Слова того странного пацанёнка не выходили у Лёшки из головы. Про таких говорят - и не зря говорят - не от мира сего. У него это не то, что на лице, на всём облике написано. И вид, и поведение. Приходил ниоткуда, уходил в никуда. Ни с кем не общался - сидел себе в сторонке и смотрел куда-то мимо всех. Поэтому слова его кроме тревоги ничего другого внушить не могли. В интонации, с которой они были произнесены, не было ничего угрожающего. Впрочем, не было и самой интонации. Лёшка несколько раз воспроизвёл в памяти странное, ровное, почти металлическое звучание, но так и не смог уловить в нём ничего живого. Голос был какой-то мёртвый, почти механический. И, обладателю такого голоса о бы конечно, не доверился, если бы не начертанная рукой отца записка, исполненная почему-то в стенографическом начертании. Впрочем, он догадывался, почему. Вот именно потому, что веры этому мальцу не могло быть никакой.
А написано было следующее: "Доверься этому парню. И нацепи пайдзу на звёздочку". Третье отверстие как раз и было расположено над этой самой звездой, скорее напоминавшей снежинку.
Жуткая складывалась ситуация. Получить письмо от умершего отца - это не укладывается ни в какие понятия. Вроде бы. Но с другой стороны, ведь всё это происходит во сне, а не в яви. А во сне такое очень даже возможно. Тут вообще всё нелогичное вполне возможно. Вот только сон, в котором уже две недели обитает Лёшка, по сути и не сон. В обычном сне нет никакой опасности. Приснится что-то ужасное - проснись и радуйся, что это только сон. Здесь же не так. Здесь иногда, как рассказывают, можно и не проснуться. И навсегда потерять доступ к телу. Рубен говорил, что такие случае были. Но ведь отец плохого не пожелает. А зовёт потому, что ему нужна какая-то помощь. Вот только куда зовёт? Ясно куда, если человека нет в живых. Даже подумать страшно!
Лёшка вздохнул. Надо же. Получал он уже бандероль с того света. Пусть и не в буквальном смысле с того света, а условно говоря, теперь и письмо оттуда же. И этот странный пацан, который скорее мёртв, чем жив. Очень уж он похож, на тех, кто проходит колонной от арки до арки. Куда заведёт ещё? Но отец просит о помощи. А отец ему плохого не сделает, тут сомнений нет. В общем, бояться никто не запрещает, а идти надо. Или, всё-таки не надо? Но как не пойти? Припрётся это малахольное чадо, возьмёт под белы рученьки... Ну, одну ночь можно не поспать, две от силы... А потом всё равно войдёшь, даже провалишься, в сон.
"Доверься этому парню..." Ничего не остаётся. И ещё цепочку перецепить. На звёздочку. Это, наверное, важно. Знает отец про пайдзу. Знает, что теперь она у него. А откуда знает?
Когда Лёшка вошёл в сон, то первым делом подумал, где искать этого малолетнего посыльного. А потом отогнал эту заботу от себя - это не его проблема. Но поправил себя: была бы не его, если бы и отец был не его. Решил, что надо двигать к приюту. И только собрался, как пацанёнок возник посреди двора и застыл, не говоря ни слова. Стоит, молчит, смотрит в землю. Ни дать, ни взять провинившийся второклассник. Лёшка подошёл, переселил себя и тронул его за плечо:
- Пойдём, что ли?
Тот вместо ответа протянул руку. Тощенькую такую. Бледную. И брать страшно - оторвёшь ещё ненароком. Лёшка пересилил себя и принял серую прозрачную ладошку в свою ладонь. Подумал, что со стороны они смотрятся как старший брат десятиклассник и его малолетний братишка. Вернее, начал он думать это у себя в сомнусе, а додумал уже на ратушной площади Аржентии.
- Ну и что дальше? - спросил Лёшка, хотя уже догадывался, что... И стало ему теперь страшно до дрожи в коленях. Не зря привёл этот хилекоп его к вечной очереди, где сейчас должно было произойти что-то, связанное с этим бесконечным движением между миром живых и миром мёртвых. Если верить Еразику... А как не поверишь, если достаточно взглянуть на них, чтобы понять, что он прав.
На них не обращали внимания. Тени прятали отрешённые взгляды, а с этой стороны улицы никого не было, учёные же мужи, отгороженные от них шествием, были поглощены рассматриванием уходящих в мир иной.
- Вот, - пацан дёрнул его за руку. - Он. Пора.
Лёшка вгляделся в толпу. В ней, такой же полупрозрачный, как и все, идущие рядом, шёл отец. Лёшка обомлел, хотя и готов был к тому, что увидит именно это. Он оглянулся на своего малолетнего провожатого, а тот вдруг властно и уверенно втащил его в движущийся поток. То ли он проявил несвойственную для его тщедушного сложения силу, то ли Лёшка не имел сил сопротивляться, то ли полностью доверился ему... Только он неожиданно для себя оказался в самой гуще потока. И прилип к этому потоку, как шуруп прилипает к магниту. Кажется, он даже не переставлял ног, его как течением тянул в проём арки, за которой чернела непроглядная темень.
![[]](/img/n/nowikow_w/031/zapiska.jpg)