Есть истории, похожие на те стеклышки, что мы собирали в детстве. Не-приметный осколок валяется под ногами, а потом промытый в холодной во-де покрасневшей детской рукой, вдруг засияет драгоценным светом. И мир, когда глядишь на него сквозь этот свет, становится ближе душе.
Пьянчужка Верочка шла через двор, всем лицом и фигурой демонстрируя чрезвычайную деловитость. Такое показушное поведение свойственно, как правило, плохим актерам, бесхозным собакам и тихим пьяницам. Она, как бы в раздумье постояла у деревянного стола, врытого возле старого тополя. Столик был ей знаком чуть ли не с детсадовских времен. Делал его покой-ный уже сосед дядя Вася. Когда-то Верочка играла на этом столе в куклы с дяди Васиной Валей. Теперь Валя жила хорошо в Москве.
Верочка вскинула голову и щелкнула пальцами, будто что-то важное вспом-нив. Потом медленно обошла весь двор, потрогала висящее с вечера свое собственное белье и застыла под прицелом нескольких окон, выходящих во двор. Нельзя сказать, чтобы в это субботнее весеннее утро Верочка бродила по двору совсем без цели. Она искала трояк, а точнее два рубля, потому что один у нее был. Времена настали суровые и просто вмазать на халяву с кем-нибудь, как бывало, не получалось. После напряженного раздумья Вера на-правилась к дому тетки Дарьи. Тетка Дарья была ее последней надеждой. Она еще по старой памяти, с тех времен, когда Верочка работала табельщи-цей и была почти интеллигенцией, давала ей в долг до получки. Правда, Дарьюшка пользовалась своей добротой на всю катушку: Верка белила у нее потолки, полола картошку, даже стирала иногда.
Тетка Дарья сидела перед телевизором и смотрела с утра пораньше какую-то уголовщину. Ее толстомордый сынок, зашедший в гости, восседал за сто-лом. Верочка чинно поздоровалась и встала у притолоки. "Ты садись, Вер. Миша, налей Вере чаю!" - не отрываясь от происходящей на экране резни скучно сказала тетка Дарья. Вера деликатно глотнула спитого чаю без саха-ра. Потом вопрошающе глянула на Мишку, с которым была весьма близко знакома. Тот кивнул на мамашу и выразительно провел красной ладонью по горлу. Вера поняла, что в семействе состоялся конфликт и два рубля ей не светят. Но все же попыталась неубедительно что-то выцыганить. "Нет. И не проси. Нет и нет. Ты, Верочка, знаешь, я живу на свои, на кровные. А неко-торые рады до чужого добра, пропить, прогулять!" Верочка, выслушав отпо-ведь, поднялась, и уже выходя услышала: "Миш, а кто это - рэкетиры? Дру-жинники, что ль?". "Дружинники, мать, они самые", - заржал Михаил.
Верочка вышла на улицу, в пасмурный неяркий свет и поняла, что дело пло-хо. Сердце прямо заходилось тоской и надо было найти хоть кого-нибудь. Верочка машинально побрела к "деревянному". Конечно, она знала, что кучка местных алкашей у магазина уже не собирается. Серди сильно пью-щих, как и среди остальной меньшей части народонаселения произошло резкое расслоение. Одни попродавали квартиры и пропив денежки сгинули куда-то, а другие, не трезвея, сделались нехорошо зажиточны. Они носили теперь дорогую одежду с чужого плеча и пили у себя дома. Пока Верочка жила с Вовкой, он тоже как-то все устраивал. Приводил старых корешей, те приносили с собой всякие импортные закуски.
Правда, Верочка их побаивалась и сидела во время этих пьянок молча, хотя обычно во хмелю бывала весела и бедова и любила спеть что-нибудь из ре-пертуара Пугачевой. Вовка же, когда напивался, орал на Веру: "Я тебя, как ту Муму!", что говорило о его образованности. Но никогда руки не распус-кал и даже дарил к случаю какой ни то пустяк, вроде помады. Два месяца назад ее сожитель и собутыльник неожиданно исчез. Верочка пошла его ис-кать через милицию. Но ментов она боялась еще больше, чем Вовкиных ко-решей, и, постояв на площади перед райотделом, она побрела обратно, так и не войдя в страшное здание. Вовку никто не хватился, и Вера уже привыкла думать, что ничего плохого с ним не случилось, а просто он вдруг уехал к своей мамаше в деревню. Молоденький участковый, который иногда захо-дил к Вере для воспитательной беседы, сказал, что теперь без дурного влия-ния она возьмется за ум. Участковый звал ее Вера Ивановна и краснел уша-ми. Верочка тоже краснела. От стыда.
Весна в этот год стояла поздняя, и хотя апрельское тепло уже шло откуда-то с огородов и палисадников, зелень на деревьях еще не появилась и в воздухе чувствовался привкус снега. Верочкины резиновые сапожки совсем не гре-ли, но зато были хорошенькие, белые, а издали даже было непонятно, что не кожаные. Вещей хороших у Веры почти не осталось. Свои она давно загнала за бесценок и носила все мамино, что еще оставалось в шкафу. Собранные мамой отрезы давно уже перекочевали в гардероб к тетке Дарье. К ней же отправились четыре пуховые подушки и справное, стеганное голубым шел-ком, одеяло.
Хотя все наряды были давно проданы, а новых Верочка, конечно, не поку-пала, ходила она чисто. Колготы штопала, а белье кипятила до белизны. Во-лосы с вечера завивала на бигуди и губы подкрашивала. Вообще-то Верочка не чувствовала, что она - алкоголичка. Просто ей казалось, что у нее полоса неприятностей и все дело в том, что так внезапно погибли родители, что ужас, открывшийся ей пять лет назад и с тех пор вяло и неотступно присут-ствующий поблизости, рассеется и тогда она оклемается, отдышится и все у нее пойдет правильным порядком. А пока ей надо выпить маленько, чтобы душа не разрывалась так.
Только человек, не погружавшийся никогда в глубины русского пьянства, может считать, что наши отечественные алкоголики ведут серый и однооб-разный образ жизни. О нет, эта жизнь насыщена такими красками и тонами, что трезвому и не снились. Испепеляющие, с удалью и горечью романы, лю-бовь к взаимопониманию, проникновение в тайны бытия, а главное, уютная отгороженность от неприглядной жизни сопутствует пьющему и заменяет социальный статус.
Впрочем, Верочка никакой философской сложности в данный момент в го-лове не разводила. Она петляла и рыскала, задерживаясь подолгу возле ларьков, сделала несколько кругов по пустынному скверику. В ее душе на-чинало зреть трагическое решение: взять на рубль стакан бормотухи на раз-лив. Но это был бы конец. Недолгая отсрочка и мучительное ожидание по-недельника, когда можно будет сшибить что-то на работе. Там Верочку до сих пор держали из-за ее редкостной безответности и потому, что контору она вымывала так, что все сияло от пепельниц до окон.
Верочка убыстряла и убыстряла шаг. День надвигался и ужасал ее конкрет-ностью и грубой сущностью. Наконец, Вера решила идти в гастроном, где давали на разлив. Себе в утешение она придумала, что уж там-то обязатель-но попадется кто-нибудь, кто даст ей выпить. Возле гастронома было пус-тынно, миновали времена веселых очередей. Верочка поняла, что никого из приятелей она не встретит, но предвкушение стакана с кислой, красной жидкостью уже горячило ее и заставляло забыть на время все сегодняшние мытарства.
Входя в магазин, она почти наткнулась на бабку, которая сидела прямо на ступеньках. Рядом стоял большой бидон с какими-то ветками. Вера неволь-но приостановилась, и бабка протянула ей пучок верб. Да нет, это были даже не вербы с гладкой красной корой и белоснежными барашками, эти веточки были серыми и пушки на них тоже были серые, невзрачные. Вера маши-нально взяла вязаночку. И вместо того, чтобы отдать обратно, вдруг погла-дила пальцем влажную зеленоватую кожицу. Потом посмотрела вниз на вя-занный вытертый старухин платок, на седые, выбившиеся из-под него воло-сы, и блеклые голубые глаза.
Что-то родное мелькнуло для нее в этом облике и пытаясь сердобольностью закрыться от острой, непереносимой боли, Вера протянула старухе рубль. Та всполошилась и кинулась искать сдачу в крохотном узелке носового платка. Вера уже поняла, что делает кошмарную глупость, что отдает единственную возможность как-то забыться хоть на час-другой... Но, как и большая часть русских, миллионеров или алкашей, подлецов или праведников, Вера не умела останавливаться ни в хорошем, ни в плохом.
"Не надо, бабушка, возьмите себе все!" - "Да здесь много, доча!" - "Свечку за меня поставьте..." Старуха посмотрела на Веру задумчиво и как-то радо-стно и сказала: "Поставлю. Вот завтра к празднику и поставлю. Вербная, чай, завтра. А ты не пей больше, доча, нехорошо.
В пустом доме Вера включила погромче радио, поставила вербу в банку, а сама, не раздеваясь, легла в кровать. Ее знобило и ломало, зуб на зуб не по-падал, сердце то стучало возле горла, то пропадало вовсе. И так она проле-жала до ночи и только все пила воду из-под крана. И совсем уж собралась постучать к тетке Дарье и попросить Христа ради стаканчик, да вдруг засну-ла. Снилась ей то ли покойная мама, то ли давешняя бабка, которая растап-ливала в доме печь и от этой печки шел густой и ровный жар, который за-полнял все у Верочки внутри и гладил ее нежно снаружи. С этим ощущением горячего и легкого касания она и проснулась.
И первое, что увидела в солнечных лучах, - это свечение на столе. Спросо-нок ей даже показалось, что горят свечки. Но это зацвела ива, и нежный за-пах пошел от золотых огоньков по всему дому. И Верочка вспомнила, что видела однажды, как цветет ива над черной весенней водой, когда с родите-лями ездила смотреть огород, который папе дали от работы. Она тогда по-дошла к самому кусту и увидела, что вьется над ним еще слабая с зимы пчелка. И Верочка заплакала горюче и в голос. А отплакав, вспомнила вче-рашнюю старуху и ее слова "не пей, доча".
Да разве ж она пьет? Если когда выпивает, так по ней, по Верочке и не вид-но вовсе. Верочка встала и глянула на себя в темное, как та весенняя вода, зеркало. И впервые увидела, насколько она изменилась. Ей не поверилось, и она кинулась искать свои старые фотографии. И точно. Она не просто по-старела. На лице появилась та особенная загрубелость, по которой враз вы-числяется пьющая женщина. Глаза уменьшились, а переносица раздалась. Вера глянула с недоумением кругом и будто впервые увидела неживой свой дом. Прибранный, но пустынный и пропахший насквозь чем-то, вроде за-старелого табака. По всему полу лежали снимки, школьные и семейные. Старые Верочкины табели и тетрадки, которые хранила мама и сложенный вдвое листок с нарисованной восьмеркой и кривыми буковками: "поздрав-ляю". Верочка подошла к столу и неуверенно, как касаются пламени, при-тронулась к иве...
Что Верочка бросила пить, догадались не сразу. Через два месяца тетка Да-рья сообразила, что уже пора белить, а Верка ничего ей не должна. Верочка забрала Вовку из ЛТП, и он вышел электриком в ЖЭК. Больше всего людей удивляло не то, что парочка завязала, а то, что по праздникам они позволяли себе рюмку-другую. Купленный через полтора года мотоцикл с коляской окончательно поднял Веркин статус в глазах дворовой общественности.
Дарья иронически глядела, как Вовка хлопочет вокруг жены, когда та гро-моздится в коляску, оберегая руками высокий живот и бурчала себе под нос: "Барыня с ентого монастыря, в церковь они ездют". Народ в общем-то раз-делял точку зрения тетки Дарьи, что Верка бросила пить с испугу, перед не-минуемой смертью. "Ведь она уж и ноги-то не таскала", - говорила Дарья и добавляла с осуждением: "Жить-то, вишь, хочется".
А Верочка знала наверняка, что сделалось с ней тем вербным воскресеньем, и кто говорил с ней пасмурным днем возле гастронома. Ставя свечку перед иконой Божьей матери и глядя в ее прекрасный, огнистый лик, она видела сквозь него старушечьи выцветшие глаза и слышала голос "доча!".