Аннотация: Геи: кто они? Зачем? Откуда они берутся?
Может ли простой русский парень стать голубым?Автор делится своими размышлениями и приводит поучительный пример.
Дожил Иван Коновалов до тридцати трёх, и не было у него ни единой женщины. Нет, ну не в том смысле, конечно ж, бывало по пьяни обоюдной, иль шлюшки непрехотливые за деньги с редкого колыма. Только вот не было женщины-подруги что-ли, товарища или спутника жизни, если хотите. Ну, думаю, поняли вы о чём я.
И свербило ему душу одиночество проклятое. И чем далее то всё хужее и тошнее на душе становилось Ивану от жизни такой бобыльской. Другие, глядь, и детишками к этому возрасту обзавелись и на "жигули" накопили, и бабы ихние с возрастом всё дороднее (привлекательнее значит).
И решил Иван: коль все бабы ко мне, ну..., как шкуры продажные да прошмандовки перекатные, стану геем я. Ведь геям известно, что надо: любви да понимания.
Посмотрел Иван на себя в зеркало. Дык, ведь собой ещё ничего! Ого-го-го! Бровь соболина. (правда единственная: другую половину лица начисто спалило, когда Иван по пьяни сваркой баловался). Зато ягодицы ещё бархатны. Голос перламутровый. Одел Иван голубые-голубые джинсы (все геи носят голубые джинсы), да белу рубаху с откладным воротом. Похлебал в заводской столовке щей. Даже не стал чесночиной о хлебну корку тереть, купил себе Рондо, ну типа мармеладка такая мятная, что-ли. Пошёл Иван в Парк Горького. Там, в дальнем углу, по слухам содомиты все меж собой знакомства заводили. Выбрал Иван себе скамейку и сел в серединку, чтоб фонарём парковым лицо с хорошей сотороны выгодно освещало. Закурил сигаретку тоненькую. Дым красиво так пустил. Заскучал...
Подкатывает старикашка. Весь сгорбленный уже. В костюмчике, однако, и с бородкой козлиной. На подходе тросточкой дробно так застучал и вальсок замурлыкал.
- Молодой человек, не встречал ли я Вас на конференции в восемьдесят девятом в Та-ган-ро-ге?
Тут Иван смекнул, что "Таганрог" - слово-пароль такое геевское, мол: "и я таков как и ты, чего нам время попусту терять!" Ясен пень! Ишь! И слово то какое нашли подходящее "таган-рог". Иван где-то слышал, что геи во всяком творчестве сильны. И писатели хорошие все из геев вышли. И Толстой и Пушкин с Гоголем - все геями были, аль и вовсе полов не разбирали: что тебе мужеский, что женский - всё едино - все по своей натуре таковы, что всем в равной мере любви и понимания хочется.
Посмотрел на антиллегентного старичка. Тот длинными пальцами по тросточке своей перебирает (нервничает значит). С бородёнки тягучая слюнка сочится. А глазёнки так и бегают по нему, так и бегают...
Представил себе Иван, как старичок его мокрым ртом лобызает, а длинные пальцы до его белого тела добираются. Противно стало. Жуть! Бррр!
- Нет. Я в восемьдесят девятом весь год во Хранции провёл на Каннском фестивале, - сказал Иван и повернулся к старичку плохой стороной лица. И там средь кости и кожи чорной, лопнувшей вечно красный, круглый как у птицы глаз. Красный и круглый, потому что веки тоже отсутствовали - вот и воспалялся от вечно безвечного бдения. Посмотрел на него Иван пол-мгновения боком, как попугай из клетки смотрит. Старичок пукнул мелким горошком и как ветром его сдуло. А ещё с палочкой ходит!
Долго не скучал. Молодой такой подходит, элегантный. Тоже при бородке и в берете. Художник, наверно. Иван где-то слышал, что геи видят всё иначе. Поэтому средь них и художников водилась целая туча! И Левитан и Шишкин с Айвазовским - все были геями. Только насчёт одного был Иван не уверен - Петров-Водкин (?)
- Я вашу загадошную смуглоту даже во мраке разглядел, - начал художник типа подкатывать, - скажите, а нету ль у Вас в роду гишпанских кровей?
А сам подсел, рукой по коленке водит, "милый друг" прошептал.
Иван словно оцепенел от такого.
Ну Таган-рог таки, Таганрог же! - гугнивил художник на хранцузкий манер.
- А ну кантуй отселя! - сказал Иван с угрозой, а то вот как трахну тебя вот этим (Иван сжал в мозолистом кулаке свинчатку, что всегда носил с собой, чтоб пацаны во дворе Фредди-Крюгером не дразнили), - как трахну и юшка пойдёт!
- Юшка! - почему-то обрадовался художник.
Иван достал беломорину и затянулся изо всей мочи. Повернулся к обидчику плохой стороной лица и выдул дым изо всех щелей и отверстий, а их уж там было, поверьте, предостаточно. Посмотрел на него сквозь дым красным, круглым глазом. Художника как ветром и сдуло. Ломанулся сквозь кусты как лось, и только слышно было как кричал:
- Ди-а-вол!!! Лю-це-фер!!!
Даже беретку свою забыл!
Скучно стало Ивану. Одиноко. Смотрит: на соседней скамейке парнишка какой-то сидит. На вид ничего. Нормальный парень. Джинсы, рубашка отглажена. Сидит покуривает, не торопясь, себе под ноги задумчиво поплёвывает.
Подошёл к нему Иван.
- Тебя как зовут?
- Андрюха.
- А я - Иван. Ты это, тоже штоль из... ну, из Таганрога?
Андрей повернулся к нему другой стороной лица. Она была жутко обезображена. Иван не испугался.
- Тебя сваркой что-ли?
- Не-а, на химии кислотой баловался, - Андрей с симпатией осмотрел Ивана.
- Андрюх, ну чё мы здесь торчим? Пойдём на проспект гулять. Там девчонок сейчас пруд пруди!
-Пойдём, Вань.
Они встали плечом к плечу. Плохие стороны с пониманием смотрели друг на друга, а, со стороны прохожих глядя, шли по парку два обычных парня. Да ну, "обычных"! Парни-то были ещё ничего! Ого-го-го! Два русских парня - Иван да Андрюха!