Американец Эндрю Маккарти, человек с телескопом, терпением буддиста и упрямством паровой машины XIX века, решил однажды сделать невозможное - поймать человека на фоне Солнца. Не метафорического человека, не собственную тень, а вполне реального, звенящего стропами парашюта Габриэля С. Брауна.
Снимок этот потом назовут "Падение Икара".
И тут уже само Солнце вздохнуло: "Опять?"
Габриэль прыгал с высоты 1070 метров. Эндрю стоял на земле, на расстоянии примерно 2440 метров - словно древний жрец, настраивающий гигантскую линзу мира и высчитывающий угол, под которым человеческая дерзость превращается в пиксель.
Шесть попыток.
Несколько недель подготовки.
И одна огромная лапа жёлтого светила, заполняющего полнеба.
- Икаром меня назовут? - буркнул Габриэль перед прыжком. - Отлично. Хоть не Прометеем.
- Да ты не переживай, - отмахнулся Эндрю. - В этот раз все соблюдём: восход, парашют, телескоп, настроение богов.
Но вот что забавно: снимок этот оказался не просто фотографией. Он стал продолжением одного очень древнего спора.
Когда-то, в мифе, был Дедал.
Тот самый - архитектор, художник, инженер, первый в мире UX-дизайнер человеческих амбиций.
Он создал лабиринт, создал искусство полёта, создал даже племянника Талоса - механическую куклу, точнее, ранний аналог андроида.
Талос был совершенен настолько, что рассердил своего создателя.
Не потому что был плох, а потому что был слишком хорош.
Человечество и по сей день повторяет эту сцену: сотворить машину, которая станет лучше нас - а затем испугаться.
Софокл - да-да, тот самый, что умел превращать человеческие страдания в поэтические формулы - когда-то писал утраченный ныне эпос о Дедале. В нём Талос поднимался против своего творца. Механический разум против человеческих рук. Искусственное совершенство против органической мелочности.
И если подумать, падение Икара было не столько семейной трагедией, сколько зеркалом для самого Дедала.
Он создал сына для полёта, но оставил в нём слишком много своей мечты - и слишком мало осторожности.
Так начинается великий спор:
творец против творения, мечта против меры, бесконечность против гравитации.
И вот, спустя тысячи лет, под жарким небом Аризоны этот спор снова вспыхнул.
Габриэль, маленькая тёмная точка на фоне солнечного диска, летел вниз - не к смерти, но к кадру.
Эндрю, ещё меньшая точка на земле, ловил его на матрицу камеры.
Солнце смотрело на них обоих и думало:
"Дедал, ты опять за своё".
Потому что в каждом прыжке, в каждой попытке взлететь, в каждом человеческом жесте, направленном против естественных пределов, - живёт тот же самый вопрос, что мучил древнего мастера:
где кончается искусство и начинается безумие?
где творец спорит с творением, а где - сам с собой?
В тот момент, когда Маккарти нажал кнопку затвора, миф впервые за тысячелетия улыбнулся.
Потому что на снимке Икар не погиб.
Он просто стал символом.
Не трагедии.
Не глупости.
А вечного спора с собственными крыльями.
И получается, что "Падение Икара" - это вовсе не про падение.
Это про то, что каждый раз, когда мы пытаемся подняться выше, чем должны, мы заново играем древнюю пьесу Софокла:
Дедал против Икара.
Дедал против Талоса.
Дедал против Солнца.
И главное - Дедал против самого Дедала.
И спор этот никогда не закончится.
Потому что человек - это и есть вечный Дедал, который каждый день строит новое крыло...
и каждый день боится проверить, выдержит ли оно небо.