гэбриэла!

     Вся команда уже выползла из фургона, и вид у этих потрёпанных до основания солдат, честно говоря, был просто катастрофическим. И всё же каждый держался на плаву в меру своих физических и волевых возможностей.

     Даже пришедший в себя Красавчик с безвольно повисшими распухшими синими кистями, сгорбатившись, стоял у своей «Ветты-детки», прислонившись к её борту и мучительно, но даже счастливо улыбался.

     – Гэбриэл, кажется, ты всерьёз увлёкся новым делом: перетаскиванием сержанта Румаркер с одного места на другое.

     – Как с писаной торбой, — ехидно поддакнула сзади Танго.

     Красавчик сгорбатился ещё больше:

     – Да, Гэбриэл, это у тебя такой план?.. или новое хобби?..

     – Шутишь, значит, ещё не умер!

     – Да что со мной станется?.. не первый раз подыхать…

     – Это точно, Красавчик! — полковник положил Лео на второй свободный стол возле клетки отчаянно отфыркивающегося Феди. — С ней всё нормально, Джон! Просто сломался её «М-щит», и ей немножко не хватило силёнок дотянуть до ангара.

     – Господи, моё дитя, моя девочка, — профессор погладил Лео по повисшему протоклочьями безжизненному лицу… глаза пэпээсницы были полуоткрыты, полная чернота в них просто пугающей.

     Профессор приложил большой палец к разбитому дисплею наручного браслета Лео — проторастяжки расцепились, и браслет раскрылся. Профессор нащупал пульс на запястье Лео — с его глаз, не переставая, текли слёзы душевного страдания:

     – Я так и знал, я так и знал… Я опять не смог тебя остановить, моё непутёвое дитя!

     Андрей подошёл к своему создателю и обнял его:

     – Отец, не плачь, с Лео не всё так плохо. Твоя помощь нужна сейчас другим — прошу тебя, отец.

     Старик еле заставил себя оторваться от руки своей внучки, он вытер глаза и повернулся к своему сыну:

     – Мальчик мой, отнеси Лео во вторую реанимационную лабораторию и подключи её к аппарату полного цикла жизнеобеспечения.

     – Отец! Почему не в твою лабораторию?

     – Потому что теперь она будет вместе со всеми. И не спорь со мной, Андрей! Неси Лео во вторую лабораторию.

     – Я сам отнесу, Джон! Помоги Красавчику и Чукки, и ещё — отец Климентий… Андрей, бегом за мной!

     Полковник понёс пэпээсницу во вторую лабораторию профессора… На обратном пути Гэбриэл заскочил в столовую за сигарой и через минуту снова вернулся в ангар:

     – Джон, Андрей подключает Лео к физирефактору… Кто дальше?

     Миша и Танго уже переложили священника на операционную каталку, которую мальчишка-генокер притащил из хирургической.

     – Гэбриэл, отца Климентия во вторую реанимационную — под полный реаниматор! Его мозг ещё жив, но тело уже мёртвое… Вы сделали для него всё, что сделал бы я сам. Мы не можем спасти его жизнь, но мы можем с ним ещё попрощаться, достойно попрощаться.

     – Последний слуга Бога покидает город, — Мэлвин поднял глаза на каталку, его руки держали обе кисти бесчувственной Чукки.

     – Распятый бог, — Красавчик чувствовал, что теряет сознание, — распятые рабы…

     Гэбриэл молча покатил каталку во вторую лабораторию.

     Андрей только что полностью раздел Лео и теперь сосредоточенно подключал её к системе — для него это была обычная работа чуть ли не с рождения: четырнадцать лет медицинской практики и строгой выучки его отца-гения сделали из мальчишки-генокера профессионала высшего порядка.

     – Сюда его, Гэбриэл, перекладываем на крайний стол! Отец сказал подключить священника к системному реаниматору?

     – Да, но я так понимаю, это отцу Климентию уже мало чем поможет.

     – Главное — забота! Мёртвые тоже нуждаются в любви и понимании: у души нет срока давности… Идите, идите, Гэбриэл, я справлюсь тут сам. Вы нужны там! Вы — их вера и надежда…

     Полковник, уже заворачивая за двери лаборатории, мельком обернулся и успел заметить, как Андрей снова развернулся к Лео и погладил её по растрёпанным волосам.

     – …и любовь, Гэбриэл Харрис… и ещё — любовь…

     Гэбриэл поспешил в ангар… Сейчас Джон был рядом с Чукки: она открыла глаза, но это вовсе не означало, что её состояние нормализуется, — кажется, и её сейчас профессор заставит переложить на реанимационный стол.

     – Федя, моя Федя…

     – Твоя крыса как никогда здорова и упитанна! — Танго склонилась над лицом Чукки.

     Профессор слегка оттолкнул настырную Танго:

     – Твоя Федя жива и здорова! А вот тебя, детка, потрепало на славу, если даже кью-1 не смог как следует уберечь твоё тело от энергетической перегрузки всей биоорганики. Так себя замучить — даже «третий глаз» не работает. Как можно было довести себя до такого насильственного мазохизма и полного энергетического истощения? Ах, Миша, Миша, таки не уберегла нашу вещунью… Гэбриэл, неси Чукки на третий реанимационный стол.

     – Я сам!! Я сам, — Мэлвин аккуратно на руках потащил своё новообретённое сокровище в указанную лабораторию.

     Гэбриэл пошёл с ним, чтобы убедиться, что капитан не понесёт Чукки куда-нибудь в столовую или прямо к себе в комнату.

     – Господи, у меня всего четыре стола в реанимационной лаборатории!

     – Не прибедняйся, Джон, — хрипло отозвалась Миша с подножки «голландца». — Были бы пациенты — столы найдутся.

     Профессор прерывисто вздохнул и пальцем поманил к себе скорчившегося у своей «Ветты-детки» Красавчика.

     – Так-так, так-так… Мистер Руп Квинси, сделайте милость старому доктору, идите сюда, милый вы мой роботочеловек… будем распинать вас, коли ваш черёд…

     – Почему как распинать — так сразу меня?!

     – Наверное, потому, что тебе, Красавчик, предстоит занять в ближайшие три минуты последний свободный стол во второй реанимационной лаборатории: вид у тебя, лейтенант, совсем никчёмный… Совсем!

     – Что, хуже всех? — вяло пошутил Красавчик.

     – Хуже! — твёрдо ответил профессор.

     Возвращаясь назад в ангар, ещё с коридора Гэбриэл и Мэлвин услышали несдержанные стоны Красавчика и нервные крики профессора.

     – Мистер Квинси, не выкручивайтесь как маленький: мне всего лишь надо слегка прощупать вашу кисть!! Вы только посмотрите, голубчик мой, во что вы, интеллигентнейший человек, превратились всего за каких-то несколько часов — и штанов-то на вас почти не осталось!!

     – Штаны, док, это ещё не всё в мужчине… Ой-ёй!! Сжальтесь!! Больно же!!

     Гэбриэл прислонился к коридорному косяку и потянул сигару из кармана куртки — силы постепенно изменяли и ему. Красавчик сидел на длинном столе гаража — перед ним стояла коляска профессора.

     – Вот и хорошо, вот и отличненько, что болит!! Болит, батенька, значит, ещё живое — значит, будем чинить и эту руку, а не отрезать и отращивать новую.

     – Нет!! Нет!! — задёргался Красавчик. — Я не хочу больше жить!! Убейте меня, док!! Здесь и сейчас!! Лучше сразу пристрелите!!

     – А он и вправду бессмертный: ничего его не берёт, — скрестив руки на груди Танго стояла возле Миши — её лицо после мордобоя стало синюшным и распухшим даже под протомаской, но на её характере это никак не отразилось.

     – Этот не очень мозговитый, но честный солдат, как по мне, так первое стоящее «кино» в твоей жизни.

     – Да ну?

     – Нацепил адский берет на голову, научись ещё и терпеть, как «адский берет»!! Что за позёрное хныканье, Красавчик?!

     – Не хочу отрезать — не буду!! Одну уже отрезали и пришили!! А она снова вон какая, как и эта — чёрная, неживая, мёртвая…

     – Тебе не на что жаловаться, друг мой: Танго — лучший нейрохирург во всей оставшейся Америке… после меня, конечно.

     – Это не Америка — это преисподняя, док!

     – А я согласен с Красавчиком! — Мэлвин сел на стол рядом со своим несчастным другом. — Без гранатомёта лично я из вашего дома больше ни ногой, профессор.

     – Мы объехали весь город — с нас вполне достаточно того, что мы видели, — поддакнул своим, сидящий на полу возле своего фургона Зулу, «морпех» он сразу же вернул Мише, как только занесли Лео в гараж. — В этом городе больше делать нечего! А мы были везде: Центр, стена, ворота Форта, Бруклин… и этот Бруклин — грязный, трупный, чокнутый… Я увидел достаточно, чтобы констатировать: этот город проклят!!

     Мэлвин согласно закивал:

     – Это правда — мир стал так мал и так скучен.

     – Ага, это совсем не тот мир, в котором стоит задерживаться… Вау-ууу!!!

     – Да перестань уже так кричать и дёргаться, Красавчик!! Иначе не стану даже возиться с тобой — отрежу кисть к чёртовой матери и всё!!

     – А почему нельзя отрастить мне новую кисть прямо на мне, прямо из меня, как у генокеров?! Ведь мы, человеки, с ними как бы из одного теста слеплены.

     – Из одного пальца, а не из одного теста! — профессор сердился на плохо переносящего болевые ощущения Красавчика. — Вот именно, что «как бы» и не дальше этого. Генокер — новейшая модель усовершенствованного хомо сапиенса: генетически смоделированные и регенерирующие их тела клетки — это клетки-мутанты, которые в нашей органике пока что не приживаются, хвала Отцу Небесному! Или ты, Красавчик, жаждешь трансформироваться из себя, любимейшего, сразу в кибер-генокера?

     – Я что, похож на умалишённого?!

     – Ты в зеркало на себя когда в последний раз смотрел — хомо сапиенс?!

     – Ну и шутки у вас, док… Вау-ууу!!!

     – Ну всё!! Ты мне в печень как надоел своими игрушечными капризами… Так, правую руку нужно собирать по новой! Лицо штопать тонким лазером! Ноги зашивать! Спинные гематомы выводить нахрен! Ох, кто-то мне за всё это повальное безобразие ответит…

     – А левую, док?! Вы забыли про левую руку!!

     – А что «левую руку»?! С левой, конечно, проблем прибавилось — но! Новую титановую кибер-шину и вперёд — заколачивать гвозди!! Кстати, это новое кибер-оснащение тебе очень даже к лицу, Красавчик.

     – Особенно к лицу, док!

     – Подлецу всё к лицу, — и себе подначила Танго.

     Андрей остановился возле полковника:

     – Почему не везут Красавчика, Гэбриэл?

     – Сейчас, мой мальчик, перекинем и его на борт — секунду.

     Мэлвин щёлкнул пальцами:

     – Где-то бушуют под грозами джунгли, солдат с автоматом вернулся и с другом…

     Зулу махнул кулаком:

     – Опять этот Псих стихами заговорил!

     – С Новым Годом!!! — запрыгал по гаражу Мэлвин. — С новым счастьем!!!

     По всему криобункеру разнёсся серебристый перезвон настоящих старинных часов, что стояли в Большой Библиотеке. Гэбриэл первый раз слышал, чтобы они отбивали время.

     – Особенно — с новым счастьем, — скривился Красавчик.

     – Ох, я голова! — совсем забыл… Танго!! Миша!!

     – Всё готово, Джон!!

     Миша уже вытащила откуда-то из-под стола ящик с высокими фужерами, в руках Танго хлопнула пробка от шампанского!

     – Гэбриэл, сюда, сюда!! Скорее разбирайте фужеры — скорее!!

     Ещё пятый удар не отзвучал, а у каждого в руке, кроме Красавчика, уже был фужер с шампанским.

     Профессор поднял свой фужер:

     – За Команду «Альфа»! За жизнь, за будущее и за любовь! Пусть этот Новый Год станет вашим первым — в череде многих и счастливых в новой жизни! И пусть нас помнят те, кто ушёл от нас навсегда… С Новым Годом, друзья!!!

     Хрустальный перезвон чешского богемского хрусталя отозвался в сердцах людей сладко-горьким эхом их настоящего и такого непредвиденного теперь будущего… Последний удар часов слился с дружескими объятиями и искренними поцелуями всех этих одиноких и обездоленных солдат-сирот, собравшихся воедино по воле самой пророчествующей Судьбы.

     Танго стукнулась двумя фужерами сразу и поднесла один из них к губам лейтенанта:

     – Пей пока пьётся, Красавчик! Завтра — это только завтра.

     – Значит, я могу рассчитывать ещё на сегодня?

     – Как дам сейчас больно…

     – Ой! Гэбриэл! Спаси!!

     – Полковник! — Мэлвин упал на грудь Гэбриэлу и зарыдал настоящими детскими слезами. — Я отправил сегодня назад в Космос свой межгалактический корабль, ведь я — солдат Команды «Альфа»! Значит, я остаюсь на Земле — с вами, полковник.

     – Мэлвин…

     Миша, Андрей и профессор обнялись в едином порыве — они тоже плакали.

     Танго перестала щипать Красавчика и чисто по-братски чмокнула его в щёку… и ещё раз!

     – А ещё разочек? Третий — для полного счастья? Ну совсем маленький разочек, а то я через кожу твоего «адского» что-то плохо прочувствовал.

     – А так? Прочувствовал? — не долго раздумывая, Танго быстро и незаметно для профессора приложилась своей ладонью к затылку лейтенанта.

     – Ау-ууу!!

     – Мэлвин, уйди!! — сержант вылил половину шампанского из своего фужера на капот «голландца», обтёр голым предплечьем и с чувством припал к нему губами.

     – Зулу! Брат мой по духу и крови одной команды — не отталкивай меня! Поцелуемся!!

     – Забудь об этом, Мэлвин… Да отцепись ты от меня, чёртов Псих!!

     Танго сцепила на груди руки и встала перед Мишей:

     – Сразу или как?

     – Сразу! — Миша поправила на голове «морпех» и от души заехала Танго по синей морде кулаком. — Чтоб должок не заржавел, как якорные цепи.

     Танго улетела на другой конец ангара.

     – Развлекаются…

     – Развлекаются, — согласился со своим сержантом Гэбриэл.

     Миша как ни в чём не бывало развернулась к полковнику:

     – Вот так, медленно умираешь и вдруг тебе дарят целый призрак надежды… и пусть это только надежда, но, как оказывается, мы в ней нуждаемся, мы — все…

     – Без надежды не бывает будущего… ведь если человеку не за что умирать…

     – То ему и незачем жить!

     – Согласен, командор!

     К полковнику подъехал профессор:

     – Гэбриэл, неужели у тебя в команде не нашлось места для одной Лео?!

     – Джон! Наверное, просто всему своё время. Сейчас уже слишком поздно для её прошлого и слишком ещё рано для её будущего… Наберись терпения, Джон! Положись на Бога.

     – Ты её бог, а твой Бог на Небе! Поэтому ты — посредник между ней и Богом! И если Лео не услышит тебя, она не услышит никого, и у неё не будет будущего, Гэбриэл, не будет.

     – Я тебе обещаю, Джон, у Лео Румаркер будет будущее, я никому не позволю лишить её будущего.

     Профессор внимательно посмотрел в глаза полковника и допил до дна своё шампанское:

     – Я тебя услышал, Гэбриэл! И ты дал мне слово.

     Танго, вроде ничего и не произошло, снова сидела рядом с Красавчиком и поила его шампанским… Профессор поставил пустой фужер на стол:

     – Красавчик, хватит лобызаться с Танго! Две синих рожи: кто где — не разберёшь… Хочешь сохранить руку, сию же минуту марш на операционный стол!!

     – А подарки?! — подскочил Мэлвин. — А подарки под ёлкой?!

     – Капитан, сначала реанимационная физилаборатория — для всех! А потом подарки под ёлкой! И даже праздничный ужин — для тех, кто ещё будет в состоянии праздновать.

     – Я!! Я в состоянии!! Не хочу на хирургический стол на Новый Год. Я буду вместе со всеми праздновать, танцевать и пить шампанское! Я даже готов снова подраться, снова в бой, снова на коня…

     Профессор мягко, но настойчиво сразу перешёл на непререкаемый русский:

     – Эх, Красавчик! Не блажи — не Князь Невский на поле брани: не погибни под мечом, что тебе не по плечу… Танго!

     Красавчик даже не успел сообразить, что к чему: медпистолет выдал ему в область шеи лошадиную дозу седативного анестетика. Красавчик сначала как кол застыл на своём столе с радостно-мученическим выражением на изуродованном лице, а затем как мешок завалился, что называется, даме на грудь.

     Танго поманила пальчиком сержанта — Зулу ничего не оставалось, как подойти к столу.

     – Бери его, понесём на четвёртый реанимационный стол. Док, я могу сама провести операцию? Доверите «шведское сражение» довести до победного конца?

     – Как?! Ты ещё не свалилась с ног, Танго?!

     – Я?!

     Зулу принял с рук на руки вырубившегося Красавчика.

     – Хорошо, делай! У меня полно других пациентов, — профессор резко обернулся в сторону затянутого в металл, но не менее потрёпанного Зулу. — Кстати, сержант-«голый король», как самочувствие?! Как у терминатора или как у быка на корриде?!

     Зулу сразу же отступил назад:

     – Как у быка! Только двух передних зубов лишили и в голове до сих пор колокольчики от ваших библиотечных часов.

     – Сейчас в лаборатории возьму образцы аутогенной десневой ткани, выделим стволовые клетки из зубов мудрости, используем для создания зародыша мезенхимальные и эпителиальные клетки, подключим к этому делу ультразвук, лазер и наноинженерию и к утру вырастим тебе новые собственные зубы, да ещё с протогенетической нитью, чтоб не так быстро выбивались в следующий раз.

     – Было бы неплохо… обойтись совсем без зубоврачебного вмешательства.

     – А вы знаете, профессор, — посекретничал на ухо старику капитан, — Зулу ужасно боится зубных врачей!

     – Я знаю, знаю, Мэлвин… Мы его положим на физистол и сделаем всё как надо. Стоп!! Всем!!

     Танго, уже было намылившаяся вести за собой Зулу, точно пойманный на горячем воришка, с крайним недовольством обернулась в сторону профессора.

     – Я слепой, но не дурной, — профессор подкатил кресло вплотную к Танго. — Куда?!

     – Туда…

     – Туда — куда? Мимо меня… А ну-ка, скажи что-нибудь членораздельное и желательно приятное для моих ушей. Не слышу!!

     Танго помялась с ноги на ногу, скривила лицо, но так ничего из себя и не выдавила.

     – Лейтенант? — Гэбриэл прищурился.

     – Но, сэр… — хотела было возмутиться Танго.

     – Ага!! Сломана челюсть!! Я так и знал, я так и знал!! Снимай берет — сейчас же…

     Танго стянула с головы берет и молча скосила вбок залитые кровью глаза — без протомаски, плотно удерживающей травмированную челюсть, говорить она уже не могла.

     – Ни других не бережёшь, ни себя… Не слышу!!

     – Умм… а!

     – Ума палата!! Снимешь с Красавчика свой «адский» — протомаску с лица до полного восстановления речи ни гу-гу!! Не слышу!!

     – Умгу…

     Профессор гневно ткнул пальцем в сторону длинного коридора!

     Танго махнула рукой, и Зулу понёс заснувшего лейтенанта следом за ней.

     Миша посмотрела им вслед и развернулась к полковнику:

     – С боевым крещением, Команда «Альфа»! Ну как он — первый день в Аду?

     – Выжили… — выдохнул Гэбриэл густым облаком дыма. — Так что, командор, мы уже у себя дома?

     – Так точно! — Миша приложила руку к «морпеху». — Вы у себя дома… командир!

     – Приятно слышать, — Гэбриэл отсалютовал полковнику Васильевой и скосился на профессора. — Джон, а что это Танго вколола нашему Красавчику, что он в один момент обратился в соляной столб?

     – Не волнуйся, Гэбриэл! Это всего лишь «гормон хирургического сна» — восьмидесятипроцентный седативный мелатонин. А теперь все за мной!! Все в ФЗ-лабораторию!! Вас всех сейчас же надо уложить на физистолы, часика через три-четыре встанете как новенькие.

     Но трое оставшихся в гараже человек за коляской профессора не пошли… В проходе коридора профессор оглянулся:

     – В чём дело?

     Первым к столу, где остались стоять три нетронутых фужера с шампанским, подошёл Мэлвин:

     – Знаете, профессор, я пока ещё не буду спать, мне не нужен отдых — прямо сейчас не нужен. Точно, точно! Я хочу посидеть за праздничным столом, я ведь больше сорока ёлок пропустил — целое состояние! И если честно, так хочется найти свой подарок под ёлкой… Ну я пошёл!

     Пока капитан говорил, он достал из-под стола ещё одну бутылку вина, хлопнул пробкой и наполнил ещё и свой фужер… При последнем изречении Мэлвин взял в руки два полных фужера, подошёл к клетке, вытащил сразу захрюкавшего от радости Федю и посадил себе на плечо. Поднял свои фужеры и с самым заумно-таинственным видом пошёл с ними куда-то по коридору — мимо профессора.

     – Знаешь что, Джон? Мэлвин он ведь, как Чукки, что на уме — то и на языке… А я как раз хотела сказать тебе, что уже сказал за меня капитан: у меня ещё достаточно физических сил, чтобы вместе со всеми посидеть, выпить и поднять ещё парочку горячих тостов — за живых и за мёртвых.

     Миша проделала тот же самый номер, что и Мэлвин, — один в один — только без «перекладывания свиней»… и, держа в руках два наполненных фужера, с таким же заумно-философским видом удалилась вслед за капитаном — мимо профессора.

     – Гэбриэл?!

     – Джон, оставь, пусть поступают, как считают нужным… Они все заслужили сегодня на праздник: они вернулись домой, они вернулись живыми, — Гэбриэл взял со стола два полных фужера. — А вот Зулу всё-таки надо отключить часа на четыре и срочно — он на пределе. И вообще, Джон, я собираюсь отмечать Новый Год отнюдь не на твоих лабораторных столах… Спать теперь совсем некогда, Джон, совсем некогда!

     – Некогда — это да, но мне нужно срочно поговорить с тобой, Гэбриэл: Бэкквард и его фортовская орава захватили мою квартиру в криохранилище, и конечно же наш разлюбезный генерал не поленился лично удостовериться в пропаже из старого криохранилища всей Команды «Альфа». Похоже, у нас начинаются по-настоящему серьёзные неприятности.

     – Можешь в этом не сомневаться, Джон! Сегодня мы бросили вызов лично Бэккварду, и в долгу, как ты понимаешь, он, естественно, не останется ни при каких обстоятельствах. Но сначала я зайду в лабораторию посмотреть, как там все мои, наши… А после операций и всего остального, ты мне всё расскажешь.

     – А второй фужер ты тоже несёшь всем?.. или всё-таки ей — одной?..

     – От тебя ничего не утаишь, Джон.

     – Кг-ггы-ггааа! Чёрт бы побрал эту немощь! Теперь уже ничего, ничего не утаишь, Гэбриэл: говорят, перед смертью человек начинает многое видеть совсем в ином свете, и уже не важно, какого цвета небо над головой… Оставь здесь свою сигару!

     Они вместе направились в лабораторию — в её реанимационное отделение. В плотно зашторенных боксах на четырёх хирургических столах, стоящих П-образно и на некотором отдалении друг от друга, за белыми пологами лежали четверо солдат — и у каждого стола находилось сейчас ещё по одному живчику вроде Гэбриэла.

     Профессор сразу же направился к крайнему левому боксу, полностью занавешенному от глаз посторонних. И оттуда был слышен только один голос — это был резковатый голос Танго.

     – Отнеси все его вещи в утиль и вали к доку Румаркеру — если, конечно, хочешь иметь собственные зубы. И ни к чему не прикасайся здесь!! Убирайся уже отсюда ко всем чертям… А, док! Я уже приступаю.

     Гэбриэл поставил фужеры на стол-тумбу у дверей и присоединился к профессору — нужно было выяснить, как теперь себя чувствует каждый член его команды: с прибавлением семейства, безусловно, прибавилось и ответственности.

     – И никуда не пропадай! Отнесёшь и возвращайся сюда, ко мне — это приказ, сержант!

     – Да… сэр.

     Полковник отодвинул полог — навстречу ему вышел ужасно недовольный Зулу, в руках он нёс вещи Красавчика.

     – Сержант, через минуту быть здесь!

     – Я понял, Гэбриэл, понял! Вокруг одни командиры…

     Танго была уже при всём боевом параде: белый хирургический комбинезон, докторская маска на лице, прозрачный, нашпигованный умными проводами и чипами шлем на голове прямо поверх её нового адского берета, тонкие — почти что невидимые хирургические перчатки на руках. Рядом аккуратно разложенные инструменты. Над Красавчиком поднятая крышка реанимационного физирефактора, из-под которой к обеим рукам лейтенанта, к его носу и рту тянулись разноцветные «рессорные трубочки».

     – Сменила «адский» на запасной, молодец — быстрее челюсть восстановится.

     – Док, вы же обещали…

     – Что за неизживная причуда — работать в одиночку! Это ж тебе не боевое задание по уничтожению дислокационной базы противника, а достаточно сложная хирургическая операция: тут иногда, знаешь ли, детка, нужна профессиональная консультация и помощь коллег по одному цеху.

     – В этом бункере я одна «анаконда» из всех моих коллег по «адскому берету», док!

     – Гэбриэл, как ты только с ними со всеми справился сегодня? Одна другой хлеще! Сплошной дурдом…

     – До-о-ок?!

     – Выучил на свою голову… Пошли отсюда, Гэбриэл! В команде этих двух мы с тобой точно лишние.

     Покинув этот наглухо отгороженный бокс, профессор всё же «чисто по-русски», но ещё разок заглянул за полог:

     – И с лицом, пожалуйста, как со своим собственным — поаккуратнее! Знаю я тебя, шутницу… А мужчины нынче на вес золотого запаса всего нашего Форт-Нокса — всего нашего Наноцентра.

     – Идите в баню, док!!

     – Ты слышал, Гэбриэл, нынче даже посылают по-русски… Но когда Танго углубляется в операционный процесс, это всё тот же проклятый чёрный рейнджер: лучше к ней не лезть — может и скальпелем пырнуть под бок… невзначай, конечно, в процессе боевой диспозиции, так сказать… Ага!! Ты вернулся, Зулу, какой молодца! Маршируй за нами с полковником.

     Все трое вышли в боковые двери хирургического реанимационного отделения — и прямо через первую хирургическую лабораторию прошли в ФЗ-кабинет восстановительной терапии: здесь, после сорока лет заключения в своих криокамерах, отживала и приходила в норму вся Команда «Альфа».

     Профессор твёрдо показал на крайний стол:

     – Раздевайся до трусов, Зулу! Всё с себя снимай и кью-1 тоже… Впрочем, тебе и снимать-то уже нечего — голый как есть.

     – Доктор!!

     – Ладно, ладно, не кипишуй… Ванна, вино, танцы — потом! Всё потом! А сейчас отоспишься пару-тройку часов, дашь своему организму хотя бы частично восстановиться после славного побоища на горах. А я пока возьму у тебя образцы зубного материала и поставлю в главной лаборатории на выращивание… Через несколько часов будешь уже с новенькими и главное — со своими собственными зубами! Поставим на место, вживим, прихватим и будет лучше прежнего! Бросай прямо всё на пол, Андрей это выжатое под завязку тряпьё уберёт сам.

     Зулу лёг на физистол — профессор прямо на месте взял нужные ему образцы.

     – А теперь спать, сержант, спать!!

     – А ужин?.. Гэбриэл…

     – Через пару-тройку часов, Зулу… Вот мы даже попросим нашего дорогого профессора, чтобы он нам сделал небольшую любезность — завёл будильник.

     – Это можно, — профессор выставил время на одном из дисплейных щитков. — А теперь спать!! Набираться сил и заживлять боевые ранения… Э-эх!!

     Профессор довольно проехался пальцами по запаянным рёбрам сержанта:

     – Прекрасная работа! Андрей делал?

     – Он самый, Джон, — кивнул Гэбриэл.

     Профессор загерметизировал крышку физирефактора и включил мониторинг сна — Зулу вырубился, как по приказу.

     – Я сейчас в своей лаборатории поставлю образцы тканей на копировальный рост. А ты, Гэбриэл, вот что сделай: прими-ка для начала душ — вид у тебя тоже так себе, знаешь ли. Сними малость стресс и ровно через пятнадцать минут снова встречаемся во второй реанимационной.

     Профессор уехал с образцами зубов к себе — в главную лабораторию, а полковник пошёл в ванную.

     Общая ванная для мужской части населения криобункера представляла собой довольно просторную комнату, состоящую из нескольких отдельных полубоксов: два писсуара, две туалетные кабинки, две раковины для мытья рук, одна большая ванна и один душ, и ещё — зеркала и шкафчик с халатами, полотенцами и даже массажными шлёпанцами. На полочках над раковинами было всё, что нужно для утреннего моциона любого мужчины.

     Гэбриэл сбросил всю одежду на два стула возле шкафчика и сразу же встал под тёплый душ. Джон был прав: на данный момент лучшего лекарства для его тела и души не нашлось бы во всём бункере.

     Через пять минут, ополоснувшись гелем для тела и вымыв голову кокосовым шампунем, Гэбриэл выключил душ. Выбрал в шкафу светло-синий байховый халат: сейчас именно этого небесного цвета так не хватало человеческим глазам, особенно после тягостного впечатления, полученного от первого экскурса по современному Индианаполису. Как следует побрившись, Гэбриэл пошёл в свою комнату. Там переоделся и ровно через пятнадцать минут вошёл во вторую реанимационную лабораторию — следом за въехавшим туда на своей коляске профессором.

     – Гэбриэл, да на тебя приятно посмотреть: как всегда — с иголочки, как всегда пунктуальный до педантизма.

     – Командир — пример для подражания, Джон!

     – Согласен! Так, а как здесь у нас дальше дела?.. посмотрим-посмотрим…

     Профессор проехал мимо второго занавешенного бокса — сразу к третьему физистолу: Андрей кудесничал над телом Чукки… Мэлвин с Федей только мешали, но мальчишка-генокер и это мог стерпеть! Морская свинка, на редкость шустрый зверёныш, ползала по подушке и даже по лицу Чукки, довольно попискивая. Мэлвин всё время что-то бубнил и всячески пихался под руку Андрея. Но мальчишка-генокер, в полную противоположность Танго, всё это мельтешение выносил не только как истый стоик, но как показалось Гэбриэлу, вся эта здорово мешающаяся свита явно была ему не в новьё: за годы сотрудничества с такими трудными пациентами, как «дети» профессора Румаркера, мальчишка-генокер научился исходить из тех ситуаций, в которые его загоняли те или иные обстоятельства.

     – Отец, я подключил дополнительную систему бионической реанимации — функция «третьего глаза» восстановится по мере улучшения общего состояния Чукки. Сильнее всего пострадала именно голова: многочисленные ушибы, две серьёзные гематомы в надвисочных областях, мягкие ткани лица требуют повторного хирургического вмешательства — сейчас я сделал только главные стяжки, дали трещины лицевые кости, и сильно пострадала нижняя челюсть. Верхние и нижние конечности тоже на пределе своих функциональных возможностей. И всё же главное, как мне кажется, это наличие серьёзной проекции на скрытое заражение крови…

     – Сколько кубиков куппидона ты ей ввёл?

     – Шесть, отец!

     – А диты физитопа показывают давление семьдесят на триста шестьдесят… Значит — мало! Введи ещё три кубика и загрузи в систему на каждые полчаса ещё по два кубика куппидона.

     Мэлвин подскочил к коляске:

     – А это не опасно для жизни Чукки, профессор?

     – Куппидон — это очиститель крови, капитан: «голубая криокровь»… К сожалению, мы больше не можем обходиться без него в таких вот сложных ситуациях. Теперь невозможно принимать решение по принципу пятьдесят на пятьдесят, это стало слишком опасно для наших жизней. Ты же хочешь встретить Новый Год со своим новым другом — капитаном Чукки Рур? Значит, не будем полагаться на русский авось… Андрей, залатаешь лицо по новой — не нравится мне эта лазерная стяжка. И обязательно вплетёшь золотую протогенетическую нить во все швы на лице — пусть лучше сияет, чем станет хуже проказы.

     – Приживётся ли? — скептически заметил Андрей. — Тяжёлое вплетение, отец, сложное.

     – Зато надёжное! На ней — приживётся! На ней всё приживается… То же самое сделаешь с её конечностями и черепом: пусть система хорошенько поработает. Во все травмированные кости черепа вплетёшь золотую нить, как только снимется воспалительный процесс. И притуши надвисочные гематомы протокислородной связкой — слишком уж горячо сейчас в этой прелестной головке, ещё мозги закипят. И не забудь после вплетения сразу же натянуть на все конечности носки и перчатки кью-1, чтоб она сама могла ходить — без кибер-шин… Мэлвин! Хочешь помочь, сядь в кресло и успокойся малость. Чукки нужно немного отдохнуть — и от твоей неугомонной прыти в том числе. Если всё будет, как должно быть, через три часа Чукки будет уже на своих собственных ногах. Говорю, сядь, Мэлвин!! Иначе выставлю тебя вон из моей лаборатории. И забери Федю с подушки! Сколько можно мочалить лицо этой несчастной жертвы. Садитесь в кресло оба и спите, иначе обоих отправлю к Зулу на принудительное соседство… Пойдём к Лео, Гэбриэл! Хотя её может подлечить только само время. А так физиреаниматор знает своё дело не хуже самого отпетого анестезиолога-реаниматора.

     Профессор и полковник зашли за полог второго реанимационного бокса… Лео лежала под прозрачным, нашпигованным под завязку куполом физирефактора: через его полусферу хорошо было видно, какие приборы были подсоединены к голому телу пэпээсницы. Единственным покрывалом для Лео сейчас служил сам купол, перенапичканный всевозможными новшествами профессора Румаркера. На левом плече Лео уже стоял новый нейростимулятор.

     Профессор перехватил взгляд полковника, невольно косящегося на крылатую татуировку правого плеча его внучки:

     – Да, Гэбриэл, дети-«архангелы» — давно не нонсенс в нашем гибнущем мире… и время для них ничего не значит так, как для нас с тобой, для «древних», потому что они — другие, совершенно непохожие на нас, людей из мёртвого прошлого…

     – Но они и не генокеры, для которых время тоже понятие абстрактное… Скажи мне, Джон, почему генокеры такие сильные и выносливые? Они же — это мы, люди!

     – Всё просто, Гэбриэл. Ты же помнишь: мул — гибрид лошади и осла! Такой же по сути, а на практике? Вдвое сильнее и выносливее своих доноров. А скажем, укус гибрида паука? Опять же, вдвое смертельнее его родителей… Генокер — это гибрид человека и его заблуждений, его безрассудной игры в Бога.

     – Но ведь мул как гибрид бесплоден: он не даёт продолжения своего рода.

     – Точно, Гэбриэл, в самую точку! Но генокеры могут плодить свой род точно так же, как и мы, через технологии.

     Полковник тяжело вздохнул и решил поменять тему:

     – А ты не заморозишь своих подопечных таким вот видом — здесь совсем не жарко, Джон, а Лео всё-таки…

     – Голая? Это необходимость! Можешь зря не волноваться, Гэбриэл: физистолы обеспечивают оптимальную температуру конкретно для своего персонального пациента… Но мне приятно слышать, что ты всё-таки беспокоишься о Лео.

     – Джон, я беспокоюсь за каждого члена своей команды.

     – Да?! — старый учёный весь аж засветился. — Значит, ты передумал? И Лео теперь в твоей команде? В Команде «Альфа»?!

     – Угу… твоя взяла, Джон. Но давай без лишних эмоций, мы здесь не за этим!

     – Хорошо, хорошо, как скажешь, Гэбриэл, — профессор тут же радостно переключился «на другое». — Да! Только время, только время… Гэбриэл, я так рад, я так рад!

     – Джон, — полковник строго посмотрел на сияющего старика.

     – Что ж, — профессор перевёл взгляд на серое лицо своей внучки, — это единственный пациент в моей жизни, с которым никогда не знаешь наперёд, чем всё закончится: проснётся или нет, наступит переломный момент или смерть, наконец, возьмёт свою законную дань, вернётся оттуда — или уже нет…

     – А она там была?

     – На том свете? Конечно была — и неоднократно! Не выращивал я ей заново разве что хвост… Знаешь, Гэбриэл, однажды она спросила меня: «Деда, а почему люди так мало живут и так быстро сохнут — как цветы, как бабочки, как осенний лист, который сорвался с ветки и упал на мокрую землю?» Что я мог ей ответить? Ей тогда исполнилось только два года… Учёные в НАСА признали её «как неоправдавшую надежды прогрессивной науки». Конечно, куда ей тягаться с такой вершиной прогрессивного гения, как мул или генокер?! Они не поняли только одного: это не они, а она не признала их методов прогрессивной науки. Ей было просто неинтересно со своими одногодками и одноклассниками — зато она находила себе друзей по всем близлежащим подворотням. Она никогда не признавала насильственных исследовательских экспериментов, которые пытались проводить над ней учёные недоумки. Зато она стала мастером высшего пилотажа по автотехнике — без учителей и школ, своими мозгами — и только потому, что ей это нравилось. Она не запомнила в школе ни одного иностранного языка, зато прекрасно овладела русским, вслушиваясь в мою, порой совсем незнакомую для неё речь. И ведь самое главное, она имеет самый бесценный дар из даров, каким только может наградить космос своего ребёнка: когда она хочет, она понимает любой язык и вообще всё понимает — без перевода, без слов, без какой-либо помощи извне. Её космический эсперанто глух, но она всё слышит здесь — в самом своём сердце… Спи, моя девочка! И если никто не вытащит тебя из этого ада, я сам запакую тебя в одну из своих криокапсул, до лучших времён.

     – Глупости, Джон! Человек имеет право на свою собственную жизнь и тем более — смерть. «Ради смерти стоит жить!» — разве не этот девиз ведёт твою внучку через все испытания её собственной жизни… какая б она ни была — эта твоя «экспериментальная» инопланетянка…

     – Ах, Гэбриэл, Гэбриэл!.. как же всё сложно и как всё просто…

     – И не говори мне, что тебе удастся убедить твою неугомонную внучку спрятаться от этого мира за безжизненной оболочкой криокапсулы: для неё жизнь — это всё то, что есть вокруг неё, без твоих мечтаний о светлом будущем и райских кущах на другом конце Великой Пустоши.

     – Говорить?! Ей?! — профессор поднял глаза на полковника. — Гэбриэл, я и не собирался ей об этом говорить.

     – Ты не сможешь этого сделать, Джон! Это неправильно и это… не по-людски!

     – Убеди меня в этом, Гэбриэл, докажи мне делом, а не словами… Времени почти не осталось — ни на что. Нанотехнологии пожирают последние крохи человечества: «серая слизь», роботобригады, вышли из-под частичного контроля ещё во время Третьей Мировой. И то, что не смогли сделать космические игрушки, ядерные бомбы, психотронное и резонансное оружие, химические покрывала, вирусные эпидемии и генетические мутанты, — докончили за нас нанороботы! Скольких они превратили в послушных своему переметнувшемуся сознанию зомби и просто — в людей-мутантов, скольких они отправили на тот свет — отравив живую органику, вместо того, чтобы помочь ей, сколько безвинных умерло на «креслах разборки» — в страшных муках, пропустив через себя чудовищное видоизменение… Разве этого я хотел для своего детища?! Разве такой судьбы для тех, кто пережил эту страшную войну?! Никто не имеет права брать на себя роль Бога — никто, Гэбриэл! Мы — только Дети Неба! И наше дело жить, а не убивать, творить, а не уничтожать, сохранять наших детей для будущего, а не хоронить их под своими ногами…

     – Мы вторглись в запретные знания, вторглись без разрешения...

     – Ах, Гэбриэл! Распространение запретных знаний, до которых мы ещё не доросли, не только оказалось крайне опасным заблуждением для нашего мира, но и просто преступным по отношению ко всему человечеству... Они — эти дети, которые стали рождаться сорок лет назад: индиго-дети, Дети Солнца — они должны были спасти этот мир от собственного безумия. Но мы их опередили! Мы отправили этих священных детей на эту Последнюю Войну, заложив будущее уже их детей на алтарь Смерти, которая не знает пощады ни для кого. Мы сами, своими собственными руками, уничтожили не только своё будущее, но и будущее этих святых детей. Вот поэтому их знаменем сегодняшнего дня стал этот проклятый девиз: «Ради смерти стоит жить!»

     – Может… ещё не всё так плохо, Джон.

     – Ах, Гэбриэл, Гэбриэл! Здесь уже ничего нельзя исправить: слишком поздно! Но мы можем дать этот призрачный шанс на жизнь этим — самым последним из индиго-детей: Лео, Чукки, Танго, Мише… и ещё — детям Форта…

     – Миша мне сказала, я знаю.

     – Эти дети, Гэбриэл, самые необычные дети на этом свете: они — усовершенствованное новое человечество, но только от руки Творца, от дыхания Бога, а не от нашего гения учёных-убийц… Я устал, Гэбриэл, устал как сдыхающая собака. И я ничего уже не боюсь, особенно смерти. Но я боюсь за них — за этих Детей Вселенной. Если не они — то кто? Кто вернёт этой планете былое величие? Может — динозавры!.. трилобиты!.. генокеры!.. Я не знаю, кто там венец творения, но я знаю, что мы должны сделать с тобой всё, чтобы они получили законные права на свою собственную землю и свою настоящую жизнь. Наша с тобой жизнь уже давно не имеет ни значения, ни смыла: мы нарушили все Законы Вселенной, какие только можно было нарушить. Мы нарушили последний бастион небесного терпения — бастион человеческой этики, мы переступили черту, за которой нет будущего ни для кого. Мы — убийцы своих детей и внуков! И нет нам прощения, нет, Гэбриэл… кгг-кхкг-кгаа…

     – Джон, успокойся, ради Бога!.. возьми себя в руки…

     Полог откинула рука Миши:

     – Профессор! Полковник! Отец Климентий очнулся — должно быть, перед кончиной… И он назвал твоё имя, Джон.

     – Тише, тише, Миша, не надо никого волновать, только не надо никого волновать…

     Миша пригнулась к креслу профессора:

     – Да ты сам-то так не волнуйся, Джон, сердце не железное.

     Трое человек вошли за занавешенный полог крайнего реанимационного бокса… Миша плотнее задвинула тяжёлые глушащие занавеси и, присев возле священника, взяла его за руку:

     – Отец Климентий? Отец Климентий? Джон Румаркер здесь, с тобой…

     Бесцветные ресницы чёрных впадин глаз священника чуть дрогнули:

     – Джон…

     Миша сразу же отошла в сторону, а профессор вплотную подкатил свою коляску:

     – Клим?!

     – Дружище… это ты?

     – Клим, это я! Я тут, друг мой, тут — с тобой.

     – Джон… через шесть дней… поставка… наши — два генокера новой системы… с новым вирусом «серой слизи»: «человек-человек»… их не вычислит Чёрная Смерть… они пройдут… Миша их узнает — они из одной системы самоуничто… жени-яяя… как и она…

     Глаза священника закрылись. Дисплей физирефактора показал: стопроцентная смерть органики, человеческое тело реконструкции и воссозданию не подлежит.

     Полковник Васильева поднесла руку к своему «морпеху»:

     – Прощай, дружище… ты был моим единственным другом — там, наверху…

     Джон смотрел на своего старого и тоже единственного друга в этом городе и плакал, без единого звука: никто не должен был знать и видеть больше положенного — людям нужен был отдых.

     – Джон, — Гэбриэл положил руку на плечо профессора. — Всё, это конец! Дадим его измученной душе спокойно попрощаться с телом… Пойдём, Джон, пошли! Миша ещё побудет с ним, Андрей сделает всё, что положено.

     Миша так и осталась стоять на одном месте, неотрывно всматриваясь в чёрное лицо упокоившегося священника — он был третьим из них, кто знал эту тайну про Мишу. Теперь их осталось двое: Джон Румаркер и она — полковник Миша Васильева.

     Гэбриэл сам довёз профессора до его комнаты.

     – Гэбриэл, налей мне стакан водки, я хочу забыться.

     – Честно говоря, Джон, я тоже валюсь с ног. Полстакана — тебе, полстакана — мне! Поделимся по-дружески…

     Они подняли свои стаканы… Джон перекрестился перед тёмными образами в дальнем углу:

     – За наших друзей, которые уходят в лучшие миры. За друзей, которые покидают нас навсегда… Пусть упокоятся с миром и с нашей любовью к ним. И ещё, с Новым Годом вас, друзья! Будем праздновать все вместе: мы — отсюда, а вы — оттуда!

     – Джон, у нас мёртвый священник на руках…

     – Не будешь радоваться — ничего не добьёшься, Гэбриэл!

     Полковник поднял свой стакан:

     – Ты прав, Джон! За тех, кто ушёл от нас — их армия! И за тех, кто сегодня с нами — их единицы, но они стоят целых армий… С Новым Годом, Джон!

     Они выпили до дна… Профессор безвольно склонил голову, и Гэбриэл вынул стакан из его обессиленной руки.

     – Гэбриэл, я больше никогда не поднимусь наверх. Я остаюсь здесь навсегда — со своим прошлым и со своими старыми друзьями: их тени повсюду, они вокруг, они окружают меня и зовут за собой… Я больше не пойду наверх, Гэбриэл, никогда!

     – Я тебя понимаю, Джон. И поверь мне — то, что я увидел сегодня наверху, несоизмеримо ни с какими человеческими понятиями. Это даже не хаос — нет. Это и есть самый настоящий апокалипсис! Город-государство, город-кладбище, город-зомби… Ты прав: там, наверху, нет жизни! Я не знаю, кого я видел там, наверху, но это были уже не люди. И священнику очень повезло, что для него наконец-то закончилась эта страшная вечность под названием Тартар. Но если мы здесь останемся, с нами станет то же, что и с теми, кто наверху: мы превратимся в зомби или просто погибнем! Ты пытался убедить меня, что этот город всё ещё принадлежит людям. Но почему же тогда мы не встретили там ни одного существа, действительно похожего на человека? Неужели священник был последним? Там нет больше людей, Джон! Там кто угодно: монстры, зомби, генокеры, генетические мутанты, «капюшонники», «городские кондоры» — но только не люди… Я не могу поверить, что человечество вымерло быстрее динозавров: нам даже не понадобились миллионы лет для этого — а зачем? Если для этого достаточно всего каких-то четыре месяца полного самоуничтожения и двадцать лет мученической агонии среди уже человекоподобных, благополучно заменивших своих создателей… Скажи мне ещё раз, Джон: ты уверен, что Соломоновы Рудники именно то место, куда следует пришвартоваться в поисках Нового Рая Последнему Ноеву Ковчегу? Ведь Соломоновы Рудники — не просто особое, замкнутое, ограждённое чёрной дырой пространство. До известного момента Соломоновы Рудники считались сущим адом, сущим кошмаром: непроходимые топи, жёлтая лихорадка, смертельное удушье и в лучшем случае — быстрая смерть… Что может быть теперь там, если даже этот мир после Последней Войны — это те же топи, пустыня, лихорадка, удушье, смерть… кладбище! Кладбище, которому осталось существовать не более нескольких месяцев, недель или даже часов. А ты ничего наверняка не знаешь о том, что же на самом деле там — за этой всепожирающей Чёрной Смертью!

     – Но, Гэбриэл…

     – Джон, ты не можешь дать точного ответа, что же сегодня происходит за этим чёрным непроницаемым куполом: ты не знаешь, и насколько я понимаю — никто не знает. Потому что туда можно попасть, а можно и не попасть, а вот обратно точно хода нет! Никто из тех, кто вошёл туда за последние два десятка лет, так оттуда и не вернулся, и, похоже, даже не делал попыток вернуться… Хотя мы точно знаем, что из-за купола периодически прорывается некий сигнал, который никто не может засечь, но который в обязательном порядке доходит до Каффы. И именно по этому же принципу раз в месяц оттуда выдают партию энергетических алмазов, которые питают энергией жизни последние города на планете. И метод, по которому пропускается «радиосигнал» и перекидка энергоалмазов, должен иметь нечто общее — один корень связи. Но разве мы можем придумать нечто новое настолько, чтобы действительно подняться до богов? Нет! Это, конечно же, невозможно…

     – Но, Гэбриэл!

     – А значит, этот метод прост до гениальности: это — окно! Самое настоящее окно, которое мы открываем в наших домах, когда хотим позвать своего ребёнка со двора, это окно, которое открывается над вашим проклятым Индианаполисом, чтобы пропустить воздушный крейсер, это окно, которое прокладывается каким-то образом через чёрную дыру защитного купола Соломоновых Рудников! Ведь так, Джон? Но если выход есть, а никто не бежит оттуда и даже не делались такие попытки за все двадцать лет, значит, возможно, ты прав: там не просто жизнь, там — жизнь, от которой незачем бежать! Как когда-то Соломоновы Рудники были кладбищем для человеческих тел и душ проклятых каторжников, так теперь весь мир вокруг Соломоновых Рудников стал мировым кладбищем для их нового дома, который они построили благодаря этому русскому каторжнику — доктору Дмитриеву. Или я не прав, Джон? И ты вытащил нас в это чистилище, чтобы отправить в ещё худший кошмар? Впрочем, о чём я сейчас говорю? Вот он — настоящий Ад — прямо над нашими головами… Я не мог себе даже представить, что всё может быть настолько плохо!

     – Я знал, что ты расстроишься, Гэбриэл... Но поверь мне, если бы на то не было причины — веской, настоятельной, животрепещущей, я никогда бы не решился поднять Команду «Альфа» из её сладкого вечного забвения. Смерть для этого мира — это спасительное избавление. И каждый, кто осознал этот мир, давным-давно постарался его покинуть. А те, кто остались, они, как и я, они всё ещё надеются на чудо — или уже не надеются. Только в отличие от них, я стараюсь сказку сделать былью, чтобы мои «дети» когда-нибудь смогли рассказать легенду о прошлом своим детям, о том, что не все люди умерли во время той последней чумы глобального самоуничтожения.

     – Это просто какое-то чудо, Джон, что ты смог отыскать на этом вселенском кладбище несколько настоящих живых человеческих жемчужин… Ты был им послан каким-то небесным провидением, послан этим детям, чудом выжившим в такой страшной войне, выстоявшим в войне против самих себя, дожившим до первых седин и оставшимися людьми, настоящими людьми. И не просто людьми! А детьми с человеческой болью и страданием, с чувствами и разумом, с неимоверным желанием оставаться людьми, несмотря ни на что! Эти дети бесподобны, эти твои девчонки — они уникальны! Эти женщины — последние Евы на планете Земля… И только ради них и тех детей из Форта я сдержу своё слово, Джон! Можешь положиться на меня, как на самого себя.

     – Да, Гэбриэл, я успел, а это самое главное: я успел передать тот бесценный груз, который я нёс на себе столько мучительных лет, именно в те руки, которые донесут этот груз до его последнего пункта назначения… Я устал, Гэбриэл, я невыносимо устал. Я хочу спать, мне нужно прилечь. Помоги мне перебраться на кровать, Гэбриэл.

     Полковник на руках перенёс профессора на кровать и укрыл его одеялом… Джон потянул его за рукав:

     – Гэбриэл, включи телебук: тебе надо это видеть — эту запись. И помни, решение всегда должно быть простым! Запомни это, друг мой, запомни.

     Профессор отключился мгновенно — сильные нервные потрясения последних суток и полстакана его вишнёвой наливки свалили бы с ног даже лошадь.

     Полковник нажал на нужную кнопку, экран телебука высветил время последней передачи — 19:02… Это был Бэкквард!

     – «Профессор, как же так?! Я послал к вам моих людей и что же? В вашем подземном криохранилище никого! Пусто! Ни вас, ни вашей внучки — сержанта Лео Румаркер, ни даже её разлюбимого фургона с красной молнией, ни её архаичных байков! Как нет вашего сына и помощника — Андрея Румаркера! И знаете что самое интересное, профессор? Исчезла даже Команда «Альфа», которая вот уже сорок лет как благополучно у меня под самым носом морозилась в вашем сверхнадёжном старом криохранилище… Что это, профессор?! Быть может, вас всех, одним скопом, выкрали «зелёные человечки» с Марса — на свои эксперименты по марсианской криогенетике, а?! И знаете, что ещё самое интересное профессор? Два часа назад я вдруг узнаю, что в городе появился новый игрок! И что полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис не только благополучно воскрес из мёртвых сам, но и вся его команда дезертиров и отпетых мошенников жива и здорова! Свободно передвигается по городу на военном транспорте ОСОЗ, размахивает налево и направо таким, знаете, современным армейским вооружением и подложными документами! И откуда бы это у них всё взялось — у пережитков даже того прошлого, которое помним уже, разве что, только вы да я, профессор? Если, конечно, им не помог кто-то — и воскреснуть из мёртвых, и оснаститься всем необходимым для выживания. Хотелось бы вот только знать, кто этот таинственный Мистер Икс? И как всегда вы снова и снова не перестаёте удивлять этот мир! Вернее, то, что от него осталось. Ваш гений, профессор Румаркер, просто непостижим! Ваши бы потаённые мозги да на постоянную службу ОСОЗ, ко мне бы в Казематы: мы бы с вами, Джон Румаркер, такого бы ещё понатворить успели… Браво, браво! Вы заслужили на эти аплодисменты от самого генерала-президента Великой Америки. Право, сколько вас знаю, вы никогда не перестаёте меня удивлять. Но насколько вы — непредвиденный и невероятный гений, настолько ваша внучка Лео Румаркер — жутко узколобое и до оскомы на зубах предсказуемое серое существо. Это вы для неё так стараетесь? Я угадал — ведь так? Думаете, Команда «Альфа» даст вашему титановому недомерку из космоса то, чего она сама себе добыть не в состоянии? Ну право же, профессор, что за детские чудачества? Вы же прекрасно знаете, милый мой друг, бежать отсюда некуда и незачем. И это-то мы с вами как раз знаем наверняка — вы и я! Или вы сами собираетесь изменить этот мир — своими, так сказать, руками? Наивный вы мой утопист, Джон: ваши прокажённые вам уже ничем не помогут. Только вот зачем вам эти ненужные хлопоты? Вот загадка, которую я собираюсь очень быстро разгадать — хотите вы этого или нет… И кстати! Довожу до вашего сведения — на случай, если вы ещё не в курсе: ваши подопытные полностью разгромили последнюю церковь в этом городе и очень жестоко убили её священника — так всегда любимого и опекаемого вами православного отца Климентия. От него, что называется, даже мокрого места не осталось — идентифицировать множественные останки можно будет только лет через двести-триста… Профессор, вы выпустили наружу ещё один смертоносный вирус. И теперь прячетесь, как самый настоящий преступник. Но обещаю вам, Джон, я отыщу вас, обязательно отыщу! Достану вас с другого конца Земли, если нужно будет. А ваша Лео — она сама ко мне явится, даю вам слово солдата! Вот тогда и поговорим — по душам!»

     Как только погасла первая запись, сразу же появилась вторая, на другое время приёма — 23:10…

     – «Славной ночи, профессор! И славной охоты, как говорится... Не буду даже скрывать — я в бешенстве!! Не знаю, какую игру вы затеяли, но теперь моё безмерное человеческое терпение лопнуло окончательно и бесповоротно: я затеваю свою игру! И мне очень прискорбно, что теперь я точно знаю, что все эти годы вы так ловко водили меня за нос — это я про Команду «Альфа». Да ещё и укрывали у себя тех самых беглецов и дезертиров из моего Форта: капитана Чукки Рур, лейтенанта Танго Танго и полковника Мишу Васильеву — как будто вам мало было полковника Харриса… Однако, как видите, я не такой уж дурак, каким вы, оказывается, считали меня все эти годы. И то, что сегодня не получилось у солдат Форта, уверяю вас, профессор, без единой осечки получится у моих лучших охотников: Ловцов-за-Смертью! Они вас всех найдут и вытащат всю вашу шарашкину контору даже из норы земляного крота, даже из пасти песчаного дьявола, даже если вы надумаете поменять ваши внешности до полной неузнаваемости! Вы прекрасно знаете эту четвёрку профессиональных гениев своего дела! Это даже не умный и жестокий Моно из бывшего бруклинского бара «Шериф Джо», который, кстати, ваша внучка умудрилась разнести за считанные секунды до полного основания. Это намного хуже, чем просто убийцы: Ловцы-за-Смертью — это биомашины без человеческих чувств, без слезливых людских эмоций и, самое главное, без этих глупых привязанностей, которые всю жизнь отравляют нам, людям, всё наше существование. И ещё, на случай если вы запамятовали, спешу вам напомнить: мои Ловцы-за-Смертью — генокеры-убийцы, созданные когда-то вами же в вашем любимом Наноцентре. Вот так, профессор, всё как всегда — палка о двух концах! И знаете что, Джон, я слишком хорошо знаю все ваши слабые места: как-никак сорок лет вместе — в одном гробу, почти что семья… И я очень хорошо знаю вашу внучку: она — не Команда «Альфа» и работать в одной команде — кто-кто, а она долго точно не умеет! Поэтому-то у вашей Лео нет друзей: последние её друзья погибли в той Последней Войне, которую и пережили-то одни умные да полные недоумки, которым, как правило, почему-то частенько везёт. У вашей Лео нет друзей — зато полно опасных дружков и теперь, благодаря вашим усилиям, ещё и смертельно опасных друзей. Ведь на эту братию, Команду «Альфа», у сержанта Румаркер своего умишка-то не хватило бы… А потому именно Лео Румаркер сдаст мне вас всех — всех, профессор, кого вы столько лет укрывали где-то там, у меня под самым носом. Мы ведь с вами оба прекрасно знаем, что не могут лучшие из лучших — всегда сможет ваша Лео! И если не Ловцы-за-Смертью, то ваша Лео расстарается на всю — можете не сомневаться на её счёт. Никто лучше её — вернее, её безмерной глупости или безмерного героизма, что одно и то же — не посодействует лично мне в поимке опасных преступников, за которыми теперь не будет охотиться разве что мёртвый или совсем мёртвый… Вы нарушили прописную истину: менять жизнь опасно! Кому это знать, если не нам с вами, профессор? Ведь мы с вами, вы и я, пережили самое ужасное из ужасного: Последнюю Войну… Ах, что же вы натворили, профессор?! Столько лет водить меня за нос! Вы — меня!! Но как там у вас у русских говорится: «хотелось — как лучше, а вышло — как всегда». Я знаю, вы меня слышите, Джон, вы же гений… Аревуар! И с Новым Годом!»

     Гэбриэл выключил телебук и включил общую связь по бункеру:

     – Андрей, зайди к отцу — он заснул, проверь всё ли с ним в порядке.

     Через четыре секунды мальчишка-генокер уже был в комнате и сразу же кинулся к кровати:

     – Отец?!

     – Он спит, Андрей…

     Андрей сначала просмотрел физитоп, подключённый к кровати его отца, затем проверил пульс на шее и на запястье — собственноручно.

     – Очень нестабильный сердечный ритм… Зачем вы опять разрешили отцу пить водку, Гэбриэл? Ему же нельзя, сердце очень слабое… И если честно, Гэбриэл, отец знает, что ему осталось жить считанные недели, а может, и дни. Он ведь давно ждал этого избавления — я знаю. Только мы с Лео не давали ему этого желанного спокойствия: наши жизни лишали его права на смерть. Но теперь, когда… когда…

     – Когда воскресла Команда «Альфа» из мёртвых, а сегодня он ещё и потерял своего последнего друга, Джона больше ничто не удерживает на этом свете. Ведь ты это хотел сказать, мой мальчик.

     Полковник положил руку на плечо мальчишки-генокера, прижимающего к своей щеке сухую кисть отца:

     – Мы не роботы, Андрей, мы — люди, Дети Небес…

     Гэбриэл тихо прикрыл за собой двери и пошёл в хирургическую лабораторию… Все физистолы были закрыты тяжёлыми пологами. И только за одним слышалось какое-то то ли слабое движение, то ли невнятные голоса, но некоторые отдельные слова можно было разобрать уже прямо с порога: «…ракета!.. снова в небо пошла ракета… мы не можем выйти из этого кошмара!.. машина больше не слушается… у нас сломан винт!.. падаем… «База», мы падаем!..»

     Гэбриэл только заглянул за крайний полог слева — Танго всё ещё делала операцию. И хотя она никак не могла видеть полковника, так как сидела спиной к заглядывающему, она без проблем узнала его дыхание, но головы не повернула.

     – У нас сложная операция, полковник, вы нам здесь даром не нужны… И не пугайтесь, пожалуйста, бреда Чукки, у неё тяжёлый сон, а в такие моменты она всегда на войне.

     Полковник поплотнее прикрыл полог и снова пошёл к крайнему боксу, только с другой стороны лаборатории. Физистол был пуст — отца Климентия на нём уже не было… Гэбриэл вернулся назад и опять просунул голову за тяжёлый полог. Танго точно знала, что это снова он.

     – Отца Климентия Миша увезла к профессору в главную лабораторию, в криохранилище.

     Гэбриэл молча кивнул и пошёл к третьему физистолу… Мэлвин с Федей без единого звука сидели в углу занавешенного бокса в своём кресле и неотрывно смотрели в лицо Чукки. Даже непоседливый зверёныш сидел смирно на коленях капитана. Чукки лежала под физирефактором точно так же, как и Лео: голая и вся в «присосках» прозрачного купола системы — только голова её была зажата шлемом, больше похожем на орудие пыток испанской инквизиции.

     – Мэлвин, послушай меня… Чукки нужно время, чтобы подлечиться, а тебе пока надо немного отдохнуть. Иди прими тёплую ванну, съешь чего-нибудь, поваляйся на кровати пару часов — перекури. И потом будешь сидеть дальше «со своей Федей». Это приказ!

     Мэлвин молча встал, шмыгнув напоследок носом перед лицом Чукки, и так же молча удалился за полог с морской свинкой на руках.

     Гэбриэл встал возле стола и посмотрел сквозь крышку физирефактора — кровавое месиво и искажённое гримасой душевной боли страдальческое лицо монстра.

     – …огонь, везде огонь, земля горит… успели, забрали всех, уходим… «База», я — «Индиго»… «База», я — «Индиго»… нас задело, падаем, падаем… падаем…

     Полковник тихо вышел из бокса Чукки, теперь — к последнему солдату.

     Лео лежала тихо, слишком тихо — без единого намёка на жизнь. Гэбриэл пригнулся к физирефактору, заглянул в самое лицо сержанта. Как странно — даже присматриваться не надо: лицо вернувшегося с войны подростка… очень бледное, чересчур спокойное и слишком уж мальчишеское — к этому трудно привыкнуть, когда знаешь всю правду… Впрочем, какой бред: что он знает? Это же Ребёнок Космоса… Даже Джону приходится признаваться самому себе, что он ничего не знает о своей внучке: слишком уж глубоко запрятана эта душа — за такими печатями, в которые нет допуска никому из простых смертных. Да и все они, эти сорокалетние школьницы, не имеют ничего общего с тем, что там, наверху. Совершенно ничего! Как будто они все здесь из какого-то иного, неизвестного доселе планете Земля параллельного мира… Индиго-дети — как называет их Джон: дети, которым не дали ни единого шанса на собственную жизнь, на свой собственный выбор, дети, у которых забрали всё — раньше, чем они успели встать на ноги, раньше, чем эти дети успели спасти этот мир от полного самоуничтожения. И если бы только эти индиго-дети знали, как ему тяжело приспосабливаться к ним — именно к ним! Ведь этот мир наверху — это почти что его собственный мир, ничего нового — только слишком уж в концентрированном перестоявшем сиропе. Новое — это как раз они сами, они — индиго-дети, Дети Космоса… Господи! Как же с ними теперь справиться: ведь они не имеют понятия, что такое страх, что такое паника, что такое ужас, застывший в твоих собственных глазах. Они не боятся ничего, даже не подозревая об этом. Их так легко было отправить на эту войну: ведь это Дети Солнца! Что стоит подарить им крылья, если они сами протягивают руки навстречу? Сколько же их обожгло до костей под этим обманчивым солнцем Пустыни Смерти — под лицемерными лозунгами новоявленных «гитлеров» и «бэкквардов» про отечественный героизм и фанатичный патриотизм…

     Гэбриэл поплотнее прикрыл полог бокса Лео, потёр ладонью своё саднящее сердце и пошёл в ФЗ-кабинет — проведать Зулу.

     Сержант дрых сном младенца, да ещё и храпел как мамонт! Правда, физирефактор приглушал эти раскатистые громоподобные звуки, да и вид самого сержанта никак не внушал какого-либо опасения за его жизнь.

     Полковник взглянул на свои часы: час ночи! И что там Джон говорил про праздничный новогодний ужин и ёлку в библиотеке — где ёлку то он собирается взять? Прямо из ФЗ-кабинета Гэбриэл прошествовал в столовую, но там никого и ничего не было, и даже стол не был накрыт, но зато так вкусно пахло домашними разносолами, что начинали течь слюнки. Он заглянул на кухню: полным-полно всякой жареной-пареной всячины и всяких кастрюль с салатами и вторыми блюдами, но всё уже наполовину опустошено — значит, куда-то унесли… Гэбриэл достал из бара графин с вишнёвой наливкой Джона, налил себе стопку, одним махом выпил и, закусив холодной ветчиной, потянулся за сигарой.

     Немного поразмыслив, Гэбриэл ещё раз заглянул в комнату профессора. Как только он зашёл, сразу же сработал комнатный охранник: чувствительные полевые криолазеры, перехватив его движение ещё в проёме дверей, включили самозаписывающийся голосовой криотоп — это был знакомый голос мальчишки-генокера, оставившего для полковника маленькое напоминание:

     – Знаю, Гэбриэл, что вы обязательно ещё раз зайдёте к отцу — потому не разыскиваю вас… Я пока что всё время буду в ангаре: нужно основательно восстановить походный госпиталь «голландца», серьёзно подлатать машину и перезагрузить энергосистему на чистые z-кристаллы. А вы, пожалуйста, обязательно проследите, чтобы каждый ваш солдат, когда проснётся, в приказном порядке заглянул под ёлку в Большой Библиотеке: отец очень готовился к этому Новому Году — ведь он знал, что это… последний Новый Год в его жизни. И вы, полковник, пожалуйста, тоже не забудьте про свой подарок — отцу будет очень приятно.

     Гэбриэл поплотнее подоткнул сползший угол одеяла и, немного постояв у кровати, с неясной надеждой подошёл к тёмному углу со старыми православными иконами — с обрамлённых почерневшими окладами растрескавшихся от времени полотен на него смотрели живые сияющие глаза святых давнего прошлого, его прошлого… Гэбриэл перекрестился широким жестом, как это всегда делал Джон — справа налево, и пошёл в библиотеку.

     * * * * *

     Перед дверями библиотеки он остановился — оттуда явственно доносились звуки гитары и приятный, чуть посаженный грудной женский голос, который негромко подпевал тихим переборам гитары… Гэбриэл слегка приоткрыл створку дверей и прислушался — Миша пела на русском.

     – ...А вокруг только танки и враг,

     А вокруг не смолкает огонь,

     Я читаю из дома письмо...

     Знаю: скоро последний мой бой.

     Мне бы маму увидеть во сне,

     Мне бы только прижаться к рукам,

     Но уже подступает рассвет,

     И не будет пощады врагам!

     Гэбриэла отбросило в сторону резким огненным рывком от разрыва упавшего рядом снаряда и понесло через проклятые джунгли в одном вздыбившемся урагане воющей от злобы смерти — разрывающая нестерпимая боль лезвием гильотины резанула по ногам и сердцу, вскипающая кровь ударила по лопающимся перепонкам, и из открытого горла вырвалось хрипящее: «Краса-ааавчик!! Не-е-ееет!!»

     – Я письмо прижимаю к груди,

     Вспоминаю твой образ родной

     И улыбку, и слёзы твои...

     Как хочу я вернуться домой.

     А в степи уже танки гудят,

     За порогом бушует весна,

     Я поднял свою связку гранат...

     Я хочу, чтобы мама жила. ³

     Пальцы поющего скользнули по струнам:

     – Что же вы там мнётесь у дверей, полковник? Я не кусаюсь, когда разговариваю со своей гитарой. Скоро тут будут все, за пару-тройку часов все посползаются — здесь идти больше некуда.

     Гэбриэл отмер от своего давнего мучительного наваждения и обтёр дрожащие губы рукой — его плечо подпирало косяк полураспахнутой створки дверей библиотеки… Он глубоко вздохнул, провёл руками по волосам и решительно переступил порог. И сразу же остановился как вкопанный — настолько его поразили те перемены, что произошли в Большой Библиотеке.

     Библиотека в бункере была самым большим помещением наряду с гаражным ангаром. И сейчас почти напротив входа — у стены, не занятой ранее ничем, что сначала очень даже удивило Гэбриэла, так как в этом небольшом замкнутом пространстве криобункера каждый кусочек нёс на себе какую-то смысловую нагрузку — теперь стояла пушистая зелёная ёлка до самого потолка библиотеки, украшенная всевозможными старинными золотисто-радужными шарами, стеклянными бусами, бумажными гирляндами, переливающимися дождиками и с большой трёхмерной верхушкой — ярко-алой восьмиконечной лучистой звездой. Под ёлкой стояли трёхфутовые ватные куклы: чисто российского Деда Мороза — в длинной красной шубе с большим красным мешком у ног и высоким золотистым посохом в руках и Снегурочки — в серебристо-голубом русском кокошнике и бело-голубой переливающейся шубке, из-под которой выглядывали серебристые сафьяновые сапожки на красных каблучках. И вокруг хитро улыбающегося Деда Мороза и розовощёкой девочки-Снегурочки целая гора разноцветных коробок, коробочек и коробусичек…

     – Ну что вы рот раззявили аки рождественский младенчик! Право же, мне даже неловко на вас смотреть, полковник… Да что вы, как первоклассник на Кремлёвской Ёлке? Идите сюда!

     – Но откуда здесь… ёлка?! Да ещё — такая… И когда её успели нарядить? И кто? Никого же нет! Это же прямо какое-то настоящее чудо!!

     – Чудо, чудо, полковник: натуральная сибирская сосна! И это натуральное чудо стоит в нише Библиотеки Подарков в законсервированном виде целый год, а потом, в последнюю минуту: ап! — и фокусы начинаются… Все капризы Лео — налицо! Но случается, это даже и к месту, и ко времени.

     Миша взяла за руку полковника и точно мальчишку повела за собой к ёлке:

     – Ну а теперь от меня — подарок! Ищите, полковник, ищите! И помните: пока не откроете подарок того, кто притащил вас под ёлку, не имеете права от неё отойти ни на шаг — это такая примета и правило для всех! А я пока плесну нам с вами водочки, чтоб не мешать уже с шампанским — на дольше хватит… И не спалите своей сигарной петардой нашу новогоднюю красавицу!!

     – Прямо какой-то… детский сад, — ворчливо, но с приятной ноткой в голосе бурчал Гэбриэл, вставая на колени и ползая под ёлкой в поисках своего подарка. — Ух! Их же здесь целая куча! Найди тут свой... Вот он — мир женщин и индиго-детей. Как их только на всё хватает?

     – Что вы там шумите себе под нос, полковник?

     – Ёлка! Откуда она такая — эта ёлка? И ведь как настоящая и иголки колются, чёрт!.. и запах — натуральный, хвойный… и на ощупь — настоящее дерево да ещё с натуральными шишками… Ну настоящая прямо!

     – А она и есть — настоящая! Только покрыта чем-то таким, особенным. И криокамера, в которой она хранится — вот такая, какой вы её видите, — уже многие и многие годы уберегает эту самую красавицу от неизбежной смерти. Правда, сам Джон говорит, что ёлка и забвение — это одно и то же, так как это дерево здесь находится с незапамятных времён. Но иногда так трудно верить старому гению на слово, мало ли чего он там порой болтает! Ведь так, полковник Харрис?

     – Миша, когда вы уже будете обращаться ко мне просто: Гэбриэл… Вот! Кажется, нашёл!

     Гэбриэл выбрался из-под ёлки, держа в руках совсем небольшую бежево-золотистую коробочку, перевязанную золотой тонкой ниткой с крошечным бантиком посередине.

     Миша подошла к Гэбриэлу:

     – Простите, полковник Харрис, но позвольте мне навсегда обращаться к вам всё-таки так: полковник… Откройте! В этом году вы — первый, кто открывает свой новогодний подарок, а это значит, что всё в этом году будет так, как вы сами того пожелаете.

     – Теперь уже такие приметы своей прежней сказочной силы не имеют: нет для них простора, неба нет, под которым можно было бы упасть на траву зелёную и на одуванчики жёлтые и, вдохнув полной грудью воздуха прозрачного лесного или горного, прокричать своё заветное желание — в самую небь безбрежную… чтоб улетело эхо — до самых дальних облаков и вернулось на крыльях ангела — исполненным желанием…

     – Словами Джона? Да ещё на чистейшем русском? Не печальтесь, полковник: ведь у нас есть вдохновение, в которое просто нужно верить… А вы и вправду — больше чем из прошлого.

     – Ну… ведь я всё равно из чего-то, — Гэбриэл заулыбался, по-детски наивный задор Миши передался и ему, он наконец-то решился и открыл свою коробочку, вынув из неё золотой нашейный медальон на крупной золотой цепочке.

     – Вы, полковник, из старого кино, которое когда-то, ещё в прошлом столетии, было настоящим, и люди в нём были настоящими… вы, полковник, из книжек, которые давно никто не пишет, и никто не читает… вы такой же раритет, как и всё, что не имеет теперь цены: ведь оно бесценно! — как «Джоконда» Леонардо, кремонские скрипки Страдивари, «Богатыри» Васнецова, «Ромео и Джульетта» Шекспира…

     – А вы, Миша, читали «Ромео и Джульетту»?

     – Ещё в прошлом тысячелетии… Что же вы не открываете медальон?

     – Нельзя спешить с такими вещами: ведь такие вещицы, как правило, имеют очень личностный характер, очень хрупкую гармонию и очень сильную энергетику — можно и обжечься!

     – И всё-то вы знаете… «древние».

     Щёлкнула тугая застёжка на старинном золотом медальоне.

     – Дети Солнца! — выдохнул изумлённый до глубины души полковник.

     – Этот медальон будет хранить вас, даже когда Смерть замахнётся над вашей головой своей проржавевшей от крови жертвенной косой. Мы доверили вам наши жизни — ваш груз непосилен, а память — это всегда защита, полковник Гэбриэл Харрис.

     На небольшом овальном фото внутри чаши медальона каким-то непостижимым образом уместились все четыре девчоночьи головы — с таким незнакомым выражением безмятежного счастья на светлых улыбчивых лицах.

     – Я ещё не видел вас… такими.

     – Счастливыми и смеющимися? Был День Варенья Лео — она нас чем-то рассмешила-потешила: в этот раз она была не под крышкой физирефактора и у неё было хорошее настроение — она в тот день впервые выиграла Гонки-на-Выживание. Это игра у нас такая в городе, вы ещё про неё услышите, полковник. И Андрей нас тогда сфотографировал на старенький «полароид». Получилось — ведь правда?

     – Спору нет — получилось! Вот теперь я точно знаю, какие вы на самом деле.

     Гэбриэл просто не мог насмотреться! Не мог отвести своих изумлённых глаз от этого крошечного фото, где они обнимаются, прислонив головы одна к другой — такие светящиеся от секундного счастья, что Гэбриэлу казалось, если он не отведёт глаз от этого медальона, то обязательно ослепнет… Миша возвышалась над ними всеми и обнимала за плечи Чукки и Танго, а к её груди, посередине медальона, тулился беретный затылок улыбающейся во весь рот Лео. Их глаза излучали такое необыкновенно сильное сияние, что Гэбриэл не выдержал и захлопнул медальон.

     Миша радостно рассмеялась:

     – Я вас очень хорошо понимаю, полковник: это — не для глаз, ведь это — тайна, это — для души и для сердца — пока они ещё живы, пока они ещё бьются в унисон с вашими человеческими желаниями…

     – Такого подарка… у меня не было никогда.

     – С таким подарком вам не страшны ни боль, ни печаль, ни разлука… Просто запомните нас такими навсегда, полковник!

     – В ваших словах я читаю нотки глубокой грусти и близкого расставания, Миша.

     – У каждого своя судьба, полковник, нам её не изменить. Но наша память не позволит забрать нас друг у друга — ни время, ни смерть, ни разлука не властны над памятью. Это не прощальный подарок, полковник: это — подарок на все времена.

     – Но я… я никогда не смогу отплатить вам даже десятой частью этого бесценного дара!

     – Вы уже отплатили, полковник Харрис: вы подарили нам настоящую надежду, настоящую — понимаете, а не ту, которой мы жили все эти годы — призрачную… Вы и есть наша настоящая надежда! А всё остальное, поверьте мне, не важно, совсем не важно.

     Гэбриэл надел медальон себе на шею:

     – Этот подарок столь же значим для вас, Миша, как и эта старая гитара, которая, по всей видимости, принадлежала ещё вашему деду, и на которой вы пели песню, военную песню, которую, скорее всего, пел ещё ваш дед — где-нибудь на привале, после изнурительного перехода или жестокого боя с фашистами ещё во время той войны, его войны: Отечественной… Второй Мировой…

     – Вы слишком уж проницательны, полковник, и это не всегда нравится. Но что поделать: вы — «древние»… Но всё так! Гитару с войны принёс мой дед — гитару своего погибшего друга. А дед мой прошагал в пехоте всю ту войну и дошёл до самого Берлина! А вместе с ним дошла и она: русская семиструнная… Своего отца я почти что не знала и почти что не видела — он был военным. Зато все свои первые годы жизни провела с дедом, а он так любил петь и рассказывать байки про свою войну — и не только горькое. Он мог рассказывать так смешно про их солдатские приколы, когда надо было плакать, а они смеялись, и это спасало тем солдатам жизнь и не давало сойти с ума — от трёхдневного голода и недельных переходов, полураздетыми и почти разутыми, в снег и в дождь. Я много знаю про ту войну — и уже мало что хочу помнить про свою собственную: как будто вся Третья Мировая уместилась в один проклятый день. А ведь в тот год — две тысячи седьмой от Рождества Христова — впервые не произошло Схождения Благодатного Огня в Храме Гроба Господнего в Иерусалиме: патриарх умер прямо на месте — от разрыва сердца, в панике и душегубстве погибло три четверти паломников — и это стало началом конца, началом Третьей и Последней Войны для всего человечества… Первым пошло в применение психотронное и акустическое оружие американцев — страшная вещь! Люди умирали целыми городами всего за несколько минут: просто падали на землю, как замёрзшие на лету птицы, и умирали в страшных муках — и некому было оплакивать города-кладбища, и никто не пел песнь последнего прощания над несчастными…

     – Командор, — Гэбриэл чуть приобнял Мишу за плечи, — вы очень проникновенно поёте. И я понимаю, о чём поют русские: солдаты России воевали во Вьетнаме на стороне вьетконговцев — они были нашими врагами, а с пленными приходилось общаться, и я знаю цену русскому солдату… Но всё-таки мне очень хотелось бы тоже подарить вам что-нибудь на память — вот только где бы здесь найти Лавку Древностей? Ведь в городе вряд ли найдётся что-нибудь подходящее.

     – Лавка Древностей у нас всегда под рукой, командир, — Миша наконец-то снова улыбалась. — Так и быть, полковник Харрис, я вас выручу! Вон там, за ёлкой, есть комната, вся заставленная полками с игрушками и подарками, которые никто, никогда и никому не дарил. Выберите там для всех подарки и не забудьте одеться в шубу: сегодня вы наш Рождественский Санта-Клаус и Новогодний Дед Мороз! Для нас, для всех — в одно остановившееся мгновение архаичного перехода из одного измерения в другое, из прошлого в будущее и из будущего — в настоящее…

     – Да-а?! И кто это так решил?!

     – Я!! Я сегодня тут старшая по званию, а вы сегодня самый-самый старший «дед» — если только на одну ночь станете нашим Санта-Дедом-Морозом!

     – В таком случае Деду положена Снегурка — в довесок! Ну или хотя бы уже какой-нибудь непослушный эльф — для Санты.

     – Ничего не выйдет, полковник! Снегурочка полетела на санях деда Мороза на Соломоновы Рудники, а эльфы и гномы Санты сегодня останутся с теми, кто с нами, но кого мы больше не можем увидеть — с нашими давними-давними друзьями…

     – Ну что ж, приходится подчиниться старшему по званию… Но не самому-самому старшему — так как я согласен только на одну ночь стать этим самым-самым Главным Дедом: здесь командуете вы, полковник Васильева!

     Миша уже набирала в тарелку всякой всячины со шведского стола:

     – Стол, конечно, небогатый, но нам большего и не нужно! Все составляющие этих блюд выращены в оранжереях Джона или созданы протогенетически — их энергетическая загруженность просто неимоверна: достаточно всего нескольких плотных кусочков этой еды, и вы не только сыты, но и чувствуете неимоверный прилив сил и энергии. И самое главное — тут сохранены все естественные цвета: салат — зелёный, морковь — оранжевая, ветчина — мясная. В городе таких полноценных продуктов вы больше не найдёте. Там всё на пилюлях и ампулах или синтетические брокколи с искусственным горошком… Один Блошиный Бруклин держится на натуральных продуктах: мясо крыс, генокеров и подпольных лабораторий по выращиванию «живого протеина».

     – Я это уже… попробовал.

     – Это вы про стиг, полковник? Забудьте, дело привычки. Вот — это ваша тарелка! И бросьте вы уже этот окурок: сядьте — поешьте, а не то заставлю сжевать одну из моих экстрим-пилюль.

     – Есть! Приказ принят, командор!

     Гэбриэл взял тарелку из Мишиных рук и сел в кресло… Миша подняла со стола давно заготовленные две полстопки водки и одну протянула полковнику:

     – Полную пока что ещё не наливаю, чтоб чего доброго не свалились с ног раньше времени. Тем более, судя по ароматному запашку, вы, командир, уже успели принять на грудь по стаканчику вишнёвки с нашим неугомонным профессором… Ну! За прожитый день и за друзей — тех, кто с нами рядом, и кто ушёл в лучшие миры!

     Гэбриэл поднялся:

     – За друзей и за новую жизнь… С Новым Годом, командор!

     – С Новым Годом, командир!! Хху!!

     Миша выпила залпом и даже не покривилась, ничем не закусывая и не запивая профессорскую «засорокаградусную»… Слегонца подтолкнула Гэбриэла обратно в кресло:

     – Ешьте, ешьте, полковник Харрис! Пока всю эту тарелку не запихаете в себя, из этого кресла не выпущу. Заодно, скажите-ка мне, как там наши — на своих физистолах? Из-за смерти отца Климентия я не смогла подойти к живым.

     Гэбриэл положил в рот салатный листок:

     – Более или менее… Красавчика снова залатывает Танго. Ему сегодня как никогда повезло — наравне с Чукки: весь побитый, изрезанный и лицо задело — катастрофа!

     – Всё будет путём, полковник! Танго заштопает его как надо — как для себя самой.

     – А?!

     – Особенно если учесть, что Красавчик ей явно припал к душе… Удивительно — правда? Но кажется, это так!

     – Миша, вы говорите об этом так, будто Танго никогда и никого не любила.

     – Кто?! Танго?! Да вы что, полковник?! Гы!! Любовь и Танго — вещи несовместимые ни под каким резаком мясника… Танго — ледяная душа! Ледяные сателлиты — все и каждый — вот её истинное состояние! Она пользует мужскую часть нашего города вот уже двадцать лет по своему собственному разумению — и не более того. Для неё всё мужское сословие, будь то генокер или старая гвардия, не больше, чем тренажёр для снятия напряжения… Но тут она себя явно выдаёт! Ведь когда человекоподобное существо ей всецело безразлично, она его либо не замечает в упор, либо пользует, а может просто прибить — без сострадания, так сказать, к ближнему своему. Танго не обладает особым чувством сострадания ни к кому из вашей мужской братии. Даже не сомневайтесь, полковник!

     – Похоже, то же самое в какой-то мере можно сказать про вас саму, Миша?

     – Сравнили! Я — сухая и мёртвая… А Танго — она живая на все сто! Хоть и без лишних эмоций. Если хотите — даже чересчур живая! С ней можно сварить кашу, со мной нет — и точка… Красавчика Танго терпит и ершит, даже не прикасаясь к нему, а это значит, что он ей не по барабану! И это хорошо — очень хорошо: люди должны видеть друг друга, а не воспринимать только как через прозрачное стекло… Танго, так или иначе, я знаю все двадцать лет и впервые после войны вижу, что в ней всё-таки остались жить в полной мере и человеческая душа, и человеческие чувства — не растерялись окончательно. Но Красавчику придётся несладко: она заставит его попотеть и потрудиться на славу — ради себя любимой, но и ради него — любимого.

     – Гм… что тут скажешь?

     – А что тут скажешь? Это всецело в компетенции небесной канцелярии, полковник… Что там Зулу? Наш Детский Ангел.

     – Детский Ангел лёг на физистол в полуобморочном состоянии, почти что уже ничего не соображая своей головой. Но Джон сказал, к трём часам будет молодцом… Чукки под полным присмотром аж трёх надзирателей: бесстрастной системы физирефактора, импульсивного, но на удивление практически целого Мэлвина, и конечно же — любвеобильного Феди. И ещё Джон заставил Андрея влить в Чукки приличную дозу очистителя крови.

     – Куппидон в больших дозах, значит — это заражение крови… Но всё обойдётся, полковник! В Чукки такой наночип — на пару с куппидоном всю заразу перемелет да ещё и «третий глаз» подключит к какому-нибудь «смотрящему каналу». Ну и?

     – Что?

     – Что же вы не говорите про последнего и самого нерадивого члена вашей команды — или вы передумали по поводу Лео Румаркер?

     – В каком плане?

     – В плане полноценного боевого братства в Команде «Альфа», полковник!

     – Как же, с Лео передумаешь, если здесь всё из-за неё одной.

     – В самую точку, полковник Харрис, в самую точку… Все мы здесь по одной и той же причине, тем более — вы! Но с другой стороны, если хорошенько прикинуть: если б не причина, заставившая Джона нас всех здесь собрать воедино, в одно целое, где бы мы теперь все были, полковник? Да в одном месте — в заднице у Ангела Смерти… Хотя, конечно, Лео — не сахар.

     – Да уж, не сахар!

     – Но я своей теперешней жизни уже без постоянных переживаний за Лео как-то даже и не представляю… А вы, полковник?

     Миша без стеснения рассмеялась прямо в лицо полковнику циничным смехом всезнающего и всеведающего мага-чародея.

     Гэбриэл положил последний кусок говядины в рот:

     – Не знаю, не знаю, провокационный вопрос.

     – А мы на другие вопросы не размениваемся.

     – Всё понял, командор! Но если честно, я в некоторой растерянности… Лео Румаркер для меня — полный пробел, непостижимая загадка.

     – На другое не рассчитывайте, командир!

     – Да я уже это осознал… Вот только я не в состоянии понять, кто же она на самом деле?

     – И не поймёте, а потому и не пытайтесь: даже прожив с ней бок о бок двадцать лет, вы всё равно будете думать, что прошло всего пять минут, за которые вы стали ещё дальше, назад — в прошлое, чем были до первого знакомства с Лео.

     – Угу… а можно ещё раз — и доходчивее?

     – Вот видите, полковник Харрис, как только дело касается Лео Румаркер, сразу начинает казаться, что ты сам вдруг резко покатил назад, далеко назад — к Вифлеемской Звезде Рождества Христова, к елейным горшкам Греческого Олимпа, к седым пирамидам Золотой Египетской Эры Великого Матриархата — за сто веков до сегодняшнего дня, полковник… Лео никого не подпускает к себе ближе того тёмного звёздного занавеса, которым Большой Космос отгораживается от нас — простых смертных, но каждого подле себя она заставляет меняться — помимо воли и желания находящегося рядом с ней. Но будьте осторожны с Лео, полковник Харрис! Многие отдали свои души Ангелу Смерти только потому, что недооценили малыша-Лео. Она в треть секунды меняется в лице: вот вы только что глядели в несколько наивные глаза удивлённо смотрящего на вас подростка, а в следующее мгновение ваше неосторожное слово или пренебрежительный взгляд может стоить вам уже целой жизни — разбуженный гризли-шатун вмиг обратится в разъярённого медведя-монстра на двух человеческих ногах и разорвёт вас одним взмахом лапы… а большего ему и не нужно — через пару секунд это снова будет спокойный и сам себе на уме эдакий бесхитростный медвежонок, молча отрешённо посасывающий собственную лапу.

     – И это ещё с «М-щитом»?

     – Угу… А вот при суточном отсутствии нейростимулятора на руке наступает практически полное отключение передних мозговых долей и резкое уменьшение выработки серотонина — медиатора регуляции форм поведения человека и некоторых основных форм жизнедеятельности живой органики позвоночных.

     – Сложно, но после того, что я видел на ринге «Шерифа Джо», даже не хочется спрашивать, что дальше? Но лучше знать, чем не знать! Ведь так?

     – Лучше знать, полковник Харрис! Потому что наступает сильная перегрузка в сторону повышенной агрессии любого ведущего типа, и у Лео — это неконтролируемое промежуточное бешенство в плане «кому-нибудь свернуть башку и не важно, что при этом самому оторвут руки-ноги-хвост».

     – Я уже это понял. А конец?

     – Конец один: постоянный шизофренический психоз, доводящий человека до неизбежной смерти… Но Лео не тот тип мыслящей органики, который погибнет от физического или психического перенапряжения: смерть наступит вперёд — по причине резкого переохлаждения организма и некоего, как говорит Джон: «видоизменчивого фона чужеродной органики». Лео — дитя Космоса, и её самая первая непроизвольная защита организма — холодный анабиоз, но это в Большом Космосе. Здесь, на Земле, анабиоз не спасёт её своим безвременным сном, а как раз наоборот — ускорит процесс, говоря простыми постулатами Библии, выхода души из тела.

     – Вот почему Джон хотел запрятать Лео в криокапсулу: чтобы уберечь её от природного криоанабиоза… А сама Лео знает об этом?

     – Ещё бы она и не знала! Только разве ей втолкуешь, что бережёного бог бережёт. Смерти в понимании Лео просто не существует: её нет — и всё тут! Но она так много потеряла своих друзей в Последней Войне, что теперь совсем не признаёт такого понятия, как жизнь.

     – Ради смерти стоит жить?

     – И больше никак! Именно поэтому Танго всё-таки ценит Лео — это Дитя Войны, которое прекрасно знает истинную цену смерти. Жизнь Лео — это всегда возвращение туда, где остался весь её живой мир, в Третью Мировую.

     – А я ей пригрожу, что, если она не будет подчиняться приказам, я не поведу её из этого города. Никуда не поведу!

     – Вы шутите, полковник?! Лео прожигает свою жизнь направо и налево как ненормальная — сразу за целый десяток генокеров: драки, попойки, работа за стенами города, игры, вроде тех, что вы сегодня видели в «Шерифе Джо», — вот её настоящее нутро, её суть, её всё, где в этом смертельном водовороте она вся! В Бруклине или в погранзоне нет бара, где Лео не засветилась на полную гребёнку: на неё полгорода держит зуб — отгребать и отгребать… Вы знаете, сколько раз Андрей приносил её домой по частям?!

     – Наслышан… Но что-то же с ней надо делать! Команда — это, прежде всего, дисциплина! Один — как все и все — как один! В конце концов она же должна понимать, что всё здесь вертится вокруг неё и для неё, — она должна слышать и слушать…

     – Вот и займитесь этим, командир, вплотную!

     – Что значит — вплотную?

     – А это уже не моё дело и вообще ничьё! Это теперь всецело ваше персональное дело, полковник: вы же наш командир — честь и совесть каждого из нас, а моя совесть теперь чиста.

     – Умываете руки, командор?

     – Опоздали, уже умыла… гы-гы!

     – Руки или меня?

     – А-а! И — то, и — другое…

     – Довольно цинично!

     – Зато откровенно, — Миша уже разлила по полстопки и вторую протянула Гэбриэлу.

     – Но так… нечестно!!

     – Ещё и как честно!! За этот последний год Джон вынул из меня все жилы из-за Лео… Теперь ваш черёд, полковник Харрис. Так что, ваше здоровье — оно вам понадобится и с Новым Годом — ещё раз!!

     – Заваливаете подарочками, значит?

     – Угу… и это только цветочки, командир.

     Миша сама чокнулась с полковником и залпом выпила свою наливку, следом затолкав в рот большой лопухастый кусок говядины… Гэбриэл как-то без особого воодушевления поднял свою стопку:

     – С Новым Годом, Миша… Вы думаете, я столько протяну с Лео? Целый год…

     Миша аж застыла на месте от такого вопроса в лоб, а потом вдруг по-настоящему начала ухахатываться, чуть не подавившись говяжьим куском.

     – Пол… полковник. Ой, не могу!! Целый год… ха-ха-ха!!

     – Действительно — смешно: целый год! Да мне с Лео дня в бункере хватило и часа в «Шерифе Джо».

     Миша вытерла слёзы и прямо посмотрела Гэбриэлу в глаза:

     – Ну не-е-ет, полковник Харрис! Ни днём, ни даже годом вы теперь не отделаетесь: Лео ваш крест на пожизненно — до гробовой доски.

     – Чьей? Вашей, Миша…

     – А хренушки вам под нос, полковник! Хотите отделаться ничем, болью и жаждой… Не выйдет! Теперь уже не выйдет. Потому что не до моей доски, полковник, не до моей — до её! Пока сама Лео не помашет вам платочком, залитым её собственной кровью, вам от неё уже не отделаться… Впрочем, не стоит смотреть на вещи только в мрачном контексте посмертной эпитафии: учитесь у Лео не замечать смерти там, где смерть пьёт и ест от вашего стола, и радоваться солнцу там, где его никогда не было в помине! Ваша жизнь только начинается, а начинать всегда и трудно, и страшно — я вас очень хорошо понимаю, полковник. Так что переходим к следующему вопросу. После первой и второй — перерывчик небольшой: водка — первое дело против болевого шока!!

     – Хорошо, но только если вы позволите сначала выбрать для вас подарок, Миша.

     – Идёт!! Выбирайте подарок и задавайте свой вопрос — ваш черёд.

     Гэбриэл отправился за красавицу ёлку — на пароль «космос» стена разошлась в стороны… Перед ним была уменьшенная копия Большой Библиотеки, только стеллажи и полки по обе стороны комнаты здесь были уставлены самыми настоящими и на любой вкус подарками, новогодними игрушками и даже ювелирными украшениями. Пыли в криобункере попросту не существовало — так что всё лежало на полках как есть открыто. На противоположной стене от входа друг над другом висели два ряда карнавальных костюмов, масок и даже обуви на всякий век и спрос: верхний ряд одежды — для детей, нижний — для взрослых. Три высоких стремянки поднимались под самый потолок, а по углам висели кипы сверкающих дождиков, переливающихся гирлянд, серебряных звёздочек и внахлёст всех цветов и размеров на своих золотых и серебряных нитях — ангелочки, эльфы и голуби… Это был самый настоящий Зал Подарков из «Новогодних Историй» старых американских фильмов! Только с одной стороны Библиотеки Подарков на полках стояли Санты, гномы, эльфы, рождественские оленьи упряжки и супермены, а с другой — Деды Морозы, Снегурочки, тройки с бубенцами в раззолоченных санях, мягкие зайцы и плюшевые мишки: Америка и Россия — две бывшие супердержавы — в одном Зале Подарков, под одной бункерной крышей, друг напротив друга, но не с ракетами и танками, а с улыбающимися лицами и искрящимися радостью праздника кукольными глазами.

     – В мирное время бы так — может, и не было бы теперь Великой Пустоши за стенами живых кладбищ, — Гэбриэл встал посреди Библиотеки Подарков и посмотрел вокруг себя. — Миша?

     – Я прекрасно вас слышу, полковник… Спрашивайте!

     – Мне кажется или здесь слышится какой-то ненавязчивый перезвон… колокольчиков?

     – Капризы Лео! Серебряные колокольчики над входом, вы их просто не заметили –колышутся даже от человеческого дыхания. Когда Лео в чём отказывалось в этих стенах? Джон вообще любит приговаривать: «Баловство растит из детей щедрых пилигримов, скупость — чёрствых гобсеков». При этом он совершенно забывает, что Лео давно уже не семь лет, а все тридцать семь!

     – По ней этого не скажешь, Миша… Но разве не Христос сказал: «Будьте как дети»! И кто скажет, что Лео — не дитя божье?

     – Даже если это демон?

     – Джон говорит, что всё создано Единым Дыханием Любви.

     – Полковник Харрис…

     – Ну хорошо, хорошо — в дебри не лезем: куда уж нам — простым смертным… Но ведь это такие средства — весь этот криобункер!! А?!

     – Для Джона деньги — ничто. Он умеет их делать из воздуха, он же гений! К тому же его персональные наночипы до сих пор приносят ему баснословные дивиденды: пока учёные гнали по конвейеру «серую слизь» ремонтных нанобригад, профессор работал над каждым наночипом своими собственными руками — над каждым отдельно, над каждым персонально… А что касается криобункера, так он здесь был. Джон переехал, что называется, в готовые хоромы! Всё остальное он попросту достроил: новое и старое криохранилище над бункером, нанолаборатории и сам Наноцентр. А кто построил этот криобункер и проложил подземные шахты с металлическими стенами, нам с вами этого знать не полагается: хватит того, что знает сам Джон Румаркер. Но я так подозреваю, большую часть своих тайн он так и унесёт с собой в могилу.

     Гэбриэл уже разъезжал в своё удовольствие на удобной стремянке по половине Великой Америки и собирал в красный полотняный мешок подарки, которые сразу же припадали к душе:

     – Значит, многое что есть в бункере, было ещё до появления здесь Джона?

     – Почти всё! С собой он привёз только лаборатории, старые газеты и Лео с её машинками и непомерными капризами.

     – А книги? Книги в библиотеке! Я видел там некоторые книги в очень старых переплётах и совсем на непонятных языках.

     – Джон пополнил библиотеку только старыми газетами и медицинскими трактатами, остальное всё было до нас. Так что ничего нет удивительного в том, что вы не понимаете языка многих здешних фолиантов, я их тоже не понимаю. Лео понимает и Чукки! Они всё понимают — любой язык Вселенной. Но Лео лентяйка: сосредоточенность и усидчивость у неё только для одного дела — для техники. А Чукки быстро впадает в транс от чтения этих книг, так что от неё столько же толку, как и от Лео. А вообще, читаю тут только я.

     – Миша, а как всё-таки Чу и Шрэкки догадались, что я «архангел» старой гвардии?

     – Проще уже быть не может, полковник: настоящие мужчины остались только в «старой гвардии» «Клуба Убийц» и старой гвардии — вообще! Иногда «древние» приходят в такие заведения — поразмять старые кости и пощекотать застоявшиеся нервишки. Вы же сами знаете, «адреналин смерти» у вернувшихся с войны остаётся в крови уже навсегда — до самой смерти. А вы — это они, один в один — копия! Как мой дед, как мой отец… как мой Донни…

     – Понял! — Гэбриэл услышал, как дважды прошуршал карманный «спасатель» Миши. Он поставил мешок у противоположных стеллажей: он всё ещё не нашёл подходящего подарка для одного человека — для самой полковника Васильевой. — И почему я такой интересной коробочки, которой вы так часто шуршите, не видел у других? Все любят леденцы!

     – Потому и не видели, что это — подарок моего Донни: тут и вправду когда-то были разноцветные леденцы — круглые такие, с кислинкой — я до сих пор помню их вкус. Но теперь тут капсулы «спасателя»: нейростимулирующая наркота. Все мы здесь, как Лео: больше не можем существовать без спецподдержки… ДК-смесь разжижила всю мою органику до предела, за которым ничего нет. Так что держитесь от меня подальше, полковник Харрис: я тень самой Смерти — помните об этом всегда, когда находитесь рядом.

     – Похоже, здесь в кого пальцем ни ткни, даже дышать рядом опасно — не то что жить… Миша, а что же вас ждёт за куполом Чёрной Смерти, если никто из ваших не может существовать без поддержки специальных лекарств профессора?

     – Это не имеет никакого значения, полковник Харрис… Главное — дети Форта и то, что их поведут те, кому лекарства поддержки не нужны — ваши парни, полковник.

     Гэбриэл замолчал, не просто было подобрать слова после такого ответа.

     Миша задумчиво провела пальцами по струнам старой дедовской гитары…

     – На ковре из пьяных степовых цветов,

     Там, где облака уходят в небо,

     Два коня сошлись у Камня Четырёх Дорог,

     И скрестили два меча два воина.

     Бились день и ночь два смелых рыкаря,

     Бились не на жизнь — на смерть лихую.

     И когда упал один к ногам коня,

     Покатился шлем с головушки той буйной…

     Гэбриэла выхватило из настоящего и в момент незримого перехода закинуло куда-то за пределы человеческого восприятия… Он бежал босыми ногами, утопая по щиколотки в разогретом щекочущем песке, и навстречу ему бежала девушка с воздушной фигуркой, казавшаяся такой невесомой в своём развевающемся нежно-аметистовом платье, что мерещилось — сейчас она взмахнёт руками и точно птица взмоет к темнеющим бирюзово-аквамариновым небесам…

     – И рассыпались к земле те косы золота,

     И увидел воин небо звёздное — в тех глазах,

     Что широко смотрели в синь безбрежную:

     Дева-рыкарь поливала травы кровью алою.

     Боже, что наделал я?.. Убил судьбу свою.

     Что я натворил?.. Сгубил любовь мою.

     Нет мне больше счастья на земле родной,

     И ступил Тропою Смерти воин проклятой!

     Гэбриэл точно знал — он бежит к ней, и он не мог отвести от этой бестелесной фигурки своего жаждущего долгожданной встречи взгляда… он смотрел только на неё, а она смотрела в сторону океана, где по прибрежной накатывающейся пенной волной полосе бежали по воде двое детей и беззаботно что-то кричали этой лёгкой как перо птицы фигурке с развевающимися золотыми волосами, призывно махающей им руками…

     – И пошёл прямой дорогой рыкаря,

     На руках держал он Деву смелую.

     Через всё прошёл и всё осилил он:

     Бился, погибал, вставал и снова шёл за смертию...

     И когда сам Ад и Рай сошлись в одно,

     Задышала Дева и пришла любовь:

     Обнималися два воина-берсеркера

     На ковре из пьяных степовых цветов! ⁴

     И вдруг Она обернулась — и их глаза встретились… У Гэбриэла упало сердце, и всё закружилось и понеслось изумрудным торнадо падающего за линию угасающего горизонта огненного солнечного круга. Гэбриэл невольно прислонился к стеллажу с подарками и провёл ладонью по взмокшему лбу.

     Красивые душевные слова русской баллады смолкли, и только мелодичный звук волшебных колокольчиков по-прежнему наполнял тихим серебристым звоном большую комнату Зала Подарков.

     – Миша, а вы поёте только русские песни?

     – Это «Баллада о Любви».

     – Красиво…

     – Музыка должна брать за сердце, она должна быть как Космический Парусник — неуловимой, лёгкой и вечной…

     Гэбриэл, кажется, наконец откопал то, что могло бы стать достойным подарком для полковника:

     – Пожалуй, я уже набрал целый мешок подарков — думаю, тут хватит всем. Но сначала ваш, Миша!

     Закрыв роскошную малахитовую шкатулочку длиной в два дюйма, Гэбриэл положил её во внутренний карман своего пиджака и пошёл обратно в библиотеку.

     Миша сидела на диване с гитарой на коленях. Гэбриэл поставил мешок на пол и сел рядом с ней.

     – Я отыскал прелестную вещицу из прошлого — надеюсь, она вам понравится.

     Полковник вынул из кармана малахитовую шкатулочку и неторопливо раскрыл перед Мишей. Выражение её лица осталось таким, каким оно было несколько мгновений назад, оно вообще застыло и сделалось как маска: окаменевшим… Только глаза из завораживающе-малахитовых превратились почти что в чёрные, точно залились изнутри густой чернильной чернотой.

     – Всё-таки откопали и всё-таки мне, как и предсказала Чукки — ровно год назад на прошлый Новый Год.

     – Ах, я старый олух! Миша, я вас расстроил… Что я натворил?!

     – Спасибо, полковник, теперь я точно знаю: меня ждут… и это очень хорошая весть для меня. Теперь мне осталось только найти мою Руберту-Марию — живой или мёртвой… и все мои дела здесь будут окончены. Пора домой, полковник Харрис, домой! Ваш подарок — истинно королевский, и я чувствую себя настоящей королевой… И не смейте больше никогда называть себя старым — это отдаёт излишней кичливостью и совсем не присущим вам чванливым ханжеством. Что же вы опять застыли с открытым ртом?! Надевайте мне на руку ваш драгоценный подарок, посмотрим — на какой именно палец оно мне подойдёт… Екатерине Второй оно было как раз на указательный палец правой руки: отличительный признак королевской власти! Один из влиятельных, но опальных фаворитов царствующей императрицы преподнёс эту «Корону Императрицы» перед самой смертью Екатерины. А после её смерти «Корона Императрицы» исчезла бесследно, точно растворилась! Зато позже кольцо стало всплывать по всему миру — то тут, то там и всякий раз — перед смертью кого-то из великих, из правящих. Здесь, в бункере профессора, «Кольцо Императрицы» появилось сразу же после Последней Войны: откуда и с кем — никто не знает. Оно терпеливо ждало своего часа — и вот он, наконец, пришёл… Надевайте же, полковник Харрис! Поздно отступать!

     У Гэбриэла сердце обливалось кровью от тяжёлых падающих слов Миши — и эти глаза он уже видел: глаза Лео — на ринге с Моно… Но полковник была права: отступать было поздно — выбор был сделан!

     Гэбриэл вынул из шкатулочки круглое малахитовое кольцо, заправленное в золотой обод в виде королевской короны. Но самым примечательным в этом удивительно чарующем кольце был сам малахит. Узор внутреннего камня был просто неизъяснимо диковинным и особенно потому, что был совершенно природным: на фоне мягких и тёмных разводов малахита просматривался довольно чёткий рисунок символа царской власти русского престола — симметричный контур двуглавого орла.

     Миша протянула вперёд правую руку — Гэбриэл поднял глаза и вгляделся в её лицо: чернота отошла так же быстро, как и подступила к этим прекрасным колдовским малахитовым глазам, заправленным в ободок золотой радужной короны с двумя сверкающими звёздами в чёрных пронзительно пульсирующих зрачках.

     – Ну что же вы, полковник, передумали?! — этот величественно-надменный тон мог принадлежать только истинной царице.

     Гэбриэл медленно надел кольцо на указательный палец Миши: кольцо точно было изготовлено по спецзаказу — настолько идеально оно село на пальце своей новой хозяйки.

     Миша отвела руку в сторону и поводила ею перед глазами:

     – «Что скажешь, фаворит? Сработано! Не спорю… Как будто тут и было: «Корона» тут была всегда и будет даже в смерти час твоей Царицы… Так ради смерти стоит жить? Что ж ты замолк, мой фаворит? Я! — знаю: стоит жить…» Не пугайтесь русских слов, полковник! Это только цитата из классиков той эпохи… Подарок — жизнь! Подарок — смерть! Мы с вами складно обменялись. Но, право, командир, истинно — царский подарок! Совершенно по-русски!

     Гэбриэл взял руку Миши и, встав перед ней на колено, с чувством поцеловал:

     – Как бы там ни было, я ваш покорный слуга — на все времена, моя царица!

     – О-оо!.. совершенно по-русски… Но будет! — Миша поднялась. — Подайте мне шкатулку.

     Миша забрала у полковника шкатулочку и понесла её к ёлке пристроить на толстых ветках возле самого ствола:

     – Здесь самое место для новогодних игрушек… Ну да ладно, полковник! Теперь о деле. Что нам приготовил наш генерал Бэкквард? Не мог же он обойти своим императорским вниманием нашего дорогого профессора: я слишком хорошо знаю эту сволочь — как-никак двадцать лет бок о бок в ОСОЗ.

     – Да, собственно, я как раз хотел показать вам запись, Миша, но только вам одной.

     – Естественно — мне одной: ещё не хватало на самый Новый Год спонтанных полётов кресел по всему бункеру.

     – В смысле?

     – Потом, потом — всё потом… Идёмте к Джону, полковник!

     – Он спит.

     – Без разницы! Мы в дерьме, а это дело, не требующее отлагательств… Только сначала — обмоем ваш подарок, полковник, — Миша протянула Гэбриэлу на этот раз полную стопку наливки. — За нас, командир! Доживём, значит — увидим!

     – За нас, командор! Обязательно доживём и обязательно всё увидим!

     По пути в комнату профессора они заглянули в ФЗ-кабинет: Зулу спал сном молочного младенца. Во второй реанимационной стояла мёртвая тишина — все боксы были плотно занавешены… Миша приложила палец к губам, и они пошли дальше. Стучаться в комнату профессора не стали — сразу же тихонько вошли и плотно прикрыли за собой двери. Джон спал, его уставшее светлое лицо было бледно, но спокойно.

     Миша поставила за ухо Гэбриэла «улитку» профессора, и сама включила телебук.

     Гэбриэл вместе с Мишей ещё раз прослушал всю запись — звук подавался через акустический чип, так что спящему они не мешали. Когда запись закончилась, полковник Васильева сразу же переключилась на одну из программ телебука профессора — это были «ЭН: ЭкстренныеНовости». По местному «экстриму» гоняли программу — вроде той, что из бывших экстрим-шоу. Но буквально через пару минут по телебуку погнали отлично сработанное криминально-кровавое чтиво с участием «старых» и «новых» беглецов из Форта Глокк: замелькали странные и пугающие лица всей четвёрки Команды «Альфа», а заодно — и всей четвёрки девчонок! Всё состряпанное в студии и подкорректированное на компьютере действо представляло собой лакомый сбор из сцен сплошного насилия, наглых грабежей и повальных убийств как самих осозовцев, так и мирных граждан Великой Америки. Не забыли вкрапить и красочные картинки разодранной и залитой кровью Церкви Святого Андрея, утопающей в бушующем огне и чёрном дыме всей Первой Улицы — от самых ворот Форта и до Наноцентра, а заодно — и стёртого с лица земли бывшего бара Моно: «Шериф Джо».

     – И это всё мы?! Поразительно!!

     – Поразительно — ещё не то слово, полковник. Или вы всё ещё сомневаетесь на свой счёт? Отлично состряпано — в фантазии им не откажешь! Однако я ошибалась, думая, что генерал со временем подзабыл о своих старых друзьях: все эти сорок лет он ни на мгновение не забывал о «своей» Команде «Альфа» — ни на мгновение, полковник Харрис. Вот это и есть она самая — психопатическая маниакально-депрессивная шизофрения, всей своей роскошной задницей на выхолощенном лице Всея Правителя Последней Америки!

     – А вы умеете говорить, полковник Васильева!

     – Нет-нет, полковник Харрис, вы говорите и думаете всё ещё о том Бэккварде, которого знали вы. Теперь это уже не тот полковник Бэкквард, которому было всё равно кого, где и в каком количестве отправлять на тот свет: есть приказ, а остальное — для щепетильных… Нынче это генерал-президент Бэкквард, которому как раз таки не всё равно — ибо он хочет жить и жить в этом мире, в котором теперь приказы отдаёт он! И если кто-то становится на его пути… А мы как раз оказались на его пути — мы все: бывшая Команда «Альфа» и теперешняя Команда «Альфа»! И он нам этого не подарит — это говорю вам я: полковник ОСОЗ Миша Васильева.

     – Кто много грозится, тот мало что может сделать по-настоящему.

     – Когда есть откуда падать, страх поселяется в душе навсегда и уже царствует там безраздельно и безвозвратно — навсегда… Никто из наших до поры до времени не должен это видеть, а Чукки и Лео так просто категорически запрещается лицезреть эти записи!

     Из комнаты профессора они сразу же вернулись в библиотеку.

     Миша широко распахнула двери:

     – Бэкквард — мразь! Это безусловно. Правда, если учесть, что он всю жизнь гонялся за призраками, удивительно, что он вообще ещё может разумно формулировать свои мысли — прескверные мысли, я вам скажу, полковник. Но расчёт правильный, абсолютно верный: Лео взбесится и придёт за его шкурой! А следом за ней и мы все приползём. А куда ж мы денемся: мы же — команда! Вот, с-сука, правильно рассчитал, недорезанный недоносок.

     – Миша…

     – Ах, полковник, нет таких слов, чтобы окрестить ими Бэккварда! — Миша налила себе полную стопку водки и залпом выпила. — Бедный Джон, он считает себя убийцей: его любимые детища — что криогенетика, что наноинженерия — не принесли этому человечеству того спасительного эффекта, к которому он так стремился всю свою жизнь. Бедный старик не понимает: это вовсе не его вина, что «серая слизь» стала пожирать людей — вместо того, чтобы латать их и поднимать на ноги. Это не его вина, что дураки-учёные в погоне за наживой и сиюминутной славой поставили тонкие хрупкие технологии, требующие долгих и конструктивных десятилетий пристального изучения, на поточный конвейер — особенно через легкодоступную систему военных госпиталей и секретных лабораторий… Досекретничались!! Доэкспериментировались!! А Джон, между прочим, ни одного своего наночипа не запустил в работу без предварительных испытаний и многих месяцев работы — поэтому-то его персональные наночипы всегда были на вес бесценного Х-кристалла Соломоновых Рудников.

     – Миша, я теперь думаю, не самонадеянно ли я поступил, раскрыв нас и таким образом подставив под удар не только своих ребят, но и ваших девчонок? Ведь теперь охотятся и за вами!

     Полковник Васильева только ухмыльнулась:

     – Позже — раньше, какая разница? Вы правы, скрываться нет смысла — зачем тогда вообще жить? Да флаг им в руки!! Давно пора!! А то уже от скуки повыздохли все мухи — Танго права… Засиделись мы здесь! Давно нужно было уходить из Индианаполиса, давно. Но профессор и Лео настояли на своём: дождаться Команду «Альфа»! Дождались… По-любому, полковник, страшная мученическая смерть отца Климентия — последняя капля нашего терпения. И если бы не вы сегодня, значит, это сделали бы мы — завтра: мы вышли бы на эту Тропу Войны, на Тропу Костей — можете не сомневаться на наш счёт.

     – Смерть священника — всегда тревожное предостерегающее событие, особенно — такая страшная смерть.

     – Его смерть была закономерностью!

     – Тяжёлые слова.

     – Неужели вы не понимаете, полковник: жизнь — это жертва другой жизни… Смерть священника заставляет нас чувствовать дыхание смерти ещё ближе, ещё явственнее — и двигаться, жить, дальше жить! Его смерть даёт нам шанс на нашу собственную жизнь. И когда-нибудь каждый из нас должен будет умереть за кого-то, чтобы всё ещё жили наши друзья, — ведь именно так было на войне? На любой войне! А чем отличается наше мирное время от военного? Да ничем! Ты живёшь — пока за тебя есть кому умирать, пожертвовав своей жизнью…

     – Как Христос?

     – Христос добровольно пожертвовал своей божественной жизнью — за всё человечество, за каждого человека в отдельности и за каждого ещё не родившегося ребёнка на Земле — на две тысячи лет вперёд! Но нет больше бога, который бы спустился с Чистых Небес и пострадал за людей, за всё оставшееся человечество. Бог больше не хочет нас — таких! И правильно не хочет… Зачем нам бог с небес, когда мы можем сами себе быть богами тут, на этой грешной земле. Мы сами боги! И потому это теперь наш крест: быть распятыми за наших детей — умерших и не рождённых, ушедших и тех, которых прячут по лабораториям Каземат. И такие, как отец Климентий, умирают сегодня, чтобы завтра у детей Форта Глокк появился шанс выжить, выйти и добраться до Соломоновых Рудников. Человечество ещё не завершило своего витка обучения на этой планете: мы должны спасти и этих детей, и эту планету — ценой своей крови, ценой своей жизни…

     – Значит, у Бэккварда своя война, а у нас своя?

     – Так точно, полковник Харрис! Мы не должны распылять свои желания на ничтожное стремление только собственного выживания. Наша точка фокусирования — дети, пока у них ещё чистое видение и память на подсознательном уровне крови. Мы обязаны спасти этих детей! Они уже не пропадут без нас на чистых землях: память их генетического подсознания и сильной родовой интуиции помогут им найти своё собственное решение новой жизни — и быть может, она будет в тысячи раз лучше и интереснее нашего жалкого существования. Но память рода навсегда останется в их крови: память правит людьми, голоса прошлого правят людьми, грехи будущего правят дороги людей — дороги по кругу. И поэтому этим новым детям не нужны будут ни такие, как Бэкквард, ни такие — как мы. Но мы должны дать этим детям шанс, чтобы наши собственные жизни не были бессмысленными и бесполезными.

     – Отец Климентий — ведь его теперь даже негде похоронить по христианским законам: нет больше святой земли, куда можно было бы положить гроб и посадить цветы.

     – Мы не будем хоронить отца Климентия: он останется со своим другом, с Джоном Румаркером — здесь, навсегда!

     – Теперь в городе нет ни одного священника, а по родовым приданиям, места, где умирал последний святой, считались проклятыми, и их покидали навсегда.

     – Теперь вы — наш пастырь, полковник Гэбриэл Харрис! И святой, и поводырь, и командир, за которым мы пойдём из этого проклятого города-кладбища навсегда.

     – Да уж, работёнка ещё та… Никогда не думал, что выбирать придётся работу священника!

     – Горькая и насмешливая ирония вам не к чести, командир. Но как говорил мне мой дед: «Не человек выбирает работу, а работа выбирает человека».

     – Но я не святой и тем более — не священник.

     – Отец Климентий тоже не всегда был священником и тем более не думал становиться святым! Работа, которой вы отдали всю свою жизнь, полковник, мало чем отличается от работы священника и уже давно в ореоле святости — просто вы об этом даже не задумывались. Главное — верить! Верить, что мы дойдём.

     – И мы дойдём, Миша! Как дошёл ваш дед, через всю войну — до самого Берлина, где его ждала Великая Победа! И возможно, что война, наконец, закончится и для нас всех.

     – Для кого-то из нас война не закончится никогда, потому что не все дойдут до Победы.

     – Но ваша дочь… ради неё!

     – Всё, что мне надо, — убедиться, что моя дочь жива, что с ней всё в порядке, что ей не нужна больше моя помощь. Я хочу её увидеть или хотя бы услышать — только один раз, один-единственный раз…

     – Собираетесь умереть первой — конечно… А как же Лео? Разве это не её персональная привилегия — умирать вперёд всех?

     – Опять иронизируете, полковник. Неужели вам настолько безразлична маленькая стеклянная жизнь сержанта Лео Румаркер?

     – Это неправильная постановка вопроса, Миша.

     – Только не пытайтесь обмануть самого себя: то, что мы видим или хотим видеть, ещё не является нашим истинным желанием. Настоящее желание — истинное, чистое, убийственное — всегда где-то там, глубоко внутри нас. Если бы я не была готова умереть, меня бы здесь не было, полковник Харрис! Моя память слишком древняя, слишком глубокая — теперь мне ничего не страшно… И мы не можем отказаться от этого дела, у нас нет больше выбора! Ведь мы — крылатые «Победоносцы», дети — наша путеводная звезда. А Бэкквард — тот самый змей, которого нам придётся попрать, но не ради себя и даже не ради его проклятой души, а ради детей, ради их будущего.

     – «Архангелы» — это да! И Бэкквард тоже «архангел» — только по ту сторону баррикады. А вообще, вы правы, Миша: мы — «архангелы» — убийцы! И наше правое дело — довести детей до чистых земель. Научить нам их нечему, но мы можем их защитить.

     – Вы помните своего первого, полковник?.. первого — на пути к «архангелу»…

     – Со временем стираются все лица — и первый тоже, но это, когда уже не чувствуешь ничего, никакой боли.

     – Да, боли уже нет и даже образы испарились — все до единого… Времени у нас мало — вот что меня тревожит! Отец Климентий успел сказать, что через шесть дней переброска партии людей на Соломоновы Рудники. Какую ещё подлость может придумать этот безумный генерал Бэкквард, знает только один Бог чёрт знает где на своих проклятых небесах!

     – Честно говоря, меня это тоже настораживает — особенно последние слова священника перед смертью. Миша, пока с нами нет остальных, скажите мне честно, о какой системе самоуничтожения говорил священник перед самой смертью? И почему он упомянул именно ваше имя?

     Полковник Васильева снова налила себе стопку водки и залпом выпила:

     – Двадцать лет Второй Отдел ОСОЗ занимался проблемой Чёрной Смерти, и самая главная из них — снятие купола чёрной дыры с Соломоновых Рудников. Способов было испробовано достаточное количество, чтобы можно было с полной уверенностью констатировать: ни снять, ни уничтожить этот купол мы не в состоянии! Но туда проходят люди, простые люди с относительно чистым генофондом — без военных наночипов, без генетических мутаций и вообще без каких-либо серьёзных мутаций. И Первый Отдел занимается именно этой проблемой «чистых» людей. Однако ни вербовка старого генофонда, ни «подложный материал» никогда ничего не давали: «подложный материал» взрывается при первом же соприкосновении с Чёрной Смертью, наёмников либо настигает та же участь, либо они бесследно исчезают за куполом… Поэтому Первый Отдел все эти годы добивался существенной модификации по усовершенствованию человека-генокера: этот солдат в общем-то отлично умеет выполнять приказы — без каких-либо наводящих вопросов, которые всегда возникают у человека-человека. Думаю, что Бэкквард снова хочет использовать старую схему исполнительного солдата: человека-генокера! Обычно это те, кто сразу родился после войны. Достаточно ещё чистый генофонд, люди и самое главное их мозги, которые промыты уже до такой степени, что навряд ли это уже люди — скорее исполнительные биороботы, которые выполняют всё, что им прикажут. Этот чистый генофонд, по идее, должен без проблем проходить Чёрную Смерть. И такой биоробот как правило запрограммирован на определённый род деятельности: например, в один момент встать среди ночи и пойти уничтожить какой-нибудь главный энергогенератор или «отключить» купол Чёрной Смерти — и остановить такого запрограммированного «гения» будет очень сложно…

     – Но священник говорил не о людях, а о генокерах новой системы.

     – Я помню… Возможно, что система останется прежней: ребёнок-человек или его видоизменённая биоформа клон-генокер. Просто более усовершенствованная работа! Но оба будут служить одной цели: самоуничтожение при переходе за купол. И этого самоуничтожения со взрыв ядерной бомбы хватит на парочку Соломоновых Рудников.

     – Это вы, Миша… говорите и о себе тоже?

     – И о себе тоже — какой вы догадливый, полковник Харрис! На «промывочном кресле» мне не только промыли мозги, но и «сделали» мою кровь: теперь я — ходячая ядерная минибоеголовка. Это на случай, если бы я вдруг захотела изменить свои намерения уже за пределами досягаемости моей команды Первым Отделом ОСОЗ… Механизм самозапуска «ядерной крови» весьма прост до гениальности: тело — пластид, «ядерная кровь» — детонатор, который автономно запускается при столкновении с нестабильными, но полностью сбалансированными частицами. Что-то вроде ДК — только дестабилизирующая смесь не стабильна, а чёрная дыра — очень даже стабильна. Проходит несколько долгих секунд нарастания напряжения внутри тела-пластида — как раз необходимого для пересечения границы купола — и бах! Нет больше ни Чёрной Смерти, ни Соломоновых Рудников…

     – Лучше пожертвовать Х-кристаллами, чем потерять всё! Ведь так?

     – В точку, полковник! Всё это уже мне объяснил наш дорогой профессор Румаркер, когда я была в состоянии воспринимать подобную информацию. До сих пор никто ещё не смог пройти с «ядерной кровью» за купол, но, возможно, что я бы прошла. Даже теперь, когда моя кровь полностью очищена, тело-пластид впитало в себя память «ядерной крови»: я по-прежнему ядерная боеголовка малого радиуса действия — «грязная бомба»! И этих двух новых генокеров или, кто они там, никак нельзя отправлять с новой группой людей на Соломоновы Рудники: если они пройдут — надежды больше не останется, а если взорвутся при соприкосновении с куполом, может погибнуть вся группа — такое уже бывало. И никто лучше меня не сможет распознать подобного себе! Эти двое, даже если это трёхлетние малыши, не должны сесть на «Пустынный Охотник»: они останутся тут, в городе, с профессором, со священником и со всеми теми, кто обречён остаться здесь навсегда. Но об этом должна позаботиться уже я сама… Вы получили исчерпывающий ответ, полковник Харрис, больше мне нечего добавить конкретного по интересующему вас вопросу — разве что накидать формулу «ядерной крови».

     Гэбриэл молчал — у него в который раз за эту ночь подкатывал комок к горлу. Он не мог выдавить из себя ни слова, да и всё равно — слов не было! Теперь наступила очередь полковника наливать себе водку.

     Выпив залпом полную стопку наливки, Гэбриэл отошёл к книжным полкам. Миша сидела в кресле — в ней ничего не изменилось, она понимала — полковнику нужно пережить подобное потрясение, в любом случае пережить.

     – А кто, кроме Джона, знает об этом?

     – Из моих? Все — поверхностно. Всю глубину — Андрей! Но Джон запретил ему об этом говорить с кем-либо, кроме самого профессора.

     – Это хорошо, никто не должен об этом знать… кроме меня, конечно…

     – Полковник, отложим конкретно этот эпизод… Падайте на диван — дайте отдых ногам. Пора поговорить о насущном — о планах… Что говорить, вы здорово разозлили генерала Бэккварда! Поймите, это даже при том, что у нас в городе полным-полно всякого сброда и соответственно — гнусностей и убийств. Тем не менее весь город поделён на три зоны, которые, так или иначе, но всегда находятся под контролем. Всегда и всё, в определённой степени, конечно, находится под военным контролем Форта Глокк: незаконные игры, сложное положение Западного Бруклина, сам Бруклин-город и тому подобное… И вдруг — такое! Полковник Харрис и вся его Команда «Альфа» — в живых и здоровых, да ещё в придачу — три дезертира из Форта! И всем им помогает не кто-нибудь там, а сам «гений молодости»: профессор Джон Румаркер со своей непутёвой внучкой, от которой жди беды всегда и везде. Наверное, это смешно прозвучит, но я довольна вашими эпатажными выходками, полковник Харрис! Никому ещё не удавалось за все двадцать лет довести генерала Бэккварда до полнейшего безумства. Но мы свой шаг сделали — теперь его ход! А его действия я знаю, как свои собственные: Ловцы-за-Смертью! Вот как теперь у нас называется отряд по самой грязной работёнке в Индианаполисе. И он пошлёт их за нами — в этом можете не сомневаться, пошлёт по наши грешные головы, а такие головы, как наши, дорогого стоят! И это генерал знает, как никто другой.

     – Ловцы-за-Смертью?

     – Охотники-за-головами! Только малость необычные охотники… Генокеры-воины, почти двадцать лет назад созданные лично профессором Румаркером — специально для нашего Второго Отдела. Джон не смог отказаться от этого заказа, как вы сами понимаете, по понятным причинам… И охотники получились на славу: бездушные, исполнительные, почти неуязвимые, а самое главное — преданные своему делу на генетическом уровне. Лучше них никто не справляется в городе с самой грязной работой: например — поймать неуловимого дезертира, укротить разбушевавшуюся толпу, очистить погранзону от бруклинского сброда. Танго в своё время была поймана именно этой четвёркой! Что и говорить, в город у нас без опаски выходит одна Лео — мы лишний раз не рискуем. Ловцы-за-Смертью — команда: слаженная, дисциплинированная, смертоносная — мало в чём уступит даже Команде «Альфа», полковник. Поэтому генерал Бэкквард ни с кем не делится своей командой смертников: его охотники-за-головами — верные и непобедимые псы войны! И когда у Бэккварда неразрешимые проблемы в его персональном городе-государстве, он посылает улаживать дела своих охотничьих псов.

     – И те прекрасно справляются со своей работой…

     – Лучше них нет никого! За главного у них Рогин — и с ним я знакома лично: какое-то время он со своей командой работал на наш отдел. Его команда — До, Мясник и Буйвол. Все файтеры — по всему холодному оружию и ближнему бою, стреляют, подрывают, рингуют, водят все виды транспорта, дышат даже в заражённой зоне…

     – Похоже, всё только начинается?

     – Клетка «Шерифа Джо» — это всего лишь маленькая репетиция перед большими гонками-на-выживание, полковник Харрис! И уложиться надо в эти шесть дней. Потом в этом государстве-кладбище не должно остаться даже нашего духа: ни нас всех, ни детей Форта. А это значит, что нам придётся убивать — и убивать много.

     – Значит, снова, если не мы — то нас.

     – Выбора нет и не будет — до самой Чёрной Смерти. А там уже по обстоятельствам.

     – Тогда будем думать о главном — о последнем дне этого города! Соответственно от него и отталкиваться.

     – Согласна! Нечего больше размениваться на мелочи и пустяки… Итак! Самое главное.

     – Самое главное: когда дети Форта будут с нами, на чём мы выйдем из города в Пустыню Смерти?

     – На «Пустынном Охотнике» — лучшего воздушного крейсера нам не найти: достаточно быстроходен, имеет собственную энергозащиту, лазерную оборону и практически не боится нападения серых драконов на малых высотах.

     – Надо выяснить, где именно находятся дети и какими путями к ним можно подобраться.

     – Есть такое дело, полковник! Путей два: через лабораторию Первого Отдела — там можно пройти только с армией, и по туннелю — прорыв подкоп до самого подземного бункера. Досконально изучив секретные файлы Первого Отдела, я нашла место, где именно прячут детей.

     – Но ведь туннель ещё надо подготовить.

     – А чем мы здесь, по-вашему, занимались последние полгода? Мы остановились за три ярда от первого коридора подземного бункера Первого Отдела: ближе нельзя — обнаружат приборы слежения за подземными мутантами. Но пропахать три ярда нестабильного грунта — пятиминутное дело для землероечных катков «Летучего голландца»!

     – Вот как?!

     – Конечно! Реконструкция фургона Зулу не останавливалась ни на один день за эти последние двадцать лет — и если этим не занимается Лео, то до ума машину доводит Андрей.

     – Есть претензия к энергозащите фургона: протощиты быстро выдыхаются при прямом поражении осозовскими пушками. А если не все полетят на фортовском крейсере? Если кому-то выпадет честь идти аж до самых Соломоновых Рудников на «Летучем голландце» — что тогда? Сколько этот борт продержится на плаву?

     – Две недели среднего расчёта при самых благоприятных стечениях обстоятельств… Правда, если на фургон поставить парочку Х-кристаллов, «голландец» спокойно дотянет и до Соломоновых Рудников. Но пытаться выйти за периметр города пусть даже на всех восьми колёсах «голландца» — это полное самоубийство, полковник… Только на воздушном крейсере — и больше никак! Мы никогда и не думали идти на Соломоновы Рудники на машинах — это попросту невозможно: Пустыня Смерти не выносит человеческого дыхания.

     – А кто не думали? Вы, Миша? А вы уверены, что Лео в последний момент не передумает и не вернётся за своим фургоном или даже обоими байками? А если Зулу в последний момент в невменяемом состоянии вывалится из «Пустынного Охотника», и у нас не будет шанса его подобрать — он смог бы добираться до назначенного пункта на своём фургоне, а «Пустынный Охотник» мог бы даже где-то по пути подобрать его машину.

     – Полковник Гэбриэл Харрис, через шесть дней Игры Месяца! Вы своими глазами сможете увидеть, что пройти всю Тропу Костей или даже её часть на машине, даже такой супероснащённой, как фургон Зулу, попросту невозможно. И этот вариант не стоит даже принимать во внимание. Только «Пустынный Охотник» или, если повезёт, даже «Правительственный Наблюдатель» Бэккварда. И точка!

     – Что, ещё один Базиликус? Что это ещё за сюрприз: Игры Месяца?

     – Игры Месяца — это обычная игра со смертью: самое любимое развлечение Индианаполиса! Примерно раз в месяц-полтора устраиваются всенародные гуляния на три дня, чтоб народ не закисал в городе и не отвлекался на какие-нибудь политические перевороты. Гонки-на-выживание — это когда пятнадцать-двадцать машин добровольцев выходят за Ворота Города и, проскочив милю по пустыне до небольшой скалы в виде чёртовых рогов — скала так и называется Чёртовы Рога, должны вернуться тем же путём обратно в город! Выход из Ворот по прямой полосе шириной всего в четыре ярда, дюйм влево, дюйм вправо — смерть! Разорвёт на мелкие кусочки на противопехотных минах, которыми Лео и её пэпээсники-генокеры опоясывают весь застенок по периметру города. Пустыня Смерти кишит песчаниками, сверху могут в любой момент напасть серые драконы, да и свои соседи по гонке обязательно подпакостят, не преминут! До конца доходит примерно половина машин. Ставки бешеные! Развлечение на вес Х-кристалла: на стены выходит полгорода, остальные — у телебуков. И на стены в такие дни пускают даже «капюшонников» и весь Западный Бруклин — как подтверждение мира и продления нейтрального договора с военными. Вечером салют по поводу игр и в честь победителя!

     – Само собой на гонке будет сержант Румаркер.

     – Можете не сомневаться, полковник! Лео конечно же попрётся, если только мы её не привяжем к физирефактору за сутки до этого знаменательного события… Но самое главное, что где-то раз в полгода из Индианаполиса отправляется следующая общая партия людей на Соломоновы Рудники прямо во время игр — так народ меньше интересуется, куда это отправляется «Пустынный Охотник» с целым взводом сопроводительных «сигар». И судя по данным отца Климентия, именно наш крейсер в этот раз повезёт группу каторжников из Каффы на Соломоновы Рудники, в последний момент догрузив оставшуюся партию людей из нашего города… С одной стороны Игры Месяца нам на руку: охрана в бункере Первого Отдела будет следить за всем одним глазом — все втупятся в телебуки. А мы сможем в это самое время заняться детьми Форта и «Пустынным Охотником», на котором уже будет человек сорок заключённых со всех мегаполисов мира. И самое главное: будет снята лазерная сетка и с пристенной зоны над Воротами Города, и над самим Фортом — и мы сможем проскочить на воздушном крейсере прямо у Бэккварда под носом! Но, конечно, это только красиво поётся — нюансов ещё остаётся предостаточно: это и Ловцы-за-Смертью, и два генокера-смертника на борту «Пустынного Охотника», и запасной план на случай провала, и разумеется — сама Лео.

     – Любая оплошность может стоить нам всем жизни.

     – И здесь вы точно подгадали, полковник: Лео — наша самая большая проблема! Её бесконтрольность, беспринципность и отвратительный непредсказуемый характер… Может, нам её и правда связать денька за три до выхода в Пустыню и просто скотчевым кульком насильно запихать в «Пустынный Охотник» — да и всех делов, а?!

     – Гм… подход можно найти даже к Кинг-Конгу.

     – Конечно можно, если он сидит в клетке — в кандалах и наморднике, х-ха!

     – А кто же будет действовать по плану «Б»? Ведь если заранее связать Лео, то придётся тот же самый фокус проделать и с Зулу: он тоже частенько бывает невменяемый — и тогда это просто катастрофа. Да и Чукки, как я заметил, из категории «на пределе», под которую подпадет заодно с ней и Мэлвин.

     – Вы снова правы, полковник, ничего «такого» делать нельзя — это только усложнит ситуацию, и наши люди могут…

     – Растеряться, Миша, элементарно растеряться — и в прямом, и в переносном смысле. Мы люди, а не биороботы, и у солдат тоже сдают нервы. А значит, никого не будем исключать ни из главного плана, ни из запасного — это всегда чревато непредвиденными последствиями.

     – Да! Думаю, что стоит делать всё по порядку, не мельтешить и не отвлекаться на незначительное, чтоб не растеряться вовсе… Сначала Ловцы-за-Смертью! Их нейтрализация — пятьдесят процентов успеха нашего дела. Если мы их с себя не сбросим, надежда на удачный исход сойдёт на зеро. Вы правы! Это всё моя уже неискоренимая привычка всё подвергать сомнению и железной проверке на надёжность. Мне не следует долбить по нервам своим же людям…

     Миша задумчиво прошлась к ёлке, вернулась, но вдруг остановилась и посмотрела на Гэбриэла, внимательно следящего за каждым её жестом, каждым словом.

     – Я слишком много говорю — так, полковник Харрис? Но знаете, у русских есть такая поговорка: перед смертью не надышишься. Говорю — пока мне дан шанс говорить.

     – У нас пока ещё есть время, чтобы выслушать друг друга — и в этом наша сила. Вы же служили в штабе и знаете, пока генералы переругиваются и пьют водку, их солдаты умирают… Надо уметь слушать, надо уметь говорить! О своём противнике надо знать как можно больше, а лучше — знать всё. Недооценка противника всегда выходит кровавым боком, и кому лучше всего это знать, если не вам: капитану морской пехоты, подполковнику штабной разведки и полковнику секретного отдела ОСОЗ… Прошу вас, командор, время на переговоры нам ещё отпущено. Поэтому если не сейчас — потом может быть поздно.

     – У вас отличная память, полковник Харрис… Что ж, я довольна тем, что мы понимаем друг друга без лишних слов. Я тоже считаю, что все нюансы и всякие мелочи лучше предвидеть и проконтролировать именно сейчас, чтобы потом мы могли понять друг друга с полуслова, с полужеста. Спрашивайте! Я должна быть уверена, что ничего не упустила, чтобы потом не подставить наших людей под нечаянный непросчитанный удар.

     – Предлагаю не останавливаться на полпути: дело начато — будем трепать нервы Мистеру Премьеру, генералу и президенту в одном лице до последнего! Ведь Бэккварду именно этого меньше всего хочется. Мы сделали ход — он сделал ответный ход. Теперь снова наш черёд… Но мы уже пошли пешкой, и Бэкквард пошёл пешкой. Но если он опережает события и подставляет своего боевого слона под удар, сделаем то, чего он от нас не ждёт — ход конём! Предлагаю не ждать милости от удачи, а действовать самим — использовать фактор внезапности и провернуть обходной манёвр с нанесением непоправимого ущерба противнику: завтра же поставить ловушку на Ловцов-за-Смертью! Не думаю, что они ждут именно такого поворота событий: они всю жизнь бегали за другими, но никак не наоборот! Мы — беглецы, нам положено бегать от них, а не напрашиваться на встречную полосу, где и двоим-то не разминуться, не то что восьмерым. Так как вам мой ход конём, командор?!

     – Ого, у вас и замашки, полковник! Ваш ход конём может стоить нам всего и сразу, и его довольно трудно будет осуществить.

     – Вот и я о том же — и они так думают! Вряд ли Бэкквард сможет им внушить обратное.

     – А вы думаете, он догадается?

     – Если бы он не думал, как я, никогда бы нас не поймал!

     – Просто и гениально: пойти навстречу неминуемой смерти, когда враг уверен, что вот-вот вонзит свой клинок в спину беглеца. Так попалась Танго — она, как и все до неё, бежала. А мы бежать не будем и не станем отсиживаться в бункере. Так, командир?!

     – А зачем? Зачем прятаться, когда за нами такое жизненное дело, как дети Форта! Мы не можем предать ни их, ни Джона, ни Лео, да и себя тоже не стоит предавать… Простое гениальное решение никогда не рождается тут, — Гэбриэл постучал себе по лбу, — человек по нутру своему глуп. Верное решение всегда в самом сердце нуждающегося: интуиция — лучший союзник человека!

     – Странно, полковник Харрис, но вы так много говорите слово в слово, как Джон, прямо его словами! А я всегда считала профессора Румаркера, как и всех гениев, малость не в себе.

     – Разве мы здесь не все слегка с приветом? Разве не фактор определённой доли безумия и неожиданных решений объединяет нас теперь?

     – Это так… Тогда у нас достойные противники, полковник! Ловцов-за-Смертью объединяют те же факторы, что и нас: относительно контролируемое безумие и момент спонтанной внезапности.

     – Так игра будет интереснее!

     – Игра со смертью!

     – С тех пор как Джон поднял нас на ноги, я уже имел возможность в полной мере убедиться, что в вашем городе только мёртвый или совсем мёртвый не играет в разные игры со смертью. И по-моему, самая популярная игра в Индианаполисе — «наперегонки»: кто быстрее догонит смерть.

     Миша запрокинула голову и довольно рассмеялась:

     – И добавить-то по существу нечего.

     – Вопрос, от которого мы отталкиваемся, на сегодня такой: где нас будут искать охотники-за-головами, с каким оружием и когда именно?

     – Ищут уже теперь! А искать будут в первую очередь в Бруклин-городе, все там прячутся! Ещё обязательно пройдут весь наш последний путь от начала и до самого конца: от Центрального Супермаркета, где нас засекли впервые и до самого тупика-завала в подземке метро… Оружие? Да, у них есть своё любимое оружие, как и у нас. ДК-пушка, «Кустика», «Протон» и лазерная пушка! Но владеют они всеми видами известного нам оружия… Искать будут и днём, и ночью — эти не боятся влезть в самые трущобы Бруклин-города. И они наверняка знают, куда мы точно не пойдём — в Западный Бруклин и сам Форт Глокк.

     – А что будет, если охотники-за-головами всё-таки войдут в Западный Бруклин?

     Полковник Васильева, нервно вышагивающая по комнате, резко встала на месте, напряжённо обмозговывая услышанное:

     – О-ооо, нет… Только не Западный Бруклин, полковник!

     – Там у нас есть лифт — даже два! И обоими никто не пользуется… Так используем их по прямому назначению. Если радары Бэккварда засекут, что его команда Ловцов-за-Смертью вдруг испарилась, бесследно исчезла где-то в районе Западного Бруклина, вряд ли заподозрят именно нас. А с «капюшонников», насколько я уже понял, спроса не будет по-любому: Бэкквард не станет развязывать большую войну внутри города — даже из-за таких незаменимых служак, как его генокеры-убийцы. Впрочем, незаменимых, как известно, не бывает. Утешится новыми рекрутами-генокерами. Это что касается наших хвостов… Самое же главное всегда должно оставаться на первом месте, а это — наш уход из города на Соломоновы Рудники! Предлагаю операцию по спасению детей Форта и выхода команды из Индианаполиса назвать «План «Штурм»: код 1» — по главному варианту и «код 2» — по запасному. И работать, прежде всего, именно на этот план. Всё остальное по ходу дела.

     – Мне нравится ход ваших мыслей, командир: появляться там, где нас не ждут!

     – Вот именно, командор! Завтра первым вопросом — нейтрализация команды Ловцов-за-Смертью: у нас должны быть развязаны руки. Все детали обговорим несколько позже. А затем провести все точные расчёты по нашему плану и проверить полную боеготовность туннеля под Фортом. Также нам нужно позаботиться о дополнительных средствах индивидуальной защиты, всего криобункера и нашего транспорта… Вечером выдвинемся в город частью команды: пошалить тут, там — в виде дымовой завесы нашего прикрытия. Нужно, чтобы Бэкквард ни на минуту не сомневался в нашем благополучном воскрешении, а то ещё вдруг расслабится, потеряет фокус напряжения: не люблю игры вслепую. Но с Лео всё-таки нужно что-то делать. Неожиданности из-за спины нам сейчас не с руки — любая ошибка может стоить всего дела! И мне бы хотелось побывать на стенах города и своими глазами посмотреть на Пустыню Смерти.

     – На стену никак — даже со стороны Западного Бруклина: все стены под куполом лазерной сетки и везде стоят лазерные пушки… Всё контролируется из Форта: все двадцать две вышки на высотных домах до самого Бруклина находятся в автоматическом режиме и управляются из одной точки — из Форта Глокк. Преимущество Бруклина в том, что там вообще нет лазерных пушек военных на высотках — всё равно снимут бруклинские небожители. Поэтому там можно относительно спокойно передвигаться, но не в самом Западном Бруклине.

     – Так! Этого на сегодня хватит! Отставить в сторону все разговоры о делах… Ровно три часа ночи — самое время поднимать команду… Как-никак, а Новый Год! Рождество пропустили, Новый Год никак нельзя пропускать: а то ведь как встретишь — так и проведёшь.

     – А наше русское Рождество только через семь дней, а кажется, что через сто лет, — Миша смотрела на «Корону Императрицы», и её мысли уже уносились куда-то в прошлое.

     Гэбриэл присел у стола возле понурившей голову Миши:

     – Вы совсем замучили себя, Миша, замучили до полусмерти, но я вас понимаю… И всё же давайте устроим сегодня нашим ребятам настоящий праздник-карнавал — с песнями, плясками, танцами, играми: Новый Год — так Новый Год! Здесь, в городе, у нас больше такой возможности не будет никогда: нас ждут тяжёлые дни и бессонные ночи. Но пусть это всё будет только через несколько часов, почти что — завтра…

     Миша поднялась:

     – Это правильно, полковник Харрис, мы — живые люди, всё ещё живые! И не должны об этом забывать… даже когда убиваем…

     Она взяла три коробочки под ёлкой и уже в дверях библиотеки обернулась:

     – Я зайду к Джону и заберу Андрея из ангара, попрощаюсь с отцом Климентием — с Климом… А вы, полковник, пока поднимайте спящую команду! Всё равно они скоро должны проснуться — Джон всем запрограммировал одно время: полный отдых на пару-тройку часов. Он очень хотел, чтобы мы всё же отпраздновали этот Новый Год в его владениях — пока он ещё дышит.

     – Но его мы будить не станем.

     – Джон сделал для нас больше, чем мы заслуживаем: сейчас он уже не поднимется, полковник Харрис. Но пусть сегодня вас это не тревожит, утром вы ещё будете иметь возможность с ним поговорить. И, пожалуйста, не забудьте про шубу и мешок с подарками! Дед вы наш — с дембеля-Мороза.

     Миша исчезла за дверями Большой Библиотеки… На столе за спинкой дивана стояла полная коробка сигар. Гэбриэл вытащил две — одну положил во внутренний карман пиджака, другую с удовольствием раскурил.

     – Решение всегда должно быть простым, я помню, Джон, я всё помню…

     Миша пододвинула кресло поближе к кровати профессора:

     – Что, Джон? Никуда нам от этого не деться, когда приходит время: уходим — чтобы они жили, прощаем — чтобы совесть была чистой, жертвуем — чтобы помнили…

     Миша положила запакованную коробочку на тумбочку возле кровати:

     – Ты всегда любил звёзды, поэтому Лео так любима тобою… С Новым Годом, Джон!

     Гэбриэл при полном параде Деда Мороза — в массивной красной шубе, с белой пушистой бородой, в остроносых сафьяновых сапогах, с длинным посохом с раззолоченным круглым набалдашником и с мешком за спиной — распахнул двери ФЗ-кабинета и погромче пристукнул деревянным посохом об пол:

     – Что за сонное царство, когда Дед Мороз по хоромам царским разгуливает?! Рота подъём!!!

     Физитоп над лабораторным столом Зулу сначала испуганно мигнул, а затем панически замигал и защёлкал всеми своими остальными «членами»… человеческая голова на подушке дёрнулась и глухо стукнулась об крышку — физирефактор отцепился от стола и медленно пошёл вверх.

     – М-да, кажется, слегка перестарался, — полковник вплотную подошёл к лабораторному столу. — Ты так и собираешься провалять здесь свои бока весь этот Новый Год, солдат?! Отвечать!!

     Солдат хлопнул глазами и молча-обескураженно уставился на нависшую над ним странную громогласную личность с дымящейся сигарой в пушистой белой бороде и такими знакомыми полковничьими манерами — только с кого именно полковничьими манерами Зулу никак вспомнить не мог.

     – Понятно, тормозим на совесть, — Гэбриэл прислонил посох к лабораторной тумбе и раскрыл свой мешок. — Сейчас, маленький мой дружок, сейчас… найдём тебе деревянную лошадку и саблю к ней — всё как полагается шестилетнему солдату… Да где же я её закопал, чёрт бы побрал эту бороду! Так и живьём сгореть недолго!

     – Санта?! — Зулу опёрся на локоть, с полным недоумением в глазах глядя на копошащуюся в огромном красном мешке шубу.

     – Ага, нашёл!! Вот, держи, мой маленький дружок! С самого Северного Полюса на своём горбу тащить пришлось. Правда, добираться пришлось через снежную Сибирь Матушки-России, а там морозы за шестьдесят: сам понимаешь — пришлось закутаться потеплее… Так что сегодня к тебе, мой маленький дружок, прилетел на своих санях сам Дед Мороз — красный нос! С Новым Годом, сержант!!

     Гэбриэл вложил вместительную металлическую шкатулку в руки застывшего с раскрытым ртом Зулу и снова взвалил свой мешок себе на спину — однако уже в дверях дембель-Мороз обернулся.

     – Да! Чуть не забыл… Полковник приказал немедленно в душ и через пятнадцать минут быть в Большой Библиотеке при полном параде. Это — приказ!!

     Миша нагнулась над криокапсулой — сквозь крышку уже с трудом, но всё же ещё просматривалось заиндевевшее лицо священника.

     – Клим, дружище, ты был последним другом моего Донни. Передавай моему Донни: я уже скоро буду — пусть встречает меня, там… С Новым Годом!

     На крышку криокамеры встала фигурка сверкающего позолотой ангела со сложенными у груди ладонями и молящим взглядом, направленным к Святым Небесам — его длинные белоснежные крылья касались прозрачной, заиндевевшей изнутри крышки криокапсулы отца Климентия.

     – Я сама его вырезала — для тебя, живого… а ты вот так, покидаешь меня — первым… как мой Донни… Но Золотой Ангел проведёт тебя сквозь все препятствия и ужасы нашего собственного ада: ты не будешь больше страдать — я тебе обещаю… Прощай, мой друг!

     Миша приложила пальцы к виску и замерла: с её прекрасных глаз на крышку криокапсулы скатывались горячие слёзы «архангела».

     Гэбриэл вновь широко распахнул двери — теперь уже второй лаборатории. В комнате по-прежнему стояла полнейшая тишина, если не считать тихого гула физитопов всех трёх рабочих столов лаборатории. На лабораторной тумбе возле дверей всё ещё стояли два полных фужера с выдохшимся шампанским.

     – Ах ты ж, ёлки-палки, дрыхнут сучьи потроха! Ла-а-адно… будем заниматься более привычным делом — импровизировать!

     Гэбриэл отодвинул полог крайнего левого бокса: Красавчик дрых под загерметизированной крышкой своего физирефактора, как и полагается в таких случаях — при полном параде блаженных: голяка! Правда, похоже было, что Танго всё же с некоторым человеческим пониманием отнеслась к чувству его мужского самодостоинства и таки небрежно, но всё же накинула одеяло на среднюю часть тела Красавчика… Сама Танго, вытянув вперёд скрещенные ноги и сцепив пальцы обеих рук за шеей, растянулась в своём удобном кресле с абсолютно отстранённым и бесстрастным видом: её глаза казались прикрытыми, а черты идеального лица неподвижными, из-за голенища сапога выглядывал краешек её незаменимого «оборотня».

     Гэбриэл тихо снял мешок со спины и вытянул сигару из пушистой бороды:

     – А-аа…

     – Если вы думаете, полковник Харрис, что я сплю…

     – Уже не думаю! А я с подарками, так сказать… сам Дед Мороз, так сказать… с самого Северного полюса, так сказать…

     – Я так и подумала, ещё когда вы так старательно шумели в соседней лаборатории… Ох, уж эта Миша со своими русскими чудачествами!

     Танго с удовольствием потянулась, лениво, но по уставу приложила руку к своему «адскому» и наконец-то села в своём кресле, освободив проход к лабораторному столу… С ледяным спокойствием она подняла свои бездонные небесные глаза на полковника:

     – Ну? Что там — наверху? Охотников по наши души уже выслали или всё ещё «ночных котов» по городу гоняют?

     – А-аа… Генерал Бэкквард подтверждает: да — выслали! И откуда ты про всё это уже прознала, лейтенант?

     – Откуда?!

     – Я, собственно, по другому вопросу…

     Гэбриэл снова закопался в свой мешок и через пару секунд извлёк на свет тёмные кожаные ножны с вложенным в них достаточно удлинённым боевым ножом:

     – Я тут подумал… такой, как ты, там всякие-разные бантики, Барби и такие сержантские цепочки-колечки не очень-то и нужны.

     – Правильно подумали, полковник.

     – В общем, мне он сразу как-то припал к глазу, когда…

     – И когда только вы успели отыскать подарок по существу, командир? Библиотека Подарков довольно захламлённое помещение, туда лишний раз носа совать не хочется.

     Танго выставила обе ладони вверх — Гэбриэлу ничего другого не оставалось, как положить подарок на протянутые женские ладони.

     Танго неторопливо с уважением вытащила из ножен укороченный кинжал с серьёзным лезвием.

     – «Golden Lion Rampant» — боевой нож уменьшенного шотландского кинжала. У вас хороший вкус, полковник Харрис… Стилизованная боевая модель фирмы «Gold Steel», высокопрочная сталь собственной выработки «Carbon V» — отличающаяся отличными режущими и проникающими свойствами боевого ножа. А если к «шотландцу» применить ещё и лазерную заточку с протонапылением… Кто однажды взял в руки оружие — навсегда решил свою судьбу!

     – Ради смерти стоит жить?

     – Полковник Харрис, не надо недооценивать хозяйку жизни — Смерть! Она как выдрессированная овчарка: пока смотришь ей в глаза — она тебе верный союзник, только повернулся спиной и побежал — догонит и тогда уже пощады не жди.

     Неожиданно Танго резко взмахнула стальным клинком — и наружную сторону правой кисти полковника в момент опоясала длинная, истекающая алой кровью, резаная полоса.

     Танго так же невозмутимо вложила обратно в ножны окроплённый кровью клинок и засунула нож за левое голенище:

     – Тут «шотландцу» самое место! В своей лаборатории как следует пристрою ножны за голенище, «глюк» перекину на потайную лёжку.

     Точно и не обращая внимания на зажавшего кисть растерявшегося полковника, Танго поднялась из своего кресла и повернулась к лабораторной тумбе возле стола физирефактора:

     – Если когда-нибудь и наступит вечный мир, оружие всё равно останется с человеком… навечно!

     Она взяла то, что ей было нужно, и тут же обмотала кисть полковника толстым жгутом пластырной стяжки, специально приспособленного под такие вот «кровавые шутки».

     – Ваш подарок принят, командир! А это — и за меня, и за Красавчика, чтоб мы с вами не поубивали друг друга: лучше сразу смыть кровную обиду смертельного подарка, нежели потом выяснять отношения в обычной поножовщине друг против друга.

     – Мда… практически философия.

     – А то!

     – Ооо-ооо… ммм… кх-кх…

     Физирефактор сразу же отреагировал на пробуждение своего пациента: тут же один за другим отошли все рабочие «присоски», и прозрачная полусфера с тихим шипением пошла вверх. Обе руки Красавчика лежали поверх одеяла и теперь на пару были запакованы в кибер-шины. Его лицо было приведено в сносное состояние, а лазерный шрам через всю левую половину лица был очень тонко и красиво зашит специальным лазерным оборудованием.

     – Дед?.. Мороз?..

     Танго беззвучно рассмеялась:

     – Ишь ты, догадлив, ленивец… Проснулся, котик?

     Красавчик с очумелым видом приподнялся на обоих локтях:

     – Котик? Где?

     – Ни «где», а «кто»… Поднимайся уже, ленивая котяра! Новый Год по левому борту! Швартуемся!

     – С Новым Годом, Красавчик! — Гэбриэл положил на живот лейтенанта дорогой часовой футляр. — Как ты любишь: настоящие — швейцарские.

     Полковник поднял мешок:

     – Как приоденешься-придухаришься — сразу же бегом в библиотеку, с лейтенантом Танго Танго — вместе! Это приказ! Ну я пошёл дальше…

     Третий бокс находился в совершенном анабиозе: тут всяким «дедам» явно было не место… Чукки лежала под физирефактором, укрытая одними приборами. Мэлвин, так и не переодевшись и даже не умывшись, сладко сопел в своём мягком удобном кресле вместе с Федей, имеющим точно такой же блаженный вид, как и у самого Мэлвина: физикресло укачало обоих, погрузив в сладкий восстановительный сон полного физического покоя.

     – Я сегодня так и буду каждого персонально поднимать? А?

     Гэбриэл вновь стукнул об пол своим посохом:

     – Капитан, подъём!! Отставить укачивать мышей и хомячков!! Оружие, к бою!!

     Мэлвин так засучил обеими руками, что Федя чуть не улетел в дальнем направлении. Морская свинка испуганно залопотала что-то на своём — ругательно-вэвээсном, а капитан, в последний момент всё-таки поймав уже в воздухе своего нового усатого дружбана, пулей вылетел из кресла и вытянулся по стойке смирно, приложив к голове вместо руки короткий свинячий хвостишко.

     – «Вертушка» на подходе, полковник!!

     Гэбриэл положил руку на плечо Мэлвина и заставил его снова сесть в кресло:

     – Отставить, капитан… привал…

     А в дальнем боксе полным ходом шли свои персональные разборки.

     – Почему мне?! Почему опять я?! Почему две?!

     – Потому что тебе одному больше всех идёт это кибер-снаряжение! И твои швейцарские часы сюда будут как раз — прямо поверх нового браслета… А ну слезай с печи, Ванька-дурак — Емелин башмак!! Пока я сама тебя не стащила за то самое, чем ты так гордишься!! Слазь со стола — говорю тебе!! Был приказ: выдвигаться в направлении библиотеки… Да не смотрю я на твои персональные прелести! Нашёл чем удивить…

     – Ну знаешь…

     – Знаю, знаю: плавали — видели… Двигай давай! А то стяну одеяло — посмеёмся вместе, если будет с чего.

     – Ну знаешь!!

     – Шагай, кисейная барышня, вперёд, в свою комнату — переодеваться!! Пока я тебе не натолкла по шее аж до третьей кибер-шины!!

     – Третьей?! Куда?!

     – Найдём куда…

     Двери реанимационки наконец-то захлопнулись.

     И похоже, только теперь, после нескольких секунд пристального рассматривания странного джентльмена с белой бородой и сигарой из-под пышных подпалённых усов, Мэлвина наконец-то осенило:

     – Санта? Не-еа… Дед Мороз!! Красный нос — борода из ваты!! Ты подарки нам принёс?

     – А мешком?

     – Понятно… Только Магистра Мэла Линкольна всякими там подпалёнными усами не обдуришь — не проведёшь!

     – Магистра?!

     – Магистр фокусов и чародейства: Львиный Вертохвост!! К вашим услугам… дедуля.

     – Угу… ну это я хорошо запомнил — очень хорошо: Львиный Вертохвост, значит! А раз ещё и магистр… тогда, — Гэбриэл вытащил из мешка тот самый старенький, но вполне исправный «полароид». — Держи, магистр по поросячьим хвостам! Дарую! Кудесничай сегодня сколько душеньке вертохвостной припадёт! Разрешаю… С Новым Годом, капитан!!

     – Ой!! Это мне!! Это мне!! Чукки, просыпайся немедленно!!!

     Мэлвин пересадил Федю вместе с новообретённым «полароидом» в кресло и стал стучать обеими ладонями по крышке физирефактора.

     – Бешеный Пёс… — совершенно внятно произнесла Чукки, ещё не открывая глаз.

     – О ком, о ком это она там, Мэлвин?

     – А! Бешеный Пёс — это ж так зовут её личного и невидимого для остальных ангела-хранителя… Отличная псина, между прочим: породы — водолаз лохматый! Болтун, проныра, каких свет не видывал, да ещё картёжник жуткий. Правда, чуть что не по его, может и куснуть за пятку!

     – Ты его что — видишь, Мэлвин?

     – Ага! Только вы об этом Зулу ни гу-гу, полковник, ни слова не говорите! А то он ещё с Псом-призраком в драку полезет — знаю я его: всякие боксёрские разборки наш Зулу страсть как обожает.

     – Бешеный Пёс…

     Видно, Чукки окончательно просыпалась, потому что её физирефактор отцепил все свои «присоски» и с тихим шипением пошёл вверх… Лицо капитана по-прежнему имело ужасающую кровавую маску, но только теперь было ещё и подкорректировано золотой нитью. Чукки как-то сразу резко открыла глаза и без страха и смущения посмотрела на обоих мужчин, склонившихся над её голым телом. Должно быть, у Гэбриэла и Мэлвина на щеках появился излишний румянец: они так и застыли на месте как два дурака — с неловкими минами на явно смутившихся лицах.

     – «Человек — это единственное животное, которое краснеет, и которому это действительно нужно»… чтобы чувствовать себя человеком… Марк Твен… М-да, похоже, не доходит до некоторых. А подайте-ка женскому телу в полном неглиже одеяло что позащитнее, пеньки-джентльмены!

     По-дурацки лыбящийся Мэлвин мгновенно отмер и, выхватив одеяло из-под стола, сам укрыл им Чукки аж по самую шею:

     – Золотая ты моя Чукки… золотые ножки-ручки, золотой носик, золотые ушки…

     – Что — и ушки?!

     – Не… это я так — в белый стих…

     Гэбриэл уже рылся в своём мешке с подарками:

     – Капитан… С Новым Годом! С новым счастьем!

     – Благодарствуем с низким поклоном, Дедушка Мороз! — совершенно на русский манер ответила Чукки. — Только почему же ты один? Неправильно это! Где ж твоя девочка-Снегурочка?

     – Доложили, что она нужнее за Чёрной Смертью…

     – Ах, Миша, Миша, всё спешит вперёд других… Ой, какой смешной заяц!!

     Полковник сам завёл крупным железным ключом старинного зайца в кружевном жабо, клетчатых штанах и с длинными-предлинными серыми ушами на огромной голове и поставил его на живот Чукки — шустрый заяц сразу же стал резво перебирать длинными задними лапами и шумно бить в ладоши-тарелки.

     – Ой, щекотно, щекотно!!

     – И правда смешной! — Мэлвин забрал с живота Чукки трезвонящего во все колокола зайца. — Где вы это иноземное чудо откопали, полковник?

     – Этой игрушке, между прочим, не меньше века! А я обожаю старые-старые игрушки!

     – Такие, как вы сами?

     Гэбриэл улыбнулся бесхитростному вопросу Чукки:

     – Точно, капитан! Такие же «древние», как я сам…

     Федя во всю сопел на спинке кресла, не понимая, почему на него никто до сих пор не обратил должного внимания. В конце концов он не выдержал и требовательно завопил во всю свою свинячью глотку!

     Мэлвин сейчас же пересадил его за компанию с зайцем на живот Чукки и тут же щёлкнул свой первый кадр из новогоднего «полароида»! Первый кадр получился яркий и жизнерадостный: хлопающий в свои тарелки заяц с длинными ушами, во всю сопящий на явного конкурента Федя и за ними — золотая маска улыбающейся, как Арлекин, Чукки.

     – А это что? — Чукки как смогла нахмурила лоб. — Танго?

     – А! — отмахнулся на свою перетянутую пластырем кисть Гэбриэл. — Так, нужное… братское боевое крещение… Но у меня есть ещё кое-что для тебя, капитан! Игрушка — это игрушка. А теперь — подарок!

     Гэбриэл вытащил из мешка длинную золотую коробочку весьма изысканной и, по всем признакам, очень старинной ручной работы.

     – О нет!.. командир… Вы себе даже представить не можете, как мне давно хотелось иметь именно эту вещицу! Ещё с тех самых пор, как я однажды обнаружила её в дальнем углу на детской полке… Но из Библиотеки Подарков ничего нельзя брать для себя: только для кого-то — в подарок! А мне так никто и не подарил его — все боялись взять на себя роль настоящего волшебника и чародея, не страшащегося ни проклятий, ни предостережений старых мастеров-жрецов Древнего Египта.

     – Что?! И тут я влип?! — Гэбриэла всего аж передёрнуло.

     – Молчите, командир, теперь уже молчите…

     Чукки несколько раз трепетно провела пальцами по поверхности тяжёлой коробочки и наконец решилась открыть… Внутри лежала совершенно дикая потрясающая вещица! Даже на первый взгляд было понятно — это всецело ручная работа древних мастеров. Накладные золотые нити и камни аквамарина, с изящными вкраплениями агата и нефрита, непостижимым образом складывались в ажурное трёхдюймовое изделие в виде некоей помеси стрекозы и «вертушки» конца прошлого тысячелетия: золотое покрытие крыльев было столь тонко, что через него легко просматривались даже линии на человеческой руке.

     – Вы только посмотрите на это настоящее чудо… Мэлвин! Гэбриэл Харрис! Это же маленькое чудо из самого конца Золотой Эры Последней Династии Великого Матриархата Древнейшего Египта! Это модель действующего планера самолётного типа: «вертохвост» — это его настоящее имя…

     – Львиный Вертохвост — это как я?!

     – Тише-тише, Мэлвин… как ты — только это «стрекоза-вертохвост»… И вообще, даже не дышите в её сторону, чтобы нечаянно не сломать этот каприз слияния чуда техники и света магии.

     Чукки подняла на ладони повыше свою игрушку и, постепенно выдыхая по нарастающей, заставила подняться в воздух свою маленькую чудо-«стрекозу»… «Вертохвост» легко взлетел с ладони Чукки, как с посадочной полосы, и полетел вверх по полному кругу, делая лёгкий неспешный охват по всему закрытому пространству бокса и при этом чуть слышно издавая тонкое «вз-зз, вз-зз…» Завершив свой полный круг, «вертохвост» мягко пошёл на посадку, быстро снижаясь прямо над головами изумлённо застывших с раскрытыми ртами мужчин, — оба инстинктивно пригнулись, давая возможность «вертушке» зайти на выбранную ею для себя полосу посадки. Смело юркнув под самым носом у мужчин, «вертохвост» тут же сел на протянутую ладонь Чукки и застыл — как и стоял тут несколько мгновений назад.

     – Вот это да-ааа, — Мэлвин всё же успел щёлкнуть своим «полароидом» и сразу развернулся к Гэбриэлу. — Вот кто у нас настоящий чародей, полковник! Это наша золотая Чукки! А вы заметили, заметили, полковник, что эту штуковину зовут так же, как настоящий вертолёт: «верто» — вертеть, «хвост» — хвостом… вертящийся хвост: вертолёт!

     – Ты как всегда прав, Мэлвин… Однако, джентльмены, пора вставать! Нас уже заждались в Большой Библиотеке. Форма — парадная и пять минут на общие сборы… С Новым Годом!! С новым счастьем!!

     Гэбриэл поднял свой заметно подопустевший мешок и заодно вытащил из бокса Мэлвина:

     – Черти тебя дери, Мэлвин: я тебе уже приказывал переодеться и умыться… Что это за драный вид и грязная рожа, капитан?

     – Я думал, вы не заметите, полковник.

     – Немедленно марш переодеваться! И прими душ хотя бы ради Чукки, Мэлвин…

     – А-а?

     – А капитан Рур в три раза лучше тебя справится со своими делами… Шагом марш в ванную!!

     – Есть!! Шагом марш в свою персональную ванную, Дед Мороз — красный нос… голова из ваты!! — прокричал капитан уже из дверей лаборатории.

     – Мэлвин, Мэлвин… — Гэбриэл направился к соседнему боксу, но у самого входа за полог остановился и снова положил свой мешок на пол, вздохнул — раз, другой, задумчиво выдохнул дымным облаком себе под ноги.

     – Не стоит бояться того, чего мы не знаем: всё было создано из одного Источника Древа Жизни. Не бойтесь преподнести ей достойный подарок, Гэбриэл Харрис: ей нужно равновесие, точка опоры, а не только выдохшееся шампанское на тумбочке.

     Женская рука легко соскользнула с плеча полковника… Гэбриэл обернулся! Чукки так же неслышно выскользнула за двери лаборатории.

     – А шампанское действительно давно выдохлось, — Гэбриэл приоткрыл полог второго бокса — над Лео только крышка физирефактора.

     Подняв свой мешок, полковник заставил себя переступить порог её собственного пространства… Лео была по-прежнему в полной отключке — и, может, это было даже к лучшему: поставить подарки и по-быстрому смотать удочки! Но ведь как-то не по-человечески — ведь так? Так! — не по-человечески… И чего он боится? Не её же в самом деле. А с какой стати он её вообще должен бояться? Чушь какая-то… Нечего ему тут бояться! А тогда почему идёт к ней последней, а?.. Гэбриэл осторожно поставил свой мешок у её кровати и на всякий случай вытянул из-под стола одеяло. Достал из мешка мягкую игрушку: гнома с его ладонь со смешным синим колпаком на голове, усыпанным серебристыми крупными звёздами… да так и остался стоять: в одной руке одеяло, в другой — мягкая игрушка…

     Простояв в полной растерянности с полминуты, Гэбриэл понял: так проблемы не решить. Он положил одеяло в кресло, сверху игрушку — и снял наградные «вьетнамские» часы со своей руки. Полусферическая крышка физирефактора не прилегала плотно к столу, оставалась достаточная щель примерно в четыре дюйма. Гэбриэл встал с левой стороны от Лео, положил часы на стол и просунул свою руку под крышку, чтобы осторожно вытащить руку пэпээсницы наружу. Но как только он дотронулся до кисти Лео, пальцы маленькой квадратной ладони железной хваткой вцепились ему в запястье — кости руки хрустнули, и в глазах у полковника потемнело, как будто на него сверху накинули чёрный полог.

     – Ку… ку… ку… курв…

     Все присоединённые к телу Лео «присоски» отошли разом — и физирефактор медленно пошёл вверх.

     – Курвертюра… я тебя понял!

     Но Лео всё ещё оставалась во власти своего глубокого сна… Гэбриэл попытался освободиться от железного захвата, но противостояние только осложнило ситуацию до полного абсурда: детские пальчики ещё сильнее впились в человеческое запястье «врага»!

     Полковник упал на колени и безмолвно застонал от нестерпимой боли — смертельная молния адского огня пронеслась настоящим лавовым ожогом через его запылавшие разжиженным пеплом мозги.

     – Сержант Румаркер, открыть глаза… Это приказ!!

     Она открыла глаза, но Гэбриэл видел: Лео всё ещё в полном бессознании.

     – «Космос», приём!! Приказ отступать без потерь!! «Космос», приём…

     Гэбриэл понимал, что только так можно вывести боевую единицу из радиуса действия ведения войны заклинившихся солдатских мозгов: подсознание всегда оставалось рабочим даже в самых сложных отключках — и самым восприимчивым оно было только для сильных и лично пережитых стрессов.

     Пальцы Лео ослабили свою железную хватку, и Гэбриэл наконец смог вздохнуть с облегчением — его зубы так впились в сигару, что почти что перекусили её. Он высвободил руку из цепких пальцев Лео и вытащил остаток сигары изо рта:

     – Надо же, чуть не проглотил…

     Полковник положил всё, что осталось от сигары, на полку под лабораторным столом пэпээсницы и тяжело поднялся на ноги… на него смотрели ясные, как небо после грозы, светлые сине-серые глаза — с застывшим в них невольным вопросом, на который Гэбриэл сразу и не нашёлся что ответить.

     – А-аа, Лео… сержант…

     – Это мне?

     Гэбриэл перевёл свой взгляд туда, куда сейчас смотрела Лео.

     – Угу… это теперь твоё! — он застегнул на последнюю дырочку кожаный потёртый ремешок своих часов, но всё равно тот оставался страшно велик для этого тонкого запястья. — Теперь ты — полноправный член Команды «Альфа»: восьмой парень в нашей команде и последний прикрывающий, как и положено для сержанта Лео Румаркер.

     Как только Гэбриэл застегнул часы на её руке, он сразу же взял одеяло и укрыл им Лео… Она поднесла свою руку к лицу и внимательно посмотрела на часы.

     – Большего подарка мне никто и никогда уже сделать не сможет… командир.

     – Ну… — Гэбриэл поправил на голове боярскую красную шапку и провёл пальцами по подгоревшим усам, — у Деда Мороза тоже есть для тебя подарок!

     Гэбриэл взял гнома и точно вдруг чего-то застеснявшись, нерешительно протянул игрушку Лео:

     – С Новым Годом, сержант! Это тебе верный друг, чтобы было кому и твою спину прикрывать во время всех твоих… приключений.

     Лео взяла в руки игрушку и улыбнулась, одной рукой прижав гнома к себе, а другой взяв Гэбриэла за пальцы той самой, дважды за сегодняшний обход, прикалеченной правой руки:

     – Этот гном похож на тебя… Вы дарите мне самого себя, полковник?

     Гэбриэл вконец растерялся: ну вот что можно было ответить на такой подспудный неоднозначный вопрос, заданный совершенно искренне по-детски. Но Лео смотрела прямо в его глаза и никак не собиралась принимать во внимание некоторую неловкость данного момента.

     – У тебя по всему лицу синие полосы…

     – Кастет Моно расстарался: протокожа — не идеал… у вас тоже на щеке синячище с мой кулак, полковник…

     Гэбриэл махнул свободной рукой:

     – Ерунда! Выстрел из лазерного автомата достал: баггисты в подземке метро… высунул морду в окно фургона… Но позволить надеть себе на глаза повязку на бой с Моно?! Этот риск был совершенно необоснованным.

     – Это не так страшно, командир… Три чувства для врага: почувствуй его движение, предвидь его следующий шаг и дыши вместе с ним.

     – Крест «За выдающиеся заслуги» и только сержант — характер подвёл?

     – Вы оставили меня — бросили!.. здесь — одну… Что мне оставалось делать?

     – Я рад, что ты такая самостоятельная, сержант. Но этой своей самостоятельностью ты подвергаешь всю команду смертельно опасному и неоправданному риску.

     Лео выпятила нижнюю губу.

     – И ругательные пароли ставить на фургон Зулу разве это… по-армейски?

     Она всё так же молча смотрела на него своими мальчишескими и бездонными как космос глазами, при этом достаточно крепко продолжая удерживать руку полковника своими тонкими, но сильными пальцами…

     И Гэбриэлу всё больше казалось, что его зачем-то неоправданно неудержимо затягивает в этот безбрежный, заполненный миллионами ярких неизвестных звёзд, бесконечный и пугающий космос — всё сильнее и сильнее. Он склонил голову набок и положил широкую ладонь своей свободной руки на пальцы Лео:

     – Я не идеал, инопланетянка… Я только старый солдат, который скоро совсем рассыплется в прах. А тебе нужно равновесие, которого во мне ещё меньше, чем в сержанте Лео Румаркер.

     Гэбриэл остановился перед Большой Библиотекой — правая кисть саднила и трещала, но он только сильнее сжал в руке посох, закинул за плечо почти что пустой мешок и толкнул двери.

     – Красавчик, ты помнишь, что было в прошлом месяце?

     Зулу повернулся на голос Мэлвина:

     – Каком прошлом месяце, кретин?! Ты же пробыл в заморозке целых сорок лет!

     – Зулу, ты такой большой и такой дурак.

     – Что-о?!!

     – Зулу, я имею в виду сорок лет и — в прошлом месяце.

     – Убери от моего лица эту блымалку, пока я не свернул тебе шею, идиот!!!

     – У нас теперь каждый день будет таким?

     Гэбриэл стукнул посохом об пол:

     – А что тебе не нравится, Красавчик?!

     – Ой! — Мэлвин наконец-то умытый, причёсанный и в совершенно новой бомберной авиаторке первым подскочил к Гэбриэлу. — В санях прибыл Дед Мороз — нам подарочки привёз!!

     – Всё, Мэлвин! Мешок пустой: всем всё раздал!.. дембель закончился… Всех с Новым 2028 Годом!! Жизни, новых надежд и чистого голубого неба над головой.

     – Ура!! Ура!! Ура!! — Мэлвин щёлкнул «дембельскую» фотку и стал радостно подбрасывать вверх «бабушкино» конфетти, носясь как угорелый по всей библиотечной зале.

     Все, кто были в библиотеке, встали и взяли со стола уже наполненные фужеры с шампанским.

     Миша поднесла один и Гэбриэлу:

     – Тост — от Санты и Деда Мороза! Для всех, командир!

     Гэбриэл взял фужер:

     – Что ж, ребятня и зайцы… Пусть у нас получится всё задуманное. И чтоб наша команда — Команда «Альфа»! — выиграла это последнее сражение за жизнь, за новую жизнь и за надежду для новой жизни. Пусть все ваши чаяния и надежды, которые вы накопили за многие и многие годы, наконец, всё-таки сбудутся. Всех с Новым Годом!!

     Они сомкнули свои фужеры и разом опустошили.

     Гэбриэл поставил пустой фужер на стол:

     – Ребята, я свою миссию выполнил: всех разбудил, всех поздравил — пора и честь знать! Иду переодеваться — упарился я с вами… Громче музыку, громче!

     Полковник зашагал в комнату за ёлкой — Андрей пошёл следом за ним.

     – Гэбриэл, а где Лео?

     – Проснулась — не переживай… Думаю, сейчас она уже в своей комнате. Одеться ж ей точно надо… Что там наши машины, Андрей? Жить будут? Они могут нам понадобиться через несколько часов.

     – Машины в порядке! Что мог — сделал, остальное Лео доделает позже — это её привилегия: доводить до ума.

     – До ума?.. до полного безумия — ты хотел сказать, мой мальчик, — Гэбриэл повесил шубу в свой угол и сел снимать сапоги. — Было бы неплохо побыстрее наладить машины. Но так и быть! Пусть ребятки погуляют сегодня и хорошенько отдохнут: другого времени, думаю, на это у нас уже не будет… Скажи-ка мне, Андрей, какой из двух лифтов в Западном Бруклине проходит непосредственно через туннели «коричневых»?

     – «Капюшонников»?! Зачем они вам, полковник?!

     – Андрей?

     – Дальний… Но там очень опасный проход и к тому же заблокированный сверху двухэтажным зданием: в подвале настоящее гнездо этих тварей! Гэбриэл, туда лучше не соваться.

     – Это значит, что там никого из чужих особенно-то не ждут?

     – Конечно нет!! Какой же сумасшедший добровольно полезет в глотку прихвостней самого Дьявола?!

     – Вот и отлично — то что надо… Да, чуть не забыл! — Гэбриэл достал из мешка последний подарок: на золотой цепи огромный круглый кулон в виде золотого лучеобразного солнца, инкрустированный по краю медовыми камнями крупного прозрачного янтаря. — «Кулон Солнца»! Золото с настоящим природным янтарём: символом вечного солнца… Когда-нибудь и ты, Андрей, увидишь настоящее земное солнце над своей головой в чистом, безоблачном и до синевы голубом-голубом небе.

     – Полковник… Гэбриэл… — других слов у мальчишки-генокера больше не нашлось: он обнял полковника за шею обеими руками и, уткнувшись лбом ему в грудь, всхлипнул.

     – Ну-ну… Все мы Дети Земли: и те — кто «старые», и те — кто «новые». Все мы люди — так или иначе. И все заслуживаем на нормальную человеческую жизнь. И ты, Андрей, заслуживаешь куда больше нас: ведь мы все всё-таки родились и даже успели пожить и под настоящим золотым солнцем, и под настоящим звёздным небом. Теперь ваш черёд — молодых и новых детей этой планеты.

     – Пойду — покажу Мише… и всем остальным ребятам…

     – Иди… иди, малыш, и я сейчас — следом за тобой…

     В библиотеке царило оживление: на первый взгляд всё выглядело так, будто ничего из ряда вон выходящего несколькими часами назад и не произошло… все выглядели хорошо отдохнувшими, и даже Красавчик почти что уже смирился с участью быть одним таким вот — неповторимым: с парой кибер-рук и особым менталитетом Танго к его персоне.

     На столе за диваном в основном стояла вся выпивка и немного закусок, а вот на выставленном дополнительном столе возле книжных полок был накрыт плотный шведский стол и горели свечи в канделябрах, свет в самой Большой Библиотеке был несколько приглушён. Негромко звучала музыка из старого японского музыкального центра, и диск джазовой оперы Гершвина «Порги и Бесс» в исполнении джазбэнда Луи Армстронга и Эллы Фицджеральд наполнял сердце Гэбриэла давними воспоминаниями теперь уже таких по-настоящему далёких, совсем далёких дней из его прошлого, настоящего прошлого… Гэбриэл с минуту постоял за ёлкой, с удовольствием пыхтя кубинской сигарой с личных плантаций Джона и с интересом присматриваясь к своей пополнившейся новыми солдатами команде. Подарков под ёлкой практически не осталось: почти все уже были разобраны — пустые коробки и коробочки, как свидетельство свершившегося, валялись большой кучей здесь же, за стеной Зала Подарков.

     – Мэлвин, а что-то мы больше ничего не слышим о твоём Капитане космических рейнджеров?

     Мэлвин сидел на широком подлокотнике кресла, в котором в отсутствие Лео расположилась Чукки со своим любимчиком Федей.

     – Ах, командор, дела, дела! Капитан космических рейнджеров не может больше оставаться на этой планете ни одной лишней минуты: у него новое задание — не менее важное, чем было в баре «Шерифа Джо». И он со своими верными солдатами отправляется на новое задание — на другую планету, где снова нужна их помощь… Зато остаётся Мистер Львиный Вертохвост! Который сегодня ещё и Мистер Магистр Высшей Лиги Фокусников и Чародеев: могу всё что угодно!

     Мэлвин достал из коробочки Чукки «стрекозу» и пустил летать по комнате.

     – Без мотора, без дозаправки и без лётчика: только по мановению моего дыхания и силы воли человеческого желания!

     «Вертохвост» плавно и элегантно легко заскользил над головами людей — под самый потолок Большой Библиотеки.

     Миша, сидящая на диване в гордом одиночестве, слегка нахмурилась:

     – Не стоит так легкомысленно относиться к «древней гвардии»: выпустит жалко — мало не покажется, если в чью-то шею ненароком вопьётся. Если бы полковник знал, какое опасное оружие он предоставил в руки Чукки, вряд ли бы он остановил свой выбор на подобной игрушке — ведь так, командир?

     Миша смотрела будто сквозь пушистые и плотно завуалированные сверкающей мишурой ветви огромной ёлки… Гэбриэл вышел из своего укрытия:

     – А что в этой подарочной «стрекозе» такого опасного, о чём следовало бы знать в обязательном порядке?

     – Жалко-игла и ампула со смертельным ядом на несколько дозаправочных доз. Эта птичка не из простых музейных вещиц, потому и не получала Чукки эту золотую игрушку в свои руки! Да видно время пришло…

     Мэлвин подскочил к Гэбриэлу и быстро-быстро зашептал ему в ухо:

     – Полковник, вы находитесь на линии огня между двумя «вертохвостами»: быстрее загадывайте желание… быстрее!!

     Гэбриэл, скорее интуитивно, чем осознанно, выплеснул из своего закрытого глубинного нутра самое сокрытое, самое потаённое желание своего сердца, своей души — в мозгу падающей звездой вспыхнуло и притухло тайное, желанное, зовущее.

     – Загадал… — на замершем мгновении выдохнул из себя Гэбриэл.

     Чукки поймала на вытянутую ладонь своё тайное оружие и вместе с коробочкой запрятала в один из потайных невидимых карманов своей одежды — подальше от Мишиных глаз:

     – Клятвенно обещаю не баловаться «вертохвостом» без надобности и применять как оружие на поражение только при полном осознании своих действий и экстренном положении вещей!

     – Ах, Чукки, Чукки, подвезло же тебе на этот Новый Год с подарками: и капитан, и долгожданная игрушка, и выжила в полюбовных объятиях Смерти… Вижу, и запасную бомберку успела своему «вертохвосту» к Новому Году подогнать!

     – Так первый блин всегда комом, полковник. Значит, как за правило, всегда держи наготове запасной вариант: план «Б»!

     – Это да, капитан, мы все через это прошли: драные лохмотья, порванные души, — Мише явно нравилась эта чувственная, открытая всем ветрам и на одном дыхании сложившаяся парочка двух бесхитростных «первочеловеков». — Ну-ка, Мэлвин, скажи-ка мне, как тебе подарок твоей Чукки: нравится авиаторка времён Вьетнамской кампании? Она ведь сама доводила до ума обе бомберки, притащенные Лео откуда-то из блошиных недр.

     – Ага, командор! Эта авиаторка была создана точно для меня единственного.

     – Эту я залила протопокрытием — так что теперь долго будет служить своему Капитану-«вертохвосту»! Но первую я тоже не брошу, залатаю — будет как новая.

     – Ну что ж, капитаны! Как в таких случаях говорится: семь футов под килем, да и флаг вам в руки… Полковник, присоединяйтесь! — Миша показала рукой на место подле себя.

     Гэбриэл сел на диван.

     Миша мельком бросила свой взгляд на заклеенную кисть полковника:

     – Что — новогодний подарок от «чёрной анаконды»?

     – Он самый!

     – А свои наградные командирские потеряли под крышкой физирефактора Лео?

     – Угу…

     Миша повернула голову к Зулу, стоящему возле книжной стены в новом парадно-фиолетовом комбинезоне, в серебристо-полосатых мягких сапожках и с целой связкой новых массивных золотых цепей и медальонов всех форм и размеров на могучей шее, и аппетитно поглощающему с тарелки энергетические лопухи и тонкие ломтики тёмно-розовой ветчины.

     – Сержант, а накапай-ка нам с полковником по полной стопке Джоновой наливки. Мэлвин, остальным — шампанского! Хочу сказать тост: по-свойски, по-русскому, но для нашей команды — для всей Команды «Альфа»!

     – Но здесь… ещё не вся команда, командор.

     – Лео только что покинула комнату своего деда и спешно направляется по коридору сюда… так, Чукки?

     – Три секунды… две… одна…

     Обе створки дверей библиотеки широко распахнулись и беззвучно захлопнулись за спиной с разбега влетевшей в комнату Лео.

     – Без меня?!

     Гэбриэл сразу же поднялся:

     – Угу… как раз к первому тосту!

     – Куда ж теперь без тебя, — подтвердила Миша.

     Зулу протянул по полной стопке обоим полковникам. Гэбриэл свою сразу же подал Лео… Зулу недовольно покачал головой, но молча пошёл наливать ещё одну.

     Лео взяла стопку, насупливо взглянула на Гэбриэла и сразу же подсела на диван к Мише.

     – Во! — Лео сжала левую кисть в кулак и развернула запястьем к своему полковнику.

     На её руке уже на «свежую» последнюю дырочку были застёгнуты непомерно большущие для этого запястья наградные часы Гэбриэла.

     Миша только ухмыльнулась:

     – Нуу!! Подгон что надо…

     – О, Лео, какой подарок, — Танго не могла не причалить к берегу язвительных кораблей. — Командир тебя балует почище самого дока!.. быть беде, быть беде…

     Лео выпятила нижнюю губу на смеющуюся Танго, но всё равно было хорошо заметно, что сама пэпээсница довольная, как носорог на новом пастбище.

     – Нашего полку прибыло, — Мэлвин щёлкнул «каблуками» своих новых запасных фирмовых кед и, пригнувшись к пэпээснице, приложил руку к голове. — Командир!!

     – Р-рр… — Лео совсем не понравилось такое дурацкое внимание к её подарку.

     Зулу протянул стопку полковнику:

     – Гэбриэл, это же ваши — наградные, из Вьетнама!.. или — как?..

     – Пэпээсница их честно заслужила: «Шериф Джо» того стоил… — это были слова Красавчика, смирно стоящего со своим фужером шампанского за спинкой кресла Танго.

     Гэбриэл понял, что придётся объясниться перед всей командой:

     – Надо признать, джентльмены, никто не знает, как бы закончилась история с «Шерифом Джо», если бы не экстренное вмешательство нашего сержанта Лео Румаркер. Я только признал, что отныне Лео принадлежит к нашей команде — Команде «Альфа». Последней! А последнему, как известно, полагаются все тумаки и шишки, поэтому и награда — заслуженная.

     Вконец «убитая» таким пристальным вниманием к своей особе, Лео по-быстренькому смоталась с дивана подальше от всех — поближе к столу. На ней снова был её джинсовый квадратный комбинезон, военная серо-зелёная футболка и всё те же военные ботинки-берцы. Длинные волнистые хвосты, затянутые двумя парами чёрно-сиреневых резинок, как обычно были перекинуты вперёд. На шее, поверх футболки, в паре с армейскими жетонами красовался её счастливый талисман во всех кампаниях: зуб песчаного дьявола! На голове сидел неизменный «песчаник».

     – Тост, командор!! Команда в сборе!! — Гэбриэл сам выключил музыку и посмотрел на Мишу.

     – Джентльмены!! — Миша встала посреди библиотечной залы. — Нам выпала честь быть вместе в эти последние дни не только этого города, но и всей этой планеты — такими, какими мы их знаем вот уже все последние двадцать лет, после той, последней и страшной Третьей Мировой… Сегодня нас восьмеро, и мы — команда: Команда «Альфа»! Нам предстоят очень тяжёлые дни последних испытаний на прочность, на человеческую мудрость, на проверку настоящей боевой дружбы и солдатской взаимовыручки. Но мы не сами по себе! С нами все те, кто остался в тех трагических днях Последней Войны, те, кого мы уже потеряли здесь, и те — кто по-прежнему с нами, бок о бок, и готовы в любой момент умереть вместе с нами и за нас. Я говорю о нашем дорогом профессоре — Джоне Румаркере и его верном воспитаннике и сыне — Андрее. Мы всегда будем не одни! С нами всегда будут те, кто были нашими учителями, напарниками-солдатами и просто дорогими нашему сердцу людьми. И если нам повезёт выбраться из Индианаполиса вместе с теми, кого мы не можем оставить здесь на верную погибель, и ещё без существенных потерь добраться до Соломоновых Рудников и перейти порог Чёрной Смерти — тогда мы сможем с чистой совестью считать свою огромную и важную миссию полностью выполненной! Что станется потом — рассудит Бог и Земля. Но сегодня мы — это единое целое с единственно важной для нас всех задачей: выжить самим, вывести из города детей Форта и дойти до Соломоновых Рудников во что бы то ни стало! Так давайте поднимем наши чаши за то большое дело, которое нас всех объединило сегодня в единое целое! И пусть все враги останутся далеко за нашими спинами! И как говорил мой дед: «Фашистские танки никогда не пройдут по Красной Площади Москвы — Победа будет за нами!» За Победу, парни!! За Победу!!

     – Победа будет за нами! — глаза поднявшейся Танго прямо-таки горели адским огнём всепобеждающей веры.

     – Победа будет за нами, — тихо, но чётко произнесла Чукки, поднимаясь из своего кресла.

     Все девчонки обернулись к Лео.

     – Победа… всегда будет за нами! — казалось, что сухие губы Лео сами собой уже олицетворяли каждое как в воду камнем брошенное слово-кремень.

     Гэбриэл поднял свою стопку и молча обвёл ею по кругу — парни подняли свои фужеры. Зулу вдохнул побольше воздуха и… поставил на стол свой стакан молока. Взамен подхватил полную стопку водки!

     – И — за Команду!! — заключила Миша.

     Они поставили на столы опустошённую посуду и снова расположились, кто где хотел.

     Миша кивнула Чукки:

     – Твой Федя перебрался с дивана на стол и вошкается по общим тарелкам.

     – Пусть попирует — праздник ведь для всех!

     – Чукки, ты меня не слушаешь.

     – Харакири ему — харакири! — обрадовалась Танго.

     Гэбриэл тактично перевёл разговор «на близкое и вечное»:

     – Мэлвин, а где твой Динки?.. твой вечный дружок в пути…

     Капитан подал кружку с квасом Чукки и снова уселся на широкий подлокотник её кресла:

     – Он уже далеко впереди нас, полковник: побежал за купол Чёрной Смерти предупредить местных, что мы скоро будем — пусть встречают нас… как героев…

     – Угу… Как героев, значит! А пёс твой добежит?

     – Уже добежал — нас ждут, полковник.

     Чукки кивнула в знак согласия:

     – Это так, Динки Мэлвина уже за Чёрной Смертью. Теперь наш черёд: времени у нас в обрез!

     Зулу никогда не нравились чумоватые, теперь их в команде было двое — плюс вечно блаженный Красавчик. Он снова молча недовольно отошёл к книжной стене библиотеки. За ним протопала и Лео к музыкальному центру — присмотреть что-нибудь из «Битлов».

     Зулу показал глазами на её часы и поднял оба больших пальца вверх:

     – Никогда не думал, что Гэбриэл когда-нибудь расстанется со своими часами — всё ж таки наградные, командирские… Но мне кажется, после похода в город он стал каким-то другим, как будто штангу в триста фунтов положили ему на плечи, точно постарел на триста лет — там, внутри… Я это, в общем, спасибо за фургон… А мне Гэбриэл тоже целую коробку новых цепей и печаток надарил: знает старик, что я люблю.

     Сержант довольно поглаживал по золотым украшениям, целой ротой свисающих с его мощной шоколадной шеи. Сразу же позабыв про «Битлов», Лео молча уставилась на Зулу удивлённым взглядом, точно даже слышала его голос впервые.

     – Эй, молодцы? Да вы никак про старика-полковника говорите? — Миша имела не просто отличный слух, но вместе с тем ещё могла одновременно воспринимать разрозненную информацию с отдалённых точек вещания.

     Оба сержанта вместе повернулись к кружку основного сосредоточения разговора.

     Гэбриэл вынул сигару изо рта:

     – При всём при том, что ж тут такого, Миша? Думаю, что я уже давно старик. Особенно, если к моим прожитым да по всем войнам прибавить ещё сорок в криокамере у Джона, да ещё и заодно сегодняшний выход в город — как раз на все двести наберётся или даже больше… может, и на все триста потяну, а может, и не потяну… самое время признать, что я дед — сто лет в обед… м-да, однако, многовато получается, многовато… И над чем это вы так потешаетесь, леди-джентльмены?

     Девчонки дружно покатились со смеху с серьёзных подсчётов полковника, а Танго так прямо угорала от беззвучного кашляющего смеха, чуть ли не вываливаясь на пол из своего кресла. Даже Лео выставила вперёд нижнюю губу и по-обезьяньи смешно скривила всю свою исполосованную синюшную мордень.

     – Полковник… Гэбриэл Харрис, — Миша еле сдерживалась, чтобы не разгоготаться в голос вслед за бестактными Чукки и Танго. — Дорогой вы наш командир! Мужчина не может быть старым, пока он — мужчина…

     Чувствуя всей шкурой недвусмысленный подвох, Гэбриэл с некоторой опаской смотрел на этих странных молодых женщин, в обычных мирных условиях ещё больше похожих на студенток-первокурсниц, нежели на прошедших все ужасы Третьей Мировой настоящих солдат — практически с сорока годами за плечами каждая.

     – Что вы… имеете в виду, подкольщицы?

     – А то и имеем… на что наступаем, — это был захлёбывающийся стон Танго.

     – Гэбриэл, лучше с ними по «таким» вопросам не связываться: загонят в угол и без суда присяжных прирежут до смерти, — подал предостерегающую информацию Красавчик, обходя полковника со спины.

     – Полковник Харрис, — Миша сцепила руки на груди, — вы либо мужчина, либо — нет! Выбирайте сами, что вам ближе к телу… У Танго всегда было плохо с английским юмором.

     Гэбриэл понял, с этими пройдохами в такие игры лучше играть по их же правилам.

     – Угу… Значит, сговор против своего командира!

     – Просто они женщины, которые без проблем разбираются в настоящих мужчинах, — Лео так неожиданно тихо встала за плечом Гэбриэла, что, резко развернувшись, он чуть не сшиб её с ног.

     Но Лео даже не отшатнулась — она стояла, заложив обе руки в карманы комбинезона, и теперь совершенно серьёзно смотрела на полковника снизу вверх — глаза в глаза.

     Гэбриэла сначала обожгло горячей волной, но сразу же перекинуло в холодный пот. Он сглотнул и почти что растерянно брякнул первое, что пришло в голову:

     – Но если они — женщины, которые разбираются в настоящих мужчинах, то кто же тогда ты?

     Мэлвину лучше всех были видны лица Гэбриэла и Лео, и он сразу смекнул, что полковника срочно нужно вытаскивать из передряги… Он щёлкнул своим «полароидом» прямо обоим в лица:

     – Ничья! Полковник, ничья… Тост от командира!! Тост!! И держите ваше дружеское фото, джентльмены-«архангелы».

     – У души нет возраста: она бессмертна, и она вечна, — Андрей забрал фотокарточку из руки весело размахивающего капитана и сам засунул её в карман пиджака полковника.

     – Наливай, Мэлвин!! — дал команду Гэбриэл.

     Лео поджала губы и пошла к ёлке: там остались лежать ещё несколько коробок — и все были для неё одной… Андрей помог Мэлвину разлить шампанское и водку.

     – Но ведь когда-нибудь старость всё равно нагрянет, от этого никуда не деться — никому, — Красавчик пошёл за фужерами для себя и Танго.

     – Мы никогда не постареем! — чуть ли не с дикой злобой кинула Танго в спину лейтенанта.

     Сразу стало понятно, что если Красавчик сейчас ляпнет ещё что-нибудь о человеческой метаморфозе неизбежности увядания земного бытия, то обязательно схлопочет в дыню лично от Доктора Смерть.

     – Кх, кх… а на Гавайях, Красавчик, сейчас в самом разгаре пляжный сезон, — толкнул лейтенанта под руку Мэлвин.

     – Интересно, сколько по нынешним временам нужно денег, чтобы попасть на Гавайи?

     – «Птичкой» или пешком? — тут же съязвила Танго.

     – Что, Красавчик? Индианаполис — не Лос-Анджелес? — Гэбриэл взял протянутую Андреем полную стопку наливки.

     – Это точно — не он, не Город Ангелов, — лейтенант подал Танго фужер с вином.

     – Расслабься, Красавчик, — Гэбриэл широко улыбался, доставалось не только ему. — Наслаждайся жизнью…

     – Наслаждаться? С этим? — лейтенант поднял обе свои «киборг»-руки.

     – А чем, собственно, ты недоволен, Красавчик? — Миша обернулась к столу и потянулась за солёным огурчиком. — Ты жив, друзья твои живы, да и сама жизнь всё ещё играет по твоим правилам.

     – А что такое жизнь теперь, полковник? Из одной тюрьмы — в другую. И даже сам Господь-Бог не скажет, что дальше.

     Гэбриэл краем глаза посматривал в сторону ёлки: Лео сидела на полу и с явным удовольствием открывала коробку за коробкой! Почти во всех лежали мягкие игрушки — пушистые золотогривые львята-близнецы, серебристо-серые капуцинки, розовый крокодильчик, голубой слон и даже «зелёные человечки». Как ни странно, но Лео с весьма довольным видом тащила из коробок всё это мягкое «визовое содружество»! Гэбриэл заметил, что она даже улыбалась, вынимая одну игрушку за другой и рассаживая весь этот «огород» под ёлкой вокруг Деда Мороза.

     Мэлвин с ужасно довольным видом жевал поданный Андреем бутерброд в виде сырного гамбургера:

     – А ты, Красавчик, смотри на это дело чисто с философской точки зрения: наша Вселенная — это ведь тоже одно замкнутое пространство. И для кого-то, представь себе, этот большой дом тоже с кофейную чашку.

     – Например?

     – Например, для богов!

     – Ай, Мэлвин! Тебе проще смотреть на этот мир со своей кофейной чашки… Вот жуёшь свой бутерброд и даже не вспоминаешь, как сегодня уже успел приложиться к натуральной человечине — к гамбургеру из генокера, в лучшем случае из крысятины.

     – А довольно мясистый был крысячий генокер — по вкусу, как настоящая свининка.

     – Вот! Вот! И никто не знает, до чего ещё завтра доведёт нас этот страшный замкнутый мир.

     – Возможно, что завтра мы все умрём! — радостно поддакнул лейтенанту Мэлвин.

     – Уже завтра? — Красавчик расстроенно скосился на довольную рожу капитана.

     – Какая разница, когда умирать? С чего весь сыр-бор? — Танго совершенно искренне пожала плечами. — Смерть всегда бок о бок с жизнью, а жизнь бок о бок со своей верной сестрой-близнецом смертью! С чего весь кипишь, Красавчик?

     – А если я не хочу быть завтра мясом на гамбургеры в Блошином Бруклине?!

     – Так ты туда без телохранителей больше не лезь — целее будешь.

     – Получил? — Андрей довольно зыркнул на Красавчика.

     Танго перекинула ногу на ногу:

     – Чего вообще за эту жизнь особенно-то цепляться?.. жизнь — это дерьмо…

     – А смерть?

     – А смерть — это только смерть.

     Красавчик поправил свой элегантный галстук-платок:

     – Весьма привлекательный рецептик от Доктора Смерть! Послушай, Танго, детка, тебе явно надо снять сегодняшний стресс, дать немного расслабиться себе и другим.

     – Не знаю, как дать расслабиться другим, а вот в глаз дать могу — любому желающему и без каких-либо сопутствующих игр!

     – Я так и подумал.

     – Если не везёт, то это полоса длинная, — Мэлвин будто вслух читал мысли Чукки. — Не везёт, не везёт, а потом как-а-ак не повезёт!! А потом опять — не везёт, не везёт…

     Красавчик схватился за голову.

     – Джентльмены! — Миша призывала к всеобщему вниманию. — У нашего командира есть тост! Прошу всех подойти поближе… Зулу? Андрей? Лео, вылазь уже из-под своей ёлки — кому говорю?!

     Лео наконец услышала призыв Миши и, запихав ногами пустые коробки за толстый ствол ёлки, таки выбралась наружу из-под тяжёлых колких веток.

     – Лео, чтоб закусила как положено! Ничего не жрёшь как всегда, а потом на ринг одни кости доносишь, — персонально для своего сержанта полковник Васильева перешла на русский.

     – Ве-еее… — Лео состроила кислую мину под выставленный наружу язык.

     – Отправлю спать на принудиловку!.. коза драная…

     Лео тяжко вздохнула, но казарменная перспектива отправиться на боковую в принудительном порядке её никак не вдохновляла. Она подошла к столу и засунула в рот самый крупный лопух со всей салатницы. Но Мишу не так-то просто было провести, и Лео ничего другого не оставалось, как следом за салатом запихать в рот добротный кусок розовой ветчины. Пережёвывая на ходу, она взяла протянутую Андреем стопку и встала напротив Миши — как раз рядом с полковником.

     – Командуйте парадом, командир! — подняла свою стопку Миша.

     Гэбриэлу сейчас больше всего хотелось отойти от Лео хоть на полшага — его точно обжигало невидимым огнём с той стороны, где теперь стояла она, держа свою стопку в руке и не сводя глаз с полковника, как и другие. Но разве он мог показать предательские слабинки перед всей своей командой? Им нужен был командир, а у командира не должно быть ни слабостей, ни слабинок… Поэтому Гэбриэл вдохнул поглубже и, широко улыбаясь, посмотрел по сторонам. Слева сидела в своём любимом кресле Танго — женщина-девушка космической красоты и убийственно-идеального телосложения. Напротив на диване точно царица восседала полковник Васильева с достаточно серьёзным видом, хотя и старалась создавать впечатление праздничного лица. За диваном стояла чистая и светлая душа Андрея. Справа в кресле сидела Чукки с сытно похрюкивающим Федей на руках и с изуродованным лицом, к которому уже все настолько привыкли за эти последние несколько часов, что теперь оно даже казалось по-своему красивым и каким-то даже одухотворённым «до святого сияния». Мэлвин с довольным полублаженным видом и не собирался надолго покидать своего пригретого местечка на широком подлокотнике кресла Чукки. Поодаль за столом стояли Зулу и Красавчик: один — со стаканом молока, которое он мог хлестать до бесконечности, другой — с полным фужером шампанского, которое он тоже мог пригублять в немереных количествах и до полной потери пульса — лишь бы рядом была красивая обаятельная штучка вроде Танго. Справа от Гэбриэла стояла только Лео и так близко, что почти касалась его плеча.

     Гэбриэл выдохнул густым облаком дыма и поднял свою стопку:

     – Я хочу, чтобы этот новогодний тост прозвучал «на алаверды»! Сегодня как никогда нам нужен этот общий, один на всех, командный тост — ведь мы теперь одна команда: Команда «Альфа»… Трудно было там, за стенами этого бункера — очень трудно было сегодня. Правда, полное осознание этого приходит позже. Но должен признать, что самое трудное нам ещё предстоит. Но мы живы и это уже не мало! Миша, прошу вас…

     Полковник Васильева подняла свою стопку:

     – И пока мы живы, мы должны помнить: мы живём дальше, потому что умерли другие… Сегодня это был наш друг — отец Климентий, завтра неизменно кто-то ещё пожертвует своей жизнью: таков Закон Вселенной. И потому мы будем жить — пока за нас умирают другие. И когда придёт наш черёд, у других появится шанс, чтобы жить дальше: энергия смерти питает жизненные потребности нашего земного бытия. Но каждый из нас должен помнить: наша кровь, пролитая сегодня на эту землю, завтра даст пищу и энергию цветам и плодам, которые однажды снова украсят нашу прекрасную планету, нашу родную землю и наши потерянные могилы и наполнят необходимой созидательной всепобеждающей энергией жизни наших друзей и наших детей… Смерть — не конец: смерть — это поступательное живое созидание настоящего, без которого не бывает будущего. Но смерть должна быть избранной и только для избранных! Чтобы те, кто останутся после нас, могли полной мерой познать и постичь оставленную им в наследство нашу вечную жизнь, нашу неугасаемую звезду. А значит, ради смерти стоит жить! Танго, твоё слово…

     Танго внимательно посмотрела в глаза Миши:

     – Будут Ловцы-за-Смертью? Отлично!! Тогда: «Да здравствует Оружие!»

     Она поставила на пол свой фужер с шампанским и вытащила из-за голенища подарок Деда Мороза: «шотландец»! Ножны укороченного кинжала остались за голенищем сапога.

     – Оружие обладает душой — душой дракона… «Шотландец» — не простое оружие: этому боевому клинку, несмотря на его молодой возраст, уже была принесена богатая кровавая дань. «Не мир — но меч!» Как предупреждение о том, что нам уготовано серьёзное испытание… И получивший оружие, не должен с ним расставаться уже никогда — иначе накличешь новую беду, новую войну. «Хочешь мира — готовься к войне!» Ведь оружие куда изощрённее самого Дьявола! Оно проявляет все самые потаённые качества человеческой души… Сегодня мы все получили первое боевое крещение — как одна команда, как единое целое! Значит, каждый получает свою награду: своё оружие! Этот «шотландец» когда-то был освящён кровью первой жертвы — он готовился к своему новому предназначению, к своему новому походу. И сегодня, отправляясь в свой новый путь, он получает своё духовное крещение и духовное имя, дать которое ему должен его кузнец — дабы укротить этот мятежный дух в руках нового хозяина!

     Танго замолчала, держа обеими руками свой кинжал, — её острый как нож взгляд был направлен на Мишу.

     Миша очень хорошо знала права каждого находящегося сейчас в этой комнате. Она обернулась к Андрею — тот сразу же забрал её стопку… Миша взяла обеими руками из рук Танго кинжал и, развернувшись к полковнику, встала на правое колено и приложила нож-кинжал к своей голове:

     – До сих пор никто не мог наречь это благородное оружие… Но теперь в наше царство послан Укротитель Драконов — настоящий кузнец человеческой воли, человеческого счастья и человеческого мира! Но мир на Земле не бывает без оружия: его сила — наша защита. Даруйте имя для личного и верного навсегда друга и защитника лейтенанта Танго Танго — Доктора Смерть!

     Гэбриэл слегка опешил от такого витка событий, но жизнь и смерть этого мира всего за несколько дней приучили его к тому, что постоянные противоречия и парадоксы — неотъемлемая часть данного существования. Он передал Красавчику свою стопку и сигару и взял в руки оружие.

     – Очевидно не мы выбираем — нас выбирают… А потому, я — полковник Джордж «Гэбриэл» Харрис — даю право быть и существовать этому шотландскому клинку в руках его нового хозяина: лейтенанта Танго Танго! И нарекаю, чтобы все его деяния, каковыми бы они ни были, имели только право на защитные и оборонительные функции и служили лишь для попрания идущих на позорную войну. И пусть вместе с именем к оружию придёт и его утроенная сила: непобедимая — в правом деле и несокрушимая — в ратном бою. Я нарекаю этот кинжал именем, полученным его новым хозяином в последнем великом сражении, я даю ему имя: «Доктор Смерть»!

     Гэбриэл поцеловал холодный клинок и передал кинжал Мише. Она повернулась к Танго и передала оружие ей в руки… Танго поцеловала клинок и, ударив лезвием по своей ладони, оросила его своей собственной кровью:

     – «Да здравствует Оружие» и «Доктор Смерть»!!

     Танго также спокойно вложила кинжал в ножны за голенище сапога и спокойно села на прежнее место, закинув ногу на ногу и подняв с пола свой фужер с шампанским. Она слегка приподняла свой фужер и, точно прочитав чью-то самую громкую мысль, перевела свой слегка насмешливый взгляд на Красавчика:

     – В «Шерифе Джо» я чуть не оторвала тебе руки, забирая свой меч у тебя, потому что ты нарушил старый нерушимый закон: никогда не смей брать чужого оружия без особой на то надобности или персонального разрешения хозяина — ибо оружие умеет мстить за смену руки! И не только заправленное в драгоценные камни и золотые украшения, но и просто чужое, не принадлежащее тебе лично.

     – Сегодня явно не мой день, — буркнул Красавчик, возвращая Гэбриэлу его стопку и подавая ему новую сигару.

     Пока Танго говорила, Андрей успел выудить из своего кармана пластырь и сразу же заклеил им рану Танго — кровавые игрища были постоянными спутниками его подопечных.

     – Пусть говорит Чукки!

     Чукки перестала гладить Федю и, ссадив его со своих колен, встала рядом с полковником и подняла голову.

     – Глядите! Она смотрит на Звезду, — улыбнулся Зулу.

     – Почему же звёздам не пообщаться друг с другом? — согласился Мэлвин.

     Чукки повернулась и пошла по кругу с невидящими глазами: сейчас ведал настоящим и будущим её «третий глаз», её внутреннее космическое видение…

     – Что-то она нам предскажет на этот год? — вперёд выступил мальчишка-генокер.

     Чукки положила руки на его плечи и вгляделась в его лицо невидящими глазницами:

     – О мой брат по духу и крови! Только ты сам знаешь свои дороги — тебе их и определять. Но твой земной путь начинается не здесь, и не в этом мире он будет закончен… Но жизнь твоя подобна сердцу Прометея — неугасима, как огонь богов.

     Чукки сняла руки с плеч мальчишки-генокера. Андрей аккуратно обнял её за плечи и повёл дальше — к Зулу. Она приложила одну руку к своей груди, а второй дотронулась до сердца Зулу и тихо засмеялась, как серебряные колокольчики в Зале Подарков.

     – Дети, дети, везде дети! И столько света и радости — так много детей! И так труден путь для одинокого сердца, но нужно идти и нужно найти…

     Андрей повёл её дальше… Чукки медленно провела пальцами по лицу Красавчика:

     – Страх — пустой, обманчивый и такой ещё юный — для такого разбитого сердца… Подари своё сердце другому и, возможно, Доктор Время вернёт ему трепет былого. Но помни, солдат, промедление смерти подобно: что будет потеряно вмиг — не вернётся уже никогда. Но только тебе одному даровано счастье спасти ещё одно сердце и даже ещё одну душу — пустую, обманчивую, совсем ещё юную, совсем уже мёртвую, и только так спасенье придёт для обоих…

     Андрей остановил её возле Мэлвина, который всё так же сидел на подлокотнике кресла, держа на ладонях дожёвывающего лист салата Федю… Вещунья провела по золотистым кучерям капитана обеими ладонями, и её изрезанные губы улыбнулись — так искренне, так сладко:

     – Дети Солнца — никто не знает их дорог, кроме самого Бога… никто, даже они сами… Но кто скажет тебе, защитник небес, куда поведёт тебя дальше дорога твоя? У солдата всегда путь один: куда прикажет ему Команда, за кем поведёт его Любовь…

     Чукки всё также улыбалась чему-то своему в своих кратких как молния видениях… Но Андрей уже подводил её к Мише, сидящей на диване. Чукки остановилась возле её ног так резко, как будто натолкнулась на невидимую осколочную стену: её изрезанное лицо сделалось совсем безобразным, губы и руки затряслись мелкой страдальческой дрожью, точно у столетней умирающей старухи. Она упала на колени и, беззвучно заливаясь слезами и глухими всхлипываниями, уткнулась всем лицом в колени Миши:

     – Я не хочу, я не хочу это видеть! «Корона Царицы» померкла — кровь заливает трон у её божественных ног, её мантия, как крылья ангела, её душа уходит в Небеса Обетованные… Но я не хочу её терять! Не хочу!

     Миша погладила Чукки по торчащим во все стороны волосам и подала знак Андрею… Он поднял Чукки с колен и подвёл к Танго — со стороны спинки кресла. Чукки положила руки на плечи закурившей сигарету Танго:

     – Всё было до нас — всё будет до нас, нет прошлого — не будет и будущего. Для Доктора Смерть — всегда лишь сегодня… И мы ещё только учились, готовились к новым свершениям и ошибкам, падали и снова вставали, а Доктор Смерть — время, которое всегда — настоящее, и время это всевидящее — без глаз, всеслышащее — без ушей, всепоглощающее — без страха и боли… Боль и страх — удел смертных: боги владеют временем, боги владеют оружием, боги владеют чувствами всех живых и всех мёртвых — но что их удел без Любви?.. лишь отголосок Пустыни…

     Чукки убрала руки и сдвинула брови — вернее то, что от них ещё осталось. Андрей взял её за руку и повёл обратно, теперь к полковнику. Чукки лишь только коснулась его и сразу же остановилась, так и ведя своими пальцами от его плеча дальше, по спине — к другому плечу. Она говорила медленно, неспешно делая вокруг него полный круг:

     – Сомнения, сомнения сильного, но вождям свойственно сомневаться: у них за плечами океаны судеб и океаны крови… Лучшая выучка в мире: четверо — как единое целое, думать — как один человек, действовать — как один кулак, одна команда — как один организм… Сомнения, страдание, сила! Где и как — почти неразделимые понятия. Наверное, поэтому во все времена и царства на Земле «древние» всегда так жаждали и стремились найти тот Потерянный Рай, где остались их истинная сила, их неугасимая радуга и свет их вечной любви… Но не давай обещание, которое не сможешь выполнить: не к лицу вождю ложь — даже во имя спасения чьей-то души. Жизнь только теперь начинается — не стоит её замешивать на святой лжи: все дороги ведут в Рай — не устилай своей дороги поступками, за которые потом придётся расплачиваться другим… утрата будет невосполнимой, а боль превратится в вечную муку — даже в Раю…

     Чукки завершила свой полный круг и вдруг сама пошла к книжным полкам — вытащила как будто наугад первую попавшуюся книгу, открыла и, даже не глядя в текст, стала цитировать…

     – «Я странник, — но в какой стране

     Слеза прольётся обо мне?

     В чьём сердце отыскать бы мог

     Я самый скромный уголок?

     И ты, пустив мечту ко дну,

     Смолчишь… хоть я люблю одну.» ⁵

     Андрей смотрел в текст, следя за каждым словом Чукки. Когда она замолчала, он обернулся в сторону Гэбриэла и кивнул головой: всё так!

     Андрей взял из рук Чукки книгу и вернул на полку. Она развернулась спиной к книгам и замерла. Но теперь Андрей не стал вести Чукки: он знал, что между ней и Лео своя космическая связь, в которую никто не имел права вмешиваться. Чукки осталась стоять у книжных стеллажей, лицом к людям, которых она не видела. Её взгляд был по-прежнему невидящим — было понятно: она ждёт… и Лео, поставив свою стопку на стол, сама подошла к ней, но встала лицом к книгам, касаясь своим плечом плеча Чукки.

     – Ты знала?

     – Конечно… я чувствовала твою силу — её быстрое и неизбежное приближение, но ведь жизнь только теперь и начинается — значит, пора просыпаться…

     Они разговаривали так, будто обе находились не тут, а в каком-то своём, параллельном мире.

     – Но зачем, если этот мир чужой?

     – Одно только желание, и он останется твоим — навечно… одно-единственное желание, Лео…