Казимир Бобров и начальник охраны Антипов в Зазеркалье
Начальник охраны Антипов был человеком, который, казалось, родился уже уставшим. Его лицо напоминало размякший сухарь, забытый в чашке холодного чая, а глаза - две пуговицы, пришитые не теми нитками. Это было начало новой смены, когда, войдя в дежурку, Казимир Бобров застал Антипова за странным занятием: тот сидел перед зеркалом и пытался пожать руку собственному отражению.
- "Оно не хочет", - мрачно пояснил начальник, - "Вчера соглашалось, а сегодня уже нет. Видно, зазналось". В таких моментах Казимир понимал, что в Зазеркалье всякое случается - здесь даже зеркала больше заморочены на собственных капризах, чем люди.
Часы Антипова
На стене дежурки висели часы, которые вместо цифр имели крошечные портреты бывших сотрудников. Стрелки двигались только тогда, когда кто-то врал. А так как в охране врали часто, часы вечно кружились в бешеном вальсе, словно пытаясь сбежать от реалий этого безумного мира. Казимир вдруг вспомнил свою юность, когда, будучи маленьким расстроенным поэтом, он уже мечтал об озарении, которое вот-вот откроется ему.
Вернувшись в воспоминания, он вдруг осознал, что между его совершенной жизнью и абсурдной действительностью охраны лежит пронзительная связь искусства и реальности. Он вспоминал, как то раз видел деревенского попа, который уверял всех, что собирается крестить луну, приняв её за бесовское пятно.
Документы, которые ели сами себя
Отвлекшись от своих мыслей, Казимир заметил, как в сейфе Антипова хранились важные бумаги, но они постепенно исчезали. Они поедали друг друга из-за скуки-последней уцелевшей была справка No666, которая теперь тихо рыдала в углу, потому что ей нечего жевать. Эта дивная сцена как будто перекликалась с тем, как старики в деревне утверждали, что все плохие стихотворения обязательно испортят молоко.
Казимир вновь мысленно вернулся к ощущению, что поэзия действительно может испортить даже молоко, когда он видел, как луна светит зелёным, а коровы начинают жаловаться на свою судьбу.
Тень Антипова
Тем временем тень Антипова отказывалась следовать за ним. Она ползала по потолку, шепча похабные анекдоты, тем самым создавая неловкую атмосферу в коллективе, где и так все страдали от метафизического уныния. Это действие вызывало у Казимира необъяснимое волнение; порой ему казалось, что тени не просто существуют, а обладают собственной жизнью - той, которую не смогли бы отразить даже самые безумные строки его стихов.
Когда Антипов говорил, его слова на секунду застывали в воздухе, а потом падали на пол с глухим стуком. Уборщица Клавка подметала их вместе с мусором, и звук её метлы сильно напоминал ту самую мелодию, которую раньше играл деревенский гармонист в местном клубе. Легко было поверить, что невыполненные обещания и неосуществленные мечты со временем превращаются в хлам, которые можно подмести только веником.
Возвращение в деревню
Миновав эти абсурдные размышления, Казимир снова начал вспоминать, как за его спиной пролетело детство. Он отдавался мысли о том, как его юность завершилась промежутком в несколько строк о том, что в мире, полном абсурда, он всё еще искал вдохновения. Он Бобров, пытающийся писать возвышенные строки, погружаясь в годы, когда он видел, как полная луна оживляет фантазию.
Старики смеялись, пересказывая эту легенду о луне, отвечая на вопрос завистливых пацанов о том, почему молоко стало горьким. "Это всё от стихов", - утверждали они, приводя Казимира к мысли, что простота бытия есть яркий фон для его трагедий.
Финал
И тут, в момент глубоких раздумий, Антипов вдруг растворился в воздухе, оставив после себя только запах дешёвого одеколона и чувство невыполненного долга.
Бобров вздохнул и записал в тетрадь:
"Начальство исчезает,
Но приказы остаются.
Особенно те,
Которые никто не читал."
На потолке тень Антипова захихикала, это словно подтолкнуло Казимира к заключительному аккорду его поэм и убеждая его, что жизнь продолжается, несмотря на абсурдность существования в этом непростом мире.