Продовольственный магазин Љ 54, который звали в народе "Три ступеньки" располагался на пересечении улицы Мытной и Хавской. Это был обычный магазин, каких много в городе герое Москве. Для рыжего, худого, повидавшего всякого в жизни кота Василия, этот магазин был дом родной. Где после долгих мытарств и скитаний он, наконец, правда не без помощи сторожа магазина, в прошлом сержанта НКВД Сучкова Ивана Трофимовича, приобрел и "стол и кров". Бывший сержант и кот были два друга не разлей вода. Ветеран органов благополучно дожил до семидесяти лет. Имел внешность самую заурядную для пенсионера - вытянутое, худое, сморщенное как печеное яблоко лицо, тонкие губы, длинный с горбинкой нос, лысина, висящие как у запорожского казака седые усы. На лице застыло выражение - ну что же вы люди такие гады, за что ж так? Внешность несколько портили оттопыривающиеся лопухами большие уши. Но соломенная шляпа "а ля Хрущев", которую обычно носил Сучков, скрывала этот недостаток. Трофимыч обрел в лице Василия самого чуткого и внимательного слушателя, он мог поверять ему все свои проблемы и обиды. Обычно дед обитал в своей крохотной комнатке рядом с магазинным подвалом. В каптерке сторожа находились: топчан, тумбочка, радио типа "тарелка" еще довоенных времен. На стене изрядно загаженный мухами, с таинственной улыбкой сфинкса висел старый пожелтевший портрет "Генералиссимуса Сталина". А на столе стояла открытая полупустая бутылка портвейна "Агдам", другая, полная стояла у старого клетчатого, продавленного топчана под столом. Дальше на столе были: граненый стакан, штопор, треснутая тарелка с вареной колбасой, и сухой коркой ржаного хлеба, нож, двузубая алюминиевая вилка. Кот Василий свернувшись калачиком, лежал на топчане. И в это утро, как обычно Сучков изливал свою душу перед ним:
- Обидно, ну честное слово, обидно. Ну за что?... Чё было так орать?.... А потом. Я ж ей честно признался - что да,... разбил, - сторож посмотрел под стол на еще не открытую бутылку "Агдама", и налил в граненый стакан буро-гранатовую жидкость. Выпил, занюхал коркой ржаного хлеба, и продолжил:
- Разбил я две бутылки портвейна. А она?....Воруешь, воруешь! Еще раз, и уволю! А сама! Не ворует?.... Я всю войну с врагами народа бился. Я, может, фашистами контуженый.
Ветеран органов с чувством ударил по столу. Жалобно звякнула посуда, при этом недопитый стакан опрокинулся и портвейн залил стол.
- Мне пол - задницы бомбой оторвало!- кричал сержант. Это была чистая правда. Во время войны, в суровую годину сорок первого года эшелон сержанта Сучкова, в котором перевозились ЗэКа Минской тюрьмы НКВД, попал под бомбежку. В результате "филейная" часть седалища Сучкова уменьшилась на пол кило. Иван Трофимович всю войну прослужил вертухаем на Колыме, в "Сиблаге" охраняя врагов народа. Но свой долг перед Родиной, несмотря на ранение, сержант исполнял честно и добросовестно. И за войну был отмечен медалями: НКВД "За отличную стрельбу" и "За победу над Германией". Еще раз, налив и выпив, ветеран, ожесточенно плюнул в сторону двери и сказал:
- А сама! Не ворует!? Да был бы жив Лаврентий Палыч. Разве бы он такое допустил, что бы эта... - тут сторож опасливо посмотрел на дверь. Не подслушивает, ли кто? И гневно, даже отчаянно погрозил костистым кулачком воображаемой хозяйке магазина.
- Сучка рваная, вражина недобитая, подстилка уголовная! Хрен ей в дышло и в лагерную пыль! Что бы эта зараза, так оскорбляла сотрудника органов. А предупреждал нас товарищ Сталин! О, я это пооомню! Что враги со временем размножатся все больше и больше. Особенно, я думаю, жидовское племя. - Сучков закрутил от обиды кончик уса, а правым указательным пальцем с грязным ногтем стал что - то доискиваться в носу.
Василий слушал это страдание души друга как всегда, иногда почесывая за ухом, зевая во весь рот и выгибая спину. Он всегда был чуток и терпелив, особенно когда старик чесал ему за ухом. Вдруг, розовый с черным пятнышком нос кота обонял удивительный по сладости аромат. Запах шел из подсобки мясника, куда рыжий друг и направился, оставив деда Трофимыча наедине с бутылкой.
В этот утро мясник Шота решил позавтракать яичницей с ветчиной. Порезав ее на столе, он пошел за яйцами, оставив ветчину без присмотра.
Запах от нежной, с розовым жирком, подкопченной датской ветчины был так притягателен, что Василий решился. Кот молниеносно, как дикие предки вскочил на стол и рванул с желанной добычей. Он не стал тянуть, мало ли что там в будущем? "Хищник" быстро умял свининку и довольный пошел к себе на топчан. Да, жизнь его кошачья, в общем - то удалась. А в проходе остался ждать своего часа хрящик, все, что осталось от ветчинки. И все было бы хорошо для тружеников советской торговли. Но сегодня был не их день.
Мара Аркадьевна Лозинская, директор магазина Љ54, была женщиной стройной, с черными, как греческие маслины глазами, внешне очень похожая на актрису Быстрицкую. И сегодня с утра она была не в настроении. Как - то все сразу навалилось. Неожиданно, на два дня раньше срока начались месячные. Аркаша, единственный сын, рос оболтусом.
"Сколько сил и денег стоило, протащить его в институт торговли-отмазать его от армии. Не учится как другие. Все ему бы в кабаках родительские деньги транжирить, да с шалавами разными гулять. А пора бы за ум браться - уже двадцать пять. Вон вчера, на своей "Волге" стукнул новую шестерку, был пьян вдрызг, хорошо хоть не покалечился. Голова прям кругом идет. Хорошо дядя родной Моисей Львович помог, он то давно в торговле - связи огромные, поговорил с кем-то из генералов на Петровке. Но все равно пришлось к своим "кураторам" из ОБХСС обращаться. Даже вспоминать не хочется. Как представлю похотливую, с двойным подбородком, жирную, физиономию подполковника Подьячева...У...сволочь, свинья. Глазки маленькие. Лысина его... Руки опять распускать будет, пальцы толстые, ладони горячие, потные. Воняет потом, как от старого козла. Вот козел и есть. Нет, ну почему так не везет? Пусть бы просто взял деньги и отвали, нет - "Марачка розочка моей души, принцесса моего сердца."
Мара открыла дверцу бара. Из большой пузатой бутылки налила полную рюмку ароматного напитка. Махом выпила...Горячая волна согрела душу. Перестали дрожать пальцы. Да, умеют французы делать коньяк - "Наполеон" это эликсир души, не нашей сивухе чета". Мара подошла к трельяжу поправила прическу, макияж. Ну, ни чего не в первый раз, переживем. Машина...Машину новую сейчас, скоро не получится взять - только купили. Опять теперь давать "бабки" для автосервиса. Начальник сервиса Казбек Муратович заказал красной икры. Хорошо, что начало месяца - все есть. Мара Аркадьевна открыла дверь кабинета и крикнула в темноту коридора :
- Клавка! Тащи банку икры, ту, что я вчера отложила. -
Клава Толстомырдина была женщиной почти бальзаковского возраста, лет пятидесяти. С крупной, приземистой фигурой, с полным грубоватым лицом и большой родинкой над левой бровью. Нос слегка картошкой, ярко накрашенные губы, маленькие карие глазки, крашенные, черного цвета, накрученные спиралью волосы. Конечно, была она не красавица, но судьба все же не обделила ее "счастьем". В этом году Клава, после ушедшего на повышение в главк прежнего товароведа Акимыча, стала товароведом данного магазина. Это было не дешево, и не одна она хотела занять это доходное место, но... Кольцо с бриллиантом в полтора карата и десять тысяч рублей, произвели благоприятное впечатление на Лозинскую, и склонили чашу весов в пользу Клавы. "Счастье" сразу сказалась на ее внешнем виде и бюджете. На пальцах с золотыми перстнями, теперь красовались не рубины, так раньше любимые ею, а изумруды и бриллианты. Конечно не такие как на "хозяйке" - Лозинской, но тоже не маленькие. Услышав приказ начальницы, товаровед взяла трех литровую банку икры и пошла к "хозяйке".
Клава спешила, но мысли все о работе:
- А предупредила я Люську, что бы не разбавляла с утра сметану, а то вчера уже разбавили?
И тут, по "закону подлости" наступила на "Васькин" хрящик.
Да, обычного гражданина страны советов, картина разбившейся трех литровой банки икры повергла бы в шок. Но нет. Работника "нашей" торговли, картина разбрызганной по стенам и размазанной по полу лососевой икры не потрясла. И не такое видали. Толстомырдина сидела на полу вся икре, пытаясь выковырять толстым, как сарделька, пальцем икру из правого уха. Но ее больше огорчила не разбитая банка, а испорченная прическа. Теперь придется договариваться с мастером салона, опять ждать очередь, делать завивку, укладку.-
В это осеннее утро, несмотря на Клавину "катастрофу", магазин "Три ступеньки" продолжал жить своей обычной жизнью. На прилавках был все тот же ассортимент продуктов первой необходимости: соль, спички, макароны, болгарские консервы. На длинных, полупустых прилавках стояли "египетские" пирамиды консервных банок сгущенного молока, морской капусты, кильки в томате. Да, еще было: мясо первого сорта с костями по 2 рубля, колбаса ливерная 50 копеек, и зельц из "говядины" по рубль десять. А так же "краковская" колбаса по 3рубля 30 копеек и сосиски молочные по 2рубля 50 копеек. В молочном отделе продавались треугольные, бумажные, вечно подтекающие пакеты молока по 16 и 25 копеек, жиденькая сметана, яйца по 90 копеек. А продавцы продолжали, как и каждый день, "делать свой маленький гешефт" обвешивая и обсчитывая, толпившихся, и скандаливших покупателей. Советская бумажная промышленность работала хорошо, с перевыполнением плана, поэтому у продавцов продовольственных магазинов всегда была серая толщиной "типа картон" оберточная бумага. И особенно бумага была любима продавцами мясо - молочных, сыро - колбасных, и других развесных отделов. Эта "бронированная" бумага уходила в лет - тоннами. В результате жизнь работников торговли окрашивалась из золотого в изумрудно-бриллиантовый цвет, а слух услаждался хрустом крупных купюр. И процесс этот шел по-нарастающей. Запросы советских работников торговли, как и всех советских людей, что не раз отмечалось на партийных Пленумах, все возрастали. Поэтому процесс обсчета, обвеса у продавца происходил на уровне подсознания, автоматически. Вот и сейчас Люся - продавец колбасного отдела работала как всегда. Козырева была на хорошем счету в магазине. Ее не раз награждали почетной грамотой и выносили благодарность. Люся была опытной работницей и "ударницей социалистического труда". Работу свою любила и работала быстро, на автомате. Алгоритм ее работы был привычен: колбаса, бумага, вес, это....на ум пошло, чек, сдача, следующий. Поэтому когда пожилой покупатель купил у нее ливерной колбасы, она не обратила на него внимания. Он был в синем берете, черных импортных, пляжных очках и темно-синем плаще.
- Я попрошу Вас перевесить и пересчитать вес моей колбасы - сказал гражданин в берете.
" Ну, опять скандалист попался, - решила она, хотя голос и густые брови "скандалиста" показались Люсе смутно знакомыми.
- Ну что им надо, старым пердунам? Получил, отойди, не мешай работать. Теперь время на него терять. Работать не дают." Подумала продавец.
- Ну что ты мне нервы делаешь, а не пошел бы ты куда подальше, старый хрен! Работать не даешь, очередь задерживаешь, - со всей силы, привычно пролаяла комсомолка Люся. Человек побагровел лицом. Резко снял очки. Как из-под земли рядом с ним появились двое в "штатском". "Ударнице" торговли резко поплохело. Она, наконец, узнала, кто стоит перед ней.
- Где директор!? - рявкнул Брежнев. К нему подскочил в "видавшем виды" сером, с зеленными заплатками на локтях пиджаке, в мятых коричневых брюках и стоптанных ботинках сторож магазина Иван Трофимович Сучков. В одной руке он крепко держал кота Василия, в другой недоеденный кусок "любительской" колбасы. Усы и волосы Сучкова, от осознания важности момента встали дыбом, шляпа съехала на сторону. -
- Дорогой Леонид Ильич, спасибо Вам за мир - сказал сторож, вытягиваясь по военному, и хлюпая носом. Кот, не понимая, что происходит, вытаращив желтые глаза, сначала истошно заорал. Потом вцепился всеми лапами в рукав старого пиджака сторожа. Иван Трофимович, не обращая внимания на истошные вопли полосатого друга, продолжил.
- - Спасибо вам, дорогой Леонид Ильич, от всех ветеранов, что живем без войны, пензию(авт. Редакция) платят..... хорооошую, почти на все хватает, - по восторженному лицу старика текли слезы умиления.
- Где директор, я спрашиваю!? - прервал старика разгневанный генсек.
Василий от страха замочил Трофимычу правый бок. По магазину разнеслись стойкие кошачьи "ароматы".
- Вон там, направо, за рыбным отделом, - сторож ткнул недоеденной колбасой в сторону директорского кабинета.
- "Сдал, иуда энквд"эшная"- подумала Люся.
- Я сигнализировал органам об этой жидовской, воровской банде! Но все сигналы остались без ответа, -скороговоркой проговорил сторож. Грозно сдвинув брови, Ильич поспешил в указанном "магазинным иудой" направлении. В этот момент "хозяйка" магазина и Клава, ничего не замечая, продолжали заниматься любимым делом. Ругались за красную икру. И замолчали только тогда, когда обнаружили, что вокруг непривычно тихо. Обычный звуковой фон магазина отсутствовал. Генеральный секретарь посмотрел на стены и пол, заляпанные красной икрой, на Лозинскую и товароведа. Провел пальцем по стене, зацепил икры. Попробовал на вкус.
- Да, настоящая икра, свежая, хорошая - Брежнев помолчал. Потом резко сунул остолбеневшей от страха директорше под нос круг бледно-зеленой ливерной колбасы.
- Ты директор!? На, ешь. Не хочешь? Сами значит, икру ногами топчете, а людей го....м кормите! Генерал Рябенко! Позвони куда следует, хоть Щелокову. Пусть разберутся, накажут виновных. Поехали. - сказал Ильич