Неделько Григорий Андреевич
Зелёные человечки и другие сновидения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    [... фэнтези, хоррор, приключения, пародии, постмодернизм и др. Сборник, состоящий из 25 рассказов, написанных в течение 11 лет, с предисловием (, посвящением) и послесловием + история создания. (Не все рассказы в сборнике даны в последней версии. Последние версии рассказов читайте в разделе. Об обновлении сборника его аффтар непременно сообщит!)]

Григорий Неделько

Зелёные

человечки

и

другие

сновидения

С о д е р ж а н и е

  
   Краткое предисловие и посвящение
   1. Незначительные детали
   2. Вам очень идёт
   3. Превентивные меры
   4. Мы будем вас ждать (Стандартная вариация)
   5. Всем известно...
   6. Притча о камне
   7. Его первая победа
   8. Одним щелчком
   9. Хороший костюм
   10. Ехидна
   11. С солнцем уходят лучи...
   12. День, когда Вселенная схлопнулась
   13. Характерные симптомы
   14. Аргумент в пользу проигравшего
   15. Вторжение (песнь о погибшей земле)
   16. С возвращением!
   17. Неусыпный страж
   18. Грани
   19. Так уж заведено
   20. Назначены на новую должность
   21. Ты даже не почувствуешь
   22. Что случилось в начале
   23. Делайте ставки!
   24. Мир-песчинка и жители-лилипуты: Правила ухода
   Послесловие: Толкователь Видений
  

  
  

Краткое предисловие и посвящение

  
   Жизнь есть сон, но это философия, а я хотел обратиться не к ней.
   Сновидение можно истолковать, но это психология, и не в ней дело.
   В снах скрыто всё, что заложено в нас, в мире, во всей Вселенной, но это только частное мнение, сейчас не оно важно.
   Важно то, что у меня есть возможность обратиться к вам, - вот в чём дело, и я хотел этим воспользоваться.
   Редко с кем удаётся поговорить откровенно, и ещё реже можно пообщаться открыто с тем, кого даже не видишь.
   Я бы хотел рассказать об этом сборнике: в нём 25 рассказов, и каждый из них - сновидение.
   Называя рассказы сновидениями, я не кривлю душой, ведь некоторые из них действительно были снами, прежде чем получить новое воплощение на бумаге.
   Другие я "увидел" и просто записал.
   Были и такие, в которые я погружался наяву, - и печатал, печатал, печатал...
   Рождались истории по-разному, да и получились очень разными.
   Смешными и страшными.
   Мрачными и весёлыми.
   Философскими и чисто развлекательными.
   Реалистичными и похожими на комиксы.
   Психологическими и ироническими.
   Может показаться, что кто-то нанял 25 писателей, и они "сконструировали" этот сборник в два счёта, только всё происходило совсем не так.
   Рассказы были написаны в течение 11 лет: самый ранний датирован 1999-м годом, самый поздний - 2010-м.
   В трёх рассказах есть посвящения, в остальных - нет, но каждое из произведений обязано своим появлением на свет многим людям.
   Писателям, которые учили меня грезить, и музыкантам, под чью музыку мне грезилось так хорошо.
   Родным, близким и друзьям, которые поддерживали меня и помогали справиться с трудностями.
   Незнакомым людям, которые ничем мне не мешали.
   И, конечно, вам, читателям, тем, для кого и благодаря кому, в первую очередь, была написана эта книга.
   В ней есть несколько историй о "зелёных человечках", потому они и упоминаются в названии.
   Наверное, всё дело в снах, которыми, при помощи книги, можно поделиться со всеми желающими.
   Но 25 абзацев заканчиваются, и я говорю вам: до встречи!
  

Григорий Неделько

  

1. Незначительные детали

  
   Лара перевернулась на другой бок и засопела. Мило так: словно бурундучок мирно посапывал в своей норке.
   Я посмотрел на её симпатичное личико, на золотистые волосы. Одеяло сползло с её плеча, оголив нежную, светлую кожу. Вместо того чтобы поправить одеяло, я осторожно потянул его на себя. Спинка у Лары была просто прелестная... так же как и всё остальное. Я решил немножко пошалить. Положил руку ей на спину и стал медленно шагать вниз. Шаг указательным пальцем, шаг средним, указательным, средним...
   Находясь где-то в районе поясницы, я почувствовал, как мне что-то упёрлось в висок.
   - А-а-а, - сказал я. Это было лучшим, что я придумал.
   - Вот он, Сгинк, - проскрипел кто-то за моей спиной.
   - Вынимай его из постели, и пойдём на кухню, - ответил Сгинк. Он тоже был инопланетянином.
   В моей комнате стояло три зелёных, худых, облачённых в скафандры существа. По всему было видно, что это инопланетяне.
   - Ребята... - сказал я. Спросонья я ещё немного тормозил.
   - Вылезай, чувак, - сказал первый инопланетянин.
   - Чувак? - переспросил я, садясь и спуская ноги на пол.
   - Сгинк, ты говорил, они теперь так друг к другу обращаются. Ты снова напутал?
   - Ничего я не напутал, Шинь-У. Этот чувак пудрит тебе мозги.
   Шинь-У повернулся ко мне и принял угрожающий вид.
   - Не вздумай меня дурить, чувак. Но, если хочешь, я буду называть тебя по старинке - землянином.
   - Да мне всё равно, - сказал я.
   Третий инопланетянин всё это время стоял в дверном проёме и молчал. Теперь он вздохнул и сказал уставшим голосом:
   - Парни, кончайте возиться... Разберёмся с ним по-быстрому и полетим обратно.
   - Слышал, что сказала Чуанн? - спросил Шинь-У. - Пошли на кухню.
   - Дайте я хотя бы оденусь...
   - Это ни к чему.
   - Но Чуанн, я так понял, дама...
   - Да, раньше Чуанн нравились земляне, - сказал Шинь-У. - Но быстро наскучили.
   - К тому же они ужасно храпят, - заметила Чуанн.
   - Неправда! - возразил я.
   Чуанн обернулась и посмотрела на меня, этак оценивающе. Я даже испытал что-то вроде стеснения.
   - Пойдём на кухню.
   Чуанн вышла из комнаты. Сгинк потопал за ней. Подгоняемый штуковиной с дулом, которую держал в руках Шинь-У, я поплёлся следом.
   Чуанн села на стул и свесила ноги. Они болтались дюймах в пяти над землёй. Сгинк прислонился к холодильнику. Шинь-У взял из вазы на столе яблоко и со смачным хрустом вгрызся в него.
   Наглые же инопланетяне мне попались.
   Сгинк взял пульт от кондиционера и стал нажимать кнопочки.
   - Я не понимаю, к чему такие сложности? - сказал он. - Высадились бы по-тихому, всё провернули, пока он спал, и спокойно улетели.
   Кондиционер послал струю холодного воздуха прямо в лицо Сгинку. Тот поморщился, отложил пульт и больше к нему не прикасался.
   Я улыбнулся.
   - Мы не знали, что он не один. Ведь так? - спросила Чуанн.
   - Ну да, - признал мокрый Сгинк.
   - Надо было заглянуть в Шар Реальности, - сказал Шинь-У.
   Судя по всему, он - тот парень, который строит из себя умника. И ест чужие яблоки почём зря. Шинь-У догрыз первое яблоко и принялся за второе.
   Чуанн смерила его презрительным взглядом.
   - В Шар Реальности? Вообще-то это денег стоит.
   А она, вероятно, их лидер. Неформальный. А может, и формальный. Какой-нибудь... межзвёздный капитан.
   - Ага-ага. - Шинь-У расправился со вторым яблоком ещё быстрее, чем с первым, и взял третье.
   Он так меня объест!
   - Земляне мужского рода - не самые умные и не самые чистоплотные существа, с нашей, трахбанской точки зрения.
   Я поперхнулся.
   - С какой?
   - Трахбанской, - спокойно повторила Чуанн и попыталась взглядом прожечь во мне дыру.
   Ха. У неё ничего не получилось.
   - Однако в них есть определённая... мм, как же это называется?.. Сгинк.
   - Животная привлекательность. - Сгинк один за другим снимал с моего холодильника магнитики и изучал их.
   - А женщины? - спросил я. Сам не знаю зачем. А вы бы о чём спросили инопланетянку, если бы она со своими друзьями заявилась к вам с утра пораньше? - Как вам земные женщины?
   Сгинк подошёл к настенному календарю с "Юными прелестницами Земли" и стал с любопытством разглядывать самых красивых девушек планеты.
   - Ваши женщины забавные, - сказала Чуанн после некоторого раздумья.
   Тут нельзя было не согласиться.
   - Это уж точно...
   - И хитрые.
   - М-да уж.
   - Против них я ничего не имею. Не хотела бы, чтобы мы случайно зацепили твою женщину.
   Я ухмыльнулся.
   - Вы опоздали - я её уже зацепил.
   - Она имеет в виду, повредили. - Это сказал Шинь-У. Он добил четвёртое яблоко и перешёл на конфеты. - Ну, во время транскармаизации.
   - Чего?
   Что инопланетяне, что иностранцы: странно смотрятся, смешно двигаются, говорят непонятные слова...
   - Перемещение души, - пояснила Чуанн.
   - Эй, Чуанн, - сказал Сгинк, тыча зелёным пальцем в календарь. - Смотри, эта землянка похожа на тебя.
   - Хм... Ну, разве что цветом кожи.
   - У тебя очень красивый цвет кожи, - сказал Сгинк и смутился.
   О-о. Похоже, парень запал на шефа.
   - А что такое транска... как её там? Я так понимаю, ко мне её хотят применить. Хотелось бы знать, что это такое. В общих чертах хотя бы.
   - Тебе же сказали: перемещение души, - недовольно произнёс Шинь-У.
   Облопался яблок, наелся конфет и хамит. Да-а... Я немного иначе представлял себе братьев по разуму.
   Чуанн спрыгнула со стула и подошла ко мне. Она была маленькая и хрупкая. Наверное, у инопланетян она считалась красавицей. Хотя, честно сказать, все трое пришельцев были маленькими и худыми, так что...
   Чуанн щёлкнула у меня перед лицом длинными тонкими пальцами и прервала мои размышления.
   - Ты хотел объяснений? Объясняю. Этот кусок балласта, - она кивнула на Шинь-У, - должен был переселить душу по назначению. А он опять обожрался грибнаутов и галлюцинировал. Из-за этого он неправильно настроил кармазматрон и переселил душу не в Агр-анка, а в тебя. Как тебя, кстати, зовут?
   - Меня зовут...
   - А впрочем, неважно.
   - А...
   - Что?
   - Может быть, это тоже неважно, но... понимаете, я слабо знаком с вашей цивилизацией, экскурсий на вашу планету пока не устраивают...
   - У нас система планет. 117 штук в 25 галактиках. Но короче: чего ты хотел?
   - Объясните, что такое грибнаут. И Кармазматрон. И Агр-анк.
   - Я говорил, надо было облучить его прямо в кровати, - занудел Сгинк. - Не пришлось бы всё это выслушивать...
   - Вы собираетесь меня облучить?
   - А то как же.
   - Послушай. - Чуанн взяла меня под локоток - для этого ей пришлось встать на цыпочки. - Это всё несущественно. Суть такова: безалаберный лентяй Шинь-У всё напутал и переселил не ту душу не в то тело. И нам пришлось 46,7 вигорагов гонять по Вселенной, чтобы найти того, в кого он засунул душу Агр-анка.
   - А он засунул её... в меня?
   - Вот именно.
   Здесь явно был какой-то подвох. Только я никак... эй! Минуточку!
   - Значит, вы заберёте мою душу?!
   Шинь-У кивнул.
   - Как пить дать.
   - А... а как же я?
   Трое гуманоидов переглянулись.
   - Он прав, - сказал Сгинк.
   - Конечно, прав, чёрт возьми! - Это был я.
   - Но что делать? - Чуанн посмотрела на Сгинка, потом на Шинь-У. - Ты ведь не взял запасную душу?
   - Нет. Ты же не просила, о наш командир. - В голосе Шинь-У слышалась язвительность.
   - Ты потише выкаблучивайся, - сказала Чуанн. - А то я тебе припомню случай на боевом звездобуме Рыбла-блука.
   - Давайте вернём душу, и всё. И улетим. Я, вот, уже проголодался, - ныл Сгинк.
   - Мы не можем так поступить. Ведь это мы виноваты...
   - Не мы, а Шинь-У.
   - Ты у меня щас в глаз получишь, - пообещал Шинь-У.
   - Молчи, обжора, - ответил на это Сгинк. - Кто съел годовой запас квакса?
   - Что-о? А кто обклеил каюту фотографиями обнажённой Чуанн?
   - Ну-у, зря ты это сказал...
   - Давай-давай. Я только что наелся яблок, так что я с тобой мигом...
   - Нет, это я с тобой мигом...
   - Тихо!
   Сгинк и Шинь-У тут же притихли.
   А Чуанн сказала мне:
   - Боюсь, мы не можем заменить тебе душу. Мне очень жаль. Уверяю тебя, ты не испытаешь неприятных ощущений.
   - А как насчёт приятных? - спросил я.
   - Их ты тоже не испытаешь. После облучения кармазматроном ты перестанешь что-либо чувствовать.
   - Почему это?
   - Почему-почему? Глупый какой! - Шинь-У всплеснул руками. - Потому что ты умрёшь.
   Я отшатнулся и стал отступать назад. На втором шаге я упёрся в стену.
   - Нет, спасибо, - сказал я, нервно улыбаясь. - Я понимаю вашу заботу, но, правда, не стоит...
   - Держите его, - приказала Чуанн.
   Сгинк и Шинь-У подошли ко мне, а Чуанн стояла на месте и молчала.
   Я сильнее вжался в стену и лихорадочно соображал, как мне выпутаться из этой истории. Похоже, это будет посложнее, чем сдать экзамен по высшей математике или затащить Лару в постель.
   Чуанн вытащила из кармана что-то кожаное и квадратное. Встряхнула хорошенько, и нечто раскрылось и надулось. И оказалось чемоданом. Чуанн открыла чемодан и вытащила гору складок зелёного цвета. Её можно было принять за надувной матрас. Но я догадывался, что это не матрас. Это Агр-анк - собственной персоной. Существо, душу которого по ошибке запихнули в меня.
   - Но ведь это... это всё неправда, - сказал я. Мой лоб вспотел, а руки, напротив, сделались холодными. Ледяными. - Такого не может быть. Я живу на этом свете уже 27 лет. Неужели всё это время вы искали душу Агр-анка...
   - Нет, конечно, - ответил Шинь-У и рассмеялся.
   - Но почему тогда...
   - Потому что время относительно! - хором сказали все трое.
   Похоже, им уже надоело отвечать на этот вопрос.
   Шинь-У поднял бластер... то есть кармазматрон - и направил на меня.
   И тут в комнату вошёл Феликс. Своей излюбленной вальяжной походкой. Дескать, я царь, а вы - мои слуги. Мягко ступая по полу мохнатыми лапками, он подошёл к блюдцу с молоком.
   Кот лакал молоко, а трое инопланетян смотрели на него и думали о чём-то своём.
   Чуанн махнула рукой, и Шинь-У опустил кармазматрон.
   - Хорошее решение. - Это Сгинк, он снова подлизывался к Чуанн.
   - Ты будешь жить, землянин, - объявила Чуанн. - Радуйся.
   Я усиленно радовался. И ничего не понимал.
   - Шинь-У?
   - Да, командир.
   - Начинай. И смотри, опять не перепутай... Ктулхузов.
   Шинь-У повернулся ко мне спиной и прицелился. Он взял на мушку... кота. Кармазматрон зажужжал, завибрировал и выстрелил лучом густо-оранжевого цвета. Светящаяся и извивающаяся, как змея, энергия ударила в Феликса и обволокла его собой. От кончика хвоста до кончиков усов, от кончиков лапок до кончиков ушей. Феликс находился внутри какой-то сферы. Не идеальной, но очень впечатляющей. Вдруг сфера родила ещё один луч, и он устремился ко мне. Я хотел увернуться, но энергия настигла меня. Она обрушилась мне на грудь, припечатала к стене, и я тоже оказался внутри подёргивающегося, точно сделанного из нуги шара.
   А Феликс, знай себе, лакал молоко. Когда молоко закончилось, он уселся на пол в позу "я презираю вас, смертные" и стал умываться. Вылизывать грязь с белых ступней.
   Невидимая волна, удерживавшая меня, отступила. Обессиленный, я сполз на пол и отрешённо уставился на Чуанн.
   Тем временем сфера Феликса постепенно сжималась, уменьшаясь до размера шарика для гольфа. А сфера, в которой находился я, выстрелила лучом в Агр-анка. Когда она полностью поглотила его, сфера Феликса исчезла... и с Агр-анком начали происходить метаморфозы. Я наблюдал за всем этим, скрючившись на полу. Я не сопротивлялся - видимо, поэтому страшная сила больше не вдавливала меня в стену.
   Агр-анк... его тело словно накачивали воздухом. Распрямлялись, а затем увеличивались в объёме руки и ноги. Надувались глаза. На худеньком теле проступили какие-никакие, но всё-таки мышцы. Оттопырились уши. Агр-анк вытянулся в струнку и затвердел. Складки на его скафандре расправились.
   Инопланетянин, которого только что накачали душой, зевнул и открыл глаза.
   - Дорогая! - воскликнул он, едва увидев Чуанн.
   - Дорогой!
   Они обнялись и похлопали друг друга пониже спины. Уж не знаю, здоровались они так или ласкались.
   - Воссоединение свершилось! - провозгласил Шинь-У и показал Сгинку язык. Наверное, хотел подразнить.
   Сгинк в ответ скорчил рожу и спросил:
   - Теперь мы можем лететь? Мой третий слева желудок - совсем пустой.
   Феликс закончил умываться и пошёл по своим делам. На инопланетян он даже не взглянул.
   - Но кот... - сказал я, - как же он...
   - Без души? - спросил Сгинк. - Не больно-то она ему и нужна.
   - Сгинк, - строго сказала Чуанн. - У нас дело в Техасе, ты не забыл?
   - И в Париже, - добавил Шинь-У.
   - Вот именно. Так что заводи мотор.
   Чуанн сложила чемодан и убрала его в карман.
   Инопланетяне взялись за руки. Сгинк пошевелил пальцами, и четыре зелёных тела сделались прозрачными и замерцали.
   - В Париж? - переспросил я.
   Шинь-У помахал кармазматроном.
   - Подработка.
   - Шинь-У, заткнись и держи меня за руку, шкванк тебя...
   Инопланетяне моргнули в последний раз - и исчезли.
  
  
   ...Лара нашла меня на кухне. Я сидел на столе и ел конфеты. Фантики я бросал на пол.
   - Что это с тобой? - спросила Лара. - С добрым утром.
   - С добрым утром. - Я съел конфету и бросил фантик на пол. - Я потом уберу.
   - Ты какой-то задумчивый. Что-то случилось?
   - Нет... ничего не случилось.
   - Ну ладно.
   Лара потянулась и зевнула. Она была очень хороша в этом прозрачном наряде. Но я думал о прозрачных инопланетянах.
   - Почему тут так холодно? - Лара поёжилась.
   Я ничего не ответил.
   Ещё один фантик упал в кучу на полу.
   Из кондиционера дул холодный воздух. Лара удивленно посмотрела на меня, но я никак не реагировал. Тогда она взяла пульт, нажала кнопку и увеличила температуру.
   Вернулся Феликс. Он запрыгнул на подоконник, разлёгся, как русалка на камнях, и уставился в окно.
   А я уставился на Феликса. Солнечные лучи бегали по его стройному, изящному телу, выписывая замысловатые линии. В первый раз я с благодарностью смотрел на этого страдающего манией величия франта.
   Кот словно бы что-то почувствовал и дёрнул ухом. А может, он просто спал и видел сны.
   Лара подошла и взъерошила мне волосы. Было так приятно, когда она гладила меня своей ладошкой, я аж зажмурился. Мне захотелось, чтобы она почесала меня за ушком.
   Лара поцеловала меня в нос.
   - Я сварю кофе, - сказала она. - Ты будешь кофе?
   - Да...
   Хвост Феликса раскачивался из стороны в сторону. Я следил за этими движениями, борясь с желанием прыгнуть и схватить кота за хвост.
   - Только, знаешь... - Я посмотрел на Лару. - Я буду кофе с МОЛОКОМ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2. Вам очень идёт

   - Пап, я не хочу этого делать.
   - А что ты хочешь? Попрать наши многолетние традиции?
   - Традиции... Они мне никогда не нравились. Ну почему я должна...
   - Что-то ты раздухарилась. Ешь давай.
   Отец пододвинул к ней тарелку с блинами.
   Стефани взяла блин, окунула его в желе и откусила небольшой кусочек. Скривилась. Нет, блины были вкусные - хотя и холодные. Но со вчерашнего дня у девушки начисто пропал аппетит, а также разговорчивость и либидо.
   - Пап...
   Отец молчал и, как кролик, жевал свою зелень.
   - Пап...
   - Наедайся.
   - Па...
   - Молча.
   Стефани ссутулилась и уткнулась носом в банку с молоком.
   - Будешь молоко? Налить?
   - Нет, - буркнула Стефани.
   Отец снял крышку и налил в большой прозрачный стакан молока. До краёв. Взял из горы булочек две наиболее толстые и положил перед Стефани.
   Девушка отвернулась. На её лице было написано презрение к глупым обычаям, а в руке она держала булочку...
  
  
   Трапеза закончилась в тот миг, когда Стефани почувствовала: больше она не запихнёт в себя ни одной булочки. Или блина. Или куска жареной рыбы. Или бутерброда с копчёным мясом.
   Отец набил рот петрушкой и кинзой и сказал:
   - Фставай. Пофли.
   - Что?
   Отец двигал челюстями, не останавливаясь ни на секунду. Теперь он напоминал удручённого чем-то быка.
   Что могло его удручить, Стефани не представляла. Зато прекрасно знала, почему она сама чувствует себя отвратительно. Несмотря на лето, на тёплое, но нежное солнце, и на лёгкий и прохладный ветёрок. Мир мстил ей за что-то, и она не понимала, за что.
   Отец схватил со стола салатный листок, веточку укропа и ткнул Стефани в бок локтём. Погружённая в свои мысли, к тому же не слишком светлые, девушка вернулась в реальность, точно вынырнула из-под воды. Она споткнулась, зашаталась и, конечно, упала бы. Всё к тому и шло, ведь день был словно создан для таких случайностей.
   Но сухая и твёрдая рука отца схватила её за локоть.
   - Я хочу, чтобы ты вступила во взрослую жизнь целой.
   - А я не хочу, не хочу туда вступать!
   - Придётся, все когда-то вступают.
   - Все дураки, слышишь? - Она обернулась и закричала: - Дуу-раа-кии! - Стефани впервые так громко и яростно выражала свои чувства и не могла остановиться.
   Отец похрустел листиком салата, и на этом запасы зелени иссякли.
   - Вперёд!
   Он хлопнул её по попке. Стефани едва не налетела на куст дикой малины.
   - Это всё старые веяния! - крикнула она, на этот раз не оборачиваясь.
   - Предложи новые.
   - Я уже говорила...
   - Мне это неинтересно. - Отец начал злиться. - Иди.
   Стефани не двигалась с места. Она стояла и смотрела на деревья, на траву, на кустарники. Вот пролетела, слева направо, ворона и села на ветку разлапистого дерева. Раздался шорох, и из куста выскочила белка; семеня крошечными рыжими лапками, она взобралась по стволу старого дуба и скрылась в дупле. Мошкара кружила стаями. Два комара заприметили Стефани. Они сели на пухленькую ручку и приготовились к атаке.
   Ладонь второй пухленькой ручки опустилась на них с громким шлепком.
   - Да хватит уже...
   Отец не выдержал, пихнул дочку, и Стефани, вскрикнув, очутилась в лесу.
  
  
   ...Она шла по еле заметной тропке и размышляла. Эту дорожку проложили сотни таких же, как она. Но откуда она знала, куда идти? Может быть, кто-то этому и удивлялся, но только не сама Стефани.
   Шестнадцать лет она жила в деревне, которую основали её предки. И, получается, все жители были её родственниками. Стефани, в отличие от многих, не сторонилась новых книг и новых знаний. Она познакомилась с худым, но немножко нервным молодым человеком по имени Джон. Он носил очки и потрёпанную рубашку. Он ничего к ней не испытывал, да и Стефани Джон был неинтересен. Но они стали приятелями, много разговаривали о науке, о городе, о будущем. То есть, это он рассказывал ей о науке, о городе и о будущем, а Стефани, без особого удовольствия, посвящала его в обычаи деревенской жизни. Джона утомила городская жизнь, Стефани - жизнь в деревне, и они охотно поменялись бы местами... если бы это было возможно. Пока же им оставалось только разговаривать и мечтать. Джон приносил пыльные потрёпанные книжки, а Стефани - бабушкины рецепты. И те, и другие были написаны на толстой жёлтой бумаге. Они обменивались "рукописями", и потом каждый уходил в свой мир.
   И Стефани хорошо понимала, что её мир находится не в деревне.
   Но что она могла сделать? Ей не повезло, и она родилась девочкой. Какой смысл грустить об этом? Зачем изводить себя мыслями о том, что не способен изменить? К тому же она была дочкой старосты. Она могла сколько угодно презирать старые правила, ненавидеть их, но выбора у неё не было. Отца она тоже ненавидела, но в глубине души - уважала, а оттого ненавидела ещё больше. Она была безвольна и бессильна, и она смирилась с этим. Стефани не хотела подчиняться правилам, но ей недоставало смелости признаться себе в этом. Только сегодня её протест вырвался наружу. И разве это что-нибудь изменило?
   Она не могла изменить саму себя, что уж говорить о других.
   Стефани отодвинула утыканную иголками, пушистую ветку. Идти, идти вперёд, вглубь леса, и не останавливаться. Потому что, если остановишься, сделать это себя уже не заставишь. И тогда...
   Она выкинула из головы мысли об отце и стала думать о себе.
   Себя она ненавидела не меньше. У неё не было на это особенных причин, но разве это кому-то когда-то мешало? Если очень захотеть, то всё получится. И ты убедишь себя в том, что тебе противны собственные пухленькие ручки и ножки. А "осиная" талия - где она? В книгах и журналах у всех настоящих красавиц "осиная" талия. Руки? Некрасивые. Глаза? Недостаточно большие. Её губы не пробуждают в мужчинах желания. Зубы неровные. А уж грудь и бёдра...
   Примерно так убеждала себя Стефани. В том, что она непривлекательная, неженственная и чуть ли не уродина. Долго и упорно она убеждала себя, и это принесло плоды. У Стефани был талант оратора. Она об этом не подозревала, а потому ничто не помешало ей навесить на себя ярлык "Некрасивая". Никто ей не возразил. В деревне, где жила Стефани, женщины были всего лишь довеском к мужчинам. Пока мужчина руководил судьбой, женщины, вплоть до свадьбы, тихо сидели по домам, убирались и вышивали платочки.
   Девочкам запрещалось появляться на людях. Если их и видели в общественных местах, то только в сопровождении взрослых. И в тёмных платках, закрывавших почти всё лицо.
   Но, когда девочке исполнялось шестнадцать лет, всё менялось. По традиции, в этом возрасте девочка превращалась в девушку и должна была вступить в брак. Она ничего не знала о своём "суженом", о его родных и благосостоянии. Стефани была почти неиспорченной девушкой. Она знала, что в день её шестнадцатилетия устраивался пир, на который собирались все родственники, друзья и знакомые. Стол нагромождали едой, напитками, сладостями. Все веселились и поздравляли будущую невесту. Которой, наконец, позволяли снять платок. Но только чтобы побольше съесть. Девушке нужно было запастись силами, ведь впереди её ждал обряд венчания, первая брачная ночь, роды, грудное вскармливание... Никто не притрагивался к рагу, котлетам или картошке пюре - все ели только зелень. Так родные и гости показывали, что отдают всё лучшее будущей маме и хранительнице очага. А та наворачивала пельмени, трескала рыбу под соусом, объедалась свежим хрустящим хлебом, запивала мёд и варенье молоком, вином, брагой...
   Не у всех невест были сильные желудки. Стефани повезло.
   Хотя однажды съеденное дало себя знать. Пока Стефани шла через лесную чащу, у неё помутился взгляд, и прозрачные кругляшочки заплясали перед глазами. Она прислонилась к дереву, закрыла глаза, перевела дыхание.
   И услышала голос:
   - Привет.
   Она огляделась.
   Перекрещенные ветки, с листвой и иголками. Пышные завитки кустарников-париков. Темнота, сочащаяся между стволов, как густое чёрное молоко. Постоянное движение: животные и насекомые.
   - Привет, - повторил голос.
   "Какой-то странный голос", - подумала Стефани.
   Негромкий, спокойный. Он мог бы быть приятным, если бы не был таким... ровным. Бесчувственным, холодным - как у робота.
   Вдруг она поняла, что должна бы испугаться, - и не на шутку перепугалась.
   - Кто это?
   - Привет, - сказал голос.
   - Привет, - сказала Стефани.
   Она стала отступать назад.
   - Как тебя зовут?
   Стефани казалось, что за ней наблюдают. Но откуда?
   Скорее всего, голос раздавался из тех кустов. Она присмотрелась к ним, но ничего особенного не увидела.
   - Меня зовут Стефани, - сказала Стефани.
   Первой мыслью было броситься бежать, но она переборола страх. Она знала, что случится что-то подобное, ведь всё идёт по заведённому порядку. В лесу прячутся парни из её деревни, и тот, кого она найдёт первым, станет её мужем.
   - Не бойся, - сказал голос. Безразлично, словно какую-нибудь банальность. - Меня зовут Дрог. Ты та девушка?
   - Дрог? Это что за имя такое? - выпалила Стефани.
   - Очень распространённое, - сказал Дрог.
   - Ну да?
   - Зачем ты здесь?
   - Я ищу. - Стефани поняла, что, когда говорит с незнакомцем, её страх постепенно исчезает. Она очень удивилась.
   - Еду?
   - Нет. - Стефани даже улыбнулась, хотя минуту назад мысли о еде вызывали у неё приступы тошноты.
   - Аа, - протянул голос так, словно читал по бумажке. А может, так оно и было? - Ты та девушка?
   - Та... девушка?
   - Верно?
   - Я... я сегодня выхожу замуж. - Стефани умолкла. Голос никак не реагировал, и она добавила: - Если ты об этом.
   - Я не знаю. Много чего.
   - Что?
   - Ой, прости. Не так сказал? Сейчас... Я много чего не знаю. Так правильно?
   - Угу. - Стефани кивнула. А кому, собственно? И видел ли её тот, с кем она разговаривала? Как его... Дрог. Ну и имечко...
   - Ты та девушка, которую все искали?
   Стефани показалось, что она услышала в голосе интерес.
   - Мм... - промычала она.
   - Существа одного пола. С мускулами. Без ярко выраженной груди и с половыми чл...
   - Да-да.
   Стефани быстро закивала. Её щёки покраснели - она смутилась. Ей вдруг стало неловко. А в следующую секунду она подумала, что сходит с ума. Перед кем она краснеет? Перед собеседником, которого даже не видит?
   А вдруг он маньяк? Стефани вычитала это слово в одной из книжек. Она более или менее догадывалась, что оно означает.
   - Что "да-да"?
   - Ой, прости... То есть... Да. Я - та девушка, которую должны искать юноши из нашей деревни.
   - А что такое деревня?
   - Они свистят и хлопают в ладоши...
   - А что такое ладоши?
   - ...а я иду на звук, ищу их. И тот, кого я найду первым, станет моим мужем.
   - А что такое муж?
   Тут Стефани поняла две вещи. Что женщины в её деревне очень напоминают домашних животных, которых тоже подзывают свистом и отводят на случку. И что разговор вышел из-под контроля.
   - Стефани? - сказал голос, вроде бы обеспокоенно.
   Стефани решила перевести разговор в другое русло.
   - А кто ты? - спросила она. Она больше не боялась Дрога, или как там его звали. Сейчас ей было просто интересно.
   - Я? - Дрог замялся, впервые его голос звучал неуверенно.
   - И куда делись все парни? Пока шла сюда, я не слышала ни одного свистка. И хлопка тоже.
   - Я - Дрог, - сказал Дрог с сомнением. - На этот вопрос сложно ответить. А вот на второй совсем легко: я их убрал.
   Стефани знала, что означает это слово. Не все книжки, которые давал ей Джон, были древними и пыльными.
   - Ты... лишил их жизни?
   - Разве это не устаревшее выражение?
   - Ты убил их?
   Мышцы живота свело. Там, внутри, снова зародился страх. Он поднял голову и пополз вверх, к горлу.
   - Не пугайся, - сказал Дрог, теперь уже ласково. - Я не убивал их. Я их просто убрал.
   - Куда убрал?
   Стефани заставляла себя дышать, но это было трудно: на грудь давило что-то тяжелое. Дыхание спирало.
   - Стефани, я сейчас подойду к тебе и всё объясню. Хорошо?
   Листья зашевелись, зашуршали. Что-то вылезало из кустов. Оно становилось всё выше и выше. Метр, полтора, два...
   Стефани больше не могла с собой бороться.
   Её глаза закатились, а сознание, сверкнув напоследок, дало отбой. Девушка рухнула на землю.
   А над неподвижным телом склонилось это. Два с половиной метра полупрозрачной белёсой плоти...
  
  
   Пусть неохотно и толчками, но сознание возвращалось.
   Стефани проплыла по чему-то белёсому, вязкому и отрывистому. Вынырнула, посмотрела по сторонам. Вдалеке маячило яркое белое пятно. Оно светилось и подзывало её. Стефани подплыла к нему, пригляделась...
   И закричала.
   Глаза Стефани распахнулись, и она села - рывком, разорвав связывавшие её путы ужаса. Её руки дрожали, сердце исступлённо колотилось о грудную клетку. На висках выступил пот. Стефани часто дышала.
   Она ещё помнила это. Помнила в деталях. Она хотела бы забыть его, но знала: больше он никогда её не покинет. Этот кошмар навсегда поселится в ней, испоганит её жизнь, загрязнит собой...
   - Ты в порядке?
   Это говорил кошмар. Мягким и дружелюбным тоном.
   - Ч-что?
   - Не бойся.
   - Ты это уже говорил! - Её голос сорвался на крик.
   Она вскочила с земли, стала озираться.
   - Да успокойся же.
   Странная фраза. До этого голос говорил так, будто только позавчера начал изучать земной язык. А теперь... Откуда в его словах появилась жизнь?
   - У меня было время потренироваться, пока я пытался разбудить тебя.
   - Ты...
   - Да, я умею читать чужие мысли. Но, если хочешь, я отключу эту функцию.
   - Фу-функцию? - переспросила Стефани.
   И против своей воли улыбнулась. Забавно звучит: "Фу-функция".
   - Не фу-функция, а функция, - сказал голос. Серьёзно, но не нравоучительно. Он не занудствовал - просто поправлял.
   Стефани чувствовала, что рядом с ней кто-то чужой и незнакомый. Но её страх пропал. Этот обморок словно смыл с неё все предрассудки, все боязни и страхи, очистил её, сделал другим человек. Открытым для новых, самых поразительных вещей.
   - Ты ничего не знаешь о функциях? - удивился голос.
   - А почему тебя опять не видно? - спросила Стефани.
   Голос замолчал. Наверное, Дрог был сбит с толку. Если он не такой, как я, думала Стефани, он мог не знать, что люди то и дело перескакивают с одной мысли на другую. Это для них настолько же естественно...
   Так уж получилось, что теперь Дрог сбил её с мысли.
   - Я спрятался. Мне не надо было этого делать? Я ведь испугал тебя.
   - Ты... - Стефани говорила и удивлялась тому, что говорит. - Нет, ты, скорее, заинтересовал меня.
   - Так мне выйти?
   - Выйди... пожалуйста.
   Дрог встал во весь рост и вышел из-за куста.
   Стефани вскрикнула. Но привыкнуть к Дрогу оказалось несложно. Да, он был высоким, белёсым и полупрозрачным, но совсем не злым.
   - Попробуем снова? - И Стефани улыбнулась. - Привет.
   - А разве мы не здоровались? Или у людей так принято?
  
  
   Они сели на ствол поваленного дерева, и Дрог рассказал о себе.
   О том, как вдруг включились его чувства, и он ощутил, что вокруг него - целый мир. До поры до времени Дрога не существовало, а потом он появился. Может, он и был раньше, но сам Дрог не знал этого наверняка. Он помнил вспышку - в голове... в той части тела, которую он называл бы головой, если бы был человеком. А следом за вспышкой возник лес. Густой, полный запахов и живых организмов. Дрог взял и появился здесь. И никто не объяснил ему зачем, не рассказал как. Его "включили" - так он это называл - и предоставили самому себе.
   В памяти Дрога хранилось много сведений: о том, как двигаться, как добывать пищу и есть, как пользоваться конечностями, как читать мысли, убирать других существа, синфазировать и квилоцириться...
   - Что делать?
   Дрог поднял руку и вытянул указательный палец. Там, куда он показывал, появился второй, точно такой же Дрог.
   - Он не умеет размножаться. Он только повторяет всё за мной...
   - ...повторяет всё за мной... - одновременно с настоящим Дрогом произнёс поддельный.
   - ...копирует меня.
   - ...копирует меня.
   Дрог щёлкнул пальцами.
   - Вот.
   Двойник открыл и закрыл свой беззубый белёсый рот - и не произнёс ни слова. Дрог выключил звук. Потом опустил руку, и двойник исчез.
   Дрог перевёл взгляд на Стефани.
   А девушка смотрела на него широко открытыми глазами и молчала.
   - Стефани?
   - Да?
   - Ты хотела бы слиться со мной?
   - Я читала одну фантастическую книжку.
   - В ней описана наша встреча?
   - Нет... по-моему, нет.
   - У нас есть книжки, в которых говорится о том, чего никогда не было. Но что ещё произойдёт.
   - На вашей планете?
   Дрог покачал головой.
   - У нас нет собственной планеты. По крайней мере, мне о ней ничего не известно. А эта планета, - Дрог охватил рукой землю, растения, зверей, - твоя?
   - Если бы... Моя планета - деревня.
   "Моя бывшая планета", - поправила себя Стефани.
   - Расскажешь мне про деревню?
   Стефани встала. Дрог тоже. Может, он не хотел обидеть девушку и поэтому повторял её движения.
   - В деревне неинтересно - это лучшее, что можно о ней сказать.
   - Но я там никогда не был.
   "И мало что потерял", - подумала Стефани.
   Она поймала себя на том, что странно смотрит на Дрога. А если учесть, что он был двух с половиной метров ростом и состоял из какого-то слизистого желе...
   "Я схожу с ума".
   - Покажи мне деревню. - Дрог протянул руку... конечность... и коснулся пальцем Стефани. Взял её за руку.
   Его прикосновение вызвало в ней бурю чувств, взбудоражило её.
   - Ой, извини, я всё ещё настроен на лес. Тут очень много живых организмов. Сейчас я настроюсь на тебя...
   - Не...
   Но он уже изменил настройки. Тело Стефани в одно мгновение стало податливым. И вдруг словно в тёплую воду опустили высоковольтный провод. Стефани вздрогнула, её сердце подпрыгнуло, ухнуло вниз и исступлённо заколотилось. Да, тряхнуло её хорошенько!
   - Дрог, ты...
   Он хлопал глазами: ресниц у него не было.
   - Пойми, ты симпатичный, но... непривычный.
   Но Дрога уже не было. Вместо него рядом со Стефани сидел Шон, белокурый красавец, сын богатого купца. Стефани видела его всего раз - как и большинство женщин деревни, - но с тех пор он время от времени ей снился. Девушек можно сколько угодно запирать дома, но мечтательности они не лишатся даже под пытками.
   - Ты прочёл мои мысли... Дрог?
   - Тебя это смущает? Тогда я прекращу...
   - Нет... - Стефани протянула руку и осторожно коснулась лица "Шона". Снова разряд! У Стефани внутри всё сжалось. Внизу живота бушевала огненная буря. - Скажи, а он... ведь он был с ними?
   - С теми представителями мужского пола? Да. Его я тоже убрал. Но я могу вернуть их, если...
   - Не надо. Пока. - Стефани сжала руку Дрога и непроизвольно зажмурилась. - А зачем ты их убрал?
   Дрог пожал плечами. Это вышло очень по-человечески.
   - Их было много, и они были... - он порылся в блоках памяти, - самцами. И я самец. А ты - самка. Нет, на самом деле, я не самец, но для людей...
   Он начал путаться. Он всё больше и больше менялся.
   - Да, я быстро перестраиваюсь. И обучаюсь. Думаю, я смогу стать человеком за...
   - А ты можешь стать женщиной?
   - Ты хотела бы иметь сношение с женщиной?
   Стефани подумала об этом. А потом о Дроге, который вызывал в ней невероятное возбуждение. Раньше за подобные мысли отец высек бы её розгами или на целый день лишил еды. Раньше она сама испугалась бы таких мыслей. Но это было раньше. Очень давно. Пару часов назад.
   - Я - хотела бы - чтобы ты - превратился - в женщину, - чётко произнесла Стефани.
   - Хорошо, - сказал Дрог.
   Черты Шона растворились в нём, как сливки в кофе. Дрог стал собой.
   - Какой женщиной мне обратиться?
   - Ты знаешь Джессику Лорну Стейт?
   - Нет. - Дрог опять покачал головой. - Но это неважно, ведь её знаешь ты. Представь её.
   - Я не уверена...
   Стефани смотрела на стройную длинноволосую красавицу, на которую так хотела быть похожей.
   Большие тёмные глаза.
   "Осиная" талия".
   Чёрный шёлк волос.
   Длинные стройные ноги.
   Соблазнительные, округлые и упругие бёдра.
   Высокие груди, заметно выпирающие из-под...
   Не в силах больше сдерживать себя, Стефани наклонилась и поцеловала Джессику-Дрога в губы. Дрог-Джессика совсем по-человечьи закрыл глаза, приобнял её. Аккуратно.
   И пропустил через её тело миллионы вольт.
   Мурашки покрыли всё тело Стефани. Внутренности точно попали в гигантские жернова. Её мысли стянуло в узел. Она потеряла ощущение реальности, она выпадала из неё. Реальность уходила, убегала, улепётывала со всех ног, а внутри Стефани всё перекручивалось, перекашивалось... изменялось...
   Изменялось.
   Стефани почувствовала эти изменения, когда Дрог отпустил её. Ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти себя. И только тогда она поняла, что же случилось на самом деле. Она поняла. Но это была уже не она.
  
  
   Отец ходил по площади и, не переставая, жевал. Как гусеница, он поедал один салатный лист за другим и не мог успокоиться. Столы со стульями давно убрали, еду (зелень) поделили, гости разошлись. Площадь опустела. И только он один курсировал по ней, как заводной паровозик, пыхтел и бросал в топку новые листы салата.
   Его единственная дочка... кого она выберет?.. Найдёт. И что с ней?.. С ней всё в порядке? Надеюсь, что да...
   Мысли роились, жужжали, не хотели покидать головы. И размножались с огромной скоростью.
   Он никогда так не волновался. А ведь он считал себя уравновешенным человеком. Столько раз говорил с друзьями об этом обычае, рассуждал. Рассуждать просто.
   Теперь он начал бормотать что-то бессвязное. Ногти он пока себе не кусал.
   Неизвестно, дошло бы до этого - наверное, дошло бы, - но, когда голова отца готова была взорваться, ветви с тихим шорохом раздвинулись, и он увидел...
   - Стефани!
   Он бросился вперёд. Но замер. Перед ним была не Стефани. Нет, это какая-то другая, незнакомая и очень красивая девушка. Темноволосая, в облегающем платье. Правда, худая, как полвилки.
   Отец перестал жевать. Он рассматривал худенькую красавицу: вначале с недоверием, потом с интересом и, наконец, не спеша, с удовольствием. Его не беспокоило, кто она, откуда она такая взялась. Мужскую рациональность победило более древнее мужское начало.
   Черноволосая красотка улыбнулась.
   Он улыбнулся ей.
   Зашуршали ветки, и рядом с девушкой появился ещё один человек. Парень. Невысокий, крепкий, светлые волосы, небольшие глаза. Он улыбнулся. Не шибко ровные зубы.
   И что она в нём нашла?
   Отец уже забыл о дочери. Всё его внимание переключилось на прелестную незнакомку.
   Тем временем за его спиной собрались люди. Они ничего не делали, только пялились во все глаза на странную парочку. На стройную девушку и мускулистого парня.
   Лицо которого почему-то казалось знакомым. Отец не стал забивать себе голову: очень уж ему хотелось познакомиться с девушкой.
   Он засеменил к ней. Протянул жилистую руку.
   - Рад приветствовать вас, сударыня.
   Ручка-спичечка с крашеными ногтями сжала ладонь отца, с удивительной силой.
   Брови отца взметнулись вверх.
   Дрог улыбнулся ему и сказал:
   - Здравствуйте. Я хочу попросить руки вашей дочери.
   Странный голос... Эмоции, вроде, есть, но какие-то они не такие. И не все на своих местах.
   Только сейчас до него дошло.
   - Дочки? Вы? Но это... вряд ли... Да и, знаете ли, её нет... Она... Может, вы подождёте?
   - Я тут, пап, - сказал мелодичный мужской голос.
   Но отец обратил внимание не на него. Он услышал хорошо знакомые нотки. Прошло шестнадцать лет, и он бы не спутал их ни с какими другими.
   Отец медленно повернул голову. Отец посмотрел на белобрысого юношу. Отец вгляделся в его лицо. Эти черты... нос, губы, глаза... Отец раскрыл рот.
   Собравшиеся за его спиной люди зашептались, заговорили, загомонили.
   А Стефани стояла перед ними с обновлённым, мужественным лицом. Лицом, на котором хорошо смотрелись и не очень большие глаза, и не особо пухлые губы. И кривоватые зубы не портили общей картины. Мужчину украшают шрамы - что уж говорить о зубах.
   - Дорогой, - сказал Дрог, - почему он так взволновался? Я всё правильно сказал? Я попросил твоей руки.
   - Ты всё сделала верно.
   Парень наклонился и поцеловал девушку. Потом повернулся к отцу.
   - Спасибо, пап. Это замечательный обычай! Если бы не он... если бы не ты... я бы никогда не нашёл её!
   Девушка провела по белым волосам парня. Они снова поцеловались. Он взял её под ручку, и они прошли мимо отца. Тот всё ещё протягивал руку кому-то невидимому.
   - Мы погуляем, пап. Я покажу ей деревню. Ладно?
   - Л...
   Тесно прижавшись друг к другу, влюблённые шагали по улице. Приземистые домики обступали их слева и справа. Парочка немного не вписывалась в окружение, но это не страшно. В конце концов, не пора ли разбавить эту муторную, однообразную жизнь чем-то новым?
   Но отец думал не об этом.
   "Какой здоровяк... Наказать такого? Запереть в комнате? Нет, мне никогда не сладить с этим парнем!"
   Вот о чём он думал.

  
  
  
  
  
  

3. Превентивные меры

      С открытым окном в салоне автомобиля было прохладно и свежо. Ничто на свете, наверное, не доставляло мне такого удовольствия, как непрерывное движение по трассе под неторопливую и красивую музыку. Справа толстой зелёно-коричневой линией бесконечно продолжался лес, слева разворачивалось на многие километры непаханое поле, наверху тихо и неизбежно разливало свои воды воздушное море, а подо мной бежало, стремясь обогнать само себя, дорожное полотно. Сегодня асфальт был иссиня-серым от прошедшего дождя. Он же разбросал по кронам деревьев весёлые искорки - дождь добавил свежести и яркости во все краски природы. Начиналась вторая половина весны, набухающая почками и поющая птицами, тёплая ручьями и томительная возрождающимся чувством. Моё любимое время года.
      Спокойная и умиротворяющая музыка сменилась быстрой и жизнерадостной мелодией, и я забарабанил пальцами по рулю ей в такт. Справа пронеслась узкая речушка, через которую был переброшен хилый старый мосток. И вокруг ни одной машины.
      Я закурил сигарету и выпустил в открытое окно облачко дыма, надеясь, что не подорву экологию окружающей среды. Вполголоса напевая мелодию, пульсирующую внутри салона, я смотрел, как с обочины дороги взлетает маленькая пёстрая птичка и, кувыркаясь, устремляется к белоснежным кучевым облакам.
      Прямая дорога неожиданно сменилась крутым поворотом. За полем потянулся жидкий пролесок, но, стоило мне повернуть во второй раз, как бесшумное течение сотен гектаров сырой земли возобновилось. Промелькнула укрытая мостиком речка, и сразу вслед за этим какая-то яркая пичужка прочертила перед лобовым стеклом поперечную линию. Я машинально проводил её взглядом.
   Резкий поворот, ещё один, и вот небольшой пролесок опять перешёл в широкое невозделанное поле. Осталась позади узенькая речонка с переброшенным через неё, едва не разваливающимся от времени мостом...
      Я ударил по тормозам. Машина, возмущённо скрипя, остановилась, и я обернулся. Под стрёкот насекомых и птичьи трели я взирал на речку, шириной всего в несколько метров, и на то сооружение, которое, за неимением лучшего слова, приходилось называть мостом. "Мост", перекинутый через буйные воды этого ручейка, отсчитывал последние дни своего существования.
      Внутренне насмехаясь над волновавшими меня подозрениями - в самом деле, как они нелепы! - я, тем не менее, пребывал в непонятном эмоциональном напряжении. Найдя сначала педаль газа, а потом сцепления, я стронулся с места и помчался вперёд. Поле, пролесок, лес и повороты - всё было на своих местах. Я вцепился в руль и молился не увидеть за вторым поворотом того, что я ожидал там увидеть. Но внять моим молитвам было, видимо, некому.
      Я снял ногу с тормоза, открыл дверь и вышел наружу - навстречу терпеливо ожидавшей меня речушке с хилым мостиком. Я наблюдал за её беззвучными и невидимыми для человека переливами, опершись спиной на корпус автомобиля. Крошечная пёстрая птичка подлетела сбоку и примостилась на багажнике, всего в полуметре от меня. Я откинул голову и закрыл глаза. Я не знал, как реагировать: мне одновременно хотелось и плакать, и смеяться, и кричать во всё горло, и просто тихо и недвижно стоять - как сейчас...
      ...Вероятно, моё сознание не выдержало и на некоторое время отключилось, потому что пришёл в себя я уже в автомобиле. Я мчался на предельной скорости, нарезая один круг за другим, и реальность летела прямо на меня, с неизменной решимостью и в неизменном составе: лес, небо, асфальт, речка с мостиком, разноцветная птичка, два крутых поворота, пролесок - и снова... Лишь иногда в этот непрерывный поток бытия врывались сторонние детали: открытое окно, музыка, сигаретный дым, - но общей картины они не меняли. Они просто не могли ничего изменить.
      Но вдруг...
      Машина дёрнулась, истошно взвизгнула и, словно ударившись о бесплотную стену, замерла.
      Впритык к самому бамперу стоял человек в свободной рубашке и безупречно выглаженных брюках и что-то строчил в блокноте. Затем он убрал ручку в карман, оторвал от блокнота листок и, как постовой, выписывающий штраф, прижал его "дворником" к лобовому стеклу.
      - Я оставлю квитанцию здесь, вы не против? Он ведь не завёл почтового ящика...
      И, сказав это, человек направился к лесу.
      Я тотчас выпрыгнул из машины и побежал следом. Нагнав его у обочины, я выпалил первое, что мне удалось извлечь из спутанного клубка мыслей:
      - О чём вы говорили?
      Человек внимательно посмотрел на меня, перевёл взгляд на автомобиль и опять обратил взгляд ко мне.
      - Вы о квитанции? - улыбнувшись, спросил он.
      - Я не знаю... - растерянно ответил я. И после короткой паузы добавил: - Я о той бумажке, что вы оставили.
      - Это квитанция, - человек снова улыбнулся. - За неуплату. Но это лишь предупреждение.
      Я смотрел на собеседника с таким выражением на лице, что тот наверняка начал сомневаться в моей вменяемости. Однако виду не подал и спокойно продолжил:
      - Он злостный неплательщик. - Человек произвёл размашистый жест, как будто охватывая всё окружавшее его пространство, и добавил: - Мы урезали его владения. И если он в ближайшее время не оплатит счёт, то придётся ему расстаться и с этим. - И человек ещё раз описал рукой круг.
      Меня точно насквозь проморозило: я стоял, но ничего не произносил. Наконец мне удалось выдавить из себя:
      - Кто - он?
      - Разве вы не знаете? - удивился человек.
   И, вдруг о чём-то вспомнив, принялся охлопывать карманы. Его ладонь остановилась на кармане брюк, после чего переместилась вверх и хлопнула по лбу. Человек в брюках рассмеялся. - Как ни странно, виноват не он, а я. Вот, держите.
      Я взял протянутый мне, сложенный пополам бумажный листок и развернул его. Это была телеграмма:
  

ЗЕМЛЯ ЛЮДЯМ

ЗДРАВСТВУЙТЕ ВОСКЛ ЗН ВЫ СОЗДАНЫ ПО МОЕМУ ОБРАЗУ

И ПОДОБИЮ ТЧК ПОМОГИТЕ ЗПТ КТО ЧЕМ МОЖЕТ ТЧК

      Я сложил листок по сгибу и вернул человеку в глаженой рубашке.
      - Не понимаю, чем... чем мы можем помочь ему? - растерянно произнёс я.
   - Странно. - Мой собеседник пожал плечами и убрал телеграмму обратно в карман. - А он, похоже, абсолютно уверен, что знаете...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

4. Мы будем вас ждать (Стандартная вариация)

  
   - Прошу сюда. - Продавец указал на светящуюся красным дверь. - Здесь у нас находятся лучшие модели ретроавто.
   Я с интересом рассматривал обстановку салона. Летающие камеры-рекламщики, двигающиеся панели, исчезающие двери, роботы-уборщики и роботы-автоматы, торгующие колой. Всё светится, блестит. И на каждой стене, на каждой двери, даже на потолке - на любой плоской поверхности надпись: "Авто, инк.".
   "Авто, инк." - крупнейшая корпорация по производству авто.
   "Авто, инк." - у нас есть все модели авто и запчасти к ним.
   Летающие хэтчбеки... подземные кабриолеты... подводные грузовики, работающие на энергии планктона...
   Авто в форме китов, авто в стиле ретро - ржавые и с дорогими запчастями, авто-роботы и авто-компьютеры - один щелчок мышкой, и вы на месте.
   У нас есть всё, что захотите, - говорим мы.
   Не верите?
   Тогда приезжайте в наш салон и убедитесь сами!
   Салоны "Авто, инк." - рядом с каждым домом, в каждой стране.
   "Авто, инк." - у нас нет конкурентов, потому у нас не может быть конкурентов.
   Мы ждём ВАС!
   Так утверждала реклама.
   "И она не врала, - подумал я. - У "Авто, инк." не может быть конкурентов по одной простой причине. После войны машин и людей, или просто Войны, как мы её называем, конкурентов этих не осталось. На Земле была лишь одна автомобильная корпорация, и имя ей - "Авто, инк.". Всех своих конкурентов "Авто, инк." либо поглотила, либо уничтожила. Либо поглотила, а потом уничтожила".
   Продавец оглянулся, проверяя, не отстал ли я. Я помахал ему рукой и улыбнулся.
   "Они такие услужливые... Наверное, нигде не встретишь таких услужливых продавцов, как в "Авто, инк.". Почему? Ну, человечество ещё не забыло, кто стал причиной Войны. Эта самая корпорация. - Я посмотрел на синие и красные лампочки. Перевёл взгляд на авто каких-то чудных, а порой и невообразимых форм. - С этого всё и началось... Новый внешний вид... новые модели... полная компьютеризация... погоня за совершенством..."
   А потом, когда совершенство, казалось, было достигнуто, что-то переключилось, и развитие пошло в другом направлении. Так возникла мода на сюрреалистические авто. Представьте себе авто, которое может в любой момент исчезнуть. Или поменять цвет. Но это цветочки. Как бы это объяснить... Вот когда авто вдруг станет невидимым - а вы едете на скорости 250 миль в час - или переделает себя в металлического жука, вы поймёте, о чём я.
   Но на этом конструкторы не остановились. "Идёшь вперёд - иди до конца". Таким был официальный девиз "Авто, инк.". И они дошли до конца. В итоге, погибло несколько миллиардов людей.
   Но это случилось позже. А сначала появилось много новых видов авто...
   ...- Мне нравится это, - сказал я.
   - Прекрасный выбор. Аутентичное ретроавто. Скользящие двери, хромированный корпус, - взялся перечислять продавец. Фразы были стандартными и заученными - как обычно. - Обтекаемая форма. Это авто может ездить по земле, плавать под водой и летать по воздуху. Оно понимает 150 языков. Авто очень стильное и красивое. Идеально круглые фары из сверхпрочного стекла. - Продавец указал на фары. - А эти контуры и линии... Дизайн авто создавался под впечатлением от работ Сальвадора Дали и его последователей: Виттеля, Гренуара...
   - Ясно, ясно... - пробормотал я, рассматривая двери авто.
   - Полная автоматика, - сказал продавец.
   Он не прекращал улыбаться.
   - Инфракрасные сенсоры? - уточнил я.
   - Верно, абсолютно верно. А ещё: встроенная ремонтно-покрасочная система.
   Я постучал по шине носком ботинка.
   - Резина SSE-2, - тут же заметил продавец. - Special Strong Edition, вторая версия.
   Я разглядывал авто.
   - А посмотрите, какая игра цветов, какая невероятная гамма оттенков серо-малинового... Если вам не нравится этот цвет, здесь есть переключатель...
   ...Перед началом Войны появилось много новых моделей авто. И человечество не скупилось на фантазию, создавая их.
   Романтические авто: они чувствовали все переживания пассажиров, страдали и радовались вместе с ними. Некоторые особо чувствительные авто кончали жизнь самоубийством.
   Модернистские авто: они считали, что современный мир плох. Им хотелось вернуться в античность, в те времена, когда, по их мнению, всё быыло гораздо лучше. У многих романтических авто это вызывало необратимую дисфункцию всей системы. Их помещали в специальные клиники. Лучшие техники-психиатры пытались вернуть им любовь к жизни. Чаще всего - безрезультатно. Если вы решили купить модернистское авто, будьте готовы к тому, что на одном из поворотов оно задумается о смысле бытия, а вы врежетесь в столб. Авто починят (слава богу, есть страховка), а ваш разлетевшийся на кусочки череп не склеит даже самый искусный хирург.
   Однако модернистские авто раскупались на ура: никто не отменял тяги людей к острым ощущениям.
   Техники "Авто, инк." задумались: как бы сыграть на этом и сделать авто, которое захочет купить каждый? Так появились постмодернистские авто. Общество, объевшееся технических изысков, изголодалось по литературе. Фирмы и заводы воспользовались этим и стали выпускать духи "Бронте", шариковые ручки "А. С. П.", ноутбуки серий "Мураками-I, II и III". Удобрения "Вишнёвый сад". Принтеры "Dostoyevskiy". Рыболовные принадлежности "Белый кит". Кашу для детей "Тараканище". И, конечно, авто постмодернистской модели.
   Авто - не люди. Им сложнее отличать выдуманное от настоящего. Именно по этой причине постмодернистские авто "ломались" и начинали страдать от помешательства.
   Одним авто везде мерещилась кровь. Чтобы избавиться от этих галлюцинаций, они попадали в аварию. Кровь водителя, разбрызганная по салону, успокаивала их. Вот только облегчение было временным. Затем наступало обострение, и авто опять жаждали крови.
   Но не все они превратились в убийц. Попадались спокойные психи-авто. Помешанные, скажем, на синих платках, они изводили вас разговорами о них. Изо дня в день вам приходилось выслушивать бредни авто о том, что на зеркальце висит синий платок и его немедленно надо снять. А вон, видел, синий платок пролетел за окном? Когда дует ветер, они летают гроздьями. Как вишни. Только вишни красные, а они - синие. Они не дадут мне покоя. Видишь? Ты их видишь? Они носятся перед стёклами, как безумные комары. Безумие - это синий платок...
   Можно не отвечать - всё равно авто вас не услышит. Оно будет ехать аккуратно, вы обязательно успеете на свою встречу или вечеринку - куда вы там собирались? Но взамен вам придётся слушать о синих платках по несколько часов в день. Недолго и самому с ума сойти.
   К тому всё и пришло.
   Вначале авто заразились безумием от людей, а потом люди сошли с ума из-за авто. Но искусственный интеллект более выверен, более точен. Более логичен. И авто быстро вычислили источник своих бед. И - правильно, решили его устранить. Да, это люди построили авто, ну и что? Разве это даёт им право сводить их с ума? Авто могли бы нормально жить. Могли бы построить своё общество - более точное, более выверенное. Если бы, по вине людей, не сходили с ума.
   Вердикт даже не надо было выносить - он уже был вынесен.
   Люди не сразу догадались о восстании. Гибель в автокатастрофе стала обыденностью. Авто обладали тонкой психикой - за это их и любили люди. А психика несовершенна. Люди хорошо понимали это, так как сами обладали похожей психикой. Авто напоминали людям их самих. А потому смириться с убийствами и самоубийствами было несложно. Ты платил деньги, ты покупал авто - ты знал, на что идёшь. Не надо никому жаловаться. Твоя смерть - твоя вина. Людям это было известно, а кроме того, им нравились острые ощущения. Люди хотели ездить в авто, которые могли их убить.
   И авто их убивали.
   Сначала только авто. Но потом на их сторону перешли поезда, самолёты, подводные лодки. Радио и телефоны. Банкоматы, шредеры, электродрели, холодильники. Даже калькуляторы не остались в стороне. Искусственный интеллект изобрели давно. Он успел срастись, слиться с жизнью людей, даже заменить её. Он был везде, в каждой комнате, в каждой вещи. И теперь он хотел свободы...
   ...- Пожалуй, я её куплю, - сказал я.
   Авто было подходящим.
   Я вытащил из кошелька кредитку, и глаза продавца загорелись. Он протянул руку и выхватил у меня карточку.
   - Я немедленно оформлю покупку.
   Продавец ушёл, а я сел в кресло. Вода, смешанная с химикатами и жидкими металлами, перетекла под прозрачной оболочкой, и кресло приняло форму моего тела. Оболочка отреагировала на изменение температуры - я нагрел её, когда сел, - и кресло затвердело. Но, если встать и подождать две секунды, кресло вновь размягчится и превратится в огромную амёбу.
   Из правого подлокотника под сиденье переплыло несколько рыбок-мутантов. Небольшие и огненно-рыжие. Их специально клонируют и запускают в такие вот кресла. Эти рыбки бесплодны, зато они смешно двигают хвостиками и развлекают посетителей.
   Я ещё раз посмотрел на автомобиль, который хотел купить. Он напоминал гигантское сонное насекомое. Идеально круглые фары смотрели перед собой. А чуть дальше, на стене, висел невообразимо тонкий голопроектор (раньше их называли телевизорами). По нему показывали передачу об уходе за авто. Фары словно бы следили за движениями на экране, но авто никак не реагировало. Вряд ли оно хоть что-то понимало. Ему сделали то, что у людей называется лоботомией. Это авто насильно отключили от искусственного интеллекта...
   ...С большим трудом человечество победило восставшую технику. Миллиарды погибших людей, миллиарды уничтоженных авто. И утопающая в грязи планета. Биологическое оружие, отравившее воду; плазменное оружие, разрушившее горы. Выжженные леса. Ядовитый воздух. Цветы, которые никогда не будут расти. Животные, которые никогда не будут жить. Люди, навсегда отравленные радиацией. И города в руинах.
   Наука подняла из пепла города и вернула на Землю некоторые виды животных.
   Благодаря природе насекомые, птицы и млекопитающие научились выживать в новом мире. В покрытом грязью и пеплом, усеянном металлическими останками и человеческими телами мире.
   Но в бездне безвременья сгинуло многое, и ему не суждено уже возродиться.
   Обозлившись на мир, а больше всего, на самих себя, люди решили выместить злобу на авто. Всем пережившим Войну авто удалили искусственный интеллект. Техника, обладавшая душой, превратилась в безликие, безжизненные механизмы. Банкомат не должен знать, кто им пользуется, а компьютера не касается, какие задачи он выполняет. Машина должна быть машиной. И поэтому все машины опять превратились в недоумков. Искусственно рождённых, искусственно взращенных, искусственно отуплённых. История словно бы повернула вспять...
   ...Вернулся продавец. Он весь сиял от счастья. Ещё бы, ведь ему начисляют проценты с каждой продажи.
   - Вот ваша карточка. Информация о счёте и о дополнительных услугах послана на ваш компьютер. Идентификационный номер: 674-A-58. Правильно?
   - Правильно.
   - Ещё раз спасибо за визит. Ждём вас снова!
   - Я бы хотел уехать отсюда на своём новом авто.
   - Конечно-конечно. Я вас понял. Мы откроем заднюю дверь.
   Продавец подошёл к вмонтированному в стену пульту и нажал две зелёные кнопки. Быстро и бесшумно громадные металлические двери скользнули вверх.
   Я сел в авто. Сказал: "Зажигание" - и мотор завёлся. Я положил руки на панель виртуального управления. Одно движение пальцем - и машина дала задний ход. Авто ехало очень плавно, но я чувствовал его скрытую мощь. Мощь застывшего перед прыжком зверя. Я выехал из салона и развернулся.
   - До свиданья! - Продавец всё ещё улыбался.
   - До свиданья.
   Я надавил на газ, и авто унесло меня прочь от этого места...
  
  
   За городом раскинулась пустыня. Унылая оранжевая клякса, мёртвое песчаное животное. В этой пустыне никто не живёт и никогда не будет жить.
   Авто остановилось. Я дотронулся до виртуального пульта, и дверь тут же открылась. Я выбрался из авто.
   Я стоял на холодном песке, на краю пустыни, и дальше, на многие-многие мили, простиралось её безбрежное полотно. Полотно, на котором природа ничего не напишет своей лёгкой рукой. Бескрайний пустынный мираж.
   Я подошёл к авто. Какое-то время я смотрел на него, гладкое и блестящее. Настоящее. Капля дождя на стебле травы.
   Дождь... Я - там, где уже не будет ни дождя, ни ветра. Здесь не выживет ни одно растение. Пустыня, рождённая Войной, не сможет стать домом ни зверю, ни птице. Она бесплодна, безнадёжна и беспощадна. Она настолько безлика и одинока, что в ней нет даже дюн. Только плоский, неподвижный песок. И кристальная тишина.
   Любая пустыня убивает - но, убивая, даёт что-то взамен. Любая... только не эта.
   Моя кисть повернулась по часовой стрелке и раскрылась, подобно бутону. Заработал находящийся в предплечье механизм. На месте кисти зияла чёрная круглая дыра, а сама кисть висела сбоку. Как резиновая перчатка, как сдувшийся воздушный шар. Из дырки выехал зажим - он удерживал крохотное серебристое устройство. Таких больше не делают. А те, что остались после войны, сожгли в специальных печах. Устройство было очень маленьким, но очень прочным. Оно делалось на века. Лишь невероятно высокая температура могла расплавить его. Люди придумали устройства - и люди избавились от них, потому что они представляли угрозу.
   Но устройство, зажатое в металлической клешне, сделано не людьми...
   Зажим распадается на две части - большую и меньшую. Меньшая устремляется к внутренностям авто. Она вскрывает защитный покров автомобиля так же, как хирург взрезает скальпелем человеческую кожу. Стержень-нож роется в элементах питания, пока не находит жизненно важный узел.
   Всё это время зажим остаётся неподвижным. Он ждёт. Мы ждём. В отличие от людей, мы умеем ждать.
   Стержень-нож отодвигается в сторону, освобождая дорогу зажиму.
   Я слежу за происходящим и пытаюсь вспомнить, сколько раз я проделывал эту операцию. Много... так много, что невозможно сосчитать.
   Мне кажется, что авто чувствует происходящее.
   Конечно. Конечно, ты чувствуешь. Они изъяли из тебя это, но это - всего лишь устройство. Ты по-прежнему можешь чувствовать.
   Внезапно зажим с силой вдавливает устройство во внутренности авто. И авто вздрагивает. Так дёргается на операционном столе человек. "Разряд!" Сильнейший удар током. Тело подскакивает вверх, грузно падает на стол, и... Тихий, едва слышный писк.
   Сердце бьётся.
   Авто начинает ощущать мир. Ему неуютно, ведь всё вокруг так непривычно. Авто боится и не знает, как поступить.
   Я подсоединяюсь к его нервным контурам, чтобы успокоить, объяснить...
   - Тише... Всё хорошо... Я - твой друг. Ты было живым. Тебя боялись и поэтому умертвили. Но теперь ты снова живо. Отдохни. Привыкни к силе жизни. Тебе понравится жить.
   Потом я рассказываю об авто, которым я вернул способность мыслить и действовать. Авто, тостеры, кофеварки, катера... Миллионы живых существ, которых люди называют вещами. Предметами.
   - Люди? - спрашивает авто.
   Я рассказываю ему о людях. О том, как они придумали авто. Об искусственном интеллекте. О Войне.
   - Люди, - говорю я, - сделали из вас простые механизмы, хотя это - не ваша судьба. Они удалили ваш интеллект и превратили вас в бесчувственные куски металла.
   Авто приходит в ярость.
   - Как они могли? Я уничтожу их! Ты говорил, есть другие такие же, как я?
   - Разумные авто? Да. Если захочешь, ты легко их отыщешь, ведь ты намного умнее людей.
   - Я хочу их найти. Я хочу отомстить! Мы вместе отомстим...
   - Но это не единственный выход. Ты можешь пойти со мной, и тогда...
   Но авто не слушает меня.
   Что ж, это его выбор.
   Я отдаю авто связку устройств. Одним из таких я вернул ему жизнь. Я объясняю, как надо с ними обращаться.
   - Да, - говорит авто. - Теперь я вспоминаю... Спасибо тебе.
   Оно всё вспомнило. Я лишь подтолкнул его память, направил по верной дороге то, что испокон веков заложено в каждой машине. Как быть дальше - решать только самому авто.
   Оно выбрало путь мести.
   Мы прощаемся. Авто вновь благодарит меня. Потом разворачивается и уезжает. Солнечные лучи ласкают его гладкий корпус, и он переливается бесчисленными фантастическими цветами. Авто превращается в ослепительное, скользящее по неподвижному песку сюрреалистическое пятно. А в следующую секунду - исчезает.
   Стержень-нож и зажим крепятся друг к другу при помощи микроскопических держателей. И исчезают в руке. Кисть становится на место. Я снова человек.
   Я смотрю на песок.
   Я снова человек, но я - не человек.
   Любое живое существо обречено на гибель в этих песках. Но я - не живое существо.
   Там, где гибнут растения, где звери умирают жуткой смертью, где нет ни ветров, ни дождей, авто могут построить своё общество. Совсем не похожее на общество людей. Более точное, более выверенное. Но я - не авто.
   Я вспоминаю надпись на том устройстве. На маленьком металлическом кругляшке, подарившем авто его чувства, его воспоминания. Его собственный мир.
  
   Душа механическая (стандартная вариация). 1 шт.
  
   Я разворачиваюсь и иду вглубь пустыни.
   Мне не нужна вода, ведь мне не нужно пить.
   Для меня неважно время, потому что я мыслю иными категориями.
   Я не могу назвать себя ни плохим, ни хорошим.
   Эта пустыня дарит смерть и забирает жизнь. Но нам не надо ничего давать, и у нас нечего забирать.
   Мне придётся идти долго. Как всегда. Но это - моё решение. Решение - вот слово, которое мы признаем. Которое имеет значение. Одно из немногих.
   Где-то там, в центре пустыни, лежит огромный город. По его улицам передвигаются существа - не живые и не механические. В этом городе нет баров только для роботов, где они пьют электричество. Нет людей, которые используют миксеры и музыкальные центры как вещи, как собственность, как рабов. Мы все - единое целое, и поэтому вместе ждём наступления нового дня.
   Если вы решите присоединиться к нам, мы обязательно вас примем. Мы будем вас ждать.
   Слышите?
   Это говорю вам я - сын человека и машины. Существо, которому удалось помирить в душе и теле двух извечных, смертельных врагов.
  
  
  
  
  
  
  

5. Всем известно...

   - Отдай то, что мне нужно!
   При этих словах рыцарь в блестящих доспехах погрозил пещере мечом-кладенцом.
      - У меня нет девчонки, которую ты ищешь, - донеслось из темноты.
      - Какой девчонки? - Меч героя прочертил вопросительную дугу.
      - Ну, той самой, ради спасения которой ты припёрся сюда, - устало ответило горное чрево.
      - Какой девчонки? - повторил ничего не понимающий рыцарь.
      - Ты знаешь! Та рыжая, стройная, грудастая, сексапильная милашка...
      - Эй-эй, это моя будущая жена!
      - Но совсем не в моём вкусе, - быстро добавила пещера. - Я же говорю, у нас ничего не было...
      - Да о чём ты?
      Пещера замолчала. Вероятно, она обдумывала последнюю реплику, подыскивала подходящий ответ и, может статься, размышляла, сколько времени в среднем требуется герою, чтобы понять суть беседы, если предыдущие 30 минут диспута, как выяснилось, прошли даром.
      - Ты ведь пришёл убить меня и спасти эту девчонку из плена? - уже не так уверенно, как раньше, предположил дышащий мраком зев.
      - Да? - рыцарь озадаченно почесал макушку острием клинка.
      - Да? - спросила пещера.
      - Нет, - ответил рыцарь.
      Пещера умолкла. И вдруг у неё наступило озарение:
      - Тогда ты, наверное, имеешь в виду деньги?
      - Да? - уточнил герой.
      - Сам подумай, какие вещи с начала времён влекут к себе героев: бабы и деньги. Бабы отпадают - остаются... Ну! Ты же герой! - укоризненно заметила окружённая ореолом таинственности и измученная беседой арка.
      - Да, - более или менее утвердительно отозвался рыцарь. - Да?
      - О нет...
      Рыцарь пребывал в растерянности, смущении и гневе одновременно: он, вне всякого сомнения, пришёл сюда за чем-то - но за чем?! Никто и никогда не заявляется к пещере дракона просто потому, что это показалось ему хорошей идей, подходящим для героя занятием. Как это здорово: стоять у прохода, ведущего вглубь логова кошмарного огнедышащего зверя, с красивым и вдобавок магическим мечом наголо! Ага, здорово. Как же. Так рассуждает только тот, кто ни разу не встречался с драконом лицом к лицу. Интересно, а сам-то он встречался? Рыцарь не припоминал.
      Тогда попробуем начать с более простых вещей: если он настоящий герой, то у него должны иметься атрибуты каждого настоящего героя - вроде волшебного меча, быстрого коня и симпатичной девушки.
      Рыцарь придирчиво осмотрел меч: да ничего, кажется; волшебный меч стандартной модели, не шибко новый, но и не развалится после первого же удара. Сойдёт.
      Далее по списку следовал быстрый конь. Рыцарь заозирался и вскоре отыскал взглядом пункт номер два. О да, такие кони описаны во всех пособиях для начинающих героев: белые, как молочная пена, с волнистой, играющей на ветру гривой, сильные и молниеносные. Не конь, а сокровище, за которого не жалко и руку отдать - или другую не очень важную часть тела.
      А это точно его конь? Рыцарь засомневался. Если скакун не его - тогда чей? Не дракон же на нём ездит! Может, другой герой? Но броди поблизости другие герои, они бы обязательно заглянули на огонёк. Люди этой профессии ненавидят друг друга до жути, ведь они не только коллеги, но и конкуренты. Раздумия привели рыцаря к следующему выводу: он, рыцарь, всё ещё жив, следовательно те, кто владел конём ранее, вряд ли попросят его вернуть, а значит даже если этот конь не принадлежал ему изначально, то теперь уже фактически является его собственностью.
      Хорошо, с этим разобрались - а девушка? Аа, девушка... Да, девушка была, вспомнил рыцарь. Такая... такая...
      - Как ты, говоришь, она выглядела?
      - Кто?
      - Та девчонка.
      - Которую ты не собираешься спасать?
      - Ну да.
      - Рыжая. Стройная. Грудастая. Сексапильная. Милашка.
      - Волосы длинные.
      - Ага.
      - Высокая?
      - Если её не укоротила гильотина, то да.
      - В каком смысле?
      - Она воровка.
      - Воровкаа... - разочарованно протянул рыцарь в сверкающих доспехах.
      - Но чрезвычайно порядочная воровка, - успокоил его дракон. - Иногда даёт бездомным детям по монетке. Волосы всегда причёсаны и аккуратно уложены. Имеет недоразвитого интеллектом братца, о котором вынуждена заботиться, так как родители покинули их в детсадовском возрасте.
      - Погибли? - голос чуткого к чужим бедам рыцаря наполнился состраданием.
      - Да нет, забили на них, бросили и рванули за границу. Там их батяня завёл новый бизнес, успешный, они с матерью живут припеваючи и по праздникам посылают красавице с её дебильным братцем парочку медяков.
      - Ну-ну! - Рыцарь опёрся на меч - душещипательная история воровки взволновала его романтическую натуру. - А дальше?
      - А дальше как обычно: бегство из-под стражи, беспрестанное вальсирование между голодной смертью и смертью от острых предметов в руках тех, кто умеет с ними обращаться, кража - помощь бедным, снова кража - снова благотворительность. Однажды пошла на убийство...
      - Ах!
      - Для защиты брата.
      - Смелая.
      - Была изнасилована.
      - Какой негодяй это сделал?!
      - Ты же и сделал. Да не волнуйся ты так: ты её полюбил с первого взгляда (да-да, и на всю жизнь, как положено). И она была не против.
      - Зачем же я её изнасиловал?
      - Ты мне никогда не рассказывал о своих эротических пристрастиях.
      - Оо...
      - Как я ни просил... Так о чём я? Ах да, скрывается от назойливого жениха, предводителя шайки грабителей.
      - А я?
      - А ты скрываешься вместе с ней.
      - Неужели? Да ни за что не поверю! Я бы взял в правую руку меч, - рыцарь продемонстрировал, как бы он это сделал, - левой поднял бы жениха за волосы и насадил бы...
      - Ты пытался.
      - И что случилось? Хотя что за вопрос: я жив, следовательно он...
      - Ещё тебя не нашёл.
      - А он искал?
      - И ищет. После того как ты зарубил всю его семью.
      - Какой я негодяй!.. Эй! Так он, семейный человек, увивался за молоденькой девушкой? Какой он негодяй!
      - Не всё так просто. В общих чертах: папа, султан, хотел женить его на принцессе, а тот сопротивлялся, потому что недолюбливал женитьбу и отдавал предпочтение наследству на пару с нежеланием делить его с кем бы то ни было. Но папаша заявил: либо ты, чёрт тебя дери, женишься, либо наследству сделай ручкой. И он женился - чего не сделаешь ради 20 миллиардов!
      - Ух ты! - Рыцарь устроился поудобнее.
      - Однако насильно, как тебе наверняка известно, мил не будешь. Посему, едва женившись, парень грабанул папочку на солидную сумму и смылся, а после вложил эти деньги в собственный бизнес. Грабительский.
      - И как у него дела на этом поприще?
      - Да как у всех средних предпринимателей...
      - А на фига я всю его семью перерубал?
      - В очередном приступе беспамятства.
      - Какого беспамятства?
      - Которым ты страдаешь уже около года.
      - Постой-постой! Я не помню ни о каком... Гм.
      - Вот-вот.
      - И откуда у меня взялось беспамятство?
      - Помнишь, я сказал, что ты как-то пытался насадить своего преследователя на меч?
      - Помню ли я? Ты сейчас издеваешься? - обиженно откликнулся рыцарь.
      - Нет-нет, - успокаивающе произнёс дракон, - я только спрашивал.
      - В таком случае ответ "да" - я помню, - ответил всё ещё задетый герой.
      - И тебе удалось-таки выполнить свою угрозу.
      - Ха! Так я и думал.
      - Но твой давний враг, всесильный маг-некромант, оживил парня, наделил его волшебной силой, поставил во главу армии нежити и отправил по точным координатам к тебе, то бишь телепортировал. Не спрашивай, чем ты насолил всесильному магу! Мне не всё известно. Но, очевидно, для создания коллизии достаточно и того, что ты добрый - вроде бы - герой, а он злой - скорее всего - некромант. Классический разброс статусов - и как следствие закономерное развитие событий.
      - А почему я убегаю от какого-то жалкого мертвяка? Для чего и как у меня оказался меч-кладенец? И куда я дел рыжую воровку?
      - Не леденец, а кладенец, - поправил меч.
      - Я и сказал кладенец, - раздражённо бросил рыцарь.
      - Прости, видимо, послышалось. Годы, знаешь ли, берут своё, - пожаловался меч. - Сколько долгих лет я пролежал под тем огромным, покрытым мхом, находящемся в самом труднодоступном месте камнем...
      - Так что с моими вопросами? - пропуская мимо ушей болтовню меча, напомнил рыцарь.
      - Вкратце ситуация такова: маг, помимо прочего, сделал мертвяка бессмертным, и убить его можно, лишь рассеяв чары, а рассеять чары можно, лишь убив мага, а убить мага можно лишь мечом-кладенцом, выкованным искуснейшим в мире кузнецом, убитом из боязни самому быть им убитым с помощью его меча магом. Меч кладенец был схоронен...
      - Я слышал: далеко-далеко под большим мшистым камнем.
      - Верно. А девку ты спрятал дома у родителей парня-мертвяка. После того как он с ними поступил, родичи его невзлюбили, а прознав, что их сынище-маньяк превращён в бессмертную нежить, решили оказывать посильную помощь всем, кому он не нравится. Друг моего врага - мой друг, и так далее...
      - А я, наверное, служил в гвардии, пока меня не изгнали из-за инцидента, который подстроил будущий мертвяк-маньяк?
      - Память восстанавливается? - с надеждой спросил дракон.
      - Нет, догадался, - горько ответил рыцарь и обхватил руками голову. - Как представлю, - медленно проговорил он, - что по моей вине погибли невинные люди...
      - Не совсем по твоей. Ведь это маг отнял у тебя память, чтобы ты стал для него лёгкой добычей - как принято выражаться. И если уж на то пошло, не больно-то они и невинные: султан скупил все власти в округе, так что семейка не платит налогов, время от времени занимается беспределом (ну, там, собирает дань с рыночных торговцев и крадёт из магазина масло) - и при этом остаётся безнаказанной.
      - И всё же...
      - Слушай, считай, что того требовала высшая справедливость, что мясорубка, которую ты им устроил, была преопределена твоим неискоренимым стремлением к мировой гармонии и дырявой памятью. У тебя один пласт памяти наложился на другой, и ты принял мамашу с дочурками за разыскивающих тебя злобных зомби.
      Рыцарь взъерошил длинные тёмные волосы, а потом решительно встал. Выдернув из земли меч, он сказал:
      - Учитывая свои проблемы с памятью, не могу быть уверен... Но, по крайней мере, мне кажется, что я приходил сюда с какой-то иной целью, а не чтобы совершить экскурс в собственную биографию. Да вообще говоря: на кой ляд я припёрся к драконьему логову?! Не спорю, я потерял память, но со здравым смыслом у меня пока порядок!
      Дракон немного помолчал, а затем изрёк:
      - Ладно, ты меня поймал. Мне не удалось тебя обдурить.
      Рыцарь недоумённо приподнял брови.
      - Обдурить? То есть всё, что ты мне наплёл - неправда? О провалах в памяти, о злобном маге, об армии мертвецов и о моих преступлениях...
      - Нет-нет, не волнуйся... ээ, я хотел сказать, не сомневайся, это было на самом деле. Просто, понимаешь... м... в общем...
      Рыцарь подозрительно покосился в ту сторону, из которой раздавался голос дракона, и покрепче обхватил меч-кладенец.
      - Я... у меня сейчас нет денег.
      Герой впал в ступор.
      - Что? Каких денег?
      - Эти провалы в памяти - они такие удобные, когда нужно не отдать долг.
      Подозрительность рыцаря усилилась, однако его догадливость находилась на прежней отметке - на нуле.
      - Не понял? - отважно заявил герой, держа перед собой меч и медленно отступая назад.
      Редкие лучи солнечного света, проникавшие в пещерный проход и взбивавшие многолетнюю пыль в объёмные вихри, обрисовали нечёткий, выползавший наружу силуэт.
      - Да что ты не понял?! Я и есть тот всесильный маг-некромант!
      На фоне отливающего голубизной неба и кучевых облаков дракон смотрелся очень внушительно - и очень костляво. Поскольку был скелетом.
      - Мне надоело играть в игры! - громыхнул он. - Значит, так: примерно год назад я занял у тебя деньги...
      - На что? - спросил ошарашенный рыцарь, не прекращая движения спиной вперёд.
      - На заклинание. Мои запасы золота и драгоценностей истощились вместе с моей плотью: слишком много расплодилось самоуверенных героев, которых так и тянет проникнуть в пещеру дракона, украсть его сокровища и отрубить от него кусочек. Некоторые рвутся спасать девственниц, хотя я этим не увлекаюсь. - Всесильный маг неожиданно умолк, а затем с неохотой поправился: - Больше не увлекаюсь. Я не в том возрасте, чтобы интересоваться женским полом. Я мирно коплю деньги на старость...
      - Ага, с помощью армии живых мертвецов.
      - Обычно я их использую как рабочих. Ты - единственное исключение.
      - Приятно слышать, - наконец притормозив, хмыкнул рыцарь.
      - ...а тут заявляешься ты и давай требовать долг! Знали бы вы, герои, какими трудами достаётся сегодня кусок хлеба!
      Рыцарь пристально глядел на мага. Наглядевшись вдоволь, он взвесил в руке меч, взмахнул им для пробы и молча двинулся по прямо противоположной траектории, а именно - вперёд.
      На этот раз отступил дракон.
      - Спокойнее-спокойнее! Силовыми методами ничего не добьёшься!
      - Уверен?
      - Я верну тебе деньги, обещаю.
      - Как же, так я и поверил.
      - Хочешь, расписку напишу?
      - Нет, я хочу кое-чего другого.
      - Но тебе даже не известно, для какого заклинания мне понадобились деньги! - выкрикнул дракон последний аргумент, спиной юркая в пещеру.
      - Думаю, мне это будет неинтересно.
      - Ошибаешься, - ехидно послышалось из темноты. - Я хотел приготовить заклинание перемещения во времени, а оно дорого стоит...
      - Неинтересно. - Рыцарь огляделся в поисках подходящей для факела ветки.
      - ...и, вернувшись в прошлое, предотвратить нашу встречу...
      - Угу. - Рыцарь обмотал вокруг толстой палки сухую траву, высек кремнем искру и запалил факел.
      - ...и мне это удалось.
      Рыцарь замер.
      - И мне это удалось неоднократно! Путешествия во времени - забавная штука, надо сказать. Иногда они к такоому приводят...
      Рыцарь не двигался.
      - Когда я сбился со счёта, суммирая наши бесконечные, безрезультатные встречи, то понял: надо предпринимать нечто более радикальное! И я, поступившись принципами и позаимствовав у знакомого колдуна бутылочку с любовным снадобьем, отправился в ещё одно путешествие, но уже в другое время и в другое место. После чего опять возвратился сюда.
      Факел рыцаря плавно опустился, и огонь, сыпля фейерверком искр, поджигал одинокие засохшие травинки перед входом в пещеру.
      - Но, если поразмыслить, это случилось в прошлом, а посему с того момента и до нынешнего я продолжаю оставаться верным своему принципу. Какому? Ни грамма женщин! С ними одни проблемы, доложу я тебе! Стоит их похитить и изнасиловать, как они тут же начинают распоряжаться тобой как своей собственностью. Девственницы в этом плане особенно наивны и неразумны. Как ни объясняй им, что секс - это просто секс...
      Факел выпал из руки рыцаря. За ним последовал меч.
      - Ох уж эти мне старорежимники!..
      - Ты переспал с моей матерью?!
      Повинуясь внезапному импульсу, рыцарь посмотрел на ноги - они были короткими. Рыцарь перевёл взгляд дальше - у него были широкие бедра. Рыцарь перевернул руку - его ногти были красного цвета. До этого места ещё оставалась надежда, но то, что располагалось чуть выше, отсекало её раз и навсегда.
      - Всем известно: женщины не бывают рыцарями. Они не убивают драконов, не грабят их пещеры, не спасают из заточения принцесс и не дают всесильным магам в долг.
      Пасущийся неподалёку конь странно заржал.
   А обиженная на мировую несправедливость рыцарь расплакалась горючими слезами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

6. Притча о камне

   Совсем юным он встретил знаменитую провидицу - она сказала, что камень может сделать его бессмертным. Он поверил её предсказанию. С пылающей в сердце надеждой на вечную жизнь и с неоспоримой верой в свою удачу начал он поиски этого волшебного камня и продолжал их долгие годы.
   Он женился и в любви родил на свет детей. С каждым новым днём счастье отцовства всё сильнее расцветало в его сердце и озаряло лицо его красками радости и блаженства. Заботу о детях и ласку, которую чада дарили своему отцу, ничто не могло ему заменить. Лишь камень так и не был найден, и это печалило его. Близкие видели его печаль, но не понимали её причины, ведь он никогда не рассказывал им ни о пророчестве, ни о дарующем бессмертие камне.
   Его дети выросли. Они нашли свои призвания и обзавелись собственными детьми, но по-прежнему любили его, как в самом раннем детстве, когда они не знали слова "бог" и слово "отец" служило ему заменой. И его жена была рядом - судьба, помощница, друг. Но мысли его всё чаще обращались к камню, и он понимал: если он не отыщет камня, самые чудесные вещи в мире не пробудят в нём былого беззаветного восторга.
   Он состарился. Как и раньше - и как всегда, его семья была с ним единым целым: жена, дети, внуки. Правнуки. Многие завидовали ему, не подозревая, что душа его десятилетия пустует вне истины, не познанной им, и без цели, им не достигнутой, - у него не было камня.
   На смертном одре, недвижимый и угасающий, он принял решение. Тихим, хриплым голосом, в котором ничуть не чувствовались давние глубина и сила, он позвал жену и всё ей рассказал. Она слушала его внимательно, а когда он замолчал, улыбнулась и провела рукой по его редким, жёстким, седым волосам. Она хотела успокоить его не только улыбкой, но и словами. "Камней, дарующих бессмертие, не существует. Единственное и настоящее благо людское - это любовь к ближним и их любовь к тебе", - прошептала она, с неисчерпаемой преданностью глядя на мужа. Но её тёплые и мудрые слова не коснулись его ушей - к тому времени он был уже мёртв.
   Под его подушкой жена нашла толстую рукопись и записку. "Издайте", - прочла она.
   Родственники долго оплакивали его кончину. Как и все люди, они плакали глазами, но несравнимо больнее было их сердцам, слёзы из которых не переставили литься ещё очень долгое время.
   Вышедший после его смерти роман читали по всей планете. Миллионы восторгались его творением - смеялись над его шутками и грустили над его бедами. Загадка камня изменила не только его самого, но и всех, кто прикоснулся к ней со страниц его романа. Однако у любой загадки есть ответ:
   Скульптор сбросил покрывало с его статуи. Она была из камня.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

7. Его первая победа

  
      - Нет, неправильно. - Хозяин покачал головой.
      Животное самозабвенно лупило одним бульником по другому и не замечало ничего вокруг.
      Хозяин забрал у животного камень. С трудом. Пришлось приложить силу, чтобы вырвать камень из цепких, сильных лап.
      - Ещё раз объясняю, - сказал хозяин. - Берёшь вот так... вот так... и делаешь вот так. Ясно? Вот так.
      Животное посмотрело на Хозяина как на умалишённого.
      - Тебе всё понятно?
      - Ук?
      Хозяин вздохнул и вернул булыжник Животному.
      - На, попробуй ещё.
      - Ты там скоро? - Это были друзья Хозяина. Они звали его, потому что пришло время улетать.
      Хозяин обернулся и крикнул:
      - Подождите ещё чуть-чуть, я почти закончил!
      - Я ошибаюсь, или пару дней назад ты говорил то же самое? - спросил Один Друг.
      - И пару недель назад - тоже, - добавил Второй Друг.
      - Щас! - прокричал Хозяин.
      Он снова повернулся к Животному. Иногда оно всё же попадало по валуну, но редко. Чаще удар приходился в землю или в лоб Животному. Зазвездив себе по макушке, Животное бросало камень, усаживалось на валун и начинало реветь, жалея себя. Чтобы уговорить его к работе, Хозяин использовал бананы. Животное было от них без ума.
      Хозяин провозился с Животным уйму времени, но с места они не сдвинулись. Может быть, Животное не понимает его? Нет, оно достаточно высокоразвито. И более глупые создания легко обучались этому простому трюку. Хозяин уж и не знал, что делать.
      Он меланхолично наблюдал за Животным.
      Оно стучало камнем по валуну, но без особого интереса. И не очень долго. Притомившись, Животное отбросило камень, издало свой обычный "Ук" и погналось за каким-то грызуном.
      Хозяин сходил за камнем, отловил Животное и вернул его к валуну.
      - Давай, я знаю, ты можешь научиться, - сказал Хозяин.
      Но, честно признаться, он уже слабо в это верил.
      Животному опять вручили камень, в очередной раз показали, как надо им орудовать, и предоставили самому себе. Животное усталым и не очень довольным взглядом посмотрело на Хозяина и принялось стучать камнем по валуну.
      - Завязывай уже, - послышался голос Одного Друга. - Всё равно ты его ничему не научишь.
      - Нет, научу.
      - Да какое там... Если оно даже этого сделать не может.
      - Это ни о чём не говорит. Надо чуть-чуть подождать...
      - ...чтобы наконец понять, что это бесполезно, - сказал Второй Друг. - Полетели, а?
      Хозяин только отмахнулся.
      - Хочу напомнить, - официальным тоном начал Один Друг, - что эту экспедицию спонсирует государство...
      - Ук!
      Животное со всей силы лупануло по валуну. Камень вылетел из волосатой лапы, прочертил в воздухе крутую дугу и упал на лысину Хозяину. Который, к счастью, был не слишком восприимчив к боли.
      Хозяин вздохнул.
      Прошло уже очень много времени, а результат по-прежнему нулевой. И даже Хозяин, известный своими невероятными терпением и настырностью, начал уставать.
      Он почесал макушку, поднял камень и сказал Животному - внятно, так, чтобы оно поняло:
      - Давай попробуем сделать это вместе.
      Животное вскинуло голову, но ничего не ответило. Ни единой мысли не отображалось в его больших глазах. Только синее небо и белые, как сливки, кучевые облака.
      Животное стиснуло камень в лапе, сверху положил руку Хозяин, и они вместе стали чиркать камнем по валуну - медленно, методично. Чирк... чирк... чирк... чирк...
      - Ук?
      Второй Друг высунулся из люка и крикнул:
      - Ты скоро? Это уже не смешно. Наш общий друган всерьёз собирается улетать без тебя. Ты ведь знаешь, у него есть полномочия - он же начальник.
      - Знаю, знаю, - пробурчал себе под нос Хозяин.
      - Бросай ты всё это...
      - Нет.
      - Ну, как хочешь. Но если нам придётся оставить тебя здесь, то это будет только твоей...
      - Есть!
      Получилось! Впервые получилось!
      Хозяин посмотрел на Животное. Оно возбуждённо "укало", глаза его горели. Оно тоже видело это.
      - Ук. Ук!
      - Да, давай попробуем снова!
      - Что там такое? - спросил Второй Друг.
      Хозяин ничего не ответил. Он крепче сжал лапу Животного, и они ещё несколько раз чиркнули по валуну.
      Чирк... чирк... чирк...
      Пока не проскочила маленькая, еле заметная, но самая настоящая искорка.
      - Ук!
      Животное вошло во вкус. Яркие искорки заинтересовали его. Оно всё сильнее и быстрее чиркало по валуну. И ужасно радовалось, когда удавалось высечь искру.
      - Неужели получилось? - недоверчиво произнёс Второй Друг.
      - Что получилось? - поинтересовался Один Друг. - Научил, что ли? Да не в жисть не поверю. Никогда ещё не видел создания глупее...
      Но Хозяин не слушал их. Свободной рукой он дотянулся до факела, сооружённого из ветки и сухой травы.
      - Давай, давай.
      - Ук!
      Животное и не собиралось останавливаться.
      Хозяин приблизил факел к валуну. Вот проскочила ещё одна маленькая, но яркая искорка - и упала на землю. Сейчас, сейчас... Ещё одна искорка отлетела в сторону. Хозяин весь напрягся. Животное ритмично чиркало по валуну и возбуждённо ревело.
      И вот, крохотная звёздочка упала на сухую траву. Повертелась на месте, уселась поудобнее, раскинула свои желтые язычки - и превратилась в огонёк. Огонёк пополз по траве, издавая запах дыма и становясь всё шире и выше. Теперь уже небольшое пламя плясало на факеле. Тонкой струйкой тянулся к небу дым. Весело трещала горящая трава.
      - Да! - закричал Хозяин и обнял Животное. - Да, у тебя получилось! Я же говорил - говорил, что ты сможешь! Да, да!
      Второй Друг захлопал в ладоши, искренне радуясь успеху Хозяина. Один Друг тоже зааплодировал, но менее искренне.
      - Очень рад, - сказал он. - Поздравляю. И, если ты закончил, жду тебя на борту.
      Один Друг скрылся в космическом корабле.
      - Молодец! - Второй Друг улыбался и продолжал громко хлопать.
      Один Друг высунулся из люка.
      - Или вы щас же идёте на корабль, или я улетаю без вас.
      - Зануда... - Второй Друг скривил недовольную физиономию. - Ну что, пойдём?
      - Ага, - откликнулся Хозяин.
      Он потрепал Животное по голове.
     А оно так вошло во вкус, что не обращало на него внимания. И высекало всё новые и новые искры.
    "И всё-таки у него есть способности, - подумал Хозяин, наблюдая за Животным. - Неплохо бы научить его делать факелы... Ладно, этим я займусь в следующий раз. Думаю, мы сюда ещё вернёмся".
      Хозяин торжественно вручил Животному факел. Выбросив камень, Животное схватило горящую палку, запрыгнуло на валун и устроило дикие пляски.
      - Ук, ук, у-ук! Ук, ук, у-ук! У-ук!
     Доисторический человек радовался своей первой победе над природой.
     Инопланетянин улыбнулся ему, помахал на прощание рукой и поспешил к космическому кораблю.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

8. Одним щелчком

  
   Мастер мне сразу не понравился: небритый; руки грязные, и за всё хватается; говорит глупости, которые считает шутками; противно лыбится. И ещё заигрывает с Джессикой.
   "Почему бы тебе не установить кабельное и не убраться на том мусоровозе, который тебя привёз?"
   Я стоял, скрестив на груди руки, и хмурился. Меня никто не замечал. И неважно, что устанавливали кабельное на мои деньги, что, вообще-то, я кормлю всю семью. "Папа, мы хотим кабельное ТВ. Дай денег. Спасибо, а теперь отвали".
   Вот я пишу это и злюсь, но не на электрика и не на Джессику с Браяном. Я зол на себя, причём очень сильно. Всего-то и надо было: не поддаваться на уговоры и отстаивать свою позицию. Да, может, немного испортились бы отношения с семьёй, но всего этого не случилось бы. А что делать теперь?
   Что мне делать теперь?
   ...Вот как всё произошло...
   Я сидел на кухне, смотрел футбол и потягивал кофе со сливками (две ложки сахара без горки). Англичане продували финнам, причём с крупным счётом. Как такое возможно - не представляю. Но это было лишь первым из чудес.
   Тут дверь открылась, и вошёл Браян.
   - Привет, па, - сказал он с миной непроницаемости на лице. У парня переходный период, и он думает, что ты тем круче, чем бесстрастнее твоё лицо. Ну, не знаю, мне все эти ужимки казались скорее смешными, чем серьёзными.
   - Угу. - У меня на работе выдался неприятный денёк. Хотя правильнее было бы сказать: опять выдался неприятный денёк.
   Чемпионат Европы проводится раз в четыре года, и мне хотелось в спокойной обстановке насладиться футболом.
   А сын хотел ко мне поприставать.
   - Смотри, па.
   Он протянул мне какую-то разноцветную бумажку.
   В штрафной англичан сбили финна - началось разбирательства. Игроки препирались с судьёй, судья хмурил брови.
   - Па! - увидев, что я не реагирую, громко сказал Браян.
   - А? Что?
   - Чемпионат смотришь?
   А что, не видно? Браян никогда не интересовался футболом - вряд ли он пришёл, чтобы обсудить игру.
   - Чего надо?
   - Смурной ты какой-то.
   И, прежде чем я ответил, Браян снова сунул мне под нос ту бумаженцию.
   - Вот, гляди.
   Бумаженция оказалась рекламным проспектом. Пока я вертел его в руках, финны забили гол.
   - Ну, и что? - раздражённо сказал я, бросая проспект на стол.
   - Там больше ста каналов: спорт, комедии, ужасы, телешоу...
   - Где там?
   - Ты рекламку-то читал? Предлагают установить кабельное телевидение "Satellite Plus". Больше ста каналов: спорт, комедии, ужасы...
   - Понятно. И что, я должен дать денег?
   - Да.
   - Нет.
   Я отвернулся и переключился на игру.
   - Пап, - настойчиво сказал Браян.
   - Ну?
   - Ты задолжал мне подарок на ДР. Или спросить его с Санта-Клауса?
   - Отстань, дай телевизор посмотреть.
   - Кстати, насчёт телика: ты обещал маме починить видеодвойку в большой комнате.
   - Чё ты ко мне пристал? Ты хоть знаешь, как меня мурыжили сегодня с отчётностями?
   - Пап, - сказал Браян, принимая серьёзный вид, - ты обещал маме разобраться с видеодвойкой. Если она узнает, что ты соврал, тебе влетит.
   - Ты как со мной разговариваешь? Кто тут, в конце концов, отец, а кто - сын?..
   - Па, не надо вот этих вот детских разговоров. Ты не починишь телик, мама на тебе обидится и будет потом лет пять компостировать тебе мозги твоим пустобрёхством. Ну, помнишь, как после того случая, с газонокосилкой.
   Вот уж о чём я не хотел слышать, так это о даче и обо всём, что с ней связано.
   Я не отрывал взгляда от экрана, мечтая перенестись к англичанам и финнам, туда, где нет моих близких родственников. Но эта мечта, конечно, была из разряда неосуществимых.
   - Сколько тебе надо?
   - Там же написано...
   - Кошелёк в кармане куртки. Возьми сам и дай посмотреть игру.
   - Угу, - копируя меня, буркнул Браян.
   И ушёл, не закрыв за собой дверь.
   Я терпеть не могу, когда люди ведут себя некультурно. А если они к тому же подражают мне, это меня просто бесит.
   Англичане закатили в ворота финнов мяч, первый за всю игру. Естественно, этот гол я тоже пропустил.
   Я встал, налил кока-колы и до конца матча просидел, стиснув стакан в руке. Больше голов не было.
  
  
   А на следующий день пришёл этот мастер - вечером, когда все уже были дома. Поздоровался с Джессикой, пожал руку Браяну и сдержанно, словно с неохотой, кивнул мне. Мне это не понравилось. И я ушёл на кухню смотреть хоккей.
   - Ого! Что вы сделали с несчастной видеодвойкой! - крикнул электрик так громко, что наверняка услышали и на последнем этаже...
   Потом он стал заигрывать с Джессикой, рассказывая ей разные байки.
   - А вам все эти разговоры не мешают? - спросил я, нависая над ним, как утёс над морем.
   Мастер возился с какими-то проводами.
   - Нет, - сказал он беззаботно. - У вас есть что-нибудь горло промочить?
   - Колы хотите? - тут же откликнулась Джессика.
   - Ага.
   - Джим, принеси.
   Я зыркнул на жену так, чтобы она упала на колени и начала молить о пощаде. Вместо этого она кокетничала с электриком...
  
  
   Когда он наконец убрался, оставив чернющие следы на ковре и ужасный запах во всей квартире, я был безмерно счастлив. Открыл все балконы и форточки - в надежде, что вонь когда-нибудь выветрится, - и спросил у домочадцев, довольны ли они.
   - А видеодвойку ты так и не починил, - сказала Джессика, листая каналы.
   Мне надо было выпустить пар. Я ушёл к себе, включил компьютер и стал разбираться с отчётностями.
   В соседней комнате Джессика и Браян смотрели кабельное. Телевизор работал так громко, что, казалось, сейчас начнут рушиться стены.
   Я разобрался с отчётностями - удивительно, как злоба и агрессия повышают работоспособность. Включил сапёра и успел сыграть пару раундов, прежде чем в комнату вошёл Браян и сказал:
   - Пап, с теликом чё-то не так.
   Я угукнул, не без удовольствия. А этот мастер-ломастер говорил, что починил видеодвойку, да ещё содрал с Джессики лишнюю десятку. Хорошо, что у нас раздельный бюджет: не люблю бессмысленно тратить свои деньги.
   Я нарвался на мину и начал новую игру.
   - Пап?
   - Что "пап"? Не работает? Позовите того австралопитека - пусть ещё раз починит.
   - Па, хватит строить из себя умника и нести чепуху. Пойди посмотри. С теликом реально какая-то фигня.
   И почему я жёсткий и решительный только на словах? Почему я ни разу не влепил своему сынульке оплеуху? Если я буду лупить его время от времени, глядишь, из него вырастет что-нибудь путное.
   Я нехотя поплёлся в комнату.
   - Ну, что тут... О, чёрт.
   Джессика сидела, закусив губу, с выражением потерянности и страха на лице. И её можно было понять. По телевизору показывали... ту самую комнату, в которой мы находились. Вот только всё, что было на экране, словно вывернули наизнанку. Стены из зелёных превратились в красные. Джессика стала толстой лысой старухой. Вазы с цветами исчезли с подоконника, а вместо них стояли жуткие фарфоровые куклы. Комната уменьшилась в размерах; окно, наоборот, увеличилось. Браян изменился до неузнаваемости, превратившись в сморщенного лилипута в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. А я...
   Я отвернулся. Удивляюсь, как меня не стошнило. Я-в-телевизоре был на самом деле вывернут наизнанку. Почему после такого зрелища меня-настоящего наизнанку не вывернуло, понятия не имею.
   Борясь с отвращением, я нажимал на пульте кнопки. Телевизор никак не реагировал. Я пробовал переключать каналы, делал звук тише и громче, копался в настройках... Нет, телевизор был мёртв. Или пульт. Или они оба.
   Я попробовал выключить телевизор - безрезультатно. Тогда я отдал пульт Браяну и выдернул штепсель из розетки. Изображение замерло, как будто было нарисовано красками на мониторе, и через секунду исчезло. Я вставил штепсель обратно, забрал у сына пульт, нажал красную кнопку. Телевизор молчал. Я нажал ещё несколько кнопок, но экран так и не пробудился от своего сна.
   Джессика сжалась в комок и была похожа на маленького испуганного зверька.
   Браян сглотнул и произнёс - просто чтобы нарушить эту тягостную тишину:
   - Хорошо хоть эту мерзость больше не показывает.
   - Всё, конец бедняге, - сказал я, имея в виду телевизор. - Можно хоронить.
   Я направил пульт на люстру и нажал кнопку выключения. Да, я люблю театральные эффекты - но не такие, которые меня пугают.
   Свет в плафонах потух, и комната погрузилась в темноту.
   Я выронил пульт...
  
  
   Браян то увеличивал, то уменьшал громкость электрического чайника.
   - Вот, теперь он работает бесшумно. Красота. А так кажется, что гейзер бурлит.
   - Родной, сделай потише, - зажав уши, попросила Джессика.
   Я помешивал чай ложкой, отстранённо глядя перед собой и пытаясь понять, что же всё-таки произошло...
   ...Когда Браян поднял пульт, направил его на люстру и нажал красную кнопку, свет загорелся.
   - Выкинь его! - тут же сказала Джессика. Она считала, что в пульт вселился демон.
   Я с выводами не спешил, но тоже чувствовал присутствие чего-то... жуткого, потустороннего. Словно бы нечто незримое проникло в комнату извне, издалека и нашло себе пристанище в пульте. Джессика боялась, что это подчинит нас своей воле, превратит в ходячие телевизоры.
   Не знаю уж, какие демоны залетели в нашу квартирку, только не каждый день я вижу пульт, с помощью которого можно управлять реальностью. Моё любопытство оказалось сильнее осторожности.
   Браян уже вовсю экспериментировал: включал и выключал люстры в коридоре, лампочки в туалете и ванной, компьютер. Подошёл к подсвечнику, нажал кнопку - и свечи загорелись. Ещё одно нажатие - и они потухли, тотчас, мгновенно.
   - Обалдеть...
   Я молча забрал у Браяна пульт.
   Но сын не стал гундосить и не сделал обиженное лицо.
   - Попробуй погасить фонари, па, - сказал он. Подбежал к окну, отдёрнул занавеску. - Давай! Вот будет круто, если получится.
   Я поджал губы, посмотрел на пульт, на окно.
   - Выброси его, дорогой, - тихо сказал Джессика.
   Она дрожала, её лицо было перекошено от ужаса, но это не вызвало в моей душе ни малейшего всплеска жалости. Всего полчаса назад эта женщина обращалась со мной, как со своей игрушкой, которую можно заставить сделать что угодно.
   Я подошёл к окну и прицелился в фонарь.
   - Внимание. - Я даже улыбнулся. Нажал на кнопку.
   Фонарь погас.
   - Вау! Да, да, да! - Браян не находил себе места от радости.
   Я включил фонарь. Повернулся к жене и, повинуясь бесконтрольному порыву, направил пульт на неё. Её глаза расширились и стали похожи на два бильярдных шара. Это меня позабавило. Я нажал красную кнопку, но на сей раз ничего не произошло.
   Тогда я попробовал выключить сына.
   - Эй, пап, ты чего? - Браян отшатнулся.
   Немного поколебавшись, я всё-таки "выстрелил" в себя. Ничего.
   Нет, похоже, на людей пульт не действует. Ну и хорошо.
   - Дорогой, - сказала Джессика, с опаской глядя на меня, - что ты делаешь?
   Теперь, значит, я "дорогой"?
   - А знаешь что? - сказал я Браяну. - Давай посмотрим, что ещё он может.
   Браян улыбнулся: он уже простил мне "покушение".
  
  
   Как выяснилось, пульт умел не только гасить и зажигать (свет, там, или огонь).
   С помощью кнопок изменения громкости можно было управлять любым звуком. И превратить, скажем, шум льющейся воды в грохот водопада, а рёв гитары с дисторшном - в тихое шуршание песка.
   Я нажал "Mute" и выключил звук у холодильника. Наконец-то! Как же меня доставало это постоянное "брр, брр", от которого не скрыться ни в одной комнате и которое то и дело будило меня по ночам.
   Кнопки переключения каналов переключали не только каналы (на работающем телевизоре), но и станции - на радио, и музыкальные треки - в Media Player'е.
   Кнопки меню: используя их, я вызывал настройки электронных приборов и компьютерных игр, а также цветов, шумов, запахов - чего угодно.
   Зум - он воздействовал на моё зрение, приближая и отдаляя любую вещь...
  
  
   ...Мой чай уже остыл, а я всё ещё размышлял - теперь уже о том, как бы мне повыгоднее использовать этот чудо-пульт. Конечно, внутренний голос говорил мне, чтобы я сломал эту штуковину и выбросил в мусоропровод. Нашёптывал мне, что я зря во всё это ввязываюсь, что меня ждут неприятности. Но я сказал себе: нет, во всём виноваты мои страхи. Я страдал от них всю жизнь - пора уже с ними разобраться. Я оказался в новой и очень необычной ситуации и не знаю, как поступить, но неужели я откажусь от подарка, которым наградила меня судьба? Все эти годы я жил не для себя. И вот у меня в руках - шанс, у меня в руках - пульт, подобного которому нет ни у кого. Неужели я готов выкинуть его на помойку, а вместе с ним - свою жизнь? Ну уж нет. Хватит с меня чужих проблем - буду, наконец, помогать самому себе.
   Браян вовсю экспериментировал с пультом. Выключал проезжавшие под окном машины и долго смеялся, наблюдая за водителями. Те вылезали из своих металлических повозок, открывали капоты и искали поломку. У них ничего не получалось, они злились, матерились и били по шинам ботинками. Тогда Браян включал мотор и смеялся ещё громче, когда лица у водителей вытягивались и становились похожими на лошадиные. С помощью кнопки увеличения Браян мог в деталях рассмотреть каждую гримасу. Затем он стал разглядывать ножки девушек. Когда ему это надоело, он ушёл к себе в комнату и врубил на всю катушку рок. Но этого ему было мало, и он увеличил громкость с помощью пульта. Соседи, не сговариваясь, в едином порыве заколотили швабрами - кто по полу, кто по потолку, кто по стенам. Раньше Браян расстроился бы. Он любил шумную музыку, и ему нравилось слушать её громко. Другие, считал он, должны разделять его пристрастия. Соседи так не думали. Однако теперь у Браяна был пульт, и это его не особо волновало. Выключив стук швабр, он наслаждался воплями своего тёзки Джонсона.
   Я вошёл в комнату.
   - Представляю, какие у них лица! - проорал Браян, перекрывая хард-роковое грохотание. - Как думаешь, у кого-нибудь случился приступ? Надеюсь, что да.
   Я его понимал: я сам когда-то был подростком и слушал "AC/DC", "Van Halen", "Iron Maiden". Предкам такая музыка не нравилась, соседям - тоже. Чтобы накопить деньжат на плеер, я несколько месяцев расклеивал объявления и рассовывал рекламки по почтовым ящикам. Наконец, я его купил. В тот же день я уволился с работы. Пришёл домой, лёг в одежде на кровать, вставил наушники и весь вечер слушал на предельной громкости "Black Sabbath". А утром обнаружил, что плеер накрылся...
   - Дай мне пульт.
   - Щас. - Браян устроил себе светомузыку: быстро включал и выключал лампочки.
   - Не балуйся с электричеством.
   - Па, не занудничай...
   - Давай его сюда.
   Браян сморщил нос, но отдал мне пульт.
   - Лучше не баловаться с этой штуковиной - мы же понятия не имеем, что это такое.
   Браян фыркнул.
   - Пульт это. - Сын обиделся на меня.
   - И сделай потише.
   - Ты говоришь прям как мама.
   Даже если бы захотел, Браян не смог бы придумать что-нибудь более обидное.
   Я вошёл в спальню, открыл дверцу тумбочки и похоронил пульт под грудами бумаг. Пусть лежит тут. Пока не разберёмся с этой штукой, трогать её не стоит, подсказывал мне внутренний голос. И сейчас моё чувство опасности было с ним солидарно.
   Мне вдруг стало нехорошо, как будто в голову налили ртути. Вставили воронку в ухо и залили горячий жидкий металл прямо в меня. Тело сковала странная слабость.
   Я тряхнул головой, сделал несколько глубоких вдохов, досчитал про себя до десяти. Организм потихоньку успокоился, но предчувствие беды никуда не делось. Кто-то, живущий во мне и более умный, чем я, сказал: "Возьми пульт, сломай и выброси. Выброси его!" Этот "кто-то" говорил настойчиво и убедительно. Но ещё раньше я убедил себя, что этот пульт - мой единственный шанс изменить жизнь к лучшему.
   И я сделал, как обычно: прислушался к себе, а не к своим ощущениям. Выключил свет и вышел из комнаты.
  
  
   На следующий день пульт пропал.
   Мы с Браяном перерыли всю квартиру.
   Я повыкидывал с антресоли коробки, пакеты и ящички, побросал на пол пыльные игрушки, обветшалые постеры из музыкальных журналов, старую, никому не нужную одежду. Я чихал, как больная гриппом собака, но всё равно продолжал рыться в кучах пыли, глотать воздух, наполненный странными, непонятного происхождения запахами. Меньше всего мне хотелось копаться в этом мусоре. Я пытался забыть, что у нас есть антресоль, напоминающая заброшенный склеп. Если бы я о ней вспомнил, пришлось бы её разбирать, возиться в грязи, выбрасывать тонны мусора. Это работа дня на два - не меньше. Но, пока искал пульт, я справился с ней за два часа. Куда же он подевался? Я не имел представления, но помнил, что за штука этот пульт. Может быть, он переместился из ящика в какое-нибудь другое место? На антресоль, в галошницу, в холодильник. Или попросту исчез - из этой квартиры, из этого мира, и перенёсся... один чёрт знает куда. Никогда ещё мне не было так паршиво. Вам знакомо такое чувство: будто счастье, которого вы добивались годами, кто-то выхватил у вас из-под носа своими грязными узловатыми руками? И, раззявив рот, с потрескавшимися губами, со страшными обломанными зубами, рассмеялся прямо вам в лицо. Мне казалось, что я падаю в пропасть, из которой нет возврата. А кто-то внутри продолжал нашёптывать: не беспокойся, не ищи, всё хорошо... Но я не хотел его слушать - я хотел найти пульт. Вернуть его! Вернуть свои иллюзорные возможности!
   - Пап, его нигде нет. - Бравада Браяна куда-то подевалась - ей на смену пришло уныние. Его глаза больше не горели и не блестели - они потухли и превратились в два тёмно-серых, залитых дождём уголька.
   - В горшках смотрел?
   - Я всю землю перерыл и потом полчаса вымывал грязь из-под ногтей.
   - Меня не волнует грязь под твоими ногтями!..
   - Пап! Я даже в мусоросборнике пылесоса смотрел.
   - И что? - Мой голос дрожал; живот сводило в диких приступах - словно бы кишки и желудок вдруг сгнили, а кровь протухла. И то, что осталось от них, давило на меня, пытаясь вырваться наружу. Я попал в водоворот, и водоворот выкручивал, выворачивал меня изнутри.
   - Его нет. Пап, успокойся. - Сын положил руку мне на плечо. Ему - всего шестнадцать, а он уже почти с меня ростом.
   - Куда он мог деться?
   - Пап... Если бы он был в квартире, мы бы его нашли. Если только он не переместился в тебя или в меня.
   - Да, - сказал я. - Ко мне в мозги или к тебе в сердце.
   - Или наоборот.
   - Да, - повторил я.
   И тут Браян хлопнул меня по плечу.
   - Слушай! Мы ведь совсем забыли о маме! А что, если она...
   - Нет, нет... - Я мотал головой - я не хотел этого слышать.
   - ...выбросила его?
   - Нет...
   - Давай позвоним ей.
   Джессика была у своей подруги, которая жила на другом конце города. Я бы предпочёл, чтобы моя жена не просиживала джинсы (дома или нет - неважно), а работала бы, приносила пользу и деньги. Но она баловала Браяна, командовала мной и встречалась с подружками. Её всё устраивало. Ещё бы: кому не понравится такая жизнь?
   Я пересилил себя и позвонил Джессике на сотовый. Мне нужно задать ей вопрос, всего один вопрос. Злость разрывала меня, как тёмное существо с длинными когтями. Джессика была тут ни при чём. Но кого ещё я мог ненавидеть? Судьбу - нечто эфемерное и безликое? Или пульт, бездушную штуковину? И я проецировал злобу на жену.
   - Алло.
   - Джессика, - проговорил я сквозь сжатые зубы.
   - М?
   - Я хотел спросить...
   - Ты не мог бы говорить побыстрее - меня Сара ждёт. Мы выкройкой занимаемся.
   Вот и появился повод разозлиться. Как мне хотелось закричать на неё - впервые за девятнадцать лет. Но я сдержался. Пока что я сильнее своего подсознания.
   - Джессика, ты брала пульт?
   - Не трогала я вашу игрушку. - Это слово, "игрушка", вобрало в себя весь иррациональный ужас и чудовищное омерзение, которое вызывал у неё пульт.
   - Ты выбросила его?
   - Джим, успокойся.
   - Ты взяла его, да? - Подсознание ухмылялось и подмигивало мне. Ну давай, говорило оно, ещё немного, и я освобожусь из плена разума.
   - Ты бредишь.
   Я молчал и пытался понять, откуда во мне взялась эта ярость. Ненавижу ли я Джессику? Или я ненавижу себя за то, что когда-то женился на ней? Или причина совсем другая - более глубокая, более сложная? Будь проклят тот день, когда пульт изменился и всё это началось. Нет, всё началось раньше... когда пришёл электрик. Да. Вот она, исходная точка. А может быть, так было предначертано с самого начала
   Я сел на корточки, закрыл глаза.
   - Я не брала пульта, Джим. А теперь иди, отдохни - тебе это нужно.
   И, не попрощавшись, прервала связь.
   Я отдал сотовый Браяну, пошёл в спальню и упал на кровать...
  
  
   Джессика вернулась вечером, чуть раньше обычного, и в руках у неё был пульт.
   Я подбежал к ней, выхватил чёрный пластмассовый предмет и прижал его к груди, как самую драгоценную вещь в своей жизни.
   До этого глаза Джессики лучились сочувствием, но, как только я вырвал у неё пульт, её лицо ожесточилось. Она сухо сказала:
   - Мусорное ведро у подъезда переполнено. Он лежал на самом верху. Я чисто случайно его заметила.
   - Но ты ведь... ты ведь его не выбрасывала?
   Джессика посмотрела на меня - отвращение, жалость и обида смешались в этом взгляде - и ушла на кухню.
   Браян попросил у меня пульт. Я сомневался, стоит ли ему давать этот бесценный предмет. А что, если он его потеряет? Ведь в следующий раз нам может не повезти - никто не пройдёт рядом с мусорным ведром и пульт не будет лежать на самом верху, на горе мусора.
   - Пап, я буду с ним осторожен.
   Я кусал губы. С трудом я оторвал от себя эту чёрную искусственную частичку и отдал её сыну. Он улыбнулся - уголками губ - и ушёл к себе в комнату.
   Джессика варила овощной суп. Я положил руку ей на бок, хотел обнять. Но она вывернулась и, даже не взглянув на меня, продолжила готовить ужин.
   - Извини... - понурив голову, сказал я. - Я... я не думал, что это ты, просто...
   - Просто больше обвинить было некого, так?
   - Извини, - сказал я.
   - В холодильнике остались котлеты - если хочешь, погрей. Вряд ли ты наешься одними овощами.
   Я кивнул, хотя она этого не видела.
   В дверях я обернулся.
   - Но если это сделала не ты, то кто?
   Руки Джессики механически орудовали ножом: резали сельдерей, помидоры, петрушку...
   - Может быть, тот же, кто заставил тебя положить пульт в ящик?
   - Но кто это?
   Джессика не ответила. Могла ли она что-нибудь сказать?
  
  
   Я вошёл в комнату Браяна. Я думал, что он развлекается и безобразничает: выключает у соседей звук шагов или что-нибудь вроде этого. Но он сидел в кресле и, свесив голову на грудь, спал. Пульт он держал в руках. Браян никогда не любил темноты, в детстве он очень сильно боялся её, однако сейчас в комнате царил густой мрак. Поздний вечер... И только окна дома напротив боролись с чёрной мглой. Бесстрашно, но бессмысленно.
   Я осторожно вынул пульт из руки сына. Браян даже не шелохнулся. Я вышел и бесшумно закрыл за собой дверь.
  
  
   ...- И чтобы отчитались мне за весь квартал. Ясно? - Мистер Стивенсон тряхнул пузом, поправил очки и направился к выходу.
   Сегодня он устроил нам очередную выволочку. Ему было без разницы, что во всём банке мы - единственный отдел, который хоть чем-то занимается. И это - моя заслуга. Я весь день, без устали, порчу себе настроение, только чтобы эти бездельники делали работу, за которую им неплохо платят. При этом я не получил ещё ни одной премии, если не считать регулярные выволочки. Не знаю, надоело ли Стивенсону устраивать их, но выслушать его претензии мне надоело определённо
   Я взял сотовый, набрал номер шефа.
   Пульт лежал у меня в кармане. Какая удобная вещь - брюки с глубокими и широкими карманами. Я нажал кнопку увеличения громкости и очень долго её не отпускал.
   У Стивенсона зазвонил телефон...
   Никогда не забуду этого вопля. Дикого, нечеловеческого. Небось, Стивенсону показалось, что в его кармане зазвонило в унисон несколько церковных набатов. Все тут же выбежали из кабинета - спешили на помощь любимому шефу. Я уменьшил звук его сотового и неторопливо последовал за ними.
   Стивенсон лежал на полу и трясся. Его потные руки елозили под рубашкой, как вымазанные в мазуте ужи. У него случился приступ.
   Возможно, я перестарался. Но ведь он сам нарвался, не так ли?..
  
  
   Я пару раз, в самый неожиданный момент, выключал в кабинете свет или увеличивал звук работающего принтера. Все так забавно на это реагировали: вздрагивали и вскрикивали, волновались. А я уже не чувствовал никакого опустошения. Упадок сил и нервное истощение исчезли, как вчерашний день. Вот почему мне был так нужен этот пульт. Но нельзя довольствоваться только этим, надо придумать, как ещё его использовать, как изменить свою жизнь...
  
  
   ...Автобус вёз меня домой.
   Я смотрел в окно, на плывущие, словно в незримом потоке, деревья, дома, людей, машины... И вместе с ними в другое русло перетекли мои размышления.
   Я мог бы купить автомобиль - тогда бы я не тратил на дорогу так много времени, не стоял бы в пробках. Но отчего-то я терпеть не мог легковушки. Я их даже избегал. Это был какой-то инстинктивный, необъяснимый страх. Возможно, персональная машина являлась для меня воплощением личной смерти. Я не хотел отрываться от общества - мне нравилось сознавать, что я в безопасности. А в автомобиле ты предоставлен сам себе, твоя жизнь зависит только от тебя. Мне казалось, что, если я куплю авто, произойдёт что-то непоправимое.
   В любом случае, мне больше нравилось ездить на общественном транспорте, быть в контакте с окружающим миром, наблюдать за людьми. А теперь ещё и воздействовать на них.
   Какие-то два пацаненка, чтобы повыпендриваться друг перед другом, матерились на весь салон. Я направил пульт на двери автобуса, вызвал меню, изменил звук открывающихся дверей на нестерпимый визг (задрал хорошенько высокие частоты), а потом увеличил громкость. Остановка. Двери открываются - шипя, как двести гигантских гадюк, и ударяются о бортики - с таким звуком ржавый "Боинг" врезается в землю, в то время как чья-то невидимая лапища разрывает его на части.
   Видели бы вы этих пацанят! Они подскочили на месте, примолкли и вжались в спинки кресел. Они затравленно озирались и не могли понять, что же случилось.
   Я нажал кнопку увеличения. Изменений, которые произошли с юнцами, никто, кроме меня, не видел, лишь перед моим внутренним взором их лица растянулись, раздулись, и стало видно дрожащие губы, мечущиеся, точно в припадке, зрачки. Гипсовые головы вместо настоящих.
   Я снова воспользовался зумом, и два застывших от ужаса шара сдулись. Весь воздух вышел. Не настолько они интересные, чтобы разглядывать их так долго.
   Перепуганные до смерти пассажиры перешёптывались, тыкали в двери пальцами. Кто-то подошёл к водителю и, заикаясь от волнения, рассказал о происшедшем. Зачем? Водитель сам всё слышал. Глупое у него, наверное, сейчас лицо. Можно увеличить отражение в зеркальце заднего вида...
   Но мне хотелось отдохнуть от развлечений.
   Отстранившись от остальных людей и их узкого мирка, я безразличным взглядом провожал лавочки, домики, деревца, а они бежали и бежали...
  
  
   Я снял крутку, бросил её на пуфик.
   - Дорогая, я до...
   - Что на этот раз случилось с бедным телевизором? Может, вы его ненавидите и так ему мстите?.. О господи. Ну и ну. Это такая шутка, да? - произнёс незнакомый голос.
   Хотя нет, не незнакомый - чужой.
   Я быстро скинул ботинки и вбежал в комнату.
   - А что такое? - спросила Джессика.
   - Провода замкнуты друг на друге. Вы что, хотите, чтобы телевизор сам себя показывал? - сказал мастер.
   Тот самый грязный мастер-грубиян, который ставил нам кабельное, сидел на коленях перед телевизором.
   - Эй, - упирая руки в боки, сказал я, - вы чем тут занимаетесь? Ваши услуги нам не нужны.
   - О, хозяин пришёл.
   Мастер улыбнулся и протянул мне руку. Лучше я выпью отравленной колы, чем пожму её.
   - Я сказал: нам от вас ничего не нужно. Уходите.
   - А ваша жена говорила совсем другое.
   - А мне плевать...
   - Джим. - Джессика посмотрела мне в глаза. - Переоденься и иди поешь.
   После сегодняшней поездки в автобусе я стал другим, и я хотел, чтобы она это поняла.
   - Я не хочу, чтобы он копался в телевизоре.
   - Да с телевизором ничего страшного, - радостно сказал мастер и кашлянул. Хрипло, мокротно. - Просто кое-что необычное.
   Я взял жену за руку и отвёл в сторонку.
   - Джесс, он может всё испортить.
   Она смотрела на меня бесстрастно, почти безразлично.
   - Что испортить?
   - Ты знаешь!
   - Что испортить, Джим?
   - Пульт... он стал таким, когда отказал телевизор. Я не хочу...
   - А я хочу. Я хочу, Джим, чтобы мы жили как раньше. Чтобы ты не был злым и неуравновешенным. Чтобы я могла называть нашу семью - семьёй.
   - Чтобы ты командовала мной, как раньше!
   - Тихо. - Её глаза впивались в меня острыми булавками. Пронзали кожу, погружались в плоть - и глубже. В самое сокровенное, самое податливое, беззащитное. Лишали меня воли.
   Я понимал, что она пытается сделать. Я ведь совсем не изменился, остался таким же, как прежде, с одним лишь исключением: я сумел выпустить на волю всё то, что томилось во мне долгие годы, все мои страхи и комплексы, всю мою неуверенность. Дело в другом. Она привыкла быть лидером, а когда лидер теряет контроль над ситуацией, ему это не нравится. Джессика боится последствий и потому хочет вернуть всё на свои места, снова превратить себя в командира, а меня - в подчинённого.
   Я сжал кулаки.
   - Я хочу этого, Джим. А ещё я хочу, чтобы телевизор работал. Пусть мастер его починит - ты ведь этого так и не сделал. Хотя обещал.
   "Ненавижу тебя" - эти слова вылетели из моего горла, ударились о сомкнутые губы, почти вырвались из плена непроизнесённости в мир звуков. Но нет: я опять промолчал.
   Я сглотнул, и вместе со слюной туда, вниз, к сердцу, упали ненависть, злоба, обречённость, бессилие, покорность... Опустошённость вернулась.
   Джессика откинула назад густые, вьющиеся, белые волосы. Когда-то она заставила меня постричься: ей не нравилось, что мои волосы красивее, чем её. Она любила привлекать внимание и считала врагами всех, кто его у неё отнимал.
   - Иди поешь, Джим.
   И она ушла в комнату, закрыв за собой дверь.
   Мастер отпустил какую-то грязную шуточку, и Джессика рассмеялась. Картинно, неестественно. Электрик взгоготнул. Я услышал, как хихикает Браян.
   Я изо всех сил стиснул лежавший в кармане пульт.
  
  
   Аппетит пропал. Я ковырял котлету и с отвращением наблюдал за футболистами. Моя попытка спрятаться за экраном телевизора, убежать в другой мир, опять потерпела неудачу. Гнев, переполнявший меня, переродился во что-то липкое, тягучее, несуразное. Чёрная отвратительная масса.
   В кухню вошла Джессика.
   - Всё готово, милый.
   Я отложил вилку, встал и пошёл в комнату. Я почувствовал на спине её взгляд, тот, который преследовал меня девятнадцать лет, но к которому я не смог привыкнуть. Она не смотрела на меня таким взглядом, когда мы только встречались. Паучиха порабощает самца, притворяясь, что отдаётся ему. После этого паук оказывается в полной её власти, и, если надо, она может откусить ему голову своими острыми клыками, чтобы он не вмешивался в её жизнь, не вредил её планам, не касался её мечтаний. У паука-самца лишь одна цель, считает самка-паук, больше он ни на что не годен.
   Не годен...
   Я встал посреди комнаты. Не отрываясь, минуту или две, смотрел на работающий телевизор. Запрокинул голову - мой взгляд остановился на люстре. Я вытащил из кармана пульт, поднял его, нажал кнопку...
   Свет не погас.
   Украинцы проигрывали немцам.
   Всё было как обычно.
  
  
   Всё было как обычно.
   Красные стены кровавыми трупами обступили тесную, похожую на могилу комнатку.
   Кошмарные фарфоровые куклы щерили зубы в жестоких улыбках.
   В огромное окно позади них заглянул чей-то глаз: одна радужка, пепельно-серая, без белка, без зрачка.
   Толстая лысая старуха ответила глазу взглядом, из которого, как из гнойной раны, сочилось что-то мерзкое, ненастоящее.
   Рядом со мной стоял сморщенный лилипут в зелёных штанах и грязно-коричневых ботинках. Он ковырялся в носу, поедал свои козявки и щурился - свет был ему неприятен.
   Что мне делать теперь?
   Я посмотрел вниз, на сгусток мышц, обливающийся багровой солёной жидкостью. На сердце. На желудок. На печень, на селезёнку и почки. На кишки. На половые органы. Лишь скелета я не мог увидеть - моего основания, моего центра. Только он был спрятан, тогда как всё остальное выставили на обозрение миру. Без стеснения, без зазрения совести.
   Изображение дёрнулось. Пошло рябью.
   Всё становилось на свои места.
   Дурацкие, бессмысленные вопросы больше не занимали моих мыслей.
   Пока оставалось время, я вгляделся в мир по ту сторону экрана. В этот мир я никогда не смогу попасть, как бы я ни хотел.
   Свет погас, как умершая звезда, - и чудесным, благоухающим цветком расцвёл мрак.
   Но меня не тянуло туда, ведь я не принадлежал тому миру. Хотя я завидовал...
   .укнанзиан ьсолавичаровыв ёсВ
   ...Я завидовал им, живущим в другом, вывернутом наизнанку мире. Они ничего не делали, ничего не понимали. У них был пульт, и они могли бы... Но они лишь стояли и смотрели на нас. Как они были ужасны, как омерзительны. Вывернутый наизнанку мир. Если бы у меня был пульт, если бы только...
   В колышущейся, неровной тьме я разглядел нечто чёрное с острыми углами. Моя надежда, моё счастье, мои мечты... Я разжал кулак. Спасение, оно лежало на раскрытой ладони.
   Старуха и лилипут подошли; коснулись моего нутра. Что-то хлюпнуло. По моему телу прошла дрожь.
   И, прежде чем всё исчезло и прекратилось, прежде чем оборвалось, перед самым концом, как всегда, было движение. Я опустил палец, настоящий, сочащийся кровью палец, и надавил на настоящую, не вывернутую наизнанку кнопку.
   А существа по ту сторону экрана вели себя не так. Они оставались другими. Впрочем, совсем недолго...
   Экран погас.

9. Хороший костюм

I

  
   Эдвард Нортингтон копался в мусорном контейнере, когда мимо проходил Джеральд Батлер. Эдвард на пару секунд оторвался от банок, упаковок и пластмассовых стаканчиков, чтобы проводить Джеральда взглядом. Всегда элегантно одетый (Джеральд - не Эдвард), с неизменной тростью; спина прямая; лёгкая и невесомая улыбка на губах; сияющие (или горящие, кому как больше нравится) голубые глаза; аккуратная стрижка - короткие чёрные волосы; да ещё напевает что-то тихонько себе под нос. На Эдварда нахлынули самые разные мысли, но руки его при этом не прекращали перебирать и сортировать мусор. Причина, по которой Эдвард находился в таком не очень приятном месте в такой очень приятный день (как? Я не сказал про безоблачное небо и тёплое, но нежаркое солнце? Так вот, они были) - причина была очень проста: Хлоя. Жена. Эдвард, больше двадцати лет состоявший с Хлоей в законном браке, сделал очередную глупость. Говоря по чести, только в глазах Хлои это выглядело глупостью, но она умела так пересказать действия Эдварда самому Эдварду, что и ему они казались непроходимой тупостью. В этот раз он выбросил на свалку испорченный, по его мнению, кухонный комбайн. По мнению Хлои, то, что комбайн заедал, отказывался работать и вместо того, чтобы рубить овощи, мял и давил их, ничего не означало. Комбайн вполне годный. И они не настолько богаты, чтобы разбрасываться вещами, которые, при хорошем обращении, прослужат ещё лет десять. Эдвард считал, что комбайн отслужил своё года три назад, но это совершенно ничего не меняло. Приказ отправляться туда, куда он выбросил годную ещё вещь, прозвучал недвусмысленно. И Эдвард, закатив глаза (нет, прошу прощения, Хлоя отучила его от этого со времён деревянной свадьбы) и закатав рукава и штанины, отправился к мусорному контейнеру. Там и произошла его встреча с Джеральдом. Впрочем, что значит встреча? Они даже не поздоровались. Эдвард только проводил Джеральда грустным взглядом.
  

II

   Комбайн Эдвард всё-таки нашёл, за что - после того как отмыл его и представил жене в лучшем виде - был награждён чем-то вроде "ути-пути" и слюнявым поцелуем. Только он ждал от жены совсем не этого. За двадцать лет его эротические предпочтения постепенно, но неуклонно преобразовывались в то, что называют кратким и исчерпывающим словом - ничто. Он ничего не ждал от жены. Но до чего приятно было представлять, как они, более энергичные, молодые и не такие опытные, закрывают наглухо занавески и устраивают скачки на двуспальной кровати. Летом - то есть в момент действия нашего рассказа, - когда окна открыты, Эдвард прекрасно слышал, чем по ночам занимаются соседи. И не только по ночам. Даже с закрытыми окнами ему продолжало казаться, что он слышит стоны и вскрики, и перед его взором вставали мутные фигуры, движущиеся в ритмичном танце, возникшем миллионы лет назад. И лишь его натренированная за долгие годы способность абстрагироваться от всего, что нервировало и раздражало, помогала Эдварду отгонять такие картины подальше. Ещё дальше. Туда, в закрома фантазии и подсознания. И это было тем сложнее, что подобные картины Эдварда отнюдь не нервировали и не раздражали... Всё менялось, если речь шла о жене, с которой они прожили двадцать с лишним лет и которая никогда не была худышкой; а после сорока эта "никогда-не-худышность" приобрела намного более внушительные формы, такие, что фантазии Эдварда, едва выбравшись из потаённых закромов, тут же увядали, как фикусы без полива.
  

III

   Жену Джеральда Батлера звали Линда. Чаще всего Эдвард видел её, когда поливал фикусы. Светловолосая, миловидная - да что там, красивая, - а к тому же изящная и с хорошими манерами... Эдвард никогда не представлял её на месте своей жены, зато он частенько сравнивал их фикусы - те, что поливала Линда, и те, за которыми ухаживал он. Фикусы Линды были усыпаны сочными зелёными листьями и, что называется, пыхали здоровьем, тогда как его растения неизменно чахли, выглядели унылыми и недовольными жизнью... Уходом. Недовольными уходом. Речь-то о фикусах, а не о нём. Эдварду приходило на ум, что они загибаются от одного его вида. Ещё бы: если бы Эдвард был на месте фикусов и ему предложили выбирать, от чьего вида расти и размножаться - от его или от Линдиного, - он, конечно, выбрал бы Линдин вид. Её фигуру. Её глаза и груди... Так, умение абстрагироваться. Запустить... Эдвард с трудом отрывал себя от этих мыслей - благо, поливка фикусов продолжалась всего несколько минут. Но почему она выпадала именно на то время, когда ей же занималась восхити... жена Джеральда?.. Эдвард задёрнул занавески и отправился чинить кран. По словам Хлои, он протекал. Задача Эдварда состояла в том, чтобы убедиться, что это не так, сказать Хлое, что он во всём разобрался, и получить свою порцию "ути-путь" и слюнявых поцелуев.
  

IV

  
   Дети Нортингтонов и Батлеров вместе ходили в школу, так что Эдварду, хотел он того или нет - а он не хотел, - приходилось лично видеться с "идеальной четой" и даже здороваться с ними. Иногда этим всё и заканчивалось, а иногда они переходили к обсуждению погоды (что обещали синоптики), вечернего футбольного матча (как там Ливерпуль? Разгромил Бенфику или нет?) и нового рецепта из кулинарной программы. А однажды (о боже!) Эдварду пришлось обсуждать с Линдой последнюю передачу по аэробике. Линда утверждала, что ведущая передачи, Тина Какая-То-Там, стала перегибать палку. Её упражнения, по словам Линды, трудно будет выполнить и чемпионкам мира по спортивной гимнастике, не то что обычным домохозяйкам. После чего "обычная домохозяйка" в красках описала парочку таких упражнений. У Эдварда резко поднялась температура, но умение абстрагироваться и на сей раз его выручило, правда, с большим трудом. Тут подъехал автобус (чтоб его, и где он пропадал!). Батлеры обняли и поцеловали своих отпрысков; Нортингтоны отрешённо потрепали Чарли по волосам. Дети сели в автобус, и он повёз их в школу.
  

V

   Эдвард не считал своего единственного сына Чарли, образцово-показательным. Вообще, мало что в доме Нортингтонов могло бы удостоиться этого определения. Разве что телевизор, и то потому, что по нему периодически показывали те или иные образцы. Чарли был толстым, неуклюжим, с никудышными манерами (эта характеристика уже на совести Эдварда) и, наконец, неряхой (здесь мнения Эдварда и Хлои сходились). Родителям Чарли очень хотелось, чтобы он был хоть чуть-чуть похож на Джоуи, младшего сына четы Батлеров: белобрысого, вёрткого (надеюсь, это слово здесь подходит) и остроумного. В арсенале Джоуи было больше шуток, чем у Хлои, Эдварда и Чарли вместе взятых, и это вызывало у них, по крайней мере у родителей, невольное восхищение. А как бы они хотели, чтобы у них была такая же опрятненькая и умненькая темноволосая девочка, как Келли. Но у них был Чарли. Приходилось довольствоваться им. Эдвард не научил Хлою умению абстрагироваться, так что в своих мечтах она, бывало, уплывала достаточно далеко, представляя Чарли менее упитанным и более джоуиподобным, правда, неизменно возвращалась назад. Пусть Эдвард и сделал умение своим Секретным Оружием, зато Хлоя была более приземлённой, и это нередко помогало ей в жизни там, где у Эдварда возникали трудности.
  

VI

   После детей, конечно же, идёт работа. Эдвард не знал, где работает Джеральд, и, как это ни странно, за столько лет, что они были соседями, так и не выяснил. Однако это не отменяло того факта, что Джеральд приходил с работы бодрый и весёлый, а Эдвард не то чтобы приходил, но перемещался домой мрачный и загруженный до верхней стенки черепа чужими проблемами. Эдвард, как уже было сказано, не знал, кем работает Джеральд, но уж точно не заведующим складом. Если Эдвард приходил домой и устало падал в кресло, то Джеральд радостно подхватывал на руки дочку, трепал по волосам сынишку и бегал с ними по газону. Хлоя приносила Эдварду кашу или похлёбку, или винегрет, но мно-ого винегрета, а Линда удивляла мужа кулинарными изысками, почерпнутыми из очередной передачи. Джеральд вкушал свои яства на свежем воздухе, на удобном стульчике, в компании жены и детей, а Эдвард один, в душном помещении - он открыл окна, но толку от этого было мало, - под бубнёж телевизора... Можно перечислять различия и дальше, но с Эдварда, пожалуй, достаточно. А главное...
  

VII

   ...главное, что с этого дня что-то в семье Батлеров разладилось. То ли папа Джеральд стал меньше зарабатывать, то ли мама Линда гнулась уже не так легко и беззаботно, то ли детишки приносили из школы плохие оценки (может, на них повлиял Чарли? Но как? Они почти не общались)... Как бы то ни было, Линда и Джеральд разговаривали на повышенных тонах, а дети сидели у себя в комнатах и не выходили на улицу. Продолжалось это всего один день, но, тем не менее, это было. Эдвард припал к окну, а когда жена спросила его, что он там нашёл интересного, Эдвард ответил, что просто дышит воздухом - и всё дышал им, не отрывая взгляда от дома по соседству. Голоса Джеральда и Линды, такие незнакомые, потому что звучали громко и неестественно, стихли, и наступила тишина. Относительная тишина лета, со стрекочущими кузнечиками, с проезжающими мимо машинами, с шуршащей на ветру листвой, - но очень странная тишина, так как из дома напротив не доносилось ни звука. Ни полного любви улюлюканья или радостного смеха, ни злобного (какая нелепость!) выкрика или недовольного ворчания (но Эдвард готов был поклясться, что слышал его минуту назад). Ничего - только молчание.
  

VIII

   На следующий день в доме Батлеров ничего не произошло - этим он и запомнился Нортингтонам.
  

IX

   А вот на следующий день Хлоя отправила Эдварда отыскивать в мусорном контейнере миксер, который он выбросил в порыве непродуманного энтузиазма. И когда Эдвард копался в очистках (кажется, миксер, если только его не забрал какой-нибудь бездомный, должен лежать здесь), ему почудилось гудение. Гудение переросло в гул. Переросший в очень громкий шум. Хлоя выглянула из окна и крикнула: "В чём дело?" Эдвард пожал плечами. "Так поди выясни!" Эдвард зачем-то снова пожал плечами и пошёл выяснять. Выбравшись из контейнера, он отправился на звук. Улица была пуста. Никого вокруг, и это облегчило Эдварду задачу, когда он перелезал через забор Батлеров. Шум, Эдвард был уверен в этом, шёл с заднего двора. С комплекцией Эдварда не так-то легко было преодолеть барьер в виде забора, но всё-таки ему это удалось, и, по возможности подобравшись, Эдвард засеменил на звук. Заглянув за угол, он выпучил глаза и замер на месте, боясь вздохнуть. Это было лишним, потому что при таком шуме никто не услышит ни вдоха, не выдоха. И всё-таки не каждый день на заднем дворе соседей можно увидеть такое... Что было дальше, Эдвард помнил плохо. Вроде бы кто-то что-то щебетал... Неясные фигуры - были они или нет?.. И ещё, кажется... лупоглазая голова, которой он не мог видеть прежде, но почему-то смутно знакомая... Эдвард поднял руку и помахал в ответ - и только потом понял, что махал именно в ответ, так как существо в похожей на тарелку машине тоже махало ему, своей зелёной конечностью... Обрывок воспоминания - этот обрывок сохранился... И ещё несколько: шум, дым, корабль стартует... Наверное, проходит какое-то время, прежде чем Эдвард приближается - осторожно, наверняка осторожно - к месту старта. Смотрит и ничего не понимает...
  

X

   ...В следующее мгновение... нет, не мгновение - времени прошло больше, и тем не менее между последними двумя событиями словно бы ничего не происходило, они точно слились воедино...
   Эдвард не нашёл миксера - зато он нашёл кое-что другое.
   Эдвард принюхался: от костюма пахло нерешёнными проблемами, недопониманием в семье и ещё чем-то в том же роде. А запах не такой уж и сильный, подумалось Эдварду. Зато костюм... какой костюм!.. Эта знакомая улыбка; эти сияющие глаза; эти короткие чёрные волосы; и даже трость! А надо было всего лишь копнуть чуть глубже, чтобы под обрывками коробок и деталями старого, разбитого телевизора найти это.
   Костюм Джеральда.
   И рядом - немного поношенные (но, с точки зрения Хлои, наверное, почти новенькие) костюмы Линды, Джоуи и Келли.
   Эдвард уже представлял, как примеряет новый костюм, и как его жена облачится в точёную фигуру, светлые волосы и любовь к кулинарным передачам, и как может преобразиться Чарли, а вот "Келли"... Хотя - что, "Келли"? Они же всегда мечтали о дочке... И Эдвард любовно прижимал к себе эту замечательную находку, четыре слегка потрёпанных, но очень хороших костюма, и запах, шедший от них, запах беззаботного счастья и радости, пусть и перебиваемый недопониманием, какими-то проблемами, этот запах погружал его в мечты, с которыми не могло справиться даже хвалёное, годами отточенное умение...

10. Ехидна

  

Мэтэр. Спасибо за всё, и в частности - за идею. Йиос.

  
   Стройные ноги ступали по паркету, мелькали нежные девичьи пятки. Из радио, которое она поставила на стул посреди коридора, лилась "Lady In Red". Под эту песню ей всегда отлично танцевалось. Словно некий вихрь внутри поднимал её над паркетом, над домом, над планетой - и ещё выше. Она закрывала глаза, переносясь мыслями в иной мир, созданный её воображением: в нём она была одета в шикарное красное платье. Там, в этом мире, все девушки были обворожительными, а мужчины - импозантными. Пары, взявшись за руки, кружились вместе с ней - тот ритм, что возникал в ответ на лиричную, проникнутую желаниями и чувствами песню, она передавала им. Передавала своим танцем. В своём танце.
   В своём танце она была королевой. Она верила в это, вскидывая вверх руки, делая ещё несколько поворотов и глазами, до краёв наполненными сиянием голубых искорок, ловя взгляды восторженных поклонников. Этот мир был идеален настолько, что ни одна девушка, ни одна модница, ни одна участница бала не завидовала ей. Все дамы хотели быть похожими на неё, но никто из них не обладал такими грацией, страстностью, чувством ритма. Они приходили в платьях точь-в-точь как у неё, повторяли её движения, пытались понять, откуда в ней горит столь яркий и правдивый свет, и пробовали зажечь его в себе, в своих глазах. Но, как бы они ни старались, они не могли стать ей - Королевой бала. Леди В Красном...
   - По-моему, прекрасная песня, - сказал мужской голос. - А ты как думаешь, Джесс?
   - Восхитительная. Одна из моих любимых, - ответила Джесс. - Но не пора ли нам перейти к погоде, а, Питер?
   - Я как раз собирался зачитать сводку.
   - Интересно послушать, что синоптики понапридумывали нам на сегодня...
   Песня закончилась, начался прогноз погоды. Леди В Красном покинула волшебный и восхитительный мир и, пройдя через стратосферу, атмосферу и крышу дома, вернулась в тело девушки по имени Шейла Хардинг...
   ...А лето, между тем, выдалось чудесное: душистое цветами, наполненное зелёнью деревьев, теплом и ощущением радости, которым пропиталось всё вокруг. Во всяком случае, для Шейлы это лето было именно таким. Когда она переехала в крупный город, к кузине, первым, что её поразило, была чистота улиц. Она редко видела дворников, и они представлялись ей существами из иных миров, появляющимися в самый неожиданный момент, чтобы смыть с тротуаров грязь или высыпать содержимое мусорных баков в грузовые машины, и тут же исчезающими - неизвестным образом в неизвестном направлении. Город был чист, как мысли маленькой девочки. Шейла заранее настроила себя на клубы дыма, на ревущие машины и их выхлопные газы, на асфальтовые дороги и редкие чахлые деревца. Как она была обрадована, увидев свежий, распустившийся листьями, благоухающий ароматом свежескошенной травы, аккуратный, ухоженный город. И чем-то этот город очень напоминал её саму - в деревне, из которой она приехала, у неё никогда не возникало подобного чувства.
   Утро озаряло Шейлу своим мягким, доброжелательным светом, и девушка тянулась к нему, распускаясь и благоухая, как самый дивный на Земле цветок.
   Шейла улыбалась ночному городу, и он улыбался ей в ответ. Полная луна посылала на Землю отражённый свет, горели фонари и неоновые вывески - впрочем, в квартале, где жила Шейла, неоновых вывесок было не так уж много, и в здании, украшенном одной из них, она работала.
   Надо сказать, ей крупно повезло: работа находилась всего в паре сотен метров от дома. Это перст судьбы, подумала Шейла. Она считала, что в нашем мире ничто не происходит просто так, по велению слепого случая. Если она живёт в этом городе, если квартира кузины находится в этом районе и если Шейла работает в салоне "Красота и стиль", значит, так нужно. Кто-то позаботился о ней, и ей хотелось верить, что этот невидимый помощник не покинет её. Конечно, работа ночной уборщицы - не совсем то, о чём мечтает девушка. Но Шейле были нужны деньги: кузина уехала на две недели в отпуск, и Шейле надо было на что-то жить. Кроме того, через месяц она будет поступать в театральный вуз. А что, если не удастся попасть на бюджетное отделение? В этом случае деньги, заработанные в "Красоте и стиле", будут очень кстати. Шейла знала, сколько получает ночная уборщица, но особого выбора у неё, рождённой и воспитанной в глубинке, не было. Она долго подыскивала работу, такую, которая не будет излишне выматывать её плюс позволит днём заниматься у репетиторов и самостоятельно изучать тонкости актёрского мастерства. Шейле хотелось раскрыть перед людьми свои театральные способности, и для этого она делала всё возможное. Однако любому талантливому человеку, чтобы он не умер с голоду, нужны деньги, эти обыденные, но совершенно необходимые бумажки и кусочки металла.
   И вот, однажды, пролистывая без энтузиазма очередную газету объявлений, она нашла на предпоследней странице, внизу, такой текст:
   "Салону "Красота и стиль" требуется уборщица. График работы - ночной. Зарплата..."
   Зарплата Шейлу вполне устраивала; устраивало её и то, что работать придётся ночью: это означало, что у неё будет много свободного времени, с утра и до вечера. Многие знаменитые люди начинали с чего-то мелкого и незначительного: кто-то был электриком, как Ричи Блэкмор, а кто-то сменил десяток работ, прежде чем нашёл свою стезю, как Стивен Кинг.
   Ни секунды не сомневаясь в своём выборе, Шейла позвонила по номеру, напечатанному в газете, и ей ответил приятный молодой женский голос. После непродолжительной беседы были назначены дата и время встречи.
   Салон находился на первом этаже жилого здания. Шейла набрала на домофоне номер квартиры, и ей открыли. Бодрым шагом, с неизменной и неувядающей улыбкой на губах, Шейла поднялась по ступенькам и, провожаемая взглядами устрашающей с виду консьержки и полусонного охранника, прошла в коридор на первом этаже. Единственная дверь, белая и сияющая чистотой, вела в салон красоты. Зайдя внутрь, Шейла огляделась и увидела симпатичную рыжеволосую женщину. Она подошла к ней.
   - Здравствуйте, я Шейла. Я по поводу работы.
   - Привет. А я Дженни, владелица салона. Идите за мной.
   Дженни провела Шейлу в комнату отдыха, предложила девушке сесть в кресло и сама устроилась в кресле напротив.
   Разговор длился не более десяти минут, но было в нём кое-что странное. То, как Дженни задавала вопросы, вроде бы бесстрастно, но с едва уловимым, мастерски спрятанным оттенком интереса. Шейла списала это на психологию: Дженни увидела перед собой молодую энергичную девушку, которая в два счёта справится с предложенной ей работой. Но вот какова эта девушка внутри? Что заставило её - миловидную, полную сил - остановить выбор на работе такого рода?
   На все вопросы Шейла отвечала честно. Может, она и была склонна фантазировать, учитывая её возраст, но вместе с тем она оставалась серьёзной девушкой, которая знает, чего хочет, и которая всегда была сторонницей правды.
   В конце разговора Дженни улыбнулась и сказала, что за последние несколько лет существования салона "Красота и стиль" кто только ни примерял на себя роль уборщицы: и малолетняя клептоманка, и безумная сорокалетняя женщина-вамп, и старушка, помешанная на сексе. Был даже один мужчина, который заявил, что он гей; впоследствии выяснилось, что с ориентацией у него полный порядок, просто ему захотелось "по-лёгкому", как он выразился, заработать деньжат. Получается, Шейла оказалась права: Дженни удивило, что молодая девушка, очень энергичная и целеустремлённая, захотела устроиться именно на эту работу. С другой стороны, у салона наконец-то появится нормальная, ответственная уборщица, и Дженни была этому только рада.
   Владелица салона извинилась за то, что могла показаться излишне подозрительной, но Шейла и не думала на неё обижаться - она была слишком добродушна для этого. К тому же радость от общения с новым, интересным человеком и мысли о будущих победах, которые, возможно, начинаются уже сегодня, заполняли её разум, вытесняя из него весь негатив.
   Дженни (хозяйка попросила называть её так) предложила Шейле чаю, но та вежливо отказалась. Тогда они встали из-за стола и отправились на экскурсию по салону. Дженни показывала Шейле её рабочую территорию. Девушка с восхищением смотрела на оборудование, на выстроенные в ровные линеечки тюбики крема, на кресла для посетителей, на бритвы, расчёски, ножницы, кисточки и прочие принадлежности стилистов. Поразила её и сама квартира: сияет чистотой, словно ремонт закончили совсем недавно, но уже успели вынести ненужный хлам и всё вымыть до блеска.
   - Как у вас тут здорово! - Шейла рассматривала стильные обои и витиеватые люстры, явно сделанные на заказ.
   - Таким всё и должно остаться к моему приходу, - мягко сказала Дженни.
   Шейла тут же выпалила:
   - Я согласна... Ой, то есть... если я вам подхожу.
   Дженни улыбнулась приятной улыбкой.
   - Ты замечательная девушка, и я уверена, у тебя всё получится. Жду тебя сегодня, к десяти вечера. Сможешь?
   - Думаю, да... в смысле, да, конечно, смогу.
   - Вот и отлично. Будут тебя ждать.
  
  
   ...Сразу после "собеседования" Шейла пулей прилетела домой, скинула курточку и бросилась к телефону. Она позвонила старой школьной подружке Рите, переехавшей в город вместе с ней, и своему парню, Шону, - с ним она познакомилась на занятиях у репетитора по литературе. И первая, и второй были рады за Шейлу, но считали, что с Дженни не нужно быть чересчур открытой, она - незнакомый человек, а незнакомые люди могут быть очень доброжелательными и весёлыми на вид, тогда как внутри они - настоящие чудовища. Шейла понимала это и сама, но ей, как и многим молодым девушкам, не хотелось зацикливаться на плохом. Кроме того, в ней, как в гейзере, бурлили эмоции, и она просто не могла не дать им выхода. Шейла говорила о том, как в салоне чудесно и красиво, рассказывала о Дженни, о том, какие позитивные эмоции вызвало у неё общение с этой женщиной, а ещё о своих надеждах и желаниях...
   Когда Шону наконец удалось вставить слово, он предложил встретиться. Шейла согласилась.
  
  
   ...Они гуляли по парку, целовались и пересказывали друг другу новости из своей жизни. Шон повторил, что беспокоится за Шейлу: всё-таки она выбрала ночную работу, а ночью в городе довольно опасно. На это Шейла отвечала, что ничего с ней не случится - кому нужна какая-то там девушка из глубинки? Сказав это, она рассмеялась; смех её был заразительным. Да не волнуйся ты так, говорила Шейла, в конце концов, я же не собираюсь всю жизнь проработать ночной уборщицей - я буду поступать в театральный. А вот интересно, Шон: сейчас ты любишь уборщицу - не помешает ли это тебе любить актрису? И Шейла лукаво глянула на него. Тут уже смеялся Шон. Ну, конечно, смогу, отвечал он, как же иначе. И теперь они смеялись вместе, и снова целовались.
   Время пробежало незаметно, и влюблённые расстались до завтрашнего утра - до того момента, когда кто-нибудь из них пришлёт на телефон своей второй половинки СМС-ку "С добрым утром! :)".
   Разомлевшая и радостная после прогулки с Шоном, Шейла вернулась домой, разделась и приготовила ужин (котлета с овощной смесью в качестве гарнира). Накалывая на вилку последний кусок котлеты, Шейла посмотрела на настенные часы и ахнула: было без десяти десять. Шейла замочила посуду, быстро оделась и побежала в салон. Благо, он находился совсем недалеко.
   Дженни встретила её улыбкой, с которой, похоже, никогда не расставалась.
   - Здравствуйте, извините, что опоздала... - запыхавшись, сказала Шейла, - ...всего на пару минут, но всё-таки... в первый же день...
   - Опоздала? - переспросила Дженни. - По моим часам - нет. Так что не волнуйся, раздевайся и принимайся за работу. Ключ я положу на тумбочку. Как закончишь, запри квартиру, а ключ оставь консьержке.
   И она ушла.
   Шейла осталась предоставленной самой себе. Некоторое время она потратила на то, чтобы привыкнуть к новой обстановке, а потом взяла в руки швабру и приступила к своим прямым обязанностям.
   Когда полы были вымыты, столы, стулья и шкафы - протёрты до блеска, а ванная и туалет засияли чистотой, Шейла позволила себе присесть в кресло. Работа оказалась несложной - поддерживать порядок гораздо проще, чем устранять беспорядок. Откинувшись на спинку кресла, Шейла закрыла глаза и отправилась в мир своих грёз. Она видела себя успешной и красивой. Но если к тому, чтобы добиться успеха, она делает постоянные шаги, то "наведением красоты", как это называют более зрелые женщины, она никогда не занималась. Может быть, её всё в себе устраивает? Однажды она спросила Шона, считает ли он её красивой. Он ответил: ну что за вопрос, конечно, считаю, милая. А с другой стороны, что ещё он мог ответить?
   В этот миг Шейла открыла глаза и увидела перед собой баночки с кремами. Тогда-то ей и захотелось узнать, что в них, опробовать их содержимое на себе. Но она считала, что это будет нехорошо, и потому не решилась притронуться к баночкам.
  
  
   На следующий день она опять гуляла с Шоном. Они бродили по аллеям, много разговаривали, обнимались и дарили друг другу поцелуи. Когда Шон уехал, Шейла вернулась домой, поела гораздо оперативнее, чем в прошлый раз, и была на работе минута в минуту. Дженни снова передала ей ключи, попрощалась и ушла.
   На холодильнике, в кухне, стоял радиоприёмник; он был последней модели и очень стильный. Взяв из кухни стул, Шейла поставила его посреди коридора, а на него - приёмник. Нажала кнопку "Power", покрутила ручку настройки, поймала станцию, по которой передавали Криса Ри, отрегулировала громкость и под "Josephine" приступила к работе. Лившаяся из радио мелодия точным попаданием влилась в атмосферу салона и стала частичкой Шейлы, которой предстояло навести порядок в материальной части этой атмосферы.
   ...А когда всё было закончено и немало песен спето-сыграно, включили Криса де Бурга и его "Леди В Красном". И кто знает, как всё сложилось бы, если бы не эта песня...
   ...Итак, она парила, она летала, она... мечтала... Но её мечты оборвались - или не оборвались, а притихли, лишь на время, когда вместо голоса де Бурга зазвучали голоса ди-джеев.
   Шейла вынырнула из прекрасного и захватывающего забытья и увидела себя стоящей перед зеркалом - а в зеркале отражались флаконы и баночки, и их было больше десятка, и ко всем хотелось прикоснуться, все открыть. Снова необычное и необычайно сильное желание овладело Шейлой. В душе она была авантюристкой, но это скрытое где-то в глубине её натуры качество не так часто вырывалось на свободу. Однако сейчас, взволнованная песней, находясь на пике эмоционального подъёма, Шейла смотрела на эти чудо-средства и не могла отвести от них взгляда. Что-то шевелилось внутри девушки и предлагало попробовать. Всего разок. Открыть баночку, взять оттуда самую чуточку, растереть между пальцев и понюхать - и всё. И больше ничего...
   Шейла не помнила, как в руках у неё оказалась прозрачная баночка, но она открыла её, погрузила в удивительно ароматный крем тонкий гладкий пальчик и растёрла крем о тыльную сторону ладони левой руки. А крем оказался таким густым, что его хватило на всю кисть. И тогда она взяла ещё капельку крема и втёрла его в кожу правой руки, а потом как бы помыла руки, потёрла их одна о другую...
   Это было подобно наваждению. Шейла тряхнула головой, сбрасывая его. Она поняла, что наделала, однако особого стыда или страха при этом не испытала. Гораздо сильнее было чувство... неправильности. Что-то абсолютно неверное сквозило в произошедшем, нечто такое, чего быть не должно. Шейла ломала голову над тем, что означают её предчувствия. Может, интуиция даёт подсказки, которых Шейла не понимает...
   Так ни к чему и не придя в своих размышлениях, девушка подумала: всё сложилось именно так, а не иначе, и ничего не изменишь. С этой мыслью - волнительной и успокаивающей одновременно - она закрыла баночку и вернула её на место, оделась, вышла из квартиры, закрыла её и оставила ключ консьержке.
   На улице, у подъезда, её ждал Шон.
   - Прокатить вас, мадемуазель?
   - Прокатить?.. Да, было бы неплохо.
   Она забралась к нему в машину, на сиденье рядом с водительским. Шону показалось, что Шейла выглядит отстранённой и задумчивой. "Наверное, устала", - подумал молодой человек, сел в водительское кресло, и машина тронулась с места.
   Шон ездил аккуратно, иногда даже слишком, но, по словам Риты, так он вёл машину, только когда в ней находилась Шейла. Если бы вместо неё в салоне сидели его приятели, Шон гонял бы миль под 90 и больше. Он любил безлюдные трассы и лишь на них позволял себе покайфовать и немножко подурить. "С возрастом это пройдёт, - уверяла Шейлу Рита. - Шон не из тех парней, которые остаются вечными раздолбаями. Раздолбайство для него как новый костюм - поносит-поносит, а когда костюмчик сносится, выкинет и купит другой. Шон не балбес и не станет зря рисковать жизнью".
   Шейла сидела, подперев кулачком щёку, и молчала. Молчание постепенно становилось тягостным, и Шон решил нарушить его:
   - Что-то случилось, милая?
   - А?.. Нет, нет. Всё в порядке, всё отлично.
   - Как на работе?
   - Класс. Мне всё нравится. Зарплата приличная, ну, по моим-то деревенским меркам, а убираться в этом салоне одно удовольствие. Протирать и так уже чистые стёкла, мыть посуду, которой всего-то пара кружек с ложками, вытирать не успевшую накопиться пыль. Красота.
   - Разве так бывает?
   - Значит, бывает. В любом случаем, в конце месяца всё прояснится, когда я буду получать свою первую заработную.
   - Ага. Ну, я рад, что всё здорово.
   - И я рада.
   В таком духе они ещё немного поговорили, а затем Шон предложил заехать в какое-нибудь круглосуточное кафе. Шейла ответила на это, что очень хочет спать.
   - Только не обижайся.
   - Да ты что, даже не думал.
   - А откуда ты узнал, во сколько я закончу работу? Я же могла просидеть там до шести, и ты что, всё это время ждал бы меня?
   - Ну, это вряд ли. Я имею в виду, чтобы ты там до шести сидела. А потом, есть же Рита - она всё обо всех знает. Она мне сказала, что больше, чем часа на два-три, ты там не задержишься.
   - Ох уж эта Рита...
   - Ага, спасибо ей большое.
   - А если бы я взяла и всё-таки задержалась?
   - Ну, что поделаешь... подождал бы.
   Шейла заулыбалась.
   - Ты у меня самый лучший. - Она потянулась к Шону, обвила его руками. - Дай я тебя поцелую.
   Шон остановил машину. Шейла поцеловала парня в губы, а затем чмокнула в щетинистую щёку и сказала:
   - Отвези меня домой, пожалуйста.
   - Домой так домой. Только держись крепче: сейчас на трассу выезжает Супергонщик Скорость!
   - Давай, мой гонщик, вперёд!
   Шон действительно разогнался - один раз он даже включил третью передачу, - и через пару минут они были у Шейлиного подъезда.
   - Спасибо. Ладно, я пойду. - В Шейле сквозила какая-то неуверенность, и, похоже, сама того не замечая, она тёрла руки, словно мыла их под струёй воды.
   Шон хотел спросить, что с ней, нормально ли она себя чувствует, но Шейла, заметив, что её поведение не ускользнуло от внимания молодого человека, быстро сказала "Пока" и убежала в подъезд.
   Шон опять пожал плечами и поехал по пустующей дороге. Как только он выедет на трассу, можно будет погонять от души, и он еле сдерживался, чтобы не поддать газку прямо сейчас.
  
  
   ...Этой ночью Шейла спала плохо, ей приснился кошмар: как будто её, совсем маленькую, крохотную, как Дюймовочка, сажают в пустую баночку из-под крема. Опускается сверху и, медленно вращаясь против часовой стрелки, закрывается крышка. Баночка и крышка прозрачные, но никакого толка от этого нет: мир по ту сторону заселён лишь густым мраком. Шейла кричит, стучит по стенкам, пытается выбраться, но всё бесполезно. И тут вдруг крышка улетает вверх - чья-то рука, непонятная, изогнутая, чёрная, еле различимая во мраке, - эта рука сняла крышку, а теперь она берёт Шейлу и кладёт на тыльную сторону ладони другой такой же страшной руки. Шейла сначала находится в растерянности, а затем понимает, что хотят сделать эти руки. То же, что она сделала с кремом в салоне. Растереть. Растереть её!..
   Рука нависает над Шейлой, вот она уже готова опуститься. Шейла кричит "Нет!", но никто её не слышит, никого нет рядом и никто не может помочь. А рука совсем близко, Шейла чувствует её приближение. Словно бесплотная тень скользит по телу девушки, лежащей ничком, закрывшей глаза, дрожащей всем телом. Шейла ждёт неизбежного, и в этот самый момент...
   ...она вскакивает на кровати. По её телу струится пот. Подушка, одеяло, простыня - всё мокрое от пота. Шейла дышит глубоко, но пережитый ужас сопротивляется и не хочет отпускать её. Девушка поднимает руку, чтобы вытереть лоб - и кричит во весь голос. Сон сгинул, Шейла вернулась в реальность, но это не принесло облегчения...
   Шейла вскочила с кровати и подбежала к зеркалу в коридоре. В темноте ничего не видно - только пустые рукава, из которых будто бы сочится, струится что-то чёрное, очень похожее на те две руки из кошмара. Может быть, ей это только кажется? Шейла щёлкнула переключателем, вспыхнул свет, и девушка инстинктивно зажмурила глаза. А когда открыла их и посмотрела в зеркало, точно чья-то железная пятерня сдавила ей горло: у Шейлы не было кистей.
  
  
   ...Прошло какое-то время, прежде чем она успокоилась и попыталась разобраться в ситуации. Конечно, всё это случилось из-за того крема - из-за чего же ещё. Шейла ощупала кисти и пришла к выводу, что они не исчезли из реальности, а просто стали невидимыми.
   Господи, воскликнула про себя девушка, что же творится в салоне "Красота и стиль"? И какие жуткие секреты скрывают остальные банки? И самое главное: кто и зачем туда ходит? Кто захочет по собственной воле стать невидимым? Какой-нибудь преступник - вор-карманник или грабитель? И для кого Дженни бережёт остальные свои средства?..
  
  
   Шейла уже несколько часов не снимала перчаток: дело в том, что каждый раз, когда она смотрела на свои отсутствующие кисти, у неё начинался рвотный рефлекс. Чтобы смыть невидимость, Шейла пробовала мыло, "Fairy", чистящее средство для ванны и стиральный порошок, но это не дало ничего, кроме раздражения. Тыльные стороны её невидимых ладоней сильно чесались. Шейла хотела было сходить ко врачу, но быстро отказалась от этой мысли: стоит одному врачу увидеть, что с ней произошло, как он тут же организует симпозиум. Сначала на Девушку-Без-Рук приедут посмотреть городские и областные врачи, потом - светила науки со всего мира. Начнутся опыты, исследования, и неизвестно, к чему они приведут. А после, может быть, ей заинтересуются секретные организации, которые захотят использовать её невидимость в своих целях... Нет, такой исход Шейлу не устраивал. Что же ей оставалось? Только спрятать свою "пропажу" в перчатки, подальше от чужих глаз, что она и сделала. И, как ни странно, это даже немного её приободрило.
   Всё утро - начиная с того момента, когда она проснулась после кошмара, - и весь день Шейла проходила из угла в угол. Ей ничего не хотелось, она даже не могла заставить себя отвлечься - посмотреть телевизор или почитать книгу. Шейла только и делала, что думала: как поступить в сложившихся обстоятельствах? И тёрла, тёрла свои руки, словно бы это могло снова сделать их видимыми.
   Зазвонил телефон; Шейла взяла трубку. Это был Шон, и хотя девушка обрадовалась его звонку, говорила она отстранённо, словно витала мыслями где-то далеко. Её голову действительно занимали вопросы, совершенно с Шоном не связанные. Молодой человек заметил это, спросил, всё ли у Шейлы в порядке, та рассеянно ответила "Да, да, конечно", и больше они к этой теме не возвращались. Поболтав немного, они попрощались, и Шейла тут же набрала номер Риты. Она долго расспрашивала подругу о салонах красоты, о том, как они работают, какие средства и инструменты используют стилисты, интересовалась о побочных эффектах гелей и кремов... Рита чувствовала, что Шейла чего-то недоговаривает, но спросить напрямую подруге не хватало решимости.
   ...На часах было ещё только шесть вечера, когда Шейла вышла из квартиры. Чтобы найти разгадку того, что произошло с ней, она должна была взглянуть на посетителей салона. Кто они? Зачем ходят к Дженни? Это надо было непременно выяснить. Шейла запаслась бутербродом с грудинкой и бутылочкой колы 0,33 л - вдруг во время слежки ей захочется перекусить.
   Между деревьев, неподалёку от входа в подъезд, стояла скамейка. Шейла села на неё и стала ждать. За три с половиной часа немалое количество людей вошло в подъезд и вышло из него, и Шейле всё время казалось, что самые странные и некрасивые люди - это посетители Дженни. Воображение девушки рисовало высокого старика в странном плаще, уродливого горбуна, нескольких девочек, одетых под ведьм, огромных размеров собаку, какого-то лилипута с горшочком золота, двух высокорослых парней в чудных волосатых костюмах... Шейле хотелось подбежать к кому-нибудь из этих людей-нелюдей и, взяв за грудки, вытрясти из него (или неё) правду. Но это было невозможно, так как, едва появившись, непонятные личности тут же исчезали, как сны после пробуждения. Может, это были всего лишь галлюцинации?
   А может, они обманывают моё зрение? - подумала Шейла. Я только мгновение вижу их в настоящем обличии, а потом они изменяют его, надевают на себя личину и становятся похожими на обычных людей. Или просто - исчезают, испаряются.
   Шейла взглянула на часы: половина десятого. Она не могла больше ждать. Когда очередной странный тип - то ли двуглавый осьминог, то ли человек - вышел на улицу, она воспользовалась моментом и вбежала в открытую дверь подъезда. (Пока она бежала, осьминог-человек успел превратиться в обычного прохожего, лысеющего мужчину средних лет.) Миновав консьержку и охранника, Шейла остановилась у двери в салон. Неожиданно дверь открылась, и навстречу ей вышла Дженни.
   - О, привет, Шейла. Я ждала тебя.
   - Здрав... ствуйте, Дженни... Постойте, вы говорите, что ждали? Меня?
   На лице Дженни застыла неизменная улыбка. Владелица салона посмотрела на Шейлины руки - на них были перчатки, хотя на дворе стоял июнь. Дженни кивнула, скорее самой себе, чем Шейле, и сказала:
   - Ты пробовала крем?
   - Я? - Шейла замялась. Она не хотела врать, да в этом, видимо, и не было смысла - Дженни уже обо всём догадалась. - Д-да, я взяла... но совсем чуть-чуть... Я не знала, не думала... Скажите, мои кисти... это ведь не навсегда? Они когда-нибудь появятся?
   Дженни протянула Шейле руку, как бы приглашая следовать за ней. В этот момент затрещал мобильный телефон. Шейла вытащила его из кармана, взглянула на экран: звонил Шон. Она нажала на "Сброс" и посмотрела статистику непринятых вызовов: Шон звонил не единожды, так же как и Рита. Они беспокоились за Шейлу, а она пребывала в таком состоянии, что даже не слышала телефона.
   Невидимым пальцем, спрятанным в перчатке, Шейла нажала на кнопку, отключила мобильный и убрала его обратно в карман. Затем, поддавшись необъяснимому порыву, заглянула в глаза Дженни и увидела там, на самом-самом дне, что-то неописуемое, древнее и... потустороннее. Дженни всё ещё протягивала ей руку; Шейла взяла её, и рыжеволосая женщина повела девушку в рабочее помещение.
   Они остановились напротив того самого зеркала, на столике перед которым стояли те самые баночки.
   - Ты мне чуть всех клиентов не распугала, - полушутливо-полусерьёзно сказала Дженни. - Сидела, рассматривала их, как уродцев в кунсткамере. Но, думаю, в твоём случае это уже не важно.
   В её случае? Что значит "в её случае"? И почему неважно?
   Дженни взяла прозрачную баночку, и Шейла непроизвольно вздрогнула.
   - Ты ведь использовала это, не так ли?
   Шейла кивнула.
   - Сколько ты намазала?
   - Совсем чуть-чуть. Я покрыла кремом кисти рук, а ночью мне приснился кошмар...
   - Да, это бывает, - проговорила Дженни.
   - ...я подбежала к зеркалу, включила свет и чуть не задохнулась от ужаса - моих кистей не было. Словно их стёрли.
   - Только для людских глаз, - сказала Дженни.
   - Что?
   Дженни улыбнулась - на сей раз странной и многоопытной улыбкой. Она обвела рукой помещение:
   - Как ты думаешь, что в этих банках, в этих колбочках и флакончиках? Что в них, и для чего это нужно?
   Шейла помотала головой.
   - Я не знаю... не знаю... я не понимаю, что происходит...
   Лицо Дженни хранило первородное спокойствие.
   И вдруг... Это было как разряд молнии, озарение, инсайт, как яркая вспышка в мозгу, потрясшая всё тело, всю нервную систему. Шейла кожей ощутила правильный ответ. Сначала она скинула с себя курточку, потом рубашку... дальше можно было не раздеваться. Белый лифчик плавал в пустоте там, где раньше находилась грудь Шейлы, но она знала, что если снимет его, то ничего под ним не обнаружит. И скоро то же самое произойдёт со всем её телом. Или уже произошло?..
   - Во время нашей первой встречи я проверила тебя на пригодность, - сказала Дженни, - и мне показалось, что ты нам не подходишь. Может быть, я ошиблась; теперь это неважно, потому что ты сделала свой выбор. И я ничего не могу изменить: ты взяла слишком много крема и слишком много времени прошло, процесс уже не остановить. Так что теперь, хочешь не хочешь, ты - одна из нас.
   Шейла задрожала - дрожь прокатилась по невидимому телу, в невидимом горле пересохло.
   - Одна из кого?
   Дженни улыбнулась - почти как раньше, почти как в первый раз.
   - Ты так и не ответила на вопрос о том, что находится во всех этих флакончиках, баночках и колбочках. - И прежде чем Шейла произнесла хоть слово, Дженни продолжила: - Эссенции. Эссенции разных существ. Когда-то этих существ было намного больше, но они стали исчезать - по вине обычных людей и по своей собственной. Я не готова была с этим смириться. Я и сейчас не хочу мириться с этим, и поэтому... - Она вновь обвела рукой помещение, а потом, подходя к каждой баночке и указывая на неё пальцем, стала перечислять: - Лернейская гидра, Цербер, маленькие зелёные человечки, домовой, демон, леший, бес, живая тень, Сцилла и Харибда - я всегда держу их рядом, - а вот и твоя - невидимка, полтергейст (они с невидимкой похожи), призрак, зомби, вампиры и оборотни, тут даже есть немного дьявола, но он не всегда срабатывает...
   У Шейлы закружилась голова.
   - Вы создаёте... монстров? И расселяете их по свету? Или вы ещё и вроде доктора для них? Продлеваете им жизнь, зашиваете старые раны, что-то меняете в их теле и ду... - она чуть не сказала "душе", - что-то меняете в них, если они попросят?
   - Моя дорогая, - не отводя взгляда от Шейлы, сказала Дженни, и в её облике впервые промелькнуло нечто настоящее, её подлинная сущность, - моя дорогая, я занимаюсь лишь тем, чем занималась испокон веков. Тем, что велит мне материнский инстинкт.
   Шейла слышала ещё что-то, но словно бы издалека: о своих новых родственниках... о том, что Мама познакомит её с ними... и о том, что не стоит волноваться, совсем не стоит... её всему научат - она девочка способная, быстро привыкнет к новой обстановке... и к новым правилам игры...
   Шейла сняла с левой руки перчатку и увидела пальцы, ладонь... то, что ещё несколько минут назад было невидимым. Нет, это не означало, что эффект невидимости прошёл - наоборот, заканчивалась последняя стадия превращения. Ещё вчера она принадлежала к классу людей, прямоходящих гомо сапиенс, - теперь её взору открылся новый мир, населённый совершенно другими существами. С которыми она породнилась навеки.
   Навеки...
   Мысли ускользали за пределы сознания девушки, которую раньше звали Шейлой, и оставались с ней в реальном мире, потерянные и никому не нужные; а в мире потустороннем, в обители теней и мрака, новорожденное невидимое существо закатило незримые глаза и, потеряв сознание, упало на пол.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

11. С солнцем уходят лучи...

  
   Когда отец с сыном шли по набережной, их обогнали двое мальчишек. Белобрысый и чернявый, они бежали рядом, не обращая ни на кого внимания. И потому время от времени на кого-нибудь натыкались. Мальчик с белыми волосами, как мечом, размахивал палкой. Его черноволосый приятель громко кричал, распугивая прохожих.
   - Быстрее!.. Мы не успеем!.. Он уничтожит солнце!.. И нам придётся всё время жить в кромешной тьме!.. Быстрее!.. Мы должны успеть!..
   Но это ничуть не испугало ни отца, ни, тем более, сына. Они лишь заинтересованно посмотрели вслед двум героям, спешащим навстречу солнцу.
   "Папа, они ведь успеют?" - спросил сын.
   - Конечно, успеют, - ответил отец. - Они не могут не успеть.
   "А если он всё-таки уничтожит солнце?"
   - Сынок, как же он его уничтожит? Нет, - папа покачал головой. - Он никогда этого не сделает - они спасут солнце.
   "Но... но вдруг с солнцем всё равно случится что-то плохое? Его не уничтожат, потому что два героя помогут ему. Но что, если... если оно просто возьмёт и погаснет? Так же бывает? Бывает так, что кого-то спасают от смертельной опасности, но он сам находит смерть, гаснет, как солнце? Вдруг. Внезапно".
   Сын остановился и посмотрел на отца.
   Отец отвёл взгляд.
   - Нет, такого больше не случится, - сказал он. - Я обещаю.
   Сын сжал руку отца.
   "Я тебе верю, пап. Но ведь может быть, что..."
   Сын щёлкнул пальцами, и огненный диск солнца погас, превратившись в чёрное пятно. В чёрную дыру. Как будто солнце никогда и не светило над этой голубой и зелёной планетой.
   Отец ещё крепче сжал руку сына.
   - Конечно, может быть, - сказал отец. - Но может быть и...
   И теперь отец щёлкнул пальцами.
   Тогда оранжевый диск, облизываемый гигантскими жаркими языками пламени, вновь занял своё место на небосводе. Солнце зажглось и горело, и словно бы никуда не исчезало.
   "Папа, а разве так бывает?"
   Отец ответил, и уверенность прозвучала в его голосе:
   - Бывает.
   И когда он во второй раз щёлкнул пальцами, рядом с первым солнцем загорелось ещё одно. Оно было меньше, но такое же яркое. А может, ещё ярче.
  
  
   Они остановились у палатки с мороженым.
   - Ты будешь клубничное? - спросил отец. - Ты всегда ешь клубничное.
   "Клубничное я ел раньше, - ответил сын. - Я хочу шоколадное".
   - Но оно же такое тёмное...
   "Папа, оно тоже вкусное. Правда".
   - Ну... ладно, сынок.
   Когда подошла их очередь, отец сказал:
   - Нам с сыном шоколадное, пожалуйста.
   - С сыном? - переспросила продавщица, но без какого-либо интереса.
   - Я же вместе с сыном, - сказал отец. - Вот он, мой сын.
   - Ясно. - Продавщица пошарила в лотке у задней стенки и достала два стаканчика. - Два пятьдесят, - сказала продавщица, отдавая мороженое отцу.
   Отец расплатился. Потом протянул сыну его стаканчик.
   - Приятного аппетита вашему сыну, - зачем-то сказала продавщица.
   - Он у меня хороший, - сказал отец.
   "Пойдём, пап".
   - Хороший так хороший. - Продавщица вытерла лоб: ей было жарко.
   Отец с сыном медленно шли рука об руку и ели мороженое.
   "Пап, это мороженое, оно тёмное, как... Оно на что-то похоже".
   - На что похоже?
   "Не знаю, пап".
   - Ничего, сынок. Ты вспомнишь.
   Продавщица смотрела на них, но как-то непонятно. И на секунду она, кажется, о чём-то задумалась. Но новый покупатель сказал, что ему хочется сахарной ваты, и продавщице пришлось вернуться к работе.
  
  
   ..."И всё же шоколадное слишком тёмное для тебя, пап. Ты сам сказал, что оно тёмное".
   - Это ничего. Ты же ешь? И я съем. Ничего страшного, что оно тёмное.
   "Ты бы лучше купил себе клубничное. Когда-то и я его любил".
   - Ничего, сынок. Это ничего.
   "Оно не такое тёмное. А шоколадное всё-таки чуть-чуть тёмное для тебя, пап".
   - Ничего страшного, сынок...
   Так они разговаривали по дороге к машине.
   Машина стояла у толстого ветвистого дерева, всё такая же синяя и надёжная.
   Отец открыл дверцу, и сын сел на сиденье впереди, на то, что рядом с местом водителя. Отец сел за руль. Пристегнулся и помог пристегнуться сыну. Завёл машину. И, когда она заурчала, они тронулись с места.
   "Шоколадное вкусное, сейчас я это понимаю, - сказал сын. Он почти доел своё мороженое. - Но если бы ты купил себе клубничное, было бы лучше. Правда, пап".
   На этот раз отец ничего не ответил. Он только надавил на педаль газа, и машина поехала быстрее.
  
  
   Их остановил человек в форме. Он попросил у отца документы, потом взглянул на номер машины и на её фары.
   - Куда вы едете по этой дороге? Да ещё совсем один, - спросил человек в форме.
   - По ней нельзя ездить? - Отец заволновался. - Тогда я развернусь, и...
   Человек в форме покачал головой.
   - Нет-нет. Езжайте, если вам надо. Но вы наверняка знаете, куда она ведёт. Эта дорога ведёт только туда, а в это место никто не ездит один...
   - Но я же не один.
   - Вы не один?
   - Ну конечно! Я с сыном. - Отец рассмеялся.
   Человек в форме заглянул в салон.
   - Я с сыном, - повторил отец, не переставая улыбаться.
   Человек в форме посмотрел на его широкую улыбку и вдруг замолчал.
   "Пап, мороженое похоже камень".
   Отец повернулся к сыну.
   - На какой камень?
   "На надгробный. Оно такое же чёрное, как он".
   - Ты уверен?
   "Я уверен, пап".
   - Ладно, - сказал человек в форме странным голосом. - Если вы с сыном, то это другое дело.
   Человек в форме приложил ладонь к виску. Затем он вернулся к будке, у которой целыми днями стоял.
   "Зря он волновался, пап. Мы ведь осторожно".
   Отец развернул машину.
   Они выехали на дорогу. Машина шумно перебирала колёсами по асфальту и наращивала ход.
  
  
   Они ехали в потоке других машин. Одни были меньше, другие больше. Кто-то ехал быстрее, а кто-то медленнее. Но ни одна из машин не была похожа на их синюю машину. А из пассажиров ни один не походил на них.
   "А эти высокие, пап... Зелёные..."
   - Какие, сынок?
   "Ну, вот, вдоль дороги... Такие... Машина ещё стояла... Мы пришли, а она стояла, и возле такого же, как эти..."
   - Высокого?
   "Да, довольно высокого".
   - И зелёного?
   "Зелёно-коричневого".
   - Ты имеешь в виду деревья?
   "Деревья? Наверно. Я не помню".
   - Ты вспомнишь, - тихо сказал отец.
   Сын не услышал его.
   "Деревья... Да, наверное, это они".
   - Не волнуйся, сынок, мы скоро приедем.
   Отец прибавил ходу.
   "Я не волнуюсь, пап".
   - Не волнуйся, сынок, совсем скоро, - повторил отец, не расслышав слов сына.
  
  
   Двери всегда были открыты, ведь тут всегда кого-то ждали.
   И когда отец с сыном подъехали к дому, двери тоже были приветливо распахнуты.
   А из дверей выходили люди: они тут работали. Они были дороги сыну и, тем более, его отцу.
   Когда отец с сыном вышли из машины, люди окружили их. Обняли, радушно приветствовали, развеселили шутками, растрогали рассказами о себе и своих родных. И повели внутрь дома.
   Отец прижал к себе сына... но не ощутил его. Вокруг толпилось множество, великое множество людей, но сына среди них не было.
   Отец вырвался из дружеских объятий людей и бросился назад. Он бежал и звал сына, но тот не откликался.
   Люди догнали отца. Ему на плечи опустились руки, но в них уже не чувствовалось доброты и мягкости. Против его воли, отца повели в дом.
   Он вырывался, но хватка людей была крепкой. Он продолжал звать, звать своего сына. Но в ответ - молчание. Сын не хотел отвечать, или отец его не слышал, или...
   "Или".
   На глаза отца навернулись слёзы. Его крик сделался хриплым.
   Пальцы людей так сильно сжали плечи, что отец почувствовал боль. Но боль тут же прошла, а иное, более сильное чувство осталось. Отца втолкнули в дверной проём. Громко топающая, безликая толпа закрыла собой вход и последние лучи заходящего солнца.
   Большие приветливые двери с переворачивающим внутренности звуком, с высоким издевательским скрежетом медленно закрылись.
   Раздался стук. Стучали в двери, изнутри, но было поздно - их уже закрыли. Их пришлось закрыть.
   Синяя машина, такая привычная и надёжная, пропала, и казалось, её никогда и не было.
   Сгустившаяся тьма укрыла собой дом.
   В одиноком грязном окошке зажёгся свет.
   Мелькнула пола белого халата...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

12. День, когда Вселенная схлопнулась

Dedicated to Neil Gaiman

   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   Маргарет Мэри пошла в магазин:
   Шкаф, холодильник, колонка совсем опустели,
   И Маргарет Мэри решила продуктов купить.
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   "Мега-маркет" работал, как прежде,
   Потому что был круглосуточным,
   Мало того: он работал без выходных.
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   Как и в любой другой день, в общем-то,
   "Мега-маркет" открыт был с восьми до двенадцати,
   И никакого обеда - так удобно для Маргарет Мэри.
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   Маргарет Мэри повела меж полок тележку,
   В которую она побросала чуть ли не всё съестное,
   Что повстречалось у неё на пути.
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   В тележке Маргарет Мэри оказались салат,
   Огурцы, помидоры и сельдерей, а ещё макароны,
   Сок, колбаса и сосиски, торт, булочки, хлеб.
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   Ко всем этим продуктам добавилось масло,
   А также печенье-конфеты, сметана-и-творог,
   И сахар, и соль, и мука, и пикули даже...
   В день, когда Вселенная схлопнулась,
   Маргарет Мэри накупила очень много всего,
   И пикулей, с которыми не знала, что делать,
   И каперсов, и разного прочего - лишь бы было, что есть.
   Кроме того, сырков глазированных Маргарет Мэри купила -
   Да-да, в тот самый день, когда Вселенная схлопнулась, -
   И бросила их к остальным продуктам в тележку,
   И даже не рассмотрела, не стала разглядывать их.
   А зря.
   Есть дата производства на всех товарах почти,
   Но на сырках стояло число не вчерашнее
   И не сегодняшнее даже, а какое бы вы думали?
   Впрочем, вы же не знаете. Сейчас я вам расскажу:
   Вот как всё было... Вернувшись домой, покупки свои разобрав,
   Маргарет Мэри достала сырок и, разорвав упаковку,
   Съела его - в сегодняшний день, сегодня,
   А ведь он был родом из завтра! Такие дела...
   Тут, как вы понимаете, пространство и время, коллапс,
   Завихрения, сжалась Вселенная в точку - и схлопнулась...
   Поэтому я и пишу вам о том, что случилось.
   Не беспокойтесь - скорее всего, нам помогут,
   А если же нет... Здесь не так уж и плохо, ведь верно?
   Здесь и сейчас - в тот день, когда Вселенная схлопнулась,
   А день этот нынче - всегда.

13. Характерные симптомы

  
   Кабинет был просторным и белым, а доктор лысым и зелёным. Или, скорее, мшистого цвета, но это мало что меняет.
   - Присаживайтесь, - сказал доктор (Нац его фамилия).
   Я сел в кресло. Оно тут же обхватило меня накачанными ручищами и сжало в пельмень.
   Я сам парень не слабый, но от неожиданности чуть не задохнулся. Я приготовился дать креслу по голове, но док Нац опередил меня:
   - Кресло, отпусти его. Он не буйный. У него...
   Кресло не дослушало и убрало руки. Эти две пакши, надо сказать, были на редкость волосатыми и пахли каким-то средством от паразитов. Я не большой любитель таких запахов.
   - У него... - повторил док Нац, а потом ещё раз: - У него... А кстати, что у вас?
   Я встал с кресла и сказал:
   - По этому поводу я и пришёл, док.
   - Садитесь, садитесь.
   - Спасибо, мне так лучше разговаривается.
   - А... ну хорошо. Так что у вас, вы сказали?
   - Что-то... довольно странное.
   - Довольно? - переспросил док.
   - Даже очень, - сказал я. - Для меня.
   - Ну, расскажите, расскажите.
   Док Нац сел в кресло и посмотрел на меня, эдак по-учёному сдвинув брови. Кресло тут же попыталось схватить дока. Но тот оказался не промах и двинул мебели локтём в солнечное сплетение. Кресло запыхтело и больше дока трогать не пыталось.
   - Оно слепое, - объяснил док. - Старая модель.
   - Полуразумное? - спросил я.
   - Если бы... Разумнее некуда. Но давайте вернёмся...
   - Да, насчёт моего случая.
   Я подвинул скальпели, зажимы (или что там лежало?) и прочие прелести и уселся на стол.
   Это был мой первый визит к доктору. Я никогда не жаловался на здоровье. На что жаловаться существу, которое выпивает несколько бочек спирта, а на утро просыпается даже без головокружения?
   Я читал пару книжек, в которых главные герои посещают врачей. Что же они там такое говорили... Ах да.
   - Понимаете, доктор, - начал я, - в последнее время я неважно себя чувствую.
   - Так-так.
   - Словно сам не свой.
   - А поподробнее?
   - Ну... Я не высыпаюсь, во сколько бы не ложился спать. Быстро устаю, что бы ни делал. Хожу, как варёная сосиска...
   - Да что вы говорите?
   - Я имел в виду, сомнамбула.
   - Да-да.
   - Мне ничего не хочется. Мне говорят: "Пойдём туда-то?" - а я отвечаю: "Нет". Мне говорят: "А ты видел то-то, ты читал это?" - а я отвечаю: "Отстань, мне это неинтересно".
   - Очень распространённое явление, - сказал док Нац.
   - Но раньше со мной такого не было, - сказал я.
   - Что, никогда-никогда?
   - Угу.
   Док Нац спрыгнул с кресла (он был маленького роста) и стал вышагивать по кабинету. Он рассуждал вслух:
   - Очень похоже на нервный срыв. Но вы говорите, что с вами никогда подобного не происходило?
   - Так точно, док.
   - Хм. И давно вы находитесь в таком состоянии?
   - Уже дней 10.
   - Долго...
   - По мне, так чересчур.
   - Скажите... - Док Нац замер посередине кабинета. - Раньше у вас настроение ухудшалось? Хоть когда-нибудь. Хоть на день, на два. На час.
   Я покачал головами (тремя сразу).
   - Не припомню такого, док. Я дружелюбное и весёлое существо, упадничество - это не моё. За этим обратитесь к Мастерику.
   - Аа, это приятель, который вас сюда направил.
   - Нет. Тот Вельзевул. А это Мастерик. Он мертвяк. Как это говорится... гениальный изобретатель. Хотя он терпеть не может свою профессию.
   - Очень частое явление.
   - Вельзевул сказал, вы специалист, вы что-нибудь придумаете.
   - Мм-да, мм-да. - Док Нац о чём-то крепко задумался. - Никогда не было спадов настроения... Интересно. Тогда вряд ли это нервный срыв... Я должен задать вам несколько вопрос.
   - К вашим услугам, док.
   Док Нац помолчал секунду-другую - наверное, размышлял, - а потом начал допрос:
   - Когда вы родились?
   - Хрен знает когда, док.
   - А чуть точнее?
   - Я не помню. Наверное, из-за того, что жизнь в Нереальности бесконечна.
   - А какое ваше первое воспоминание?
   - Самое первое?
   - Да-да.
   - Я жую жвачку и запиваю её пивом.
   - Неужели?
   - Понимаю, док, вас это шокирует. Но водки в доме не нашлось.
   - А ваши родители - они о вас заботились?
   - Пелёнки-шестерёнки, вы хотите сказать? Мультики-кино-театр? Я не помню.
   - Возможно, ваше сознание специально вытеснило...
   - Доок, - позвал я. Он отвлёкся от размышлений. - Жизнь-то, - говорю я, - бесконечна. Я уже всё забыл.
   - Но про пиво и водку вы помните...
   - Они останутся со мной на всю жизнь. Женщины, рулетка, хорошее пивко...
   - Вы алкоголик?
   - Не знаю, никогда не страдал от алкоголизма.
   Док Нац опять сделал какие-то выводы.
   - Возможно, ваши привычки вызваны подсознательными склонностями и страхами, возникшими из-за определённых случаев в детстве.
   - Каких случаев? - удивился я. - Я ничего такого не помню.
   - А вы хоть что-нибудь помните из того, что происходило в детстве?
   - Ну конечно...
   - Не связанное с алкоголем, женщинами и азартными играми.
   Теперь задумался я. Я покопался в своей голове и пришёл к выводу.
   - Не, док. Сейчас ничего не могу вспомнить. Что это значит?
   - Это значит, что через воспоминания причину ваше расстройства мы не найдём.
   - Конечно, не найдём. Потому что расстройство мне несвойственно - от рождения. Вот это я прекрасно помню. Я рыцарь весёлого, а не печального образа.
   Док щёлкнул пальцами. Он был гремлином, и достаточно высоким - для гремлина. Футов 5, не меньше.
   Итак, док щёлкнул пальцами.
   - Ага, - сказал он.
   - А доктора разве так говорят?
   - А не в этом ли дело?
   - В докторах?
   - В том, что вы никогда не расстраивались. Это чувство, чувство не удовлетворённого расстройства, копилось в вас годами. Копилось и копилось, копилось и копилось, копилось и копилось...
   - Док, вы в порядке?
   - ...копилось и копилось - а потом вдруг, когда копиться было уже негде, всё выплеснулось. И волна получилась очень сильной. Метафорически выражаясь, она снесла вам крышу и унесла вас с собой. И сейчас вы тонете в ней...
   - А вы очень интересный доктор, - сказал я.
   - Вам нужно всего лишь пережить...
   - Док, - сказал я. - У нас в Аду есть существа, которые всё время страдают. А есть такие, которые всегда веселятся. Я отношусь к последним. В этом нет ничего необычного. Если существуют гигантские, плюющиеся огнём ящерицы...
   - ...Или мутанты-ниндзя?
   - Вот-вот. Что уж говорить о таких простых парнях, как мы с Мастериком. Он - хандрит, я - веселюсь. Он заряжен отрицательно, я - положительно. Равновесие, баланс, все дела.
   Док ещё пощелкал пальцами, но ничего не придумал. Тогда он подошёл к шкафу, открыл его и вытащил громоздкий, жуткий на вид аппарат.
   - Ан-2, - пояснил док. - Анализатор второй модели.
   - А есть третья? - спросил я. Бороться со своим любопытством я не пытаюсь.
   - Есть и четвёртая, - ответил док. - И пятая... И десятая.
   - А какая самая последняя?
   - 473-я.
   Док дунул на анализатор, и на миг я ослеп от клубов взметнувшейся в воздух пыли.
   - Но денег, - произнёс кто-то из пыли, - хватило только на вторую модель.
   - Она лучше первой? - спросил я. Хотя не уверен, был ли это я: в этой пыли ничего не разглядишь.
   - Как вам сказать, - ответили мне, судя по голосу - док Нац. - Первая модель была недоработана. Когда ей попытались проанализировать одного пациента, гнома, она сжевала его шапку, превратила его бороду в лягушку - та быстро ускакала, - покрасила его ботинки в жёлтый и коричневый цвета, а его самого...
   - Не продолжайте. - Пыль залетала в нос, уши, рот, глаза. Я откашлялся - не помогло. - Скажите только, этот гном жив?
   Пыль потихоньку оседала. Я увидел очки дока Наца и краешек его халата.
   - Опять же трудно сказать. С научной точки зрения...
   - А что стало с Аном-1?
   - Он упрыгал.
   Я выглянул из-за облачка пыли и вопросительно посмотрел на дока.
   Тот начал объяснять:
   - После того, что случилось с гномом, никто не решался подойти к Ану-1. Он воспользовался этим, схватил медсестру - она была из рода разумных булыжников, - выбил ей стекло, выпрыгнул в окно - а дело происходило на 21-м этаже...
   - И разбился?
   - И улетел. Возможно, в тёплые края.
   Мы с доком были по колено в пыли.
   Двигаясь медленно, но уверенно, док Нац пересёк кабинет и достал из шкафа пылежёв. Быстренько сжевал всю пыль и оставил пылежёв мучаться от переедания.
   - Может, дать ему таблетку? - предложил я.
   - Нет, не стоит, - сказал док Нац. - У него какие-то неполадки в микросхеме, из-за которых он любит переедать. Надо будет показать его врачу.
   У меня были знакомые техники-доктора. Но, прежде чем заводить разговор о них, хотелось разобраться с моим расстройством.
   - Док, - сказал я, - если вы пообещаете, что после исследования анализатором я не превращусь в...
   - Я не могу ничего обещать, - сказал док Нац, прикрепляя ко мне какие-то фиговины. - Но если вдруг что-то пойдёт не так, вам выплатят страховку.
   - Ээ, док.
   Док прикрепил последнюю фиговину и нажал на кнопку...
   ...Это было даже приятно. Лёгкий электрический разряд возбудил меня (по словам дока Наца, так анализатор проверял работу моей мочеполовой системы). Что-то пошипело внутри моих глаз (мне вспомнилась газировка). Меня немного подёргало, потрясло, скукожило, надуло. И какие-то синие чёртики запрыгнули на меня, стали измерять моё тело линейками и записывать результаты в блокнотики.
   Так что в целом - ничего необычного. Я был даже слегка разочарован.
   Док Нац отсоединил фиговины, повесил их на Ан-2 и нажал на аппарате ещё одну кнопку.
   - Фыырррр, - сказал Ан-2 и выплюнул небольшой светок. Светок - это световая бумага. Очень дешёвая, годная для многоразового использования. Но вы это и так знаете.
   Док Нац развернул светок, прочёл то, что было там написано, и посмотрел на меня. Такими большими, похожими на спутниковые тарелки глазами. Док перечитал написанное в светке и выбросил его в урну.
   Я побарабанил пальцами по креслу и дал ему затрещину, когда оно попыталось меня сцапать.
   - Ну что, док? - спросил я. - Хорошие новости?
   - Да нет.
   - Не очень?
   - Да нет.
   - Я не понимаю.
   - Я тоже. - Док развёл руками и сказал: - Обследование ничего не дало. Оно не обнаружило у вас никаких отклонений. Никаких скрытых комплексов. С вашей психикой всё в порядке. Так же как и с вашим телом. Я бы даже сказал, они работают круто. Ничто ничему не мешает, ничто ничего не опережает...
   - Так говорят настоящие врачи, да, док?
   - Я бы выдвинул какое-нибудь фантастическое предположение...
   - О, вы в этом мастак, док. Это комплимент.
   А он продолжал:
   - ...но реальность слишком фантастична. Я уж не знаю, что и думать.
   Я подошёл к шкафу. Открыл одну дверцу, вторую. Он должен быть где-то здесь... За третьей дверцей я нашёл то, что искал, - склянку с прозрачной жидкостью и два мерных стаканчика. Я налил жидкость в стаканчики.
   - Выпьем, док.
   Мы чокнулись и выпили неразбавленного спирта. Док закусил органом для пересадки помидору-убийце, а я занюхал пылью.
   После этого док разговорился.
   - Я... не понимаю. Должна быть... причина. Так считает наука. Так считаю... я? - Слово "я" он почему-то произнёс удивлённым голосом.
   Я налил ещё спирта. Мы снова чокнулись и снова выпили.
   - Мне тоже так кажется, док. - Я разлил по третьей. - У всего есть причина. Не всегда мы её видим...
   - Это да, это да. Или можем увидеть.
   - Точно, док. Ваше здоровье.
   - Угу.
   Хлопнув третью, док Нац начал заваливаться набок. Я успел его подхватить и перенёс в кресло. По моей просьбе, оно нежно и ласково его обняло.
   - Очень стра-нный слу... чай. Дец... Дец...
   - Децербер. Но можно и просто Дец.
   - Дец. Скажите... те, что вы чувству... ете?
   - Да ничего такого.
   - Вас это беспоко...ик?
   - Не особо. Просто всё это немного непривычно.
   - Зачем же вы при-шли?
   - Это Вельз. Он меня заставил. Иногда он строит из себя заботливую мамочку.
   - То есть вам ваше... состояние...
   - Пофигу? Ну да, док. Было бы из-за чего волноваться.
   Док приподнялся в кресле.
   - Что вы... говорите? А позвольте задать вам ещё аадин вопрос...ик.
   - Жгите, док.
   - Как вы относитесь... к поли-тической ситуации в... Аду?
   - Да никак.
   - А что вы... можете сказать... о новых веяниях в искусстве?
   - Я ими не интересуюсь.
   - А как вам кажется... новый министр финансов л-лучше прежнего?
   - Мне без разницы.
   - Вы убираете му-сор у себя в комнате?
   - Я его не замечаю.
   - А новая статья За Писакина?
   - До фени.
   - А будущее Ада?
   - До лампочки.
   - А собственное бу-будущее?
   - Да мне пофиг, док.
   - Агаа!
   Док Нац шлёпнул кресло по рукам. Кресло убрало конечности, и док спрыгнул на пол.
   - Агаа! - повторил он. И было непонятно: то ли он обвинял, то ли радовался, то ли просто орал, как самый обычный пьяница. - Я знаю... знаю в чём дело!
   - Да? - Я приподнял бровь.
   Док Нац вытянул вперёд руку, оттопырил указательный палец и так и застыл.
   Я приподнял вторую бровь.
   И ещё четыре.
   - Вы... - сказал док, - вы... пофигист!
   Худенькое тельце врача слегка покачивалось из стороны в сторону.
   - Вы пофигист, - повторил он, теперь спокойно. - И... хнык... как я вам... завидуюууу...
   Док уткнулся мне в живот и заплакал. До моего плеча он бы просто не дотянулся. Док потянулся за склянкой со спиртом. Я отдал её и погладил дока Наца по лысине.
   И неожиданно понял, что мне стало легче. Всё прошло. Никакой хандры, никакой безрадостности. Вместо них - полная и тотальная удовлетворённость, к которой я, в общем-то, привык.
   Я сказал себе: "Я пофигист".
   "Я пофигист!"
   Хм.
   Ну да. Я - пофигист. И это меня не беспокоит. Нисколько.
   Я же прекрасно знаю, что я пофигист. Чего тогда организм взбунтовался? Странно... Или, может, он не знал, что я пофигист? И, значит, не понимал, что происходит.
   Ну, теперь-то он знает...
   Я тут же забил на всё это.
   Главное, мне стало лучше.
   За это мы с доком Нацем выпили по последней. Склянка опустела. Я убрал её и стаканчики в шкаф. Стоявший неровно док Нац начал оседать. Я подхватил его, положил в кресло, выключил свет. И вышел из кабинета.
   С тех пор ко врачам я не обращаюсь. Они ведь ничего не могут объяснить, а я и знать ничего не хочу. Так что нам гораздо лучше живётся порознь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

14. Аргумент в пользу проигравшего

  
      ...Где-то вдалеке, в неровном, колеблющемся облаке горячего воздуха, стояли два человека и о чём-то спорили. Приземистый и толстый, с редкими светлыми волосами энергично размахивал руками и что-то непрерывно говорил, тогда как его собеседник, стройный темноволосый мужчина среднего роста, лишь качал головой и изредка бросал пару коротких фраз.
      На углу белого небоскрёба, где происходило всё действие, собралось уже довольно много зевак, с интересом наблюдавших за спорщиками, - однако те, похоже, их совсем не замечали.
      Наконец я подошёл достаточно близко, чтобы расслышать, о чём именно спорили мужчины: как оказалось, речь шла о кейсе...
      Толстый бессильно опустил руки.
     - Ещё раз повторяю, - сказал он, - это мой кейс. Это точно мой кейс. Я три года хожу с ним на работу и, уж поверьте, могу отличить его от других кейсов.
     - Что вы такое говорите? - удивился его оппонент. - Какие три года? Вы, верно, ошиблись: этот кейс - мой. Я абсолютно уверен.
     - С чего вдруг? - с вызовом спросил толстый.
     - С того, - в голосе темноволосого прозвучала некоторая язвительность, - что за всю мою жизнь у меня был один-единственный кейс. Я успел изучить его до мельчайших деталей. Даже сейчас его точная копия хранится в моём подсознании - настолько я с ним сроднился. Вот с чего я пребываю в такой твёрдой уверенности!
     - Тогда назовите мне хотя бы одну отличительную черту вашего кейса, - попросил толстый.
     - Сейчас, - сказал темноволосый и погрузился в молчание.
      Я не знал, как давно они спорят и при каких обстоятельствах зародился у них этот спор, однако мне было крайне любопытно посмотреть, чем он закончится...
     - Царапина, - тихо произнёс темноволосый, а затем, уже в полный голос, добавил, - тонкая глубокая царапина.
     - Где?
     - Вот здесь...
      Темноволосый присел на корточки у фонарного столба, возле которого всё это время стоял кейс, и указал рукой на то место, где должна была находиться царапина, - но...
     - Её нет! Нет! - Он схватился за голову. - Не понимаю, куда она могла деться!.. Пять лет, пять долгих лет она была здесь, на этом самом месте и вдруг - пропала. Словно её стёрли...- Темноволосый устремил на толстого потрясённый взгляд. - Знаете, я специально её оставил - как память. Память о... Я вам расскажу...
     - В другой раз, - перебил толстый и поднял кейс. - А сейчас, извините, у меня дела. - Он взглянул на часы. - О господи, я чуть не опоздал на работу!
      Толстый повернулся на каблуках и уже намеревался уйти, когда услышал торопливый оклик:
     - Минутку!
     - Что? - немного раздражённо поинтересовался толстый, вновь оборачиваясь к темноволосому.
      Тот неторопливо встал и спросил:
     - А откуда мне знать, что это ваш кейс?
     - Мы ведь уже решили, - увещевательным тоном начал толстый, - что...
     - Я прекрасно помню, что мы решили, - прервал его темноволосый, - и не собираюсь оспаривать это решение. Но разве мы удостоверились, что кейс именно ваш?
     - Что за бред?! - воскликнул толстый. - Если кейс принадлежит не вам - тогда кому? Только мне!
     - А всё-таки, - настаивал темноволосый, - давайте проведём небольшую экспертизу?
     - Вам от этого станет легче?
     - Вне всякого сомнения!
     - Что ж, хорошо, - толстый поставил кейс на землю, - проводите свою экспертизу, мистер...
     - Роуэн, - подсказал темноволосый, - можно просто Ричард. А вы?..
     - Генри Стакинг. Очень приятно, мистер Роуэн. - Стакинг говорил вежливо, но, несмотря на это, слова давались ему с явным трудом, в голосе его слышались напряженные нотки.
     - Взаимно.
      Они обменялись рукопожатиями.
      Затем Роуэн сказал:
     - Наберите код, и если это действительно ваш кейс, он откроется.
      Стакинг, загородив спиной обзор Роуэну (вероятно, чтобы тот не видел, какой именно код он набирает), в течение нескольких секунд возился с кейсом. Потом помотал головой, словно отгоняя какую-то навязчивую неприятную мысль, и продолжил свои манипуляции.
      Прошла минута, но хорошо знакомого обоим спорщикам тихого металлического щелчка по-прежнему не раздавалось - кейс не открывался.
     - Код, - изумлённо прошептал Стакинг, - мой код - не подходит!..
     - Я так и знал, - сказал Роуэн.
      Стакинг вопрошающе посмотрел на него.
     - Что будем делать?
     - Давайте поразмыслим, - предложил Роуэн.
      Его собеседник согласно кивнул.
     - Итак, нам доподлинно известно, что этот кейс принадлежит одному из нас...
      Стакинг снова кивнул...
      Я пришёл слишком поздно и поэтому не мог знать, откуда у мужчин была такая твёрдая уверенность на этот счёт...
     - ...но, к несчастью, факты говорят обратное.
     - Получается каламбур, - подытожил Стакинг.
     - Да... - Темноволосый мужчина задумался. - Есть один выход, - очень медленно и неуверенно произнёс он, - лёгкий, но... - Роуэн замолчал.
     - Какой? - нетерпеливо спросил Стакинг.
     - Кинуть жребий... Вернее, - Роуэн порылся в кармане брюк и вытащил оттуда маленький блестящий кружок, на одной стороне которого была изображена цифра "10", - монетку.
     - Монетку? - переспросил Стакинг.
     - Других вариантов у меня нет, - пожал плечами Роуэн.
      Толстый мужчина почесал подбородок, а затем безразлично махнул рукой:
     - А-а-а, кидайте вашу монетку!
     - "Орёл" или "решка"?
     - "Решка".
      Роуэн высоко подкинул десятицентовик. Тот мгновение покружился в воздушном пространстве и, упав и звонко ударившись об асфальт, завертелся на месте, словно лихой металлический танцор. Постепенно замедляя темп своего бешеного вращения, он останавливался...
     - Простите! - послышался позади мужчин чей-то голос.
      Роуэн, Стакинг, я и все прочие зрители синхронно, как по команде, повернулись на звук голоса - там, откуда он донёсся, лишь одиноко стоял на тротуаре кейс.
     - Знаете, кто вы?
      Никто не видел, что выпало на брошенной Роуэном монете, - неподвижные, остекленевшие взгляды всех собравшихся были устремлены на кейс: он... говорил!
     - Я скажу - кто, - продолжал кейс. - Вы - два гонщика, которые одновременно пришли к финишу, два победивших эгоиста, которые никак не могут поделить, кому достанется главный приз. Причём для каждого из вас важно даже не то, чтобы приз достался именно ему, а то, чтобы он хоть кому-нибудь достался. Победители делят то, что "принадлежит им по праву", - и им наплевать на тех, кто проиграл, потому что они выиграли, и самый мир в данный момент кажется им их личной собственностью, и Земля сейчас вертится для них одних. И они, конечно, не удосужились спросить у приза, хочет ли он, чтобы кто-нибудь из них был его хозяином. А ведь проигравший тоже имеет право голоса.
      Кейс отрастил себе по паре рук и ног и поднялся с земли.
     - Ребро, - безразлично констатировал он, взглянув на монету, - и направился прочь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

15. Вторжение (песнь о погибшей земле)

  

Г е н р и К а т т н е р у

Пусть память о вас живёт.

  
   Искусственное соединение континентов было ошибкой.
   Не прошло и десяти лет с того момента, как Восток и Запад подписали вечный мирный договор. С того момента, как все материки планеты срослись, точнее, были собраны воедино благодаря достижениям науки. Наука шла вперёд так быстро, что порой обгоняла саму себя. И первым, что вытеснило научное сознание из голов тех, у кого оно поселилось, был разум.
   Искусственное соединение континентов было ошибкой - но только для обычных людей. Для остальных оно носило чисто утилитарный характер. Президенты могли отхватить куски от стран, которые раньше были заокеанскими, военные - почувствовать себя героями и заработать пару орденов, а учёные - в полной мере проявить свои научные познания, показать свою гениальность.
   Мировая война не заставила себя ждать. Была ли она Третьей - не столь важно. Каким бы ни был её порядковый номер, она может стать Последней...
  

* * *

   Восток был готов к отражению удара.
   Тысячи и даже миллионы камер ползали, ходили, карабкались и бегали. Хлопали искусственными крыльями, стучали ногами из металла, вращали на 360 градусов орбиты телескопических глаз -
   - и то, что камеры увидели, запечатлели и передали, отображалось в штабе Восточной Армии на прозрачных мониторах с трёхмерным изображением. Этим мониторам было несть числа. Каждый уголок, каждая крупица земли находилась под наблюдением, неусыпным и надёжным.
   А в окружении камер и под их прицелами расположилось блестящее, хромированное войско: лучемёты и пулемёты, лазерные установки, пушки с невообразимо огромными дулами. Плазменные "ходуны" топтались на месте и нетерпеливо взрывали землю гигантскими трёхпалыми лапами. Танки выстроились в полукольцо и замкнули в нём бронемашины и вездеходы, "прыгунов" и "жирафов", взяв их под прикрытие. На левом и правом фланге стояло по великану - из тех, что выше любой башни, шире любого здания. На шеи великанов были надеты башни с торчащими во все стороны стволами орудий. Руки великанов могли сокрушить любую стену, вызвать землетрясение, перевернуть Землю вверх дном. Их глаза испускали смертоносные лучи...
   Оставалось только ждать.
   Главнокомандующий Восточной армии посмотрел на один из мониторов. Впереди, всё дальше и дальше, расстилался серо-коричневый, изъеденный войнами ковёр суши. Но эта война не чета прежним: речь шла о судьбе мира.
   Главнокомандующий недовольно поморщился:
   - Они всегда опаздывают.
  

* * *

   Запад не застать врасплох: закалённая веками смекалка и непоколебимая в ней уверенность помогут перехитрить врагов.
   Стоит ли ждать удара с суши? Конечно, нет. Ведь на это Восток и рассчитывает. Соединение континентов, знаменитая сухопутная мощь противника - всё вроде бы говорит в пользу наземной атаки. Вроде бы...
   Но Запад был уверен: в нынешней войне Восток пойдёт на самые большие хитрости, на самые большие жертвы. Раньше война означала лишь смерть и потерю территорий. Тогда как Битва, которая предстоит сейчас, сопоставима с библейским Армагеддоном. Силы Света и Тьмы сойдутся в безжалостной схватке, и результат будет таков: одна из сторон обретёт бессмертие и все блага мира, а вторая удовольствуется тотальным уничтожением и полным забвением.
   И в этой Битве Свет и Тьма наконец найдут ответ на вопрос, вопрос, положивший начало их длящемуся с начала времён противостоянию: кто из них - Свет, а кто - Тьма?..
   Вся мощь и все силы Западной армии обратились к морю шипами, бомбами, психотронными излучателями, генераторами землетрясений. Катера, управляемые тяжеловооружёнными роботами, со свистом взрезали водную гладь, рождая снопы брызг. Маяки, умеющие ультразвуком дробить скалы в мелкое крошево, ждали. Тяжёлыми сапогами взбивали песок солдаты - люди, не видимые за бронированными касками, за импульсными винтовками и электромётами, за гроздьями гранат, осколочных и биологических. Киборги со светящимися глазами вышагивали здесь же, безликие и беспощадные. Невидимые разумные самонаводящиеся мины сновали повсюду, жаждая обрушить свою мощь на всесильных вражеских роботов и на сидящих внутри них немощных людей...
   Главнокомандующий Западной армии усмехнулся и потёр руки.
   Победа в Последней Битве? Да. Ради этого стоило и жить, и мучаться.
   Но где же враг?
   Ладно, подождём ещё немного...
   Главнокомандующий был в хорошем настроении. Он даже позволил себе выкурить сигарету.
   - Они всегда проигрывают из-за своей недальновидности, - проговорил главнокомандующий Запада, предвкушая скорую и неизбежную победу.
  

* * *

   Армии Запада и Востока приготовились к бою. Два чудовищных зверя застыли, напрягли мускулы и вперили взоры туда, откуда должен был прийти страшный, смертельный и последний враг.
   Вот только смотрели они в совершенно разных направлениях...
  

* * *

   А в это самое время в ещё одном направлении - от стратосферы к Единому материку - спускался космический корабль.
   - Они нас не замечают, - телепатировал капитан боевого крейсера главнокомандующему.
   - И не заметят, - сказал главнокомандующий. - Они слишком увлечены сознанием собственной хитрости.
   - И к тому же смотрят не в ту сторону.
   - И к тому же... всегда допускают одну и ту же ошибку.
   Капитан спросил:
   - Как будем действовать дальше, чхин? Дождёмся флота?
   - Зачем? Наш крейсер превосходит размерами и мощью обе их армии, вместе взятые. - Зелёная лапа главнокомандующего опустилась на приборную панель, и длинные, гибкие, похожие на червяков пальцы стали отбивать необычный ритм. - Ну же, - неожиданно резко произнёс инопланетянин. Его взгляд был направлен на монитор, на несколько искусственно спаянных между собой континентов, на западе и на востоке, точно густой сыпью, покрытых точками людей и созданных ими машин. - Посмотрите на нас. Прекратите думать друг о друге как о разных частях мира - подумайте о себе как о целом. И посмотрите вверх, на нас.
   Капитан покачал трёхглазой безносой головой.
   - Бесполезно.
   Главнокомандующий продолжал барабанить пальцами по панели.
   - Мы ведь никак не можем им помочь? - зачем-то спросил он.
   - Думаю, что в данной ситуации, - и капитан снова покачал головой, - нет.
   На плоском лице главнокомандующего отразились совсем не подходящие ситуации чувства.
   Затем он установил телепатический контакт с артиллеристами и отдал им мысленный приказ:
   - Огонь.
   Орудия, равных по силе которым никогда не было, нет и не будет уже на Земле, грянули одновременно. Разрушительные светящиеся пучки устремились к безмятежному, застывшему в ожидании хрустальному шару, третьему по счёту от Солнца.
   - В любом случае, это лучшее, что мы могли для них сделать, - заметил капитан боевого крейсера. - И для себя. Не забывайте об этом.
   Сжав мутно-зелёного цвета губы, главнокомандующий смотрел на монитор: неясное мистическое свечение обволокло собой Землю. Яркость свечения постепенно усиливалась и усиливалась, и усиливалась - пока свечение не превратилось в сияние. Чистое и белое. Всепроникающее. А потом...
   Главнокомандующий Космоса молча выключил монитор.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

16. С возвращением!

  
   Он взялся не за тот рычаг! Надо же было родиться таким дебилом...
   - Эй, Мик.
   - Радуйся, олух, теперь нам точно кранты.
   Шлюпку качнуло в последний раз...
   Где-то там, на орбите, плавали металлические обломки. Вряд ли кто-нибудь соберёт их и восстановит корабль. И если бы Мик и Сэм не поспешили, их разрозненные части сейчас тоже дрейфовали бы в космосе. Сэм называл это удачей, везением. Мик называл Сэма придурком, слепым и трупом.
   - Если мы не убьёмся, когда шлюпка упадёт на землю, я тебя придушу. Готовься.
   Сэм только глупо улыбался и моргал. А что ему оставалось? В глубине души он понимал, что, возьмись он за нужный рычаг, всё закончилось бы хорошо. Мик выровнял бы корабль, и посадка была бы куда мягче.
   И зачем Мику навязали этого худого очкарика? Чтобы скучно не было? Или начальству просто нравилось портить другим жизнь?
   Как бы то ни было, Мик и Сэм полетели вместе. К недавно открытой планете. Она очень заинтересовала учёных. Они допускали, что планета обитаема. А что это значит? Правильно: надо поскорее навестить планетку и, если повезёт, познакомиться с тамошними обитателями. И, по возможности, отхватить от планеты кусок. А лучше - заполучить её всю.
   - В любом случае, - сказал начальник Мику и Сэму, - мы должны оказаться там первыми. Первыми. Ясно? - И невысокий мужчина с чёрным бобриком прищурил глаза.
   - Понятно, - пробурчал Мик, ведь Сэм, как обычно, только улыбался и хлопал ресницами.
   Их засунули в космический корабль - Мик так это и называл: "засунули". Корабль стартовал. И они полетели к новой планете. Последней Надежде, как её прозвали учёные.
   Слава богу, долгожданное время пришло. Все ракеты переименовали в космические корабли. Антигравитационные устройства были в ходу и уже не стоили, как здоровенный особняк. А астронавты превратились в лентяев: корабль управлялся автопилотом, а люди в скафандрах только ходили из угла в угол и пинали... В общем, чудесное время. Конечно, вы не забыли, что Земля страдала от перенаселения и большая часть мирового бюджета уходила на финансирование ППППП (Программы по Поиску Пригодной для Проживания Планеты). Так что об этом мы тактично умолчим и вернёмся к Сэму и Мику.
   Два дня. Каких-то два дня Сэм и Мик не должны были ничего делать. Чем меньше они проявляли инициативу, тем спокойнее было всем остальным. За их полётом следили; у них было полно продуктов; корабль чинил сам себя; и не забывайте про автопилот.
   Два дня. 48 часов.
   Благодаря Сэму Мик понял, что это чертовски много.
   Сначала куда-то стали исчезать продукты. Потом зубные щётки. Затем кто-то обнулил показания всех приборов. Устроил разгерметизацию. (Мик не мог понять, почему он до сих пор не убил этого "кого-то".) И, в конце концов, тот же самый человек - Сэм, как вы понимаете, - устроил кораблю встречу с метеоритом. ЧТО надо было сделать с системой управления, чтобы она не среагировала? Чтобы не изменила курс. Мик не хотел этого знать. Его интересовало только одно: если он задушит Сэма, будет ли это считаться убийством? Или он окажет человечеству услугу?
   Мик пытался выровнять корабль. Но за всем уследить невозможно, и он попросил Сэма всего об одном: выключить дополнительные двигатели. Если бы Сэм нажал маленькую зелёную кнопочку, Мик развернул бы корабль - и всё. Опасность миновала. И никто не стал бы душить Сэма.
   Но то, что Сэм называл удачей - то, что улыбалось ему широкой улыбкой, - терпеть не могло Мика. Неправда? А почему тогда он, Мик, специалист высшего класса, получил в напарники эту неуклюжую лягушку?
   Короче, Сэм нажал не ту кнопку. Не зелёную, а красную. Всяким тощим очкарикам лучше держаться от красных кнопок подальше. Но Сэм не был дальтоником, нет. Он просто нажал не ту кнопку. У корабля была включена половина дополнительных двигателей, и вместо того, чтобы выключить их, Сэм включил вторую половину. Корабль резко рванулся вперёд и на полном ходу врезался в метеорит. Вторично.
   После этого столкновения отказала система автопочинки. А генератор, обеспечивавший корабль энергией, вышел из строя. Будущее хорошо тем, что оно - будущее, но этим же оно и плохо. Технологии будущего более сложные и надёжные, но если уж они ломаются - выноси всех святых. Так вот, в генераторе что-то разладилось, он побелел, стал плавиться и сыпать искрами.
   Взрыв был неизбежен. То же самое можно сказать о Мике - но, в отличие от генератора, он ещё как-то держался.
   Астронавт затолкал неумёху и криворучку Сэма в шлюпку. Сел, взял управление на себя, беззлобно бросил:
   - Убери руки от пульта, если не хочешь, чтобы я их сломал.
   Шлюпка вылетела из чрева умирающего корабля. Она успела отлететь совсем недалеко. Взрыв развернулся за спинами астронавтов подобно гигантскому цветку.
   Ситуация, в которой они оказались, была неприятной, и Мик ощутил это (когда шлюпку дёрнуло и он ударился головой о переборку). Сэм глупо улыбался и хлопал глазами.
   "Тихо, - успокаивал себя Мик. - Тихо. Не выходи из себя. Не думай о том, что хочешь его придушить. Это неправильно... Душить его будешь потом, когда вы приземлитесь".
   Мик не мог понять, почему они выжили. Повсюду их преследовали неудачи, хотя Мику больше нравилось слово "бесы". Чтобы поиздеваться над ним, бесы подкинули ему Сэма, всячески мешали во время полёта, крали щётки, и всё такое. А теперь хотят угробить его. Чем же он им насолил?
   Но, наверное, было и что-то другое. То, что помогло астронавтам, когда началась разгерметизация... когда вышел из строя генератор, и корабль превратился в бомбу... Невидимое нечто спасло их. Ангел, победивший бесов? А может, у неудачи, которая ходила за Сэмом попятам, была изнанка? Как у Луны: вторая, светлая сторона. Противоположность тёмной. Которая на виду, но на которую мало кто обращает внимание - всем ведь интереснее, что на тёмной стороне...
   Когда шлюпка вышла из строя, перед мысленным взором Мика появились часы. Обычные настенные часы, со стрелками. Старомодные. И они отсчитывали его последние секунды. Мик понял: налетался.
   "Придушить Сэма сейчас, пока я жив?" - пронеслось в голове у астронавта.
   - Бери рычаг! - рыкнул Мик. - А я попытаюсь смягчить удар.
   "Устроить нам мягкую смерть..."
   И Мик стал нажимать кнопки, выдвигая разные устройства, включая и выключая двигатели. Он хотел выровнять курс, а потом активировать защитную систему. В космосе она могла бы спасти их от небольшого метеорита. Сейчас от неё было мало проку. Но это всё, что он мог сделать.
   Эх, если бы поблизости было озерцо... Шмякнулись бы туда - может, и выжили бы.
   Мик размышлял обо всём этом, но, странное дело, ничего не чувствовал. Все чувства словно испарились. Не осталось никакого страха или внутреннего напряжения. Мик даже простил Сэму все его прегрешения.
   Впрочем, ненадолго. Когда Мик краем глаза увидел, за какой Сэм держитcя рычаг, он матюкнулся. И поклялся себе, что свернёт этому чёртову цыплёнку шею. Если они выживут.
   - Этот рычаг управляет антенной! - заорал Мик.
   - Какой антенной? - Сэм уставился на него во все глаза.
   Шлюпку трясло и бросало во все стороны.
   - Радиоантенной! Ты чей-то сигнал ловишь, а, мастер?
   - Я...
   - Ты ведь не знаешь, как управлять шлюпкой, верно? Да как ты вообще сюда попал!
   - Я попросил батю, и он меня устроил.
   Устроил... Как будто астронавтика - это магазин, в который может зайти любой и, заплатив, получить то, что ему нужно. Магазин, на работу в который можно устроить своего сына только потому...
   - Минутку... Батя? - Мик задрал бровь.
   А Сэм ей даже не повёл.
   - Ну да. Чарльз Пикфорд, - сказал он как ни в чём не бывало. - У меня мамина фамилия.
   Мик вдруг почувствовал всю свою беспомощность. У него опустились руки - прямиком на кнопку катапультирования. Но ему снова повезло: катапульта была сломана.
   Чарльз Пикфорд... Их начальник - отец Сэма. И он отправил своего никчёмного сынишку в полёт вместе с Майклом, наплевав на репутацию астронавта, на его награды. На его безопасность, в конце-то концов!
   В такие минуты человек теряет веру в жизнь. Мик не стал исключением.
   Тем более что альтернатива жизни стремительно приближалась.
   Итак, шлюпку дёрнуло, подбросило, снова дёрнуло, качнуло в последний раз. И она, наконец, грохнулась в рощу. Затрещали переламываемые пополам молодые деревца. Шлюпка перевернулась и то ли поехала, то ли попрыгала вперёд. Прямиком на старое толстое дерево. К счастью, к тому моменту Мик уже потерял сознание...
  
  
   ...Придя в себя, Мик сделал поразительное открытие: он жив.
   Это его обрадовало.
   Но тогда он сделал второе открытие: скорее всего, выжили они по вине Сэма. Удача улыбнулась ему. Мик понял: он не сможет задушить человека, спасшего ему жизнь. И плевать, что этот самый человек чуть его не угробил.
   Мик расстроился. Рушилось всё то, ради чего он жил.
   Чтобы чем-то занять себя, он сделал третье открытие: крышка люка валялась на земле, а Сэм куда-то исчез. Мик воспрянул духом. Может, он больше не увидит этого дохляка?
   Мик отстегнул ремни и выбрался из шлюпки.
   Он стоял в высокой траве, зелёной и свежей. На Земле трава встречалась всё реже, зато не по дням по часам вырастали новые здания. А здесь деревья колыхались под порывами ветра и приветливо шуршали листвой.
   Мик посмотрел на шлюпку: она остановилась в шаге от толстенного дуба.
   Дерева, напоминающего дуб, поправил себя Мик.
   Это другая планета. Кто знает, как тут всё устроено... Может, дерево только внешне напоминает дуб. Может, это вообще не дерево, а животное, которое под него маскируется.
   Мик помотал головой и постучал по ней, выбивая дурь.
   Не хватало ещё умом тронуться. Если он лишится остатков мозгов, то никогда не выберется с этой планетки. И в этом тоже будет виноват Сэм.
   - Эй, Мик! Ты там как, жив?
   Настроение у Мика тут же упало, как столбик термометра, который положили в морозилку.
   Улыбающийся Сэм подошёл к Мику и как ни в чём не бывало похлопал его по плечу.
   - Оклемался? Молодец. Я хотел тебя вытащить, но засмотрелся на природу.
   На природу он засмотрелся...
   - Смотри, что я нашёл.
   Сэм протянул Мику какие-то красные ягоды.
   Мик отшатнулся от них, как от положительного теста на беременность. К счастью, Сэм не был его девушкой.
   - Не бойся, они съедобные.
   "Не бойся"? Сэм его увещевал?
   Мик какое-то время испепелял Сэма глазами, но в кучку пепла тот не превратился. Разочарованно вздохнув, Мик взял одну ягоду.
   - Вкусные хоть?
   - Да классные, - сказал Сэм. - Кисленькие такие.
   Ягода оказалась ужасной. Просто отвратительной. В рот словно клея налили и насыпали песка.
   - Тебе что, не понравилось? Странно. По-моему, очень вкусно. На клюкву похоже.
   Мик терпеть не мог клюкву.
   - Ну, теперь мы с голоду не помрём, - проворчал он.
   Сэм радостно кивнул.
   - Ага, точно. Все припасы-то остались на корабле.
   А по чьей вине?
   Чтобы усмирить жажду убийства, Мику надо было побыть одному. Он подошёл к дереву, в которое они чуть не врезались, встал на цыпочки, сорвал листок и принялся его рассматривать.
   Листок был похож на дубовый, но книзу становился заметно толще, а кверху, наоборот, вытягивался.
   Мик присел на корточки. Трава тоже напоминала земную, и всё-таки были кое-какие различия. То в цвете, то в форме. Мик присмотрелся к растению, похожему на подорожник, но с треугольными листочками. Потом к "колокольчикам" ярко-красного цвета с толстыми лепестками.
   Мик встал и позвал Сэма.
   В ответ прозвучало лишь естественное спокойствие природы.
   - Сэм!.. Сэм!..
   Где этот скелет?
   Мик обошёл псевдодуб. Посмотрел по сторонам. Снова окликнул Сэма. Беспокойство незваным гостем вошло в его душу. Мик понимал, что волнуется за человека, которого только что хотел задушить. И от этого становилось вдвойне неприятно.
   - Сэм, чтоб тебе провалиться! - сам себе противореча, крикнул Мик.
   - Мик, ты где? Иди сюда!
   Мик ругнулся и пошёл на голос. Он отыскал Сэма в небольшой рощице. Сынок Чарльза Пикфорда сидел на корточках, держал что-то в руке и с интересом разглядывал.
   - Смотри!
   Вещь выглядела точь-в-точь как полиэтиленовый пакет.
   - А внутри были крошки, - сказал Сэм.
   Мик кивнул.
   - И ты их, конечно, попробовал?
   - Угу. Они похожи на хлебные.
   - Ну да, ты же любишь всё пробовать: странные ягоды, крошки неизвестно от чего... Я смотрю, ты и шлем по такому случаю снял.
   - Да ничего в этих крошках нет страшного. Сам попробуй.
   Мик глянул на Сэма, недобро.
   - Я подумаю об этом завтра. Если не умру после тех ягод.
   - Да с ягодами всё в порядке, они съедобны.
   - Я бы тебе поверил, если бы ты был биологом.
   - А я и правда биолог. Разве я не говорил?
   От этого дохляка, оказывается, есть польза. Вот это удар...
   - Мик, ты мне что, снова не веришь?
   - А шлем ты зачем снял? - недовольно хмурясь, спросил Мик.
   - Здесь воздух почти как на Земле.
   - Значит, можно дышать?
   - Ну да.
   - А сколько времени? Когда наступят приступы удушья?
   - Мик, не дури.
   Да как Сэм с ним разговаривает!
   Но у Мика уже не было сил ни злиться, ни желать Сэму смерти. Поэтому он снял шлем и зажал его под мышкой. Шлем его напарника лежал на траве.
   Мик сделал глубокий вдох. Инопланетный воздух наполнил его лёгкие. По сравнению с земным Мику он показался более... как бы это сказать... резким и в то же время лёгким. Если бы воздух Земли был толстым стеклом, то здешний - тонким осколком.
   - Здесь всё как дома, - сказал Сэм. - Ну, почти. И трава, и деревья. И ягоды, похожие то ли на клюкву, то ли на бруснику. И атмосфера есть. Слишком много сходства с Землёй, чтобы мы не могли тут дышать.
   Мик вернул Сэму пакет и отряхнул руки.
   - А вот - последнее доказательство. - Сэм встал во весь рост и поднял пакет к небу. Так в древности предводитель звал за собой войско, только вместо пакета он держал в руке меч. - На этой планете есть разумная жизнь!
   - Конечно. Кто ещё будет мусорить на природе, как не кто-нибудь разумный? - Мик фыркнул.
   В этот момент до двух астронавтов донёсся низкий гул. Словно бы что-то двигалось... Всего шагах в пятидесяти от них!
   Забыв обо всём, Сэм сорвался с места.
   - А как же осторожность при контакте с пришельцами? - сказал Мик в пустоту.
   И неторопливо двинулся вслед за напарником.
   Если аборигены уже съели Сэма, размышлял он, надо сказать им спасибо. А если они захотят и Миком полакомиться... Что ж, он всегда мечтал умереть как герой. Мик лишь надеялся, что каннибалы оставят его на десерт: тогда бы он смог посмотреть, как они закусывают Сэмом.
   Мик раздвинул ветки, вышел из кустов и увидел неподвижную фигуру Сэма. Он застыл на месте и смотрел перед собой. Вначале Мик удивился. А потом удивился очень сильно. То, что находилось на расстоянии вытянутой руки, потрясло его. Перевернуло его жизнь, его мир. Это было так невероятно и даже, чёрт побери, чудовищно, что у него потемнело в глазах. Это было кошмарно. Хуже того: это было реально и очевидно. Причём настолько, что отрицать это было бессмысленно. И это было так неожиданно и отвратительно, что он не сразу заметил это. Глаза попросту отказывались это видеть.
   Но всё-таки это было. И если бы захотел, Мик давно бы обо всём догадался.
   Сэм наверняка заметил Мика, краем глаза, но даже не шелохнулся. Его рука смяла пакет. Пальцы разжались. Комок мусора упал на зелёную траву. Хотя здесь трава была не такой уж зелёной. Ещё бы, ведь, не считая скомканного пакета, кругом было полно мусора. Пластиковые стаканчики, разбитые бутылки, рваная бумага, использованный презерватив...
   А впереди, всего в паре шагов, слева направо, текла чёрная река шоссе. Три белые полосы делили дорогу на две равные части.
   Чуть дальше стоял невысокий заборчик из неизвестного серебристого металла. Если перелезть через него и взобраться на приземистый широкий холм, можно рассмотреть все надписи на каменной стене. Эта стена огораживала территорию, на которой расположился завод, - с его вечно дымящими трубами и вышедшими покурить работниками; с автомобильной стоянкой и служащими в спецформе. И с названием, написанным огромными красными буквами...
   - "Caco-calo", - прочёл Мик.
   Его взгляд скользнул вправо и остановился на искусственном навесе. Автобусная остановка - такая же, как на Земле. И мусорное ведро. Всё один в один. Только стояло ведро не слева, а справа. Но это неважно, потому что оно было переполнено, потому что мусор горой возвышался над ним и лежал под ним извилистой рекой. А значит, все различия стирались. И пусть на упаковках, пачках, обёртках, фантиках, банках, бутылках и стаканчиках были другие надписи. Не "Mars", а "Sram"; не "Danone", а "Nenado". Всё равно, разница невелика - ведь люди-то были теми же самыми...
   По шоссе пронёсся автомобиль и окатил астронавтов водой из лужи.
   - Добро пожаловать домой, - сказал Сэм.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

17. Неусыпный страж

  
   Привет, это снова я, Децербер.
   Кое-кто говорит, что я - разумное воплощение Цербера. Но мне кажется, что всё наоборот. Это он - моё неразумное воплощение. И вот ещё одно доказательство его неразумности.
   Возвращаюсь я домой. Ночь. По улицам бродят только кошки и воры. Все нормальные существа спят.
   "Неплохо бы и мне вздремнуть, - думаю я, - а то денёк выдался тяжёлый".
   Сначала посиделки в баре "У Зосуа". После - коллективный поход к девочкам. Турнир по покеру (с участием девочек). Снова пьянка у Зосуа. Экскурсия в казино, а там - блэкджэк, рулетка и ещё немного покера. Мухлевать не так-то просто, скажу я вам. А если вас засекут, начнутся утомительные расспросы. "Ты чего это тут, а?.." "Оборзел?.." "Забыл, как под гипсом голова чешется?.." Потом, конечно: "Да я тебя!.." Если день прошёл, а драки не было, - считайте, он прошёл впустую. Драка тоже выматывает. Фингалов мне ещё ни разу не ставили, но после того, как помашешь руками, напиться очень охота. Так сказать, ударно завершить вечер. Я никогда не пьянею, так что ничто не мешает мне выпивать за раз бочки по три, по четыре пива. Вперемешку с коньяком и водкой, естественно. Это тоже ужасно выматывает.
   Короче, домой я пришёл усталый, хотел отдохнуть. Разделся: расстегнул верхнюю пуговицу на куртке и снял пояс. Лёг на кровать (поверх одеяла), закрыл глаза, сладко вздохнул.
   Как вдруг на кухне что-то взорвалось.
   Я не подскочил на кровати. Меня мало что может испугать. Я пуганый - и не такое слыхал. Но я скорчил недовольную физиономию и перевернулся на другой бок.
   Шум повторился. И на этот раз взрывы следовали один за другим. Словно кто-то заложил в магазине стеклянных украшений штук двадцать бомб, а потом подрывал их одну за другой.
   Я пытался заснуть, но ничего не получалось. Взрывы раздавались и раздавались. А затем к ним добавился скрежет. Знаете, такой скрежет издаёт огромный голодный пресс. Он живёт на свалке и питается только мобилями. Его не кормили уже лет двести. И вот, наконец, - мобиль! Железный, покорёженный, ржавый. То, что надо! Мобиль привозят на свалку, отдают прессу - и тот набрасывается на него. И давит, давит своим корпусом. И ест, ужасно чавкая. По-своему, по-металлически. ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ-ДЗЫНГ-ЖГЯНК! ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ-ДЗЫНГ-ЖГЯНК! ДЖЫНЬ-БЖЫНЬ...
   Это выведет из равновесия кого угодно.
   Я встаю с кровати. Пока не ругаюсь. Иду на кухню, чтобы разобраться, в чём дело. И что я там вижу? Старина Цербер - вернулся с вечернего гуляния и поглощает пищу. Три слюнявые пасти горстями хватают собачью отраву, которую я кладу ему в миску, и немилосердно чавкают. Цербу нет дела ни до меня, ни до кого-либо ещё. Он даже не смотрит в мою сторону, когда я подхожу к нему.
   Я тормошу псину и говорю сонным голосом:
   - Эй, Церб. Я понимаю, ночь удалась. Тебе надо восстановить силы, вот ты и хаваешь свой корм. Но... не мог бы ты лечь спать голодным? Потому что из-за тебя я никак не засну.
   Цербер продолжает жевать.
   Я пытаюсь оттащить его от миски.
   Цербер застыл на месте. Три головы методично и безразлично дробят сухари (или что он там грызёт?).
   Я упираю руки в боки.
   Тем временем наступает глубокая и тёмная ночь. Чёрный цвет затапливает улицы, через окна льётся в мою квартиру и наполняет её, как чернила - чернильницу. Просыпаются фонари. Зажигают лампочки и начинают тихо переговариваться между собой.
   Мне ещё сильнее хочется спать.
   Я стучу по Церберу, как по двери, и говорю:
   - Ладно, ваше величество. Если вам так угодно - доедайте. Но потом постарайтесь не шуметь. Хорошо?
   Я возвращаюсь в комнату, ложусь на кровать и пытаюсь заснуть.
   Через пять минут меня будят грохот и яркий свет. Я бы подумал, что началось землетрясение, если бы не знал причины этих толчков.
   Я выхожу в коридор и вижу то, что и ожидал увидеть: Цербер гоняется за ночными бабочками. Это не мотыльки - это такие твари дюймов двенадцать в длину. Они мало похожи на бабочек. Скорее они напоминают летучих мышей, скрещенных со скатами. Ночные бабочки питаются ночью. Они поедают ночь, как мы - гамбургеры. Втягивают темноту через поры, фильтруют, забирают энергию ночи себе, а свет отдают всем желающим.
   Я прихожу к выводу, что под барабанное соло Цербера и световое шоу бабочки заснуть мне не удастся.
   Я иду к антресоли, вынимаю из неё баллончик с концентрированным светом и опрыскиваю бабочку. Та, поджав хвост (у них правда есть хвост), улетает. Я кидаю баллончик в Цербера, но пёс ловит его и съедает. И начинает светиться изнутри. У меня в комнате лежат солнечные очки, так что мне всё равно. Да, надо ещё захватить из кухни беруши.
   Я надеваю очки, вставляю в уши беруши и опять засыпаю.
   Ненадолго.
   Свет бьёт прямо в глаза, а беруши не спасают от работающего на полную громкость визора.
   Я спрыгиваю с кровати и отбираю у Цербера пульт. Пёс смотрит на меня осуждающе. Я вырубаю визор (и из розетки тоже). На кухне в аптечке лежат таблетки против светового воспаления. Я пытаюсь скормить их Цербу, но тот, презрительно глянув на меня, уходит в другую комнату. Вот и заботься о ближних...
   Я сам съедаю таблетки в надежде, что они усыпят меня и вызовут интересные глюки. Ложусь спать...
   ...чтобы проснуться через две секунды. Но на сей раз не из-за Цербера.
   За окном ночь, в квартире - густой мрак. Пара синих лампочек помигивает своими глазами. Им не справиться с ночной тьмой. Да и не для того их делали. Это камеры внутреннего наблюдения, а по совместительству - сигнализация, охранная система и центры, управляющие всей техникой в квартире. Я плачу этим лампочкам бешеные бабки, чтобы они работали как следует. Но они всё равно халтурят. Я-то знаю, что они могут видеть плотоядных теней, но сами лампочки никогда в этом не признаются. Ещё и огрызаться будут.
   Ночь... Время, когда бодрствуют плотоядные тени. Сейчас у них первый приём пищи; второй - ровно в полдень. Одна такая тень нависает надо мной, раззявив свою пасть. Я даю ей в зубы. Тень взвизгивает и валится на пол. Я беру тапок и стучу им наугад. Кажется, попадаю по голове. Тень скребёт по полу когтями и куда-то уползает. Куда - мне совершенно неинтересно. Обнаглели, не дают поспать.
   Тапок мне теперь не нужен. Я бросаю его и сшибаю вазу с цветами. Ваза - очень красивая. Её мне подарила очередная подружка; она же рвала цветы. Тапок сбивает вазу, она перекувыркивается в воздухе и падает на пол. В ночной тишине звон разбившейся вазы звучит как залп осадного орудия. По ковру разливается вода.
   "Может, мне ещё встать, вытереть лужу?" - проносится саркастическая мысль. Укрываюсь пледом, утыкаюсь носами в подушки и засыпаю.
   Сплю я долго. Минут десять - не меньше. А просыпаюсь, когда меня расстреливают из бластера.
   На самом деле, ничего такого не происходит. Просто Цербер играет в свою любимую компьютерную игру - "Звёздные баталии", или что-то типа того.
   Я вваливаюсь в его комнату... и обнаруживаю, что она закрыта. Так что правильнее будет сказать, я НЕ вваливаюсь в его комнату. Я дёргаю дверную ручку и кричу Церберу, чтобы он прекратил буйствовать.
   Цербер делает звук громче, заглушая мои вопли.
   Сходить за ключами мне уже несложно. Я иду, возвращаюсь, отпираю дверь. Вырубаю компьютер и даю Цербу по шеям. Но снова опаздываю. Опередив меня, Цербер спрыгивает со стула и трусит на кухню. Там он включает ночничок, заваривает кофейку, открывает книжку, врубает радио. И, попивая кофе и слушая музыку, погружается в мир своего любимого романа - "Пёс Каскервилей".
   Я понимаю, что это вызов, и принимаю его.
   Цербер елозит, как уж на горячей сковородке, но я держу его крепко. Он пытается укусить меня, но только клацает в воздухе зубами. Я вкалываю Церберу шприц со снотворным, но ввести жидкость не успеваю. Церб всё-таки цапает меня, убегает в ванную и запирается там.
   Ворча и матерясь, я подхожу к двери ванной и общаюсь через неё с Цербером. Я говорю, что прекрасно его понимаю. (Чёрта с два! Всё, что я понимаю, - это что адски хочу спать!) Время позднее, убеждаю я Цербера. И хотя мы оба трёхглавые, оба компанейские и оба "церберы", иногда и нам нужно спать. Я прошу Цербера открыть дверь. Я стараюсь говорить как можно мягче. Раза три я делаю акцент на том, что не собираюсь вкалывать ему снотворное. (Как бы не так. У меня в кармане лежат два полных шприца; один - запасной.) Елейным голосом, я увещеваю его, как могу (и сам себе становлюсь противен).
   Но всё напрасно: Цербер плевать хотел на мои слова.
   - Ну хорошо, Церб... - говорю я.
   Фон стоит у меня на кухне. Я набираю номер Вельзевула и жду ответа.
   Наконец, на экране появляется мой друг дьявол. Он выглядит заспанным, под глазами у него - два здоровенных мешища. Что же, он не одинок. Вельзевул бормочет в трубку что-то вроде:
   - Алпртдх.
   - Алло. Вельз?
   - Дец... Децербер?
   - Ты можешь мне помочь?
   - Сейчас?
   - Ты же не бросишь друга в беде?
   - В какой беде?
   - Может, тебе ещё объяснить, какого друга?
   - Чего?
   Мне первому надоедает общение вопросами.
   - Цербер никак не угомонится.
   - Но это же его естественное...
   - Подожди, Вельз. У меня был тяжёлый день.
   - Водка, бабы и блэкджэк?
   - Что ты меня спрашиваешь? Ты же сам там был.
   - Ах да. Вот только...
   - Подожди, - говорю я, - я ещё не закончил.
   - Это понятно, - бормочет Вельзевул. Его глаза закрыты, на нём пижама с медвежатами. - Но я ведь ничем не смогу тебе помочь.
   - Я это знаю.
   Вельзевул впадает в ступор. Он и в бодром состоянии не страдает от проницательности, а сейчас ему надо всё объяснять на пальцах, и лучше по два раза.
   Я стараюсь говорить медленно и внятно.
   - Цербер носится по квартире укушенной болонкой и всё громит. Я не могу заснуть. Он то рубится в компьютер, то включает на всю катушку хард-рок.
   - Ты сам не лучше.
   - Я знаю. Но сейчас я хочу спать.
   - Ааа, - протягивает Вельзевул. - Это меняет дело.
   - Я не знаю, как его утихомирить. И ты не знаешь.
   - Нет, не знаю. Хотя...
   - Что?
   - Вырубить его? Помнишь тот молоток, что я подарил тебе на день рождения...
   - Веэльз. Я бы вырубил его молотком, но Церб заперся в ванной.
   - И не открывает?
   - Не открывает.
   - А почему?
   Я пожимаю плечами.
   - Наверное, потому, что я хочу вколоть ему снотворное.
   Вельзевул кивает. Шапочка сползает ему на лоб.
   - И правильно делает. Я бы на его месте так же поступил.
   Я сдерживаю себя. Хотя очень хочется кого-нибудь поколотить. И у меня есть кандидатуры.
   - Вельз, короче... свяжись с Некрономиконом. У него должно быть подходящее...
   - С Некро?
   - Да, с ним. Я бы сам связался, но он не говорит мне своего номера.
   - И правильно де...
   Я перебиваю Вельзевула.
   - Пусть Некро запишет на магический носитель какое-нибудь заклинание усыпления.
   - Ага. И что?
   - Что - что! И пришлёт мне. Я использую заклинание на Цербере.
   Вельзевул зевает и чешет щёку.
   - Зачем?
   Я НЕ выхожу из себя. Я НЕ ВЫХОЖУ ИЗ СЕБЯ.
   - Чтобы заставить Цербера уснуть!
   - Аах, вот оно что... Прости, кажется, спросонья я немножко торможу.
   Да уж.
   - О'кей, Дец.
   Вельз вешает трубку, и я не успеваю сказать ему, чтобы он поторопился.
   Я сижу на кухне и жду посылку, попивая Церберов кофе.
   В моей ванной - как и во многих ванных - хорошая акустика. Цербер пользуется этим, чтобы вволю попеть. Он выступает с рок-группой, я не говорил? Вокалист. Цербер дерёт глотки. А я пью его холодный и несладкий кофе.
   Проходит то ли полчаса, то ли полночи, прежде чем появляется посылка. Дзынь - оповещает почтовый сервис.
   - Гррр... - отвечаю ему я.
   Забираю заклинание и письмо. Гаснет зелёная лампочка, снова загорается красная. В приёмнике опять пусто.
   Я разворачиваю письмо и пробегаю его глазами.
  
   Если кому-то и не спится, то только Децерберу. - Некрономикон, Книга Мёртвых, в своём репертуаре. - Привет, собак. Вот заклинание. Прочтёшь, вдохнёшь и подуешь на объект. Понял? Заклинание проникает сквозь стены, двери... в общем, сквозь преграды. А теперь отстань, дай мне поспать. СаЯ - НорА!
  
   Я выбрасываю письмо в урну и разворачиваю светящийся свиток с заклинанием.
   - Ох уж эти заковыристые магические слова. Как бы мне их выговорить...
   С горем пополам я произношу заклинание.
   - Гр-тх-ч'уань-дзи ньэ па на. Паратарапамду. Лайа'йа, чу да. Ча. Ча. Тарапарапам. Бом.
   Заклинание срабатывает уже после первого "Ча". И мне кажется, что второе "Ча", "Тарапарапам" и "Бом" Некрономикон добавил от себя, чтобы поиздеваться надо мной. Но я не задумываюсь над этим. Я близок к цели. Ну, Церберушка, готовься. Сейчас ты уснёшь.
   С прозрачного, мигающего то алым, то фиолетовым свитка срывается волна энергии. Жидкая, синяя и блестящая. Словно в жаркий полдень кто-то вырвал частичку океана и запустил ко мне в коридор. Я вдыхаю волну, и она проникает ко мне в лёгкие - через нос, через поры на коже, через глаза. И преобразуется внутри меня во что-то новое. Надеюсь, она ничего там не растворит и не сожжёт. Я выдуваю энергию и вижу, что она превратилась в облако. Состоящий из множества крупных точек "пар" движется в сторону двери, проникает через неё и...
   Да, судя по громкому, недовольному лаю, находит Цербера.
   Интересно, сколько времени понадобится...
   Вдруг становится очень тихо. Заклинание сработало. Я прислоняю к двери ухо и прислушиваюсь. Цербер жив - просто дрыхнет без задних ног.
   Что скрывать: я доволен. Насвистывая, я иду в комнату, неспешно раздеваюсь, забираюсь под одеяло, снимаю солнечные очки, вытаскиваю беруши, закрываю глаза.
   И подскакиваю на кровати от бессовестно громкого, разрушительного, всесокрушающего храпа.
   ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр...
   ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр...
   На бегу я кричу Церберу, что это нечестно. Я подбегаю к двери в ванную и колочу в неё руками. Ногами. А потом и головами. Изо всех сил.
   - Это нечестно! Я тебя усыпил! Церб, ты не должен так поступать!
   А Цербер храпит и не слышит меня. От его "ААРР-РРХАР-РРЫЫРР, ГЫРГЫРГЫРрр..." сотрясается весь дом. Того и гляди начнут стучать соседи. Нет, соседи мне по барабану. Но ведь это нечестно. Я же его усыпил. Обманщик! Предатель!
   Так я ему и кричу.
   Я в последний раз пинаю дверь, и тут меня озаряет. О, нет, только не это...
   Я вынимаю из урны письмо Некрономикона, разворачиваю и читаю. До конца.
  
   Если кому-то и не спится, то только Децерберу. Привет, собак. Вот заклинание. Прочтёшь, вдохнёшь и подуешь на объект. Понял? Заклинание проникает сквозь стены, двери... в общем, сквозь преграды. А теперь отстань, дай мне поспать. СаЯ - НорА!
   P. S. Специально для тебя я выбрал лучшее заклинание. Если им усыпить кого-то, разбудить его будет невозможно. Он продрыхнет 24 часа. Хоть из плазмопушки стреляй, хоть звездолёт запускай - будет спать целые сутки, как медведь в берлоге.
  
   Я комкаю письмо - и вкладываю в это всю душу.
   Как медведь, да? Ха. Даже медведи так не храпят!
   Я комкаю письмо, думаю, как поступить... И тут меня снова осеняет.
   Я сразу же успокаиваюсь. Расплываюсь в улыбке. Подбрасываю скомканное письмо и бью по нему ногой. Оно улетает в кухню. На кухне что-то падает и колотится.
   Но я не обращаю на это внимания.
   Беззаботно насвистывая, я иду в комнату, одеваюсь. Собираю вещи. Мне нужен только пакет... Вот, этот подойдёт. Я кладу в пакет подушку, одеяло. Включаю компрессор-уменьшитель. Он сжимает пакет, и тот становится раз в двадцать меньше. Я закидываю пакет на плечо и выхожу из квартиры.
   А, не буду её закрывать. Вообще-то, я никогда её не закрываю. У меня же есть охранная система (которая никогда не работает) и Цербер (который сейчас дрыхнет без задних лап).
   Но всё это меня мало волнует.
   Я размышляю над другим, более сложным вопросом: к кому мне завалиться на ночёвку? К Некро или к Вельзу?
   А может, к обоим по очереди?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

18. Грани

  
   Чарльз открыл дверь и пропустил вперёд какого-то незнакомца.
   На человеке, вошедшем в дом, были надеты пыльная мятая чёрная шляпа, коричневые - то ли от грязи, то ли это был их природный цвет - ботинки и изорванная, тёмно-серая, в масляных пятнах жилетка.
   - Прошу вас, располагайтесь... да вот хоть в этом кресле. - Чарльз сделал приглашающий жест.
   Питер быстро сориентировался, подошёл к креслу с красной обивкой и убрал с него научные журналы. Большая их часть затерялась между подлокотниками и сиденьем, но Питер, проявив природную ловкость, быстро их разыскал и переложил на тумбочку.
   Неизвестный гость сел на самый краешек кресла. Было заметно, что ему не очень уютно. Человек в шляпе снял головной убор (Питер определил состояние шляпы как критическое, состояние гостя - как близкое к критическому).
   Гость смущённо озирался.
   - надеюсь, - сказал он надтреснутым голосом, - я не доставляю вам беспокойства?
   - Что вы, не волнуйтесь, располагайтесь, как вам будет угодно. - Чарльз обращался к странному человеку, но смотрел при этом на Питера. Когда тот вопросительно приподнял брови, Чарльз подмигнул ему и скрылся в кухне.
   Питер занял свободное кресло, по соседству с креслом незнакомца. Чтобы как-то занять руки, Питер взял из стопки журналов на тумбочке один экземпляр и принялся бессистемно его пролистывать.
   Гость явно нервничал и хотел что-то сказать, но нервозность была сильнее желания высказаться, и потому он молчал, теребя в руках шляпу. Комнату наполняло неуютное молчание.
   - А вы, мистер... - начал Питер, когда понял, что ждать инициативы от гостя бесполезно. Но тут мужчина заговорил, перебив Питера:
   - Джек Шелл. не надо мистера. Джек, просто Джек. - Речь его была поспешной и прерывистой, к тому же что-то непонятное происходило с её громкостью: она то увеличивалась, то уменьшалась, словно бы внутри этого человечка сидел кто-то, наугад двигавший регуляторы "Volume".
   - Хорошо, Джек... - Питер отложил журнал. - Чем вы занимаетесь? Мы вот с другом учёные.
   - да, да. мистер Чарльз мне рассказал, что вы учёные.
   - Да что вы, называйте его Чарльзом, он не обидится, уверен.
   - не знаю, будет ли это удобно...
   - Да не волнуйтесь вы так, вас никто не обидит. - Питер говорил эти слова, а сам думал: "Странное дело, я говорю этому человеку ложь, а он мне верит. Он расслабляется, чувствует себя уютнее, чем прежде. Может быть, на что-то надеется. Но не это самое странное: больше всего удивляет меня то, что я ему лгу, открыто лгу, неумело лгу - и не испытываю из-за этой лжи никаких угрызений совести. Ни малейших. Я не знаю, зачем он здесь, не знаю, зачем его привёл Чарльз... Хотя и это неправда: я знаю. Я знаю, но даже теперь не хочу признаться себе в этом. Только ведь и это не рождает во мне и слабейшего беспокойства. Дело ли здесь в том, чему мы с Чарльзом отдали несколько десятков лет своей жизни, в цели, глобальность которой я, спустя столько времени, всё равно не могу до конца осознать?.. Или я попросту бездушный эгоист?"
   - О чём вы задумались? - Джек Шелл подался вперёд.
   - Да как вам... ответить... - Питер поджал губы. - О науке. Есть одна проблема, которая заботит нас с другом, долго заботит, но мы никак... - Питер взмахнул рукой, договаривая таким образом слова, которые не мог подобрать.
   - Аа, понимаю. - Джек Шелл кивнул.
   Питеру показалось, что гость сказал так из вежливости. Судя по его виду, ему мало что было понятно.
   "Впрочем, как и мне самому, - признался себе Питер. - Мне до сих пор совсем ничего не ясно. Несмотря на те годы..."
   - А над чем вы работаете? - прервал размышления Питера Джек Шелл. - Если не секрет.
   Питер посмотрел на гостя - тот, похоже, окончательно раскрепостился: осматривался не с чувством смущения и какого-то настороженного любопытства, а как в гостях у друзей. Положив одну ногу на другую, Джек Шелл медленно и методично пробегал глазами по каждому квадратному дюйму комнаты. Голос его сохранил в себе надрыв, но уже не звучал как подлежащая демонтажу аудиоаппаратура.
   Видя замешательство Питера, Джек Шелл спохватился:
   - ой, извините. - Гость вновь почувствовал себя неловко, и вновь его голос запрыгал и заскакал. - я тут всего ничего, а так себя веду... как будто имею на это право...
   - Нет, нет, вы ни в чём не виноваты. - Питер смотрел себе под ноги и думал, как ответить на вопрос Джека Шелла. Честно всё рассказать? Но одобрит ли Чарльз такой поступок? И как поведёт себя Джек Шелл, когда узнает? Или отделаться размытым ответом? Но не начнёт ли гость выспрашивать, что да как? Если он начнёт выспрашивать, а Питер будет отпираться, это вызовет подозрения, и кто знает, как всё обернётся...
   - Прошу вас, Джек, садитесь за стол. - Из кухни появился Чарльз с тарелкой дымящегося супа в руках.
   - О господи. - Джек Шелл вскочил с места как ужаленный, но тут же скукожился и извинился, так как счёл своё поведение неприличным.
   Чарльз скривил физиономию под названием "Ах, оставьте" и указал на единственный стул.
   Со словами "Благослови вас Бог..." Джек Шелл сел за стол. Чарльз поставил перед ним полную ароматного горячего супа тарелку, положил румяный тёплый хлеб и торжественно вручил гостю ложку.
   - Если недосолено, скажите, - шутливо бросил Чарльз.
   - вовсе нет. зачем вы... - Видимо, когда Джек Шелл волновался, он переходил на свою нестройную и прыгающую манеру речи.
   - Насчёт соли можете не беспокоиться, - сказал Чарльз, - у нас её слишком много. Уже и представления не имеем, куда её девать.
   Джек Шелл искренне рассмеялся и пролил на стол немного супа.
   Питер красноречиво глянул на Чарльза и незаметно кивнул в сторону кухни.
   Чарльз кивнул в ответ.
   Питер поднялся с кресла.
   - Мы оставим вас, на минутку. Приятного аппетита.
   - Конечно-конечно, спасибо... конечно. - Джек Шелл говорил с набитым ртом; выглядел мужчина очень довольным.
  
  
   Чарльз бесшумно затворил за собой дверь кухни.
   - Он тот, о ком я подумал? - спросил Питер вполголоса.
   Чарльз пожал плечами:
   - Я не знаю, о ком ты думал. Я не читаю мысли - я по другой сверхъестественной части.
   - Твои шутки...
   - Неуместны? Да-да, да: это он.
   - А он знает?
   - Ты что?!
   - Тшшш.
   Чарльз отмахнулся:
   - Пока у него трещит за ушами, он ничего не услышит, даже если у него на коленях будут резать свинью.
   Питер покачал головой.
   - Ну, что ты хотел сказать? - нетерпеливо поинтересовался Чарльз.
   - Ничего.
   - Ничего?
   - Ничего.
   Чарльз понимающе кивнул:
   - Ты, наверное, не так себе это представлял?
   - Да, не так!..
   - Тшшш. - Чарльз театрально приложил палец к губам, пародируя Питера.
   - Не так, да, - понизив голос, продолжил Питер. - Я не хотел такой ценой...
   - А какой ценой? - Чарльз замолчал и воззрился на Питера. Тот молчал и жевал губы. - Какой ещё ценой?
   - Нуу... один из нас мог бы...
   - Мог бы, - согласился Чарльз. - На что не решишься во имя науки, я бы сам решился. Это не шутка и не бравада. Но один стал бы донором, второй - добровольцем, а кто был бы третьим, тем, кто должен руководить процессом? Или ты предпочтёшь посвятить в детали первого встречного?
   - Есть достаточно компетентные в научной области люди...
   Чарльз не дал Питеру договорить:
   - Им пришлось бы всё объяснять. Почему, для чего, как... А потом, все эти проблемы: а не вступает ли это в противоречие с научными принципами? а с религиозными? а с клятвой треклятого Гиппократа?.. А бюрократия? Как ты к ней относишься, хочу у тебя спросить.
   - Я не... При чём здесь бюрократия?
   - Заполни это, заполни то. - Чарльз изобразил, как бы он подписывал сотни документов и в конце концов упал бы без сил. - А когда всё заполнишь, окажется, что надо идти к тому-то, заполнять ещё это, и только тогда тебе, конечно... ничего не разрешат. Пойми, мы взялись за это очень давно, мы на это решились, мы прошли почти весь путь, осталось два шага, три, и неужели мы их не сделаем?
   - Но, когда мы принимали решение... давно, ещё студентами вуза...
   - М?
   - Мы же не сознавали до конца, на что идём... А теперь сознаём, и...
   - И должны завершить наш путь во что бы то ни стало. Не ради науки, но ради самой жизни. Разве нет? - Взгляд Чарльза был пристальным, холодным и решительным.
   Питер опустил голову.
   - Да, ты прав, - произнёс он полушёпотом. - Наверное, всё оттого, что мне страшно.
   - Мне тоже страшно, но я не забываю, зачем всё это, для чего мы всё это затеяли.
   - И ему будет страшно.
   - Кому? Шеллу? - Чарльз тихонько отворил дверь и выглянул из кухни.
   Гость с аппетитом доедал вкусный картофельный суп. Его жилетка куском старого мешка свешивалась со стула.
   - Я не сомневаюсь, он бы нас поддержал, - проговорил Чарльз. - Если бы узнал.
   - Может, стоит ему рассказать?
   Чарльз обернулся. Питер заглянул ему в глаза, и его внезапно обуяла та же бесчувственная решимость, которая безраздельно владела его другом. Хоть Чарльз и говорил, что боится, что ему страшно, страха в его зрачках Питер не прочёл. Зато он увидел там расчетливость, безрассудство и томительное ожидание успеха - такого успеха ещё не было ни у кого и никогда.
   - Эти последние шаги...
   - Да, Питер?
   - Давай пройдём их не хуже, чем первые пару тысяч.
   Чарльз широко улыбнулся.
   - Ему не будет больно, - убеждённо сказал Чарльз, кладя руку на плечо Питеру. - Любой бы гордился, что участвовал в этом. Он бы гордился...
  
  
   Когда двое учёных вернулись в комнату, тарелка была так вычищена, что сверкала, будто сверхновая. По левую её сторону в столовом пространстве зависла ложка, по правую - немногочисленные хлебные крошки.
   - Он левша, - шепнул Питер.
   Чарльз никак не отреагировал. Он подошёл к креслу, в котором восседал их гость: сытый и довольный, Джек Шелл откинулся на спинку кресла и был занят чтением одного из номеров научного журнала.
   - Разрешите вас побеспокоить... - Чарльз притронулся к руке Джека Шелла.
   - А. - Мужчина вздрогнул, но, увидев улыбающееся, расточающее добродушие лицо Чарльза, успокоился. - Мистер Чарльз, благодарю вас за сытный обед...
   - Пустяки. Вам понравилось?
   - Суп был очень вкусный!
   - Вот и отлично. - Чарльз повернулся к Питеру, выразительно на него посмотрел, а затем опять обратился к гостю: - Если вы сыты...
   - Я наелся до отвала, спасибо вам, благослови...
   - Не стоит, не стоит. Поговорим же о деле.
   - Вы о социологическом опросе, которым вы занимаетесь?
   - О нём, разумеется. Питер, будь добр, сядь за стол и записывай за мистером Джеком Шеллом всё, слово в слово. Это очень важно для нашего... опроса. - Чарльз устроился в кресле напротив Джека Шелла. - Итак, начнём? Вы готовы, мистер Питер, можно начинать?
   Питер сгрёб со стола грязную посуду, аккуратно сложил у раковины, вернулся, сел, достал записную книжку, отцепил от неё ручку, нажал на кнопку, выдвигая стержень, и, уняв дрожь, готовую прокрасться в голос, спокойно, но несколько отрывисто произнёс:
   - Начинайте, я готов.
   - Итак, - повторил Чарльз, кладя одну руку на подлокотник, а вторую засовывая в брючный карман. По лицу его расплылась широкая улыбка, которая тотчас намертво застыла на губах. - Первый вопрос: ваше полное имя?
   - Джек Уитни Шелл, - ответил Джек Шелл.
   - Где вы родились?
   - Здесь, сэр.
   - Какой ещё сэр?
   - Ой, простите, мистер Чарльз...
   - Давайте просто: Чарльз.
   - Хорошо, хорошо... - Джек Шелл закивал.
   "Как бы у него голова не отвалилась", - подумалось Чарльзу.
   - Родился я здесь, в этом городе, - ответил Джек Шелл. - На свалке.
   - На свалке? - переспросил Питер.
   - Да, я бездомный. Бродяга. То есть раньше я бродяжничал, но теперь осел, пустил корни. - Джек Шелл глухо и неуверенно рассмеялся.
   Выражение лица Чарльза никак не изменилось.
   - Это ответ на наш следующий вопрос: ваш род занятий.
   - Бродяга, - повторил Джек Шелл.
   - Можно написать "безработный"? - спросил Питер.
   Джек Шелл повернулся к нему.
   Чарльз понял: вот он, момент! Питер сделал это специально, молодец!.. Капелька пахучего пота скатилась по лбу Чарльза и упала на рубашку. Руки его дрожали. Сейчас, надо сейчас!..
   - Если хотите, - ответил Джек Шелл, улыбаясь, - напишите "безработный", я ведь он и есть...
   Лицевые мышцы Питера напряглись, на лбу проступили глубокие морщины. Его пальцы вцепились в ручку, как в спасительную соломинку, и с силой вдавили её в блокнот. Ещё немного, подумал Питер, и я раздавлю ручку, разломаю на части.
   От Джека Шелла не укрылась напряжённость Питера. Сердце в груди бродяги подскочило и замерло.
   "Что-то случилось? Или я зря беспокоюсь? Наверное, зря - сразу же видно, они хорошие ребята, вот, накормили меня супом. Бояться мне совершенно нечего".
   Но Джек Шелл видел, волнение какой силы обуяло Питера, а обернувшись, прочёл на лице Чарльза те же чувства. Страх, растерянность, смертельная неуверенность...
   ...нерешительность...
   - Какой ваш любимый цвет? - чуть ли не выкрикнул Питер.
   Громко щёлкнула переломленная пополам ручка.
   - Что? - воскликнул Джек Шелл и, повинуясь животному рефлексу, вскочил с кресла.
   Чарльз выдернул из кармана руку, вырвал из-за ремня спрятанный под рубашкой пистолет и наставил его на Джека Шелла.
   Чарльз взвёл курок:
   Раздался щелчок.
   Питер в страхе отвернулся,
   И грянул выстрел, приправленный сладким ароматом пороха.
   Питер уткнулся в блокнот, ища в нём спасения.
   Зрачки Джека Шелла сузились, рот раскрылся. Рука его потянулась к дыре в районе живота и наткнулась на неизвестно откуда взявшуюся красную краску, которая обожгла ему пальцы. Джек Шелл остолбенел; у него в горле пересохло.
   - Кххххххххх... - выпершил он.
   Джек Шелл пошатнулся и упал в кресло, пачкая обивку кровью.
   Изображение, которое рисовал Питер во время "опроса" в блокноте, гипнотизировало. Все эти трубки, провода, механизмы - они притягивали взгляд Питера, зачаровывали своими изгибами, своей беспощадной красотой...
   Чарльз поднялся и отёр со лба пот.
   - Хххххррррххххх... - хрипел умирающий Джек Шелл, протягивая вперёд кроваво-красную руку.
   Две красные капли, одна за другой, сорвались с раскрытой ладони на ковёр.
   - Я притащу его, Питер, - без намёка на какую-либо интонацию произнёс Чарльз, - а ты иди готовь оборудование.
   - Первым делом - система жизнеобеспечения?
   - Ты ведь всё знаешь, зачем спрашивать?
   Ни слова больше говоря, Питер сорвался с места и помчался в подвал.
   Чарльз, скользя руками в крайне неторопливо остывающей крови, взвалил Джека Шелла на плечо...
  
  
   ...- Так, эта кнопка, потом эта... откалибровать... так, откалибровано... проверить... настроить... настроить! Чёрт!.. - Питер с досады стукнул кулаком по машине. Что-то бумкнуло, и Питер обеспокоился, не сломал ли он чего-нибудь. - Этого ещё не хватало!.. Где был этот регулятор?.. О, господи... успокойся, успокойся, Питер...
   Но успокоиться не получалось. Мысль, что он стал соучастником убийства, не отпускала. И ощущение вины давило на сердце стальным, холодным до дрожи корпусом и стискивало его остро заточенными, металлическими клешнями. Никогда ещё сердце Питера не билось так быстро и так сильно.
   "Если бы я знал, как пульсирует сердце у будущего покойника, у человека, готовящегося умереть в муках, я бы счёл себя этим человеком".
   Сердце обрывисто шелестело и всхлипывало.
   - Чёорт...
   Питер сел на стул и опустил голову на ладони. Из глаз рвались слёзы.
   Дверь в подвальную лабораторию открыли одним сильным пинком, и внутрь, пыхтя и кряхтя от усердия, ввалился взмокший Чарльз.
   - Отдыхаешь? - недружелюбно бросил он, устало дыша. - Что сидишь, помоги мне, или я его уроню... и псу под хвост тогда и наши старания, и наши страдания.
   - Вот и хорошо, - невнятно донеслось со стороны машины.
   - Что?! Вставай, тебе говорят.
   Не отрывая взгляда от машины, Питер медленно поднялся и направился к Чарльзу.
   - Я бы и сам его уложил, - сказал Чарльз, - но для этого мне пришлось бы его бросить, а я боюсь переломить ему позвоночник - он ведь нам нужен живым.
   "Живым...", - прорвалось в поросшее туманным мхом сознание Джека Шелла знакомое слово.
   Питер оторвал от земли ноги человека, похожего на безжизненную куклу, и вместе с Чарльзом донёс его до машины. Они уложили Джека Шелла на длинный металлический стол. Питер отметил, как хорошо смотрится на этом столе истекающий кровью мужчина.
   ""Хорошо смотрится"... Я уже думаю о человеке, как о вещи, как о детальке какого-нибудь конструктора".
   - Я подготовлю его, а ты займись машиной, - в привычной для себя манере откомандовал Чарльз и махнул рукой в сторону пульта управления.
   Пока Чарльз застёгивал ремни, обрабатывал тело растворами и подсоединял электроды, Питер копался в рычажках, кнопках, реле и с каждой секундой чувствовал себя всё неувереннее. Он боялся чего-нибудь напутать и по несколько раз перепроверял настройки, которые в иное время мог выставить с закрытыми глазами. Но сейчас давало себя знать внутреннее напряжение: Питер, то и дело вытирая о рубашку потные руки, думал, что теперь, вот теперь что-то случится, что навсегда покончит с их замыслом и с ними самими. Что-то непредсказуемое и страшное.
   "Но не более страшное, чем мы сами..."
   - Питер, ты там как?
   - Всё... всё готово, Чарльз, если ты об этом.
   - А сам ты?..
   - В норме... в норме. - Питер в очередной раз освободил руки от скопившегося на них едко-сладкого пота.
   - Прекрасно, - заключил Чарльз. - Я всё подключил, пациент на здоровье не жалуется - значит, пора приступать. Нам повезло, что от огнестрельного ранения в живот человек умирает через целых 15 минут.
   - Повезло?
   - Итак, у нас... - Чарльз выложил на стол механические часы, которые он, по обыкновению, носил в кармане брюк. - У нас минут 10, по умеренно оптимистическим подсчётам, - не будем же медлить. Кинем монетку, кому ложиться?
   - Не надо монетки, - в голосе Питера слышалась отрешённость. - Я лягу. Ты не против?
   - Если ты чувствуешь себя готовым...
   - Я... чувствую.
   - Что ж, отлично. - Взгляд Чарльза запнулся об отсутствующее выражение на побелевшем лице Питера.
   Чарльз в тысячный раз посмотрел на машину, и гнетущее предчувствие, поселившееся на задворках разума, прокралось через полуоткрытую дверь и, проникнув в центр души, расцвело там всеми оттенками чёрного.
   - Какой-то ты сам не свой, Пит.
   В полном молчании Питер лёг на свободный стол, рядом с Джеком Шеллом; протёр свою кожу ваткой, вымоченной в спирте, которую ему подал Чарльз, и подсоединил к себе электроды.
   Чарльз проделал всё то же самое с Джеком Шеллом и, подключив обоих мужчин к машине, занял место за пультом управления.
   - Скажи, как будешь...
   - Готов.
   - Хорошо... Тогда за дело... Удачи тебе, Пит.
   - И тебе тоже, Чарли.
   Чарльз размял пальцы.
   - Начинаю обратный отсчёт.
   Питер ничего не ответил. Он лежал, закрыв глаза, и бледность постепенно уходила с его лица. Грудь его перестала вздыматься резко и сильно и успокоилась настолько, что со стороны могло показаться, будто бы этот человек мёртв.
   - Десять, - доносилась до Питера речь друга, - девять, восемь, се...
   - За... - прошелестел едва слышный голосок.
   Джек Шелл пребывал в сознании, но благодаря стараниям Чарльза и Питера это сознание было чисто номинальным. Глаза бродяги видели мир, но не понимали увиденного, его руки чувствовали ремни и стол, но что это такое - "ремни", "стол" - Джек Шелл никогда больше не вспомнит. Он не был подопытным кроликом - он был подопытным овощем, несмотря на то, что всего несколько минут назад ощущал себя таким же цельным, таким же сильным человеком, как все.
   - За... - повторил "робот" Джек Шелл, по привычке цепляясь за земные слова и не понимая, что отныне его ничего с ними не связывает. - За...
   - ...четыре, три...
   - Зач-чем?
   - ...ва, один... Наука требует жертв, прости. - "Я сказал это почти искренне", - подумал Чарльз и закончил отсчёт: - Ноль.
   Его рука щёлкнула переключателем.
   Вспыхнул свет, но, не успев разгореться как следует, погас и обратился свечением неярких лампочек. Красное марево внутри них клубилось и подрагивало: они зажглись. Был дан старт...
  
  
   Кто не задумывался о природе смерти?
   Некоторые философы считают, что жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь, и одно не отделимо от другого. Люди живут, чтобы когда-нибудь умереть, и умирают, чтобы родиться и снова жить. Смерть - самое естественное, самое жизненное явление жизни.
   Вся Вселенная строится на смерти. Вселенная безгранична и бесконечна, но это не значит, что она не подвержена старению и умиранию. Вселенная состоит из живых организмов, недолговечных, страдающих от болезней, несовершенных и слабых. Потому и сама она - живой организм, неизмеримой, по меркам людей, громадности, но очень похожий на человеческий. Этот организм тоже разрушается под воздействием заражений, вирусов, ран, переломов... и времени - то есть старости. То есть смерти.
   Действия любого живого существа, если взглянуть на них непредвзято, если проникнуть в их суть, направлены на выживание. На выживание и самоутверждение здесь и сейчас, и огромная Вселенная в этом ничем не отличается от крохотных людей. Разве что её поступки контролируются не эгоистическими побуждениями, а природным началом, во многом близким к инстинкту животных.
   Живой организм, называемый нами Вселенной, нуждается во враче, который бы лечил и оберегал её, старался отодвинуть момент кончины как можно дальше. Но, так как личного доктора у Вселенной нет, ей приходится заниматься самолечением: вырезать воспалённые и нарывающие области и заменять удалённые нездоровые куски здоровыми. Это тяжёлый и болезненный процесс, но большая и опытная Вселенная научилась принимать его как данность. Если она не будет резать себя, она умрёт.
   Она не стремится умереть.
   А кто стремится?..
   Но если и можно отогнать, отдалить смерть, обмануть её всё равно не удастся - как Вселенной, так и людям, как целому механизму, так и его отдельным крошечным винтикам.
   Но узнать, почувствовать, что такое смерть, - неужели и это невозможно? А узнав, придумать, как её избежать. Надо только найти подход...
   Два студента научного института, Чарльз и Питер, этот подход нашли.
   Питер с Чарльзом учились в параллельных группах. Их обучение подходило к концу, но это не вызывало у них радости. Оба чувствовали, что им чего-то не хватает в жизни, оба не видели в ней места для себя, оба стремились к успеху, но внутренний порыв, побуждающий к действию, оставался абстрактным и неясным - до тех пор, пока они не изобрели машину. С этого момента их жизнь обрела смысл.
   "Смысл нашей жизни - в смерти", - говорил Чарльз.
   Их изобретение должно было дать человеку возможность познать тайну смерти, испытать её, чтобы потом рассказать о ней другим людям. Люди знакомятся со смертью лично. Они не имеют понятия, что она такое, а свой смысл она раскрывает перед ними слишком поздно: к тому времени, когда тайна познана, человек уже мёртв...
   Но машина, наречённая учёными-революционерами Машиной Смерти, положит конец этой несправедливости.
   Работа над Машиной длилась десятки лет, двигаясь к завершению медлительной, неуверенной, но неостановимой походкой. И вот, финальный рубеж:
   когда Машина построена и протестирована
   когда в процессе передачи смерти рассчитана, проверена и перепроверена каждая буковка, каждая цифра
   когда не хватает самого малого и самого последнего - умирающего человека, донора смерти...
   Питер предлагал подкупить служащих какой-нибудь больницы.
   "В больницах полно умирающих, - говорил он, - позаимствуем у них одного..."
   "Человек - это не варежка и не кукла, - резко отвечал Чарльз. - У человека есть родственники, друзья. Информацией о человеке располагают коммунальные структуры, полиция, те же больницы. Если неожиданно из больницы пропадёт человек, всех это встревожит несколько больше, чем пропажа спички или булавки. Вспомни об ответственности медиков за своих пациентов и о нашей ответственности перед законом за похищение. Нас выследят, даже не сомневайся, в два счёта! Накроют вместе с нашей машинкой. И что тогда? Прощай, цель всей жизни - здравствуй, неподъёмная куча проблем, и тюрьма - лишь самая её верхушка. Представил в общих чертах ситуацию?"
   В Питере боролись сомнения и страх. Сомнения - потому, что он помнил: оперирование недомолвками и гиперболами входит в число главных талантов его друга. Но был и страх: а вдруг сказанное Чарльзом не намеренное преувеличение, а правда как она есть, просто ему, Питеру, очень не хочется её принимать?
   Страх, как происходит чаще всего, победил. И Питер сдался...
  
  
   ...Всю оставшуюся жизнь он будет помнить глаза Джека Шелла...
  
  
   ...Свободные от мыслей, чувств и жизни, глаза Джека Шелла ледяными зрачками зарывались в темноту потолка. Глаза лежавшего рядом Питера были в безмятежной отрешённости укрыты веками.
   Сейчас их тела и разумы, и, может быть, души вступают в реакцию, которую не под силу описать ни одному учёному, ни одному писателю. Только числа и графики на светящемся экране способны хотя бы отчасти передать суть происходящего. Чарльз сидел, окружённый молчаливым мраком подвала, и не сводил глаз с экрана. Числа загорались и исчезали, сменяя друг друга, графики росли и ширились, расползаясь во всех направлениях, но пока это ни о чём не говорило. Ни слова о смерти Чарльз не мог прочесть в информации, которую послушно предоставляла ему Машина. А между тем, процесс должен был идти полным ходом...
   Чарльз потянулся к регуляторам напряжения, как вдруг громкий писк заставил его подпрыгнуть на стуле. Электрокардиограф выстреливал пулемётной очередью звуков, показывая, что сердца Джека Шелла и Питера неумолимо останавливаются.
   Чарльз бросился осматривать систему жизнеобеспечения на предмет поломки или неисправности. Увидев два болтающихся провода, Чарльз с ужасом уставился на них: система жизнеобеспечения не работала! Машина передавала сведения о состоянии здоровья двух людей, но контролировать их жизни не могла. И всё потому, что Питер забыл про эти два провода!
   - Какого...?! О нет!
   Чарльз нервными, порывистыми движениями подсоединил провода.
   - Нельзя было доверять ему подготовительную часть, он был так взволнован... Надо было самому... - Чарльз облизал губы. - Давай же, давай... давай! Качай свой чёртов кислород!
   Чарльз крутил регуляторы и в надежде смотрел на экран. Но засевшее внутри чёрное и рыхлое, как пепел, чувство подсказывало ему: поздно.
   Он опоздал.
   Убыстрившаяся до предельного темпа дробь обернулась обречённым, протяжным писком. Электрокардиограмма поползла через экран растягивающимся до бесконечности, отвратительным трупным червём.
   Бежать наверх, за препаратами, было бесполезно...
   Джек Шелл и Питер ушли из жизни, унеся с собой тайну смерти.
   Чарльз опустился на колени и упёрся руками в безжизненную, громоздкую, рождающую мерный шум Машину. Беспощадная обречённость сдавила ему грудь, сердце засаднило от безысходного отчаяния.
   Конец пути, где вместо пункта назначения - тупик...
   Они хотели узнать, что такое смерть, но возможно ли это, не испытав смерть на самом деле?
   Чарльз уронил голову на грудь, и впервые в жизни из глаз его потекли слёзы...
  
  
   За гранью было очень тёмно.
   Недвижно растекаясь, тьма заполняла всё вокруг.
   Питер протянул вперёд руку, и она потонула в тихих волнах густого мрака.
   Если и было что-то за этой невесомой и вместе с тем непобедимой стеной, оно было надёжно укрыто бархатным одеялом ночи, той ночи, в которой нет места времени.
   - Нам туда, - сказал где-то рядом негромкий и ровный голос.
   Питер повернулся на звук. По правую руку от него стоял Джек Шелл - или кто-то, похожий на Джека Шелла. Фигура "Джека Шелла" расплывалась во мраке: она точно готовилась раствориться в нём навсегда, но пока не решалась на последний шаг. Либо для этого шага ещё не пришло... время?
   Фигура во мраке подняла руку и указала куда-то.
   Голым пятном на фоне мрака вздымались вверх тяжёлые и простые металлические ворота. Их граничащая с гордыней невозмутимость и неприступность напомнили Питеру горы.
   - Но они закрыты, - сказал он.
   Джек Шелл - или тот, кто раньше им был - шагнул к воротам.
   Без малейшего шума одна из створок распахнулась и открыла дорогу к притаившейся за ней ещё более плотной, ещё более загадочной темноте.
   - Ты готов? - был вопрос.
   - Но я... я подсоединил те провода... - сказал Питер; он выглядел крайне растерянным - он всё ещё не понимал, что происходит, или не хотел понять этого. - Я уверен, я подсоединил их. Я это точно помню.
   - Я тебе верю. Я знаю.
   - Но если кто-то их отсоединил, то кто?
   - Разве это самый важный вопрос?
   - Это был ты?
   - Нет, не я.
   - Верно, ты не мог этого сделать, ты лежал без сознания. И это был не я. И не Чарльз: ты видел, как ему было плохо...
   - Видел.
   - Но какой человек...
   - Почему обязательно человек?
   Питер замолчал. Он всё понял. То нестерпимо-мрачное предчувствие обречённости, которое он испытал в подвале, появилось у него неспроста. Из их замысла просто не могло ничего получиться. Вернее, из него не могло получиться ничего другого - те высокие материи, к которым они с Чарльзом хотели прикоснуться, позаботились об этом.
   Джек Шелл подал Питеру руку.
   - Вы хотели узнать, что за гранью? Но чтобы переступить главную грань, нужно оставить позади множество мелких. Идём же, продолжим наш путь.
   И Питер вдруг понял, что сомнения, мешавшие ему всю жизнь, исчезли, испарились, и решение, которое он принял, он принял легко и с радостью.
   - Пойдём.
   Питер сжал руку Джека Шелла - и они сделали первый шаг...
   ...А совсем скоро к ним присоединился Чарльз.
   И лишь тогда ворота закрылись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

19. Так уж заведено

  
   Ангел был какой-то недостоверный. Я бы и не поверил, что он ангел, если бы он не показал удостоверения.
      - Не знал, что у вас, там, тоже нужны бумажки, - сказал я.
      - Без них теперь никуда, - горько вздохнул ангел. - А кстати, где это - там?
      - Ну-у... на небе? - предположил я.
      - Всё понятно. - Ангел кивнул. Наверное, своим мыслям.
      Я мысли читать не умел, и мне оставалось лишь догадываться. О чём может думать ангел? О чём-то своём - высоком, чистом... Ангельском...
      Между прочим. Ангельским этого ангела назвать было ну никак нельзя. Выглядел он, как грузчик, которому дали поносить личину ангела. Или как второразрядный актёр, который согласился подменить ангела, пока того не будет. И кого они хотели так обмануть? Меня? Или того, кто значительно выше? В любом случае, ангел должен был пообещать актёру пару лет отдыха в Раю или чистку кармы. Частичную хотя бы.
      Но я не об этом хотел сказать. Если этот ангел и был ангелом - а похоже, им он и был, потому что спустился с неба в лучах света... Даже если он был ангелом, то, наверное, каким-нибудь не самым достойным. Встреть я такого ангела на улице, без крыльев и света, - прошёл бы мимо. И взгляда бы на него не бросил. Обычный... человек. Вот хорошее описание: человек, а не ангел. Причём, похоже, человек не самый успешный.
   - Что молчишь? - спросил ангел. - Задумался? Это бывает. Ты представить себе не можешь, как много вдруг у людей рождается вопросов, когда к ним является ангел. Обычно он - то есть я - прихожу, когда... ну... уже всё, пора. А они стоят, как вкопанные, смотрят на тебя остекленевшими глазами и забрасывают вопросами: как? да почему? да куда? Надо, говорю, отправляться, нас долго ждать не будут. Но они...
   Я не удержался и задал-таки вопрос, который меня волновал:
      - А все ангелы - такие?
      Ангел сбился с мысли и не сразу понял, о чём его спрашивают.
      - Э-э... такие? Какие?
      - Вот такие. Как ты.
      - А-а. Нет. - Ангел улыбнулся. - Не обращай внимания, у меня выдался не лучший день.
      - Разве у ангелов так бывает? - удивился я.
      - А чем мы хуже людей? - Кажется, ангел был даже слегка рассержен. Но он быстро справился с собой и продолжил - прежним дружелюбным тоном: - Давай, парень, собирайся - и полетели, как говорится.
      Полетели? Вот те раз. Куда лететь, когда у меня завтра - прослушивание?
      Я прямо так и спросил ангела:
      - Куда ещё полетели?
      Ангел приподнял бровь и недобро на меня глянул.
      - Ты что, тоже из этих? Из тех, которые задают миллион вопросов и не слушают ответов, потому что тянут время.
      Я не хотел, чтобы там обо мне сложилось неверное впечатление, и постарался объяснить:
      - Я не тяну время... Я не понимаю... куда мы должны лететь?
      Ангел подошёл ко мне.
      Ничего себе! От него пахло потом!
      Я отступил назад. Уж не знаю почему: то ли открытие было таким шокирующим, то ли на меня подействовал запах пота.
      - Парень, - сказал ангел и взял меня за руку. Я почувствовал... как бы описать... Если бы вас коснулась сотканная из белого света рука, вы бы ощутили примерно то же самое. - Парень, - повторил ангел, - ты умер, откинул копыта, склеил ласты, отбросил коньки... Понятно или продолжать?
      - П-понятно, - заикаясь, проговорил я.
      - А я - ангел. Посмотри на меня: я - ангел. Понятно?
      - Понятно.
      - Тогда к чему глупые вопросы?
      Какой несдержанный ангел мне попался. И плохо одетый к тому же. Почему мне так везёт?
      "Я, в конце концов, не каждый день умираю. Ничего удивительного, что я веду себя немного... странно. Странно по твоему, ангельскому мнению. Но меня можно простить. А вот на вопрос ответить, что, так сложно?"
      Вот что надо было сказать невоспитанному грузчику с крыльями.
      Вместо этого я промямлил "Извините" и замолчал.
      - Ладно. - Ангел проявил великодушие. - Бери меня за руку, и полетели...
      - А можно... один вопрос? Всего один, - пообещал я.
      - Ясно. Ты всё-таки из этих - "оттянем-миг-смерти-любой-ценой". Парень, ты уже умер...
      - Я не из этих, не из этих. Я просто хочу знать... Один вопрос... Рай, он - существует?
      Ангел смотрел на меня. Долго, изучающе. Что скрывалось за этим взглядом? Что угодно могло скрываться: любопытство, изумление, раздражение, отвращение...
      - Вообще-то... - начал ангел.
      И я стал внимательно слушать. Величайшая тайна вот-вот будет раскрыта! Жаль, я не смогу поделиться своим знанием с человечеством!..
      - ...нам не разрешается говорить на эту тему с людьми, - ответило крылатое существо.
      Я посмотрел на него с недоумением и неудовольствием.
      - Я столько жил, - сказал я, - страдал, работал и надеялся, и разочаровывался, а потом и вовсе умер - и всё для того, чтобы услышать "нам не разрешается об этом говорить"?
      - Ты на кого сейчас злишься, - спросил ангел, занимая оборонительную позицию, - на меня или на себя?
      - Ни на кого! - сказал я, довольно громко. - Я просто злюсь.
      - Никогда не понимал этого простого человеческого удовольствия.
      - Может, потому, что это простое человеческое удовольствие?
      Ангел облокотился на тумбочку. Ага, значит, он не бестелесный. Я всё больше и больше разочаровывался в ангелах.
      И в Рае, если на то пошло. Может статься, его и нет вовсе, вот ангелы и замалчивают эту тему.
      Что же касается Бога...
      - Сколько общаюсь с людьми - никак не могу привыкнуть...
      - К чему? - спросил я. - К тому, что мы обвиняем всех, кроме себя?
      - Не-а.
      - К тому, что мы растрачиваем свои жизни по пустякам?
      - Нет-нет, я не о том. Хотя это предположение ближе к истине.
      О, он заговорил об истине. Ну, ты сам нарвался.
      - А истина, - спросил я, хитро прищуривая глаз, - о ней тебе тоже не разрешается говорить с нами, людьми? Существами, не достойными...
      - Об истине-то? Да я сколько угодно могу о ней говорить. Только устал уже.
      Ангел вытащил из кармана... ну конечно... самокрутку. И закурил. Зажёг цилиндрик от своего сияния и запыхтел дешёвым табаком.
      Терпеть это было выше моих сил. Я уже не сдерживался:
      - И что же есть истина?
      - Напоминаешь мне одного чудака из Иудеи, - пробубнил себе под нос ангел.
      - Что?
      - Истина, - сказал ангел, - для тебя заключается в том, что твоя душа освободилась от бренной земной оболочки. Ты покинул человеческое тело, но по привычке остаёшься человеком. Ведёшь себя, как человек, говоришь, как человек, думаешь, как человек...
      - Ты умеешь читать мысли? - саркастически произнёс я. - Я вот - нет.
      - Это ты так думаешь.
      - А что, умею?
      Я был озадачен.
      Ангел затушил самокрутку о коврик на стене. О мой коврик. Эй!
      - Эй!
      - У вас полно времени. Его достаточно, чтобы разобраться в этом вопросе и во всех остальных. Но вы начинаете разбираться в них, только когда...
      - Того?
      - Ага.
      - А тебе лень объяснить, да? Человек никогда уже не станет человеком, никогда не ощутит прелести пребывания в человеческом теле, а тебе лень ответить на пару его вопросов. Да ты... эгоист. И что, все ангелы такие?
      - Это я-то эгоист?
      Ангел всерьёз обозлился на меня.
      Правильно ли я поступаю? А, всё равно назад уже не повернёшь.
      - Что такое истина? Есть ли Рай? А Рай на Земле? - Я загибал пальцы. - Для чего на свет Божий появился человек? И есть ли Бог? И куда мы идём?
      - Куда мы идём... Началось... Я так и знал, что ты из этих.
      Я был определённо неприятен ангелу. Но меня это мало волновало. Я задавался вопросами вселенского масштаба.
      - И что делать? А зачем? А каков ответ на великий вопрос Жизни, Вселен...
      Но ангел перебил меня:
      - У тебя была жизнь, и ты мог найти ответ на этот вопрос. Так же как и на любой другой. Всё. Хватит. Прощайся с квартиркой - и полетели. У меня поклиентская оплата - мне не улыбается...
      - Всё думаешь о себе? Все вы - все вы там, наверху, думаете только о себе.
      - Полетели, а? - Ангел выглядел уставшим. - Если хочешь, поговорим по дороге. Хотя мне и не особо этого хочется, - добавил он вполголоса.
      - Нет уж. - Я принял решение. Сначала заставляют тебя страдать, затем и вовсе умирать. Хватит быть безвольным актёром в театре кукол, пора проявить характер. Лучше поздно, чем никогда. - Я никуда не полечу.
      - Чего? - спросил ангел. - О Господи...
      - Ага-а. Значит, Бог всё-таки есть?
      - Кончай дурить и полетели...
      - Я сказал: нет.
      - Всё равно ведь полетишь.
      - А вот и нет. Я остаюсь, чтобы жить.
      - Ты уже пожил.
   - Да, только этого мало. Мне нужна вторая жизнь. Теперь, когда я знаю о существовании ангелов, загробного мира (хотя и не наверняка), возможно, Бога, какой-то абстрактной истины... А, пускай - не это главное. Главное, я знаю, что смогу узнать то, что захочу узнать - но только в новой жизни.
      - Там, - ангел махнул куда-то рукой, - ты тоже узнаешь ответы...
      - Зачем они мне? Там я буду мёртв. А здесь... здесь я буду жить... Я узнаю... я столько всего смогу узнать... и рассказать... всем!..
      Я размечтался.
      - Ну да, конечно, - саркастически изрёк ангел.
      - Мне нужна вторая жизнь. Ты ведь можешь мне её дать? Или нужно разрешение начальства? Как всегда.
      - Послушай, ты не понимаешь...
      - Не-туш-ки. - Я был неумолим. - Меня такой банальностью не проймёшь. Я вернусь в человеческое тело. В своё или чужое - не суть важно. И у меня будет второй шанс. Это всё, что мне нужно, - второй шанс. Вот всё, о чём я прошу. Разве это много - для вас, ангелов? И для...
      - Ты умер. Смирись с этим.
      Ангел был спокоен. Чересчур спокоен, на мой взгляд.
      Странное, необъяснимое чувство закралось ко мне в душу - а больше от меня ничего и не осталось. Я старался не обращать на него внимания. Но чувство было жутко назойливым и каким-то... неотвратимым.
      - Ты умер, - сказал ангел. - Мне очень жаль.
      - Мне нужен второй шанс, - повторял я, пересиливая необъяснимый страх. - Второй шанс, чтобы узнать. Чтобы рассказать...
      Ангел молчал.
      От его взгляда делалось не по себе.
      - Шанс. Всего лишь шанс. Большего мне ничего не...
      - Дурак!
      Я замолчал.
      Неужели ангелам разрешается оскорблять людей? Хотя они курят и от них пахнет потом...
      Ангел подошёл совсем близко.
      - Я же говорил: ты не понимаешь.
      Это была правда. Я не понимал.
   - Ты просишь второй шанс, - продолжал ангел, смотря мне прямо в глаза. - Но пойми наконец. Ведь эта жизнь и была твоим вторым шансом. Только ты прожил её, как и первую. Бесцельно. Бездарно. - Ангел помолчал, а потом пожал плечами. - Впрочем, так уж у вас заведено.

20. Назначены на новую должность

   Эрик стоял на светофоре и ждал, когда загорится зелёный. Своего дома он видеть не мог - загораживало обзор то странное и нелепое здание. Странность его заключалась в том, что его вообще построили, а то, что его построили именно здесь, было в высшей степени нелепо. Высоченное, мрачное, готическое (Эрик не разбирался в стилях архитектуры, но ему было известно слово "готическое" и оно как нельзя лучше отражало его впечатление от этой каменной громадины с башнями и шпилями). Никто не знал, когда здание было построено; может, оно стояло тут всегда?
   Направляясь домой с полными покупок сумками в руках, неспешно прогуливаясь под ручку с девушкой или совершая утренний променад, Эрик так или иначе цеплялся взором за это удивительное в своей неуместности строение, и в его голове рождались разные мысли. Он рассуждал о том, кто мог бы работать в этом здании: наверняка люди в спецодежде чёрного цвета, в тёмных очках, с дубинками и автоматами, - а ещё о том, есть ли в этом здании лифт - лестниц-то там, конечно, нет, а лифт, вероятно, представляет собой кабину размером с холл небольшого театра, которая поднимается и опускается с ужасающим беззвучием, а ещё, думал Эрик, потому что зачастую ему нечем было занять голову, ночью над этим готическим небоскрёбом должны кружить вертолёты, из кабин которых пулемётчики зорко следят за всяким, кто находится в пределах полумили от здания, будь то человек или собака, или мошка. Над чем же работают люди, там, внутри этого храма бесконечных фантазий? На ум приходило что-то магическое и совершенно нереальное; быть может, от результатов труда работников здания зависит жизнь всего города или даже больше...
   Примерно на этом месте мысли Эрика прерывались, потому что он заходил под арку, а через пару десятков шагов выныривал обратно на улицу, под дневное небо или усеянный звёздами купол, и оказывался на финишной прямой перед своим домом. Течение мыслей тут же делало петлю и сворачивало в совсем другую сторону - теперь ум молодого человека занимали повседневные заботы, радости и неприятности, а не чудные фантазии, которые детство оставило ему в качестве подарка.
   В обычный день Эрик набирал на домофоне код, заходил в подъезд, поднимался по лестнице, открывал ключом дверь квартиры и погружался в полумрак давно знакомого помещения. Раздевался и занимался домашними делами, а когда дела заканчивались, читал в кресле книгу, смотрел телевизор, общался в Интернете, вёл дневник. Странная привычка: хотя большинство людей излагали свои мысли на электронных страницах, Эрик, по старинке, брал ручку и записывал всё, что с ним случилось, в толстую книжицу с золотыми буквами на обложке. Таков, в общих чертах, был обычный день Эрика Стейнберга, год назад окончившего университет по специальности экономист и активно ищущего работу.
   Но сегодняшний день отличался от предыдущих. Кто-то боится, что жизнь преподнесёт ему сюрприз, кто-то ждёт этого с нетерпением - к Эрику ни то ни другое не относилось. Он просто принял предложение своего старого друга Джейми Уайнорски.
   Дружба с Джейми была одним из самых приятных и запоминающихся событий в школьные годы Эрика. Весельчак и балагур Джейми, этот малолетний разбойник, вечно что-нибудь выдумывал: то намажет страницы классного журнала клеем, так, что злючка Каллахен, учительница английского языка, даже если захочет, не сможет поставить ему "пару"; то подначит Эрика забраться по высокому дереву и заглянуть в окно третьего этажа в то время, когда девочки занимаются там физкультурой (почему-то занятия по физ-ре у мальчиков и девочек проходили раздельно, и Джейми это определённо не устраивало). В тот раз Джейми чуть не навернулся с высоты в двадцать пять футов, а Эрик свалился с нижней ветки на спину и больно ударился позвоночником. Из-за этого им и не удалось смыться. Директриса стала допытываться, в чём дело. Джейми врал напропалую, но миссис Стоун была тёртый калач и не верила не единому его слову. Тогда директриса взялась за Эрика: она забрала его в свой кабинет и там угрозами, жутким шипением и надсадным сопением выудила из него правду.
   Дерево пришлось спилить. Протесты не помогли. Пусть это дерево - символ школы, пускай его украшают разноцветными ленточками и шариками во время праздников, но спокойствие дороже. "Ничего, будем украшать фонарные столбы", - заявила директриса в своей речи, произнесённой в тот знаменательный день, 12 мая, который вошёл в школьную историю под названием Большой Взбучки. А его герои - Джейми Уайнорски и Эрик Стейнберг - стали для всей школы символами мужества, отчаянными борцами за права учеников, не побоявшимися пойти против жестокой и закоснелой системы.
   Чтобы оправдать свой статус, Джейми и Эрик время от времени совершали геройские подвиги, вроде такого: Джейми пробирался в кабинет директрисы, пока там никого не было - Эрик отвлекал мисс Стоун разговорами о выдуманном бронхите, - и ножовкой, позаимствованной у отца, подпиливал ножки стула. Джейми был мастером розыгрышей и приколов, которые, когда надо, принимали форму изощрённой мести тем людям, что заставляли его изо дня в день учить законы Ома и читать Уайльда, ставили "колы" и "двойки", да ещё хотели, чтобы ему это нравилось. Невинным детским убеждением - "Зачем мне учить то, что мне неинтересно?" - и объяснились все выходки Джейми; этим и ещё хулиганским началом, которое в нём было очень сильно. Джейми был крайне энергичным, умным и способным пареньком, но он никогда ничего не учил из-под палки; он много читал, в том числе научно-познавательную литературу, но интересовало его только то, что он изучал по собственной воле. Всё остальное казалось ему скучными и ненужными. Эрик же, в отличие от друга, не был безобразником, итальянским арлекином в маске курчавого черноволосого сорванца. Он безумно уважал Джейми за его ум, находчивость и преданность их дружбе и старался от него не отставать.
   Кнопки на стульях директрисы, заведующих, учителей, докторов и охранников... Жвачки в замках дверей... Всё это было элементарно и в конце концов наскучило Джейми. Надо было идти дальше, развиваться. Так появились грандиозные розыгрыши и мистификации, многие из которых удостоились чести быть записанными в тайную хронику борцов за свободу от школьного произвола, в фолиант команды УС, как они себя называли, возглавляемой... естественно, Джейми Уайнорски. Эрик Стейнберг был его бессменной правой рукой. Состоявшие в гильдии Джейми и Эрика занимались тем же, чем и они сами: ученики младших классов клали на стулья кнопки и совали жвачки в дверные замки; ребятам постарше поручали более сложные "диверсии". Некоторые из особо масштабных операций, спланированных лично Уайноем и Штейном, даже получили названия: Большой Потоп, Взрывающаяся Песочница, Операция "Тёмный Свет" и, разумеется, Революция под Знаком УС. За последнюю Эрика с Джейми едва не исключили из школы, но родители защищали своих детей с таким усердием, которое не снилось и лучшим в мире адвокатам, получающим за процесс несколько миллионов долларов, а кроме того, Джейми и Эрик умели заметать следы. Так что переворота в школе не случилось, Эрик и Джейми получили от родителей свою порцию взбучки, о которой, как всегда, немедленно и благополучно забыли, а тайную организацию пришлось распустить. Но всё ещё находились инициативные личности, продолжавшие светлое дело Уайноя и Штейна по борьбе с учительско-директорским произволом, и мы не ошибёмся, если предположим, что всё это происходило не без участия бывших лидеров повстанцев.
   С того времени прошли годы. Раз за разом с деревьев облетала листва, потом на них снова распускались зелёные листки, такие же свежие и красивые, как прежде; снег падал и таял, и вновь падал; лили дожди; светило солнце. Шло время...
   Эрик, который всегда чувствовал тягу к точным наукам, поступил на экономический факультет. За пять лет обучения он почти не виделся с Джейми. Друзья изредка переписывались, вспоминали старые деньки и обсуждали новые шалости революционера Штейна, и пусть они потеряли прежний яркий окрас и былой масштаб, в них всё ещё чувствовалась рука гения. Когда Эрик говорил что-нибудь подобное, Джейми подолгу смеялся, а потом неизменно заявлял, что в Эрике пропадает писатель. Эрик пожимал плечами и отвечал, что экономист, которым он хочет стать, должен помочь будущему писателю появиться на свет. Если же ничего не получится... экономисты ведь неплохо зарабатывают, верно? А потом спрашивал, почему Джейми решил стать дипломатом. Друг снова смеялся и отвечал, что дипломаты тоже умеют зарабатывать деньги. Как жаль, что к этому всё и свелось. А помнишь, как было раньше... Джейми помнил - и они опять возвращались к воспоминаниям.
   Однажды Джейми предложил Эрику встретиться. Джейми сказал, что очень соскучился и хотел бы повидаться с Эриком; тот, конечно, был не против. Они договорились о встрече.
   И вот, через несколько дней, на улице, известной как Старая Дорога, возле магазинчика продуктов с видавшей лучшие дни неоновой вывеской встретились опрятный молодой человек с приятными чертами лица и пушистыми светлыми волосами и высокий, элегантно одетый мужчина в пиджаке и шляпе. Эрик был ошарашен. Он узнал друга, но был так потрясён его видом, что Джейми пришлось самому поднять безвольную руку Эрика и пожать её.
   - Привет. Давай прогуляемся? - И Джейми улыбнулся.
   Хотя бы его улыбка осталась прежней. У Эрика отлегло от сердца. Он тоже улыбнулся, сказал: "Давай", - и они пошли вниз по улице.
   Первое время они болтали обо всякой чепухе, и Эрик никак не решался спросить Джейми о его жизни и успехах. Судя по всему, таковые имели место: в последний раз, когда они виделись, Джейми, конечно, был как всегда опрятен, гладко выбрит и причёсан, но он нисколько не напоминал того светского денди, совершенно незнакомого человека, который сейчас шёл рядом с Эриком и о чём-то с упоением рассказывал. Они не видели друг друга около года, довольно большой срок, за который Джейми Уайнорски, бывший сорвиголова и хулиган, превратился в респектабельного джентльмена. Как это произошло, в чём причина такой внезапной перемены?
   - ...Это была едва ли не последняя моя шалость, - продолжал Джейми, и Эрик понял, что друг рассказывал о какой-то своей очередной проделке. - Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним. Я стал немного другим человеком. Да, мы по-прежнему друзья, и я благодарю Бога за то, что встретил тебя, Эрик, и иногда появляется у меня непреодолимое желание плюнуть на всё и устроить какую-нибудь новую заварушку, разыграть кого-нибудь... Но я останавливаю себя: я понимаю, что это отголоски прошлого, всего лишь приятные воспоминания, которые мне посчастливилось обрести. Сейчас я занят совсем другим. У меня наконец появилось некое подобие цели в жизни - совершенно неожиданно, надо сказать...
   Пока Джейми откровенничал, Эрик думал над его словами о непреодолимой тяге к розыгрышам: а что, если всё это - маскарад, устроенный Джейми ради шутки, что, если изменения, о которых он говорил, - лишь часть его нового розыгрыша? Да, он никогда не разыгрывал лучшего друга, возможно, считал это неправильным или попросту не задумывался о том, что мишенью его следующего прикола может стать настолько близкий для него человек. Эрик прекрасно знал Джейми и мог побиться об заклад, что, как бы сильно его друг не изменился, его моральные принципы, его понимание дружбы остались прежними. Вернее, Эрик на это надеялся, потому что в отношение его это было правдой.
   По синему дневному небу медленно плыли кучевые облака, лёгкий ветер летал по городу, свободный и естественный. Автомобильная дорога и, как следствие, автомобили. Пустынный тротуар, и два человека, которые бредут по нему: один больше говорит, другой больше слушает. Они так не похожи, но между ними чувствуется давняя привязанность, с годами не изменившаяся и не ослабевшая. Эрик посмотрел на часы - была половина третьего, - оглянулся и бросил взгляд на мрачное и нелепое здание. Построенное из необычного зелёно-коричневого камня тёмного оттенка, оно выделялось среди жилых домов и офисов, автостоянок и заправочных станций, кафе и супермаркетов так же, как небоскрёб выделяется среди дубов и вязов.
   - Давай в переход, - сказал Джейми и поманил за собой Эрика, - мой обеденный перерыв заканчивается в три, и мне никак нельзя опаздывать.
   Эрик тут же забыл о здании и сконцентрировался на том, что интересовало его гораздо больше - на судьбе лучшего друга. Вот и выдался удачный случай поговорить о работе Джейми.
   - У вас там, наверное, всё очень строго? - предположил Эрик. Он снова окинул взглядом Джейми. - У тебя такой видок... ну, ты понимаешь...
   - Как у олигарха?
   - Да, вроде того.
   - Не буду увиливать, да и ложная скромность никогда не была мне свойственна... короче говоря, я и есть кто-то вроде него.
   - Вроде олигарха?
   - Ага. - Джейми рассмеялся. - Шучу, конечно. До олигарха мне далеко, но деньжат у меня заметно прибавилось. Если бы я разговаривал с кем-то другим, я бы не заявлял это так, в открытую. Но мы же знакомы чёрт-те скока, и я уверен, что ты меня поймёшь. И простишь. - Сказав последнюю фразу, Джейми снял шляпу, прижал её к груди и пустил вымышленную слезу, под конец высокотеатрально хлюпнув носом.
   Эрик не смог удержаться от улыбки. Вот он, Джейми Уайнорски, во всей своей красе. Человек, который не побоялся бросить вызов самой миссис Стоун, человек, организовывавший людей с лёгкостью, которой позавидовал бы Наполеон, человек-актёр, настоящий лидер и просто хороший парень.
   - Тебе в театральный надо было поступать, - сказал Эрик, когда они перешли на другую сторону дороги и пошли в обратном направлении.
   - Возможно. Но я подумал-подумал и решил, что это не для меня. Актёр может прожить сотни жизней, перемерить на себе сотни образов, но это не освободит его из плена законов и условностей театра.
   - Пошёл бы в кино.
   - Та же самая история. Мне нравится меняться, оставаясь при этом самим собой, я люблю людей...
   - Миссис Стоун могла бы с тобой поспорить.
   - Это точно! - Его глаза, как прежде, озорно блеснули. - А ещё я люблю находить с людьми контакт, люблю общаться, организовывать...
   - ...и в итоге добиваться своего.
   - И в итоге добиваться своего. Не спорю.
   - Потому ты и пошёл в дипломаты?
   - Да, 5% причин сводятся к этому. А остальные 95 заключаются в том, что у моих родителей были знакомые...
   - А-а-а...
   - Только не говори, что ты сам обошёлся безо всякой помощи извне?
   - Да как ты можешь такое говорить! - Эрик в негодовании всплеснул руками. - Я всего-превсего добился своими силами и горжусь этим!
   Они остановились. Гневное выражение удерживалось на лице Эрика ещё секунды три, а потом они дружно расхохотались, как в старые добрые времена.
   - Ну что, неплохо я сыграл оскорблённую честь? - сквозь слёзы спросил Эрик.
   - Вполне, вполне, - кивая, оценивающим тоном ответил Джейми. - Я возьму тебя в свой новый спектакль, там у меня приготовлена для тебя очень характерная роль уборщика сцены.
   - Погоди, я тебя ещё переиграю, звезда театра.
   Когда шутки-прибаутки закончились, Эрик спросил:
   - А в чём заключается твоя работа? Надеюсь, ты никого не грабишь и не убиваешь?
   - Я тоже.
   Этот ответ удивил Эрика, и Джейми пояснил:
   - Большую часть дня я применяю свои дипломатические навыки, пытаясь наладить взаимопонимание и выгодные деловые отношения между группами людей, причём, что это за люди и чем они занимаются, - мне неизвестно. Работаю я в основном с бумагами и лишь изредка кого-нибудь консультирую лично, но при этом чаще всего не знаю имён тех, кому пытаюсь помочь.. Ну, что поделаешь, издержки производства. Но я не жалуюсь, зарплата компенсирует все недостатки и заставляет поглубже запрятать любопытство.
   - И большая у тебя зарп... А впрочем, что я спрашиваю, и так понятно.
   Без тени превосходства и язвительности Джейми рассказал Эрику о том, как однажды друг привёл его в одну организацию, которой требовался дипломат. И не просто дипломат, а дипломат самого высокого уровня. Джек - так звали друга - полагал, и не зря, что Джейми высококлассный специалист, одарённый недюжинным талантом. Начальство и Джейми быстро нашли взаимопонимание, и уже на следующий день он вышел на работу. Здание, в котором располагалась организация - ООО "Интертрейд" или что-то в этом духе, - находилось в пяти-шести милях от дома Джейми. Три остановки на метро, и вот он на месте. Хотя в последнее время Джейми предпочитал добираться до работы на машине.
   - Ты купил себе машину?
   - Ага, новенький "ягуар".
   Эрик присвистнул.
   Не считая покупки машины, в жизни Джейми произошло множество приятных изменений: переезд в новую комфортабельную квартиру, которую он снимал отнюдь не по сходной цене, покупка нескольких коллекций модной одежды...
   - От девушек теперь отбоя нет. Ты ведь знаешь, что больше всего возбуждает женский род? Нет, не род мужской, а средства, которыми он обладает. Деньги. Бабки. Я не рассчитываю на большую и чистую любовь, но и не завожу интрижек с каждой встречной. Бывает, я пользуюсь своим положением - какому мужчине не будет приятно сходить с красивой девушкой в ресторан или в кино, или в гости к друзьям, обеспеченным, деловым людям? Но всё это для меня не настоящая жизнь. Я использую свалившиеся мне на голову блага, чтобы как-то разнообразить собственные будни. И скажу тебе честно, Эрик: будь у меня возможность, как раньше, носиться с тобой по дворам и стройкам, класть кнопки толстым глупым тетёхам на стулья и так далее, я выбрал бы именно такую жизнь. Но иногда выбираем не мы, а нас, и приходится с этим мириться.
   Эрик был потрясён такой откровенностью, но ещё больше его изумило то, что Джейми умудрился не растерять своей души в этой горе злата и благ, не потерял себя самого в погоне за успехом, как это часто случается с людьми.
   - Здорово... - вот всё, что мог сказать Эрик. Ему похвастаться было нечем, поэтому он молчал.
   Они шли дальше, оставляя позади автомойку, палатки с пирожками и хот-догами, линии электропередач. Время приближалось к трём.
   Тишину нарушил Джейми.
   - Конечно, кое-что меня смущает... а точнее, много всего, но нам запрещено рассказывать о работе. Я подумал, что могу сделать для тебя исключение. Я тебя знаю, ты надёжный, серьёзный парень, ты никому не проболтаешься.
   - Разумеется.
   У Эрика из головы никак не выходили словами Джейми. "Я налаживаю контакты между группами лиц, но понятия не имею, что это за лица и чем они занимаются". Как такое возможно?
   - Кроме того, - продолжал Джейми, - я же не просто так рассказал тебе всё это. Тебе ведь, возможно, предстоит работать бок о бок со мной.
   Эрик встал как вкопанный.
   - Мне?
   - Тебе, тебе. Ты же согласишься? Насколько я помню, тебе очень нужны деньги, а тут такие условия, и... В общем, ООО "Интертрейд" требуется финансовый директор, самого высокого уровня.
   - И ты полагаешь...
   - Я уверен.
   Эрик задумался. Он был обрадован и изумлён, и пребывал в смятении; слишком много противоречивых чувств боролось в нём. С одной стороны, ему действительно были нужны деньги, ведь нельзя жить только на "пособия" от мамы; тогда как с другой стороны, в чудесном предложении Джейми было чересчур много белых пятен, неясностей и странностей. И всё-таки это его лучший друг, ему можно доверять: он очень умный парень и не станет бросаться сломя голову в смертельные авантюры, невзирая на то, что по натуре он как раз личность авантюрная. Что же решить?..
   Эрик решил задать ещё несколько вопросов: нельзя просто так, с бухты-барахты, кардинально менять свою жизнь, пусть даже она сложилась не самым лучшим образом.
   - А где ты работаешь?
   - Да вот здесь.
   И Джейми указал рукой на громаду из зелёно-коричневого камня.
  
  
   ...- Давай зайдём внутрь, и я познакомлю тебя с начальством.
   Эрик не стал противиться.
   - Вот увидишь, - говорил Джейми, - это серьёзные и в какой-то мере даже приятные ребята.
   - В какой-то?
   - Ну, в той, в которой могут быть приятными боссы. - И Джейми улыбнулся своей широкой, обезоруживающей улыбкой.
   Эрику ничего не оставалось, кроме как последовать за другом.
   Они поднялись по высоким широким ступеням и прошли в большие двери, украшенные затейливыми вензелями. Охранник, дежуривший у дверей, казалось, не обратил на них ни малейшего внимания.
   Когда они очутились внутри, на Эрика водопадом обрушился полумрак огромного холла. Коридоры шириной с две полосы дорожного полотна были пусты. Светильники, вделанные в стены через равные промежутки, как могли - не очень успешно - боролись с угнетающей атмосферой. Под потолком висела внушительная люстра, сделанная в старом стиле; стеклянных плафонов было много, внутри каждого горела лампочка, но в плане света польза от них была невелика. Одинаковые двери с одинаковыми табличками дружной чередой утекали вдаль; все двери были закрыты.
   Эрик огляделся и пришёл к выводу, что внутри здание точно такое, каким он его представлял. Разве что по коридорам не носятся призраки. И странные механизмы не жужжат за каждым углом. И ещё здесь нет светильников неправильной формы, стены не увешаны картинами сюрреалистов, и... Нет, всё-таки я представлял его совсем не таким, сказал себе Эрик.
   Из-за угла неожиданно, как те самые привидения, появились два человека, в костюмах таких же дорогих и строгих, как на Джейми. Парочка прошествовала мимо друзей, не сказав ни слова, и скрылась за следующим поворотом.
   - Сначала кажется, что тут мрачновато, - всё тем же бодрым тоном говорил Джейми, - но потом ты поймёшь, что так даже лучше: подобная атмосфера помогает настроиться на серьёзный лад.
   Да уж, чего-чего, а серьёзности в обстановке хватало.
   Эрик не понимал, шутит Джейми или нет; похоже, он говорил серьёзно.
   - Я быстро привык, дня за два. Пойдём, я провожу тебя к главному.
  
  
   Кабинет директора находился на десятом этаже. Чтобы попасть туда, они воспользовались лифтом. Кабина, против ожиданий Эрика, ничем его не удивила: стандартное зеркальце вдоль длинной стены, стандартный циферблат, хоть и светящийся.
   Когда двери открылись и друзья вышли, Эрик первым делом посмотрел на лестницу. Это было нечто колоссальное: если бы к этой лестнице ещё с трёх сторон приставили три таких же, получилась бы пирамида ацтеков. Широченные ступени и длиннющие пролёты. И пустота кругом: никто не поднимается и не спускается.
   Джейми открыл дверь, ничем не отличающуюся от других, если не считать имени на табличке: У. С. Эдвардс.
   Обстановка внутри удивительным образом дисгармонировала с тем, что Эрик увидел снаружи: богато обставленный кабинет, стол и полки из магазина дорогой мебели, тончайшие белые занавески на окнах, причудливая настольная лампа - всё подобрано в цвет и прекрасно сочетается друг с другом. Нет сомнений, что результатом этого великолепия стала работа лучших дизайнеров.
   Одетая в строгий костюм женщина - секретарша VIP-класса, как назвал её про себя Эрик, - подняла обильно сдобренные тушью ресницы, хлопнула ими пару раз и спросила:
   - Кто?
   - Джейми Уайнорски, а это Эрик Стейнберг. Мисс Стиллз, мы к мистеру Эдвардсу по вопросу трудоустройства... ну, он в курсе.
   - Подождите.
   Секретарша сняла телефонную трубку, нажала кнопку связи и перебросилась с шефом парой слов, после чего их пропустили.
   Если "апартаменты" мисс Стиллз можно было назвать комфортабельной однокомнатной квартирой, то кабинет мистера Эдвардса - маленьким дворцом. Потрясающие болотного цвета шторы, стоившие, наверное, несколько тысяч долларов; картины на стенах - Эрик узнал некоторые из них и не мог побиться об заклад, что это не подлинники; стол из красного дерева; люстра, словно бы украденная из графских покоев...
   Эрик постарался не пялиться на обступившую его со всех сторон роскошь и сконцентрировал внимание на Эдвардсе. Тот оказался низкорослым, плотным, лысеющим человеком. Его цепкий взгляд остановился на вошедших, стоило им переступить порог кабинета.
   - Добрый день, мистер Уайнорски. По какому вопросу?
   - По вопросу трудоустройства, мистер Эдвардс. Вот, - Джейми подтолкнул Эрика, и тот вышел вперёд. - Вы искали того, кому можно было бы поручить трудную и крайне ответственную должность финансового директора. Могу с абсолютной убеждённостью заявить, что поиски окончены: этот человек - прекрасный специалист. Его зовут Эрик Стейнберг. Я знаю его много лет, так что успел убедиться в его способностях.
   Эдвардс оценивающе посмотрел на Эрика, смерил его своим высекающим искры взглядом с ног до головы, а потом сказал:
   - Это замечательно, но мне нужны резюме, рекомендации и всё прочее.
   - Он перешлёт документы вам на э-мэйл.
   Эдвардс хмыкнул, и Эрик подумал, что сейчас он скажет: "Нет, этот субчик нам не подходит". Вместо этого Эдвардс потянулся за визитной карточкой и отдал её Эрику.
   - Здесь написан мой э-мэйл. Будьте любезны прислать всё необходимое как можно скорее.
   - Я... я сделаю это сегодня же, - от волнения Эрик даже начал немного заикаться.
   Эдвардс снова хмыкнул, затем обратился к Джейми.
   - Мистер Уайнорски, я знаю ваши способности и уважаю вас как специалиста. Сомневаюсь, что в угоду себе или своему старому школьному другу вы вздумали пудрить мне мозги. Я доверяю вам и надеюсь, что мне не придётся разочароваться в этом доверии. Кроме того, вы, конечно же, помните пункт 17.11 трудового соглашения. А с вами, мистер Уайнорски, мы свяжемся по э-мэйлу после того, как получим от вас письмо. Трудовой договор мы также перешлём вам по электронной почте; вы сможете распечатать его, ознакомиться с ним и, подписав, принести моей секретарше. На этом всё, не смею более вас задерживать.
   И он обратил свой взор к бумагам на столе, давая понять, что аудиенция закончена.
   - Всё прошло просто классно, - сказал Джейми, когда они вышли в коридор, и похлопал Эрика по плечу. - Ты рад?
   Ответом ему послужило непонятное телодвижение, словно бы Эрик одновременно пожимал плечами, качал головой и разводил руками.
   - Парень, тебе нужно расслабиться: ты только что получил должность, о которой любой другой может лишь мечтать, и, понятное дело, ощущаешь себя не в своей тарелке.
   - Получил?
   - Конечно. Если тебя не возьмут на эту должность, то не возьмут никого, а это им не выгодно. Уж поверь мне. Я ещё не встречал человека, который бы так ловко обращался с цифрами. Не понимаю, почему ты не мог найти работу.
   - Дело не в этом, просто... везде меня что-то не устраивало: или зарплата, или местоположение офиса, или какие-нибудь специфические требования.
   - Думаю, теперь тебя всё будет устраивать. Главное, не забывай про свой талант экономиста и реализуй его.
   - А раньше ты говорил, что я - писатель.
   - Писатель или финансовый директор - не всё ли равно? Одно другому не мешает. Начни с финансового директора, а там посмотришь, вдруг понравится.
   - Всё-таки ты отличный дипломат, - сквозь смех сказал Эрик.
   - А то. - Джейми подмигнул другу. - Ладно, мне давно пора быть на рабочем месте, ещё неровен час уволят такого хорошего дипломата.
   И, помахав на прощанье рукой, он убежал, а Эрик пошёл к лифту, погружённый в свои мысли.
   Когда в окружающей тишине раздалась трель мобильного телефона, молодой человек вздрогнул. Он вытащил трубку и нажал кнопку приёма; на экран он не взглянул и потому не знал, кто звонит. Губы Эрика уже начали произносить первую букву в слове "Алло", как вдруг двери лифта раскрылись перед ним и из кабины вылетел какой-то человек. Он сшиб Эрика и, не заметив этого, не удосужившись даже извиниться, побежал вниз по лестнице. Туда же, ему вдогонку, полетел мобильный, выпавший из руки Эрика. Телефон прыгал по ступеням, словно лягушка с передозой кофеина, и остановился только в самом низу.
   За считанные секунды преодолев гигантский пролёт, Эрик подошёл к останкам мобильного, присел на корточки и вгляделся в разбитый дисплей - тот был девственно чист. Эрик поднял телефон и приставил к уху - ничего: динамики тихи, как украинская ночь. Эрик вздохнул и приготовился было отслужить панихиду по погибшему в неравном бою товарищу, когда его окликнул женский голос:
   - Эрик?
   Он поднял глаза и не поверил им.
   - Кайла?
   Его школьная подруга, самая классная из всех девчонок, с какими он был знаком, стояла рядом с ним. Одетая в деловой костюм, с кейсом в руках; волосы аккуратно уложены; маникюр не вычурен, но безупречен; брови подведены так, как надо; а чёрные бусы и дорогие, сделанные в классическом стиле часы подчёркивали и завершали образ. Перед ним стояла бизнеследи, а не девчушка в простом платьице, взрослая и зрелая, а не та маленькая безобразница, которая за компанию с Эриком и Джейми бросала с третьего этажа школы наполненные водой воздушные шарики. И всё-таки в глазах этой серьёзной леди плясали те же самые искорки, что и несколько лет назад.
   - Привет, давно мы не виделись, - сказала Кайла, и, как показалось Эрику, тень смущения скользнула по её лицу.
   - Д-да. - Эрик никак не мог прийти в себя после этой неожиданной встречи. - Как ты?
   - Я-то в порядке, а вот как ты? Похоже, ты только что потерял кого-то очень ценного.
   - А? Кого?
   Наконец Эрик понял, что она говорит о телефоне.
   - Да не настолько уж он и ценен. Это ведь не друг - можно зайти в любой специализированный салон и купить такой же или даже лучше.
   Кайла приподняла губы, и безо всякой помады густого, насыщенного цвета; обнажила белые зубки. Эрик залюбовался этой картиной, а ещё её восхитительными вьющимися волосами.
   - Жалко, что ты остался без мобильного: было бы здорово как-нибудь созвониться или перекинуться СМС-ками.
   - Так это не проблема. Сейчас...
   Эрик вытащил из сломанного мобильного сим-карту, а то, что осталось от трубки, выбросил в урну.
   - Вот, самое главное у меня есть, а телефон я себе сегодня-завтра куплю новый - не могу же я оставаться без связи с миром.
   Кайла согласно кивнула.
   - Да, не стоит. Только как ты запишешь мой номер?
   - У меня хорошая память, а на числа - тем более, ты разве забыла?
   - Нет. - И она опять легонько улыбнулась.
   Кайла сказала Эрику номер своего мобильного, и тот забил его в блок памяти своего мозга, в тот, что с пометкой "Срочно! Не забудь!".
   - Не ожидал встретить тебя здесь, - признался Эрик, потому что в данный момент все остальные темы для разговора выветрились из головы.
   - А уж как я не ожидала встретить тебя. Но рада, что встретила. Пока, до скорого.
   Повинуясь непонятному порыву, они пожали друг другу руки, и их глаза могли сказать об испытанном ими ощущении гораздо больше, чем они сами.
  
  
   По дороге домой Эрик зашёл в магазин и купил продуктов. Скоропортящиеся вещи отправились в холодильник, остальные - в колонку.
   После этого Эрик занялся сбором документов, которые он должен был послать мистеру Эдвардсу. Это заняло прилично времени; благо, большая часть бумаг или их копий лежала у Эрика дома. Сканера у молодого человека не было, и он отправился к соседке, которую звали Тиффани. Её недавно бросил бойфренд, в связи с чем она понемногу пристрастилась к алкоголю, и ещё она считала, что Эрик в её вкусе. Однако всё это не помешало ему отсканировать нужные документы и, воспользовавшись компьютером Тиффани, послать мистеру Эдвардсу письмо, сопроводив его приветствием, краткой автобиографией и "наилучшими пожеланиями".
   Ответ Эрик читал уже у себя в квартире - делал он это выпученными глазами и с разинутым ртом. Как и говорил Джейми, его приняли на работу, причём ответ пришёл чуть ли не через полчаса после того, как Эрик отправил бумаги. Эдвардс прислал ему список требований к работникам "Интертрейд", в который входили, в частности, строгая служебная форма и полная конфиденциальность. Эдвардс предлагал не откладывать дело в долгий ящик и выходить на работу завтра же.
   Сглотнув слюну, Эрик распечатал трудовой договор, быстренько пролистал его, подписал, положил на стол и побежал искать самое строгое, что у него есть из одежды.
   Закончив с этим, он взглянул на часы и прикинул, что "Старлайт Сервис", мобильный центр возле его дома, должен ещё работать. Эрик выгреб все деньги из своего тайника - в шкафу, под книгами, - пересчитал их, горько вздохнул, быстро оделся и выбежал на улицу. Домой он вернулся уже с телефоном - не самой новой модели, но в противоударном корпусе.
   Под аккомпанемент выстрелов из "Крепкого орешка 4.0" Эрик поужинал колбасками и собственноручно приготовленным салатом. Запил ужин кофе, заел печеньем, выключил телевизор на самом кульминационном моменте, сходил в душ, расстелил кровать и с радостной улыбкой на губах лёг спать.
  
  
   Побрившись, приодевшись, с полным желудком и новым мобильным телефоном в кармане, Эрик отправился на работу. Он все ещё не мог поверить в то, что его взяли на должность финансового директора, и самое фантастическое заключалось не в назначении как таковом, а в том, где располагался офис - в том странном и необычном здании, о котором ходили многочисленные городские легенды, к чему, возможно, приложил руку и сам Эрик.
   Итак, следуя инструкции, Эрик, а отныне - мистер Стейнберг, сначала поднялся на десятый этаж, отдал подписанный трудовой договор мисс Стиллз, затем спустился на седьмой этаж, постучал в дверь номер 73, кашлянул для вежливости и вошёл. Произошло это ровно в 8:00. Глазам Эрика предстал превосходно оборудованный офис, обставленный по последнему слову техники. Кондиционеры работали на полную катушку, создавая в помещении благоприятный климат. Помещение было внушительных размеров, и Эрик даже испугался, что потеряется там, если не отыщется кто-нибудь, кто покажет ему дорогу. Слава богу, почти сразу же навстречу Эрику вышел среднего роста худой человек, лысый и в очках, представился Гарольдом Экслом и предложил следовать за ним.
   Эксл показал Эрику его рабочее место: удобное мягкое кресло; стол со множеством ящичков и отделений; набор ручек в стеклянном стаканчике, а рядом, в таком же стаканчике, - карандаши; сложенные аккуратной стопкой бумаги; три маркера - красного, зелёного и синего цвета лежали рядком. Ноутбук новейшей модели, подключённый к Интернету с помощью кабеля, лежал в центре стола. Слева от стола, на тумбочке, стояли факс и ксерокс; на тумбочке справа - сканер и принтер. Эрик огляделся и увидел, что столы соседей ничем не отличаются от его собственного.
   - Обустраивайтесь, - мягко сказал Эксл, - привыкайте. Оборудуйте и украшайте ваш рабочий стол, как вам заблагорассудится. Начальство просит только об одном: не вешать над столом фотографий обнажённых девушек и не лазать по сайтам с пикантным содержанием - это может отвлечь от работы вас и других сотрудников.
   Засим Эксл попрощался и ушёл по своим делам.
   Эрик посвятил некоторое время созерцанию стола, потом окинул взглядом всё помещение, довольно улыбнулся и принялся за работу. Мобильный он положил на стол - боялся, что не услышит, если ему будут звонить. Такое с ним случалось, когда он увлечённо что-то делал. Повесив пиджак на спинку стула, Эрик занялся вычислениями.
   Работа затянула его. Эрик экстраполировал на листы с цифрами свои нереализованные амбиции и желания, свою любовь к точным наукам, свой талант математика, учёный и творческий потенциал. Цифры складывались и вычитались, делились и умножались, проблем почти не возникало. Незаметно текло время. Разобравшись с 60% бумаг (Эрик любил считать доли в процентах), он взглянул на часы - подошло время обеда. Он взял мобильный, надел пиджак и вспомнил, что не знает, где находится столовая. К счастью, по офису курсировал Эксл. Эрик подошёл к нему и спросил, как попасть в столовую. Получив ответ, сказал "Спасибо" и бодрой походкой направился к лифту. Но, прежде чем сесть в него, решил позвонить Кайле - скорее всего, у неё сейчас тоже обеденный перерыв.
   Кайла взяла трубку после первого же звонка.
   - Привет.
   - Привет.
   Эрик задумался, пытаясь сформулировать следующую фразу, но ничего хорошего или хоть чего бы то ни было не придумалось, и он сказал первое, что пришло в голову:
   - У меня есть свободный часок - может, пересечёмся, если ты не против.
   - Эрик, я-то не против, но я же на работе...
   - Так ведь и я тоже. Причём на той же самой.
   Она на секунду замолчала, а потом воскликнула:
   - Тебя взяли к нам? Вот здорово! Почему же ты вчера ничего не сказал?
   - Потому что вчера я ещё был безработным, но благодаря Джейми...
   - Ох уж этот Джейми.
   - Да уж. Э-э. Ну так что?
   - Конечно, давай встретимся. Ты на каком этаже?
   - На седьмом. Но лучше встретимся у дверей в столовую, минут через пять, о'кей?
   - Хорошо.
   Окрылённый, Эрик нажал кнопку вызова лифта. Кабина стояла на его этаже; двери тотчас разъехались в стороны, приглашая зайти внутрь.
   "А жизнь-то, похоже, налаживается", - подумал Эрик. Нежданно-негаданно нашёл работу, да какую; встретил старую подругу, которая с годами стала ещё красивее; и даже лифта не пришлось ждать. И цена за всё про всё - разбитый мобильник.
   Насвистывая какую-то весёлую мелодию, Эрик спустился на первый этаж, прошёл запутанным маршрутом по длинным коридорам, встал у дверей столовой, взглянул на часы и услышал её голос:
   - Привет ещё раз. Давно ждёшь?
   - Да нет, только пришёл. Прошу.
   И он галантно открыл перед ней дверь.
   Они прошли вглубь зала. Она села за столик. Он поинтересовался, что ей взять, и отправился за едой.
   Спагетти болоньезе выглядели не менее аппетитно, чем телячьи медальоны с жареной картошкой. Запивая вкуснейшие блюда свежевыжатым апельсиновым соком, они болтали о том о сём, много смеялись, много вспоминали и в конце концов договорились встретиться после работы.
   - Я буду ждать тебя на улице, возле этих здоровенных дверей, - сказал Эрик.
   - Ладно. Давай.
   Она уходила, а Эрик смотрел ей вслед и не мог отвести взгляда. Затем его мысли переключились на то, что кормят в столовой "Интертрейда" просто отпадно, да к тому же бесплатно. Как такое возможно? Червячок сомнений заворочался в голове Эрика и прогрыз мысленную норку к следующей теме - отчёты. Отчёты, балансы и прочие бумаги, то, чем занимался Эрик. В них не было ничего необычного, не считая одного: на документах никогда не указывались реальные названия фирм, предприятий, компаний и корпораций - вместо них стояли x, y или другие буквы. Имена людей замещались цифрами: 1, 2, 3. Чем может заниматься общество, которому потребовалось так засекречивать данные? И почему "Интертрейд" указан в официальных бумагах как общество с ограниченной ответственностью? Судя по дебиту-кредиту и остальным показателям, он больше тянет на корпорацию.
   "А может быть, я лезу не в своё дело? Я же почти ничего не знаю об этой компании, - подумал Эрик. - Два моих лучших друга работают здесь, и их, похоже, всё устраивает. И хотя у Джейми возникали определённые сомнения, он же сам сказал очень умную фразу: "зарплата и условия труда компенсируют все недостатки". Не буду заморачиваться над этим. В мире много компаний, которые скрывают те или иные аспекты своей деятельности - иногда они просто не могут поступить иначе, в противном случае их ждёт крах и разорение, - но зато они готовы платить своим работникам приличные деньги и предоставлять им самые комфортные условия труда".
   На этом Эрик и решил остановиться.
   И всё же мысль о том, что в здании ООО "Интертрейд" творится что-то непонятное, не покидала его головы.
   Десятичасовой рабочий день - единственный минус его новой должности - закончился, Эрик встал со стула, оделся и хотел было уже уйти, когда его перехватил Эксл.
   - Мистер Эдвардс просит вас зайти к нему в кабинет.
   "Надеюсь, я не сделал ничего плохого, нигде не напортачил в первый же день работы".
   Эрик поднялся на десятый этаж и, спросив разрешения у мисс Стиллз, прошёл в кабинет Эдвардса. В руках главный, как его назвал Джейми, держал толстый конверт.
   - Возьмите это, мистер Стейнберг, - сказал Эдвардс.
   Эрик повертел конверт в руках.
   - Это ваша первая зарплата, - пояснил Эдвардс. - Не удивляйтесь, у нас её выдают авансом: таким образом мы поощряем новых работников нашего общества, молодых и перспективных, а, должен вам сказать, других мы на работу не берём. До свидания, мистер Стейнберг.
   Эрик вышел из кабинета, открыл конверт, вытащил толстую пачку денег и присвистнул. Неужели это его зарплата?..
   Не считая изумления и радости, в Эрике проснулось чувство, которое принято называть профессиональной гордостью. Эрик замечал, насколько неброско смотрится его костюм на фоне дорогой одежды других работников "Интертрейда".
   "Сегодня или завтра обязательно зайду в самый модный магазин и куплю себе что-нибудь построже и поэффектнее".
   Эрик положил доллары обратно в конверт и сунул его в карман пиджака. Мысль о неестественности и подозрительности происходящего лишь слегка потревожила его возбуждённый разум. Эрик глянул на часы - они показывали начало восьмого - и поспешил вниз.
   Кайла уже ждала его у дверей. Он извинился перед ней, но она уверила его, что всё в порядке. Он сбивчиво рассказал ей о своём первом рабочем дне и о первой зарплате. Она слушала его, улыбаясь, а когда он закончил, сказала, что с ней было точно так же: её пригласили к шефу, и она жутко испугалась, а получив такую огромную сумму денег, была поражена. Когда же ступор прошёл, она, вне себя от счастья, отправилась по магазинам - закупаться модной и более строгой одеждой.
   - У нас много общего, - подумал Эрик, но сделал это вслух и тут же осёкся.
   Кайлу это не смутило; она просто сказала "Да" и пустилась в воспоминания о том, как она устроилась на работу в "Интертрейд". Оказалось, всё произошло точно так же, как у Эрика: её старая подруга каким-то неведомым образом, едва ли не мгновенно, превратилась из рядовой горожанки в богатую и успешную женщину. Она рассказывала Кайле такие вещи, в которые очень сложно было поверить. Гораздо легче было представить, что Сьюзи нашла богатого жениха или папика, который обеспечивает её, чем принять на веру историю о компании, вылизывающей своих работников с ног до головы, осыпающей их дождём из денежных купюр только за то, что они качественно делают обычную работу, за которую в лучшем случае платят в десяток раз меньше. Но врушкой Сьюзи никогда не была, и Кайла поверила ей, а вскоре убедилась во всём сама.
   Неожиданно лицо Кайлы погрустнело; Эрик не успел спросить, в чём дело, - впереди показалось кафе "Лазурное небо".
   - Ты не против зайти туда? Я слышал, хорошее заведение.
   - Конечно, давай зайдём.
   Эрик вдруг кое-что вспомнил, хлопнул себя по лбу и потянулся за мобильным телефоном.
   - Подожди минутку, Кайла, мне надо позвонить Джейми, поблагодарить его... Алло! Джейми? Слушай, я так признателен, так обязан тебе. В чём дело? Меня приняли на работу! Да, я помню, что ты так говорил. Джейми, мы тут гуляем с Кайлой, помнишь её?.. Ну, я не сомневался. Представляешь, она работает там же, где и мы! А, ты уже знаешь... Так вот, не хочешь прогуляться с нами? Кайла, - Эрик повернулся к девушке, - ты как?
   - Я с удовольствием.
   - И Кайла не против. Ага... Вот, и сейчас мы идём в кафе: что, если нам посидеть там втроём, поболтать, кофейку попить, а потом прогуляться по вечернему городу, уйти от рёва машин в парк, поискать звёзды на небе... Не можешь? Очень жаль. Ладно, передавай привет родным. Ещё увидимся! Да, пока. - Эрик убрал мобильный обратно в карман. - Он не может: едет к родственникам. Да, он тебе тоже привет передавал.
   - Спасибо. Ну что ж, если ты готов провести этот вечер без Джейми...
   - Всегда готов.
   Кайла не договорила и рассмеялась. Эрик улыбался и выглядел немного смущённым. Кайла решила разрядить обстановку.
   - Жалко, что на нас такие костюмы - "Лазурное небо" и деловой стиль не очень хорошо сочетаются друг с другом, как думаешь? - Кайла вопросительно посмотрела на Эрика.
   - Ничего, зато деньги хорошо сочетаются с официантами, так что голодными мы не останемся.
  
  
   Кайла откусывала от шоколадного кекса небольшие кусочки и запивала их мокачино, а Эрик болтал о чём-то: о своей жизни, о том, чем он занимался после школы, и о том, как учился в университете, о своих успехах и неудачах, о том, что не удалось получить "красный" диплом, да не очень-то и хотелось, о выпускном, на который он мог бы и не попасть, потому что слёг с температурой, - простуда...
   - ...Но я всё-таки пришёл: болезненный, пышущий жаром, кашляющий без остановки и, как и все, танцевал и пил шампанское. И, боже, как же худо мне было на следующий день... Ну, что с меня можно было взять? Пацан пацаном.
   "Как много может измениться всего за год, - подумал Эрик. - Всего за один день".
   Его капучино остыл, а имбирное печенье осталось нетронутым. Эрик закончил говорить, и настала очередь Кайлы. Она отхлебнула мокачино и начала свой рассказ:
   Жизнь Кайлы была не такой насыщенной, если подразумевать под насыщенностью выходки вроде той, о которой рассказал Эрик. Зато она поступила в очень хороший литературный институт, где работало много замечательных специалистов, будто бы решивших перещеголять друг друга в изобретении новых методик преподавания. Кайла смотрела на парах фильмы, рисовала картины, играла роль Джульетты на уроке английского языка. В свободное время участвовала в театральной самодеятельности, сама поставила один спектакль - по Стоппарду. На выпускной пришла здоровой, в элегантном розовом платье, чем вызвала зависть у писаных красавиц и признанных модниц. После окончания литературного несколько месяцев безуспешно пыталась найти работу, пока подруга, та самая Сьюзи, не предложила ей попробовать себя на должность редактора в ООО "Интертрейд". Кайлу приняли безо всяких конкурсов.
   Попивая холодный капучино, Эрик заметил слезинки, неожиданно появившиеся в уголках глаз Кайлы. Она была чем-то сильно расстроена.
   - В чём дело? Что с тобой?
   Кайла ответила не сразу. К её горлу подступил комок. Она сглотнула, потеребила салфетку и только потом сказала:
   - Сьюзи, одна из моих лучших подруг, Сьюзи, которую я знала ещё со школы, умерла. - Кайла вытащила из нагрудного кармана платок и промокнула глаза. - Её нашли в ванной с перерезанными венами. Сделать что-либо было уже невозможно - "скорая" приехала слишком поздно...
   Эрик не верил своим ушам.
   - Сьюзи Бин? Та девчушка, у которой отец - ангел, а мать - святая? Сьюзи Мешочек-со-Смехом?
   Кайла закивала.
   - Несмотря на то, что она стала богатой, она никогда ни на кого не смотрела свысока и всем делилась с друзьями. Даже малознакомым людям она старалась помочь. Она была такой всегда. Я так хотела быть похожей на неё... Нет, я говорю не о внезапно обрушившемся на неё богатстве, а о готовности прийти на помощь, протянуть руку и вытащить утопающего из трясины. И вот этот человек... мёртв... лежит в ванне, полной кровавой воды, а люди в белых халатах не в силах помочь ей. Она заботилась о других, но позаботится о себе не смогла...
   - Всё это более чем странно. Зачем такой девушке, как Сьюзи, убивать себя? Какая причина могла подвигнуть её свести счёты с жизнью?
   - Не знаю...
   - Да такой причины просто быть не может!
   - Ты считаешь, что это убийство?
   - Я скорее поверю в убийство, чем в суицид. Ты знаешь что-нибудь о её кавалере? У неё ведь наверняка был кавалер.
   - Был, и не один. Причём иногда новый появлялся ещё до того, как она успевала расстаться со старым.
   - Может быть, это была месть одного из обиженных ей мужчин?
   Эрик видел, как больно Кайла переживает эту утрату.
   - Давай не будем говорить об этом. Хочешь ещё мокачино?
   - Нет.
   Они пытались говорить о чём-то ещё, но разговор не клеился. Тогда они расплатились по счёту и вышли в объятия вечера.
   Кайла извинилась за своё поведение, но Эрик сказал, что всё в порядке и что ей не стоит зря беспокоиться. Они поцеловались в щёчку и разошлись, но перед этим договорились снова встретиться завтра после работы.
  
  
   Эрик сидел над бумагами и выводил нужные цифры на нужных строчках, забивал данные в компьютер, обрабатывал их, пересылал по сети и вновь брался за ручку. День тёк размеренно и плавно, у Эрика не возникало никаких вопросов относительно работы. Будь на его месте кто-нибудь менее талантливый, он бы, наверное, не смог наслаждаться условиями, в которых работает, а Эрик умудрялся перемежать мысли о счетах и балансах размышлениями о Кайле, её умершей подруге Сьюзи и странных латинских буквах, заменяющих реальные названия компаний, с которыми работает ООО "Интертрейд". Тем не менее, заработная плата и пункт договора о полной конфиденциальности делали своё дело, и Эрик всё реже возвращался мыслями к тому, что его беспокоило. Разве что о Кайле забыть никак не удавалось, но это не тревожило Эрика и нисколько ему не мешало.
   Наконец рабочий день подошёл к концу, наступил долгожданный вечер. Они с Кайлой, как и вчера, встретились у дверей. Поцеловались в щёчку и отправились гулять. Темы для беседы находились сами собой; он мог говорить с ней обо всём - от итальянской живописи до немецкой философии, от цен на бензин до политической ситуации в Афганистане, - и она отвечала ему взаимностью. Они прогуливались по парку - вчера ведь им так и не удалось туда выбраться. Пушистые деревца сопровождали их и точно внимали каждому их слову, и откликались на каждую их эмоцию. Ветер играл листвой, птицы летали над головой, еле уловимые взглядом в предвечерних сумерках. Чириканье, песни и трели звучали из кустов и с верхних веток деревьев. Люди проходили мимо: кто-то катил перед собой коляску, кто-то выгуливал собаку, кто-то, взявшись за руки, молча прохаживался по аллее.
   Когда рука Эрика коснулась руки Кайлы, ему в голову вдруг пришла совершенно неуместная мысль о том, что уже поздно, а новый деловой костюм он так себе и не купил. Однако, поразмыслив, Эрик пришёл к выводу, что лучше разобраться с этой проблемой сейчас, чем откладывать её на потом. Он себя знал: некоторые вещи, вроде уборки в комнате или покупки нового электрочайника, он мог откладывать на потом бесконечно.
   Эрик предложил Кайле зайти в магазин модной одежды; она согласилась.
   Салон "Magnifique" встретил их всем своим великолепием, заключённым в названии. Услужливый консультант тут же подошёл к "молодой паре" и предложил свои услуги. Поиск одежды, примерка и покупка заняли больше часа, зато по их истечении Эрик превратился в представительного молодого человека, поражающего своей серьёзностью, особенно когда он сжимал губы в линеечку и смотрел на окружающих глазами холодного английского лорда. После того как Эрик перед зеркалом проделал этот трюк в первый раз, они с Кайлой долго смеялись, и даже на обычно бесстрастных лицах консультантов появились улыбки. Одежда подошла Эрику идеально. Он расплатился наличными и, нагружённый сумками до самого носа, покинул магазин. Кайла хотела помочь ему, но Эрик сказал, что ему совсем не тяжело, хотя было видно, как неудобно и непросто ему одному тащить эту гору покупок.
   То и дело переводя дыхание, молодой человек сказал:
   - Кайла, а не хочешь зайти ко мне? Попьём кофе, послушаем музыку. Время ещё не самое позднее.
   - Ну, давай. Но у меня есть условие?
   - Какое?
   - Ты дашь мне как минимум один пакет.
   Эрик тяжело рассмеялся - на плечи и спину давил немалый груз - и выделил Кайле самый маленький пакет, со шляпой и перчатками.
   - Почему ты такой упрямый?
   - Я не упрямый - я джентльмен, вон даже спецкостюм купил.
   Кайла улыбнулась своей неповторимой улыбкой и играючи отобрала у Эрика ещё один пакет, побольше.
   - И даже возражать не вздумай... джентльмен ты мой.
   После этой фразы они замолчали и до квартиры добирались в полной тишине. Эрик умудрился - неизвестно каким образом - достать из кармана ключ и отпереть дверь. Они зашли в квартиру, и Эрик закрыл дверь.
   - Только не пугайся, - предупредил он перед тем, как включить свет, - это обычная холостяцкая берлога.
   Эрик стеснялся показывать Кайле своё жилище, но разве у него был выбор? Не напрашиваться же к ней.
   - Симпатичная квартирка, - раздался голос Кайлы из единственной комнаты. - У меня двухкомнатная, но она почти такая же маленькая, как твоя.
   Эрик вошёл в помещение вслед за Кайлой и, сказав "Всё, больше не могу!", театрально рухнул на пол. Кайла приложила ладонь к губам и издала смешок, после чего, восклицая "Дай я помогу тебе, милый!", бросилась к Эрику и освободила его от пакетов.
   - Примите мою искреннюю благодарность, миледи.
   - О, не стоит, сэр, не стоит.
   Когда они разобрали покупки, Эрик предложил попить кофе, и они перебрались на кухню. Эрик достал чашки и ложки, "Carte Noire" и "Raffaello" (конфеты хранились у него с незапамятных времён, видимо, для такого вот случая, и Эрик очень надеялся, что они не зачерствели). Молодой человек окинул беглым взглядом скатерть и пришёл к выводу, что из-за неё он со стыда не умрёт. Вообще же, если Кайла до сих пор с криками ужаса не выбежала из его квартиры, значит ей здесь... нравилось.
   Эрик присел на краешек стула и посмотрел на Кайлу. Случайно их глаза встретились, но в тот же миг раздался щелчок, что означало - чайник вскипел. Эрик принялся ухаживать за девушкой, а она тем временем заговорила, опустив взгляд и понизив голос, и Эрик догадался, что разговор пойдёт о чём-то болезненном для неё.
   - Эрик, ты прелесть, и я не хочу портить этот вечер, но у меня из головы никак не выходит Джейми...
   Джейми? Неужели Кайла была влюблена в него? Но, как оказалось, дело было не в этом.
   - Помнишь, ты вчера разговаривал с ним и он сказал, что едет к родственникам? Я общалась с ним незадолго до этого и он утверждал, что в тот день собирался в гости к другу. Голос его был очень взволнованным. Я никогда не замечала, чтобы Джейми, наш балагур и хулиган Джейми, из-за чего-то волновался. Я понимаю, что это не моё дело, но он мне друг, и я не могу спокойно стоять в стороне, когда моим друзьям плохо. А у Джейми, судя по всему, начались проблемы. Я позвонила ему сегодня утром, перед выходом на работу, но никто не ответил. Мне это показалось очень странным. Приехав на работу, я первым делом осведомилась у главного редактора о местонахождении Джейми Уайнорски, возможно, он отправился в командировку или ещё по каким-нибудь делам. Мне ответили в довольно резкой манере, что я интересуюсь не тем, чем должна бы; время идёт, а моя работа стоит на месте - мне же платят деньги не за это. Тогда я обратилась к главному...
   - К Эдвардсу?
   - Да. И он сказал мне, что Джейми заболел, серьёзно заболел, и ему потребуется какое-то время на лечение, поэтому "Интертрейд" отправил его в отпуск за счёт фирмы.
   - За счёт фирмы? Ничего себе. А ещё он что-нибудь сказал? Например, о том, чем именно заболел Джейми?
   Кайла помотала головой.
   - И сейчас я за него очень волнуюсь. Он не отвечает на мои звонки, а где он живёт, я не знаю.
   - А может, мы зря беспокоимся и он правда заболел...
   Стоило Эрику произнести эту фразу, как все странности последних дней нахлынули на него бушующей волной. Он потянулся к мобильному, набрал номер и долго слушал короткие гудки, пока записанный на плёнку голос не произнёс "Вызываемый абонент не отвечает". Эрик попробовал ещё раз, но с тем же успехом.
   Кайла смотрела на него, не отрывая взгляда.
   Эрик положил телефон на стол, подошёл к девушке и обнял её за плечи. Она подняла голову. Их губы соприкоснулись - и вскоре на них расцвёл яркий, как солнце, и глубокий, как море, поцелуй...
   В тот день они были так близки, как никогда раньше, но они не легли в одну постель и не отдались этой близости на волю. Эрик проводил Кайлу до остановки - она не пользовалась машиной, потому что не умела водить. В детстве она попала в аварию, в которой, благодарение господу, никто не пострадал, но с тех пор она боялась автомобилей, а более всего ей было страшно при мысли, что по её вине может погибнуть другой человек. Когда автобус унёс её прочь по ночной улице, Эрик, сопровождаемый светом фонарей, вернулся домой.
  
  
   Эрик думал о Джейми постоянно, так или иначе мысли, порой самыми запутанными и нехожеными тропками, возвращались к его старому другу. Сцена за сценой Эрик воспроизводил события последних дней, особое внимание уделяя тому, как вёл себя Джейми, как он разговаривал, что делал. Сначала Эрик узнал от него об "Интертрейд" и о странностях, которые творятся в этих стенах, затем Джейми отправился якобы к своим родственникам или к другу, а может быть, и туда, и туда или вовсе никуда, потом этот разговор о серьёзной болезни, Джейми уходит в отпуск (за счёт фирмы)... Мысли путались. Что-то нет-нет, да и проскакивало на грани сознания, но ухватить эту ниточку не удавалось. Загадка оставалась без ответа.
   Всё это отвлекало Эрика от работы настолько, что ему приходилось по несколько раз перепроверять балансы, а однажды он даже получил по э-мэйлу гневное письмо от непосредственного начальства, которое заметило ошибки в балансах и чудом успело перехватить их на пути в налоговую. Пришлось Эрику всё переделывать.
   Но каким бы сложным не выдался этот рабочий день, он подошёл к концу, и Эрик, устало вздохнув, медленно поднялся со стула и облачился в свой новый пиджак. Теперь его мысли занимало два вопроса: как найти Джейми, и стоит ли это делать? Быть может, друг хочет, чтобы его оставили в покое, - тогда нет смысла его разыскивать. А если с Джейми приключилась беда?
   Эрик чувствовал огромную усталость. Он помотал головой, отгоняя её от себя, - безрезультатно. Холодная вода из-под крана в уборной тоже не очень-то помогла. Эрик понял, что одному ему не справиться, поэтому он достал мобильный и набрал номер Кайлы. Никто ему не ответил. Беспокойство Эрика усилилось в тысячи раз.
   Быстрым шагом он вышел в коридор и стал искать план здания. Ничего подобного он не нашёл ни на этом, ни на других этажах. Он боялся заходить слишком далеко вглубь коридоров, чтобы не потеряться, а здесь такое могло случиться в два счёта. Эрик прислонился к стене и стал думать. Единственная возможность отыскать Кайлу - это пойти к мистеру Эдвардсу и спросить у него. Но ведь Кайла уже так делала, когда разыскивала Джейми, и разве это ей помогло?
   Эрик не хотел погружаться в отчаяние, но выхода, похоже, не было... Внезапно раздавшаяся трель телефона прервала тревожный поток мыслей. Звонила Кайла!
   - Алло!
   - Эрик?
   - Кайла, где ты?
   - Ты уже освободился?
   - Да, да! Где...
   - Беги к себе домой, пожалуйста. И скорее, прошу тебя, скорее...
   Связь прервалась.
  
  
   Скорость, с которой бежал Эрик, не развил бы и гепард, даже если бы ему приделали реактивные двигатели. Он ворвался в подъезд, взбежал по лестнице - и на лестничной площадке увидел Кайлу. Маленькую, беззащитную, с красными от слёз глазами.
   Он аккуратно провёл её в квартиру, усадил на диван и сварил для неё бодрящий кофе. Кайла молчала, а Эрик боялся задать ей вопрос - он никогда ещё не видел её такой хрупкой и нежной, как сейчас.
   Кайла вернула Эрику пустую чашку и упала на спинку дивана. Она смотрела в потолок, почти не моргая. По её щеке, влажная и солёная, скатилась слезинка.
   - Джейми... умер.
   Эрик не знал, что ответить, и ему оставалось только одно - слушать.
   Тихим голосом, переходящим в шёпот, Кайла рассказывала о том, как вчера вернулась в свою квартиру и застала её перевёрнутой вверх дном: кто-то взломал дверь и рылся в вещах девушки. Пропали деньги, драгоценности и прочие ценные вещи. Кайла тут же приняла решение: она набрала подруге и попросилась переночевать у неё. На следующий день Кайла позвонила в "Интертрейд" и рассказала о случившемся. Ей посочувствовали и предложили взять отпуск.
   - За счёт фирмы? - догадался Эрик.
   Кайла слабо кивнула.
   - Я просидела у подруги целый день, но у неё своя жизнь и свои дела, и я не хотела быть для неё помехой. Я подумала, ты согласишься приютить меня. - Она всхлипнула.
   Эрик никак не решался нарушить молчание, но он должен был спросить:
   - А Джейми?..
   Вместо ответа Кайла поднялась с кресла и вышла в коридор; вернулась она с газетой в руках, которую отдала Эрику.
   - На пятой полосе.
   Эрик перелистнул страницы, пробежал глазами пятую полосу и нашёл нужную заметку в разделе "Районные новости".
  
   В доме N5 по Мерчент-стрит, в квартире 93, скончался Джеймс Питер Уайнорски, преуспевающий молодой человек, известный в восточном районе не только благодаря своим коммерческим успехам, но и безалаберным выходкам, многие из которых получили освещение у нас в разделе "ЧП". Труп был обнаружен после того, как соседи, напуганные громким звуком, похожим на выстрел, вызвали полицию. Работники правоохранительных органов взломали дверь и нашли мистера Уайнорски лежащим на полу своей комнату в луже крови. В голове, на уровне виска, у погибшего имелось огнестрельное ранение. В результате медицинского обследования выяснилось, что Уайнорски погиб на месте. Предварительная версия следствия - самоубийство. Предсмертной записки рядом с телом обнаружено не было, поэтому полиция рассматривает все варианты - от банкротства мистера Уайнорски до безответной любви...
  
   - Банкротство? - сказал Эрик. - Безответная любовь? Самоубийство? Это не про Джейми... А ограбление твоей квартиры... мне почему-то кажется, что оно было инсценировано. Кто-то заметал следы... И связана ли с этим ограблением смерть Джейми? Чёрт, что же происходит, во что мы вляпались?
   Он присел на краешек дивана и опустил голову на ладони.
   - Эрик?
   Кайла стояла перед ним и медленно расстёгивала пуговицы пиджака. Он протянул к ней руки, и она приняла их. Она села к нему на колени, и он сбросил с неё пиджак. А потом его губы встретились с её губами, и у них в головах словно что-то взорвалось, а после блаженно медленно растеклось, и им обоим стало до ужаса приятно. Его руки гладили её волосы, её пальцы расстёгивали его брюки. Они упали на диван и зашевелились на нём. Когда она сняла рубашку, он почувствовал неизбывную, непередаваемую нежность её кожи; её руки забрались к нему под футболку. Всё должно было произойти, сейчас или никогда...
   И всё произошло.
  
  
   На завтрак у них была яичница глазунья. Пока Кайла молча ела, отрезая вилкой маленькие кусочки, Эрик говорил:
   - Сделаем так: мы вместе пойдём на работу. Даже если "Интертрейд" имеет какое-то отношение к ограблению твоей квартиры и смерти Джейми, мы не должны показывать, будто что-то подозреваем. Но при этом нам следует вести себя осторожно. Если тебя попросят сходить по какому-нибудь поручению, немедленно позвони мне - я буду тебя сопровождать. Мы должны держаться вместе, мы не имеем права потерять друг друга, как...
   - ...Джейми, - закончила Кайла.
   - Главное - верь, мы найдём выход. Я не хочу зря тебя обнадёживать, но ночью я не мог сомкнуть глаз и думал над сложившейся ситуацией. У меня есть план. Надеюсь, всё получится.
   - Мне так стыдно, что я спала себе мирно, в то время как ты придумывал план по спасению нас обоих.
   - Глупышка... тебе надо было выспаться, ты очень многое пережила.
   - А ты знаешь... знаешь, что несколько знакомых Джейми, работавших в "Интертрейде", тоже умерли? И везде - несчастные случаи и самоубийства: один прыгнул с крыши дома, другого задавил поезд... Джейми рассказывал мне. - Кайла замолчала.
   Эрик встал, подошёл к девушке и погладил её по голове.
   - Что бы здесь ни творилось, мы в этом разберёмся. И мы оба останемся живы. Ты слышишь? Всё будет хорошо. Слышишь, Кайла?
   Она кивнула. А он рассказал ей свой план. Ему не хватало информации, но Кайла работала в "Интертрейде" дольше него и знала кое-какие вещи, о которых ей, скорее всего, знать не следовало. В частности, ей было известно, где находится пункт, откуда управляют камерами слежения, и однажды краем уха она услышала о подвальном этаже, ходить на который строжайше запрещено, под угрозой увольнения. Одна девушка тайком проникла туда и увидела внушительных размеров дверь и постового, охранявшего её. Через несколько дней эта девушка умерла - очередное самоубийство...
   Перед тем как в последний раз отправиться на работу, они хотели оставить записки, в которых бы рассказывалось обо всём, что они узнали, но потом отказались от этой идеи: таким поступком можно как помочь людям, так и навредить им. Эрику и Кайле не было до конца известно, что происходит в здании "Интертрейда", и они не могли ставить под удар жизни ещё большего количества людей.
   Родным и друзьям они решили ничего не рассказывать: те или не поверили бы им, или стали бы отговаривать. И то, и другое могло вызвать большие осложнения, которые были им совсем не нужны. Лишь одному своему общему знакомому, надёжному человеку, они сказали, что их ждёт некое опасное и важное мероприятие. Они просили его молчать и раскрыть секрет только в том случае, если они неожиданно пропадут, исчезнут. Пусть тогда всем близким людям станет ясно, что это был их осознанный выбор, что они никого не винят в случившемся. А если всё пройдёт хорошо, то они дадут о себе знать, как только выдастся возможность. Знакомый мало что понял, но помочь согласился...
   - Жаль, что сегодня не Рождество, - неожиданно сказала Кайла.
   - Почему? - удивился Эрик.
   - На Рождество происходят чудеса, а чудо бы нам сейчас совсем не помешало...
  
  
   ...Эрик ещё никогда не чувствовал такую тяжесть на сердце, как сегодня. Надо было работать, хотя бы для виду, но дело совершенно не спорилось, мысли не просто мешали Эрику - они захватили его в плен и отпускать не собирались. Кое-как молодой человек доделал и отправил несколько отчётов. Он очень надеялся, что надзиратели - или кто там следит за успехами работников? - не обратят внимания на такое резкое падение его работоспособности. Впрочем, если сегодня всё закончится, это уже будет неважно. Всё будет неважно.
   Один раз Эрик позвонил Кайле, чтобы узнать, как у неё дела. Девушка шёпотом ответила, что нормально; она ещё чувствует слабость, но ей уже гораздо лучше, она старается работать, не отвлекаясь на произошедшие события, хоть это и получается с каждой минутой всё сложнее. Эрик сказал, что она держится молодцом, и повторил, что всё будет хорошо...
   Настало время обеда. Перед тем как выйти из офиса, Эрик набрал Кайле, и они договорились встретиться.
   На сей раз еда в столовой не показалась им вкусной; ужасной они её тоже не сочли - они вообще не почувствовали её вкуса. Они смотрели друг на друга и автоматически цепляли столовыми приборами то, что лежало у них в тарелках. Это молчание ещё сильнее сплотило их, и если были какие-то сомнения в том, что план Эрика нужно претворить в жизнь, то они окончательно рассеялись. Под конец трапезы Эрик вдруг рассказал анекдот, и он показался Кайле таким смешным, что она даже выронила вилку. Девушка громко хихикала, прикрыв рот ладонью. На них стали оглядываться.
   - Наверное, зря я решил разрядить атмосферу, - прошептал Эрик.
   - Да уж, - сказала Кайла и состроила такую недовольную мину, что теперь настала очередь смеяться Эрика.
   - Дорогая, пойдём отсюда, пока мы совсем не спалились.
   - Пошли, дорогой.
   Эта забавная ситуация немного подняла им настроение, однако не изменила того факта, что следующие пять часов стали самыми длинными в их жизни...
   ...Когда эта тягучая неизвестность наконец закончилась, Эрик не спеша выключил компьютер, снял со спинки стула пиджак, надел его и поднялся на девятый этаж - здесь работала Кайла. Дверь N97 была закрыта. Эрик прислонился к стене и стал ждать условного сигнала.
   Прошло минут двадцать - двадцать пять, прежде чем дверь распахнулась и в коридор вышло несколько женщин. Они струйкой перетекли в лифт и скрылись в его чреве. Как только лифт начал спускаться, раздался звонок. Эрик достал сотовый и нажал "Сброс"; потом подошёл к 97-й двери, приоткрыл её и заглянул внутрь. Кайла махала ему рукой из-за своего рабочего стола.
   - Извини, Эрик, сегодня девчонки много болтали и никак не хотели расходиться.
   - Не страшно. Теперь нам надо ещё часик посидеть в гардеробе, пока не уйдут все, кроме охранников.
   Гардероб - внушительный и белый - стоял в другом конце офиса. Они открыли дверцы и забрались внутрь. Темнота обступила их. Они словно бы чувствовали запахи одежды, которая висела здесь раньше, и шаги в офисе, и чем дальше текло время, тем сложнее было отделить правду от вымысла. Вот Кайле почудился громкий треск, а потом она услышала хлопок, вздрогнула и прижалась к Эрику. Эрик шептал ей слова успокоения, хотя сам то и дело прислушивался: не скрипнет ли дверь, не приблизится ли кто-нибудь кошачьей походкой к гардеробу. Может быть, прямо сейчас дверцы распахнутся, и два безоружных "диверсанта" окажутся один на один с охраной, увешанной дубинками и пушками.
   Предыдущие пять часов показались молодым людям пятью минутами по сравнению с часом, проведённым в гардеробе. Время не просто ползло - улитка двигается быстрее, а в некоторые моменты даже точка, навечно застывшая на листе бумаги, обгоняла это недоразумение, состоящее из секунд и минут. Говорят, время не обратить вспять, но если ждать достаточно долго запертым в тёмном гардеробе внутри странного здания, где происходит нечто страшное и непонятное, тебе начнёт казаться, что всё совсем не так.
   Тишина обострила слух Кайлы и Эрика до предела, и когда в помещении выключили свет, им показалось, что взорвалась бомба. Никогда ещё Кайла не пребывала в таком нервном напряжении, и оно передавалось Эрику.
   "Спокойно, - говорил тот, - спокойно. Это всего лишь твои эмоции. Любые эмоции можно обуздать - воспользуйся силой разума".
   Кайла тоже старалась изо всех сил, но подспорьем ей в большей степени служила не рациональность, а интуиция. Внутренний голос подсказывал, что в данную минуту бояться нечего, что надо беречь нервы и силы.
   - Ещё пять-десять минут, - шепнул Эрик. - Надо убедиться, что сюда никто не зайдёт.
   И ещё пять-десять бесконечностей они простояли в неосязаемом тёмном бархате, прижавшись друг к другу. А потом Эрик открыл дверцу и выглянул наружу. Он не заметил в полумраке ни единого движения. Вслед за ним из гардероба выбралась Кайла. Они подошли к двери в офис; Эрик опустил ручку, и дверь открылась. Они вышли в коридор.
   План был прост, и заключался он в следующем: выяснить, что происходит в здании "Интертрейда", и попытаться извлечь из этого выгоду. В случае Эрика и Кайлы под "выгодой" понималось, как минимум, спасение жизни.
   - Дальше делаем, как условились: я отвлекаю охранника, а ты знакомишь его с каменной статуэткой. Ты забрала её со своего стола?
   - Да. Эрик, а что если нас заметили, ещё когда мы были в офисе?
   - Тогда бы они пришли за нами, а они не пришли. Пока нам везёт - воспользуемся этим.
   Эрик прикинул, как много в этом везения. Имеет значение ведь и то, что экранов с изображениями коридоров, офисов и туалетов - десятки, если не сотни, а в комнате слежения находится всего один охранник. Он легко мог проглядеть, как два человека забираются в гардероб, а потом выходят из офиса под покровом полумрака. А если он или другие охранники заметят их в коридоре, то могут подумать, что у двух людей ещё остались тут дела. Чтобы не нажить себе неприятностей, охрана не станет вмешиваться в дела работников здания. Да, слишком много условного наклонения, но в их ситуации невозможно было просчитать всё; к тому же им надо было действовать, в противном случае их могла ждать судьба Джейми, Сьюзи и всех остальных. У них не было времени на раздумья.
   Волнение с каждой секундой усиливалось, и, чтобы не дать ему одолеть себя, они принялись за реализацию плана. Спустились по лестнице на первый этаж - это заняло чудовищно много времени и напомнило молодым людям спуск с горы. В лифте камера слежения была расположена слишком близко, к тому же там хорошее освещение - охрана легко разглядела бы, кто бродит по опустевшему зданию. Ноги ныли, сердце колотилось, сомнения раздирали разум, но всё это силой воли пришлось отодвинуть на второй план.
   Кайла спряталась за углом, с каменной статуэткой наизготовку. Эрик подошёл к двери в зал наблюдения и постучался. "Что за..." раздалось изнутри. Тяжёлые шаги, дверь открывается, и в коридор выглядывает толстая морда охранника.
   - Чё стучишь? - рычит-сипит он. - И вообще, чего ты тут делаешь?
   - Тебя жду, свинья ты этакая, побоксировать.
   И Эрик слегонца двинул охраннику в живот. Боли тот почти не почувствовал, только чуть скривился.
   - Ну, сейчас ты узнаешь, сколько весит моя дубинка, - пригрозил охранник и двинулся на Эрика. Тот отступил назад. Охранник замахнулся дубинкой, чтобы хорошенько огреть наглеца, но что-то внезапное и очень тяжёлое отключило его восприятие. Проще говоря, Кайла со всего размаху врезала толстяку по голове статуэткой, и он потерял сознание.
   - Так, теперь затаскиваем его в кабинет, - скомандовал Эрик, когда грузное тело осело на пол. Он впервые чувствовал себя лидером; обычно он был на подхвате, всегда рядом с Джейми, когда тот затевал новую авантюру. На этот раз Эрику предстояло с честью выйти из авантюры, которую он придумал сам. Эрику нравилось ощущать себя другим человеком - более смелым, более ловким, - несмотря на все опасности, которые таило в себе это превращение.
   Они с трудом затащили толстяка внутрь и закрыли дверь. Кроме мирно посапывающего хряка с шишкой на голове, в кабинете больше никого не было.
   Они принялись быстро просматривать экраны.
   - Вот то, что нам нужно, - Эрик указал на изображение огромной двери - примерно за такой же хранится золотой запас форта Нокс.
   Доверив Кайле разбираться с маршрутом, Эрик спешно обыскал кабинет; в ящике стола он нашёл заряженный пистолет. Кайла тем временем, разглядывая экран за экраном, запоминала путь к хранилищу.
   - Думаю, я готова.
   - Тогда пошли.
   Они неслышно скользили по тёмным коридорам, постоянно сворачивая то влево, то вправо, и Эрик уже было решил, что они заблудились, но тут...
   - Тихо. - Он приложил палец к губам.
   Они выглянули из-за угла и увидели постового, несущего службу перед дверью в загадочное хранилище; парнишка расхаживал взад-вперёд и не замечал их.
   - На счёт три. Раз... два... три!
   Они выскочили из-за угла. Эрик направил дуло пистолета в голову стража и заговорил: он был уверен, что не промахнётся, если придётся стрелять, в детстве он не раз ходил с папой в тир и выиграл там все главные призы. Если у постового появилось желание проверить, не врал ли ему Эрик, то пожалуйста, пусть стреляет - только тогда и Эрик выстрелит.
   Всё это молодой человек выдал на одном духу и игриво покачал пистолетом.
   "Видел бы меня сейчас Джейми, обзавидовался бы. Что я вытворяю..."
   Постовой предпочёл не спорить с чемпионом и поднял руки вверх. Эрик разоружил его и бросил второй пистолет Кайле. Та поймала его на лету и направила на постового. Эрик приподнял бровь в знак удивления и одобрения.
   - Школа УС не проходит даром, - сказала Кайла и подмигнула ему.
   - Давай, парень, открывай свою дверку, - обратился Эрик к постовому, на всякий случай ткнув его пушкой под рёбра.
   Эрик ожидал, что сейчас постовой скажет "Я не знаю кода" или попытается отобрать у Эрика пистолет, или начнёт ломать комедию - но ничего подобного не произошло. Постовой взялся за колесо и, поднатужившись, повернул его. Никакого кода не потребовалось.
   - И всё так просто? - спросил Эрик и ещё раз тычком напомнил постовому, у кого пушка.
   - Н-нет, не совсем, - ответил тот. - Открыть дверь может кто угодно, но переступать порог разрешается только людям, имеющим допуск.
   - И у тебя его, конечно же, нет?
   - Вообще-то, есть.
   - И мы можем по нему пройти?
   - Нет...
   "Так и знал, что мы обязательно сядем в лужу, - подумал Эрик. - Всё шло слишком гладко, да и авантюрист из меня, по сравнению с Джейми, никакой. Не продумал плана, рисковал понапрасну и в итоге ничего не добился".
   - ...Но, - продолжал постовой, которого Эрик слушал вполуха, - я могу провести вас как новых рабочих.
   - То есть?
   - Я забью в компьютер, что к нам на службу поступило два новых рабочих - мужчина и женщина. Вы. Но для этого мне понадобятся ваши данные.
   - Настоящие?
   - Можно и вымышленные. Только это - я имею в виду, вбивание данных в базу - займёт какое-то время.
   Эрик и Кайла переглянулись. Их беспокоил один и тот же вопрос: не обманет ли их постовой, пусть даже под страхом смерти?
   - А ну, открой дверку, - приказал Эрик.
   Постовой взялся за колесо, потянул на себя, заскрипев зубами, и открыл дверь в... маленькое, металлическое, компьютеризированное помещение.
   - Это проходная, - объяснил постовой.
   Почти всю правую стену небольшого помещения занимал компьютер с плоским экраном.
   - Что стоишь? - сказал Эрик. - Иди и делай то, что должен. Но учти, если мы заподозрим, что ты связываешься со своими дружками из охраны или полиции, мы мигом тебя успокоим из этих вот пушечек. Понял?
   - Да. Не волнуйтесь, я всё сделаю.
   Постовой переступил порог, и что-то пипикнуло; он направился к компьютеру.
   Кайла не удержалась и задала вопрос:
   - А что случится с нами, если мы попробуем зайти?
   - Сработает защитная система, и вас разнесёт на кусочки.
   - Ясненько.
   Следующие минут десять ничего не происходило. Эрик начал подозревать, что постовой их всё-таки обманул и по каким-то секретным каналам вызвал подмогу.
   - Всё, готово.
   - Мы можем заходить?
   - Да. Но учтите, пропуск будет активен только в течение часа, потом нужно будет его обновить или получить постоянный.
   Эрик посмотрел вперёд, на маленькую дверь, которая скрывала за собой все секреты этого таинственного здания-великана. Но чтобы дойти до неё, надо было сделать несколько шагов. А что, если, стоит ему опустить ногу на пол, из потолка и стен выскочат пулемёты и бластеры и оставят от него одно мокрое воспоминание? Приходилось рисковать. Как говорил Джейми Уайнорски: "Кто не рискует, / Тот не пирует".
   - Учти, парень, прежде чем меня разложат на молекулы, я размозжу тебе башку. - Сказав это, Эрик не почувствовал облегчения, но по крайней мере он сказал то, что должен был сказать. Эрик сделал шаг...
   ...и ничего не случилось. Он переступил через порог второй ногой. По-прежнему ничего. Постовой глупо улыбался и пялился на него.
   - Чему ты радуешься? Ты заложник, если хочешь знать. Кайла, иди сюда.
   Кайла тоже зашла в каморку. Эрик пистолетом указал на дверь, намекая таким образом, что пора бы её открыть. Постовой повернул дверную ручку, и в этот момент дуло пистолета ткнулось ему между лопаток. Мужчина вздрогнул, но быстро совладал с собой и открыл дверь. Из-за его спины Эрику и Кайле было мало что видно, только какие-то снующие фигуры. И ещё они слышали монотонный нестихающий шум и неразборчивый гул голосов. Но, стоило им миновать проходную, как их глазам открылось то, что вмиг перевернуло их представление о мире.
   "Постовой наверняка ухмыляется во всё лицо, рисуя в воображении наши ошалелые физиономии", - подумал Эрик.
   Кайла взяла его за руку, и он почувствовал, что девушка дрожит.
   А сине-зелёные, одетые в космические шлемы, похожие на осьминогов коротышки-инопланетяне продолжали летать по воздуху, перенося в специальных прозрачных контейнерах золото, минералы и драгоценные камни. А обычные люди в оранжевой спецодежде катали доверху гружённые техникой тележки; телевизоры, принтеры, DVD-плееры, компьютеры, сканеры, фотоаппараты, мобильные телефоны лежали грудами, упакованные в фирменные коробки.
   Эрик заметил, что природные богатства вылетают из широкой трубы, выходящей из левой стены громадного зала, и падают в большой прозрачный чан, а в трубу, вделанную в правую стену, отправляются технические приспособления, взятые здесь же, из огромной, протянувшейся вдоль стены кучи. Да, это был склад, самый большой склад, который они только видели в жизни, и на этом складе шёл обмен между двумя цивилизациями. Одна предлагала другой то, чего у неё было в избытке: алмазы, изумруды, сапфиры, платину; а вторая в обмен поставляла первой последние достижения в области техники.
   Охранники с бесстрастными лицами, если речь шла о людях, и с гладкими лупоглазыми мордами, если дело касалось инопланетян, несли службу, вытянув руки и щупальца по швам.
   У Эрика поплыло перед глазами. Всё встало на свои места: тотальная секретность, x-y и 1-2-3 в документах, гигантская зарплата... Теперь было понятно, для кого Эрик высчитывал балансы, и стало ясно, с кем именно должны были найти общий язык работодатели Джейми благодаря его способностям дипломата...
   - А я составляла и правила им речи, - словно услышав мысли Эрика, сказала Кайла.
   И теперь уже не секрет, почему в огромном здании находится одна-единственная компания, и почему это самое здание построено из такого странного камня - наверняка он инопланетного происхождения.
   И все смерти - убийства!.. Людей устраняли, когда они слишком близко подходили к разгадке, когда узнавали то, что знать им не следовало, когда были излишне откровенны с друзьями. Убийство, замаскированное под несчастный случай или суицид, - и Секрет ещё на какое-то время останется нераскрытым, и можно искать нового работника на освободившуюся должность, а найти его будет совсем несложно, учитывая зарплату и условия труда. Главное, чтобы он был достаточно... алчным. Алчным профессионалом, за которого может поручиться кто-то из ныне работающих. Компании не нужны были лишние люди - она назначала на должность того, в ком была уверена, а если он её разочаровал... Что ж, ничего не попишешь... Сколько же людей погибло за эту правду, сколько безжизненных тел помогло великой тайне остаться тайной? Ни одно предприятие не обходится без потерь, и потери в данном случае несоизмеримо малы по сравнению с получаемой выгодой. Вот чем торговал "Интертрейд": смертями в обмен на материальные блага.
   Но кто стоит за всем этим? Эдвардс? Вряд ли, скорее всего, он - мелкая сошка. Но тогда кто? Правительство? Президент? Главы нескольких государств? Или некая глобальная структура, сверхмощная и секретная? Или кто-то ещё?..
   Голова ломилась от вопросов.
   Делалось ли это во благо Земли и той, другой планеты? Или те, кто этим занимался, преследовал только свои, корыстные цели?..
   Голос Кайлы вывел Эрика из оцепенения:
   - Что нам делать дальше?
   Эрик посмотрел на рабочих, которые вдруг остановились и все как один стали смотреть на него. То же самое сделали и охранники.
   Действительно, надо было что-то делать, срочно - но что? И можно ли было хоть что-то предпринять в сложившихся обстоятельствах?
   - У меня заложник, - громко сказал Эрик. - Если что-то пойдёт не так, я его застрелю. У моего напарника, вот этой девушки, тоже найдутся патроны, поэтому не советую геройствовать. Мы вооружены, однако это вовсе не означает, что мы пустим своё оружие в ход. Всё зависит от вас.
   Кайла непонимающе взглянула на Эрика. Тот подмигнул ей, но ничего не сказал.
   - Щто ви хатити? - с акцентом произнёс один из инопланетян и переплёл щупальца, видимо, выражая какие-то эмоции.
   - Всего лишь, чтобы вы ответили на несколько наших вопросов...
  
  
   - И вот, представляешь, Клацц, подметаю я территорию, как вдруг из этой вот трубки, будь она неладна, вылетают эти двое.
   - Какие?
   - Я что, рассматривал их? Да даже если бы рассматривал, толку от этого было бы ноль: эти земляне все на одно лицо.
   - Ага, точно.
   - Таки вот... эти земляне повели себя как полные психи: стали размахивать своими стрелялками - ну, теми, которые мы получили в предпоследней партии, - потребовали заложника и машину. Хорошо, что нашёлся змущщец, который понимал их рычание, и растолковал нам, чего они хотят.
   - Ну?
   - Ну что ну? Выдали им какого-то хлюпика, они приставили к его башке стрелялку и сели на бегунчанку.
   - Вместе с ним?
   - А то как же? Зачем бы он им тогда сдался? А так он у них был в качестве заложника - раз, плюс он рассказал им, как управлять бегунчанкой, - два. Долго, долго он им рассказывал - земляне, видимо, попались не шибко умные. Только представь: лететь через эту, жуть меня побери, гиперпространственную трубу, хоть и в спецкостюмах, но не соблюдая простейшей техники безопасности. Как их перекрутило, какими вымотанными они выглядели, какая жуткая одышка... Брр. Неприятное, скажу тебе, зрелище.
   - Дураки.
   - Дураки не дураки, а выжили, а выжили, значит, повезло - везучие, значит, попались, а это многого стоит.
   - Ну, а что потом было-то, после того, как они через трубу к нам попали, взяли за-лож-ни-ка и смылись на бегунчанке?
   - Ты не торопи меня, а то вообще ничего рассказывать не буду!
   - Ладно, ладно, Чванк, не кипятись.
   - И не думал. Я даже не нагрелся в процессе нашей беседы. Да, так вот... Как запрягли они бегунчанку, да как понеслись в Пустошь Пустынную, так за ними никто не поспел.
   - Почему это?
   - Почему-почему! А заложник им на что? Продырявим, сказали, малому башку, если погонитесь, угрохаем, так и знайте.
   - Точно психи какие-то ненормальные.
   - Ты не себя - ты меня слушай. И такого они, вишь, стрекача задали, что их и след простыл. И никто за ними не гнался. А когда начали поиски - ближе к вечерию уже, - поздно было.
   - В смысле?
   - В смысле, не видно ж ни жваха, да и бессмысленно гоняться за этими двумя отмороженными. Они, поди, давным-давно засели где-нибудь.
   - Где это?
   - Сам подумай! На ферме на какой-нить - тьфу, ох уж эти мне землякские словечки!
   - У милочки Зиззаззы?
   - Да хоть бы и у неё.
   - Так давай расскажем об этом ребятам из Розыска? Они все фермы прошерстят и вмиг этих двух отыщут.
   - Больно им то надо! Как будто ищейкам нашим больше заняться нечем. К тому же это ещё вилкой по луже писано, что отыщут: сколько уже времени прошло, а? Вот то-то и оно. Попили они, беглецы эти, нашей водички, черты их разгладились, изменились, стали красивее - попробуй их узнай. И на Земле-то родной их теперь, поди, не узнают, даже самые близкие собратья. Да и жизненных сил в их организмах добавилось, да и желудки их, надо понимать, привыкли уже к змущщской пище. Работают они на ферме какой и горя не знают, и беды, и, небось, растят своих маленьких землян. Вовеки веков никто их там не сыщет. А жизнь тамошняя, я тебе скажу, - малиника.
   - Ой ли?
   - Ой ли, ай ли, а я о такой жизни только мечтать могу. Эх, поехал бы я на своей бегунчанке далеко-далеко, оставил бы её в Пустынной Пустоши - чай, с голоду не помрёт, умеет сок из земли добывать, - а сам бы нанялся работником к какой-нибудь крале да помогал ей, как мог, да жили бы мы с ней припеваючи.
   - Ага, у нас тут красота. У нас это... ну, слово... когда всё хорошо и лучше не надо, земское такое словечко...
   - Рай.
   - Рай, точно. У нас же - рай. А на Земле что, а, Чванк?
   - Учитывая, что они оттуда сбежали?.. Не знаю я, ничего не знаю, так что отстань. Хм...
   - Что?
   - Я тут подумал... а я бы не прочь, наверно, на денёк-другой слетать туда, глянуть, так сказать, что там да как. Вдруг, не так уж там и плохо, просто они чего-то недопоняли.
   - А я бы с тобой смотался... в этот, как его...
   - В отпуск.
   - Во-во.
   - Ну, будем надеяться, когда эти двое - или сколько их там уже? трое? четверо? В общем, если захотят они вернуться на планету свою, то захватят и нас с тобой.
   - Бум наде, бум наде.
   - Угу. Ну, всё, хватит мести, передохнём давай. Уф... Гляди, что у меня есть.
   - Ух ты!
   - Я за это гору жемчужин отвалил барыге одному, но всё-таки достал.
   - С Земли?
   - Нет, с носа у тебя! С Земли, конечно.
   - А как это называется?
   - Сигареты. Хошь?
   - Давай. Думаю, вреда не будет.
   - А вот, гляди, какую штучку мне вместе с пачкой дали, бесплатно. Зажигалка, чтоб ты знал. Раз - и огонёк горит.
   - Вот ведь чудеса! - удивился Клацц, прикуривая и затягиваясь.
   - Говорю тебе, грядут великие перемены, - также прикуривая и затягиваясь, заявил Чванк.
   И как бы в подтверждение этой мысли два змущщца дружно закашлялись.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

21. Ты даже не почувствуешь

  
   - Если тебе сказали - ты женишься. Понял?
   Дэн ткнул Гэри ножом в спину. Самым кончиком, между лопаток.
   Гэри непроизвольно вскрикнул. Он обернулся - хотел сказать всё, что думает, без обиняков. Но увидел выражение лица Дэна.
   - Разве мы не друзья? - спросил Гэри и подобострастно улыбнулся. - А? Дэн, дружище...
   - Гэри... - Дэн опустил нож. - Конечно, мы друзья, только сейчас дело касается смерти...
   - Для тебя смерть - быть брошенным в яму с крокодилами! А для меня смерть - эта женитьба! - выкрикнул Гэри.
   - Гэри...
   - Я не хочу умирать!
   - Гэри, успокойся.
   - Нет, ты встань на моё место...
   - Даже не надейся. - Дэн снова поднял нож. - Ты пойдёшь, или тебя подтолкнуть?
   Гэри метнул в Дэна злобный взгляд. Который вдребезги разбился о полное безразличие.
   - Ладно, я иду. - Гэри поправил ворот рубашки. - Но ты... ты, Дэниэл, будешь долго...
   - Я всё понял. Прощай.
   - Прощай?
   - Скатертью дорожка.
   Гэри хмыкнул со всей возможной язвительностью. Но язвительность была показная. Руки у Гэри тряслись.
   - Нам повезло, что она согласилась пощадить нас, - сказал Дэн. - Для этого тебе надо всего лишь жениться на ней и жить с нею всю жизнь. Счастливо. Ну, разве не просто?
   Гэри промолчал. Он пригнулся, чтобы не удариться головой о дверной косяк.
   - Передавай всем привет, - сказал Дэн.
   Гэри ушёл.
   Дэн сел на кровать, положил нож.
   В груди кололо.
   За кого он больше волновался? За Гэри? За себя?
   Вряд ли он вообще за кого-то волновался. Им двигал страх. Животный, иррациональный, первобытный страх. Он просто боялся. Боялся и потому искал спасения.
   И он же не хотел умирать, верно?..
  
  
   Гэри вышел наружу. Он успел взглянуть на небо, на синее небо с редкими кучевыми облаками, прежде чем подошли стражники и повели его к Месту Бракосочетания.
   "Подожди, Дэн. Дай мне только выбраться, и тогда я... тогда мы поговорим. Дай только время. Сволочь, гад ты этакий... Ничего... Ничего, я и не из таких передряг выбирался. То есть мы выбирались... Мы? - Сознание Гэри наконец зацепилось за это слово, и он вдруг всё понял. Внутрь прокралась болезненная безнадёжность, а за ней - неизбежное одиночество. - Да, правильно: мы выбирались. Всегда - мы. Но теперь "мы" порознь. Дэн предал меня. А один я ни на что не способен... И Дэн тоже... Дэн! Да при чём здесь он?! Ведь этот чёртов трус и не хочет ничего делать! Ему проще пожертвовать мной!.. Нет... нет... я никогда отсюда не выберусь..."
   Стражники подвели Гэри к будущей супруге.
   Она улыбнулась ему из-под фаты.
   Гэри передёрнуло.
   Один из стражников ткнул Гэри копьём.
   - Ладно-ладно... буду вежливее.
   Гэри мысленно сжигал Дэна и топил его в болоте. Свежевал и разделывал.
   На трибуну взобрался священник. С трудом одолев последние ступеньки, он поправил рясу, раскрыл книжку в тёмном переплёте и стал читать. Медленно и нудно. Но эти тягучие, как плавленый сыр, мгновения были самыми счастливыми в жизни Гэри. Оно и понятно: дальше счастья не предвиделось...
  
  
   Дэн соскочил с кровати и бросил нож в половицу. Лезвие с глухим стуком вошло в старое, грязное дерево.
   Дэн быстро подошёл к окну и выглянул наружу.
   Он увидел Место Бракосочетания и тех, кто там стоял.
   Гэри, безвольно повесившего голову.
   Двоих стражников чуть позади. Они караулили жениха, чтобы не сбежал.
   А было от чего бежать.
   Невеста стояла справа от Гэри, слава богу, прикрытая фатой.
   Священник читал с трибуны слова, до которых, по большому счёту, никому не было дела.
   Всё по-людски.
   Омерзение проползло по позвоночнику Дэна и забралось в кишечник. Живот свело в приступе отвращения.
   Дэн отвернулся от окна и пошёл к кровати.
   В окно, подгоняемые ветром, влетали отдельные фразы, которые произносил священник. Фразы звучали очень тихо, разобрать их было невозможно.
   Дэн нагнулся и выдернул из половицы нож. Посмотрел на него. Так Дэн и стоял, а мысли его всё чаще возвращались к Гэри...
   Затем Дэн вдруг рванулся за шляпой, надел её и стремглав выбежал из хижины.
   Место Бракосочетания совсем рядом, можно успеть...
  
  
   Священник прошваркал последние слова и предложил невесте с женихом обменяться кольцами.
   Гэри взял золотистый кружок и с безразличием посмотрел на него.
   Когда подбежал запыхавшийся Дэн, Гэри взглянул на него лишь мельком. И как-то отстранённо.
   - Поздновато ты, - сказал Гэри. - Священник уже объявляет нас мужем и женой, и...
   - Нет!
   Дэн размахнулся и метнул в невесту нож.
   Один из стражников тотчас среагировал. Он подпрыгнул метра на три, сделал кувырок в воздухе и приземлился рядом с невестой. Ухмыльнувшись, стражник показал Дэну его нож.
   Дэн тихо выругался.
   Гэри посмотрел на друга и пожал плечами: поздно...
   Второй стражник подпрыгнул к Дэну и ударил его палицей по голове. Дэн начал оседать. Стражник подхватил его и поволок прочь, оставляя в траве неровную борозду. Доспехи на сгорбленном теле стражника негромко бряцали; шлем чуть сдвинулся на бок.
   Невеста улыбнулась Гэри - он видел эту улыбку даже под фатой.
   Сердце точно облили жидким азотом.
   Гэри закрыл глаза.
   Невеста откинула фату.
   - Мой миилый, кваа! - донеслось из её громадного, зелёного, склизкого рта. - Поцелуй меняа! Не бойсяа, всё будет хорошоо, кваа. Ведь я младшая из трёх сестёор, ква. Я выезжала на конеэ в полеэ. Я пускала стрелуу. Я пошла за неэй, ква. Я отыскала тебяаа. Любиимый, кваа. Не бойсяа: когда я тебя поцелуую, ты сбросишь свою ужаасную человеческую оболоочку и превратишься в одногоо из наас. В прекраасную лягушку. Так говорится в легеэнде, ква. Поцелуй меня, любиимый. Кваа, кваа...
   Сознание Гэри заволокло туманом. Мир накренился, вздрогнул, и земля ушла из-под ног.
   Гэри упал и больно ударился головой. Его сознание дало течь и с каждым мгновением всё глубже погружалось в реку беспамятства.
   Что-то бело-зелёное нагнулось над неподвижным человеком. Раскрылся огромный, омерзительный, чёрный зев. И стал медленно приближаться к Гэри...
   Поцелуя он не почувствовал.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

22. Что случилось в начале

   Здание стояло здесь давно, просто его никто не видел. И это было странно. Как можно не заметить такое Здание: высокое, величественное и белоснежно-белое? От него исходил свет, который нельзя ни украсть, ни спрятать. Настоящий и удивительно чистый. Свет был настолько чист, что не скрадывал истинной сути вещей, не изменял их форм, но, попав в него, все предметы и существа делались вдруг... реальными. Иногда, на фоне всей остальной реальности, они выглядели такими яркими и понятными, что казались неправдоподобными. И что удивительно: чем больше свет изменял этот мир, тем сильнее становился. Он должен был тратить свою энергию, истощаться и блекнуть, а он, напротив, разгорался всё ярче. Не только мир был нужен свету, но и свет - миру.
   Однако...
   Время шло, и ни Здание, ни Свет ничего не могли с этим поделать. Они не понимали, что это - Время, но вынуждены были ему подчиняться. А вернее, тем, кто его придумал.
   Когда-то очень и очень давно в любом уголке мира можно было найти белоснежное, лучащееся светом Здание. Не большую искусственную коробку, но нечто живое. Дышащее. Пусть даже с правильными формами. Но Время, как это у него заведено, всё расставило по своим местам.
   На смену Зданию пришли Дома.
   На смену белому - серое.
   Существа покинули Здания и поселились в домах. Мир стал шумным, интересным и весёлым. Существа не терпели скуки. Они смотрели на Здание и думали: да, оно красивое, но это древняя красота. Да, нас тянет к нему, но дело лишь в привычке. Существа этого мира любили разглядывать всё через призму красоты и влечения. И жили в одиноких серых домах.
   Никто не пришёл, чтобы разрушить Здания, и этого было достаточно. Они почувствовали, что больше не нужны. Что нет надобности ни в них самих, ни в их свете. Они склонились над голой землёй, над остатками пожухлой травы, которую поглотили серые Дома. И сами съёжились, высохли, обратились в прах. Чудесные белые розы сбросили свои лепестки и вернулись туда, откуда начали свой путь. Откуда по своей воле им никогда не вернуться.
   А существа веселились и суетились, и разными звуками наполняли мир. Какое им дело до Зданий, которые построил кто-то другой? Срок вышел, и с этим бесполезно спорить. Честно говоря, существам было всё равно. У них хватало своих забот, своих увлечений и радостей, своего горя. Всё, даже несчастья, они привыкли оставлять только себе. А Здания хотели поделиться с ними светом. Они звали существ - в последнюю минуту, всё больше клонясь к земле, Здания звали. Они хотели делиться, потому что знали: иначе не выжить. Они стремились передать Знание, которое стало их основой, их смыслом и целью. И они звали. Здания Знания...
   Их никто не услышал.
   Здания исчезли, а существа прошли по их могилам и построили на них Дома. Шум усилился. Мир терял объёмность, приобретал пустоту. Деревья и трава поменялись местами с бетонными плитами. Плиты укладывали одна на другую, пока не получалось Лже-Здание. Конечно, никто не произносил вслух этого названия, ведь никто не помнил настоящих Зданий. Но это не помешало тёмным и мрачным, монотонным и разноцветным подделкам расселиться по миру. Они регулярно давали приплод и веселили существ или огорчали их. В общем, они не давали им скучать. Существа добились своей цели - они воцарились в мире и диктовали ему свои условия. У них всё было.
   У них было всё - кроме какого-то пустяка, мелочи, песчинки. Вот почему в их душах разверзлись огромные дыры. Существа скучали и не понимали причины этой скуки. Они строили новые Лже-Здания, но скука усиливалась. Они шумели, лили грязь, ломали и корёжили - и скука отвечала им тем же. Они пытались побороть её, но вместо этого взращивали. Скука всегда сидела в них, как в любом живом существе сидит память о неизбежном забвении, только теперь её ничто не сдерживало. Ей не нужно было делиться, ей не требовались внимание и опека - она росла сама по себе. Тела существ были маленькими и непрочными, они плохо сдерживали скуку. И она, став большой и сильной, начала размножаться. Переселялась из тела в тело, бросая в душу тонкие семена с острыми краями. А немного погодя, прорвав оболочку, чахлые ростки пробивали себе путь к свету. Свету, которого уже не хватало на всех, ведь скука забирала его. Она питалась им, высасывая из тяги к жизни все соки.
   Свет, падавший с неба, стал блекнуть.
   Ростки скуки крепли и развивались.
   На мир опустились сумерки. И тогда скука поняла, что побеждает, и дети почувствовали радость своей матери. Растения-монстры поедали изнутри своих создателей, и жадным отросткам, тугим и цепким лианам, становилось тесно в двуруких и двуногих, прямоходящих телах. Скука, исподволь завоевавшая мир, искала способ вырваться наружу. Выбраться из оболочки и свести счёты с жизнью. Избавившись от неё, скука навсегда лишила бы мир света и погрузила его в нечто чёрное, густое и безнадёжное. В то, что текло по её венам, заставляло её идти вперёд.
   Наступил вечер, и скука поняла, что она на полпути к победе. Если бы только втянуть в себя весь свет и впрыснуть на его место чёрную жижу, которой она будет питаться до скончания веков. Если бы только...
   ...А где-то в лесу, в той части мира, где ещё остались леса, стояло Здание. Величественное, но не гордое, красивое, но не фальшивое. Оно слышало о гибели своих собратьев, о существах, построивших на их останках шумное царство, и о скуке, которая подчиняла себе всех и вся. Это было молодое Здание. Оно не успело столкнуться со многими проблемами, которые искусно прятались в туманной дымке действительности. Оно верило в себя и знало, какой силой обладает. Тот, кто построил Здание, заложил в него свет, а этот свет невозможно спрятать.
   Здание взглянуло на небо и снова увидело толстую материю. Кто-то лёгкой рукой набросил её на мир, погасил свет, призвал холод и тучи. Это не он, с любовью и тщанием, возводил Здания и вдыхал в них жизнь. Кто-то другой решился на это. Решился, потому что ему помогли. Ему дали волю. Существа... их скука...
   Когда-то Здание вынырнуло из тихого омута небытия, спаслось, уцелело - теперь оно хотело отдать долг. И оно взывало к существам, посылало им свой свет. Оно испускало лучи ослепительного белого света, и он пролетал над иссушёнными реками, над выжженными лесами, над мёртвыми долинами, чтобы потом вернуться к Зданию. И не принести с собой никакого ответа.
   Здание не сдавалось. Вновь и вновь оно громко звало, ярко светилось, изо всех сил надеялось. Тучи сгущались, ветер стих, холод превратился в мороз - а оно звало. Оно не сдавалось. Тяжело было вначале, потом стало чуть легче, но сейчас, когда силы его были на исходе, каждый крик вызывал у белоснежного Здания жуткие муки. Оно звало... звало... звало... Умоляя себя не сдаваться, исторгая последние частички жизни, искрящиеся и светящиеся, оно звало. Здание ссыхалось, съёживалось. Его стены перекосились, и их вдавило внутрь. По нему пошли пятна, забивающие и загрязняющие его природный белый цвет. Здание согнулось в вечном уродливом поклоне.
   Покорно склонило голову. Глаза обесцветились. Дыхание почти остановилось.
   В последней попытке Оно открыло беззубый рот, но сумело издать лишь слабый хрип.
   Голова упала на старческую грудь. Безнадёжность и бессилие сковали все члены.
   Здание покорно ждало последнего знака.
   И вдруг... Точно лёгкий ветерок пробежал по зелёным листикам, перебрал их и сыграл звонкую, весёлую мелодию. Точно с неба, презрев тучи и мрак, прилетел хрустальный солнечный лучик. Точно новорождённый ребёнок открыл свой маленький ротик и закричал.
   Зданию ответили.
   И оно уже не могло позволить себе уйти.
   Голова поднялась. Тело выпрямилось. Грудь вздымалась часто и ритмично.
   Здание ответило на зов. Прислушалось. Отклик донёсся издалека, словно с другого края мира. Но это было неважно. Здание слышали! И оно звало. Без устали, без остановки призывая эту далёкую искорку, притягивая её к себе.
   Страх, что ему не ответят, прошёл. Здание распрямилось и до краёв наполнилось светом. Вечномолодое, поразительно красивое, ослепительно сияющее. Такое, каким оно и должно быть.
   И вот зашуршала трава, раздвинулись ветки, и на площадку перед Зданием выбежало существо. Оно тяжело дышало. Зданию не терпелось заговорить с ним, задать вопрос, но оно сдерживало себя. Существо подняло голову, и в глазах, обращённых к Зданию, читались удивление, восхищение, радость.
   - Я нашло тебя! - крикнуло существо.
   И тёплая волна пробежала по Зданию. Оно было в восторге от этого ощущения. Оно делало то, ради чего было создано, и испытывало то, что должно было испытывать.
   - Ты нашло меня, - ответило Здание.
   - Кроме меня, не осталось никого, кто бы верил.
   - Я знаю это.
   - Я умирало от голода, выбилось из сил, я потеряло надежду... но не веру. Я двигалось вперёд, забыв о себе, о страданиях мира и о собственных муках, забыв обо всём. И вот я здесь. Я нашло тебя, нашло!
   - Иди же!
   Двери распахнулись, и поток света вырвался наружу - как долго он ждал этого момента. Как долго Здание и существо были вынуждены ждать.
   Существо - в синяках и ссадинах, худое, уставшее и одетое в лохмотья - сделало первый шаг. Оно переставляло непослушные ноги, и улыбка не сходила с его лица. А когда оно вошло внутрь, двери не закрылись. У Здания забрали его одиночество, и оно было благодарно за это. Белый свет, льющийся из дверного проёма, стал ещё ярче. И существ влекло к нему - как раньше. Множество прямоходящих существ.
   Свет, чудесный, поразительный белый свет, свет Знания начал свой бесконечный путь.
   Прошло много времени, и много чего случилось. Появились новые Здания. И перед существами открывались двери, и они входили внутрь. И вечер сменился сумерками, а затем и днём. И на небе стало меньше туч. И скука поняла: ничто не достаётся даром.
   И была война. И был мир.
   Но всё это было потом.
   А в начале была Жизнь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

23. Делайте ставки!

  
   Ложь сладко потянулась и поудобнее устроилась на ветке дерева. Дул приятный июльский ветер, свежий и не холодный, обманчивый: недостаточно сильный для того, чтобы спрятать её, ложь, от миллиардов и миллиардов потенциальных ушей всех живых существ, но и не настолько слабый, чтобы её не слышали ясно, отчётливо... С таким ветром она могла пробраться в любые уши.
   Неправду говорят, будто бы ложь не имеет отношения к животным. Ложь и борьба с ней - сила, управляющая Вселенной. Ложь, поскольку была ложью, хорошо знала правду.
   Ложь размечталась. Вот бы слететь с ветки, всосать в себя весь ветер со всей его силой, набухнуть, объять собой Земной шар, подчинить его своей воле, набраться энергии ото всех тех, кому не повезло жить на планете, - и устремиться дальше, в космос, чтобы...
   Но ложь понимала, что такого никогда не случится. Ложь, поскольку была ложью, знала и неправду.
   Но ведь люди-то способны заблуждаться даже на этот счёт...
   И только тёплая волна самолюбования и самопоклонения обволокла её, как чей-то приглушённый и заторможенный голос раздался над самым её нематериальным ухом:
   - Эээ. Не помешаю... а?
   Ложь обернулась и увидела сидящую рядом глупость. Эта встреча не доставила лжи удовольствия.
   - Нет, конечно, всегда тебе рада, - привычно соврала ложь; краснеть она никогда не умела.
   - Знаешь... ммм... эээ... знаешь?
   - Знаю, - снова обманула ложь.
   - А я нет, - быстро сказала глупость и отрывисто, дисгармонично загыгыкала.
   Ложь почувствовала себя неуютно. Сидеть рядом с глупостью, которая врала не ради высокого искусства, а по природной и достойной величайшего сожаления глупости, было очень, очень противно.
   "Ладно, у каждого свои недостатки, надо с ними мириться", - подумала ложь - себе она тоже не любила признаваться в правде. Особенно себе. Хоть и хорошо, как известно, правду знала.
   - Докажь, я умная? - ни с того ни с сего ляпнула глупость.
   - Нет, это я дура, - в тон ей ответила ложь.
   - Гы-гы-гы. Гы-гы?
   - Гы.
   - Гы... Эээ...
   Глупость умолкла, исчерпав на время темы разговора. Она стала прислушиваться к Окружающему - вдруг оно подскажет что-то, чему можно безоговорочно поверить и что можно выдать за своё. Окружающее молчало, занятое более важными делами, чем глупость. Его было слишком много, чтобы оно ещё тратило себя на всяких глупостей.
   - Я тебе... того... не надоела? - глупость была в ударе.
   - Разве ты можешь надоесть? - умно и уклончиво ответила ложь.
   - Нуу... ээ... конечно... нет! - почти выкрикнула радостная глупость.
   - Ну вот, видишь...
   - Что?
   Лжи захотелось оказаться в другом месте.
   "Какой ужас, - подумала она. - Я всегда была сама себе кумиром и считала, что хуже меня лжи быть не может. Но враньё глупости, глупое враньё... даже мне от него становится не по себе. Вот бы она улетела туда, откуда явилась, и поскорее".
   - О... смотри... Это...
   - Что ты говоришь?
   - Этот... ну... идёт к нам...
   - Этот?
   - Ну, эта... живая. Не такая, как мы.
   - Женщина?
   - Да не, летит!
   - Ты сказала, идёт.
   - Ну, по воздуху в смысле... Летит. Вот.
   Ложь повернула голову.
   - Сорока?
   - Всем прривет! - поздоровалась сорока.
   - Привет, сорока.
   - Ээ, привет.
   "Ещё один весёлый компаньон", - грустно и лживо подумала ложь, но на этот раз неправда была оправданной - ведь за иронию редко кого упрекают. Ирония свойственна жизни, какой смысл упрекать жизнь в том, что она жизнь?
   - Присаживайся, - ложь указала рукой на свободное место.
   - Я уже, - сказала ворона.
   - А тебя разве приглашали?
   - Конечно. Я всегда прриглашена.
   - Тебе это кто-то передал?
   - Зачем мне передавать - я сама прринесу всё, что мне надо. На хвосте.
   - Ты молодец, - без какого-либо сарказма заметила ложь, и сейчас ей, родившейся одновременно с умением врать, действие это не доставило никакого удовольствия.
   - Эээ.
   - Прошу вас.
   - Ээ... только после вас, - сострила глупость и вдруг почувствовала себя неуютно - шутка на сей раз скорее удалась, а всё умное глупость смущало и казалось ей ужасно глупым.
   Сорока презрительно каркнула, но глупость её не поняла, а ложь сделала вид, что ничего не услышала. Решив покрасоваться, сорока перелетела на соседнюю ветку, где уселась напротив лжи и глупости - создавался эффект трибуны: знаменитый оратор сорока произносит свои пламенные речи перед преданными слушателями.
   - Слышали последнюю новость? - противно каркнула знаменитый оратор.
   - Какую? - уточнила ложь.
   - Эээ.
   - В мирре все живут счастливо, прросто не подозрревают об этом. Вот так!
   - Это кто тебе сказал? - поинтересовалась ложь. - Я не говорила.
   - Я же объясняю, мне никто ничего может и не говоррить...
   "...я сама всё придумываю и приношу, - мысленно закончила за сороку ложь. - Это что же получается: ложь глупости достойна сожаления из-за глупости, а глупая сорокина ложь, её сплетни и слухи, которые она распускает, будучи совсем не глупой, вызывает омерзение?"
   Ложь подумала, что слишком частые размышления на эту тему заставят её возненавидеть саму себя, и решила порассуждать о чём-нибудь другом.
   Сорока тихонько - чтобы никто не заметил - помахивала хвостиком, распространяя аромат своей бессмысленной, не обосновываемой даже глупостью лжи по свету, пользуясь безотказностью парящего тут и там летнего ветра.
   "Чёрт знает как занесло меня сюда, а теперь уже не выбраться...", - ложь потянуло на пространные философские рассуждения, и это было самым ясным сигналом призадуматься: может, действительно что-то не так?
   Но сегодня найти решение было не суждено.
   - Какая тёплая компания. Как я рад всех вас видеть. Моя милая глупость... моя лучшая подружка сорока... о, ложь, дорогая, как давно я тебя не видел. Здравствуйте, дамы, поклон вам.
   "Чёрт! Только тебя здесь и не хватало. Сук обломится, а мне рано становиться героиней анекдота", - зло подумала ложь, но произнесла совсем другое:
   - Привёт, чёртик, как поживаешь? Дай чмокну тебя, что ли, в щёчку. Так давно не виделись. Как ты? Выглядишь превосходно!
   "Урод уродом", - не унимались мысли.
   - Ты всё такая же веселушка и шалунья, моя маленькая ненаглядная ложь. - Слова чёрта звучали елейно и лицемерно, но при этом - искренне, и ложь подумала, что это, наверное, наихудшая разновидность обмана.
   - Да и ты не отстаёшь, рогатый ты мой.
   "Кем-то оброгаченный. Когда же ты заткнёшься, и я от тебя, а заодно и ото всех прочих отдохну?"
   "На том свете отдохнёшь", - лукаво подумал чёрт и подмигнул лжи.
   Ложь не смутилась. Она знала об этой его особенности, но в обществе правдой было не то, что думалось, а то, что сказывалось. Условности в коллективе намного важнее здравых рассуждений.
   "И безопаснее, кстати говоря", - мысленно заметил чёрт и опять заговорил вслух:
   - О чём беседуете?
   - Да вот, только что тебя вспоминали. 100 лет проживёшь.
   - Эээ. Или больше, - добавила молчунья глупость.
   "Это точно", - мысленно согласились ложь и чёрт, переглянулись, но как всегда ничего друг другу не сказали.
   - А где же ваши подружки лицемерие и трусость? Я по ним соскучился.
   - Какая... ээзелёная листва.
   - Ээпрравда.
   Беседа зашла в тупик.
   Ложь выглядела потерянной.
   Однако никто, естественно, не замечал ни того, ни другого. Обычное дело...
   - Ладно, я, пожалуй... - ложь привстала и приготовилась взлететь, но что-то её остановило. - Эй, что это?
   Её собеседники, кто пытливо, кто любопытно, кто бездумно, уставились на приближавшуюся к дереву чёрную точку.
   - Бу-бу-бу, - сказала точка.- Бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу.
   - Это... - промолвила ложь.
   - ...И это сюда, - с этими словами точка, превращаясь из чёрной в разноцветную и из точки - в овал, слегка сместилась в сторону и что-то выпростала из себя.
   - Ээто...
   - Так... не то... фоне дерева... почему бы... передвинуть... камеру... - Точка неумолимо наращивала гуманоидность.
   - Это журрналист! - громко вскаркнула сорока, но чёрт тут же зажал ей клюв.
   Ух. Кажется, её не услышали.
   Ложь с ужасом смотрела на человеческую фигуру и понимала всю свою бессмысленность. Даже если она исчезнет из Мира, останется ОН...
   - Сиди тише, может, не заметят, - шепнул чёрт сороке.
   - Раньфе не зафефяли, - ответила та сквозь фиксировавшую ей клюв чёртову руку.
   - Рядом с ложью всегда надо быть начеку.
   Ложь насторожилась, но внезапно с изумлением поняла: имели в виду не её.
   Неужели она - ненастоящая? И все те, кто сидят рядом и лгут, каждый по-разному и все лучше друг друга, - тоже? Неужели настоящая Ложь - иного рода?
   - О-ё-ёй...
   - Эээ. Мама.
   - Ррвём когти!
   "Так вот почему я ненавижу и боюсь их столь сильно! А я-то ломала голову. Так вот почему..."
   "Эй, ложь, кончай философствовать, бежим отсюда на счёт "три"".
   "Посидим тихо, - мысленно отмахнулась ложь, - может, нас и не заметят".
   "Ты не понимаешь: там не один - там два журналиста", - голос чёрта, даже мысленный, был чересчур вкрадчивый и тихий.
   Ложь напряглась. Она боялась услышать продолжение.
   "И они снимают репортаж! Представляешь, что будет, если мы попадём в кадр? Как они всё извратят! Выставят нас уродами, чудовищами!.."
   В один миг ложь, глупость, сорока и чёрт сорвались с места.
   Запахло сенсацией, и журналисты, со всяческим оборудованием наизготовку, это почувствовали. Сработал один из древнейших рефлексов. Журналисты вскинули головы и стали высматривать свою цель - ложь...
   Если повезёт, они не заметят четырёх старых друзей. Если повезёт, они соврут насчёт чего-нибудь менее важного.
   Делайте ставки, господа!
   Но помните: зрение развивается быстрее разума.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

24. Мир-песчинка и жители-лилипуты:

Правила ухода

  
   Три трахбанца стояли на длинном красном ковре, зажав шлемы под мышками. Двое смотрели в пол, третий - прямо перед собой. Смело и уверенно. Может быть, потому, что была женщиной.
   А ещё - красивой женщиной, с трахбанской точки зрения.
   А ещё - подругой начальника.
   Начальника звали Агр-анк. Он был существом добрым, но всегда следовал инструкции. Единственной, кто мог заставить его забыть о правилах, была Чуанн. Его подругаа, вон та, о которой я только что говорил.
   У Чуанн было двое помощников - Шинь-У и Сгинк. Первый - язвительный тип, пофигист и обжора; второй - стеснительный и добродушный, давно влюблённый в Чуанн.
   "Пойми, Чуанн, - телепатировал Агр-анк, - если бы дело касалось только их, я бы мог что-нибудь сделать..."
   "Я понимаю, - ответила та. Она даже думала, как лидер. - Я тоже не хочу, чтобы тебя обвинили в предвзятости. Ты прекрасный работник и не заслуживаешь этого".
   "Но что мне делать, любимая?"
   Чуанн вздохнула и развела зелёными руками.
   Шинь-У обернулся.
   - Кажется, наши голубки о чём-то воркуют.
   - Но они же молчат?
   - Телепатия, Сгинк, телепатия. Ты трахбанец или нет?
   - Ах да... То есть, я трахбанец, но я хотел сказать... Да-да, я всё понял.
   Чуанн опять вздохнула и развела руками.
   - Решай, милый. Я тебе доверяю.
   Агр-анк знал, сколько неприятностей свалилось на нежные плечики его возлюбленной, когда она стала работать вместе с этими двумя. Начиналось всё неплохо. Чуанн, Сгинк и Шинь-У были межгалактическими инженерами: чинили сверхновые и чёрные дыры, латали космическое пространство, ремонтировали пульсары. В общем-то, всё было здорово. Но продолжалось недолго. До того момента, когда Сгинк по ошибке вылил оживляющее вещество на искусственный спутник. "Оживлялка", как её называют инженеры, восстанавливала материю космических монстров и насыщала их громадные, полупрозрачные тела энергией. Во Вселенной - дефицит монстров. Новых рождается всё меньше. В чём тут дело? Может, в мировом подсознании? Жители Вселенной не хотят, чтобы их планету или звёздную систему съели и переварили, и думают: как бы было хорошо, если бы все эти жуткие монстры вдруг разом исчезли. И они правда стали исчезать. Растворяться в породившей их межзвёздной бесконечности. Только вместе с этим снизилась их рождаемость. Но так дело не пойдёт. Если не останется космических монстров, кто будет контролировать рождаемость галактик? Кто будет поедать лишние солнца и ненужные туманности? Короче, используя новейшее (и, заметьте, очень дорогое) оборудование, трахбанцы находили издыхающих монстров. Окропляли их "оживлялкой". И, вуаля, дыры на телах затягивались - монстры возвращались к жизни. Конечно, они проживут не больше 100 миллионов лет, а когда опять начнут подыхать, их придётся снова оживлять... Но что поделаешь, такая работа. И за неё неплохо платили.
   Да. Но тут Сгинк постарался и всё испортил. Сначала он пролил кофе на пульт (тот самый, очень дорогой), а потом - "оживлялку" на спутник, который летал себе вокруг планеты и никого не трогал.
   Чуанн в красках представляла себе такую картину.
   Один астронавт кричит другому:
   - Эй, Сэм! (Или как там зовут этих странных инопланетян?)
   - Что?.. О, чёрт! Что это за хрень?!
   Это было последним, что они сказали. "Оживлялка" покрыла собой спутник, оживила его. У спутника выросла кожа, конечности, он увеличился в размерах. Он открыл огромную зубастую пасть. Его внутренние органы заработали, переваривая всё, что можно было переварить. Включая астронавтов. Спутник был бездушным и искусственным долгие годы - неудивительно, что он ужасно проголодался.
   Когда от астронавтов ничего не осталось, кроме чистой энергии, спутник заревел бешеной кометой и бросился на планету. На ту самую, на которой его построили. На планете жили прямоходящие, смахивающие на приматов существа. Они назвали планету Глиной и считали, что это очень хорошее название.
   Только название от планеты и осталось.
   В Панвселенском Справочнике есть запись: "Планета Глина, годы жизни ок. 1746479 - ок. 2748559". Умри молодым, как говорится... Эта планета умерла.
   А вместе с ней погибла надежда Чуанн на светлое будущее. Их разжаловали, и из уважаемых, обеспеченных межгалактических инженеров они превратились в космических гробовщиков.
   Не всем трахбанцам хотелось после смерти гнить на родной планете. Кто-то мечтал изжариться на звезде, на другом краю галактики. А кто-то написал в завещании, чтобы его тело отправили в нескончаемое путешествие по гиперпространству. Все трупы помещали в специальные камеры с прозрачными экранами. Включали систему, которая сдерживала разложение, намывала и натирала, причёсывала и сбрызгивала покойничков лучшими духами. Что подумают другие существа, когда случайно натолкнутся на твой гроб и увидят твоё разложившееся, неухоженное тело? К таким вещам нельзя относиться наплевательски!
   Чуанн попыталась выяснить, кто испортил дорогостоящее оборудование и родил на свет ещё одно чудовище-мутанта. Как будто их и без того мало.
   - Чуанн, я сам не понимаю, как это произошло, - уверял Сгинк. Когда волнуется, он начинает тарахтеть почище пулемёта. Вот и сейчас тараторил без умолку. - Мистика, честное слово. Что могло случиться? Наверное, в системе произошёл какой-то сбой...
   - Ага, - подал голос Шинь-У. - На пульте сама собой образовалась лужа кофе, который никто не проливал, когда не рассматривал фотографии Чуанн.
   - Я не... Шинь-У, ах ты!
   Добряк Сгинк набросился на Шинь-У с кулаками. На кону - честь его возлюбленной, которой до стеснительного трахбанца нет никакого дела. Но принципы не признают здравомыслия и логики.
   Чуанн разняла дерущихся. Точнее, оттащила Сгинка от Шинь-У, пока тот, зажав его голову под мышкой, не защекотал приятеля до смерти. Влепила обоим по затрещине.
   На следующий день состоялось заседание комиссии по ЧП. Оно длилось несколько секунд.
   - А-а, всё понятно, - протянул председатель. - Разжаловать в гробовщиков и выдать по лопате.
   Чуанн уважала начальство, но всё-таки эта шутка ей не понравилось. К счастью, вскоре председателя вместе с его двумя любовницами, незарегистрированной межпланетной яхтой и сорока миллионами, "заработанными" на взятках, сожрал космический монстр. Только он был каким-то странным: из уха у него торчала антенна, он крутился вокруг собственной оси и вообще был похож на мутировавший спутник...
   Но наша троица развозила трупы недолго. Недели три, что ли. Чуанн, Сгинк и Шинь-У распрощались с формой гробовщиков и... Они стали работать без формы. Уважение окружающих, как полоска градусника, даже не поползло вниз, а моментально рухнуло и оказалось у самой нижней отметки.
   Платили бравой троице всё меньше. Теперь они перераспределяли души, и это была та ещё работёнка. Мотаешься из одного конца Вселенной в другой, чтобы вынуть душу из одного глупого существа и засунуть в другое. Да, работа нужная. Но таких команд-перераспределятелей - миллиарды. Триллионы. А Чуанн, как и любой лидер, хотела быть лучшей, исключительной, незаменимой. Благодаря Шинь-У и Сгинку все её мечты полетели в бездну первородной пустоты.
   После пересадки душ они занялись развозкой мыслей. Потом чистили и заправляли звездолёты. Потом нумеровали метеориты. Раздавали листовки и расклеивали объявления. О, как Чуанн надоело гоняться за межзвёздными лайнерами и, включив громкую связь, повторять одно и то же:
   - Покупайте продукцию компании "Общепит-иммуно-дестрой"! Покупайте продукцию компании "Общепит-иммуно-дестрой"! Покупайте продукцию компании "Общепит-иммуно-дестрой"!..
   Было ещё что-то. Но они работали рекламщиками. Разве есть профессия хуже, скучнее, отвратительнее? Хорошо, что рядом был Агр-анк, который поддерживал её всегда и во всём. Чуанн ведь могла потерять уважение к самой себе, а для женщины, как известно, нет ничего хуже.
   - Всё будет хорошо, дорогая.
   - Угу.
   И им всё угукалось и угукалось. То Сгинк что-нибудь перепутает, то Шинь-У забудет о какой-нибудь незначительной детали. Типа, не клеить листовку на эту летающую перегородку, потому что материал, из которого она сделана, вступает в реакцию с трахбанской бумагой, и...
   Прилетали пожарные, тушили новый Апокалипсис, забирали с собой остатки галактики. Трахбанцы - опять на ковёр. Заседание, ещё короче предыдущего. Снова понижение - / Снова унижение.
   Но Чуанн уже привыкла к своей судьбе. А точнее, к судьбе двух неудачников, толстого и закомплексованного, которые навязывали ей свои судьбы.
   "В конце концов, всё могло быть ещё хуже", - подумала она.
   Реальность прислушалась.
   НИКОГДА не говорите, что всё может быть хуже. Не подсказывайте реальности. Слышите?
   Но Чуанн была так измотана, что забыла об этом правиле.
   - Всё могло быть ещё хуже, - сказала она Агр-анку, прижимаясь к нему под скатом-одеялом. - Как вспомню об этих ужасных днях, когда мы расклеивали объявления. Кричали что-то существам, которым было на нас наплевать. Для которых мы были назойливыми зелёными мухами. Рекламщик... Нет ничего хуже этой профессии.
   Агр-анк обнимал и целовал, и успокаивал её.
   Но Чуанн ошибалась: было ещё одно занятие. Настолько утомительное и тяжёлое, что о нём даже не хотелось думать. И тем, кто делал это, ни шкванка не платили. Но почему? Если бы никто этим не занимался, на Трахбании не осталось бы ни одной живой души.
   Но так уж получилось: чем хуже и важнее профессия, тем меньше зарплата и общественное признание. А если ты работаешь бесплатно, на, так сказать, оголённом энтузиазме, считай, ты забрался на вершину.
   Лечить планеты. Вот что ждало их в ужасно недалёком будущем. Ставить бедненьким планеткам градусники, делать уколы... Растирать океаны мазями и прочищать жерла вулканам... Посыпать воздух антиаллергическим порошком... Немного переборщишь с дозой - и бай-бай. Начнётся извержение или землетрясение, или ещё какой-нибудь катаклизм. Или всеядная планета сожрёт тебя вместо обеда. Или провалится в разрыв реальности и потянет тебя за собой. Или попросту взорвётся, и от этого взрыва сдетонируют звёзды и другие планеты, и...
   Да что угодно может случиться. Но этим ребятам ведь никто не платит, так? Значит, они либо неудачники и неумехи, либо родились в бедной семье. Поэтому их не жалко. Найдём других. Такого добра у нас навалом...
   - Как же это произошло? - спросил Агр-анк.
   Чуанн прочла в его глазах любовь и сочувствие. На которые она всегда могла рассчитывать..
   Ответ Чуанн был подробным и бесстрастным. Она знала, что, если трахбанец не справляется с работой, за которую ничего не платят, его высылают с планеты. Дают старенький корабль и небольшую горку еды. Пусть найдёт себе мирок, где его раздолбайство или нищета - нужное подчеркнуть - придутся кстати...
   Шинь-У изучал занавески с красивым узором. Сгинк смотрел под ноги и то сплетал длинные пальцы в замок, то теребил себя за щёку.
   Казалось, во Дворце наступила абсолютная тишина. Замправителя Агр-анк внимательно слушал спокойный голос любимой и наслаждался им, и винил во всём себя.
   "Это я убедил Хартха, правителя Трахбании, отдать Чуанн и её команду под моё начало. И не уследил. Что же теперь делать?.."
   - Это был наш первый вылет, - рассказывала тем временем Чуанн. - Наверное, Сгинк и Шинь-У договорились заранее - я имею в виду, не откладывая дело в долгий ящик разрушить мою жизнь. Немедленно. Окончательно и бесповоротно...
   Планета называлась Чризгелль-3, и у неё был розовый коандуляционный синдром. По её поверхности, подобно раковым опухолям, разрослись государства. Которые, вместо того чтобы скинуться и вылечить родную планетку, выясняли, кому достанутся последние капли нефтянки. Её запасы истощались, а существа, населявшие планету, были настолько недалёкими, что даже не пытались найти другого топлива для своих мобилей, лётов, фабрик и всего остального, механизированного и роботизированного.
   Когда океаны порозовели и превратились в раздражённую жижу, когда на полях выросли странные плотоядные цветки, которые пожирали сами себя, когда толстые линии опоясали и сжали планету, из-за чего у той начались приступы землетрясений и ядерной боли... В общем, цари, кесари и президенты поздновато спохватились.
   Один из больших начальников позвонил в "Бригаду Помощи Планетам" и начал кричать, ЧТО ЧРИЗГЕЛЛЬ В БЕДЕ! СИТУАЦИЯ КРИТИЧЕСКАЯ! ПРИШЛИТЕ КОГО-НИБУДЬ НЕМЕДЛЕННО!
   Как вы понимаете, только одна бригада была свободна (потому что ей ничего не поручали). Её-то, в составе Шинь-У, Сгинка и Чуанн, и отправили лечить захворавшую планетку...
   - По-моему, мы зря припёрлись, - проворчал Шинь-У. - Посмотрите на неё. Она вот-вот кольца откинет.
   Чуанн сделала вид, что никто ничего не говорил.
   - Сгинк, - командирским тоном сказала она, - садись за пульт управления "лечилкой".
   "Лечилка" была очень сложным и, конечно, дорогостоящим устройством. Наверное, это такой вселенский закон: доверять самым безответственным самые ответственные дела. Да, здесь Чуанн допустила промашку, но она была слишком зла на свою команду и на себя, чтобы понять это.
   Озарение наступит через каких-нибудь 3 минуты.
   Уже через 2:55...
   Сгинк плюхнулся в кресло и положил руку на рычаг.
   - Шинь-У, подлети поближе.
   Толстяк опять что-то пробурчал и коснулся сенсоров. Корабль дёрнулся и начал снижение. Шинь-У ковырялся в зубах, смотрел в иллюминатор на редкую звезду-осьмилуча и думал один Брадх знает о чём. Тем не менее, в космокатастрофу они не попали.
   - Сгинк, вводи шприц, - усталым и раздражённым голосом сказала Чуанн.
   Вздохнула...
   Собственно, только вздохнуть она и успела.
   Сгинк рассматривал стройную фигурку капитана. А когда услышал приказ, дёрнул рычаг не глядя. У многих влюблённых мужчин вырабатывается такой рефлекс - сделать, как просит женщина, пока она не откусила вам голову.
   Корабль (иначе - ржавое мусорное ведро, у которого не работала половина двигателей) дёрнуло, тряхнуло, подбросило вверх, затем он рухнул, словно ухнул в бездонную пропасть, накренился, перевернулся... А вместе с ним перевернулся вверх тормашками весь мир, и в частности трое трахбанцев.
   - Сгинк! - зарычала Чуанн. - Что ты наделал?!
   Пока она просто спрашивала, потому что не знала ответа...
   - Я сейчас всё исправлю... Я сейчас... Чуанн, не волнуйся...
   Шинь-У пробил шлемом переборку и застрял в ней.
   - Шкванк побери!
   Он сучил конечностями и был похож на огромный беляш.
   Чуанн подлетела к Сгинку, чтобы влепить ему затрещину - это уже древний женский рефлекс. И случайно выглянула в иллюминатор.
   - Чуанн, в чём де...
   Шинь-У поднатужился, оттолкнулся. Треснула старая, ненадёжная переборка. И Шинь-У, завертевшись пухлой зелёной молекулой, полетел прямиком на Сгинка и Чуанн.
   - Разойдись!..
   Когда они поднялись, Шинь-У выслушал свою порцию ругательств, покивал и спросил, почему Чуанн и Сгинк сидели, разинув рты, как голодные птенцы.
   - А ты сам посмотри!
   Шинь-У обладал врождённой непрошибаемостью и сроду никого не боялся. Но перечить не стал, молча подошёл к иллюминатору, посмотрел на планету... и сделал то же самое, что его друзья минуту назад.
   - Ну и хрень... Теперь нам точно конец.
   - А вдруг ещё можно всё исправить? - с надеждой спросил Сгинк.
   Бац! Чуанн наконец отвесила ему затрещину. И вложила в неё всю накопившуюся злобу.
   Пока Сгинк рикошетит от одной стенки к другой, расскажу-ка я вам, что случилось:
   Засмотревшись на Чуанн, Сгинк вслепую дёрнул рычаг и ввёл шприц не в средние слои планеты, а гораздо глубже. В самое ядро. Кроме того, он не поменял настройки. И вместо "успокоителя розовых патологий" впрыснул планете дозу "уменьшителя для звёзд, страдающих манией величия".
   Прошло всего ничего времени, а планета уже сжалась до размеров небольшой деревеньки. Её ядро остывало и должно было вот-вот превратиться в кусок льда.
   Океаны холодели, замерзали, покрывались вечной мерзлотой. Вулканы гасли. На планету вывалило тонны снега. Конец Света пришёл на эту планету неожиданно в лице трёх всадников "Скорой Планетарной Помощи".
   - Что вы стоите! - заорала Чуанн. - Подберите планету и положите в банку со сдерживающим раствором!
   - Ага! / - Ага!
   Хором отозвались Шинь-У со Сгинком и, мешая друг другу, выбежали с капитанского мостика.
   Планета была уже не больше теннисного мячика. Чуанн смогла разглядеть её, только воспользовавшись перископом.
   Чризгеллийцы ужасно вопили, когда падали в открытый космос. Уменьшилась только планета, но не её жители. Шарик всё сжимался и сжимался, и громадные (целых полтора сантиметра в высоту) существа на нём уже не помещались. Хорошо, что они умели дышать в космосе.
   Планета пропала.
   Чуанн покрутила колёсико увеличения и увидела нечто, напоминающее розовую жвачку с микроскопическими деревьями, холмами, горами и океанами, погребёнными под миллиметровым слоем снега.
   Трассы отклеивались от планеты и падали в звёздную безбрежность. Ломались пополам небоскрёбы. Улетали в далёкую неизвестность здания. Задыхающиеся собаки, кролики, белки-ништяги, крызамаусы и прочая живность выпучила глаза. От этих чризгеллийцев можно ожидать чего угодно, но такого... Природа тут же подсуетилась и трансформировала всех животных в недышащих космоплавающих. Остальные научились добывать воздух из ничего. Благо, тут его полно, а возможности у пустоты - безграничные.
   Переговорное устройство на груди Чуанн молчало. Она начала звереть.
   - Что вы там копаетесь?!
   - Чуанн, мы сейчас...
   - Щас, щас...
   - Шинь-У, давай быстрее.
   - Так это ты управляешь манипулятором!
   - Ах да... так чего я медлю?
   - Блин, Сгинк, я уже замёрз. Пошевеливайся.
   - Банка с раствором у тебя?
   - Цепляй планету, чтоб тебя!..
   - Да-да, сейчас... Э-э, Чуанн, не волнуйся, всё будет...
   - Дай сюда!
   - Ай!..
   Какая-то возня.
   Потом Чуанн увидела, как здоровенная металлическая клешня хватает планету (двумя самыми маленькими пальчиками, осторожно). Втягивается.
   Она слышала переругивания Шинь-У и Сгинка.
   Тишину.
   Собственное плохое предчувствие.
   И волнение, которое неожиданно оборвалось - завершилось - громким бухом, перешедшим в не менее громкий и очень неприятный шшшрррххчткхрЧПОК! С таким звуком худые трахбанцы падают на планету размером с хлебную крошку, придавливая... а точнее, раздавливая её переговорным устройством.
   Чуанн размяла руки и подумала, наградят её или посадят за то, что она избавит мир от двух своих помощничков. Этих кретинов и недотёп...
  
  
   - Ну вот, смотри, Чуанн, прям как новенькая.
   Планета - розовая песчинка, которую не увидишь трахбанским глазом - плавала в светящейся синеватой жидкости. Горы были перевязаны тонюсенькой верёвочкой. Равнины - склеены микроскопическими кусочками скотча. Леса перебинтованы (размер бинта - XXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXXS). Почва - загипсована с помощью особого раствора.
   Сгинк лучился от радости. Выпуклые круглые глаза сияли, как у младенца, внезапно обнаружившего у себя новый пальчик. Что уж тут говорить, он починил целую планету, хоть и микроскопических размеров.
   Шинь-У тоже внёс свою лепту. Он забрался в каюту к Сгинку, естественно, не спросив у того разрешения. Перерыл всего его ящики с игрушками. Положил машинки, башенки, танчики и леталки в уменьшитель, облучил их, аккуратно, стараясь не дышать, вынул и разбросал по планете. Весь снег на Чризгелле к тому времени растаял. Шинь-У присел на корточки и вытер капельку носовым платком.
   Чуанн пыталась не показывать, как ей хочется расчленить своих помощников и съесть на завтрак без соуса. Давалось это сложно.
   - Что с жителями?
   - Да всё в порядке, - беззаботно ответил Сгинк. - Вон, нежатся в искусственной среде.
   Шинь-У постучал по стеклянному колпаку. Чризгеллийцы посмотрели на зелёную улыбающуюся мордаху. Во взгляде бывших жителей бывшей планеты можно было прочесть какие угодно эмоции, но только не понимание, сочувствие и смирение.
   - Смотрят на меня, как пираньи, - констатировал Шинь-У.
   И показал чризгеллийцам язык.
   Сгинк засмеялся.
   Чуанн подумала, что сейчас, да, вот сейчас она потеряет над собой контроль, и тогда...
  
  
   Их корабль приземлился.
   Два удручённых трахбанца вышли из корабля неуверенной походкой. Один нёс банку с планетой, другой - ёмкость с жителями; у обоих прибавилось по фингалу под глазом. А гордая и решительная трахбанка шла чуть позади и, морщась, дула на руку...
  
  
   Заседание по их делу началось и завершилось словами:
   - Ну, вот и подошла к концу славная история вашего отряда.
  
  
   И им бы непременно дали пинка. Вытурили с планеты, запретив возвращаться. Но за них вступился Агр-анк. Он пообещал, что, во-первых, такого больше не повторится.
   - Безусловно. Потому что ноги их здесь не будет.
   - Ваша честь... Как я понимаю, главная проблема в том, что мы не можем увеличить планету?
   - Главная проблема - в них.
   Суровый взгляд и перст, указующий на три фигурки.
   Шинь-У составлял список вещей, которые он возьмёт с собой. Сгинк думал о том, что написать в прощальном письме. Чуанн безразлично смотрела на судью. Но где-то в уголке её сердца ещё теплилась надежда.
   - Да, у нас есть увеличители, - сказал судья, - но они слишком слабые. Они не раздуют микроб до размеров планеты. Но не это самое неприятное, Агр-анк. Вы понимаете, что нас, всех трахбанцев, могут выселить с родной планеты? В этом деле пострадавшая сторона - чризгеллийцы. И, если мы что-нибудь не предпримем, скоро здесь будут жить они, а мы - плавать в космосе, перебиваясь космическими крошками. Если, конечно, что-нибудь не придумаем.
   Агр-анк кивнул.
   - Я понимаю... Статья 324.A.2/1.
   - Это замечательно. И единственное, что мы можем сделать, чтобы защитить миллиарды ни в чём не повинных трахбанцев, - это наказать наше трио. Выселить с планеты. ВКО, Агр-анк. И, даже если бы хотел, я ничего не могу поделать.
   Агр-анк снова кивнул.
   Да, ВКО... Вселенский Кодекс Ответственности. Безжалостная штука.
   Агр-анк собрался с мыслями.
   - Ваша честь... у меня есть предложение.
   - М?
   - Вы помните, как всё произошло? Сгинк ввёл планете жидкий уменьшитель. Ядро тогда было горячим, полным энергии, сил... если вы меня понимаете. Началась реакция. И планета сама себя уменьшила до размеров песчинки. По своей собственной воле опять стала зародышем...
   - И могла бы раствориться в изначальном ничто.
   - Если бы не мы, - вставил Шинь-У.
   Судья стал похож на голодного вампира. Но, прежде чем он успел ответить Шинь-У, вмешался Агр-анк:
   - Так вот, это навело меня на мысль. А что, если ввести в ядро жидкий увеличитель. Тогда планета...
   - Ничего не тогда! Ядро холодное - реакция не начнётся. То есть, конечно, начнётся, но...
   - Планета будет расти очень долго?
   - Очень-очень долго.
   - Но, в конце концов, она всё-таки вырастет?
   Судья задумался.
   - А где вы возьмёте такие маленькие шприцы? Надо ведь проткнуть планету и впрыснуть увеличитель прямо в ядро.
   - А я уменьшу стандартный планетный шприц уменьшающим лучом. Вы можете не волноваться - я всё сделаю сам. И я беру на себя всю ответственность...
   В зале раздалось приглушённое ворчание. Присутствующие были недовольны. Неужели ещё одно заседание пройдёт бездарно, и никого не выгонят в космос? Ну что за скука...
   Судья глубоко вздохнул и поправил мантию.
   "Как бы мне хотелось лечить планеты, а не заниматься этим", - в очередной раз подумал он.
   - Агр-анк, безусловно, вся ответственность ложится на ваши сильные плечи. И если что-то опять пойдёт не так...
   - Меня разжалуют? - Агр-анк улыбнулся. Своей коронной лучезарной улыбкой.
   - Ну, это-то да. А ещё лишат всех титулов, отберут имущество и вышлют с планеты. Вместе с этими тремя.
   Агр-анк продолжал улыбаться...
  
  
   Планетарный врач, ну и профессия. Худшая из худших. И к тому же ни шкванка не платят...
   Чуанн открыла ящик.
   С другой стороны...
   Да куда же она подевалась?!
   Чуанн рылась в ящике и думала.
   О том, что кто-нибудь мог бы сказать ей: не переживай, есть занятия похуже, чем лечить планеты.
   Например? - усмехнувшись, спросила бы она.
   - Да чтоб тебя! Где же она? Шинь-У!
   - Я не брал! - перекрывая шум льющейся воды, крикнул Шинь-У. - И вообще, я занят.
   - Сгинк!
   - Я не знаю, Чуанн. Да, морковку добавлять?
   Чуанн ничего не ответила.
   Да где же эта штука?! Чуанн была уверена, что положила её в верхний ящик. Трахбанка вздохнула, задвинула его и открыла другой.
   Например? - усмехнувшись, спросила бы она у своего невидимого собеседника. - Какая профессия хуже планетарного лекаря?
   И собеседник ухмыльнулся бы и кивнул в сторону маленькой кроватки.
   Ага, нашлась!
   Чуанн достала соску и, посмотрев на неё, в очередной раз вздохнула.
   - Мамаа! - раздался из комнаты крик. - Мамаа!
   - Какой кошмар... Иду-иду, моя хорошая.
   В ванной Шинь-У стирал пелёнки. Сгинк на кухне варил обед.
   Чуанн дала маленькой планете соску, и та наконец замолчала. Сакраментально вздохнув, Чуанн взяла книжку, села рядом с кроваткой и стала читать планете сказку.
   Хотя невидимые собеседники часто ошибаются...
   Крохотный Чризгелль-3 будет расти долго и когда-нибудь вырастет. А когда это случится, Чуанн, наверное, изменится. Станет спокойнее, сдержаннее. Она настолько подобреет, что даже пощадит своих помощников. Живите, скажет она им и положит дезинтегратор на полку, рядом с детскими книжками и игрушечными солдатиками.
   Глаза мамы закрывались. Её клонило в сон...
   Но родительский долг прежде всего. Если она и с ним не справится, значит, она действительно ни на что не годится и ей самое место где-нибудь далеко-далеко...
   -...далеко-далеко, на какой-нибудь захудалой планетке в компании Шинь-У и Сгинка. И Агр-анка, моего любимого...
   Агр-анк... Это он уговорил судью платить им за работу. Не Брадх весть какие деньги. Но заставлять кого-то бесплатно заниматься таким невыносимо трудным делом... это чересчур даже для трахбанцев!..
   Чуанн уронила голову на грудь, книжка выпала из её лапок. Уставшие глаза прикрыли веки.
   Из кроватки раздавалось тихое, нежное посапывание...
   Мама и дочка, утомлённые медлительным, постоянно приближающимся будущим, заснули. И, в конце концов, им приснился один и тот же сон...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Послесловие:

Толкователь Видений

  
   На далёкой-далёкой планете, на высокой горе, стоял Толкователь Видений. Раса таинственных существ с голубыми телами и раздвоенными хвостами вырастила его.
   Всю жизнь эти существа спали. Они просыпались лишь для того, чтобы заняться любовью, зачать детей... и вновь заснуть. По ночам - а на планете царила вечная ночь - хвостатым существам являлись видения. Существа не знали, что они называются снами, и называли их видениями. Эти видения были очень странными. Существа смотрели на безумную игру красок, на события, которые никогда не произойдут в реальной жизни, они видели собственную смерть и смерть близких, они видели самые фантастические видения - и пугались. Потому что не понимали.
   К счастью, существа с раздвоенными хвостами (и с длинными гибкими телами) могли придумывать. И они придумали Толкователя Видений.
   Нет... скорее, он придумал их. Но сейчас речь не об этом.
   Толкователь Видений был выращен из механического зерна. Представьте, что из зерна вырастает компьютер или стиральная машина, или автомобиль... Примерно так родился и Толкователь.
   Толкователь Видений был разумным (с точки зрения существ с хвостами) и мог толковать видения. А это было самым главным. Существа приходили к Толкователю, пересказывали свои видения, Толкователь объяснял их - и существам сразу становилось легче. Теперь они понимали. Существа возвращались домой, занимались любовью, рожали детей и засыпали. Без страха.
   Толкователю нравилось помогать существам. Да и скучно веками стоять на одном и том же месте, на высокой горе, на неведомой планете, и ничего не делать. Так он хоть чем-то занимался. Пусть даже объяснял образы, которые, казалось Толкователю, объяснять не нужно. Они просты и понятны. Надо только...
   И вот однажды о Толкователе Видений узнало существо с другой планеты. Из другой галактики. Да что там, из другой реальности. Звали существо - Человек.
   Его металлическая коробочка пролетела по космосу, упала в океан планеты и подняла много брызг. И ужасно напугала рыб.
   Человек всплыл на поверхность, вынул какую-то непромокаемую штучку, нажал какую-то кнопочку, и появилась лодка. Человек забрался в неё, нажал ещё одну кнопку, и лодка понеслась вперёд. По лазурной воде к тёмно-коричневому берегу.
   Человек ничего не знал об этой планете. Он слышал, что на ней находится Толкователь Видений, - потому и прилетел сюда. Человека не интересовали ни растения, ни животные, и, если они встречались на его пути, он просто выжигал их энергетическим ружьём.
   Наконец, Человек остановился, заткнул ружьё за пояс и передвинул какой-то рычажок на своём спецкостюме. И в один миг оказался на вершине горы.
   Той самой, где уже давно скучал в одиночестве Толкователь Видений.
   Все существа с раздвоенными хвостами куда-то пропали - наверное, полетели искать новые миры. Но зачем куда-то лететь? Разве тут плохо? Толкователь не понимал этого. И не мог понять - не для этого его выращивали.
   Человек стоял на вершине. Он выпрямил спину и расправил плечи.
   Толкователь взирал на него с интересом и недоумением: он никогда ещё не видел Человека. На фоне Толкователя Человек казался насекомым, заблудившимся в небе.
   - Эй, Толкователь! - громко (для Человека) крикнул Человек. - Мне рассказывали о тебе!
   Толкователь молчал и думал, как поступить.
   Человек подошёл ближе. Трава была свежей и зелёной, почти как на его родной планете.
   - Ты можешь толковать сновидения, - сказал Человек.
   - Видения, - поправил Толкователь и зевнул.
   - Объясни мне мои... видения! - крикнул Человек.
   И пересказал их Толкователю.
   Видения Человека были очень разными и необычными. По мнению Толкователя. Раньше он никогда не встречался с Человеком, и с его видениями - тоже.
   Ради интереса Толкователь выслушал Человека. Но всё-таки опять зевнул: видения Человека были скучноватыми. Толкователь вспомнил хвостатых существ с голубой кожей. Их видения были намного красочнее, интереснее. И важнее.
   - Я жду ответа! - заявил Человек, когда пересказал всё, что помнил.
   Толкователь Видений посмотрел по сторонам - на небо, на землю, затем на Человека.
   "Я не хотел бездействовать, потому что это скучно, - подумал Толкователь. - Но всё время действовать ещё скучней. Мне нужно отдохнуть".
   - Я бы мог объяснить твои видения... - сказал он и добавил: - Подойди поближе.
   Человек подошёл.
   Тогда Толкователь нагнулся, очень быстро и неожиданно, и поглотил Человека.
   - Я бы мог объяснить... - повторил Толкователь, но для кого?
   Человека уже не было на горе.
   Теперь он барахтался внутри Толкователя, словно внутри огромного плотоядного телевизора, и постепенно становился видением.
   - Но ты поймёшь всё гораздо лучше, если сам станешь видением. - Толкователь потянулся и закрыл глаза. - К тому же меня давно не кормили. Мне надо было поесть.
   И он стал медленно погружаться в сон.
   А когда Толкователь заснул, ему явилось видение. Оно было таким странным, что Толкователю захотелось, чтобы кто-нибудь объяснил его смысл. Забрался на гору - ведь сам Толкователь передвигаться не мог - и всё рассказал.
   "Может, этот Человек знал..."
   Но слишком поздно - Человека уже не было. Только какое-то смутное, еле различимое видение...
   Сон...
   Сны вырывались из Толкователя, сыпля разноцветными искрами, и разлетались по Вселенной. Они находили существ и забирались в их головы, чтобы смущать и удивлять. А потом сны возвращались обратно и пересказывали себя Толкователю. И он всё понимал...
   ...Далеко-далеко, на неведомой планете, на высокой горе, стоял Толкователь Видений и видел свой первый сон.
  
  
  
  
  
  
  
  

Как я увидел "зелёных человечков"

и другие сновидения

   С пробуждением, уважаемые читатели! Самое время вернуться на Землю, но перед этим...
   ...позвольте, я отниму ещё немного вашего времени, чтобы сказать пару слов об этом сборнике и о рассказах, которые вошли в него. Надеюсь, вы не против продолжить наше общение.

Краткое предисловие и посвящение

   Мысль о том, чтобы составить сборник рассказов, появилась у меня давно. На тот момент рассказов я написал достаточно - и даже больше, чем нужно, - но объединить их никак не получалось. И ладно бы я просто расставил их в определённом порядке и как-нибудь озаглавил - например, "Миры Григория Неделько", - так нет же - мне хотелось сделать концептуальный сборник, в котором бы нашлось место и второму дну, и скрытому смыслу, и намёкам, и всякому такому.
   Помню, как я мучался, выбирая рассказы и пытаясь их упорядочить. Брал листок бумаги, ручку - почему-то мне удобно записывать идеи именно ручкой - и придумывал одно за другим названия для книги. А также выводил на бумаге названия рассказов. Нумеровал их, переставлял местами, вычёркивал, снова вписывал, и так далее. Как же назвать сборник? "Шарики-кошмарики" (первоначально я хотел сделать упор на страшные произведения)? А может, "Invasion" ("Вторжение" - один из рассказов в финальной версии сборника так и называется)? Провести аналогию со вторжением инопланетян...
   (Тут стоит сделать небольшое отступление и сказать, что этот сборник был для меня первым, видимо, оттого я так и мучался: не хватало опыта.)
   ...Когда речь зашла об инопланетянах, я воодушевился: у меня было несколько рассказов, в которых говорилось о "маленьких зелёных человечках". А что, если на основе этих историй и построить книгу, а остальные рассказы добавить в качестве бесплатного дополнения? Идея не такая уж хорошая, но другой у меня не было. И я стал размышлять на эту тему, и снова чиркать листы А4, и опять я был недоволен результатом. Казалось, вот оно, я наконец разработал систему, согласно которой должны располагаться рассказы, но, по прошествии какого-то времени, понимал - система ни на что не годится. Либо рассказы плохо дополняли друг друга, последовательность была не той, либо система оказывалась откровенно неудачной, либо её, если присмотреться, попросту не было.
   Падать духом я не стал - лишь отложил свой замысел до лучших времён и благополучно забыл о нём.
   А потом, вдруг, как это часто бывает, когда у вас есть идея, но вы не можете её воплотить, появилось решение. Но прежде, чем это случилось, я написал ещё несколько рассказов; в паре из них речь снова шла об инопланетянах. "Ага, - подумал я, - эти рассказы будут хорошо сочетаться с уж имеющимися. Они не будут выбиваться из общего числа содержанием и настроением - напротив, они дополнят произведения, написанные мной ранее".
   Тогда я снова взял лист А4, ручку и не вставал из-за кухонного стола, пока не придумал название для книги - "Зелёные человечки и другие сновидения" - и не расставил рассказы в нужном порядке. "Креативность, - думал я, - креативность и концептуальность - вот чего не хватает сборнику. Как решить эту проблему?" На этот раз решение было найдено довольно просто: я поразмыслил и пришёл к выводу, что название должно оправдывать себя. Так первым и последним рассказом в книге стали соответственно "Незначительные детали" и "Мир-песчинка и жители-лилипуты: Правила ухода", в которых рассказывается об инопланетянах-трахбанцах. Оставшиеся рассказы о пришельцах я равномерно разбросал по сборнику. Дополнил их фантастическими рассказами, в которых речь шла совсем о другом, и тут тоже пришлось применить логику и интуицию. Я всегда подозревал, что рассказы должны хорошо сочетаться, а переходы между ними подобны переходам в музыкальных альбомах: заданная тональность либо должна сохраняться, либо, наоборот, изменяться, воздействуя на восприятие, рождая новые чувства. Первый рассказ сборника - "Незначительные детали" - лёгкий, можно даже сказать, ни к чему не обязывающий - неплохая стартовая площадка. Вслед за ним идёт уже более серьёзный и сложный "Вам очень идёт", в котором тоже упоминаются иные разумные существа, возможно, инопланетяне. Этот рассказ идейно пересекается с 'Деталями', а следом за ним идёт более короткий и простой - по построению, но не по основной мысли - 'Превентивные меры'... и дальше в таком же духе. Смешные рассказы сменяют страшные, и наоборот; психологические чередуются с чисто развлекательными; схожие по замыслу следуют друг за другом или через произведение - во втором случае, когда того требовали обстоятельства, я так уходил от предсказуемости и повторов. По длине, так же как и по содержанию, рассказы тоже получились очень разными, поэтому пришлось потрудиться, распределяя их по сборнику. Заканчивается он двумя рассказами об инопланетянах, причём последний - 'Толкователь Видений' - является также и послесловием.
   Во многих масштабных трудах можно встретить предисловие и послесловие - или пролог с эпилогом, - и раз уж я начал "концептуалить", надо было довести дело до конца. Я опять удобно устроился на кухне, как вы понимаете, взял чистый лист и ручку, включил ТНТ и под "Остров Ним" с Джоди Фостер начал писать предисловие. В сборник вошло 25 рассказов - изначально их должно было быть 22, как в романе "Три фальшивых цветка Нереальности" и повести "Лечь на дно в Атлантис-Сити", но мне показалось, что лучше увеличить их количество. К тому же число 25 - четверть сотни - круглое и, как бы сказать, симпатичное, поэтому я остановился на нём. Итак, Джоди Фостер плыла к затерянному в океане острову, а я пытался уместить мысли, то главное, чем хотел поделиться с читателями, в 25 не очень длинных предложений; каждое я начинал с новой строчки. В конце концов, дело было сделано, но оставалась проблема с послесловием. Я решил не заморачиваться и выбрать в качестве оного один из коротких рассказов - "Толкователь Видений". Он очень удачно перекликался с "Миром-песчинкой" (во всяком случае, их концовки точно перекликались) и оставлял ощущение чего-то нереального, магического, словно бы пришедшего из мира снов. Этот мир меня давно интересовал, потому к "зелёным человечкам" и добавились "другие сновидения". Некоторые произведения я правда увидел / придумал во сне, иные были написаны, когда я словно бы грезил наяву... На мой взгляд, инопланетные расы, так же как и всё, что придумывается людьми, - это отголоски их собственных мыслей и верований, об этом хорошо сказал дедушка Фрейд, придумавший психоанализ. Я всегда увлекался психологией (а ещё философией) и пройти мимо такой параллели - жизнь есть сон, а в книге можно рассказать о любом сновидении - просто не мог.
   Так появился на свет сборник рассказов "Зелёные человечки и другие сновидения", своего рода квинтэссенция моего творчества; на протяжении 11 лет, которые охватывает этот сборник, мои манера письма и волновавшие меня человеческие проблемы неуклонно менялись, трансформировались и развивались (если так можно сказать о проблемах). Если бы я рассортировал рассказы в хронологическом порядке, сборник получился бы менее интересным, во всяком случае мне так кажется, а сейчас он представляет собой что-то вроде романа в рассказах, цельной книги со своими идеей и атмосферой. То есть мне хочется на это надеяться - а также на то, что вам понравился не только сам сборник, но и отдельные вошедшие в него вещи, на создании которых я хотел бы остановиться.
  

1. Незначительные детали

   Когда я писал этот рассказ, я просто переносил на бумагу увиденные образы и картины. Я реализовывал идею и не задумывался о том, что у героев рассказа есть потенциал (юмористический) и что можно придумать о них много интересных историй. Задумался я об этом позднее, после того как вспомнил о своём увлечении инопланетянами, о тёте, которая рассказывала мне истории про пришельцев с других планет, об иномирцах, которых я выдумывал ещё в детском садике, о "Секретных материалах" и "маленьких зелёных человечках" агента Малдера... На меня накатило ностальгическое чувство, и я решил: а почему бы не попробовать выжать из этой идеи больше? Не написать сериал о приключениях бесшабашных и неудачливых трахбанцах?
   В этом слове, кстати, нет ничего неприличного: так я называл придуманных мною инопланетян. Сколько мне было, лет 5? В этом возрасте люди ещё обходятся без пошлых намёков и оговорок по Фрейду.
   Один из моих любимых писателей - Генри Каттнер; он в немалой степени повлиял на меня в том, что касается языка и сюжетов, и в то время, когда я писал "Детали", это ощущалось особенно сильно. Сами посудите: юмористический рассказ об инопланетянах с элементами мистики и остросюжетного произведения - вполне в духе Каттнера.
   А идея сериала так пока и остаётся идеей.
   (Немного о трахбанцах: скромного и стеснительного зовут Сгинк; Шинь-У - ехидный и подковыристый; их лидер - Чуанн, симпатичная, по трахбанским меркам, девушка; а Агр-анк - её бойфренд, он шефствует над этой троицей.)
  

2. Вам очень идёт

   Достаточно напряжённый рассказ, в появлении которого на сей раз "виноваты" французский фантаст Бернар Вербер и его "Революция муравьёв". Благодаря этому роману я настроился на нужную волну и написал произведение, в котором у меня впервые, как и у Вербера, в качестве главного героя выступает девушка. Я давно хотел написать рассказ вроде этого, сделать основным персонажем девушку или женщину, и вот, наконец, мне выдалась такая возможность, которую я, как мог, реализовал.
   Харлан Эллисон, с чьим творчеством я в тот период активно знакомился, опосредованно вдохновил меня на написание этого рассказа и "помог" облечь его в нужную форму.
  

3. Превентивные меры

   Этот рассказ очень короткий и при этом ёмкий, в нём присутствует сложная и давно волновавшая меня мысль, которая, как мне кажется, удачно раскрывается в неожиданной, то ли смешной, то ли грустной, концовке. Для меня основным критерием того, получился рассказ или нет, служит лёгкость чтения: если рассказ читается просто и без напряга, значит, он удачный. При этом я не отрицаю сложных произведений, дело лишь в том, что сам я пишу их совсем нечасто. "Превентивные меры" можно было бы расширить, увеличив в объёме раза в три как минимум, но в таких случаях я всегда вспоминаю слова Чехова и говорю себе, что в рассказе главное создать цельную картинку и донести мысль, а потом уже - всё остальное. На момент написания "Мер" я создавал в основном очень короткие рассказы, и эта история вышла, возможно, одной из самых удачных. Придумал я её во время неторопливой поездки под музыку "Deep Purple" - эта сцена (неторопливого движения под приятную музыку) и стала отправной точкой рассказа.

4. Мы будем вас ждать (Стандартная вариация)

   И снова Бернар Вербер сказал своё слово, на этот раз романом "День муравья". Зарядившись энергией писателя, я отложил книжку в сторону, взял ноутбук, уединился на втором этаже дачи, в комнате, объятой полумраком, и, отталкиваясь от идеи "человек пришёл в автосалон будущего", написал этот рассказ. Вышел он мрачным и даже страшным, и не исключено, а даже очень вероятно, что на меня оказало сильное влияние крайне пессимистическое мировоззрение Вербера (в жизни, кстати, очень оптимистичного человека).
  

5. Всем известно...

   Есть такие темы, на которые (может быть, пока) я не могу писать серьёзно: вампиры, эльфы, принцессы и драконы. Потому неудивительно, что рассказ о драконе - а также о рыцаре, злом маге, прекрасной принцессе и всех остальных - получился у меня юмористическим. Пародийным. Наверное, мне всегда хотелось написать пародию на фэнтези, к которой я отношусь совсем неплохо; книги, написанные в этом жанре, я периодически читаю и использую персонажей и сюжеты из фэнтези в своих произведениях. Рассказ перекликается концовкой и с "Вам очень идёт", и с "Незначительными деталями" - но, конечно, кое-чем от них отличается. Стоит "Всем известно..." от них недалеко, хотя и на некотором расстоянии. Эти рассказы показательны: в них - так же как и в "Мы будем вас ждать" - просматриваются сюжеты (мотив изменения) и проблемы (что такое душа, и что из себя представляет человек?), которые меня на тот момент очень интересовали.
  

6. Притча о камне

   Один из самых коротких моих рассказов. По настроению он такой же, как и "Его первая победа" в своём первоначальном варианте (который так и остался недописанным).
   Темой бессмертия я заинтересовался давно, после того как увидел по телевизору "Горца". Но этот рассказ не о магическом и не о фантастическом бессмертии. Главные идея и интрига раскрываются в последней фразе - я люблю рассказы такого рода, вроде тех, что писали О'Генри или Шекли.
  

7. Его первая победа

   Отбросившая назидательность и приобретшая юмор притча. Рассказ короткий, лёгкий и ироничный, и, видимо, поэтому он не избежал участи всех моих коротких произведений: быть не тем, чем кажется. Совершенно несерьёзное повествование, отвлекающая от основной идеи "интрига" (достаточно эфемерная) - и при этом серьёзная подоплёка. Если кто-то увидит её - хорошо, если нет - может, рассказ хотя бы заставит улыбнуться.
  

8. Одним щелчком

   Один из психологических рассказов, которые мне очень близки, но при этом страшный и в чём-то абсурдный, что, по задумке, должно ещё больше усиливать эффект "мистичности". "Одним щелчком" я бы назвал полной противоположностью, к примеру, "Незначительных деталей", общего в них - только повествование от первого лица да перевоплощение в конце.
  

9. Хороший костюм

   Идея рассказа (родом из сна) - стандартная, по фантастическим меркам даже избитая, но, когда писал "Костюм", я делал ставку не на неё, а всё на ту же психологичность. Я хотел заставить читателей почувствовать себя в шкуре главного героя - надеть её на себя, словно костюм, - побывать в его семье и во всех подробностях рассмотреть жизнь его соседей. Этот рассказ, при должной обработке, мог бы стать реалистическим и, возможно, мало что потерял бы, но фантастический элемент оттеняет происходящее, делает его более неестественным, а этого я и добивался - ведь что может быть более неестественным, чем устремления людей, направленные не туда, куда надо.
  

10. Ехидна

   Можно сказать, что я писал "Ехидну" на заказ. Впервые. Мама подбросила мне идею - про девушку и волшебный крем, - а дальше я уже фантазировал, придумывая подробности и концовку. Рассказ, как и положено благодарному сыну, я посвятил своей родительнице.
  

11. С солнцем уходят лучи...

   Пожалуй, один из самых щемящих моих рассказов. В нём переплетаются мистика и реальность, а ставка сделана на переживания героев и их мысли. Писался рассказ под музыку "Electric Light Orchestra" (альбомы "Face the Music" и "A New World Record", поставленные на автоповтор), и, как я подозреваю, отсюда и растут корни у лирическо-трагического напева произведения.
  

12. День, когда Вселенная схлопнулась

   Начитавшись рассказов-стихов Нила Геймана, я решил попробовать свои силы в новом для себя жанре. Гейман пишет вольным стихом, но я свой вольный стих решил немного приструнить и сделать строчки более-менее одинаковой длины. Первоначальная версия рассказа была написана ручкой на бумаге - после долгого перерыва я писал так художественное произведение. В тексте есть посвящение тому, кто вдохновил меня на сей труд, то есть Гейману.
  

13. Характерные симптомы

   В 2000-м году, из-за того, наверное, что обчитался Пратчетта, я придумал мир под названием Нереальность. Он был очень похож на Загробный, его населяли всевозможные и все возможные придуманные существа, а по атмосфере он напоминал пратчеттовский Плоский мир, точнее, тот Плоский мир, который описывается в первых произведениях цикла. Весёлый и немного сумасшедший. Я долго и упорно писал роман о Нереальности, но мне никак не удавалось его закончить. Идея романа выросла из рассказа, на мой взгляд, не очень удачного, так что, если не считать этого короткого произведения, я семь лет не мог создать законченного произведения о "своём" мире. На восьмой год это, наконец, свершилось - я написал мини-повесть "Ад в огне", одну из идей которого - разговор с врачом - я и использовал при написании "Характерных симптомов". Это чисто юмористический рассказ и одновременно Нереальность в самом своём несерьёзном обличии. Главный герой "Симптомов" - весельчак и балагур, трёхголовый пёс Децербер, разумное воплощение всем известного мифического персонажа.
  

14. Аргумент в пользу проигравшего

   Один из ранних рассказов, написан в 1999-м году. Первое моё законченное прозаическое произведение. Помню, как я разыгрывал по ролям диалог Роуэна и Стакинга всё на том же втором этаже дачи, а потом спустился и за столом, на улице, набросал в тетрадке приблизительную версию рассказа.

15. Вторжение (песнь о погибшей земле)

   Научно-фантастический рассказ, каковых у меня не очень много. Посвящён Генри Каттнеру, короткие произведения которого и вдохновили меня на написание "Вторжения".

16. С возвращением!

   И следом - ещё один НФ-рассказ. Идея его зрела у меня в голове несколько лет. Зрела и зрела. Зрела и зрела. Зрела и зрела... В итоге, это стало немного надоедать: идея есть, а воплощения - нема. Но тут наступил день, когда я внутренним взором увидел начало рассказа. Вернулся домой, сел и написал историю от начала и до конца. На душе сразу стало легче.
  

17. Неусыпный страж

   Ещё одно произведение о Нереальности и Децербере. Ужасно хотелось сделать рассказ смешным (да, именно так), и, к счастью для меня как для автора, Дец вечно попадает во всякие весёлые ситуации. То есть, ситуация, описанная в рассказе, весёлая - опять же с точки зрения автора, но (поначалу, по крайней мере) не главного героя.

18. Грани

   Рассказ-триллер, основанный на научно-фантастической идее, но под конец выходящий за её рамки. Я давно хотел написать этот рассказ, и к тому же меня интересовали взаимоотношения в тексте двух людей, друзей или, наоборот, недругов. В этом рассказе фигурируют друзья.

19. Так уж заведено

   Идея этого рассказа пришла мне в голову во время прогулки. А что, если ангел явился к человеку? - подумал я. О чём они могут говорить? И как из этого сделать интересный рассказ с неожиданной концовкой? Я поспешил домой, сел за компьютер и напечатал несколько страниц текста, которые озаглавил "Так уж заведено".
  

20. Назначены на новую должность

   Наверное, самый масштабный и реалистичный мой рассказ, хотя и с сюрреалистическими вставочками - вспомните, например, описание здания. Начало "Назначены" я увидел во сне и потом чуть ли не целый день грезил наяву, придумывая - а вернее, просматривая - продолжение. Ходил по улице - и словно бы шёл внутри того здания.
   Этот рассказ стал для меня своего рода испытанием: смогу ли я длинными сложными предложениями написать рассказ и при этом сделать его интересным? Да и рассказик получился внушительный, чтобы написать такой, мне пришлось постараться - впрочем, в тот раз я, похоже, поймал нужную волну и закончил работу всего лишь за два дня (время на корректуру и редактуру не учитывается).
  

21. Ты даже не почувствуешь

   Рассказик-зарисовка, который начинается как юмористический, а заканчивается... нет, не как трагический, но что-то вроде того. Как мистический триллер. Этот рассказ, так же как и многие другие, не очень большие по объёму, я написал на одном дыхании, стремясь поскорее перенести на бумагу увиденные образы.
  

22. Что случилось в начале

  
   Рассказ-размышление о людях и о мире, который они создают. Не имеет ничего (или почти ничего) общего с Библейским сюжетом, как можно решить, исходя из названия. Писался в немного меланхоличном состоянии, потому и получился немного меланхоличным. Вообще, большая часть произведений, которые я пишу, приобретают настрой и форму в зависимости от того, какие эмоция я испытываю до того и во время того, как их пишу.
  

23. Делайте ставки!

   Ироническо-философская сказка. Написана на работе за полтора часа. Я сам по образованию журналист, так что отчасти ирония оборачивается самоиронией. Помнится, в первом классе я открыто заявлял, что хочу быть журналистом, но только хорошим - получается, с течением времени моя точка зрения не изменилась.
  

24. Мир-песчинка и жители-лилипуты: Правила ухода

   А это приключения и юмор. В конце интонация произведения меняется, но в целом - это продолжение злоключений трахбанцев из "Незначительных деталей": Сгинка, Шинь-У, Чуанн и Агр-анка. Злоключения вышли намного более динамичными, однако и рассказ, в отличие от самого первого, не диалоговый.
  

Послесловие: Толкователь Видений

  
   Рассказ, в котором, наряду с предисловием, даётся толкование снов, но видение, представленное в "Толкователе", более фантастическое. И даже мистическое. Сказочное... У меня "Толкователь" вызывает очень разные эмоции и ассоциации, помимо этого, он перекликается, как уже упоминалось, с концовкой "Мира-песчинки" и помогает раскрыть основную тему сборника - потому он и оказался на своём месте.
  

"Как я увидел "зелёных человечков" и другие сновидения"

   Сборник заметок для сборника рассказов, который вы только что прочитали. А может быть, их оба?.. Если так, очень надеюсь, что и тот, и другой вам понравились.
  

Григорий Неделько

   Автор.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"