Предисловие к сборнику рассказов А.Неуймина и А.Полторацкой
Она:
В любой книге мы читаем о реальности - даже самой фантастичной книге. Писатели пересказывают на свой лад саму жизнь - свою, окружающих людей, чужие судьбы. За обертками слов и стилей можно разглядеть истинные эмоции, настоящие боль и радость, гнев и любовь. Литература - отражение реальности.
Фэнтезийная литература отражает, как кривое зеркало фокусника - со множеством искажений и лишних деталей, но всегда вытаскивая на поверхность самую суть. Фэнтези повествует о вечных вопросах, занимающих умы людей: о чести и подлости, о любви и ненависти, о том, чего стоит быть героем, и ради чего простой человек пойдет на смерть - и победит.
Здесь представлены рассказы мужчины и женщины. Каждый из авторов видит жизнь по-своему - и так же разнится их творчество. Женщина говорит о любви, о дружбе - таковы ее ценности. Мужчина говорит о преодолении, спасении и подвиге - таковы его идеалы.
Но на самом деле мы говорим об одном - о сути вещей. О том, ради чего стоит жить.
Он:
О чём эта книга? Разумеется о людях. В какие бы фантастические ситуации не попадали герои наших произведений, ситуация - всего лишь антураж, на первом месте был и остаётся человек. Что до фантастических декораций, в которых живут и умирают, страдают и любят, предают и жертвуют собой наши герои... нам так интереснее. Надеемся, что книга понравится читателям... а, возможно, кому-то и поможет.
Жизнь - штука сложная, никогда точно не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь...
Сквозь зеркала
Полторацкая Александра
Неуймин Александр
Рассказы
Художник: В. Паршиков.
От авторов:
ОНА: литература - отражение жизни. Кривое. В том и штука.
ОН: литература - это потраченное время и нервы, но кто-то же должен этим заниматься.
Покойся с миром!
Белые цветы табака одуряюще пахли в ночи. Маленькими звездочками вспыхивали они под нереальным сиянием светлячков; заросшие же памятники упорно оставались во тьме, словно не желали случайного взгляда. Да и не смог бы никто прочесть давно забытые имена и названия, кроме разве самих покойников.
Бурьян полнился шорохами, вздохами, шепотками. Кладбище жило, ворочалось под тяжкими плитами, шумело в кронах старых дубов. Не сосчитать тех, кто погребен здесь, не узнать, сколько похоронят завтра. Могила на могиле, новые кости на истлевших; время быстротечно, но еще быстрее мертвецы, они приходят на погост, не дожидаясь, пока отпоют предыдущих, торопясь занять место и - уйти в небытие.
Мой меч ровно светится в сумраке. Посеребренный, остро заточенный, мой верный друг создан для покойников, укол его опасен, удар его смертелен. Скоро битва; я чую ее. Сейчас тихо, но вон в том углу уже колышется земля, уже проваливаются кресты - мертвецы собираются вставать. Недолго ждать.
Проверил снаряжение. Связка тонких осиновых кольев, я бы сказал, колышков; мелкие крестики из серебра, их можно бросать, подобно японским сюрикенам - удобная вещь; святая вода - в баллончике с распылителем. Иногда я сам себе напоминаю этакого подростка-гота, увлекающегося граффити. Только пользы от моих занятий больше.
Первая рука пробила землю. Пора.
Я вздохнул и прыснул водой. Из-под земли утробно завыли, кожа на конечности зашипела. Рыхлая земля посыпалась вниз. Я отпрыгнул - и вовремя, из ямы полезли сразу двое. Крестики полетели им в лоб; мертвецы с воем упали.
Следующий захохотал за моей спиной. Не оборачиваясь, ткнул колом - потянуло тухлыми яйцами. Очень хорошо, значит, покойник испарился. Колышек, впрочем, тоже исчез. Что поделать, трупный яд слишком силен.
Всхрапнула могила слева. Я, не дожидаясь, метнул в нее очередной кол. Там заткнулись, но теперь полезли справа, целой кучей. Э, все на одного! Не по-божески! Я дернул меч, и пошла пляска! С размаху разнес одного, мерзкая слизь брызнула на меня. Мертвец оскалился, я ощерился в ответ; покойник тут же перестал улыбаться - он-то рассчитывал убить своим ядом. Не дождешься, меня, как колышек, не возьмешь. Двое откачнулись было, но тут же поперли вперед. Серебряное лезвие, описав восьмерку, развалило трупы на части.
Я вытер меч салфеткой и сунул в ножны. Итак, шестеро готовы.
Но еще шестеро стоят впереди. Гнилая плоть на еле стоящих костях, смрадные ухмылки; в руках покойники держат вилы, сабельки - кто во что горазд. Один вообще однорукий. Я засмеялся - и этим они рассчитывают взять меня? Меня, эксперта по зомби?
Салфетка снежинкой упала из моих рук. Как она гармонично смотрелась рядом с белыми цветами табака!
Зомби шагнули ко мне. Я сунул руку в мешок с крестиками-сюрикенами, и пошел метать. Ровно сеятель, широко разводил руки; только вместо пшеницы сыпалось серебро, а пашней служило кладбище. За упавшими вставали новые, и рассыпались в прах под колышками, святой водой, серебром...Бесконечная ночь, беспредельное кладбище; и я, один, среди полчищ мертвецов, сражаюсь за чистоту мира...
Крестики закончились, собирать их некогда. Потряс баллончик - пуст, заправить негде, конечно. Об осине и не вспоминал, это оружие одноразовое.
Покойник впереди сказал: "Гы!" Я закашлялся от страшной вони.
Меч, казалось, стал тяжелее во много раз, плечи ныли. Мертвец не спешил нападать. Высокий, крепче других, он держал меч. Да-да, целый двуручный меч! Может, оставить его? Покойник, казалось, почуял мое настроение - он с надеждой глянул на меня. Я вновь осмотрел его. Труп хорош, стоило бы вернуть к жизни...но что это? У него три ноги! И мясо к тому же отваливается от костей...
-- Покойся с миром! - заорал я и замахнулся мечом. Мертвец взревел и бросился на меня.
На подмогу ему кинулись еще зомби. Я вертелся ужом, взрезая, совершая выпады и уколы, раня и убивая. Фонтанами лился трупный яд и летели в стороны куски тел; ночь превратилась в один сплошной кусок тухлого мяса.
Но покойник с двуручным мечом не сдавался. Казалось, чем больше уставал я, тем сильнее становился он. Его убойный палаш порой попадал по своим - исключительно благодаря моей ловкости, и мне очень не хотелось испытать то же, что его неудачливые собратья. С каждой неудачей мертвец свирепел все больше, и все яростнее становились его атаки. Я скакал горным козлом, уже не думая об ответном ударе - лишь бы спастись.
Прыгая снова, я не посмотрел под ноги. И, конечно, попался, мой ботинок застрял в какой-то трещине.
Мертвец дьявольски захохотал. Он подскочил ближе, наблюдая, как я дергаюсь червяком на крючке. Пустые глазницы его загорелись болотным огнем; он поднял палаш. Прощай, жизнь! Я зажмурился, и...
И ничего не случилось. Я тихонечко приоткрыл один глаз.
Тихо. Пусто. Кладбище спокойно, бурьян шуршит на ветру. Заросшие памятники стоят под дубами, а на горизонте слабенько алеет. Рассвет!
Мелкая пичуга подала голос. Обыкновенное "чив-чив" звучало симфонией - я жив! И снова победил!
Я жив...уф, а нога-то как болит!
На клавиатуре заклинило клавишу Delete. Вот зараза, опять надо менять! Пепельница заполнилась окурками до предела, а в чашке от кофе остался один коричневый ободок. Отсиженную ногу безобразно кололо; кое-как помассировав ее, я смог подняться.
В окно бил рассвет. Яркое солнце пускало зайчики по комнате, полной сигаретного дыма.
Н-да, опять моя девушка спросит, почему у меня такой вид. Придется сказать, как всегда, правду, и она, как всегда, не поверит. Она не способна понять, что такое работа критика! По ее мнению, критик - это сиди, цепляй фразочки и стебайся над орфографией!
В эту ночь я упокоил больше ста рассказов. Откровенно графоманских; неправленных, без сюжета и логики; с разваливающимися на ходу словесными конструкциями и обилием "был, была, оно, она". Ох, ну и работка!
Один рассказ, правда, почти хорош. Свежая идея, активно развивающийся сюжет. Но стилистика у автора - безобразная! Да и нашествие инопланетян, по-моему, совершенно ему не нужно, все равно, как третья нога. Но, это, впрочем, уже отдельный разговор...
30 Июля 2007 г
Нас не догонишь
Ленка вот уже час металась по переходам, приставая к подругам с одним и тем же вопросом: - Когда? - Скоро, - отвечали они и разбегались по своим делам. Во дворце стоял страшный беспорядок. Все томились ожиданием, пытались себя хоть чем-нибудь занять. Особых дел не находилось, однако фрейлины старательно изображали кипучую деятельность - королева не одобряла праздного времяпрепровождения. Ленка отправилась искать Юльку. Подруга обнаружилась в западном секторе. Юлька сидела, понуро опустив голову. - Ну, как дела? - Ленка присоседилась рядом. - Жопа! - Юлька тоскливо посмотрела на творящийся вокруг бедлам. - В смысле? - не поняла Ленка. - Меня не взяли, - Юлька тяжело вздохнула. - Да ты что! Как они могли? - Ленка от негодования даже вскочила. - Очень даже просто. Сегодня принцесса обнародовала список тех, кто будет сопровождать ее в новое королевство. Меня там нет. - А я? - напряженно, переминаясь с ноги на ногу, спросила Ленка. - Ты-то есть, в первых рядах. Любимая фрейлина, блин. - Юлька выплюнула жвачку и в сердцах втоптала ее в пол. - Помнишь, как мы мечтали, что будем жить в новом дворце... - Наступит новая эпоха... - Эра всемирного счастья... - Мы думали, что с завтрашнего дня мир изменится... - Станет совершенным... Юлька повернулась к Ленке. - Я не хочу тут оставаться. - А я - лететь с ними. Я не смогу без тебя жить! Решение уже было принято, но подругам нужно было время, чтобы осознать это. - Они попытаются нас остановить, - Ленка нервно посмотрела в глубь перехода. - Ты ведь знаешь закон... - Обратного пути не будет, но я рискну. - Юлька улыбалась, ей не было страшно. - Боже, храни королеву!
*** Тяжелым облаком рой покидал улей. Лишь две маленькие пчелки устремились совсем в другую сторону.
От авторов:
ОНА - бойтесь отражений, они вам врут.
ОН - бойтесь отражений, иногда они показывают правду.
Зеркало
Зеркало было очень красивое. Ажурная кованая рама блестела на солнце черным лаком, а три львиные лапы величаво поддерживали его немалый рост. Агнии пришлось оплатить еще и доставку, но зеркало того стоило.
После смачных мужицких матюгов и непереносимой вони, еле развеявшейся после ухода потных грузчиков - Агнии пришлось открыть французское окно в спальне на целых десять минут, хотя ноябрьская погода не располагала, - женщина осталась наедине с приобретением. Да, просто царское было зеркало.
Агния, разумеется, тут же открыла большой шкаф и перерыла его сверху донизу, примеряя наряды. Зеркало работало "на отлично" - теперь она видела себя во всей красе, вплоть до бахромы на подоле длинного, до полу, шелкового платья с блестками. Даже оставалось место для высокой прически, если Агнии вздумается начесать свои черные локоны до небес. Чудесное зеркало, несомненно, чудесное. Женщина с чувством глубокого удовлетворения развесила вещи по местам. За окном заметно стемнело, черные ветви аллеи возле дома стали почти неразличимы в сумерках - фонарей было мало. Пора в постель - увы, завтра рано на работу. Агния работала главным редактором. Практически диагноз.
Ночью ей, как обычно, не спалось. Возможно, это было что-то психологическое - в тридцать лет разведенной женщине без детей, но с карьерой не очень весело, как бы та ни храбрилась. У Агнии в душе вот уже несколько лет занозой сидело ощущение, что она упустила из виду нечто важное. Что именно - догадаться было трудно. Вернее, легко, но Агния не желала. Обычное дело.
Женщина встала с кровати и подошла к зеркалу, тускло блестевшему во тьме. Включив ночник, она принялась всматриваться в свое лицо, как делала это с прежним зеркалом, которое, кстати, получило отставку в чулан. Небольшое, в половину ее роста, треснутое в одном уголочке - о чем еще говорить? Но выбрасывать было жалко, поэтому оставался один вариант - в чулан без пенсионного оклада.
Агния проверила сначала одну щеку, потому другую, затем переключилась на лоб. Новых прыщей не появилось, старые морщины не убрались - зеркало отражало исправно. Но если подумать, с чего бы такому стильному господину в кованой, понимаете, раме чего-то не отражать, или, упаси Боже, отражать что-то лишнее? Совершенно не с чего. И довольная Агния посмотрела на свой подбородок.
Но там она не задержалась. Взгляд сам упал ниже - на ее живот. Под длинной батистовой ночнушкой шевелилось нечто странное. Агния с недоумением перевела взгляд с отражения на себя. Действительно, что-то быстро росло из ее живота и, скрытое тканью, шевелило... веточками?!
Сорочка тут же треснула, и на свободу вырвались тонкие побеги с липкими душистыми листочками. Агния, ахнув, принялась стягивать края порванного дорогущего батиста, но было поздно. Меньше чем через минуту перед ее носом трепетала верхушка округлой кроны, а еще через две - дерево ободрало ухоженный подбородок женщины своей противной корой.
Агния рухнула на пол, бессильная перед внезапным нападением.
Когда дерево почти дотянулось до потолка - это заняло минут пять, не больше, - оно перестало расти и выбросило наружу ворох восхитительных белых соцветий. Это оказалась яблоня. Нежный аромат поплыл по комнате, щекоча ноздри Агнии. Поистине удивительное зрелище - кабы это самое зрелище не росло из ее собственного живота. Знаете, дорогой читатель, не очень удобно лежать на твердом полу в позе морской звезды и кряхтеть под тяжестью целой взрослой яблони. Цветущей, прошу заметить.
Агнии казалось, кто-то положил на ее живот стопудовые гири, да так и оставил.
Внезапно откуда-то из середины кроны, покрытой свадебной фатой соцветий, с приятным щебетом выпорхнула синяя птичка, покружила по комнате и уселась на грудь Агнии. Нежданная гостья повертела головой, рассматривая лежавшую женщину под разными углами. Агния круглыми глазами разглядывала блестящее синее оперение и роскошный, в форме лиры, хвост. Видимо, сочтя главного редактора достаточно подготовленным к приему информации, птица раскрыла клюв.
Птица покрутила головой, рассматривая любовно украшенную спальню, и снова обратила внимание на Агнию.
- Ну вот, дорогая, я - твое счастье. Приятно познакомиться.
"И что?" - промелькнуло в голове у Агнии, но из горла выскочило лишь следующее:
- Мне тоже очень приятно...
- Ах, ну вот и отлично, наша красавица, оказывается, умеет разговаривать, - птица довольно встопорщила перышки на шее. - Скажи, тебе счастья хочется?
- Хочется, - тупо повторила Агния.
- Конечно, кому его не хочется... Так вот, яхонтовая моя, чтобы достать меня, тебе нужно срубить свое дерево.
- Яблоню? - уточнила зачем-то главный редактор.
- А у тебя что, сосна? - ехидно ответила синяя птица. - Именно яблоню, которая растет именно из твоего живота.
- Но как?!
- А это уже не мои проблемы.
Птица шумно вспорхнула, задев хвостом-лирой лицо Агнии, и скрылась посреди цветущих ветвей.
Некоторое время женщина лежала, не шевелясь и разглядывая яблоню. Дерево, конечно, было жаль, но надо же было как-то доставать счастье. Синюю птицу, то есть. Ну и лежать распятой на полу тоже надоело.
Где взять инструмент?
Агния прикинула на глаз толщину деревца - примерно с половину ее ладони. Что ж, руками не сломать, а пилы у Агнии дома не было.
Хотя стоп! Был топор.
Но он лежал в чулане.
А чулан - за соседней дверью в коридоре. И что? И как?
Агния подумала позвонить бывшему, но с сожалением отказалась от этой мысли. У муженька, увы, был несдержанный язык, а ей совсем не нужно, чтобы на следующий же день шли толки о яблоне из живота. Супругу, конечно, никто не поверит, но все равно Агнии не хотелось, чтобы вообще циркулировали какие-то слухи о главном редакторе глянцевого журнала или о неожиданно сбрендившем муже. С трудом завоеванный авторитет так легко разрушить.
- Слушай, может, ты подскажешь? - крикнула Агния синей птице.
Ответом был лишь издевательский мелодичный щебет.
Некоторое время Агния собиралась с духом, а затем поползла на спине, цепляясь за ворс ковра. Ночнушка тут же гадостно запуталась в ногах и врезалась в шею, ковер собрался складками, дерево затряслось и засыпало лепестками - но дело сдвинулось с места. Не так уж и тяжело оказалось. Как пролезть с деревом через дверной проем, Агния решила подумать, когда очутится перед проблемой.
Может быть, прошло полчаса, может, часа два, трудно сказать. Агния обливалась потом, все тело ныло, в мышцах дрожало, как после трех часов в фитнес-клубе, но своей цели женщина достигла. Топор был в ее руках.
Благословив запасливость бывшего, женщина совершила последний рывок на спине обратно в коридор.
Топор лежал рядом с ее рукой. Агния, закрыв глаза, наслаждалась передышкой. С яблони после такой тряски обсыпались последние цветы, а синяя птица куда-то исчезла. Но какая, право право же, разница! Сейчас для Агнии было главным вернуться к нормальной жизни без этого дурацкого дерева в животе. Агния поморщилась при мысли о том, сколько заграничного крема придется истратить на разодранную спину, которая сейчас отвратительно саднила, мешая сосредоточиться.
Ну что ж. Пора.
Агния взяла топор, глубоко вдохнула и принялась тюкать по яблоне.
С первым же ударом ей в лицо брызнула кровь.
- Черт! - по телу Агнии мгновенно пробежали мурашки.
Больно не было совсем. Кровь сочилась и сочилась из раны на дереве, стекая на живот Агнии и бежевый ковер под ней. Вот пакость какая, потом и пол придется отмывать...
- Гадская птица! - выругалась главный редактор.
На сей раз никакого щебета не слышалось. Что ж, надо уже покончить с этим! Сколько можно?! Сцепив зубы, Агния продолжила работу. Щепки разлетались по коридору, пачкая стены.
С каждым ударом ей становилось все тяжелее. Руки слабели, в голове мутилось. Дико тошнило, но женщина, оскалившись, с остервенением рубила дерево, выросшее из ее живота. Кровь плескалась из яблони, Агния щурилась, еле разлепляя склеивающиеся ресницы, но не останавливалась.
Наконец последний удар.
Яблоня накренилась и с шумом упала на пол, оставив измочаленный пенек.
Топор выпал из рук Агнии. В глазах ее потемнело.
Последнее, что увидела женщина - мерцающий синий силуэт, порхавший под самым потолком. Последний звук был - звон разбивающегося зеркала.
Агнию обнаружили только вечером следующего дня, с развороченным животом и топором, валявшимся поблизости. Первым арестовали ее бывшего мужа-альфонса, ради этого выдернув из самой Флориды. Но вскоре его отпустили. Далее сменилась длинная череда подозреваемых и следователей, и еще через год новичок-юрист, только пришедший в милицию со скамьи Академии, со вздохом открывал первую страницу безнадежного "глухаря". А потом дело вообще закрыли. Вот как-то так иногда бывает.
Фломастеры
***
О существовании Егора я узнал вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать лет. В то лето в Москве стояла страшная жара. Город и люди медленно плавились, изнывая от жажды.
Июльское солнце остервенело било в окно. Где-то в глубине квартиры бубнил телевизор. Яркий свет резал глаза, словно призывал поплотнее задернуть шторы и юркнуть в спасительные объятья сна. С трудом прокашлявшись, я заставил себя оторваться от подушки и сесть на кровати.
Прямо к стене, на том месте, где еще вчера висел плакат "Metallica", был приколот мятый клочок бумаги. Я тупо уставился на надпись, сделанную зеленым фломастером:
Привет, меня зовут Егор.Ты уж, брат, извини, но вчера я славно развлёкся с твоей подружкой.
Не веря собственным глазам, я сорвал листок со стены, и еще раз перечитал послание. Вот суки! А Ольга-то хороша. Я попытался вспомнить, чем закончилась вчерашняя вечеринка, но все события прошлого дня тонули, словно в сизом сигаретном дыму. Задыхаясь в бессильной злобе, я вновь упал на кровать. Тут же раздался телефонный звонок.
- Ваня, тебя к телефону, это Оля, - позвала мать.
Вскочив с постели, я стремглав выбежал в коридор и схватил трубку.
- Ванечка? Привет дорогой, как ты себя чувствуешь? - промурлыкал до боли любимый голос.
- Хреново я себя чувствую! - злость вперемешку с обидой закипела во мне с новой силой.
- Ванечка, ты супер! Мне вчера было так с тобой хорошо!
Я чуть не подавился.
- Со мной!
- Конечно, с тобой, с кем же еще? Постой, ты что, ничего не помнишь?
- Знаешь, смутно все как-то, - признался я.
- Вот дурачок. Я, конечно, понимаю, мы вчера выпили, но мне казалось, что ты почти трезвый. Ванечка, - голос Ольги перешел на шепот. - Мне так понравилось, давай еще встретимся. Сегодня. У меня через час предки на дачу сваливают. Придешь?
- Приду, - слегка опешив, ответил я.
- Ты неподражаем, - проворковала Ольга. - Настоящий мачо. До встречи. Чмоки - чмоки.
В телефонной трубке мерзко запищал сигнал отбоя.
- Что за черт? - я осторожно, словно боясь разбить, положил трубку.
***
В следующий раз Егор появился спустя полтора года.
Очнулся я в палате реанимации. Долго вглядывался в полумрак помещения, вспоминая, как меня угораздило сюда попасть.
Подошла старенькая медсестра. Что-то поправила в стоящей рядом капельнице, затем посмотрела на меня и тяжело вздохнула.
Выписали меня из больницы спустя два месяца, а еще через неделю состоялся суд.
Отделался я, как говорится, легким испугом. За попытку угона автомобиля мне впаяли два года условно, пригрозив, что если попытаюсь сотворить такое еще раз, мне вкатят по полной.
Между прочим, хозяину машины тоже влепили полтора года условки - за превышение пределов необходимой обороны. Так ему, козлу, и надо.
Вернувшись домой, я принялся перебирать вещи. Разгребая ящики стола, я наткнулся на маленькую записку. Голубенькая надпись весело смотрела на меня с тетрадного листа:
Привет!Опять не застал тебя. Скучно у вас тут, ладно, пойду развлекаться.Кстати, не знаешь, где можно взять машину?До встречи, Егор.
Вечером того же дня я начал вести дневник, казалось, эти короткие записи позволяли мне сохранять остатки рассудка.
В ту ночь я впервые в жизни не смог заснуть. Мне было очень страшно.
***
Полгода назад Егор стал приходить чуть не каждую неделю.
Именно тогда, видимо, окончательно слетев с катушек, я впервые написал в дневнике - "Кто ты?", и уже на следующий день, проснувшись от головной боли, обнаружил в тетради запись, сделанную розовым фломастером:
Мой дом - это ты!
Наверное, он просто издевался.
***
Неделю назад Шеф вызвал меня к себе в кабинет. Не поднимая взгляда от кучи бумажек, в беспорядке разбросанных на столе, сообщил:
- Дела у фирмы идут неважно, нам приходится сокращать штат, - Шеф оторвался от созерцания своих записей и тяжело посмотрел на меня. - Ты еще молодой, устроишься как-нибудь.
На этом аудиенция закончилась.
Совершенно выбитый из колеи, я вернулся домой и сделал в дневнике запись. Я просил помощи.
Егор молчал несколько дней.
Сегодня я проснулся от дикой головной боли, а еще мне было очень страшно открыть глаза. Боль раскаленной искрой пульсировала в левом виске. Иногда она нарастала, становясь практически нестерпимой, затем стихала, напоминая о себе лишь слабыми толчками. Пугало то, что я совершенно не помнил вчерашний день.
Я медленно сполз с кровати. Комната начала бешено вращаться и меня вырвало прямо на ковер. Стало немного легче, и тут я понял, что меня разбудило - требовательные сигналы дверного звонка.
- Где он? - спросил суровый голос.
- В комнате, спит. Что случилось? - испуганно ответила мать.
В коридоре послышались быстрые шаги, а затем дверь в мою комнату распахнулась, пропуская внутрь бойцов ОМОНа.
- Взять его!
Меня подняли на ноги.
- Иван Трошин?
Я слабо кивнул.
- Вы арестованы по подозрению в предумышленном убийстве. В наручники его!
- Подождите! - я попытался вырваться, но в ответ получил сильный удар прикладом между лопаток.
Двое ОМОНовцев скрутили мне руки и, прижав лицом к столу, защелкнули наручники.
Я уже не сопротивлялся.
Перед глазами лежал дневник, а рядом с ним ярко-красный фломастер.
Я почти не слушал судью - мой сосед по камере, брызгая слюной, доходчиво объяснил, чему равны мои шансы. Притом "суки" и "педерасты" были единственными литературными выражениями в его лексиконе.
И теперь, сидя на скамье подсудимых, я размышлял, кем или чем, на самом деле, был Егор - моим Alter ego или посланцем из других миров, со своими, неведомыми нам нормами морали.
Ясно одно - я не сумасшедший. По заключению судебной экспертизы меня признали полностью вменяемым.
Наверное, меня должны были расстрелять, но на дворе стоял 1996 - тот самый год, когда Россия объявила мораторий на смертную казнь.
***
Охранник заканчивал обход третьего этажа. Заглянув в окошко камеры, надзиратель увидел ту же картину, что наблюдал уже много лет подряд.
Заключенный Трошин стоял у стены и, в который раз, выводил фломастером:
УМРИ!!!
От авторов:
ОНА - кто-то сказал, что любовь - попытка найти в другом человеке свое отражение. Везет тому, кто находит.
ОН -кто-то сказал, что любовь - попытка найти в другом человеке свое отражение... счастлив тот, кто сумеет сохранить найденное...
Лия
Меня разбудило легкое металлическое позвякивание.
Глаз я не открывала, потому что в них бил яркий свет. Я не хотела сжечь сетчатку, нет, спасибо.
На уши подушкой ложился ровный гул вентилятора, монотонный и надоедливый, как зуд комара. Наверное, поэтому резкий металлический лязг среди глухого шума и вывел меня из дремы.
Пахло... ничем не пахло. Как в офисе. Или в палате.
- Дзиньк!
Вслед за этим я ощутила, что в животе у меня что-то движется. Нет, боли не было. Просто странно как-то. Как легкая щекотка, но не щекотно.
А еще - что на руках и ногах, кажется, кожаные ремни. А под головой - подушка, так что если я открою глаза, то увижу, что там такое у меня внутри. Я чуть приподняла веки.
И замерзла от ужаса.
В моем раскрытом животе торчал скальпель.
Тогда.
- Лия...
- Что, сладкая? - она подняла брови.
- Значит, у меня совсем нет надежды?..
Она взяла чашку изящными пальчиками и пригубила кофе. В лучах утреннего солнца ее оливковая кожа светилась золотом, пальцы ее смуглели на белоснежном фарфоре. Лия, греческая богиня моих снов.
Она взглянула на кукол, красиво усаженных по полкам вдоль стен.
- Извини, но я тебя не люблю.
Лия произнесла это так равнодушно и спокойно, что... Мне захотелось взять столовый нож со стола и вогнать его в ее чертов зеленый глаз с черной подводкой. Но я, конечно, не стала делать этого.
Сейчас.
Мои ребра расходились влажными половинами арбуза, и я видела свое пульсирующее сердце между похожими на дырчатый поролон легкими. А что ниже, не видела - зато видела руки в латексных перчатках. Одна кисть сжимала скальпель, другая зарылась в... в мой живот.
Руки можно было рассмотреть лишь до локтя. Дальше моего потрошителя - или потрошительницу, судя по тонким ладоням, - скрывала тьма.
Боли не чувствовалось совсем. Странно, но как же я ощущала ремни на своих руках и ногах?
Обрывки кожи свисали с пластов мяса на моих ребрах, курчавясь по краям и колыхаясь от легкого ветерка.
Руки в перчатках двинулись, и одна из них пошла вверх, сжимая склизкий комок, в котором я опознала свой желудок.
Картина была настолько леденящей, что мое сознание милосердно отключилось.
Тогда.
- Как могут быть куклы важнее людей?! Как, объясни мне!
Лия спокойно пила кофе, даже бровью не ведя на мои вопли. Я кружила по кухне, крича в голос на нее - а она сидела нога на ногу и смотрела в окно, наслаждаясь солнечным утром.
Я же не могла без нее. Не могла.
Мы встретились полгода назад на какой-то маскарадной вечеринке. Лия была наряжена доктором, и надо сказать, коротенький халатик очень шел ей. Мой парень тогда сказал: "Смотри, вот мастер кукол, ты ведь так любишь игрушки". Конечно, услышав такое, я тут же побежала с ней знакомиться.
Потом мы с парнем расстались, и я сидела у нее на кухне, слушая ее истории. Лия делилась со мной секретами мастерства, идеями о своих созданиях - о, это было так интересно! Увы, я с детства отличалась косорукостью. Так что мне оставалось только слушать и восхищаться.
Как-то так постепенно получилось, что Лия заняла центральное место в моей жизни. И так же постепенно я поняла, что если не признаюсь ей в любви, то умру.
- Твои куклы слишком красивые! А я, живая - нет? Не гожусь тебе?!
Сейчас.
- Будешь красиииивой, будешь красииивой, как белая, славная, нежная лииилия, моя милая леди...
Теперь меня выдернул в реальность негромко напевавший женский голос. Свет огромной круглой лампы бил уже не так ярко.
В нос ударил отвратительный запах формалина.
Вновь чуть приоткрыв веки, я глянула сквозь ресницы на свое тело.
Сердце и легкие исчезли, так же, как и желудок, кишечник, селезенка, печень... Вообще все исчезло. Внутри меня не осталось ничего.
Под ярким светом сахарно отблескивали костные отростки моих позвонков. Поразительно - мне довелось увидеть свой же позвоночник. Разве я когда-нибудь могла представить, что увижу себя изнутри?
А боли все не ощущалось.
Интересно, а где моя кровь?.. Почему мясо на моих ребрах напоминает мороженую свинину в лавке? Из меня выкачали всю жидкость, что ли?
У кого бы спросить, а?
И почему я не о том думаю?..
- Проснулась, моя сладкая, - пропели надо мной, и из тьмы выплыло лицо в хирургической маске и изумительно красивыми глазами над ней. Женщина в белом халате смотрела ласково, очень ласково. Я не могла насмотреться на ее пушистые ресницы и соболиные брови. А глаза у нее были кошачье-зеленые.
Женщина положила скальпель - раздалось то самое звяканье, - и взяла большую иглу с длинной нитью.
- А сейчас мы тебя зашьем, аккуратненько и красивенько, - мелодично произнесла Лия. - Будешь красивая, как фарфоровая кукла. Как ты и хотела.
Я вспомнила, кто она. Лия, греческая богиня моих снов. Мастер кукол.