Нуякшева Ольга Евгеньевна : другие произведения.

Лабиринт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   ЛАБИРИНТ
   ГЛАВА 1. ОЧЕРЕДНОЕ ПРИСТАНИЩЕ
   В доме, куда Филимон попал на этот раз, жили трое: молодая, лет 30-ти, баба, простоволосая, с бледно-белесыми бровями и ресницами, крепкий приземистый мужик с чёрными, как уголья, глазами из-под такого же чёрного, лохматого чуба и девочка лет 5-6-ти, юркая и чернявенькая.
   На ночлег они пустили путника безропотно, даже с какой-то обречённой покорностью.
   - Проходи, коли пришёл, - вздохнула молодуха.
   - Гость пришёл! - радостно взвизгнула девчонка. - А у тебя подарок есть?
   - Цыц, Лизка! - беззлобно прикрикнул на неё мужик. - Тебе бы только воду хлестать. Гостя накормить для порядку надо.
   Филимон не понял, причём тут вода и подарок, но уточнять ничего не стал. Уже по опыту знал, что со временем всё само собой откроется.
   За столом, освещённым тусклым светом чадящей керосиновой лампы, хозяева вели себя так, будто его, Филимона Изверова, и вовсе нет. Положили ему в алюминиевую миску картошки с растительным маслом, чуть присыпанную луком, поставили кружку молока и забыли про гостя. Вяло, как бы нехотя говорили между собой, а Изверова не замечали.
   - Тань, ты чего картошку так пересолила? - это мужик.
   Таня в ответ:
   - Это тебе так попало.
   - Значит, перемешала плохо.
   - Чё прицепился? Сам готовь и перемешивай, сколько хочешь.
   - Ведь пить захотим. Где воды-то столько напасешься? - хмуро бормотнул мужик.
   - Потерпишь, не маленький, - сурово ответила Таня.
   - Тань, завтра у Шлыковых баня. Пойдём?
   - Чего спрашиваешь? Конечно, пойдём.
   - А за мной в прошлый раз ихний Кузя подсматривал, - без стеснения сообщила девчонка Лизка. - Теперь я за ним подсмотрю.
   - А ремня? - громко, но беззлобно рявкнул папаша.
   - Спать пора, - зевнула Таня. - Миш, поросям задал?
   - Угу.
   Женщина составила в таз грязную посуду.
   - Ну-ка оботри, - сказал она как бы самой себе Лизке.
   Лизка с недовольной мордочкой схватила тряпку и стала счищать остатки пищи с мисок.
   - Да завтра ж воды с баньки принесём. Тогда б и помыли, - встрял отец.
   - Ага, а скотина пущай без воды сидит? - зло зыркнула на мужа Таня. - Пусть скрябает, пока пища не засохла в мисках.
   "Странная деревня, - подумал Филимон. - Куда же это я на этот раз угодил?"
   Деревня и впрямь была странная. Навскидку дворов 7-8. Ни радио, ни телевидения, ни телефонов, ни электричества. Какой-то дикий, допотопный мир.
   "Скорее бы уж х-идентичное пространство", - кольнула тоскливая мысль. За последний год он увидел столько чужих жизней и судеб, что хватит не ан один людской век. А может, прошло уже два года, или пять?.. Со счёта он давно сбился. Время везде текло по-разному.
   Прошлый раз он вообще попал в пещерный век. И огромный детина, лохматый, бородатый и полуголый, чуть было не прибил его дубиной, выгоняя со своей территории. Хорошо, что Филимон вовремя вспомнил про зажигалку, чиркнул, и дикарь сразу же отпрянул в сторону, как ошпаренный, после чего ему разрешили переночевать в пещере и даже дали обглодать кость какого-то зверя.
   Впрочем, этот дикарский мир был просто сказкой по сравнению с зоной военных действий, в которую умудрился попасть Филимон в один из недавних своих перемещений. В этой причудливой форме существования обретались маракузы, кеонийцы и майдены. Маракузия вела войну с Кеонией не на жизнь, а на смерть, каждая за свою идеологию. Маракузы провозгласили своим лозунгом свободу во всём и объявили себя свободолюбивым народом. Кеонийцы были приверженцами добродетели и считали себя добродетельными людьми. Свободолюбие маракузов было своего рода протестом против кеонийской идеологии добродетели. Ведь кеонийцы ввели в ранг закона практически все нормы нравственности и морали. Нарушил главную добродетель верность, ушёл от жены к другой - ты уже вне закона. Не донёс на вора за кражу куска хлебы - значит, преступил закон. Не проявляешь деятельного милосердия к обездоленным - значит, нарушаешь закон. Недобродетельные люди Маракузии сидели в тюрьмах и лагерях. Идеология Маракузии агитировала за крепкие семьи, за милосердие, за честное служение родине. Это были отличные лозунги, но кеонийцы считали их неправомерным ущемлением прав личности, и кстати, небезосновательно. Нейтралитет в этом вопросе соблюдала Майдения, не участвующая в военных действиях. Всё это Филимон узнал, побывав в плену у маракузов. Спас его от верной гибели нейтрал-майденец. Провозгласившая себя страной без идеологии, Майдения ставила перед собой весьма благородную задачу - спасти жизни как можно большему количеству людей вне зависимости от их принадлежности к той или другой идеологии. Благодаря мудрой позиции майденов Филимон тогда остался жив. Его просто выкрали из стана маракузов и отпустили на все четыре стороны. А вскоре колесо туннеля переместило его в следующий мир.
   По сравнению с тем безумным театром военных действий, да и с пещерой дикарей, нынешняя странная деревня казалась раем. Здесь не стреляли, не размахивали дубиной, не грозились убить. Матрас, набитый соломой, куда мягче, чем камни, покрытые шкурой медведя, да и картошка с луком лучше, чем голодная смерть в плену у маракузов.
   Филимон пригрелся возле печки и, сморённый незатейливым, но сытным ужином, мгновенно уснул.
   Утром его разбудила хозяйка:
   - В баню-то с нами пойдёшь?
   - А удобно? - вопросом на вопрос ответил Филимон.
   - Ну ты даёшь. А если неудобно, то чё, мыться не будешь?
   - Надо бы, - промямлил Филимон. Он всё равно не знал, куда девать ему время, и уже привык к тому, что в чужих реальностях надо следовать за предлагаемыми событиями.
   - Тогда вставай, засветло пойдём. Дай Бог, до сумерек дойти. Удобно, неудобно.... Мыться-то всё равно надо, - ворчала хозяйка себе под нос. - Следующий банный день только через полгода наступит.
   - Как? - ошарашенно спросил гость.
   - Ты что же, нездешний? - вступил в разговор мужчина. - Это из каких же ты краёв?
   - Да уж, скажи, откуда прибыл, - проявила живой интерес Таня. - Нам бы туда перебраться. У нас-то большая вода только два раза в год бывает. Пропустишь - жди ещё полгода до малого звездопада.
   "О, Господи, - вновь с тоской подумал Филимон, - куда меня занесло?" А вслух сказал:
   - Я очень издалека и заблудился. Я сам не знаю, как вернуться обратно.
   - Он глупый, - тыча пальцем в Филимона, взвизгнула Лизка. - Он не знает, сколько раз в году даётся большая вода.
   - Мало того, - покаянно опустил голову гость, - я даже не знаю, причём тут малый звездопад.
   - Звёзды падают - быть воде, - заученно сообщила девчонка. - А в твоих краях сколько раз в год вода бывает?
   - У нас она всегда, - пожал плечами Филимон.
   - Врёшь! - завопила Лизка.
   - А ремня?! - привычно рявкнул Михаил. - Ты как со взрослыми разговариваешь?
   - Дай гостю кружку молока на дорожку, - скупо велела мать.
   - А можно просто чая? - спросил Филимон.
   Лизка аж ахнула:
   - Я же говорила, глупый. А вы не верили.
   Родители девочки переглянулись. По всему было видно, что они разделяют мнение дочери.
   - Мы воду-то экономим, просто так не расходуем. Молоко пей, - бросила через плечо Таня, упихивая в мешок какие-то тряпки. - Там и простирну, - снова сообщила она самой себе.
   Двинулись в путь. Тропка виляла по лесу средь чахлых длинноногих деревьев. Сухой стылый воздух будто скрипел над головой, разнося эхом хруст сучьев под ногами и голоса людей.
   Лизка хныкала:
   - Пить хочу. Мам, дай глотнуть.
   - Потерпишь ещё, - буднично отмахнулась мать. - Дорога длинная впереди. Неча воду раньше времени хлестать.
   Филимон достал из кармана куртки свою походную флягу, приобретённую в одном из миров, где ему пришлось подниматься с группой туристов в горы. Протянул хнычущей Лизке.
   - Э-э, один глоток, - сурово предупредила мать ребёнка. - Надобно и гостю оставить.
   Лизка отхлебнула два, и на минуту взгляд её смягчился: "Спасибо".
   - Отчего у вас такой дефицит воды? - спросил Филимон.
   - Да кабы знать, - Михаил сплюнул через плечо. - Сказывают, что давно когда-то в древние времена люди провинились перед водой, плохо с ней обращались, загрязняли, по трубам каким-то под землёй пропускали. Ну и наказал людей Господь - начал отпускать воду понемногу, чтобы ценить научились.
   - Научились? - усмехнулся Филимон.
   - Научились, - буркнул Михаил. - Да только так теперь и живём, каждую каплю экономим. Не отменяет Господь своё наказание.
   - Дядь, а можно ещё один глоточек? - снова заканючила Лизка.
   Филимон потянулся за флягой. Но Таня мгновенно перехватила его руку.
   - Не давай. Путь не близкий, ещё пригодится.
   Филимон пожал плечами, положил флягу в карман. Через три часа ходу он с лихвой оценил предусмотрительность женщины. Михаил объявил привал. Путники уселись на ствол поваленного дерева. Все очень устали, пить хотелось нещадно. Таня достала бутыль с водой и пустила её по кругу:
   - Ровно по три глотка.
   Лизка присосалась к бутылке, не удержалась - сделала четвёртый. За что получила по губам, но не обиделась, понимала, что за дело. Улучив момент, Филимон тайком сунул девчонке флягу: "Глотни быстро пару раз". Лизка не заставила себя долго ждать и глотнула, ровно два раза. Понимала, что и так нынче ей везение.
   - А ты почему со мной водой делишься? - вдруг совсем по-взрослому спросила она. - Я ж тебя глупым назвала, а ты делишься.
   Филимон растерялся. Буркнул что-то вроде того, что делится, потому что у него запас есть. Лизка удовлетворённо кивнула. Это объяснение ей было понятно.
   Шли долго и трудно, целый день. Светло-серые краски дня начали уже сиренево темнеть, когда вдали, наконец, замаячили чёрные дома-скворечни чужой деревеньки.
   - Вот и Банники видать, - возвестил Михаил.
   Прежде чем попасть в деревню, путники обогнули огромной земляной резервуар, наполовину наполненный водой.
   - Ишь ты, уже растащили водицу по домам, - мимоходом заметил мужчина.
   - А ты как хотел? - встрепенулась Таня. - Если б у тебя под боком яма с водой была, ты что, домой бы не принёс?
   - Да, везуха банникам, - охотно согласился муж и повернулся к Филимону: - Здесь у них главный источник. Вода прям из-под земли ключом бьёт. А у нас в Вершках совсем маленький родничок, и ямка ма-а-хонькая. Поэтому и бани в Вершках нет, в Банники помыться ходим.
   - Чем же расплачиваетесь за помывку? - резонно спросил гость.
   - Дровами. В нашем лесу дрова лучше, горят хорошо, а ихними печку не истопить.
   На улице возле бани толпилась очередь. Филимон понял, что здесь моются не только Вершки, но и другие близлежащие деревеньки. Очередь соблюдалась строго и организованно. Каждому отводилось 15 минут ан помывку, если с дитём - полчаса.
   В бане было парко, туманно. Хорошо пахло деревом, смолой и почему-то кострищем.
   После баньки Михаил повёл семью на ночлег к кумовьям старшего брата. Те накрыли стол с чаепитием. Всем гостям налили по полкружки травяного ароматного чая. И надо было видеть, какими счастливыми были их лица, лоснящиеся румяной краснотой, с бисеринками чистого пота на лбах и носах. Чаепитие здесь было культом, праздником, а также знаком особо хорошего, родственного расположения к гостям и верной приметой гостеприимности хозяев. Однако вторую кружку никто не просил, даже Лизка. Тут царил свой этикет, свои правила приличия.
   А утром отправились обратно. Теперь Филимон знал, что идти придётся целый день, и воду следует экономить. И всё же пару раз тайком от взрослых разрешил Лизке прильнуть пересохшими губами к своей фляжке.
   Под вечер добрались до дома. И только тут заметили, что Лизка захворала. Мать напоила девочку кружкой кипятка с отваром трав и лесных ягод. Лизка заснула. Но ночью начала бредить и просить пить.
   - Почему вы не даёте ей питья? - спросил Филимон. - Вы же привезли на братниной телеге воды впрок.
   - На ночь давала, - отрезала мать. - Всё что ли за одну ночь отдать?
   - Но ребёнок болен...
   - Да она за зиму, знаешь, сколько ещё раз занеможет. Если я ей сейчас всю воду спою, то зимой-то чем лечить буду?
   Таня промокнула губы девочки влажной тряпкой, и та затихла.
   Когда всё в избе стихло, Филимон на цыпочках прокрался к постели ребёнка и, приподняв Лизкину голову, поднёс к её губам свою фляжку. Лизка с жадностью зачмокала губами. Потом открыла глаза и горячими сухими пальчиками дотронулась до руки Филимона.
   - Ты добрый, - еле слышно прошептала она запёкшимися губами и вновь погрузилась в жаркий болезненный сон.
   На лице Лизки Филимон заметил едва различимую, как у Джоконды, улыбку. После нескольких глотков воды ей стало явно легче.
   ГЛАВА 2. НЕ ВШИРЬ, И ВГЛУБЬ
   С чего всё это началось и когда? - думал он, лёжа на топчане и невольно прислушиваясь к дыханию Лизы.
   Наверное, ещё в детстве. Где-то в пятом классе Филимона Изверова озарило: а ведь мир - очень большой! Гораздо больше, чем двор, школа, дом, где он жил. Гораздо больше. Филимон даже прикрыл глаза от внезапности этого озарения. Потом посмотрел Высоков небо, прочерченное по гладкой синеве белыми, рыхлыми полосами-стрелами - следами от самолётов. Там, в глубине этой синевы, в салоне самолётов находились разные люди из разных стран, которые летели в разные стороны кто куда, чтобы встретиться там с разными людьми, у которых тоже были разные дела и заботы, а те с ещё другими людьми, и так далее до бесконечности.
   Океаны и моря были тоже густо заселены мореплавателями, пассажирами пароходов, морскими офицерами и матросами на кораблях. Тысячи судов и судёнышек, малых и больших, бороздили морские и речные просторы планеты.
   Земля, небо, воздух были плотно населены людьми разных стран, национальностей, разного цвета кожи, убеждений, вероисповеданий. И тот факт, что сам Филимон не видел их и ничего не знал о них, не имел никакого значения, потому что они всё равно были и жили помимо его воли и знания. И где-нибудь в Африке какой-нибудь чёрный мальчик вот так же, как он, смотрит сейчас на небо и думает, догадывается, что мир велик и вовсе не заканчивается Нилом с его вечно зелёными крокодилами. И эскимос, который погоняет свою повозку с оленями, мчащуюся сквозь дальние северные снега, тоже думает о том же самом - о том, что за этими бескрайними синими снегами живут, думают, о чём-то мечтают другие люди. И эскимос, и негритёнок, и сам Филимон ничего не знают друг о друге. Но у каждого из них своя яркая жизнь, не похожая на другие.
   Мир, яркий, красочный, многоцветный, густо населённый и многоликий, нахлынул на маленького Изверова острым, пронзительным ощущением сопричастности ему. Стоило Филимону закрыть глаза, как перед ним возникала ярко-выпуклая картинка: огромный сине-жёлтый Земной шар крутится в небе, вокруг него в разные стороны, в разных направлениях летают самолёты, оборачивая его, как клубок шерстяными нитями, белыми самолётными полосами. Эти полосы вылетают из жерла самолётов с пассажирами на борту. А под самолётами, средь нитяного клубка , видны горы, леса, долины, степи, по которым снуют туда-сюда люди. И синие моря с лодками, кораблями и пароходами тоже видны. И там тоже люди - моряки, путешественники, рыбаки, туристы. Земной шар копошился как муравейник и виделся Филимону целиком, объёмно и как единое целое живое существо. Позднее, уже будучи студентом физмата, Изверов определит для себя этот образ, как единую живую систему в общей картине Мироздания.
   В том муравейнике имелась и пространственно-временная точка, которой являлся он сам, Филимон Изверов. Он жил в общей системе планеты, в системе сложной, взаимосвязанной огромным количеством ниточек и нитей - географических, физических, химических, космических.
   Филимон много читал. И очень скоро понял, что Земля является частью ещё большей системы под названием Вселенная, вобравшей в себя планеты, светила, галактики и метагалактики.
   Изучая теории сужающейся и расширяющейся Вселенной, её происхождения от точки и до точки сингулярности, студента Изверова вдруг, как в детстве, озарило: Мироздание велико и беспредельно, но если оно распространяется вширь, отвоёвывая себе нескончаемые пространства, то оно наверняка развивается и внутрь, вглубь себя.
   В то время многие его сокурсники были увлечены параллельными мирами. Филимон силился понять, что же это такое, но у него это слабо получалось. И однажды его вновь озарило: параллельный мир - это неправильный термин. Нет, миры, существующие рядом с нами, но невидимые нашему глазу, не параллельные. Любую параллель при достаточном приближении можно увидеть. Нет, невидимые и близкие нам миры - не параллельные. Они сквозные, иномерные. Они существуют по типу матрёшки - один в другом. Они распространяются не вширь, а вглубь пространства и существуют по типу один в другом.
   И, как когда-то в детстве, он увидел вдруг живую картинку. Изверов в тот момент беспечно шагал по широкому проспекту Возрождения, и мысли его были заняты научными идеями. По бокам улицы правильными рядами возвышались тополя, а вдали проспект венчало высотное здание гостиницы "Гранд" с огромным количеством перламутрово-блестящих оконных квадратов.
   Внезапно пространство перед Изверовым распоролось, будто кто-то ножом прорезал поверхность ткани, и в образовавшейся прорези, по краям которого были видны рваные части бетонно-стеклянного "Гранда", проявился другой мир. Совсем другой. В образовавшейся дыре сияло другое солнце, причудливо кудрявились невиданные деревья, свисали с веток экзотические сине-красные плоды.
   Этот неправдоподобный мир приближался. Наезжал на Изверова и вдруг тоже прорвался, выплеснув наружу голубоватый свет сияющего безмолвия, которое тоже было вспорото невидимой всесильной рукой, открывая взору розовую пустыню с бредущим по ней караваном верблюдов. И этот пустынный мир тоже был вспорот изнутри, правда, в прорези уже трудно было различить очертания новой реальности. Ясно было одно: сквозные миры столь же бесконечны во времени и пространстве, как и сама Вселенная. Только видимая Вселенная распространяется вширь, а сквозные миры - вглубь, внутрь самих себя, уходя в бесконечный туннель иных реальностей и событий.
   Картинка была очень наглядной, но держалась недолго. Один за другим сквозные миры, пронизывающие друг друга, начали схлопываться в обратной последовательности. Сначала закрылся едва мелькнувший вдалеке, еле различимый мирок, за ним сомкнулась пустыня с верблюдами, потом голубое пространство вечных снегов, а следом и мир кудрявых деревьев с экзотическими плодами. И перед глазами Филимона во всей своей полноте и целостности предстала гостиница "Гранд" со сросшимися рваными частями своего "тела".
   Всё тот же проспект Возрождения, всё тот же парад гигантских тополей вдоль дороги, всё те же ослепительно сияющие окна "Гранда". Тольок теперь, после искромётного озарения, Филимон знал, что система Мироздания богата не только своей широтой, но и глубока внутренним сквозным туннелем иномерных реалий.
   Было ли это видение плодом его богатого воображения, или перед Филимоном и впрямь открылся космический сквозной туннель, ведущий вглубь подпространства, судить трудно. Но с того момента Изверов понял, что посвятит свою жизнь научному поиску сквозных миров.
   По окончании института он сколотил группу энтузиастов от науки, нашёл спонсорские деньги на создание лаборатории и приступил к изучению пространственно-временных связей и точек "вспарывания" пространства в сквозной иномерный мир. По его представлениям, в пространственно-временном континууме изначально существуют наиболее приемлемые места для прохода в иную реальность. Как хирург находит скальпелем нужное для операции место на теле больного, так, по мнению Изверова, надо искать и оптимальное месторасположение потенциальной двери, чтобы занести над ним "нож" и вспороть пространственное полотно родного мира.
   Через два года кропотливой работы он нащупал точки швов на полотне мироздания. Боже, какими счастливыми были эти два года! Работа увлекала, захватывала, манила дальними горизонтами тайн. Отвоевывать у пространства и времени новые, неизведанные глубины, войти в космически-глубинный вектор пространства - что может быть величественнее и значительнее этой цели! Разве что лаборантка Арина Дрогина, которую тоже надо было отвоёвывать у её многочисленных поклонников. И он отвоевал, влюбил в себя, влюбился сам.
   Арина.... Знать бы сейчас, что с ней, где она. Да что там, хотя бы знать, сколько времени по земному хроноисчислению они не виделись. Родила она сына или ещё нет?
   Они с Аришей сразу понравились друг другу. И сошлись очень быстро, не удосужившись скрепить свои отношения штампом в паспорте. Просто было некогда, недосуг, слишком много времени и души отнимала работа над научной идеей Изверова.
   Когда Ариша забеременела, Изверов вдруг чего-то испугался. Ребёнок - это хлопоты, это - масса потерянного для науки времени, это - ответственность, к которой он не был готов. Он попытался сказать ей о нецелесообразности на данном этапе заводить ребёнка.
   - Пойми, мы свяжем себя по рукам и ногам. У меня на подходе главное уравнение. Ещё немного, и я открою дверь в сквозные иномерные миры. Я должен буду сам вступить с ними в контакт. Это может быть небезопасно. Не ко времени сейчас пелёнки-распашонки. Давай пока повременим с детьми. Ещё успеем, у нас вся жизнь впереди.
   Тогда Ариша только с грустью посмотрела на него. Не было ни слёз, никакой патетики. Она просто собрала свои вещи и ушла, обронив на прощание странные слова, которые не дают ему теперь покоя:
   - Позаботься о своей безопасности, Филимон. А я буду заботиться о безопасности твоего сына.
   Изверов так и не понял, что она хотела этим сказать. То ли она понимает и принимает доводы Изверова, то ли, наоборот, укоряет и винит его.
   Поначалу Филимона даже устраивал внезапный уход Арины. Он как бы автоматически снимал с него ответственность за происходящее. В конце концов, Арина не ребёнок и имеет право принимать собственное решение, нравится или не нравится оно Филимону. Он, со своей стороны, честно выразил своё отношение к проблеме, никаких обещаний не давал, потому что отцовство на данном этапе в его планы не входило. Так что вольному воля....
   Он каждый день видел Арину в лаборатории, но попыток поговорить и объясниться не делал. Но то, что она была на глазах, его устраивало. Рассуждал так: Арина должна понять, что на его, Филимона, свободу посягать нельзя, потому что он, Филимон Изверов, принадлежит, прежде всего, науке. Научные исследования и открытия - вот главное содержание его жизни. Ну а ребёнок.... Он не собирается отказываться от своего сына и будет, как сможет, помогать его растить. И очень скоро он с Аришей об этом поговорит. Только потом, чуть позднее, не прямо сейчас. Время ещё есть.
   Но потом случилось то, что случилось. Так и не успели поговорить. Доведётся ли теперь? Да нет, это должно случиться. Он чувствует: его родной мир где-то близко. Уже скоро, очень скоро он проявится. Хотя, скорее всего, сначала откроется икс-идентичная реальность. Должна проявиться. Так получалось по его предварительным вычислениям. "Позаботься о своей безопасности, Филимон. А я позабочусь о безопасности твоего сына"....
   ГЛАВА 3. МЕЧТЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
   Только на пятый день пребывания в Лизкином обезвоженном мире Филимон увидел рвущееся полотно этого пространства и смело шагнул в образовавшуюся рваную дыру, без сожаления оставляя позади гротескно-трагичную реальность.
   Пространство мгновенно захлопнулось за ним, поглотив Таню, Михаила, Лизу вместе с деревнями Вершки, Банники, с общественной баней и вырытым в земле резервуаром для воды.
   Изверов стоял посреди обширной поляны, со всех сторон окружённой лесом. По опыту былых перемещений он знал, что где-то недалеко должны быть люди. Ещё ни один сквозной мир, посещённый им, не был безлюдным. Внимательно оглядевшись по сторонам, он заметил тропку, ведущую в лес, и пошёл по ней.
   Шёл долго. Но к автостраде вышел до сумерек. Мелькнула шальная мысль: а что, если он попал сразу в свой родной мир. Уж больно похожа была автобусная остановка, к которой он вышел, на ту, что находится в пригороде его родного Каменецка. Сердце Изверова забилось тревожно и радостно.
   Ещё дома, в своей научной лаборатории, они с коллегами вычислили возможную закономерность, при которой сквозные миры с определёнными энергетическими вибрациями могут быть очень похожи друг на друга. И шанс попасть в такой псевдо-родной мир был достаточно велик. Но всё же по теории вероятности был и более счастливый шанс - попасть сразу к себе домой, минуя волшебным образом похожее, но всё же не своё пространство.
   По автостраде катил автобус. Совершенно обычный, сине-белый, лобастый и пузатый, с рекламой Терафлю на округлом боку. Филимон проголосовал, автобус остановился и распахнул передние двери. "Следующая остановка "Прибрежное", - раздался ровный, металлический голос. Сердце Изверова ёкнуло и замерло от предчувствия чуда. Неужели?! За "Прибрежным" будет "Зелёная", потом - Менделеевка, Копылово, а следом - родной Каменецк. Неужели вернулся?! Нет, подожди радоваться. А вдруг это всего лишь икс-идентичный мир. Внутри у Филимона всё трепетало от радости узнавания и надежды.
   Сколько лет он здесь не был? Год? Два? Десять? В какой отрезок времени уместились все эти сквозные миры с войнами, засухой, природными катаклизмами и без оных, с людьми умными и глупыми, с розовыми и зелёными закатами и восходами, с разными идеологиями и политическими режимами? Ему казалось, что прошла вечность.
   Филимон огляделся. Народу в автобусе было немного. Мода вроде не изменилась, подумал он, разглядывая девчушку в обтянутых джинсах, мужика в потёртой кожанке, женщин в привычных брюках. Всё вроде бы, как было при нём. Но это ещё ничего не значит. Материала для окончательного вывода было пока маловато.
   - За проезд, пожалуйста, - услышал он небрежно-настойчивый голос кондуктора.
   Изверов машинально постучал по карманам и тут вспомнил, что денег у него нет, давно нет. Он даже не помнил, в какой реальности по счёту истратил последние рубли. Кажется, во время землетрясения на острове Вита. Он тогда ещё удивился, откуда там их российские рубли.
   Филимон нарочито, напоказ вывернул карманы брюк.
   - Сойдёте на следующей остановке, - безучастно-беззлобным голосом сказала кондукторша.
   - Девушка, но если даже я сойду на следующей остановке, денег у меня в кармане не прибавится, - иронично и подобострастно одновременно пробормотал Изверов. - А мне позарез, вот так вот, - он резанул ребром ладони под подбородком, - просто до жути надо в Каменецк.
   - Тогда платите, - бесстрастно заявила женщина.
   - Рад бы, да нечем, - развёл руками Филимон, демонстрируя свою полную денежную несостоятельность и покорность судьбе.
   - Вижу, - презрительно глянула на него кондукторша. - Постеснялись бы в таком виде в общественный транспорт залазить. Напьются, изгваздаются, а потом в автобус лезут, - гневное высокомерие брызнуло из неё во все стороны.
   Только тут Филимон вспомнил, что одет далеко не респектабельно. Было бы странным предположить, что, пройдя сквозь сонмище чужих реальностей, можно остаться в гламурно-фешенебельном виде. Да, брюки за годы странствий у него поизносились, некогда белая рубашка стала серой, край воротничка был оторван, ботинки стоптались и стали похожи на разношенные тапки.
   - За вид извиняюсь, граждане дорогие, - виновато запел Филимон. - Обокрали меня в дороге. Люди добрые, Христом Богом прошу, разрешите доехать до Каменецка.
   - И правда, что мы, нелюди что ли, - раздался сердобольно-энергичный голос толстухи, стоявшей в проходе. - Дайте парню до дома доехать. Видно же, что не пьяница и не хулиган какой. Беда с ним случилась. Надо помочь.
   Пассажиры одобрительно загудели.
   - Ва-ань, - крикнула шофёру через весь салон кондукторша, - здесь заяц обокраденный. Что делать будем?
   - Пусть едет, - снисходительно разрешил шофёр.
   "Нет, это мой родной мир! - подумал Филимон с радостным отчаянием. - Только у нас такой доверчивый, сердобольный народ".
   Страсти в автобусе сразу улеглись. Пассажиры тут же забыли про бомжеватого Филимона. Автобус катил дальше по дороге. А сердце Изверова отстукивало бешеный ритм Встречного марша, каким встречают победителей с войны.
   Люди входили и выходили на остановках. Филимон смотрел в окно, стараясь уловить приметы времени и места. Пока всё свидетельствовало о том, что он попал в нужную ему реальность. А это значит, что через час с небольшим он встретится с Ариной. И узнает, наконец, всё, о чём мучительно думал в годы скитаний.
   Предположение о том, что мир может оказаться чужим, хотелось гнать от себя поганой метлой. И, похоже, ему это удавалось.
   За окном замелькали невысокие домишки пригорода, а потом и блочно-кирпичные одеяния Каменецка.
   Филимон легко спрыгнул с подножки автобуса, приветливо и счастливо помахал кондукторше и пассажирам и, ускоряя шаг, почти побежал в сторону улицы Брамса.
   Дом Арины Дрогиной таинственно блестел тёмным, вечерним перламутром окон. Лишь три жёлтых квадрата светились на стене пятиэтажки. Один из них, на 4-ом этаже, был окном Арины. По крайней мере, в том мире, откуда он родом.
   Не помня себя от страха и тревожного нетерпения, Филимон одним махом взлетел на четвёртый этаж и нажал на кнопку звонка. Сердце захолонуло, кровь бросилась в лицо: только бы была дома, только бы была дома!
   Дверь отворилась почти сразу, и на пороге появилась... Арина.
   - Ариша, это я, - только и вымолвил Изверов.
   - Вижу, - строго сказала женщина. - Чем обязана?
   - Может, впустишь?
   - Заходи.
   В комнате почти ничего не изменилось. Та же клетчатая скатерть на столе, бордово-бархатные шторы, пушистый бежевый плед на диване. Вот тольок в углу, за резным деревянным комодом притулилась маленькая детская кроватка, в которой стоял, держась за поручни и перебирая пухлыми ножками, бело-розовый, крепенький, как грибок, младенец.
   - Сын? - зачем-то спросил Филимон, хотя и так видел, что сын.
   Арина кивнула и тем же бесстрастным голосом спросила:
   - Так чем обязана?
   - Хотел узнать, как ты и... ребёнок, - невнятно бормотнул Филимон, понимая, что выглядит глупо.
   - С чего вдруг такой интерес? - саркастично усмехнулась Арина.
   - Ариша, я.... Ты не поверишь... Короче, я застрял в сквозном туннеле.
   - Угу, эту версию я уже слышала, - скрестила руки на груди женщина. - В лаборатории её обсосали со всех сторон. Ты мне-то хоть не заливай. Твои коллеги давно высчитали невозможность находиться в сквозном туннеле более нескольких часов. Критическая масса столь высока, что ты должен был, как пробка от шампанского, вылететь из туннеля наружу.
   - А я почему-то не вылетел, - невесело пошутил Филимон. - Плохо посчитали коллеги, неправильно.
   - Хватит валять дурака, Фил, - осадила его женщина. - Признайся, что сбежал от ответственности. Можешь бежать и дальше. Мы с Димкой умеем обходиться без посторонней помощи.
   - Но я не посторонний! - вскричал Изверов. - и я говорю тебе правду. За годы скитаний пор чужим мирам и домам я понял, что хочу иметь свой дом в своём мире со своей женщиной и своим ребёнком. Ты - моя женщина. Не гони меня прочь, Ариша. Я был дурак тогда. Я ещё не знал, что счастье не в свободе, а именно в зависимости от родных людей. Давай жить вместе и вместе растить сына. Ты не представляешь себе, как часто я мечтал об этом в чужих краях. Я буду очень хорошим мужем и отцом. Это я знаю теперь точно.
   Арина отрешённо молчала, скосив взгляд в сторону. И не зная, как убедить женщину в истинности своих слов, Филимон в отчаянии выпалил:
   - Мне много-много раз снилась наша встреча. В снах ты всегда прощала меня. Прости и сейчас, прошу.
   - Почему я должна прощать тебя? - замедленно и грустно спросила она.
   - Потому что я люблю тебя! - выкрикнул Изверов. - И если и ты любишь меня, будет преступной беспечностью потерять друг друга.
   - Правда? - прошептала Арина изменившимся голосом. - Это правда, что ты меня любишь? - и вдруг заплакала: - Я так ждала тебя, так ждала. А ты всё не приходил и не приходил. А когда ребята высчитали, что тебя там не может быть, я... я чуть руки на себя не наложила. Димка спас, - она потянулась к сыну, взяла агукающего малыша на руки.
   Филимон сделал шаг и скульптурно навис своим длинным худым телом над матерью с ребёнком, заключив их в кольцо своих рук. Так и стояли, молча прижавшись друг к другу, затаив дыхание, лелея вспыхнувшую искру счастья и понимания.
   Потом они сидели за столом, чаёвничали, рассказывали друг другу о прожитых длинных днях и ночах, агукали с ребёнком.
   Некоторая неловкость в их поведении всё же была. За полтора земных года, которые они прожили врозь, по разные стороны пространственного полотна, каждому пришлось пройти свой отрезок пути, и у каждого за плечами был свой опыт и своя боль. Но на коленях у Филимона сидел мальчик по имени Дмитрий. Он пускал пузыри, производил странные звонко-раскатистые звуки, хлопал в ладоши, теребил оставшиеся пуговицы на рубашке Изверова. И от этих пузырей, от детского восторга, от домашности всего происходящего Филимон был счастлив, просто купался в этом бордово-бархатном уюте Арининого дома, в её текуче-плавном, тихом голосе, в беспечном смехе своего сына.
   Годы вынужденного одиночества отшлифовали в нём потребность любить. К тому же он очень устал от чужих людей, чуждых идей и идеологий. И не было ничего прекраснее вот этой минуты воссоединения со своими родными людьми. Ему хотелось, чтобы это мгновение длилось долго, как можно дольше.
   Ариша пошла укладывать мальчугана в кроватку. А Филимон, предвкушая ночь вдвоём, судорожно размышлял, позволит ли Арина близость, или для начала "выдержит паузу".
   Арина позволила. Видимо, изголодавшись по мужскому телу, она была в эту ночь необыкновенно нежной и порывистой. Сытый, удовлетворённый, в тёплой и чистой постели рядом с любимой женщиной... Чего ещё нужно для счастья? Теперь-то он знал цену таким простым вещам, как чистые простыни, вкусная еда, тепло своей женщины.
   Среди ночи заплакал Димка. Ариша включила бра, укачала малыша и снова легла рядом с Филимоном. Хотела выключить свет, но Изверов остановил:
   - Подожди, не выключай. Дай мне посмотреть на тебя. Ты не поверишь, но я стал забывать твоё лицо. Хочу запомнить тебя заново.
   Он привстал над женщиной на локтях, провёл рукой по шелковистым волосам, заглянул в глаза и... ужаснулся, отпрянув назад. Арина смотрела на него совершенно чужими, прозрачно-голубыми глазами. У той, его Ариши, глаза были зелёные, с золотистыми искорками. Как он сразу не заметил?! Это была не его Арина.
   Тревога болью сжала сердце. Он опять попал не в свой мир, очень похожий на его, но другой, чужой.
   - Что-то не так, Фил? - спросила Арина дрогнувшим голосом, почувствовав неладное.
   - Всё так, всё так, - обнял он её за плечи.
   Соврал, конечно. Всё было теперь не так. Очарование домашнего уюта мгновенно улетучилось. На душе снова скребли кошки. Его путешествие во времени и пространстве сквозного туннеля продолжалось. Будет ли когда-нибудь этому конец?
   ГЛАВА 4. ЗЕЛЁНЫЕ ГЛАЗА
   Постепенно Изверов привыкал к этому миру. Не считая цвета глаз, Арина была точной копией его Арины. И судьбы их были похожи, как две капли воды. И Филимон был готов прикипеть сердцем к этой женщине и этому ребёнку. Но ощущение временности происходящего, иллюзорной зыбкости этой сквозной реальности отравляли его жизнь. Филимон понимал, что он здесь гость, такой же случайный путник, каким был в Кеонии, в стране тотального дефицита воды и в сотнях других миров.
   Рассказывать Арине правду он не стал. Язык не поворачивался. Пусть хоть она немного поживёт спокойно. Кому она нужна, эта правда? Откровенно говоря, если б знать, что в этом мире он останется навсегда, Изверов был бы рад остаться. Слишком надоели ему мытарства странника. Конечно, жалко свою Арину. Но где гарантия, что Филимон этой Арины не попал в его реальность. Может быть, они просто поменялись местами.
   "Что мы, собственно, знаем о пространстве сквозного туннеля, кроме самого факта его существования? - размышлял Филимон. - Какие правила, порядки, законы царят в иномерном пространстве? Кто и с какой целью ведёт путника по туннелю? И хватит ли вообще его жизни, чтобы найти, наконец, свой родной мир?" Неизвестность, нестабильность ситуации отчаянно мучили Изверова.
   Сегодня он впервые пошёл в свою лабораторию. До этого четыре дня отлёживался и отъедался на Аришиных харчах.
   Его появление в лаборатории произвело фурор. Коллеги забросали его вопросами, а он, в свою очередь, дотошно расспрашивал их о нынешней исследовательской работе.
   Филимон очень скоро понял, что эта лаборатория, в отличие от его настоящей, допустила серьёзную ошибку в расчётах. Отсюда и ложный вывод о невозможности длительного контакта с иномиром. Изверов сам лично проверил вычисления и с неопровержимостью доказал коллегам физическую правомерность пребывания человека в туннеле иновременья. Ни один из его коллег не усомнился, что Изверов - тот самый, настоящий Изверов. Хотя разговор о похожих мирах всё-таки зашёл. Но разговор, в основном теоретический. Ведь о существовании икс-идентичных реальностей в лаборатории знали только теоретически, и лишь Изверов обладал опытом практического контакта с ними. Все друзья и знакомые принимали Изверова за человека своего мира. И он не пытался кого-либо переубеждать.
   Но однажды вечером, когда рабочий день уже подходил к концу, к нему в кабинет зашёл молодой учёный Анисим Кравцов и напрямую заявил:
   - Филимон, я предполагаю, что ты - человек, попавший не в свою реальность.
   - С чего ты это взял? - насторожился Изверов.
   - Видишь ли, я сделал кое-какие расчёты на основании имеющихся данных о ритмичности прорыва пространственного сквозного туннеля и амплитуде вибрационных колебаний энергии при переходе из одного измерения в другое. По моим подсчётам получается, что странник не может сразу резко попасть из чуждого мира в свой, привычный. Колебания энергий в иномирье слишком сильные, учащённые по сравнению с изначальным, родным миром. Человек просто не выдержит резкого перехода из параметрально-чуждой ему реальности. Сквозной туннель просто обязан постепенно выводить странника их чуждого мира, из чуждой энергии, чтобы ввести его в свою родную стихию живым и здоровым. Ты, Филимон, выскочил сюда к нам из какого-то дико организованного пространства, и это для тебя лишь перевалочная база, где тебе дают адаптироваться к другой энергии, слегка приближенной к той, в которой ты когда-то родился и жил. А сразу шагнуть из "диких прерий" чужого пространства в своё родное невозможно. Это всё равно, что прыгнуть в котёл с кипящей водой. Воду-то следует слегка остудить, или приспособить организм к другому температурному режиму. Ты понимаешь, о чём я говорю?
   Филимон понимал. Очень даже хорошо понимал. Он и сам уже думал ан эту тему. Конечно же, сквозной туннель, как и всё сущее, есть порождение Высшего разума, Абсолюта. И значит, он должен быть устроен таким образом, чтобы, образно говоря, подготовить странствующего Изверова к "прыжку в кипящую воду". Логика в этих рассуждениях, безусловно, есть. "А парень-то талантливый, - подумал он о Кравцове. - На голых вычислениях такую идею соорудить!" Но вслух сказал:
   - Ты, Анисим, не горячись. Я уже думал на эту тему. Мы же не замеряли параметры энергетических структур различных чужих миров. Почему не предположить, что чужие миры раз за разом видоизменяли свои энергоинформационные показатели, постепенно приближая странника к конечной, искомой точке пути.
   - Именно так и было! - азартно воскликнул Анисим. - В каждом новом мире, скажем так, температура воды понижалась на несколько градусов, приближая атмосферу всё ближе и ближе к удобоваримой для странника. Но главным буфером между чужим и своим миром должен стать мир идентичной структуры, наиболее приближенный к отправной точке пути. И раз ты, Фил, сразу скакнул к нам, значит, по своей системе координат ты находишься пока не в своём мире. Моя реальность для тебя лишь трамплин в твою реальность. Я предполагаю, что перевалочных пунктов будет ещё много.
   - Ты думаешь, что анфилада икс-идентичных миров окажется нескончаемо долгой? - ужаснулся Изверов.
   - Я не утверждаю, я только предполагаю, - твёрдо сказал Кравцов. - Вполне вероятно, что и одной икс-идентичной реальности хватит для полной адаптации твоего организма и смикширует резкость перехода в родные пенаты. Но один икс-идентичный мир на твоём пути должен быть обязательно! Вот почему я абсолютно твёрдо уверен, что ты, Фил, сейчас не дома.
   - Похоже, ты прав, - грустно произнёс Изверов. - Я и сам уже жду перехода. Только давай договоримся, что пока я здесь, ты не будешь обнародовать своё открытие. Это моя личная просьба. Мне так будет проще обретаться в этом мире, чисто психологически легче. Да и не хотелось бы раньше времени травмировать Арину. Могу я на тебя рассчитывать?
   - Да, - немного подумав, ответил Кравцов.
   Филимон, конечно, лукавил. Не только психологическое состояние Арины заботило его в эту минуту. Он думал о том, что у него сейчас есть выбор. Когда вновь прорвётся пространство сквозного мира, он может или войти в открывшуюся дверь или остаться в этой реальности.
   А почему бы и нет? Ну, сколько ещё можно бродить по чужбине? Где гарантия, что следующий мир окажется идентичным без икса? Ну и что, что эта реальность имеет отличие? Зелёные глаза Арины? Эта, голубоглазая, нежна и добра к нему, горяча в постели. Подумаешь, цвет глаз. Зато спокойная осёдлая жизнь, семейный уют, Димка, к которому он успел прикипеть душой, и любимое дело, которое стоит продолжать. Как было бы здорово уловить закономерности прорыва пространства в том или ином месте пространственно-временного континуума. Но для этого надо работать, каждодневно, методично работать в своей лаборатории, а не скакать по икс-реальностям, как кузнечик. Пора, пора остановиться! Этот мир не хуже того, в котором он жил прежде, и много лучше тех, в которых уже побывал.
   Судьба даёт ему шанс остановиться и наладить свой быт, отношения в семье, исследовательскую работу в лаборатории. Стоит ли упускать этот шанс? Ведь другого такого может и не представиться. А главное заключалось в том, что здесь он был нужен. Нужен Арише, которая ждала его и простила, нужен Димке, да и коллегам тоже нужен. Ведь он принес с собой уникальный материал о сквозном туннеле и его мирах. Во всех предыдущих реальностях он был никому не нужен. Пришёл, пожил, ушёл. И всё, и был благополучно забыт, как безвозвратно забываются попутчики купе скорого поезда, лишь только выходят из вагона не перрон. А здесь его считают своим. Здесь его любят и ценят.
   Кравцов со своей теорией? А что Кравцов? Мог и ошибиться Кравцов. Надо ещё десять раз перепроверить его вычисления. Впрочем, для окружающих, наверное, не столь уж и важно, какой Филимон к ним пожаловал, если это идентичный Филимон.
   Так уговаривал сам себя Изверов, так пытался примирить себя с существующей реальностью. И всё же в глубине души, в какой-то потаённой точке его подсознания зрела смута. Ведь где-то была его Арина. И его сын. И его лаборатория. Не просто похожие, а его. И это обстоятельство мешало ему быть спокойно-счастливым здесь. И потом, ему так не хватало зелёных, с золотистыми искорками глаз Ариши. Просто катастрофически не хватало.
   Поэтому, когда на седьмой день пребывания в этом мире лопнуло и разъехалось по шву полотно пространства, и в его проёме мелькнул силуэт знакомого города, Изверов неожиданно для себя и вполне прогнозируемо с точки зрения Его Величества Судьбы, резко шагнул в "открытую дверь".
   ГЛАВА 5. ОПАСНАЯ ИЛЛЮЗИЯ
   Да, это был снова Каменецк. На сей раз Филимон сразу же оказался на улице Брамса перед Арининым домом. И снова одним махом взлетел на 4-ый этаж и с бьющимся сердцем позвонил в дверь. И снова ему открыла Арина. Секунду стояла перед ним молча, а потом, всплеснув руками, бросилась ему ан шею и полушёпотом выдохнула в ухо:
   - Наконец-то, я так ждала.
   От неожиданности Изверов не мог вымолвить ни слова. Он не ожидал такого приёма. Обиженная Ариша не могла вести себя так активно-радостно. Это было не в её характере. Ариша в любом случае сначала бы надула губки, ждала бы объяснений, извинений и лишь после этого необходимого ритуала простила бы и подпустила к себе. А тут неподдельная радость, безо всякого намёка на обиду, восторг и горячность долгожданной встречи. С чего вдруг.
   Придя в себя, Филимон осторожно взял женщину за плечи, немного отстранил от себя и заглянул ей в глаза. Желудёво-зелёным огнём полыхнул знакомый взгляд. Сердце Филимона ёкнуло: Ариша! Его Ариша!
   Она, повиснув на нём и слегка подталкивая, провела Изверова в комнату.
   - Ого! - невольно вырвалось у Филимона. Он увидел дверь в стене, разделяющей их квартиру с соседской.
   - А-а, ты же не знаешь, - засмеялась Арина. - Мама, когда ты ушёл, поменяла свою квартиру на квартиру моих соседей. И к рождению Владика мы с мамой съехались и прорубили дверь в стене. Так было удобнее с маленьким. Теперь у нас одна большая совместная квартира вместо двух маленьких. Мама мне очень помогает с Владиком.
   "Там Димка, здесь Владик", - подумал Филимон растерянно. Но поскольку он не знал, как назвала сына его Ариша, имя в данном случае не имело значения, так как не могло являться отличительным свойством этого мира. Вполне вероятно, что именно мир с Владиком и есть его настоящий мир. Вот только почему Арина вся светиться от счастья, вместо того, чтобы негодовать и обиженно надувать губки, как сделала бы любая женщина на её месте?
   - Так ты теперь живёшь с мамой? - зачем-то уточнил Изверов.
   - Да, Фил. Так удобнее. Влад требует постоянного внимания. Я ведь много работаю, а мама постоянно с ним.
   Это было тоже непонятно. Филимон никак не ожидал, что Арина выйдет на работу раньше положенного срока. Может, он попал в другую временную точку?
   - А что, декретный отпуск уже закончился? - спросил он.
   - Нет ещё. Но знаешь, когда ты исчез в пространстве туннеля, я вдруг поняла, что должна продолжить твоё дело. Фил, я открыла закон ритмичности проявлений сквозных миров. Анисим говорит, что моё открытие тянет на Нобелевскую премию. Кстати, Анисим рассчитал приблизительное время твоего возвращения. Правда, видимо, немного ошибся в вычислениях. Мы ждали тебя не раньше, чем через полгода.
   - Да ты - гений, Ариша! - искренне восхитился Изверов. - Ты мне никогда не рассказывала, что работаешь в этом направлении.
   - Так я раньше и не работала. Это я с перепугу, что ты исчез, открытие сделала. Мой психолог вообще утверждает, что у меня проявился настоящий "синдром адреналиновой гениальности".
   - Это как? - не понял Изверов.
   - От страха организм выбросил в кровь очень большое количество адреналина. И это повлияло на мои умственные способности. То есть я сделала открытие от страха, - женщина счастливо рассмеялась.
   - Как чувствует себя Ольга Михайловна? - осторожно, будто прощупывая почву под ногами, спросил Изверов.
   - С рождением Владика у мамы открылось второе дыхание, - радостно сообщила Арина. - Теперь у неё ни сердце не болит, ни давление не скачет.
   - Здорово, - как-то не очень оптимистично промямлил Изверов.
   С Ольгой Михайловной у него были сложные отношения. Она не любила Изверова. Ещё бы! Бросил беременную дочь, трусливо скрылся. Так это должно было выглядеть со стороны. Теперь Изверов не знал, как аккуратно подойти к этой щекотливой теме, но всё-таки решился и спросил:
   - Наверное, вы с Ольгой Михайловной очень обижены на меня? - и видя недоуменный взгляд Арины, добавил: - Ариша, прости меня.
   - За что?! - в голосе женщины звучало искренне удивление.
   - Ну... за моё трусливое поведение. За то, что дураком был, испугался ответственности, отцовства, семейных уз. Короче, за всё прости. Видит Бог, я изменился. И я люблю вас.
   - Я не понимаю, о чём ты? - она полыхнула на него испуганным зелёным взглядом. - Ты же не специально исчез в сквозном туннеле. Ты ставил грандиозный по своим масштабам эксперимент. Никто не мог тогда предсказать его последствий. И я, как твоя жена, знала на какой риск ты идёшь. Я обещала ждать тебя и дождалась. Дорогой, нам не в чем с тобой упрекать друг друга.
   - Жена? - потеряно бормотнул Изверов, уже понимая, что происходит. - Мы с тобой никогда не были женаты, Арина.
   - Как?! - воскликнула женщина и бросилась к секретеру. Извлекла оттуда свидетельство о заключении брака и протянула документ Филимону. - Мы поженились сразу же, как только узнали о моей беременности. Ты был инициатором свадьбы. Я согласилась, хотя понимала степень риска предстоящего эксперимента. Мы всей лабораторией гуляли....
   Арина вдруг осеклась и пристально посмотрела Филимону в глаза. Потом отвела взгляд. Её плечи жалко опустились и слегка подрагивали.
   - Мы из разных реальностей, - она понуро опустила голову. - Как жаль...
   - Ну да, из разных, - Филимон мягко коснулся её руки. - Но у тебя нет повода расстраиваться. Значит, Анисим всё правильно вычислил. Так что через полгода твой Филимон вернётся к тебе.
   - Да, ты прав, - женщина потихоньку приходила в себя от разочарования. - Пойдём, я постелю тебе в спальне. До следующего перемещения поживёшь у нас.
   - Спасибо, - с чувством сказал Изверов.
   Из двери показалась дородная фигура Ольги Михайловны в объемном махровом халате.
   - Мама, это Филимон из другой сквозной реальности, - предупреждая все вопросы, объявила Арина. - Он немного заблудился в коридорах мироздания.
   - Очень жаль, очень, - разочарованно произнесла Ольга Михайловна.
   И тут до Изверова дошло:
   - Арина, так значит, Анисим может вычислить и дату моего возвращения в родной мир?!
   - Увы, - печально ответила Арина. - Расчёты ведутся от точки данной реальности. Мы же не знаем месторасположения и параметров твоего мира в туннеле сквозного пространства. Но ты не волнуйся. Рано или поздно всё равно вернёшься к своим. Надо только набраться терпения и ждать.
   Лёжа в уютной тёплой постели, Филимон этой ночью думал о вещах вполне прозаических. Сколько же ещё икс-реальностей он должен пройти, чтобы увидеть свою Арину и своего сына? И что ждёт его в родном мире? С чего, собственно, он взял, что Арина примет его после всех тех унижений, которые ей пришлось пережить по его милости. Не каждая женщина способна простить такое махровое предательство. Ещё его отец накануне эксперимента сказал ему, быть может, грубовато, но по существу: "Ты бросил брюхатую бабу, позор!" Тогда Филимон в ответ нёс какую-то ахинею про то, что никого не бросает, что будет помогать воспитывать и т.д. и т.п. Сейчас ему было стыдно и горько вспоминать всё это. Неужели, чтобы понять свою вину перед женщиной, надо пройти все круги ада, которые он прошёл, скитаясь по чужим мирам.
   Он отчаянно завидовал своему двойнику из этого мира. Здешний Филимон повёл себя как настоящий мужчина. Он сразу без колебаний женился на своей Арине. У них образовалась полноценная семья с простыми и правильными отношениями. И сейчас этот Филимон, странствуя по туннелю, не переживает, не дёргается, не мучается чувством собственной вины, не страдает от невозвратности прошлого, от невозможности его изменить. Он твёрдо знает, что дома его ждут и будут ему рады. Он просто методично идёт сквозь дебри чужемирья. Он в ладу с самим собой, со своей совестью. И когда через полгода он, наконец, перешагнёт порог родного дома, это будет огромный заслуженный праздник, фейерверк чувств, апофеоз любви.
   Из нынешней ситуации Изверов вынес важный урок. В икс-идентичных мирах и Филимоны, и Арины могут быть разными. В них, безусловно, есть какой-то общий стержень, но он в процессе жизни обрастал у каждого своим "мясом" - отношениями, поступками, идеями, ошибками, судьбой, наконец.
   И ещё одну важную вещь уяснил Филимон: он очень хочет добраться именно до своей Арины. Он хочет обнять её и сына, покаяться перед ней, вымолить у неё прощение. Без этого жизнь не в жизнь.
   Теперь, уже побывав в двух икс-идентичных мирах, он мучился мыслью об их разновариантной событийности. В одном была свадьба с Аришей, в другом не было, в одном Арина жила с матерью, в другом одна, в одном была однокомнатная квартира, в другой уже трёхкомнатная, совместная. Разнособытийность страшила Филимона. Он начал понимать, что в родной реальности его могут ждать непредсказуемые перемены и события, и совсем не обязательно, что они будут приятными.
   С утра Изверов, выпив чашку кофе, мило поговорив с Ольгой Михайловной и сделав "козу" Владику, отправился вместе с Ариной в лабораторию, которую она, в отсутствии своего Филимона, теперь возглавляла.
   - Прошу любить и жаловать, Филимон второй, - предупреждая вопросы, заявила Арина.
   "Вот уже и вторым стал, - грустно подумал Изверов. - Интересно, а сколько нас вообще?"
   Коллеги набросились на него с вопросами. Удовлетворив их любопытство, Изверов выдал залп своих. Очень скоро Филимон понял, что коллеги из этого мира в своих исследованиях продвинулись гораздо дальше, чем в его родном мире. Изверов даже записал для себя несколько новых формул и уравнений и взял на вооружение новые модифицированные образцы оборудования.
   Вечером за чаем Ольга Михайловна вдруг спросила:
   - Филимон, а ты своих-то навестить не хочешь?
   Филимон пожал плечами. Он уже думал об этом. Ещё в том мире думал. Конечно же, ему хотелось увидеть своих стариков, хотя отношения с ними у него были сложные. Отец, тоже физик по образованию, был вообще против вторжения сына в пространственную глубину Мироздания. "Изучай Вселенную вширь, - сурово говорил он сыну. - Работы ведь непочатый край. А лезть в сквозную глубину иномирья нельзя. Это всё равно, что ковырять пальцем точку сингулярности. Там может быть такой кульбит, такой взрыв, что тебе и в страшном сне не приснится!" "Да какой такой?" - смеялся в ответ Филимон. "Смертельно опасный, невозвратный, - отвечал отец. - Оставь в покое глубину. Не человеческого ума это дело".
   К осторожной позиции отца Филимон относился снисходительно. Всё равно продолжал заниматься своей темой. Отец обижался. Мать была солидарна с отцом. Как любая мать, она тревожилась за своего ребёнка.
   Но все эти давние размолвки и недопонимания теперь не имели никакого значения. С какой бы радостью он обнял сейчас своих стариков. Но ведь в этом мире жили не его мама с папой, а того Филимона, которого ждали Арина и Ольга Михайловна. Он так и сказал им за ужином:
   - Своих увидеть очень хочу. Но ведь эти чужие.
   Ольга Михайловна понимающе кивнула:
   - Но, знаешь, Филимон, мне кажется, они были бы рады увидеть тебя, пришедшего из сквозного туннеля живым и невредимым. Это дало бы им надежду на возвращение сына. Ведь Олег Николаевич почему-то уверен, что Филимон не вернётся, что сквозная глубина затягивает внутрь навсегда.
   - Это правда, - поддакнула Арина. - Я пыталась представить Олегу Николаевичу расчёты, убедить цифрами и уравнениями. Но он ничего не хочет слышать. Он говорит, что все наши расчёты - всего лишь видимость приближения к истине. Что глубина Мироздания сложнее, она не подвластна человеческому разуму. Он прямо так и заявил: "Вы в своей лаборатории тешите себя иллюзиями, опасными иллюзиями".
   - Как это похоже на отца, - вздохнул Филимон. - Как он себя чувствует?
   - Постарел, - ответила Ольга Михайловна. - Но держится молодцом. Очень Владика любит. Они с Верой Алексеевной частенько к нам заходят. Вот и завтра обещались.
   - Ну, тогда завтра и свидимся, - подытожил тему Филимон. - Но вряд ли их так уж обрадует моё появление. Я же всего навсего дубликат из сына, а не сам сын, - грустно улыбнулся Изверов.
   Однако встретиться с Изверовыми-старшими этого мира Филимону было не суждено. В эту же ночь прямо в стене его спальни открылось "окно" в глубину туннеля. Изверов едва успел одеться, схватить свою сумку с пожитками, которую всегда держал наготове, и буквально впрыгнуть в другой мир. Пространство за ним схлопнулось, поглотив Арину, Владика, Ольгу Михайловну и весь этот мир правильных отношений, которым так завидовал Изверов.
   ГЛАВА 6. ВЕРОЯТНОСТЬ НЕВЕРОЯТНОГО
   На этот раз он очутился на улице Мирной, прямо перед стенами лаборатории. И снова защемило сердце при виде знакомой сирени возле обшарпанной стены серо-кирпичного здания, выложенной булыжником дорожки, голубых занавесок в окне первого этажа.
   В предыдущих икс-мирах внешний антураж улиц, домов был таким же. Но с каждым новым миром вероятность попадания в родную реальность возрастала, и к чувству тревоги теперь примешивался остропряный привкус надежды: а вдруг на этот раз попал точно в цель! Вдруг!
   В трепетном волнении Филимон поднялся по каменным ступеням со знакомыми выбоинами и открыл входную дверь.
   Странная незнакомая тишина обрушилась на Изверова. Он прошёл по гулкому коридору, открывая скрипучие двери лабораторных отсеков, но они были пусты. Запустение царило в каждой комнате. И только за последней дверью Филимон обнаружил кучку людей, сгрудившихся вокруг компьютерного стола. На его появление никто не среагировал. Люди были увлечены мелькающими картинками ан экране монитора.
   - Здравствуйте! - громко сказал Изверов.
   Отрешённо-сосредоточенные лица обернулись на его голос.
   - Филимон?! - раздался резкий удивлённый вскрик. Изверов узнал голос Анисима Кравцова. - Не может быть!
   - Может, как видишь, - снисходительно улыбнулся Изверов.
   - Неужели я ошибся?.. Но мы с Олегом Николаевичем проверяли и перепроверяли. Субстанция сквозного туннеля имеет плотность и вязкость, не позволяющие биомассе нашего мира просочиться обратно. Именно поэтому мы закрыли тему и свернули работы по исследованию сквозных реальностей.
   - Очень в духе моего отца, - хмыкнул Филимон, удовлетворённо улыбаясь. - Но вы ошиблись. И я - тому свидетельство.
   - Кто знает? - недоверчиво ухмыльнулся Кравцов. - Возможно, ты не из нашего мира. Теоретически ты можешь быть двойником, приближённым по своих энергетическим характеристикам к моей реальности.
   Вокруг зашумели, коллеги азартно обсуждали предположение Анисима. Из толпы вышла Арина, очень изменившаяся, со строгой причёской в виде тугого пучка на затылке, с непривычно ярким макияжем на лице. Она вплотную подошла к Филимону и напрямую, не стесняясь присутствия окружающих, резко спросила:
   - Что ты забыл в нашем мире? Гулял бы себе дальше.
   Да, эта Арина была настроена решительно. Изверов стушевался. Люди смущённо поглядывали ан них. Молчание затянулось. Народ начал потихоньку выходить из комнаты, и, наконец, они остались вдвоём.
   - Я хотел вернуться, чтобы просить у тебя прощения, - голос Филимона дрогнул. - Я виноват перед тобой и... перед сыном.
   - Нет никакого сына! - выпалила Арина зло. - Как только ты сбежал от меня в свой сквозной туннель, я сделала аборт. У меня не было другого выбора. Я осталась совсем одна.
   - Как одна? - удручённо промямлил Изверов. - А Ольга Михайловна?
   - Ты что, спятил там, в своём сквозном туннеле? - закричала Арина. - Мама умерла за два месяца до твоего исчезновения. Ты прекрасно об этом знал. И даже это тебя не остановило. Убирайся обратно в свою сквозную жизнь. Я видеть тебя не могу!
   - Остановись, - Филимон попытался взять её за руку, но она дернулась и отскочила. - Ты обращаешься сейчас не по адресу, Арина. Я, действительно, двойник твоего Филимона. Я - из другой реальности. Когда я покидал свой родной мир, Ольга Михайловна была жива и здорова. Кроме того, Арина, я уже побывал в двух икс-идентичных реальностях, где твои двойники благополучно родили мальчиков Диму и Владика. Но у них свои, отличные от твоей, жизненные истории. Мне очень жаль, что у тебя всё так получилось. Но я не виноват перед тобой. Я виноват перед своей Арины, и к ней сейчас стремится моя душа, жаждущая прощения.
   - Понятно, - недобро блеснула глазами женщина. - Значит, ты тоже сбежал от своей Арины в туннель.
   - Да нет же! - воскликнул Филимон. - Это был эксперимент. Туннель сам затянул меня, помимо моей воли. Теперь я не знаю, как из него выбраться.
   - А-а, все вы, Филимоны, одним миром мазаны, - обречённо махнула рукой женщина и пошла прочь. Этот Филимон ей больше был не интересен.
   Изверов стоял посреди пустой комнаты, не зная, что делать дальше. Похоже, в этом мире ему вообще негде приклонить голову. Впрочем, переночевать можно и в лаборатории. Уж в этом-то ему, наверное, не откажут.
   На экране монитора мелькали какие-то картинки. Филимон никак не мог сосредоточиться. Одно изображение показалось ему неуловимо знакомым. Но он не успел понять, чем именно, - не разглядел. Хотел подойти поближе, но в этот момент прямо перед ним вспоролось пространство комнаты, и, несказанно обрадовавшись освобождению от неприветливого мира, Изверов поспешно шагнул в "окно".
   ...И попал, конечно же, в Каменецк. Только теперь он стоял перед дверью родительского дома. Несколько мгновений думал, идти ли к ним или сразу отправиться ан улицу Брамса к Арине. Но решил, что это, вероятно, судьба. Провидение даёт ему знак - пора повидаться с отцом и матерью. Умом он понимал, что и этот мир может оказаться чужим, но его рука уже тянулась к кнопке звонка, а ноги почему-то стали ватными. "Сентиментальным становлюсь", - с грустной иронией подумал про себя Изверов.
   Дверь открыл отец, постаревший, осунувшийся, небритый. Увидев Филимона, слегка приподнял в удивлении брови, в глазах мелькнул огонёк любопытства.
   - Ну, здравствуй, Филимон, - прохрипел старик. - Я ждал тебя. Заходи.
   В комнате было как-то неуютно. Филимон поначалу даже не понял, откуда вдруг взялось это ощущение. Какая-то неприкаянная квартира, как и отец. Потом дошло: в комнате мрачно и серо из-за белесо-мутных, подёрнутых слоем пыли и грязи окон.
   - Где мама? - встревожился Филимон.
   - Мама умерла, - глухо буркнул старик. - Сразу же, как исчез наш Филимон. Ты-то не наш, я знаю. Ни одному Филимону из чужемирья не удаётся вернуться в свою реальность. Так и будете бродить по следам друг друга. Не веришь? У меня есть все вычисления. Всё просто. Не понимаю, почему ты сам до этого не додумался. Каждое поглощающее пространство в сквозном туннеле имеет плотность и вязкость большую ровно настолько, чтобы поглотить, безвозвратно, втекающую в неё биомассу. Чужемирье впускает, но не выпускает обратно, - старик подошёл к столу и включил компьютер. - Сейчас я тебе всё объясню.
   - Подожди, - остановил его Филимон. - Скажи, как тут Арина? Ты что-нибудь знаешь про неё?
   - У Арины всё хорошо. Она недолго плакала после твоего ухода в туннель. Вышла замуж. Сейчас ждёт ребёнка. Я видел её недавно. Мне показалось, что она счастлива.
   - Как же.... Как же наш с ней ребёнок? - совсем растерялся Филимон.
   - Ого! - живо зыркнул отец. - Я не знал, что у вас с Ариной так далеко зашло. Впрочем, чего это я? Принимаю тебя за настоящего Филимона. Вполне вероятно, что ты в своём мире и успел обрюхатить свою Арину, - иногда отец бывал по-простецки грубоват. - А наша Арины вышла замуж не брюхатой. Это я точно знаю. Мать-то наша не забыл, где работала? В женской консультации. Она бы знала. Кстати, мама очень печалилась при жизни, что у тебя, то есть у нашего Фильки, с Аришей ничего не вышло.
   Старик сбивался в разговоре, путая принадлежность Изверова к тому или этому миру. Филимон его понимал. Идентичность внешнего облика сбивала с толку, так и хотелось сказать старику "папа".
   - Олег Николаевич, а что нового в лаборатории? Я так понял, что Вы тоже не в стороне от моей темы.
   - Не в стороне, - грозно гаркнул старик. - Совсем не в стороне. Я сделал открытие, которое в лаборатории приняли за аксиому. Больше никто никогда не попадёт в сквозной туннель. Хватит с нас моего Филимона. Аппарат-усилитель демонтирован по решению коллегиального совета учёных. А то тут уже нашлись желающие от забот этого мира укрыться в туннеле. Хорошенький способ уйти от действительности. Я это пресёк на корню. А то чего доброго всё человечество захочет сбежать в сквозноё пространство.
   - Ты хочешь сказать, что у меня нет шанса найти свой мир? - думая о своём, спросил Филимон.
   - Ничтожно малый. Этот мир для тебя уже сквозной, и перемещаться ты сможешь без установки, потому что уже давно находишься внутри чужемирья.
   - Тогда зачем меня несёт всё дальше и дальше вглубь? Сколько ещё мне мытариться по чужим краям? - в бешенстве выкрикнул Изверов и сам устыдился своей горячности.
   Старик посмотрел на него сочувственно:
   - От тебя зависит. Возьми и останься. Вон хоть у меня живи, за Фильку моего, - он смахнул со щеки старческую мутную слезу. - Авось и моего кто-нибудь где-нибудь приютит.
   Слова старика были просты и безыскусны, и именно поэтому Филимону вдруг стало не по себе. Но он одёрнул себя. Если даже Изверов-старший прав в своих расчётах, существует ещё теория вероятности невероятного, которая допускает бесконечно малый, но всё же шанс на невероятное событие или явление. Шанс невелик - один на десять миллионов. И всё же он есть. А раз так, то есть и надежда.
   Он не стал делиться со стариком своими рассуждениями. Зачем. Этот мужчина, умный, поживший на свете, сделавший не одно открытие в науке, и без него знал о теории вероятности невероятного. Но он одного за другим потерял своих близких, сначала сына, затем жену, с которой прожил сорок с лишним лет. Он был стар и жил не мечтами, а суровой реальностью этого дня. А Филимон был молод. Ему хотелось надеяться, и он надеялся, несмотря ни на что и вопреки всему.
   - Филя, пойдём-ка чайку попьём, услышал Филимон враз подобревший голос старика.
   - Пойдём, пап, - неожиданно брякнул Филимон и осёкся, смущённо отвёл глаза, - простите, Олег Николаевич.
   - Да можешь хоть и папой называть, - добродушно похлопал его по плечу старик. - Я-то ведь тоже сбиваюсь, уж больно ты на моего Фильку похож. Если решишь остаться, будешь мне сыном нареченным. Я рад буду. Оставайся, а? Что попусту по чужемирью шнырять? Бросай якорь, сынок. Пора.
   - Не могу, - честно ответил Филимон. - Не обижайся, папа. Хочу свою Арину найти. Сын у меня там, понимаешь? И пока есть хоть самый маленький, самый ничтожный шанс, я буду идти дальше.
   - Понимаю, - печально сказал старик. - Дерзай, - он хлопнул Филимона по плечу. - А пока пошли чайком баловаться. Или чем покрепче?
   - Нет, нет, - резко отказался Изверов. - В любой момент может открыться пространство, надо быть готовым. Пьянству - бой!
   - Одобряю, - усмехнулся старик.
   В этом мире Филимон прожил недолго, всего три дня. Он успел проверить на компьютере всю теоретическую базу научного открытия Изверова-старшего и не нашёл в ней ошибок. Оставалось уповать ан теорию вероятности невероятного. Филимону было жаль оставлять старика одного. Но он не мог поступить иначе. Сквозной мир ждал его, звал его, втягивал всё дальше и дальше в своё глубинное нутро.
   И когда пространство разъехалось, приглашая Изверова войти, он не раздумывал, потому что его выбор был уже предрешён.
   ГЛАВА 7. ЧУЖОЙ ХОМУТ НА ШЕЕ
   Он даже не удивился, оказавшись у порога родительского дома. Отчаянно хотелось, чтобы дверь открыла мама. Но на звонок вновь вышел старик. И по его неухоженному виду, по слезливой старческой тоске в глазах Филимон понял, что и здесь мамы нет.
   - Здравствуй, - неуверенно произнёс Изверов.
   - Филя?! - всплеснул руками отец. - Неужто всё же добрался? А я ведь маму схоронил.
   Филимон был растерян. Знают здесь или не знают о теории всасывающего туннеля? Может, не знают, и поэтому ждали его.
   Они прошли в комнату. Здесь было прибрано, и даже окна сияли чистотой, что несколько удивило и озадачило Изверова.
   - Чисто у тебя, как при маме, - осторожно высказался Филимон.
   - Аришке спасибо. Не забывает старика. Она-то ведь тоже осиротела, Ольгу Михайловну схоронила. Стала ко мне с Димкой захаживать. Димка - вылитый ты. Эх, сынок, такую девушку упустил, - старик вздохнул.
   - Пап, я как раз хотел у Арины прощения просить. На коленях готов стоять, лишь бы простила. Дурень я был, молодой дурень. Свободу боялся потерять. Испугался хомута на своей шее. Теперь вот поумнел.
   - Поздно, Филя, поздно, - с жалостью глядя на гостя, прохрипел старик. - Ариночка замужем давно. Семья у них хорошая. Любит её Анисим, а Димка папой его называет. Ариша, как только ты исчез, чуть руки ан себя не наложила. Спасибо Анисиму, как квочка над цыплёнком, над Ариной трясся, по пятам ходил. Приучил к себе. Они теперь не разлей вода.
   - Это какой же Анисим? - глупо спросил Филимон. - Не Кравцов ли?
   - Он самый, - кивнул отец, исподлобья наблюдая за сыном. - А ты, Филя, зла на него не держи. Это ты хомута испугался, а он твой хомут с радостью на себя взвалил, и кстати, счастлив и доволен. Он и Димку как родного любит, хотя Ариша никогда не скрывала, что Димыч - твой сын. Так-то, сынок. Они, кстати, обещали сегодня заглянуть. Тот-то обрадуются!
   - Чему же это они обрадуются? - раздражённо спросил Изверов. - Похоже, никому здесь я уже не нужен.
   - Ну, ты не передёргивай. Хотя бы тому, что жив и здоров обрадуются. Да и потом твоё появление все их споры научные разрешит. У них сейчас в лаборатории такое брожение умов идёт. Одни считают, что твоё возвращение возможно, другие, что невозможно. Каждая сторона свои аргументы приводит, у каждого есть своё теоретическое обоснование.
   - А ты, отец, как считаешь?
   - Я, Филя, каюсь, был поначалу теоретиком идеи невозвращения. Но потом... Видишь ли, теоретически я остаюсь правым, в моих расчётах нет ошибки. Это тебе каждый подтвердит. Но Анисим с Ариной выдвинули сенсационную теорию, основанную ан теории вероятности невероятного. Они считают, что сквозной мир, стремящийся в никуда, то сеть в беспредельность, сам по себе проявление невероятной вероятности, а поэтому теоретически шанс на осуществление невозможного в нём возрастает в геометрической прогрессии по мере продвижения объекта в туннеле. Если это так, то рано или поздно ты должен был появиться здесь, у нас.
   Филимон слушал отца и удивлялся сам себе, почему он вдруг с такой лёгкостью принял этот мир за свой. Почему не сомневается, ну, почти не сомневается, что попал к себе домой. Или, может быть, его душа так устала от скитаний, что он подсознательно хочет прибиться хоть к какому-то берегу. Но ведь не к этому же?! Этот вариант развития событий нравится ему меньше всего. Здесь Арина любит уже не его, а сын Димка называет папой чужого мужика.
   В дверь позвонили. "Это они", - на ходу бросил отец, поспешая к двери.
   Они вошли оживлённые, весёлые. Димка, несуетливо переваливаясь с ноги на ногу, держал за палец "чужого мужика". Следом впорхнула Ариша, лёгкая, воздушная, в ореоле каштановых кудрей.
   - Филимон!!! - в два голоса хором вскричали вошедшие.
   Димка с интересом смотрел на незнакомого дядьку и сосредоточенно ковырял в носу.
   - Здравствуйте, - промямлил Изверов.
   - Сына, пошли-ка на кухню чай ставить, - подхватывая Димку на руки, громко сказал Анисим и направился в кухню.
   - Я помогу, - не по-стариковски резво поднялся с места старик.
   Арина с шальным удивлением смотрела на Изверова.
   - Ну, здравствуй, Филимон, - сказала, наконец, и присела ан краешек дивана. Значит, наша взяла! - и запнувшись, добавила: - Если ты, конечно, не дубль-1.
   - Или 2,3,4,5, - с сарказмом заметил Филимон.
   - Пожалуй, - согласилась Арина, с любопытством разглядывая бывшего любовника.
   - Арина, кем бы я не был, я пришёл просить у тебя прощение за свою... оголтелую дурость. Прости меня, если сможешь.
   - Давно простила, - легко, без надрыва сказала она. - Я даже испытываю к тебе нечто вроде благодарности. Твоей "оголтелой дурости" я обязана счастью с Анисимом. Я не знаю, как бы могла сложиться наша с тобой жизнь. Скорее всего, не очень удачно. Потому что ты всегда рвался бы в свой сквозной туннель. А с Анисимом я счастлива и покойна.
   - Я уже ненавижу этот сквозной туннель, - проскрежетал, играя желваками, Филимон.
   - Видать, настранствовался, - спокойно и как-то по-домашнему беззлобно констатировала Арина.
   - Да уж, по самую маковку. Хочу нормальной, осёдлой жизни.
   - Вот и хорошо, - мило улыбнулась чужая жена. - Оглядишься тут, остепенишься, женишься. Всё будет хорошо, Филимон, - её глаза излучали сочувствие и доброту.
   - А как же Димка? - ещё смутно на что-то надеясь, выдавил Филимон.
   - А что Димка? Димка - счастливый ребёнок. У него есть и мама, и папа, и даже дедушка. Все его любят, и он любит всех.
   - А я? - растерянно спросил Изверов.
   - Филимон, согласись, в моей ситуации было бы неразумно ждать тебя из туннеля. По многим причинам. И прежде всего потому, что ты меня не любил. Не спорь, - подняла она руку властным жестом. - Любил бы - не бросил. А во-вторых, потому, что ты мог вообще никогда не вернуться. Я очень рассчитываю на твою порядочность, Филимон. Димка считает отцом Анисима, и мне не хотелось бы, чтобы он когда-нибудь узнал, что у него другой отец. Они с Анисимом так любят друг друга. Обещай мне.... - она не договорила, потому что Филимон, терзаемый ревностью, обидой и виной перед всеми, перебил:
   - Я обещаю, Арина. Позволь мне быть хотя бы другом семьи и в этом качестве видеть сына.
   - Хорошо, - легко согласилась женщина. - Пошли чай пить.
   На кухне за столом все изо всех сил старались вести себя непринуждённо-бодро.
   Тольок старки, вспоминая жену, немного по-стариковски всплакнул:
   - Как она ждала тебя, Филя, как ждала. Мать, вопреки всем теориям, верила, что ты вернёшься, говорила: "Походит по чужим людям, к родным захочет. Родной дом такое притяжение имеет, почище, чем ваш туннель, посильнее". Очень верила. Вот бы сейчас обрадовалась.
   - Знаете, я до сих пор не до конца уверен в своей принадлежности именно к вашему миру, - неуверенно высказался Филимон.
   - Я, кстати, тоже, - поддакнул Анисим.
   - Но как же это проверить? - заволновался Олег Николаевич. - Филя, а в тех, предыдущих икс-мирах как ты это узнавал.
   Филимон подробно рассказал о своём пребывании в других реальностях.
   - Как интересно, - возликовала Ариша. - Значит, где-то есть я с голубыми глазами?
   - Да, - подтвердил гость. - Ты везде немного разная. И события наших жизней разные. И даже не везде есть Димка.
   Годовалый Дмитрий, услышав своё имя, оживился и сказал, обращаясь к Анисиму:
   - Па, хо гу-у.
   - Гулять хочет, - перевёл Анисим. - Скоро уже пойдём, сынок.
   Филимон с откровенной завистью глянул на соперника.
   - Одевай Димыча, - по-хозяйски приказала Арина. - А я тут посуду помою.
   Из коридора донеслись радостные возгласы Димки "гу-гу". "Да, собираемся гулять", - разделял радость сына Анисим.
   - Ох, любит гулять, путешественником будет, весь в Фильку, - с гордостью провозгласил дед.
   - Не дай Бог, - искренне ужаснулась Арина.
   - Да я не в этом смысле, - пошёл ан попятный дед. - Просто Филька маленький путешествия любил. - Филь, помнишь, как мы с тобой к тёте Ларе в Краснодар ездили? Должен помнить, тебе тогда уж лет 12 было.
   - Конечно, помню, пап. Только не в Краснодар, а в Адлер. Ты перепутал, отец.
   - Да нет же в Краснодар. Это ты перепутал. Тётя Лара отродясь там живёт. Вон у меня и адрес записан, - настаивал ан своём старик.
   - Папа, мы ездили в Адлер, - возразил Филимон. - Я даже помню, как мы отстали с тобой на одной станции. Потом на перекладных до Адлера добирались, потом вещи на вокзале искали. Ты нервничал, а мне было интересно и весело - такое приключение.
   - Не было таких событий в моей жизни, сынок. Не отставал я от поезда. И сестра моя Лара по сей день в Краснодаре живёт. А в Адлере я никогда не был.
   - Он не из нашего мира, - донёсся из коридора внятный голос Анисима. - Значит, наша с тобой теория под вопросом. А жаль.
   - Да, жаль, - тихо сказала Арина и посмотрела на Изверова поскучневшими глазами.
   И Филимон понял, что для всех для них, кроме, пожалуй, старика, он является не частью жизни, а частью их научной работы, частью эксперимента, мерилом истинности их идеи. Стало грустно и муторно-тоскливо. Но вместе с тем всколыхнулась и надежда: ещё не всё потеряно! В этом мире эта Арина вышла замуж. А в родной реальности его Арина, вполне возможно, ждёт его возвращения, тоскует и готова простить.
   Провидение не стало испытывать терпение Филимона. Буквально на следующий день Изверов снова шагнул в новый мир сквозного туннеля.
   ГЛАВА 8. ЭТО НЕ ТУННЕЛЬ, СЫНОК!
   Матери в этом мире тоже не было. А отец был плох, совсем плох. Руки скрутила старческая подагра, спина согнулась, шаркающая неуверенная походка вызывала жалость и сострадание, серо-жёлтое лицо казалось измождённым.
   Единственное, что осталось прежним, - это ум: безупречная логика мышления, живое динамичное восприятие окружающего.
   - Давай, сынок, не будем спорить, ты это или не ты, - сразу же, с порога, заявил Олег Николаевич. - В свете последних научных открытий и тот, и другой вариант возможны. Я введу тебя в курс дела. Ты поймёшь. Хотя, возможно, новые идеи тебе покажутся и сумасбродными. Но ведь были времена, когда человечество не верило в гелиоцентрическую систему мира, предполагая, что Солнце вертится вокруг Земли, а не наоборот.
   Такое серьёзное наукообразное предисловие несколько насторожило Филимона. Но он не стал заострять на этом внимание. Слишком привык уже к метаморфозам икс-реальностей.
   - Да, отец, согласен, - послушно кивнул Филимон и хитро улыбнулся. - Я тебе больше скажу: были времена, когда люди не верили, что Земля вообще вертится, - и довольный своей шуткой, сам ей рассмеялся.
   Старик посмотрел на него с любопытством. Потом уступчиво сказал:
   - Спрашивай.
   Филимон понял.
   - Я хочу знать, как тут Арина, - поспешно задал он свой главный вопрос.
   - Понятно, - отец постучал дрожащими пальцами по столешнице, опустил глаза и, глядя куда-то в бок, скрипуче сказал: - Мужайся, сын. Арина умерла при родах. Ребёнка тоже не удалось спасти. Слабенькая она была, твоя Арина. А после того, как вены себе порезала, совсем ослабела. Так силу и не набрала, не смогла разродиться. Когда кесарево стали делать, было уже поздно. Под ножом умерла. А ребёнок оказался пуповиной обмотан, задохнулся ещё в материнской утробе. Ольга Михайловна, как схоронила дочь и внука, двух месяцев не прожила, следом за ними ушла. Царствие им всем небесное. А вскоре и мама твоя слегла. Правда, скончалась тихо, без мучений, будто уснула, - отец помолчал и добавил: - На моих руках. Вот она жизнь, сынок, со смертью рядом ходит.
   Горестный рассказ отца ошеломил Изверова. Он вдруг с ужасом осознал, что виноват в этих смертях. С его трусливого предательства пошла цепочка трагических событий. И теперь ему не у кого просить прощения. Нет на белом свете ни Арины, ни Димки. Чем и как искупить эту вину? Как жить с этими мыслями? Стоп! - сказал он сам себе. Но ведь это не обязательно его родной мир. Надо ещё посмотреть, приглядеться. Скорее всего, он опять угодил в икс-идентичную реальность.
   Но почему-то даже эта спасительная мысль не успокаивала. Даже если это не его мир, он всё равно сейчас видит перед собой один из возможных результатов своей беспечности.
   Старик понимал его состояние:
   - Не виновать себя, сынок, без меры. Молод ты был, глуп, с перепугу на дно залёг. Кстати, Арина твоя это понимала. Говорила, что, если бы не этот эксперимент, из-за которого ты в туннеле сгинул, ты бы, наверняка, одумался и принял бы на себя ответственность за ребёнка. И мы с матерью тоже так думали, что время тебе надо, чтобы всё осознать и точки над i расставить. Эксперимент не дал тебе этого времени, засосал тебя сквозной мир. Я вижу, сейчас-то в душе ты всё уже понял. А виноватиться больше не нужно. Ты своё наказание уже получил, даже сверх меры. Я так тебе скажу. Смотри теперь не в прошлое, а в будущее. Гляди в оба. Умершим уже не помочь, за них теперь Господь в ответе. А здесь, на грешной земле, наверняка есть люди, которые именно в тебе нуждаются. Не важно, в твоём они мире или не в твоём. Важно, что ты им нужен. Начнёшь о ком-то заботиться - уйдёт тоска.
   Старик сказал очень точные слова, по сути дела, сформулировав смутные догадки самого Изверова. Филимону позарез не хватало именно этого - ощущения своей нужности хоть одному живому существу. Он был вне этих миров, потому что был не нужен ни одному из его обитателей, ни единому человечку, даже кошке с собакой не был нужен. Ни-ко-му! Пожалуй, только один единственный раз он ощутил нечто похожее на то, о чём говорил сейчас отец. Когда подносил маленькой визгливой Лизке свою флягу с водой. Он запомнил тот благодарный взгляд, которым одарила его эта невоспитанная девчонка из чужого и чуждого мира. Господи, как давно это было! Не дай Бог когда-нибудь снова попасть в эту жуткую реальность.
   - Отец, а тебе я нужен? - вдруг спросил Изверов.
   - Эх, Филя, конечно, нужен. Но знаешь, отцовская маята для детей - вещь преходящая. Стар я уже. Не на меня тебе курс надо держать. Ищи свой мир, свой дом, свою привязанность в этой жизни.
   - Гонишь, что ли? - неожиданно с раздражением выдал Изверов.
   - Вот дурак, - беззлобно ругнулся старик. - Мне-то с тобой лучше, чем без тебя. Одинокий я. Оставайся, коли хочешь. Но моих слов не забывай. Ищи своё место, сынок.
   Слова отца успокоили Филимон. Он вдруг отчётливо понял, что больше никуда не хочет перемещаться. Хочет жить рядом с этим мудрым стариком, спокойно жить, спокойно работать.
   - Ты хотел рассказать о новостях в лаборатории, - напомнил он отцу.
   - Завтра, Филя, завтра, - поспешно сказал старик. - Ты отдохни с дороги, да и я что-то притомился сегодня. Завтра поговорим.
   Однако день с утра не заладился. Старик сильно кашлял всю ночь, и Филимон, едва проснувшись, вызвал врача на дом. Тот выписал какие-то таблетки и порекомендовал больному покой, хорошее питание и уход.
   Изверов не был кулинаром, но куриный суп отцу всё же сварил. Сходил в аптеку за лекарствами, да и в магазине подкупил кое-что на вечер. Вчерашний разговор заводить боялся - врач прописал спокойствие. Но отец, размякший после горячего бульона и таблеток, немного приободрился и сам начал говорить, хитро прищурив старческий слезливый глаз:
   - Хочу вопрос тебе задать, сынок. Что такое вообще этот твой сквозной туннель, который ты всю свою сознательную жизнь изучаешь?
   Филимон вскинул ан него удивлённые глаза, чувствуя подвох в вопросе старика:
   - Отец, ты это серьёзно? Это же прописные истины. Сквозной туннель - это глубинная структурная единица Мироздания, имеющая отличную от нашей систему координат, энергетику, иное измерение и иное время.
   - Я не об этом, сынок, - старик поморщился, закашлялся и враз посерьёзнел: - Ты говоришь о физических параметрах иномирья. А я - о морально-нравственных, если хочешь.
   - Ну ты даёшь, отец! Я физик, а не лирик. Говорю о том, что в моей компетенции.
   - Молод ты ещё, - вздохнул старик. - Наверное, надо прожить столько, сколько я прожил, чтобы понять, что в мироздании ничего не существует само по себе. Физика и лирика, представь себе, тоже связаны и взаимозависимы. Ты не задавался вопросом, почему в туннеле после обычных чужих миров идут икс-идентичные?
   - Вероятно, это данность, па, - пожал плечами Филимон. - Данность, обусловленная, конечно же, законами физики.
   - Только ли законами физики? - в упор глядя на сына, спросил старик.
   - Да чем же ещё? - напрягся Филимон.
   - Твоим сознанием и подсознанием, сын, - отчеканил Изверов-старший и, предвосхищая возражения, быстро заговорил: - Вот ты мне рассказывал про икс-реальности. В каждой из них были разные варианты событий. Разные Арины, разные отношения между вами. Разве там, во время странствий, ты не думал о том, как сложатся у тебя отношения с этой женщиной? Разве не проигрывал в голове различные варианты событий?
   - Я, конечно, думал об этом, - растерянно пробормотал Филимон, но причём тут....
   - Притом. Ты проецировал свои мыслеобразы в пространство, ты мысленно закладывал основы возможных моделей своих отношений с близкими тебе людьми, которые уплотнялись, структурировались в икс-реальности. Твой сквозной туннель, Филя, вовсе не туннель. Это - лабиринт твоей души. Ты сам породил его и теперь сам же плутаешь в его закоулках и отсеках, - глаза старика горели ясной мыслью, было видно, что эта идея давно выношена им, продумана и просчитана.
   - Не может быть! - вскричал Филимон. - Я там жил. Там люди из плоти и крови. Эти миры - не плод моего воображения, они реальны. Подтверждение тому ты сам, живущий в одном из многочисленных икс-миров.
   - Дело терминологии, сын, - отмахнулся старик. - Вспомни философа Парацельса. Он ещё в 15-ом веке писал: "Дух есть мастер, воображение, инструмент. Силой воображения воля создаёт из мыслей звёздные сущности. Воображение не есть фантазия. Воображение даёт начало жизни, форме..." Да, твой туннель - плод твоего воображения, которое сумело материализовать твои мысли, создав реальные икс-идентичные миры. У каждого человека есть свой сквозной туннель. Хотя я предпочёл бы слово "лабиринт". Только одни люди могут его материализовать, другие нет.
   Ошарашенный смелостью отцовской идеи, Изверов молчал, переваривая услышанное.
   - Подожди, но тогда, причём здесь мир дефицитной воды или майдены с маракузами?
   - А кто знает, сынок, что и почему бродит в нашем подсознании? Ты никогда не задумывался о природе наших снов? Ведь иной раз такое приснится, что голову себе ломаешь, откуда вдруг такие дикие, нелепые фантазии. Однако снится.
   - Порождённые силой воображения миры.... Ну, ты даешь, отец! Не слишком ли ортодоксально? Я рос обычным ребёнком. Никто не замечал во мне особой склонности к воображению, - усомнился Филимон. А ведь для того, чтобы сотворить мир, надо обладать недюжинным талантом, огромной силой воображения.
   - Я думал об этом, - сказал старик. - Мне кажется, что тут дело в самом эксперименте. Наша установка генерирует и усиливает любой вид энергии. Так?
   - Так, - недоверчиво бормотнул Филимон.
   - Ну вот. Она и усилила мощность твоих мыслеобразов и уплотнила их. Именно поэтому ты и попал в лабиринт собственного сознания и подсознания, то есть в лабиринт своей души.
   - А почему я тогда не могу выбраться из него? Ведь это лабиринт моей души. Я каждый Божий день рисовал в своём воображении свой родной мир, - воскликнул Изверов.
   - Правильно, рисовал. Рисовал возможные варианты встреч с этим миром. Ты плутал по закоулкам своей души и продолжаешь плутать до сих пор.
   - Но почему?! Я же знаю, чего хочу! Я уже определился с выбором, - вскричал Филимон.
   - Э-э, друг мой, не только чужая душа потёмки, но и своя личная тоже. Скажи, разве ты не сомневаешься в Арине? Разве ты можешь с уверенностью сказать, ждёт она тебя или нет, примет или не примет, простит или не простит? Эти сомнения порождают всё новые и новые икс-реальности. Ведь ты на самом деле не знаешь, что могло случиться с Ариной и ребёнком в твоё отсутствие. И это самое главное твоё сомнение. Приплюсуй сюда муки совести, терзания души.
   - Но ведь я раскаиваюсь, отец.
   - Я знаю, сын. Но за всё в жизни надо платить. Ты платишь своими скитаниями по туннелю.
   - Неужели нет выхода? - взмолился Филимон.
   - Боюсь, что нет. Ведь у тебя нет оснований не сомневаться. Ты продолжаешь сомневаться. Даже если твоё сознание выстраивает картины благополучной встречи, твоё подсознание кипит сомнениями. Ты не сможешь выбраться из этого лабиринта, - старик тяжело вздохнул и закашлялся. - Прости за правду, сын, но я должен был тебе это сказать, чтобы ты не питал больше иллюзий. Если хочешь осёдлой жизни, остановись в любом из миров, закрой для себя дверь в другую реальность, налаживай жизнь там, где считаешь нужным. Любая икс-реальность - это твой мир, ибо порождён тобой.
   Филимон, потрясённый теорией отца, молчал. Он понимал, что отцовская идея лабиринта рушит его надежду на счастье.
   ГЛАВА 9. И РАЗВЕРЗЛАСЬ ПЛОТЬ ПРОСТРАНСТВА...
   "Итак, я блуждаю в лабиринтах собственного сознания, - размышлял Изверов. - Но при этом населяю пространство мыслеобразами, которые материализуются. Я создаю реальные миры. Отец считает, что мой аппарат-усилитель энергии уплотняет мои мыслеформы. Очень, очень похоже на правду. Ай-да, старик! Ай-да гений! А что если вмонтировать в установку экран монитора, по типу компьютерного. Весьма вероятно, что я смогу увидеть свои, созданные мной реальности. Если они проецируются в пространстве туннеля, почему бы им не проецироваться ан экране?"
   - Пап, мне нужно в лабораторию, - крикнул Филимон отцу. - Есть идея.
   Старик тяжёлой, шаркающей походкой вышел из кухни:
   - Разве я не говорил? Лаборатория расформирована, сынок.
   - Как? Почему?.. - растерялся Филимон.
   - Да потому что продолжать опыты в этом направлении опасно. Нам хватило одного тебя, чтобы понять, что в туннеле человек исчезает из своего мира навсегда. А после открытия мной теории лабиринта сознания желающих участвовать в эксперименте поубавилось. Никто не хочет быть вечным странником. Какой-никакой, а свой мир ближе к телу, - старик усмехнулся своей шутке.
   - А сам аппарат, па? Его что, демонтировали?
   - Зачем? Я его себе забрал. Вон там, в чулане, стоит, целёхонький. Рука, знаешь ли, не поднимается крушить детище собственного сына, - отец говорил это с явной гордостью за сына, и Филимону было это приятно.
   "В сущности, этот старик и сеть мой отец. Я же перенёс память о нём из своего прежнего мира, - тревожно рассуждал Изверов. - Все они, дубликаты, настоящие реальные люди, созданные на основе моего сознания. Вот ведь в чём парадокс!"
   Филимон вытащил из чулана свою установку, открыл заднюю стенку устройства и уставился на микросхемы.
   - Что ты там химичишь? - сгорая от любопытства, в нетерпении спросил старик.
   И Филимон рассказал о своей идее присоединить монитор к аппарату.
   - И твои миры будут у нас, как на ладони! - возбуждённо воскликнул отец. - Давай прикинем формулы на предмет вживления микросхем в нутро монитора.
   - Правильно мыслишь, пап! - одобрил Изверов.
   Работа закипела теперь отец и сын каждый день корпели над научными расчётами, спаривали и модифицировали микросхемы, подсоединяли сенсорные пульты и курсоры Дни до отказа были заполнены работой и жаркими научными спорами.
   - Для себя Филимон давно уже решил, что останется в этом мире с престарелым отцом, которого он, как выяснилось, всегда любил. Он чувствовал, что нужен старику. И это ощущение своей полезности приводило его в тихое умиление и грело душу.
   Осенью старки слёг. Врачи откровенно сказали сыну о том, что отцу осталось недолго. Об этом было больно и страшно думать, но и не думать Филимон не мог. Нет-нет, да и мелькала мысль: а там, в других икс-реальностях, и в своём родном мире отец тоже болен и слаб?
   Олег Николаевич Изверов умер под новый год. От депрессии Филимона спасала только работа. Похоронив и оплакав отца, он с утроенной силой взялся за дело. Научная мысль требовала практического подтверждения. Однако пока на экране монитора мелькали лишь серебристые полосы и иногда непонятные разноцветные бесформенные пятна. Установка нуждалась в настройке и усовершенствовании. И Филимон часами неустанно что-то подделывал, корректировал в аппарате. А потом бес сил падал в постель, чтобы забыться тяжёлым сном, а утром вновь сесть за работу. Только в этом он видел сейчас смысл своей жизни.
   Ему было одиноко, очень одиноко. Теперь никто и ничто не удерживало Изверова в этом мире - только этот "старый ящик" с бесполезно мелькающим экраном. Но вот ведь странно, дверь в другое пространство не открывалась. Он бы и рад был шагнуть в любой другой мир, лишь бы рядом были близкие люди, лишь бы хоть кому-то быть там нужным.
   Ни с того ни с сего вспомнилось семейство Тани и Михея из мира дефицитной воды, их крикливая, невоспитанная девчонка Лизка. Странный мир. Из каких таких глубин подсознания он вышел? - подумал Филимон. Интересно, как они там сейчас?
   В этот момент на экране монитора вдруг произошло заметно шевеление. Полосы поредели, мелькающие пятна укрупнились. Филимон впился глазами в экран. На нём явственно проявлялись какие-то очертания. Мелькание прекратилось, цветопляска начала структурироваться в фигуры. И перед глазами ошеломлённого Изверова появилась вполне отчётливая картинка.
   На топчане лежала Лизка, худая, страшная, с почерневшим лицом и сомкнутыми глазами, спёкшиеся губы чуть приоткрыты, тонкая ручка-веточка лежит над ворохом какого-то тряпья, наброшенного на неё. Неужели мертва? Но нет! Ресницы девочки чуть подрагивают, под закрытыми веками перекатываются глазные яблоки. Девочка беспомощно выпячивает губы, силясь что-то сказать. Но звуков не слышно. Он же не настроил звуковой режим.
   Почему-то к девочке никто не подходил. Где же родители? Ведь ребёнок умирает.
   Филимон не мог знать, что родители девочки, хмурые Таня и Михей, скончались несколько дней тому назад. Что на их лес обрушилась беда - по неведомым причинам вода перестала поступать в резервуары. На селение напал мор. Люди умирали от обезвоживания и других болезней не в силах бороться с природным катаклизмом. Что из всего населения в живых пока осталась только Лизка.
   Ничего этого Филимон не знал. Он только, не отрываясь, смотрел на Лизку, понимая, что она умирает. И когда вдруг со знакомым треском перед ним разверзлось пространство, Филимон с диким звериным криком "Подожди, не закрывайся!", метнулся в ванну, схватив канистру, быстро наполнил её водой и рванулся обратно. Он успел в самый последний момент. В два прыжка заскочил в разверстую пасть пространственного полотна и тут же услышал за собой глухой шлепок. Мир, где он похоронил своего отца, захлопнул за ним свою дверь.
   * * *
   Лизка никак не отреагировала на появление Филимона. Но когда он поднёс к её губам флягу с водой, сделала несколько судорожных глотков и открыла глаза.
   - Филимон, - прошептала одними губами. - Ты добрый... Я ждала тебя, - и снова закрыла глаза.
   Неделю Филимон выхаживал девочку: поил и кормил с ложечки, баюкал, пел песни и рассказывал сказки. И, наконец, Лизка поднялась с постели. А когда встала, как маленький, затравленный щенок, прижалась тщедушным тельцем к Филимону:
   - Ты только меня не бросай.
   Как он мог её бросить?! Этот мир погиб. Он успел спасти только эту девочку. И не было у него теперь на свете существа роднее и дороже Лизки. Но эту реальность надо было покидать. Здесь им не выжить вдвоём. Запасы воды даже при режиме жесточайшей экономии заканчивались, а пополнить их было неоткуда.
   Филимону было всё равно, в какой мир они попадут, лишь бы в нём была вода, и не было войны. А Лизке и подавно всё равно, лишь бы с Филимоном.
   Изверов не сомневался, что пространство откроет им новую дверь. Ведь всё это - лабиринт его души, порождение его мыслеобразов.
   И однажды это случилось. С треском прорвалась плоть пространства, и в его разорванном проёме мелькнула синева нового мира.
   Если бы кто-то мог наблюдать их со стороны, то увидел бы удивительную картину: два силуэта - высокий долговязый мужчина и маленькая худая девочка - чернеют на фоне солнечно-синего лоскута, в проёме разорванного пространства. Но, увы, умерший мир не мог этого видеть.
   Крепко взявшись за руки, Филимон и Лиза смело шагнули в распахнутую дверь Мироздания...
   Ольга Нуякшева (октябрь 2012 г.)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"