Магнитики с символикой городов я начал собирать лет десять назад. И сейчас дверца холодильника напоминает сшитое из пестрых лоскутков одеяло. И за каждым кусочком пластика и магнита маленькая вселенная, в которой рождаются, живут, любят. Куда возвращаются, чтобы встретить старость. Или не возвращаются, но всю жизнь стремятся душой, мечтая однажды вырваться из цепких лап мегаполисов. Но самому мне рваться уже некуда, срок давности прошел. Мегаполис, который многие клянут, ненавидят, но все равно пытаются зацепиться корнями за его огромное, словно зверь Левиафан, тело, успел стать той маленькой вселенной, в которую спешу возвратиться из странствий. А город детства занял почетное место в коллекции на холодильнике. На его магните запечатлен монастырь. Строгие белые стены на зелено-солнечном фоне, черные маковки куполов, бело-голубое небо. Хорошо помню это место на крутом берегу любимой и почитаемой мною, как оберег и языческое божество, реки. Широкой синей лентой обтекает она монастырский холм, неторопливо несет воды из страны моего детства к волжским просторам и песчаным барханам седого старика Каспия. Когда-нибудь, замкнув круг, река вернется к истокам. А пока от берега до берега гонит мелкую рябь ветер. С криком носятся у самой волны чайки. И над белым монастырским безмолвием плывут куда-то за горизонт курчавые барашки облаков.
За другими магнитиками не тянется столь яркого шлейфа, но они оставили в памяти свою зарубку. Вспоминаю, как в колдовской майский вечер гулял по безлюдным улицам Вологды, а над куполами соборов догорало бардовым закатом вечернее северное небо. Как, отдыхая после командировочных трудов, блаженствовал с кружкой пива за столиком открытого кафе на Московской улице в Пензе. Закат гладил крыши и разноцветные стены старинных купеческих особняков, а вдоль местного "Арбата" гуляла городская публика. Проходили семейные пары, молодые мамаши с детьми, смешливые стайки девиц демонстрировали открытые плечи и точеные загорелые ножки. Развалившись в кресле, я смаковал холодное пиво. Смотрел на плывущую мимо толпу, и хотелось вот так сидеть и сидеть, растворяясь мыслями и душой в этом праздном вечернем многолюдье. Но были города, поразившие пустой и заброшенностью. Однако и в этой запустелости, в отличие от уродливых трущоб, которыми любит стращать Голливуд, было что лирическое, словно в руинах заколдованного замка, что охраняя сон спящей красавицы, постепенно зарастает плющом и подлеском.
В последние годы заметил хорошую тенденцию. Если где-то жил, или просто родился выдающийся человек, то наверняка увидишь посвященную ему мемориальную доску, а иногда и памятник. Чаше всего, на пьедестале хорошо знакомое по урокам истории имя. Но встречаются и не так широко известные фамилии. Например, как архитектор Никитин. В Москве по дороге к метро я привычно бросаю взгляд на шпиль Останкинской телебашни. А несколько лет назад холодной зимней ночью из окна центральной гостиницы города Ишим в тусклом свете фонаря наблюдал выполненную в человеческий рост металлическую фигуру с ее макетом. Помню, как странно смотрелся тогда посреди сугробов человек в летнем костюме. Однако, с тех пор, создатель монументальных проектов навсегда соединился в памяти с городом, где прошло его детство. Но есть городки, которым история почти ничего не оставила. Зато, глядя на магнитик, вспоминаю людей, оказавших заезжему командировочному человеку теплый радушный прием . Большую часть коллекции добыл во время своей командировочной одиссеи. Вообще-то по натуре я домосед, и вполне согласен с китайской мудростью, что вселенную можно познать, не выходя из дома. Однако, судьба распорядилась так, что изучать окружающий мир довелось не только силой проникающей мысли. По два, а то и по три раз в месяц, получив очередное задание руководства и посетовав на свою кочевую долю, я начинал собираться в дорогу. Из-за развившейся с годами фобии давно перестал пользоваться самолетом, но хватало мест, куда и на поезде вполне комфортно можно доехать. Главное, чтобы попутчики попались хорошие. И мне, за редким исключением, везло. Так что, положа руку на сердце, могу, как товарищ Сухов, доложить: "Встречались мне люди все больше душевные, можно сказать, деликатные". Оправляясь в дорогу, психологически самое сложное выйти, на ночь глядя, из дома. Потом легче. В метро, словно попадаешь в аэродинамическую трубу, и тебя несет дальше потоком. По мере приближения к вокзалу, вокруг становиться все больше людей с чемоданами, и ты уже не одинокий путник посреди ночной улицы, а один из многих, кого закрутил ветер странствий. И, наконец, купе. Проводница перечисляет знакомые наизусть правила, желает приятной поездки. А на следующее утро, за окном появляются окутанные туманом поля, перелески и дорожные переезды, где опущенный шлагбаум непонятно кому преграждает дорогу. Далеко позади коттеджный пояс столицы. Редкие деревеньки сиротливо ютятся на продуваемом ветрами просторе. И начинает охватывать азарт путешественника, предвкушение свидания с незнакомым или, наоборот, хорошо знакомым местом. Но есть города, где я побывал только как турист. Например, Суздаль, поездку в который мы с женой до сих пор вспоминаем.
Автобус высадил нас у центральной площади. Она лежала под ногами в своей булыжной первозданности. Кое-где, сквозь брусчатку, пробивалась зеленая травка, и для полноты образа не хватало только покосившейся будки с императорским орлом и привязанной к чугунной изгороди коровы. На другом конце по-купечески основательно протянулись крытые торговые ряды с классическими колоннами. Напротив, грузно облокотилась на мостовую приземистая однокупальная церквушка. Она тоже походила на толстую белолицую купчиху, что пришла на людей посмотреть и себя показать. Словно сложенный зонтик, торчала из-под белого бока шатровая колокольня, над крестом неторопливо проплывали облака, и флюгер на шпиле торговых рядов показывал, куда им лежит путь дорога. С самых первых минут ушла привычка постоянно спешить. Мы жадно вдыхали сладкий провинциальный воздух и наслаждались окружившей нас тишиной. Пока жена щелкала фотоаппаратом, я изучал карту. Отель оказался относительно близко. Да в таких городах того, что по московским понятиям "далеко", наверное, вообще не бывает!
Уходя от площади, мы попали на застроенную деревянными домами улочку, словно срисованную с лубочной картинки, где жизнь застыла в сонном благолепии позапрошлого века. Свернув в еще более живописный переулок, остановились перед новым, но хорошо замаскированным под старину бревенчатым домом. С соседнего забора за нами лениво наблюдал взъерошенный рыжий котище. Где-то неподалеку подавали голоса невидимые петухи. Минут через пять после телефонного звонка появилась администратор отеля. Это была солидная в меру полная тетка, словоохотливая и очень хитрая. Приняв деньги за три дня проживания, она показала нам номер, попутно успела раскрутить на завтраки за дополнительную плату, расспросить, кто мы и какого достатка, и намекнуть, что благодарные постояльцы имеют привычку дарить ей что-нибудь на память. В следующие приезды, останавливаясь в других отелях, мы знакомились с другими горничными-администраторами. Дамы были разного возраста и комплекции, но, по стилю поведения, чем-то походили на эту особу. Впрочем, впечатление о городе и его жителях это ничуть не испортило. А тогда, наверное, под гипнозом окружившей нас сказки, я представил хитрую тетку в образе этакой современной Бабы-Яги. Супруге сравнение очень понравилось, и тех с пор, между собой, мы нашу хозяйку так и называли. А с приходом ночи, когда за окном номера зажигались звезды и купола церквей окутывал теплый летний сумрак, воображение продолжало рисовать сказочные картины. Представлялось, как из бревенчатых углов, отряхивая паутину, вылезают седобородые старики домовые. Соседский рыжий кот превращается в смешного мохнатого человечка в сюртуке и цилиндре. А горничные-администраторы, оседлав метлы, слетаются из своих отелей на загородный холм, провести семинар по улучшению качества обслуживания и обменяться производственным опытом . Ну а у нас впереди была еще целая половина дня. Супруга, со свойственной ей энергией, начала разбирать чемоданы. Меня, как человека медлительного и в бытовых вопросах мало компетентного, от этого занятия отстранили. Чтобы не мешаться под ногами, я отошел к окну и продолжил изучать карту. Как это водиться на туристических планах, там были не только указаны, но и нарисованы местные достопримечательности. Одна располагалась совсем рядом. Над крышами ближайших домов белел ствол колокольни, по соседству золотился увенчанный крестом луковичный купол. А прямо под окнами на маленьком огороде грели бока три огромные желтые тыквы. И сверху на всю эту лубочную картину смотрело и улыбалось сквозь редкие облака веселое летнее солнце. Снова оказавшись на деревянно-резной и немноголюдной улочке, мы вернулись на площадь. Вступив на вылизанную дождями и временем брусчатку, я вспомнил и живо представил, как, ловко вращая тростью, плясал на этих камнях одуревший от счастья Бальзаминов. У нас в семье этот фильм один из самых любимых. Я видел его уже раз десять, а жена и того больше. Вроде бы знаешь наизусть каждую сцену и фразу, но все равно с удовольствием смотришь. Наверно, это сродни тому, когда, посещая музей, каждый раз останавливаешься перед знакомой картиной. То, что сделано мастером с душой и любовью не может надоесть. Как, никогда не покажется надоевшим пейзаж за деревенской околицей или узкая полоска пляжа с набегающей на песок речной волною. И вовсе не обязательно гоняться за впечатлениями по всему свету, хватая подешевевшие чартеры и отели в похожих на муравейники туристических зонах. Перейдя площадь, мы оказались у торговых рядов. Жена тут же нырнула в один из приютившихся под колоннадой магазинов, а я отправился бродить вдоль открытых лотков. Выставляли здесь в основном туристические сувениры, но попадались и прилавки со снедью. Купив у симпатичной старушки малосольный огурчик, я быстро, вошел во вкус и вернулся обратно. Когда супруга, наконец, вышла из магазина, я стоял на ступеньках с полным пакетом. Завернув за угол, мы наткнулись на лоток с несколькими сортам медовухи. Я взял, что считалась покрепче. Жена предпочла с корицей и еще какими-то пряностями. Договорились, что, когда сделаем привал и начнем дегустацию, дадим друг другу попробовать. Но я не стал тянуть. Отойдя на пару шагов, свернул пробку и сделал большой жадный глоток. Этого момента я ждал давно! Осенними вечерами, возвращаясь домой в переполненном метро, морозной ночью, отправляясь на вокзал в очередную командировку, мечтал, что когда-нибудь мы вдвоем приедем сюда в Суздаль. И будет такой же, как сейчас, теплый облачный день. Городок окутает мягкой пастелью красок, а губы ощутят, наконец, пряный вкус медовухи. По коротенькой улочке мимо заросшего травой городского вала мы двигались к реке. Супругу то и дело уводило к прилавкам, где местные умельцы выложили россыпи пестрой бижутерии и занятные безделушки. Я же все больше глазел по сторонам. В отличие от многих городов, которые, одевшись в камень и асфальт, надменно возвышаются над природой, Суздаль, наоборот, сливался с ней, смотрелся ее естественным продолжением. За торговыми рядами открылся вид на излучину реки. Маленькая церквушка у склона походила на болотное растение. Казалось, она плывет над подернутой ряской гладью, и сквозь зеленую крышу пробиваются увенчанные черными луковичными куполами стебли. Невысокая арка с воротами, как и многие другие постройки, словно выросла из земли, и продолжала за нее цепляться. Свой старомодной тяжеловесностью она напомнила мне чугунный утюг, который прабабушка приобрела где-то вскоре после гражданской и, не желая расстаться с раритетом, держала его у себя в чулане. Неторопливо, с осмотром лоточных развалов мы двигались к историческому центру. Впереди возвышались синие купола главного собора. Словно ночное небо, они были усыпаны звездами и напомнили иллюстрацию из сказки о царе Салтане. Обойдя резиденцию митрополита, мы оказались на берегу лениво текущей в камышовых берегах речки. Вдали на другой стороне, словно белые сахарные фигурки, проглядывали сквозь зеленую завесу башни Покровского монастыря. Чуть ближе и тоже на другом берегу стояла церквушка, похожая на шкатулку из розового фаянса, где прабабушка хранила забавные вещицы из позапрошлого века. Берега соединял дощатый мост, за которым на возвышении располагался музей деревянного зодчества. Но все экскурсии мы решили отложить на завтра. Пройдя вдоль берега, устроили привал и до самого вечера наслаждались бездельем. Созерцали покрытый кувшинками и болотной ряской речной залив, смаковали медовуху, закусывая хрустящим на зубах малосольным суздальским огурцом. Следующий день посвятили осмотру достопримечательностей. Зашли в резиденцию митрополита, в музее деревянного зодчества осмотрели срубленные топором церкви и избы. Побродили вдоль мощных стен мужского Спасо-Ефимиевского монастыря, откуда с высокого берега открывался замечательный вид на монастырь женский, сахарно-белоснежную обитель, где доживали свой век многие "первые леди" Российского царства. Параллельно с посещением исторических мест искали и то, что стало натурой для нашего любимого фильма. После долгих блужданий вышли на дом с мемориальной табличкой. И гид-любитель из местного населения, попросив на бутылку пива, поведал историю из своего детства. Рассказал, что однажды вечером собственными глазами видел, как подъехал сюда на коляске Ролан Быков и они вместе с Вициным куда-то, на ночь глядя, укатили. Нашли мы также пруд и узнали пейзаж с видом на храм, на который отбивала поклоны героиня Мордюковой. Оказалась, что эта точка обзора находится на крепостном валу, на большом расстоянии от водоема, где спасались перепуганные Бальзаминовым дамы. Хотя в фильме оператор создает иллюзию, что это происходит совсем рядом. А на третий день, прощаясь с Суздалем, мы сидели на открытой веранде полюбившейся нам харчевни. Рядом, как привычная деталь местного ландшафта, белела и округлялась алтарным выступом небольшая церковь. Над опоясанным каменными кокошниками фронтоном вздымались ее пять луковичных голов. На центральном кресте сидела и каркала о чем-то своем ворона. Мимо проходили компании вновь прибывших туристов. И нам, как часто бывает в конце путешествия, уже немного хотелось домой, но в то же время грустно было с этим городом расставаться.