Аннотация: Приложение к роману "ПЛЕННИК МИФА". (C) Copyright: Борис Алферьев, 2005 Свидетельство о публикации N2512190054
БОРИС АЛФЕРЬЕВ
БЕЛАЯ РЫСЬ
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 К РОМАНУ.
ЛИКВИДАЦИЯ ШТАЛАГА 200/14-Sonder.
Мои собственноручные свидетельские показания.
В лагерь 200/14 я поместил в 1943-м году Ганина - укрывая того на время, пока он оперативно необходим не был. С самого начала Ганин стал передавать мне довольно странную информацию.
По его данным, среди лагерной администрации и охраны "собрались бессмертные, всякие мистики, которые передрались между собой, как в "Мастере Блох" Гофмана". Дальнейшие данные были еще более иррациональны. Я назначил ему встречу в Зальцбурге, на которую Ганин явился, и сообщил, что половину того, что в лагере делается, он еще не знает, так как от него что-то очень тщательно скрывается, все помещения прослушиваются внутренней SD, и, кроме этого, на территории объекта часто появляются крупные партийные функционеры. И еще были отрывочные разговоры, что в лагере пытаются построить Шамбалу.
Шамбала - это понятие, означающее любую территорию, захваченную тотальным влиянием и контролем "Затомиса" - мистической цепи живых и мертвых посвященных какого-либо центрального тибетского монастыря. В Шамбале все жители абсолютно подчинены ламам, и находятся в непрерывном бдении и посте, добровольном, или насильственном - можно ведь просто их почти не кормить, и не давать им спать - ну, и таковые жители образуют мистическую цепь, позволяющую ламам творить чудеса. Это типичная, и очень реальная психотехника. Шамбала, в принципе - территория размером от одной деревни до всей Земли - как получится. Когда жители Шамбалы вымирают от вполне естественного истощения, сумасшествия, вызванного постоянной мистификацией, и прочего, Шамбала переносится в другое место.
Ганин сообщил, что по мнениям людей бывалых, это - "еще не самый страшный лагерь, только интеллектуалов собралось многовато. Некоторые обсуждают всерьез, не набрить ли себе тонзуры, даже протестантам, а на воротах лагеря вместо "Путь к свободе - послушание и труд" повесить: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Только это не ново. Кое где висит и такой транспарант: "Здесь входят в ворота, а выходят через трубу". Здоровый тевтонский юмор. Глупость - извечная проблема среди нестроевых частей. Писали бы прямо: "Из Шамбалы нет выхода. Войдите, и будьте счастливы тем, что здесь есть." (Слова Ганина).
Я пришел к выводу, что под влиянием того, что Ганин насмотрелся в лагере, его рассудок пошатнулся, и решил сначала ликвидировать Ганина вследствии того, что он стал представлять опасность, будучи не в здравом рассудке, а еще я подозревал его и в работе в пользу НКГБ СССР, впрочем, это не подтвердилось, а Ганин пока оставался там же, где и был, и я готовил его эвакуацию в Южную Америку.
Скоро Ганин сообщил, что в одном из корпусов лагеря устроен детский бордель для приезжающих, причем предлагаются не только подростки обоих полов, но и дети от 6-7-и лет, так же обоих полов. Услуга была довольно дорога, и была доступна только крупным чинам в Округе. На территорию секретного объекта при этом постоянно ввозились посторонние люди.
Я снова вызвал Ганина, допросил его, немедленно вывел из операции, и запросил данные об этом у начальника отделения гестапо г. Ламсдорфа, который был моим знакомым. Данные косвенно подтвердились. В Ламсдорфе арестовали одного из научных сотрудников лагерного госпиталя, и направили ко мне. На допросе он мне во всем признался.
Я немедленно сообщил обо всем Артельдту в частной беседе. Артельдт доложил Розенбергу, тот - Гиммлеру. Гиммлер немедленно собрал совещание, на котором выражался в том смысле, что "такой позор нужно немедленно смыть, и всю гниль выжечь каленым железом". Мне было предложено возглавить операцию.
Несмотря на свой возраст, я чувствовал себя отлично, был в форме, и мне было подчинено шестнадцать обер-офицеров люфтваффе для выполнения диверсионных задач особой сложности за рубежом. Нам была поставлена задача проконтролировать уничтожение лагеря, арест, и уничтожение его администрации, и служащих его охраны. Я собрал свою команду, и получил дополнительный приказ контролировать секретность и исполнение задач зондеркомандой SD "Зигфрид-8".
Зондерлагерь 200/14 был довольно большим, хотя он был выведен из лагерной экспедиции шталага VIII-B, имевшего имперский номер 344. Для примерного определения площади лагеря можно было воспользоваться следующим мерилом: сегменты внутренней стены проволоки, бывшей, разумеется, под током, разделяли двенадцать охранных вышек с прожекторами и пулеметчиками, ну а каждая такая вышка, как известно, контролирует двести пятьдесят метров стены ограждения, и сто - в глубину территории охранной зоны. Вышками охранялись три внешние стены, а стена административной зоны лагеря промежуточными вышками не охранялась - административная зона была обнесена сплошной бетонной стеной снаружи, и дополнительным барбетным валом между внешней и внутренней проволочными стенами - со стороны охранной зоны.
Построен лагерь был на ровном поле между тремя торфяниками, и чахлым, почерневшим от горевшего каждый год торфа лесом. Заключенные дети работали на торфе, и только на торфе - на ближайший рудник их не водили, хотя это было и возможно, однако администрация лагеря не желала допускать контакта спецконтингента с заключенными двух других лагерей, находившихся в этом районе.
Над низиной, в которую, словно камень в нишу, был встроен лагерь, господствовали еще три высотки, на которых были размещены строения, о назначении которых не знал в лагере почти никто. Мы застали их пустыми, и, взяв под контроль, рассадили там по паре снайперов.
Бараки были двух типов: старой постройки каменные блокгаузы - вероятно, фермы или конюшни, оставшиеся от тех времен, когда здесь было еще мирное сельское поместье, купленное имперской казной у разорившихся хозяев году так в тридцать девятом - сороковом. Блокгаузы были перестроены почти до полной неузнаваемости. Кроме них были еще длинные деревянные бараки, выкрашенные мерзкого вида зеленой краской с номерами на двустворчатых широченных дверях. Эти бараки были построены рядами, и в каждый барак новой постройки втискивали по 840-900 человек, а то и по тысяче - бараки набивали под завязку, ибо так легче было наблюдать за заключенными, и кроме того, не надо было топить печей. Прямая экономия дров и стройматериала не была произволом лагерной администрации - такое размещение контингента было введено директивой начальника вооружений вермахта и командующего армией резерва от 17 октября 1941 года. И хотя в директиве отмечалось, что такое размещение является мерой временной, и в дальнейшем применяться не будет, положения ее не изменились до сей поры, мало того, аналогичный приказ за 1943 год пришел от начальника управления по делам военнопленных генерала Германа Рейнеке, а приказ за 1943 год по войскам SS, подписанный SS-обергруппенфюрером Эрихом фон-дем Бах-Зелевским, требовал уплотнить размещение заключенных детей в типовых бараках до 1300 единиц, потому что они должны занимать меньше места. Этого уже выполнить, при всем старании, никак не смогли - как видно, Эрих фон-дем Бах-Зелевский мало бывал в типовых бараках, и плохо помнил их размеры - 38 метров в длину и 12 в ширину при высоте крыш в 8 метров, и это без учета размеров нар, и служебных объемов, а к тому же еще нужно было непременно сохранять очищенными от людей центральные проходы - для беспрепятственного прохождения через каждый барак охраны.
Зона лагеря была окружена прежде всего рвом, около которого имелись постовые будки, за рвом было минное поле с шпринг-минами S-34. За минным полем были две стены проволоки под напряжением в 900 вольт. Проволока была накручена на изоляторы на толстых бетонных быках, на каждом из которых вверху находился мощный фонарь, светящий вниз, а ниже фонаря - красноречивая табличка, предупреждающая о высоком напряжении на проволоке. Расстояние между двумя стенами было не меньше восьми метров, и по проходу между ними раз в пять минут проходили патрули, а за внутренней стеной мерно шагали часовые - все из "Валькирии" - никаких армейских нестроевиков или украинеров*.
Вдоль маршрутов патрулей и часовых были натянуты тонкие лееры из троса с флажками, чтобы, случись что, девушки из охраны не угодили на проволоку.
У лагеря было двое главных ворот: ворота внешней стены, и ворота внутренней, и между ними было расстояние метров в сто пятьдесят - вторые ворота находились левее. Прибывающие заключенные сто пятьдесят метров прогонялись между стенами - расстояние от внешней стены до внутренней здесь расширялось до пятнадцати метров. Заключенных прогоняли по этому участку колонной по два, и непременно бегом.
По прошествии этих ворот взгляду открывался сам лагерь, который сразу поражал своей чистотой, и какой-то демонической гордой молчаливостью служащих внутреннего конвоя. Лица девушек не выражали даже равнодушия - они не выражали ничего! - словно были вылеплены из воска. Именно так, а не иначе должен был бы выглядеть ад - чистым, опрятным, хорошо продуманным - фабрикой наказания с отлично вышколенным персоналом, расположенной под низким, серым, редко когда проясняющимся небом.
Жилая зона для служащих начиналась за стеной, делившей пополам общее лагерное ограждение - так же двойной, с маленькими служебными воротами. Можно было сказать, что за проволоку попадали не только заключенные, но и сами охранницы. Разница была только в том, что со стороны жилой зоны стены шли почти вплотную - в трех метрах, но зато проволока была намотана более густо, и между стенами, как уже говорилось, были барбеты. По внешней (обращенной к жилой зоне) стене ток пускался только в темное время суток, или в случае тревоги - в караульных службах имелись специальные щиты с рубильниками. Кроме того проволока жилой зоны гарнизона имела автономное питание, и при сохранении напряжения сила тока в ней была снижена.
Ворота для входа на территорию жилой зоны извне и въезда транспорта были бронированными, и находились между двумя пулеметными вышками с усиленными нарядами на них. Часовые на вышках имели право стрелять без окрика даже по лицам в немецкой военной форме. Кроме пулеметчика, подающего и наблюдателя в состав наряда всегда входил снайпер. Все - девушки.
К северу от тех ворот, через которые заключенные впервые входили в лагерь, чтобы не выйти из него уже никогда, находился комплекс, называемый среди желающих острить "божьей канцелярией", но у более серьезных людей он носил прозвище гораздо более краткое, и гораздо более грозное - "айнзатц". В этом комплексе было все - крематорий на двенадцать печей прямого горения с угольными топками, патологоанатомическое отделение медицинской службы (общелагерной), две газовые камеры новейшей системы - не того типа, что были рассчитаны на бытовой ядохимикат "Zyklon B", а герметические боксы, в которые пускался новый на той же цианистой основе, но летучий, размещенный в баллонах высокого давления, похожих на те, какие применяются при автогенной резке. Разработаны камеры были именно в лагере 200/14, здесь же и испытывались.
Из газовых камер трупы поступали по тоннелю в блок утилизации. Тоннель, закрывавший транспортер, сделан был из гофрированного алюминия. После утилизации трупы поступали в крематорий, тоже по тоннелю.
В лагере 200/14 около "айнзатца" существовал пост. В зоне лагеря обо всем, что касалось смерти, предпочитали молчать. "Айнзатц-команда" содержалась отдельно от прочих заключенных, в своем блоке, отрезанном от общей зоны бетонной стеной. Никуда из "айнзатца" обслуживающая команда не выходила. Они видели только крематорий, один крематорий, приходя туда каждый день, покуда их туда не приносили. Статистика по лагерю была такова - один трупонос живет три недели - вынося трупы из камер, трупоносы все же понемногу отравливались, и умирали почти всегда от хронического отравления, а не от истощения, так как кормили их двойным пайком, и выдавали им ватные теплушки советского военного образца - из трофеев. Но в новых трупоносах недостатка не было - стоило только пообещать двойной паек, ватную теплушку, и освобождение от торфоразработок, как желающих подростков набирались десятки на одно место.
В отдельной спецтерритории лагеря вне зоны проволоки находился так называемый "Детский госпиталь для перемещенных лиц", представлявший собой по сути исследовательский институт. В госпитале разрабатывались и испытывались на заключенных новейшие медицинские методики, медикаменты, боевые отравляющие вещества - в частности "Tabun" и "Sarin", аконитиновые пули, и модификации "Циклона", а так же психотропные средства - производные фенотиазина и раувольфии в комбинации со скополамином. Проводились и повторные серии экспериментов по темам, разрабатываемым в других лагерях, и испытания по заказам Люфтваффе. "Госпиталь" состоял из трех больничных корпусов в четыре этажа вверх и три под землю плюс рядом с корпусами четыре жилых блока для подопытных заключенных, и блок команды обслуживания - команда обслуживания целиком состояла из уголовников арийского происхождения. В подземных этажах больничных строений, как и положено аду, находился ад - экспериментальная и стендовая базы госпиталя, и собственно палаты для подопытных. Наверху первых двух корпусов были операционные, и обычные больничные палаты - жертвы сначала находились в них, где их лечили, откармливали, реабилитировали, и только когда их физическое состояние поднималось на необходимый для опытов уровень, "пациентов" спускали вниз, и оттуда они уже никогда не возвращались. При "госпитале" был и свой небольшой "айнзатц" с тремя электрическими печами высокого напряжения и с кислотной ванной - некоторые трупы растворяли в кислоте - сжигать их запрещалось.
В блоке реабилитации и происходила торговля детским мясом - их оттуда по специальным личным делам выбирали, и, выбрав, вызывали в одноэтажный корпус в той же зоне. Дети готовы были на все за порцию пищи. И им под страхом смерти вообще запрещалось говорить.
Мы с моей командой явились в лагерь уже после того, как охрану начал принимать на себя специальный дивизион "Зигфрид", и должны были заниматься только уничтожением строений, и, возможно, пресечением утечки информации, и возможного бегства. Лагерь еще работал, и мы какое-то время наблюдали за происходившим там.
Согласно приказа Гиммлера весь контингент заключенных в лагере, включая лагерных помощников - капо и умшмидеров* - было необходимо уничтожить в кратчайший срок. Охрана лагеря часть заключенных собиралась пропускать, как обычно, через газовые камеры, но командир "Зигфрида" воспротивился этому: пока в баллонах еще был газ, его надо было израсходовать, так как снять не пустые баллоны из системы камер не представлялось возможным без риска утечки газов, но новые баллоны снаряжать в систему было запрещено, их опечатали, и вывезли автомобильным транспортом. Тогда администрация лагеря прибегла к массовому расстрелу: на карьере был вырыт большой котлован, в котором был разведен огонь; на краю котлована производились расстрелы, и расстрелянных сбрасывали в котлован - в огонь.
Лагерь подлежал свертыванию - решили в этом месте строить аэродром для бомбардировщиков дальнего действия. Из тех бараков, которые можно было разобрать на стройматериалы, заключенных переводили в те, что были похуже, из-за чего набили их до пределов возможного и за неделю расплодили вшей до такой степени, что они стали хрустеть под ногами подобно песку, и охранники, которые ежедневно старались мыться, все равно были искусаны, и чесались как стадо обезьян, что, понятное дело, настроения их отнюдь не улучшало, и, естественно, не смягчало их отношения к заключенным, а наоборот - теперь охрана применяла оружие против них чаще - без обиняков начали пристреливать за всякую, даже самую малую, даже кажущуюся попытку неповиновения.
Опустелые бараки тотчас разбирались, и стройматериалы, часто довольно низкого качества, но все равно - складировались на месте для нужд будущего строительства. Часть их вывозилась. Часть все же отбраковывалась, и шла в огонь. Целью было оставить на месте лагеря пустое ровное пространство, лишь огражденное проволокой, и нетронутый городок охраны - под будущие казармы. Госпиталь должен был представлять собой только пустую коробку здания, в которой ничего вообще не смогло бы навести на мысль о том, что здесь помещалось ранее. Подземные этажи предполагалось переоборудовать в бомбоубежища и бункеры. Остальное - взорвать.
Когда мы прибыли, газовая камера еще работала, и нас пригласили посмотреть на ее действие. Я посчитал, что это было бы полезно для моих офицеров, которые видели на своем веку многое, но такого еще не видели, так что все мы там побывали, прежде чем "айнзатц" был нами закрыт, и в нем нами же было произведено минирование, и строгая охрана.
Газовые камеры были построены из плотно пригнанных друг к другу бетонных блоков с внутренней обивкой, и по швам промазаны суриком. В стенах так же были вделаны смотровые окошки из плотного, небьющегося стекла.
Разработчики стремились устранить следующие недостатки камер обычного типа: во-первых, сделать смерть обреченных мгновенной, а то в больших камерах заключенные умирали до 10 минут, при этом издавая громкий гул, похожий на тот, что издают пчелы, если в улей плеснуть бензину, да еще бывали случаи, что некоторые выживали, если падали лицом в лужи мочи, испускаемой умирающими. Все это действовало на нервы охране лагерей, да и многие солдаты просто травились. В Аусшвице, к примеру, газ поступал через вертикальные трубы, ведущие из термических испарителей, в которые таблетки с газом высыпались вручную - солдат выбивал пробку, и опрокидывал банку в зев трубы, которая вела в термический испаритель. Солдат был защищен противогазом и резиновыми перчатками, и только, и часть газа вытекала в атмосферу при вскрытии банки, поэтому многие так или иначе пострадали. И сам "Zyklon-B" - средство для борьбы с вшами и крысами - был в принципе нефункционален - это был цианистый водород, абсорбированный на кизельгуре, и рассчитанный на медленное выделение агента, и поэтому приходилось создавать в камере очень высокую концентрацию газа, что создавало большие трудности при дегазации, и долгие простои камер, да и все равно газ действовал не мгновенно, как задумывалось. Доктор фон Зиверс* говорил, что печи Аусшвица - это ритуал, и тут и был ритуальный смысл - уничтожать евреев средством от вшей, но вот для фабричного производства смерти, которое требовалось в других лагерях, это годилось уже не очень.
В новой камере введение газа происходило без участия солдат - и девушек в лагере 200/14 не мучили ни головные боли, ни кошмарные сны. Вентиль, впускающий газ, и вентиль, впускающий дегазатор, открывал в специальном помещении дежурный врач "айнзатца".
Это была, как уже говорилось, новейшая экспериментальная камера - созданная с учетом всех ошибок, которые допускались при строительстве предыдущих. Процесс уничтожения проходил так: газ "SRG" - цианид предельно летучей фракции - подавался из баллона высокого давления, (их было два - в одном находился сам цианид, в другом - деактиватор), и поступал в камеру через отверстия в полу - отверстия эти служили и для стока воды, как в обычной душевой, под это, в принципе, и маскировались. Поступая с пола, газ действовал эффективнее, так как был легче воздуха, и быстро заполнял объем камеры, не оседая вниз, и не создавая эффекта, который часто встречался в других камерах - казнимые спасались от газа, залезая на тела умирающих, и образовывали своего рода пирамиды - это продлевало агонию многих на пять и более минут. В другом баллоне, под высоким давлением, находился химический дегазатор, который впускался после - подавался он в испаритель, устроенный над потолком, и оседал через множество отверстий в потолке - оттуда же могла идти и вода, опять же как в обычной душевой. Дегазатор осаждал цианид на пол, и связывал летучий токсичный компонент в соединения, легко растворимые в воде. Неактивный газ просто смывался водой через те же отверстия в потолке, и еще из шланга - опасности он уже не представлял. Через пять минут в камеру уже можно было входить без противогаза. А отработанную воду пропускали через специальный очиститель, который осаждал токсичные растворы, и очищенная вода, не представлявшая больше никакой опасности, шла обычным порядком в канализационную трубу. Цианистые осадки после заполнения очистителя выделяли, и утилизировали - как сырье для производства того же газа "SRG", или газа "Tabun".
Цианистый газ "SRG" производства спецлаборатории учреждения "200/14-Sonder", - метилцианат*, отличался от абсорбированного цианистого водорода ("Zyklon-B"), и жидкого цианида с низкой температурой кипения ("Zyklon-A") производства концерна "IG Farbenindustrie" прежде всего именно тем, что мог самодегазироваться, и не представлял последующей опасности, в то время как "Zyklon-A" требовал бы очистки воздуха в камере через фильтр, и вообще - его надо было распылять. А "Zyklon-B" не самодегазировался, реагировал с водой, которой, кстати, и вымывался из камер, и все эти ядовитые стоки шли в германские реки, создавая реальную угрозу здоровью населения, и сельскому хозяйству Рейха - говорю словами Германа Рейнеке, который при мне говорил об этом с Герингом. Ну а уж в боевом применении "Zyklon-B" был совсем не годен, и являлся ядохимикатом для народного хозяйства. Газ же "SRG" в боевом применении был настолько эффективен - как в виду своей высокой токсичности, так и в виду легкости дегазации - что его было решено применять даже в легком вооружении - в частности, лаборатории в лагере 200/14, и производственной лаборатории в лагере Заксенхаузен, что близ Ораниенбурга, был дан заказ на производство тысячи ручных гранат с этим газом ("Farben" производил тысячу ручных гранат с дегазатором для "SRG"). В разработке так же были снаряженные этим газом реактивные гранаты для минигранатометов SP-43 "Panzerknacke". Все это затребовали для себя войсковые части специального назначения "Brandenburg-800"*.
В газовой камере газ "SRG", как уже подчеркивалось, был так же более эффективен, и более безопасен, чем другие "Циклоны" - это было достоинством, перевешивающим даже то, что постройка камер под "SRG", рассчитанных на массовое уничтожение, обошлась бы Германии в три раза дороже камер старого типа. Биологически связанные остатки газа "SRG" полностью выгорали в крематорных печах, в то время как газ "В" выбрасывался частично с крематорным дымом. Этого допускать было ни в коем случае нельзя - "здоровье нации прежде всего" (Гитлер).
Заботой Гитлера о здоровье нации объяснялось и то, что он настрого запретил Кейтелю в каком-либо виде разворачивать тактическую химическую войну - Гитлер сам хлебнул газа в окопах, и очень беспокоился, что от своих же атак пострадают немцы. Газы несколько раз применялись в борьбе против партизан на юге России, и то - в основном класса "Синий Крест" - раздражающие хлорацетофенон и хлорпикрин, но и это начинание было скоро пресечено строжайшими приказами - после атаки партизанской базы в катакомбах Аджимушкая, о которой пожалели сами атаковавшие. Кроме того, Гитлер опасался еще и акций возмездия, и самое главное: генерал Варлимонт* подсчитал, какие убытки будут нанесены экономике захватываемых территорий при современной химической войне, и твердо заявил, что применение газов в военных целях совершенно нерентабельно для страны-победительницы.
Химическую войну, что интересно, чуть не развязала Англия - Черчилль отдал было приказ бомбить Берлин бомбами с ипритом, но его от этого вовремя удержали - Германия была способна силами всего трех эскадрилий обработать всю территорию Великобритании зарином, против которого тогда не было ни средств защиты, ни эффективных противоядий. Англия бы за сутки превратилась в большую покойницкую, что не было нужно ни немцам, ни, тем более, англичанам.
Так или иначе, газы применялись только в концлагерях, и то - пошло это с того, что Гиммлер приказал найти способ уничтожения неполноценных элементов, при котором немецкие солдаты принимали бы в этом минимум участия - Гиммлер вполне справедливо заключил, что массовые расстрелы могут травмировать психику солдат Империи. Здоровье нации - прежде всего!
У экспериментальной камеры был недостаток - за раз она вмещала не более тридцати человек. Время действия камеры от загрузки до загрузки равнялось двадцати пяти минутам - пять минут на действие газа, пять - на дегазацию, за пять минут трупы перекидывались "айнзатц-командой" на транспортер, и десять уходило на промывку камеры из шлангов, и проветривание. Но все же пропускная способность была мала, и поэтому, когда уничтожению подлежало большое количество заключенных, тогда либо вызывали из города несколько S-Wagen"ов, либо прибегали к расстрелам. Из лагеря 200/14 никогда не выходил живым ни один узник, хотя лагерь статуса лагеря уничтожения и не имел.
На глазах моих офицеров смертников загнали в камеру без обычных предлогов, вроде помывки в душе, санобработки перед переводом в другой лагерь, или бани перед отправкой на родину. Четыре партии обреченных просто загнали в камеру, четырежды герметичные двери были заперты и отперты, и четыре раза врач пускал газ, отсчитывал по часам время полной экспозиции, и пускал дегазатор.
Дети знали, что с ними собираются сделать.
Газ действовал почти мгновенно - обреченные хватали руками друг друга, выгибались грудью вперед, и падали как подкошенные. На этом все было кончено - тела можно было выносить, и смывать в сток ядовитую росу и лужи мочи, испущенной умирающими. Обмывка происходила сразу - до выноса трупов.
После обмывки обычно трупоносы выносили мертвецов в другую дверь, и начинали "Letzte-bearbeitung": обрезали с них волосы, которые шли на мягкие тапочки для экипажей подводных лодок, вышибали золотые коронки - если были (коронки эти переплавлялись, и в виде слитков золота шли в Рейхсбанк на счет SS, равно как и оправы очков, а стекла очков шли на новые очки для немцев). Все это "наследство" сносили в блок утилизации, а тела отправляли в печь. Все это занимало меньше получаса при опытном персонале. Но теперь было не до этого: трупы несли в печи. Мои офицеры были лишены зрелища утилизируемых детских волос и очков, но им и этого было достаточно. Кстати сказать, один из них после застрелился, и я не осуждаю его за это.
Расстрелы шли постоянно. Никаких торжеств типа "страшного суда" устраиваемо не было: детей, которые уже не могли работать, сначала лишали обуви, а потом, когда и это их не подгоняло, методично расстреливали у карьера, и каждый, кто хотел, мог принять в этом участие. Зондершютцкампани работала споро: вперед, на колени, а кто упирается - прикладом по голове, или между лопаток, так что дети от боли и мельтешения в глазах сами на колени обрушивались, и, не сбавляя темпа - по пуле в затылок; дети кубарем скатывались в смолящий густо дымом зев карьера, куда периодически подбрасывали еще торфа, и подливали керосину; жар и смрад - как в аду, только серы и не хватало. Лбы у всех взмокали от пота, из-под касок валил пар, но каски никто не снимал. Надзирательницы и офицеры то и дело встревали в экзекуцию, но не развлечения ради, а с тем, чтобы все побыстрее отделались - деловито, и без острот. Особо не усердствовал никто, никто не куражился, да и не хотелось никому куражиться - все привыкли. На лицах их было ясно написано, что они де выполняют свой долг, и тем гордятся, а если несколько и тяготятся этим, то виду не покажут ни в каком случае. Была в их вмешательстве, впрочем, некоторая безалаберщина, и только зондершютцкампани работала четко, как автомат: бросок к толпе, вырвали пятнадцать орущих благим матом живых окостенелых подростков, бегом к краю карьера, на колени, а для верности - по черепу затыльником, а потом в затылок пулю - nieder! Пуля одна, карабины или парабеллумы, автоматов нет, незачем очередями бить, береги патроны - в Отечестве Эмма и Куртель делают их не для того, чтобы ты бездумно их тратил - только в дело! Стрелкам помогают совсем юные девушки, добивают неубитых случайно, стреляя из парабеллумов в зев карьера. Тем временем еще пятнадцать человек летят в огонь с затылками, старательно простреленными стрелками из зондершютцкампани. Так продолжалось до 1-го марта 1944 г., когда начали приниматься меры к окончательной ликвидации лагеря.
Второго марта с утра приехала целая колонна грузовиков, и демонтированное силами заключенных оборудование было погружено и увезено. Утром третьего грузовики приехали снова, и вывезли личные вещи всего лагерного гарнизона. Ночью с третьего на четвертое приступили к окончательной ликвидации оставшегося лагерного контингента.
В полночь охранники ворвались в оставшиеся ветхие блоки, которые не годились уже даже для разборки на стройматериалы, и в которые были набиты оставшиеся заключенные, без разбору пола, возраста и национальности, часть их подняли, и начали быстро выгонять на улицу, а остальных начали расстреливать прямо там. Выгнанных же приняли в перекрестный огонь зондершютцкампани, отряд "Z", и пулеметчики. Началась резня.
Вне бараков не уцелел никто. В бараках так же многие были убиты, но кое-кто сумел спрятаться под нары и уцелеть. Это, впрочем, ненадолго: во вторую очередь вступили огнеметчики "Зигфрида" с ранцевыми аппаратами, и скоро все бараки были охвачены гудящим пламенем. Отряд пожарных локализовывал пожары.
Внутри горящих бараков слышался жалобный вой горящих заживо детей. Кое-кто ухитрялся выскакивать из огня - прямо под прицельный огонь блокировавшей пожарище охраны.
К полудню четвертого все было кончено. Шталаг номер 200/14 фактически перестал существовать. Несгоревшие останки обливали кислотой прямо на месте, или обрабатывали негашеной известью. Негашеной известью были обработаны и прочие могильники.
В ночь на пятое марта все солдаты и офицеры, оставшиеся на службе и не затребовавшие отпусков, должны были погрузиться в машины, и отправиться, как им сообщили, в Штеттин или Бреслау, в распоряжение местных управлений SD. Некоторых во время эвакуации предполагалось арестовать, и доставить в специальной машине в штеттинское гестапо. Был составлен арестный список.
Ночью с четвертого на пятое марта в зоне лагеря 200/14 было светло как днем - горели погасающие и вновь разжигаемые костры, на которых сжигались ранее несгоревшие остатки лагеря. Лагерные капо и коллаборационисты закончили с кострами, их построили, и стали грузить в крытые бронированные фургоны. Когда коллаборационисты сообразили, что их погрузили в газенвагены, было уже поздно - они уже ехали, и, как выяснилось, в последний путь.
Мы с моей группой провели полное минирование специальных объектов, и все стерли с лица земли. Документы по лагерю были частично переданы в Управление "А" в Зальцбург, частично уничтожены.
Служащих охраны по дороге потихоньку разоружили, и взяли под конвой. Через 12 часов их всех пропустили через "Menschenmulle", кроме троих, от которых получили полный список тех, кто бывал на объекте в качестве "гостей". Мы до мая месяца занимались розыском виновных по делу. Всех уничтожили.
Так закончил свое существование зондерлагерь VIII округа, имевший имперский номер 200/14, который теперь снится мне едва ни каждую ночь.
Да, я принял в этом свое участие.
[1948]
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Имеются в виду украинцы из "Ukrainerhundertschaft" - охранные соединения, которые охраняли железные дороги и концлагеря. В Освенциме 70 процентов охраны были из украинеров.
* "Перековавшиеся" - заключенные, начинающие сотрудничать с лагерным режимом.
* Вольфрам фон Зиверс - генеральный секретарь Ahnen Erbe. Повешен в 1945 г.
* Сходный цианид применяется сейчас в некоторых штатах США для смертной казни, и по праву считается более гуманным умерщвлением, чем электрокутирование. Интересно, что они добавляют в газ эссенции "с запахом цветущих растений", чтобы, цитирую: "доставить максимум комфорта казнимому". Это вообще чушь, так как и сам газ имеет лишь слабый запах горького миндаля, но в этом - типичный пример психологии американцев.
* Парашютно-диверсионная сводная дивизия, подчиненная OKW-Geheimdienstamt Ausland/Abwehr.
* Начальник хозяйственного управления OKW