По дороге домой Роджер объехал Куперсвилл стороной. Не то чтобы он боялся гнева Уты МакДжилливрей, ему просто не хотелось омрачать радость возвращения конфронтацией. Вследствие этого он пробирался к дому окольным путем, поднимаясь кругами по крутым склонам к Риджу, пробираясь через заросли, где растительность захватывала тропинку, и форсируя небольшие ручьи.
На одном из последних бродов, когда его мул выбрался из воды, стряхивая с живота капли воды, он заметил на береговых камнях какое-то движение. Эйдан ловил рыбу и не замечал его.
Роджер направил Кларенса вдоль берега и некоторое время наблюдал молча, потом спросил:
- Хорошо клюет?
- Неплохо, - ответил Эйдан, не сводя глаз с лески. Потом поднял голову, широкая улыбка от уха до уха рассекла его лицо, и он, бросив удочку, вскочил, протягивая обе руки. Роджер ухватил его за тонкие запястья и поднял его в седло перед собой.
- Вы вернулись! – воскликнул мальчик и обнял Роджера, уткнувшись счастливым лицом в его рубашку. – Я ждал вас! Вы теперь настоящий священник?
- Почти. Откуда ты знал, что я приеду сегодня?
Эйдан пожал плечами.
- Я жду вас чуть ли не неделю, - он взглянул в лицо Роджера лукавыми глазами. – Вы совсем не изменились.
- Нет, - подтвердил Роджер с улыбкой. – Как твой живот?
- Превосходно. Хочешь посмотреть мой шрам? – он откинулся и задрал полу грязной рубашки, показывая тонкий четырехдюймовый рубец на бледной коже.
- Хорошо, - одобрил Роджер. – Заботишься о маме и маленьком Орри теперь, когда выздоровел?
- О, да, - Эйдан выпятил худенькую грудь. – Я вчера поймал шесть форелей на ужин; одна большая с мою руку! – Он вытянул руку, показывая размер рыбины.
- Да что ты говоришь?
- Да! – возмущенно воскликнул мальчик, потом понял, что его поддразнивают, и рассмеялся.
Кларенс забеспокоился, почувствовав дом; он топал копытами и тряс уздой.
- Нужно ехать. Хочешь поехать со мной?
Эйдан заколебался, но поборол искушение.
- Не-а, я обещал миссис Огилви сказать ей, как только вы появитесь.
Роджер удивился.
- Да? Зачем?
- Она родила на прошлой неделе, и хочет крестить ребенка.
- О? – его сердце подпрыгнуло, и радостные пузырьки, которые он держал в себе, немного раздулись. Его первое крещение! Точнее, первое официальное крещение. Он с болью в душе вспомнил о маленькой девочке О’Брайанов, которую он похоронил без имени.
- Скажи ей, что я с удовольствием крещу ее ребенка, - он спустил мальчика на землю. – Пусть пошлет весточку: когда. И не забудь свою рыбу! – крикнул он.
Эйдан схватил удочку и серебристую связку рыб – ни одна из них не была длиннее ладони – и бросился в лес. Роджер повернул Кларенса к дому.
Он учуял запах дыма, еще до подъезда к дому. Более сильный, чем запах печного дыма. Со всеми этими разговорами, которые он слышал по пути, и с происшедшими недавно событиями в Кросс-Крике, он забеспокоился и заторопил мула, ударив его пятками. Кларенс, чувствуя домашний дух даже за запахом дыма, с удовольствием повиновался и бойко потрусил вверх по склону.
Запах дыма усиливался, отдавая затхлостью, и этот запах казался смутно знакомым. Между деревьев виднелась заметная дымка, и когда они вырвались из зарослей на поляну, Роджер почти стоял на стременах от беспокойства.
Однако хижина стояла, потрепанная непогодой, но целая. От облегчения он упал в седло с такой силой, что Кларенс протестующе закряхтел. Но вокруг дома толстыми прядями вился дым, и посреди него едва виднелась фигура Брианны с шарфом, обмотанным вокруг головы и прикрывающим лицо, как у мусульманина. Он спешился и открыл рот, чтобы позвать ее, но тут же раскашлялся. Чертова печка в земле была открыта, извергая дым, как адская труба, и теперь он узнал затхлый запах - выжженная земля.
- Роджер! Роджер! – она увидела его, побежала навстречу, перепрыгнув, как горная коза, через охапку дерна, и бросилось в его объятья.
Он схватил ее и прижал, думая, что нет ничего лучше в жизни, чем ощущать вес ее тела и вкус ее губ, несмотря на то, что она ела лук на завтрак.
Она оторвалась от него с сияющим лицом и мокрыми глазами, чтобы сказать: «Я люблю тебя!», потом обхватила его лицо и снова поцеловала.
- Я соскучилась по тебе. Когда ты брился в последний раз? Я люблю тебя.
- Четыре дня назад, когда выехал из Шарлотта. Я тоже тебя люблю. Все в порядке?
- Конечно, то есть нет. Джемми свалился с дерева и выбил зуб. Но это молочный зуб, мама сказала, что это не помешает вырасти постоянному зубу. И Иэн может быть заразился сифилисом, мы очень возмущены его поведением, а папу едва не обваляли в смоле и перьях в Кросс-Крике. Мы встречались с Флорой МакДональд, мама воткнула иголку в глаз тете Джокасте и …
- Ух! – Роджер передернулся. – Зачем?
- Чтобы не лопнул. И я заработала шесть фунтов на заказах на портреты, - закончила она с триумфом. – Я купила тонкой проволоки и шелка для абажура, и шерсть для зимнего плаща для тебя. Она зеленая. Но самое главное, мы встретили другого … ладно, я расскажу об этом позже. Все слишком сложно. Как там пресвитерианцы? Все в порядке? Ты стал священником?
- Что-то подобное. Ты научилась непоследовательности у миссис Баг?
- Как можно быть подобным священнику? Постой … подожди минуту. Мне нужно приоткрыть печь.
С этими словами она бросилась по разрытой земле к дымящейся дыре. Высокий дымоход из глины возвышался на одном ее конце, выглядя как надгробный камень. Сожженные куски дерна, когда-то прикрывающие яму, были разбросаны вокруг, и создавалось впечатление, что это огромная дымящаяся могила, из которой поднимается что-то большое, горячее и, безусловно, демоническое. Если бы Роджер был католиком, он бы перекрестился.
Он осторожно приблизился к краю, где Брианна, стоя на коленях, лопатой снимала слой дерна с рамы из ивовых прутьев, лежащей поперек ямы.
Заглянув внутрь сквозь поднимающуюся дымку, он увидел ряд объектов неправильной формы, которые лежали на земляных полках, окружающих яму. Некоторые он смог идентифицировать, как миски или блюда. Большинство из них, однако, были неопределенной трубчатой формы, суживающиеся и закругленные с одной стороны и расширяющиеся с другой.
Они были темно-розового цвета с темными полосками от дыма и выглядели, как коллекция гигантских фаллосов, приготовленных на гриле. Эта мысль показалась ему столь же тревожной, как и история с глазным яблоком Джокасты.
- Трубы, - Брианна с гордостью указала лопатой на один объект. – Для воды. Правда, они великолепны? Точнее, будут, если не потрескаются при охлаждении.
- Ужасно великолепны, - произнес Роджер с намеком на энтузиазм. - Ах, да, я привез подарок. - Он вытащил из кармана куртки апельсин. Она с восторженным вскриком схватила плод, но помедлила прежде, чем запустить ногти в кожуру.
- Ешь, это тебе. У меня есть другой для Джема.
- Я так люблю тебя, - снова повторила она, разбрызгивая сок по подбородку. – Как насчет пресвитерианцев? Что они говорят?
- В основном, все хорошо. У меня университетская степень, и достаточно хорошее знание греческого и латыни, чтобы впечатлить их. Хуже с древнееврейским, но я смогу вызубрить его … преподобный Колдуэлл дал мне книгу. – Он похлопал по карману сбоку.
- Да, я прямо вижу, как ты проповедаешь на древнееврейском всем этим Кромби и Бухананам. Что еще?
На ее губах прилип маленький оранжевый кусочек мякоти, он наклонился и слизал его, ощутив на языке горковато-сладкую свежесть.
- Они проверяли меня на знание доктрин и их понимание, мы много разговаривали, вместе молились, - он чувствовал небольшую неловкость, рассказывая ей об этом. Это было удивительное ощущение, словно он вернулся домой, по которому, не зная сам, скучал. Признать свое призвание было радостно, а признаться людям, которые понимали и разделяли его взгляды …
- Так что пока я только проповедующий священник, - сказал он, глядя на носки ботинок. – Мне нужно пройти рукоположение, чтобы совершать такие таинства, как бракосочетание и крещение, но это может подождать до ближайшей сессии пресвитерии[1]. А пока я могу читать проповеди, наставлять и совершать похоронный обряд.
Она смотрела на него с улыбкой, но с несколько задумчивым видом.
- Ты счастлив? - спросила она, и он молча кивнул.
- Очень счастлив, - наконец, едва слышно произнес он.
- Хорошо, - она улыбнулась более искренне. – Понятно. Ты заключил что-то типа свадебного контракта с богом, не так ли?
Он рассмеялся, и в горле у него перехватило. Боже, эту проблему нужно как-то решить; он не может проповедовать пьяным каждое воскресенье.
- Да, но я женат на тебе. Я не забуду этого.
- Постараюсь, чтобы не забыл, - ее улыбка шла от сердца. – Поскольку мы женаты … - Она прямо взглянула на него, и словно электрический ток прошел по его телу. – Джем у Марсали, играет с Германом. И я еще никогда не занималась любовью со священником. Тебе не кажется, что это безнравственно?
Он глубоко вздохнул, но не помогло. Он все еще чувствовал головокружение, несомненно, от дыма.
- «Как ты прекрасна, возлюбленная, э-э, как привлекательна, - начал он, - и ложе у нас – зелень. Округление бедер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; пупок твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями.»[2]
Он протянул руку и мягко коснулся ее.
- «Два сосца твои — как два козленка, двойни серны.»[3]
- Правда?
- Так написано в библии, - подтвердил он серьезно. – Значит, так и есть.
- Расскажи еще о моем пупке, - попросила она, но он не успел. Из-за деревьев выскочила маленькая фигурка и помчалась к ним. Эйдан, теперь без рыбы и без дыхания.
- Миссис Огил … ви говорит … сейчас! – выпалил он. Он некоторое время глотал воздух, потом отдышался и продолжил. – Ребенок … она плоха. Они хотят крестить ее, пока она еще жива.
Роджер похлопал куртку с другой стороны. Книга общих молитв, которую ему дали в Шарлотте, оттягивала карман небольшим, но дарящим уверенность весом.
- Ты можешь? – Брианна с беспокойством поглядела на него. – Католики могут … я имела в виду, мирянин может провести крещение в чрезвычайных обстоятельствах.
- Да, в этом случае тоже, - сказал он, чувствуя, что немого задыхается. Он взглянул на Брианну, перепачканную в грязи и саже; одежда воняет дымом и обожженной глиной, а не миром и алоэ.
- Хочешь пойти со мной? – спросил он, страстно желая, чтобы она сказала «да».
- Ни за что на свете не пропущу этого, - успокоила она его и сняла шарф, распустив волосы. Раздуваемые ветром они засияли, словно яркий флаг.
Это был первый ребенок у Огилви, девочка, которая, как определила Брианна с опытом многолетнего материнства, в данный момент страдала от ужасных колик, но, в основном, была вполне здорова. Пугающе молодые родители – оба выглядели лет на пятнадцать – были до глубины души благодарны за все: успокоительные слова и советы Брианны, ее обещание, что их посетит Клэр с лекарствами и едой (сами они даже подумать боялись подойти к жене лэрда, не говоря уже о ходящих о ней слухах), но больше всего за готовность Роджера крестить их дитя.
Они были потрясены своей удачей: настоящий священник – их невозможно было убедить в обратном – появился в их глуши и пришел, чтобы даровать божье благословение их ребенку.
Роджер и Брианна оставались у Огилви некоторое время и отправились домой, слегка сияя от хорошо сделанного дела, когда солнце уже садилось.
- Бедные дети, - сказала Брианна, разрываясь между сочувствием и весельем.
- Бедные маленькие дети, - согласился разделяющий ее чувства Роджер. Крещение прошло прекрасно; даже вопящий младенец с багровым лицом не помешал ему полить воду на его лысую головку и призвать божье благословение на его душу. Он испытал величайшую радость и смирение от совершения этой церемонии. И только одна вещь заставляла его испытывать одновременно и неловкую гордость, и глубокое смятение.
- Ее имя … - Брианна остановилась и покачала головой.
- Я пытался отговорить их, - сказал он, тщательно контролируя голос. – Я пытался, ты свидетель. Я предлагал имена: Элизабет, Майри, Элспет. Ты же слышала меня!
- О, успокойся, - сказала она дрожащим от смеха голосом. – Думаю, Роджерина – прекрасное имя. – Потом не выдержала и упала в траву, хохоча, как гиена.
- О, боже, бедная девочка, - сказал он, пытаясь удержаться, но не смог и тоже рассмеялся. – Я слышал про имя Томасина, и даже Джеймисина, но … боже.
- Может быть, они станут называть ее уменьшительно Ина, - предположила Брианна, сморкаясь и утирая лицо передником. – Или будет называть задом наперед Аниреждор и уменьшительно Анни.
- Спасибо за утешение, - холодно сказал Роджер и, протянув руку, дернул ее с земли.
Она прислонилась к нему, все еще сотрясаясь от смеха, и пахла апельсинами и огнем; лучи заходящего солнца сверкали в ее волосах.
Наконец, она успокоилась и подняла голову.
- «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему»[4], - процитировала она и поцеловала его. – Ты сделал доброе дело, Роджер. Идем домой.
Примечания
1
Здесь, организация пресвитерианских церквей в отдельном районе, крае, осуществляющая руководящий надзор за отдельными церквями с помощью представительных старшин и духовенства.
2
Книга Песни Песней Соломона. Каноническая книга Ветхого Завета, написанная на библейском иврите и приписываемая царю Соломону.