Фантастический рассказ по мотивам "Туманности Андромеды" с участием Казимира Боброва
На звездолете "Тантра", плывущем к туманности Андромеды, царила тишина, нарушаемая лишь мерным гулом двигателей. В коридорах, напоминавших изящные галереи античного храма, блуждал страж Казимир Бобров - человек средних лет с упрямой щетиной на подбородке и лицом, отмеченным морщинами не столько от лет, сколько от вечного недоумения перед миром. Его униформа, сиявшая серебром, с бластером наперевес, казалась ему нелепой, как костюм арлекина на похоронах. В кармане он носил потрёпанный блокнот со стихами, которые писал в минуты дозора - единственное, что спасало от космической тоски.
В рубке, где панели управления переливались голубым светом, собрались те, чьи имена гремели в Галактическом Содружестве: Дар Ветер, капитан с взглядом, пронзающим пространство-время; Эрг Ноор, астроном, чьи теории о синтезе материи напоминали мистические трактаты; Веда Конг, историк, видевшая в прошлом ключи к будущему. Они обсуждали новую миссию - "проект Восток-2", цель которого была столь же возвышенна, сколь и туманна: "создание гармоничного резонанса с цивилизациями Андромеды".
- Представьте, - восторженно произнес Эрг Ноор, - если их ритмы мышления совпадут с нашими! Мы станем симфонией разумов!
Казимир, стоявший у двери, едва сдержал усмешку. "Симфония... А я тут как скрипач, который забыл ноты", - подумал он, наблюдая, как Веда Конг кивает с мудростью оракула. Ее движения напоминали танцующий алгоритм - идеальные, лишённые суеты.
- Однако резонанс требует жертв, - внезапно заявил Дар Ветер. - Мы можем потерять часть экипажа в энергетических вихрях.
Учёные замолчали, будто впервые осознав, что за их уравнениями стоят живые люди. Казимир же представил, как эти "вихри" уносят в небытие не абстрактных "частей экипажа", а конкретного космоуборщика Яйцеслава Самогонова из третьего отсека, вечно напевающего похабные частушки под санобработку.
- Жертвы - неизбежная плата за прогресс, - резюмировала Веда, и Казимир не выдержал:
- Может, сперва спросите, готов ли Самогонов стать вашей нотой в симфонии?
Повисла тишина. Учёные уставились на стража, словно обнаружили говорящий кактус.
- Вы... шутите? - наконец спросил Эрг Ноор.
- Нет, - ответил Казимир, доставая из кармана блокнот. - Я сочинил об этом стихи.
О, великие умы! Ваш резонанс - как свет маяка,
Что слепит тех, кто гребёт в трюме, не зная курса.
- Поэзия - занятие достойное, но не отвлекайтесь от обязанностей.
Ночью, бродя по пустым коридорам, Казимир встретил Низу Крит, психолога, чьи эксперименты над "совершенством эмоций" доводили экипаж до слез. Она шла, укутанная в плащ, словно тень, отброшенная кораблём.
- Ваши стихи... они словно крик из прошлого, - сказала она неожиданно. - Мы забыли, что прогресс должен рождаться из боли, а не из формул.
- Боль? - фыркнул Казимир. - У вас её заменяют сеансы психокоррекции.
Низа вздрогнула, будто он сорвал с неё невидимую маску.
- Вы правы, - прошептала она. - Но признать это - значит разрушить всё, во что мы верим.
Наутро "Тантра" вошла в зону гравитационной турбулентности. Приборы бесились, экраны мигали, а Казимир, держась за поручень, вдруг осознал абсурдность: корабль, созданный для полёта к звёздам, трещал по швам из-за чьих-то расчётов. "Как чеховский герой, который понимает, что жизнь - это вишнёвый сад, обречённый на вырубку", - подумал он, глядя, как Эрг Ноор лихорадочно вводит данные, а Веда Конг спокойно записывает наблюдения.
Когда шторм стих, Казимир нашёл в своём блокноте записку: "Ваши стихи - это резонанс, который мы искали. Спасибо. - Н.К."
Он усмехнулся, глядя на звёзды за иллюминатором. "Прогресс, конечно, прекрасен. Но иногда хочется, чтобы великие умы спустились в трюм и услышали, как Самогонов поёт частушки", - подумал он, пряча записку в карман.
А "Тантра" летела дальше, унося в своей стальной утробе вечную пьесу: гимны прогрессу - и тихий ропот тех, кто остался за кулисами.
Послесловие:
И вот, среди сияния галактик, где каждый атом пропитан величием замысла, человек в серебряном мундире продолжает свой дозор. Он пишет стихи, которые никто не услышит, и смеётся над абсурдом, который никто не признает. А звездолёт, этот симфонический оркестр разума, плывёт вперёд, не замечая, что его самая пронзительная мелодия рождается не в капитанской рубке, а в тихом шепоте блокнота, забытого на панели управления.