- Набегались, голубчики? - баба Вера нависла над ними, опершись ладонями о край ступы и наклонившись вперёд.
Лёшка всерьёз забеспокоился, что ступа перевернётся. Даже сделал непроизвольное движение, чтобы поддержать аппарат, но вовремя опомнился. Конечно же, ничего такого, что походило бы на клоунаду, здесь произойти не могло. Но, с другой стороны, и трагедией уже не пахло. Голос у старухи был сердитым, однако не слышалось в нём ни угрозы, ни озлобления. Она сейчас напоминала сварливую пенсионерку, вышедшую на балкон второго этажа, чтобы отругать молодёжь, доставшую её шумными проказами под окнами. Лёшка, поначалу вообразивший себе, что без сражения не обойтись и мысленно ужасавшийся, что придётся стрелять и в неё, успокоился. Убить-то из этого автомата не убьёшь - да и можно ли тут кого-то убить, когда и так все не живые? - но до чего неприятно причинять боль... И боль, если судить по тому, как корчились от очередей мёртвые души в имении княгини, реальную. И вообще направить оружие на кого-то... Тем более старуху, пусть и бабу Ягу по сути.
- Идите уж в хату! Там будем разговоры разговаривать, - сказала баба Вера почти миролюбиво и унеслась прочь.
- Слушай, она при жизни на мотоцикле не гоняла? - поинтересовался Димка. Он, кажется, уже полностью оправился от испуга. - У нас была одна. В платке, в ватнике и на мотоцикле с коляской. Да ещё беломорина в зубах. Кур подавила - кучу. За кур, говорит, штрафа нет. Гуси - дело другое.
- Не гоняла. И кур не давила. Она порчу гоняла. Заговоры снимала.
- А... Ну это ничего. Пошли что ли? - спросил Димка неуверенно.
- А не боишься, что съест? - подразнил его Лёшка, хотя и сам был удивлён тому, что вся бабкина агрессия вдруг сошла на нет.
- Съест, так съест, других вариантов нет, - храбро отвечал Димка, который почувствовал, что бояться уже нечего. И добавил глубокомысленно, - но мне кажется, не съест.
- Не должна. При жизни в этом замечена не была. Даже не кусалась. Хворостиной могла огреть, если кто в сад залез.
- Неужто лазили? - поразился Димка. - И не боялись?
- Лазили, - сознался Лёшка. У них яблоки вкусные.
Димка посмотрел на него с пониманием, но уточнять ничего не стал, а сказал радостно, указывая на бабкину избушку:
- Смотри-ка, Василёк пришёл. Может, и отец твой вернулся? Хочешь, я слетаю, узнаю?
То ли нравилась ему роль второго при сильном первом, то ли неосознанно занимал он нишу этого самого второго, потому что был по натуре своей вторым.
- Что ты у меня спрашиваешь? - буркнул, раздражаясь его угодничеством, Лёшка. - Я тебе что начальник?
- Вроде того, - ответил Димка, совсем не комплексуя по этому поводу, немного поколебался и исчез. Не успел Лёшка сделать и десятка шагов, как появился вновь. Сообщил радостно:
- Отец там твой. С бабкой разговаривает. Она совсем подобрела.
То, что отец вернулся, Лёшку обрадовало вдвойне. Хотелось, конечно, увидеться, но и переживал. Страшно было остаться здесь навечно.
-Вот скажи мне, Лёш, чего она на нас взъелась?
- У тебя кот есть?
- Ну есть кошка, - ответил Димка, удивившись неожиданному вопросу.
- Когда она по столу шастает, ты на неё кидаешься?
- Ну, кидаюсь.
- За шкирку хватаешь, пинка даёшь?
- Пинка не даю. А выбрасываю, конечно, и со стола, и отовсюду, где ей находиться не положено.
- Вот и она так. Ты ведь сюда влез без спросу, хоть тебе и не положено. Как кот на стол.
- Ты думаешь? - озадачился Димка.
- Уверен. Так что за шкирку тебя сегодня ещё потаскают.
Баба Вера разговаривать с ними не стала. Игорю Андреевичу сказала, словно дала распоряжение:
- Забирай своих. Чтоб я их больше не видела! - помолчав, ткнула пальцем в Димку. В голосе послышалось сочувствие. - Этот совсем плох. Спешить надо. Того и гляди сюда заявится как полноправный. Дома у него паника. Тётка скорую вызвала. И наша, Чёрная, на тело уже нацелилась. Как бы не вселилась. - Задумавшись, словно прислушивалась к чему-то, добавила, - а твой ничего - ещё поживёт. Повезло хранительницу заиметь.
- А этот-то откуда взялся? - Игорь Андреевич посмотрел на Димку с удивлением.
- Оттуда же, откуда и твой, - ответила баба Вера ворчливо. - Пройдоха сноходческая. Без понятия, но способный. Везде пролезет. Даже сквозь портал прошёл. Когда такое было? Отведёшь, что ль?
- Помогу по-соседски. Пошли, пацаны.
- Постой, Лёш, - вдруг окликнула баба Вера Лёшку. Он с удивлением обернулся. Даже при жизни она, кажется, никогда не называла его по имени.
- Моим скажи, - попросила она, заметно смутившись, - будто я тебе во сне явилась и велела в церкви свечку поставить за упокой, и в поминальные записки велела вписывать. А то, знаю, думают, что нельзя, раз ведовством занималась.
Лёшка удивился тому, как ловко совпало: врать не придётся по поводу того, что во сне явилась. Действительно ведь, во сне! Кивнул, передам, мол.
Они долго шли вдоль дороги, по которой навстречу им брели бесконечной колонной призрачные путники. Казалось, что движутся гипсовые статуи с посмертными масками вместо лиц. Лёшка опустил голову, чтобы не видеть их - очень уж тоскливым было это зрелище. Стал смотреть под ноги на узкую, едва различимую тропинку. Удивился: откуда она? Кто здесь ходит? Отец словно услышал его вопрос. А, может быть, и услышал.
- Такие, как вы, и протоптали. Те, которым удалось отсюда вернуться.
- Значит, таких много? - заинтересовался Димка, - вон как натоптали.
- Много-не много, а есть, - ответил Игорь Андреевич. - Вот друг твой, Димка, например.
- А я?
- Ну и ты, конечно... Хотя с тобой другая история. Ты, можно сказать, по приглашению. У тебя пропуск был. Кстати, забирай.
Он снял пайдзу, протянул Лёшке. Тот надел её и почувствовал, как внутри него что-то откликнулось на это, будто вернулась, встала на место утраченная часть собственного Я.
- А баба Вера, - осторожно поинтересовался Димка, - она чего от нас хотела?
- От вас ничего. От тебя. Ты ведь здесь незаконно. А баба Вера... Послушание у неё здесь такое. Блюсти границы. Да вот не соблюла. Упустила вас. Хотя у неё выбор был. Могла назад вернуть - в явь, а могла бы... - Игорь Андреевич кивнул в сторону длинной вереницы призраков, движущихся им навстречу. - На законном основании. Это много проще. Пожалела. Не остыла ещё, не омертвела полностью. Хотя здесь, в предсмертье, и не омертвеешь окончательно.
Димка притих, помрачнел, видно, проняло.
Некоторое время шли молча. Затем отец спросил осторожно:
- Что там на поляне? Как приняли?
Лёшка понял, о какой поляне речь. Рассказал, но не всё, промолчав почему-то про филина.
Отец кивнул. Поинтересовался:
- Жизни свои прежние видел?
- Видел...
- Ну и как они тебе?
- Интересно, - ответил Лёшка осторожно. - Но вот не верю, что это мои. Как кино. Только...
- Что только?
- Не люблю я такие фильмы. Очень уж натуральные. Тяжёлое впечатление остаётся. А если представить, что это всё со мной было.
- А некоторые считают, что помнить прежние жизни благо.
- Есть такие? Попробовали бы сами...
- Я только одного знаю. И ты его, впрочем, тоже знаешь.
Лёшка прикинул, о ком это речь? Общих знакомых у них с отцом и в жизни, и здесь немного. Да про здешних и речи быть не может - им прошлые жизни открыты.
- Нет, не знаю. Кто?
- Пифагор. Знаешь такого?
- Пифагора знаю. А причём тут Пифагор?
- Старая история, - отвечал Игорь Андреевич, - как-то олимпийские боги задумали его вознаградить за исключительные достижения. Но подарить бессмертие не захотели. Тогда он попросил открыть память о своих прошлых жизнях.
- Не побоялся, - подал голос, пришедший в себя Димка. Он вообще чувствовал себя третьим лишним и заметно переживал из-за того, что мешает разговору отца с сыном. Последнему разговору. Прощальному. - Чего не побоялся? - удивился Лёшка. - Того, что будет знать, что бессмертен?
- Если бы только знать... Но помнить все своих глупости и подлости. Или он был безгрешен что ли?
- В известном смысле так, - подтвердил Игорь Андреевич. - До пришествия Христа в античном мире понятия греха не существовало.
- Нормально. Делай, что хочешь и всё будет шито-крыто!
- А как же тогда Сизиф? - проявил эрудицию Лёшка. - Его ведь наказали... Значит, не всё было позволено.
- А кто говорит, что дозволено было всё? Но наказывали не за грехи, а за нарушения закона. Земные власти. А боги карали за противоборство с ними, - отвечал Игорь Андреевич. - По большому счёту античные боги, если рассуждать с точки зрения христианской морали, сами были великими грешниками. Может быть, поэтому и не требовали от людей воздержания.
- А за что Сизиф был наказан?
- За то, Дима, что помог одному древнегреческому богу раскрыть плутни другого. Не без выгоды. Но не для себя, а для города, которым правил.
- Как это?
- Указал, где скрывается похищенная Зевсом девушка, за что её отец - божество водной стихии - создал возле страдающего от безводья города источник. Это грех - вернуть отцу дочь и избавить подданных от жажды?
- Ну и что, он до сих пор мается?
- А того мы не знаем.
- Когда-нибудь узнаем, - буркнул Димка и осёкся, поняв, что реплика его по отношению к Игорю Андреевичу, которому то самое узнавание предстояло в скором будущем, нетактична.
Но тот лишь усмехнулся в ответ:
- Это вряд ли. То, что будет нам предъявлено Там, скорей всего, не имеет ничего общего с нашими представлениями Здесь.
- А как же баба Яга... Я хотел сказать баба Вера? - немного поехидничал Димка.
- А Здесь ещё не Там... Здесь это здесь, - ответил Игорь Андреевич, грустно улыбнувшись. - А помнить все свои жизни в деталях - и правда скорее наказание, чем награда. Когда появилось понятие греха, конечно. Пифагору было проще. Он был безгрешен. Как и все те его современники, которым их боги не сообщили, ЧТО есть грех, и что ЕСТЬ грех.
Тропинка вдруг круто взяла в лево, уводя от скорбной колонны. Провела их ещё некоторое время и упёрлась в скалу.
- Давайте прощаться, - Игорь Андреевич пожал руку Димке. Сказал:
- Ты, Дим, не оставляй Лёшку. Держитесь друг друга.
Димка кивнул, а потом, сообразив, что от него ждут, медленно двинулся к скале.
Игорь Андреевич обнял сына, шепнул:
- Я ведь был там. У вас.
- Как? - поразился Лёшка.
- Не знаю... Я вот думаю, не искушение ли это было? Не испытание ли?
Провалился из твоего сна прямо в явь. Проснулся...
- Во мне? Вот о чём княгиня говорила. Ну, что тело занято. Что мне хода назад нет.
- Сказала? Ты поверил?
- Нет, конечно...
- Ну и правильно. Ладно, иди. Ира тебе всё расскажет. Ты её не обижай, она у тебя славная. И мать береги. Прости, что тобой пришлось сегодня побыть. Так получилось. Иди уже.
Они подошли вплотную к скале, и каменная глыба вдруг, почувствовав приближение, открыла им путь, образуя узкий проход. Прежде, чем войти в него, Лёшка ещё раз обернулся и застыл поражённый. Отец подходил к колонне призраков, с каждым шагом теряя плотность и сам превращаясь в одного из них. Слившись с колонной, затерялся в ней, словно растворившись.
Димка потянул его за рукав. Они вошли в сумрак лабиринта. Навстречу им метнулась огромная чёрная тень. Димка вскрикнул, но Лёшка успокоил его. Обнимая за шею собаку, сказал:
- Не бойся, это Флинт. Мой пёсик. Дождалась, собачина. Он нас и проводит.