Никропенко Варвара Анатольевна : другие произведения.

Полкило неудач

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Ну и кому ты нужна одна на вокзале с чемоданами книг? - думала я - Одни книги. Пытаешься всю жизнь с их помощью убежать в прошлое. Побросала в чемодан и побежала. Бежала далеко, дальше ото всех, живущих в 21 веке, к 19, 18, да хоть к 14 веку. Но только не здесь! Не здесь! Я стояла на вокзале, вспоминая - ведь год назад, в том ряду, там, на другой стороне перрона я провожала того кто клялся мне во всем. Мы плакали, не хотели отпускать друг друга. А сейчас? Сейчас я плачу одна. Одна.
  
  Видимо на моем лице была расплаканная и крайне растерянная физиономия - ко мне обратился мужчина со словами "Вам помочь?". Если бы ты мог. Я пошла дальше, чтоб не пугать прохожих печальными глазами. Прохожие, проходите! Проходите, а не смотрите на меня! Я потеряла всех - друзья, любовники, я утратила саму любовь. Этот круг повторился вновь - вновь утрата и потеря в бесконечном числе. Это будет преследовать меня вечно. Я прошла вокзал. Когда я убегала из города, на вокзале которого я спряталась, я пообещала себе, что возвращусь сюда лишь после смерти, когда меня отправят в ад, за то, что я ничего не сделала нужного в своей чудесной жизни. 20 лет я только бегала из города в город, чтобы найти кого-то. Найти того, кто, как и все другие, спустя год, два, три или четверть века развернутся ко мне раз и навсегда. Но не лицом. Я вернулась в город. И что мне здесь делать? Круг, который завершил свой ход, круг, который замкнулся, требует возобновления своего существования - нужно искать новых людей. Неужели у всех в жизни смены окружающих такие частые? Я всегда корила себя за то, что не в моих силах отпускать людей, какими бы подлецами они не были по отношению ко мне. Я всегда верила, что каждый может оступиться, каждого можно простить. Но пригодилось ли мне это? Прощали ли всегда меня за проступки? Обещали ли быть рядом и не отпускать? Верно - не обещали и не делали. Могла бы и дальше грустить, но вспомнила что возможный мой спаситель проживает в соседнем городе. Как же я могла забыть, боже мой?! Я села на ближайшую электричку и пришла к нему. Я не видела его полгода, а такое ощущение что вечность. Что было между нами? Это так и останется там, на следующей станции, на прошлой странице жизни.
  
  Вот я у него. Его дверь. За ней он. Мой некогда дорогой человек. Стучусь. Еще раз. В доме темно. Стучу еще и еще. Я боюсь темноту. Еще и еще. Ну же! Дверь скрипнула. Я увидела его. Мы обнялись, поговорили, захватив совместное прошлое, как полагается в классических дешевых романах. Он заправил кровать и сказал, что на ближайшие два дня это - моя колыбель. Хотел уйти, но спросил: - Ничего не вышло? Я повела головой. Он был одной из первых и самой настоящей любовью. Стоит ли говорить очевидности: влюбленность, желания и несостыкованность желаемого? И так все ясно. Он ушел, а я осталась. Я пролежала в бессмыслии пару минут и начала впервые за последние годы, как в юности, думать и вспоминать почему "нас" уже и нет:
  
  - Почему я мыслю, как женщина из дешевого романа - он бросил, а я одна, о Господи, бедная женщина? Отбрось! Может я просто уже выросла? Может время уже настало? Разве? Уже?
  
  Я не смогла пролежать с мыслями наедине долго - пришлось убежать к нему, опять. За не столь длинный путь жизненный я поняла, что мысли, приходящие в свободное время, лучше не слушать, молчание и игнорирование их - единственный способ спастись от глупостей.
  
  Я пришла к нему. Он тоже не спал. Он слишком хорошо знал меня чтобы спать. Мы пришли на кухню. Помню, когда мне исполнилось восемнадцать, хотелось испытывать и узнавать себя. На восемнадцатом году это можно сделать законно, наконец-то. С ним мы часто пытались устроить подобие пьянок, детских, но пьянок: - Ты все так же быстро пьянеешь? - спросил он Ничего в голову не приходило кроме какой-нибудь глупости:
  
  - Давай проверим.
  
  Я всегда отличалась специфическим кокетством. Он наливает, а я вспоминаю:
  
  - Боже мой, неужели нас стыдили в детстве за это? Мы же не напивались до такого состояния что тонули в луже. Ты приходил ко мне припадать уроки игры на гитаре. Мы закрывали за родителями входную дверь на ключ, пили, а потом, не рассчитав время, бегали в истеричных попытках с сумасшедшим смехом спрятать все улики и доказательства нашего произвола. Бегали, шатаясь от выпитого. Шатались, врезались в стены, но, когда открывалась дверь с родителями, мы были уже готовыми гитаристами. - Знаешь, мне уже тридцать, вроде должна быть семья, дети, жена, любимая теща с тюльпанами, и я уже вроде бы, по прогнозам своей матери, должен уловить ход ее мыслей в прошлые мои восемнадцать, но я так и не понял ни твою, ни свою мать. У них был странный подход к объяснению происходящего. Алкоголь - зло. Мат - зло. Шоколад - тоже зло. А почему зло это, скажи, мама? Алкоголь ты никогда не пила, не приходила домой после запретного часа? Все вы это делали, как и мы, но почему-то решили что нас следует лишить этого. - Да, нет ничего печального, чем мешать обследованию жизни и себя в ней. Это ужасно. - Может поэтому в тридцать мы с тобой так и не поняли их? Я не знала что ответить.
  
  - Наверное. Почему нельзя было выпить с друзьями, остаться у них, прийти в одиннадцать часов вечера, когда тебя провожали? В какой инстанции проходят консультации наши мамы? Хочу посетить это место и внести пару поправок. Но позже. Сейчас нужно бежать дальше, - говорила я внутри себя.
  
  Он лег спать, а я даже после этого не смогла сомкнуть глаза и дать чуточку спокойствия себе. Я должна бежать чтобы вновь не привыкнуть и не вспомнить обрывки приятностей, я не могу здесь оставаться ни дня. И опять, как в детстве, когда я оставляла маме сюрприз на свои незначительные детские карманные в виде пары конфеток или при попытках извиниться, не смотря в глаза, оставила записку с извинениями и некоторыми душевными осадками. Ушла, а в подъезде все еще темно. Я выбежала к свету и решила - поеду домой. Но для этого город все еще держал меня, чтоб я нашла как это сделать. Ведь денег нет. Я все спустила на любовь. Поэтому самое главное богатство, которым я могу сейчас похвастаться - книги. Была зима, подштанники уже не у кого было просить, поэтому решила согреться в давно знакомом кафе по прошлым встречам с тем, кто и приютил меня.
  
  Я вспоминаю: когда я первый раз встретила его, стало понятно, что моя мечта воплотилась в нем. Мы начали часто гулять, общаться до поздних ночей, просыпались - сразу писали друг другу, а потом все наши недостатки проявились. Согласитесь, достаточно трудно скрывать своих чертей. Иногда их нужно выгуливать. Так с нами и случилось - сначала вышли мои погулять, а потом и его за компанию. Мы узнавали себя лучше и лучше, чем дальше шли, тем больше знали. Но когда пришлось проложить между нами пять тысяч километров Родины, в голове моей, построенные композиции жизни на разных берегах страны, были убиты реальностью. Мне хотелось не так много, но это малое было слишком отягощающим для него и слишком непривычным. Но есть же правило неоспоримое: с кем бы то ни был ты в отношениях, будь то дворовая собака или
  
  бабушка, если хочется отношениям дать жизнь и сохранить их, нужно уступать. Вот как оказывается, уступают не только в автобусе место у окошка. Мне очень повезло, что это кафе работает круглосуточно. Не изменяю своим привычкам, поэтому остаток ночи я провела за столиком у окна, которое открыло вид, на последний раз встающее для меня здесь солнце. Единственное на что хватило моего бюджета - это изучение меню. Я бы читала его и дальше, долго-долго, потеряв ход времени из-за фоновых проигрывателей моей неудачной жизни, но я увидела в окне его. - Какого черта?! - подумала я. Мне некуда было прятаться, в кафе я была в компании одинокого мужчины, который старался заинтересовать уставшую официантку. Я понимала, что сейчас он придет и начнутся старые-добрые бестолковые и обидные разговоры - мне это не нужно. Не для того я убежала и сегодня чтобы меня нашли и все-таки заставили об этом говорить. И как наивнейший ребенок, надеясь, что обману взрослого, скрылась за кафешным трактатом. Я чувствовала себя как в темноте под одеялом летом. Мне жарко и неприятно, но страх выше меня, я не перепрыгну, я спрячусь и понадеюсь, что темнота не утащит меня под кровать. Так и сейчас, может он не заметит? Может вообще не зайдет?
  
  Господи, я слышу чертовы дверные колокольчики. Он вошел, огляделся и увидел странную женщину, обнимающую меню - он пошел ко мне.
  
  - Черт, черт, черт, - истерично думала я.
  
  - Ну и куда ты убежала? - спросил он, слегка улыбаясь.
  
  Я до последнего не хотела верить в то что мое одеяло раскрыто, потому, не убрав с лица меню, сказала:
  
  - Мне была пора ехать, не хотела будить.
  
  Я хотела уйти. Моя наивность и любопытство приковали меня к нему - пришлось остаться, но отмычка, в виде грубости, на встречущие в скором времени его воспоминания о нашем сказочном любовничестве и риторики на тему почему, была уже наготове. Почему это существо побежало за мной? Последовательность действий некоторых однополчан планеты возмущающе нелогично. Хотя, наверно, логика была и там, но, будь я учителем, то за степень усвоености логики он бы получил два с натяжкой. Этот предмет стал бы для него самым запоминающимся и невыбиваемым из памяти, потому что память мы изучили на отлично - он любитель вспомнить, приукрасить, соблазнить прошедшей любовью, а вот логика станет наукой неподвластной.
  
  Зачем бежать за тем, кого уже не догнать? Когда я только разгонялась, когда я сделала первый шаг от тебя, ты мог пойти за мной. Ты должен был это сделать! Но тебе по-видимому предстояло, как свойственно тебе, все взвесить, упорно подумать над тем нужно ли тебе это, как лучше сделать. Пока существовали "мы", меня порой забавляло наблюдение за заурядным твоим мозгом и попытках его работы - ты днями думал и соображал, как что-то сделать, а по итогу решение было настолько элементарнейшим что придумать его труда не составляло, но до тебя этот вариант даже не доходил в порывах мозговой работы. Думаю, ты - просто обманщик.
  
  Когда я раскрывала твои обманы даже в пустяках, в конце всего, мы приходили к наблюдению и другим диагностическим методам моего невыносимого, необузданного, несносного, тяжкого, нестерпимо санатанинского характера - по-моему, вполне яркая характеристика.
  
  Ты помнишь, мы были разделены часовым поясом, мне хотелось быть с тобой, быть самой собой с тобой. А тебе? Помнил ли ты что тебя ждут не только родители на отпуск? Это было самым страшным - безразличие и холод. К моему сожалению, в двадцать лет я пока могу справиться
  
  лишь с родным холодом степи, но никак ни с ледяной душой. Раз не согреть твою душу компромиссами, теплыми носками и старым кашляющим феном, может это получится сделать ссорами? Подумать только - я тащила из него желание интересоваться моей жизнью. Как же я не видела, что это желание, держа своего мальчика, упираясь, по пояс ушла в землю? Но в один день мои руки, перетягивающие тот канат, устали и сожглись. Я отпустила. И ушла. Но никто не пошел за мной вслед. Я не хотела уже этого, но ждала. Ведь неужели даже последняя капля привычки быть с мной растворилась в безразличие? Тогда мой уход был не напрасным.
  
  - Ну так скажи мне наконец зачем ты пришел спустя столько лет, если в самый нужный день, если в послеидущие месяцы ты даже не мне позвонил мне "по ошибке", зачем ты вновь издеваешься, подлец? - кричала я про себя. Мои немые связки разрывались от натяга - невыносимо громкий внутренний крик меня уничтожал - все из-за него. Его появление - как символ горя и страданий. Он - демон ненависти. Я говорила это громко, глядя в его глаза. Я кричала! Но молча. Я онемела.
  
  Все мои помыслы и протесты, тянущиеся далеко, как самый длинный мост, и плывущие медленно подобно ребенку на круге, пролетели еще до того, как он продолжил вызывать мою головную боль.
  
  - Почему ты ушла, ответишь?
  
  Я вскочила и рванула к выходу, успев сделать лишь пару рывков в сторону спасения. Он тоже встал. Он встал и прижал меня к себе, вцепившись в талию, чтобы я успокоилась. Я не хочу и не буду этого делать! Возбужденно и порывисто я просила и одновременно требовала дать мне свободу, отпустить меня как он это сделал три года назад - также легко. Но, кажется, он растерялся. Хм, для него стало неожиданностью мои сопротивления? Значит, вспоминая детские обиды, должна была я радоваться упавшему на асфальт мороженому, сниженной оценке и укусившей меня собаке? Он, как пес при бешенстве - хочет укусить, оторвать кусок моей размеренной, уже устаканевшейся жизни, укусить меня после того как у меня получилось забыть этого зверя и страх к нему исчез. Единственный выход - усыпление сбесившегося животного.
  
  То, что спасало тебя пока в твоей власти был человек слепой от чувств, пока тебя прощали до исчезновения страсти, не может работать и за чертой любви. Я и ты разошлись. Даже на бумаге не хочется упоминать "нас", не желаю вскапывать гроб с убитым юношеским счастьем. Я хочу уйти и не вспоминать ни о нем, ни о его матери подобно надоедливому комару.
  
  - Милая, что с тобой? Угомонись же! - приближая ко мне губы, говорил он.
  
  Он прогорел. Он вновь совершил с ума сошедшую ошибку.
  
  Черт бы тебя побрал! Какие поцелуи?! Бедный мальчик, у него сбой в понимании верной последовательности отношений - внимание после прощаний и отрешенность в любви - вот его стратегия.
  
  Пока я уворачивалась от его попыток наистраннейшим образом потушить вспыхнувший костер своей сигарой тупости, у входа я заметила вошедшего недавно в кафе мужчину. Он вошел один.
  
  - Хм, монообразно ночью по кафе не ходят нашедшие среди миллиардной толпы свою, отколотую в прошлой жизни, половинку. Значит, он одинок? Тогда он должен мне подыграть.
  
  Я чувствовала будто до моей смерти остался последний маловероятный по успешности и, не дающий никаких надежд, план, после которого меня поведут на убийственный диалог. Я будто загнанный заяц. Я боюсь, ужасно страшусь свою лису, но я решаюсь на отъявленный поступок - я испробую бег. Этот вариант в случае неудачи меня убьет, но я не могу и не хочу умирать медленно, глядя ей в глаза.
  
  Поэтому я сказала ему:
  
  - Отпусти, черт подери! Видишь, вон там, у входа? Видишь? Мой жених!
  
  Он ослабил руки и мои мерзкие оковы были сняты наконец-то. Мы настойчиво направили шаг в сторону моего названного жениха, и я чувствовала, что скоро потеряю сознание, но я держалась, потому что, если я упаду, начнется суматоха, вызовут скорую, а мой жених вяло повернет голову в сторону упавшей звезды и пьяно предложит помощь. Очень похоже на отношения с тем, от кого я никак не могу избавиться. Итак, через пару минут бессознания, мою нереализованную пьесу раскритикуют, зрители уйдут, а я со своим маньяком отправлюсь на карете в красивый освещенный зал, где пахнет нашатырный спиртом и плывут люди в белом. Я открою глаза, подумав, что все-таки жизнь с ним дала о себе знать, и все же прогноз погоды в голове, по предсказаниям моих подруг, сбылся, и я сошла с ума, но я увижу его омерзительную улыбку, которая так и говорит:
  
  - Тебе суждено сойти с ума не от счастья или безумной любви, а от меня!
  
  Поэтому я шла дальше, стараясь подтянуть вновь упавшее сердце. Я подошла к жениху ближе и взяла под руку. Он был немного пьян, поэтому его заторможенность сыграла мне на руку. Я была рядышком и держала кавалера под руку дрожащей рукой. Меня всю трясло - то ли от страха что на эту игру поставлена сладостность моей жизни, то ли из-за злобы к нему. Может мою дрожь он спишет на волнение первого знакомства? Молчание слишком долгое, нужно что-то сказать. Стараюсь дышать спокойно, но захлебываюсь воздухом. Тсс, вспомни игры в шпионов в детстве - ты была ужасно хороша в них. Неужели сноровку ты успела растерять?! На счет "три" выдохни весь страх и вдохни в себя облако рома, окутавшее его и поглотившее тебя саму, когда ты решила сыграть в эту авантюру. Обезболь страх и играй!
  
  - Ну вот знакомься - мой милый, - плеснула я.
  
  Мой сосед по правое плечо попытался что-то сказать, но я перебила:
  
  - Через месяц у нас состоится свадьба, мы друг друга безумно любим, так что не мешай, будь добр, моему жизнепровождению. Успокойся и оставь меня.
  
  - Тааак, женщина, подождите. Хм. Секундочку. Хм. Что происходит? Какой жен... - я поймала трупное оцепенение, Боже, мое сердце. Пришлось прибегнуть к единственному действенному методу для остановки словесного предательства от моего жениха - к поцелую. Я резко развернулась, бросилась к нему и поцеловала. Если не знать, что это была попытка страстного поцелуя с целью сохранения гос.тайны, можно было бы подумать что я нападаю на него. В этот момент мы немного отклонились от моего, стоящего сзади и пристально следящего за техникой выполнения этого упражнения, маньяка, поэтому я смогла шепнуть "подыграйте", и мы возвратились обратно.
  
  Пока мое сердце пыталось допрыгнуть из пят на свое привычное место, держа под руку своего ухажера, думала:
  
  - Боже, почему мужчины, как кролики, трусливы? Только мне посчастливилось встретить таких смельчаков или все же мир изменился? Они предлагают расстаться, сделать перерыв. В мою канцелярию подобные заявки поступали ближе к ночи, чтоб спалось мне слаще. А на утро, после того как слезы, копившиеся за обиды отношений, затопили кровать, я начинала исправлять себя. Я думала, а может действительно мужчина прав, и мне следовало бы снизить уровень навязчивости в любви и удалить из жизни с ним ссоры, когда внимания от него недостаточно. Проходил день, все приобретало прежнюю окраску, он улыбался и уже не помнил, как вырастил за одну минуту в моем сердце ужас. А этот самый росток и дал мне также ночью подумать о другом: так нужен ему
  
  этот чертов перерыв или он так решил меня устрашить? Он полагал, что таким способом удержит во мне все дерьмо? Он ошибся. Они все ошибались. Все, кто полагал что можно бросаться словами о разлуке, да будь это хоть простейшим предложением, долго с ними связь я не держала. Нужно всегда подумать какие возможны исходы. А если действительно план сработает, то какие мысли могут ко мне в разум переехать? Где гарантии, что я испугаюсь и стану лучшей женщиной, которая только встречалась и могла встретиться? Нужно быть уверенным что у человека довольно таки сильные и окрепшие чувства для того чтобы вколоть в него острие сказанного. Но если чувства и так осели, если они такие же тусклые, как фломастер на последнем издыхании, то не должно быть причин для удивлений о том где вещи моей женщины и почему опустела квартира. Не нужно будет потом плакать на сморщенном плече у мамы дорогому и милому мальчику в попытках рассказать о его бесценности и непонимании этого его былой подруги. И не придется его маме убеждать что та подлая женщина просто не та с кем ты должен был провести всю жизнь, не та кто поймет и уж точно не та кто сможет адекватно отреагировать на временный перерыв для поиска новых спутников чтоб попробовать всех и решить кто вкуснее, перерыв для понимания того нужен ли тебе человечек. А понять в отношениях - задача со звездочкой? Что ты хочешь ощутить и понять, будучи без нее? Напишешь ей часов через 30 как скучаешь и любишь ее? Как глупо. Люблю, но знаешь, детка, для того чтоб это понять, мне следовало тебя направить к депрессии и сниженной самооценке, а рядом с тобой, дорогая, я без понятия какие чувства испытываю. Нет, нет, нет, это - точно не привычка. Точно. Любовь. Любовь, горячая как утюг в режиме, когда колесико на 27 градусов влево повернешь, чтоб разгорячился этот старый немец.
  
  То ли из-за порядочности, то ли из-за того, что бывший ухажер произвел на нынешнего впечатление не безопасного и угрожающе выглядящего дурачка, а может из-за сумасшедшего поцелуя, но у нас все вышло - билеты распроданы, а спектакль сыгран на "ура". Я с облегчением вздохнула и попрощалась с ним - черновиком любви.
  
  Жених побеспокоился после его ухода:
  
  - Как ты? Все хорошо? Еще темно - тебя подвести до дома?
  
  Я нахмурила брови - мы здесь вечность, солнце давно встало. Но я взглянула в окно - действительно, а ведь солнце только-только начало разгонять тьму. За то время что мы здесь были и пытались, подобно солнцу ослепить ночные кошмары, у меня было ощущение, что земля набирает скорость и кружится так же быстро, как бьется мое сердце. Я думала, мы здесь не первые сутки, а оказалось прошло пару часов с момента моего прихода.
  
  Мне хотелось еще некоторое время провести в этом месте, поэтому я поблагодарила своего спасителя и вернулась на то место, с которого все началось и завершилось - тут мы познакомились, и тут же состоялся предсмертный разговор нашей любви. Я уселась и стала все разглядывать - шрифт в меню, узорную пыль на подоконнике и видимость живых цветов, увлеклась изучением измученной официантки, но то и дело солнце пыталось переманить меня, своей нежной рукой поворачивая мою голову к дальневосточному рассвету. Пока мы влюбленно смотрели друг на друга - я и звезда, не заметила, как ко мне подсел жених.
  
  - Вы не против? - уточнив, спросил он, зацепив пролетевшую по его лицу наимилейшую улыбку.
  
  - Конечно, присаживайтесь, - я тоже улыбнулась.
  
  После этого мы просидели еще какое-то время, загипнотизированные солнцем. Он попытался заговорить, а я все смотрела, чувствуя будущие заплаканные глаза - или солнце виной тому или
  
  мое иссохшее сердце от любви. Сердце качало кровь, но чем больше ты влюбляешься, чем больше расслабляешься и доверяешь, тем медленнее оно начинает циркулировать кровь в себе и привыкает к этому. Оно становится похожим на одомашненного толстого кота, который принимает солнечные ванны и хомячит по ночам. Оно не ждет подвоха, но когда случается то что случилось со мной и случалось с каждым, оно начинает иссыхать. Мой любовник, побитое мое и еще живучее сердце, желающее жить, говоря, что после прошлой неудачи с другим, реанимирует его, сделав прямой массаж, вместо этого достал мой циркулирующий механизм жизни и существования и раздавил его безжалостно и с особым наслаждением, как и во время убийства доверия к нему.
  
  - Позвольте узнать с чем все же я умудрился Вам помочь? Услышав его, солнце вылило на меня румянец, и я взглянула на него уже без красот темноты, я даже смогла разглядеть его поблескивающие карие глаза - очки, он был в них. Если бы в его портфеле была еще и пара-тройка книг, я бы оценила эту мировую шутку - ведь именно так и выглядел мой суженый в пятом классе. Он выглядел подобно фантазиям маленькой отличницы - в пальто с портфелем, казалось еще с советских времен, зализанными от волнения белокурыми волосами и очки - главное спасение любого двоечника и причина сброса претензий по цвету глаз - очки все скроют и спасут. Кажется я засмотрелась на него. Я еще больше покраснела, когда подняла на его лицо свой взор. - А? - пискнула я подобно мышонку. Он улыбнулся, - давно Вы в городе?
  
  - Пару недель, но видимо придется пробыть здесь еще дольше...
  
  - А с какой целью приехали, если не секрет?
  
  - Не секрет - я приехала к своей, как казалось пару дней назад, судьбе.
  
  - Но?
  
  - Но, оказалось судьба меня еще где-то ждет, и кажется я опаздываю на встречу. Не столь это и важно впрочем-то, расскажите что-нибудь лучше о себе.
  
  - Даже не знаю, что и рассказать... Видимо я, как и Вы, приехал сюда для того чтобы разочароваться. Я приехал к другу.
  
  - Что же случилось?
  
  - Я пробыл у него пару ночей и на третью меня набрала жена. Если позволите, я не стану вдаваться в подробности произошедшего, могу лишь сказать, что обстоятельства требовали помощи вне моей семьи. Я бы даже сказал, чрезвычайно в ней нуждались.
  
  - И вы пришли с просьбой о помощи к своему другу?
  
  - Совершенно верно. На тот момент он - единственный, кто мог выручить. Но...
  
  - Отказал?
  
  - К сожалению.
  
  - Но почему? Вы узнали?
  
  - Конечно, я поинтересовался этим. Дело в том, что тогда перед ним стоял выбор, не сложный на мой взгляд, но все же он был - он работает в банке через квартал, может Вы там были, и ему поручили разобраться с тонной бумаг, ничего необычного, обыкновенные рабочие трудности. Это был первый вариант, а на второй стороне был мой крик о помощи. И его выбор Вам уже известен.
  
  - Но как же Ваша проблема? Все разрешилось?
  
  - Да, к счастью, с трудом, но все вышло даже лучше, чем я предполагал. Но горько, что проблемы уходят вместе с людьми...Но не с теми, кто их создает, а от кого ты ждешь подмогу.
  
  После этого оба опять замолчали на какое-то время. По моей вине, его свежая царапина, нанесенная дружбой, начала кровоточить, но и из-за этого я увидела в нем себя. Удивительно, спустя такой большой срок, встретить похожего человека - странное ощущение. Я не перестаю его рассматривать - почему он меня заинтересовал?
  
  Он вдруг повернулся ко мне, громко набрал в себя воздуха и начал говорить:
  
  - Знаете, а почему бы не пооткровенничать?
  
  Его наплыв откровенности показал мне не его, когда я смотрела прямо - я отражалась в его очках. Я будто говорила сама с собой. Будто бы не он, а очки носили его - к слову, это был самый привлекательный держатель для очков.
  
  Обычно подобные волны правды настигали лишь мой океан, было трудно поверить, что это свойственно и мужчинам.
  
  Он продолжал, - у Вас есть хотя бы один настоящий друг?
  
  - Боюсь, что нет даже одного.
  
  - А вот у меня был. Один единственный, как мне казалось, друг. Знаете, порой, когда приходится с людьми расставаться, я начинаю высматривать то, чего не видел и не знал о них в общении. И я наверно покажусь Вам ребенком, но я действительно с детской наивностью спрошу: дружба такая же ослепляющая, как любовь, или она у меня всегда была честной и крепкой, как индийский чай в пакетиках? - По моему горькому опыту, скажу, что пока у тебя есть страсть к поддержке этого цирка, билеты на который за Вами, друг, которому и раньше не очень то нравилось смотреть на забитых и зашуганных цирковых животных, и дальше будет туда ходить за Ваш счет. Иногда мне кажется, что я играю с милой Фортуной в игру, правила которой не до конца усвоила и, в которой я по определению проигравший, это будто понятно еще когда Удача только предлагает эту игру, но я будто, как Вы выразились, наивный ребенок, каждый раз верю, что все будет хорошо, и мы просто по-дружески сыграем в карты. Но по итогу, она раздевает мою душу до нитки, до последней капли выжимает из меня счастье. Поэтому не так давно я лишилась не только всего круга друзей, но и его - моего полугодовалого счастья.
  
  - Вас не настигло одиночество?
  
  - Да, в тот момент я чувствовала себя бездомной собакой - не той, которую выгнали деформированные двуногие, а той, которая родилась на улице. Будто я была собакой, которая никогда и не знала настоящей заботы. Меня гладили лишь из жалости или чтоб я отстала и ушла. Когда мне приходилось идти по улице, пробираться сквозь толпу, даже когда посещала магазин, я старалась улыбаться, не глядя на тучу неприятностей, нависшей надо мною, и, несмотря на черную полосу, на которую я видимо не шагнула - я сама была этой полосой неудач. Но я, как та же бездомная собака, виляя хвостиком, подходила от морозного утра до жаркого вечера к людям на остановке просто для того, чтобы они погладили меня, чтобы они познакомили меня с добротой, чтобы они подарили веру в то, что любовь существует в действительности, а не только в вое на Луну.
  
  - Хм, но чем дольше находишься один, тем больше начинаешь ценить покой без людей. У Вас не так?
  
  - Так.
  
  Что же это? Он будто заучил мои мысли. Я кажется не сплю, да? Может я все еще на кухне выпиваю с тем маньяком? А кажется все было так реально.
  
  Он продолжал выдыхать в кафе опьяненную правду:
  
  - В один момент я настолько сильно увлекся пребыванием с собой наедине, что забыл, что еще можно с кем-то познакомиться - я забросил эту идею. Вы, наверно, одна из первых с кем я веду более-менее внятный диалог.
  
  Эта грустная и одновременно милая реплика помогла мне хотя бы на секунду изобразить подобие улыбки. Кажется, еще чуть-чуть и я бы улыбнулась.
  
  - Скажите, Вы были одинокими, потому что не было никого рядом? - спросила я. Он кивнул, - думаете, когда приходит такая тоска, это значит, что приходит понимание собственной ненужности? А какого это: ждать человека, нюхать его одеколон, отлитый в пакетик, и носить его футболку, предвкушая встречу. А потом разойтись так и не увидевшись. И понимать, что больше никогда вы не встретитесь? Как Вам такое?
  
  - Полагаю, это страшнее одиночества. Когда ты живешь, будто замурованный в стене - не пошевелиться, не вылезти из нее, это ужасно. В таких ситуациях, к печальному большинству, общаются письмами. И если Вы так болтаете не один месяц, если нет ни звонков, не возникает других способов связи, то настигают порой даже самые несуразные мысли - может его вообще не существует, а вижу я его, потому что аскорбинок переела. Это страшно.
  
  Кажется, точно в момент окончания разговора, начался сильный ветер и наш панорамный вид на три покосившиеся тополя ослеп - пришел и ливень.
  
  - Похоже и правда задержимся мы с Вами тут надолго, - сказала я, немного хихикнув.
  
  Я скрестила на груди руки, откинулась на спинку стула и продолжила его изучение. Я старалась смотреть на него не очень сурово, но, по-моему, это то и не выходит у меня, отличницы.
  
  Он продолжил:
  
  - Не переживайте, думаю, этот дождь быстро завершится.
  
  После этого мы еще разговаривали какое-то время.
  
  А кафе, наша старушка, даже не знаю, как давно было построено, наверное, давненько, но держалось оно молодцом. Хотя моментами через его морщины пробирался ужасно холодный ветер, который бежал в объятия ко мне. Я начала немного дрожать, и мои зубы подхватили этот ритм.
  
  Он же мысленно ушел куда-то, потому что пока мои зубы отбивали чечетку, и я, скукожившись и нахмурив брови, смотрела на него, он смотрел в стену уже минут двенадцать.
  
  - Апчхи! - сказал, вырвавшийся из меня ветер.
  
  А он очнулся. Сказал:
  
  - Боже, Вы же замерзли! Простите за мою несообразительность, сейчас я закажу нам кофе. Официант!
  
  - Нет, н-н-нет, ч-ч-что В-Вы, я не з-з-амерзл-ла, - я все еще пыталась воспользоваться навыками шпионажа, полученными в детстве, но стало ясно, что зубы были предателями, некой "пятой колонной" в моем организме.
  
  - Никаких "нет", я не хочу, чтоб самым ярким воспоминанием о нашей встречи, была Ваша простуда. Официант!
  
  Я сдалась. Официант принял заказ, и уже через пару минут перед нами стояла пара чашек с кофе, каждая из которых обволакивала нас. Кофе будто не бодрил, а шепотом звал ко сну. Мы были уставшими, замерзшими и одинокими. Поэтому отказать компании кофе мы уж никак не могли.
  
  Кофе принесли минут пять назад, а я лишь наблюдала за его кофейными волнами и прибоями. Мой сосед уже почти разобрался с ним, а я боюсь сделать и глоток, потому что... Он перебил:
  
  - Что же Вы не пьете? Кофе почти остыл.
  
  - Сейчас-сейчас.
  
  Прошло еще три минуты.
  
  Он сначала немного нахмурился, а потом спросил:
  
  - Что-то не так?
  
  - Нет-н-нет, все в порядке, очень вкусный кофе.
  
  - Но вы не сделали ни глотка!
  
  - У меня дыхание сильное, я через обоняние вкусила.
  
  - Так-с, признавайтесь, что случилось?
  
  Как мне ему объяснить, что я уже несколько лет не встречалась с мерзкой чертой своего характера - со стеснительностью, но теперь она почему-то возвратилась? Она вернулась, когда он подсел ко мне. Так вот что это было за ощущение! Хорошо, с этим разобрались, а почему она возродилась в такой мере? Я чувствую себя так же, как пять лет назад, когда мальчишка пригласил меня в кафе, а я стеснялась даже дышать громче тишины.
  
  Я ответила:
  
  - Понимаете, боюсь, кофе может не в то горло попасть.
  
  - И что?
  
  - И кофе полетит на Вас, - он продолжал вопросительно съедать меня, - и я Вас оплюю за Ваши же деньги.
  
  Его хмурое лицо переродилось в улыбку - я будто наблюдала появление радуги после дождя.
  
  - Я буду только рад, если Вы оплюете меня, получив от кофе удовольствие.
  
  Мы посмеялись, и, кажется, я даже немного расслабилась. Я смеялась, но вспомнила что скоро мне предстоит покинуть его компанию, а, кажется, делать этого совсем не хочется. Так может мне остаться с ним? Нет, его, наверно, кто-то ждет - хороших людей всегда где-то ждут. И у меня опять опечалился вид. Я не стала пытаться вновь натянуть улыбку, делаю я это, откровенно говоря, отвратительно, я лишь продолжала срисовывать его образ - в моей голове есть отдельный ящичек, в который я складываю все те образы, от которых еще не готова избавиться, он безвременный. Каждый раз, когда приходится кого-то очередного туда запихивать, становится жутко противно. Неужели и дальше буду блуждать, как тень, по миру, чтоб пополнить свой бездонный ящик, или все-таки у меня получится отыскать живого человека? Неужели однажды я буду окружена не образами в голове, а тем, кто постоянно мерзнет из-за мною открытых окон, кто будет пробовать мою невкусную еду и говорить, что это - шедевр? Не верится.
  
  Чем больше я думала об этом, тем больше выворачивалась моя улыбка, но я не могла себе разрешить до конца просидеть с таким лицом да к тому же и молча, мне хотелось что-то спросить, но я не смогла ничего придумать. Все то время, что я въедалась в его черты, он смотрел на меня. Он долго смотрел после пришедшего молчания, а потом медленно встал. Меня обдало жаром - неужели он уже уходит? Не буду ничего спрашивать. Услышу на вопрос "почему" какую-нибудь отговорку - ведь правду в обществе говорить не принято, не культурно. Хотя, как по мне, некультурным быть - значит, врать. Но уже ничего не поделать - нормы сформировались, а я за секунды стала красной от стыда и недовольства. Мне было холодно и жарко одновременно, мне хотелось запутаться в пуховом одеяле и прыгнуть голой в снег. И я ждала его решения, то есть ухода. Он не спеша встал, все еще не сводя с меня глаз, взял пальто с соседнего стула, сам стул и подставил его рядом со мной. Он укрыл меня своим пальто и сел рядом.
  
  - Подумал, это поможет Вам согреться, - улыбаясь, говорил он.
  
  Я кивнула и немного укуталась. Спряталась в пальто, как в детстве, по замерзший нос, и пока никто не видел, улыбнулась. Это было такое же необычное ощущение, которое возникло после первых слов моего соседа по пальто. Никогда столько странностей от человека я не ощущала, разве что только от себя. Странно, что незнакомый человек за несколько часов смог переплюнуть тех, с кем я была рядом годами. Наверно, я лишь обрывками встречалась с заботой, не говоря уж о любви. Он приобнял. Мне то ли хотелось плакать, то ли приковать себя к нему. Я опустила свою голову ему на плечо, и у меня покатились слезы. Я перестала себя понимать. Я ощутила себя маленькой девочкой рядом с ним, мне стало легко и в тоже время тяжко. Я будто научилась дышать, будто меня топили, как котенка, а потом достали из воды. Но я никогда не смогу поверить в то, что мне суждено обрести счастье и покой. Я не срываю ромашку для того чтобы узнать любит, не любит, а гадаю на кофе точную дату прощаний.
  
  - Извини, мне нужно отойти на пару минут, помою руки и сразу к тебе, не убегай, - прошептал мне он и скрылся за дверью.
  
  Передо мной лежала стопка салфеток. Я хотела взять одну для оригами на время моего уединения, но ко мне подошла официантка с вопросом не хотим ли мы рассчитаться. Проводив ее от моего столика, целью моего расследования стали карманы арендованного пальто. Прошу, эта процедура проводится исключительно в целях ознакомления. Эта сокровищница прятала билет из трамвая, пару чеков, несколько монет, кстати, почему-то не российских и ручку. Я проверила пишет ли она, и оригами пришлось отложить. Я взяла импровизированный холст и шариковую кисть, и начала рисовать. Потом мне надоело, и я просто смотрела на изрисованную салфетку, держа над ней ручку.
  
  Я подумала:
  
  - Может мне уйти? Вот так, не предупредив, без повода и причин. Зачем здесь оставаться мне, если мы все равно расстанемся? Если уйду сейчас, тихо и без предупреждения, в моих действиях сохранится некоторая загадка, он будет хотеть меня найти, но это будет бесполезное занятие - я не оставлю ни отпечатков, ни номера. Но может он подумает, что наткнулся на очередную сумасшедшую и скажет: хорошо хоть пальто оставила. Не знаю какие его охватят эмоции, но все перенесется проще, чем могло бы быть.
  
  Решай! Он скоро вернется, - говорила я сама себе.
  
  Я взяла салфетку и решила написать что-то вроде извинительного письма. Начала писать первую букву - ручка не пишет - салфетка порвана. Взяла новую и впопыхах продолжила писать.
  
  - Почему ты так торопишься? Тебе действительно хочется уйти? - продолжали голоса в моей голове, - так зачем ты вообще все это начала, если ты неадекватная? Куда-то постоянно бежишь, постоянно убегаешь ото всех. Чего ты пытаешься этим добиться? Уходи, но потом, лет в восемьдесят, не изливай душу клубку пряжи от том что он - твой единственный верный друг - и дорогу подскажет и согреет в непогоду.
  
  Мне было все равно на эти голоса, они что-то бормотали еще долго, но я уже почти закончила. Я ставила последнюю точку, когда увидела его в десяти метрах от меня.
  
  - Черт, я не успела уйти. Может оставить салфетку в туалете? Пойду в туалет, по пути уточнив дорогу к нему у официантки, оставлю улику и уйду через черный ход, а он, когда начнет меня искать, станет расспрашивать обо мне персонал, который и направит его к заветной записке.
  
  Я сильно отвлеклась планами о побеге, поэтому не заметила, как уже рядом со мной сидел человек. Про салфетку я разумеется тоже забыла. Видимо он тоже исследователь-любитель - он взял салфетку и начал ее читать:
  
  - Мне не легко было это писать, но думаю нам нужно...
  
  Я вырвала салфетку из его рук, засунула в карман пальто, истерически посмеялась и убежала в туалет.
  
  - Мне нужно успокоиться. Что же я делаю?! - я смотрела на себя в зеркало, смотрела долго. Мне было стыдно вернуться обратно и сесть за стол. Мне стыдно вернуться, но и испариться под глупым предлогом нельзя - я лишь увеличу презрение моего спутника ко мне, я стану красной от стыда и злости к самой себе, весь гнев, что таится во мне, гнев, отчаяние и страх, выльются в багровые щеки.
  
  В уборной обстановка была как раз для самоугрызения, хотя, по-моему, что угодно можно подвернуть к своему состоянию: потертые тумбочки, грязные раковины, на дне которых находится ком столетий, который копил в себе частицы жизней тех, кто так же, как и я зачем-то забрел сюда: перекусить, найти любовь в официантке, или ей же излить душу за заказом салата. Причин много, но всех вне зависимости от цели и исхода судьба ведет туда, где сейчас нахожусь я. Кажется, нельзя создавать туалеты такими угрюмыми. Если главная часть кафе еще может оставаться потертой, то в месте, где человек остается наедине с собой, тем более в хорошем, но круглосуточно безлюдном кафе, нужно хотя бы радугу повесить, чтоб развеять послеобеденный мрак.
  
  А я все еще не могу сладить со своим злодеем - трусостью. Так же, как я легко вхожу в воду и делаю первый рывок в глубину, так же легко я и должна плыть от общественных устоев. Почему я краснею, когда в моем животе что-то булькает, почему мне нужно стесняться идти сгорбленной, почему боюсь озирающихся взглядов, когда одета я не по погоде? Я хочу жить и быть собой: сгорбленной и невоспитанной. Хочу воспитывать детей, не говоря им при воспитательной беседе, что они хуже кого-то, что они должны быть как "они", что на них якобы смотрят прохожие и осуждают, что нужно вести себя прилично, чтобы я за них перед людьми не краснела. Проще уехать в лес и там воспитываться, как самой, так и моей семье, потому быстрее будет уехать в глушь, чем ждать, когда люди начнут заниматься своей жизнью, а не лезть в чужие с пустыми советами, но стоящими, по их взгляду, и золотыми по соседской субъективной объективности.
  
  От моих очередных молчаливых разглагольствований, от своего внутреннего суда, в котором я сидела на месте подсудимого и через решетку смотрела на суровую судью с моим лицом - я сама
  
  себя корила, и сама себя оправдывала - в этом была моя суть. Я села на ту самую грязную тумбочку, которая по моим мольбам была устрашающе грязной от решения производителя, а не от собственных приключений. Она как раз была напротив зеркала, поэтому суд вправе продолжаться. Я залила всю камеру слезами, оправдываясь перед присяжными и судьей, но кажется мои слова не убедили одного. Судья приказал ему встать. Это был присяжный. Он, поднимаясь, фыркнул и произнес:
  
  - Товарищ судья, у меня есть пару доказательств виновности подсудимого! Вы должны меня выслушать, - он вновь фыркнул, - иначе суд признается недействительным, фыр!
  
  Судья позволил ему сказать и присяжный продолжил:
  
  - Взгляни на меня! Узнаешь?
  
  Я опешила, мне казалось это бредом или неудачным сном с исповедью, но никак не реальностью.
  
  - Кролик? Эт-то ты? - его я сразу узнала, и не смогла сдержать слез - начался девятый вал в моих глаз. Кажется, я могла бы затопить зал суда, однако совестливый дождь пришлось прекратить, иначе мои глаза утратили бы силу зрения.
  
  - Да, твой кролик, фыр.
  
  - Но ты же мертв!
  
  - Да, но это, фыр, второстепенно, прошу, фыр, не отвлекайся, цель нашего заседания - твоя жестокость и трусость со способностью их оправдания.
  
  Он говорил и был будто настоящим и вправду живым. Все те же черные пятнышки на белоснежной шерстке, все та же вислоухость и фырканье при недовольстве, он будто стал фениксом из кроличьего мира. Я вспоминала его и слезам тоже захотелось взглянуть на него. Но уже не успокаивая, кролик продолжил:
  
  - Итак, подсудимая, клянетесь ли Вы, будучи в зале суда, фыр, отвечать на, фыр, вопросы присяжных честно и не утаивая правду?
  
  - Клянусь.
  
  - Хорошо. У меня, как у, фыр, представителя правозащиты и неподкупного решения и взглядов, есть лишь один вопрос: милая, скажи, почему ты не любила меня?
  
  - Как не любила? - Казалось, меня парализовало. Я любила ее в той мере, на которую была способна. Я никогда не отличалась особенной откровенной пылающей любовью, но к крольчихе я испытывала особые чувства. Я часто вспоминаю ее, ее милую навязчивость в облизывании меня и дергания за одежду, когда я слишком мало уделяла ей времени. Помню, как я гладила ее поникшие ушки, помню ее вечно что-то нюхающий носик, который фыркал, когда я приносила не тот сухофрукт.
  
  - Ты была моей ушастой кроличьей любовью, зайка. Ты не чувствовала этого со мной? Я дала слишком мало своей любви?
  
  - Я требовала от тебя честности, фыр! Всего лишь признаться, смотря на саму себя, хотя бы после моей смерти. Но ты опять выбрала гнусную ложь, фыр!
  
  После моих слов ее внешность начала меняться - вылетали клочья шерсти, облысело вовсе левое ушко, а взгляд запечатал обиду.
  
  - Посмотри в кого ты меня превратила! - сказала крольчиха, - Такой я нравлюсь тебе больше?
  
  - Боже, что ты такое говоришь?! Я любила тебя всегда и буду любить пока и мое сердце не перестанет биться. Пока не перестанет биться, как и твое.
  
  - Я не верю тебе! - кричала она, фыркая, - смотри что ты делаешь со мной! Смотри!
  
  Я не могла! Кролик начал линять еще сильнее, шерсти почти не было, осталось лишь голое тельце с длинными коготочками, которые, кажется, росли пока он был под землей. Мне было страшно, я закрыла глаза, но он кричал и кричал чтобы я смотрела, кричал что нужно оценить результат картины, которая не нужна была мне четыре года.
  
  - Так что, милая, в таком обличии я все еще мил для тебя? Каким нравлюсь больше? Живым или мертвым? Отягощающим тебя или дающим свободу?
  
  Он не верил моим клятвам любви, поэтому умирал. Умирал вновь.
  
  - Что мне сделать, чтобы ты поверила мне?!
  
  - Уже слишком поздно что-то делать. Ты похоронила меня, кажется, со своей совестью. И, по-моему, делать мне здесь уже нечего.
  
  Кролик поднялся с места присяжного и начал спускаться по лесенке, аккуратно перебирая лапками. Он спустился и встал передо мной.
  
  - Зая... - прошептала я, всхлипывая.
  
  - Тшш, смотри!
  
  Он стоял еле живой: кожа начала обтягивать тело, начали виднеться его хрупкие кости, появились царапины и трупные пятна.
  
  - Зая! - говорила я, отмокая в камерной ванне слез.
  
  Кролик обратился к судье с просьбой выпустить меня. Судья согласилась, и двери моей камеры открылись. Я вышла на волне и подошла к крольчихе как можно ближе. Я взяла ее на руки и поцеловала побитое ушко. Но она вырывалась. Я была будто противна ей. Мне хотелось удержать ее, держать в руках как можно дольше, не обращая внимания на кусания и фырканье. Но поскольку она была моим питомцем, то и свой характер я разделила с ней, а значит, что на все мои уловки у нее так же найдутся от них отмычки - и она вырвалась. Она упала прямиком в лужу слез. Я боялась смотреть вниз - кролика покидали последние силы перед тем, как я взяла ее на руки, и, казалось, та боль и обида, что дожили до нашей встречи, дали ей силы на последний рывок, на шанс избавиться от того мерзкого человека, на руках которого он и покинул этот мерзкий мир.
  
  Но до меня донеслись знакомые звуки кроличьего топота. Я опустила взгляд и видела, как кролик, отряхаясь от сырости моих слез, в которых ей пришлось искупаться, приобретала прежнюю красоту. Мне не хватило времени полностью разглядеть ее преображение, потому что кроме красоты к ней вернулась и прежняя сила, и, когда она все это поняла, то рванула со всех ног из суда. Я хотела бы побежать за ней, но это же было бредом в моей голове! Кролика я похоронила еще пять лет назад. Воскрешение из мертвых? Хм, странно. Он мой ангел хранитель? Он воскрес, когда мне нужна была помощь? Но почему спустя столько времени? Это все бред, бред. Бред! Я устала от собственного театра бреда и мне хотелось уйти уже к меньшему унижению, которое
  
  ждало меня в углу зала, но в зеркале мне опять померещился кролик. Он был будто вдали зазеркалья и с каждым мгновением его силуэт становился все более разборчивым. Но я на удивление даже не испугалась увиденному. Чем больше я видела в зеркале видений, тем больше верила в то что я ушла от компании мужчины, который подсыпал мне в кофе веселый порошок - то ли для того чтоб я повеселилась после расставания то ли для того чтоб я со страха потеряла сознание. В общем, о его цели оставалось мне лишь догадываться, но сам факт произошедшего я никак не могла отрицать, иначе откуда в туалете Приморья в зеркале замызганного кафе бежит мой мертвый кролик, который пять минут назад производил надо мною суд и помолодел в океане моих же слез. Все-таки этот тип в пальто подсыпал мне действительно странненький порошочек. Он случайно называется не "Алиса в стране чудес"? Спрошу как-нибудь. А вдруг я сейчас в псих диспансере и меня откачивают, промывают желудок и заводят карточку, и я, наверное, что-то бормочу про кроличью нору и отвалившееся ухо. А вдруг это порошок моего маньяка-любовника? Уверена ли я в том, что алкоголь, который он разливал в свои пивные кружки, был и им употреблен? Боже, как много вариантов, но, наверное, это не очень-то и важно, главное, что я уже стала видеть происходящее за зеркалом, а, значит, что-то то со мной не нормальное происходит.
  
  Я продолжала смотреть в зеркало. Я будто в кино, я ждала развязки. И кажется эта история близка к финалу. Кролик остановился. Он стоял очень близко. Будто его ограждала лишь зеркальная стена. Я кивнула вопросительно головой, а он сделал пару шажков назад и разбежался. И он преодолел эту стену. Уже было не до шуток. Я застыла, как кролик при виде волка. Что посоветуете делать в подобных случаях? Притвориться деревом? А если не получится? Мне показалось, что с импровизацией дерева я провалилась бы в МХАТе, потому что кролик меня вычислил и обратился ко мне:
  
  - Что смотришь? Нормально себя чувствуешь? Пойдем за мной.
  
  Он побежал в сторону двери. В ней была небольшая щель и почему-то не был виден свет, хотя на улице уже давно встало солнце. Все эти странности начинали меня пугать, но я подумала, что возможно призрак моего кролика не должен мне навредить. Но может это был не мой кролик? Но я решила "будь что будет" и распахнула дверь. Уже не было видно ни кролика, ни кафе, ничего. Была полная тьма. Этот галлюциногенный порошок будто дал мне увидеть все мои потаенные кошмары и самые жуткие страхи. Говорят, что страх действительно велик. Бывали случаи, когда страх до такой степени охватывал и овладевал человеком, что его волосы седели, а сердце разрывалось от увиденного. Так и мне, думалось, что черная безгранная пустота, в которую я открыла дверь, ждала мою душу. Эта тьма будто была живой и кровожадной. Она тянула меня к себе, а приманкой стал бесчестный обман моим животным. Бедная зайка, даже после смерти она страдает из-за меня. Но скажи, тьма, чем я так привлекательна тебе? Что во мне нужного?
  
  А порошок то сильный. Я решила войти в тьму. Войти хотя бы чтоб помочь моему зверьку. Вдруг он в беде. Понимаешь? Ведь, если твой друг умер, не значит, что он перестал им быть. Может после смерти я буду жить на соседнем с ним лугу. Хм, не такая уж и плохая перспектива. Так что поэтому я и шагнула в пропасть.
  
  Как только я сделала шаг в черноту, меня ослепила вспышка яркости. Мои глаза были контужены. Я приводила их в чувства пару минут прежде чем смогла ими что-то разглядеть. Когда я открыла глаза, то будто в мультфильме от моих ног и дальше в даль начал дорисовываться пейзаж и по только что нарисованной траве бежала та самая зайка. Пока раскраска продолжалась, не было ни звуков, ни ветра, ни шума волны. Несмотря на продолжающиеся странности, которые почему-то меня до сих пор удивляли, я последовала за моей судьей. Пока я шла за ней, я видела создание какого-то мира или это было не создание, а процесс моего переселения в него, в другой мир - не
  
  знаю, но он создавался снова. И когда художник завершил свою работу, дверь домой закрылась и явились звуки тех мест. Я слышала звук артиллерии, крики солдат, приказы командующих.
  
  - Где я? Явно не на дне рождении. Хотя вкусы то у всех разные. Сколько ж они потратились на спецэффекты...
  
  - Дура, какие праздники? Ты на войне! Пойми только с кем война и прошлые ли это годы - как-то должно помочь.
  
  Это все голоса. В моей голове собрался военный консилиум, который полагал что сможет как-то выручить, но у меня нет сейчас необходимости искать нору для пряток или белый флаг, мне нужно следовать за моим пятнистым кроликом. И я бежала за ним.
  
  Мы бежали странными путями. Вряд ли солдатам, видя девчонку, которая пролетает между снарядами в бою, может прийти в голову, что она бежит за трусливым кроликом. Но, кажется, он смог обхитрить природу, и мой кролик - уже не трусишка из русских сказок, которого может напугать даже бабочка, севшая на его спинку, мой кролик - другой.
  
  Пробегая уже, казалось, мою третью могилу, я не могла понять почему наш путь столь опасен, ведь можно было пройти мимо полянки, где плавно колышется трава с полевыми цветами, где устроили бабочки карнавал и где пауки собирают утренний улов, где спокойствие и мир царят, но не рваться через войну?
  
  Хоть я и пыталась использовать сейчас все приемы, которые я видела у военных для того чтоб не попасть под пулю, но, оказалось, пули - не самый пугающий страх этой войны.
  
  - Мина, - по мне пробежал холодный пот, - я наступила на мину. Я умру, отпущу я ногу или нет - я умру. Мое убийство даже расследовать не будут. Может я даже не видима. Боже мой. Я умру. Я останусь здесь. Боже, я не двинусь с места.
  
  А кролик будто услышал мой прекратившийся топот и обернулся. Я кричала, чтобы он бежал дальше, ему нельзя подбегать ко мне, но его флюгер смелости дал руля на меня.
  
  Я уже была окаменевшей, я ничего не чувствовала, не было сил пошевелиться. Я лишь смотрела на него. Мой кролик - это отражение смелости и любви к бестолковому хозяину, это степень любви, которую я не заслуживаю. Но он бежит, уворачиваясь от пуль так ловко, что мой мозг начинал верить в перерождение. Он будто был военным в прошлой жизни, будто он выбрал этот опасный путь, эту дорогу потому что ему уже давно знакома эта среда и она уже не пугает его, она дает ему приказ - защитить своих бойцов. Но его отряд - это я. Девчонка, которая в чистом поле смогла напороться на взрывную волну, которая вот-вот убьет и командира и самого бойца. Этот кролик будто уже был человеком, но раз он переродился не в более возвышенное существо, в существо превосходящее человека, а в маленького трусливого зверька, трусливого по рождению, а не по выбору, значит, пограничники миров ему отдали должное за сделанное той порой. Значит, он пытается исправить свою прошлую жизнь сейчас? Поэтому он добр ко мне и готов стащить у смерти? Может я ему напоминаю себя в прошлом? Может быть он был таким же? Я этого никогда не узнаю. Мне и не важно, даже если моя крольчиха и окажется командиром развед. отряда, которая бросалась под пули за своих ребят, то для меня она все равно останется ласковой зайкой с поникшими ушами.
  
  Когда я закончила предсмертные размышления, подо мной уже стоял мой кролик. Он сделал небольшую паузу, чтоб отдышаться. Две воюющие стороны начали более ожесточенный бой, стало больше выстрелов, взрывов, больше возгласов победы и криков от ран и вытаскивания пуль без обезболивания, стала видна кровь солдат, кровь побеждающих и проигрывающих, начали в моих глазах копироваться ужасы войны и драк за свободу, когда оружия уже не оставалось. Это
  
  походит на преддверие ада. Хотелось закрыть глаза и проснуться под елкой с кроликом у подушки, поняв, что меня опять унесло оттого, что я съела все конфеты на праздник и из своего подарка, и из вазочек на кухне и даже подъела у некоторых заначки, и оттого что я победила все печеньки, украшающие елку в ночь праздника - но нет, все было явью, а не конфетным бредом.
  
  Если я оцепенела и бледнела от увиденного, то кролика страх будто не мог одолеть. Он давал себе отдышаться без участия паники. Но долго сидеть на месте не получалось - между нами, близко к крольчихе, стремительно направлялась пуля.
  
  - Пуля! Беги! - надрывисто крикнула я.
  
  Кролик отскочил. Но последовала новая партия, рой этих железных пчел старался хоть немного ужалить каждого из нас. Они были будто живые. Будто нацелились на самого слабого. Прямо как человек. Будто стремились дотронуться до каждого, они краснели и раскалялись на ветру от желания выполнить поручение своего папы Карло. Как люди - бьют беззащитных. Бьют одиноких и слабых. Казалось, даже в пулях живут души, видимо, эти люди пали так низко, что теперь они - предмет убийства. Но почему меня они обошли? Они направились к моему спасителю, к моему кролику с выдержкой командира и хладнокровием маршала! Их целью должна стать я!
  
  - Сзади! Сзади. Сзади...
  
  Исподтишка. Мерзко. Со спины. Последняя пуля. Последний поворот, изгиб, уклон. Коварность на войне играет свою роль, но разве милый кролик был готов к такому? Он успел лишь обернуться, когда раскаленный осколок человеческой души ударил его в сердце. И из него полился огонь. Нет, это - не кровь. Это - огонь людской ненависти. Заяц падал и мир собирался в ком, будто мы все были рисунками в блокноте, которых решили выбросить. Мы стали набросками никчемного художника, раз он пишет подобные сценарии. Мир ломает и трясет, кролик падает. Я ловлю, я подхватываю своего героя и обнимаю слезами.
  
  - Опять, - сквозь слезы, - опять, зай. Опять! Опять из-за меня. Опять, опять. Снова я - вина твоих страданий.
  
  Она еще дышит. Но волшебство моих слез уже бессильно. Она умирает. Но вдруг зайка приподняла голову, я наклонилась к ней в ответ, а она лизнула меня в щечку... И ушла.
  
  Мир все еще скукоживался, он сминался и сдавливался тем неудачником сверху и, наконец, художник взял в руки карандаш и, очевидно, в наплывах злости и каких-то желаний, начал кружить карандашом вокруг кролика. Он задевал моего раненого зайчонка острием карандаша.
  
  - Как мне остановить руку этого варвара? Как же...как же...М-мина? Я все еще стою на ней? Меня разорвет, я умру? Да. - я застыла.
  
  Я стыдливого боялась убрать ногу, но и притвориться тем самым рисунком я не могла. А злость и ярость неудач у владельца карандаша лишь нарастала, его карандаш все быстрее кружился вокруг нас, он почти протер до дыр землю под нами вместе с нашими телами.
  
  - Голоса, помогите, мне страшно, что делать?
  
  - Говоришь, страшно?
  
  - Да, пожалуйста, помогите! Скорее!
  
  - Вспомни кого ты держишь на руках. Без него ты не смогла бы в этом мире сделать ни шага. Он бежал мимо пуль, по дороге, где ты среди трех елок наткнулась на взрыв. Он шел к тебе, бежал на помощь. Ты, глупая, считаешь, что он - командир в отставке от смерти, поэтому ему не было страшно. Но скажу тебе по секрету, твой кролик проживал свою первую жизнь. Он был смелым от
  
  любви и привязанности к тебе, а ты лишь обманывала его своими милыми словами и признаниями в чертовой любви. Ты его обманула! Ты лгала ему всегда! Ты даже представить себе не можешь как он берег тебя, он был ласков к тебе! К тебе! А это, поверь, не под силу даже твоим родителям. Так что, да, насчет помощи - я выручу тебя, и ты сбежишь от своих обещаний и лживых слез, как обычно. Тебе нужно лишь опустить кролика на землю, и я отнесу тебя домой, на твой родной четвертый этаж.
  
  Мир уже шел по швам, солдат один за одним вырывали из рисунка. Кому-то повезло и их вырезали целиком, а кого-то вырывали по частям - художнику свойственно избавляться от лично созданных уродств как можно тщательнее, чтобы никому не довелось это лицезреть.
  
  - Спаси нас обоих!
  
  - Нет.
  
  - Почему, черт возьми?
  
  - Это не в моих силах. Но ты можешь это сделать - дай сработать взрыву.
  
  - Я же умру. И кролик тоже!
  
  Голос молчал.
  
  - Голос! Голос! Черт бы тебя побрал! Голос!
  
  Голос ушел. Выбор остался за мной.
  
  - Что ж, поверь мне, зая.
  
  Я расслабилась и сделала шаг вперед. Произошел взрыв, который совпал с последним выплеском злости на собсветвенную бесталанность художника, и он пробил своим гневным карандашом дыру в листе. Через нее открылась воронка, черная, как сама госпожа Бездна, в которую и соблазнялась рука художника отправить свой эскиз. И сделав бросок в пустоту, в такт взрыву, с одной ноги с ним я совершила прыжок в черноту, крепко держа у груди моего пушистого друга.
  
  Прыжок. Обрыв. И вспышка. Я очнулась, вздрогнула и не чувствовала боли после прыжка - похоже, я удачно умерла. Глаза пока не буду открывать - нужно подготовиться к тому что может находиться за моими веками. Еще к тому же так подозрительно тихо. Лучше б уж кто-то кряхтел или рычал, тогда б понятно было что меня либо Яга прокатит на экскурсию по этажам загробного небоскреба, покажет верхний, нижний этажи, пентхаус, либо это будет адский пес, который успеет разодрать меня еще до того, как я соберусь с мыслями и открою глаза.
  
  - Боже, как же страшно...Хм, давно ли я стала такой трусихой? "Открывай глаза, утопленница!" протяжно визжит ведьма в моей голове. Тут так тихо и не по себе от того что у мертвых сводящая с ума тишина. Я, как девочка из самой глухой деревеньки, которой посчастливилось из машин лицезреть один трактор на кукурузном поле и лишь отдаленно слышать его. Я тоже самое только наоборот.
  
  Ладно, я все равно уже умерла, а бескрайно тянуть время у меня не выйдет с учетом того что остаток вечности я прогуляю здесь. Открываю.
  
  - Стой!
  
  - Опять ты, чертов голос?! Что тебе нужно?
  
  - Хорошо подумай, нужно ли тебе их открывать. Ну откроешь ты глаза - ну и что потом - тьма, ад? Поверь, скорее всего это будет ад, если у Анубиса весы еще рабочие, потому что хоть ты умерла и
  
  начала, можно сказать, новую жизнь, но никто не забудет твоих грехов из прошлой. Это не тот момент, когда жизнь можно запустить с чистого листа, опять начать с начала. Нет, пойми, что у тебя никогда не будет новых жизней. Тебе была дана лишь она одна и не будет разницы не для тебя не для твоих судей уж тем более. Не будет ничего меняться при перерождении или перевоплощении в других мирах, в мирах зеркальных прошлому или инопланетному, в котором тебя как инородный экспонат этого мира разберут по частям и будут местным жителям показывать части твоего организма и рассказывать об их чрезвычайной важности для тебя. О важности, которая имела бы роль, если бы ты еще была живой. Мир один, просто он немыслимо велик. Ведь согласись, будет странным, если преступнику запретят въезд в чужую страну, а он с младенческим негодованием будет интересоваться - "Господа, позвольте узнать причину отказа?". Ты выглядеть будешь подобному этому беззаконнику - глупо и наивно. Тебе это не нужно. Спи!
  
  - Тогда раз я в "другой стране", раз я путешествую, я могу посмотреть на меру наказания за содеянное на Родине! Билет до Лондона, пожалуйста! Отплываем! Поднять якорь! Отдать буксир! Лево руля - наш следующий мир - Ландэн из зе кэпитл оф Британ.
  
  - Говорит капитан корабля, прошу всех пассажиров нашего лайнера открыть глаза и полюбоваться природой за гранью страны, желаю всем приятного отдыха.
  
  Самое страшное пережито - пару мгновений назад я направила себя на верную гибель. Отпустить ногу, которая стоит на взрывчатом механизме, отдаленно напоминает сделать самому себе укол - беру шприц, разбиваю ампулу, набираю препарат и держу иглу над рукой. Нужно! Но как ввести в себя иглу? Как сделать намеренно себе больно? Страх даже в моменты последующие с пользой не дает выполнить поручение мозга. Мозг понимает, страх отнимает - и так всегда.
  
  - Мне удалось уже победить на секунду это ужасное чувство. Открыть глаза - секунда - думаю, смогу повторить.
  
  Я подняла веки и увидела знакомый потолок.
  
  - Удивительно знакомые обшарпанности. Окно на соседний дом - моя дорогая знакомая хрущевка. Моя комната? Ха-ха, хорошее место для проведения ближайшей вечности. Ха-ха. Моя постель? - Протираю слипшиеся глаза и передо мной приобретает четкость так знакомо обставленный квадрат моей недвижимости. Я начала еще внимательнее, уже очнувшись окончательно, рассматривать окружающих меня.
  
  - Моя кровать, окно, съеденные стены кроликом, запах сена. Хм, сеновал? Ха-ха. Запах моей комнаты. Иногда здесь как в лесу, особенно после дачи, когда я привозила шишки, отпаривала утюгом добытые растения - цветы и травы. Интересно, после смерти я буду чувствовать запахи? Сомневаюсь. Но, кажется, все это было лишь сном. Как жаль. Но получилось неплохое приключение. А главное, я увиделась с крольчихой, а это - лучший подарок к грядущему празднику.
  
  Я потянулась, включила телефон и стояла дата моего дня рождения.
  
  - Боже, уже суббота. Как же на меня действуют каникулы. Хорошо, что праздник мой, не нужно переживать что забыла купить подарок, - я посмеялась, еще раз потянулась и начала представлять, как будет проходить сегодняшний день: сейчас прибежит мама с поздравлениями, вручи подарок, поцелует и скажет "с днем рождения, солнышко", потом я неохотно встану, и пойду на кухню выглядывать в холодильнике сладости и торт. Оценю его высокомерно будто соревнуюсь с тортом в красоте, отрежу кусочек и пойду к столу. Поставлю сверху сервизную тарелку с тортом, рядом аккуратно уложу ложку, сяду за стол и начну гипноз соседнего дома. Задумавшись, увижу в окне домовенка - это я. Мои короткие волосы, кажется, удивлены
  
  приближающейся старости. Съем ложку торта, скорчусь от обиды за то, что очередной раз родственники прогадали со вкусом, и продолжу смотреть в окно и думать, что мне уже двадцать, а я все еще смотрю в окно и жду от себя каких-то свершений.
  
  "Я покорю этот мир, сначала стану космонавтом, потом врачом, механиком, построю самолет, изобрету волшебную палочку и прочитаю все книги мира и может стану умнее. Да нет, точно стану, буду читать детективы и строить самолеты, а потом сама же буду летчиком-испытателем своих изобретений, а в сорок буду знать уже триста языков, работать на скорой и на ней объеду весь мир" - так я думала десять лет назад. С каждым годом, понятное дело, этот список пополняется, но, будто, в жизнь не воплощается. Я смотрела бы и дальше, мне звонили бы с поздравлениями, желали успехов, хвалили родителей за их умную дочку, а я лишь удивлялась бы своему "уму". Для меня каждый день рождения, как день скорби, как день угнетения себя за неспособность реализовать фантазийно намеченное. Каждый день рождения, как сорокалетие - суеверие, несчастие и алкоголь.
   Мне двадцать, я смотрю в окно и понимаю, что я просто двадцать лет смотрела в окно.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"