Обухов Платон Алексеевич : другие произведения.

Николай Горбунов - секретарь Ленина и надсмотрщик за Лениным, непременный секретарь Академии наук Ссср - и ее палач, человек, нанесший на карту мира пик Сталина, но глубоко разочаровавший вождя и казненный им за утрату высокого сталинского доверия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 2.84*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Академик Николай Горбунов был личным секретарем Ленина и его тенью, самым преданным помощником вождя, ради которого Ленин прогнал даже своего верного оруженосца Бонч-Бруевича, а в конце жизни стал гонителем академика Вавилова и получил пресловутые "десять лет без права переписки"
  В марте 1920 года многолетний верный соратник Ленина, знакомый ему еще по женевской эмиграции старый революционер Бонч-Бруевич был внезапно отставлен с поста управляющего делами Совета Народных Комиссаров и отправлен руководить подмосковным совхозом. А на его место был посажен Николай Горбунов. Современники из числа лиц, приближенных к партийной элите, недолго гадали, почему случилась эта внезапная аппаратная революция. "Большего гада, чем этот Горбунов, и не сыщешь", - говорили они, безнадежно взмахнув рукой. Им было ясно: более молодой и более свирепый аппаратчик без зазрения совести "скушал" старого - сожрал, не поперхнувшись, несмотря на все бесспорные революционные заслуги Бонч-Бруевича.
  А ведь без Бонч-Бруевича, собственно говоря, и революции не было бы: он превратил Смольный в штаб революции и рука об руку с Лениным руководил Октябрьским переворотом, он и Учредительное собрание разогнал, и национализировал по распоряжению Ленина все банки, отдав в руки большевиков баснословные богатства, и мятеж левых эсеров в Москве подавил, и подготовил и подписал текст декрета о красном терроре, а затем проводил его в жизнь, чтобы Советская власть не пала под напором народного протеста... Но все эти бесспорные революционные заслуги внезапно померкли в свете тех способностей, которые были у Горбунова, и которые намеревался теперь использовать Ленин.
  Так что же за человек оказался рядом с Лениным в самый судьбоносный момент революции? Кем был этот Николай Горбунов, ради которого Ленин, не колеблясь ни минуты, отправил в скандальную отставку своего верного оруженосца Бонч-Бруевича, вместе с вождем революции прошедшего огонь, воду и медные трубы?
  
  
  Глава 1
  Николай Горбунов: очень ленивый сын буржуя и недоучившийся студент
  
  Николай Горбунов родился в Петербурге в семье инженера-технолога средней руки, который дорос до управлявшего "Писчебумажной фабрикой наследников И. П. Печатникова". У семьи имелась скромная по меркам тех времен пятикомнатная квартира на Литейном, трехэтажный дом в Красном Селе, дача в местечке Райвола под Петербургом. Да и много чего другого. Управляющий фабрикой мог позволить себе безбедную, комфортную жизнь, и щедро обеспечить всех своих детей.
  У него было два сына и две дочери. Все дети были нормальные - здоровые, более-менее послушные, радующие родителей. Исключением являлся разве что сын Николай. Он с детства отличался странным характером. Был ленив и неряшлив - и вместе с тем очень обидчив, когда ему на это указывали. Любил шпионить за своими братьями и сестрами и наушничать на них родителям, причем - по самым ничтожным поводам. Временами воровал у родителей деньги и прятал их. не любил читать. Был замкнут - и очень честолюбив. Не отличался никакими особыми способностями, но при этом был весьма высокого о себе мнения, несколько раз бросал замечания вроде "Я стану очень важным человеком". С ним было труднее, чем с остальными. Но родители любили Колю и такого.
  Окончив в 1908 году петербургское реальное училище, Николай Горбунов долгое время не знал, чем заняться. Трудиться он особо не хотел, склонности к наукам у него также не отмечалось, ходить же на службу и чем-то заниматься на постоянно основе он совсем не желал. Просидев два года дома на содержании родителей, он так и не пожелал выбрать для себя какую-то определенную стезю в жизни. И тогда отец чуть ли не силой выпихнул его в Петербургский технологический институт, с помощью знакомых устроив в 1910 году учиться на химическое отделение.
  Но и став студентом, Горбунов не изменил своим привычкам: на занятиях практически не появлялся, учился через пень-колоду, постоянно прогуливал и опаздывал, экзамены и зачеты сдавал с огромным трудом. Преподаватели его просто не знали, потому что практически не видели. С трудом переползал с курса на курс, и к началу войны 1914 года дошел лишь до третьего, хотя к тому времени уже должен был окончить институт.
  Но война внесла неожиданные коррективы в его беззаботное ленивое существование. Неожиданно оказалось, что институт, в который он все эти годы ходил с ненавистью и из-под палки, стал играть в его жизни самую важную роль: именно здесь он мог спастись от фронта. И Горбунов внезапно налег на учебу, стал всячески демонстрировать свою активность в качестве студента, носился по института, в котором прежде старался не проявляться, и добился того, что его от службы в армии освободили. И чем хуже шли дела на фронте, чем больше были потери русских войск, тем крепче держался Горбунов за свою студенческую скамью - она была в его глазах единственным способом уцелеть.
  Ничего удивительного, что Горбунов восторженно встретил Февральскую революцию - она стала освобождением от его многолетнего страх за загреметь в армию. Теперь он участвовал в демонстрациях и митингах, и уже сам косо и неприязненно смотрел на полицейских, которые могли забрать его в участок и проверить, не является ли он дезертиром.
  Одновременно Горбунов искал силу, к которой можно было примкнуть, прислониться, с помощью которой можно было бы продолжить свое безбедное и необременительное существование. Работать по специальности химика он, разумеется, и не собирался. И вскоре он нашел такую силу. Это были большевики. Уже в мае 1917 г. Николай Петрович писал матери: "К своей великой гордости увидел, что я проводил тактику большевиков, тактику Ленина. Это исключительно ясная, чистая позиция. Насколько она правильна и глубоко жизненна, доказывает мне каждый день".
  Большевики действительно были самыми сильными, самыми ловкими, самыми перспективными. У них были деньги, солдаты, оружие, и они так явно нацелились на захват власти, что Горбунов сразу почувствовал: эти ребята - смогут. Смогут взять ее. И не колеблясь больше ни секунды, примкнул к ним.
  
  
  Глава 2
  Горбунов - проворный и прыткий карьерист-большевик
  
  В июне 1917 г. Н. П. Горбунов стал членом большевистской партии. Он распространял большевистскую литературу, вел организаторскую работу в одном из районов Петрограда, у него на квартире хранился запас оружия. Он помогал большевикам, как мог. Насколько это было интереснее и увлекательней скучных занятий в институте, экзаменов, проклятых профессоров, заставлявших его учиться и вытягивавших из него все жилы!
  Великий Октябрь молодой человек встретил в самой гуще событий, в штабе революции - Смольном. Бегал по поручениям революционных лидеров, на лету ловил их указания, суетился, ругался, звонил по телефону, весь устал от усердия. Но, кажется, его заметили. И на четвертый день революции, 29 октября 1917 г., дождался - его вызвали в комнату Љ 67 Смольного, в кабинет главы первого в истории рабоче-крестьянского правительства России В. И. Ленина.
  Горбунова заприметил самый влиятельный помощник Ленина, его правая рука Владимир Бонч-Бруевич, который вместе с Ильичом стоял у истоков революции. когда Ленин сформировал правительство - Совет народных комиссаров, то он сделал Бонч-Бруевича управляющим делами СНК, и поручил ему сформировать рабочий аппарат Совета Народных Комиссаров. Бонч-Бруевич решил, что шустрый, исполнительный, аккуратный Горбунов вполне впишется в состав аппарата, и предложил Ленину утвердить его секретарем Совнаркома. Бонч-Бруевич думал, что этот исполнительный молодой человек станет готовить для него все необходимые бумаги, следить за перепиской, вести делопроизводство. И не ошибся. Так началась самая счастливая, самая памятная страница жизни и деятельности Н. П. Горбунова.
  С этого момента Горбунов, как и Бонч-Бруевич, находился в непосредственном и тесном контакте с Лениным. Поскольку людей в аппарате правительства было мало, и все наркомы постоянно разъезжали по воинским частям, заводам, а затем и по фронтам, то Горбунов оставался рядом с Лениным чаще других, и постоянно был у него под рукой. С каждым днем Ленин поручал ему все больше. Николай Петрович от имени Ленина и за своей подписью направлял в различные города и области страны телеграммы и письма, призывавшие рабочих и крестьян брать власть в свои руки и налаживать, новое, мирное течение жизни. Выполняя указания главы Советского государства, он занимался вопросами мобилизации финансовых средств, печатанием новых денежных знаков, финансированием заводов и фабрик.
  Но по-настоящему Горбунов закрутился тогда, когда в Брест-Литовске начались переговоры о мире с Германией. из-за угрозы немецкого наступления власть большевиков внезапно повисла на волоске, и он, выполняя бесчисленные поручения Ленина, из кожи вон лез, чтобы переговоры закончились успехом, и немцы отстали. И только тогда, когда 3 марта 1918 года в Брест-Литовске представителями Советской России, с одной стороны, и Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии с другой был подписан сепаратный мирный договор, смог вздохнуть спокойно.
  Однако тут выяснилось, что теперь надо было опасаться не немцев, а недовольных русских рабочих и крестьян, возмущенных, в числе прочего, и этим "похабным" миром. И тогда Ленин решил втайне перебраться в Москву - под защиту верных латышских полков, подальше от революционного бурлящего Петрограда. Под руководством Ленина Горбунов стал готовить тайный переезд советского правительства в Москву. И вместе с Ильичом и Надеждой Крупской, его сестрой Марией Ильиничной и семьей Бонч-Бруевичей сел 10 марта 1918 года в вагон правительственного поезда окраинной станции Петрограда "Цветочная", который глубокой ночью, с потушенными огнями, никому не заметный отправился в своей тайное путешествие в Москву.
  В Москве на спешно созванном IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов 14-16 марта была обеспечена ратификация подписанного за 11 дней до этого Брестского мира. Теперь можно было вздохнуть спокойно - советское правительство перебралось в безопасное место, а немцы превратились в его союзников. Но затем Дзержинский и Бонч-Бруевич предложили расправиться со старыми союзниками большевиков анархистами, которые стали ненадежными, и после успешно проведенной очистки Москвы от буржуазных элементов претендовали на чересчур большую власть. По поручению Бонч-Бруевича и Ленина Горбунову снова пришлось работать, не покладая рук и выпуская из пальцев пера, чтобы подготовить все практические меры по разгрому и аресту анархистов. И только тогда, когда 12 апреля соединенными силами большевиков и левых эсеров был проведен разгром и пленение анархистов, он почувствовал, как спало напряжение всех предыдущих дней, и можно было чуть-чуть расслабиться и отдохнуть.
  Но не тут-то было... Вслед за расправой с анархистами пришло время расправиться и с былыми союзничками - левыми эсерами, чтобы остаться на вершине власти в блистательном и бесподобном одиночестве. И снова для Горбунова потянулись тревожные будни: сколько бумаг пришлось направить в ВЧК, сколько дел перелопатить, чтобы вчерашние союзники, верные левые эсеры, только вчера еще входившие в советское правительство, во все его органы, были или расстреляны, или надежно запрятаны по тюрьмам.
  А 30 августа - странные выстрелы в Ленина на бывшем заводе Михельсона в Москве. И снова волнения, снова опасность - как бы не остаться без патрона? Не успел и годик проработать под руководством Ильича, и такая незадача. Не дай-то Бог, загнется "сияющий дорогой гений", как называл Ленина Луначарский. И что тогда?!
  Но, слава Богу, все обошлось - Ленин ожил, пусть и с двумя ранениями в теле, причиненными выстрелами из браунинга и из другого пистолета, слепая и хромая Фанни Каплан, которая будто бы стреляла в него (с двух рук, что ли?), находясь в момент покушения в трехстах метрах от того места, где это случилось - находчиво вычислена, схвачена, привезена в Кремль, брошена в подвал, а затем оттуда извлечена и расстреляна и сожжена комендантом Кремля Мальковым в железной бочке. От подлой убийцы не осталось никаких следов. А Ленин уже через десять дней после покушения, как ни в чем ни бывало, словно и не сидело в его теле две пули (или, может быть, действительно не сидело?!), вернулся к своей работе, вел заседания Совнаркома, понукал наркомов и членов ЦК. Правда, совсем не доверял своим лечащим врачам - все время расспрашивал и допрашивал их, и допускал к себе лишь жену Бонч-Бруевича Веру Величкину, которую знал еще со времен женевской эмиграции. Только ей доверял делать себе уколы, ставить компрессы, давать таблетки. И когда она вдруг в самом разгаре лечения внезапно умерла от "испанки", не пролежав с температурой и одного дня, чего-то испугался, и скрылся в Горках.
  Удивительно, но все его соратники восприняли отъезд Ленина в Горки и фактическое оставление им должности главы Советского правительства совершенно спокойно - ну захотел человек бросить свои обязанности, ну и что. А кому-то - прежде всего Свердлову - и вовсе показалось, что без Ленина удобнее. "Ну вот, Ильич болен, а мы и без него отлично справляемся", - бросал он, весело насвистывая, и бегая по коридорам Кремля. Вскрыв дверь в кабинет Ленина, занял его и по-хозяйски расселся за руководящим столом. А коменданту Кремля Малькову - тому самому, что только что спалил без остатка тело Каплан - приказал говорить Ленину, что в Кремль тот вернуться никак не может: в его кремлевской квартире идет ремонт, туда возвращаться ему просто нельзя.
  В конце концов Ленин не выдержал и сам, прорвавшись сквозь выставленные его соратниками многочисленные кордоны, приехал в Кремль. И Горбунов показал ему его квартиру, которая была уже давным-давно отремонтирована. А еще через месяц, не пролежав с высокой температурой и одного дня, внезапно и очень скоропостижно скончался Свердлов. За полчаса до смерти Свердлова посетил Ленин. О чём они говорили - неизвестно. Но тот же Бонч-Бруевич пишет, что Свердлов пытался что-то сказать Ленину. Потом затих, сжал руку, и умер. Ленин тут же отправился в свой кабинет, позвонил Троцкому и сухо произнёс: "Скончался".
  18 марта 1919 года Ленин на похоронах Свердлова сказал:
  "Мы опустили в могилу пролетарского вождя, который больше всего сделал для организации рабочего класса, для его победы. Миллионы пролетариев повторят наши слова: "Вечная память тов. Свердлову; на его могиле мы даем торжественную клятву еще крепче бороться за свержение капитала, за полное освобождение трудящихся".
  
  
  Глава 3
  После ожесточенной борьбы за власть большевики борются за науку
  
  Крепкая борьба за власть между соратниками по партии таким образом благополучно завершилась, и теперь пришло время поставить на службу революции и правительству науку. И недоучившийся студент-химик (институт сразу после февральской революции Горбунов, естественно, забросил), 28 ноября 1918 г. обратился к В. И. Ленину с большим письмом: "Чтобы по-прежнему продолжать свою работу раскачивания русской науки, приспособления ее к нуждам Республики, мне совершенно необходимо знать, считаете ли Вы мою работу важной и нужной... Очень трудно сломать стену, в которой замкнулась, спасаясь от жизни, наука. Приходится строить новые формы, ломать, снова строить". Ленин сразу же ответил на письмо - об этом свидетельствовала благодарная записка Николая Петровича: "Крепко жму Вашу руку и шлю горячий привет. Скорее поправляйтесь. Люблю и предан Н. Горбунов".
  Наступил 1919 год. Он был очень тяжелым годом. На Москву, на правительство Ленина наступали со всех сторон. Это создало столь опасное положение, что не исключена была для партии необходимость вновь уйти в подполье. Для этого подготовили фальшивые паспорта, в том числе и немецкие, для всех членов правительства, и дополнительно выдали каждому члену Политбюро, каждому секретарю ЦК десяток чистых бланков паспортов для них самих и их жен. Для того, чтобы обеспечить партию в подполье и материальными средствами, отпечатали большое количество бумажных денег царских времен - так называемых "екатеринок", т. е. сторублевок с портретом Екатерины. А на доверенное лицо партии Николая Буренина, выходца из знаменитой купеческой семьи Бурениных, оформили документ о том, что он является владельцем гостиницы "Метрополь". Сделано это было с целью обеспечить партию материально".
  Земля буквально горела под ногами большевиков, вся республика оказалась в кольце фронтов, а Горбунов оживленно переписывается в этот момент с Лениным, помогает ему строить прожектерские планы - увеличения урожайности зерновых, производства удобрений, издание популярных брошюр для сельскохозяйственных работников (у которых продотряды и так выметали все подчистую). По его инициативе в неприспособленных помещениях создаются мертворожденные "научные" институты - Пищевой, Институт по удобрениям, Почвенный институт. Ни на минуту не перестает думать Н. П. Горбунов и о добыче и использовании различных видов топлива. Между Лениным и Горбуновым ведется оживленная переписка о сапропеле, сланцах, нефти, торфе, горючих газах.
  К этому злосчастному сапропелю мы еще вернемся...
  
  
  Глава 4
  Будущий академик командует расстрелами белых офицеров в Крыму и получает за это теплое местечко в Кремле
  
  Однако обстановка на фронтах гражданской войны и впрямь стала совершенно невыносимой, всех коммунистов срочно мобилизовывали для отправки на фронт, и в этих условиях Ленин был вынужден скрепя сердце пожертвовать даже своим верным Горбуновым. Химик получил назначение представителя Реввоенсовета и начальника Политотдела 14 армии Южного фронта. Он воевал с самим Врангелем - самым заклятым и наиболее опасным противником Советской власти. Об этой битве Горбунов, несколько рисуясь, так написал в Москву жене: "Десять дней не раздевался и не расседлывал коня. Наш корпус совершил чудеса". Чудеса заключались в том, что десятикратно превосходящими силами Врангеля одолели, взятых в плен белых офицеров расстреляли из пулеметов и потопили в море, где они еще долго стояли, как живые - к их ногам были привязаны камни, и проплывавшие над ними рыбаки видели этих стоящих в воде мертвецов, волосы которых медленно колыхались в воде.
  Но кроме этих кровавых "чудес", происходили и другие чудеса: пользуясь своим привилегированным положением полномочного представителя Реввоенсовета Республики, дававшим ему право связи без очереди с высшим руководством страны, Горбунов принялся бомбардировать Ленина письмами, в которых неустанно указывал на многочисленные ошибки Бонч-Бруевича. На то, что "верный Бонч", как ласково называл его Ильич, неправильно расставлял кадры, наладил совершенно неэффективный документооборот, и вообще все делал плохо и неважно, и страшно вредил делу...
  Слова Горбунова падали на хорошо унавоженную почву - он и раньше никогда не упускал возможности исподтишка указать Ильичу на промахи его верного оруженосца и соратника. А Ленин, видя, как эффективно и умело расправился Горбунов с самим Врангелем, стал задумываться: а может, и впрямь Бонч-Бруевич состарился и утерял и былую хватку, и эффективность? Конечно, в славные дни Октября Бонч-Бруевич оказался незаменим, но прошло три года, три очень напряженных года, и он, наверное, сдал и перестал соответствовать современным требованиям. А Горбунов - такой молодой, такой шустрый, и обещает быстро все исправить, все наладить...
  В конечном итоге бомбардировка пасквильными письмами Горбунова возымела успех, и Ленин срочно отозвал его в Москву, чтобы посадить на место Бонч-Бруевича, грубо вытолканного из-за этого в Подмосковье, в совхоз "Лесные поляны".
  Горбунову Ленин в соответствии с его щедрыми обещаниями из Крыма поручил совершенствование организации работы управления делами не только в самом Совете Народных Комиссаров, но и во всех народных комиссариатах и центральных учреждениях. И молодое дарование засучив рукава взялось за дело. Но почему-то все его "глубочайшие реформы" свелись к решению использовать газету "Известия" в качестве почтового ящика, в котором отвечать на корреспонденцию, жалобы и запросы, и к решению помещать в газетах статьи и заметки по вопросам, чаще всего затрагиваемым в обращениях к т. Ленину и в СHK.
  Заметно больше своего времени Горбунов отдавал развитию науки. Здесь он шел проторенным привычным путем: обеспечивал финансирование таких экзотических разработок, как проект инженера И. А. Чейко, работавшего над проблемами использования магнитных полей для взрывов на расстоянии, профессора И. А. Кузьмина, предлагавшего способ использования ветряных мельниц в качестве ветродвигателей, и тому подобной эффектной чепухи.
  Подлинным же заданием, которое поручил Горбунову Ленин в сфере науки, было выявлять истинные настроения ученых, их отношение к Советской власти, и соответствующим образом информировать ГПУ - для того, чтобы соответствующие меры к ученым принимали уже чекисты. И Горбунов неустанно выясняет и перепроверяет настроения ученых, получает совершенно секретные справки от Луначарского, которого ученые, подобно деятелям культуры, весьма уважали, и который использовал близкое знакомство с ними для того, чтобы выяснять и выявлять их политические настроения для последующего информирования ЦК.
  А в 1921 году для многих ученых смертью аукнулись исследования Горбуновым сапропеля... помните?
  Ученого секретаря Сапропелевого комитета Российской Академии Наук Владимира Таганцева сделали главой несуществующей "Петроградской боевой организации", будто бы созданной учеными и интеллигенцией Петрограда для борьбы с советской властью и ее свержения. И арестовали его, его жену - и еще восемь сотен человек: знакомых Таганцева, тех, кто просто подходил к дверям его квартиры, в которой устроили засаду, всех, чьи фамилии обнаружили в его записной книжке, всех адресатов его писем.
  После ареста В.Н.Таганцева 16 июня 1921 года к В.И.Ленину с просьбой о смягчении участи сына обратился академик Н.С.Таганцев. последовал категорический отказ - Ленин ответил, что В.Н.Таганцев играл активную роль в "контрреволюционной организации "Союз возрождения России" и должен быть "подвергнут суровым репрессиям". Безуспешными оказались и ходатайства М.Горького.
  Аналогичным образом закончилось рассмотрение ходатайства Русского физико-химического общества за члена Сапропелевого комитета АН, профессора М.М.Тихвинского. 3 сентября 1921 года В.И.Ленин по поводу этого ходатайства направил записку управляющему делами СНК и СТО Н.П.Горбунову: "т. Горбунов! Направьте запрос в ВЧК. Тихвинский не "случайно" арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга", По постановлению Петроградской губчека от 24 августа 1921 года М.М.Тихвинский был приговорен к расстрелу.
  Возмущенный массовым расстрелом Президент Российской АН академик А. П. Карпинский направил В. И. Ленину письмо протеста, а также подал в отставку.
  Горбунов торжествующе ухмылялся. Вот так надо обращаться с интеллигенцией! Мозг нации! Не мозг, а самое настоящее говно - по выражению гениального Ленина. И, как говорится в официальной биографии великого ученого академика Горбунова, все последующие годы своей работы, своей жизни, что бы ни делал Н. П. Горбунов, он постоянно как бы советовался с Владимиром Ильичей. С мыслями о Ленине трудился он на всех участках хозяйственного и культурного строительства, на которые в 20-30-е годы направляла его Коммунистическая партия и Советское правительство.
  Одним из таких участков был контроль за научной литературой, которую советские ученые получали из-за рубежа. Именно Горбунову было поручено контролировать получение советскими учеными научной и научно-технической литературы из заграницы. Весь фокус заключался в том, чтобы позволить нашим ученым иметь эту литературу, без которой они безнадежно отстали бы от зарубежных научных разработок, и одновременно внимательно следить за тем, чтобы с этой литературой в Советскую Россию не просочились никакие крамольные мысли, антисоветские высказывания и настроения. Что и говорить, работа исключительно тонкая и поразительно важная. И Горбунов как глава Бюро иностранной науки и техники постоянно следил за этим.
  
  
  Глава 5
  Без пяти минут академик высылает часть русских ученых на пароходе за границу, для оставшихся - создает концлагерь на Соловках
  
  Но Горбунов прекрасно понимал, что одним контролем за иностранными научными журналами не отделаешься - зловредных ученых, которые норовили то и дело вырваться из-под опеки отеческой Советской власти, следовало не только держать под неусыпным наблюдением, но и наказывать.
  Идея наказания все время витала в воздухе, и наконец, в мае 1922 года, великий Ленин воскликнул: "Эврика!" и предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу.
  Тогда же вождь революции дал гениальное определение ученых - "всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация её слуг и шпионов и растлителей учащейся молодёжи". И грозно заключил: "Надо поставить дело так, чтобы этих "военных шпионов" изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу".
  После этого завертелся маховик подготовки грандиозной акции по высылке ученых, которую Л. Д. Троцкий прокомментировал так: "Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно".
  Летом 1922 года Горбунов помог Ленину составить письмо в ЦК с предложением арестовать и выслать без объяснения причин "несколько сот" представителей интеллигенции.
  Тогда же были составлены списки подлежащих высылке, после чего их арестовали и заставили подписать обязательство о невозвращении в РСФСР под угрозой смертной казни.
  31 августа 1922. В "Правде" опубликовано сообщение о высылке, в котором указывалось, что "наиболее активные контрреволюционные элементы из среды профессуры, врачей, агрономов, литераторов, высылаются частью в Северные губернии России, частью за границу. Среди высылаемых почти нет крупных научных имён. Высылка активных контрреволюционных элементов и буржуазной интеллигенции является первым предупреждением Советской власти по отношению к этим слоям. Советская власть по-прежнему будет высоко ценить и всячески поддерживать тех представителей старой интеллигенции, которые будут лояльно работать с Советской властью, как работает сейчас лучшая часть специалистов. Но она по-прежнему в корне будет пресекать всякую попытку использовать советские возможности для открытой или тайной борьбы с рабоче-крестьянской властью за реставрацию буржуазно-помещичьего режима".
  После этого на поездах и пароходах отправились из России в изгнание ученые, философы, экономисты. "Очистим Россию надолго!" - вслед за Лениным с триумфальным видом воскликнул Горбунов. Как же он старался, чтобы все это стало явью.
  Но после высылки значительной части интеллигенции и ученых возник вопрос: а что же делать с теми, кто был оставлен? Им был дан наглядный урок в виде высылки, но было же ясно, что не всем он пойдет впрок... А надо было добиться того, чтобы всегда, при любых условиях им самим, да и всем остальным, было неповадно выступать против власти. А для этого требовалось создать специальное место, которое служило бы непокорным ученым, да и интеллигенции целом, тюрьмой. В поисках такого места пытливый взор Горбунова недолго блуждал по карте России. Зачем создавать что-то новое, когда можно с толком использовать хорошее старое? Соловки... Старое место ссылки на самом краю землю. туда отправляли непокорных цари и патриархи. Большевики убили всю царскую семью, разгромили династию, расправились и с патриархом, и стали все строить по-новому, заново... но вот Соловки могли ох как пригодиться в этом замечательном новом мире! И Горбунов решил их возродить. Причем немедленно.
  2 ноября 1923 года 26-летний будущий академик в ранге Управляющего делами СНК подписал совершенно секретное постановление СНК "О создании Соловецкого лагеря принудительных работ". Подписал и направил в ОГПУ, по согласованию с которым это постановление и составлялось.
  ОГПУ, как сказано в Постановлении, он обязал немедленно "приступить к организации труда заключенных для использования сельскохозяйственных, рыбных, лесных и пр. промыслов и предприятий.". А чтобы создание Соловецких концлагерей шло живее и эффективнее, он освободил "таковые от уплаты государственных и местных налогов и сборов".
  Для организации Соловецкого лагеря, Горбунов обязал ОГПУ забрать все имущество у Соловецкого монастыря, а сам монастырь закрыть. Так на самом краю России возникла бездонная могильная яма, в которую стали ссылать и сбрасывать тысячи ученых, интеллигентов, мыслителей и простых людей, не согласных с жестокой античеловеческой политикой, которая проводилась властями.
  
  
  Глава 6
  Горбунов предает своего патрона Ленина и верно служит будущему вождю Сталину
  
  А Ленин, который по наветам Горбунова отодвинул от себя верного Бонч-Бруевича, чтобы получить в свое распоряжение незаменимого и высокоэффективного Горбунова, вскоре убедился, как же жестоко он просчитался. Как только Ленин тяжело заболел, Горбунов тут же переметнулся на сторону Сталина, и вместе с другими секретарями и помощниками Ленина - Фотиевой и Стасовой - обеспечивал надежную изоляцию Ленина в Горках, скрывал от него информацию о положении дел в партии и государстве, перлюстрировал его письма, не моргнув глазом, подкладывал ему поддельные номера газеты "Правда", выпущенные в единственном экземпляре специально для Ленина, вынюхивал и выслеживал маленькую информацию, которая могла бы иметь значение для Сталина, и жестко пресекал любые "несанкционированные" ЦК контакты Ленина с кем бы то ни было.
  Но было уже поздно. Больной Ленин был не в силах что-либо изменить. Его личный секретарь превратился в стражника, который держал его взаперти, не позволял выехать за пределы Горок, контролировал каждый его шаг и немедленно докладывал о нем Сталину.
  Бонч-Бруевич, скорее всего, повел бы себя по-другому. Он был связан с Лениным старинными узами, начиная еще с подпольных московских студенческих марксистских кружков, начиная еще с Женевы, и, очевидно, проявил бы солидарность со своим старым товарищем. В такой ситуации он не позволил бы создать вокруг Ленина кольцо блокады, а если бы оно было создано - скорее всего, попытался бы помочь Ленину прорвать его.
  Но Ленин сам отодвинул от себя Бонч-Бруевича, и придвинул слишком хитрого, слишком пронырливого и честолюбивого Горбунова. И теперь ему оставалось лишь пожинать горькие плоды своего рокового решения.
  Когда Ленин умер, Горбунов, совесть у которого была явно нечиста, совершил нелепо выглядевший театральный поступок: сорвал с кителя драгоценную награду - врученный ему лично Лениным орден Красного Знамени, которым Ильич наградил Горбунова за победу над Врангелем - и положил ее в гроб с телом Владимира Ильича Ленина, отдавая последнюю дань вождю Коммунистической партии и Советского государства. Тем самым он словно пытался отмазываться от подлого предательства по отношению к своему патрона, которое он совершил в интересах Сталина - и в своих собственных.
  Сталин щедро вознаградил Горбунова: он был управляющим делами ЕГО Совнаркома значительно дольше, чем Совнаркома ленинского - до 1930 года.
  Но в 1930 году Сталин все-таки созрел для того, чтобы поменять Горбунова. На посту управляющего делами Совнаркома и по совместительству - секретаря Совета Труда и Обороны ему был нужен по-настоящему преданный ему лично человек, человек, которого он сам бы выдвинул на этот пост, и который всем был бы обязан ему, и только ему одному. И у него была в уме подходящая кандидатура - Платон Керженцев, автор книг "Шесть условий товарища Сталина" и "Жизнь Ленина", которой следовало бы скорее называться "Жизнью Сталина".
  Помимо основной работы на посту управляющего делами, Сталин собирался использовать талантливого Керженцева для замышлявшихся им важных идеологических компаний в области литературы, искусства, музыки и кино - Сталин считал, что без наведения полного порядка в сфере литературы и искусства невозможно проводить идеологическую работу в стране и толкать ее к социализму. Керженцева он рассматривал как главную фигуру, которая поможет ему навести такой порядок.
  У Керженцев имелся богатый и разнообразный опыт литературной и пропагандистской работы - он долго служил заместителем главного редактора "Известий", заведовал Отделом печати НКИД, прослужил послом в Швеции и Италии, несколько лет был директором Института литературы, искусства и языка Коммунистической академии. Сталин внимательно присмотрелся к нему, когда Керженцев был заместителем заведующего агитационно-пропагандистским отделом ЦК ВКП(б), и остался доволен: Керженцев ловко и быстро проводил все пропагандистские кампании, которые заказывал ему вождь. А недоучившийся химик Горбунов для такой тонкой идеологической работы, конечно, не годился. Поэтому и был отправлен туда, где от него могла быть хоть какая-то польза - на научный фронт. Все-таки когда-то учился в институте, почти закончил его - должен же хоть что-то в науке понимать. А поскольку он так долго верой и правдой служил власти на самых ответственных постах, то Горбунову, не мелочась, сразу дали звание члена-корреспондента Академии.
  Впрочем, Горбунова Сталин направил в науку вовсе не за тем, чтобы он НСД занимался ею. Сталин был неглупый человек, и понимал, что Горбунов как ученый представляет собой абсолютный ноль. Или очень близкую к этому значению фигуру.
  Но он был нужен Сталину в своем привычном качестве - он требовался вождю, чтобы следить за наукой, следить за учеными, докладывать об их настроениях, доносить, кляузничать и нашептывать. Точно так же, как он докладывал Сталину обо всех изменениях в настроении Ленина...
  И Горбунов не подвел вождя, и сразу же ревностно включился в работу. Если уж он доносил Сталину на самого Ленина - чего там какие-то ученые... В секретариат ЦК потоком повалили доносы, докладные, справки с грифами "совершенно секретно", в которых новоиспеченный академик доносил на своих коллег, докладывал о каждом шаге, о каждом слове - особенно, если оно было направлено против гениальнейшего "вождя народов", или хотя бы недостаточно почтительно по отношению к нему.
  
  
  Глава 7
  Горбунов ради славы Сталина покоряет вершины Памира
  
  Но деятельный Горбунов не только бдительно следил за советскими учеными и не щадя сил и времени доносил на них Сталину, но и придумал поразительный способ подлизаться к Сталину, использовав для этого... весь Памир. У Горбунова созрел план организовать специальную экспедицию на Памир, чтобы обследовать его, нанести на карту - и непременно назвать самую высокую вершину Памира пиком Сталина. Такая экспедиция должна была бы утвердить Сталина в неофициальном, но исключительно почетном звании владыки всего Памира. Неудивительно, что план Горбунова был незамедлительно одобрен всесильным Политбюро, а сам он назначен начальником Таджико-Памирской экспедиции при СНК СССР.
  Поскольку сам начальник экспедиции не умел ничего толком делать, то он в приказном порядке привлек в нее тех, кто это делать умел - О. Ю. Шмидта, Д. И. Щербакова, Н. Л. Коржевского. А поскольку Горбунов прекрасно понимал, что свои доморощенные специалисты могут и подкачать, то он, не стесняясь, привлек в советскую экспедицию немецких специалистов - это были профессиональные топографы, астрономы, геологи и географы, метеорологи, биологи, альпинисты. Ученый В.Рикмер-Рикмерс, зоолог В.Райниг, геолог Л.Нот - они должны были описывать Памир, изучать его флору и фауну, обеспечивать экспедицию фотоаппаратами и другим необходимым оборудованием. А поскольку Горбунов, как и все советские начальники, страшно боялся собственного народа, то экспедиции была придана охрана - целый кавалерийский отряд. Официально - якобы для защиты от мифических банд басмачей, будто бы забрасываемых из-за рубежа.
  Облазив - с помощью немцев - весь Памир, Горбунов в 1933 году приступил к тому, ради чего, собственно, и затевалась вся эта экспедиция - к покорению неприступной 7495-метровой горы, пика Сталина, на который требовалось водрузить специальный геодезический знак - символ покорения вершины советскими альпинистами.
  При этом Горбунов поставил перед собой фантастическую задачу - самому взойти на вершину. Хотя он и не был профессиональным альпинистом.
  Поэтому, чтобы выполнить свой курьезный замысел, он стал подыскивать человека, который был бы профессиональным альпинистом, и смог бы в случае чего в буквальном смысле слова втащить его на вершину. Он долго искал такого человека, и наконец нашел. Это был Евгений Абалаков, 26-летний заслуженный мастер альпинизма, который был отлично спортивно подготовлен, при этом мог жертвовать собой во имя других в самых тяжелых ситуациях восхождений. Об этом предельно ясно говорило его досье. Такой человек вполне вписывался в амбициозные планы бывшего управляющего делами Совнаркома. И Горбунов включил Абалакова в свой отряд.
  Уже после первого дня с дистанции сошли трое из шестерых членов группы, остались только Евгений Абалаков, Горбунов и альпинист по фамилии Гетье.
  Не покорить вершину Горбунов не мог. Он шел к вершине, "подбадриваемый" невидимым взглядом "отца народов". Сдаться - значило не выполнить задание Председателя Совнаркома, а это было для него равносильно гибели.
  Расчеты Горбунова подтвердились - во время штурма самого сложного, восточного, гребня скалы, жертвуя собственными планами на личный успех, Евгений Абалаков втаскивал его и Гетье наверх, к лагерю на высоту 6400 метров.
  Там Гетье лег неподвижно. Его стало рвать.
  Абалаков с Горбуновым, натянув обледенелые штормовые костюмы, вдвоем отправились вперед. Но через пару часов Горбунов окончательно обессилел. И Абалаков оставил его и полез дальше.
  Через пять часов Евгений Абалаков, один, уже на четвереньках преодолел опаснейшие метры предвершинного гребня. И установил на вершине пика Сталина злосчастный знак.
  Когда он спускался вниз, ему пришлось тащить на себе своих незадачливых участников экспедиции, которые уже едва что-то соображали.
  Но когда Горбунов оказался внизу и немного пришел в себя, он тут же помчался в Москву, чтобы успеть на партийном съезде отрапортовать Сталину о взятии вершины.
  Рапортуя Сталину с трибуны съезда о взятии вершины, Горбунов завил, что это... он достиг вершины пика Сталина. И лишь вскользь упомянул Абалакова как одного из своих многочисленных помощников.
  Хвастливая ложь Горбунова была принята на ура. Об Абалакове забыли, а он вошел в советскую историю как первопроходец пика Сталина.
  Сталин по достоинству оценил альпинистский подвиг Горбунова, наглядно доказавшего ему свою преданность. И дал Горбунову новое ответственное задание: навести настоящий порядок в Академии Наук.
  Сталин приказал Горбунову детально следить за обстановкой в Академии Наук и осуществлять подготовку важных правительственных решений по перестройке работы академии с целью приближения ее деятельности к задачам социалистического строительства.
  Для того, чтобы поставить Академию Наук на службу социалистическому строительству и впрячь ее в общую упряжку советских учреждений, Горбунов подготовил новый Устав Академии наук СССР, который полностью подчинял советскую науку продиктованным в ЦК решениям.
  
  
  Глава 8
  Многолетней верной службой в качестве цепного пса Академии Наук Горбунов наконец заработал и себе звание академика
  
  Оценив столь важную и многогранную деятельность Горбунова по подчинению Академии Наук партии, великий вождь милостиво дал ему свое разрешение на то, чтобы самому стать наконец академиком. И Горбунов тут же подал свою кандидатуру на голосование. Избрание Горбунова действительным членом АН СССР состоялось на Общем собрании Академии 20 ноября 1935 г. Одновременно Горбунов был избран непременным секретарем Академии наук СССР - это был пост партийного надсмотрщика за дисциплиной и порядком в Академии.
  В этом качестве Горбунов с идиотическим энтузиазмом подключал Академию к самым дурацким и бессмысленным инициативам Советской власти. например, когда появилось письмо Надежды Константиновны Крупской в академию с призывом к ученым помочь стахановцам в овладении техникой, то Горбунов "счел это для себя и других академиков обязательным и наиважнейшим делом", и после обсуждения этого вопроса Президиумом Академии наук распорядился разослать письмо Н. К. Крупской во все академические учреждения. Нечего и говорить о том, что после рассылки этого письма академикам стахановское движение достигло небывалых высот.
  А доклад "Ломоносов и русская наука", с которым Горбунов выступил на торжественном заседании в честь 200-летия Академии! Какой полет мысли, какой шедевр научного творчества... Пусть доклад был в действительности написан его помощниками. Да, теперь уже Горбунов, как когда-то его ментор и образец для подражания Ленин, перепоручал всю черновую работу своим усердным помощникам. Судьба же доклада вышла очень приятной: теми же помощниками он был затем переработан в обстоятельную статью, которую напечатали, и Николай Петрович получил увесистый гонорар.
  И как плодотворно работал Горбунов в качестве одного из 67 членов редакционного комитета по изданию сочинений А. С. Пушкина в связи со 100-летием со дня смерти поэта! Какой неоценимый вклад внес он в празднование этой даты! А его участие в подготовке публикаций статей о Пушкине в "Вестнике Академии наук" - это же шедевр настоящей работы, на которую способен только академик! И страшная жертва, которую он не колеблясь принес на алтарь отечественного пушкинизма - съездил в село Михайловское, посидел там на торжественном банкете и 17 февраля 1937 г. выступил с большой - на пол-страницы - речью, в которой три раза упомянул фамилию "Пушкин". Да уж, справиться со столь ответственной работой мог только академик, никак не меньше!
  А его работа членом комиссии по организации празднования 750-летия Шота Руставели! Какой размах для деятельности - все эти шикарные поездки в Грузию, обильные застолья, питье вина из рогов, речи до утра... И как же это помогло двинуть вперед советскую науку! Трудно даже представить себе!
  Вот такой чепухой Горбунов занимался все время. Никаких иных сведений о его "научной деятельности" в качестве непременного - то есть без никак не обойтись! - секретаря обнаружить не удалось.
  И, как говорится в его официальной биографии, такая "обширная и многообразная работа Горбунова продолжалась до самого конца 1937 года, когда была неожиданно прервана".
  К наступившему внезапно перерыву в столь полезной и многотрудной деятельности этого действительно выдающегося ученого мы еще вернемся.
  Но если более пристально вглядеться в работу Горбунова, то мы увидим, что помимо мишурной и никому не нужной бурной "деятельности", выражавшейся в присутствии в различных торжественных и протокольных заседаниях, и произнесении там пустых речей, этот великий ученый муж занимался и гораздо более трудной и благородной работой. А именно, помогал партии выкорчевывать врагов народа в Академии Наук. Этим он занимался с подлинно пролетарской бдительностью и примерной беспощадностью. Уроки Ленина не прошли даром.
  
  Глава 9
  Академик Горбунов деятельно выкорчевывает "врагов народа" из Академии Наук
  
  На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. Сталин призвал усилить борьбу против "вредителей и врагов народа". Во время работы пленума был арестован известный оппонент Сталина в руководстве партией - член Президиума АН СССР академик Н.И.Бухарин.
  Руководство Академии наук, как и других тогдашних учреждений, не могло не откликнуться на происходящее. 29-30 марта 1937 г. был проведен актив Академии наук СССР, посвященный обсуждению решений февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б). На активе выступил непременный секретарь Академии наук Н.П.Горбунов. В соответствии с духом пленума ЦК он обрушился на самостоятельно мыслящих ученых, сетовал, что академия оказалась в стороне от дискуссии по вопросам генетики, которые он назвал "серьезными политическими вопросами, имеющими международное и классово-воспитательное значение, потому что от правильного разрешения их зависит и правильная организация колхозников". Горбунов поставил также вопрос о "политической подготовке" академиков и заявил: "Политическое воспитание наших академиков мы должны поднять на высокий уровень. Вот, например, академик Вильямс, он основательно изучает марксизм, диалектику. Владимир Леонтьевич Комаров также повышает свое политическое образование. А многие академики говорят, что они уже изучили марксизм. Например, Николай Иванович Вавилов серьезно думает, что он овладел позициями марксизма. Вернадский Владимир Иванович придерживается того же мнения о себе. А знаете, как он понимает марксизм? Он утверждает, что наша философия отстает от развития науки, а в буржуазных странах этого явления не наблюдается. Там и религия не отстает от науки. Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин, по мнению Вернадского, являются не материалистами, а идеалистами, потому что они гегельянцы. Вот что говорит В.И.Вернадский!"
  На активе по настоятельной инициативе Горбунова было принято решение провести 20-21 мая 1937 года Общее собрание Академии наук, чтобы дать настоящий бой окопавшимся внутри Академии врагам народа и коммунистической партии.
  С докладом на Общем собрании, куда согнали всех академиков и членов-корреспондентов без исключения, выступил - естественно - сам Горбунов. В нем он обрушился на Н.И.Вавилова и на возглавляемый им Институт генетики АН СССР. Обвинения были нешуточные. Особенно сильно досталось основоположнику экспериментальной отечественной биологии члену-корреспонденту АН СССР Николаю Константиновичу Кольцову и сторонникам возглавляемой им научной дисциплины - евгеники.
  Иначе, как пакостным, это выступление Горбунова назвать нельзя, просто невозможно. Гнусности добавлял и известный всем академикам факт: в 1924 году Вавилов с неимоверным трудом добился создания Всесоюзного института прикладной ботаники и новых культур. Затем на базе этого института он образовал Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина - знаменитый ВАСХНИЛ. Фамилия Ленина появилась в названии академии только потому, что иначе ее не позволили бы открыть - это была своеобразная дань новой власти, которая запрещала все и вся, что не было связано с коммунизмом. И когда Вавилов создал все это, он смог наконец приступить к делу всей своей жизни - настоящему изучению растений, сельскохозяйственных культур, работе над новыми сортами, повышением урожайности растений. А Горбунов, который стоял рядом, не растерялся, выцепил себе непыльную должность заместителя президента ВАСХНИЛ. Заместителя Вавилова. При этом Вавилов делал всю работу, а Горбунов получал зарплату его заместителя. Никто, разумеется, не возражал - кто в своем уме и памяти будет возражать против того, чтобы всесильный управляющий делами Совнаркома, бывший секретарь Ленина появлялся раз в месяц в Академии, чтобы расписаться за причитающуюся ему зарплату? Так, на протяжении многих лет, Вавилов фактически кормил Горбунова. А в 1937 году Горбунов эту руку, кормившую его, безжалостно укусил. Говорят, Вавилов так и бросил ему в лицо - "Говорят, что ты, Горбунов - горбун в науке. Но ты не горбун, Горбунов, ты - ядовитая змея!"
  
  
  Глава 10
  Горбунов и Вавилов: открытое противостояние палача науки и истинного ученого, с кровавой развязкой в конце для обоих
  
  Горбунов был жалким чиновником, партийным карьеристом, бездельником, который мог лишь наушничать, доносить, и по заданию вышестоящих товарищей клеймить неугодных.
  А Вавилов был настоящим ученым. Поэтому в принципиальных вопросах он вел себя жестко и бескомпромиссно, как и подобает настоящему ученому. И когда жалкий Горбунов напал на него на Общем собрании, Вавилов не растерялся, не стушевался, а дал ему такой отпор, который и отправил отвратительного кляузника в конце концов в могилу. Вавилов с достоинством и с огромной внутренней силой опроверг все утверждения и нападки Горбунова. Но им обоим это стоило жизни.
  Дискуссия на Общем собрании АН СССР проходила в мае 1937 г. в разгар массовых репрессий, когда никто ни в ВКП(б), ни за ее пределами не был застрахован от ареста и расстрела. Нужно было обладать большим мужеством, чтобы так решительно отвергнуть все обвинения непременного секретаря АН, в которых, и это было ясно всем, тот излагал мнение партийных вождей.
  Злобно брызгаясь слюной и нападая на Вавилова на Общем собрании в мае 1937 года, Горбунов, который "всю свою жизнь и все свои поступки сверял по Ленину", начал с дрозофил и божьих коровок - с их помощью он попытался опорочить Вавилова:
  - Основной недостаток работы Института генетики - это отрыв его от практики и от разрешения ряда теоретических вопросов большого принципиального значения, возникших за последние годы в генетике.
  В плане института превалируют незначительные темы, нет ведущих проблем, тематика часто отвлеченна. Например, проблемы гена и мутации изучаются преимущественно на дрозофиле. Генетика географической изменчивости животных изучается на божьей коровке.
  А после насекомых принципиальнейший Горбунов перешел к прямым политическим обвинениям, и за несколько минут забросал Вавилова такими тяжелыми политическими обвинениями, каждое из которых должно было привести к неминуемому расстрелу Вавилова:
  - Институт не помог разрешению проблемы о поднятии урожая до 7-8 миллиардов пудов. На теоретическом фронте Институт генетики занял явно неверную позицию. Дискуссия по вопросам генетики показала, что некоторые теоретические положения представителей так называемой классической школы генетиков являются по своему политическому содержанию научной базой фашистской политики о неравноценности отдельных рас, национальностей, народностей и противоречат национальной политике коммунистической партии и советской власти, зафиксированной в Сталинской конституции.
  Обвинив Вавилова в противодействии Сталинской конституции и фашизме, Горбунов в экстазе приподнял на щит Лысенко:
  - Так, например, Мичурин и Лысенко, высоко поднявшие научное знамя Дарвина и Тимирязева и обогатившие советскую науку важнейшими открытиями (отдаленные скрещивания, управление индивидуальным развитием растений, открытие стадийного развития растений, изменение генотипа растений в зависимости от среды и условий его развития), не только не получили полного признания среди ученых старой генетической школы, но и встретили явно отрицательное отношение к себе, выразившееся в замалчивании этих научных открытий или в простом отрицании их научной ценности. Этот момент приходится особо отметить, потому что Институт генетики Академии наук в этой дискуссии занял руководящую роль в борьбе против прогрессивных научных положений акад. Лысенко. Институт генетики в этом случае оказался центром, где формировались и вырабатывались специальные доклады, направленные против Лысенко.
  Свою речь против Вавилова он закончил повторным предъявлением Вавилову обвинений в фашизме, после чего Вавилова осталось лишь арестовать на этом же Общем собрании, и препроводить в тюрьму на расстрел:
  - В дискуссии против Лысенко от Института генетики выступали академик Вавилов, академик Сапегин, профессор Костов, профессор Мёллер, которые фактически объединили вокруг себя и возглавили всю группу ученых, настроенных против теоретических положений Дарвина, Тимирязева и, конечно, Лысенко. Институт генетики Академии наук фактически объединил вокруг себя и таких ученых, которые в своих евгенических работах проповедовали и проповедуют явно фашистские теории. Генетический институт Академии наук не только не раскритиковал фашистские бредни проф. Кольцова, но даже не отмежевался от его "теорий", льющих воду на мельницу расистских теорий фашизма.
  Конечно, Горбунов ожидал, что после таких обвинений Вавилов будет каяться, что-то лепетать в свое оправдание, открещиваться от всех своих коллег и друзей, клясться в верности Сталину и коммунизму. Но непременный секретарь Академии просчитался - Вавилов оказался гораздо сильнее духом. И, глядя ему прямо в глаза, отчеканил:
  - Непременный секретарь Академии наук дал очень резкое определенное суждение по нашим принципиальным установкам, он назвал наши позиции на сессии, которая была в декабре месяце, неверными. От непременного секретаря мы вправе ждать более вдумчивого, более осторожного суждения по разделам, которые охватывать чрезвычайно трудно. Он голословно говорил здесь о метафизике, и поэтому я считаю и глубоко убежден в том, что это положение доклада непременного секретаря глубоко неверно и неправильно.
  -Упреки, которые здесь бросались очень легко в докладе непременного секретаря, который должен быть чрезвычайно ответственным докладом, ибо это официальное выступление, упреки в том, что наш коллектив недостаточно оценивал работу покойного Мичурина, также необоснованны. Я должен заявить, что был одним из первых, кто принял меры к тому, чтобы оформить и издать работы Мичурина. Я был автором первого сборника работ Мичурина.
  
  И, в заключении, Вавилов добил Горбунова, выставив его некомпетентным горлохватом и лжецом:
  - Позвольте сделать некоторые фактические справки. Я должен сказать, что источники, которыми пользовался непременный секретарь, очевидно, информировали его чрезвычайно неточно. Я понимаю трудности доклада непременного секретаря и в особенности своеобразия установок, которые были в его докладе, когда он захотел объять необъятное. Задача почтенная, но я думаю, что к ней надо соответствующим образом подготовиться.
  
  
  Глава 11
  Академик Горбунов - первый покровитель и защитник Лысенко
  
  Мрачная тень академика Лысенко долгое время черным коршуном нависала над нашей наукой. Лысенко стал символом удушающего, тлетворного влияния на свободу и открытость научной мысли. Гонитель генетики, олицетворение самых мрачных реакционных сил, самозванец и демагог Лысенко затормозил развитие биологической науки в России, из-за него она оказалась отброшенной на много десятилетий назад. Но кто же привел Лысенко во власть? Кто покровительствовал ему? Кто обеспечил ему доминирующие позиции в отечественной науке, и почему это случилось?
  
  7 августа 1927 года дотоле неизвестный украинский агроном Трофим Денисович Лысенко стал известен всей стране - в газете "Правда" вышла статья о его работе в Азербайджане, где говорилось следующее:
  "Лысенко решает (и решил) задачу удобрения земли без удобрений, обзеленения пустующих полей Закавказья зимой, чтобы не погибал скот от скудной пищи, а крестьянин-тюрк жил зиму без дрожи за завтрашний день".
  Год спустя Лысенко заявил об открытии новой сельскохозяйственной технологии - яровизации. Она заключалась в том, чтобы сажать весной в землю не сухие, а предварительно пророщенные зерна пшеницы, которые к тому же выдерживались при низких температурах - в районе 0 градусов. Лысенко было "доказано", что такая яровизация повышает урожаи на 1 центнер с гектара, или на 15 процентов.
  Началась активная газетная кампания, в которой крестьянский сын Трофим Лысенко представлялся как гений из народа, самородок, совершивший революционное открытие. В 1929 году Лысенко выступил на Коллегии Наркомзема, где вклад Лысенко в решение продовольственной проблемы был высоко оценен наркомом Яковлевым, и была официально одобрена яровизация. Было принято решение об издании журнала "Бюллетень яровизации" под редакцией Лысенко.
  Правда, практика показала, что никакого эффекта яровизация не дает - за исключение того, что резко уменьшаются трудозатраты при сеянии пшеницы. И в конце концов от нее отказались. Но это не могло смутить Лысенко. И он продолжал бурно фонтанировать ценными идеями: выводить новые сорта зерновых сверхбыстрым ускоренными методами, за один-два года, сажать картофель верхушками клубней, сеять озимые по стерне, сажать гнездовым способом дубы в лесозащитных полосах. Он вывел ветвистую пшеницу, оказавшуюся на деле обычной, увеличил в несколько раз урожайность проса, что также оказалось полным мифом.
  И, несмотря на все его неудачи, на все его невыполненные обещания и прямой обман, власти продолжали упрямо поддерживать его.
  Причин, по которым поддерживали Лысенко, было три.
  Во-первых, из-за катастрофической коллективизации в стране резко упали урожаи, наступил голод. Власти, устроившие эту коллективизацию, лихорадочно искали любой способ, чтобы повысить урожаи. Именно обещания в кратчайшие сроки резко повысить урожаи всех растений и стали причиной того, что ЦК ВКП(б) стал поддерживать во всем Лысенко.
  Во-вторых, идеология Лысенко о том, что можно изменить в нужную сторону свойства любых растений, и вообще произвольно менять их по воле человека, полностью соответствовала официальной идеологии, заключавшейся в девяти отрывистых словах: "Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!" Сталин считал, что он может все. Лысенко подтверждал, что это вполне возможно - в области идеологии.
  В-третьих, Лысенко импонировал властям тем, что во всем придерживался правильных классовых позиций. "И в учёном мире и не в учёном мире, а классовый враг - всегда враг, учёный он или нет" - говорил он. Эти слова были как бальзам на сердце. После таких слов отпадали последние сомнения в том, что Лысенко является настоящим ученым.
  Однако в научном сообществе над Лысенко откровенно посмеивались. Его широко разрекламированные опыты никто не воспринимал всерьез, а самого его называли не иначе, как шарлатаном. Разумеется, над всеми довлел дамоклов меч партийной дисциплины и всепроникающего страха, и подобными эпитетами ученые могли награждать Лысенко разве что в своем приватном кругу. Но и в официальном обиходе ученые последовательно отводили притязания Лысенко на научные лавры, заявляя, что его опыты недостаточно документированы, не до конца проработаны, что их результаты нуждаются в дальнейшей доработке. И так далее, до бесконечности.
  Подобное отношение к Лысенко со стороны ведущих ученых страны не могло не злить партийных функционеров, которые едва ли не обожествляли человека, обещавшего им обеспечить высокую урожайность. Лысенко должен был компенсировать все провалы в колхозной политике, совершенные ими. Его достижения должны были заменить результаты труда миллионов крестьян - изгнанных, замученных, расстрелянных. Он должен был закрыть позорную страницу политики коллективизации, и его успехи должны были доказать несуществующие успехи колхозного строительства. А поскольку эта политика осуществлялась лично Сталины, то Лысенко должен был стать волшебной палочкой, которая должна была оправдать ошибки самого Сталина.
  И тут крутятся под ногами какие-то ученые, нахально воспринимающие Лысенко в штыки... Ученых надо было приструнить, и заставить признать бесспорный авторитет Лысенко. И помочь ему довести его великие открытия до ума.
  На кого можно было возложить эту задачу?
  Ответ напрашивался сам собой. Сталин знал одного такого человека в Академии Наук СССР. Бывший секретарь Ленина, бывший управляющий делами Совнаркома, переброшенный партией на научный "фронт"... Николай Петрович Горбунов. Ком у же, как не ему. И корифей всех наук поручил задачу приручения научного сообщества Горбунову. Он должен был указать академикам и профессорам на глубочайшую неправильность их поведения, и заставить покаянно признать свои прошлые ошибки - и Трофима Лысенко.
  Своей позорной функцией, судя по всему, сам Горбунов нисколько не тяготился. Раз партия сказала "Надо", коммунист обязан ответить по-военному четко - "Есть". Сам великий Ленин учил его этому... И непременный секретарь начал активно действовать.
  Но на его пути встал Вавилов. Как же отличались друг от друга эти два Николай - Горбунов и Вавилов! Два разных типа русского человека, два типа ученых. Один - насквозь фальшивый и ничтожный, второй - настоящий. Один - все время лгущий, приспосабливающийся, другой - полнокровный, честный, совестливый, мятущийся и бесконечно порядочный.
  "Два мира, два Шапиро"..."
  Горбунов пошел войной на Вавилова из-за Лысенко. Вавилов не сдался. Более того: он жестоко высмеял и Горбунова, и Лысенко. Смешал их обоих с дерьмом. В буквальном смысле слова. И они оба прекрасно это поняли.
  Финал этой истории был весьма трагическим.
  Первых двух академиков - и Горбунова, и Вавилова - уничтожили. Третий академик, Лысенко, выиграл все, что только можно было выиграть, и победил.
  
  
  
  Глава 12
  Казнь Горбунова: расплата за неудачу - и запоздалая расплата за многолетнюю подлость
  
  Полемика Горбунова и Вавилова происходила публично, в рамках все того же печально знаменитого Общего собрания Академии Наук СССР 20-21 мая 1937 года.
  Горбунов хотел нанести полное поражение Вавилову, разгромить его, размазать по стенке - и заставить признать Лысенко. Он сделал все, чтобы это стало возможным - бросал в лицо Вавилову прямые обвинения в фашизме, в контрреволюции, в измене делу Сталина. Он был готов дойти до того, чтобы Вавилова арестовали прямо в зале заседаний, и тогда бы он утвердил Лысенко на незримом пьедестале в отсутствие его главного противника, уже без всякого сопротивления.
  Получилось иначе. Своими хлесткими беспощадными репликами, разоблачившими перед всем научным сообществом истинное лицо Горбунова, Вавилов безжалостно высек, отхлестал непременного секретаря Академии Наук, и вся ложь и пустота его позиции стала всем ясна. Несмотря на весь свой апломб, Горбунов ничего не мог возразить Вавилову. Партийный король науки оказался совершенно голым. И был вынужден пристыженно уйти - вернее, уползти - с трибуны.
  А звезду Лысенко так и не удалось закрепить на научном небосклоне.
  В общем собрании Академии Наук принимали участие все ее члены и члены-корреспонденты, и у многих из них были тесные связи с партийными органами, с ЦК, но у Сталина хватало и других информаторов, которые мгновенно сообщили ему о том, что, собственно, произошло на Общем собрании.
  Конечно, это был позор, фиаско, провал сталинской политики.
  Таких провалов своей политики Сталин своим подручным не прощал. Даже если они носили высокие звания непременных секретарей. И через несколько дней после провального собрания, в конце мая 1937 года, непременный секретарь Горбунов был снят со своего поста, и с треском изгнан из Академии Наук.
  Он писал униженные письма в ЦК и лично Сталину, ползал перед ним на брюхе - лично и через Поскребышева, клялся, что все исправит, что все сделает как надо, но Сталин так и не простил ему этого промаха.
  Двери Академии Наук закрылись для Горбунова навсегда.
  Поняв, что его подручный оказался несостоятельным, Сталин решил сам сделать то, что поручал ему. Он не хотел больше никаких неожиданностей, никаких конфузов, и волевым решением назначил Лысенко президентом ВАСХНИЛ. А бывшего президента Вавилова перевел на одну ступень ниже - назначив замом Лысенко.
  Теперь всем должно было быть ясно, кто будет определять политику партии в области сельскохозяйственной науки. И кто кому должен подчиняться и служить.
  Выбросив Горбунова, как ненужную тряпку, Сталин, однако, не забыл и того человека, из-за которого ему пришлось пойти на столь суровую меру, и вообще понервничать по поводу судьбы любимого Лысенко. С этого момента на Вавилова было направлено острие беспощадного сталинского внимания. Человек, который хоть чем-то досадил всесильному диктатору, был обречен. И теперь было лишь вопросом времени, когда грянет расправа.
  Со своей стороны, не забыл этого выступления и этой полемики Вавилову и сам Лысенко. Мысль о том, как его имя полоскали и унижали при всей честной Академии Наук, навсегда засела кровоточащей занозой в его низком, мстительном сердце. И он делал все, чтобы уничтожить Вавилова. Чтобы в истории науки о растениях осталось только его имя, имя Лысенко, а имя Вавилова было навсегда оттуда вычеркнуто.
  Так бескомпромиссное выступление академика Вавилова на Общем собрании АН СССР, его отповедь официальной точке зрения обрекло его на гибель. Злобу Лысенко и стоявших за ним партийных вождей вызывало то, что академик не собирался становиться на колени, а отстаивал истину, решительно опровергал наветы и клевету.
  Кровавая мечта Лысенко исполнилась 5 августа 1940 года, когда в был арестован. Сразу после ареста директора Института генетики академика Вавилова директором был назначен Лысенко.
  Затем было следствие и смертный приговор Вавилову. Он был вынесен 9 июля 1941 года - уже после начала войны. Вавилов написал Калинину прошение о помиловании, о том, чтобы ему сохранили жизнь и он смог закончить свою книгу о растениеводстве, которую начал писать в тюрьме, но Калинин безжалостно отказал ему.
  Спасло Вавилова лишь быстрое продвижение немцев в глубь страны. всех заключенных тюрьмы решили эвакуировать на восток. Вавилов оказался в Саратовской тюрьме Љ1. О его освобождении горячо ходатайствовали многие ученые, и это немного смягчило Сталина - он приказал Вавилова пока не расстреливать. И он так и умер в тюрьме 26 января 1943 года.
  
  Горбунов был казнен значительно раньше...
  После того, как Сталин, словно паршивого котенка, вышвырнул его из Академии, бывший секретарь Ленина все еще не терял надежды восстановить свое положение. Писал покаянные письма и обращения, посылал в те же инстанции новые доносы на своих коллег, доказывая свою компетентность в этом важном вопросе и соответственно свою незаменимость.
  В свободное время, которого у него теперь стало навалом, находил утешение в обьятиях свой молодой жены. Да, да - на посту непременного секретаря Горбунов не только неустанно ловил врагов народа и разъезжал по юбилейным торжествам, но и сумел устроить свое личное счастье. Он успел развестись со своей женой - она внезапно показалась ему старой, не заслуживающей больше его просвещенного внимания - и жениться на молодой, крепкобокой, ухватистой бабенке с шикарным именем Маргарита и не менее шикарным родственником - ее родной брат Владимир Смольянинов был первым начальником строительства Магнитогорска. Выгодно и удобно - и для жизни, и для карьерного роста и, наконец, просто для личного удовольствия.
  Теперь Маргарита стала его единственным утешением и средством хоть чуть-чуть забыться, отогнать от себя мрачные мысли.
  А они подступали к Горбунову все ближе и ближе.
  Но он совсем не пытался пересмотреть свою прошлую жизнь, не пытался понять, где он согрешил, где наподличал, почему он предал стольких людей. Не пытался бросить в лицо Сталину - "Подлец, убийца миллионов, палач!"
  Это было бы не по ленинским заветам. Это противоречило бы заветам Ильича. Как можно даже думать об этом, когда "жить стало лучше, жить стало веселей".
  Вместо этого Горбунов достал листок бумаги, взял ручку и накатал напутствие свои детям:
  "Родные мои! Завещаю вам быть всегда преданными делу коммунистов и Коммунистической партии. На стороне рабочего класса правда и высшая человеческая справедливость. В его руках светлое будущее человечества. Будьте честны и верны нашему делу. Все свои лучшие силы отдавайте ему. И если будет нужно, не пожалейте ради него и своей жизни... Старайтесь быть такими, каким был Ленин".
  Как и у каждого бесстрашного коммуниста, у него в душе жила подленькая мыслишка, что при аресте это письмо обнаружат, убедятся, как же преданно н служил делу коммунизма и Сталину - не может же человек врать своим детям, быть неискренним перед ними - и поверят в его невиновность, отстанут, простят.
  Этим надеждам не суждено было сбыться. Построенное Горбуновым государство было образцово-беспощадным, и подобных гнилых сантиментов не терпело.
  Но разве не сам он всячески старался выкорчевать любые ростки гуманизма из конструкции этого государства, когда встраивал в эту конструкцию Соловецкие лагеря, высылал ученых, посылал их на казнь и на расстрелы?
  Он взошел - пусть НСД и не до конца - на пик Сталина, который впоследствии, после смерти Сталина, будет переименован в пик Коммунизма. Теперь ему предстояло опуститься в ад Коммунизма, в его преисподнюю.
  Ею стал подвал тюрьмы НКВД на Лубянке. Горбунова арестовали в феврале 1938 года.
  Официальная биография повествует об этом так - опуская, разумеется, все перипетии гнусного противостояния Горбунова с Вавиловым, и всю собственную работу непременного секретаря по выявлению врагов народа -
  "Казалось бы, все прекрасно: признание страной заслуг, любимая работа, о которой мечтал долгие годы. Однако по ложному доносу 19 февраля 1938 г. Горбунова арестовали, а 7 апреля посадили в Бутырскую тюрьму его жену Маргариту Александровну Смольянинову".
  
  А 29 апреля того же 1938 года состоялось Общее собрание Академии наук, посвященное исключительно важному, принципиальному вопросу - изгнанию из нее арестованных в свое время академиков, в том числе и заключенных Соловецких лагерей особого назначения.
  Президент АН СССР В.Л.Комаров представил Общему собранию Академии наук список на исключение 21 академика и член-корреспондента из состава Академии. Голосования не было. Комаров спросил все ли ясно и есть ли вопросы? Собрание "решило" исключить всех. Академических званий лишились Г.А.Надсон, В.В.Осинский-Оболенский, А.Н.Самойлович, Н.М.Тулайков, В.Н.Бенешевич, Н.Н.Дурново, В.Ю.Ган, В.Г.Глушков, Ю.А.Крутков, Г.А.Ильинский, Л.С.Лейбензон, Б.В.Нумеров, Б.Б.Полынов, А.М.Селищев, С.Г.Томсинский, А.Н.Туполев, Н.М.Федоровский и Я.Н.Шпильрейн.
  По невероятному стечению обстоятельств в этот же день "принципиальные коллеги" выгнали вон из Академии наук и организатора Соловецкого концентрационного лагеря, теперь уже бывшего академика, Николая Горбунова.
  Справедливость восторжествовала? Да, восторжествовала - но только совсем адским, поистине сталинским способом.
  
  7 сентября 1938 года, после пыток - ну как же без них - Горбунова осудили к расстрелу, и в тот же день пустили в расход. Быть может, перед самой смертью он вспомнил пулеметы, из которых когда-то сам расстреливал белых в Крыму. А скорее всего, нет - ведь многие коммунисты действительно умирали с воплями "Да здравствует Сталин!", все еще надеясь до последнего, что их, коммунистов, отделят от общей массы расстреливаемого быдла, спасут, восстановят в их прежних должностях, и они смогут сами вновь с удовольствием расстреливать свой собственный, не понимающей всех прелестей коммунистической идеологии, быдловатый народ.
  Как было написано в его биографической справке, "Более полувека назад прервалась прекрасная жизнь. Безжалостно была оборвана судьба Николая Петровича Горбунова - замечательного ученого и организатора науки, видного государственного и общественного деятеля советской страны. Большой, беспримерный взлет и тяжелая, удручающая трагедия - главные вехи его жизненного пути".
  Но мы-то теперь знаем всю правду...
  История жизни Горбунова особенно поучительна тем, что именно этот человек на протяжении многих лет стоял рядом с Лениным, работал под его началом, порой был просто тенью Ленина. Трудно назвать другого человека, который был бы ближе к Ленину, чем Горбунов.
  А потом всю оставшуюся жизнь он - по его собственному горделиво-хвастливому признанию - мысленно советовался с Лениным, сверял с ним все свои поступки, помыслы, устремления.
  Теперь мы знаем, каким человеком НСД был Николай Горбунов.
  И если Горбунов был таким - каким же был сам Ленин?!
  
  
  Эпилог
  Академик Лысенко: судьба самого гнусного прохвоста оказалась самой счастливой.
  
  Как уже упоминалась, самой счастливой оказалась судьба наиболее гнусного из этой троицы академиков сталинской поры - Трофима Лысенко. Прохвост Лысенко великолепно чувствовал себя при сталинском режиме, и почти столь же вольготно - при хрущевском.
  Сумасбродный и во многих вопросах недалекий и некомпетентный, как сибирский валенок, Хрущев горячо отстаивал не только самого Лысенко, но и его приснопамятного клеврета Исаака Презента, вместе с ним дьявольски громившего отечественную науку и посылавшего на эшафот прекрасных ученых. Когда ректор Ленинградского университета академик А. Д. Александров отказался назначить Презента заведующим кафедрой дарвинизма, сняв с этой кафедры профессора Завадского, то Хрущев кричал ему: "Как так - ректор приказов не выполняет? За это из партии исключают, с работы снимают, а в военное время расстреливают".
  Презента, однако, заведующим кафедрой так и не назначили - слишком одиозной была личность этого верного помощника Лысенко, слишком одиозной даже для партийных академиков.
  Но долго горевать ему не пришлось: он нашел более чем комфортабельное пристанище на экспериментальной базе Академии Наук СССР "Горки Ленинские". Которой вплоть до своей смерти в 1976 году, оставаясь при этом академиком и лауреатом всевозможных Ленинских, Сталинских и прочих престижных государственных премий, заведовал Лысенко. На природе, на свежем возрасте он дожил до почтенного 78-летнего возраста - как говорится, ни о чем не тужа. Вавилову же оказалось отмерено всего 56 лет жизни.
  Единственное, чем обидели этого Героя Социалистического Труда - отказом похоронить на престижном Новодевичьем кладбище. Положив его просто на Кунцевское. Но это случилось уже после смерти Лысенко...
  Лучше же всех обо всей этой страшной, гротескной и чудовищной истории, и о том жутком времени рассказал поэт и певец Андрей Макаревич в своей песне "Бурьян породил бурьян":
  
  Несогласные шли мишенями в тир,
  Для любого была готова стенка.
  Нас учил изменять окружающий мир
  Академик - товарищ Трофим Лысенко.
  И пахан, от обмана пьян
  Ожидал чудес от земли и неба,
  Но бурьян породил бурьян,
  Из бурьяна не выросло белого хлеба.
  
Оценка: 2.84*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"