Аннотация: Вот такое оно было, послевоенное детство наших родителей.
Сало.
Весной 46-го с войны вернулся дядька, младший брат отца. Его мальчишки знали только по письмам. В 41-м дядя Ника служил на срочной где-то на румынской границе. Был он на начало войны не женат, и, естественно, вернулся к сестре с братом.
Судьба хранила Николая Арнольдовича. На самом деле, мало кто из тех, встретивших войну в первый же день солдат, вернулся домой. А ему повезло. Хотя ни по тылам, ни по штабам он не отсиживался. Первый день войны солдат-срочник встретил простым армейским связистом. Тем самым, который с катушкой на спине ползком вдоль линии фронта... Из отступления и окружения он вышел лейтенантом. Лейтенантом же и прошел Сталинград, получив там первое серьезное ранение в голову. После госпиталя лейтенанта-связиста забрали на переподготовку в учебную часть НКВД, а после отправили служить в СМЕРШ. Об этом он естественно домой не писал, никакая военная цензура такого не пропустила бы. Но была какая то ирония судьбы в том, что оба брата, один срочник, другой доброволец в Латышской Стрелковой прошли свой военный путь разведчиками. Один контрразведчиком, второй комвзвода фронтовой разведки. Сходство характеров? Какие-то общие качества, которые определили их именно туда?
Став взрослым, Николай часто об этом думал. Но так и не решил для себя этот вопрос.
Так вот, весной 46-го дядя Ника вернулся с войны.
Дело было уже поздним вечером, когда в двери постучали. Мальчишки слетели с кровати, услышав мужской незнакомый, но так похожий на отцовский, голос.
Дядька и внешне был похож на отца. Такой же высокий, худощавый, темнобровый. Потрепав племянников по головам, он стал вытаскивать из вещмешка сохраненные дорожные запасы. Не забываем, это был 46-й год, весна и карточки еще не были отменены. А растущие пацаны вечно хотели есть. Перед округлившимися глазами ребятни из вещмешка появились две булки черного хлеба, трехлитровая банка квашеной капусты и.... завернутый в тряпицу, шмат сала... Сало было нежно-розовым на срезе, с тонкими прожилками мяса. Глаза пацанов загорелись голодным блеском. Мать все сразу поняла, поэтому, улыбнувшись Нике, отвела сыновей на кухню и отрезала им по ломтю хлеба, положив на него по кусочку сала.
Само собой, эти бутерброды были уничтожены почти мгновенно. Но... мальчики понимали, просить еще стыдно... Утром проснутся Шура с Викой, двоюродные сестренки, и им тоже захочется своей доли гостинца. А потом мать, возможно, сварит щи со шкварками...
Сон не шел... Парни вертелись с боку на бок, а перед глазами стояло прекрасное видение: снежно-белый, с чуть зарозовевшими краями и тонкими красно-коричневыми прожилками на срезе кусок сала. Присыпанный крупной солью с чесноком и завернутый в кусок холстины.
Наконец, не выдержав, Арнольд прошептал:
-Коль, пошли посмотрим на него....
-Пошли.
Братья аккуратно сползли с кроватей и тихонечко проскользнули на кухню. Открыли шкаф. Сало лежало с краю. Не сговариваясь, они протянули руки к заветному куску и вытащили его на стол. Луна светила прямо в окно. На кухне было все хорошо видно. А что не видно, то добавлял чесночный запах, шедший от сала. Нож лежал на столе.
-Коль, отрежем по кусочку? По совсем-совсем маленькому...
-Ага... Только по чуть-чуть...
Когда мальчишки опомнились, от куска осталась едва ли половина... Зато животы были набиты и уснулось сразу и легко...
Утром братьев разбудил отец.
-Ну что, кто ночью был на кухне?
Арнольд с Николаем переглянулись. Сваливать вину друг на друга у них было не в обычае, потому покраснев до самых кончиков ушей и опустив глаза, мальчишки честно прошептали:
-Мы...
Отец только собрался начать выговаривать сыновьям, как вдруг Колька согнулся пополам, схватившись за живот...
Мать, стоявшая за спиной у отца, выскочила, схватила его и потащила в туалет. Она сразу сообразила что произошло.
-Над унитазом Николая хорошо выполоскало, резь в животе не проходила еще пару дней. Есть Колька ничего не мог, только пил крепкий чай с черным хлебом.
Дядька успокаивал родителей.
-Ян, Олеся, ну мальчишки наголодались же за войну... Не выдержали. За что их наказывать, мальцы же совсем. Коля вон сам себя уже наказал.
Дядя Ника и не подозревал, насколько он был прав. На сало Николай не мог даже смотреть почти до тридцати лет.