Аннотация: Продолжение таинственной истории небольшого села Белозерцы... см. "Розовые облака"
РОЗОВЫЕ ОБЛАКА - 2
-Мне плевать, - осатаневшим голосом орал в трубку директор, - на ваши трудности!.. Если сегодня же у меня не будет еще четырех экскаваторов, я пошлю вас всех к чертовой матери, будете сами себе подряд делать, понятно вам? Я уже своих отправил... что? Нет, людей у меня достаточно. До-ста-то-чно, я сказал! У вас что, со слухом проблемы? Мне нужны машины, машины, черт бы вас побрал!.. Все... Жду.
Александр Степанович в сердцах брякнул трубкой и по-звериному уставился на робко вжавшегося в кресло зама, но, сообразив вовремя, что тот вроде не причем, хмыкнул, и сердито спросил:
- Послали уже?
- Послали, - подтвердил зам. - Только выехали Федоров с бригадой.
Только вот Леонов приболел, он не может...
-Что он не может? - снова взорвался директор. - Опять с вечера приударил, а теперь отлынивает, скотина?! Он нужен! Послать за ним немедленно, я сказал! Всех, всех, послать!.. Ты хоть знаешь, ОТКУДА мне звонили?!.. - он закатил глаза к небу и покачал головой.
-Хорошо, Александр Степанович, - пробормотал зам, торопливо выбегая из кабинета, а вслед ему неслось: "Работать, работать!.. Давно уже он не видел своего прямого начальника, А.С. Потапова, директора ОЗУ, в таком взбудораженном состоянии. "Просто озверел", - подумал он, усаживаясь за свой стол и нажимая кнопку набора. И все это после этого звонка. Интересно, да кому это сдалось вообще - наводить порядок в заброшенном селе?!..
Кому пришла в голову эта идея? Я отвечу. Конечно же, мне! Я же опытный бизнесмен, и за сто километров чую, когда пахнет деньгами. Говорю вам, давно не было такого верного дельца! Провернуть его - что с секретаршей трахнуться, нет ничего проще. Для тех, кто знает всю эту лесенку. А у меня в облгосе свои люди! Нажал пару кнопок, сказал пару слов, и все - лежишь, отдыхаешь, считай - дело сделано. Тебе хорошо, и людям хорошо. Да всем хорошо! Подумайте: отдых на природе, деревенский быт, шведский стол, украинское лето - и все это, можно сказать, за бесценок! О таких суммах вообще не говорят. Конечно, кто-то поедет в Крым, кто-то в Гагры, кто-то на Гавайи. Но зачем, если все возможности хорошего и недорогого отдыха у тебя прямо под боком?! Почему я не говорю о недостатках? Да потому что их нет! Какая мошкара? Холодно по ночам? Да вы были хоть раз в Белозерцах? Нет? А я был. Езжайте - и отдыхайте на здоровье! Всей семьей, с детишками.
Что-то я увлекся. Но вы сами все увидите! Будете вспоминать до конца своих дней.
Потому что отдых в Белозерцах - это нечто.
Когда дядя Миша только начал разрезать арбуз. Коле уже было ужасно весело. Взрослые тоже были оживленные, смеялись, потому что перед арбузом они уже успели и выпить, и закусить, поднять не один тост за новоселье и за знакомство. Собрались соседи из трех домиков по приглашению его мамы Тани. Коля слышал, как папа на кухне отговаривал ее, говорил, что это "совершенно не нужно". Но теперь, похоже, папа совсем не жалел.
Летний вечер мягко сгущался над ними, обдавая спины легким ветерком. Сидеть было приятно и совсем не холодно. Пусть не всем хватило стульев. Дядя Миша, например, и дядя Славик сидели на табуретках, а дедушка Савелий, как его не уговаривали, примостился на перевернутое ведро, постелив старый бушлат.
Коле нравилось тут, хотя изначально он боялся, что будет скучно. Здесь была компания. Помимо его младшего брата Димы, в ней оказались Витя, Рита и Костя. Витя и Рита - брат и сестра, дети тети Маши, которая жена дяди Миши. Причем, что удивительно, если Витя кажется худеньким, хрупким и "почти как девочка", то его сестра рослая, выше его, крепкая, очень бойкая и большая тараторка. Так сказала сама тетя Маша. А Костя - сын дяди Славика, самый взрослый из них, ему уже почти 15. От этого он слегка задирается. Но, в общем, все они хорошие, уже успели подружиться. А Рита, хоть она и тараторка, ему даже нравится.
А еще здесь много животных. Ну собаки, кошки - то еще так, они и дома у них есть. Вот Ваську кота привезли с собой, он сейчас на крыши сидит и умывается перед закатом, весь собой царственный и недоступный, пушистый кошачий принц. И глаза поблескивают, словно говорит: "Ничего вы меня не спустите, захочу - сам спущусь. И не маните колбасой, фи, вот еще манеры. " Мама часто говорит про него: "воспитали на свою голову!" А вот свиней вживую он видит в первый раз.
Такие розовые ленивые хряки, не сильно-то и грязные, так и хочется почесать за шею. Они такие забавные. Хотя Коля прекрасно понимал, что вот тот поросенок, которого сегодня умяли гости, возник не из воздуха, недавно он тоже умильно похрюкивал среди остальных. Жалко. Интересно, как папа может это делать? Разве ему совсем не жалко? Жили бы себе, а еду можно и в магазине покупать.
Были еще лошади. Правда не в загоне, а просто их проводили мимо, каких-то серых и замученных, и они не сильно интересовали Колю. А вот куры ему очень понравились. Хоть они и глупые, постоянно смотрят одним глазом и норовят клюнуть, Коля кидал им крошки через дырки в заборе. Тотчас образовывалась куча-мала, а петух, большой, нахохлившийся, строго следил за безобразием. А затем давал волю недовольству к трепал одну из кур. Коля восторженно наблюдал за всем этим. Интересно, а куры смогут узнавать его?
Лишь одно не понравилось ему. Сегодня днем, когда он вышел во двор и подошел к забору, он увидел нечто странное. Как обычно толклись куры, светило яркое солнце, и ему показалось, что за их пестрыми желтыми спинами мелькнуло черное оперение и ярко-красный словно налитый соком переспелого арбуза гребень петуха. Крупный черный петух, ему показалось, покосился на него глазом и исчез за другими курами. Но раньше Коля его никогда здесь не видел. Он знал, что петух должен быть один, чтобы они не передрались. Это ему говорил папа. А своего петуха, коричневого, с оранжевым колечком на шее, он хорошо знал. Это был добродушный петух, который охотно принимал крошки из его рук, понимая, что по курам он ему не соперник. Время от времени он важно раздувал крылья и кричал "ко-ко-ко!" вместо положенного "кукареку". А вот по утрам уже отрабатывал свое, петушачье, как полагается.
Откуда же взяться другому петуху? Коля хотел еще спросить отца, но потом передумал. Папа не любит, когда его спрашивали разные глупости. "Наверное, забрел с чужого огорода", - решил Коля. А может просто показалось. По крайней мере сейчас, оглядываясь, он видел в огороде привычную картину: каштановый петух посередине, и куча хохлатых наседок, блуждающих вокруг него, своего бога и кумира, в поисках пищевых остатков, и даже не подозревающих о печальной неизбежности своей куриной судьбы, которая венчается аппетитным бульоном.
***
Диме не хотелось есть арбуза. И не потому, что он был невкусный. Скорее, наоборот, сочным, сладким, к тому же он очень любил арбузы. На это не преминула обратить внимание его мама: "Смотрите-ка, какой переборчивый! Ты же любишь арбузы. Давай, кушай", - и поднесла скибку к его рту. Отказаться он уже не мог. Но поглощая вкуснятину, он подумал, как скоро он захочет ТУДА, и это испортило ему все удовольствие.
Их туалет не понравился ему с первого знакомства. Дощатая кабинка" сколоченная прямо посреди огорода, среди зеленых зарослей, на вытоптанной тропинке с уложенными плитами, за большой ржавой бочкой с водой. Тогда он поскользнулся и чуть не упал лицом прямо в круглое отверстие для понятно каких надобностей, выругался (тихо, чтоб не услышала мама и особенно папа. То-то он сделает ему втык, если узнает, что, оказывается, уже знает ТАКИЕ слова - а как их не знать, если в школе ими говорят все, от первоклашки (а Дима учился во втором) до старше классника) и тут он услышал звук. Что же это был за звук? Непонятно. Только у Димы екнуло сердце, он быстро поднялся и постарался поскорее пописать, что удалось с большим трудом.
Но это было три дня назад, а вчера вечером, когда он зашел туда и случайно посмотрел вниз, в дырку... Волосы дыбом зашевелились у него на голове, а весь воздух в груди разом испарился, он открыл рот, но закричать не мог. А потом он сморгнул, и видение исчезло. Но что-то подсказывало Диме, что это ему не померещилось, это все не так просто, и оно еще появится.
Что-то, возможно воспоминание о том звуке, что исторгло пространство под досками, глухая и страшная яма, забитая испражнениями.
"Там что-то есть", мертвея, подумал Дима со скибкой во рту. Арбуз казался горьким. Он видел это.
Глаза. Два хищных глаза, смотрящих на него из темноты. И, самое страшное, они не просто смотрели, они ВИДЕЛИ его.
И когда арбуз даст о себе знать, ему снова придется пойти туда. Дима посмотрел на маму, затем на Колю. Может стоит рассказать брату? Он не будет смеяться. А может и будет. Но нет. Это его маленькая тайна, и он должен сам с этим справиться. Он уже не маленький.
Ведь там не может ничего быть. Вокруг него за столом шумели, смеялись гости, дядя Миша взял гитару и собрался петь, рядом сидели мама и папа, и старший брат. Внезапно он почувствовал себя защищенным, и ему стало хорошо. Решительным движением руки Дима протянул руку и вытащил с блюда еще одну большую розовую скибку.
* * *
Черная идеально гладкая поверхность была начищена до блеска, но Валерий не останавливался. Он продолжал тщательно полировать специальной щеткой свой "Джип-мустанг", методично и неспешно его сильные мускулистые руки пробегали по хорошо знакомым изгибам машины. Ему нравилось это занятие, и он чувствовал, что его машине оно тоже нравится. Это было нечто большее, чем просто уборка машины человеком. По правде сказать, даже секс с Аллой, его женой, в последнее время доставлял ему меньшее удовольствие, чем этот процесс наведения идеальной чистоты и порядка.
В последнее время, после того как она замкнулась в себе, он брал ее так же неспешно и методично, не чувствуя при этом ничего, кроме тупого животного удовлетворения. Она отдавалась ему, как механическая кукла, с пустым бездумным лицом, молча, и не произносила ни звука до самого конца, когда он откидывался в сторону, также молча, отворачивался на другой бок. Некоторое время они лежали рядом, спина к спине, потом он уходил. Это повторялось из ночи в ночь. Уходил в свою комнату и там... нет, не засыпал сразу, просто долго лежал, глядя в окно. Волновали ли его в эти минуты Луна и звезды? Навряд.
Это началось после выкидыша. Эта дура решила, что если она откажется от секса, то искупит свою вину перед ребенком. Несостоявшимся. Но он не согласился. "Секс будет", - сказал он, и Алла подчинилась. Она всегда подчинялась. Такая она была пассивная по жизни... мягкая, нежная, заботливая... была когда-то.
Он думал, что это пройдет. Что это пустая женская прихоть, вроде огурцов во время беременности. Он никогда по-настоящему не воспринимал женщин всерьез, с их странностями и капризами. Даже Аллу, хотя он любил ее. Даже теперь, когда она стала такой тупой сукой ... вздумала наказать себя, его.
Валерий заскрипел зубами, и вздрогнул, ослабив давление. Ему показалось, что скрипнуло стекло, которое он протирал специальной мягкой тряпкой, что, задумавшись, он может и выдавить его. Кто знает. Валерий всегда отличался физической силой. В школе он как-то на спор разбил рукой ствол молодого деревца, правда после этого мама отвела его к доктору - ладонь была похожа на свежую лепешку, в которую по ошибке запекли пальцы.
Со стороны соседского домика полились звуки гитары, кто-то пел низким хрипловатым голосом, пел, надо сказать, отвратительно. Там люди веселились. Им нравилось тут. А ему нет. Когда он ехал сюда, то надеялся, что смена места благотворно подействует на Аллу, да и на него. Он смутно надеялся, что все вернется на свои положенные места, до того чертового ребенка (и какого дьявола он вообще согласился сделать ей его?) ... но сейчас Валерий понимал, что попытка не удалась. Алла осталась такой же безучастной, молчаливой... тупой сучкой, которая сломалась от одного единственного серьезного испытания в жизни, что ей пришлось вынести. Чертова жизнь, чертово дерьмо. Кто знает, что было бы, родись этот проклятый ребенок... Наверное, все было бы по-другому.
Он совершил ошибку, притащив ее сюда и забросив свои дела. Можно было бы работать, забывая на время обо всем. Кроме того, ему здесь не нравилось. Спертый сырой воздух, сплошные болота, глушь, дерьмо собачье.
Особенно... особенно после сегодняшнего случая. Тоже дерьмо, у него нервы сейчас ни к черту, понятное дело, но все же... неприятно.
Рано утром отъезжал в соседнее село за молоком (как ни странно, здесь не было ни одной коровы, хотя прочее живность имелась в достатке, а он не привык отказывать себе в стакане молока, которое любил с детства) и, возвращаясь, решил свернуть с основной дороги и объехать их поселение кругом, посмотреть что к чему. Устроители говорили, что где-то здесь будет озеро или озера, где можно порыбачить. Валерий был поклонником рыбалки.
Все окольные дороги были ни к черту, так что он заляпал машину грязью, что не добавило ему хорошего настроения. К тому же, в воздухе стоял густой утренний туман, так что двигался он медленно, на третьей передаче. С левой стороны в серебристо-молочной мгле проглядывали ихние домики, а справа колею ограничивал низкорослый лесок. То и дело путь преграждали мелкие болотца, их приходилось объезжать и несколько раз он чуть не завяз.
Наконец, впереди с левой стороны он заметил блеск воды. Машина взобралась на небольшой взгорок, нырнула вниз, послушно повернула влево. Здесь было даже не озеро, а два озера, одно чуть побольше другого. Их разделяла земляная насыпь. Туда Валерий направил машину. К несчастью, грунт оказался чересчур влажным. Изумленно повизгивая колесами, буквально вспарывающими грязь, джип медленно полз вперед, пока не заглох.
Валерий решил, что это хороший повод выйти и оглядеться. Сапоги ступили в чавкающую грязь, уйдя в нее почти наполовину. В воздухе было тихо. Их домики, кажется, значительно приблизились, но их очертания терялись в тумане.
Озеро по правую руку было маленьким и грязным, еще один вариант болота, а вот слева... Валерий присвистнул.
Вода была чистой и прозрачной, но дна он не видел, находясь сверху, на насыпи. Она была невысокой, можно было просто спрыгнуть, но он не решался, пока не увидел тропинку, по которой легко можно было подняться, уцепившись за большую корягу, торчащую из грунта.
На тихой безветренной глади озера он заметил короткие всплески. Рыба. Может даже и не сильно махонькая. Про себя он уже решил, что приедет сюда - отдохнуть на берегу и посидеть с удочкой. Это озеро, его вид, его воздух успокаивало его и дарило ощущение покоя, в котором он так нуждался. Только тишина и покой, ничего более.
Он двинулся вдоль берега, приложив руку козырьком к глазам. Противоположный берег терялся в тумане, он загустевал именно там, на юге, откуда он приехал, но все же он предполагал, что берег должен быть недалеким. Иначе почему он не заметил его еще издалека?
А вот на востоке туман не был таким густым. Он почти видел село, вытянутый серп из построек, своим острием устремленный к лесу, и...
Тут он увидел то, что по здравой логике увидеть никак не мог. Светловолосая девушка сидела у самой воды, спиной к нему. Из одежды на ней не было ничего, если не считать таковою небольшой веночек на голове. Валерий видел ее красивую обнаженную спину, усыпанную рыжеватыми веснушками, спускающимися стайками до...
Она сидела всего в нескольких шагах и не замечала его присутствия.
Это было странно: голая девушка, далеко от села...
"Разве что кто-то обидел", - предположил Валерий. Он набрал воздуха, чтобы позвать, и тут девушка сама вдруг обернулась и взглянула на него.
И он увидел ее лицо.
В котором от лица, собственно, осталось очень мало. Особенно потряс его почему-то не перекошенный оскал безгубого рта, не сочащаяся рыжеватым гноем дырка на месте носа, а длинный извивающийся червяк, торчащий прямо из щеки, возле самой глазницы, заполненной студенистым веществом, в котором плавало что-то черное. И оно смотрело на него с нескрываемым любопытством, а червяк извивался своим телом - раз... раз...
Валерий закричал, Кричал он, должно быть, громко. И побежал, буквально взлетел на насыпь, уцепившись за корягу, упал в грязь, встал, обернулся...
Девушки не было. Но это не значит, что она ... оно... не гонится за ним. Чтобы угостить червячком, к примеру. Джип взревел, как бешеный зверь, попавший в ловушку, грязь летела во все стороны, колеса нашли-таки твердую опору, и черная стрела улетела с насыпи, дворники отчаянно месили грязь на ветровом стекле... Валерий понял, что его трясет.
Впрочем, когда он добрался к селу, он уже почти был спокоен. Было раннее утро. Мало ли, что показалось, блин. Дорога снова стала прочной, люди стоящие вдоль дороги показывали пальцами вслед диковинному джипу, ослепленному грязью, как танк времен ВО, вдогонку мычали здоровенные кобылы. Его ждал стакан молока... и Алла, которая, в общем-то, его не ждала.
Но теперь машина стояла чистенькая и гладенькая. Валерий наконец отложил щетки, довольный своей работой. Наступал вечер, небо окрасилось в розовый цвет заката. А на рыбалку он все-таки съездит. На это озеро. Почему нет? В нем просыпалось нечто вроде охотничьего азарта. Только вот надо бы взять кого-то с собой, чтобы не было скучно...
И внезапно он отчетливо понял, кого он возьмет с собой на озеро.
* * *
- Я что хочу сказать... будете сигаретку? - вежливо предложил Валентин Михайлович. - Нет? Ну как знаете. А я буду. Привычка, знаете ли. Так вот... о чем это я?..
- О деревне.
- Ах да! - стукнул себя по лбу Валентин Михайлович.- Конечно же. Так вот, знаете ли, я доволен в высшей степени. Воздух здесь совсем другой. И жизнь другая, не то, чтобы лучше или хуже, просто... вы меня понимаете?
- Да-да, продолжайте.
- Спасибо. Для нас с женой, например, это возможность вырваться, так сказать, из тесных рамок городской жизни. Городского бытия, если говорить глобально. Подъем в полседьмого, жена на кухню, сына в школу, сам на работу... А бот здесь, понимаете, ты ничем не связан. Поднялся когда хочешь, делаешь что хочешь, хочешь - совсем ничего не делаешь. Там почему-то мы себе не можем этого позволить, а вот здесь... не правда ли? - воодушевился Валентин Михайлович.
- Да-да, совершенно верно.
- И вообще, знаете ли, колорит совсем другой. Деревянные хаты, кругом болота, озера местные, этот замечательный лес неподалеку... Прямо фольклор настоящий. Не хватает леших, домовых, русалок, знаете ли, местных. Это почти как у Гоголя. Гоголя помните? Нет? "Знаете ли вы, как прекрасна украинская ночь...", - Валентин Михайлович засмеялся, потом заперхал, подавившись табачным дымом. - Нет, это не так... Впрочем, неважно. А знаете, что я хочу сказать? Не знаю, кому как, а мне вот больше всего нравится здесь не ночь, вот это время. Как сейчас. Здорово, правда? Так красиво, - Валентин Михайлович повел рукой по направлению к горизонту. - Просто восхитительно. Зарождаются самые неожиданные образы на закате солнца. Вот эти розовеющие облака в предзакатном зареве... вы знаете, на что они похожи? "Я не поэт, но все же...", - Валентин Михайлович засмеялся и выпустил к. собой густую струю дыма, которая медленно истаяла в окрашенном в нежные постельные тона воздухе. - Будто это чья-то далекая мечта, знаете ли. Нет, не человека, а .... Ну вы меня понимаете, не правда ли?..
- Всего доброго,- донесся удаляющийся голос. Валентин Михайлович оглянулся. Ушел. Надоело, наверное, слушать. Кстати, а кто это, собственно, был? Он вдруг сообраќзил, что совершенно не помнит своего собеседника. Ни лица, ни имени... Только то, что он (она?) был совсем невелик, где-то в пол его роста. Очень внимательный, тактичный человек. Ни разу не перебил, и даже сигарету не взял...
В последний раз взглянув на медленно теряющее яркие краски небо, Валентин Михайлович поднялся с завалинки и засобирался в хату.
* * *
К позднему вечеру Дима чувствовал себя почти счастливым. Ему удалось-таки обхитрить судьбу и избежать посещения туалета после ужина с арбузом. Когда все гости были за столом, увлеченные обсуждением глобальных мировых проблем ("Не должны мы этим американцам жопу лизать", - сказал дядя Миша и стукнул кулаком по столу, так, тихонечко стукнул, для вящего эффекта), он незаметно ускользнул и побежал в заросли, сдерживаясь из последних сил. Тут, во глубине зеленых насаждений, у забора, он сделал такое неприличное, но столь нужное дело. И сразу стало хорошо! Очень хорошо! А потом, попозже, они с Колей, Витей и дядей Мишей играли в баскетбол два на два на самодельное кольцо, приделанное к столбу. Дядя Миша, конечно, подыгрывал, но все равно было интересно и легко, совсем не думалось о тех глазах, что он увидел в дырке... они остались вдалеке. Под оглушительный треск кузнечиков гости стали расходиться. Мама прибирала со стола недоеденные остатки, устало позевывая, отец дал им по простыне, чтобы они застелили кровати. У них с братом была отдельная комната в пристройке, с большим-пребольшим окном выходящим на центральную освещенную фонарем дорожку и огород. Мама же с отцом ночевали в самом домике. "Нужно приучать вас к самостоятельности", - веско сказал им отец по этому поводу, но Дима сильно подозревал, что за этим желанием родителей остаться наедине крылось кое-что еще. Во втором классе уже не так мало успеваешь узнать о жизни, не правда ли?
Посреди ночи Дима проснулся. Ему показалось, что брат зовет его, но Коля крепко спал, видел десятые сны, завернувшись в простыню, словно в рулет. Дима приподнялся на локтях, глянул в окно. Было еще совсем темно, в слабом бледном свете фонаря, в котором давно стоило поменять лампочку, воздух казался густым, иссиня-дымчатым, в котором все, точно в предрассветном тумане, казалось преувеличенным. Это не был их обычный дневной двор. Огородные кусты казались непроходимыми джунглями, посаженные деревца - угрюмыми великанами-стражами, выставившими косматые сучья во тьму, нащупывая ночную жертву. Откуда-то издалека доносился тоскливый звук, словно бы кто-то стонал, оплакивая свое горе. Дима встал, подошел к окну поближе, потирая руками плечи. Было в этом мрачном ночном дозоре какое-то сказочное притяжение, щемящее душу. Точно какая-то неизвестная большая страна раскинулась пред тобою совсем рядом, на другом берегу, только шагни - и ты окажешься там. Но вопрос в том, сможешь ли ты вернуться?.. Дима понял, что ему снова хочется в туалет. "Нет уж", - сказал он себе, - "дудки. Буду терпеть." Глаза, что он видел днем, принадлежали вовсе не добродушному существу, жаждущему побаловать детишек... а что, если ночью их хозяин не будет ТОЛЬКО СМОТРЕТЬ?!.. Ленивым движением Дима прихлопнул на щеке совсем обнаглевшего комара... и вдруг замер, вцепившись рукой в оконную раму так, что побелели костяшки.
Посреди тропинки между домиком и пристройкой стояла женщина.
На ней был большой белый длинный балахон, который развевался, точно от сильного ветра. Она стояла, как вкопанная, смотря в его сторону. Это не была обычная женщина, Дима сразу это понял, и мороз пробрал его до самых пяток. Даже в неровном свете фонаря было видно, как странно блестят ее большие глаза.
Внезапно она подняла правую руку и поманила его. "Иди сюда, мальчик", - казалось, увидел, как шевельнулись ее губы и услышал голос, словно просачивающийся сквозь двери и окна, мягкий серебристый голос. - "Я не сделаю тебе плохого, обещаю". А потом она медленно заскользила к нему. Именно не шагнула, а заскользила, словно ее ноги не касались земли. Он увидел ее руку, протянутую к нему, в отблесках словно меркнущего при ее приближении света - неестественно бледную, длинную руку с полусогнутыми острыми ногтями, под которыми на мгновение мелькнула синева. И Дима закричал.
Нет, закричать он не смог. Крик не шел у него из горла. Но, преодолев столбняк, он бросился со всех ног к колиной кровати и начал трясти брата. Тот замычал и, наконец, открыл заспанные глаза:
- М-ммм! Чего надо? - пробормотал он.
- Там... тетя...тетя. Коля, помоги!.. - задыхаясь, сказал Дима.
- А, отстань! - замотал тот головой. - Спать хочу. - и тут же сунул голову в подушку, проваливаясь в сон. Дима со страхом обернулся - но женщины не было. Темная дорожка перед домом пустовала. А фонарь совсем погас.
Дрожа всем телом, Дима залез в кровать и натянул одеяло. Взгляд его не мог оторваться от широкого оконного проема. Сердце отчаянно билось в груди. Не могло же ему просто привидеться?.. А может он просто болен? У него это... ну, когда людей забирают в дурдом. Ему не хотелось в это верить, но все же лучше это, чем...
Внезапно Диму затрясло еще сильнее. Потому что в самом низу окна он увидел, как мелькнула чья-то тень. А потом, точно кто-то потянул ее за веревку, медленно показалась голова, покачалась в воздухе, и незнакомое женское лицо вплотную прильнуло к окну. Она смотрела на него, и он отчетливо видел синеву ее щек и губ, холодный немигающий взгляд больших блестящих глаз, словно осколки разбитого зеркала, черные тени-провалы под ними. И темную полосу на белой шее.
- А-а-аааа!...- завопил Дима и забарабанил ногами по постели от невыразимого острого страха. Но и сейчас вместо крика из его уст вырвалось лишь тихое сипение. И тогда он отчаянно нырнул под подушку и натянул сверху одеяло. "Пожалуйста", - шептал он про себя, судорожно дыша сквозь маленькую дырочку между подушкой и одеялом, - "боже, если ты есть, не позволь этой тете забрать меня. Пожалуйста, боже, помоги мне, и я вырасту хорошим мальчиком, и буду делать только хорошие вещи, только, пожалуйста, спаси меня..." Он шептал и прислушивался к звукам, боясь, что тетя стоит над ним в темноте и тянет к нему свою ужасную холодную руку. И та вот-вот коснется его головы. Но прикосновения все не было. И он дрожал, боялся и ждал.
Через сорок минут он все же незаметно уснул. А утром, хоть и поднялся разбитым, он помнил уже не весь свой ночной страх, а лишь его обрывки. Таково свойство сна - смягчать и стирать. И первым делом Дима бодро побежал в бревенчатый туалет. Потому что ранним утром, когда все цветет и оживает под теплыми лучами разогревающегося солнышка, когда все так зелено и живо, никакие глаза не могут заставить тебя испугаться.
Но впереди целый день. А за ним - и вечер...
Ххх
Коля спал этой ночью особенно крепко. Должно быть потому, что он очень устал за день, особенно после вечернего баскетбола, умаялся. Проснулся он тоже поздно, около девяти, когда димина кровать была уже пуста, скомканное одеяло отброшено в сторону. Коля встал, всласть потянулся, надел тапочки и поплелся умываться. Умывался он долго, сосредоточенно протирая водой заспанные глаза и лоб. Затем вышел на улицу, глянул на солнце, снова потянулся. Этим утром все, казалось, призывало к неспешности, спокойствию. Впереди предстоял долгий день ничегонеделания. Можно будет искупаться, побродить по окрестностям или покататься на велике, поиграть еще в баскет. Ну, и помогать отцу по огороду, от этого никуда не денешься. А что еще? Ну, мало ли. Жаль, конечно, что здесь нет телика. Когда он есть, его не замечаешь, но без него становиться скучновато. С другой стороны, здесь есть все остальное. Нет, ему определенно тут нравилось. И почему папа так упорно твердил маме еще перед уездом "Да не поеду я на эту дачу!"?..
Тем временем, ноги сами привычно несли его по тропинке к ограде мимо зеленых зарослей к куриному "домику" - посмотреть на цыпляток. Маленьких и не очень. Но ноги-то были привычные, как и маршрут - а ямки еще не очень, Коля забыл про одну из них и, споткнувшись, растянулся во весь рост на земле. Впрочем, не больно ударился, и даже почти не испачкался (а то мама будет ругать! Пусть лучше немного поболит), поднял глаза и...
Над ним нависал большущий черный петух. И, казалось, смотрел ему прямо в глаза. Похоже, тот самый, которого он мельком видел вчера.
Только, кажется, он стал еще больше. Такой здоровенный петух! Или это только потому, что он видит его вблизи? Откуда он вообще взялся, этот чужак?!
"Чернух" (как он назвал его про себя), казалось, не проявлял агрессии. Не пытался его клюнуть, не приближался, но и не убегал. Смотрел на него взглядом... который казался человеческим. И это не был дружелюбный взгляд. Налитые кровью глаза петуха словно бы гипнотизировали мальчика, уводили в транс. Вокруг не было больше никого, никаких квохчущих наседок, живности. Только он и этот странный, почти неподвижный черный петух. Лишь шея того слегка раскачивалась, подобно маятнику, ярко-красный гребень слегка трепетал на ветру. И от этого выглядел еще более неприятным, зловещим. Но все равно он не мог оторвать глаза от него, смотрел, затаив дыхание.
Коле вдруг показалось, что черный петух словно бы постепенно увеличивается в размерах, раздувается, а сам он становится все меньше, тает. Даже внутри съеживается. Длинная шея изогнулась, подобно змее... да нет, она и была ею! Гигантской черной змеей, готовящейся к броску. Клюв приоткрылся, и из него раздалось отвратительное шипение, быстро-быстро выскочил раздвоенный язычок, ощупывая пространство перед собой...по направлению к нему, Коле.
Кажется, он закричал. Но крик получился немым, воздух в легких катастрофически не хватало, словно его весь откачали невидимыми помпами. Но тело, тело его, по счастью, не потеряло способности двигаться, и он на карачках пополз в сторону от непонятного чудовища. Потом как-то поднялся на ноги, побежал. Убежал очень далеко. Только потом обернулся. Но ничего уже не увидел, никакого черного петуха уже не было. Обычный пустырь перед забором, наседки клюющие зерна. Значит, ему все просто показалось?.. Сердечко так быстро колотилось в груди, словно вот-вот собиралось выпрыгнуть наружу. Замечательный, спокойный день, который намечался с утра, был безнадежно, окончательно испорчен.
Что это было? Коля надеялся, что ему просто привиделось спросонья. Бывает иногда такое. Но чтоб так реально... Такого еще не было на его детской памяти.
Да, вот еще беда: их настоящий, рыжий петух куда-то запропастился. Нигде его не было, ни на дворе, ни за оградой - нигде. Пропал, точно и не было его...
...Сталкивались ли Вы когда-нибудь с крупными пауками? Теми достаточно крупными редкими экземплярами, способных напугать даже отчаянного смельчака; вовсе не те маленькие хлопотливые паучки размером с виноградину, которых можно легко пристукнуть обыкновенным домашним тапочком, разом прервав их бренное существование (хоть и не рекомендуется это делать. Ведь паучки - хранители домашнего очага, убивать их - дурная примета); и даже не те великоватые особи (размером с куриное яйцо), которые выглядывают порой из вентиляционных отверстий, игриво шевеля усиками, приводя в явное недовольство чистоплотных жильцов. Нет, эти твари могут быть намного большими! Гораздо больше. Обыкновенно, правда, они имеют счастливую привычку селиться вдали от людей, в укромных, даже экзотических местах, но... В каждом правиле есть свои исключения.
Иногда они могут оказаться как раз над Вашей головой.
26-летний Борис поселился в Белозерцах со своим пожилым отцом, сняв второй от степной дороги домик с двумя небольшими комнатами и скромными, но достаточными удобствами. Его подвигло на этот смелый шаг рядовое, в общем-то, явление: нервный срыв. О, тот, кто работает в сфере учета провизии хорошо знает, что это такое! Необузданные ревизии со стороны проверяющих органов довели его организм до белого каления, предельно истощив нервную систему. Уже и по ночам ему снилось, как он приходит в местную налоговую и взрывает там атомную бомбу, радостно улыбаясь и посылая работникам воздушные поцелуи. Даже просыпался он с улыбкой на устах после этого, но днем она надолго увядала, а нервотрепка брала свое, превращая его в уставшее, задерганное существо без пола, затерянное в потоке цифр и бумаг. Нет, так не могло продолжаться бесконечно. Он очень не хотел быть еще одним из тех, о ком написали бы в газетах: "Еще один сгорел на работе". Конечно, он зарабатывал своим трудом, и не так мало, чтобы вешаться вместо мыши в холодильнике, но... Ему начинало казаться, что и деньги того не стоят, чтобы по ночам щериться в кровавой усмешке с поясом шахида на голове в кабинете лысого и преотвратного господина Краснопольского, что почтил их фирму своим особым вниманием...
Поэтому, когда его отец, прочитав как-то объявление в газете, стал настойчиво уговаривать его поехать с ним на отпуск в деревню ("Белозерцы зовут всех любителей отдыха на природе! Доступно всем!"), Борис не стал долго упираться, позволив себя уговорить. Почему нет? Деревенский воздух освежит его и придаст силы вынести... вот это все... когда он вернется к своем рабочему графику. А ведь когда-нибудь он к нему все равно вернется. И все рабочие неприятности столь же неизбежны, как утренний рассвет. Другое дело, что и он уже будет другим после отдыха. И никакие "краснопольские" не сумеют взять его на измор.
Однако же, человек предполагает, а бог - или же судьба - располагают.
Первой же ночью, после прибытия, произошел неприятный случай. Борис, по обыкновению, появившийся поздно, долго не мог уснуть в непривычной ему атмосфере. За окном вовсю стрекотали сверчки, где-то лаяла собака, пережитые за день новые ощущения цветными красками переливались в разгоряченном мозгу, не позволяя благополучно отключиться. Однако, мало-помалу, дремота все же овладела им, веки становились тяжелыми, и, укрывшись легкой простыней, он повернулся на правый бок, и приготовился ко сну. Однако, какие-то посторонние звуки мешали тому прийти; какое-то легкое поскребывание в дальнем от кровати углу, неясный шорох, словно кто-то настойчиво терся об стены. Промаявшись некоторое время, Борис резко встал и включил свет. Поначалу, он ничего не увидел, но, присмотревшись, обнаружил там, в углу, на изгибе прямоугольного деревянного карниза, венчающего потолок... большого паука, с сероватыми, словно металлическими отблесками длинных спутанных лап. Бориса передернуло, и он сделал шаг назад - тот был размером с небольшую тарелку, его землистая крупная голова торчала аккурат посреди карниза, а лапы накрепко упирались в небесно-голубые обои, которыми была обклеяна комната. Обнаруженный паук сначала застыл, как вкопанный, замер, а затем мгновенно нырнул под карниз и скрылся, точно растворившись.
Борис взял из коридора небольшую корявую швабру, чем-то напоминающую собой ступку бабы яги, и некоторое время молча и недружелюбно наблюдал за тем местом, где исчез паук. Казалось, он слышал, как тот тихонько скребется под защитным панцырем карниза, но показываться больше, видимо, намерения не имел. "Хитрая тварь", - подумал Борис и тут же сообразил: пауки бояться света. Вряд ли они способны увидеть или хотя бы почуять человека (даже со шваброй в руке), а вот на свет они реагируют. "Наверное, он больше не появится", - подумал он и, поставив швабру в угол, щелкнул выключателем и вернулся в теплую постель. Спать уже хотелось очень сильно, глаза закрывались сами.
Но, не прошло и двух минут, как знакомые поскребывания возобновились. Теперь они уже доносились ближе, не из угла. Борис тут же включил свет и снова увидел паука, висящего уже на противоположной стене - тварь действительно перемещалась. Паук сразу же скрылся, не давая возможности даже схватиться за "оружие". Даже показалось, что он стал чуточку больше, хотя, наверное, потому, что он увидел его с более близкого расстояния, чем в первый раз. Борис ощутил, как холодок пробежал по его телу. Фу, какая мерзость! Спать резко перехотелось, но дневная усталость все равно брала свое. Некоторое время он простоял посреди комнаты, тупо глядя на потолок. Наконец, упрямо закусив губу, он выключил свет и лег, поставив швабру рядом с кроватью.
На этот раз шуршание возобновилось почти сразу же, и, что самое неприятное - звуки доносились практически у него над головой. Борис молнией подлетел к выключателю, опрокинув швабру - и, что же, отвратительная тварь действительно находилась над тем местом, где он спал, и уже начал спускаться по стенке к его изголовью!.. Какой здоровенный! Но, охваченный потоком света, паук передумал и, резко-резко засеменив лапками, нырнул обратно в карниз с каким-то глухим треском. "Какая же гадость!.." - брезгливо подумал Борис и, на секунду представив, как он спит, а эта тварь неслышно перебирается ему на лицо, вдруг понял, что его бьет озноб. Пот выступил на лбу, руки слегка подрагивали. Ему захотелось выругаться вслух, но, вспомнив о спящем в смежной комнате отце, он сумел сдержаться. Черт, его нервы явно были не в порядке!
Не выключая света, он сперва стоял какое-то время, затем сел на кровать, не отрывая взгляда от потолка, нежно обнял древко швабры. Появись он только, пусть только спустит лапки - и он размажет эту мерзость шваброй, не считаясь с грязью и приметами. Как вдруг новая ужасная мысль посетила его. "Господи", - подумал он, - "ведь эта тварь может быть здесь не одна". Ведь его "ночные посетители", похоже, были разных размеров (если ему только не показалось), и последний паук - больше всех. Они быстро плодятся, эти проклятые пауки... И что же это, мать твою, за отдых?! Как эта турфирма могла не продезинфицировать здесь все?.. Или пауков это просто не берет? И почему они здесь такие большие?..
В расстроенных чувствах человека, отчаянно желающего, но не могущего уснуть, он сходил в туалет, но и опорожниться ему не удалось. Мочевой пузырь сжался в комок и не поддавался его усилиям. С нарастающим раздражением он вернулся и лег на кровать, со светом. Выключить его снова у него не хватало решимости. Но и спать со светом не получалось, тем более, что он постоянно думал о пауках. А вдруг и свет их не остановит - если он, не дай бог, уснет?.. Лиловые нездоровые пятна носились перед его глазами до самого рассвета.
Но пауки больше не появлялись. Рано утром, часов в шесть, он кое-как умылся и, чувствуя слабость во всем теле, отправился на прогулку по местной природе. День начинался предельно паршиво...
Самое худшее, что на следующую ночь ситуация повторилась. Он не мог спать и не мог выключить свет. Потому что проклятый паук со своими звуками был тут как тут, прямо над его головой...
Положение было удручающим. У Бориса было мелькнула мысль попросить отца поменяться комнатами (насколько он распросил отца, у того не было ничего подобного), но он тут же представил, как громадный паук в абсолютной тьме острожно взбирается на родное морщинистое лицо, перебирая лапками и... тут же отказался от этой затеи. Борис любил своего папу и ни за что на свете не стал бы подвергать его опасности. Не хотел он и тревожить его своими рассказами о ночных бдениях, из-за которых он почти превратился в зомби.
Он нашел кое-какой выход: днем, пока отец ходил в гости к своим новообретенным знакомым (сам Борис так ни с кем и не раззнакомился), он мог полчасика прикорнуть в его комнате. Ему самому уже ой как хотелось вернуться домой, в город, но, во-первых, этого не хотел отец, которому здесь нравилось, а, во-вторых, деньги за "отдых" были все равно уплачены вперед... И тут в нем просыпался работник учета, который спрашивал строгим внутренним голосом: на что ушли деньги?.. Ответа у него не было, поэтому приходилось терпеть бессонные ночи.
Наконец, на пятые сутки, он, не выдержав, вызвал из города рабочих, чтобы разобрать крышу и избавиться от назойливого гостя. Те согласились ехать в такую даль крайне неохотно, пришлось переплатить и посулить каждому по бутылке. Вместе с ними Борис собственными руками разобрал шифер, снял часть кирпичной кладки, внимательно исследовал каждый миллиметр настила, заглядывал во все щели, но... ничего не обнаружил. Рабочие только пожимали плечами, глядя за его ухищрениями. "Наверное, они ушли", - решил Борис с облегчением и щедро расплатился с мужиками.
Впервые в эту ночь он ложился с легким, спокойным сердцем. И все было тихо. Но, к несчастью, недолго... Потому что посреди ночи Борис вдруг отчетливо услышал скрежетание, какой-то металлический звук, возле самого уха. Испуганный Борис подлетел к выключателю и узрел ужасную картину: паук, ставший ЕЩЕ БОЛЬШЕ, нависал на обоях, а его многочисленные лапы-клешни шевелились в воздухе, точно перебирая невидимые четки. Крупное торпедообразное тело его отливало нездоровым блеском и стрелой целилось, казалось, прямо на него, Бориса, открывающего и закрывающего рот в безмолвном крике. В следующее мгновение паук исчез, целиком уместив свое огромное, налитое тело под узким карнизом - что казалось просто невозможным... Все с тем же негромким звуком-потрескиванием.
Борис потрогал себя за лоб, точно убеждаясь, он ли это, и видит ли он на самом деле, или ему все это чудится. А затем стремительно слабеющие ноги не выдержали, и он, как подрубленный, опустился на пол. Неудержимо наплывал густой туман перед глазами. Перед тем, как окончательно отключиться, ироничная мысль тенью скользнула в его сознание: "Кажется, мой нервный кризис несколько затянется..."
И еще одна: как все-таки хорошо, что здесь не отключают свет!..
Именно в эту секунду освещение задергалось и, с решительным хлопком, погасло, погрузив комнату во тьму. В которой были слышны легкие потрескивания... И странные силуэты спускались, один за одним, с потолка.
Пауки - в большинстве своем, довольно безвредные и даже милые домашние существа, спасающие нас от мух и прочих насекомых. Они ничем не опасны человеку.
Но, пожалуй, это не относится к тем паукам, что своим объемом могут сравниться с МАЛЕНЬКИМ, УПИТАННЫМ РОТВЕЙЛЕРОМ...
Есть многие вещи, которыми люди охотно готовы поделиться с другими людьми, порой, даже если они об этом и не просят. Многие секреты очень скоро перестают быть таковыми, не только под хорошую выпивку, но и просто под настроение. Человеку свойственно сбрасывать с себя непосильный груз излишней информации. Нежданно-негаданно мы можем узнать не только вкусы нашего малознакомого собеседника, то, что он ел вчера на завтрак, но и совсем уж щепетильные подробности, вроде детских страхов и воспоминаний, нынешних пристрастий, проблем с подругами и друзьями. Очень многое можно узнать о человеке, если только уметь слушать.
Но все же есть и такое, чего мы ни за что и никогда не узнаем. То, о чем сказать нет никакой возможности, даже, если и хочется. Даже, если и нужно.
Например, если с Вами вдруг - нет, конечно, это совершенно невозможно, но все-таки представьте! - заговорила домашняя электробритва... Расскажете ли Вы об этом хоть кому-нибудь?.. О, нет, я не думаю!
Потому что Вам, несомненно, понимающе покивают, возможно, добрый человек даже не вызовет скорую и не позвонит в психушку. По крайней мере, так сразу. Возможно, умный человек и не станет после этого бить во все колокола и рассказывать каждому о Вашем случае. Но что подумают о Вас?.. И, главное, поверит ли хоть единому слову, пусть самый наивный и честный человек?.. Да ни за что и никогда! Потому что слишком это глупо и нелепо. Такого просто не может быть, потому что не может быть никогда.
Собственно, так считал и Николай Н., мужчина средних лет без вредных привычек и особых примет. Так, один глаз слегка косил, а в остальном - нормальный мужик. Весь досуг его был достаточно ординарным, как для мужчины его лет, в аферах не участвовал, баптистскую церковь не посещал. Да и в бога-то не очень верил, поскольку никогда его не видел, и даже не слышал. Зато в один прекрасный день отдыха в Белозерцах (незадолго после приезда сюда) он отчетливо услышал, как разговаривает его собственная электробритва "Харьков", служившая верой и правдой уже без малого пять лет.
Вместо того, чтобы прилежно прореживать поутру его трехдневную щетину и натужно жужжать, как и положено электробритве, она вдруг обратилась к нему посреди этого деликатного процесса не лишенным приятности женским голосом: "... Эх, Коля, Коля!.. Не любишь ты себя, не ценишь. Что ж ты так себя запускаешь, что уж на козла похож?.. Бабу тебе надо, надо! Может хоть брился бы, как человек."
Николай, хоть и застыл, как вкопанный, с бритвой в руке от такого обращения, но за внешность свою тотчас оскорбился. Чего это он на "козла" похож? Чай, не урод, а некоторые его физию и вовсе симпатичной находят. Бриться или не бриться - сугубо его дело, и не пристало никому (пусть и бритве, которой говорить и вовсе никак не положено) толкать такие речи. А бритва, тем временем, продолжила:
- Ну чего морду прыщавую наморщил?.. Обиделся, поди? Думаешь, я неправду говорю? Так мне резона нет, я ж на твоей стороне. Особенно на правой, там совсем густо, немецкие танки можно запускать - завязнут. А молчать мне боле силы нет - намолчалась уж. Вижу, как ты себя бестолково гробишь, и душа болит... За собою не следишь, в туалете не сливаешь, в дырявых носках - третий год уж шастаешь...
В общем, слово за слово - завязался у них разговор. Ну как разговор - преимущественно настырная бритва говорила, словно "разговевшаяся" после долгого молчания и не в силах остановиться. Коля же отбивался односложными предложениями, пытаясь как-то прийти в себя (не каждый день такое случается, согласитесь!), и даже, в порядке призыва к порядку, наконец, отключил шальную электробритву от сети. Увы, не помогло. Как тараторила - так даже и паузы не сделала. Все свои планы волосоочистительные далекоидущие задвигает, да Колю уму-разуму учит...
И что Николай только не делал - искал источник голоса по всему дому (ведь не может же электробритва говорить!), стучал о стол непокорным прибором (но расколошматить не решался, все ж чудо какое), уходил из дома воздухом природным белозерским дышать (помогало, но лишь на время, как только возвращался и ступал на порог - бритва продолжала свои чувствительные речи, словно бы и не было перерыва) - ни от чего не было толка. Пойти же к кому из соседей, о помощи попросить, рассказать все - он не мог, по нижеописанным причинам. А Вы бы как поступили на его месте?.. Все лучше с бритвой общаться, чем с психами буйными в дурдоме...
Так-то оно так, да только стали Колю одолевать тяжкие мысли хфилософского характеру: может все вещи на самом деле, того, говорят?.. И только притворяются (до поры) молчунами, чтобы нас не смущать али еще по каким причинам? И чайник, и стул, и даже туалетный ершик, который много чего может порассказать о наших темных делах... И что тогда можно считать вещью, а что - не вещью?.. В чем истина и смысл жизни тогда его сермяжной? А сам он - говорит, и на каком языке, и зачем вообще?.. Главное, ему стало казаться, после усердных увещеваний, что он действительно неважно побрит... В общем, что сказать - поплохел наш Николай.
Нет, первый день он еще кое-как держался. И второй, в общем-то, тоже ничего - ходил даже, песенки напевал. Смеялся иногда. А вот на третий... на третий день Коля окончательно двинулся. Устал он от всего - и пошел бриться в ванную...
Как там говорилось в одной рекламе?.. "Одно лезвие бреет чисто, второе - еще чище..."
Николай и правду очень чисто побрился. Почти идеально. Не оставил ни одного нетронутого волосика, как раньше бывало. И кожи тоже почти не оставил. Все лишнее убрал, как было только можно. Как и советовала ему бритва.
Она, кстати, его похвалила. Значит, он действительно молодец. Теперь надо пойти, показать остальным, соседям. Чтобы и те увидели истинную красоту. Чтобы тоже могли совершенствоваться.
Немного лосьенчика для шика?.. Вот-вот, по первому классу! Теперь все будет просто замечательно, просто идеально...
Как живут Белозерцы?.. Да, в общем-то, своим путем, понемножку. Бросим беглый взгляд на его окрестности: поднимемся над рядом благообразных хатыночек на высоту птичьего полета и увидим некий странный рисунок, который они собой образуют. Не возьмемся сказать, что это точно, но напоминает какую-то свастику. Или руну. Любопытно, не правда ли? Впрочем, что нам эти криптомегалии; нам бы глянуть, что еще здесь интересного. Как мы уже знаем, в Белозерцах исторически много омутов и болот. Они здесь почти на каждом шагу. Есть парочка вполне приличных озер, вроде того, на котором побывал Валерий. Живности мало, птицы мало (если не считать хозяйств, что при домиках), рыбы - и того меньше. Не живут они здесь. Воздух насыщен испарениями, туманом, который обволакивает земли гигантской дымовой завесой. Длинная проселочная дорога стежкой обвивает Белозерцы, проходит сквозь и уходит вдаль, к лесу. Как-то героический дед Савелий решил проехать по ней на велосипеде, разведать, как и что. Заплутал, сбился с дороги и еле вернулся чуть живым. Рассказывал потом на завалинке какой-то бред, что за ним едва ли не черти гнались с помелом; видел многое, но уже почти ничего не помнит. Что не удивительно - употреблять любил дед Савелий, могло и не такое померещиться.
То тут, то там видим мы скелеты разбитых домов, которые расположены чуть поодаль от "зоны отдыха"; здесь восстановлению ничто не подлежит, жизнь безвозвратно ушла отсюда, остался лишь ненужный мусор. Несколько разрушенных магазинов советских времен ("коробок") вдоль дороги - ох и давно же они вышли из употребления! Никто не торгует, хотя иногда, если присмотреться ночью, то в глазницах разбитых окон мелькают небольшие огоньки. Никакой мистики, просто болотные испарения, газы, что напугали некогда двух храбрых мальчишек... хотя видящему это глухой ночью (гипотетически, таких смельчаков не найдется), наверняка, могут представиться и иные картины.
Еще дальше, вдоль дороги, имеются остатки какой-то стройки; проржавевшие каркасы строений, облупленные и негодные блоки, лежащие в хаотичном порядке. Похоже, что нынешняя попытка "облагородить" Белозерцы далеко не первая. Типа того, что "партия сказала надо", вот только местная природа сказала твердое "нет". Былые жители могли бы много чего порассказывать интересного, да вот беда: одни уехали и затерялись на просторах родины, других уж давно нет в живых. И некому теперь сказать из "старожилов", что построить здесь базу отдыха-туризма - вовсе не лучшая затея... Когда-то сюда частенько ездили любители "экстрим-туризма", выпить-закусить-погулять на обломках "соцреализма", поковыряться во всяком мусоре, посидеть в разбитых, мертвых хатах. Да только возвращались почему-то далеко не все домой, в целости и сохранности... Всякое, конечно, случается. Но почему именно в Белозерцах?!
Но кто же знал об этом? Точно не нынешние "отдыхающие". Никто их не просветил ведь об этих "нюансах". А так - мало ли деревенек на свете, чтоб воздушком подышать да свежего молока попить...
Да, еще тихо очень в Белозерцах. Не только ночью, даже среди бела дня. Словно приглушены здесь все звуки, точно что-то гнетет их к земле, и стискивает заодно сердце в груди. Не сразу это можно почувствовать, иного очарует на время местный колорит да диковатая природа вокруг. Как красива здешняя ночь! "Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!.." Просто классик не был в Белозерцах, а то бы он Вам еще отписал. Если бы, конечно, вернулся оттуда...
Тихо в Белозерцах, но сегодня воздух кажется особенно немногозвучным, спертым, и даже какие-то легчайшие искорки словно бы проскальзывают в нем. Приближается гроза... Таких гроз еще не видывали люди, и, говоря по чести, лучше бы никогда им и не видеть их. Страшных, небесных гроз, когда природа оживает и творятся чудеса. Чу! Даже и звон колокола вроде бы слыхать издалека... Иль марится перед грозой? Ведь местная колокольня погорела аж лет 60 тому, и новой, понятное дело, никто не строил. Странно все это, странно.
Но нам ведь не привыкать? Как-то мы уже гостили здесь, возможно, в прошлой жизни... Все так знакомо, и эти хаточки, и капельки росы, сочащиеся с мятой травы, словно процеженный через ситечко воздух, в котором медленно расцветает огненное зарево. Как будто сам мир уснул и грезит, а сквозь его видения проступают некие грозные очертания, пугающие, но завораживающие при этом своей дикой, нездешней красой. Или мы это мы сами спим - и снимся еще кому-то?..
Приходит нежданная мысль, и мы вспоминаем вдруг, что напоминает тот "рисунок" из хат, который мы видели, "путешествуя" над этим местом: ба, да это же словно гигантский капкан! Ловушка-силок для животных. Очень похоже, во всяком случае. А может, просто так линии легли, как на марсианском "сфинксе": под одним углом - похоже, под другим - ну совсем не то!
Как бы то ни было, но происходит вот что:
- Гремит гром, резкий изгиб молнии опоясывает хмурое небо. И жители Белозерцев все, как один, просыпаются и выходят из своих домов. Они заспаны и недоумевают (иные стряхивают с себя остатки своих ночных кошмаров), но неведомая сила толкает их на воздух, и они не в силах ей сопротивляться.
Все дружненько собираются в одном месте (многие с вещами), возле стоптанной желтой поляны с одуванчиками, примыкающей к пыльной дороге. Здесь и Славик, и Миша, и их жены, Валентин Михайлович, детвора, среди которой Коля, Дима, Витя, Костя и огненно-рыжая Рита, есть Борис с усталым, нездоровым лицом и его отец (держится молодцом и даже кажется слегка помолодевшим), Василий Илларионович, героический дед Савелий (любому фору даст, такой золотой дед) и другие гости Белозерцев. Все они очень разные, но каждый в глубине души понимает, что происходит что-то странное и непонятное. Что собрало их здесь, в предрассветный час?.. Но никто ничего не говорит, не задает вопросов. Странное напряжение витает в воздухе. Люди ждут.
Нет здесь только Валерия и его жены, Аллы. Почему? Кто знает. Возможно потому, что Валерий уже, поднявшись среди ночи, готовит свой вороной джип к поездке на озере. Он не слышит зова. Его слышит жена, но она безучастна к происходящему. Время для нее остановилось.
- Из глубины проселочной дороги, со стороны леса, из тумана выныривают желтые фары с противотуманниками; это широкий автобус синего цвета с диагональной красной полосой и большой буквой "М" на фургоне. Откуда здесь взялся грузовой автомобиль - непонятно, но едет он на большой скорости, раскидывая в стороны комья грязи, летящие точно из пращи; колеса на виражах отчаянно буксуют, на, вгрызаясь в каждый миллиметр непростой дороги, продолжают свой путь в тумане, клубящемся вокруг машины, словно не желающего выпускать ее из своих объятий. За рулем неясная размытая фигура мужчины, мы не видим ее в этом обманчивом смешении света фар и луны, она точно ускользает от нас. Куда направляется этот автобус?
- Останови его, ты же можешь! - говорит странный молодой человек с подвижным, бледным лицом, он одет в нарядный, с иголочки, темный костюм и малиновый галстук, что контрастирует с его выцветшеми губами. При этом они, губы, такое ощущение, совсем не двигаются при разговоре, - Он испортит нам весь праздник...
"Не хочу", - отвечает прекрасноликая стройная дама в черном, которая, впрочем, как мы замечаем, стремительно теряет свою "прекрасноликость", если присмотреться к синюшному, раздутому лицу с медными прожилками и расползающимися, ярко-розовыми губами, насмеливо изогнутыми; впрочем, когда-то эта дама, несомненно, была раскрасавицей из красавиц, об этом говорят тонкие черты ее надменного, холодного облика, которые можно угадать даже под этой восковой маской разлагающегося трупа. Но время не щадит даже магию, не говоря уже о бренном теле. На ней высокий остроконечный колпак, загадочно поблескивающее ожерелье украшает шею, на плечах платок с завязанными кончиками. - "Пусть будет так, как оно будет. Так даже лучше".
- Но так не должно быть! - не успокаивается юноша, - Я проделал такую работу, и сейчас наше время... немножко повеселиться.
- Пусть уходят, - небрежно отмахивается дама, - Наше время еще настанет. Не забывай, что мы не трогаем того, кто не трогает нас. Твою работу, Владимир, я оценила.
- Но он... почему он это делает?! - негодует названный "Владимиром", нервно стискивая кулаки, при этом очень длинные и острые ногти впиваются в ладонь, но крови не видно. - Ведь он был с тобой еще до меня!.. - его тон выражает искреннее недовольство этим, без сомнения, прискорбным для юноши фактом. Глаза его нехорошо вспыхивают.
- Да, но теперь-то рядом со мной - ты, - терпеливо и спокойно, точно малому ребенку, поясняет дама, - Ты моя правая рука. Анатолий может делать то, что считает нужным - это его выбор.
- Мой выбор - ты! - палко восклицает юноша, при этом его рука обвивает талию женщины. Он нагибается к ней, на шее обнажается неприглядного вида засохшая рана-пятно. Глаза его туманны, как легкий утренний дождь. Она улыбается, торжествующе и довольно, левым уголком рта, но к улыбке ее примешивается самая капелька горечи. И взгляд ее темных, бездонных глаз нерадостен, почти печален. В них грозная сила пучины.
Любопытно, что их разговор проходит в одном из тех полуразрушенных домов, что мы обозревали в полете. Однако же, внутри все благопристойно и нисколько не похоже на свалку: старинная мебель, цветистые ковры, свечи, белые кружевные скатерти на полатях. Никаких следов обрушений и декаданса, и пустырь тоже не напоминает.. За окном во тьме виден небольшой сад, крупные головки цветов, непролазно густые зеленые заросли. И только маленькие яркие огоньки, летающие по комнате, вносят какой-то элемент необычности в эту беседу. Где-то в глубине играет тихая музыка, мелодию трудно уловить.
Кажется, мы попали на чей-то бал. Но самое время вовремя удалиться, ибо:
- Мощный автобус, скрипя тормозами и расплюхивая во все стороны грязь, останавливается перед тем местом, где собрались люди (и почти все уже с вещами, как заблаговременно подсказал им внутренний голос). Двери тяжело, с придыханием, распахиваются. И слышен жизнерадостный возглас изнутри: "Давайте, садитесь веселее, не будьте пешеходами!.. Следующий трамвай еще нескоро!".
Незадолго после (когда все уже поусаживались и едут) водитель, которого зовут Толик, объяснит им, что его послала турфирма срочно забрать их. "Потому что идет большая гроза", - говорит он, а дворник ритмично смахивают со стекла стекающие капельки. За окном сверкает молния. В автобусе очень удобно и тепло. Кто-то мажет бутерброд, кто-то просто прильнул к окошку. Разговоры по-прежнему не слышны. Говорит один лишь водитель, настоящий балагур Толик, пытается развлекать подутихших людей. Белозерцы остаются далеко позади, за мощным облаком из пыли и дождя, багровеющего в огненных вспышках. Сильная гроза...
Белозерцы остаются позади. Но люди все равно вспоминают то, что сталось с ними за эти дни. Каждый увозит что-то свое, сокровенное, воспоминание, которым они не готовы поделиться с кем-то еще. Очень уж оно странное. Как те угловатые тени, что мелькают вдоль ночной дороги...
...Одна из таких теней как раз нависла над Валерием, и он, не глядя, разрядил в редеющую тьму ружье. Что-то застонало и шарахнулось прочь, но он даже не обернулся. Дождь хлестал его по лицу, стекал на широкую грудь, рубаха уже была вся мокрая. Но это его не останавливало. Он пришел поохотиться и вернется только с добычей. Сзади покорно плелась Алла, он вел ее на веревке за собой, чтобы не потерять. Она не реагировала ни на что, ни на шорох, ни на выстрел, ни на величественную грозу над ними. Безумная дура.
"А сам-то ты кто?.." - ласково спросил его ехидный внутренний голосок. - "Идешь на озеро, к мертвой бабе. Охота, как же! Совсем сбрендил?.." Но он упорно сжал губы и ничего не ответил этому предательскому "вещуну" внутри себя, преодолевая шаг за шагом по мокрому, похрустывающему песку. Он снова был на берегу озера. Он делал то, что было должно. Он знал, что вся его жизнь до приезда в Белозерцы была ничем, тленом. И только сейчас он, наконец, жил по-настоящему. Адреналин в крови перехлестывал через край. Все просто - или он, или его. Как в старые добрые времена, которые он, по несчастью, не застал, родившись слишком поздно.
- Я привел тебе добычу, живую! - зычно выкрикнул он в пустоту, потрясая веревкой, на которой была привязана Алла, высвобождая ее, - Выходи, чертова тварь!..
...Утопленница не заставила себя долго упрашивать, бесшумно выскользнув из-за спины. Ее движения были дергаными, неровными. Та гнилая дырка, что была у нее вместо рта, жадно разевалась. Казалось, она улыбалась, и она, нет, не была приятной, эта улыбка.
Он выстрелил, но пуля разорвала пустоту перед ним, поскольку тварь двигалась чертовски быстро для мертвой. И уже вцепилась в его ногу. Он упал, они оба покатились по песку, живой и мертвая, сцепившись в жестоком объятии. Но песок далеко не везде представлял из себя твердую почву, он перешел в стылую воду, и тела скрылись под нею, точно растворившись. Мгновение - и никого нет. Только стайка пузырьков на поверхности.
Алла стояла и просто смотрела. Казалось, ее взгляд стал осмысленнее, губы слегка подрагивали. Смотрела, как гибнет ее муж. И она остается совсем одна, в этом страшном месте, где шушукающиеся тени сгущались за ее спиной.
Но затем появилась одна рука. Мужская. Она сжимала ружье. Валерий вынырнул из воды, словно могучий гигант, лицо все покраснело от напряжения. Он нагнулся, но каждое движение давалось с огромным трудом. Потому что на спине его висела утопленница. Она тянулась к его горлу своими склизкими присосками, торчащими из чернеющей дыры на месте лица.
Валерий не собирался умирать, нет. Только не здесь! И хотя весь мир потемнел перед его глазами и сузился до размеров щелочки, но силы еще не покинули его. Жуткое усилие - и ведьма летит с его спины в воду. Он поднимает ружье, прикладом книзу и наносит удар. Потом еще один. Слышится страшное "Хрусть!" и жуткий вой нечеловеческого создание, вода бурлит и окрашивается чем-то рыжим, словно ржавчиной, костлявые руки сучат, все еще пытаясь на чем-то сомкнуться. Удар. Удар. Удар...
Наконец, все кончено. Все стихло. Твари больше нет. Остался только огрубок ее склизкого туловища, окончательно мертвый, неподвижный. И воды тоже успокоились.
Валерий поднялся, отряхнулся. Выражение сурового лица его смягчилось. Он все еще шумно дышал. Протянул руке жене, та молча взяла ее.
- Пойдем домой, - сказал он.
Казалось, эта пара обрела немое согласие. Их ждала неблизкая дорога сквозь выцветающую темень, неохотно уступающую предрассветным сумеркам. Где-то наверху стоял и ждал вороной джип.
Но сделав лишь пару шагов Валерий остановился. Потому что на его правое плечо сзади легла чья-то тяжелая, горячая ладонь.
- Бриться, - сказал, а, точнее, пролаял странный голос, - Надо бриться...
Когда люди высаживались из автобуса, они были настолько вымотаны, что, кажется, никто даже не оглянулся и не поблагодарил. Они просто молча уходили и направлялись к своими станциям. Никто, кроме Коли. Маленького Коли Смирнова. Он оглянулся и увидел нечто удивительное, даже невероятное: что-то зеленоватое, странной формы, в водительской кабине за стеклом, словно заполонившее ее. Он протер глаза: да нет, ничего, видно показалось спросоня. Ведь он спал почти всю дорогу - укачало.
Ну ничего, главное, что все живы и здоровы. И больше никаких петухов - даже в супе.
Вот и все, время уходить. Гроза отгремела. Кажется, не все получилось так, как я рассчитывал. Но ничего: мне ли не знать, что жизнь - это вечное движение вверх-вниз. От временной неудачи - к грандиозному успеху. И я умею бороться за него. С базой отдыха вышел легкий пшик, надо признать. Все пошло не так, как должно было.
Но это не значит, что у меня не получится снова. Ведь я хороший бизнесмен и умею делать проекты. И Наташа мне поможет в этом. Устроить, наконец, веселый праздник. Дарить людям радость - разве это не прекрасно?
И Вы приезжайте в Белозерцы, узнаете и увидите много нового. Своими собственными глазами, а не с чужих рассказов.