Аннотация: Это правдивые рассказы, подтвержденные документами, из истории семьи.
Рассказы мамы Оли
Рассказ первый.
На привалах и остановках для ночлега мама Оля и тетя Галя по очереди читали детям легкие рассказы или сказки. Мама Оля предпочитала рассказывать правдивые истории из своей жизни или жизни своей семьи, нельзя сказать, что дальновидность ее предполагала возможность записи этих рассказов через шестьдесят лет, но отсутствие вечернего освещения просто не давало возможности что либо читать, а уснуть в девять -десять часов летом старшие дети не могли.
Каждое повествование сопровождалось предисловием, которое состояло из "напоминаний" самими детьми о том, что было рассказано в предыдущий раз, это напоминание носило характер диалога, дети, фактически, повторяли все рассказанное накануне, развивали свою речь, а, главное, было занято время. Они активно включались в разговор, дополняли слова друг друга, от мамы требовалось поддерживать лишь порядок общения, поскольку, все хотели высказать свое мнение о рассказе, пересказать события, их комментировать. Беседа всякий раз носила очень живой характер.
Конечно, учитывался возраст аудитории, и, естественно, вопросы, которые могли быть непонятны, не освещались. Общее же впечатление осталось, и как раз, этот рассказ был повторен в 1983 году, уже значительно постаревшей мамой своему пятидесятилетнему сыну Вадиму по его просьбе в городе Сочи, куда он прилетел с Дальнего Востока ее навестить.
Следует сказать, что она вела повествование на украинско-белорусском диалекте, очевидно, для более полной картины освещаемого времени и языковых форм обращения, присущим южным областям России, где жила семья Лукашевичей с начала восемнадцатого столетия.
Что тебе, Сынок, рассказать, я уже многое забыла, многое выпало из памяти моей и не вспоминалось никем из родных десятилетиями, но, кое что, я все таки еще помню по преданиям, переходящим из поколения в поколение, а многому была сама свидетелем. Ты только не перебивай, можешь конспектировать, сиди тихо, как не сидел, когда был мальчишкой.
Удивительное дело, у мамы был сильный склероз, она не могла вспомнить, что было сегодня на завтрак, или как называется улица, на которой живет в настоящее время, но очень живые картины могла передать из своего прошлого, с наименованием имен, годов рождения, подробностей событий очень далеких времен. Ее воспоминания были очень яркими и реалистичными.
Твий прадед, Лукашевич Виктор Иосифович, сын зажиточного помещика Лукашевича, имевшего землю в районах Запорожских степей, недалеко от места, где при Советской власти построили Днепрогэс. Его отец, Иосиф Николаевич ( мой прадед) и мать, урожденная Келлер Эльза - из немецких колонистов.
Родился Виктор Иосифович ( это уже твой прадед) в Запорижжи, в 1850 году, и, имея приличные способности и желание учиться, стал механиком по строительству и наладке водяных мельниц. Славился, как большой специалист по изготовлению мельничных камней - жерновов, что приносило ему приличный доход. Насечка камней под различные виды и сорта муки или крупы производилась вручную, под каждый сорт отдельно, камень изготовлялся из цельной глыбы гранита, длительно обрабатывался специальным зубилом и молотком.
К своему дворянскому происхождению он относился с пренебрежением, не свойственным, или, скажем, не очень характерным для того времени. Считал, что каждый член общества должен своими руками создавать условия для существования своей семьи, знать ремесло или экономику, уметь работать и зарабатывать средства независимо от происхождения. Понимал, что имение, пользование крестьянским трудом или наемным должно основываться на конкретных знаниях в сельском хозяйстве или другой отрасли. На этой почве у него были значительные разногласия с отцом, братьями и сестрами. Он получил инженерное образование в Петербурге, был специалистом в своей области, хорошо знал металлургию и металлообработку.
В 1881 году он налаживал мельницу в причерноморском Скадовске, Херсонской губернии, в пятидесяти верстах от Херсона. Поселок этот был курортный, у самого Черного моря, но еще не славился как замечательное место для пляжных развлечений, в те времена вообще мало кто пляжничал, но к морю все же ездили, преимущественно из городов. Здесь и нравы были несколько более свободные, чем в патриархальных городах остальной России. Там ему и приглянулась красавица Татьяна Власьевна Шумейко, восемнадцати лет, гостившая у своих родственников. В те времена Скадовск едва насчитывал десять тысяч жителей. Так, большой населенный пункт сельского типа.
Попэршэ воны зустричалыся тилькы у церкви, дэ стоялы поруч, Виктор був дужэ гарный и на нього дывылыся уси дивчата, та тилькы на Татьяну вин звэртав увагу. Потроху разговорылыся навпошэпкы, вин йийи просыв прыйты на свидання, алэ вона боялася свойих тьоью й дядю, в якых гостювала.
Родычи йийи буллы дрибнымы лавочныкамы, малы торгивлю злавкы та циздылы по сэлах з товаром, обыкновенной галантереей для низовых слоев общества. Таковых на Руси всегда было большинство, а потребности никуда не денешь. Знаешь, вона булла "мужичка", нэ вмила ни чытаты ни пысаты, алэ дужэ булла красыва.
Одного разу коло цэрквы дивчата и хлопци спивалы писэнь, Виктор прысунувся блыжчэ до Татьяны и заговорював. В толчее никто на них не обратил внимания. Мой дед, а твой прадед, был довольно решительного характера, и, не откладывая в долгий ящик, сделал ей предложение:
- Выходь за мэнэ замиж.
- Як дужэ хочешь жэнытыся, то видпышы мойим батькам, и як воны скажуть, так и будэ.
- А куды пысаты?
Она дала ему адрес своих родителей, сказала фамилию, и где живут, и вскоре он отправил будущим своим свекрам письмо с просьбой благословить их дочь к замужеству. Ответ не заставил себя долго ждать, недели через две родители в срочном порядке отозвали дочь к родительскому дому, а жениху предложили приехать для знакомства. Знаешь, видповидь вид Шумейкив пысав вчитэль, бо батькы буллы заможни (богатые), алэ нэпысьмэнни ( безграмотные).
В последнее свидание, опять таки, около главного культурного центра поселка - церкви она ему сказала:
Якщо ты дийсно хочэш на мэни жэнытыся, то прыйиздь до мойих батькив, просы благословиння, тилькы нэ вдивай краватку ( галстук), щоб нэ подумалы що вэлыкый пан, а тилькы косоворотку. Пану мэнэ нэ виддадуть, бо мы Люды прости.
Вслед за ней поехал в Запорижжя к батькам. Киньмы (лошадьми).
Сватание прошло благополучно, и родителям он понравился, и девка была влюблена, и " у нэйи тэрпэць урвався". Гостынцив прывиз кожному в родни, усим дужэ понравылося. Ожэнылы. Оглашэние на трэтий дэнь, тры раза. Обвинчалы.
Мама часто переходила на украинский диалект с выражениями многолетней давности. Стараюсь сохранить, как рассказывала.
В тот год Виктор Иосифович наладил две мельницы в Херсонской губернии, за первую получил триста рублей, за вторую - четыреста пятьдесят, этих денег хватило и на совершение брачного обряда и на приобретение скромного, довольно большого дома в Херсоне. Родители Виктора Иосифовича к его совершеннолетию уже были похоронены, умерли от холеры, имение старшие братья продали за бесценок, эпидемия косила всех в этом районе на протяжение всех семидесятых годов восемнадцатого столетия. Так, что выбиваться из нужды и становиться на ноги ему приходилось своим умом и своим трудом.
З тойи Татьяны выйшов хороший " з хама пан". Дужэстала ширша ниж довша, недлго вела семейное хозяйство самостоятельнои уже через несколько месяцев сказала:
- Наймы якусь дивчыну, бо я зайшла в положение и мэни тяжко справлятыся по хати та за тобою, та варыты.
К концу четвертого года совместной жизни у семьи Виктора Иосифовича было три дома, в одном жила семья, в другом работники и ученики камнетесов, в третьем была контора и оборудована мастерская по обработке камня.
Молодая и очень способная к деторождению жена еще много раз " заходыла в положение" , но к двадцатилетнему юбилею их совместной жизни в живых осталось пятеро, которые каждый своим путем прожили большую жизнь.
Александр Викторович Лукашевич, папа мамы Оли, стал ветеринарным врачом, во время Великой Отечественной войны зимой 1941 - 1942 года с нашей бабушкой, своей женой Марией Михайловной, дочкой Таисией и ее детьми скрывался от немцев в Керченских катакомбах. Умер от инсульта, в возрасте шестидесяти с небольшим лет. И похоронен там же в катакомбах, похоронили, как хоронили всех партизан и скрывющихся - здесь же в штольнях, насыпав небольшой холмик камней.
Муж Таисии Володя, работал токарем на временно оборудованном подземном заводике, производство успели упрятать от немцев. В заводской столовой поел просяной каши, получил заворот кишок. С большим количеством разрывов. Оперировали здесь же , под землей, без наркоза. Умер от болевого шока.
Таиса осталась молодой вдовой с пятимесячной Галочкой на руках, старшей девочке, Юле было три года.
Сын Виктора Иосифовича, Юрий Викторович, стал довольно знаменитым скрипачем, перед революцией гастролировал в Австралии, после революции решил в Россию не возвращаться. Его следы утеряны, теперь уже навсегда.
Дочь, Сима Викторовна, вышла замуж за красного командира, в замужестве - Лопатникова, жила после Великой отечественной войны со своей семьей в Воронеже, последние сведения о них относятся к 1955 году, когда Виктор, сын Зиновия и Ольги, брат Вадима поступал в Воронежский медицинский институт. В период нахождения в Воронеже ему, Виктору, удалось пообщаться со своими двоюродными бабушкой дедушкой. К сожалению, их единственный сын был неизлечимым алкоголиком и бесславно закончил свою жизнь. Могилы генерала Лопатникова и его жены симы Викторовны находятся на центральном кладбище г. Воронеж.
Дочь Виктора Иосифовича , Таня. Окончила Петербургскую консерваторию, пела в Мариинском театре до революции 18 года, вышла замуж за Годелюка, сына богатого помещика в 1916 году отец которого проклял сына за то, что он ослушался воли отца и женился не на той, которую ему прочили в жены, а на "певичке, актерке".Имела одну дочь. Марину. 1917 года рождения. Интересна судьба Марины.
В тридцать девятом году закончила Киевскую лесную академию, в том же году вышла замуж. В сороковом году родила дочь. Жили в городе Сталино ( Донецк), муж был инженером на шахте, погиб во время войны. С ними проживала мать Марины Таня и столетний отец Тани Виктор Иосифович. Имели свой небольшой домик на окраине города Сталино, ранее - Юзовка, по имени англичанина Д.Юза, который в семидесятых - восьмидесятых годах девятнадцатого столетия строил металлургические заводы и коксовые печи в этом районе Донбасса. Сегодня этот город называется Донецк и относится к Украинскому "смехота", "нэзалэжному" государству.
И в столетнем возрасте Виктор Иосифович сохранил ясность ума, обходился без посторонней помощи в быту, вел активный образ жизни, имел небольшую мастерскую в сарайчике, с отдельным входом с улицы и до последних дней к нему несли на ремонт тогдашнюю нехитрую бытовую технику - примуса, утюги, не отказывался при необходимости запаять кастрюлю. Люди были бедны.
В годы войны жили очень тяжело. Небольшой огород, да мастерская деда. Марин, как могла, помогала ему в мастерской. Многому научилась. У старика начало подводить зрение. Но он был хорошим учителем и руководителем. Вдвоем справлялись. Столетний инженер и лесник с высшим образованием.
Город был оккупирован немецкими войсками в октябре 1941 года по сентябрь 1943 года. Старик почти никуда не выходил, ограничивая ареал своего существования своим двором, мастерской, да скамеечкой у ворот.
Во время одного из патрулирований городских окраин немецкой комендатурой, старший патруля приказал солдату "загнать эту старую русскую свинью" во двор. И патрули услышали на чистейшем немецком языке : " Свинья тот, кто так обращается со старыми людьми". Реакция была мгновенной. Старший, может быть, это был небольшой офицерский чин, снял с плеча автомат и короткой очередью расстрелял Виктора Иосифовича. А, ведь, по матери дед был наполовину немцем.
Через день во всех оккупационных газетах было напечатано сообщение, что патрульная группа, проводившая работу в таком то районе, расстреляла Советского шпиона, который оказал активное сопротивление во время задержания. За этот "подвиг" вся патрульная группа была представлена к награде.
Произошло это в августе 1942 года, и нашему предку было в это время сто два года.
Прошла война. Родные и близкие люди во многих случаях потеряли друг друга. Никто из Лукашевичей не знал ничего о выше рассказанной истории до лета 1956 года.
Все десять лет Марина пыталась найти следы родственников, но несчастия одно за другим преследовали ее. В 1947 году она повторно вышла замуж. Муж был работником одного из заводов в Сталино, поехал в командировку в Ташкент и погиб во время землетрясения под развалинами гостиницы.
Марина осталась с двумя детьми на руках, правда, старшей было уже семь лет, да мама Татьяна была уже не молодой женщиной. Нужно было выживать. Стала работать в "конторе", которая носила гордое наименование " Управление по Сталинскому преобразованию природы". Был такой план, который предусматривал посадку по степным и пустынным районам многокилометровых лесополос для создания более благоприятного климата, удержания влаги, и, в конечном счете, создания благоприятных условий для сельского хозяйства, зерноводства и животноводства. Работала она инженером лесотехником на лесопосадках.
Не напиши я об этом, читающие и не узнали бы, какими путями шла страна к сегодняшним дням. После смерти "отца народов" эта идея заглохла, хотя, и сегодня посаженные в те времена леса приносят свои плоды.
В 1953 году Марина снова вышла замуж, уже в третий раз. Через год ее новый муж разбился на мотоцикле. Насмерть. Вот такая роковая женщина.
Через три года после этого потрясения она , слегка оправившись материально, впервые за десять лет получила производственный отпуск. До этого, она каждый раз брала компенсацию за неиспользованный отпуск, и деньги могла употребить на растущие нужды семьи. Тогда компенсации подобного рода даже поощрялись.
В этот свой первый отпуск она решила съездить в Керчь, где жили да войны Александр Викторович, брат ее матери Тани, со своей дочерью Таисией и внуками, о злоключениях которых в керченских катакомбах написано выше.
К этому времени клан Лукашевичей сосредоточился вокруг сына Александра Викторовича Павла в г. Кишиневе - столице Молдавской ССР. Он в это время работал заведующим отделом Механизации во Всесоюзном институте виноградарства и виноделия на окраине Кишинева, в пригороде Костюжены, жил в центре горда, был доктором сельскохозяйственных и доктором технических наук, заслуженным изобретателем, в общем, крепко и заслуженно стоял на ногах. При нем жили его мама, Мария Михайловна, Таисия, с детьми, Родители его жены Галины Александровны, приехавшие из Иркутска ( отдельная тема).
И вот, через бывших соседей деда Лукашевича в Керчи, с которыми Таисия , живя в Кишиневе, не прерывала связь, Марина узнает адреса и Павла, своего двоюродного брата, и Таисы, и своей двоюродной сестры Ольги. Конечно, радость, шок от всего, что удалось узнать. На немногие оставшиеся деньги, прямо из Керчи, в плацкартном вагоне Марина мчится в Кишинев. Встреча была удивительной. В этот момент в Кишиневе удачно были и Ольга с мужем. Встречались в доме у Павла, потом у Таисии, разговоры, воспоминания, рассказы о пережитом длились трое суток. За это время Павел подготовил Марине место для работы в г. Котовском ( ранее Ганчешты), и теперь Ганчешты. Через месяц Марина со всей семьей, с мамой и детьми, переехала к новому месту работы, стала главным инженером Котовского лесхоза. В 1957 году летом Марине исполнилось сорок лет.
Марина и ее мать были последними людьми из Лукашевичей, кто провожал в последний путь прародителя всей семьи - Виктора Александровича, пржившего большую, насыщенную, как политическими, так и историческими событиями жизнь. Он мог рассказать и о крепостном праве, и о Русско - Турецкой войне, и о Русско - Японской войне, и о революциях 1905 года, 1917 года, Гражданской войне, НЭПЕ, да и о Великой отечественной войне. Многие его знания остались с ним.
Второй рассказ.
Сегодня я вам расскажу, дети, о своей маме Синицкой Марии Михайловне и ее родителях.
Отец моей мамы, священник, Михаил Михеевич Синицкий, был из семьи сельского священника Михея. Крутой был поп Михей. Семью держал в строгости, почитании старших и Бога, требовал ежедневного посещения церкви и соблюдения всех церковных обрядов. Очень хотел, чтобы все сыновья стали священнослужителями и несли своему народу духовность и просвещение, требовал от сыновей и дочерей четкого знания и понимания истории Руси.
Отец Михей в войне 1812 года был полковым священником очень гордился этим и был убежден, что главную роль в победе над супостатами - французами сыграла православная церьковь, а уж потом знания и талант русских полководцев. Сан священника он получил на поле боя под Бородино в двадцатитрехлетнем возрасте, через год после женитьбы на шестнадцатилетней девице в момент посвящения в дьяконы. В православии все священнослужители ( не монахи) обязаны быть женатыми. Его жена матушка Софья, в период войны жила со своими родителями в Полтавской губернии, ждала с войны своего мужа,, а, дождавшись, стала полноправной и весьма удачливой хозяйкой на поповском подворье. Уже забылось, сколько у моего прадеда с матушкой Сонейбыло детей, но доподлинно известно, что в живых осталось восемь, старший сын Николай не захотел учиться в духовной семинарии, стал врачом, и отец его проклял с амвона за богохульство и неповиновение родителю.
Всем остальным детям запретил с ним общаться, приказал забыть старшего брата и никогда не произносить его имени в доме.
Николай был рожден в начале двадцатых годов девятнадцатого столетия, самые интересные для России годы, когда возрождались после войны города и села, когда во всем мире Россия была государством, носящим имя победителя Наполеона. У передовой молодежи не сходили с уст стихи Пушкина, считалось неприличным не знать передовых писателей и поэтов своего времени. После Николая еще родились дети, все они учились в семинариях или специальных учебных заведениях для дочерей духовенства.
Дедушка мой, отец моей мамы, Михаил Михеевич был последним ребенком в семье прадедушки и родился в 1844 году, когда отцу Михею давно перевалило за пятьдесят, а его жене матушке Софье сорок восемь лет.Дедушка окончил Киевскую духовную семинарию, бывшую бурсу, и Петербургскую духовную академию. Для рукоположения был женат на девушке, которую ему предложил Святейший Синод, увидел ее только перед свадьбой. Патудина Екатерина Ивановна. " Кацапка".
А детей в семье моего дедушки было шестеро. Дед, в отличие от своего отца, был человеком прогрессивных для своего времени взглядов, интересовался светскими науками, имел уникальную библиотеку, книги по искусству, фантастике, истории Руси. Любил читать своих современников - Э.Золя, Мапасана, , очень уважал Л.Н. Толстого, Достоевского, не забывал и украинских Т.Г. Шевченко, П.Мырного, несмотря на духовный сан, мог часами читать на память Котляревского. Несколько сотен романов семьи Дюма.В библиотеке у него на почетных местах стояли Лермонтов, Гоголь, Пушкин, Амфитеатров. Журналы от " Современника" до " Нивы" были аккуратно подшиты и систематизированы со всеми приложениями. Библиотека занимала две большие комнаты, в библиотеке у каждого члена семьи, детей и матушки были свои письменные столы. Дедушка создал все условия для гармоничного развития детей, которых у них с матушкой было шестеро.
Три парня и три девки, и все очень дружны между собой. Роэдены они были в таком порядке: Первым был сын Николай ( по имени брата Николая, отвегнутого в далекие годы от семьи), впоследствии священник в одном из Харьковских приходов, убит анархически настроенной молодежью во время еврейског погрома в самые предреволюционные годы, когда он попытался "божьим словом и молитвой" остановить погром. Вышел с церковным крестом к черносотенцам, и сразу получил огромным дубовым крестом по голове. Крест нес пьяный погромщик и не осознавал происходящего вообще. Умер о. Николай, не приходя в сознание.
История дяди Николая замечательна еще тем, что за несколько лет до его гибели с ним произошел удивительный случай. Во время Пасхи христосовались в церкви. К священнику подходили миряне, поздравляли своего пастыря, целовались с ним. Его уколол в щеку своим очень жестким усом какой то мужик, и это могло забыться, если бы через три дня на месте укола не появилась небольшая язва. Никакие средства не помогали ее заживлению. Пришлось обратиться к врачам, и через какое то время был поставлен диагноз - "проказа". В принудительном порядке он был сослан на остров в лепрозорий на Аральском ( а может быть и Каспийском ) море. У него была любимая молодая жена, он не мог смириться со своим состоянием. Не знаю уж, каким способом, на подручных плавсредствах, а, рассказывали, что на самодельном плоту он сумел в ночное время бежать с этого острова. И, что удивительно, так это то, что к моменту его появления у своего митрополита с челобитным обращением у него никаких следов проказы не осталось. Сначала его изолировали, но медики после нескольких обследований диагноз не подтвердили, полицейский розыск его по ходатайству высшего духовенства был прекращен, он вернулся в свой приход, к своей жене, к своей пастве, с ореолом божеской милости и благословения господня, чудесного исцеления на долгую службу Православной вере и делание добра человекам.
Второй сын отца Михаила Игорь - народный учитель, всю жизнь сеял доброе вечное в одной из школ города Миргород Полтавской, в те времена Харьковской губернии. Его потомков, если поискать, можно найти и сейчас. Был плодовит.
Мама моя, Мария, была третьим ребенком в семье отца Михаила. Отличница в гимназии, окончила Институт благородных девиц для дочерей священнослужителей в Петербурге, получила звание Народной учительницы. Сейчас я расскажу об остальных детях отца Михаила, а потом поподробней о своей маме , в девичестве Синицкой Марии Михайловне.
Четвертой сестрой из шести детей была тетя Настя. Окончила Петровско-Разумовскую, Московского района сельскохозяйственную академию. Работала до Великой отечественной войны где то в Воронежской области агрономом, после войны ее следы затерялись.
Надя. Учительница. Преподавала в школе русский язык и литературу. Своих детей не имела. Муж погиб на фронтах Войны , был танкистом. В 1948 году я ее разыскала в доме инвалидов в городе Шепетовке, на Украине. Мы тогда жили во Львове, помнишь? Я помнил. Ее парализованную привезла мама к нам во Львов, она была в бедственном физическом состоянии, половина тела у нее была неподвижна, передвигаться самостоятельно не могла, окружающую действительность воспринимала с трудом.
В те времена у нас в квартире было пятеро детей, все учились в школе, родители оба тоже работали, а тете Наде нужен был постоянный квалифицированный уход. Она была переведена усилиями мамы из Шепетовского дома инвалидов в дом инвалидов войны во Львове , где проживали такие же как она, почти неподвижные люди и был организован быт на порядок лучше, чем в Шепетовском. Мы еженедельно ее посещали в этом Доме, который находился недалеко от Стрийского парка, мама Оля купала ее в ванной, переодевала в чистое белье, грязное забирала домой в стирку. Всегда старались, несмотря на голодные времена, что-то принести съедобного, домашнего. Тетя Надя прожила в этом состоянии еще около двух лет.
Последним, самым младшим сыном был Константин. Во время Русско - Германской войны был офицером, командиром роты в пехоте. Погиб в 1916 году. Никто не знает точное место и время его гибели.
Так вот, о моей маме, Марии Михайловне.
Очень много рассказов и семейных преданий вспоминается о ее жизни. Во-первых, она всегда с большой теплотой и благодарностью вспоминала свои детские годы в доме родителя своего отца Михаила. Приход он получил после окончания духовной академии в местечке Малая Выска, на Украине, в Кировоградской области, тогда Елисаветградской. Я была еще маленькой девочкой до революции 17 года, мне было лет шесть - семь, дедушка еще имел приход. Вся семья по праздникам собиралась за огромным столом в доме дедушки, мы приезжали из Новоукраинки бричкой, на паре прекрасных лошадей, дедушка брал меня на колени, и так во время всего обеда я оставалась у него на руках. Несколько раз меня пытались посадить на индивидуальный высокий стул, но я все равно переползала к деду на колени, да и ему это, наверное нравилось. И если две недели мы не приезжали, то дедушка или приезжал верхом на лошади сам, или присылал работника, чтобы справиться, все ли в порядке у нас дома, передавались гостинцы каждому ребенку и взрослым. Трогательно вспомнить.
Помню один случай. Дедушка разбил свою любимую чашку, а через два дня у него был день рождения. Разговоры в семье тайно от деда велись уже давно, обсуждались вопросы подарков любимому папе и дедушке, что побудило и меня к мысли о подарке. Другие дети что то рисовали/, девочки вышивали платочки, каждый старался по своим талантам и возможностям. Я пришла к дедушке и говорю:
- Дедушка, дай мне рубль.
- А зачем тебе рубль, внученька?
- Я хочу купить тебе на день рождения подарок.
- Что же ты хочешь купить за такие деньги?
- Я куплю тебе новую чашку, я видела в посудном магазине, что рядом с церковью, красивую чашку, с цветами, она стоит рубль. Я спрашивала у приказчика.
И дедушка дал мне рубль, но предупредил, что никто не должен знать о моем подарке до того дня, когда все гости соберутся за столом. Я так и сделала, купила чашку, хозяин лавки очень удивился, что такие большие деньги у маленькой девочки, допросил меня, кто я и зачем мне самая большая и красивая чашка. Я сказала, что покупаю своему дедушке подарок на день рождения, и когда он вяснил, что мой дедушка отец Михаил, то вместе со своей женой выбрал и упаковал с красивой ленточкой мой подарок. И я его спрятала в сарае, за кормушкой коровы, а когда пришло время дарить, я подарила самый желанный и нужный подарок. Так мне запомнилось.
У дедушки было довольно большое поле, часть которого примыкала к речке. Этот луг использовался для сенокошения, сенокос проводился разатри за лето, накашивалось достаточное количество сена для трех коров, трех - четырех бычков, тягловых и выездных лошадей. Все трудились на огороде, в поле, на скотном дворе, где еще были и свиньи, и индейки и гуси и утки, около сотни кур, козы, овцы, кролики.
Мясом, хлебом и овощами семья батюшки себя обеспечивала от урожая до урожая. Было два постоянных работника, которые жили в доме , питались вместе с семьей и работали наравне со всеми членами семьи. Конечно, во время учебного года дети, которые не уезжали к месту учебы, должны были ходить в гимназию, учить уроки и обязанности по хозяйству для них сокращались.
Моя мама была, что называется, девушкой в теле.. роста небольшого, но плотно сбитая, постоянно в работе, и много читала, интересовалась музыкой и поэзией. Физически была крепкой. Играла на физгармонии, а позже на фортепиано, знала множество классических фортепианных произведений, но не была чужда в своих пристрастиях модных в то время романсов.
После института поступила на работу в местную гимназию учительницей младших классов, но проработала не более года, познакомилась на одном из музыкальных вечеров с папой - молодым ветеринарным врачом и передовых взглядов, по тем временам, человеком. Вскоре их обвенчали в церкви отца Михаила.
Молодые переехали в Новоукраинку, В Новоукраинском районе папа был единственным дипломированным ветеринарным врачом. Потребность в его знаниях и ветеринарной помощи была огромной, ему помогали три фельдшера, один из которых был горький пьяница, но, в то же время, хороший специалист - практик. Приходилось его всячески оберегать от практики на дому ( по вызову). Уж если ему удавалось вырваться на вызов к больному животному, то его через два - три дня находили в придорожной корчме или другом злачном месте, напившимся, как в те времена говорили, до состояния риз.
Мама сразу стала хорошим помощником в хозяйственных делах дома и лечебницы. Сказывалось прекрасное трудовое воспитание в доме отца Михаила. Она справлялась и с коровой, благо, им на первых порах для жизни нужно было немного, и был небольшой огородик, куры и поросята, это уж как водится, без хозяйства в сельской местности нельзя, даже стыдно от соседей. За лошадьми папа ходил сам, жили дружно и в любви. Через год появилась я. Мне кажется, как и всем это кажется, что я не доставляла хлопот родителям. Но это нам всем только кажется, теперь я знаю, ой, как знаю. Ребенок требует, чтобы ему уделяли внимание, и хорошая мать на девяносто процентов живет жизнью своего маленького ребенка, но нет более радостного чувства, чем то, которое пробуждается при каждом новом шаге, новом слове твоего ребенка. Я росла среди животных, любила, всегда, лошадей, особенно меня привлекали козочки, молодые телята, я могла часами находиться на скотном дворе. Путаясь под ногами работников, конюхов, и постоянно рисковала быть затоптанной копытами крупного рогатого скота, но со мной ничего не могли поделать с четырехлетнего возраста, я все время стремилась посмотреть, как едят козы, коровы или молодые лошата. И мама, уступая моим просьбам, постоянно вынуждена была находиться со мной около животных, рядом. Хозяйство моих родителей быстро увеличивалось.
Новоукраинка, в те времена небольшое местечко ( только с 1938 года - город) на речке Черный Ташлык, впадающей в Синюху, приток Южного Буга, расположена в живописном районе степной зоны Украины Кировоградской области. Вот, куда меня постоянно тянуло, если не на скотный двор. К речке. Маленькая речушка, но сколько же интересного можно было увидеть на берегу. У воды, по берегам толпились ивы и ветлы, в заводях росли камыши, в камышах постоянно жили сотни выводков непуганых диких уток, со свистом садился у берега бекас, уже в пятилетнем возрасте я могла отличить полет бекаса обыкновенного от дупеля. И их крик, очень похожий на блеяние овцы. Все это мне объяснял папа, который иногда брал нас с мамой на охоту на пернатых, он чрезвычайно любил настрелять бекасов и мамино жаркое, когда жаренная птичка, разделана, но целенькая, и несколько штук на порцию, да подливка со специями, с перчиком, на сметане или свежих помидорах. Мама была хорошей кулинаркой, знала толк в приготовлении дичи, не прошло и десяти лет их совместной жизни, а папа уже весил более десяти пудов, хотя, надо отдать ему должное, оставался очень спортивным и подвижным человеком. Каждое утро упражнялся с гирями, после тренировки на многократное поднятие тяжестей ( двести - триста раз двухпудовой гирей) переходил к более полноценному весу, связывал две двухпудовые гири сыромятным ремнем и, поочередно, правой и левой рукой поднимал столько раз, сколько не ленились считать домочадцы. Ходил все лето и зиму с открытым воротом, в легком пальто и, преимущественно, быстрым шагом. Не любил ленивых в ходьбе. Все удивлялись его подвижности при таком весе и быстроте реакции.
Сама мама от такой жизни тоже поправилась до непомерных размеров, хотя, ее полнота не портила, чистое, открытое лицо, большие карие глаза, подвижные ловкие руки, на которые все время хотелось смотреть и смотреть, добрая улыбка.
Когда мне исполнилось семь лет, меня послали в школу, в первый же день я подралась с мальчишкой, вздумавшим меня дразнить, разбила ему нос, губы, нанесла несколько синяков по другим частям тела, и ушла из школы. На этом мое школьное образование было закончено, папа сколько то уплатил родителям избитого дразнилы а мама взяла в школе программу за гимназический курс и я занималась, впрочем не напрягаясь, дома, смамой, но каждый год, вплоть до седьмого класса сдавала экзамены в школе экстерном, для чего отец ежегодно писал заявление инспектору народного образования с ходатайством. Я не знала, что можно получить оценку ниже пятерки. Параллельно с самостоятельной учебой постоянно помогала маме по хозяйству, знала и любила любую домашнюю работу. После окончания школьного курса поступила в среднюю агрошколу, которую, одна из немногих девушек, закончила успешно. Но это было уже при НЭПЕ.
Мама , в отличие от папы, была строга и требовательна в своем воспитательном процессе всех детей, особенно брата - Павлика, который, как и все мальчишки, стремился к большей свободе и самостоятельности. Он был шалуном и очень изобретательным хлопцем, что касается развлекательных программ, для мальчишек всей улицы. Успевал везде, мог устроить "вертушку" в стуле преподавателя, это, когда в стцентр стула вставлялась использованная катушка для ниток, наматывалась прочная нитка и под партами и столм выводилась за пределы класса в окно. По определенному сигналу мальчишка за окном бежал и тянул за собой нитку после того, как учитель садился. Платье преподавателя накручивалось на специально зазубренный торец катушки. Не говоря уже о физических ощущениях севшего на такую катушку. Исключали из школы . Потом, после наказаний дома, извинений и прочих мероприятий родительских, его в школу возвращали, но через десяток дней загоралось в школьном туалете неизвестное вещество, в туалет не мог войти ни один ученик до конца дня, долгие разбирательства снова приводили к Павлику. Мама находила только один способ воздействовать на не в меру активного сына - загружать его обязанностями по дому, с которыми он справлялся, как правило, блестяще.
С наступлением зимы Павел изобрел способ делать для мальчишек коньки на деревянной основе с проволочным полозом. Под деревянную основу подводился полозок из толстой проволоки, закрепленной с загибом в передней части и оканчивающийся сзади вставленным в дерево тоже загибом - крючком. Сам конек привязывался к валенку или чуням ( резиновые теплые галоши с острым носком, самодельные) сыромятным ремешком и фиксировался деревянной чуркой. Такие коньки стали пользоваться большой популярностью у мальчиков сословий, , не имеющих возможности купить "снегурки". А когда его спросили, как он додумался до этого, он ответил, что это придумал Пушкин, когда написал: " Как весело, обув железом чстрым ноги, скользить по зеркалу стоячих ровных рек...", читал, таки двенадцатилетний мальчик , и во всем написанном старался найти рациональное зерно и пользу для жизни. Таким он и остался на всю жизнь. И уже при Советской власти окончил механический факультет горного института со специализацией производства золотопромывающих драг. В сорок седьмом году защитил кандидатскую диссертацию по защите растений от вредителей, и внесению жидких фумигантов в почву, а через десяток лет по совокупности изобретений и научных работ ему была присвоена степень доктора сельскохозяйственных наук без защиты. О нем будет отдельная глава.
В революционные годы старшей дочке Оле было едва десять лет. Павлику восемь, Таисии один год, когда пришлось бросить все и удирать от набегов банды махновцев. Уезжали всей семьей на подводе, как мы в наши дни от немцев, захватив только по смене белья и семейные ценности и документы.
Вот и ставь под сомнение, что история человечества движется по спирали...
Махновцы двигались , буквально, по пятам. Бежали сначала в Голту, потом возвратились через Малую Выску домой, где все было перебито и разграблено. Пришлось организовывать и домашний быт, и лечебницу сначала. Всего ценностей и осталось, что пара лошадей, да десяток серебряных ложек. Вся семья впряглась в работу по восстановлению дома.
Мама вспомнила о Кола Брюньоне, в это время во всех литературных журналах во всю обсуждался роман Ромэн Ролана, уже все знали его содержание, но в цельном виде книга увидела свет только в 1919 году. И рассказала всем однажды вечером при свете керосиновой лампы содержание этого замечательного романа, этого гимна жизнелюбию. Дом Кола много раз уничтожался войнами, но он его восстанавливал, возрождал свои виноградники, и жизнь продолжалась. Этот роман, через какое то время мы нашли в библиотеке дедушки на французском языке и читали его по вечерам по очереди вслух, как поэму, как мажорную песню, и он вселял в нас надежду и желание поскорее выйти из создавшегося положения. Мама хорошо знала языки, недаром она была воспитанницей своего института, там учили не только правилам поведения и преподавания различных предметов, там учили психологии, преподавали ДУШУ человека, а с этими знаниями можно вести за собой и семью и любое сообщество.
Папа любил охоту. Он был добрым человеком, но в нас воспитывал понимание того, что все, созданное Богом создано для улучшения качества жизни человека. И мы с детства понимали, что убитое на охоте животное, или забитая в домашних условиях выращенная птица, или зарезанный поросенок, должны послужить здоровью тела, а тем самым и духа каждого из нас. Большим грехом он почитал убийство животного для убийства. Охотник не должен взять у природы больше, чем может съесть сам и его близкие. Отец имел свою, большую теорию о воспроизводстве живой природы, как - то зверей, боровой дичи, насекомых, птиц, растений, лесов, болот, в особенности.
Нас с Павлом начал брать с собой охотиться на перепелов , когда нам было лет по восемь - десять. Он давал нам длинную веревку, длиной метров в пятьдесят, мы, взяв ее за концы, тащили по верхушкам пшеницы или ржи, перепела взлетали, и папа бил их в лет. Этот способ применялся, когда птенцы уже были высижены и встали на крыло, когда окончательно созревали злаки и перепел наносил хозяйству большой вред. Птицы этой в те времена было видимо - невидимо.
Осенью по берегам Ташлыка охотились на утку. Жирная была утка. Убив три - четыре штуки, папа прекращал стрельбу, хотя, неоднократно признавался, что это равнозначно, если бы он сам наступил себе на руку. Он для всех нас создал свои правила охоты и никогда ни мне, ни Павлику не разрешал поддаваться азарту и жадничать в ущерб птицам. Он часто говорил, что мы захотим охотиться и в следующем году.
На зайцев охота была в те поры на Украине очень интересная. Вот едем на санях напрямик по полю, лошадка легко несет оглобли с розвальнями, вдруг, стой, Кобчик ( так звали любимого папиного жеребца) , папа встает, идет шагов десять в сторону, и оглушительно свистит, потм голосом: "Эй, ты, вставай!", из небольшого бугорка, присыпанного снегом, вскакивает заяц, стремглав пускается наутек, папа всегда давал ему отбежать слегка, а потом единым выстрелом, снимал косого. И не помню промахов. Потом и мы научились находить лежку зайца, но нам никогда не разрешали стрелять сидящую на воде дичь или бить спящего зайца. Во-первых, так спортивнее, а, во-вторых, ему надо дать шанс убежать, или птице улететь, так порядочнее.
У меня было ружье "Монте - Кристо", сегодня это называется малокалиберная винтовка. Сейчас такие остались только у профессиональных охотников на белку и у спортсменов. Из моего ружья можно было убить и зайца, поскольку прицельную стрельбу из него вести лучше, чем из дробового ружья. Только здесь уже требовалось мастерство, надо было остановить зайца и заставить его стать столбиком, на пару секунд. Применялся особый свисток, во время спокойного бега зверька, когда он не испуган. Потом мне купили 24 калибр. Это дробовое, но патрон в два раза меньше, чем у двенадцатого калибра, которым пользовался папа. Вообще, стреляли мы все очень хорошо, в том числе и мама, а в 1913 году папа стал Вторым всероссийским стрелком, о чем длго в семье хранилась специальная грамота и жетон. Этот жетон и сегодня имеется в семье дяди Павлика.
Началось мирное строительство, пришли годы НЭПА. Эти годы вспоминаются, как лучшие годы, что были дадены Советской властью.До сих пор жаль, что тот путь развития был насильно прекращен Сталинской Коммунистической утопией.
Зимой 1941 - 1942 года мама с Таисой похоронили папу в Крымских катакомбах. Крым плотно был заполнен немецкими войсками и заселен татарскими наемниками. Мама и Таисия вышли из катакомб , уже будучи обе вдовами, да еще и с двумя маленькими детьми, Юлей и Галочкой.
Требовалось немного восстановить силы, мама планировала снова добираться до Новоукраинки. Там оставалось еще много знакомых и друзей, а в Малой Выске жили некоторые из родственников, далеких.
В это время мы жили в оккупированном Первомайске. Я работала микробиологом в лаборатории, которая начала функционировать, и чисто случайно встретила Рябошапку Федора Михайловича, хорошего знакомого моего папы, по профессии прасола, который был из семьи многочисленных банкиров и в дореволюционное время занимался скупкой скота у населения и перепродажей его на мясоперерабатывающие предприятия в городах России. Конечно, ему постоянно нужна была помощь ветеринарного врача. Прасольство в Советские времена было запрещено, но существовала организация "Заготскот", уже под эгидой государственной, и ему посчастливилось не сесть в тюрьму и продолжать работать по своей специальности уже не госпредприятии. Мясопродукты ели и в коммунистические времена.
И вот, Рябошапка говорит, что он собирается в Крым, по слухам, там много беспризорного скота и можно организовать его перегон в центральные районы, занятые немцами. И продавать, и заработать, а пока сгуртовать (собрать в стада) и переждать в Крыму до весны. Немцы ему дали документ, разрешающий возродить этот вид деятельности. Я сразу сообразила, дать ему адрес родителей в Керчи и просила зайти к ним и передать на словах все , что он знает о нашем местопребывании в Первомайске, и если им там плохо и голодно, добираться в Первомайск, у нас здесь есть корова и огородик, живем. Написала пару слов и наш адрес, чтобы узнав мой почерк, ему поверили. Надежд было мало, мы знали, что там шли беспрерывные бои, и что город Керчь несколько раз переходил из рук в руки, но все мы надеялись.
Действительно, через два месяца мама с Таисией и маленьким детьми, голодные и ободранные появились у нас в Первомайске. Но живые! Мама была очень больна, и болела около полугода. Сказывались нервные потрясения, месяцы невзгод, лишений, голодной партизанской жизни в катакомбах, голод, две под ряд смерти папы и Таисыного мужа Володи.
Семья в этом составе воссоединилась более , чем на год, пока нас не увезли немцы в Германию. Остальное, из нашей жизни, Вадик, ты сам видел и знаешь и помнишь.