Навия Тедеска : другие произведения.

Шизофрения, или салон Артура Кейна [главы 32-34]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть третья. Глава 32. Buon compleanno.
  
  
  - Между прочим, это не честно, - говорит Фило во время обеда. Сегодня он решает не заморачиваться и кормит Кейна омлетом с остатками сосисок и помидорами. - Уже месяц прошёл, а я только узнаю, что у тебя был день рождения. Я чувствую себя идиотом, который не поздравил тебя.
  
  - Майки - трепло, - тихо говорит Артур в никуда, не отвлекаясь от увлечённого ковыряния вилкой в тарелке.
  
  Какое-то время Фило пристально смотрит на мужчину напротив, но тот никак не реагирует, занимаясь едой. Яркие солнечные лучи косо сочатся сквозь узкое, точно бойница, окно, чтобы чёткими полосами улечься на столешнице гарнитура.
  
  - Ну и? Как мы будем отмечать? Это же день рождения! - парень так и пышет энтузиазмом, в то время как Артур кривится, словно разжевал горошину чёрного перца.
  
  - Мы никак не будем отмечать. Я вообще никогда не отмечаю, - безразлично отвечает мужчина, помогая себе куском тоста подцепить на вилку последние кусочки омлета. И пока Фило делает округлённые глаза под нахмуренными бровями, продолжает: - Между прочим, я тоже ни разу не слышал ничего о твоём дне рождения.
  
  Парень замирает на время, и Кейну чудится, будто он слышит шорох воспоминаний в его голове.
  
  - Мой был осенью, тридцать первого октября, - тихо говорит Фило, решившись.
  
  - Оу. Забавно. - Пустая тарелка с негромким звяканьем отодвигается к краю стола, и Артур приступает к уже поостывшему кофе.
  
  - В то время мы были... У нас были не самые добрые отношения. Я не счёл нужным говорить о своём дне рождения. Просто напился в знакомой компании на хэллоуинской вечеринке, и все.
  
  - Ты прав. Трахнуть пьяного в бревно начальника против его воли не самое доброе, что ты делал, - мужчина отхлёбывает из кружки, пряча за этой огромной керамической страшилиной большую часть своего лица. Но чуть прищуренный взгляд настолько остро и двусмысленно прошивает Фило насквозь, что парень даже давится кусочком тоста и, опустив глаза, судорожно тянется за своим кофе.
  
  На самом деле в этом взгляде нет ничего негативного. Совершенно. Никакого упрёка, осуждения или обиды. Просто некий вызов и огонёк любопытства, пока мужчина разглядывает стремительно покрывающегося розоватыми пятнами Фило. Тот не сразу берёт себя в руки.
  
  - Расслабься. Я просто пошутил. И я буду последней сволочью, если скажу, что мне не понравилось. На самом деле это не так. Я до сих пор помню, как я был шокирован и беспомощен. И как ты был зол и дик. Меня впечатлило.
  
  Фило ещё некоторое время крутит между пальцами опустевшую кружку, разглядывая её кромку. Кажется, он выпил кофе залпом. Он просто не может раскрыть рта. Никак. И хотя в его голове отчётливо крутятся мысли о том, насколько Кейн мастерски умеет переводить темы и затыкать людям рты, выше этих размышлений - другое. Он не понимает, отчего ему каждый день так сладко и больно рядом с ним, и отчего он, вероятно, никогда не перестанет смущаться этих странных разговоров своего начальника, несмотря на всё то, что они уже вытворяли вместе. Это не поддаётся никакому логическому объяснению, и Фило чувствует себя слегка одураченным. Будто его держат на некотором расстоянии почти всегда, в какие-то волшебные и непонятно как и кем выбранные моменты сокращая расстояние до минус бесконечности, вплавляясь друг в друга, становясь настолько близкими, насколько вообще могут два разных, совсем не похожих друг на друга человека. Этот мужчина будто даёт ему мнимую иллюзию, мираж, обманку: "Посмотри, как со мной хорошо. Запомни, каков я. Ты больше никогда не будешь доволен и удовлетворён, потому что всё, что тебе нужно, есть только у меня". И он становится так притягателен, так желанен, что парень готов умереть в ближайшую секунду, ведь ему чудится, что дальнейшее существование уже никогда не будет столь ярким.
  
  Но вот проходит время, и Кейн снова становится привычным. Таким, каким его видят все, каким он бывает обычно: чуть резковатым, замкнутым, немногословным. Он общается односложными предложениями в приказном тоне и междометиями до тех пор, пока вдруг его не прорывает на очередной выпад в сторону Фило, от которого у парня стремительно краснеют кончики ушей и джинсы становятся чертовски тесными.
  
  Хэдлей ощущает это, как резкое дёрганье поводка. Как тычок под рёбра. Как дуновение тёплого дыхания в холку. Как холодные руки на горячей коже. Как прикосновение его ледяных ног под одеялом.
  
  И кажется, что это никогда не перестанет удивлять. Что быть рядом с ним никогда не наскучит. Гадать, предполагать, в итоге принимая реальность, совершенно не похожую на все твои домыслы. Бесконечное число раз отдаляться, чувствуя, что тебя держат на расстоянии, лишь для того, чтобы снова смущаться, становиться возбуждённым и невозможно счастливым от внезапно обрушившейся близости.
  
  Фило думает, что вряд ли протянет в таком режиме слишком долго. Никому прежде он не позволял себя так вести с собой. Но Артур заслужил это право. И дело тут совсем не в сексе или в том, как жарко и горячо между ними становится порой от обычных мимолётных взглядов или случайных прикосновений локтей. Более того, Фило считает, что дело вообще не в сексе. Просто этот мужчина, невзирая на свои странности и заскоки, ведёт себя с ним намного честнее и человечнее, чем все те, немногие, кому довелось побывать рядом за недолгую жизнь парня. Артур определённо не самый добрый и нежный. Не самый трепетный и совершенно непонятный. Но ему хочется доверять, и Фило просто старается принять, что и этот, и тот, иной Артур - всё части одного целого. И выходит, что это знание не таит в себе особых противоречий.
  
  И парень, встав, наконец, из-за стола, чтобы собрать грязную посуду в раковину и помыть её, улыбается, повернувшись спиной к молчаливо сидящему мужчине. Ему кажется, что он почти разгадал причины.
  
  Возможно, Артур просто боится наскучить и перекормить его собой? Возможно ли, что он беспокоится о подобных вещах?
  
  Если бы он хотя бы на несколько секунд пробрался внутрь головы Фило, он бы тотчас перестал заниматься подобными глупостями.
  
  Как же хорошо, что люди не умеют читать чужих мыслей и чувств. Это бы лишило их такой львиной доли интриги и того самого волнения, которое разжигает из маленькой искры огромный пожар увлечения друг другом.
  
  - Сегодня пятница, - говорит Фило, домывая свою кружку и переворачивая её вверх дном рядом с раковиной. Его новая рубашка не слишком удобна в вороте, и сзади неприятно колется ярлычок. Хочется почесать шею и поправить его, но руки пенные и мокрые. - Закончи завтра раньше, пожалуйста.
  
  Артур вздёргивает бровь, выглядя заинтересованным:
  
  - Зачем это?
  
  - Просто... сделай это для меня, ладно? - просит Фило, вытирая руки о полотенце и направляясь к выходу из их небольшой, но такой уютной кухоньки. - Мне ещё нужно успеть в библиотеку сегодня, так что я пойду. Вернусь вечером и помогу тебе убраться, - говорит он, прежде чем, улыбнувшись одними уголками губ не отводящему от него взгляда Артуру, скрыться в проёме.
  
  ****
  
  Парень заходит в салон в начале седьмого, тут же переворачивая табличку на двери. Теперь здесь "Закрыто".
  
  - Артур? - он проходит чуть дальше, обнаруживая Кейна в наушниках за стеллажом. Он что-то слушает, закрыв глаза. На дисплее музыкального центра пляшут столбики децибелов, и музыка явно очень энергичная. Фило думает недолго, прежде чем мягко тронуть мужчину за плечо.
  
  - Фил? Привет, - Кейн тут же снимает наушники, из которых доносятся раскаты симфонической музыки. - Я недавно закончил и решил послушать Брамса.
  
  - Ты готов? - просто спрашивает Фило. - Я просил тебя закрыть салон пораньше, и даже если ты против, сейчас это не имеет значения.
  
  - Хм... - Артур хмурится на мгновение, и прядь его алых волос падает ему на лицо. - Ты сегодня слишком смелый, тебе не кажется?
  
  - Можешь вычесть из зарплаты, если тебе полегчает от этого, - улыбается парень, протягивая руку и буквально вытаскивая расслабленное тело из кресла. Всего на секунду они оказываются слишком близко друг к другу. И в эту секунду Фило чувствует, как между ними пробегает высоковольтное электричество, вздыбливая волоски на руках.
  
  - Так и сделаю, не сомневайся, - улыбаясь, отвечает мужчина, отстраняясь в следующее мгновение. Но Фило успевает почувствовать теплоту его дыхания на своём лице и еле заметный аромат кофе, смешанный с сигаретным дымом. От Артура давно не пахнет спиртным. Это... необычно. - Мы куда-то идём?
  
  - Просто накинь что-нибудь сверху. Снаружи стало зябко под вечер.
  
  Артур уже идёт к чёрному выходу, вероятно, чтобы подняться к себе за одеждой. Но останавливается и оборачивается буквально в шаге от двери:
  
  - А кто будет убирать здесь сегодня?
  
  - О, Господи. Я. Я всё уберу завтра, обещаю. Давай быстрее, пожалуйста, - Фило выдаёт это нетерпеливым тоном, получая в ответ победную улыбку. Артур предсказуем, и парень считает это забавным. Тот не выглядит так, словно относится к своему делу слишком уж серьёзно. Он не выглядит тем, кто хорошо зарабатывает. Но Фило точно знает, что счета за аренду всегда оплачиваются вовремя, и его зарплата также выдаётся чётко, словно по расписанию. А ещё Кейн требует чёртового трудолюбия от всех вокруг и терпеть не может таких вот выходок, как сегодня. И эти разнозаряженные частицы тоже являются составляющим одного цельного человека.
  
  Мужчина спускается через пять минут, но выглядит так, словно успел пройти полный набор процедур в спа-салоне и заскочить к стилисту. Он буквально светится изнутри какой-то фейской пыльцой, заставляя Фило искать свою отяжелевшую челюсть на полу между чёрными парадными кедами. А может, это просто красная кофта с очень широким воротом, нагло открывающая ключицы и впадинку под адамовым яблоком, в сочетании с чёрной кожаной курткой несут такой эффект. На ногах Кейна совершенно пижонского вида чёрные полусапоги с ремнями и заклёпками, и Фило почти пересиливает свой прилипший к нёбу язык, чтобы спросить, не будет ли мужчине жарко в таком виде. Но в итоге решает, что ему просто тяжело принять то, насколько Артур сейчас выносит его и без того шатко устроившийся мозг. Этот парень слишком хорош, и с этим придётся мириться сегодня.
  
  - Мы идём, или ты ещё постоишь тут с глазами по пятьдесят центов? - Артур спрашивает это, подходя ближе, и ещё не пришедший в себя Фило замечает, что тот еле сдерживает уголки губ от улыбки.
  
  Мужчина и сам прекрасно знает, что чертовски хорош сейчас. И он делает это для Фило.
  
  Они выходят на потемневший воздух улицы, и парень ждёт, пока Артур закроет салон снаружи. Отсюда помещение кажется аквариумом, в котором выключили свет. Темно и ничего не видно, только блики от разгорающихся огней и проезжающих мимо машин скачут по слепым стёклам. Но это не мешает разбушевавшейся фантазии рисовать силуэты огромных, скользких, матово поблёскивающих боками рыб, что лениво и важно плавают там, внутри.
  
  Фило еле удерживается от того, чтобы взять Кейна за руку. На улице в субботний вечер достаточно людно и, даже закрывая глаза на то, что обычно всем плевать, парень всё же не решается. Но они идут так близко друг к другу, и Фило счастливо улыбается в сторону - прохожему, своему отражению, угрюмому водителю легковушки - каждый раз, когда их с Артуром мизинцы случайно соприкасаются.
  
  - Итак, куда мы направляемся? - нетерпеливо спрашивает мужчина, едва они пересекают Мандела-Паркуэй.
  
  - Сейчас я поймаю такси и... дальше сюрприз.
  
  - Ты оригинален, как никогда, - криво ухмыляется Артур, но Фило считает, что тому не хватит всего его красноречиво-ядовитого сарказма, чтобы скрыть тот факт, что он взволнован.
  
  К обочине припарковывается старенький форд со знаком "такси", и оба парня усаживаются на заднее сидение.
  
  - Парк Мидл Харбор Шорлайн, - чётко произносит Фило, наклоняясь ближе к сидению водителя. Пожилой мужчина в потрёпанной жилетке кивает, бросая на парня взгляд в зеркало заднего вида, и неторопливо трогается с места. Артур всем своим видом выражает незаинтересованность, разглядывая пейзаж за окном, но Хэдлей давно уже раскусил его. Он знает, сколько стоит это его показное "фи".
  
  - Наверное, к девушкам на свидание едете? - вдруг, ни с того, ни с сего спрашивает водитель, мягко улыбаясь в усы. - Погода стоит отличная, весна в самом разгаре. Хоть сейчас и похолодало немного, говорят, это ненадолго. Уже к середине следующей недели будет больше двадцати. Так обещают синоптики.
  
  - М-м... вроде того, - теряется Фило, не собиравшийся вступать в какие-либо разговоры. Именно в этот момент рука Артура находит его пальцы и легонько сжимает. Резко повернув голову в его сторону, парень видит, как тот хитро улыбается в отражение окна.
  
  - Когда я был в вашем возрасте, тоже на свидания каждый вечер бегал. И, порой, всё к разным девушкам, - негромко смеётся мужчина за рулём, выворачивая на Седьмую улицу. Ехать тут всего ничего, и можно было пройтись пешком, но Фило отчего-то важно проехаться с Артуром в машине. Почти идея-фикс. - Но сейчас Стелла уже не та красотка, хоть я и люблю её только больше с каждым годом. А мой внук собирается поступать в Университет в Чикаго в этом году.
  
  - Это... здорово, - улыбается Фило, чувствуя, как Кейн сильнее сжимает руку и придвигается чуть ближе.
  
  - Почти приехали, парни, - объявляет водитель, заезжая на полупустую стоянку у входа в парк. - С вас десять долларов.
  
  Фило хочет сказать, что это дороговато за такую короткую поездку, но в итоге плюёт на всё и достаёт смятую бумажку из кармана джинсовой куртки, протягивая её водителю: - Спасибо.
  
  - Хорошего вечера, - говорит мужчина, и парень размышляет, насколько заметно то, что они до сих пор держатся за руки, выбираясь из машины через одну дверь.
  
  Такси уезжает, но двое мужчин уже идут по направлению к ажурной арке ворот входа в парк.
  
  - Ох чёрт... я задумался, - негромко говорит Артур, расцепляя их руки и убирая ладони в карманы куртки. Фило становится грустно от этого жеста, и он в точности повторяет движение Кейна. На его ладони всё еще тепло и чуть влажно.
  
  - Ничего, - усмехается он, будто всё в полном порядке.
  
  - Я просто до сих пор не люблю ездить в машинах. И стараюсь как можно реже садиться в них. Только по крайней надобности.
  
  Фило удивлённо всматривается в носки своих кед, медленно вникая в суть слов мужчины.
  
  - Будем считать, что сегодня была крайняя надобность? - спрашивает парень, заглядывая в лицо Артуру и ища там признаки отрицательных эмоций.
  
  - Сегодня было вполне сносно, - спокойно отвечает мужчина, и дальше они идут по длинной аллее молча, думая каждый о своём.
  
  Они выныривают из своих мыслей только тогда, когда в просвете между деревьями начинает маячить калейдоскоп бликов на ряби гавани Окленд Мидл.
  
  Летом здесь не протолкнуться до самого позднего времени, потому что надо быть полным идиотом, чтобы жить в Окленде и пропускать лучшее зрелище из всех возможных: когда солнце стыдливо падает в воды залива, уступая место сотням и сотням огней, что дублируют себя в глянцевой рябящей глади, и Сан-Франциско, этот чёртов город, опутанный проводами и мостами, словно женщина чуть за тридцать - нитями натурального жемчуга, принаряжается, открывая всем свою ночную, совсем другую - чуть развязную и манящую - красоту... Надо быть идиотом, чтобы пропустить это зрелище, живя в Окленде.
  
  Или Артуром Кейном, которому просто всё равно.
  
  Было до сегодняшнего вечера.
  
  - Невероятно, - выдыхает мужчина, проводя по волосам, да так и оставляя руку наверху, будто безвозвратно запутавшись в своей же шевелюре. - Почему я не знал об этом месте раньше?
  
  - М-м? Может, потому, что безвылазно сидел в своём салоне? - предполагает Фило, краем глаз рассматривая замершего Артура. Он сам, хоть и впечатляется этим видом каждый раз, всё же не впервые здесь. А увидеть вдохновенно пожирающего пейзаж глазами Артура на самом деле - большая редкость. Он очень волнителен и притягателен тогда, когда не пытается просверлить взглядом дыру в черепе. Когда расслаблен и безумно заинтересован чем-то так, как сейчас. Смотреть на Кейна в нынешний момент оказывается сплошным, неизмеримым удовольствием, и парень, перебарывая стеснение, смело разглядывает его, надеясь запомнить.
  
  Ему исполнилось тридцать шесть месяц назад. Но Фило едва ли может дать больше двадцати этому восторженному красноволосому мальчишке, впившемуся взглядом в невероятную картину ночного города, отражённую в водах залива.
  
  Они стоят так в молчании довольно долго, пока Фило не ощущает, что ветер усиливается, и накатывающие на песок волны шумят всё сильнее. Он трогает Артура за локоть, и тот вздрагивает, будто просыпаясь.
  
  - Я просто хотел, чтобы ты увидел это хотя бы раз, - говорит он тихо, - а сейчас, может, пойдём, пока совсем не замёрзли?
  
  И Артур, не говоря ничего, кидая последний взгляд на Сан-Франциско, уверенно берёт Фило за руку и позволяет вести себя к выходу из парка. На аллее им не встречается никого - должно быть, временное похолодание распугало всех любителей прекрасного. Но даже если бы им и встретился кто-нибудь по пути, Артур не думает, что выпустил бы руку Фило из-за этого.
  
  ****
  
  - И что мы тут делаем? - интересуется мужчина в то время, как Фило опасливо выглядывает из-за угла, стоя на первом этаже общежития. Дорога до кампуса была проделана отчасти пешком, отчасти - на рейсовом автобусе, что подошёл внезапно и очень вовремя, когда они уже совсем, было, отчаялись ждать.
  
  - Мы идём ко мне, - негромко отвечает Фило, - посмотришь, где я живу. В это время комендант обычно смотрит телевизор, чтобы поболеть за "Окленд Атлетикс", а перед этим всегда включает чайник в соседней комнате. У нас будет несколько секунд, чтобы пробраться незамеченными. Короче, будь готов идти очень быстро и ничего не спрашивай.
  
  Спустя минуту этого напряжённого стояния и выглядывания из-за угла, Фило вдруг резко дёргает мужчину за руку, и они довольно быстро проходят по коридору, толкая бёдрами незаблокированные прутья пропускной вертушки, тут же скрываясь на лестнице. И всё то недолгое время, что они поднимаются на второй этаж, Хэдлей нервно хихикает, представляя, как же всё то, что он творит, глупо выглядит. Интересно, что вообще думает Артур? Кажется, они уже срослись ладонями, и это чувство прокатывается теплом по позвоночнику.
  
  - Комната под номером двадцать девять? - спрашивает мужчина, пока Фило хлопает по всем своим карманам в поисках ключей.
  
  - Да, прошу запомнить. Будет неловко, если ты перепутаешь и ввалишься к моему соседу, - паясничает Фило, щёлкая замком.
  
  - С чего ты решил, что я вообще буду к кому-нибудь вваливаться? - саркастично спрашивает Артур, ожидая, когда парень откроет уже дверь. Но тот отчего-то не торопится.
  
  - Это - просто шутка, Арт, - Фило улыбается, а потом продолжает: - Слушай... Подожди тут буквально минуту, хорошо? Никуда не уходи. Мне нужно кое-что сделать.
  
  - Ты не боишься, что я исчезну? - серьёзно спрашивает Артур. - Пока тебя не будет?
  
  - Я бы не хотел этого, - в тон ему отвечает Фило. - И поэтому прошу тебя: ни шага от этой двери, пожалуйста. Обещаю. Не больше минуты.
  
  Они обмениваются молчаливыми взглядами, и парень исчезает в тёмной комнате, прикрывая за собой дверь.
  
  Артур облокачивается на стену рядом с двадцать девятой, просовывая руки в карманы кожаных штанов и скрещивая ноги, опирая весь вес на одно бедро. Он заинтересованно перебирает в голове различные варианты того, что Фило может делать за закрытой дверью целую минуту без него.
  
  Мимо проходит парень в майке и гавайских шортах. Его взгляд с любопытством скользит по фигуре Артура, и тот чувствует, что его буквально облапали. И хотя в этом нет особой пошлости, зато вдоволь хватает какого-то липкого интереса.
  
  Дверь, наконец, открывается, и довольный Фило со вздохом облегчения выглядывает из-за неё, встречаясь глазами с мужчиной.
  
  - Я рад, что ты тут.
  
  - Я тоже.
  
  - Проходи, - Фило выходит из комнаты и, вставая позади Артура, прикрывает ему глаза руками. - Вперёд, смелее, навстречу неизведанному! - подначивает он неуверенно шагающего мужчину, едва уберегая того от столкновения с краем двери.
  
  - Знаешь, я уже сожалею, что никуда не делся, пока тебя не было, - говорит Артур, и Фило чувствует, как щёки мужчины под пальцами собираются в комочки, улыбаясь.
  
  Закрыв дверь ногой, Фило медленно убирает руки от глаз Кейна.
  
  Они бы остались в полной темноте, если бы не огромная, нелепо выглядящая свеча, торчащая прямо из слегка перекошенного шоколадного торта.
  
  - Это выглядит так, словно у тебя комплексы, Фило, - ухмыляется Артур, стараясь унять неожиданно появившийся тремор в руках.
  
  - Я слишком поздно вспомнил об этом и... пришлось вместо нормальных, кондитерских свечей попросить у соседа хозяйственную. Но мне так даже больше нравится. Внушительно. И... с днём рождения, Арти.
  
  Артур всё ещё не может ни пошевелиться, ни сказать хоть что-то. Он просто не ожидал ничего подобного. Максимум, о чём он думал, это секс в общежитии. Какие ещё могли быть объяснения у того, что Фило так настойчиво тянет его в свою комнату после так называемого "свидания"? Он просто никак не может совладать с комком эмоций, так упёрто подступившим к горлу. Он растерян.
  
  - Не молчи, пожалуйста, - негромко говорит Фило, утыкаясь носом между его лопаток, обхватывая руками поперёк живота. - Между прочим, я целый день убил на этот торт. И я до сих пор сомневаюсь, насколько это съедобно.
  
  Артур издаёт странный звук, похожий на откашливание.
  
  - Знаешь, когда я говорю, что не отмечаю, это значит лишь то, что я не отмечаю, - произносит он хрипловато. - Но раз ты убил на этот торт целый день, нужно попробовать его, так?
  
  Мягко погладив Фило по руке, Артур выпутывается из объятий и подходит ближе к столу. Рядом с тортом, почти не попадая в тусклый круг света, обнаруживается бутылка вина, два бокала, тарелки и глубокая стеклянная чаша с чем-то, отдалённо напоминающим салат. Артур улыбается себе под нос, взвешивая бутылку в руке и вчитываясь в этикетку.
  
  - Я не люблю вино, - говорит мужчина, начиная ввинчивать штопор в нежную пробку.
  
  - Я тоже, - пожимает плечами Фило, - просто взял его из интереса. Обычно я пью пиво.
  
  - А что за салат?
  
  - Без понятия, - улыбается парень, раскладывая еду по двум тарелкам. - Называется "то, что было в холодильнике". Надеюсь, съедобно.
  
  - Фил... - вздыхает Артур, разливая тягуче-красное вино по глубоким бокалам на ножках, - если послушать тебя, то можно сделать вывод, будто мы вряд ли доживём до завтра, если съедим хоть что-то с этого стола.
  
  Парень негромко хихикает, наблюдая за слезами воска, стекающими по свече в самодельный бумажный воротничок.
  
  - В вине я абсолютно уверен, - парирует он, поднимая свой бокал. - За тебя, Артур. Честно, я очень рад сейчас, что согласился тогда помогать в твоём салоне. Я рад, что ты есть.
  
  Они соединяют бокалы, и стекло нестройно звякает, разнося звук по небольшой комнате. Мужчина не улыбается, но его лицо выглядит расслабленным и спокойным. Он пьёт неторопливо. Размер бокалов таков, что в два подобных вытекает половина бутылки. Вино оказывается терпким, несладким, чуть вяжущим. Артур отчего-то вспоминает вкус Фило на своём языке, и это заставляет его улыбнуться. Свеча, единственный источник света, довольно тускла, и глазам приходится напрягаться, чтобы видеть достаточно. Например, то, как пляшут отблески в полуприкрытых глазах миндального цвета.
  
  Салат можно назвать съедобным, а торт, уж до чего Артур не в восторге от самой идеи поглощать пищу, дотягивает по его личной шкале до категории "чертовски вкусно". Чуть жестковатые коржи проложены бананом, а крем и вся глазурь сверху буквально тают во рту, оставляя стойкое шоколадное послевкусие.
  
  - Ты весь перемазался, - говорит Фило, поднося к лицу Артура пальцы и вытирая шоколадный развод у уголка губ. Наверное, он трёт чуть тщательнее и дольше, чем нужно, потому что мужчина замирает и глядит на него, не моргая, своими зеленоватыми, немного осоловевшими от вина и эмоций, глазами. И когда Фило хочет убрать руку, вдруг ловит его запачканные пальцы губами.
  
  И Фило сглатывает и на секунду прикрывает глаза, чувствуя, как тёплый, влажный язык оборачивается вокруг его пальцев, как бесстыдно и неторопливо Артур слизывает положенную ему долю шоколадного крема.
  
  - О, чёрт, - на полувыдохе-полустоне произносит Фило, придвигаясь ближе и, не теряя времени, заменяя пальцы своими же губами. Их шоколадные, с терпким привкусом вина, языки переплетаются, и этот совместный вкус Артур может оценить как "божественно". Фило настойчиво тянет его на себя до тех пор, пока не принуждает мужчину сесть себе на колени. Деревянный стул под ними опасно скрипит, заставляя Артура улыбаться в поцелуй. Он сидит на бёдрах Фило, широко расставив ноги и прижимаясь к нему всем телом. Локти спокойно покоятся на плечах, потому что пальцы все до одного густо перемазаны в торте. Артур, возбуждаясь всё сильнее, мечтает о том, как будет оставлять тёмно-коричневые разводы на теле Фило, чтобы потом повторить их все до единого языком.
  
  - Арт... - шепчет Фило, отрываясь от мужчины. Он дышит слишком рвано, и Артур знает лучше всех, что это означает. - Я... хочу заняться с тобой любовью. Здесь... - он прерывается, чтобы снова мазнуть языком по чуть припухшим губам. - Но моя кровать узкая, и нет никакой смазки... Я победитель по жизни...
  
  - Любой крем подойдёт... - шепчет Артур, увлекаясь торчащим прямо перед его носом ухом Фило, вырывая своими нехитрыми действиями сдавленный стон парня.
  
  - Я хочу взять тебя сегодня... - сипло говорит Фило, пока язык Артура блуждает по ушной раковине, то и дело проталкиваясь чуть глубже, - Господи... Я хочу взять тебя на своей кровати, чтобы потом вспоминать об этом каждую ночь. Что ты был здесь со мной...
  
  - Ты думаешь, я против? - Артур чуть сильнее прогибается в спине, отчего его бёдра уходят вперёд, упираясь в живот Фило эрекцией.
  
  - Чёрт, - Фило шепчет, отчаянно сжимая пальцы на коже штанов, сминая ягодицы Артура.- Но тебе придётся быть тихим. Тут стены картонные, а мои соседи жуткие ботаники...
  
  - Ничего не могу обещать, - мужчина начинает расстёгивать пуговицы рубашки Фило, совершенно не обращая внимания на то, что пачкает ткань. Он улыбается, когда перемазанные в шоколаде пальцы оставляют полосы на белой коже груди. -Ты знаешь, как я люблю, когда ты сверху. Думаю, твои ботаники переживут.
  
  И Фило рычит, рывком перемещая свою драгоценную ношу на такую близкую кровать. Она и правда узкая. Разместиться на ней можно, либо лежа кожа к коже на боку, либо друг на друге. И сейчас Артур выбирает второй вариант, водя пальцами по груди Фило, пока тот мягко, но очень ощутимо извивается под ним, ища трения. Артур склоняется над бледной кожей, и волосы падают по бокам от его лица. Но это ненадолго - Фило собирает их в пучок и держит своей рукой всё то время, как мужчина вылизывает его грудь - медленно, заставляя соски собираться в тугие бусины, и мурашки то и дело проступать там, где только что прошёлся язык. Артур вылизывает его тщательно, упиваясь тем, как сладкий вкус шоколадного крема смешивается с чуть солоноватым вкусом пота. Это сводит мужчину с ума, заставляя закрывать глаза и нащупывать руками член Фило через ткань джинсов.
  
  Парень дожидается того момента, как Артур стянет с него штаны и бельё, тут же подминая мужчину под себя. Его ключицы в вырезе красной кофты, словно распахнутые два крыла, - первое, за что ухватываются зубы Фило, чуть прикрытые мягкой кромкой губ. Рука незряче скользит по теплоте кожи живота, задирая нижний край ткани выше сосков, и они, похожие на контуры островов, - это следующее, на чём Фило задерживается до тех пор, пока Артур не начинает скулить. Парню приходится положить левую руку на губы мужчине, чуть надавливая - но это почти ничего не меняет, кроме того, что Фило ощущает себя в ещё более доминирующем положении.
  
  Голодно расправляясь с ремнём и молнией на кожаных штанах, парень, наконец, добивается того, что их обнажённые ниже пояса тела ничто не разделяет. Он с наслаждением прижимается к Артуру, протяжно стонущему в его пальцы, чувствуя, как рядом с его плотью пульсирует член мужчины, зажатый между их животами.
  
  Их движения рваные и нестройные. Вне какого-либо ритма или темпа. Если бы кто-то видел их со стороны, он, возможно, посчитал бы эти неровные толчки несуразными.
  
  Если бы не выгибающийся красноволосый мужчина снизу, протяжно и бесстыдно стонущий в руку, закрывающую его рот, после каждого подобного натиска.
  
  - Тише, тише, Арти... - шепчет Фило, ощущая, как тело мужчины под ним напрягается и звенит, словно натянутая до предела струна. Он не останавливается, хоть и действует сегодня слишком неторопливо. Он уверен, что это одна из главных причин того, что Артур так реагирует. Фило безумно хочет сорваться и трахать его на пределе своих сил, рискуя тем, что старенькая кровать под ними просто развалится. Но тогда всё закончится слишком быстро для обоих. А это определённо не то, чего ему хочется сегодня. - Тише, Арти, - шепчет он, повторяясь, словно эти слова крутятся в его голове, подобно заевшей граммофонной пластинке. Мужчина внизу не сдерживает проступающих в уголках глаз слёз и сам подаётся бёдрами каждый раз, как Фило толкается, смешивая их пот и вонзаясь пальцами в плечи. - О, господи... - выдыхает парень, когда понимает, что больше не может медлить, и набирает темп, делая короткие и сильные движения. Артур срывает голос в тот момент, когда они оба, добравшись до предела, взрываются, расплёскиваясь своими телами по стенам и потолку, становясь невесомыми, несуществующими, совершенно эфемерными.
  
  Они не замечают того, как свеча, переставленная в подсвечник, догорает и с шипением тухнет, погружая небольшую комнату в темноту.
  
  Но это не мешает Фило почувствовать, как Артур, чуть напрягаясь, целует его в потный висок и, не переставая зарываться пальцами в короткие волосы на затылке, тихо шепчет:
  
  - Спасибо...
  
  
  _______________________________
  *Buon compleanno (ит.) - с днём рождения
  
  
  
  
  Часть третья. Глава 33. La terza.
  ميريام
  
  
  В первую неделю лета Артур каждый раз после обеда садится в кожаное клиентское кресло и бессознательно мучает рукой шерсть Софи, что вальяжно разваливается на его коленях. Позже мужчина заметит оставшиеся между пальцев чёрные волоски и будет брезгливо обтирать руки о бока хлопчатобумажной футболки, ругая ни в чём не повинную кошку на чём свет стоит. Но пока они оба расслаблены и упиваются друг другом.
  
  Артур уже неделю пытается привыкнуть к тому, что Фило пропал. Окончание второго курса надвигается так резко и неотвратимо, что оба мужчины оказываются не готовы к этому. И если Кейн испытывает больше собственнические чувства и скуку без него, Фило расхлёбывает свою неподготовленность сполна: с раннего утра и до самых занятий пропадает в библиотеке, после лекций посещает многочисленные дополнительные конференции и семинары, затем рысью летит в салон, чтобы хоть немного помочь мастеру с уборкой. Затем, выпив кофе в тёплой и немногословной компании, устало бредет домой, спотыкаясь и оббивая носки кед об асфальт. Потому что знает наверняка: останься он ночевать у Кейна, и наутро не то, что не встанет, а яро захочет послать на несколько крепких букв не только зачётные недели, но и всю учёбу в целом.
  
  Артур не вмешивается. Он считает, что дело каждого мужчины справляться со своими проблемами так, как он считает нужным. Тем более, у Фило неплохо получается. Хотя он, всё же, изнывает от того, насколько меньше парня стало сейчас в его жизни. Мужчина почти привыкает, что Хэдлей живёт с ним. Что постоянно рядом, и это воспринимается как должное. Наступившая сессия открывает глаза и напоминает о том, что всё не совсем так, как было вымечтал Артур. Ему не стоит обманываться. Потому что обманываться - это всегда больно впоследствии.
  
  Но это всё не мешает каждый раз вечером, после того, как кофе выпит, забираться пальцами в жестковатые тёмные волосы и, прижимая голову Фило к своему впалому животу, скользить пальцами по тёплой коже, путаться, надавливать и гладить, заставляя парня выгибать шею и постанывать, закрыв глаза. Он не знает, что нужно говорить в подобных ситуациях. И понятия не имеет, как правильно поддержать, чтобы не оказаться глупым и навязчивым. Поэтому просто делает то, что всегда неплохо у него получалось. И чуть погодя шея Фило расслабляется, плечи опускаются и не кажутся уже такими стальными, будто сведёнными судорогой. Пальцы Артура прохладные и чуткие. Он может лишь догадываться, насколько приятно Фило чувствовать их в своих волосах.
  
  Артур сидит в кресле и смотрит за широкое витринное окно, на котором открыты горизонтальные жалюзи. Солнце косо и резко бьёт через них, разрезанными золотистыми лентами спускаясь на пол, чтобы улечься на деревянном паркете. Сейчас в салоне тихо, и кроме тиканья механических часов на письменном столе, ничто не нарушает тёплую ленивую негу июня. Мысли текут вяло и неохотно, вновь и вновь пробивая новые русла в голове мужчины. Но скоро обеденное время закончится, и в салоне снова будет наплыв - Артур предчувствует это.
  
  Лето - пора обнажения. Пора признаний и более смелых шагов. Лето требует откровенности и открытости, и именно поэтому самый большой пик работ приходится на тёплое время года. Артур делает десятки татуировок в день, учитывая то, что работает один. Его мастерство, скорость и точность поражают. Он почти не устаёт.
  
  Потому что особенных татуировок нет. Летом на них - мёртвый сезон. Особые татуировки - не то, что хочет выставиться напоказ. Они ждут осени и зимы, чтобы быть спрятанными, укрытыми слоем ткани. Они любят одиночество.
  
  Артур ухмыляется, на мгновение сильнее впиваясь пальцами в кошачий загривок. Софи неприязненно фыркает, но почти не обращает внимания на подобную мелочь.
  
  Неожиданно за окном темнеет. Резко, почти за секунды. Даже через дверь слышатся внезапные порывы ветра, будто с побережья снова притащило обрывок потерявшегося циклона. За какую-то пару минут становится так темно, будто на город опустился вечер. По железному подоконнику грубо и навязчиво ударяют первые тяжелые капли. Артур вздрагивает от этого механического стука и, словно очнувшись, смотрит на свои руки. Шипит не хуже кошки, пытаясь избавиться от шерсти, и Софи, отлично зная этот звук, отчаянно ретируется с острых коленей.
  
  "Нужна ещё чашка кофе, - думает Артур, ставя на кухоньке небольшую турку с водой на плиту. - От этих перепадов давления у меня разболится голова". И едва кофе - самый обычный крепкий чёрный кофе - оказывается готов, колокольчик на входной двери надрывно звякает, возвещая о посетителе.
  
  Артур с удивлением выглядывает из-за косяка двери. У него ещё десять минут законного перерыва на обед. Но, едва выглянув, забывает о своих ворчливых мыслях.
  
  У двери, вглядываясь за стекло, стоит женщина. Со спины не определить, сколько ей лет и насколько она хороша собой. Её осунувшееся - отчего-то Артур считает, что раньше оно было более округлых форм - тело скрыто под светлым платьем до лодыжек, а на ступнях простые плетёные босоножки.
  
  Совершенно обычная женщина, вот только волосы. По плечам разливается тусклая в нынешнем свете, но совершенно нереального оттенка рыжая медь. Пряди спускаются ниже плеч и замирают в нерешительном беспорядке, гипнотизируя мастера.
  
  А ещё посетительнице нет никакого дела до того, что происходит внутри салона. Она увлечённо смотрит в окно.
  
  Стекло взвякивает от первого раската грома. Грубый, настойчивый стук капель по подоконнику убыстряется, убыстряется до тех пор, пока не сливается в единый всепоглощающий шум. Гроза... Первая, летняя с проливным дождём, - накрывает собой городок. Она не будет долгой, но сейчас от бесконечных потоков воды по стеклу мир снаружи совершенно размывается, теряется и сливается во что-то единое и совершенно неделимое.
  
  - Так я и думала, - хмыкает женщина с низким грудным голосом, прислоняясь лбом к стеклу. Небольшая сумочка висит в безвольно опущенной книзу руке, в то время как другая неосознанно выписывает узоры на стекле тонким пальчиком.
  
  Этот голос так не подходит хрупкой фигуре, что Артур вздрагивает. Однозначно, у женщины раньше было совсем другое тело. Что-то произошло...
  
  И, присматриваясь к ней внимательнее, напрягая глаза до рези, мужчина едва слышно охает и отшатывается обратно - на кухню. Кофе стынет в турке, распространяя вокруг дурманящие бодрящие ароматы.
  
  - Вы пришли за татуировкой? - говорит он негромко, вынося из закутка две дымящиеся кружки. Слова произносятся негромко, но посетительница всё равно вздрагивает, резко оборачиваясь. Знала бы она, что всего пять секунд назад отстранённый и безучастный огненноволосый мужчина стоял перед порогом кухни очень долго, чтобы собраться с силами и выйти к ней. - Простите, если напугал вас. Это мой салон.
  
  - Ох, это вы меня простите, - улыбается женщина. У неё острый, излишне длинный нос и столь же отточенные косточки под кожей на щеках. Глаза женщины кажутся почти чёрными и очень большими, а кожа - слишком бледная, только подчеркивающая тщательно замаскированные круги под глазами. Артуру этот оттенок кажется почти голубоватым. Но женщина привлекательная, даже несмотря на свою странную, болезненную красоту. Мастер не знает, сколько ей лет. Любая цифра в диапазоне от двадцати пяти до сорока. Он никогда не дружил с числами. - Я зашла без разрешения и хоть какой-то мысли о татуировках, - улыбается она, прикрывая губами зубы.
  
  - Дождь? - почти утверждает Артур, ставя обе кружки на кушетку для татуировок.
  
  - О нет, разве это дождь?! - восклицает женщина с восторгом, снова поворачиваясь к размытой картине за окном. - Это разверзлись хляби небесные, чтобы устроить новый Потоп!
  
  - Соседняя дверь ведёт в неплохое кафе, там вам было бы комфортнее переждать непогоду, если вы не думали о татуировках, - как можно спокойнее говорит мужчина, чтобы не выдать своего волнения.
  
  Женщина снова оборачивается, чтобы цепко и изучающе окинуть взглядом владельца салона.
  
  - Вы выгоняете меня? - нахмурившись, спрашивает она.
  
  - Что? Конечно, нет, - Артур удивляется такому ходу её мыслей.
  
  - Меня привлекла ваша вывеска, - смягчается женщина, едва улыбаясь краешками губ. - Она смотрится воплощением безумия на этой спокойной консервативной улице. Именно то, что мне сейчас нужно.
  
  Артур только хмыкает в ответ, пригубливая из своей кружки.
  
  - Может, всё же подумаете о татуировке? Раз всё равно зашли сюда и застряли на некоторое время? - спрашивает он, стараясь сделать это ненавязчиво. - Я работаю быстро и могу набить вам что-нибудь симпатичное и небольшое не дольше, чем за час.
  
  Женщина улыбается чуть шире, не размыкая губ. Её тонкий палец мерно барабанит по стеклу.
  
  - Вы так зазываете меня сделать татуировку, у вас что, совсем плохо с клиентами? - интересуется она.
  
  - Наоборот. Просто мне показалось это забавным, и жаль отпускать вас без рисунка. Он бы вам очень пригодился. Будете кофе? - Артур взглядом указывает на вторую чашку, ждущую рядом с ним на кушетке.
  
  - Мы даже не знакомы, а пить кофе с незнакомцами не входит в мои правила жизни, - парирует женщина, чуть прищуривая глаза.
  
  - Артур. Артур Кейн, владелец салона и тату-мастер, - запросто представляется мужчина. Он сам поражается, как просто текут из него слова сейчас. Он должен заставить её сделать татуировку. Для неё это единственный шанс.
  
  - Мириам. Просто Мириам, - улыбается женщина и, наконец оторвавшись от стекла, подходит ближе, чтобы взять небольшую кружку с кофе. Она подносит её к носу и с наслаждением затягивает в себя крепкий аромат. Глаза закрываются против воли, не в силах устоять против великолепия запаха.
  
  - Приятно познакомиться, Мириам, - отвечает Артур. - У вас редкое и красивое имя. Вы еврейка?
  
  Женщина распахивает глаза и на несколько секунд разражается глухим смехом.
  
  - Вы первый, кто задаёт мне подобный вопрос, - отвечает она чуть погодя. - И нет, я не еврейка. Я родилась в Сербии и жила там долгое время, прежде чем очутиться здесь, в США. Но вы правы, моя прабабка была еврейкой и именно она выбрала мне имя. Вы знаете, что оно означает? - с интересом спрашивает женщина, решаясь отпить из кружки.
  
  - Отвергнутая? - предполагает Артур, вспоминая некоторые прочитанные им давным-давно книги.
  
  - Не совсем, - мягко улыбается женщина и делает шаг к кожаному креслу. - Вы не против, если я присяду? Слабость...
  
  - Конечно, без проблем, - быстро отвечает мастер.
  
  - Родители говорили, что в детстве я почти не улыбалась. Ни одной улыбки, можете себе представить? Они считали, что всему виной имя, потому что в другом толковании оно означает "горькая, печальная". Но сейчас всё не так, как вы можете заметить.
  
  - У вас красивая улыбка, - бессознательно подтверждает Артур, прежде чем понять, что это, должно быть, похоже на флирт.
  
  Мириам улыбается и пьёт кофе. Больше они не произносят ни слова под шум ливня и порывы сильного ветра за окном.
  
  Через несколько неимоверно тягучих минут кофе заканчивается, и кружки отправляются на кухню. Вернувшись в комнату салона, Артур застаёт задумчивую посерьёзневшую женщину, вглядывающуюся в ручейки, стекающие по стеклу двери.
  
  - Я бы очень хотел набить вам татуировку, Мириам, - снова говорит Артур, возвращаясь на своё прежнее место у кушетки. Он хочет оставить между ними достаточно личного пространства, чтобы не выглядеть навязчивым. - На память о сегодняшнем ливне.
  
  - Вы не сдаётесь, - улыбка приподнимает уголки губ женщины, и Артур замечает сеть мелких морщинок в этих местах. Ей точно не двадцать пять. - У меня с собой даже нет достаточно денег, а судя по тому, насколько хороши ваши работы, - женщина кивает головой на стены, где в рамках развешены примеры сделанных ранее татуировок, - вы стоите недёшево.
  
  - Я мог бы сделать вам татуировку бесплатно. В смысле, под честное слово, что вы расплатитесь позже, - поправляется Артур, замечая, как глаза женщины подозрительно сужаются.
  
  - Вы знаете, что вы очень странный мастер, Артур? - спрашивает Мириам, немного сведя длинные тёмные брови к переносице.
  
  - Я слышал подобное, - соглашается мужчина, тут же вспоминая Фило. - Меня это не напрягает.
  
  - И всё же мой ответ - нет, - твёрдо говорит женщина, возвращаясь взглядом к окну. - Это было бы интересно, но не в данной ситуации. Просто не вижу смысла менять хоть что-то в себе сейчас.
  
  - Никогда не поздно что-то изменить в себе, если это позволит жить дальше и снова дышать полной грудью, - Артур говорит прежде, чем может осознать сказанное. Он досадливо морщится внутри от своей настойчивой несдержанности, когда в него упирается подозрительный взгляд женщины.
  
  - О чём вы? - тихо спрашивает она, и мастер чувствует, что женщина близка к тому, чтобы встать и уйти. Он провалился. Из него всегда был никудышный оратор. Значит, остается последний козырь, и надо идти ва-банк.
  
  Артур вымученно вздыхает и, ища ответы под носками своих лёгких домашних туфель, нервно проводит руками по волосам.
  
  - Вы больны, Мириам, - говорит он после долгого молчания. - Больны смертельно и, похоже, потеряли всякую надежду. Не спрашивайте меня, как. Я просто вижу это, и всё.
  
  Женщина выдыхает, словно решается избавиться от всего воздуха в своей груди. Она бледнеет, а её глаза становятся ещё больше.
  
  - Как... Да как вы смеете? - тихо говорит она, находясь в недоумении.
  
  - Рак? - снова спрашивает Артур, поднимая глаза от пола. - Не нужно бояться меня и не нужно уходить. Вы ничего не теряете, если поговорите со мной ещё немного. Я просто один из тех редких людей, что видят болезни. На самом деле, в этом нет ничего слишком уж удивительного. Такое случается, - говорит он запросто, словно рассуждает о нахлынувшей на Окленд грозе или внезапном снеге, выпавшем недавно уже тогда, когда деревья выпустили новую свежую листву.
  
  Женщина молчит, какое-то время пристально глядя на этого странного красноволосого мастера. Он не отпугивает и не страшит её, просто разговор этот настолько болезнен и неприятен, что больше всего женщина хочет исчезнуть отсюда и очутиться где-нибудь подальше, чтобы эти каре-болотного цвета глаза больше не вгрызались в неё так бесстыдно. Чуть подумав, она всё же соглашается с тем, что ничего не теряет, и, вздохнув, размыкает губы.
  
  - Периферический рак лёгкого, - подтверждает она. - Последняя стадия. Моё время идёт на недели, если не на дни. Поэтому я не понимаю, зачем вы прицепились ко мне со своей татуировкой. Мне уже не нужно всё это. Когда тело становится пеплом, ему все равно, сколько на нём было татуировок и были ли они вообще.
  
  - Знаете, наверняка это прозвучит глупо, но... Если вам нечего терять, почему бы не принять моё предложение насчёт татуировки? Это будет моим вкладом в вашу будущую жизнь, - спрашивает Артур. Он сам не понимает, почему всё это так важно. Что-то подталкивает его изнутри, принуждая бороться за этого совершенно не знакомого ему человека. Раньше он никогда не испытывал подобного.
  
  - Вы говорите это, словно ваши татуировки - чудодейственное средство для борьбы с раком, - хмыкает Мириам, доставая из сумочки пачку крепких - Артур узнаёт по этикетке - сигарет. - Вы не против, если я закурю?
  
  - Разве это не делает вам только хуже? - интересуется мужчина, ища по карманам зажигалку. Он и сам давно хочет курить.
  
  - Мне уже всё равно, - Мириам благодарно улыбается, когда напротив её сигареты возникает огонёк. - Спасибо.
  
  Она начинает глухо и надрывно кашлять уже после третьей затяжки, судорожно ища что-то в сумочке. Достав платочек, закрывает им рот, но Артур успевает заметить красные разводы на её ладони: - Простите, - извиняется она, туша сигарету в пустой пепельнице. - Кажется, я всё же переоценила свои силы. Покурите для меня? Хоть что-то...
  
  Артур кивает, принимая предложенную новую сигарету, и с удовольствием затягивается, откинув волосы с лица одним плавным движением головы. Он медленно курит, выдыхая густой дым в сторону женщины, а та лишь дышит им, стараясь делать вздохи как можно менее глубокими. Она благодарна просто за то, что ей в кои-то веки не читают нотации.
  
  - Вы очень красивый, когда курите, - говорит она вдруг и смущённо улыбается, получая удивлённый взгляд Артура из-под изогнутых бровей. - Это вам месть за ту фразу про улыбку, - находится она прежде, чем между ними повиснет неловкость. Мастер улыбается одной половиной губ, и Мириам, отчего-то проникнувшись, начинает говорить. Тихо и вымученно, но при этом достаточно чётко, чтобы быть услышанной: - Мы испробовали всё. Вы представить себе не можете, каково это, но я уже прошла все свои круги ада. Я лечилась всеми возможными методами, они даже вырезали у меня часть лёгкого, но это не помогло. Ничего не помогает, а моё тело слишком устало. Я больше не могу так. Нет, даже по-другому. Я больше не хочу так. Сил нет...
  
  - Мы могли бы просто попробовать... - начинает Артур, почти докурив, но его прерывает гневный взгляд женщины.
  
  - Вы меня слышите?! Я говорю, что мне всё равно, даже если мы представим на минутку, что всё, что вы несёте, - не бред сивой кобылы, и вы и правда добрый волшебник, исцеляющий проклятых! Мне всё равно, понимаете? Я больше не хочу. Я не могу больше - ни верить, ни пробовать, ни пытаться. Разочарование убьёт меня, а я никогда не была склонна принимать за чистую монету бред случайного встречного!
  
  Мириам замолкает, выдыхается, будто становится ещё тоньше и прозрачнее. А Артур смотрит на неё, как вдруг видит ту, прежнюю: с округлыми бёдрами и длинными каштановыми волосами, со щеками, на которых плясали ямочки, когда она задорно смеялась.
  
  - Но ведь настоящая причина не в этом, так? - он докуривает и тушит сигарету в пепельнице рядом с почившей там же недокуренной сигаретой Мириам. - Таких людей, как вы, сложно сломить страданием и болью. Тем более, если вы и правда сербка с еврейскими корнями.
  
  Женщина усмехается, и лицо её вдруг разглаживается, успокаивается и становится недвижным. Одной рукой она берёт край волос и тянет их вниз, отчего причёска кренится, скашивается, пока шевелюра с совершенно пугающим видом не соскальзывает ей на колени. Перед Артуром оказывается совершенно истаявшая женщина, голова которой обтянута нежнейшей тонкой кожей прямо по кости. На ней нет ни единого волоска, а мраморно-голубоватый оттенок заставляет мастера залюбоваться. Медно-рыжий парик цветным пятном распластан на белом платье, не вызывая больше никакого восторга.
  
  - Вы слишком много видите, Артур, - произносит Мириам. - Наверное, вам очень тяжело жить с этим... - и, потому что Артур не отвечает ничего, она продолжает: - Мне сорок три, и я уже пять лет борюсь со стремительно убивающим меня раком. У меня была семья, прекрасный муж и двое сыновей. Они погибли прошлым летом, так вышло. У меня больше нет причин бороться, я просто хочу поскорее встретиться с ними, и вы... Если вы и в самом деле видите меня, как утверждаете... вы должны понять то, о чём я говорю.
  
  Артур молчит, пытаясь осмыслить сказанное.
  
  Впервые кто-то, настолько полный света, при нём отказывается от жизни потому, что уже слишком заждался объятий смерти. Это странно, даже страшно. Но почему-то это кажется мужчине красивым. Он уверен, что бесполезно переубеждать кого-либо снова полюбить жизнь. Порой сама жизнь ценится и сверкает всей палитрой красок безумного художника только тогда, когда её остаётся совсем немного. Он молчит столько, что не замечает, как ливень заканчивается, и в полосы жалюзи снова начинает светить наглое летнее солнце.
  
  - Я понимаю вас, - говорит он тихо, наконец, отталкиваясь от кушетки и подходя к столу, чтобы взять ручку и листок. - Вы оставите мне номер своего телефона, Мириам? Не подумайте ничего странного, но я бы хотел ещё встретиться с вами и поговорить. Это... интересно, - заканчивает Артур, вызывая своей искренностью усталую улыбку у женщины. Она, чуть замешкавшись, всё же диктует последовательность цифр и, снова надевая на голову растрепавшийся парик, неторопливо поднимается с кресла. Артур придерживает женщину за плечи, потому что ему кажется: ещё немного, и она упадёт.
  
  Они прощаются спокойно и так, словно знакомы уже несколько лет. Весь оставшийся день и вечер мастер работает с клиентами, но его мысли всё крутятся вокруг истории Мириам. Почему-то от неё веет не тоской, а лёгкой сладкой грустью. Женщина не выглядела несчастной или уставшей, когда пришла. Она не была таковой, когда уходила. Словно внутри её измождённого болью, химией и процедурами тела упрямо сверкает стальной стержень, не дающий ей сломаться. Это вдохновляет и заставляет Артура думать. Думать много и исступлённо, пока руки делают свою работу, почти не требуя присутствия мозга.
  
  Фило приходит в половине десятого и напоминает собой призрак отца Гамлета - такой же невидимый и эфемерный. Но сегодня кое-что меняется. Всегда спокойный и прохладный, Артур встречает его буквально у входа и, ловко переворачивая табличку на двери и одним движением опуская жалюзи, жарко обхватывает парня руками, крепко, до боли и хрустящих рёбер вжимая его в своё тело. Жадно вдыхает запах волос, быстро, глубоко втягивая выдохшийся за день аромат парфюма у шеи. Он словно одержимый. Он отстраняется, заглядывая в удивлённые глаза цвета молочного шоколада, чтобы тут же впиться в едва розовеющие губы, чтобы терзать их и пить с них тихий стон, идущий из самой глубины тела Фило. Он ведёт себя совершенно ненормально для себя обычного, приводя Хэдлея в замешательство.
  
  Артур отстраняется только тогда, когда язык Фило в третий раз побеждает за первенство и несыто скользит внутри его рта, заставляя гореть и плавиться, лишая всех скопившихся за день мыслей, а руки дерзко забираются под футболку и оглаживают поясницу, опускаясь всё ниже и вызывая дрожь и мурашки вдоль позвоночника.
  
  - Уау... - выдаёт Фило, чуть кривя обкусанные мастером губы, когда его мягко отталкивают. Он тяжело дышит, его джинсы чересчур тесны сейчас, а в глазах ещё слишком туманно. - Ты в порядке, Арт?
  
  Артур смотрит до боли пристально в карие глаза напротив и молчит, а потом, выдохнув, отвечает:
  
  - Теперь - да.
  
  
  ______________________________
  La terza (ит.) - третья
  ميريام (арабск.) - Мириам. Считается, что имя пришло в арабский из древнееврейского языка.
  
  
  
  
  Часть третья. Глава 34. Duetto.
  
  
  Фило встречается с Майки поздно вечером в полупустом кафе университета. Они выжаты покруче лимонов, что плавают в их кружках с чаем. В кафе с еле уловимым гулом работает кондиционер, и это, чёрт, радует безумно. Потому что снаружи жара, и во всех аудиториях окна настежь. Но это не только не решает проблемы, а только усугубляет её. Кажется, раскалённый ветер буквально впихивает внутрь помещений шипящий от солнца воздух, и пот неумолимо стекает по спине, подмышкам и вискам, едва не капая на экзаменационные листы. Сам ректор сидит, повесив мешковатый пиджак на спинку кресла, и вяло обмахивается чьей-то тетрадью.
  
  Все, как стартового выстрела, ждут вечера. Потому что он, если верить логике, принесёт закат и временное избавление от неожиданной июньской жары.
  
  Холодный чай с лимоном немного бодрит, и парни расслабляются, начиная более добро поглядывать друг на друга. Эта сессия им обоим даётся тяжело, потому что Фило слишком часто пропадал в салоне вместо самостоятельных занятий, а у Майкла жена на последних месяцах беременности. И Элис настолько упёрта, что не собирается уходить в академический отпуск, пока не закончит свой предвыпускной курс. После ей останется лишь написать и защитить дипломную работу, и она станет квалифицированным специалистом по работе с детьми с различными поведенческими отклонениями.
  
  Проблема лишь в том, что по здоровью ей часто непросто даже выйти из дома, не говоря о том, чтобы сидеть на последних лекциях. Поэтому Майклу, который и без того занимается сложными контрольными проектами по химии, приходится постоянно вылавливать сокурсников жены, чтобы копировать их лекции, и это безумно утомляет. Парень мечтает, чтобы июнь уже к чёрту закончился, и чтобы у них с Элис был этот следующий месяц, когда они просто смогут отдохнуть и совсем, вот просто совершенно ничего не делать.
  
  Для Фило эта сессия просто оказывается неожиданностью. Потому что он так увязает в атмосфере тату-салона и в своих странных отношениях с его владельцем, что почти пропускает момент начала зачётных недель. Это его порядком выбивает из колеи. Никогда раньше он настолько не отстранялся от учёбы. И хоть это не значит, что он пропускает или забивает на подготовку. Просто мысли его по большей части очень далеки от университета. Они постоянно витают где-то на углу Четырнадцатой улицы и Аделин стрит.
  
  Чтобы не вылететь, Фило приходится идти на крайние меры. Никаких ночёвок, никаких лишних встреч с Артуром, помимо пары часов вечером, когда он помогает ему с уборкой в салоне. Он даже перестаёт готовить, но каждую неделю старательно забивает небольшой холодильник полуфабрикатами из разряда "просто разогрей". Это, конечно, не самая лучшая и здоровая пища из возможных. Но всё же лучше, чем есть дрянь наподобие фастфуда и чипсов или не есть ничего, к чему Артур склоняется чаще.
  
  Он волнуется, но считает, что нужно просто выдержать этот месяц и закончить курс как можно лучше. В конце концов, мужик он, или кто? Он пообещал себе, что закончит университет без какой либо родительской помощи и сможет стать самостоятельным опять же без неё. Он просто не стерпит унижения, если его замыслы потерпят крах.
  
  - Как Элис? - спрашивает он друга, выпив в молчании уже полкружки чая.
  
  - Сегодня лучше. Но малышка у нас и правда реактивная. Это так забавно, когда живот Элис ходит ходуном, потому что дочь выполняет внутри различные кульбиты. Жена говорит, что это надоедает, а мне нравится. Наверное, потому что это происходит не внутри меня, - устало улыбается Майкл, и Фило не может удержаться, когда его кончики губ ползут наверх. Он представляет то, как хорошо и уютно, должно быть, внутри живота. Особенно, если ты маленькая непоседливая девочка, склонная к классическому боксу. - Как брат? - принимает эстафету вопросов Майкл, и Фило чуть пожимает плечами, прежде чем ответить.
  
  - Вроде держится. Работы сейчас и правда много, а я почти ничем не могу помочь. В любом случае, выглядит он неплохо, - говорит парень и чуть смущается своих слов. - А ещё он подстригся. Не сильно, сантиметров пять, но теперь его волосы не напоминают старое перекрашенное мочало, это нормальная удлинённая стрижка... - из Майки вырывается сдавленное "пф-ф...", перерастающее в смешки, а затем и полноценный хохот, и Фило не может ничего поделать с собой, только как присоединиться к веселью Кейна-младшего.
  
  - Интересно, с чего вдруг? Я думал, он отрастит себе длинную гриву... Как сделал после Школы Искусств, - интересуется Майкл, когда они оба успокаиваются.
  
  - Сказал, что слишком жаркое лето, и волосы ему мешают. В принципе, я не против, мне нравится, - отвечает Фило, раздумывая над тем, что ему, вероятно, понравится всё, что бы ни сделал этот мужчина. Потому что у того и правда есть вкус. Сейчас Артур стал выглядеть ещё свежее и моложе, чем до этого. Каждый вечер он заводит Фило своим видом так сильно, что парню приходится делать над собой невероятные титанические усилия, чтобы не сорваться. Он не должен проиграть в своей битве. Не имеет права.
  
  
  ****
  
  Артур, начиная с середины июня, немного меняет свой график. Ничего не привнося в часы работы, совершенно наглым образом добавляет лишний час к своему обеду, не заботясь особо ни о чём. Работы много. Её и правда просто очень много, и начиная с первой минуты, как открывает салон, и заканчивая девятью вечера, он не разгибается, набивая и набивая рисунки на оголённые тела.
  
  Для изменений есть причина, о которой Артур не распространяется. Несколько раз в неделю, обычно два или три, они встречаются с Мириам в одном кафе через три улицы отсюда, и после идут на недолгую прогулку. Кафе расположено почти чётко на середине между салоном и больницей, где женщина проводит первую половину дня в лечении и сдаче всё новых и новых анализов. Иногда она остаётся там на весь день, и тогда они с Артуром не встречаются.
  
  Она сама не знает, как так вышло, что этот странный мужчина буквально вклинился в жалкие остатки её жизни. И если о татуировках он больше не говорит, то они и без того общаются на самые разные темы, и это всегда удовлетворяет их обоих. Точнее, говорит обычно Мириам. А Артур слушает, вставляя порой недлинные фразы или задавая вопросы. Он интересен и вызывает любопытство, но почти не рассказывает о себе. Наверное, ему нужно время, чтобы открыться. А Мириам уже давно всё равно.
  
  Но самое приятное - Артур курит. Просто курит, а женщина, вдыхая терпкий горьковатый дым, с теплом считает, что это - для неё. Своеобразные "дары смерти", как думает она про себя.
  
  Окленд в эту июньскую жару, упавшую с неба совсем неожиданно, будто вымирает. Мало машин и почти нет людей, а те, что попадаются, или спешат от двери до двери помещений с кондиционером, или нежатся прямо на газонах в тени деревьев в парке. Птицы и те скрываются под крышами или тихо сидят на ветвях, не растрачивая силы на полёты и пение. Жара доканывает всех. Воздух становится густым и тяжёлым, он отчётливо пахнет раскалённым асфальтом и порой - резиной шин и пылью. Эта пыль покрывает всё вокруг этаким налётом старины, приглушая краски и пробираясь в самые незначительные щели рам, беззастенчиво поскрипывая на зубах. Дождей нет уже несколько недель, и это странно.
  
  Но пока их нет, жара и пыль - две некоронованные принцессы, безраздельно царящие в Окленде.
  
  Помягчевший асфальт приятно пружинит под их ногами, когда Мириам и Артур переходят дорогу к парку. Там хоть немного, но прохладнее, и дышится гораздо легче. И это именно то, что нужно женщине.
  
  Артур удивляется, насколько Мириам полна жажды жизни. Точнее, тем, насколько много жизни в её последних днях, в том отрезке, что у неё остался. Женщина каждый раз на встречу является с новыми волосами. Конечно, Артур знает, что это парики. Множество, просто невероятное количество самых различных париков всех форм, расцветок и длины. Каждый раз он заходит в кафе, не представляя, чего ожидать и кого искать взглядом. Потому что совершенно точно уверен - сегодня Мириам будет выглядеть иначе. Она словно смеётся - над болезнью и тем, что ей осталось так недолго. И её смех ироничен.
  
  - Сколько их у тебя? - спрашивает мужчина, когда они входят в парк и садятся на первую попавшуюся лавочку в тени лип. Сегодня на Мириам парик-каре нежнейшего фиолетового цвета. Он очень светлый и не слишком яркий, как можно представить, услышав слово "фиолетовый". И кожа женщины от этого цвета кажется ещё тоньше, прозрачнее и голубее.
  
  - Если ты хочешь знать точное число, то я вряд ли скажу, - улыбается Мириам, сразу понимая, о чём вопрос. Артур каждый раз не спускает глаз с её париков, и это очень забавляет женщину. - Может, больше тридцати, а может, чуть меньше.
  
  - Зачем так много? - удивляется мастер. - Неужели не могла определиться с выбором?
  
  - М-м... - Мириам на мгновение задумывается, выбирая более корректную формулировку. Человек, не знающий о том, что ему осталось жить пару недель, никогда не оценит вывертов мозга умирающего. - Так веселее. Мне нравится перебирать их перед тем, как я выйду из дома. Знаешь, когда есть возможность выбрать не только туфли и сумочку к платью, но ещё и волосы под это всё подобрать - о, это райская возможность для любой женщины! - улыбается она.
  
  Артур молчит, не выражая особых эмоций. Но, кажется, он удовлетворён ответом, потому что хмыкает и достаёт из кармана джинсовых шорт (Мириам отмечает, что лодыжки у него довольно костлявые, но колени очень красивые) заветную пачку сигарет.
  
  Он курит, потому что сегодня он ещё ни разу не курил для неё. А женщина рядом улыбается, поводя худыми плечиками, и размышляет о чём-то своём, глядя на маленьких детей вдалеке, зарывшихся в песок по колено на детской площадке. Она никогда больше не просит его курить рядом с ней. Он просто делает это без лишних слов. И это их безмолвное соглашение заставляет её временно забывать щемящее, снедающее чувство одиночества.
  
  Умирающие всегда одиноки. Даже будучи окруженными множеством родственников и близких в последние минуты. Потому что живым не понять того, как чувствует себя обречённый на смерть человек. Не понять, да и не нужно. Живым нужно жить. В этом весь смысл.
  
  - Почему ты не женат, Артур? Тебе ведь уже тридцать шесть, как ты говорил? - спрашивает она, когда они решают немного пройтись по аллеям парка. Мужчина всегда держит особенное расстояние между ними в двадцать дюймов и никогда не пытается его уменьшить. Но при этом всегда платит за её обед.
  
  Мужчина идёт и молчит, но через какое-то время (а Мириам уже поняла, что, общаясь с мастером Кейном, иногда приходится подождать) негромко произносит:
  
  - Не срослось как-то.
  
  Еще через некоторое время Мириам узнаёт, что у Артура есть младший брат, и он скоро станет отцом, а мастер, соответственно, дядей. После ещё пяти минут Артур тихо и неуверенно начинает говорить о том, что их с братом родители погибли в страшной автокатастрофе много лет назад, и что ему, как старшему, практически пришлось растить Майки до тех пор, пока он не решил поступать в университет здесь, в Окленде.
  
  - Я думаю, что просто уже выполнил свой семейный долг, - заканчивает он так же тихо, как и начал говорить. - Растить пятилетнего мальчишку, когда тебе самому едва исполнилось двадцать - не самое простое занятие.
  
  Мириам улыбается и кивает, а потом, устремляя взгляд вперёд, произносит:
  
  - Мои тоже погибли в автокатастрофе. Был сильный ливень, а они ехали по серпантину высоко в горах. Муж не справился с управлением... Это иронично, потому что именно Ник был лучшим водителем из всех, кого я знала. Я же, как бы плохо ни ездила, никогда не получала ничего больше царапины на машине при не слишком удачной парковке. Порой мне очень хочется встретиться с тем, кто же распределяет эту страшную лотерею между нами. Знаешь, встретиться, заглянуть в глаза и даже, возможно, врезать как следует. Потому что я не могу найти в этом всём ни логики, ни смысла, ни справедливости...
  
  - В смерти нет смысла, - говорит Артур. - Это просто смерть. Кто-то должен умирать.
  
  Они снова очень долго гуляют молча, до тех пор, пока Мириам не начинает поглядывать на часы. Это очень смешно, на самом деле, когда обречённый человек смотрит на часы и беспокоится куда-либо опоздать. Но Артур, конечно, не смеётся.
  
  - Я должна сегодня вернуться в больницу. Поэтому у нас осталось не так уж много времени, - говорит женщина.
  
  - Это звучит не очень из твоих уст, - замечает Артур, вызывая у женщины лёгкую улыбку. - Я провожу тебя.
  
  - О нет, медсёстры замучают меня, пытаясь вызнать, где я подцепила такого красавчика, - притворно ужасается Мириам, но они уже выходят из парка и идут к больнице Святой Марии Магдалены. Артур в этот раз реагирует и даже хмыкает, так что женщина довольна собой.
  
  - Мы могли бы доехать на такси, - предлагает Мириам, но мужчина качает головой, отрицая: - Я не езжу на машинах.
  
  Они идут по пыльным, душным улицам, пружиня ногами об асфальт. Женщина бы с большим удовольствием проехала пару кварталов в машине с кондиционером, но она склонна уважать чужие странности.
  
  Когда они заходят в сквер, разбитый перед больницей, Артур немного отстаёт. Вокруг тихо и тенисто, некоторые больные в своих белёсых одеждах сидят на скамейках вдоль тротуара и отдыхают от давления больничных стен и этого особенного, въедающегося под кожу запаха. На них никто не обращает внимания.
  
  Едва женщина подходит к лестнице, Артур окликает её:
  
  - Мириам, - произносит он негромко, но она слышит и оборачивается, мягко улыбаясь. - Может, это прозвучит глупо, но... Меня давно беспокоит этот вопрос.
  
  - Я слушаю, Артур, - говорит женщина. - И постараюсь ответить.
  
  Мужчина выглядит смущённым и немного взволнованным. Он не знает, как понятнее выразить то, что его уже так долго беспокоит. Он даже отводит глаза, потому что ему нужно время - собраться с мыслями. Наконец, он размыкает чуть слипшиеся губы и говорит:
  
  - В твоей жизни произошло столько всего... И сейчас ты сама умираешь. Ты отказалась попробовать то, что я предложил, хотя это, я уверен, могло бы помочь...
  
  - Ты пообещал больше не говорить об этом, - чуть поморщившись, произносит Мириам.
  
  - Да, прости. Не в этом суть. Скажи... Неужели тебе не страшно?
  
  Женщина смотрит в ответ удивлённо.
  
  - С чего ты взял, что мне не страшно? - тихо спрашивает она.
  
  Артур с не меньшим удивлением поднимает глаза:
  
  - Но... Ты такая живая, ты улыбаешься... Ты так спокойно говоришь о смерти...
  
  - Это не значит, что я не боюсь умирать. Я боюсь до чёртиков, Артур, - легко улыбается она. - Особенно боюсь умирать, лёжа в больничной постели в одиночестве, страдая сильными болями. Боюсь стать немощной, боюсь потерять разум и умереть в беспамятстве под капельницами, не осознавая ничего. Я очень сильно боюсь, Артур...
  
  Мужчина не понимает. Точнее, он уже чувствует, что всё же понимает, но ухватиться за вёрткую мысль не может.
  
  - Но... как?
  
  Мириам вздыхает и делает шаг в сторону перил, чтобы опереться на них руками, вглядываясь в деревья сквера и цветочные клумбы.
  
  - Я не знаю, как ответить... Точнее, не знаю, что ты хочешь услышать в ответ, - женщина замолкает, когда Артур подходит чуть ближе и тоже наклоняется над перилами. Это первый раз, когда их локти соприкасаются. - Просто... я стараюсь жить, - улыбается она. - Я смеюсь, если смешно, и что-то делаю, я встречаюсь с тобой или просто заглядываю в лица людей на улице, когда гуляю одна. Не поверишь, я даже вяжу шарф, это забавно, всегда хотела попробовать. И когда я делаю всё это, я чувствую, что живу, и я... забываю о том, что мне положено бояться. Наверное, чтобы жить, надо просто жить, а не прятаться от своих страхов. Я думаю, так.
  
  Они ещё какое-то время стоят рядом, вдыхая ароматы цветочных клумб и уже становящийся осязаемым запах больницы. Наконец, Мириам говорит, что ей пора.
  
  - Жаль, что тут нельзя курить, - произносит она, поправляя свой нежно-фиолетовый парик. - Я была бы счастлива, если бы ты покурил для меня на прощание.
  
  - Оставим это на следующий раз, - улыбается ей Артур и, чуть сжимая тонкую хрупкую ладонь пальцами, говорит: - До встречи.
  
  ****
  
  Проведя несколько дней в агонии странных и навязчивых мыслей, он всё же приходит к выводу, что он должен. Должен попробовать то, о чём говорила Мириам. Просто жить, а не прятаться.
  
  Хотя страшно ему, конечно, просто до недержания и расстройства желудка. Ему ещё никогда в жизни не было так страшно. Если не брать в счёт те дни, когда погибли родители, и он остался один на один бороться со своими психическими проблемами, зависимостями и маленьким братом на руках.
  
  Он не говорит Фило ни слова, и это, на самом деле, не просто. Не говорит потому, что это лишний раз будет загружать и отвлекать и без того уставшего и еле держащегося на ногах Хэдлея. Ни о Мириам, ни о том, что он вообще задумал. И от этого его сердце просто долбится внутри грудной клетки, будто пытается забить сваи для многоэтажного монолитного дома. Артур надеется только на то, что это не так сильно заметно, хотя Фило, всё же, кидает на него подозрительные взгляды, видя его таким нервно-возбуждённым. Парень чувствует, но ничего не спрашивает.
  
  Фило говорит, что будет полностью свободен от учёбы десятого июля, и при этом так трётся бедром о его промежность и горячо дышит в ухо, что Артур, не склонный к грубым словам даже в мыслях, просто, блять, мечтает об этом десятом июля.
  
  Он остаётся наедине с собой и работой ещё на несколько дней, потому что Мириам отказывается встречаться, ссылаясь на какие-то новые процедуры, а Фило окапывается в университетской библиотеке перед решающими экзаменами.
  
  Их крайний разговор с Мириам по телефону оставляет странное и очень щемящее впечатление. Голос женщины слабый и прозрачный, он почти невесомый, и Артуру приходится напрягать слух, чтобы понять каждое слово.
  
  - Они пробуют какую-то новую химиотерапию, говорят, что это может сработать, и у меня появится ещё месяц или даже больше. Я хотела отказаться, но мой врач настоял. А у меня просто не осталось сил, чтобы спорить с ним, - она глухо закашливается, а затем продолжает: - Это грустно, потому что я уже так долго не выходила на улицу. Я бы очень хотела встретиться и просто погулять. Я решила, что если через два дня не будет никаких улучшений, то подпишу отказ от лечения. Я хочу просто спокойно пожить последние дни, гуляя и улыбаясь, а не скисая в больничной палате.
  
  - Значит, через два дня я позвоню или просто приду к тебе и отведу домой, так?
  
  - Так, - Артур слышит, как Мириам улыбается. - Или мы просто прогуляемся вокруг больницы, раз уж ты так хочешь видеть мою бледную физиономию.
  
  - Договорились, жди, - улыбается мужчина и вешает трубку.
  
  Он снова с головой уходит в свою навязчивую идею-мечту, листает журналы и даже обзванивает несколько мест в Сан-Франциско, куда следует наведаться прежде всего. На следующий день он собирается с духом и, усмиряя трясущиеся поджилки, садится на автобус и едет. Туда, где договорился встретиться с владельцами этих красавцев. Он, такой хрупкий и звенящий, ходит среди стальных чудовищ, нежно проводит по коже, задевая подушечками пальцев холодный серебрящийся хром. Он вдыхает навязчивый запах бензина и разогретой солнцем кожаной обивки, и улыбается, чувствуя, как страхи неверно, неохотно, безумно медленно, но всё же уходят на задний план. Отступают, перестают ныть, выпуская наружу гремучую смесь из восторгов, предвкушения и снова - вбивающегося в рёбра сердца.
  
  Он не думает, что уже готов выбрать. Он ещё не решился. Но чувствует, что близок. Так близок... и, чёрт, это похоже на оргазм.
  
  Артур едва не забывает позвонить Мириам в назначенный день, но она не берёт. Выйдя из салона в своё обеденное время, направляется прямо к больнице Марии Магдалены. Его сердце не на месте, и он ничего не может поделать с этим. Это беспокоит его так сильно, что ему приходится сделать пару кругов вокруг бело-коричневого здания, чтобы взять себя в руки.
  
  У окошка регистрации Артур почти заикается, когда приходится разъяснять, к кому же он пришёл. И это очень на руку, что у женщины такое редкое имя. Потому что больница огромна, а Артур знает лишь диагноз и имя, больше ничего. В больнице сотни пациентов, но Мириам, всё же, одна.
  
  Его пропускают без особых проблем, называя восьмой этаж, отделение онкологии, палату номер восемьсот девять. Медсестра на этаже предупреждает, что он не должен оставаться у женщины долго, потому что та "чувствует себя всё хуже, и ей тяжело долго бодрствовать". Сильнее сжав зубы и усмиряя лихорадочное волнение, Артур находит нужную дверь.
  
  Мириам лежит, погружённая в белое - белые стены и простыни, столь же белое одеяло и подушка, да и сама женщина почти такая же белоснежная, лишь слегка отдающая голубизной. Её глаза закрыты, и Артур думает, имеет ли он право будить её. Он подходит ближе, чтобы сесть на стоящий рядом стул, и, повинуясь порыву, еле уловимо проводит рукой по тонкой и невероятно нежной коже головы. Женщина открывает глаза, и в них почти нет жизни.
  
  - Какого чёрта ты пришёл? - шепчет она, с трудом двигая пересохшими губами. - Убирайся отсюда. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
  
  Артур, пытаясь бороться с предательски мокнущими от волнения и паники ладонями, думает о том, что может вообще больше не увидеть её. Никогда.
  
  - Мы договаривались, помнишь? - говорит он негромко, наклоняясь поближе. - Если я обещал, что приду, - то просто не могу не прийти, уж прости меня.
  
  Он старается улыбаться ей мягко, как ребёнку.
  
  - Эта новая химия не помогает, - отвечает Мириам, глядя в потолок. - Я думаю, она наоборот добила меня.
  
  Артур находит маленькую сухую ладонь женщины и осторожно обхватывает её рукой, перед этим вытерев свои пальцы о джинсы.
  
  - Помнишь, что ты говорила мне в последний раз? - спрашивает он, чуть поглаживая пальцем по тонкой коже её руки. - Знаешь, это так просто. И это работает, - признаётся он.
  
  Женщина едва заметно улыбается, закрыв глаза.
  
  - Я рада.
  
  - Спасибо.
  
  Они сидят в тишине совсем недолго, потому что заходит медсестра и просит Артура уйти: у них плановые процедуры. Мужчина кивает и, посильнее сжав в ладони тонкие пальцы Мириам, целует её в лоб прежде, чем покинуть палату.
  
  Он оставляет свой номер телефона дежурной по этажу, прося женщину звонить ему в случае чего. "У неё никого нет больше", - хочет сказать он, но женщина и так кивает и прикрепляет телефон в журнал с какой-то пометкой.
  
  В следующие дни от паники и тянущей сердце тоски его спасает только навязчивая идея-мечта, работа и Фило, запускающий свои горячие ладони ему под рубашку вместо приветствия. Он скользит ими по влажной коже и целует солёную шею, пока мужчина просто повисает в его объятиях, принимая такое нужное ему тепло и участие. Как бы ни было жарко на улице, этот жар не способен растопить покрывшееся тончайшей коростой льда сердце. А руки Фило способны на это.
  
  
  
  
  
  Мириам уходит в ночь на двадцать седьмое июня, оставляя после себя маленькую, зияющую пустотой нишу внутри Артура. Мужчина знает, что она со временем зарастёт, но всё равно солёные капли наперегонки спускаются по щекам к краю скул, пока женщина на том конце провода вещает сухо и спокойно: "Умерла, отказало сердце... Личные вещи... Завещание на прах на ваше имя... Прийти через три дня по указанному адресу".
  
  Возможно, этой медсестре приходится по много раз в день звонить кому-то и зачитывать некрологи, но Артуру от этого не легче. Он напивается до беспамятства, не добираясь даже до кровати, а на следующий день, в воскресенье, собирается с духом, и решает, что хватит. Пора.
  
  
  
  В банке в центре Окленда мужчина снимает достаточную сумму со своего счёта и садится в автобус до Сан-Франциско. Владелец салона говорил, что они принимают и безналичный расчёт. Но Артур не понимает этого. Он хочет видеть то, что отдаёт, и то, что получает. Только так, и никак иначе.
  
  И вот сейчас он стоит в замешательстве, страхе и восторге, любуясь плодами своих деяний. Кейн потрясённо смотрит на него, такого красно-чёрно-хромированного, и ему чудится, что тот так же любопытствует в ответ.
  
  Его сердце колотится в ушах, когда полный брутальный мужчина с длинными седыми волосами - владелец салона - приносит ему готовые бумаги и всю необходимую амуницию. По сути, незачем оставаться тут дольше.
  
  Он смотрит, и в ушах, перемежаясь с навязчивым клокотанием стука сердца, слышится: "Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хо-ро-шо".
  
  
  __________________ Duetto (ит.) - дуэт, номер (вокальный, инструментальный, артистический) для двух исполнителей
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"