Аннотация: О жизни девочки в первые недели ВОВ. Основано на воспоминаниях реального человека.
"Голубой Дунай"
Этим дням не подняться
И не встать из огня.
Что же вальс этот старый
Всюду ищет меня?
(М. Матусовский)
Пролог.
Стоял самый обычный летний день. Солнце скучало на небосклоне, тщетно пытаясь найти вокруг хотя бы одно, самое маленькое облачко. Однако никаких облаков поблизости не наблюдалось, и солнце со скуки посылало свои лучи вниз, на землю, туда, где люди занимались своими делами.
Старая женщина сидела на скамейке, в тени стены, и наблюдала за родными во дворе. Сын вскапывал огород, дочь возилась с младшей внучкой. Старшая внучка что-то рисовала в журнале... Внука вообще видно не было - опять, наверное, торчит за своим компьютером...
...Музыка появилась неожиданно. Такая знакомая, она бумажной птицей закрутилась в воздухе, ударила в лицо запахами летней ночи, тревожа замшелые камни памяти. Женщина у стены вздрогнула, оглянулась на звук, пытаясь найти её источник...
"Неужели опять?!.." - пронеслось у неё в голове.
...Но музыка оборвалась, также неожиданно, как и появилась.
-Да. Я слушаю. Нет, не забыл, - сын взял мобильник со столика и отошел к калитке. Он не заметил, как изменилось лицо матери...
...Зато это заметила внучка.
-Ба, тебе плохо? - с беспокойством спросила девочка. - Сердце?
-Нет... всё хорошо. Просто музыка...
-Не понравилась?..
-Да нет, почему? Штрауса я всегда любила. Особенно "Голубой Дунай". Но... - она замялась.
-Что?
-Он мне очень запомнился в своё время.
-Запомнился? Почему?
-Почему?.. - старушка замялась. - Наверное... потому, что для меня это была последняя мелодия мирной жизни. И первая - военной.
-Ты опять про войну? - сын уже закончил разговор и положил телефон обратно на стол. - Вот, правильно - расскажи внукам, как тогда было. А то они, кроме интернета, ничего сейчас не знают.
-Видела. Но только пленных - уже под конец войны. Мимо нашей станции на эшелонах везли. Холодно было, зима. Их очень много гибло, даже убирать не успевали. Мы с братом, когда из школы шли, часто на них натыкались.
-Всё, я больше ночью через пути не пойду! - внучка обернулась к отцу - Вдруг там их призраки теперь...
-Ага, и тебя съедят, - засмеялся сын. - Это не здесь было. А на Урале. Мам, как та станция называлась?
-"Локоть" она называлась, - ответила она. - Нас туда из Филоново перевезли, в сорок втором. До самого конца войны там жили, а потом уже уехали в Елец.
-А как сама война началась, ты помнишь? - спросила внучка.
-Очень хорошо помню. Да такое - разве забудешь?!
-Вы в Филоново жили...
-Нет. Мы тогда жили в Белоруссии. В городе Волковыск. Не на границе с Польшей, но совсем рядом.
-Судя по названию, в этом городе волков было много, - сказал сын.
-Почему волков? - не поняла внучка.
-Ну, название города можно разложить на "волк" и "выть", - пояснил он.
-При нас там волков не было, - старушка покачала головой - Хотя... про них, по-моему, что-то там было в легендах об основании. И ещё про разбойников...
-Ба, ты про начало войны рассказывала... - напомнила внучка.
-Про начало войны... Я тогда девочкой была, чуть старше тебя. В мае тринадцать исполнилось, а уже в июне всё это началось...
Часть первая.
21 июня 1941 г.
г. Волковыск, Белоруссия
Голубь недоверчиво повертел головой, но потом всё-таки слетел с ветки клёна на землю и принялся клевать хлебные крошки, смешно дёргая шеей. Весь белый, только с небольшим тёмным пятном между крыльев, он появился во дворике в самом конце весны да так и прижился среди обычных сизых собратьев. Кто-то из жильцов даже придумал птице имя - Тёмка.
Девочка на скамейке наблюдала за голубем. Это именно она насыпала на землю крошки от булки и теперь боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть птицу. Впрочем, даже пошевелись она, Тёмка бы, наверняка, не улетел - к людям он уже давно привык.
-Майя, иди обедать! - крикнула мать, высунувшись из окна.
-Сейчас!
Она с сожалением, посмотрела на голубя (к которому уже успели присоединиться пара сизых собратьев), встала со скамейки и побежала к подъезду.
На кухне, кроме матери, обнаружилась ещё и Клавдия Афанасьевна, второй жилец разделённой квартиры. Они с дочкой занимали две комнаты с другой стороны.
-Руки помыла? - спросила мать.
-Ага.
Перед Майей появилась тарелка с супом. Девочка нехотя принялась за еду.
-Отец яблоки принёс, - мать кивнула на три полные корзины, стоявшие у буфета. - Сегодня поможешь мне варенье варить.
Девочка сникла над тарелкой. Ей совершенно не хотелось возиться с яблоками, вместо того, чтобы играть во дворе.
-Поможешь - я попрошу Клаву вечером провести тебя в кино, - сказала мать, заметив, как приуныла дочка.
-Вместе с Алькой на "Большой Вальс" пойдёте, - кивнула соседка. Она работала билетёром в местном кинотеатре и вполне могла провести на сеанс без билета.
Услышав про кино, Майя немного повеселела. Альбина рассказывала ей про этот фильм и даже звала однажды - но мать тогда не отпустила.
...С вареньем они провозились почти до самого вечера. Резали яблоки, вычищали сердцевину и складывали их в огромную кастрюлю. Борька убежал играть на улицу (девочка с завистью проводила его взглядом). Ганя, наоборот, вертелась на кухне и пыталась помогать, но потом раскапризничалась и была унесена спать. Перед тем, как пойти укладывать сестру, мать поставила кастрюлю на примус, велела Майе следить за огнём и помешивать варенье - чтобы не пригорело.
Наконец варенье было готово. Мать подождала, пока оно немного остынет, и принялась аккуратно разливать половником в уже приготовленные банки.
Тут на кухню заглянула Клавдия Афанасьевна:
-Ну, как варенье?
-Остывает.
-Много получилось?
-Больше десяти банок. А Яша ещё яблок обещал принести. На зиму хватит.
-Вот и хорошо. Я на работу, - соседка обернулась к девочке. - Алька тебя во дворе уже ждёт.
Девочка вопросительно посмотрела на мать.
-Да беги, переодевайся...
***
Альбина ждала на скамейке под клёном. Увидев подругу, она радостно замахала ей рукой.
-Привет! Ты чего во двор сегодня не выходила?
-Маме варенье помогала варить.
-Варенье. Клубничное? - клубнику Алька обожала.
-Нет, яблочное.
-Жаль. Мы раньше всегда клубничное варили. Когда папа жив был.
Майя знала, что отец Альбины умер лет пять назад. Мать рассказывала, что-то про аварию на заводе, она тогда почти ничего не запомнила. А спросить про отца у подруги девочка пока никак не решалась.
-Ладно, потом всё равно угостишь, - Алька и не догадывалась о её мыслях.
Они вышли со двора и двинулись по улице в сторону кинотеатра.
-Посмотришь, наконец, "Большой вальс", - сказала подруга.
-Ты на него какой раз идёшь? - спросила Майя.
-Третий. И каждый раз интересно смотреть.
-На Штрауса?
-И на Штрауса. А ещё там такая музыка! Такие платья у дам! Драгоценности...
-Красивые?..
-А то нет?!
Так разговаривая, они дошли до кинотеатра - окруженного каштанами, широкого двухэтажного дома, с колонами вокруг входа. Майя знала, что раньше здесь жил кто-то из местных помещиков, но после Революции дом перестроили, приспособив для новых нужд.
-Давай тут подождём. - Альбина показала на скамейку, между двумя каштанами - Когда сеанс начнётся, мама выйдет и нас позовёт.
-Давай. А скоро она выйдет? - спросила Майя.
-Не раньше, чем через полчаса. Когда семичасовой сеанс начнётся.
Они устроились на скамейке и стали наблюдать за теми, кто тоже ждал сеанса.
Несмотря на субботу, народу около кинотеатра было не так много. На лестнице, около входа, о чём-то тихо разговаривали парень с девушкой, а на скамейке, напротив, расположились четверо мальчишек, старше Майи с Альбиной года на два. Эти разговаривали громко, вертя в руках какие-то листки. Только вот понять, о чём они говорят, было невозможно - разговор шел на польском.
Граница с Польшей находилась всего в нескольких десятков километров от Волковыска. Поэтому поляков в городке всегда было много. Майя их не любила. Сколько она помнила, те всегда относились к русским с каким-то презрением, нелюбовью. Особенно в последние годы.
В их школе учились несколько мальчишек и девчонок из Польши. Они всегда держались своей группкой, практически не общаясь с остальными. И обзывались ещё - "пся крев" - пёсья кровь.
-Интересно, о чём они говорят? - Алька кивнула на поляков.
-Откуда я знаю, - Майя пожала плечами. - Мы в школе немецкий и белорусский изучаем, а не польский.
-У меня папа немного польский знал. И меня учил, только я почти не помню ничего.
-Так подкрадись к ним ближе, может быть, что-то вспомнишь...
-Сама подкрадись... Ай!
Зелёный шарик с шипами - незрелый каштан - сорвавшись с потревоженной кроны, упал на скамейку прямо рядом с Алькой. Это не по-летнему свежий ветерок, залетевший в сквер перед кинотеатром, решил немного поиграть с важно растопырившими зелёные руки-ветви деревьями.
-А утром ветра не было, - Альбина взяла каштан, попыталась расковырять, но не смогла. Шипастый шарик полетел в клумбу.
-Наверное, гроза вечером будет, - предположила Майя. - Или ночью.
-Не будет. Перед грозой всегда очень жарко. А сейчас, наоборот, свежо.
-Будет. Вот увидишь!
-Не будет!
-А я говорю - будет!
Пока они спорили, ветерок подул сильнее. Ему, видимо, понравилось среди каштанов, и он, словно разыгравшийся кот, то замирал, притаившись среди листвы, то неожиданно рвался из укрытия весёлыми порывами, ероша волосы и срывая листья с деревьев.
В один из таких порывов он и вырвал несколько листов бумаги из рук зазевавшегося мальчишки-поляка и закружил по аллейке.
Заметив добычу ветра, Алька тут же метнулась вперёд и быстро схватила один из листков. Повертела в руках, потом разочаровано показала Майе.
-Здесь всё на польском. Какие-то стихи.
-А перевода нет?
-Нет. Есть имя поэта. Leopold Staff1 - прочитала она по слогам.
Поляки, увидев, что девочки поймали листок, с минуту о чём-то спорили на своём отрывистом языке. Потом один из них худощавый, светловолосый мальчик в светлой рубашке, двинулся к подругам. Майе он показался даже симпатичным.
-Отдай листок, - подойдя, попросил он с небольшим акцентом.
-А не отдам, - Альбина мгновенно спрятала руку с листком за спину. - У нас, когда просят, "пожалуйста", говорят.
-Отдай, пожалуйста, листок, - повторил мальчик. - Он же не твой.
-А может он и не твой. Как ты докажешь?
-Ты же видела, что он у нас был.
-Алька, да отдай ты ему, - Майя пихнула подругу локтём в бок.
-Нет, пусть он расскажет, чьи это стихи...
-Да хватит! Отдай ты уже!
Альбина прекратила кривляться и протянула мальчишке листок.
-Спасибо, - коротко сказал мальчик, и, сжимая добытое, побежал к товарищам. Показал возвращённое.
Поляки вновь заговорили на своём лающем языке. Пару раз оглядывались на девочек, со смехом бросали друг другу резкие фразы. Майя услышала и знакомое "пся крев".
-Ещё и обзываются. Сами они "пся крев", - с досадой сказала Алька. - Не надо было им листок отдавать!
-Ты бы всё равно стихи не смогла прочитать.
-Ну и что. Дома бы показала, может быть, мама и прочла.
-Не прочла бы она.
-Ну, кто-нибудь, другой бы прочёл. А я бы выучила и в школе хвасталась.
-Как бы ты выучила, если польский не знаешь?
-А, может, знаю.
-Ты сама сейчас говорила, что не знаешь.
Альбина обиделась и замолчала. Впрочем, долго это молчание не продлилось:
-Зато я много других стихов знаю. И на русском, и на белорусском, и даже на немецком.
-На белорусском, я тоже знаю, - сказала Майя - Нас ещё весной заставляли басню на нём учить.
-Про "Барана с дипломом"?..
-Нет, другую. Там ещё начало такое:
Ехау дзедка на кирмаш.
З iм на возе- баба.
Конiк з выгляду - дарма,
Ды й цянуу ён слаба.
Меу не болей двух гадоу,
Як суседзi кажуць.
Баба ж тая - семь пудоу
Сама меней важыць.
-Мы тоже её учили, - перебила её подруга, - только в прошлом году. Потом, там еще баба стала коня подгонять, а дед - её ругать:
-Майя! Алька! - Клавдия Афанасьевна вновь показалась в дверях - Быстро сюда!
Девочки, больше не обращая внимания на поляков, бросились на её зов. Женщина быстро повела их через фойе, в боковую дверку и дальше, в зал.
Свет уже был погашен, и на экране шли первые сцены фильма. Клавдия Афанасьевна провела их на самый верхний и совершенно пустынный ряд. Усадила почти под самым лучом проектора.
-Тихо сидите. После сеанса я вас заберу.
-Хорошо.
Соседка ушла.
Девочки обратились на экран. Там неведомый голос что-то рассказывал про Вену
Не стало полутёмного зала кинотеатра, сидящей рядом подружки, чёрно-белых кадров на экране.
...Был залитый утренним солнцем Венский лес...
...Был роскошный приём в императорском дворце...
...Была набережная Дуная, где навсегда расставались двое...
...И была Музыка...
Вальс с первых нот ударил девочку в самое сердце. Словно речная волна шального Дуная, он подхватил её, накрыл с головой, заставив захлёбываться хороводом звуков. Он обжег ей душу подводным ледяным течением, закружил голову водоворотами кружащихся в призрачном танце пар...
...И исчез, оставив жадно вдыхать рухнувший воздух тишины. Исчез - оставив на память о себе только солёную влагу в глазах - то ли слёзы, то ли капли речной воды...
А потом вспыхнул свет...
***
-Ну как, понравился фильм? - спросила Алька, когда они вышли из кинотеатра.
-Очень, - тихо прошептала девочка.
-Вот! А ты спрашивала, почему я третий раз на него хожу!
-Я сама на него ещё пойду. Может, завтра.
-Ты же только что была?! - не поняла подруга.
Майя не ответила.
Она молчала почти всю дорогу до дома - Музыка не отпускала. Альбине же, наоборот, хотелось поболтать. Когда же девочка поняла, что подругу разговорить не удастся, убежала вперёд.
Во дворик Майя вошла одна. Здесь было странно, не по-летнему тихо и безлюдно. Только на лавочке сидели несколько мальчишек, да из раскрытого окна на первом этаже раздавались громкие голоса.
Майя брела к подъезду, когда увидела около кустов какое-то движение.
Она подошла ближе.
Под кустом рыжий кот трепал что-то светлое и бесформенное. На девочку он внимания даже не обратил - был слишком занят.
Майя не сразу поняла, что именно трепал кот, но потом разглядела...
Это был мёртвый белый голубь, с тёмным пятнышком между крыльев.
Тёмка!
Девочка схватила с земли первый попавшийся камень и запустила в кота. Тот, занятый жертвой, не успел увернуться и мявкнул от боли и неожиданности. Попытался было сбежать, прихватив с собой добычу, но второй камень заставил рыжего бросить голубя и ретироваться прочь.
Майя проследила, как рыжий мех исчез в дальних кустах, и бросилась к Тёмке. Взяла бедного голубя на руки.
"Может он ещё жив?"
Но голубь был мёртв. Бессильно болталась шея с полураскрытым клювом и потухшими бусинками глаз...
Найденным в кустах куском железа Майя вырыла небольшую ямку и осторожно опустила туда тело птицы. Аккуратно засыпала землёй. Постояла с минуту, глядя на маленькую "могилку", потом отломала от куста пару зелёных веток и положила на холмик.
Настроение было испорчено...
-Ты где была? - мать встретила её в прихожей. - Алька, уже почти час, как вернулись, а тебя всё нет.
Майя рассказала про Тёмку.
-Да, жалко, - мать покачала головой. - Знаю я этого рыжего кота, он из дома напротив. Всё время птиц ловит.
Девочка промолчала.
-А кино как - понравилось?
-Понравилось, - в другое время она бы взахлёб рассказала матери о своих впечатлениях, но сейчас совершенно не хотелось.
-Ладно, иди ужинать.
На кухне сидел отец с кем-то из сослуживцев, молодым парнем, по имени Филипп (отчество она забыла). Девочка поздоровалась и присела за стол. Мать поставила перед ней тарелку с ужином и ушла укладывать Ганю.
Майя вяло ковыряла картошку с мясом, слушая разговор взрослых.
-...А я тебе говорю, точно мы с ними сцепимся! Не летом - так осенью.
-Да нет. Мы же договор заключили.
-Как заключили - так и разорвут! Или мы разорвём!
-Мы то, зачем?
-Спровоцируют... Да они уже, похоже, провоцируют...
Филипп повертел головой, потом наклонился к отцу.
-Ты Сергея знаешь? Пограничника?
-Знаю. Только давно не видел.
-Вот именно! Его еще три дня назад в часть вызвали. Мы с ним на вокзале случайно пересеклись, когда он туда, как раз, ехал.
-Ну, и?..
-Он в отпуске был, когда срочный приказ пришел. Серёга начал мне говорить что-то про боевую готовность, но тут его поезд появился.
-Учения, наверное?..
-Учения и раньше были, - возразил Филипп. - Но о них обычно заранее известно. А тут человека с отдыха сдёрнули. И не его одного.
-Ты к чему клонишь?
-Да всё к тому же.
-К чему? Что немцы скоро нападут? Да пусть только сунутся! Знаешь, какие войска у нас на границе! - отец допил чай. - Покажем тогда им, где раки зимуют.
-Показать-то, покажем, но...
-Без всяких но!
Зевнув, Майя перестала прислушиваться. Разговор взрослых оказался совершенно неинтересным. Она доела картошку с мясом и принялась цедить тёплый сладкий чай.
"Лучше бы папа со мной в кино пошел. Тоже эту Музыку бы услышал", - думала девочка - "А то он вечно на работе задерживается и в выходные часто с сослуживцами пропадает".
Когда в кухне появилась мать, девочка не заметила.
-Тебе ещё картошки положить? - спросила она
-Не хочу. А Боря где?
-Я его спать загнала. Весь день на улице с мальчишками играл - переутомился.
Майя ещё раз зевнула. Мать это заметила.
-Шла бы и ты тоже спать, - она погладила дочку по голове.
-Сейчас уже пойду...
Майя допила чай, пожелала всем спокойной ночи и побрела в спальню.
Она проскользнула в комнату и стала разбирать постель. Свет был потушен, окно приоткрыто. На диванчике у стены, где спал брат - комок под простынёй.
-Майка, - Борька, оказывается, ещё не спал.
-Чего тебе?
-Ну как, сходила в кино?
-Ну, сходила,
-Понравилось? - он сел на диванчике.
-Ага, - девочка принялась стягивать платье.
-А про что там? - не отставал Борька - Ну расскажи... Про войну?
-Нет. Про любовь.
-А... - протянул он разочаровано - Про любовь не интересно. Вот про Чапаева...
-Спи, давай, - девочка наконец залезла в постель и отвернулась к стенке.
-Майка...
Брат ещё некоторое время пытался до неё дозваться. Потом утих. Стало слышно, как за окном шелестят уже сонные деревья. Пела какая-то поздняя птица - не соловей. Соловьи в это время года уже всегда затихали.
"А грозы, всё-таки, не будет. Алька была... была..."
Додумать мысль она не успела...
***
...Ей снилось бескрайнее поле, заросшее пожелтевшей травой и редкими алыми цветами. Между ними то тут, то там были разбросаны куски старого изломанного железа. Чем они были раньше, понять было невозможно.
Над полем разносился вальс "Голубой Дунай", хотя источника звука девочка не видела. Музыка словно бы лилась с голубых летних небес, ветром кружила в воздухе. Она была всюду.
Боясь спугнуть музыку, Майя стояла неподвижно и смотрела вперёд. Туда, где по полю, в нескончаемом вальсе кружилась странная пара - солдат в окровавленной, запылённой гимнастёрке и женщина в красивом белом платье.
Музыка всё не смолкала, и она, наконец, решила пошевелиться.
Ничего не изменилось.
Майя медленно пошла вперёд. Почему-то было очень важно рассмотреть вальсирующих.
Вскоре пара уже кружилась в паре шагов от неё. Девочка могла даже заглянуть им в лица...
Солдат был совсем молодой. Худое, скуластое лицо, на котором ярко-синими звёздочками горели глаза. Светлые волосы выбивались из-под пилотки.
В лицо женщины она всматривалась гораздо дольше. Оно было каким-то знакомым. Очень знакомым. Вот только Майя никак не могла вспомнить, где видела его раньше.
Женщина была очень красива. Её красоту не портил даже тонкий белый шрам на щеке. Волосы она свободно распустила по плечам, и теперь они летали в танце за спиной, словно язык соломенного пламени.
"Словно Память танцует с Войной" - эти мысли, будто бы пришли извне...
...А потом на землю упал дождь...
Это был очень странный дождь - горячий, почти обжигающий. Его тяжелые капли падали в пыль, но звук от них был такой, словно от града, стучащего по жестяной крыше.
-Майка, просыпайся!..
Девочка резко вынырнула из сна. Отец стоял рядом и теребил её за плечо. Около него жался полуодетый Борька.
-Что случилось? - звук дождя не исчез, - только странно отдалился и сделался резче и прерывистей. За стеной плакала Ганя.
-Я не знаю. Там на улице стреляют.
-Стреляют?!
-Да.
-А где мама?
-С Ганей. Скорее одевайся - надо на улицу.
Девочка, путаясь, натянула платье, сунула ноги в шлепанцы и побежала вслед за отцом. В коридоре едва не столкнулась с матерью, держащей на руках сестрёнку.
Они выскочили на улицу. Двор, ещё совсем недавно пустынный, теперь был полон людей. Полуодетые, испуганные, они все смотрели куда-то вверх.
Девочка тоже подняла голову.
По светло-серому предрассветному небу с гулом носились тёмные крылатые тени. Самолёты. Майя знала, что неподалеку от городка был расположен военный аэродром и, довольно часто, видела эти летающие машины над домами.
Но теперь самолётов было очень много. А ещё они стреляли...
Девочка видела сцены воздушного обстрела и раньше, в кино. Но теперь... Теперь это было по эту сторону экрана... Непривычно... и страшно
Один из самолётов видимо заметил людей во дворе. Он заложил вираж, развернулся и понёсся на них. Люди бросились врассыпную, но выстрелов почему-то не последовало.
Самолёт пролетел совсем низко, почти касаясь крыш. Майе показалось, что она даже увидела лицо пилота в кабине. А ещё - увидела, красные звезды, нарисованные у самолёта на боках.
И не только она.
-Это же наши! - закричал кто-то из мужчин. - Почему они стреляют!?
-Наши бы не стреляли!!!
-Может, это учения такие.
-Какие учения?! Ты что?!
Где-то далеко эхом раскатился грохот взрыва.
-Но самолёты же наши. Со звёздами.
-Может, "белые" опять?!
-Папа, что же это? - дрожащим голосом спросил Борька.
-Я не знаю... - ответ отца заставил вздрогнуть.
Девочка не знала, сколько продолжалось это утреннее воздушное безумие. Самолёты улетели только тогда, когда над горизонтом стало подниматься солнце. Они, словно нечисть из сказки, исчезли, пугаясь его ярких лучей...
***
До полудня в их квартире царила какая-то странная суматоха. Приходили и уходили люди, как знакомые Майе, так и совершенно неизвестные. Забегали соседи; Клавдия Афанасьевна, правда, без Альки. Радио на комоде играло почти без перерыва - но, кроме мелодий ничего не передавали.
Отец ушел практически сразу, как только закончился обстрел - сказал, что попытается узнать что-то на работе.
Во двор мать выходить запретила. Она наскоро накормила их с братом и отправила в комнату - чтобы под ногами у взрослых не путались. Ганю тоже пыталась было определить к ним, но сестрёнка расплакалась, не желая отходить от неё ни на шаг. Очень уж сильно она перепугалась утром.
Они с братом устроилась на подоконнике, распахнув тяжелую створку рамы во всю ширь.
Во дворе тоже было полно народу. Что-то обсуждая, люди сидели на лавочках, кучковались под деревьями. Майя свесилась с подоконника, но разобрать, о чём они говорят, так и не смогла. Слишком высоко было, да ещё мешали доносившиеся из многих окон мелодии радио.
-Сейчас бы во двор спуститься, - вздохнула девочка. - Там, наверное, уже знают, что к чему.
-А давай спустимся, - предложил Борка.
-И как ты со второго этажа спустишься?
-На простынях. Я в кино видел.
-Да тебя простыни не выдержат.
-А вот и выдержат. В кино взрослых выдерживали.
-Это в кино. Там, наверное, специальные простыни.
Девочка ещё ниже перегнулась через подоконник в надежде услышать хотя бы что-то.
-Слушай Майка, - брат тронул её за спину, - а, может, это утром кино снимали?
-Скажешь тоже! Кино так не снимают. Всех бы предупредили. И с камерами приехали...
-Ты-то откуда знаешь?
-Нам в школе рассказывали... - Договорить она не успела.
Радио за стеной резко прибавило громкости. Странно зашумели, забегали люди во дворе.
-...лотов! Молотов говорить ...дет! - всё-таки разобрала Майя.
Они с Борькой, не сговариваясь, выскочили в коридор. Влетели на кухню...
"...без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковав нашу границу во многих местах и подвергнув бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской стороны и со стороны Финляндии..." - вещало радио.
Мать, Клавдия Афанасьевна и ещё одна смутно знакомая женщина (кажется, её звали тётя Надя) замерли на стульях, с напряжением вслушиваясь в каждое слово невидимого Молотова. Одна Ганя вертелась на коленях у матери,
"...Это неслыханное нападение на нашу страну, несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией, является беспримерным в истории цивилизованных народов. Вся ответственность за это нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германское фашистское правительство..."
-Мама, - Гане надоело сидеть на коленях. Она стала теребить её за платье.
-Тихо ты! - цыкнула на неё мать.
Из-за этого Майя не расслышала нескольких слов.
"...наша доблестная армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар по врагу. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"
***
...Отец ворвался в квартиру через час после выступления Молотова.
-Яша, ну что там!? - бросилась к нему мать.
-Война! Ты же всё слышала, - отец говорил глухо. - Прав был вчера всё-таки Филька...
-Война, - тихо повторила мать. - А нам что делать?
-Вам - уезжать. Срочно. Поезда сейчас готовят. На вокзале они будут часов через пять. Я вас отправлю в первом же.
-Нас. А ты?
-А я останусь. Потом вас догоню.
-Яша!
-Некогда, - отстранил её отец. - Собирайтесь быстрее. Времени мало.
-Да что собирать-то? - мать беспомощно огляделась.
-Только самое необходимое! По узлу в одни руки - не больше. Всё равно скоро вернётесь.
-Скоро?!
-Месяц. А может и пару недель.
-Ты так думаешь?
-Да что тут думать! - отец в возбуждении ударил ладонью по стенке шкафа. - Эти гады-немцы нас сейчас только тем взяли, что врасплох застали. Представляешь - военный аэродром захватили и с наших же самолётов нас и обстреливали! Но, вот подожди - армия соберётся и вышвырнет их отсюда, как собак последних...
Видимо, он хотел добавить что-то ещё, но, посмотрев на детей, раздумал.
...И по квартире маленьким ураганом закружились сборы.
...Улучив момент, Майя проскользнула в их с братом комнату...
Кукол у неё было много: их дарили и покупали, особенно после появления в семье Гани. Самые разные - тряпичные, резиновые, фарфоровые - почти все они сейчас были рассажены на спинке дивана. Самую последнюю отец подарил ей на день рождения весной. Совсем небольшая, фарфоровая, она была одета в старинное красное платье и такого же цвета шляпку.
Майя очень дорожила этой куклой, прятала от Гани, которая всё норовила сломать или испортить. Даже имя ей ещё не дала.
Именно эту безымянную куклу девочка решила взять собой.
-А вы ждите, - сказала Майя остальным игрушкам. - Поживёте пока одни, а мы скоро вернёмся.
С куклой в руках она вернулась в зал. Здесь царила неразбериха - разбросанная одежда, лекарства. Дверцы шифоньера раскрыты настежь, а наполовину заполненный чемодан громоздился почему-то на столе.
Мать первой заметила игрушку в её руках.
-Зачем ты куклу принесла. Папа же сказал - только самое необходимое!
-Да пусть возьмёт одну, - возразил отец - Она не тяжелая. И Ганю будет чем занимать.
Услышав про Ганю, девочка чуть было не передумала брать куклу с собой. Но мать уже выхватила её из рук и сунула в один из узлов...
...Наконец сборы были закончены. Три больших узла и чемоданчик, с выбранными вещами, отец вынес на лестницу и сложил у двери.
Они вышли из квартиры. Мать закрыла двери и сунула было ключ отцу.
-Да оставь себе, - он покачал головой, - Вдруг, когда будете возвращаться, разминёмся.
-А ты как? - спросила мать.
-У меня своя связка есть, - отец повернулся к Майе. Сунул ей в руки узел, что поменьше. - Давай, помогай. Выноси во двор...
Майя поспешила вниз...
***
Перрон вокзала был забит народом. Множество людей, мужчины, женщины и дети, с узлами, коробками, чемоданами. Все они шумели, кричали, плакали так, что уши закладывало. Казалось, весь городок собрался здесь - а может, так оно и было.
У Майи от шума кружилась голова. Прижав к себе узел, она протискивалась сквозь толпу за родителями и ужасно боялась отстать. Потеряться сейчас было очень просто.
Отец, впрочем, часто оглядывался, проверяя, не отстали ли дети. Он уверенно шел куда-то вперед, неся в обеих руках узлы. Мать двигалась за ним, в одной руке сжимая потёртый матерчатый чемодан, другой прижимая к себе Ганю. Рядом семенил Борька, вцепившись в материно платье - ему не отстать было труднее всех.
Они двигались в самый конец перрона, вдоль которого выстроился длиннющий состав из товарных вагонов. Эти прямоугольные деревянные коробки, с раздвижными дверями, сейчас были просто облеплены людьми, словно муравьями. Люди появлялись и исчезали из широких провалов дверей, люди выглядывали из маленьких окошек, люди спрыгивали вниз, пролезая под колёсами вагонов на второй путь, где стоял ещё один состав. Майя заметила пару человек даже на крышах...
Отец провел их в самый конец состава, к третьему вагону от конца. Остановился около входа, положил узлы на землю. Здесь народу было ещё не так много.
-Вот ваши талоны на посадку, - он достал из кармана и протянул матери четыре небольших синеватых бумажки. - Спрячь и не теряй. По ним будут проверять, и когда туда будете ехать, и когда обратно.
-А когда обратно? - тихо спросила мать.
-Я же говорил тебе! Может быть, через месяц, может раньше. Максимум да конца лета будем с этими немцами разбираться.
-До конца лета!..
-Да, думаю, быстрее управимся, не переживай... Ты же знаешь, какие у нас на границе силы сосредоточены. Наши оправятся от неожиданности и зададут им трёпку. Пойдём, я вас в вагоне устрою...
Он первым вскочил на высокий, почти в рост Борьки, край вагонного входа. Помог забраться матери с Ганей, брату. Потом протянул руку Майе.
Внутри вагон был заставлен наспех сколоченными нарами. В нём пахло свежими досками. Отец устроил их недалеко от входа, на ещё свободном месте. Аккуратно сложил на лежанку вещи, посадил рядом брата.
-Ну всё Борис, - остаёшься за старшего. Ты береги мать и сестёр до моего приезда.
Борька серьёзно уставился на отца.
-Хорошо, папа. А ты скоро вернёшься?
-Постараюсь скоро. Мы этих немцев быстро разобьём!
Он повернулся к Майе.
-Ты тоже, Майка, матери помогай.
-Ладно, папа, - девочка обняла отца. - Ты только быстрее нас догоняй.
-Да вы ещё сами сто раз вернётесь.
Молча обнял Ганю, повернулся к матери.
-Яша, - всхлипывая, она повисла у него на шее. - Ты только осторожнее тут. Обстрелы...
-Прекрати плакать. Всё будет нормально!
-А вдруг?..
-Никаких "вдруг"! Я, как только закончу с эвакуацией, постараюсь вас догнать.
Он ещё немного побыл с ними, а потом развернулся и торопливо спрыгнул с подножки, едва не сбив какую-то черноволосую девушку. Сбивчиво извинился и пошел прочь.
-Ваш муж? - спросила девушка.
-Да, - ответила мать, вытирая глаза - Он здесь, на железной дороге, работает.
-Мой отец тоже там раньше работал. Потом на пенсию вышел. Павел Иванович - может, знаете его?
-Нет, не знаю.
-Он дома сейчас. Я тоже хотела остаться. Но меня папа почти силой заставил ехать. Сказал, что ему так будет спокойнее.
-И правильно сделал.
-Кстати, меня Зоя зовут.
-Мария.
-А это дети ваши?
-Да.
-Старшая на вас похожа...
Зоя говорила ещё что-то, но Майя не слушала. Она всё пыталась разглядеть отца, - но так и не нашла его на перроне. Наверное, он всё же стоял где-то там, затерявшись в толпе, невидимый для семьи.
А потом состав тронулся, и её оттеснили от двери...
***
Немецкие самолёты догнали спустя час после того, как они выехали из города. Тёмные хищные тени механических монстров закружились над составом, а через несколько секунд вниз рухнули первые бомбы.
Паровоз успел сбросить скорость, но не успел остановиться - бомба превратила его в груду горящего железа. Первые вагоны взрывом просто сбросило с рельсов. Последние устояли, но толчок был такой силы, что мало кто удержался на ногах.
Майю тоже швырнуло в угол на какую-то женщину и завалило сверху чужими пёстрыми узлами. Кое-как вывернувшись из-под завала, она вскочила на ноги.
В вагоне царила паника. Кричали женщины и дети, кто-то ругался. Снаружи раздавался глухой грохот.
-В лес бежим! Они только поезд бомбят! - закричала какая-то светловолосая женщина - В лес!
Она же первой бросилась вперёд, прыгнув в светлый прямоугольник выхода. Люди ринулись за ней.
Девочку почти вынесло из вагона. Оказавшись на земле, она вновь не удержалась, упала на четвереньки, больно ударившись коленками. Тут же вскочила, лихорадочно завертелась, ища мать...
...Бомба упала где-то совсем близко.
-Майя!!! - крик матери раздался откуда-то слева. Девочка бросилась туда. Пробежала пару шагов и едва не налетела на Борку, намертво вцепившегося в материно платье.
-Мама!
-Майя! Бежим! Бегите за мной!
Они побежали вдоль вагонов, туда, где был виден конец состава. Земля стальным грохотом взлетала вокруг. Ревела Ганя на руках у матери. Вокруг метались люди. Бежали рядом, иногда падали с криками. Оставались лежать или поднимались и бежали дальше.
-...воронке бежать!!! Не падает дважды в одно!!! - разобрала девочка один из криков.
Бомба, куроча деревья, упала далеко впереди, за последним вагоном. Часть людей бросились туда, видимо поверив крику. Они побежали с ними.
...Неожиданно Борька споткнулся, выпустил платье и растянулся на земле. Подскочив к нему, Майя рванула брата за руку, поднимая. Мать впереди остановилась, обернулась к ним...
...Бомба рухнула прямо на стоящий чуть впереди вагон. Щепки и раскалённые осколки рванулись в разные стороны, кося людей. Их с братом швырнуло на землю, оглушив, оцарапав, обдав жаром.
Перед глазами у девочки всё кружилось, в уши бил глухой звон. Но даже сквозь весь этот шум она смогла расслышать крики матери.
-Горит!!! Горит!!!
-Мама!.. - Майя кое-как поднялась на ноги и, шатаясь, бросилась к ней.
Мать растянулась на земле, около искорёженного вагона. Она извивалась, пытаясь достать руками до спины.
-Спина горит!!! Горю!!! - хрипло кричала она.
Девочка упала рядом с ней, захлопала ладонями по спине, стараясь сбить пламя. Но огня не было, только тёплая кровь. Много липкой и тёплой крови. Она пропитала платье, сделав его бурым.
-Мама, там нет огня!
-Больно!!! Майя, горит!! Спина! - девочке показалось, что мать застонала чуть тише.
-Мамочка, - откуда-то возник Боря. Упал на землю, прижался к её руке.
Вокруг по-прежнему грохотало, кричали и метались люди. Захлёбывалась криком упавшая и забытая всеми Ганя. Майя подползла к ней, сгребла в охапку, не замечая, что пачкает одежду сестрёнки кровью. Та вцепилась в неё, как клещ.
Мать стонала всё тише. Боря скорчился рядом, подлез под её руки, словно стремясь укрыться от несущего стальную смерть неба. Майя, волоча Ганю, подползла с другой стороны, прижалась к её боку, крепко держа сестрёнку.
...А потом всё неожиданно замолкло. Грохот взрывов, едва различимое гудение самолётов в небе - казалось, вот, только что они были, а в следующее мгновение исчезли.
Осталась только тишина. Оглушающая, пустая тишина, которой ещё только предстояло наполниться стонами раненых и вечным молчанием погибших.
Два часа спустя
***
Изломанный бомбёжкой сосновый лесок был заполнен людьми. Стонали раненые, тихо лежали убитые, будто стараясь не мешать их боли. То тут, то там раздавались крики и плач - уцелевшие оплакивали тех, кто не пережил бомбёжки.
Поезд с врачами появился очень быстро. Он приехал из Барановичей, до которых их состав не доехал всего несколько километров. В вагонах Майя увидела несколько перевязанных фигур. Видимо, они были далеко не первыми пострадавшими.
Мать сидела, сгорбившись на каком-то перевёрнутом ящике, прикрывшись спереди разорванным и потемневшим от засохшей крови платьем. Над её голой, залитой йодом, спиной колдовал врач с довольно устрашающего вида щипчиками. Разрываясь между любопытством и страхом, Майя старалась не смотреть, как он возится в ранах на спине, заставляя маму слабо стонать, а иногда, когда на свет появлялся очередной осколок метала, болезненно вскрикивать.
-Мамочка - ты не умрёшь? - в очередной раз спросил Борька. Он сидел рядом, прижавшись к её руке. - Мамочка - ты точно не умрёшь?
-Да не умру! Куда же я вас оставлю, - наверное, в сотый раз, ответила она.
Ганю забрала одна из медсестёр. Обработала ей ушибы от падения, напоила каким-то успокоительным. Сейчас сестрёнка дремала на руках у Майи, изредка всхлипывая и вздрагивая во сне.
-...Вам ещё повезло, что бомба упала в вагон, - говорил врач, орудуя зажимом - Доски погасили скорость осколков, и они попали уже на излёте.
-Мне казалось, что я горю, - хрипло простонала мать.
-Естественно. Осколки же были раскаленными. Часть ранок сами и прижгли - приходится расковыривать.
-Расковыривайте.
-Ещё бы все осколки удалось достать, - продолжал врач - Но некоторые - очень глубоко. Сейчас я один из таких постараюсь подцепить. Но - будет очень больно.
Он на секунду замолчал, коротко посмотрев на Борьку, потом на них с Ганей. Мать поняла его правильно.
-Майя, беги в вагон и принеси мне серое платье. Оно в самом большом узле лежит...
-У меня Ганя.
-Пусть её Боря у тебя возьмёт.
-А ты! - было видно, что брату совершенно не хотелось отпускать руку матери. - Ты не умрёшь?!
-Не умру, если будешь меня слушаться!
Передав сестрёнку Борьке, девочка побежала вдоль рельсов, туда, где темнел их состав. Здесь вовсю работали приехавшие железнодорожники. Они чинили пути, перецепляли вагоны, убирая с рельсов те, что пострадали больше всего.
-...из первых почти все погибли, - до девочки донёсся обрывок их разговора. - Вагоны завалило на дверь! А потом сверху бомбой.
-Там же женщины были! Дети! Эти немцы, что совсем звери, их бомбить?!
-Видимо звери. Чтобы им... - дальше следовали нехорошие слова.
Вагон, в котором они ехали, почти не пострадал от бомб, только осколки пробили дерево в нескольких местах. Майя взобралась на подножку и двинулась к их нарам, осторожно перебираясь через разбросанные вещи.
Нужный узел девочка нашла довольно быстро - он валялся на полу, прямо около лежанки. Майя достала нужное платье, вновь завязала потрепанные концы ткани и хотела уже положить узел на верхние нары...
Под ногой что-то хрустнуло.
Девочка сбросила узел на лежанку, нагнулась.
На полу лежала растоптанная фарфоровая кукла. То, что раньше было прекрасной игрушкой, теперь обратилось в белые осколки и бесформенную алую ткань.
Майя некоторое время смотрела на куклу. Почему-то ей было почти не жаль этой дорогой игрушки...
Вагон вздрогнул и поехал. В первый момент Майя испугалась, но почти сразу поняла, что это всего лишь очередная перецепка. Она дождалась, пока вагон снова остановится, и с платьем в охапке спрыгнула на землю.
Состав откатили немного назад, и теперь, чтобы вернуться к матери, требовалось перебраться через несколько сломанных взрывом деревьев. Девочка осторожно перелезла через брёвна, обошла по краю тёмную воронку от бомбы...
...И остановилась, как вкопанная...
...Клавдия Афанасьевна лежала около ствола чудом уцелевшей ёлки. Тело женщины было странно изогнуто, залито кровью. На лицо кто-то набросил мятую рубашку.
-Не смотри, девочка, - один из железнодорожников мягко взял Майю за плечи и подтолкнул прочь.
Отвернувшись, она постояла ещё немного, стараясь отогнать из памяти страшную картинку. Медленно побрела прочь...
...А потом увидела Альбину.
Подруга, скорчившись, сидела совсем рядом, около покорёженного вагона. К щеке девочка прижимала кусок окровавленной марли. Видимо, её тоже зацепило осколком.
Заметила ли подруга её, Майя не знала...
Стараясь не глядеть на Альбину, девочка помчалась к матери. Подбежав, успела услышать конец вопроса врача:
-...всё-таки, от госпитализации отказываетесь?
-Я уже говорила. У меня трое детей, и я не могу их оставить!
-А если раны всё-таки воспалятся? И пара осколков там осталась. Их только вырезать...
-Оставьте мне йод. Я буду раны несколько раз в день обрабатывать. А оставшиеся осколки можно удалить потом. Вы же сами сказали...
-Сказал. Но оставлять на потом, не дело.
-Детей тоже оставлять не дело.
-Как хотите...
Мать отвернулась от врача, увидела Майю.
-Принесла платье? Ты чего так долго?
А перед глазами девочки всё ещё стояла убитая Клавдия Афанасьевна. И скорчившаяся Альбина.
-Принесла, - Майя протянула ей одежду. Поколебалась немного, бросив короткий взгляд на Борьку с Ганей на пеньке. Потом тихо спросила:
-Мама - а ты точно не умрёшь?..
***
Был уже почти вечер, когда поезд снова тронулся в путь.
В вагоне люди почти не разговаривали. Кто-то был потрясён, кто-то убит горем, кто-то впал в апатию. С разных сторон слышался тихий плач, стоны.
Их с братом мать загнала на верхний ярус лежанки. Там же и кормила, разрешая спускаться только по нужде.
Наконец на вагон упала ночь. Навалилась душным тёмным покрывалом, увлекая людей в мир ночных грёз.
Только Майя почему-то не могла уснуть.
На доски было постелено только легкое одеяло, и лежать было непривычно жестко. Но Борька заснул как убитый. Во сне он тихо постанывал.
Стараясь не тревожить брата, девочка свесилась и посмотрела вниз.
Мать лежала на нижних нарах на животе. Рядом, прижавшись к ней, посапывала Ганя.
О бомбёжке девочка старалась не думать. Она пыталась представить что-то спокойное, отвлечённое - но мысли упорно возвращались к сегодняшнему сумасшедшему дню.
"Интересно, как там папа? Знает, что нас разбомбили? Нет, если бы знал, наверное, приехал бы. Может быть, их тоже там бомбили и его ранили?.."
Чтобы хоть как-то уйти от этих мыслей, Майя постаралась думать о чём-то совершенно другом. Например, о том фильме, который они смотрели вчера.
"Вчера!" - подумала она. - "Сколько всего произошло за день?! И в кино, кажется, они бегали, ой как давно".
Вспомнилась Музыка, так захватившая её. Вспомнилась и Клавдия Афанасьевна, ещё живая и весёлая.
...И тут же встало перед глазами тело около ёлки. Майя даже потрясла головой, отгоняя это видение.
"Интересно, как там Алька?"
Прошел почти час, пока девочка, наконец, не заснула. Кошмары ей не снились.
Ей снилась музыка...
Не было ничего - только темнота. И вальс Штрауса, летящий в этой темноте. Вальс, заставляющий забыть день, когда прошлая жизнь, была растоптана, словно забытая фарфоровая кукла...
Часть вторая.
-А что было потом? - спросила притихшая внучка.
-Потом мы долго ехали по железной дороге. Больше месяца.
-Куда?
-В Саратовскую область. Нас привезли в совхоз "Пады". Мы там жили, пока отец не догнал. Потом уже переехали в Филоново...
-В Саратовскую область? Но туда же быстрее добираться? - не поняла внучка. - День на поезде?.. Пап, ты же зимой ездил в командировку в Саратов?
-Угу, ты ещё "Сапсан" вспомни, - усмехнулся сын.
-Это сейчас быстро! - пояснила старушка - А тогда было долго. Мы ещё стояли часто. То составы другие пропускали, то ждали, когда разбомбленные пути восстановят.
-А бомбили часто? - это спросила дочь. Она с младшей внучкой, уже давно перебралась поближе к ним.
-Как сказать. Мы, чем дальше от границы отъезжали, тем реже. Но всё равно, много народу погибало.
-Наверное, тяжело было ехать?
-Нелегко. Но потом, когда уже на Урал ехали, было хуже.
-А вши были? - спросил сын.
-У нас, у одной девочки были, - вдруг громко заявила младшая внучка. - Её потом постригли.
-Во втором классе, и уже вши! - всплеснула руками дочь.
-Нам и без вшей болезней хватало, - сказала старушка - Простудой болели, дифтерией. В одном вагоне даже тиф был.
-А что такое дифтерия? - спросила старшая внучка.
-Болезнь такая, - пояснила дочь.
-Смертельная?
-Раньше была смертельная. А сейчас лечат.
-Да, раньше она была действительно смертельная, - старушка как-то странно посмотрела на внучек. - В нашем вагоне дифтерией в основном дети болели. Мы с Борисом как-то не заразились. Наверное, крепкие были. А потом... - она замолкла
-Что потом? - спросил сын.
-Потом заболела Ганя...
***
Середина июля 1941г.
Через три недели после
описанных выше событий.
-Станция примерно через час. Врачи будут ждать, - тихо сказала Ирина Владимировна.
-Спасибо вам, - поблагодарила мать. Проводила врача взглядом и стала дальше выбирать из узлов вещи Гани, попутно поглядывая на младшую дочь. Девочка спала, положив голову её на колени. Во сне она тяжело и хрипло дышала.
"Через час! Всего через час!" - с отчаянием подумала Майя.
Девочка, обхватив колени руками, сидела на верхней полке вагонных нар и смотрела туда, где в полуоткрытых дверях вагона проносилась улица. Серое небо, мокрые деревья, под моросящим дождём, - погода была под стать её настроению.
...Всё началось неделю назад, когда у одного из мальчишек, ровесника Борьки, вдруг поднялась температура и заболело горло. Его мать решила, что у него простуда, но уже через день ребёнку стало трудно дышать.
Тогда-то она и услышала впервые это слово - "дифтерия".
Мальчика с матерью сняли на первой же крупной станции. Все надеялись, что это лишь разовый случай...
Но через день дифтерия обнаружилась ещё у двоих...
...А вчера заболела Ганя.
Утром у сестрёнки поднялась температура. Поначалу мать ещё надеялась, что это простая ангина. Она растёрла Ганю, напоила кипятком (взятый из дома чай давно закончился.), закутала горло тёплым.
Однако температура так и не спала. А ночью Гане стало трудно дышать.
На стоянке Ирина Владимировна, врач из соседнего вагона, подтвердила, что у сестрёнки дифтерия. Она сказала, что предупредит сопровождающих, и на ближайшей станции будут ждать. Даже в их вагоне осталась на это время.
Борька не отходил от матери ни на шаг, как только узнал, что их с Ганей совсем скоро ссадят с поезда. Сидел, прижавшись к ней, и молча тёр кулаком глаза.
"Он ещё маленький. Ему можно плакать", - подумала девочка. Сама она тоже бы хотела сейчас сидеть рядом. Но места на нижних нарах почти не было.
О том, что будет, когда мать с сестрой покинут поезд, она старалась не думать. Но получалось плохо.
-Майя, - позвала мать, - спустись сюда.
Девочка мгновенно соскочила с полки. Потеснив Борьку, присела на краюшек, рядом с ней.
-Запомни - документы держи всё время при себе. Особенно во время бомбёжек. Без них вас могут с поезда ссадить или пайка лишить.
Она протянула дочке платок, в котором были завязаны документы.
Майя взяла свёрточек, повертела в руках.
...И только в этот момент до неё окончательно дошло, что мама оставляет их одних.
Платок с документами вывернулся из пальцев и шлёпнулся на пол.
-Ты чего? - спросила мать.
-Мама, ну как же мы одни поедем-то?! - прошептала девочка, стараясь удержать, подступившие к глазам слёзы. Не удалось.
-Майя, всё будет хорошо! - мать взяла её за плечи, заглянула в глаза. - Я же не навсегда вас оставляю! Совсем ненадолго.
-Папа тоже говорил, что ненадолго, - всхлипнула Майя.
-Папа вас может даже раньше меня догонит.
-Не догонит.
-Догонит, - она прижала девочку к себе. Погладила по голове. - Он уже догоняет. Что ему делать-то в Волковыске, когда там немцы всё давно захватили.
О том, что их городок захвачен, они узнали совсем недавно. Несколько раненых солдат, из встреченного санитарного поезда, рассказали, что советские войска отступили от города ещё 28-го числа. А утром в него уже входили немцы.
-Но пока он догонит, мы же одни будем!
-Не совсем же одни. Здесь другие люди едут. Они вам помогут, если что. Подскажут. А там Ганю подлечат, и мы вернёмся.
-А давай мы с тобой сойдём, - предложил молчавший до этого Боря.
-Со мной сойдёте!? - мать обернулась к нему - Ты что!? И где вы будете!? На улице!?
-С тобой в больнице.
-Да вас туда не пустят! А если пустят, вы можете тоже дифтерией заразиться. Или чем-то похуже.
-Не заразимся.
-Или вас в детдом заберут. А так, я знаю, хотя бы в каком вы поезде, куда он идёт. И смогу потом быстро догнать.
-Быстро? - переспросил брат.
-Думаю, быстро. Это же больница, там врачи скоро дифтерию лечат.
Мать нагнулась, подобрала платок с документами и снова сунула девочке в руки.
-Майя, ты теперь будешь самая старшая и должна брата беречь, пока мы или отец вас не догоним. Пообещай мне.
-Обещаю, мама.
-А ты, Боря, - она повернулась к брату. - Обещай мне, что сестру будешь слушаться беспрекословно.
-Буду, - Борька шмыгнул носом - Только ты скорее возвращайся.
"...-Ну всё Борис, - остаёшься за старшего. Береги мать и сестёр до моего приезда.
-Хорошо, папа. А ты скоро вернёшься?
-Постараюсь скоро? Мы этих немцев быстро разобьём!.. "
От воспоминаний у Майи закружилась голова. Поэтому не заметила, как к их полкам подошла Зоя.
-Мария Георгиевна, вы не волнуйтесь, - она положила матери руку на плечо. - Я лично за Майей и Борькой присмотрю. А вы дочку лечите и нас догоняйте.
-Постараюсь.
-Мы же медленно едем. Вы нас сможете очень быстро догнать.
-Я догоню. Главное, чтобы тут всё было в порядке.
-Будет. Вы не волнуйтесь. Я обещаю.
Вновь появилась Ирина Владимировна.
-Подъезжаем к станции.
"Уже!? Может она ошибается?!"
-Вы слезайте, а я вам Ганю подам, - продолжала врач. Девочка посмотрела на неё почти с ненавистью.
-Спасибо. Но вы лучше мне узел подайте, - ответила мать.
-Хорошо.
Поезд, действительно, начал замедлять ход. В дверях вагона замаячили огороды, мокрые крыши домов.
Прошло всего несколько минут - и показалось здание вокзала.
Мать крепко обняла их, прижала к себе. Она ещё что-то говорила, но Майя не запомнила слов. В глазах у девочки стояли слёзы. Наконец она отпустила детей и повернулась к Гане. Аккуратно, стараясь не разбудить, взяла сестрёнку на руки, но та всё равно проснулась и хрипло заплакала.
Застыв, Майя наблюдала, как мать осторожно слезла с подножки вагона. Ирина Владимировна спустилась за ней. Подала ей узел с вещами.
-Мама! - кто это прокричал? Она или брат?
-Я вас обязательно догоню, - тихие, уверенные и полные боли слова ударили в сердце.
Они видели, что её уже ждут двое в белых халатах: хмурый мужчина и молодая женщина со светлой косой. Мужчина сразу забрал сестрёнку, женщина взяла мать за плечо. Они двинулись к вокзалу по мокрым плитам перрона. Мать постоянно оборачивалась.
Поезд тронулся в тот момент, когда она обернулась в последний раз, перед тем, как скрыться за широкими деревянными дверьми вокзала...
...И именно в этот момент в ушах Майи зазвучала музыка...
Это был "Голубой Дунай"...
Девочка вздрогнула, закрутила головой в поисках источника звука. Но ничего не обнаружила.
-Боря, ты слышишь музыку?
-Какую музыку? - не понимая, всхлипнул брат.
- Штрауса! "Голубой Дунай"!
-Какого Страуса. Ничего я не слышу.
-Но она же играет?!
-Ничего не играет. Хватит уже придумывать...
-Я не придумываю!..
-Хватит, - брат вывернулся у неё из рук и кинулся вглубь вагона, к их нарам.
-Но я же слышу... - прошептала она.
...Музыка оборвалась также резко, как началась...
***
Это была первая ночь, когда матери не было рядом.
Боря давно заснул, а вот Майя уснуть всё никак не могла. Она ворочалась на жесткой деревянной полке и слушала шумящую вагонную темноту. Вагон, к которому они уже успели привыкнуть, казался незнакомым и пустым.
"Интересно, как там мама? Они с Ганей сейчас уже, наверное, в больнице, в палате. Начали эти врачи уже сестрёнку лечить?.."
Девочке вдруг стало невыразимо одиноко. Захотелось, чтобы мама была рядом, захотелось прижаться к ней, обнять, почувствовать тепло её тела...
На глаза навернулись слёзы...
"У тебя и мама, и папа живы!!! А я теперь одна!!!" - выкрик Альки, вывернулся из памяти и полоснул душу ледяным лезвием.
...Майя отчётливо помнила тот единственный разговор с Альбиной. Точнее - попытку разговора. Она отважилась подойти к подруге только через три дня, после той, самой первой бомбёжки.
Альбина сидела, уставившись в землю, на каком-то измазанном засохшей глиной бревне. На щеке девочки, словно росчерк неведомого, смертоносного пера, тянулась тонкая царапина, в полосе выцветшего йода.
-Алька, - окликнула Майя.
Подруга подняла взгляд. В её глазах было что-то..., Что-то такое, чему Майя не могла подобрать слов и отчего у девочки по спине пробежал холодок.
-Чего тебе надо? - грубо спросила Альбина.
-Я пришла узнать... как ты? - Майя запнулась на середине фразы.
-Видишь - живая. А мама - нет!
Майя замялась, не зная, что ещё сказать. Потом решилась ещё раз:
-Может, перейдёшь к нам в вагон.
-Не хочу.
-Почему? Ты одна не будешь, и...
-Я тебе сказала, не хочу! - оборвала она.
-Но почему?..
-Там твоя мать! И брат с сестрой!.. - Альбина повысила голос.
-Я не понимаю?.. - девочка окончательно растерялась.
-А что ты можешь понять?! У тебя и мама, и папа живы!!! А я теперь одна!!! Меня в детдом сдадут!!! - она почти кричала.
Майя отступила назад.
-Зачем ты подошла!? Поиздеваться?!
Тут, на счастье, поезд за спиной издал гудок, оповещая всех, что скоро тронется. Майя развернулась и побежала к вагону. Альбина ещё что-то кричала ей в спину, но девочка не слушала...
Отгоняя воспоминания, Майя перевернулась на другой бок. С того раза она больше не делала попыток заговорить с Алькой. Подруга (бывшая? настоящая?) тоже не проявляла никакой инициативы. Когда сталкивались, проходила мимо, как чужая. Словно не дружили с детства, в куклы вместе не играли, в кино не бегали...
"Кино... "Большой Вальс"... Вальс Штрауса..."
Мысли Майи мгновенно перекинулись на "Голубой Дунай".
Тогда, перед самым началом войны, эта мелодия так поразила её. Майя не говорила никому, но Вальс снился ей почти каждую ночь. С тех самых пор, как они уехали из Волковыска.
А сегодня "Дунай" зазвучал и днём. Громко и ясно - будто совсем рядом играл невидимый оркестр.
Вот только слышала его она одна...
Почему же он зазвучал?!
-Майка, ты спишь? - неуверенный шепот брата выдернул девочку из мыслей. Она и не заметила, как он проснулся. - Майка.
-Чего тебе? - девочка повернулась к брату.
-Мне мама приснилась. Что она никуда уходила. А я сейчас проснулся, и... - не договорив, он всхлипнул.
В груди у девочки опять заныло.
-Тихо, успокойся, - Майя прижала брата к себе. - Чего ты расплакался?
-Мне страшно. Вдруг мама не вернётся. Или немцы их схватят.
-Всё нормально будет. Ганю подлечат, и они нас догонят.
-Но папа же не догнал. Может его немцы поймали, когда в Волковыск пришли.
-Да папка сто раз уже уйти до того успел, - девочка повторяла то, что ей говорила мать. - Так что, не придумывай.
Наконец брат мало по малу успокоился и задремал. Однако только девочка попыталась освободиться от его цепких объятий, тихо застонал во сне.
Так, в обнимку с братом, она, наконец, и заснула....
Ей приснилась Ганя. На плече у неё почему-то сидел Тёмка.
***
Два дня спустя.
Майя одной из первых соскочила с подножки вагона на землю и огляделась.
Состав почти всегда останавливался среди деревьев - если налетят немецкие самолёты, будет труднее заметить вагоны и людей. Вот и в этот раз они остановились в рощице, рядом с которой протекала небольшая речушка.
Состав делал остановку примерно в полдень, давая возможность обитателям вагонов немного отдохнуть от тряски и приготовить нехитрую еду. В это же время, раздавали паёк: хлеб, крупу, консервы. Иногда добавляли ещё по несколько карамелек-подушечек.
Но пока очереди за пайком не наблюдалось, и девочка решилась пойти умыться. Борьку она ждать не стала - догонит.
Трава на берегу речушки была уже довольно сильно истоптана людскими ногами. Зелёно-коричневая тонкая лента, растущих около берега камышей, тоже зияла прорехами. Майя разулась и соскочила с невысокого берега в воду, тут же до половины лодыжек погрузившись в ил. Пришлось, выдирая ноги из цепкого дна, пробираться дальше от берега.
Вода в речушке была холодной и мутной. Девочка нагнулась, зачерпнула горсть воды и щедро плеснула на лицо. Потом ещё пару раз. Её хотелось бы искупаться, но времени не было - паёк получать кто будет?..
"Вот раньше, когда мама была с нами..."
Вспомнив о матери, Майя сразу же расстроилась. Интересно, как они там с Ганей? Когда теперь догонят?..
Отгоняя грустные мысли, она в последний раз зачерпнула воды, а потом выпрямилась. Огляделась, подставляя мокрое лицо под лёгкий июльский ветерок.
Речушка вокруг была заполнена людьми. Женщины, дети, старики, разной степени одетости, плескались, фыркали, переговаривались, спеша воспользоваться так кстати встреченной водой. Несколько человек зашли выше по течению и набирали воду в чайники и бидоны. Майя разглядела пару голов и голых плеч в самой середине - кто-то всё же решился искупаться.
Сбоку что-то хлюпнуло, и за шиворот ринулась холодная вода. Девочка взвизгнула от неожиданности, резко повернулась и увидела смеющегося брата.
-Ты чего!?
-Ага, поймал.
-Я тебя сейчас сама поймаю и в тину за уши...
-Догони сначала. - Борька отскочил в сторону.
-Не буду я тебя догонять. Умывайся, давай. А то паёк уже, наверное, выдают.
Отвернувшись от брата и стараясь не глядеть на купальщиков, Майя побрела к берегу. Выбралась на истоптанную траву и почти столкнулась с Ириной Владимировной. В руках у врачихи был зажат помятый белый бидон.
-Доброе утро, - поздоровалась она. - Майка, ты бы набрала воды, пока люди её окончательно не замутили.
-Они её уже замутили. Такую воду разве можно пить? - спросила Майя.
-Ну, другой нет, - пожала плечами женщина - Эта, по крайней мере, проточная. Если дать ей отстояться и как следует прокипятить, пойдёт для чая.
-Слышал, - девочка обернулась к умывающемуся Борке, - Давай, быстро сейчас беги в вагон. Набери чайник выше по течению, и - за кипятком. Я пока паёк получу.
-Сделаю, - отозвался брат.
Майя побрела к вагону.
Пока они умывались, уже появилось несколько мужчин в форме, с мешками и ящиками. К ним сразу образовалась очередь. Девочка достала из кармана платья прихваченный тряпичный мешочек и торопливо заняла место в хвосте.
Очередь двигалась медленно, и Майе скоро стало скучно. Она принялась разглядывать людей вокруг. За пайком в основном стояли женщины, а дети, либо убежали умываться, либо стояли у костерка, ожидая возможность поставить на огонь свою посудину с водой. Среди них вскоре появился и Борька.
Кругом бродили люди - кто-то уже получил свой паёк, кто-то ждал, пока его получат родные. Майя знала некоторых из их например черноволосую Зою из их вагона, почти никогда не теряющую присутствия духа. Или старую еврейку Рахиль Ицхаковну, ехавшую вместе с пятью внучатами. Самый младший внук держался около бабки, взяв за руку. На лице у мальчика темнел замазанный йодом уродливый рубец - след от черканувшего, шального осколка.
Мимо прошли старики Виловы из соседнего вагона. Худая старушка, кутаясь в рваную шаль, что-то бормотала себе под нос. Её муж, седой и тоже очень худой старичок, одной рукой аккуратно поддерживал её, а в другой тащил сложенный в мешочек паёк.
-Подожди, Ксенька с детьми за пайком не успевает, - старушка вдруг остановилась, тормозя мужа.
-Успеют они, успеют, - мягко возразил тот.
-Не успеют, - старушка обернулась и прокричала в пустоту, - Ксенька, ты де. Паёк профукаешь!
Майя поёжилась и отвернулась от стариков. Она знала, что время первой бомбёжки у них на глазах осколками убило дочь и двух внуков. Старик выдержал, а у старушки после этого что-то помутилось в голове. Она всё время молчала, уставившись куда-то в пустоту, почти не говорила с мужем, зато иногда начинала разговаривать с погибшими дочерью и внуками.
Мимо пробежали к костерку с посудой в руках Олеся, Маша и Алла. Девочку в середине очереди они не заметили.
Кроме этой троицы, друзей у Майи среди пассажиров состава почти не было. Девчонки из Волковыска, которых она знала по школе, погибли почти все ещё при первых бомбёжках. А в их вагоне остались в основном малышня, возраста Борьки и ниже.
Майя кинула ещё один взгляд на брата. Вот уж кто не скучал. Он, как раз, поставил чайник на огонь, и, дожидаясь, когда вода закипит, о чём-то болтал с другими мальчишками.
Наконец настала её очередь. Майя протянула раздатчику посадочные талоны и мешочек под крупу. Кроме пшена она получила буханку хлеба, банку тушенки и две горсти карамели. Сунув конфеты в карман, девочка перехватила поудобней потяжелевший мешочек и пошла прочь от раздающих.
Девочка оглядывалась вокруг, ища глазами брата. Около костерка Борьки уже не было. Наверное, он уже получил кипяток и потащил чайник в вагон. Майя тоже двинулась к составу.
-Маша, ни хошь орехов сминять на хлебцу, - высокая нескладная старуха, с коротким именем Феня, возникла, словно из воздуха. Чуть заступила девочке путь и, наклонив голову, заглянула в глаза. - Вкуцные орешки.
-Не хочу, - Майя замотала головой.
-Ну, сминяй. Хоти на корку, - старуха не отставала,
-Не хочу.
Она обошла Феню и, стараясь не оглядываться, двинулась дальше.
Феня и её младшая сестра Кланя уже давно всем надоели. Огромный мешок орехов, который они захватили из дома, по неведомой иронии судьбы остался одной из немногих уцелевших вещей, после того, как их вагон разбомбило. Теперь сестры на остановках регулярно приставали к другим, пытаясь сменять их на еду. Видимо, пайка им не хватало, а может, были и другие причины.
Только люди, почти всегда, меняться отказывались. Не так давно Майя узнала, почему. Борька, с неделю назад решился-таки сменять несколько конфет на десяток орехов, а потом гордо принёс их маме и сёстрам. Расколов парочку, мать отругала его, - орехи оказались старыми и испорченными.
"Кстати, где же Борька?" - подумала девочка.
Брат ждал её около самого вагона, присев на корточки. Около него стоял дымящийся чайник.
-Получила? - спросил он.
-А то нет. - Майя поставила на землю мешочек с крупой и вытащила из кармана конфеты. Разделила их на две части, одну протянув брату.
-На, держи. Твоя доля.
Сама она тут же закинула одну карамель себе в рот.
Однако брат, тот ещё сластёна, почему-то не спешил есть сладости. Он достал откуда-то из карманов завязанную в узелок тряпицу, чуть развернул и сунул подушечки туда, оставив себе только одну. Майя успела заметить, что в узелке были и другие конфеты.
-Ты чего карамель прячешь? - удивлённо спросила она.
-Я не прячу, - брат сунул серый узелок обратно в карман - Я Гане оставлять буду.
-Гане?
-Когда с мамой приедет, порадуется.
Майя помедлила, раздумывая несколько секунд, потом вытащила свои конфеты и протянула брату.
-На, возьми мои тоже...
***
Вечером их состав бомбили. Уже в который раз. Самолёты вынырнули из пелены серых мокрых облаков, и хищными птицами ринулись за поездом. Вначале Майя считала такие налёты, но потом сбилась и перестала. Она только заметила, что, чем дальше они удалялись от Волковыска, тем реже их догоняли немецкие военные машины.
Состав остановился, и люди кинулись в лес. Такой паники, как в первый раз, уже давно не было. Немцев обычно интересовал только паровоз, а потому, пассажиры старались теперь отбежать от него как можно дальше и укрыться среди деревьев, кустов или свежих воронок.
В этот раз они с братом укрылись в небольшом лесочке, около путей. Прижались к мокрому стволу берёзки и со страхом уставились в небо сквозь листву.
...Майя так и не поняла, почему ей в голову вдруг пришла эта картинка из старой детской книжки сказок. Та, где сестрица Алёнушка и братец Иванушка стоят, прижавшись под яблонькой, а над ними шныряют, посланные ведьмой, гуси-лебеди. Совсем как сейчас. Только, вместо яблоньки - мокрая берёза, вместо сказочных гусей - стальные немецкие машины. А вместо пославшей их Бабы-Яги...
Девочка постаралась вспомнить, кто там главный у немцев. Папа как-то показывал ей худого человека с черными усами под носом, на газетной картинке. Кажется, его звали Гитлер.
Майя попыталась представить себе Гитлера в ведьменском рваном платье и с метлой. И с костяной ногой, как у Бабы-Яги. Зафыркала от получившейся "картинки".
-Ты чего? - спросил брат.
Майя рассказала про Гитлера-Ягу
Вскоре под мокрой берёзой фыркали уже двое...
Когда самолёты улетели, почти сразу начал моросить дождик. Они выбрались из лесочка и побрели к составу. В этот раз он почти не пострадал. Бомба попала только в один из первых вагонов - и то, уже в самом конце налёта, когда там почти не осталось людей. Погибла только пара стариков, почему-то решивших, не убегать, как все остальные.
Людей, лишившихся приюта, кое-как рассадили по соседним вагонам состава. Несколько человек - девочка так и не смогла сосчитать, сколько именно, - попали и к ним. Девочке показалось, что кто-то из подсаженных был ей смутно знаком. Но в мокрых вагонных сумерках она так и не смогла понять - кто именно.
Утром дождик не кончился - напротив небо, накрепко затянуло однообразно-серым покрывалом туч. Видимо, погода испортилась надолго...
***
Майя определённо видела этого худощавого и светловолосого мальчика раньше, но никак не могла вспомнить, где именно.
Зато вспомнил мальчик. Он и подошел первым.
-Привет. А я тебя знаю, - он говорил с небольшим акцентом.
-Знаешь?
-Тебя Майя зовут, - начал объяснять он. - Я вас с подругой видел, перед началом войны. Около кинотеатра. И ещё ходил к вам листок просить.
Майя мгновенно вспомнила поляков у кинотеатра. Вспомнила, и как они обзывались, получив назад свой листок с непонятными стихами.
-Да. Я помню. И чего тебе надо?
-Я просто так подошел. В этом вагоне почти никого не знаю. А тебя хотя бы раньше видел...
-Ты, что, один едешь? - спросила Майя.
-Я с тёткой ехал, - мальчик отвёл глаза - Её убило две недели назад.
-А родители?
-Отец в Волковыске остался. А мама... Она умерла, когда я был ещё совсем маленьким, - было видно, что ему было неприятно говорить на эту тему - А твои родители где?
-Папа тоже в Волковыске остался. А маму с Ганей с поезда ссадили. Из-за дифтерии. Я с братом дальше еду, - она кивнула головой на ещё спящего Борьку.
-У нас тоже в вагоне дифтерия была. Человек десять из-за неё с поезда сняли. И откуда она только берётся?!
-Может, немцы, вместе с бомбами сбрасывают?
-Нет, они до такого бы не додумались, - он покачал головой. - Да, кстати, меня зовут Висек.
-Висек. - Майя не удержалась и фыркнула. Такого польского имени девочка ещё не слышала. Почему-то оно показалось ей ужасно смешным.
-Ты чего, - спросил поляк.
-Имя у тебя смешное.
-Просто оно очень старое, - сказал Висек немного обижено. - Зато известное. Так же звали одного из разбойников, из-за которых Волковыск появился.
-Каких разбойников? - не поняла девочка.
-Ты что, - не знаешь эту легенду? - удивился мальчик, - Про то, почему Волковыск именно Волковыском назвали?
-Нам в школе рассказывали, что так назвали потому, что волков в этих местах раньше много было. И название - от слов "волк" и "выть".
-Про это нам тоже в школе говорили, - Висек покачал головой. - И ещё про то, что название от реки Волковыи пошло. А вот отец мне ещё одну легенду про основание города рассказывал. Про двух разбойников.
-Расскажи! - попросила Майя.
-Ладно, - Висек на пару секунд замялся - Это очень давно произошло - почти десять веков назад. Тогда на месте города были древние леса и непроходимые болота. В лесах, конечно, волки водились и медведи. Только люди не их больше боялись, а тех разбойников, которые там хозяйничали.
Самой страшной шайкой верховодили двое друзей, атаман Волок и его друг Висек. Эти никого не жалели - грабили и убивали всех, кто к ним попадёт. Детей, женщин и стариков - всех резали, а тела в болота выкидывали. Или зверям оставляли на прокорм.
-Брр... - Майя поёжилась. - И долго они так разбойничали?
-Несколько лет. Поначалу жители как-то их ещё терпели, но под конец житья от шайки Волока и Висека совсем не стало. Тогда пошли люди к князю Забейко просить, чтобы тот их от разбойников избавил. Князь собрал дружину и пошел логово разбойников искать. Долго они по лесам и болотам бродили, но место, где Волок с Висеком прятались, всё-таки нашли.
-А потом что было?
-Ясное дело, - мальчик пожал плечами, - порубили всю шайку. Куда разбойникам против воинов. А Волока и Висека живыми захватили в плен. Забейко приказал повесить их на старом дубе, и жителей окрестных позвал на казнь посмотреть. Потом, через трое суток, тела разбойников сняли и закопали в глубокой яме. Сверху ямы князь большой камень поставил и самолично на нём выбил надпись о том, что лежат здесь разбойники Волок и Висек, и что тех, кто ещё здесь разбойничать будет, такая же судьба постигнет.
-Ну а причём здесь Волковыск? - спросила Майя.
-Притом, что Забейко вокруг камня построил десять хижин и поселил туда своих старых дружинников. Землю им дал и денег. И появилось вокруг могилы разбойников селение, которое люди стали называть Волоковиском. Оно постепенно в городок превратилось, и называние своё чуть поменяло.
-А что с эти камнем стало? Его в городе, не видно, - раздалось сбоку. Майя повернула голову. Борька-хитрец, оказывается, давно не спал, а слушал их разговор.
-А камень разбили давно на части. И в фундамент местной церкви употребили. Только кусок с надписью, говорят, какой-то иностранец себе забрал.
-Мне понравилась история, - брат сел на лежанке, потянулся - Когда вернёмся домой, в школе расскажу. Может, кто знает, где эта могила была?
-Только вот когда вернёмся? - вздохнул Висек.
Майя хотела ответить ему, рассказать, что говорил отец про войска на границе, про то, что немцев скоро обратно погонят. Но не успела...
Состав стал сбавлять ход. Люди в вагонах оживлённо зашевелились - скоро стоянка.
***
...Про Альбину Висек спросил на следующий день:
-Тогда, около кинотеатра, с тобой была другая девочка?..
-Альбина?
-Я не знаю, как её зовут. Но на стоянках видел несколько раз.
-Она в другом вагоне едет. Ближе к голове поезда.
-Почему она сейчас к тебе не подходит?
Майя рассказала про первую бомбёжку, когда погибла Клавдия Афанасьевна. Про попытку заговорить с подругой.
-А давай, я с ней попробую поговорить, - предложил Висек.
-Зачем?
-Может, помирю вас?
-Не помиришь. Да и зачем вообще тебе это?
-Я же тебе говорил. У меня в этом составе никого из знакомых нет. Только ты и твоя подруга.
-А друзья, с которыми ты у кинотеатра был? Они разве не уехали?
-Не знаю. Я среди тех, кто едет, никого из них не видел. Может, кто-то и ехал, но погиб.
На несколько секунд повисло молчание.
-Ладно, подойди к Альке, если хочешь, - сказала Майя, - но она тебя тоже, скорее всего, прогонит.
-Посмотрим, - ответил поляк. - На ближайшей стоянке попробую...
Но Висек подошел к Альбине только через два дня. Как раз тогда, когда они в очередной раз остановились в каком-то в небольшом городе.
Горячие обеды им устраивали не особенно часто. В основном на крупных станциях, где паровоз осматривали и чинили железнодорожники, а в вагоны на опустевшие места подсаживали новых людей. В обычное же время довольствовались пайком.
Сейчас кастрюли-баки с супом и кашей вытащили прямо на перрон. К ним сразу же образовались очереди. Тем, у кого не было своей посуды, следовало взять из ящиков железную миску и ложку. Майя взяла сразу по две - одну сунула брату. Потом, пустив Борьку впереди себя, пристроилась в конец очереди за супом.
Перрон вокруг был заполнен людьми. Здесь были не только пассажиры эшелона, но и множество жителей городка, решивших узнать новости.
До Майи доносились обрывки разговоров.
-Где теперь немец-то?
-По радиву передали, что сюда идёт
-Ничего - глядишь, к осени и разобьют прусаков.
-Раньше...
-Чёрта их усатого, ещё в Москву притащат, на покаяние.
Впереди мелькнула голова со светлыми волосами - Висек встал в очередь уже ко второму котлу.
"И чего он спешит?" - подумала Майя - "Неужели так проголодался?"
Засмотревшись на поляка, она едва не пропустила свою очередь. Повернулась, когда брат, унося полную жара миску, уже вывернулся вправо, оставляя девочку перед раздатчиком. Худая женщина в не очень чистом халате утёрла ладонью сонные глаза, после плеснула в протянутую миску два половника борща. Протянула девочке кусок тёмного хлеба.
Выйдя из очереди, Майя опустилась на каменный бордюр и принялась работать ложкой. Но борщ оказался совершенно невкусным. Даже, несмотря на то, что она давно не ела горячего. Мама дома лучше варила.
"Ничего, - подумала Майя, - когда домой вернёмся, я сама сварю. Меня мама учила. И будет гораздо вкуснее, чем этот".
Доев борщ, девочка заметила, что брат разговаривает с какой-то полной женщиной в цветастом платье. Окликнула, чтобы не забыл про второе, пошла занимать следующую очередь.
На второе она получила тарелку каши с куском варёной рыбы. Вернулась на бордюр и принялась ковырять ложкой гречку.
Рыбу Майя никогда не любила. А вот папа всегда любил. Эх, если бы он скоро вернулся, она бы оставила ему. А так, рыба только пропадёт зря.
Гоня невесёлые мысли, девочка отвернулась от перрона... и увидела Альбину. Бывшая подруга стояла около стены вокзала, о чём-то разговаривая с Висеком.
"Так вот почему он торопился!" - поняла Майя.
Она некоторое время понаблюдала за ними, потом встала и пошла за чайником.
Кипяток раздавали в третьей очереди. Майя наполнила чайник, кликнула брата и сразу же отправилась к составу. Мало ли что. В их вагон вроде бы никого не подсаживали - но вдруг... Займут место, а потом доказывай, что оно твоё с самого начала было. Были в их вагоне и такие случаи...
Висек появился почти перед тем, как состав отправился дальше. Кипяток поляк набрал в помятую железную кастрюлю. Дождался, когда поезд тронется, налил себе полную чашку горячего и, прихватив несколько сухарей, подошел к их полке.
-Ну что, как разговор с Альбиной? - спросила Майя.
-Так себе, - ответил Висек - Она ещё очень переживает смерть матери.
-А про меня что-нибудь говорила?
-Нет. Не говорила, - он покачал головой. Хотел добавить ещё что-то, но его перебил Борька.
-А что у меня есть! - брат сунулся под полку и достал небольшую баночку, закрытую серой перевязанной бумажкой.
-Что это? - спросила Майя.
-Варенье! Мне тётка на станции сунула! - Борька, протянул ей "добычу" - На, открывай.
Варенье оказалось яблочным...
Майя вздрогнула...
"...Тут, на кухню заглянула Клавдия Афанасьевна:
-Ну как варенье?
-Остывает.
-Много получилось?
-Больше десяти банок. А Яша ещё яблок обещал принести. На зиму хватит..."
"Где теперь то варенье? Что с ним будет? Наверное, пропадёт всё, немцам достанется..."
-Майя, ты чего? - Висек заметил блеск в её глазах.
-Ничего, - тихо сказала девочка. - Просто мы дома тоже варили варенье.
-Ага, в тот день, когда ты в кино бегала, - Борька оторвался от недоеденного сухаря. - Перед тем, как мы уехали. Но то вкуснее было.
Майя отвернулась, пряча подступающие к глазам слёзы.
***
Это случилось спустя неделю, после того, как мать с Ганей сняли с поезда...
Они уже больше двух часов стояли на каком-то казавшемся заброшенным полустанке. Несколько домов среди посадок, закрывающих поля от ленты железнодорожных путей, сложенный из камня колодец с заржавевшей цепью на вороте, тёмные, полусгнившие брёвна, наваленные неаккуратными кучами, среди зарослей клёна.
Люди были рады отдыху от тряски. Они бродили туда-сюда, разминая ноги, разговаривали, грелись у наскоро сложенных костерков. Кто-то пытался сварить горячую пищу из выданной в пайке крупы.
Поглядывая на стряпавших, Майя прикидывала в уме, стоит ли ей тоже попытаться сварить горячее. Кашеварить её мать учила - правда, это было ещё дома.
"Вдруг начну сейчас варить - а поезд уезжать соберётся. Только крупу испорчу".
Однако состав не думал трогаться, и девочка решила попробовать сварить кашу. Даром что ли им крупу в пайке давали? Тем более, что Борька был занят игрой со сверстниками и не думал мешать. И Висек тоже куда-то исчез...
Майя выбрала один из костерков, неподалёку от своего вагона. Людей около него было немного. Она слазила за кастрюлькой, набрала в неё немного воды и осторожно установила на огораживающие пламя кирпичи. Посуда оказалось достаточно широкой, чтобы прочно на них утвердиться.
Минуты текли невыносимо медленно. Наконец вода начала понемногу закипать. Засыпав туда крупу, девочка решила на секунду отойти к одному из домиков около колодца. Совсем небольшой, с деревянными, бревенчатыми стенами, он был покрашен темно-красной краской, сейчас потемневший от времени и непогоды. В одном месте, около окна, кто-то выцарапал замысловатый рисунок - причудливая птица, рвущаяся в небо, то ли из языков пламени, то ли из странных зарослей. Внизу - надпись нерусскими буквами.
Стремясь разглядеть рисунок, Майя подошла совсем близко к домику. И тут до неё донёсся приглушенный разговор.
-А что остаётся!? Будем подъезжать к совхозу - убегу на первой же крупной станции.
-Но зачем?! - в голосе Альбины было удивление. - У тебя же отец жив. Он тебя из детдома заберёт.
-А если не забёрёт? Если он просто меня потеряет? Я же не знаю, что сейчас с ним.
-И что ты тогда хочешь?
-Пойду навстречу отцу. Если он от немцев уйти успел, то сейчас идёт за нами. Только медленнее, конечно.
-Разминётесь.
-Это уже как будет. Но в детдом я не отправлюсь. А ты?
-Что я? Кому я вообще нужна?!
-Хочешь - побежали со мной.
-С тобой!?
Голоса отдалились куда-то в сторону - видимо, они отошли от окна. Майя, забыв про кашу, метнулась под самый подоконник. Но выходило разобрать только обрывки фраз.
Зато она поняла, что говорили о ней.
-...к Майке подошла.
-Не могу, - показалось, или Альбина всхлипнула - Она не одна. А я одна...
-Я тоже один.
-У тебя отец, может быть, жив.
-У неё тоже "может быть". И сестра...
...Фразу оборвал рухнувший с небес такой знакомый и такой пугающий гул. Потом, спустя пару секунд, завыл гудок поезда.
А потом с небес рухнули первые бомбы...
Майя метнулась к костерку. Борька как раз оказался неподалёку. Она схватила братика за шкирку и потащила к брёвнам. Они завалились за одну из куч, неподалёку от свежей воронки. Перевели дух.
Спустя несколько секунд, девочка рискнула выглянуть наружу. Отсюда ей была видна большая часть полустанка. В том числе и дом с красными стенами...
..Рванулась, почти слетев с петель, дверь. Висек и Алька выскочили наружу и завертели головам, не зная, куда бежать. Алька потянуло было поляка назад, но тот что-то прокричал, показывая головой на лесок...
...Кто-то упал на брёвна рядом. Майя резко развернулась, и увидела Зою. Девушка стонала, держась за окровавленную руку. На детей она не обратила никакого внимания.
Девочка вновь выглянула из-за брёвен...
...Чтобы увидеть, как прилетевшая с небес бомба рухнула прямо в колодец. Камни, осколки, земля взметнулись смертоносным фонтаном, разносясь в разные стороны.
Альбину швырнуло вперёд, Висека - обратно в глубину дома.
...А потом сверху пала Музыка. Словно взорвался где-то в небесах неведомый оркестр осколками-нотами, выпуская мелодию вальса, такого неуместно-безумного здесь. Метания людей, взрывы, крики - "Голубой Дунай" делал всё эта каким-то нереальным, сумасшедшим. Как будто в странном, цветном фильме.
Или в кошмарном сне.
Не в силах вынести этой, нереальной пляски смерти, Майя упала лицом вниз, прямо на трухлявые брёвна. Упала - и пролежала так, пока музыка не стихла, пронёсшись от первого до последнего призрачного аккорда.
...Поэтому, она не видела, как одна из последних бомб ударила прямо в деревянный домик с покрашенными тёмно-красной краской стенами. В домик, из которого больше так никто и не выскочил...
***
Они простояли на разбомбленном полустанке почти до самого вечера. Ждали санитарный поезд, наскоро перевязав раненых и стащив всех убитых в одно место. Последних было не много - десять, если считать Висека...
Майя плохо помнила первые часы после той бомбёжки. Кажется, увидев развороченный дом, она побежала туда, но кто-то её остановил. Ей что-то кричал Борька, из дома выносили тело, завёрнутое в окровавленную мешковину.
Но это были только осколки памяти...
Девочка пришла в себя, сидящей на корточках около костерка. Вернее того, что от костерка осталось. Кирпичи были разбросаны, кастрюльку сбросило прямо на угли. Теперь посуда была совершенно закопчённой, а крупа внутри почернела и воняла горелым.
Майя некоторое время просто смотрела на испорченную кашу. Потом встала, подобрала с земли какую-то палку и вытянула закопченную кастрюлю из золы. Перевернула.
Горелая крупа рассыпалась по истоптанной траве. Девочка поворошила её концом палки. Неожиданно дерево наткнулось на что-то твёрдое и длинное. Она подтянула находку к себе. Это оказался большой, измазанный копотью гвоздь. Скорее всего, его выбросило из стены одного из взорванных домов.
...Может быть - даже из того самого, с красными стенами. От него, вон, почти ничего не осталось. А Висек...
При воспоминании о поляке у Майи что-то кольнула в груди. Она, как бы невзначай, бросила взгляд туда, где возле двух, каким-то чудом уцелевших клёнов, несколько хмурых мужчин возились с лопатами.
Девочка не знала, почему убитых решили похоронить здесь же, на полустанке.
Довольно быстро мужчины вырыли неглубокую и широкую яму, расширив одну из оставшихся от бомб воронок. Когда стаскивали в могилу убитых, детей погнали от раскопа. Именно тогда Майя на несколько секунд и увидела Альбину.
Она хотела подойти, но бывшая подруга очень быстро скрылась из виду.
Когда стали забрасывать яму землёй, девочка отвернулась...
Майя подошла к могиле позже, когда другие люди постояли, помолчали и разошлись. Замерла около холмика, рассеяно перебирая пальцами найденный в золе гвоздь...
Кто-то из мужчин положил на могилу большой камень, вывернутый взрывом из колодца. Наверное, для того чтобы потом найти можно было.
Память подсказала сама....
"...Сверху ямы князь большой камень поставил и самолично на нём выбил надпись о том, что лежат здесь разбойники Волок и Висек..."
Мысль пришла неожиданно. Зря, что ли ей, попался этот гвоздь?
Царапать на камне было трудно, но Майе всё же удалось сделать широкую и более или менее читаемую надпись.
"Здесь лежит Висек, который..."
Она задумалась - что бы написать дальше...
Но тут паровоз за спиной издал гудок.
-Майка! - почти сразу раздался крик брата. - Опоздаешь!
Не дописав, девочка бросилась к составу. Ей помогли залезть в вагон, прямо на ходу.
Когда она обернулась, могила под клёнами уже скрылась из виду.
***
Мать догнала их через несколько дней после той, последней, бомбёжки.
Это случилось в почти такой же пасмурный июльский день, как и тот, когда она покинула состав. Они стояли на каком-то перегоне, пропуская очередной эшелон с военной техникой. Вокруг молчали хмурые, промокшие поля.
На улице было не по-летнему неуютно. Хотя моросивший утром дождик давно закончился, в воздухе стояла какая-то отвратительно-прохладная сырость, заставляющая людей ёжиться и натягивать на себя одежду потеплей. Солнце изредка и ненадолго выглядывающее из-за разрывов туч, делало только хуже, поманив теплом и снова прячась.
Майя заставила брата надеть куртку, а на себя натянула материн пиджак с зашитой подкладкой, который та, то ли забыла, то ли специально оставила детям. Девочка помнила, что именно этот пиджак был на ней, когда они уезжали из Волковыска.
На этот раз за пайком она отправила Борьку. Он сам попросил, заверяя, что хочет быть самостоятельным. Брат гордо отстоял в очереди, комкая в руках мешочек для крупы. Майя всё-таки приглядывала за ним, пока тот благополучно не получил всё необходимое.
Несмотря на сырость, залезать обратно в вагонную духоту не хотелось. Поэтому, получив кипяток, они решили пить чай на улице. Оставалось только подыскать место.
-Майка! Боря!
Обернувшись на оклик, Майя заметила Зою. Расстелив плащ, девушка устроилась прямо на насыпи.
Они подошли и тоже присели на плащ.
-Берите, - Зоя протянула им с братом несколько конфет. - Я всё равно сладкое не люблю, и они у меня только зря пропадают.
-Спасибо, - поблагодарив, Майя сунула карамель в карман пиджака. - Как ваша рука?
-Врач сказал, до свадьбы заживёт, - улыбнулась девушка - А вы сами как? Не простудились бы в такую сырость.
-Мы горячее пьём, - сказала девочка. - Мама говорила, что если горячее пить, - не заболеешь.
-Правильно говорила, - кивнула Зоя - Горячего любая болезнь боится. Особенно горячего чая.
Она протянула им потёртый мешочек из тёмной ткани.
-Вот, берите заварку. Я же знаю, что у вас кончилась. Мне папа с собой много её дал.
Кружка у них была только одна. Вообще-то мать брала из дома две, но вторая давным-давно разбилась. Потому Майя, бросив в кружку щепотку чая, протянула её брату.
-А ты? - спросил он.
-Я после тебя.
Пока Борька, обжигаясь, цедил чай, девочка проверила паёк. Мало ли, чего брату могли недодать.
В это раз опять давали карамель. Майя убрала её в карман к тем, что дала Зоя.
"Потом в вагоне переложу в узелок, к остальным", - подумала она.
Одна из конфет вывернулась из пальцев и покатилась по плащу на камни, к подножию насыпи. Девочка поднялась, сходила за ней. Обтёрла о пиджак налипшую грязь.
Конфета всё равно оставалась какой-то "темноватой".
"Зачем для Гани такую оставлять", - Майя посмотрела на конфету, ещё раз обтерев о рукав, сунула в рот. Вернулась на плащ.
Борька, наконец, допил чай и передал кружку сестре. Она кинула туда ещё щепотку Зоиной заварки, и залила кипятком.
Майя всегда любила горячий и крепкий чай. Вот и сейчас, баюкая в ладонях почти горячую кружку, она наслаждалась запахом напитка.
Солнышко выглянуло из широкого разрыва, как-то сразу оживляя застывший состав и бродивших вокруг него людей. Многие подняли голову, подставляя лица тёплым лучам.
Подняла голову и Майя.
В этот миг под солнечными лучами с кружкой чая в руках ей было почти хорошо.
...Поэтому она совершенно не обратила внимания на фигурку, вынырнувшую из-за последнего вагона.
Зато обратил брат...
Она только услышала крик Бори. Увидела, как он метнулся куда-то вперёд.
-Мама!!!
Майя вскочила на ноги, роняя чашку. Лихорадочно завертела головой.
Мать стояла в нескольких метрах от них. Когда Борька подбежал она опустилась на корточки, и крепко обняла его.
Девочка бросилась вперёд. Не прошло и нескольких секунд, как и она повисла на шее у матери. Вдохнула её знакомый, и, в то же время, ставший каким-то чужим, запах.
...И никто не заметил, что Солнце, бросив вниз последний, печальный взгляд, вновь скрылось за тучами...
-Мои хорошие! Ну как вы здесь?! - мать целовала их, гладила по волосам. - Я так по вас соскучилась!
Она заплакала.
-Мама, а где Ганя? - спросил Боря.
Только тут до Майи дошло, что она не видит сестрёнки. Мама была одна.
Она выпустила мать и отступила назад, оглядываясь вокруг. Поискала глазами сестрёнку, но её нигде не было.
"Может быть, она за вагонами осталась?!"
Рука сама собой метнулась в карман, нашаривая полученную сегодня карамель.
...А по спине, почему-то, пробежал странный холодок...
-А где Ганечка? - не отставал Боря.
Мать некоторое время молчала. Потом сказал тихо:
-Ганя умерла.
Рука девочки как-то сама собой разжалась, и карамельки упали в мокрую пыль.
Эпилог
-...Уже потом я узнала, что Ганя умерла через два дня после того, как их с матерью сняли с поезда. Доктора пытались бороться за неё, - но дифтерия победила.
-Ты не знаешь, где её похоронили? - спросила дочь.
-Даже мать не знала. Врачи спрашивали, что делать с умершей дочкой, но она ответила, что не может задерживаться. Ей надо было догнать и спаси живых детей.
Она замолчала. Некоторое время молчали и все остальные. Рассказ никак не желал отпускать.
-Ты точно не помнишь станцию, на которой их ссадили? - спросил, наконец, сын.
-Нет. Борис помнил, вроде. Но его уже не спросишь.
Брат умер почти пятнадцать лет назад. Инфаркт.
-А может, в письмах где-то есть? - предположила дочь.
-Может и есть. Не помню.
-Я поищу, как освобожусь, - она спустила с колен младшую внучку. Девочка сразу же куда-то убежала. - Если найду, может смогу и узнать, где Ганю похоронили.
-Не найдёшь уже, - возразил сын, - столько времени прошло. Мам, кто там из классиков сказал: "Война лишает людей даже могил"?
-Думаешь, я помню? Но это действительно так. И сестра, и отец - я даже не знаю, где они и лежат.
-А отец когда пропал?
-Уже в середине войны. Он посылал нам письма, но потом они оборвались. А похоронка матери не приходила - я точно знаю.
-А разве сейчас в интернете нет баз по пропавшим без вести? - спросил сын.
-Я в интернетах не разбираюсь. Но мать вроде писала в архивы, - ей не ответили.
-Интернет, интернет. Я лучше пойду письма искать, - дочка поднялась со скамейки...
Вскоре старушка опять осталась одна на скамье около стены. Родные разбрелись кто куда, только старшая внучка всё продолжала возиться с журналом. За всё время с окончания рассказа, девочка не проронила ни слова.
Старушка думала о "Голубом Дунае"...
Это призрачный Вальс Штрауса звучал в её жизни ещё трижды.
Первый раз - когда хоронила мужа, в тридцать лет оставшись вдовой с двумя детьми.
Второй - когда навсегда покидала охваченный гражданской войной Таджикистан, где прожила больше полувека.
Третий раз "Голубой Дунай" она слышала сегодня ночью. Во сне.
Теперь, состарившись, она редко видела яркие сны, только странные обрывки. Но сегодня приснился цветной сон - удивительно яркий, наполненный запахами и звуками. Совсем как в детстве.
И она отчётливо помнила каждое его мгновение...
Ей снилась ранняя весна. Она стояла недалеко от старого, покосившегося забора из некрашеного штакетника. Левее виднелась полуоткрытая, рассохшаяся калитка. А позади раскинулось бескрайнее поле, заросшее пожелтевшей травой и редкими алыми цветами.
Но она не оборачивалась, а она во все глаза смотрела на людей около калитки.
Их было двое.
Молодая женщина в белом платье. Огонь соломенных волос, тонкая белая нить шрама на щеке.
А над полем летел "Голубой Дунай". Летел не заканчиваясь шумной призрачной птицей музыки. Летел, то чуть стихая, поднявшись ввысь, то рухнув вниз, к земле, оглушающим водопадом звуков.
В этот раз вальс звучал как-то совсем по-новому. Торжествующе. Или скорбяще.
...А за забором раскинулся Волковыск. Но не тот современный город, фотографии которого ей показывали дети. Нет - это был тот самый Волковыск, который она покинули почти семь десятков лет назад. Двухэтажные дома, построенные ещё до Революции, мощённые брусчаткой улицы, маленькие дворики, в которых росли клёны, липы и каштаны.
Этот город звал её. Звал мелодией Вальса, который она услышала в детстве и который не покидал её всю жизнь.
И она знала, что рано или поздно поддастся зову этой мелодии...
...Задумавшись, старушка не заметила, как внучка, оглядевшись, взяла забытый на столике телефон отца. Нажала несколько кнопок.
"Голубой Дунай" Иоганна Штрауса был стёрт из памяти телефона.
Девочка вернула телефон на блокировку и положила на место.
Папа будет ругать. Может даже накажет. Пусть.
Зато у бабушки больше не будет такого лица...
Леопольд Стафф (1878 -- 1957) -- польский поэт, драматург, переводчик.1