Зависть – страшнейший из пороков: она порождает обиду, ревность, желчность и, в конце концов, неконтролируемую ненависть.
В просторной комнате с белым полом, выложенным узорчатой плиткой, под тусклый свет и потрескивания пламени очага, рыдала принцесса с меткой полумесяца.
- Прелестная сестра моя, Селестия, ярка ты, как само Солнце. Отчего мне все это? Отчего ты воплощение красоты и благоденствия для подданных, а я так… тень ночная?.. – с мокрыми щеками рассуждала темно-синяя пони, глядя в зеркало.
Вместо собственного отражения Луна видела лик Найтмэр – черный, клыкастый, змеиноглазый лик.
- Быть может, так и есть? Ты никчемна, Луна, признай. Мое настало время! Дай же власть мне! – с жутким оскалом говорило отражение.
- Нет! Уходи! Не хочу тебя видеть! – зажмурилась принцесса. - Ты кошмар мой!.. кошмар наяву!
Громкий хрипловатый смех доносился отовсюду. Луна обернулась, – перед ней стояла Найтмэр во всей своей мрачной красе.
- Ты чуешь душою: не я твой кошмар, а твоя сестра. Неужели ли ты не видишь? Она забрала нашу власть; она прибрала к копытам всю любовь подданных, что нам принадлежит! О да,… ты все понимаешь, оттого и питаешь ненависть к ней.
Луна поникла сильнее прежнего. Для нее уже давно весь окружающий мир сжался до размеров этой комнаты: и теперь – высокие стены давили, давили со всех сторон, потолок, казалось, опускался все ниже и ниже; невидимые тиски сжимали ее сердце.
- Нет правды в словах твоих, – не со зла Селестия все это, - робко возразила принцесса Луна. - Ее удел править при свете солнечном, мой – в тени Луны… Жаль лишь: никто понять не в силах, что я сон их храню во тьме ночной.
Найтмэр легонько приподняла подбородок Луны, и их взгляды сошлись.
- Сама придумала, иль сказки сестры пересказываешь? – усмехнулась черная пони. – Ты порочишь мрак! Недостойно так поступать для хозяйки снов. Если не ценят пони всю прелесть ночи – заставь их это сделать! Дай мне тело, – мы вечную ночь сотворим.
- Никогда! Уходи! не нужна ты мне! Никто мне не нужен: ни ты, ни сестра. Оставь меня с моим горем, дай же в слезах утонуть…
- Ха-ха-ха… – приказывать мне смеешь – ха-ха-ха… - истошно смеялась Найтмэр, запрокинув голову. – Ты же понимаешь – невозможно это. Никому и никогда не разъять нас – единую суть ночи и кошмара, Луны и тьмы! – черная пони неспешно ходила вокруг принцессы. – Не я твой враг – Селестия! Слугою ее без меня ты станешь. Первозданная ночь будет пресмыкаться перед светом. Уже сейчас ты питомец сестры своей в глазах остальных: отвратная, уродливая тень, призванная лишь возводить Луну на небосвод да приносить сновидения.
На глазах Луны выступила влага. Лишь злость, ненависть к Найтмэр, к сестре, к собственной беспомощности и убогости не давала ей залиться слезами с новой силой.
- Нет! Это ты никто! Все что ты есть – отражение в зеркале, кошмар мой на рассвете! – взмахнула крылом для пущей убедительности обладательница метки полумесяца. – Стоит мне моргнуть – исчезнешь в небытие!
Комната превратилась в необъятное темное пространство, даже начавший затухать огонь не был виден; лишь густой яркий, взявшийся из ниоткуда и распластавшийся у ног Луны сиреневый туман отбрасывал свет. Найтмэр летала: нарезала круги вокруг принцессы, улетала во тьму и, неожиданно появляясь, летела навстречу Луне, чуть не задевая ту своими широкими черными крыльями; смеялась и что-то кричала. Наконец, акт безумия закончился, – она приземлилась.
- Отражение то – твое отраженье. Исчезну не я! Исчезнешь ты, Луна! На душе твоей аркан мой, а скоро и на шею хомут накину.
- Не бывать сему! Тело мое ты ни в жизнь не получишь, а коль силой попробуешь - отправлю в Тартар! – Луна взглянула прямо в глаза своему кошмару.
- Глупая: я и ты неразделимы. Отправлюсь в Тартар – пойдешь вслед за мной.
- Я готова! Можешь не сомневаться, - приняла гордую осанку принцесса.
- Видишь, Луна моя дорогая, до чего тебя Селестия довела? Пожертвовать собою уже готова, - обняв крылом, прошептала Найтмэр. – Не я твой враг, не желаю тебе зла – мы с тобою едины, ты же знаешь о том. Козни строит твоя сестрица против тебя, желает и Луною управлять.
Ночная принцесса больше не могла, да и не желала сдерживаться: слезы потекли по щекам.
- Тише! тише, моя родная… - гладила крылом Найтмэр ее спину и приговаривала: - Будь сильной как придет Селестия. Не дай слабину, не позволяй ей помыкать собою…
Вмиг тьма рассеялась вместе с Найтмэр. Двери распахнулись, – на пороге стояла Селестия и сонными глазами смотрела на Луну.
- Я слышала крики. Что случилась, сестра? – бросила белая, как освещаемое солнцем облако, пони, осматривая комнату.
- Что тебе нужно? Спать иди, мое нынче время, – рассвет придет, покрасуешься перед подданными, - растерянно и как-то дерзко, ответила Луна своей старшей сестре.
- Ты снова плачешь? Можно мне войти? – не обращая внимания на укол ночной принцессы, спросила пони, бедра которой были отмечены меткой Солнца.
- Нет! уходи!
Селестия вошла и принялась неспешно осматривать комнату, задержав взгляд на потухающем очаге. Луна не сводила глаз с сестры. Внутри закипала злоба: перед ней стояла не самая родная пони в Эквестрии, а ненавистный враг, желающий отобрать все, что она имеет.
- Огонь почти потух, - пробубнила солнцеподобная пони и принялась телекинезом подкидывать дров в пламя. – Негоже принцессе в темноте сидеть.
- Тебе негоже, а мне по нраву, – я сама ночь, – не нужен мне свет! – топнула Луна. На мгновенье ее зрачки приняли змеиное очертание, – лишь на мгновение они стали продолговатыми, полными ненависти и ночного холода, бешеного зловещего оскала.
Пламя вдруг вспыхнуло, разбрасывая вверх тысячи маленьких искорок и угасло. Селестия отшатнулась. В комнате сразу стало темно, но не кромешно – время близилось к рассвету. Она с раздражением повернулась к сестре:
- Да что с тобой творится?! Ты бы сегодня к нашим подданным вышла, как я Солнце подниму, – пусть поглядят на свою ночную благодетельницу. Глядишь, самой полегчает…
- Замолчи! Заткнись, Селестия, и убирайся! Подначивать меня пришла?! – взгляд Луны стал каким-то неестественно бешеными, и пусть зрачки ее оставались прежними, но во взоре отчетливо виднелась манера взгляда Найтмэр. Впрочем, она сама это поняла и быстро отвела голову.
- Не кричи на меня! Не смей голос повышать! Так нравится страдать – изволь, – Подходила Селестия к своей ночной сестре. – Как тебя могут любить подданные, если ты не показываешься им на глаза? А?! Чего молчишь? Ответить нечего? Если хочешь сиять также ярко, как я, не прозябай в замке, а иди и одари их своим величием.
Луна не выдержала, – слезы вновь покатились из заплаканных глаз.
- Они бояться меня! Не любят – ненавидят! Ты забрала себе все! славу, любовь, уважение – все заслуги наши к копытам прибрала! А теперь и меня сжить со свету хочешь, чтобы самою Луной управлять!
- Да что ты несешь такое?! – возразила Селестия. – Совсем в одиночестве свихнулась?!
- Ты что себе позволяешь?! – вскрикнула дневная принцесса.
- Про-о-очь!!! – ударила передними копытами Луна с такой силой, что плитка под ней продавилась, а вокруг появились сотни трещин, и захлопнула телекинезом двери; приложи она чуть большее усилие, – петли непременно были бы сорваны.
Ночная принцесса стояла и потеряно глядела в пол; дыхание ее было частым и тяжелым, словно в груди кто-то усердно работал мехом.
- Не права я скажешь? – раздалось за спиной. – Слабостью твоею насладиться приходила. Радуется горю твоему. Пока не поздно, Луна, дай мне власть, – или в тенях ночных раствориться хочешь, как желает сестра того?
Принцесса изо всех сил зажмурила глаза и стиснула зубы, подавляя нарастающее отчаяние: обида, злость, грусть, безысходность, нежелание больше страдать, бороться и любить, мечтать и ненавидеть перемешались внутри.
- Дай же власть мне! – шепотом прокричала Найтмэр над ухом Луны. – Откройся счастью своему, поддайся желанию…
Принцесса обреченно опустила голову, так и не решившись открыть глаза. Тело ее приняло очертание Найтмэр: стало черным, как самая глубокая ночь, грива и хвост медленно развевались, хоть и ветра не было, зубы стали острыми, а рост возвышал. Найтмэр Мун, стоя там, где минуту назад была еще Луна, заливалась раскатистым смехом.