Аннотация: Сон о еврейском мальчике со странным именем Густавио
Сегодня мне нужно провести ночь не дома, а в незнакомой квартире, где скрываются два молодых человека и девушка. Я не должна да и не хочу их спрашивать, зачем они здесь и чего ждут. Мое дело отпереть им дверь квартиры и самой тоже переночевать там. Они мне неприятны почему-то. Но с ними мальчик лет пяти, черноволосый и черноглазый, с веселой улыбкой. Короткие штанишки и полосатый свитерок - синие полосы на бежевом фоне. Из-под свитера выглядывает белый воротничок. Он выбирает момент, когда я вхожу в комнату, где буду спать, и, держась за дверной косяк, заглядывает ко мне и весело улыбается, хочет войти. Его опекуны одеты в светло-зеленые медицинские халаты, а у девушки на голове зеленая косынка с красным крестом. В заложники они его, что ли, взяли? Все молчат - молчит мальчик, молчат молодые люди, молчу и я, хотя мне очень хочется попросить: "Оставьте мальчика мне. Я о нем позабочусь" Но нет, приходит пора прощаться. Для конспирации все переодеваются в какие-то странные полудетские одежды из синей дешевой ткани.
А меня неведомая сила переносит на высокий холм позади собора Василия Блаженного. Я узнала, что мальчика будут вывозить из Кремля через Спасские ворота. Укрывшись в кустах, я, не спускаю глаз с часовых, слежу за машинами, выезжающими из Кремля. Но машины все одинаковые, как же я узнаю, в какой везут моего мальчика? Как узнаю, куда его повезут? А кругом красота неописуемая. Лето, под стенами Кремля зеленые холмы и зеленые деревья, и на этом фоне - красный кирпич кремлевских стен и башен, а под стенами алеют огромные маки.
Кто-то шепчет мне на ухо: "Да он уже там..." И я, пригибаясь к мостовой, через Васильевский спуск бегу на Набережную, к самой стене. Оказывается, здесь тайно роют подземный ход, и руководит этим женщина средних лет в протокольном синем костюме с каким-то значком на лацкане пиджака. Я приглядывюсь и вижу: мать честнАя - Ленин и Сталин в профиль! У женщины властное и хищное выражением лица. Она здесь хозяйка, и вдруг притягивает к себе за локти черноглазого мальчика, приближает к себе испуганное личико, отводит со лба его блестящие черные волосы и внимательно разглядывает. А он испуганно спрашивает: "А зачем тут землю копают?" "Не твоего ума дело", - отвечает она с брезгливой усмешкой и с силой отталкивает его от себя.
Я обнимаю мальчика, крепко прижимаю его к себе, шепчу ему в ухо, что скоро мы отсюда уйдем. Но только отдадут ли мне его? Прежних его опекунов не видно. Но вдруг от кучки рабочих отделяется девушка в заляпанном землей рабочем комбинезоне и говорит: "Бери Густавио и быстро уходите. Скорей, скорей!". Так мальчика зовут Густавио? Какое странное имя! Я медлю и вдруг вижу, что все расступились, стоят около лаза под Кремлевскую стену и глядят на нас с Густавио. И я соображаю: Густавио маленький - он в любой ход пролезет. Сейчас они его туда затолкают. Я хватаю мальчика на руки и, с трудом передвигая ноги, как это бывает только во сне, убегаю. И вот уже Кремль - это прекраснейшее и вместе с тем отвратительнейшее место на земле, средоточие красоты и порока, место торжеств и преступлений - давно позади, и мы с Густавио идем по высокому берегу еле видной отсюда реки. День пасмурный, никакой зелени кругом. Вижу поворот тропинки, там куст, с которого вся зелень уже опала, только длинные красноватые ветки торчат. За поворотом большая лужа. Ветер, неуютно. Густавио приуныл, поднял ко мне личико и ухватился за мою руку. Я почувствовала, что это знак доверия. Как я люблю маленькие детские ручки, умещающиеся в моей ладони! Они мягкие, гладкие, живые, пальчики все время шевелятся, словно что-то говорят моей грубой взрослой руке.
Я знаю, что сейчас нужно будет подниматься вверх на горушку, и там будет повеселее - наверху сияет яркая березовая роща. Но добраться туда не просто, надо перейти на другую сторону реки. Впрочем, здесь ведь есть мост. Мы спускаемся к речке с высокого берега, скользя по сырой земле. Густавио падает на попку и пачкает штанишки. Но некогда их чистить.
Боже мой, я ошиблась, мост гораздо правее. Между тем надо спешить - наверху, за кустами слышатся какие-то голоса, они приближаются. Не ищут ли нас? Ладно, перейдем вброд, река не широкая. Густавио вскарабкался мне на плечи. Я подошла к воде, она совсем прозрачная, видно желтоватое песчаное дно и сонно колеблющиеся длинные ровные водоросли. Но, оказывается, здесь глубоко, перейти вброд не удастся. Надо идти к мосту. Начинаем не спеша подниматься в гору, Густавио спрыгнул на землю и идет, чуть отставая от меня, собирает в маленький букетик ярко-синие цветочки. Бежит за ними в сторону, а я занята поиском верной дороги, и когда передо мной неожиданно возникает глубокий овраг с осыпающимся краем, Густавио со мной уже нет. Я стою на самом краю обрыва, вижу поверхность ската - темный песок с вылезающими наружу корнями деревьев. Мост уже близко, но я решаю прыгнуть через овраг, а, может быть, и через реку. И , не сделав, кажется, ни одного движения, лечу над оврагом
И вот я уже стою на крыльце большого деревянного дома и ожидаю приезда мамы. К ее встрече нужно купить винограду, который продается где-то по соседству. Вообще здесь какое-то странное царство фруктов. Мимо меня проносят на носилках странную девушку по имени Селина, известную тем, что она ест сливы вместе с косточками, и вот теперь она не сумела проглотить их, и я вытаскиваю из ее мертвого рта три огромные сливовые косточки. А меня зовут в виноградный подвал. Здесь пахнет вином и виднеются большие красноватые кисти винограда. Но вдруг вследствие какого-то неосторожного моего движения ящики с виноградом начинают падать, и из них высыпается виноград. Он заполняет все помещение, он мне по пояс. Я начинаю его лихорадочно собирать обратно в ящики. Надо это сделать непременно до маминого прихода, а она уже где-то близко.
Но я не увидела маму, потому что вспомнила, что маленький Густавио потерялся. Я услышала далекий паровозный гудок , бросила все и помчалась к железной дороге.
Два железнодорожных полотна расположены параллельно вплотную друг к другу, я бегу вдоль них. Но вот место, где они расходятся в стороны. Я встаю в этом месте, смотрю вперед, чтобы вскочить в проходящий поезд. Шум двух поездов за моей спиной нарастает со страшной силой, и вот они разбегаются в стороны и летят, летят... Рельсы расходятся все шире и шире. Я бегу, хочу впрыгнуть в вагон, ко мне протягиваются руки, но ничего не получается. Это депортация, в тех вагонах везут евреев, а я не еврейка. Но кто-то выбрасывает мне из окна небольшой плакатик, натянутый на рейки. Большими красными буквами на нем написано: "Густавио жив!"
Поезда уносятся вдаль, а я стою меж двух железнодорожных полотен и плачу и чувствую на ладони неугомонные пальчики моего маленького Густавио.