Они исчезли почти одновременно. Почти. Белла всё-таки ушла на долю секунды раньше. Хотя перед командой выглядела спокойной и даже расслабленной. Иринка же в ожидании старта напряглась, наклонилась вперед, будто и правда собиралась бежать кросс. Лёшке она напомнила в этот момент школьную отличницу, успевающую по всем предметам, кроме физкультуры. И эта её милая неспортивность трогала. Через несколько мгновений возле третьего ориентира возникли две фигурки. Почти одновременно, однако Иринка появилась чуть раньше. Еще секунда - и на пятачок вернулась Иринка. Она удивлённо огляделась, ища соперницу - видно было, что в свою победу не верила. Белла отстала совсем немного. Тряхнула густой гривой, вскинула голову, бросила на соперницу презрительный взгляд, словно не та, а она была первой. Лёшка сотворил из воздуха пышный букет - сколько в нём цветов он и сам не знал, знал только, что нечётное количество - и под рукоплескания малышни вручил победительнице. Она рассеянно приняла букет и даже опустила в него лицо - то ли чтобы ощутить аромат, то ли, чтобы спрятать в цветах смущение. Публичный успех для неё явно был непривычен. Все её успехи были деловые и не шумные. Серебряная медаль по окончанию школы, поступление в МГУ, премии за лучшие материалы в редакции многотиражки...
Так и стояла растерянная с букетом в обнимку, пока Димка не забрал у неё колокольчик и не прозвонил к началу занятий. Кроха-криэйтор, которую Лёшка назвал гениальной, пробегая мимо, потянула на себя букет и что-то в него пошептала... И сейчас же от цветов пошёл пряный густой запах. Белла, дождавшись, когда площадка опустеет, подошла - тут Лёшка насторожился и приготовился: мало ли что придёт в голову этой бесшабашной иностранке - и проговорила:
- Ну, можно и так. Но хожу я лучше... - Она подумала и добавила, - но всё было честно.
Иринка растерянно улыбнулась в ответ и ничего не ответила. Повернулась к Лёшке, видно было, что она на него уже не дуется.
- Не понимаю, - проговорила она смущённо, - ну не могла я у неё выиграть!
- Ну выиграла же! - успокоил он её.
- А почему она сказала: "Можно и так"?
- Ну откуда мне знать, почему? - тут он сплоховал: ответил слишком равнодушно, и интонация его выдала.
- А, - сообразила Иринка, - это ты! Как же я сразу...
Лёшка не стал отпираться. Зачем множить недомолвки?
- Ну придержал её немного на старте. А потом на финише... Что она тут вообще делает? Бегала бы по своей Испании. А то только наших парней в смущение вводит, - подумал и добавил, - ну и девчонок тоже, конечно.
- Скажешь тоже - в смущение... - Иринка улыбнулась. - А, правда, как она к нам попала? И, главное, никто не удивляется... Из взрослых. Значит, и такое возможно. - И погрустнев, добавила, - только не для меня. Я посредственность...
- Ну перестань. - Лёшка растерялся. Действительно, что тут скажешь? Чем утешешь? - А хочешь у неё спросим, как ей это удаётся?
- Нет, нет. Я с ней боюсь разговаривать! Такая вся!
- Ну уже и не такая. Мы её немного осадили. Будет знать, буржуйка, как с комсомольцами связываться! - засмеялся он.
- Вот, комсомолец, а жульничаешь! Не стыдно?
- Почему мне должно быть стыдно? Представь, что вы соревновались в многоборье. Бег, борьба, что там ещё?
Иринка взглянула на него, покачала головой, но возражать не стала. Повертела букет, размышляя, куда его пристроить. Потом сказала:
- Букет победителю. Я его не заслужила.
- Ну хватит уже переживать. Я тебе его подарил не как победительнице, а как Иринке. Поставь его туда - он ткнул пальцем в сторону каменного парапета, окаймляющего площадку, этим же жестом создавая нечто, напоминающее вазу.
Над вазой надо бы было ещё поработать, потому что вышла она грубоватой и простоватой, но ему было сейчас не до посуды. Что-то изменилось в Иринке. Куда подевались твёрдость взгляда, уверенность в голосе - эти атрибуты недоступности? Видно было, что сейчас ей очень нужны защита и поддержка. Она послушно разместила цветы в сосуде, полюбовалась. Не спеша, словно чего-то ждала. Лёшка подошёл сзади, неуверенно обнял её за плечи, притянул к себе. Иринка не возразила, только вывернула голову, заглянула ему в глаза и спросила настороженно:
- А что вы там... У неё делали?
- Мы не целовались, - отрапортовал Лёшка. - Хотя, должен пожаловаться: Беллка пыталась меня соблазнить. Но мы, комсомольцы, следуя твёрдым моральным принципам, обозначенным в уставе организации, без любви не предоставляем ни одного поцелуя... Тем более представителям буржуазных государств.
- Болтунишка... - Она развернулась в его объятиях, удобно подставив лицо. Лёшка, несмотря на всю свою неопытность в амурных делах, сообразил, что это явный разрешающий сигнал. И поцеловал Иринку. В губы. Как сумел. Она ответила. И тоже не очень умело. Но это было неважно. Они целовались до тех пор, пока не услышали громкое хихиканье. Мелкосня, выведенная преподавателем на полевые занятия, сбившись в кучу с интересом наблюдала за сценкой из взрослой жизни. Кто-то даже, прячась в толпе, выкрикнул:
- Жених и невеста сколотили тесто!
Лёшка сунул в сторону кричащего кулак, а Иринка, воспользовавшись ослаблением хватки, выскользнула на волю. Бэлла спустившись с крыльца, подошла к ним, посмотрела сначала на Лёшку, потом на Иринку и вдруг улыбнулась нормальной, хорошей улыбкой.
- А целоваться вы ещё не умеете, хотя целуетесь от души.
- Научи! - влез Лёшка.
Иринка шлёпнула его ладошкой по лбу. Белла рассмеялась. Весело, беззлобно.
- Я же предлагала! Ты не захотел. Ничего, научитесь. - И сказала, будто бы отдавая распоряжение, - Ирина, я заминку с малышней проведу. Вы идите. С первым поцелуем вас...
Иринка зарделась, а Лёшка, изобразив подбородком изящный полукивок-полупоклон, произнёс: "Грация"!
Белла быстро окинула его взглядом, словно оценивая, как бы он смотрелся рядом с ней, случись и у них поцелуй, повернулась к ребятне и лёгким движением руки утихомирила чилдрен-стихию. Все послушно выстроились, разобравшись по парам и мгновенно переместились к третьей вехе, где уже маячила фигура преподавателя.
Когда они удалились, Лёшка вновь было намерился целоваться, но Иринка увернулась.
- Ну, не здесь, Лёш. Потом. Пойдём в кафе?
- В какое? Которое здесь или там?
- Там я ещё не приехала, - засмеялась она.
- А как приедешь?
- Ну не знаю, - ответила она уклончиво... Посмотрим.
- Ну тогда перемещай неумеху в 'Сонный Еразик'...
- Давай руку, Неумеха.
Они заняли тот же столик, что и в прошлый раз. И даже не потому, что он был удобно расположен... А потому, что это был их столик. Официант, внимательно посмотрев на Лёшку, тут же отвёл глаза и удалился, чтобы выполнить заказ.
- Чего это он на меня уставился? - буркнул Лёшка недовольно. Хотя знал - 'чего'. Молодой, мол, без старших по ресторанам ходить, да ещё и девушек водить. Спросил, - может мне 'постареть' года на два?
Иринка пожала плечами, потом ответила:
- Нет, не стоит. Пусть принимают тебя таким, какой ты есть.
Наверное, про себя добавила, - подумал Лёшка: 'Я же принимаю'. Но тут вновь появился официант. Расставил на столе тарелки с фруктами, розетки со сладостями, в центре поместил бутылочку того самого 'ни вина, ни лимонада', от которого так поднимается настроение.
Они посидели немного, потом потанцевали, и никому Иринку приглашать Лёшка не позволил. А когда один из приглашавших воспринял это как оскорбление, появился Еразик и быстро замял скандал. После чего увёл Лёшку и Иринку на кухню под предлогом показать своё хозяйство. Впрочем, никакого хозяйства и не было. Бутылки с замечательным - как назвал его Еразик 'фирменным' - напитком были упакованы в красивые коробки, расставленные вдоль стен. За длинным столом сидел сгорбившись седой мужчина, почти старик, и одно за одним вынимал из пакетов яблоки, внимательно их рассматривал и перекладывал в большую коробку. Ещё две такие же коробки стояли уже наполненные грушами и апельсинами. Фрукты были яркие как с рекламного плаката. Казалось, они светились изнутри, будто были изготовлены из пластмассы, и подсвечивались изнутри слабенькой лампочкой.
- Это Благоух - лучший в Сеттории густатор. Король вкуса и запаха. И прозвали его так за мастерство.
Король поднял глаза на ребят, задержал взгляд на Иринке. Улыбнулся ей и вновь взялся за фрукты.
- Сам видишь, Алексей, продолжал Еразик, вид у наших плодов немного... искусственный. - Он обрадовался своей шутке, а, посерьёзнев, продолжил. - Не хотел бы ты мне немного помочь? Не сегодня, конечно. И не бесплатно, а очень даже небесплатно... Те замечательные яблоки, что ты создал в прошлый раз, очень даже хорошо разошлись. Твою часть выручки я передал Рубену. Ты получил деньги? Доволен ли оплатой?
Лёшка сказал, что доволен, и что обязательно зайдёт на днях, чтобы помочь в пополнении фруктовых запасов. И придумает что-нибудь поинтересней, чем пепин-шафран. Полистает справочник садовода, где размещены фотографии всяких-разных плодов. Иринка, вмешалась в разговор, объявив, что красивые яблоки и груши, это, конечно, замечательно, но не оригинально. А оригинально, это что-то вроде дыни 'Юбари', которую выращивают на острове Хоккайдо. Стоит эта дыня весом в два с половиной килограмма больше десяти тысяч долларов.
Еразик, услышав о такой сумме, вспыхнул, но тут же и погас, сообщив, что Благоуху вкус этой замечательной дыни не воссоздать, поскольку он её ни разу не пробовал и вряд ли когда попробует.
- Ну тогда, - сказала Иринка, которую, охватил азарт - Лёшка залюбовался ею в этот момент: так непривычно было видеть спокойную и уравновешенную подружку в таком состоянии, - ну тогда можно создавать груши в виде фигурок.
Она рассказала, что на Востоке один фермер выращивает груши в виде Будды. Он помещает их в специальные формы, в которых они растут и созревают.
- А мы можем получать их сразу в готовом виде, и спросила осторожно, - правда Лёша?
- Вполне, - ответил тот и создал крупную грушу, очень напоминающую Еразика. Тот восхищённо всплеснул руками, сказал, что Иринка огромного ума человек, а Лёшка непревзойдённый мастер и виртуоз среди крафтеров. Лёшка создал ещё пару груш, но тут Иринка сообщила, что её уже будят, потому что поезд подходит к станции. Не стесняясь присутствующих, чмокнула Лёшку в щёку и исчезла - проснулась.
Лёшка тоже собрался было проснуться, но Еразик напомнил, что по Москве сейчас только шесть утра и что такое раннее утро ему лучше всего провести в его ресторанчике, потому что за это время можно заработать много денег, а там в Яви он ничего не заработает и проворочается без толку в постели, потому что в такой ранний час во время каникул вставать просто глупо, к тому же, топая и хлопая дверьми, можно ненароком разбудить домашних.
И Лёшка, согласившись, занялся изготовлением груш, но уже не в виде Еразика, а в виде посетителей, которых разглядывал через небольшое окошко в стене. Сначала он возражал, когда Еразик предложил ему заняться этим ваянием, рассудив, что вряд ли найдётся такой "самоед", кто станет есть самого себя. Но Еразик объяснил, что есть эти груши никто и не будет, их сохранят, тем более, что изготовленное Лёшкой может храниться бесконечно долго. Но слух о новинке пройдёт по городу, что увеличит число посетителей. А потом они, а точнее Ирина, придумает ещё что-нибудь. Конечно, для посещения его ресторана ей с Лёшкой деньги не нужны, потому что их здесь всегда обслужат бесплатно, как дорогих гостей. Но деньги можно перевести и в Явь, а там уж таких радушных людей, как Еразик, уже не водится и за всё приходится платить.
Узнать у Рубена или Митрича по поводу колонны призраков на площади возле Ратуши Лёшке не удалось. И он решил расспросить об этом у Еразика, не упоминая, конечно, о смутившей его спине, которая так похожа была на спину отца! Еразик сообщил, что колонна эта движется беспрестанно. Знающие люди утверждают, что это души умерших шествуют через Аит в Аид, поскольку Аит - царство снов - пограничное между миром живых и миром мёртвых. Но что самое странное, иной раз в этой колонне замечают людей, проходивших через площадь дважды и даже более раз. Ещё он рассказал, что существует комиссия, члены которой постоянно находятся на площади и высматривают эти повторы. И даже заведён специальный каталог, где отмечаются такие случаи. Этой комиссии уже много-много лет. Что они ещё узнали никто, кроме начальства, конечно, не знает. А тем более не знает скромный ресторатор Еразик. Да он, в общем-ио, и знать не хочет. Зачем ему лишние знания. Если бы эта колонна направлялась в его ресторан, тогда - конечно, он бы знал о них всё! А так... Судьба подарила ему такое счастье - прожить две жизни. Хотя за это лишило сладости спокойного сна. Хотя, какой спокойный сон может быть у делового человека, особенно в стране, где частное предпринимательство является уголовно наказуемым деянием?.
- Что тебе мальчик? - спросил вдруг Еразик у кого-то за спиной у Лёшки. Тот обернулся и на душе у него стало тревожно. Перед ним стоял тот самый пацанёнок с отсутствующим взглядом, про которого Иринка говорила, что он всё время молчит: ни с кем не заговаривает, и на вопросы не отвечает. И голоса его никто никогда не слышал. Кажется, сейчас услышу, - подумал Лёшка, поняв, что странный мальчик пришёл к нему.
Голос у него был. Такой же "отсутствующий", как и взгляд - невыразительный, тусклый.
- Это тебе, - сказал он, протягивая Лёшке нечто, тускло светящееся и бесформенное. Тот протянул руку, и в его ладони это нечто медленно превратилось в листок линованной бумаги, похоже, вырванный из блокнота. Очень знакомый листок. На нём тоже очень знакомым почерком были начертаны стенографические знаки, которые Лёшка долбил уже две недели. Сначала он ничего не понял, но, присмотревшись, разобрал текст. Поднял глаза на пацанёнка. Тот, глядя сквозь Лёшку, проговорил:
![[]](/img/n/nowikow_w/030/scale_1200.jpg)