Облизав пересохшие губы, Аркадий осмотрелся по сторонам. Его коллеги были заняты разговорами, сидя за столиками, попивая чай и кофе. Он видел Марьяну, полноватую женщину сорока с небольшим лет. Она постоянно улыбалась, и казалось, что настроение у этого человека есть всегда. Рядом с ней сидел Борис, хирург с двадцатилетним стажем. Поговаривали, что руки у него от бога. Так ли это было, Аркадий сказать не мог, но народ врать не станет. Ещё дальше, за соседним столиком восседал Виталик, великолепный гинеколог, парень, который начинал свой день с шутками и прибаутками. Он вёл беседу с Ольгой Павловной, пожилым терапевтом. На её крупном носе сидели тяжёлые очки с толстыми линзами, из-за чего глаза женщины казались стрекозиными. Никто из них не обращал внимания на обычного санитара. Это одновременно раздражало Аркадия, но с другой стороны нравилось, так как не надо было отвечать на глупые вопросы. Никто из этих дуралеев не пытался влезть в душу с дебильными советами, что делать дальше и как жить.

"По крайней мере, здесь тишь да гладь".

Нотаций хватало и дома, от его родителей, вечно недовольных стариков, от которых всегда жутко воняло мочой и потом. Что отец, что мать, часто не разговаривали, а кричали, размахивая руками, сверкая глазами, выплёвывая изо рта слюну. Насколько помнил Аркадий, такое отношение было с самого детства. Вот он получил затрещину лишь зато, что сунул палец в тарелку с кашей, а после облизал. Вот он стоит на коленях, в самом углу тёмной комнаты, а на полу рассыпан рис. Вот над ним издеваются школьники, его одноклассники, лишь потому, что он не хочет с ними общаться. Ему нравится одна девочка, Оля Орлова, красивая блондинка с голубыми глазами. Но и она хихикает, когда Вовка Сидоров разбивает Аркадию в кровь губы стальным кулаком. Зубы окрашиваются красным, а по подбородку стекает струйка. Аркадий, двенадцатилетний мальчишка, совсем не плачет, а скалится. Он не может смеяться. Его никто не научил этому. Одноклассники пугаются, а Орлова больше не хихикает. Она держится ближе к подружкам, что-то шепча им на ушко. Кстати, его мечта детства всего через месяц окажется в морге, попав под машину. Поговаривали, что хероватонный грузовик своими мощными колёсами расколол Орловой череп, так что её мозги расплескались по асфальту на добрый десяток метров. Бульк-бульк, черепная коробочка пуста. Так ли это было на самом деле, он не знал. Но факт оставался фактом. Её хоронили в закрытом гробу. Наверное, зрелище под крышкой было ещё то. Возможно она лежала вообще без головы, если черепушка хрустнула под мощной покрышкой. Осколки смели в мусорное ведро, а тело бросили в гроб.

Лёжа одинокими ночами на своём скрипучем диване, Аркадий мысленно видел Ольгу, как она лежит вначале на дороге, а после в морге, обнажённая, холодная, без головы. Он ощущал возбуждение, которое только нарастало, когда он пытался успокоиться, отвлечься. Но картинка с мёртвым телом вновь и вновь вставала перед глазами, как и его плоть. В конце концов, Аркадий перестал бороться с этим чувством, полностью отдаваясь мечтаниям, занимаясь рукоблудством настолько часто, насколько позволял организм.

Отнеся поднос с пищей в мойку, Аркадий тяжёлым шагом направился прочь из столовой. Он не смотрел людям в глаза, никогда, предпочитая следить за своими ботинками, как они двигаются по гладкому полу, делая шаг, другой, ещё один. На самом деле это было чертовски важным делом. Если ноги запутаются, то он упадёт, и тогда обязательно над ним станут смеяться. Его вечно влажные руки с липкими ладонями шарили по карманам джинсов, хватая пальцами попадавшиеся монеты, зажигалки и прочую мелочь, которая находилась у него. Оставаться на одном месте оказывалось трудно. Но это только на работе. Дома же хотелось спокойствия, тишины, чтобы никто не трогал. Он мог погружаться в свои мысли, сидя часами на старом, повидавшем всё диване, уставившись в пустоту. Аркадий не видел убегающего времени. А однажды он таким образом просидел целые сутки, и даже не заметил этого. Только требовательный вопль матери, которая находилась в другой комнате, вывел из оцепенения. Настал час менять пелёнки. Родительница ходила под себя, а всему виной травма позвоночника. Отец же... А что отец? Он всегда молчал, перенеся инсульт. Речь отнялась, и это было к счастью. Нет, это было чертовски отлично. Оба не двигались. Оба лежали в одной кровати, как это было у них на протяжении всей совместной жизни.

- Сраный ублюдок! - кричала мать, стуча сухим кулаком о край тумбочки, разбивая костяшки и не замечая этого. - Под моей задницей уже хлюпает дерьмо, а ты всё сидишь! Дал Бог же дебила.

В комнате воняло так, что порою становилось тошно. Приходилось открывать окна, но зимой с этим сложнее. Ему же не хотелось, чтобы его родители замёрзли насмерть.

- Иду, мама.

- Двигай своей задницей, трахнутый ублюдок!

Аркадий принимался за ежедневную уборку под материнские вопли. Стараясь дышать ртом, он брал щётку и моющее средство, убирая то, что натекло. А натекало, порою чертовски много. Смотря чем покормишь.

* * *

Спустившись в подвальное помещение, где всегда было тихо и спокойно, Аркадий своим тяжёлым шагом двинулся по широкому коридору, слушая, как скрипит подошва на гладких полах. Он видел перед собой Орлову. Девочка шла впереди. Верхняя часть черепа отсутствовала, а нижняя улыбалась остатками почерневших зубов. Челюсть слегка съехала на сторону, а язык то и дело цеплялся за острые края кости. Один глаз отсутствовал, а второй смотрел ясно, словно видел Аркадия насквозь.

- Иди за мной, - говорила она, поманив в очередной раз пальчиком, шаркая ногами, оставляя на полу кровавые следы.

- Да. Я иду, моя красавица. Иду за тобой.

Ольга стала приходить к нему спустя пару месяцев после своей смерти. Как она пробиралась на пятый этаж, Аркадий понять не мог. Когда он открывал глаза, она уже находилась рядом, стоя в тёмном углу, освещаемая только луной. Единственный глаз пристально наблюдал за ним, а съехавшая на сторону челюсть скалилась в улыбке. Нет, Аркадий не боялся её, совсем. Да и как можно бояться человека, от вида которого внутри всё сладко замирает. Сколько ночей ему приходилось мечтать об этом, и вот она, здесь, рядом, с ним навсегда.

- Я тебя люблю, - шептал он, протягивая вперёд потные руки.

- Сильно? - спрашивала она.

- Очень.

- Как кого?

- Ну, как маму.

- А ещё?

- Как папу.

- И всё?

- Как Иисуса. И даже сильнее.

"Но все-таки, Иисуса я люблю чуточку больше", - мысленно добавлял он, конечно не оглашая это вслух.

Коридор закончился, повернув налево. Тяжёлая металлическая дверь, которая открылась с тихим скрипом. Аркадий зашёл следом за Ольгой, проходя дальше, пока холодный пар не ударяет ему в лицо. По обеим сторонам тянутся каталки, грязные, с пожелтевшими от частого использования простынями. На многих видны бурые пятна, отвратительные, зловещие. Это храм самой смерти. Здесь стоит ей поклоняться. Многие, попадая сюда, первым делом блюют, но не Аркадий. Ему же нравится вдыхать этот запах, втягивая в себя с громким чмоканьем, словно всасывал спагетти.

- Я тебя жду, мой дорогой, - шепчет Ольга, укладываясь спиной на каталку, широко расставляя ноги.

Они встречались тут уже не впервые. Здесь место Ольги. Ей нравилось заниматься этим в храме, на святилище. Да и сам Аркадий не был против. Чёрт возьми, он совсем не был против.

- Давай, - извивалась Орлова, по-прежнему глядя единственным глазом.

В пустой глазнице что-то хлюпало. Может черви, или кровь.

"Но постой, откуда же кровь? А черви? Впрочем, не все ли равно".

Неуклюже стянув с себя джинсы, Аркадий взгромоздился на такое приятное холодное тело, входя вовнутрь, начиная двигаться. Удовольствие пришло практически сразу, как это случалось почти всегда. Лишь однажды им помешали. В тот раз так не вовремя вернулся Васильев, бывший патологоанатом. Правда, на этом всё и закончилось. У напарника схватило сердце, и он скончался прямо в холодильнике. Ольги же удалось выскользнуть до прибытия людей, так что её никто не видел. А Васильев? А что Васильев. Старикана обслужили по-королевски. Работникам скидка, как-никак. К гробу шло бесплатное дополнение в виде венка.

"Лучшие уходят первыми, - было выведено на нём белыми буквами. - Царствие Господне не для всех, а для тех, кто уходит первым. Поэтому, идя первым, не забудь за собой закрыть дверь".

Аркадий в принципе был с этим согласен. Лучшие всегда уходили первыми. Взять к примеру его Олю. Она покинула этот мир в таком юном возрасте, так сказать, в самом расцвете. И тогда получается, что он совсем не хороший человек, как и его мама, как и его папа. Но с другой стороны, кто-то же из хороших должен остаться и здесь, чтобы быть шерифом, следить за негодяями. Но нет, он совсем не хороший мальчик. Его мама об этом говорила всегда и продолжает до сих пор.

"Грязный маленький ублюдок, - слышал он в голове её строгий голос. - Засунься в свою комнату и не показывайся мне на глаза".

- Ещё, - шептала Орлова, но не обжигала горячим дыханием. - Ещё! Ещё, Ещё. Ещё! Ещё!

Аркадий застонал. Звук родился где-то внутри, и теперь наконец смог вырваться наружу, выбравшись через рот, обдавая вязкой слюной оцарапанную щёку его девушки.

- Да! Да! А да!

Позади некий звук, от которого внизу живота всё холодеет. Аркадий, ни живой ни мёртвый, медленно оборачивается, и наблюдает испуганное лицо медсестры Галочки. Та часто приходила к нему, так как питала некие надежды. Он одинок, она одинока. Но вот только такое состояние Аркадия устраивало, и ему никто не был нужен кроме Орловой. И вот сейчас, сунувшись в поисках санитара в холодильник, она и увидела Ольгу.

- Оля, - прошептали влажные губы.

Аркадий обернулся, и ошалел. Под ним находилась совсем не его Ольга, а какая-то дряхлая старуха. Между обвисших грудей тянулся жуткий шов от вскрытия, а пожелтевшее лицо было каменным, никак у Орловой. Верхняя губа задралась, показывая потемневшие зубы и одинокую коронку.

- Аркаша? - спросила Галочка, уставившись на всё это широко открытыми глазами.

- Где она? - спросил Аркадий.

- К-кто?

Он сполз с трупа старухи, осматриваясь по сторонам, всё ещё стоя со спущенными штанами, рукой теребя свой инструмент. В этот миг Галочка громко завизжала, бросившись наутёк. Её каблуки часто застучали по полу, а вопль разносился по зданию морга.

- Останови её, если хочешь, чтобы мы снова были вместе, - раздался из ниоткуда голос Ольги.

Аркадий попытался отыскать свою девушку, но не смог.

- Не теряй времени. Останови, иначе я уйду навсегда.

- К Иисусу?

- К нему самому.

- И ты меня оставишь одного?

- Как пить дать.

"А не лучше ли ей будет у Иисуса? Пронеслась в голове мимолётная мысль. - В конце концов, мы все к нему попадём".

- Поторопись.

- Да-да, конечно.

Согласно кивнув, Аркадий натянул штаны, после чего схватил со столика инструмент, один из ножей, а потом бросился следом.

- Помогите! - орала во всё своё мощное горло Галочка, трясясь всеми своими многочисленными складками. Её глаза вылезали из орбит, а красный рот с влажными губами широко распахнут. Из него летит слюна, вместе с воплем. Она не могла поверить в то, что видела. И с этим человеком она ещё хотела завести какие-то отношения. Нет уж, увольте. Лучше Галочка будет встречаться с Серёгою, тем самым, из второго подъезда. Ну да, пьёт, а кто сейчас трезвенник? Зато с руками, а у неё на кухне потекла раковина. Заодно починит.

Аркадий следовал по пятам, будто хищник преследующий жертву. Пальцы крепко сжимали холодный металл. Он готов был пойти на всё, лишь бы Ольга оставалась рядом с ним всегда. Да, он только сейчас осознал, что любой ценой следует избавиться от медсестры, иначе Орлова уйдёт, оставив Аркадия в одиночестве, с его родителями. Сейчас Галочка являлась целью номер один. Поймать и уничтожить. Разрезать ей брюхо, запустить в недра руки, ощутить тепло органов...

- А ну стоять! - рявкнул санитар, несясь следом, рыча от досады, придерживая сползающие штаны.

Галочка влетела в вестибюль, где к этому времени собрался народ. Кто-то заполнял документы, кто-то дожидался своей очереди. Здесь медсестра завопила во всё своё мощное горло, да так, что стёкла в рамах зазвенели. Она врезалась в хлипкого мужичка, повалив того, подмяв под себя.

- Вот ты где! Ага!

Аркадий полоснул по спине Галочки, оставляя кровавый след на коже, разрезая одежду. Медсестра тут же взвизгнула ещё громче, упёршись локтями в мужичка, Придавливая того к полу, одновременно лягаясь. Её каблук прямёхонько угодил в пах санитару, так что рука отпустила спадающие штаны, которые больше не удерживаемые, поползли вниз по волосатым ногам.

- Гадина!

- Псих!

Аркадий хотел вновь полоснуть, но на этот раз по горлу, как вдруг его руку перехватили, а самого его повалили на пол, прижав к холодным плитам. Он извивался под грудой тел, испытывая отвращение к пыхтящим мужикам, потеющим от усилия. Но силы оказались не равными. В конце концов, санитар оказался повязанным, а вскоре отправлен по назначению. Много ещё было разговоров об этой истории. Она ведь произошла у многих на глазах.

* * *

- Говорят, что нашего санитара поместили в дурку, - поделилась новостью Марьяна, которая в это утро не улыбалась. - Поехала крыша, ку-ку.

- А куда же ему ещё? - пожал плечами Борис, берясь за кружку, с неудовлетворением отмечая, что она слегка тёплая, а не горячая, как он любит. - Эх, снова не кофе, а какая-то дрянь.

Мужчина посетовал на судьбу. Жена постоянно пила тёплый напиток, так что приходилось пить и ему, так как дражайшая супруга утверждала, якобы горячее кофе вредно там для чего-то. И вот, здесь, снова тёплый.

- Поверить не могу, - вздохнула Марьяна, теребя замочек на сумочки. - Вроде бы он это делал постоянно, с многими... Ну, с ними... Там, в холодильнике.

- Да уж. И не знаешь с кем за столом сидишь.

Марьяна уставилась на хирурга, будто тот сморозил несусветную глупость. Да и как он мог намекать в её сторону. Хватило же наглости. Женщину знала каждая собака, не то что какой-то там врачишка. А её репутация летела впереди, оповещая громкими фанфарами.

- Извини. Это я не о тебе. Я про него.

Борис закашлялся, быстро поправляясь, осознавая, что ляпнул лишнего.

- Да-да, понимаю, - согласилась женщина, решив не обращать внимания на слова. - Как страшно жить. Ах, как же страшно жить.

Она театрально вздохнула, закатив глаза, думая, что ей это идёт.

- Это ещё что! - воскликнул Виталик, пододвигая со скрипом стул, подсаживаясь к парочке. - Вы не слышали главного.

Марьяна и Борис подались вперёд. В их глазах загорелось жадное любопытство. Гинеколог же мгновение молчал, наслаждаясь вниманием, а потом выпалил:

- Вы бы знали, что обнаружили у него дома. У меня приятель работает в полиции. Я вёл его жену. Благодарные же люди, а не как некоторые хамы. Требуют к себе внимания, словно являются пупом мира. Я с такими не особо церемонюсь, стараясь избавиться, переслав их к Акбаеву. Это ещё тот зверь. Ха! Да они только при его виде падают в обморок.

- А быстрее никак?

Борис поморщился от такого вступления. Ему требовались подробности, а не всякая фигня, как и кого вёл Виталик.

Так вот, он выезжал на осмотр квартиры. Скажу я вам, мой приятель там такого насмотрелся. Ну просто ужас. Прямо фильм ужасов.

- Короче, Виталик, - поторопил его хирург, поглядывая на часы, понимая, что времени совсем мало. - Не тяни кота за... Ну, тут дамы. Ты, в общем понял.

- У него дома нашли трупы недельной давности. Вроде бы это его престарелые родители. Они скончались от голода, вроде бы, дней семь назад, или около того. С тех пор он со жмуриками так и жил, в одной квартире. А ещё там нашли труп девчонки. Точнее даже будет сказать, останки.

- Какой девчонки? - захлопала глазами Марьяна, которая вдруг ощутила лёгкую тошноту.

Она с отвращением поглядела на остатки своего винегрета. Почему-то сейчас овощи напомнили ей кусочки человеческих органов. Такие же красные, такие же влажные.

- Помните, несколько месяцев назад кто-то раскопал могилу давно погибшей школьницы. Так вот, это был наш Аркаша. Девчонка вроде бы погибла под колёсами грузовика, а этот придурок её зачем-то взял и выкопал, после чего принёс всё это домой.

- Господи, - приложила ладонь ко рту женщина.

- А вонь? - спросил Борис. - В квартире же должно жутко вонять. Как же соседи?

Он подался вперёд, словно хотел уличить гинеколога во лжи.

- Да какие там соседи, - отмахнулся Виталик со знанием дела. - Дом старый, под снос. На площадке этот извращенец жил один, а под ним обитают алкаши, которым на всё пофиг. Была бы выпивка, и зенки залить...

- Как страшно жить, - вновь повторила Марьяна.

Борис с ней согласился, а потом вскочил со стула, глядя на часы. Время было бежать на своё рабочее место. Виталик последовал за хирургом, а Марьяна пристроилась в хвосте. Сотрудники больницы переключились на другую новость, замужество Жанны, которая должна была произойти завтра. Они стали договариваться, кто сколько скидывается, и не много ли это будет для крашеной коровы?