Там где же твой исток, Рассеюшка - Рассея?

 Предание во глубь седых веков ведёт.

 Галикарнасский муж, почтенный Геродот.

 Постранствовать любил не хуже Одиссея.

 Проворные суда посланников Эллады

 Стремили лёгкий бег за синий горизонт.

 Обетованный был для них Эвксинский  Понт,

 Суливший смельчакам сокровища и клады.

 Наш досточтимый муж, воздав хвалу богам,

 Свой парус напрягал к тем северным брегам,

 Где в широте пространств  бродили вольно скифы,

 А яростный борей дул чаще, чем зефир.

 Там обрывали сказ затейливые мифы,

 И грозный восставал для всех ахеян мир.

 Безропотно приняв веление природы,

 Стремясь к морской волне и попадая в плен,

 Как сотни лет спустя, был чуден Борисфен

 И величаво нёс задумчивые воды.

 Немало зрелых лет пробыв в пути-дороге,

 Немало повидав земель, морей и рек,

 В красотах искушен был знаменитый грек,

 Но Борисфен почтил, поднявшись за пороги.

 На рощи и леса средь всхолмленных долин

 Смотрел во все глаза знакомый эллин

 Он повстречал людей и быт общины сельской,

 И чужеземный глаз, что далеко не слеп, 

 Узрел мгновенно труд, тяжёлый, земледельческий

 Там взращивал народ так нужный грекам хлеб.

 Ахейские сыны тщеславием грешили

 Без разницы большой, кто тёмен, кто учён.

 Что весь культурный мир в Элладе заключён,

 О том они давно без спора порешили.

 До эллинских высот, по мненью их, едва ли

 Достать бы смог народ в любой другой стране.

 Не жаловали всех, кто жил тогда извне,

 И варварами их с усмешкой называли.

 Борисфенитов сих  как явный анекдот

 В сообществе людей отметил Геродот.

 Ну,  разве можно жить у края Ойкумены,

 Где дикость, глухомань и холодом сквозит?

 Учёным честным был наш грек и непременно

 В скрижалях описал свой к варварам визит.

 Бурлил тогдашний свет, и сам себя он славил

 В тех давних и почти незримых временах.

 Так, Рим ещё ходил в коротеньких штанах,

 В Афинах же Перикл авторитетно правил.

 Взлетали стаи стрел, метались колесницы,

 Под тяжестью осад валились города.

 Ломилась за ордой несметная орда,

 Спеша мечом вписать в историю страницы,

 Входили в храм Клио народы вновь и вновь,

 И все одним путём: через огонь и кровь.

 Наживы полнил дух военное ветрило,

 И тешили убийц пожары как салют.

 Без меры, без границ насилие царило,

 И был античный мир жесток, смертельно лют.

 Так всяческий народ - сколь зорко ни взгляни ты -

 Коль  в летопись попал, - насилием клеймен.

 Средь сильничавших всласть в древности племён

 Почти особняком стоят борисфениты.

 Случайно узелок на память был затянут,

 Однако же народ, хороший ли плохой,

 В историю вошёл с мотыгой и сохой,

 Был с миром - не с войной - впервые упомянут.

 Не ведал он меча, а ведал хлебный злак.

 Не провиденья ль тут маячил высший знак?

 Народ не шёл в набег, а знал раздолье пашен.

 Не покладая рук, не чувствуя оков,

 Трудился он и жил. То были предки наши

 В туманном  далеке за двадцать пять веков.

                
                 1999г.