Тонкий серебряный стерлинг в руке, танцует, с пальца на палец - бьется крылами бабочка, легким касанием, воздушным поцелуем тебе - она любит твои карие глаза - смотри. Последний раз. Трепет крылышек завораживает и чарует.
Почему с таким ужасом смотришь? Любуйся! Этот танец только для твоих глаз - взлет и одним росчерком - восьмеркой бесконечности - закончится для тебя свет этого мира.
Ты познаешь глубину тьмы. Ее волшебный черный бархат неизведанного.
Толком не проснувшийся дворник елозил метлой по асфальту так вдумчиво, что казалось - пишет, а не метёт. И вдруг застыл в точке написанной строки - у голых кустов сирени. Из вороха сметенных им вчера в кучу листьев смотрят черные дыры глазниц с рваными ободками запекшейся крови. Темные, сбросившие одежду деревья безучастно глядят на погребение в их сброшенной одежде рыжеволосой, под стать рыжим листьям, безглазой красавицы. Тени туч одна другую гонят по пустой высоте; тишина смыкается удивлением над этой картиной: так ладно легли рыжие кудри в золотистую россыпь умирающей осени...
А в это время в тихом подмосковном городке просыпается режиссер постановщик этого художественного действа. Вяло потягивается, не спеша идет на кухню ставить чайник, останавливается у окна, наблюдая те же тенистые тучи, и в поискам совершенной фразы, точно попадающей к его, созвучному тучам, пасмурному настроению, невразумительно мычит.
Ему претит этот вздорный, торный, пустопорожний мир, лишенный совершенства, без цели переливающий время. Его время сыпется камешками золотыми. По самородку в неделю. В день Искусства, так он называет культурный поход в театр или на концерт, у которого всегда есть "золотое" продолжение.
Вчера вечер не совсем удался, Лаевский недоволен: "актриса" для его представления попалась норовистая, без должного понятия, что режиссер в постановке "картины" - главный. От проявленного норова ныла оцарапанная щека, настроение - грязное.
"Нужно купить водки" - решил Лаевский, выходя прогуляться. День уже прохладный, осень готовит себя к зиме. Солнце совсем не греет, по-зимнему щурится, слегка просвечивая сквозь серость туч. Вороны сидели на куче мусора и глядели прямо на солнце, и глаза их стали от того золотыми бусинами. Лаевский залюбовался важной птицей - клюнет нежное, мерзкое тело беззащитного червяка и отвернется - оставит его разлагаться.
"Ишь, брезгует, а человечинкой - нет!".
Среди корней, там, где гнили цветы, наплывали порывами мертвые осенние запахи; бухли на вздутьях капли прели. Вороны разглядывали эту гнойную сырость с насмешливым недоумением. И вдруг, ни с того ни с сего, остервенело нацеливались и смыкали на чем-то небрезгливые клювы - он их постоянно подкармливал вкуснятиной, и вчера подбросил пару карих глазок.
В магазинчике у рынка он купил хорошей дорогой водки, поговорил с продавщицей о разном, спросил о Палыче - хороша ли сегодня у него сельдь?
- Норвежская, знамо дело хороша - жирная, пучеглазая! Бочку вчерась привезли, - Лаевский кивнул, собираясь идти, но Валька схватила его за пуговицу и начала трещать новостями про маньяка, что она де боится жить одна. Она заглядывала Лаевскому в глаза, но он не отреагировал на намек так, как ей хотелось, вывернулся.
" И какому маньяку может быть интересна Валька? - подумал и усмехнулся криво.
Палыч самолично выбрал для него сельдь, завернул в целую газету, не в оторвыш - уважал. Потом тоже заговорил про "безглазых рыжих красоток". С ним Лаевский перекинулся парой фраз, дав свое заключение:
- Каждый выуживает свое из этого мешка-лотереи, рыжие особенно ищут приключений! - На что Палыч с живостью согласился.
Дома, развернув селедку, Лаевский полюбовался на ее карюю пучеглазость, достал из кармашка бабочку - та попорхала в его ловких пальцах, и глаза бусинками раскатились по сторонам. Из глазниц прыснула бурая кровяная жижа, залив главные новости Подмосковья. Он было взялся за бутылку - распечатать и... застыл.
Под лезвием брошенной бабочки - была она. Лена. Леночка. Елена Андреевна. Фото десятилетней давности, его любимое. Заголовок: "погибла в аварии на КАДе". Что примадонна любит скоростные автогонки - знала вся страна.
Он был совсем еще мальчишка, играл в клубном спектакле Кая. Как-то на репетицию пришла столичная штучка, вся в "фирме", в длинных серьгах кольцами. Поговорила с руководителем и забрала Кая на съемки. На пустыре подмосковного городка снимали фильм. Режиссер известный, тогда только что вернулся из Америки; откуда привез моду на фильмы ужасов.
Снимали ночью. На окраине стояла пятиэтажка бывшей больницы, которую готовили к ремонту. Напротив нее специально построили вышку, чтобы снимать одновременно две "точки": сцену с нападением маньяка и наблюдение свидетеля.
Фабула ужастика была простая: мальчишка каждый день следит в бинокль за актрисой, что живет в противоположном доме, и однажды видит, как ее насилует и убивает маньяк. Потом он дает показания следаку - вот и вся коротенькая роль.
Для удобства снимали двумя камерами - сразу и нападение, и наблюдателя. Ярко освещенное окно актрисы было на четвертом этаже, Кай стоял на пятом. С вышки режиссер руководил актерами через мегафон. Все это выглядело абсурдно и нелепо. На все поле во мраке ночи стоял мегафонный ор:
- Подними ей ногу повыше, еще выше. Переворачивай и доставай нож. Выше нож - я не вижу. Опусти бинокль. Да, я тебе говорю, мальчик, как тебя... Округли глаза пошире и опять в бинокль посмотри.
Снимали неделю. Как-то дали отбой на полчаса, а про него забыли. Он спустился в квартиру ниже - дверь полуоткрыта. Зашел. Из ванной слышался шум плескавшейся воды. В комнате - лужи разлитой крови. Чрезмерно много крови, так, чтобы видно было ее в окно. На тахте лежит манекен - копия актрисы. Глазницы у куклы были пустые, черные, с кровавыми подтеками.
Зрелище его поразило! Это было чертовски красиво и возбуждающе - голая женщина без единой царапины, но... безглазая.
Вышла Елена в коротеньком халатике, на голове полотенце - чистая и прекрасная. Он смутился, опустив глаза, а она рассмеялась. Он зачем-то взял ее за руку, сам не понимая, что делает - притянул к себе. Елене Андреевне было тогда на десяток годков поболе, но ее ничуть не смутила робкая смелость Кая, можно сказать - она его взяла, а не наоборот. Использовала и выставила за дверь.
Театральная карьера Лаевского не сложилась. Не помогла и смена фамилии с собачьей "Лаев" на дворянскую "Лаевский". Его амбиции были ущемлены, но Лаев нашел способ утвердиться в этом мире постановочной судьбы своим собственным творчеством. Его еженедельные спектакли были у всех на устах, вдохновение не покидало перфекциониста - каждый раз он придумывал новые картины, к изготовлению которых подходил очень тщательно.
А сейчас... Лаев чувствовал себя опустошенным. Какой-то недобрый, пронзительный свет бросало уходящее солнце на этот осенний, убывающий вечер. Он посмотрел на часы и стал механически собираться к выходу. Загримировался, наклеил волосы на макушку, закрывающие прогрессирующую лысину, оделся как всегда тщательно, начистил ботинки. До электрички было немного времени и он прошелся по аллее парка, наблюдая облетающую растительность. Листья укладывались тихо, обреченно, укладывались умирать. Черные тени ложились между деревьев. Все, казалось, подпевает его настроению. К платформе подошел вовремя. Всю дорогу простоял в тамбуре, глядя невидящами глазами на быстро темнеющий город.
Билеты были на оперу, но Лаев вдруг решил не идти, завернул в кафе при вокзале, и застыл за угловым столиком. Посетители постепенно разошлись, в зале он остался один. Сидел, отрешенно глядя в черноту улицы и думал:
"Как невыразимо омерзительна жизнь! Какие гнусные шутки она выкидывает; минута - и ты свободен от своего же поставленного плана. И вот сидишь среди этих объедков и грязных салфеток. На ноже застыл жир. В зале повис запах нажравшихся людей. Они совали в рот мертвых птиц - я смотрел. И при этих-то жирных объедках, замызганных салфетках и маленьких трупиках - милости просим жить дальше. С чем? Была какая-то подпитка, и та рванула в преисподнюю... Нет, я не мстил всем рыжим женщинам с карими глазами, в них я видел только одну. А теперь? Что? Кликнуть официанта. Оплатить счет. Надо заставить себя встать с этого стула. Надо искать свое пальто. Надо искать... новый смысл... Надо идти. Надо, надо, надо - ненавистное слово. Вот я считал, что вынырнул, говорил себе: "Наконец-то я со всем миром разделался", а снова чувствую, как волна меня опрокинула, поволокла, разбросала все мое достояние..."
Тьма промывала улицы, клубилась вокруг припозднившихся одиночек, их поглощая. Он смотрел, как меняется небо. Тучи набегали на звезды, люди бежали к последней электричке метро, а он все сидел. Официант молча остановился против него, Лаев не реагировал, отвернулся к окну всем телом. Там, по той стороне улицы прошла, семеня тоненькими ножками, девушка с рыжей копной курчавых волос. Он резко встал, на ходу сунул деньги официанту, выскочил и пошел за "рыжей" без всякой конспирации, совсем не опасаясь, что на него смотрят. Она шла не быстро: высокие каблуки, не совсем трезвая походка. Снова он увидел перед собой элементы картины, фантазия взлетела к небу. Навес цивилизации догорел. Небо черно, как китовый полированный ус. Но что-то там еще теплится в небе - то ли фонарный свет, то ли заря, рыжая заря... ляжет на горизонт прядями солнечных волос Будет красиво!
Поднимается в нем волна. Набухает; выгибает спину. Подмывает его новое желание, что-то вздымается под ним, как гордый конь, когда седок сперва пришпорил его, а потом натянул удила. Да, вставило!
Девушка неожиданно остановилась под козырьком подъезда, нашла ключ в сумочке, тяжелая дверь не поддавалась ее непослушным рукам. Он помог. Галантно поклонился, пропуская вперед, улыбнулся уголками рта - он это хорошо умеет - очаровывать мгновенно. Он взглянула сначала с недоверием, а потом легко и приветливо. Глаза карие, с золотинкой, как у...
Лаев помрачнел, но... пошел вслед за ней, пропустил в лифт, машинально доставая из внутреннего кармана бабочку. Тонкий серебряный стерлинг в руке затанцевал, с пальца на палец - бьется крылышками, легко порхая, как мотылек. Лифт останавливается.
Лена... Елена Андреевна... Он говорил с ней еще раз. Тогда она его разозлила, сильно. А сейчас, вспоминая ее дерзость и заносчивость, он все увидел по-другому.
Елена стала резко стареть, ролей давали все меньше, красота ее вяла. Сделала неудачную пластику - все обсуждали, смеялись прямо в спину. Она стала еще более дерзкой, чем раньше - показывала свой характер. Ей это шло. "Рыжий огонь" - называли ее за глаза. А глаза... Какие у нее были огненные глаза...
Елена Андреевна остановила его в коридоре на Мосфильме, он даже не думал, что она его помнит. Почти в приказном тоне попросила отвезти в санаторий, проводить (по ее статусу ездить одной не полагалось). Видимо какая-то сложность была с помощниками, она и не пыталась что-то объяснить ему. Просто - приказала. Лаев усмехнулся тогда и пошел. Не попрощался даже...
Вспомнил ее глаза тогда: она приказывала голосом, а глаза просили, умаляли. Внутри у него что-то сжалось и прорвалось. Он весь вытек. Он был пуст без ненависти к ней. Лифт остановился и, прежде чем двери закрылись за девушкой, бабочка, вспорхнув на прощанье крыльями, юркнула в щель между лифтом и этажом.
...
|