Нелидова Надежда
Целуй меня, крошка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Спирька оглянулся... Глухо повторил, облизнув чёрные треснувшие губы: - Революция. - Что-о-о-о?!! Какая ... Революция?! - Переворот. Социальный взрыв. Учебник истории читали? Экспроприация экспроприаторов. Мир хижинам, война дворцам. В руках восставших вокзалы, телеграф, мосты. Мобильная связь. Электричество везде вырубили..."
   ЦЕЛУЙ МЕНЯ, КРОШКА "В России не должно быть бедных, потому что они слишком опасны" Граф Воронцов-Дашков.
   ЦЕЛУЙ МЕНЯ, КРОШКА Андрейка сказал спасибо, вылез из-за стола и пошёл гулять. - Далеко не ходи! – дежурно крикнула вслед мама. Смешная мама. Если даже захочешь, отсюда далеко не уйдёшь. Маленький коттеджный посёлок окружает двухметровая бетонная ограда с толстыми железными воротами. Её поставили во время стройки, чтоб не растащили дорогие стройматериалы. За стеной течёт речка. За речкой находится барак, которого не видно в бурьяне, выросшем выше крыши. Это очень интересное место. Каждую ночь оттуда доносятся страшные крики: «Убив-а-ают!» Потом, как ни в чём не бывало, заливисто хохочут и кричат песни. Потом снова: «Убива-ают!» По Андрейкиным расчётам, к утру там должна образоваться гора трупов. Он спрашивает об этом маму. - Господи. Хоть бы перерезали друг друга. Так ведь не дождёшься. Не снесли в своё время. Теперь их дустом не выведешь. Привёл Бог жить под боком с гадюшником. - А что это – гадюшник? - Ну, вот зэка отсидел в колонии. Жить негде - идёт в барак, - объяснила Татьяна. - Или алкаш пропил квартиру. Риелтеры его куда вывезли? В барак. И все размножаются в геометрической прогрессии. Получается гадюшник. Недавно она возвращалась с прогулки, шла мимо колонки. Там барачная молодуха Верка стирала в цинковом корыте исподнее бельё. Не жалея сыпала соду, обильно разливала вокруг пенные моря. Посёлок лежал ниже колонки, вся мыльная вода – на огороды. Татьяна сделала замечание: для кого вбита табличка «Стирать на колонке строго запрещено»? Верка моментально матерком её отбрила. Мол, захочет – под носом у Татьяны организует постирушку. Или пускай Татьяна засучит рукава и поморозит холёные ручки в ледяной воде, потому что у Верки индезитов и занусси нету. - Давно пора снести эту колонку, - бросила Татьяна уходя. - Давно пора вас подпалить, - проворчала вслед Верка. – Жирдяи проклятые. Андрейка подружился с одним обитателем гадюшника, но об этом благоразумно помалкивал. В коттеджной ограде, между бетонными плитами, образовался зазор, его в высокой траве не видно. Через эту щель может пролезть только очень маленький человек. Однажды Андрейка вылез – а на берегу сидит дядька и ловит рыбу. На травинку нанизано штук десять рыбёшек. - А рыбкам больно? - С чего вдруг. Спят они. Андрейка успокоился за рыбок. Дядька угостил Андрейку пластилиновым чёрным хлебом и разрешил подержать удочку. От него разило чесноком. -Не нравится? – удивился балагур дядька (он велел называть себя дядя Спиря). – Для мужика батюшка чеснок – первое дело. Самый калорийный овощ – раз. Витаминный – два. Заразу убивает – три. Вкусный – четыре. Мужицкую силу даёт – пять. Вот какая полезная штука. Выяснилось, что для дяди Спири чеснок не приправа, а основная пища. А суп, хлеб – так, пустяки, чтобы было чем заесть чеснок. Андрейка всё смотрел, как это дядя Спиря странно подогнул под себя ноги. С любопытством ждал, как он будет вставать. - А вот так! – он будто читал Андрейкины мысли. Вытянул грязные, с кожаными ладошками, суконные перчатки, на которых сидел. Сунул травинку с рыбой в зубы. Надел суконки и весело, играючи поскакал по тропинке к бараку. Забавно, в такт скачкам, подпевал: - Бон, бон, бон! Бессама… Бессама му-уча!.. Знаешь, как по-нашему? Целуй меня, крошка! Целуй сладко! Андрейка зачарованно бежал рядом. - Дядя, что у вас с ножками? - А электричкой переехало, – дядя Спиря остановился отдохнуть. Ловко выплюнул травинку с рыбой на колени. – Вот такое счастье привалило. Жил себе, стрелял у бабок пенсию. И вона: сразу в дамки. Инвалид первой группы. Пенсион шесть тыщ: пей не хочу. Все соседи завидуют. Мои кормильцы, - любовно похлопал по культям, обвёрнутым в штанины. - Я теперь в бараке самый уважаемый человек, со стабильным доходом. То был Спирька, а нынче: Спиридон Григорич. То-то. … В посёлке отключилось электричество. Ждали, что дадут к вечеру. Не дали и к утру, и к вечеру следующего дня. Пытались дозвониться к коммунальщикам. И раньше связь была плохая, а тут вообще глухо погрузились в зону вне доступа. Стояла жара, и это была катастрофа. Поливать огороды нечем – насосы умерли. Для питья цедили воду из родника. У всех дружно потекли морозильники. Татьяна отыскала на веранде примус. Бросилась варить из раскисшей ягоды – варенье, из размороженных овощей – икру. Мясо – в тушёнку. Как назло, занятые оптовой торговлей Татьянин муж с братьями Тыценко накануне уехали в соседнюю область на базу. Раньше той недели обратно не ждали. У соседей Ночёвкиных внедорожник не на ходу. Авдеевы только-только продали машину - новую ещё не купили. Автобусы до посёлка не ходят – дорога на ремонте… Зато под вечер объявился безногий Спиридон, с оказией уехавший в город за пенсией ещё два назад – и пропавший. У барака его сбросило социальное такси – списанный «рафик» с облезлым красным крестом на боку. В прямом смысле сбросило – круто развернулось и прытко умчалось, будто от кого спасаясь. Из города Спирька обычно прибывал наклюкавшись в зюзю - а тут ни в одном глазу. Позеленелый, с вытаращенными безумными глазами, с трясущейся челюстью. В углу небритого рта приклеилась, присохла забытая, наверно, ещё с города папироска. Измученные неопределённостью поселковые женщины заслышали шум машины. Перебороли соседскую, классовую, социальную неприязнь, вышли к бараку. Вокруг Спирьки клубился барачный люд, находящийся в разной степени алкогольного опьянения и похмелья. Покачивался, помалкивал, тяжко тряс сальными нечёсаными башками, со скрипом ворочал мозгами. Переваривал привезённую Спирькой из города дикую, невероятную, чудовищную новость. Спирька оглянулся на подошедших «чистых» поселковых женщин. Глухо повторил, облизнув чёрные треснувшие губы: - Революция. - Что-о-о-о?!! Какая … Революция?! - Переворот. Социальный взрыв. Учебник истории читали? Экспроприация экспроприаторов. Мир хижинам, война дворцам. В руках восставших почта, телеграф, мосты. Мобильная связь. Электричество везде вырубили. Страх, что в городе делается. Мясорубка. Спасибо, кореш на «рафике» подбросил. С торжеством оглядел вытянувшиеся лица. Охлопал, ощупал пиджак, весь в чём-то сохлом, чёрно-красном. С отвращением поскрёб: - Кровь. Не моя. Женщину одну из мерседеса вытащили… Беременную не пожалели. Что делается. Ох, зверь народ. До ручки довели, - он безуспешно пытался разжечь погасшую папиросу – дрожали, ходили ходуном пальцы. - На выезде из города затор. Люди, кто зажиточней, бегут. А на выезде мужики шалаш, вроде КПП, устроили. Шмонают всех, даже грудничков раскутывают. Рыжьё, цацки вытрясают. Которые противятся, тех это… Сразу в расход. Машины отгоняют и жгут. Мы с корешем отъезжали: зарево, дымина чёрный до неба… - Тань… Открой, не бойся, это я. Тётя Жанна Ночёвкина проскользнула в дом. Зашептала так тихо, что Андрейка едва слышал. Тётя Жанна говорила, что Эдик кое-как подлатал машину, и там имеется строго пять посадочных мест. Сами Ночёвкины, свёкор со свекрухой. Татьяна посадит Андрейку на колени. В багажнике овчарка Альма, которой вкололи снотворное. Пускай Татьяна берёт документы и минимум носильного, необходимого («Ну ты понимаешь»). На себя тёплую одежду. Собираться в величайшей тайне. Не зажигать огня, не привлекать внимания соседей («Такая ситуация. Каждый сам за себя»). Андрейка испытывал жуть и одновременно восторг, как во время грозы. Старательно подыгрывал маме: говорил шёпотом, ходил на цыпочках, как в шпионской игре. Сердчишко колотилось. Мама на пороге оглядела с любовью устроенную новенькую прихожую. Всхлипнула, заткнула рот узлом. К соседям шли огородами. Андрейка в темноте тайком растопыренными пальцами, как гребешком, провёл по вьющейся гороховой поросли. Урвал несколько хрупких прохладных стручков – они у Ночёвкиных самые сладкие. Тётя Жанна зашипела на маму: - Рожала там, что ли?! Давайте размещайтесь быстрее. Андрейка угодил во что большое, мягкое: в живот бабки Ночёвкиной. Бабка его неприязненно стряхнула, как таракашку. Машина в тишине зафырчала так громко, так что все вскрикнули и набросились на дядю Эдика. Выехали со двора и с выключенными фарами мягко двинулись по тёмной улице – тоже будто на цыпочках. От дома Авдеевых отделились две тени, большая и малая. Бросились наперерез машине. Андрейка узнал тётю Юлю Авдееву с дочкой Снежанкой, его подружкой по играм. Дядя Эдик как-то странно замычал, объезжая их, круто вильнул и наддал газу. Осталось выехать из бетонной ограды, проехать мост, выскочить на шоссейку. А там с ветерком помчаться к папе и дядям Тыценко. У них грузовики, вездеход и травматические пистолеты. Они охотники и метко стреляют. В глухом лесу у них есть сторожка, припасы, и папа обязательно что-нибудь придумает. Из ворот выехали беспрепятственно. Но перед мостом машина на всём ходу вдруг дёрнулась, завертелась как дура. Взвыла, ткнулась в кювет и заглохла. - Приехали! – весело заключил молодой женский голос снаружи. – Давай вылазь… Смыться надумали, буржуи хитрожопые. Не вышло! Это была Верка. Но какая нарядная Верка! На ней была кожаная мини-юбка, которую Андрейка видел на тёте Ларисе Тыценко. ТётиЛарисины бриллиантовые серёжки болтались в Веркиных ушах. Просто так тётя Лариса юбку и серёжки никому в жизнь бы не отдала. Что стало с бедной тётей Ларисой?! Беглецы топтались на дороге. Сразу стало понятно, что остановило машину. Поперёк дороги между деревьев был натянут трос. Бабка Ночёвкина никак не могла выбраться и хныкала, что у неё сахарный диабет и давление. - Са-ахарный! – насмешливо сказала Верка. – Кончилась ваша сахарная жизнь, живоглоты. Давай вылазь! Напились нашей кровушки. Нажрали брюхи на нашей треклятой жизни, будя! Из-за таких как вы, я своих кровинок потеря-ала! – вдруг взвыла она. Видимо, Верка имела в виду ребёнка, которого нынче родила от хахаля и закопала живого в подполье в обувной коробке. Про неё говорили, что это не в первый раз. Копни у неё подполье – отроешь кладбище младенцев. Верку тогда присудили к году условно. Позади Верки стоял, поигрывая верёвкой, хахаль-тюремщик. Конец верёвки был связан в петлю. В свете фар жутко поблёскивало лезвие заткнутого за пояс ножа. Никто никогда до сих пор не видел Веркиного хахаля трезвым. Оттого неожиданная, резкая перемена в нём поражала. Он стоял на земле уверенно, прочно. Широко, по-хозяйски расставил ноги, обутые в Тыценковские охотничьи ботфорты. Лицо отошло от фиолетовых пьяных отёков: сразу как будто озлилось, подсохло, заострилось хищным ястребиным профилем. Позади толпились барачные: тоже странно трезвые, подобравшиеся. Лишь один молодой парень едва держался на ногах, дышал перегаром. Непристойно завихлялся перед Андрейкиной мамой: - Целуй меня, крошка! Целуй везде, восемнадцать мне уже! Бросившегося с него с кулачонками Андрейку пнул как котёнка. - Кончай трепаться. Этих, этих и эту с пацанёнком гоните в крайний дом. А с этим, - хахаль кивнул на дядю Эдика, - я сам поговорю. Маленькое стадо из Татьяны, тёти Жанны, Андрейки и охающих свёкров погнали в крайний – Татьянин дом. Когда они уже входили в ворота, за их спинами внятно хлопнуло. Дико завизжала Верка. - Быстрее, да быстрее же!! – рявкнул дядя Эдик. Всем своим большим телом налетел на «стадо», впихнул в ограду. Барачная охрана, отмахиваясь как от мух, пятилась от наведённого на неё пистолета. Тётя Жанна первая сообразила. С мужем с двух сторон навалились, закрыли тяжёлые железные ворота. С ржавым лязгом задвинули толстый засов. Татьянин дом стал чем-то вроде штаба. Из тыценковского дома приволокли сейф. Поколдовали с кодом – открылся! - Калаш есть! Цинки патронов, три. Ружья! Живём, - весело объявил дядя Эдик. Андрейка и Снежанка вертелись, путались под ногами. Всем мужчинам, даже свёкру, досталось по охотничьей двустволке. Андрейке и Снежанке досталось звонко по попе. - Пока они скумекают подобие лестницы, у нас есть тайм-аут. Взять стремянки, рассредоточиться в углах по периметру, - отдавал приказы дядя Эдик. – Пока мужья кемарят – жёны чтоб глаз с барака не спускали. И наоборот. Главное: не дать голодранцам прорваться в посёлок. - Мы канистру спирта за ограду перебросили, - тихо сказала Снежанкина мама. – Может, перепьются? - Да не перепьются они! - раздражённо крикнул дядя Эдик. – Сухой закон ввели… Революционеры, так их! Днём было не так страшно. Но чем ближе к вечеру – становилось тревожнее. У бараков наблюдалось какое-то движение. - Подкрепление к ним прибыло. Из Выселков, что ли, - предположила тётя Жанна, засевшая в мансарде. Она вглядывалась в полевой бинокль. Стемнело. Фонари не зажигали, чтобы враг не догадался о передвижениях внутри форта. Первый звук мощного удара заставил подпрыгнуть всех в доме. Вздрогнул сам дом и, кажется, даже земля под ним. Затем толчки стали равномерными. - Ворота штурмуют, - сказал тётиЖаннин свёкор. Свекровь запричитала. - Ворота не страшно, - сказал сосед, забежавший за прокладками (у жены от стресса началось). – Другое страшно… Он не договорил. Раздался звон бьющегося бутылочного стекла. Под окном растеклась и заплясала огненная лужица, вспыхнули сухая травка вокруг. - Вот оно, - сказал сосед. – Зажигательная смесь. Пригодился ваш спирт, етит вашу. Кто-то в химии у них фурычит: видать, не всю жизнь водку глушили… Давайте, женщины, - распорядился. - Лопаты, песок – тушите. Ковыляя, подволакивая ногу, вбежал дядя Эдик, за ним «постовые». - Тыценковская баня занялась! – крикнул он. – Барачные полезли со всех сторон, как тараканы, слишком много их! Татьяна, двери запирай! Опускай рольставни на окнах! Детей в подвал! - Поджарят нас как шашлык! – запричитала бабка Ночёвкина. В дверь раздался первый удар такой силы, что посыпалась штукатурка, зазвенела хрустальными висюльками, закачалась под потолком люстра. Вслед за тем: «та-та-та» - будто твёрдо посыпалась фасоль - с мансарды, куда убежал дядя Эдик. - Господи, что это? - говорила дрожащим голосом Татьяна, обнимая Андрейку так, будто хотела вжать, впечатать, спрятать в своё тело. – Что это, Господи?! Ослепительно, ярко вспыхнувшая люстра ошеломила всех. Все сидели ослепшие, онемевшие, выпучив глаза друг на друга и разинув рты, с отвисшими челюстями. И сразу раздалась многоголосая какофония из оживших мобильных звонков – как у осаждённых, так и у мятежников на улице. - Что случилось?! – кричал в трубке папа. - Как Андрейка?! Два дня нет к вам доступа, чертовщина какая-то! Решили вернуться. Здесь уже рядом находимся, у моста. Револю… Какая революция?!! Ты в уме? Что, чёрт возьми, у вас там происходит?! Татьяна, уронив мобильник, рыдала на весь дом. Шатаясь, побрела к дверям. Распахнула, рухнула на крыльцо, привалившись головой к лакированной балясине. Революционеров как ветром сдуло. Валялся таран - берёзовый ствол, грубо, наспех обрубленный от сучьев. От тыценковской бани пахло гарью, валил пар и неслось шипение. Там суетились люди, хлестали мощные струи из насосов. Андрейка вспомнил, что с утра не пИсал. Домашнюю уборную надолго оккупировала бабка Ночёвкина. Её на нервной почве прошиб неукротимый понос. В пластиковую кабинку с биотуалетом, в конец огорода Андрейка не пошёл бы ни за какие коврижки. Там вполне могли притаиться Верка и хахаль с верёвкой и ножом. Высвободил из штанов крохотный членик и стал чертить струйкой прямо по цветам. Вокруг клумбы все красивые светильники, на солнечных батареях, были разбиты. - Бон, бон, бон! Бессама… Бессама муча! - по дорожке полз дядя Спиря. - Андрюха, друг ситный! – бурно обрадовался он. – А я баиньки делал. Проснулся, смотрю, чего у вас тво… Ик!.. Творится? Набат, пожар, тарарам? - Продрыхся?! – звонко, зло крикнула за Андрейкиной спиной живая - здоровая тётя Лариса Тыценко – она, как выяснилось, отсиделась в погребе. – Урка недоделанная! Зэка безногая! Пьянь безмозглая! Харя гнойная! – Она ещё высыпала ворох замысловатых слов. – Ты что натворил, а?! Какую революцию своим поганым языком наплёл? - Революцию?! – страшно изумился дядя Спиря. - Ёк-макарёк, о народ дикий. Шуток не понимает. Пошутить нельзя. Революция, чего выдумают. - А кровь на пиджаке?! - А, это… С корешем в пельменной. Кетчупом капнули.
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"