|
|
||
Сентябрь 19, 1777
Солнце, невидимое за туманом, взошло под звуки барабанов. Барабаны били с обеих сторон. Мы могли слышать британскую побудку, а они должны были слышать нашу. Костюшко выбрал в качестве оборонительной позиции Бемис-Хайтс, высокий речной обрыв с множеством небольших оврагов, спускающихся к реке, и саперные бригады всю последнюю неделю работали как сумасшедшие, орудуя лопатами и топорами. В результате американцы были готовы. Более или менее.
Женщины, конечно, не были допущены на военные советы. А вот Джейми был, и поэтому я знала все о противостоянии между генералом Гейтсом, который командовал армией, и генералом Арнольдом, который считал, что командовать должен был он. Генерал Гейтс хотел сидеть на Бемис-Хайтс и ждать нападения британцев, а генерал Арнольд яростно настаивал на том, чтобы американцы действовали активно, заставляя британские регулярные войска сражаться в густо заросших лесом оврагах. Это будет разрушать их стройные ряды, и они станут уязвимыми для снайперов, а при необходимости американцы могли отступать к укреплениям на высотах.
- Арнольд победил, - сообщил Иэн, ненадолго вынырнув из тумана, чтобы схватить кусок поджаренного хлеба. - Дядя Джейми уже уехал со стрелками. Он говорит, что увидит вас вечером, а пока ... - Он наклонился и чмокнул меня в щеку, затем ухмыльнулся и исчез.
Мой желудок свело узлом, как от волнения, так и от страха. Американцы представляли собой оборванную разношерстную массу, но у них было время подготовиться, и они знали, что поставлено на карту. Эта битва решит исход кампании на севере. Либо Бергойн победит и пойдет дальше, заперев армию Джорджа Вашингтона возле Филадельфии между своими силами и войсками генерала Хау, либо его армия будет остановлена и выбита из войны, и в этом случае армия Гейтса может двинуться на юг на помощь Вашингтону. Все американские солдаты это знали, и туман казался наэлектризованным их ожиданием.
Судя по солнцу, было около десяти часов, когда туман рассеялся. Пальба началась некоторое время назад, короткие, отдаленные выстрелы из винтовок. Я предположила, что люди Даниэля Моргана уничтожают заставы, и знала из того, что Джейми сказал накануне вечером, что они должны целиться в офицеров, убивать тех, кто носят серебряные горжеты. Я не спала прошлой ночью, представляя себе лейтенанта Рэнсома и серебряный горжет на его горле. В тумане, в дыме боя, издалека ... Я сглотнула, но комок упрямо оставался в горле. Я даже воду пить не могла.
Джейми спал с сосредоточенностью солдата, но проснулся глубокой ночью, его рубашка была мокрой от пота, несмотря на холод, и он дрожал. Я не спрашивала, что он видел во сне. Я знала. Я принесла ему сухую рубашку и заставила его снова лечь, положив голову мне на колени, потом гладила его по голове, пока он не закрыл глаза, но думаю, он так и не заснул.
Туман рассеялся, холодная влажность ушла, и мы услышали грохот артиллерийской стрельбы, отрывочные, но повторяющиеся залпы. Слабый отдаленный крик, но невозможно разобрать, кто кому и что кричал. Затем внезапный оглушительный гром британского полевого орудия, заставивший лагерь замолчать. Наступило временное затишье, а затем разразился полномасштабный бой со стрельбой, криками и выстрелами из пушек. Женщины сбились в кучу или принялись мрачно собирать свои вещи на случай, если нам придется бежать.
Около полудня воцарилась относительная тишина. Все закончилось? Мы ждали. Немного погодя заныли дети, требуя, чтобы их покормили, и началась обыденная жизнь, однако полная напряжения. Ничего не происходило. Мы слышали стоны и крики о помощи, но раненых не приносили.
Я была готова. У меня была небольшая повозка, наполненная перевязочным материалом и медицинскими инструментами, а также небольшая палатка, которую я могла поставить на случай, если понадобится делать операцию под дождем. Мул был привязан неподалеку, мирно жуя траву и не обращая внимания ни на разлитое в воздухе напряжение, ни на случайные выстрелы.
В середине дня боевые действия возобновились, и на этот раз лагерное сопровождение и поварские повозки начали отступать. С обеих сторон били орудия, достаточно часто, чтобы артиллерийская канонада гремела, как непрерывные раскаты грома, и я увидела огромное облако черного порохового дыма, поднимающееся над обрывом. Оно не было грибовидным, но, тем не менее, заставило меня подумать о Нагасаки и Хиросиме. Я в десятый раз наточила свой нож и скальпели.
Был почти вечер, солнце опускалось, окрашивая туман угрюмым оранжевым цветом. Понимающийся с реки ветер гонял туман, создавая в нем волны и завихрения.
Тяжелые облака черного порохового дыма лежали во впадинах, поднимаясь медленнее, чем более легкие клочки тумана, и распространяли запах серы, так подходящей сцене, которая если не напоминала ад, то, по крайней мере, была такой же жуткой.
Временами тут и там пространство внезапно очищалось, как занавес, отдернутый, чтобы показать последствия битвы. Маленькие темные фигурки двигались вдалеке, нагибаясь и внезапно останавливаясь, подняв головы, как бабуины, высматривающие леопарда. Сопровождающие лагерь; жены солдат и шлюхи налетели, как вороны, собирать или обирать мертвых.
Дети участвовали тоже. Под кустом мальчик лет девяти-десяти оседлал тело солдата в красной форме и бил его по лицу тяжелым камнем. Я остановилась, парализованная этим зрелищем, и увидела, как мальчик залез в зияющий окровавленный рот и вытащил зуб. Он сунул окровавленный приз в висевшую на его боку сумку, пошарил дальше и, не обнаружив больше расшатанных зубов, деловито поднял свой камень и продолжил работу.
Я почувствовала, как желчь подступила к горлу и, сглотнув, поспешила дальше. Я не была новичком на войне, ни никогда не была так близко к полю сражения, где все еще лежали мертвые и раненые.
Крики о помощи, стоны или вскрики, звучащие в тумане без привязки к телам, напоминали мне горские истории об urisge, проклятых духах горных долин. Подобно героям этих историй, я не останавливалась на их призывы, а двигалась дальше, спотыкаясь на кочках и скользя по мокрой траве.
Я видела фотографии великих полей сражений, начиная от Гражданской войны в США до пляжей Нормандии времен второй мировой войны. Здесь не было ничего подобного, ни перепаханной земли, ни завалов переплетенных конечностей. Было тихо, если не считать стонов раненых и голосов тех, кто, как я, звал пропавших.
Разбитые артиллерийскими выстрелами деревья, лежали на земле, и в неверном свете мне могло показаться, что тела воинов превратились в бревна, если бы некоторые из них не двигались. Тут и там слабо шевелились фигуры, жертвы военного колдовства, борющиеся с чарами смерти.
Я остановилась и крикнула в туман его имя. Я слышала ответные крики, но не его голосом. Впереди меня лежал молодой человек с раскинутыми руками с лицом, полным изумления, верхнюю часть его тела, словно огромный ореол, окружала лужа крови. Нижняя половина тела лежала в шести футах от него. Я прошла между половинами его туловища, подняв высоко юбки и плотно зажав ноздри, чтобы не ощущать густого железистого запаха крови.
Свет уже мерк, но я увидела Джейми, как только преодолела следующую возвышенность. Он лежал ничком в углублении, вытянув одну руку, а другую подвернув под себя. Плечи его темно-синего кафтана были почти черными от влаги, ноги широко раскинуты.
У меня перехватило дыхание, и я побежала вниз по склону к нему, не обращая внимания на кочки с травой, грязь и кустики ежевики. Однако когда я подбежала ближе, из-за ближайшего куста выскочила фигура и бросилась к нему. Она упала на колени рядом с ним и, схватив его за волосы, резко дернула голову вбок. В ее руке что-то блеснуло, ярко даже в тусклом свете.
- Стой! - закричала я. - Брось нож, ублюдок!
Спугнутая, фигура вскинула голову, пока я пролетала последние несколько ярдов. Узкие с красными веками глаза уставились на меня с круглого лица, покрытого сажей и грязью.
- Убирайся! - прорычала она. - Я нашла его первая! - Она принялась тыкать ножом в мою сторону, пытаясь прогнать меня.
Я была в таком бешенстве и так сильно боялась за Джейми, что не могла бояться за себя.
- Слезь с него! Дотронься до него, и я тебя убью! - я, должно быть, выглядела готовой сделать это, потому что женщина отпрянула и выпустила волосы Джейми.
- Он мой, - сказала она, воинственно выпятив подбородок. - Иди и найди себе другого.
Другая фигура выскользнула из тумана, материализовавшись возле нее. Это был мальчишка, которого я видела раньше. У него не было ножа, но он сжимал в руке металлическую полоску, вырезанную из фляги. Ее конец был темным от крови.
Он угрожающе уставился на меня.
- Мать сказала, он наш! Убирайся, пока цела! Гавно!
Не дожидаясь моей реакции, он уселся верхом на Джейми и принялся шарить по карманам.
- Он все еще живой, мать, - сказал он. - Я чувствую его дыхание. Лучше по-быстрому перерезать ему горло. Не думаю, что он сильно ранен.
Я схватила мальчишку за ворот и сдернула с тела Джейми, заставив его выронить оружие. Он завизжал и замахал руками и локтями, пытаясь ударить меня, но я сильно пнула его коленом в копчик, так что его позвоночник сотрясся, а затем захватила его шею удушающей хваткой, зажав его тощее запястье в другой руке.
- Отпусти его! - зарычала женщина, сузив глаза и оскалив зубы.
Я не осмеливалась отвести глаз от женщины, чтобы взглянуть на Джейми, хотя могла видеть его краешком глаза. Голова повернута набок, белая шея, оголенная и беззащитная.
- Встань и отойди назад, - приказала я. - Иначе я задушу его, клянусь, я сделаю это.
Она скорчилась рядом с Джейми, держа нож в руке и пытаясь понять, насколько решительно я была настроена. Я была решительна.
Мальчишка извивался в моих руках, пиная ногами по моим голеням. Он был невысок для своего возраста и тонкий, как прут, но тем не менее довольно силен. Я словно боролось с угрем. Я усилила хватку на его шее, он булькнул и прекратил сопротивляться. Его волосы были покрыты прогорклым жиром и грязью, их вонь била мне в нос.
Женщина медленно поднялась. Она была гораздо меньше меня, тощая и костлявая, худые запястья торчали из рваных рукавов. Я не могла определить ее возраст, грязная и опухшая от недоедания, она могла быть любого возраста от двадцати до пятидесяти лет.
- Мой мужик лежит там мертвый, - она мотнула головой назад в туман. - У него не было ничего, кроме мушкета, и сержант заберет его назад.
Ее взгляд скользнул в сторону далекого леса, куда отступили британские войска.
- Скоро я найду другого мужика, а пока мне нужно кормить детей, еще двоих, кроме него, - она облизнула губы, и в ее голосе прозвучали уговаривающие нотки. - Ты одна; ты сможешь справиться лучше, чем мы. Оставь мне этого, там еще есть. - Она указала подбородком на склон позади меня, где лежали убитые и раненые повстанцы.
Моя хватка, должно быть, слегка ослабла, пока я слушала, потому что мальчишка, который неподвижно висел в моей хватке, сделал внезапный выпад и вырвался на свободу, прыгнув через тело Джейми и перекатившись к ногам матери.
Он встал рядом с ней, наблюдая за мной крысиными глазами, яркими и настороженными. Он наклонился и пошарил в траве, подняв самодельный нож.
- Держи ее, мать, - сказал он хриплым от удушья голосом. - Я займусь им.
Краем глаза я уловила блеск металла, наполовину скрытого в траве.
- Подождите! - сказала я и сделала шаг назад. - Не убивайте его. Не надо. - Шаг в сторону, другой назад. - Я уйду, я оставлю его вам, но ... - Я отпрыгнула в сторону и схватила холодную металлическую рукоять.
Я раньше брала в руки меч Джейми. Это был кавалерийский меч, больше и тяжелее, чем обычный, но сейчас я этого не заметила.
Я схватила его двумя руками и взмахнула, разорвав воздух и заставив металл звенеть в моих руках.
Мать и сын отпрыгнули назад, на их круглых, грязных лицах появилось одинаковое выражение нелепого удивления.
- Уходите! - приказала я.
Рот женщины открылся, но она ничего не сказала.
- Мне жаль вашего мужа, - сказала я. - Но мой муж лежит здесь. Уходите, я сказала! - Я подняла меч, и женщина поспешно отступила назад, таща мальчика за руку.
Она повернулась и ушла, бормоча через плечо ругательства, но я не обращала внимания на то, что она говорила. Глаза мальчика, пока он шел, не отрывались от меня, темные угли в тусклом свете. Он узнает меня всюду, а я его.
Они исчезли в тумане, и я опустила меч, который вдруг стал слишком тяжелым, чтобы его можно было удержать. Я уронила его в траву и упала на колени рядом с Джейми.
Мое сердце колотилось в ушах, а руки дрожали, пока я нащупывала пульс на его шее. Я повернула его голову и увидела пульс чуть ниже челюсти.
- Боже, спасибо! - прошептала я. - О, боже, спасибо!
Я быстро провела по нему руками в поисках травм, прежде чем перемещать его. Не думаю, что падальщики вернутся. На холме позади меня слышались голоса группы людей - отряд повстанцев, подбирающий раненых.
На его лбу багровела большая шишка. Ничего больше я не увидела. Мальчишка был прав, подумала я обрадовано; Джейми не сильно пострадал. Потом я перевернула его на спину и увидела его руку.
Горцы привыкли сражаться с мечом в одной руке и небольшим круглым щитом в другой для отражения удара противника. Щита у него не было.
Лезвие попало ему между третьим и четвертым пальцами правой руки и пронзило ладонь до половины запястья, образовав глубокую уродливую рану.
Несмотря на ее ужасный вид, крови было немного; рука была подвернута под телом, и его вес действовал как давящая повязка. Перед рубашки был испачкан красным в области сердца. Я разорвала ее и ощупала грудь, чтобы убедиться, что кровь на ней была из руки. Грудь была прохладной и влажной от травы, но невредимой, соски сморщились и затвердели от холода.
- Щекочет, - пробормотал он сонным голосом и левой рукой неловко завозился по своей груди, пытаясь оттолкнуть мою руку.
- Извини, - сказала я, подавляя желание рассмеяться от радости, что он живой и в сознании. Я обняла его за плечи и помогла сесть. Он выглядел пьяным с распухшим полузакрытым глазом и травой в волосах, и раскачивался из стороны в сторону также как пьяный.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила я.
- Плохо, - коротко ответил он, наклонился вбок, и его вырвало.
Я положила его назад на траву, вытерла его рот и принялась за перевязку.
- Кто-нибудь скоро появится здесь, - успокоила я его. - Мы отнесем тебя в лагерь, и я займусь твоей раной.
- Ммфм, - тихонько прокряхтел он, когда я слишком сильно затянула повязку. - Что произошло?
- Что произошло? - я прекратила перевязку и уставилась на него. - Ты спрашиваешь меня?
- Что произошло с битвой, я имею в виду, - уточнил он терпеливо, глядя на меня единственным здоровым глазом. - Я знаю, что случилось со мной ... приблизительно, - добавил он и моргнул, прикоснувшись ко лбу.
- Да, приблизительно, - сердито сказала я. - Тебя стукнули по лбу, как борова на бойне, и твоя голова почти треснула. Снова был проклятым героем, вот что с тобой случилось!
- Я не ... - начал он, но я прервала его. Мое облегчение от того, что он жив, стало быстро сменяться гневом.
- Ты не должен был идти в Тикондерогу! Не должен был! Будешь писать и печатать, говорил ты. Ты не собираешься сражаться, если не будешь вынужден, сказал ты. Ты не должен был, но ты все равно сделал это. Ты, тщеславный, упрямый, самовлюбленный дурак!
- Самовлюбленный? - переспросил он.
- Ты знаешь, что я имею в виду, потому что ты такой и есть! Тебя могли убить!
- Да, - сказал он грустно. - На меня налетел драгун. Но я закричал и испугал его лошадь, - добавил он более весело. - Она встала на дыбы и ударила меня коленом по лицу.
- Не меняй тему! - рявкнула я.
- Тему, что я не убит? - спросил он и попытался приподнять бровь, но не смог и лишь моргнул от боли.
- Нет! Тему о твоей глупости, о твоем проклятом эгоистичном упрямстве!
- Ах, это.
- Да, это! Ты ... ты ... у-уф! Как ты мог так со мной поступить? Ты думаешь, для меня нет ничего лучше, чем всю свою жизнь таскаться за тобой и сшивать тебя по кусочкам? - к этому времени я уже кричала на него.
К моей возрастающей злости он усмехнулся мне, и из-за полузакрытого глаза выражение его лица выглядело весьма нахальным.
- Ты была бы хорошей женой рыбака, сассенах, - заметил он. - У тебя хорошо подвешен язык для этого.
- Заткнись, ты хренов ...
- Они услышат тебя, - сказал он примирительно, махнув в сторону отряда континентальных солдат, спускающегося к нам с холма.
- Мне все равно! Если бы ты уже не был ранен, я ... я ...
- Осторожно, сассенах, - ухмыльнулся он. - Ты же не хочешь оттяпать от меня еще кусочки, тебе просто нужно приклеить их назад.
- Не искушай меня, черт побери, - прошипела я сквозь зубы, кинув взгляд на валяющийся меч.
Он заметил мой взгляд и потянулся к рукоятке меча, но не достал. Громко фыркнув, я перегнулась через него и, схватив меч за рукоятку, сунула ее в его руку. Я слышала крики мужчин, спускающихся с пригорка, и повернулась к ним, размахивая руками.
- Если бы кто-нибудь услышал тебя, они бы решили, что ты совсем не беспокоишься обо мне, сассенах, - услышала я за спиной.
Я повернулась и взглянула на него, наглая ухмылка исчезла, но он все еще улыбался.
- У тебя ядовитый язык сварливой женщины, - сказал он, - но ты хорошенькая мечница, сассенах.
Я открыла рот, но слова, которые в изобилии теснились в моей голове, вдруг испарились, как поднимающийся туман.
Он положил неповрежденную руку на мою.
- А пока, a nighean donn {Девушка с каштановыми волосами (гэльск.)}, спасибо за мою жизнь.
Я закрыла рот. Солдаты уже подходили к нам, шурша травой, и их разговор перекрывал слабые стоны раненых.
- Добро пожаловать, - сказала я.
- Гамбургер, - пробормотала я себе под нос, но недостаточно тихо. Он приподнял бровь, глядя на меня.
- Рубленое мясо, - пояснила я, и бровь опустилась.
- Да, так и есть. Остановил удар меча рукой. Плохо, что у меня не было щита. Я мог бы легко отбить удар.
- Верно, - я сглотнула. Конечно, это была не самая страшная травма, которую я когда-либо видела, но меня все равно подташнивало. Кончик его четвертого пальца был аккуратно отрезан наискосок чуть ниже ногтя. Удар отрезал полоску плоти с внутренней стороны пальца и разорвал ее между третьим и четвертым пальцами.
- Ты, должно быть, поймал его возле рукояти, - сказала я, пытаясь сохранять спокойствие. - Иначе он оторвал бы внешнюю половину руки.
- Ммфм, - рука не дергалась, пока я тыкала иглой, но на его верхней губе выступил пот, и он не смог сдержать короткого кряхтения от боли.
- Прости, - пробормотала я автоматически.
- Все в порядке, - ответил он тоже автоматически и закрыл глаза, затем открыл их.
- Отрежь его, - сказал он внезапно.
- Что? - я откинулась назад и с удивлением посмотрела на него.
- Палец. Отрежь его, сассенах.
- Я не могу! - но произнося это, я уже знала. Что он был прав. Кроме самого изуродованного пальца, были сильно повреждены сухожилия. Шансы, что он сможет им двигать, не говоря уже о том, чтобы двигать им без боли, были ничтожно малы.
- За последние двадцать лет от него было мало пользы, - сказал он, бесстрастно глядя на обрубок, - и сейчас, вероятно, будет еще меньше. Я ломал этот чертов палец раз десять, потому что он постоянно торчал. Если ты отрежешь его, по крайней мере, он больше не будет меня беспокоить.
Я хотела поспорить, но не было времени; раненые начали подниматься по склону к фургону. Мужчины были ополченцами, а не регулярной армией; если бы рядом был полк, возможно, с ними был бы и хирург.
- Однажды чертов герой, всегда чертов герой, - проворчала я себе под нос, сунула комок корпии в окровавленную ладонь Джейми и быстро обернула руку льняной повязкой. - Да, мне придется его отрезать, но позже. Не шевели рукой.
- Ох, - произнес он негромко. - Я говорил, что я не герой.
- Если нет, то это не от недостатка усердия, - сказала я, туго затягивая зубами льняной узел. - Вот, пока этого достаточно; Я позабочусь об этом, когда у меня будет время. - Я схватила перевязанную руку и окунула ее в небольшой таз со спиртом и водой.
Он побледнел, когда спирт просочился сквозь ткань и коснулся ободранной плоти. Он резко потянул воздух сквозь зубы, но ничего не сказал. Я повелительно указала на одеяло, расстеленное на земле, и он послушно улегся, свернувшись калачиком под прикрытием фургона, прижав забинтованный кулак к груди.
Я поднялась с колен, но на мгновение заколебалась. Затем я снова опустилась на колени и поспешно поцеловала его в затылок, отведя в сторону прядь его спутанных волос. Я видела только край его щеки; она на мгновение напряглась, когда он улыбнулся, а затем расслабилась.
Слух о лечебном фургоне распространился по лагерю, и к нему потянулись разрозненные группы раненых, которым требовалось мое внимание. Вечер обещал стать весьма занятым.
Полковник Эверетт обещал мне двух помощников, но, бог знает, где в данный момент он находился. Я оглядела собравшуюся толпу и выбрала парня, который только что уложил своего раненого товарища под деревом.
- Ты, - сказала я, хватая его за рукав. - Ты боишься крови?
Он мгновение выглядел удивленным, затем ухмыльнулся. Он был примерно моего роста, широкоплечий и коренастый с лицом, которое можно было бы назвать ангельским, если бы оно не было сплошь покрыто грязью и порохом.
- Если только это моя кровь, мэм, но, слава богу, она не моя.
- Тогда идем со мной, - сказала я, улыбнувшись в ответ. - Теперь ты помощник по сортировке.
- Чего-чего? Эй, Гарри! - крикнул он своему другу. - Меня повысили. Напиши своей матери в следующий раз, что Лестер все-таки кое-чего добился! - Он двинулся следом за мной, все еще ухмыляясь.
Ухмылка быстро сменилась нахмуренным и сосредоточенным взглядом, когда я быстро повела его среди раненых, указывая на степень тяжести.
- Мужчины с кровотечением - это главный приоритет, - сказала я ему и сунула ему в руки охапку льняных бинтов и мешок с корпией. - Раздайте им это. Скажите их друзьям, чтобы они сильно прижимали корпию к ранам или наложили жгут на конечность над раной. Ты знаешь, что такое жгут?
- О, да, мэм, - заверил он меня. - Накладывал такой, когда пантера подрала моего кузина Джесса в Каролине.
- Хорошо. Не трать время, пытаясь делать это сам. Только в случае крайней необходимости. Пусть это делают их товарищи. Со сломанными костями могут немного подождать. Собери их под той березой. С пробитой головой и внутренними повреждениями - под тем каштаном, если они могут двигаться. Если нет, то я подойду. - Я развернулась, сделала полукруг и осмотрелась.
- Ели найдешь пару ходячих мужчин, отправь их натянуть тент вон там, на ровном месте. И еще пару, чтобы вырыть отхожий ров ... думаю, вон там.
- Есть, сэр! Мэм, я хотел сказать! - Лестер на мгновение наклонил голову и взял мешок с корпией. - Я сразу же возьмусь за дело, мэм. Хотя насчет отхожего места я бы пока не беспокоился, - добавил он. - Большинство из этих парней уже опорожнились. - Он ухмыльнулся, еще раз наклонил голову и отправился в обход.
Он был прав; слабый запах фекалий висел в воздухе, как всегда на полях сражений, тихая нота среди острого смрада крови и дыма.
Пока Лестер сортировал раненых, я приступила к работе, поставив возле заднего края фургона свою аптечку, мешочек с шовным материалом и миску со спиртом, а также бочонок спирта, на котором могли бы сидеть пациенты, при условии, что они могут сидеть.
Самыми тяжелыми случаями стали штыковые ранения; к счастью, ранений картечью не было, а люди, попавшие под пушечные ядра, уже давно прошли ту точку, когда я могла им помочь. Пока я работала, я вполуха прислушивалась к разговору мужчин, ожидающих своей очереди.
- Разве это не самая проклятая вещь, которую я видел? Сколько же было этих ублюдков? - спросил один мужчина своего соседа.
- Будь я проклят, если знаю, - ответил тот, покачав головой. - Повсюду, куда бы я не поглядел, я видел только красные мундиры. Потом совсем рядом выстрелила пушка, и я долго не видел ничего кроме дыма. - Он потер лицо, слезы из его глаз оставляли длинные полоски на черной саже, которой он был покрыт от груди до лба.
Я оглянулась назад на фургон, но не смогла ничего увидеть под ним. Я надеялась, что шок и усталость заставят Джейми уснуть, несмотря на его руку, но сомневалась.
Несмотря на то, что почти все вокруг были так или иначе ранены, их настроение было приподнятым, и атмосфера была наполнена бурным облегчением и ликованием. Дальше вниз по холму, в тумане у реки, я слышала возгласы и победные крики, а также нестройный грохот барабанов и визг флейт.
Среди неясного гула послышался четкий голос: офицер в форме на гнедом коне.
- Кто-нибудь видел большого рыжего ублюдка, который отбил атаку?
Раненые забормотали, генерал оглянулся, но никто не ответил. Тогда он спешился и, накинув поводья на ветку, стал пробираться сквозь толпу раненых ко мне.
- Кто бы он ни был, я вам говорю, у него яйца размером с десятифунтовые ядра, - заметил мужчина, чью щеку я зашивала.
- И голова такая же чугунная, - пробормотала я.
- Э-э? - он в недоумении покосился на меня.
- Ничего, - сказала я. - Потерпите еще немного. Я почти закончила.
Это была адская ночь. Часть раненых все еще оставалась лежать в оврагах и лощинах вместе с убитыми. Волки, вышедшие из леса, не делали различие между ними, если судить по далеким крикам.
Уже почти рассвело, когда я вернулась в палатку, где лежал Джейми. Я тихо подняла полог, чтобы не потревожить его, но он уже проснулся и лежал на боку лицом к входу.
Он слабо улыбнулся, увидев меня.
- Тяжелая ночь, сассенах? - спросил хриплым от холода и долгого молчания голосом. Туман, подкрашенный фонарем в желтый цвет, просачивался из-под края полога.
- Бывало и хуже, - я убрала его волосы, внимательно всматриваясь в лицо. Оно было бледным, но не липким от пота. Боль исказила его, но кожа была прохладной на ощупь, никаких следов лихорадки. - Ты не спал? Как ты себя чувствуешь?
- Немного болит, - ответил он. - Но сейчас, когда ты здесь, лучше. - Он одарил меня кривой гримасой, которая была почти улыбкой.
Я приложила пальцы под его челюсть, проверяя пульс. Его сердце под кончиками моих пальцев билось ровно, и я коротко передернулась, вспомнив женщину в поле.
- Ты замерзла, сассенах, - сказал он, почувствовав мою дрожь. - И устала. Поспи, хорошо? Я потерплю.
Я устала. Адреналин битвы и ночной работы быстро исчез, изнеможение охватило тело, превращая члены в желе. Но я хорошо понимала, что стоили ему часы ожидания.
- Это не займет много времени, - успокоила я его. - И лучше покончить с этим быстрее, потом ты легко заснешь.
Он кивнул, хотя не выглядел заметно успокоенным. Я развернула и установила в пределах легкой досягаемости небольшой раскладной столик, который принесла из операционной палатки. Затем достала драгоценную бутылку лауданума и налила в чашку на дюйм темной пахнущей жидкости.
- Выпей медленно, - сказала я, вложив чашку в его левую руку, и принялась раскладывать необходимые мне инструменты, стараясь, чтобы все лежало аккуратно и под рукой. Я подумывала попросить Лестера помочь мне, но он спал стоя, пошатываясь под тусклыми фонарями операционной палатки, и я отправила его искать одеяло и место у костра.
Маленький скальпель, только что заточенный. Банка со спиртом, внутри которой свернулись, словно гнездо крошечных гадюк, влажные лигатуры с маленькими изогнутыми иголками на концах. Другая банка с вощеными сухими лигатурами для артериальной компрессии. Связка зондов, концы которых пропитаны спиртом. Щипцы. Ретракторы с длинной ручкой. Крючковатый зажим для захвата концов перерезанных артерий.
Хирургические ножницы с короткими изогнутыми лезвиями, приспособленные под мою руку, которые изготовил по моему эскизу серебряных дел мастер Стивен Морей. Или почти по моему эскизу. Я настаивала на том, чтобы ножницы были как можно более простыми, чтобы их можно было легко чистить и дезинфицировать. Стивен сделал инструмент строгого и элегантного дизайна, но не смог устоять перед одним маленьким штрихом: кольцо на одной ручке имело крючкообразное удлинение, на которое я могла упереть мизинец, чтобы приложить больше силы, и этот гладкий изогнутый выступ на конце был украшен изящным бутоном розы на фоне пучка листьев. Контраст между тяжелыми, суровыми лезвиями на одном конце и этим утонченным тщеславием на другом всегда заставлял меня улыбаться, когда я вынимала ножницы из футляра.
Полоски марли и плотного полотна, подушечки корпии, лейкопластыри, окрашенные в красный цвет соком драцены, который делал их липкими. Миска со спиртом для дезинфекции во время работы, а также банки с корой хинного дерева, пюре из чесночной пасты и тысячелистником для перевязки.
- Вот и все, - сказала я с удовлетворением, проверив все в последний раз. Я работала одна, и если бы я что-то забыла, принести это было некому.
- Не слишком ли много приготовлений для одного жалкого пальца? - заметил Джейми за моей спиной.
Я развернулась к нему; он лежал, облокотившись на одну руку, в другой держа не выпитую чашку с лауданумом.
- Нельзя просто отрезать его ножиком и прижечь рану железом, как делает полковой хирург?
- Я могла бы, - сухо ответила я, - но к счастью, не должна. У нас есть время, чтобы сделать все как надо. Вот почему я заставила тебя ждать.
- Ммфм, - он смотрел на ряд блестящих инструментов без всякого энтузиазма, и было ясно, что он предпочел бы, чтобы это было сделано как можно быстрее. Я поняла, что для него это выглядело, как ритуальная пытка, а не как тонкая хирургия.
- Я намереваюсь оставить тебе работающую руку, - твердо сказала я. - Никакой инфекции, гноящейся культи, грубо выглядящего увечья и - бог даст - никакой боли, когда рана заживет.
Он приподнял брови на мое заявление. Он никогда не жаловался, но я хорошо знала, что его правая рука и проблемный четвертый палец вызывал периодические боли с тех пор, как были раздроблены в Уэнтуорской тюрьме еще до стюартского восстания.
- Уговор дороже денег, - сказала я, кивнув на чашку. - Выпей.
Он поднял чашку и сунул в нее нос, принюхиваясь, ноздри его задрожали от густого сладковатого запаха.
- Меня от него вырвет.
- Он усыпит тебя.
- У меня будут кошмары.
- Если ты не будешь гоняться во сне за кроликами, это не имеет значения, - успокоила я его. Он невольно хохотнул и сделал глоток.
- Похоже на дрянь, которую ты выскребла из лошадиных копыт.
- И когда же ты лизал лошадиное копыто? - сердито спросила я, уперев руки в боки, и одарила его взглядом средней интенсивности, подходящим для запугивания мелких бюрократов и армейских чиновников низкого уровня.
Он вздохнул.
- Ты не отступишься, да?
- Да.
- Ладно, - с укоризненным видом многострадальной покорности он запрокинул голову и залпом вылил содержимое чашки.
Его охватила судорожная дрожь, и он издал задыхающиеся звуки.
- Я сказала - пить медленно, - заметила я спокойно. - Выблюешь, и я заставлю тебя слизать его с пола.
Учитывая грязь и примятую траву под ногами, это была пустая угроза, но он, крепко закрыв рот и зажмурив глаза, откинулся на подушку, тяжело дыша и судорожно сглатывая каждые несколько секунд. Я принесла низкий табурет и сел возле койки, ожидая.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила я через несколько минут.
- Голова кружится, - ответил он, приоткрыл один глаз и посмотрел на меня через узкую синюю щель, затем застонал и закрыл его. - Как будто я падаю со скалы. Очень неприятное ощущение, сассенах.
- Попробуй подумать о чем-нибудь другом, - предложила я. - О чем-нибудь приятном, чтобы отвлечься.
Он на мгновение нахмурил брови, потом расслабился.
- Встань, пожалуйста, на минутку, - попросил он. Я послушно встала, удивляясь его просьбе. Он открыл глаза, протянул здоровую руку и ухватил меня за ягодицу.
- Вот, - сказал он. - Это лучшее, о чем я могу думать. Всегда, когда я держусь за твою попку, чувствую себя лучше.
Я рассмеялась и пододвинулась ближе к нему, так что его лоб уткнулся в мое бедро.
- По крайней мере, это передвижное средство.
Он закрыл глаза и вцепился сильнее, дыша медленно и глубоко. Через некоторое время, когда наркотик подействовал, резкие линии боли и изнеможения на его лице стали смягчаться.
- Джейми, - тихо позвала я через минуты. - Мне очень жаль.
Он открыл глаза, взглянув на меня, улыбнулся и слегка сжал мою ягодицу.
- Ладно, - произнес он. Его зрачки сузились, глаза стали бездонные, как море, словно он смотрел вдаль.
- Скажи, сассенах, - сказал он. - Если кто-нибудь сказал, что какой-то человек умрет, если ты не отрежешь себе палец, ты это сделаешь?
- Не знаю, - слегка удивилась я. - Если действительно не будет выбора, и человек хороший ... да, полагаю, я сделаю. Хотя мне очень не понравится, - добавила я, и его рот искривился в улыбке.
- Нет, - произнес он. Он выглядел сонным и вялым. - Знаешь, - спустя некоторое время сказал он, - меня посетил полковник, пока ты занималась ранеными. Полковник Джонсон, Мика Джонсон.
- Да? И что он сказал?
Его рука стала сползать вниз, и я положила руку на его ладонь, удерживая ее на месте.
- Это его солдаты вели бой, и частично Моргана, а остальные были за холмом. Если бы атака англичан удалась, он бы потерял их, сказал он, и бог знает, что бы произошло с остальными. - Его мягкий горский акцент становился все отчетливее, а взгляд был зафиксирован на моей юбке.
- Ты их спас, - сказала я мягко. - Сколько человек было в команде?
- Пятьдесят, - ответил он. - Хотя не думаю, чтобы их всех убили. - Его рука соскользнула, он снова ухватился за мою ягодицу и хихикнул. Я чувствовала его теплое дыхание на своем бедре.
- Я думаю, это как в библии.
- Да? - я прижала его руку, удерживая на месте.
- Тот отрывок, где Авраам торгуется с господом насчет равнинных городов {Равнинные города в библии - это Содом, Гоморра, Зебоим, Адма и Бела. Эти пять городов, также известные как "города равнины" (из Бытия в версии короля Иакова), были расположены на реке Иордан в южной части страны.}. "Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего, - процитировал он - ради пятидесяти праведников в нем?" {Бытие 18:24 (синодальный перевод)} А затем Авраам понемногу снижал число праведников, с пятидесяти до сорока, потом до тридцати, двадцати и десяти.
Его глаза были закрыты, а голос мирный и отстраненный.
- У меня не было времени исследовать моральный облик солдат в команде. Но как ты думаешь, было ли в ней десять праведных ... хороших мужчин?
- Уверена, что да,
- Или пять, Или даже один. Одного будет достаточно.
- Уверена, один точно был.
- Этот круглолицый парень, который помогал тебе с ранеными, это он?
- Да, он.
Он глубоко вздохнул, почти закрыв глаза.
- Скажи ему, я не пожалею для него палец, - произнес он.
Я подержала его здоровую руку некоторое время. Он дышал медленно и глубоко, его рот расслабленно обмяк. Я осторожно перевернула его на спину и положила его руку ему на грудь.
- Чертов мужчина, - прошептала я. - Я знала, что ты заставишь меня плакать.
В лагере в последние минуты сна, пока восходящее солнце еще не пробудило людей, было тихо. Я слышала редкие переклички часовых и неясный разговор, когда мимо нашей палатки прошли два ополченца, направлявшиеся в лес на охоту. Костры снаружи прогорели дотла, но у меня было три фонаря, расставленные таким образом, чтобы свет не бросал тени.
Я положил себе на колени тонкую квадратную дощечку из сосны в качестве рабочей поверхности. Джейми лежал лицом вниз на раскладушке, повернув голову ко мне, чтобы я могла следить за цветом его лица. Он крепко спал; его дыхание было медленным, и он не вздрогнул, когда я прижал острый кончик зонда к тыльной стороне его руки. Все готово.
Рука распухла и обесцветилась, меч прочертил толстую черную линию на солнечно-золотой коже. Я на мгновение закрыла глаза, держа его за запястье и считая пульс. Раз, два, три, четыре ...
Я редко молилась, готовясь к операции, но я искала то состояние, которое не могла описать, но всегда осознавала: определенное спокойствие души и отстраненность ума, когда я могла балансировать на острие ножа между безжалостностью и состраданием, полностью поглощенная телом под моими руками и способная уничтожить то, к чему прикасалась, во имя исцеления.
Один-и-два-и-три-и-четыре ...
Я с удивлением обнаружила, что мое сердцебиение замедлилось; Пульс на кончике моего пальца бился в унисон с пульсом на запястье Джейми, удар за ударом, медленно и сильно. Если бы я ждала знака, думаю, этого было вполне достаточно. "Готово, спокойно, вперед", - подумала я и взяла в руки скальпель.
Короткий горизонтальный разрез над четвертым и пятым суставами пальцев, затем вниз, разрезая кожу почти до запястья. Я осторожно приподняла кожу кончиками ножниц, затем прижала ее свободный лоскут одним из длинных стальных щупов, воткнув его в мягкую древесину доски.
У меня был небольшой распылитель с колбочкой, наполненной раствором дистиллированной воды и спирта; Поскольку стерильность невозможна, я использовала его, чтобы нанести тонкий слой дезинфицирующего тумана на операционное поле и смыть первые капли крови. Не очень много; сосудосуживающее средство, которое я ему дала, подействовало, но эффект продлится недолго.
Я осторожно раздвинул мышечные волокна - те, что были еще целы - обнажив кость и прилегающее к ней сухожилие, сверкающие серебром среди ярких цветов плоти. Меч перерубил сухожилие почти насквозь, на дюйм выше костей запястья. Я перерезала несколько оставшихся волокон, и рука рефлекторно дернулась.
Я прикусила губу, но все было в порядке; он больше не двигался. Он ощущался по-другому; в его плоти было больше жизни, чем у человека под эфиром или пентоталом. Он был не под наркозом, а только введен в ступор наркотиком, и его плоть была упругой, а не вяло податливой, к чему я привыкла в свои дни в больнице. И все же это сильно отличалось - и давало неизмеримое облегчение - от тех панических конвульсий, которые я ощущала под руками в палатке хирурга.
Я отвела перерезанное сухожилие щипцами. Обнажилась тонкая нить белого миелина, локтевой нерв, мельчайшие отростки которого уходили глубоко в ткани. Хорошо, что рана была достаточно далеко от пятого пальца, чтобы я могла работать, не трогая главный нервный ствол.
Не поверите (иллюстрации из учебников - это одно), но первое, что узнает любой хирург, это то, что тела пугающе уникальны. Желудок будет примерно там, где вы ожидаете, но нервы и кровеносные сосуды, питающие его, могут находиться где угодно поблизости и, вполне возможно, также будут различаться по форме и количеству.
Но теперь я знала секреты этой руки. Я могла видеть ее структуру, которая придавала ей форму и движение. Красивая сильная дуга третьей пястной кости и тонкая сеть кровеносных сосудов, питающих ее. Кровь текла медленно и ярко: темно-красная в разрезе; ярко-алая на рубленой кости; темно-синяя в маленькой венке, пульсирующей под суставом; корка черного цвета на краю первоначальной раны, где она загустела.
Я знала, даже еще не взглянув, что четвертая пястная кость раздроблена. Это было так; лезвие ударило по проксимальному концу кости, расколов головку рядом с центром руки.
Ее я тоже должна убрать, осколки кости будут раздражать прилегающие ткани. Удаление пястной кости позволит третьему и пятому пальцам сблизиться, что фактически сузит кисть и устранит зазор, который останется из-за отсутствующего пальца.
Я сильно потянула искалеченный палец, чтобы открыть пространство между суставами, а затем кончиком скальпеля перерезала связку. Хрящи отделились с тихим, но слышимым хлопком. Джейми дернулся и застонал, его рука в моей задергалась.
- Шшш, - прошептала я, крепче схватывая руку. - Шшш, все в порядке. Я здесь, все в порядке.
Я ничего не могла сделать для мальчиков, умирающих на поле, но здесь для него я могла творить магию своим голосом и знала, что заклинание сработает. Он услышал меня в тревожных опиумных снах, нахмурился и пробормотал что-то неразборчивое, затем глубоко вздохнул и расслабился, его запястье снова обмякло под моей рукой.
Где-то неподалеку пропел петух, и я взглянула на стенку палатки. Стало заметно светлее, и сквозь щель позади меня дул слабый рассветный ветер, холодя мою шею.
Отсоединить подлежащую мышцу с минимальными повреждениями. Перевязать маленькую пальцевую артерию и два других сосуда, которые казались достаточно большими, чтобы с ними можно было возиться, перерезать последние несколько волокон и лоскутки кожи, удерживающие палец, и обнаженная пястная кость окажется на удивление белой и тонкой, как крысиный хвост.
Это была чистая и аккуратная работа, но я почувствовал кратковременную грусть, отложив искалеченные остатки плоти в сторону. У меня было мимолетное видение, как он держит на руках новорожденного Джемми и с восторгом и удивлением на лице пересчитывает крошечные пальчики на руках и ногах. Когда-то его отец тоже пересчитывал его пальцы.
- Все в порядке, - прошептала я скорее себе, чем ему. - Все в порядке. Это заживет.
Остальное было быстро. Щипцы, чтобы извлечь крошечные кусочки раздробленной кости. Я тщательно обработала рану, удалив кусочки травы и грязи, даже маленький клочок ткани, въевшийся в плоть. Дальше оставалось только очистить рваный край раны, отрезать небольшой избыток кожи и зашить разрезы. Паста из чеснока и листьев белого дуба, смешанная со спиртом и густо намазанная на руку, тампон из ворса и марли, тугая льняная повязка и лейкопластырь, чтобы уменьшить отек и стимулировать сближение третьего и пятого пальцев.
Солнце уже почти взошло; фонарь над головой казался тусклым и слабым. Глаза горели от напряженной работы и дыма костров. Снаружи раздавались голоса офицеров, будивших солдат навстречу дню ... и врагу?
Я положила руку Джейми на койку возле его лица. Он был бледен, но не слишком, и губы его были светло-розового цвета, а не синего. Я бросила инструменты в ведро со спиртом и водой, внезапно потеряв все силы, чтобы как следует их почистить. Отрезанный палец я завернула в льняную тряпочку, не зная, что с ним делать, и оставила на столе.
- Вставай и двигайся! Вставай и двигайся! - донеслись снаружи ритмические выкрики сержантов, перемежающиеся грубыми ответами пробуждаемых солдат.
Я не раздевалась. Если сегодня будет сражение, то я вскоре понадоблюсь. Но не Джейми. Мне не нужно было беспокоиться; что бы ни случилось, сегодня он драться не сможет.
Я вынула заколки из волос и распустила их, ощутив облегчение от их свободы. Затем легла на кровать рядом с ним. Он лежал на животе, под одеялом вырисовывались его небольшие мускулистые ягодицы. Я импульсивно положила руку на его зад и сжала его.
- Добрых снов, - сказала я, и меня захватила усталость.