Это было чёрт знает что. Я даже подумал было, что мне это снится: снится, что проснулся и позавтракал; снится, что пришёл на остановку трамвая, приехал на работу в институт...
И всё-таки это был не сон. Да и выглядело всё слишком реальным для сна. Была ещё одна мысль: 'Я сошёл с ума... Мне всё это грезится...'
Вот, скажите: сумеете представить себе, что неожиданно оказываетесь в нескольких километрах от места, в котором только что находились? Трудно такое вообразить, не правда ли? Вот и я раньше ни за что не смог бы себе этого представить. Но это раньше не смог бы, а теперь могу. Могу потому, что это случилось со мной.
Я стоял посреди тротуара, тянущегося вдоль высокой парковой ограды из железных прутьев и кирпичных, покрытых жёлтой штукатуркой столбов. За оградой парка - знакомая липовая аллея. По шоссе, за трамвайными путями, вдоль проспекта пробегают автомобили, дует несильный ветер. Я стоял и дико озирался по сторонам. Я всё ещё не верил в случившееся, не понимал, как там оказался.
Редкие прохожие глядели на меня как на сумасшедшего. Они обходили меня стороной, стараясь держаться как можно дальше. Их можно было понять, потому что вид у меня был, наверное, тот ещё.
Ну почему это случилось именно в тот день? Почему именно в пятницу тринадцатого? Вот и не верь после этого в приметы . Хотя, конечно, при-меты тут ни при чём. В приметы верят только наивные люди. Такие, которые легко попадаются на удочку разным прохвостам и обманщикам. Я в приметы не верю. В глупые приметы, разумеется: в несчастливые пятницы и понедельники, в тринадцатые числа, в чёрных кошек и в прочую чепуху. Но... верь не верь, а что случилось, то случилось.
А началось всё с обычного рабочего дня в институте физики космоса, в котором я работал. Сначала ничто не предвещало беды. Правда, и ни-чего хорошего не ожидалось, потому что у нас давно всё шло кувырком. Будто кто-то умышлен-но вредил. Нет, всерьёз никто об этом и не думал. Ну, о том, что нам вредят, но факт оставался фак-том. С лабораторными макетами всё получалось, а со спутником - ни в какую.
Спутник, на котором был установлен наш двигатель, никак не желал перемещаться в дополнительные измерения суперпространства . Он так и продолжал неподвижно висеть в одной точке геостационарной орбиты . Дело уже пахло полным провалом. Даже страшно было представить, какими разборками это грозило. Но... в тот день все-таки получилось. Ну да, казалось, что получилось.
Итак, полвосьмого утра. Вся наша группа уже находилась в центре управления полётами. С нами связались космонавты с челнока 'Русь-11'. Они сообщили нам, что заменили на спутнике старые узлы двигателя на новые. Эти узлы были доработаны ведущим инженером Михаилом Дёминым.
Тридцать две минуты восьмого. Мы включи-ли аппаратуру. Огромный экран на стене центра управления засветился. На экране появилось изображение, передаваемое из космоса телекамерой спутника.
Не знаю, показалось мне это или нет. То есть я тогда ещё сомневался, а теперь не сомневаюсь, потому что знаю точно, что это было на самом деле. Вот только странно, что кроме меня никто этого не заметил. Дело в том, что как только экран включился, я увидел, как на нём мелькнуло и тут же пропало изображение гигантского диска. Я спросил Дёмина, видел ли он это. Миша удивлён-но взглянул на меня и сказал:
- Ты что? У тебя глюки в конце рабочей не-дели?
Я ему говорю:
- Миш, не знаю. Может, показалось, но уж как-то отчётливо показалось.
- Я и говорю, что глюки. С чего тебе мерещатся всякие НЛО?
- Да ладно. Показалось - значит, показа-лось.
- Слушай, Александр, - сказал Дёмин, - чёрт с ними, с этими НЛО, но спутник развернул-ся.
- Развернулся?! - удивился я. - Не может быть...
- Не может, но посмотри, куда ушло изображение Земли.
Я снова взглянул на экран, и меня прошиб холодный пот. Удивительно, что я сразу не обратил на это внимания. Если днём раньше в это же время Землю было видно почти в центре, то теперь её изображение ушло в правый нижний угол экрана. Мало того, Землю было видно не полностью, потому что часть её изображения ушла за края экрана.
Изменить ориентацию в пространстве по своему, так сказать, хотению спутник не мог. Для того чтобы спутник повернулся хоть на полградуса, мы должны были послать его бортовому компьютеру серию кодированных команд. Таких команд никто не посылал - это я знал абсолютно точно.
Пришедшие, вскоре, телеметрические данные повергли нас в шок. Оказалось, что спутник не просто изменил ориентацию в пространстве, он изменил орбиту. Теперь спутник был в пятистах километрах от места, в котором должен был находиться.
Этого не могло быть. Не могло быть хотя бы потому, что только что от спутника отстыковался челнок 'Русь-11' и, значит, спутник в тот момент находился на своём законном месте. Так что же случилось? Что могло отбросить спутник на такое расстояние? Я тогда даже не вспомнил о том диске, который увидел на экране в первый миг.
Нам было не до разгадывания загадок, потому что не терпелось как можно скорее опробовать доработанный межпространственный двигатель. Это была наша последняя надежда избежать разборок за срыв работ. Вот поэтому мы и не стали корректировать орбиту спутника.
Девять часов утра. Дёмин задаёт координаты точки суперпространства, в которую должен переместиться спутник. Компьютер спутника сообщает, что данные успешно приняты и декодированы. Дёмин посылает спутнику команду 'ПЕРЕХОД', и... я сначала не поверил своим глазам: 'Неужели получилось?!' Да, спутник ушёл из нашего про-странства и переместился в скрытые измерения.
Через несколько секунд после перехода на главном экране появилось изображение, передаваемое со спутника из суперпространства. Это изображение было получено с помощью установленных на спутнике гравитонных объективов. Мы впервые увидели нашу вселенную со стороны. Это была поистине феерическая картина.
То, что у нас творилось, трудно описать словами. Радость, поздравления, шум, гам... Я ещё не думал о том, что вижу коллег по работе последний раз в жизни. Да вряд ли кто-то мог предположить, что случится через считаные секунды.
Неимоверно яркая вспышка разорвала, разметала реальность на сотни, на тысячи пылающих клочьев. Я секунд десять не мог открыть глаза, но ощутил, что уже не сижу за пультом, а стою на твёрдой поверхности. Ещё я почувствовал дуновение ветра и услышал звуки проносящихся мимо автомобилей.
Я не мог понять, откуда в центре управления ветер и весь этот шум. Понял только тогда, когда смог, наконец, расклеить веки. Понял и ужаснулся, потому что это был уже не центр управления в институте физики космоса, а Майский проспект. Тот самый, по одной стороне которого тянулся наш парк культуры, а по другой - жилые дома. Вот это был номер! В общем, чертовщина.
Но это было ещё не всё. Дело в том, что я не узнавал проспект. Парк я узнал. Это был тот самый парк, который я знал с детства и который ни с чем другим спутать не мог. Я ведь знал там каждое деревце, каждый кустик. Я даже помнил чуть ли не каждую трещинку в кирпичных, покрытых старой штукатуркой столбах ограды парка. В общем, с парком всё было в полном порядке.
На месте была и трамвайная остановка, и радиусный дом , с которого начинался проспект. Радиусный, как ему и положено, находился к югу от трамвайной остановки, на противоположной от парка стороне шоссе. Прямо за трамвайной лини-ей. Дело было в самом проспекте. Он стал другим. Вместо знакомых четырёхэтажных сталинок там возвышались огромные, словно башни, дома из красного кирпича.
Я был в шоке, но ещё не до конца осознавал трагичность случившегося. Первая здравая, казалось бы, мысль: 'Чёрт с ним, с институтом, с работой. Надо скорее идти домой'. А что, приду домой, сяду в кресло, закрою глаза, расслаблюсь. В четыре часа придёт с работы Оксана, приведёт из садика дочку Иринку, и всё встанет на свои места.
'Кстати, надо позвонить маме' - подумал я, и полез во внутренний карман пиджака за сотовым телефоном, но... телефона в кармане не было. 'Что за чёрт! Куда он подевался?!' Это меня уди-вило, почему-то, сильнее, чем моё неожиданное перемещение, и изменившийся Майский проспект. Я чётко помнил, что, уходя на работу, брал с со-бой телефон. Где же он? Ну ладно. Чёрт с ним, с телефоном. Я решил, что надо просто пойти домой и успокоиться.
Улица Студёная, на которой я жил, находилась сразу за парком. Я вошёл в парк через калит-ку, встроенную в каменную арку. Я сразу заметил, что на этой покрытой жёлтой штукатуркой арке с внутренней стороны появилась новая надпись. Нет, старое 'Ленка + Андрюжка = 2 дурока пара' тоже было на месте. Именно 'Андрюжка' - через 'ж', и 'дурока' - через 'о'. Наверное, эти слова накарябали на штукатурке первоклашки или до-школьники.
Новая надпись была странная. Она располагалась выше 'Андрюжки' и была не нацарапана, а сделана красной краской, чётко, будто через трафарет. Надпись гласила: 'Смерть полицаям и фюреру!'
Я подумал, что это местные пацаны играют в войну, как мы когда-то. Странно, конечно. Ведь у ребят давно были другие увлечения. Про вторую мировую уже мало кто вспоминал.
Войдя в парк, я оказался на знакомой липовой аллее. Солнце туда почти не пробивалось, так как кроны деревьев почти смыкались над нешироким тротуаром. Вдоль тротуара по обе стороны тянулись между стволов лип аккуратно подстриженные кусты кизильника и стояли парковые скамейки, выкрашенные в разные цвета. Кое-где на скамейках сидели пожилые люди. Одни сидели просто так, другие читали газеты или просто разговаривали друг с другом. В общем, всё как обычно в это время дня.
Я перешёл на другую сторону аллеи и углу-бился в заросли из кустов жёлтой акации. Ох уж эти заросли. Когда-то, очень давно, таких диких зарослей там не было. Кусты акации были посажены по бокам асфальтированной дорожки, ведущей к озеру. Но нашлись люди в администрации рай-она, которые 'проявили инициативу'. Видимо, не просто так, а чтобы 'подзаработать'. В общем, перепланировка изрядно изуродовала парк, а про ту дорожку вообще забыли. Со временем разросшаяся акация почти полностью закрыла проход.
Итак, я стал продираться сквозь кусты. Во-обще, ходить там было неудобно, потому что от дорожки там остались лишь растрескавшиеся, покрытые многолетним слоем из опавших листьев, пыльного цвета асфальтовые островки. Сквозь эти островки, сквозь почерневшие от времени опавшие листья местами пробивалась чахлая трава. Под ноги постоянно попадались колдобины, обломанные ветки и вообще всякий хлам. Несмотря на это, я всегда ходил на трамвайную остановку и обратно только этим, коротким путём.
Я пролез сквозь заросли акации и вышел к озеру. Ну... 'озеро' - это слишком громко сказано. На самом деле это искусственный водоём размером пятьдесят на пятьдесят метров, но все жители района называли этот водоём озером.
Оказавшись около озера, я буквально остолбенел. Очередная чертовщина. До меня окончательно дошла нереальность ситуации. Первое, что бросилось в глаза, это стоящие на двух постаментах скульптуры оленей. Их не могло там быть, потому что их сломали лет двадцать назад. Хотя нет, не двадцать, а двадцать четыре. В том году я как раз пошёл в первый класс. Конечно, могли этих оленей снова поставить, но тогда они не выглядели бы такими обшарпанными. Главное, ещё утром, когда я шёл на работу, этих скульптур там не было.
Но это было ещё не всё. На озере посреди водной глади возвышался постамент, на котором была установлена скульптура спортсменки с вес-лом. А ведь ту скульптуру сломали ещё раньше. Впечатление было такое, что я попал в прошлое на двадцать с лишним лет назад.
Но нет, это только парк был парком из прошлого. А как быть с Майским проспектом? Он что, из будущего? Да и в парке не всё было из прошлого. Скорее, парк был из настоящего с элементами прошлого.
Почему-то только теперь меня по-настоящему охватила тревога. Я почуял неладное, даже страшное. Я бегом бросился к восточному выходу из парка. Вот аттракционы, они все на своих местах. Абсолютно все: и карусели; и колесо обозрения, называемое в народе чёртовым коле-сом; и всё остальное. Там, как и всегда летом, было весело и многолюдно. Скамеечки вдоль аллеи, летний кинотеатр 'Родина' - всё на своих местах. Но когда я подошёл в парковой калитке, я понял, что дело дрянь.
Итак, парковая калитка - каменная арка вы-сотой метра три. Ставни из железных прутьев с фигурными завитушками. Но... улицы Студёной за калиткой не было. Там, за калиткой, я увидел пустырь, заросший полынью, крапивой и низкими кустами неизвестного мне названия. В траве валялись обломки досок, поржавевший железный хлам, кучи битого кирпича - в общем, всякий мусор.
За пустырём, метров через сто, среди зарос-лей из лопухов стоял полуразвалившийся щелястый забор из старых почерневших досок. За забором - неказистые, потемневшие от времени, бревенчатые избы с драночными крышами .
Это была катастрофа. Я почувствовал себя одиноким, заброшенным в чуждый мне мир. Этим чуждым для меня миром был окружён единственный родной и знакомый с детства уголок - наш парк, в котором почему-то перемешалось настоящее и прошлое. Это было непонятно и страшно.
Страшно? Нет, страха уже не было. Просто что-то оборвалось внутри и не осталось ничего, кроме чувства одинокости и смирения с судьбой. Я не знал, что мне теперь делать, куда идти, к ко-му обратиться за помощью. Не знаю, почему у меня не возникла мысль обратиться за помощью в полицию. Впрочем, как оказалось, хорошо, что не возникла.
Я вернулся в парк и опустился на скамейку напротив чёртова колеса. Я сидел там, тупо наблюдая за происходящим вокруг. Впрочем, мне уже было наплевать на всё, что там происходило. Оно просто происходило, а я просто равнодушно, со смертной тоской, созерцал это.
Я безвольно сидел на скамейке, а время шло, и мне ужасно хотелось есть. Я ведь в тот день ус-пел только позавтракать, да и то наспех. Я вспомнил, что около летнего кинотеатра находится павильон кафе. Я взглянул на часы. Было одиннадцать минут восьмого. Надо же, прошёл уже почти весь день. Но ничего, кафе работало до десяти вечера. Значит, время ещё было.
Я поднялся со скамейки и пошёл к кинотеатру. В голове крутилась мысль: 'Вдруг там нет ни-какого кафе? Ведь исчезла же бесследно улица, на которой я живу... Нет, уже не живу, а жил'. Но... кафе оказалось на месте.
Я зашёл в павильон и встал в очередь. Хотя... назвать это очередью было трудно. Кроме меня там была пожилая дама с двумя малышками - наверное, с внучками - и средних лет мужчина. Я выбрал блюда, дождался своей очереди и подал продавщице деньги - пятисотрублёвую купюру, которую брал на обед. Продавщица взяла пятисотку, повертела её в руках, рассматривая со всех сторон, и орёт:
- Это что такое?! Что ты мне суёшь?!
- Деньги, - отвечаю, - пятьсот рублей.
- Какие деньги?! Нахал! Забирай свой фантик и топай отсюда, пока полицаев не позвала!
Реакция продавщицы меня озадачила: 'Что не так? Обычная пятисотка. Вчера только снял в банкомате'. Я не стал испытывать судьбу: 'Чёрт её знает. Позовёт ещё полицаев. Почему она так их называет? Полицаями. Полицейским тоже что-нибудь не понравится... А может, хотя бы полицейские мне помогут? Признаюсь, что сошёл с ума, назову адрес... Нет, не надо, а то чёрт знает, что подумают и куда отведут'. Я сунул пятисотку в карман и вышел из павильона.
Вернувшись к скамейке около чёртова колеса, я посмотрел на часы. Время подходило к восьми вечера. У меня появилась последняя надежда. Дело в том, что в это время в парке всегда прогуливаются три дамы из нашего дома: Наталья Антоновна, Марина Александровна, и Зинаида Викторовна. Я решил, дождаться их и попросить, чтобы они проводили меня, сошедшего с ума, домой. Я сел на скамейку и стал ждать, когда они появятся.
Время шло, но вокруг были только незнакомые лица. Было уже полдесятого, когда мимо меня пробежала стайка мальчишек лет десяти-двенадцати - загорелые, в летних шортах, в майках, в футболках. Один из них обернулся и, остановившись на миг, взглянул на меня. Я заметил в его глазах немалое удивление, а меня словно обожгло этим взглядом. Бывает же такое нереальное сходство!
Взглянув на меня, мальчишка повернулся и побежал дальше. Он догнал друзей и скрылся с ними за павильоном летнего кинотеатра. Через пару минут туда же пробежали человек десять, как я тогда подумал, полицейских. Мне, правда, показа-лось, что у них что-то не так с формой: то ли покрой не тот, то ли что-то ещё, чего я не понял. Подумал, что в очередной раз ввели какие-то новшества в полицейское обмундирование.
Вообще-то, меня в тот момент мало волновало форма полицейских. Куда больше меня взволновал тот мальчишка. Если бы я увидел его лет двадцать или больше назад, я подумал бы что это он, Колька. Те же черты лица: высокий лоб, пря-мой нос, круглый подбородок. До боли знакомый взгляд карих глаз, Такие же, как у Кольки, тёмные волосы.
'Сколько же времени прошло после той трагедии? Ага, мы заканчивали четвёртый класс, значит, мне было одиннадцать лет. То есть прошло уже двадцать лет'. Вновь всплыли в памяти те далёкие годы, тот пророческий сон и та трагедия.
Глава 2. Пророческий сон
О тех событиях я помнил всё. Даже тот сон, будто пророческий, предупреждающий о беде. Как же порой мне хотелось забыть всё это, выкинуть из головы все тяжёлые воспоминания, но мне это так и не удалось. А вообще-то и хорошо, что не удалось. Ведь забыть это, значит забыть Кольку, предать память о нём.
Я часто вспоминал свои детские годы, школу, Кольку и... те странные сны, в которых Колька Летов был командиром нашего отряда - отряда Армии Света. Это были не просто сны, а будто сны наяву. Я не мог отличить их от реальности и помнил их от начала до конца.
В тех снах наш отряд совершал походы в другие пространства, спасал от порабощения завоевателями загадочные миры. Были там и битвы с те-ми, кто пытался поработить нас, нашу страну. Да много всего было в тех снах, всего и не перечислишь. А в жизни всё было обыденно - Колька был просто моим одноклассником и другом.
В нашем классе Колька был самым младшим. Дело в том, что он родился в июне, почти за три месяца до первого сентября. Когда ему было семь лет без этих трёх месяцев, его согласились принять в школу. В виде исключения. И не пожалели об этом, потому что учился он лучше всех в нашей школе.
Учителя очень удивились, когда узнали, что второклассник Летов помогал решать задачки по математике, физике и химии ученикам старших классов. Удивились и зауважали Кольку.
Учителя ставили Кольку в пример, несмотря на то, что часто бывали у него 'разногласия с педагогическим коллективом'. Ага, разногласия... Это ещё мягко сказано. Правильнее назвать это конфликтами.
Нет, Колька никогда не грубил учителям, общался с ними уважительно, но свою правоту он отстаивал бескомпромиссно и до конца. Он умел приводить веские доводы, и учителя, в конце концов, вынуждены были соглашаться с его 'железной логикой'.
Да-да, это сами же учителя так говорили: 'железная логика'. Может, именно за эту 'железную логику', отличную успеваемость и добрый отзывчивый характер он и пользовался у них та-ким уважением.
Кольке не суждено было окончить школу. Он умер. Внезапно. Это случилось, когда мы заканчивали четвёртый класс. Для всех его смерть так и осталась загадкой.
После школы я отслужил в армии, а после армии поступил в университет и окончил его. После университета я работал в институте физики космоса. С Оксаной я познакомился, когда уже закачивал учёбу. Она училась тогда в педагогическом институте, на третьем курсе. Не прошло и полугода, как мы поженились. Потом у нас родилась дочка.
В общем, жизнь шла своим чередом. У меня всё складывалось самым лучшим образом. Как говорят в таком случае, жизнь удалась. Да, удалась, но... мне очень не хватало Кольки. Иногда мне казалось, что Колька где-то рядом. Иду, бывало, по улице, и мне кажется, что вот-вот он окликнет меня, и дальше мы пойдём с ним вместе. Но... этого уже быть не могло. Не было больше Кольки.
Когда я увидел того мальчишку, так удивительно похожего на Кольку Летова, в моей памяти всплыл ТОТ СОН. Тогда мне снился трудный бой. По-настоящему трудный. Казалось, что мы терпели поражение. Впервые. Это из-за того, что враги отрезали нам путь к нашей 'военной базе' в Сумеречном Мире. Мы никак не могли к ней про-рваться, чтобы использовать танки, самолёты, ракеты. Бой шёл почти на границе Сумеречного Мира и нашей улицы. Мы были последним препятствием на их пути.
Они были не людьми, а походили на кошмарных ящеров с огромными перепончатыми крылья-ми за спиной. Их чёрные крылья и жуткие морды с горящими глазами потом долго стояли перед моим мысленным взором.
Мы отстреливались, укрывшись за высоким земляным валом. Они тоже стреляли в нас, но не пулями, а огненными лучами. Лучи с грохотом пронзали пространство, но никого пока не задели.
Мы не могли даже высунуться из-за укрытия, но и они не могли прорвать нашу оборону. Пока не могли, но так не могло продолжаться долго. Скоро у нас закончатся боеприпасы, и монстры, уничтожив нас, ворвутся в наш мир.
Неожиданно, я почувствовал жгучую боль, от которой чуть не проснулся. Одно из чудовищ всё-таки попало в меня. Огненный луч вскользь задел мой локоть. Я дал очередь из своего акаэма , и сражённое чудовище рухнуло вниз.
Колька говорил, что у нас нет выхода, кроме победы. Вот и в том сне мы, несмотря ни на что, всё-таки победили. Победили, благодаря Кольке. Он первым взбежал на земляной вал и крикнул:
- Ребята! В атаку! - и ринулся на врагов, отвлекая их на себя. Он даже успел завалить трёх или четырёх монстров, прежде чем его пронзило множество огненных лучей. Колька упал замертво, но мы уже ринулись следом, и ужасные твари бы-ли повержены. Мы прорвались к базе, подняли самолёты, дали ракетный залп по удирающим в Мир Тьмы монстрам. Мы ворвались следом за чудовищами в Мир Тьмы и уничтожили их всех до одного.
Бой закончился. Мы принесли Кольку к границе между Сумеречным Миром и нашей улицей, уложили его на землю. Он лежал на земле будто живой. Казалось, что он просто спал, вот только не дышал и был очень бледен. На нём даже не было повреждено обмундирование бойца Армии Света. Хотя... это же сон.
Потом Колька исчез, а следом за ним стали исчезать остальные бойцы нашего отряда. Это было странное зрелище: они по одному уходили вдаль и, помахав мне рукой, просто исчезали. Вскоре я остался совершенно один.
Я попытался пройти через грань между Суме-речным Миром и нашей улицей, но... у меня ничего не получилось. Я бесконечно шагал к нашему дому, но дом становился всё дальше и дальше. Мне было одиноко и страшно, и чем дольше я шагал, тем становилось страшнее.
Наша улица пропала. Я понял, что заблудился. Я остановился и стал кричать, звать на помощь. Кого? Ведь вокруг не было ни души. Но нет, живая душа всё-таки появилась. Это был... гигантский муравей.
Нет, на самом деле это был не муравей. Это было даже не насекомое. У насекомых должно быть шесть лап, а у этого было четыре. Просто я воспринял это странное существо, как муравья. Наверное, это из-за усов-антенн, как у насекомых. У 'муравья' была продолговатая, сужающаяся ко рту голова, почти человеческие глаза, наполовину прикрытые круглыми веками. Вместо челюстей - обыкновенный рот. Даже на лапах были пальцы. 'Муравей' стоял передо мной на задних лапах. В таком положении ростом он был почти с меня. Передней лапой он держал медный колокольчик.
Если бы в снах всё подчинялось логике, я должен был бы испугаться. Но нет, я не испугался. Совсем наоборот, мне стало хорошо и спокойно. 'Муравей' забавно пошевелил усами и заговорил детским голосом.
- Саша, не печалься о Коле. Хоть вы никогда больше не увидитесь, он всегда будет помнить о тебе. Ты тоже никогда-никогда не забывай его.
- Где он? - спросил я с последней надеждой.
- Он далеко, - ответил 'муравей'. - Ни-кто не сможет попасть туда, не зная секрета, но Коля волшебник и он смог.
- Я хочу, чтобы он вернулся!
- Это невозможно.
- Но почему?!
- Ты поймёшь это, когда проснёшься и придёшь в школу.
- А, так это сон!
- Сон, но не совсем сон. Не понимаю, почему ты не можешь проснуться. Наверное, твое соз-нание запуталось в лабиринтах пространств. Ничего, я помогу тебе, но я хочу, чтобы ты взял вот это, - муравей протянул мне колокольчик. - Когда тебе будет трудно, просто позвони, и я приду на помощь. Ты не будешь меня видеть, но я всегда помогу тебе в трудную минуту. Не теряй коло-кольчик. Он будет связывать нас, и тогда мы на-всегда останемся друзьями.
- Спасибо, - сказал я, взял колокольчик и положил его в карман.
- А теперь прощай, - сказал 'муравей' и исчез. Я проснулся.
'Как хорошо, что это только сон', - это бы-ла первая мысль после пробуждения. Потянув-шись, я почувствовал боль в локте. Взглянув, увидел след от ожога. Удивился, конечно. Ожог был несильный, и я не придал этому значения, хотя и не понимал, где я мог обжечься. Ну не во сне же.
Когда я одевался, из кармана брюк... выпал медный колокольчик. Надо же! Точь-в-точь такой, какой подарил мне приснившийся муравей! Я попытался вспомнить, откуда у меня этот колокольчик. О том, что он из моего сна, у меня даже мыс-ли не было. Может, мне его дал кто-то из друзей, а я забыл? Или просто где-то нашёл и положил в карман, а потом он мне приснился? Нет, как я ни старался, мне так и не удалось вспомнить, откуда он у меня.
На урок я чуть не опоздал. Вбежал в класс, когда уже звенел звонок. Вошла наша учительница Маргарита Анатольевна. Всё как обычно. Маргарита Анатольевна открыла классный журнал и спросила у дежурной по классу:
- Фахуртдинова, кто сегодня отсутствует?
Ленка Фахуртдинова встаёт и отвечает:
- Сегодня отсутствуют Красильников и Летов.
Я оглядел класс. Взглянул на парту в среднем ряду, где всегда сидел Колька. Действительно, Кольки там не было. У меня на душе стало неспокойно, появилось смутное предчувствие беды. И точно, в конце урока в класс пришла Светлана Александровна - наш директор - и сообщила ужасную новость. Она сказала, что этой ночью умер Коля Летов.
Это был шок. Весь наш четвёртый 'А' неестественно притих. У меня всё похолодело внутри. Это был ужас, от которого я долго не мог оправиться.
***
Похороны состоялись дней через десять, если не больше, потому что врачи никак не могли установить причину смерти. Было начато уголовное расследование, потому что подозревали, что это было убийство. Врачи искали следы ядов, скрытые повреждения, ещё черт знает что, но... так ничего и не нашли.
Кольку хоронили всей школой. Сколько же было пролито слёз на тех похоронах. Похоронили Кольку во втором ряду от ограды кладбища, около двух молодых берёзок. Я потом не раз приходил на могилу и подолгу там сидел на врытой в землю скамеечке, напротив маленького дощатого столика. Мне казалось, что и берёзки около Коли-ной могилы тоскуют вместе со мной.
С тех пор, как не стало Кольки, мне перестали сниться те загадочные сны. Вместе с ним исчез, ушёл из моих сновидений наш несуществующий отряд, но осталась память о нём. Остались воспоминания о школе, о Кольке, а ещё этот медный колокольчик.
В это трудно поверить, но колокольчик будто и правда помогал мне. Может, конечно, это были просто совпадения, но стоило просто позвонить, и вскоре все неприятности заканчивались, будто их и не было. С тех пор я никогда не расстаюсь с колокольчиком. Я приделал к нему цепочку, и ношу его на шее как оберег.
Глава 3. Костровы
- Александр Иванович.
Я вздрогнул от неожиданности. Обернувшись на голос, я увидел мальчишку лет двенадцати, в тёмно-синих шортах и светло-голубой летней рубашке.
- Александр Иванович, - повторил он, - идёмте, я вас провожу.
- Куда? - спросил я, растерянно.
- Долго объяснять. Мне велели вас проводить.
- Проводить?!
- Ну да. Ведь не сидеть же вам тут день и ночь. Да и опасно вам тут оставаться. Вас разы-скивают враги.
- Враги?! Ничего не понимаю...
- Идёмте. Потом объясню.
Он смотрел на меня большими тёмными, почти чёрными глазами из-под длинных чёрных ресниц. В этом взгляде улавливалось что-то знакомое, но я никак не мог понять, что именно. Я спросил:
- Откуда ты меня знаешь?
- Откуда и вы меня, - отвечает.
Я ещё больше удивился:
- Я?!
- Ага.
Я ещё пристальнее вгляделся в лицо мальчишки. Толстые губы и узкий подбородок; тёмные, с изломом брови; густые тёмные, почти чёрные, волосы, зачёсанные набок. Что-то крутилось в памяти, но это 'что-то' словно пыталось увести меня в мои школьные годы. В общем, это 'что-то' никак не хотело принимать чётких очертаний.
- Нет, не узнаю, - признался я.
- Я Денис. Неужели не помните? Хотя... конечно. Для вас ведь столько прошло времени.
- Кораблёв, что ли, который из рассказов? - Это я попытался пошутить. Нет, шутки не вышло, потому что моё убитое душевное состояние выдал голос. Денис, слегка усмехнувшись:
- Не из рассказов. Не Кораблёв я, а Костров.
Да, действительно, эту фамилию я где-то слышал. Но где и когда? Нет, я не мог вспомнить, в чём и признался.
- Ладно, - пообещал Денис, - потом всё равно вспомните. Идёмте. Или хотите сидеть тут всю ночь до утра?
Провести всю ночь в парке я не хотел, поэтому не стал упрямиться. Я понимал, что хуже, чем есть, всё равно уже быть не может. Я поднялся со скамейки:
- Ну что ж, Денис Костров, веди, куда велели. Только я не понимаю, что происходит.
- Не понимаете?! Даже вы?! Учёный?! - искренне удивился Денис.
- Ну, пусть будет 'даже'. Я вообще не понимаю, как тут оказался. Не понимаю, почему тут всё так изменилось за несколько часов.
- Изменилось?! За несколько часов?! - уди-вился Денис. - Вы что-то путаете, Александр Иванович. Тут давно ничего не менялось.
- Давно?!
- Ну, год назад тут всё было так же.
- Год назад?! А Майский проспект?! Что с ним?! Он утром был таким, как всегда, а теперь там все дома новые. Когда его успели перестроить?! За три часа? Это же невозможно! А куда делась улица Студёная?
- Нет никакого Майского проспекта, - ответил Денис.
- Как это нет?!
- А вот так и нет. Тот проспект, про который вы подумали, что Майский, совсем и не Майский. Он по-другому называется. И никакой улицы Студёной сроду не было.
Я удивился:
- Как же не было, если я там жил?!
- Думаете?
- Не думаю, а знаю.
- Ладно, вам потом всё объяснят. Идёмте, а то скоро станет совсем темно.
Что было делать... и я пошёл с Денисом. Денис повёл меня вглубь парка. Вот озеро. На берегу и посередине скульптуры, пришедшие из далёкого прошлого. Перила заборчика, тянущегося вдоль озера, они тоже из прошлого. Центральная аллея... Нет, аллея как раз не из прошлого, а из настоящего. Широкая, со знакомыми цветочными клумбами и с высокими пирамидальными тополями посередине и с северной стороны аллеи.
Я хорошо знал парк, поэтому стал внимательно рассматривать всё, что попадалось по пути. Дело в том, что я уже начинал сомневаться, что это ТОТ САМЫЙ ПАРК. Нет, на центральной аллее всё было так, как и должно быть. Вот клумба с коротко подстриженной ярко-зелёной травой и красными, с жёлтой серединой, цветами цмина. Следующая клумба с белоснежными садовыми ромашками. Киоски по левой стороне - те же самые. Да вообще всё было таким, каким я знал. Не может же в другом парке всё повторяться со столь нереальной точностью.
В конце аллеи мы повернули направо. Денис повёл меня к северным воротам парка. Ворота тоже были ТЕМИ САМЫМИ. Это было высоченное деревянное сооружение с арками, выкрашенное светло-жёлтой краской и украшенное орнаментами из покрашенных в белый цвет досок. Арок было пять: широкая и высокая центральная; четыре арки поменьше, по две с каждой стороны от централь-ной арки.
Я специально обращал внимание на все эти мелочи, стараясь найти отличия. Нет, отличий я не нашёл. Ни одного. И всё-таки мне казалось, что я шёл в неизвестность. Так оно и оказалось.
Мы подходили к парковым воротам всё ближе. Я знал, что там, за воротами, должен быть кинотеатр 'Мир'. Дальше - аллея, за аллеей - се-верный квартал нашего района. Через квартал должно проходить шоссе и трамвайная линия. Слева от шоссе должен быть старый, построенный ещё в довоенные годы, районный универмаг, справа - районная поликлиника.
Да, я всё это знал, но ещё издали понял, что ничего этого там больше нет. За воротами парка раскинулось необъятное поле, заросшее высокой травой. Вдали за полем, почти у самого горизонта, виднелся лес.
Я спросил. Так, для порядка:
- Денис, куда пропал северный квартал?
- Никуда он не пропадал, - отвечает. - Его тут сроду не было. И вообще, дальше уже не го-род.
Я начинал привыкать к таким сюрпризам. Тот факт, что нет теперь северного квартала, я воспри-нял довольно спокойно.
Денис повёл меня в поле. Я удивился; спросил, куда мы идём.
- К моему деду, - ответил Денис.
- Он в норе, что ли, живёт?
- Почему в норе?
- Но там же ничего нет, кроме поля. Или он живёт в лесу?
- Про лес вы почти угадали.
- Почти, или угадал?
- Почти. Он живёт не в лесу, а около леса. Там, где железная дорога. У него там маленький домик. Ну, типа, сторожка. Он работает путевым обходчиком, потому там и живёт.
- Значит, железная дорога там всё-таки есть? - спросил я.
- Есть, но не та, о которой вы подумали.
- А о чём я подумал, по-твоему?
- Вы подумали про вокзал на Площади Революции.
- Точно...
- Ага. Только на самом деле никакой Площади Революции там нет. Я же объяснил, что дальше уже не город. Никакой площади там сроду не было.
'Никогда', 'сроду', 'называется по-другому...' Может, я сошёл с ума?
Смеркалось быстро. Солнце было уже наполовину скрыто за горизонтом. Я говорю Денису:
- Мы до того леса доберёмся только к полу-ночи.
- Быстро доберёмся, - пообещал Денис, потом добавил:
- Вы не удивляйтесь, Александр Иванович. Для вас тут много всего такого будет казаться странным. Я тоже сначала удивлялся, а потом привык.
***
Мы шли по узкой тропинке, уводящей нас в поле. Не бежали, а просто шли. Даже не очень быстро. Я заметил, что лес приближается к нам с неимоверной быстротой. Казалось, что он тоже движется нам навстречу. Я оглянулся и посмотрел на-зад... -ничего, кроме бескрайнего поля до самого горизонта там не было. Я остановился.
- Что вы встали? - спросил Денис, тоже остановившись. Я, с испугом:
- Денис, куда всё пропало?!
- Что пропало-то?
- Парк, ну... вообще всё!
- Александр Иванович, я же говорил, что вам много всего такого будет казаться странным. На самом деле ничего никуда не пропало. Это свойства здешних пространств. Ну, не всех, а только некоторых.
- Свойства пространств? Но я живу в этом городе тридцать один год! Почему же я ни разу не замечал никаких таких свойств?!
Денис как-то странно взглянул на меня. В его взгляде была заметна растерянность:
- Как?! Вы ничего не поняли?! Вы думаете, что это ваш город?!
- Конечно, - говорю, - какой же ещё?
- А вот такой. Это совсем другой город. Ну, кое-что похоже, а на самом деле другое.
- Другое?!
Нет, я уже ничего не понимал. Денис отвечает:
- Да, другое, но кое-что похоже.
- Но если другой город, то почему же это 'кое-что' похоже настолько, что невозможно от-личить?
- Этого никто не знает, - сказал Денис. - Когда тут всё строили, то, непонятно почему, кое-что получилось похожим на наш... Ой! То есть на ваш город.
- Денис, я ничего не понимаю. На ваш, или на наш?
- Ну, как вам объяснить... В общем, я всё ещё не привык. Целый год прошёл, а я всё время путаю. К чему не привык? Что путаешь? Ты о чём?
То, что ответил Денис, чуть окончательно не свело меня с ума. Он сказал:
- Александр Иванович, вы сейчас не на Земле.
Я даже не сразу поверил в то, что услышал. Нет, этого не могло быть.
- Как это не на Земле? - спросил я.
- Нет, ну... я не так сказал, - ответил Денис. - Вы на Земле, конечно, только на другой.
- На другой?! В каком смысле?
- Александр Иваныч, ну... как бы объяснить. Короче, это наша общая планета, но в других измерениях. Просто мы, которые сюда переселились, называем это Землёй-2, а которые тут жили всегда - просто Землёй.
- В других измерениях?! Переселились?! Объясни толком.
- Я в этом плохо разбираюсь. Вам потом объяснят. Идёмте скорее, а то уже совсем темно.
Точно, стемнело быстро. Солнце уже скрылось за горизонтом, и только закатное зарево на западе и подсвеченные солнцем высокие перистые облака еле-еле освещали поле. Тропинка теперь чуть угадывалась на фоне высокой травы, верхушки которой были пока ещё немного подсвечены заревом.
- Ладно, идём, - сказал я, - только я так могу сойти с ума.
- Не сойдёте, - 'успокоил' меня Денис.
- Думаешь?
- Ага. Я же вас знаю.
- Откуда знаешь-то?
- Ещё со школы.
- Со школы?! - я снова остановился. - Ты знаешь, сколько лет прошло с тех пор, как я её окончил?
- Конечно, знаю, - ответил Денис, тоже остановившись. - Вот только не понимаю, почему вы меня не узнаёте? Мне даже неудобно называть вас на 'вы'.
- Ну и не называй. Я тоже не люблю, когда на 'вы'. Обращайся на 'ты'. Договорились?
- Ага. Идёмте скорее.
- Идём. По правде говоря, ты мне кого-то напоминаешь, но я никак не могу вспомнить, кого именно.
- Александр Иванович, я вам напоминаю Дениса Кострова. Вы... Ой! Забыл. Ты учился в классе 'а', а я в 'б'.
- Что за чепуха?! Ведь у нас разница в возрасте лет двадцать.
- Девятнадцать.
- Ну пусть даже девятнадцать. Этого тоже достаточно.
- Ага, достаточно. Только если для тебя с того случая прошло двадцать лет, то для меня меньше года. Так что я ещё учусь.
- С какого того случая? - не понял я.
- С того самого, ну, то, что случилось тогда, двадцать лет назад.
- Не понимаю. Ты о чём?
- Я про Кольку. Про Летова.
- Так ты его знаешь?!
- Знаю, Александр Иванович... ой, то есть Саша. Не привык я ещё, забываю, что мы как бы ровесники. И вообще, ты многого ещё не знаешь.
- Ну так расскажи. Объясни.
- Я не смогу. Долго получится. Да и не знаю я всего, я же говорил. Кстати, мы уже пришли.
И правда, пришли. За разговором я не заметил, что мы уже подошли к лесу. А ведь шли мы через поле не больше пятнадцати минут. Ещё и останавливались. Кстати, последний раз мы остановились меньше минуты назад, и лес был ещё далековато, а сейчас... Да, действительно... свойства пространств.