Я стала свидетелем этой сцены совершенно случайно. Один из моих ульев роился, и я искала сбежавших пчел.
Новые рои пчел, как правило, далеко не улетали и частенько отдыхали в развилке дерева или на ветке, образуя жужжащий шар. Если найти рой до того, как его коллективный разум решит поселиться в каком-либо месте, можно заманить пчел в плетеный улей и таким образом вернуть назад на пасеку.
Проблема с пчелами была в том, что они не оставляли следов. И вот я с пустой корзиной-ульем через плечо моталась туда-сюда по склонам гор в миле от дома и пыталась, следуя охотничьим наставлениям Джейми, думать как пчела.
Выше по склону цвели огромные заросли галакса и кипрея, но ниже находилась очень привлекательная – если бы я была пчелой – коряга, выглядывающая из густой травы.
Плетенка была очень тяжелая, а склон - крутой. Легче было спуститься, чем карабкаться вверх. Я поправила веревку, которая уже начала натирать кожу на плече, и начала спускаться вниз через заросли сумаха и калины, упираясь ногами в камни и цепляясь руками за ветки, чтобы не скользить.
Сконцентрировавшись на почве под ногами, я не обращала особого внимания на местность, когда через пробел в кустах увидела крышу какого-то дома. Чей это дом? Кристи, решила я. Вытерла пот, скатывающийся по лицу; день был жаркий, а я не взяла с собой фляжку с водой. Может быть, мне попросить здесь воды.
Наконец, достигнув коряги, я разочаровалась, не обнаружив здесь рой. Я стояла, утирая пот, и прислушивалась, надеясь услышать характерное жужжание пчел. Со всех сторон слышался писк и жужжание ряда летающих насекомых, гомон кормящихся поползней, но не пчел.
Я вздохнула и стала обходить коряжину, но остановилась, уловив взглядом внизу что-то белое.
На поляне позади дома были Томас Кристи и Мальва. Я уловила мелькание его рубашки, когда он двигался, но теперь он стоял неподвижно, скрестив руки на груди.
Кажется, его внимание было приковано к Мальве, которая срезала ветки с рябины на краю поляны. Для чего, заинтересовалась я.
В этой сцене было что-то странное, хотя я не могла понять что. Положение тел? Ощущение напряженности между ними?
Мальва повернулась и направилась к отцу, держа в руке несколько длинных гибких веток. Она шла неохотно, опустив голову, и когда она передала ветки отцу, я внезапно поняла, что происходит.
Они были слишком далеко, чтобы услышать их, но он что-то сказал ей, резко указав на пень для колки дрова. Она, встав рядом с пнем на колени, наклонилась над ним и задрала юбки, обнажив голые ляжки.
Без колебаний он поднял прутья и со всей силы стегнул по ее заду, потом снова, изменив направление, так что на плоти остались яркие пересекающиеся линии, видимые даже издалека. Он повторил удары несколько раз с неторопливой расчетливостью и жестокостью, которая была еще более шокирующей из-за отсутствия видимых эмоций.
Мне не пришло в голову отвернуться, я неподвижно стояла в кустах, слишком потрясенная, чтобы даже отмахнуться от комаров, роящихся возле моего лица.
Кристи бросил ветки на землю, развернулся и исчез в доме, прежде чем я смогла моргнуть. Мальва встала, поправила юбки и аккуратно отряхнула их. Лицо ее было красное, но без всяких следов слез или расстройства.
Она привычна к подобному обращению. Эта мысль пришла мне в голову неожиданно. Я колебалась, не зная как поступить. Пока я решалась, Мальва поправила чепец и, развернувшись, с решительным видом направилась в лес, прямо ко мне.
Я быстро присела за тюльпанное дерево. Она не была ранена, и я была уверена: ей не понравится, что кто-то стал свидетелем этого эпизода.
Мальва прошла в нескольких футах от меня, немного запыхавшаяся от подъема, фыркая и что-то бормоча себе под нос. Судя по ее виду, она была очень сердита, но не расстроена.
Я осторожно выглянула из моего убежища, но увидела только ее чепец, мелькающий между деревьями. Вверх по склону не было ничьих хижин, и у нее не было ни корзины, ни других приспособлений для сбора лесных даров. Вероятно, ей просто хотелось побыть одной и успокоиться. Ничего удивительного, если это так.
Я подождала, пока она полностью не исчезла из вида, и стала медленно спускаться вниз. Я не остановилась возле хижины Кристи, хотя и испытывала жажду, и меня уже не интересовал поиск улетевших пчел.
Я встретила Джейми на некотором расстоянии от дома возле перехода через забор. Он разговаривал с Хирамом Кромби. Я кивнула в знак приветствия и стала с нетерпением ждать, когда Кромби закончит свои дела, чтобы я могла рассказать мужа про эпизод, свидетелем которого стала.
К счастью, Хирам не задержался: я заставляла его нервничать.
Я сразу же все рассказала Джейми и была возмущена, что он не разделял моего беспокойства. Если Том Кристи считал необходимым бить свою дочь, это его дело.
- Но он может … вероятно, это не ограничивается только битьем. Вероятно, он делает … и другие вещи с ней.
Он кинул на меня удивленный взгляд.
- Том? У тебя есть причины думать так?
- Нет, - призналась я с неохотой. Обращение Кристи с домочадцами не нравилось мне, но, вероятно, от того, что я не ладила с ним. Я не была настолько глупа, чтобы думать, что постоянное цитирование Библии означает, что он не склонен к жестокости, но с другой стороны, это не означает, что он склонен. – Но, конечно же, он не должен хлестать ее таким образом, в ее-то возрасте.
Он взглянул на меня с легким раздражением.
- Ты ничего не понимаешь, да? – произнес он, предваряя мою мысль.
- Я как раз собиралась сказать это про тебя, - ответила я, отвечая ему таким же взглядом. Он не отвел глаза, а продолжал смотреть на меня, и в его глазах медленно проявлялась усмешка.
- В твоем мире будет по-другому? – спросил он. Некоторая резкость в его голосе тут же напомнила мне, что я нахожусь не в своем мире и вряд ли буду. Внезапно мои руки покрылись гусиной кожей, и бледные волоски на ней поднялись.
- Мужчина не бьет женщину в твоем мире? Даже если она заслужила?
Что я могла сказать? Я не могла лгать, даже если бы захотела; он очень хорошо читал мое лицо.
- Некоторые бьют, - признала я. – Но это не одно и то же. Там мужчина, бьющий женщину – преступник. Но, - добавила я справедливости ради, - мужчина обычно бьет женщину кулаками.
На его лице промелькнуло выражение удивленного возмущения.
- Что за мужчина может бить женщину кулаками? – недоверчиво спросил он.
- Плохой мужчина.
- Думаю. И ты не видишь никакой разницы? – спросил он. – Ты посчитаешь это одинаковым, если я ударю тебя в лицо или хлестну плеткой по твоей заднице?
Внезапно кровь бросилась мне в лицо. Однажды он использовал ремень, и я не забыла. Тогда я была готова убить его, да и теперь сердилась, вспоминая это. В то же время я не настолько глупа, чтобы равнять его действие с избиванием жен современными мужьями.
Он взглянул на меня, приподнял одну бровь, потом догадался, о чем я подумала, и усмехнулся.
- О, - произнес он.
- Действительно, о, - отреагировала я очень сердито. Я смогла изгнать из своей памяти этот унизительный эпизод, и мне совсем не нравилось, когда мне о нем напоминали.
Он, наоборот, наслаждался этим воспоминанием и, все еще ухмыляясь, глядел на меня очень раздражающим взглядом.
- Боже, ты вопила, как банши.
Я начала отчетливо ощущать биение крови в висках.
- Черт побери, у меня были веские причины для этого!
- О, да, - сказал он, и усмешка его стала шире. – Заметь, ты была виновата.
- Я ви … ?
- Да, - твердо произнес он.
- Ты извинился! – разгневалась я окончательно. – Ты знаешь, ты извинился!
- Нет. И это была твоя вина, - заметил он с полным отсутствием логики. – Я бы не стал хлестать тебя так сильно, если бы ты не спорила и стала на колени, как только я сказал …
- Спорила с тобой! Ты думаешь, я бы смиренно сдалась и позволила …
- Я никогда не видел, чтобы ты смиренно сдавалась, сассенах, - он взял меня за руку, помогая перелезть через забор, но я выдернула ее, пыхтя от негодования.
- Ты грубый шотландец! – я бросила плетеный улей на землю возле его ног, подняла юбки и полезла через забор.
- Но я же не делал такого больше, - запротестовал он. – Я обещал тебе.
Я развернулась к нему на обратной стороне забора и уставилась на него.
- Только потому, что я обещала вырезать твое сердце, если ты попытаешься!
- Даже если это так, я мог бы … и ты знаешь об этом, сассенах. Да? – он перестал усмехаться, но в глазах горел отчетливый огонек.
Я сделала несколько глубоких вздохов, пытаясь одновременно взять под контроль свое раздражение и придумать сокрушительный ответ. Потерпев поражения по обоим пунктам, я с гневным звуком «Хмф!» отвернулась и пошла прочь.
Он подобрал улей, перепрыгнул через забор и в два шага нагнал меня. Я старалась не глядеть на него; мои щеки все еще пылали от негодования.
Самое возмутительное заключалось в том, что я знала это. Я слишком хорошо все помнила. Он использовал ремень, на который вешал меч, так, что я не могла сидеть без боли несколько дней, и если он решит сделать это снова, его ничего, абсолютно ничего не остановит.
Я в большинстве случаев могла игнорировать тот факт, что юридически являлась его собственностью. Но факт оставался фактом, и он знал это.
- А как насчет Брианны? – сердито спросила я. – Ты будешь считать так же, если вдруг молодой Роджер решить использовать ремень или розги на твоей дочери?
Он, кажется, нашел мое замечание забавным.
- Думаю, ему придется с ней повоевать, если он попытается, - ответил он. – Девочка - очень милая, но, боюсь, у нее твои понятия о послушании жены. Но, - добавил он, перекидывая веревку улья через плечо, - никогда не знаешь, что происходит в семейной жизни, да? Может быть, ей понравится, если он попробует.
- Понравится? – я изумленно уставилась на него. – Как ты мог подумать, что женщине …
- Мог. Например, моей сестре.
Я остановилась посреди тропинки, удивленно уставившись на него.
- Твоя сестра? Не хочешь ли ты сказать …
- Да, - искорки снова появились в его глазах, но он не шутил.
- Иэн бьет ее?
- Перестань называть это так, - сказал он примирительно. – Звучит так, будто Иэн дубасит ее кулаками и ставит синяки под глазами. Я хорошо тебя отшлепал, но, ради бога, я не избил тебя до крови. – Он быстро взглянул на мое лицо. Все уже зажило, по крайней мере, внешне; остался только крошечный шрам на одной брови, который можно было увидеть, только раздвинув волоски. – И Иэн этого не делает.
Я была в полном изумлении. Когда-то я прожила несколько месяцев рядом с Иэном и Дженни Мюррей и никогда не видела ни малейших признаков, указывающих на то, что он имел склонность к насилию. Кроме того, было совершенно невозможно вообразить, чтобы кто-то попытался бить Дженни Мюррей, натуру еще более сильную, чем ее брат.
- Ну, и что же он делал? И почему?
- Ну, он лишь использовал свой ремень время от времени, - ответил он, - и только если она вынуждала его.
Я глубоко вздохнула.
- Если она вынуждала его? – переспросила я холодно.
- Ну, ты знаешь Иэна, - сказал он, пожав плечами. – Он не станет этого делать, если Дженни не выведет его из себя.
- Я никогда не видела, чтобы она ругалась с ним, - я бросила на него сердитый взгляд.
- Ну, вряд ли она делала это при тебе.
- Она делала это при тебе?
- Нет, не совсем, - признал он, - но я редко бывал дома после Каллодена. Временами я появлялся там, и я видел, что она … сердилась. – Он потер нос и прищурился на солнце, подыскивая слова. – Она выводила его, - сказал он, наконец, и снова пожал плечами. – Нападала на него по мелочам, делала саркастические замечания. Она … - его лицо немного прояснилось, когда он нашел подходящее описание. – Она вела себя, как маленькая испорченная девчонка, которой хочется розог.
Я нашла такое описание, как совершенно невозможное. Дженни Мюррей обладала острым язычком и не стеснялась использовать его в общении с кем-либо, включая своего мужа. Иэн, добрый по натуре, лишь посмеивался над ней. Но я просто не могла принять мысль, что она могла вести себя в описанной Джейми манере.
- Я видел это раз или два. Иэн посматривал на нее, но оставался спокойным. Но однажды я охотился на закате и застрелил маленького оленя на холмах за башней. Ты помнишь это место?
Я кивнула, все еще ошеломленная.
- До дома было близко, так что я донес оленя до коптильни и оставил там. Вокруг никого не было – позже я узнал, что все дети ушли на ярмарку в Брох Мордху вместе со слугами. Я решил, что дома никого нет, и пошел на кухню перекусить и выпить пахты перед уходом.
И он был сильно удивлен, когда услышал шум из спальни на втором этаже.
- Какой шум? – заинтересовалась я.
- Ну … вскрики, - ответил он, пожав плечами. – Хихиканье. Какие-то негромкие толчки и удары, как будто упал стул или еще что-нибудь. Если бы не голоса, я бы решил, что в дом забрались воры. Но я узнал голос Дженни и Иэна, и … - он замолчал, и его уши порозовели от смущения.
- Потом более голоса стали громче, потом звук ударов ремня по заднице и такой вопль, который можно услышать за шесть полей.
Он потянул воздух и снова пожал плечами.
- Сначала я был так изумлен, что не знал, что делать.
Я кивнула головой, понимая его.
- Да, ситуация была неудобная. А крики продолжались?
Он подтвердил кивком головы. Его уши и лицо теперь пылали, но возможно только от жары.
- Да, - он взглянул на меня. Понимаешь, сассенах, если бы я был уверен, что он избивает ее по-настоящему, я бы тотчас помчался наверх. Но … - он отмахнулся от назойливой пчелы и покачал головой. – Просто там было … даже не могу придумать, что сказать. Не то, чтобы Дженни действительно смеялась, но я чувствовал по ее голосу, что ей этого хотелось. А Иэн, ну, он смеялся. Не громко, ну просто … это было в его голосе.
Он выдохнул и утер пот с лица костяшками пальцев.
- Я стоял, замерев, с куском пирога в руке и слушал. Я пришел в себя, когда мухи стали залетать в мой открытый рот, а к тому времени они … они …- он повел плечами, словно рубашка была ему тесной.
- Помирились, не так ли? – спросила я сухо.
- Думаю, да, - чопорно ответил он. – Я вышел из дома, дошел до Фойна и заночевал там у бабушки МакНаб.
Фойн был маленькой деревушкой в пятнадцати милях от Лаллиброха.
- Зачем? – спросила я.
- Я должен был, - логично ответил он. – Я же не мог это проигнорировать. Можно было идти и думать или оставить и заняться самоудовлетворением. Но я не мог не думать, ведь это моя сестра, в конце концов.
- Хочешь сказать, что не можешь одновременно думать и заниматься сексуальной деятельностью? – спросила я со смехом.
- Конечно, не могу, - ответил он, подтвердив, таким образом, мои давние подозрения, и поглядел на меня, словно я была сумасшедшей. – А ты можешь?
- Да, могу.
Он приподнял брови, очевидно, не убежденный.
- Ну, не могу сказать, что делаю так всегда, - признала я, - но это возможно. Женщины часто делают несколько дел за раз; они вынуждены из-за детей. Но возвращаясь к Дженни и Иэну, почему …
- Ну, я шел и думал. Честно говоря, не мог не думать об этом. Бабушка МакНаб видела, что я чем-то озабочен, и так приставала ко мне во время ужина, что я … все рассказал ей.
- Да? И что она сказала? – с интересом спросила я. Я знала бабушку МакНаб, довольно бодрую старуху с грубоватыми манерами и большим опытом в деле человеческих слабостей.
- Она хихикала, как горошины в погремушке, - сказал он, приподняв один уголок рта. – Я подумал, она свалится в очаг от смеха.
Отсмеявшись и придя в себя, она ему все объяснила, добродушно, но так, словно говорила с полным простаком.
- Она сказала, что это из-за ноги Иэна, - Джейми взглянул на меня, словно хотел увидеть, поняла ли я. – Она сказала, что Дженни все равно, но Иэну – нет. Она сказала, - добавил он и покраснел, - что мужчины понятия не имеют, что чувствуют женщины в постели, но уверены, что знают. От этого все проблемы.
- Мне нравится эта МакНаб, - пробормотала я. – Что еще?
- Ну, она сказала, что таким образом Дженни дает понять ему, и себе, наверное, что считает его настоящим мужчиной. С ногой он или нет.
- Что? Почему?
- Потому что, сассенах, - очень сухо произнес он, - мужчины должны делать то, что считают правильным, и решать проблемы с другими людьми. Со своими врагами, своими арендаторами, своими детьми и … своей женой. Нет необходимости всегда бить или пороть их, но когда нужно, можно. Это понятно всем, на ком лежит ответственность.
- Но это совершенно … - начала я, но замолчала, обдумывая слова мужа.
- А если ты мужчина, то ты отвечаешь за все. Ты должен поддерживать порядок, нравится тебе или нет, - он прикоснулся к моему локтю и кивнул на прогалину в лесу. – Я хочу пить. Остановимся на минутку.
Я последовала за ним по узкой тропинке через лес к Зеленому ручью, как мы его называли, где пенящийся поток бежал по дну из бледно-зеленого змеевика в тенистом прохладном окружении мха. Мы, встав на колени, сполоснули лица и попили воды, вздыхая с благодарным облегчением. Джейми, блаженно прикрыв глаза, вылил пригоршню воды за ворот рубашки. Я рассмеялась, глядя на него, но сняла косынку, намочила ее в ручье и обтерла себе шею и руки.
Прогулка к ручью прервала наш разговор, и я не знала, как возобновить его, и стоит ли. Поэтому я просто сидела в тени, обняв колени и зарывшись пальцами ног в мох.
Джейми, кажется, тоже не испытывал желания говорить. Он сидел, уютно привалившись спиной к скале. Мокрая рубашка прилипла к его груди, и мы сидели, слушая лес.
Я не знала, что говорить, но каким-то образом поняла, что имела в виду старая МакНаб, хотя не совсем была с ней согласна.
Я больше думала о том, что сказал Джейми об ответственности мужчины. Это так? Наверное, хотя я раньше никогда не думала об этом. Действительно, он был оплотом и защитой не только для меня и своей семьи, но и для своих арендаторов. И он поступал так, как и говорил? «Мужчины должны делать то, что считают правильным, и решать проблемы с другими людьми»? Думаю, да.
Между нами существовали границы такие четкие, что я могла нарисовать их по мху. И мы частенько «пересекали» их с разными результатами. У меня была своя защита … и средства принуждения. За «пересечение» его границ он побил меня лишь однажды и лишь в начале нашей совместной жизни. Он полагал это необходимой мерой? Думаю, да, и об этом он пытался сказать мне.
Его мысли текли по другим путям.
- Странно, - задумчиво произнес он. – Лаогера регулярно доводила меня, но ни разу мне не пришло в голову побить ее.
- Как неразумно с твоей стороны, - заметила я, поднимаясь. Мне не нравилось, когда он упоминал о Лаогере, независимо в каком контексте.
- Да, - серьезно согласился он, не обращая внимания на мой сарказм. – Думаю, меня она не слишком волновала, чтобы думать об этом, не говоря уже о том, чтобы бить ее.
- Она не волновала тебя достаточно, чтобы бить ее? Разве она не счастливица, а?
Он уловил раздражение в моем голосе и кинул на меня острый взгляд.
- Не достаточно не для того, чтобы бить ее, - сказал он, и на его лице промелькнула новая мысль.
Он слегка улыбнулся, встал и подошел ко мне. Потянул меня за руку, поднял и, взяв мою руку, мягко завел ее за мою голову, прижав к стволу, так что мне пришлось прижаться к дереву спиной.
- Не достаточно не для того, чтобы бить ее, - повторил он негромко. – Недостаточно, чтобы владеть ей. Я не хотел обладать ею. Она была для меня чужой. Ты, mo nighean donn[1], только тобой я хочу владеть.
- Владеть мной? И что ты под этим подразумеваешь?
- Я уже сказал, - в его глазах светилась улыбка, но голос был серьезен. – Ты моя, сассенах, и я сделаю все, чтобы доказать это.
- Действительно? Включая мое битье на регулярной основе?
- Нет, этого я делать не стану, - уголки его губ слегка приподнялись, и рука на моем запястье сжалась сильнее. – Мне это не нужно, потому что я могу, и ты, сассенах, это хорошо знаешь.
Я попыталась выдернуть руку. Я очень хорошо помнила ту ночь в Дунсберри и то, с каким отчаянием я боролась с ним, хотя и без толку. Ужасное чувство быть пришпиленной к кровати, беззащитной и беспомощной, с осознанием, что он может сделать со мной все, что захочет … и сделает.
Я задергалась сильнее, пытаясь избавиться и от воспоминания и от его хватки на моей руке, но без успеха. Я смогла лишь повернуть запястье так, что могла вцепиться ногтями в его руку.
Он даже не поморщился и не отвел взгляда. Другой рукой он очень легко погладил мочку моего уха, но этого оказалось достаточно. Он мог прикоснуться ко мне где угодно и как угодно.
Очевидно, женщины могут рационально мыслить и испытывать сексуальное возбуждение одновременно, потому что в данный момент у меня так и было.
Мой разум с возмущением отвергал, по крайней мере, половину из сказанного им в течение последних минут.
В то же время где-то в нижней части спинного мозга бесстыдно горело возбуждение, колени ослабли от желания, и бедра непроизвольно толкались вперед, прикасаясь к его телу.
Он по-прежнему не обращал внимания на мои ногти, впившиеся в его ладонь. Другой рукой он перехватил мою вторую руку, чтобы я не смогла использовать ее для отпора, и, переплетя наши пальцы, опустил ее вниз.
- Если ты попросишь отпустить тебя, сассенах, - прошептал он, - как ты думаешь, я отпущу тебя?
Я глубоко вздохнула, так глубоко, что коснулась грудью его груди, и только сейчас до меня дошло, что он стоял очень близко. Я стояла, глядя в его глаза, и чувствовала, что возбуждение слабеет, превращаясь в чувство неизбежности.
Мне казалось, мое тело колебалось в ответ на движения его тела, и так оно и было. В то же время его тело двигалось вместе с моим. Я видела, что пульс на его горле бился в одном ритме с биением моего сердца, отдающемся в моем запястье, и он покачивался вместе со мной, едва касаясь меня, легко, словно листья в едва заметном движении воздуха.
- Я не стану просить, - прошептала я. – Я скажу тебе, и ты сделаешь, как я скажу.
- Да? – он все еще крепко держал мою руку, и его лицо было так близко ко мне, что скорее почувствовала, чем увидела, его улыбку.
- Да, - сказала я. Я перестала выдергивать запястье, а вместо этого, вытащила свою вторую руку – он не сделал движения, задержать ее – и провела большим пальцем от мочки его уха вниз по шее. Он сделал короткий и резкий вдох и мелко задрожал, а на его коже следом за движением моего пальца побежали мурашки.
- Да, - повторила я тихо. – Потому что я тоже владею тобой. Не так ли?
Внезапно он освободил мое запястье и переплел свои длинные пальцы с моими, прижав твердую теплую ладонь к моей.
- Да, - сказал он также тихо. – Ты владеешь, - он наклонил голову и прошептал, коснувшись губами моих губ, так что я не только услышала слова, но и почувствовала их.