Аннотация: Некролог на смерть художника Эдуарда Аркадьевича Штейнберга, скончавшегося в Париже 28 марта 2012 года
Из Парижа пришла грустная весть - едва перешагнув 75-летний рубеж, из жизни ушел выдающийся российский художник Эдуард Штейнберг.
Неумолимая онкология, не щадящая ни правых, ни виноватых. Эдик мужественно сражался с недугом - до последнего дня мечтал еще поработать за мольбертом.
Невысокого роста, худощавый, Штейнберг не подходил под определение титана искусства и культуры. Его сила была в убежденности в правоте избранного пути и в решимости не сворачивать в сторону, не вихлять, а последовательно, до фанатизма продвигать выстраданную концепцию творца.
В искусстве Штейнберг шел по дороге, проложенной Казимиром Малевичем. Он следовал великому мастеру и в абстрактных построениях, и в фигуративных, почти сюжетных композициях своего "Деревенского цикла".
Эдик любил повторять, что по сравнению с Малевичем он не открыл нового - лишь немного повернул его метод применительно к собственному пониманию мира. Но в этом "немного", судя по всему, - весь секрет. Абстракции Штейнберга представляют собою образы метафизической сущности мира и человека, над разгадкой которых с готовностью трудится зритель. Этой работе зрителя помогает безупречная пластическая точность и красота художественного решения. Абстрактные полотна Штейнберга неотделимы от фигуративных композиций, посвященных рассказу о трудных судьбах простых людей - его знакомых и друзей из русской глубинки.
Искусство Штейнберга чуждо плакатной резкости. Оно согрето глубоко личным, теплым чувством сопереживания своим героям. Эдик недаром относил себя к "почвенникам", усматривая в этом термине живую, далекую от всякой искусственности с корнями народной жизни.
Исключительно важную роль в понимании творчества Штейнберга играет глубокое религиозное чувство художника. Его православие не было демонстративным, на публику - он был нечастым богомольцем в храме. Его искренняя, порою потаенная религиозность находила воплощение в обостренном чувстве справедливости, которое было, на мой взгляд, важнейшей составляющей его души и сердца. Эдик болел душой за родную подмосковную Тарусу, за обедневших родственников великого писателя, у которых провалилась обгоревшая крыша, за простых окских рыбаков и даже за доброго бездомного пса по кличке Уголек, которого супруги Штейнберги щедро подкармливали.
На Штейнберга выпала трудноисполнимая миссия - восстановить духовную и творческую связь между русским авангардом первой половины прошлого века, оттесненным на задворки под напором социалистического реализма, и современным русским искусством. Опираясь на наследие Казимира Малевича, со своей частью работы Эдуард Штейнберг справился. По сути, это признала российская Академия художеств, избрав его своим почетным членом.
Авангардизм Штейнберга не имеет ничего общего с бездумным отрицанием достижений прошлых эпох, с изобретением нового ради самой новизны. Искусство Эдика чуждо эпатажу, в этом смысле оно вполне традиционно. Штейнберг отрицал концептуализм за его навязчивую идеологизированность. Он безоговорочно тяготел к картине как наиболее доходчивой форме донесения до зрителя художественного замысла живописца. Картина как жанр живописного творчества в лице Штейнберга потеряла своего верного друга.
Штейнберг входит в ожерелье виднейших художников-шестидесятников. Из их числа в последние годы он был особенно близок с Немухиным. На большой ретроспективе работ Штейнберга, устроенной Третьяковская галереей на Крымском валу, я спросил у Немухина, что он думает обо всей этой великолепной экспозиции. Вместо ответа Владимир Николаевич энергичным жестом поднял вверх большой палец своей сильной руки.
Теперь мы будем ходить в Третьяковку и смотреть а полотна Кандинского, Шагала, Малевича, наших бубнововалетцев и на произведения Штейнберга. Он - в их ряду.