Аннотация: Гоголь занят активным отдыхом, весело вращаясь в гробу!
ВИЛ, или сон в Рождественскую ночь
Юрка достал из кармана трубочку ярко-красной губной помады, которую еще утром предусмотрительно умыкнул с какого-то уличного лотка. Дрожащей рукой начертил на холодном мраморном полу пентаграмму, стал в ее центр. Вмурованные в стены многочисленные лампы давали слабый, рассеянный свет. Юрка осмотрелся по сторонам, то ли боясь чьего-то постороннего присутствия, то ли наоборот, страстно желая увидеть где-то по близости хоть одну живую душу.
Говорят, в другие ночи здесь не так страшно. Да и в караул назначают по двое. А почему именно в ночь перед Рождеством ставят в караул одного, да еще и в такое место - никто не знал. Но, говорят, пару лет подряд ребят отсюда увозили в психушку, одного - прямиком в морг, а остальные ни слова не проронили о том, что с ними тут произошло. Может, все это и сказки, может, все вранье, может... Да, наверное, так оно и есть, подбадривал себя Юрка.
"Хочешь - прихвати с собой Библию, это не возбраняется, хотя с тем же успехом ты можешь бубнить Капитал Маркса или Устав караульной службы" - сказал ему сержант.
Стрелки наручных часов размеренно двигались по циферблату, отсчитывая последние минуты перед полуночью.
Двенадцать. Тихий шорох раздался впереди, там, куда Юрка старался не смотреть, и, в то же время, откуда не мог отвести взгляда. Стеклянная крышка саркофага плавно и почти бесшумно открылась, человек, лежащий внутри, открыл глаза, повернул голову в сторону Юрки, на бледном восковом лице его появилось подобие улыбки. Тихо засмеявшись, Ленин приподнялся в гробу, опустил ноги на пол, и, неловко ступая и пошатываясь, приблизился к границе начерченной на полу пентаграммы.
Юрка заворожено следил, как полупрозрачные желтоватые пальцы нащупывали невидимую границу, смотрел в глаза, чей прищур был знаком ему с детства по многочисленным фотографиям, только сейчас он вовсе не казался добрым.
- Руку, протяни мне руку, - тихий, как будто бы исходящий ниоткуда, голос сковал Юркину волю. Да, правы, видимо, были те, кто советовал в такой момент бубнить Устав, перечислять ТТХ противогаза или еще какую ерунду - лишь бы не попасть под влияние Голоса. Оцепенев от ужаса, Юрка смотрел, как правая рука его медленно, медленно тянется к невидимой линии, как несколько пальцев уже оказались снаружи, вот уже линию пересекла вся кисть...
Мертвец жадно схватил его крепкими костлявыми пальцами и с поразительной силой резко выдернул за пределы барьера. В глазах потемнело, ноги подкосились, последнее, что Юрка помнил - как ужасная восковая кукла уложила его в свой гроб, торопливо расстегнула пуговицы на шинели, обхватила и судорожно сжала его худенький торс, и, навалившись сверху, жадно припала холодными потрескавшимися губами к его губам, как будто пытаясь впитать в себя Юркину жизненную энергию. "Нет, не надо!" - пытался кричать Юрка, но губы не слушались его.
Кожа мертвеца становилась все менее похожей на пергамент, лицо молодело, через некоторое время он стал как две капли воды похож на Юрку. Мертвец стащил с пожелтевшего и ссохшегося Юркиного тела военную форму и неторопливо надел ее на себя, поправил складки и удовлетворенно хмыкнул.
***
- Сынок, что тебе такое приснилось? - обеспокоено спросила Юрку мама.
- Ничего, мама, все в порядке, - пробормотал он, - надо же, такое примерещится... - он с облегчением закрыл глаза и почти мгновенно снова уснул.
Мать стояла рядом, задумчиво глядя на него. Затем, бережно поправила складки скомканной простыни, погладила сына по щеке.
После чего тихо закрыла стеклянную крышку саркофага и выключила в свет.