Bсе права защищены, полное или частичное использование без разрешения автора КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО.
Все исключительные права на произведение принадлежат автору Иманка на основании ст. 1270 ГК РФ. Ничто из него не может быть перепечатано, распечатано или скопировано в любой форме - электронной, механической, фотокопии, магнитофонной записи или какой-то другой, а также размещено на сайтах, форумах, чатах, веб-страницах и других Интернет-ресурсах, кроме данного - без письменного разрешения владельца.
Copyright (с) Imanka
У меня просьба - если у вас какие-то напряги с психикой и вы слишком сентиментальны, не надо читать этот фик.
ПРАВИЛА ИГРЫ
Для того чтобы играть в игре без правил
надо очень хорошо знать
правила игры
Руки ужасно саднят. Ноги больше не держат. Тело невыносимо ноет какой-то мерзкой тупой болью. Каждое движение обжигает внутренности. Хочется сдохнуть. Хочется лечь. Хотя бы просто лечь. И сдохнуть. Из-за наручников, впившихся в запястья, руки немеют. К кольцам прикреплена цепь, какую обычно используют для охранных собак. Другой конец этой цепи закреплен на стене. Руки вроде бы и не задраны, но расставлены широко. Цепи ровно столько, чтобы нельзя было опуститься на пол даже на колени - ее длины не хватает. На щиколотках то же самое - цепи. Ноги широко разведены. Можно немного их сдвинуть, но этого не хватает, чтобы хотя бы постоять на одной ноге, давая возможность второй отдохнуть. Дурацкая поза. Со стороны, наверное, выгляжу очень смешно. Плевать. Очень холодно. Меня бьет озноб. Прислоняю горячий лоб к влажной стене. Слизываю капли воды. Моя еда. Нет, иногда он поливает меня водой из ведра или шланга. Тогда удается сделать несколько глотков. Потом он снова и снова насилует мое тело, и бросает вот так... бессильно висеть на цепях... Впрочем... Я уже давно не могу стоять... Сдохнуть тоже не могу по какой-то ошибке природы. Лишь бы больше не бил. Только бы он меня не бил...
Я живу только из-за тебя. Знаю, если мое сердце остановится, ты почувствуешь это и тоже умрешь. Я боюсь за тебя. Ты должен жить. Пока ты дышишь, я тоже буду дышать. Не важно, что будут делать с моим телом, важно, что я буду дышать. Видеть тебя в своих снах, чувствовать прикосновение твоих рук. Ты держишь меня... Отпусти... Дай мне умереть... Если умру я...
Снег... Кругом белый-белый снег. Мы в горах с родителями. Помнишь, ты хотел сделать маме сюрприз и на все сэкономленные от завтраков деньги купил ей огромный букет красных роз. Ты несся к нашему коттеджу по узкой дорожке, а я спрятался и подставил тебе подножку. Мы тогда всерьез подрались. Ты макнул меня лицом в снег. Макнул и не отпускал несколько секунд. Снег обжигал, царапал... Потом пнул под ребра и ушел, осторожно отряхивая цветы. Меня сильно знобило, мне было ужасно обидно, а я все равно долго лежал в том сугробе и смотрел на лепестки... Они казались мне каплями крови на белоснежном снегу... Такими же, как вытекали тогда из моего разбитого носа... Конечно же я заболел... Ты сидел около моей кровати, держал меня за руку и тихо плакал, обещая, что умрешь, если умру я. Тогда я поклялся, что буду жить. Ради тебя. А сейчас можно я сдохну? Отпусти...
За шесть месяцев до этого
***
Том задумчиво мыл руки, стоя перед зеркалом в туалете. Хотелось спать. Как его утомили все эти чертовы тусовки после концертов, когда на следующий день не можешь разодрать глаза, полдня ходишь, как сомнамбула, и только к вечеру более-менее приходишь в себя. Вечный недосып, нервотрепка, постоянная толпа вокруг. А иногда так хотелось побыть наедине с собой. Подумать, помечтать. Он давно не мечтал. Жил в какой-то чехарде. Неожиданно в зеркале за его плечом возникла девушка. Надо заметить, удивительно красивая девушка. Том даже рот приоткрыл, до чего хороша девица. В туалете никого нет. Охрана проверила. Откуда она здесь? Не важно. Может быть, задержаться на несколько минут. Право слово, мимо такой проходить - большой грех.
Он плавно повернулся к ней, состроив свою самую соблазнительную рожицу. Посмотрел ей прямо в глаза.
- Как тебя зовут, крошка? - хитрый прищур и язык по пирсингу в губе.
- Мия, - томно отозвалась та.
- Хочешь?
- Хочу.
Она шагнула вглубь, ближе к окну.
Том ухмыльнулся и отправился к ней, прикрыв за собой дверь, отделяющую помещение с умывальниками от помещения с писсуарами. Дерьмо, конечно, трахаться в таком гнусном месте, но если киска будет хороша, то можно будет продолжить в его номере.
Она обвила его шею руками, припала губами к губам и ворвалась в рот язычком. Том немного опешил от такого напора, но руки уже уверенно скользили по полуобнаженному телу, мяли округлые ягодицы, обтянутые тонкими шелковыми шортиками, ласкали красивую грудь. Он повернул ее к себе спиной, одной рукой стараясь быстро расстегнуть пуговку шортиков, а другой - задирая короткий топ вверх.
Мия изящно выгнулась. И Том с удовольствием отметил, что у нее удивительно красивые руки - гибкие, тонкие, похожие на лианы. Он наконец-то справился с пуговицей и молнией на шортах, дернул их вниз. Девушка не дала их снять. Повернулась к нему с хитрой улыбкой, что-то пряча за спиной.
Очень хорошо, что у нее есть презерватив, - подумал Том. Он сегодня не планировал трахаться, поэтому не подготовлен.
- Закрой глаза, малыш, - ласково мурлыкнула она ему на ухо. Том повиновался, расплываясь в довольной ухмылке.
В плечо что-то ударило, кольнуло. Он тихо охнул и недовольно распахнул глаза. Ее лицо, наполненное презрением и ненавистью, расплывалось. Том хотел что-то сказать, позвать на помощь, но вместо этого безвольно рухнул к ее ногам. Последнее, что он помнил, как она плюнула ему в лицо...
***
Тому снился какой-то кошмар, как будто кто-то пытается отпилить ему запястья, а он не дается. Но этот кто-то явно сильнее и потому медленно, но верно цепь бензопилы приближается к его рукам. Когда кожу обожгло огнем вращающегося с бешеной скоростью металла, он завопил во всю глотку, дернулся и проснулся. Однако пробуждение хоть и избавило его от одного кошмара, моментально перенесло в другой - он был прикован наручниками к горячей батарее в убогой комнате, где толпилось еще несколько человек. Том недоуменно вскрикнул. Его пнули ногой по спине:
- Заткнись, урод!
От неожиданности он повалился на бок. Сбитые запястья болели, а соприкосновение с горячей батареей доставило неприятные ощущения рукам и телу.
Он в страхе обернулся - кто-то совокуплялся прямо за его спиной на грязном матрасе. Том постарался подняться. Парень и девка перетягивали руки чуть выше локтя. Еще один парень снял штаны, раскорячился, видимо, собираясь уколоться в район паха. Баба неопределенного возраста пила что-то мутное... Том побледнел. Его сейчас вырвет. Где он? Что за черт? Какого дьявола?
По спине пробежались холодные пальцы. Он почувствовал это даже через два слоя футболок. Том отшатнулся, но с прикованными руками далеко ли уйдешь?
- А ты ведь тоже ничего... Ну-ка, покажи мне свою розовую попку...
Рядом с ним стоял парень, который только что трахался... трахал... другого парня... Том заметался. Черт! Если руки вне игры, то остаются еще ноги. Шансов никаких, но хоть кому-то он засадит по яйцам со всей дури.
Однако с его ногами разобрались очень быстро: одна подсечка - и вот он грохнулся на пол, сильно ударившись плечом.
- Хочешь поиграть? - незнакомец навалился, языком полез в ухо - противно и щекотно одновременно. - Ну, давай поиграем. - Руки по хозяйски расстегивают пуговицы на джинсах. - Как ты хочешь поиграть? - Он пытается снять с вырывающейся жертвы штаны. - Иди ко мне, пупсик...
Последнее слово окончательно отключило мозг Тома. Взбесило. Просто до трясучки взбесило. Он выгнулся под парнем и как-то умудрился засадить ему коленом в пах. Тот вскрикнул, согнулся пополам. Том снова его лягнул. Теперь уже в живот. Откинул мерзавца в сторону. Подобрался весь поближе к батарее. Черт! Штаны только наполовину стянуты, не одеть теперь никак.
- Ну, всё! - взвизгнул парень, налетая на пленника. В ход пошли ноги и кулаки. Том лишь смог кое-как прикрыть голову и сжаться от сыпавшихся на него градом ударов. Его резко дергают за щиколотки, разводя ноги в стороны. Том кричит от боли в перекрученных руках, тело словно набили камнями - настолько больно и тяжело. Парень возится с собственными штанами. Тыкается ему в живот возбужденным членом. Том изо всех сил вырывается и лягается под ним. Кричит, что есть мочи. Тот лишь зло смеется. Вот-вот вгонит член...
- Охренел? - орет кто-то. И в следующий момент несостоявшийся насильник летит на спину. - Ты что делаешь, мразь?! Пошел вон! - Глухой звук удара. Вскрик. Том готов расцеловать своего спасителя. Он не видит его лица - только силуэт - лампочка светит прямо в глаза.
- Зря ты его остановил, милый, - знакомый томный голос. - Надо было эту мразь разок для профилактики.
Звук сладкого поцелуя.
Том прищурился и... узнал ту девку из туалета, которая буквально обвила руками, длинными и тонкими, как лианы, худое тело своего спутника. Она оторвалась от губ мужчины и села на корточки перед ошарашенным Томом.
- Или мне его... в последний раз... - говорила она, эротично растягивая слова, отчего у Тома начала кружиться голова. - Хочешь? - Он затряс головой. - Ты же хотел, малыш...
Она провела пальцами по лицу, по шее. Наклонилась к нему низко-низко, почти касаясь губ.
- Не порть товар, - между делом бросил парень, ухмыляясь.
Том улыбнулся. Плюнул ей в лицо.
Она неприятно оскалилась и ударила его кулаком.
Темнота.
***
Щеку приятно щекотал какой-то комок ткани - то ли простыня, то ли пододеяльник. Вообще, какие-то очень странные ощущения. Солнце в глаза. Кто-то сидит на животе. Наверное, Билл. Это у него такая дурацкая манера иногда будить - залезет сверху и ну щекотать, спасу от него никакого нет. А вот не будет он просыпаться и открывать глаза.
Билл настойчиво щекотал его перышком. Водил по груди мягким кончиком. Том чувствовал, как он улыбается. Вот сидит на нем и светится весь, как солнышко. И мордочка такая шкодливая-шкодливая. Глаза озорные-озорные. Том улыбался в ответ. Не хотелось сгонять его. Было в этом что-то такое родное, интимное... Самые счастливые моменты его жизни. Он развел руки в стороны и потянулся. Что-то не так... Что-то звякнуло. Том дернул руками и понял, что прикован к кровати.
- Твою мать, Билл, что за черт? - возмутился он, распахивая глаза. На нем сверху сидел какой-то мужик в коротком шелковом халате с перышком в руке... Том пронзительно закричал, подскакивая. Но выскользнуть из-под него не смог - ноги тоже прикованы. Есть какой-то запас цепи на минимальные движения, но... Он с ужасом осознал, что ноги широко разведены и... он... голый...
- Слезь с меня, урод! - зло завопил Том, извиваясь под ним. - Я сейчас позову охрану, и тебя на ремни порежут! Пошел отсюда!!!
- Ох, ты мне таким нравишься, - Марино взял его за подбородок и провел перышком по губам.
Том крутанул головой, вырываясь.
- Я сказал, руки убрал!!!
- Но только сегодня, - он сжал подбородок так, что Тому показалось, будто он хочет его раздавить. - Закрой свой милый ротик и послушай меня.
- Пошел на... - Том прикусил язык от сильного удара по лицу и на мгновение замолчал, опешив от такой наглости. - Пшел... - зашипел он и вновь схлопотал по скуле. Рот наполнялся кровью. Не придумав ничего лучше, он сплюнул ее прямо на сидящего на нем человека. Марино схватил его за распущенные дреды и, резко дернув на себя, вытерся ими, как тряпкой. Том закричал от боли.
- Правило первое. Когда я говорю, ты молчишь и слушаешь. Правило второе. Ты говоришь только тогда, когда я тебе разрешаю.
- Правило первое и единственное. Пошел к черту! - зло рыкнул Том. Удар в живот. Даже в глазах потемнело. Он закашлялся.
- Правило третье. Ты делаешь то, что я тебе говорю. Правило четвертое. Ты выполняешь все мои указания беспрекословно. Они не обсуждаются. И запомни, мальчик, здесь я устанавливаю правила игры. Хочешь жить - слушайся. Иначе... - два сильных удара по груди и в живот. Том дернулся, сжался. - Иначе я буду объяснять тебе по-другому.
- Пошел к черту... - процедил Том сквозь зубы. По вискам текли слезы.
- Ну, основные правила я тебе объяснил. У тебя сегодня особенный день. Это твоя комната. Ты будешь здесь жить. Пока будешь мне нужен и интересен...
- Меня будут искать, - всхлипнул он. - Вам этого так не оставят! Вы не знаете, с кем связались...
Марино расхохотался, намотал дреды на руку и притянул его к себе.
- Если бы ты знал, сколько денег я за тебя заплатил, Том, ты бы сейчас уже вылизывал пыль на подошве моих ботинок.
Марино швырнул его обратно на подушки, чуть сдвинулся на бедра. Медленно, со смакованием принялся развязывать пояс халата. Том побледнел, как завороженный уставился на его руки. Марино снял халат и откинул его в сторону. Тома начало трясти от страха.
- Это ведь у тебя будет первый раз, да, малыш?
- Не трогайте меня, - прошептал он, оцепенев.
Марино мягко касался губами кожи, на которой расцветали синяки. Скользил языком по груди, теребил соски.
- Пожалуйста... Не трогайте меня... - пробормотал он чуть громче.
Ласкал руками шею и голову. Терся возбужденным членом о живот. Тома трясло, как в лихорадке. Он метался из стороны в сторону и скулил:
- Нет, не надо... Не трогайте! Ну, пожалуйста, не трогайте... Нет... Не надо...
- Я покажу тебе, как может быть хорошо... - шептал Марино ему в ухо, ложась сверху и елозя по дрожащему телу. - И хоть ты не заслужил этого, но сегодня я сделаю исключение. Только сегодня. - Он отвлекся, зачерпнув смазку из баночки. - От того, насколько ты мне понравишься, зависит, как долго ты проживешь.
- Не надо... Пожалуйста... Не надо!!! - закричал Том.
Марино сел на колени между его ног. Приподнял бедра и просунул под них подушку.
- Нет!!! Нет!!! Нет!!! - пытался сопротивляться Том.
Он лишь улыбался. Помял ягодицы и запустил палец в сжавшуюся дырочку. Том выгнулся, стараясь избавиться от пальца внутри себя. Марино ухмыльнулся и добавил сразу два, второй рукой нажимая ему на живот, вынуждая вновь лечь на спину. Том вывернулся, соскочив с пальцев.
- Как хочешь, - ласково произнес Марино. - Я хотел растянуть тебя, чтобы было не больно. Но раз ты не хочешь... - Он дернул его на себя и резко вошел. Том завопил так, что в ушах зазвенело.
Марино подождал немного, наблюдая, как мальчишка мечется под ним и изгибается, потом начал плавно двигаться, до синяков вцепившись ему в бедра.
- Нет! Нет! Нет! - стонал и всхлипывал Том на каждый толчок. Марино улыбнулся и чуть изменил угол. Страдательное 'Нет' перешло в протяжное 'Ааа!' Он все так же двигался, медленно и плавно, только теперь постоянно задевая простату. Было интересно наблюдать за ним. Марино видел, как дрожат и кривятся губы, как затуманен взгляд, как трясет тело - боль и наслаждение. Костяшки сцепленных на цепях пальцев побелели. На лбу выступил пот. Голова ударяется о спинку кровати. Он мечется, стонет.
Неожиданно Марино изменил угол и ударил со всей силы. Том завопил громче прежнего, хотя куда уж громче... Несколько резких толчков, чтобы было кошмарно больно.
- А вот так я буду делать тебе, мальчик, когда ты не будешь меня слушаться, - склонился он к его уху, кусая за мочку до синяка. Поднялся и еще раз ударил. Том захлебывался в собственной боли. Марино начал двигаться быстро и сильно, натягивая его так, что от боли, казалось, Том вот-вот потеряет сознание. Один сильный удар и он замер, откинул голову назад, тяжело дыша. Вышел из него. Взял валяющуюся простыню и вытер потное лицо, грудь и окровавленный член.
- Хорошая детка, - похлопал он его по щеке. Швырнул тряпку на лицо Тому. - Горячая, узкая, страстная. Хорошая детка. Осваивайся.
Марино завязал пояс халата и отправился к выходу.
- Ах, да! - театрально стукнул он себя по лбу. - Я же забыл. - Он вернулся, доставая из кармана ключ от наручников и расстегивая их на руках и ногах. - Гигиена - прежде всего. Правило пятое. Ты всегда должен быть чистым. Правило шестое. Ты всегда должен быть рад меня видеть. Правило седьмое. Ты всегда должен ходить голый. Если я увижу (а здесь несколько видеокамер), что на тебе простыня или полотенце, ты будешь наказан. И поверь, я накажу тебя очень серьезно. Запомни, за любое неповиновение ты будешь серьезно наказан. Здесь все живут по моим правилам. Добро пожаловать в рай, малыш, - рассмеялся он и лениво удалился.
Том лежал скрючившись. Взгляд в никуда. Слезы стоят в глазах, медленно ползут по переносице, по виску... Капают на смятую простынь. Иногда тело начинала бить мелкая дрожь, и его всего трясло, даже зубы предательски стучали. Он чувствовал, как по бедру щекотно стекает сперма и, наверное, кровь. А еще очень больно. Кожа горит. Внутренности ноют. Надо смыть с себя все это! Все его прикосновения, поцелуи, пот, сперму! Смыть! Немедленно! Том кое-как соскребся с постели и поковылял к двери. Кошмарно больно. Ноет вся грудина. Крутит живот. Задница такая, словно ему ее перцовой настойкой смазали. Болит челюсть.
Ванная оказалась просторной комнатой с большим окном, из которого открывался прекрасный вид на голубой океан. Том почему-то сразу понял, что это океан. Он посмотрел вниз, на минуту позабыв о цели своего визита, - высоко. Очень высоко. Значит, дом стоит на обрыве. С этой стороны отсюда не выбраться. Том чертыхнулся. Надо будет обследовать комнату. Он здесь не останется.
Том протяжно всхлипнул, когда перелезал через высокий бортик ванной - больно. Включил чуть теплую воду. Он неистово натирал тело мочалкой до нездоровой красноты, до раздражения. Он начищал зубы, разодрав от усердия десны до крови, пытаясь избавиться от его вкуса. Он... он... он не выдержал, свернулся на дне калачиком и тихо плакал. Хотя он сам не понимал, плачет ли, или это вода из душа течет по лицу...
Он лежал под мягкими струями очень долго. Солнце уже начало клониться к горизонту. Вставать не хотелось. Жить тоже. Его изнасиловали... Это просто не помещалось в голове. Его, Тома Каулитца, изнасиловал какой-то придурок. И, судя по всему, это не в последний раз. Где его охрана? Где он вообще? Как он сюда попал? Что от него хотят? Этот придурок сказал, что он его купил... Заплатил много денег... Стоп! Том рассерженно сел. Поморщился, покрутился, пристраивая больную попу. Та телка в туалете что-то ему вколола. Он отрубился. Очнулся в каком-то притоне. Они уже тогда знали, что будет дальше... Тот урод велел не трогать его, потому что 'не порть товар'. Товар... Товар... Его похитили и продали извращенцу. Том запустил руки в мокрые дреды. Ни хрена себе он попал... Да вот только хрен эта тварь его еще раз тронет!
В комнате на небольшом прикроватном столике его ждал сильно остывший обед... или ужин... Еда разложена в металлические тарелки. Рядом лежала пластиковая ложка. Том даже не сразу сообразил, почему так. С мебелью гостеприимный хозяин тоже пожадничал - кровать и вот этот столик. Всё. Ни стула. Ни кресла. Ни шкафа. Два окна без занавесок: по одной стене с видом на океан (только вдали еще большой остров видно или какой-то клочок суши), по второй стене - выходит в сад. Этаж, эдак, четвертый, может быть пятый. Так... Судя по всему это какая-то башня в большом доме. Или как оно там называется... Флигель? Надо будет выбить окно и сбежать ночью. Он здесь долго не задержится. Связать две простыни и рвать когти так быстро, как только сможет. Главное, вырваться на свободу, а там он что-нибудь придумает. Только тело очень болит и ходить неприятно... Том замотался в простыню и завалился на кровать. Что случилось, то случилось. Сейчас надо думать о том, как спасти не только задницу, но и шкуру. Нет, он не принял насилие, не простил его, не смирился с ним. Но он не собирается лежать и убиваться по этому поводу. Надо думать, как удрать. Так и только так. Еще вариант - рассчитывать на помощь Билла. Однако, судя по всему, Билл очень далеко и вряд ли додумается искать его на каких-то островах в большом доме окруженном гибискусами, розами, апельсиновыми деревьями и пальмами. Поэтому рассчитывать особо не на что. Только на себя. Потом позвонить Биллу и тогда уже ждать помощи от него. Том удовлетворенно вздохнул: когда в голове есть какой-то план, жизнь кажется не таким дерьмом.
- Правила... Я имел всех, кто хотел заставить меня жить по правилам, - зло улыбнулся он, осторожно потирая синяки на скулах. Рот теперь только не особо открывается - ушиб очень сильный.
Красный блин солнца плавно опустился в воду, подкрасив небо оранжево-розовыми бликами. Том решил все-таки обследовать окна. Выходило гораздо хуже, чем он предполагал первоначально. Смутило его три вещи. Во-первых, цвет стекол. Во-вторых, ему не было слышно ни звука с той стороны. В-третьих, ручек, чтобы открыть окно, тоже не было. В ванной окно так же оказалось закрыто наглухо. Более того, внутренний голос подсказывал, что стекло пулестойкое, а, значит, большого смысла пытаться его разбить - нет. Для проверки своей идеи Том ударил по нему кулаком... Даже не шелохнулось. Только руку зря отбил. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
- Не ушибся?
Том испуганно вздрогнул и обернулся. Марино. Улыбается. Точнее, ухмыляется.
- Я велел тебе ходить голым. Ты плохо меня понял?
- Пошел к черту! - огрызнулся Том, затягивая узел покрепче.
Марино удивленно вскинул брови. Уголки его губ поползли вверх. В черных глазах застыл холод.
- Ты будешь наказан, - сказал тоном дворецкого, который сообщает хозяину, что на улице идет дождь.
- Достань, если сможешь! - с вызовом оскалился парень.
Марино спокойно направился в его сторону. Том вжался в угол, приготовившись драться не на жизнь, а на смерть. Он больше не позволит надругаться над собой. Черта с два! Марино попытался ухватить его за простыню. Том отскочил в сторону и заехал ему ногой по колену. Тот отшатнулся. Том продолжал нападать - удар кулаком в солнечное сплетение, потом по челюсти, потом локтем по спине между лопаток. Марино упал. Том бросился к двери. Дьявол!!! Закрыто!!! Он рвал ручку на себя - бесполезно! Заперто! Он взвыл. Заметался по комнате, чувствуя себя диким зверем, попавшим в западню. Схватил столик и со всего размаха ударил им по стеклу. Стол вдребезги, на стекле ни царапины! Он выругался. Марино без всякой суеты вышел из ванной, улыбаясь и потирая живот.
- Зря ты это, - вздохнул он, разминая плечи и кисти.
Том зашел с противоположной стороны кровати. Надо, чтобы между ними было какое-то расстояние. Просто так он не дастся. Он будет защищаться до конца.
Марино направился к нему. Идет неторопливо. Вальяжно. Но Том чувствовал, что это обман. Он ловко перескочил на другую сторону кровати. Марино попытался его схватить, но Том оказался проворней. Шаг через постель - и парень едва увернулся из-под его кулака. Марино стоял на кровати. Том метнулся за спинку. Мужчина ловко перепрыгнул через спинку. Том присел, пропуская его руку над головой, и юркнул прочь. Марино кинулся за ним. Почти нагнал беглеца. Том резко остановился, развернулся и ударил его кулаком в живот. Марино охнул, но ответить успел - Том получил со всей силы по лицу, свалился на пол. Так они и смотрели друг на друга несколько секунд - скрюченный мужчина и ухватившийся за лицо подросток с разбитой губой. Еще шаг в сторону пленника. Том снизу рванул к кровати. Марино нагнал его, схватил за простынь и дернул на себя. Том вновь полетел на пол, выпутываясь из мешающей тряпки. И опять быстро вскочить и отпрыгнуть. Только вот положение ухудшилось - Марино загнал его в угол. Но ничего. Том сжал кулаки, приготовившись нападать. Марино улыбался. Подходил к нему спокойно и уверенно. Как кот, играющий с мышью. Теперь мужчина был готов к нападению. Отбив руку Тома, он швырнул его на стену. Тот вскрикнул, сильно приложившись спиной, и съехал вниз. Том попытался снести его, но получил удар ногой под дых и сложился пополам. Марино схватил его за дреды и потянул за собой. Том замахнулся, стараясь достать его. Марино сделал два резких движения рукой, в которой были зажаты дреды, и Том потерял ориентацию в пространстве, едва не упав. Потом ударил еще раз по телу. Том захрипел. Он кинул мальчишку на постель. Том брыкался и извивался, стараясь вырвать волосы. Марино, не выпуская дреды и сильно их натянув, заломил ему руку за спину. Мощный удар по спине, по ногам. Он рванул его на себя и швырнул через всю комнату. Пока Том не успел подняться, съездил ему ногой в пах, потом в живот. Опять протащил за дреды к кровати. И снова ударил. Марино избивал его до тех пор, пока взгляд не стал мутным и он не перестал сопротивляться.
Мужчина взял его за тонкую шею и, как полупридушенную мышь, кинул на кровать. Коленом раздвинул ноги. Сунул в него сразу два пальца, чуть подвигал ими. Том закричал. А потом всадил член до самого основания. Марино двигался в нем с каким-то особым остервенением, словно специально стараясь причинить максимум боли. Том вопил в голос. От боли он даже не мог сопротивляться. Потом Марино избил его еще раз. Со смаком, с удовольствием, без суеты и спешки. Когда Том стал похож на тряпичную куклу, он снова грубо взял его, разбив зад до такой степени, что во время движений раздавался хлюпающий звук. Потом пристегнул наручниками руки к спинке кровати и пожелал ему доброй ночи, пообещав утром обязательно зайти.
Так плохо ему не было очень давно. Точнее, никогда ему не было настолько плохо. Том сначала просто лежал в той позе, в какой его оставил Марино, не имея никаких сил даже на простое моргание, не говоря уже о том, чтобы хотя бы свести ноги. Потом, когда боль немного утихла, он подтянул ноги к животу, сжался, как смог и как позволяли наручники. Что же делать-то теперь? Как быть? Как сбежать? Как выйти из этой чертовой тюрьмы повышенной комфортности?
Он лежал, ни о чем не думая, слушая удары своего сердца. Тук. Тук. Тук. Билл. Билл. Билл. Тук-Тук. Тук-тук. Тук-тук. Словно отзывается. Билл. Билл. Билл. Где ты? Помоги! Спаси! Защити! Найди... Как же дать знать о себе? Как подсказать, где искать? Ты ведь сходишь там с ума... Я знаю - ты не спишь. Тебе так же плохо. Может быть, ты даже чувствуешь эту страшную боль, когда больно дышать, больно глотать, больно моргать, больно думать. Когда чувствуешь каждую мышцу, малейшее колебание воздуха. Тук. Тук. Тук. Больно. Больно. Билл...
Он очнулся от чьих-то прикосновений к бедрам. Вздрогнул. Задрожал. Марино плавно потянул его за ногу на себя. Том извернулся и лягнул его. Острая боль пронзила тело. Он глухо застонал. Нет, он не дастся. Он будет защищаться. Он будет очень стараться, даже понимая, что все равно уже проиграл. Марино усмехнулся, поймал ногу и дернул так, что кровать сдвинулась с места. Стало больно везде. С большим опозданием пришла мысль, что Марино вчера порвал его, там все в запекшейся крови и свежих ранах, поэтому, если сегодня все повторить, то... Тому стало дурно. Он истерично завопил и замахал ногами. Марино навалился сверху, не обращая никакого внимания на сопротивление пленника. Руки скользили по телу. Он целовал его плечи, опускался вниз к лопаткам. Потом ногтями с силой провел по спине, оставляя красные полосы. Укусил за шею. Том зло рычал, пытался скинуть его с себя.
- Ты мне таким нравишься, - прошептал Марино, облизывая ухо. - Сладкий мальчик... Узкий мальчик... Когда ты сжимаешь мой член... в своей маленькой дырочке... нет ничего лучше... нет ничего приятней... нет ничего прекрасней... Хочешь?
- Нет!!! - заорал Том на всю комнату.
- Боишься?
- Нет!!!
- Просто расслабься...
Том почувствовал, как головка прислонилась к входу. Он выгнулся под мужчиной, и вместо того, чтобы скинуть его, сам неожиданно насадился на член. Подавился криком. Из глаз хлынули слезы. Наверное, если бы ему сейчас в задницу засунули раскаленный прут, ощущения были бы приятней. Марино ухмыльнулся, похлопал его по боку и начал двигаться. Том завопил так, что очень скоро сорвал голос.
Сколько продолжалась эта пытка, он не знал. В какой-то момент он просто отключился от всего, превратился в немой крик и пульсирующую боль. Он метался под ним, хрипло стонал, вцепившись в цепи до судорог в пальцах. Он мечтал потерять сознание, чтобы перестать чувствовать. Он хотел умереть, чтобы прекратить эту боль.
Последние толчки, и тело сверху обмякло. Он тяжело дышит Тому в затылок. Выходить не спешит. Том в полубреду тихо скулит. Мышцы онемели. Глаза ничего не видят. Его трясет. Марино склонился к шее и поставил засос.
- Страстный мальчик...
Он встал и, судя по всему, оделся. Отстегнул наручники.
- Я вернусь через час. Приведи себя в порядок. У тебя изо рта воняет. Ослушаешься - накажу.
Марино сказал это спокойно, даже как-то по-дружески. И Том понял, что еще одного избиения просто не переживет. Впрочем, как и насилия. Интересно, если разбить зеркало, можно будет его осколками перерезать себе вены?
Том не смог встать. Единственное, на что его хватило - это свернуться калачиком. Он физически больше ни на что не способен. Даже на то, чтобы вытереть стекающую из заднего прохода смесь спермы и крови. Так и лежал на кровати - маленький, жалкий и беззащитный.
- Вот странное дело, - хмыкнул Марино, рассматривая через полтора часа сжавшегося в комок подростка. - С тобой по-хорошему, ты не понимаешь. С тобой по-плохому, ты тоже не понимаешь. Ну и что мне с тобой делать?
Он схватил его за руку и скинул с кровати. Том опять застонал от боли. Попробовал приподняться, но ничего не получилось. Упал, сжимаясь, словно улитка, которую лишили раковины. Марино удрученно вздохнул, вцепился ему в плечо и поволок в ванную. Том хрипло кричал, пытался сопротивляться, но с таким же успехом он мог просить солнце не пересекать линию горизонта. Сгрузив слабо дергающееся тело, Марино включил холодную воду и принялся поливать его, с удовольствием наблюдая, как он скрючивается еще больше - от холода. Потом бросил лейку и куда-то вышел. Том потянулся, чтобы хотя бы выключить воду, если не удастся сделать ее потеплее, но рука соскользнула и он рухнул на дно. Боль пронзает тело. От бессилья он снова заплакал. За всю жизнь столько не ревел, как за эти сутки.
Зубы уже стучат. Челюсти сводит. Его начало знобить. Надо выключить воду. Черт с ним, потом выберется отсюда. Но воду надо выключить. Он попытался встать, и опять неудача. Надо собраться. Надо как-то взять себя в руки, преодолеть боль и подняться. Том ухватился за шланг и постарался подтянуться. Замерзшие руки не слушались. Он опять соскользнул на дно. Не так болезненно, как в прошлый раз, но все равно очень ощутимо. Перед глазами все медленно расплывалось. Над ним зависла голова с торчащими в разные стороны черными волосами.
- Билл, - просипел он, стараясь улыбнуться. Потянулся к нему, желая прижаться к родному телу, согреться, спрятаться, приласкаться.
Билл грубо схватил его за руку, вытащил из ванны и отволок по полу в комнату. Бросил на кровать. Том стонал и кричал, уже не контролируя себя, постепенно теряя сознание.
- Билл, - прошептал он, закрывая глаза и медленно проваливаясь в темноту. - Спаси меня, Билл...
***
Его разбудил солнечный луч, нагло расположившийся на лице. Том поморщился и повернулся на другой бок, уткнувшись носом в подушку. Интересно, сколько времени? Наверное, еще очень рано, а то их бы давно уже разбудили. Надо будет рассказать Биллу об этом кошмаре. Брат, конечно, будет ржать и, наверняка, потом достанет его фразочками о латентном гомосексуализме с элементами садо-мазохизма, но держать все это дерьмо в себе у него нет никакого желания. Уж лучше терпеть дурацкие шутки близнеца, чем бояться ложиться спать. Он сел, свесив ноги с кровати, потянулся и распахнул глаза. С губ сорвалось грязное ругательство. Он испуганно обернулся. Ущипнул себя за бок... Это не сон... Это все реальность... Захотелось разнести к чертовой матери эту комнату... Но бить было решительно нечего... Разве что кровать сломать и матрас с подушками и простынями порвать. Тело не болит - вот что странно. Он посмотрел на руки - вены исколоты. Синяки приобрели черно-желтый оттенок. Значит, прошло дня четыре, как минимум, а скорее всего еще больше. Том сжал мышцы ануса - боли нет. Зажило? Сколько же он был в отключке, что порванная задница успела зажить? Том изогнулся и аккуратно потрогал попу - вообще не больно. Неделя? Полторы? Он вздохнул и потер лицо. Ладно, надо умыться, ополоснуться и подумать, как жить дальше. И еще бы не мешало поесть... Он последний раз ел в Берлине. Когда это было? Какое сегодня число? Что вообще происходит?
Контрастный душ немного привел его мысли в порядок. Если не смотреть в зеркало, не видеть наполовину черную из-за синяков рожу, растрепанные дреды, которые не мешало бы скорректировать, жуткие мешки под красными глазами, то в целом он чувствовал себя хорошо, выглядел только очень плохо и живот совсем прилип к позвоночнику.
Он рухнул на постель, прикрылся простыней и положил руки под голову. Что же делать? Через окна выбраться - без вариантов. Попробовать вскрыть входную дверь? Не плохо бы... Он обвел комнату взглядом - камеры в каждом углу по периметру, значит полный обзор. В ванной тоже две камеры... А если разбить лампу и попробовать вскрыть дверь ночью, когда камеры будут 'слепыми'. Том горько усмехнулся. Чем вскрывать? Пластиковой ложкой? Тоже медвежатник нашелся. Еще не понятно, зачем он этому Марино сдался. Но если кормит и лечит, значит, для чего-то нужен... Остается узнать, для чего. Дебилизм какой-то! Он его купил у кого-то. Только для того, чтобы избивать и рвать? Просто интересно, что Том сделал ему плохого, что тот так жесток с ним?
Его мысли прервало движение открывающейся двери. Том моментально подобрался весь, забился в угол, поджал ноги и спрятал лицо в коленях. Марино подошел вплотную. Провел пальцем по сгорбленной спине, выпирающему позвоночнику и лопаткам. Том задрожал. Это выходило против его воли. Просто стресс от присутствия Марино в такой близости от него был сильнее силы воли и разума вместе взятых. Мужчина запустил пальцы ему в волосы, осторожно потянул назад. Том упрямо прятал лицо. Он сжал дреды и потянул настойчивее. Том зашикал от боли и запрокинул голову. Глаза зажмурены. Губы дрожат. Марино наклонился и поцеловал его, языком стараясь проникнуть в рот. Том сомкнул губы так плотно, как только смог, даже неприятно стало. Мужчина усмехнулся ему в рот. Снова провел по спине. Том дышал быстро и прерывисто, подрагивал под его прикосновениями, отстранялся от рук, отодвигался, настороженно глядя прямо ему в глаза. Во взгляде - обида, злость, непокорность, ненависть... страх... Марино улыбался одними уголками губ, медленно пододвигался к пленнику. Том отползал. Кровать неожиданно кончилась, и он свалился на пол, все так же неотрывно глядя на Марино. Мужчина протянул к нему руку. Том не придумал ничего умнее, как забиться под кровать. Да, глупо. Да, все равно это не спасет. Но он хотя бы на несколько минут отсрочит свою пытку... Марино расхохотался... и ушел.
Том вытянулся и лег так, чтобы было видно дверь. Интересно, он совсем ушел? Или сейчас вернется с кем-нибудь, чтобы не самому двигать кровать? Вот ведь гад! Ни стекла перебить, ни зеркало в ванной разбить, ни на простыне повеситься... Все предусмотрел! А головой о стены биться - больно. Что же делать?
Он оказался прав, Марино вскоре вернулся. По запаху Том понял, что он принес еду. Поставил ее на подоконник и снова ушел. Нет, есть решительно нельзя! Он наверняка что-то туда подмешал, чтобы выудить его из-под кровати, или он, может быть, хочет его усыпить? Ну и черт с ним! Все равно достать его из-под кровати - дело нескольких секунд, а если он его отравит - тем лучше, не помирать же теперь с голоду, это как минимум глупо.
Том выбрался и подошел к подносу. Суп-пюре. Жареная рыба с картофелем фри. Какое-то пирожное с вишенкой и фисташками. Ягодный коктейль и кола. Выглядело все, по крайней мере, вполне съедобно. Вот только лежало все это на симпатичных металлических тарелках. В качестве ножа, вилки и ложки, ему оставили одну пластиковую ложку самого наипоганейшего качества. Том рассмеялся - видимо, Марино опасается, что он нападет на него с ножом или вилкой, вот и выдал пластиковую ложку.
Чуть поколебавшись, он уговорил себя попробовать сначала чуть-чуть картофеля. Ну, просто, чтобы посмотреть на реакцию организма. Потом как-то незаметно прикончил рыбу, суп и пирожное. Колу оставил на попозже, а вкусный прохладный ягодный коктейль выпил сразу же. Странно, но после обеда жизнь хоть и казалась дерьмом, но уже не таким отчаянным. Он снова спрятался под кроватью. Так его не видят камеры. А значит, не видит этот урод. То есть опять хорошо.
Сколько Том пролежал в своем импровизированном убежище - неизвестно. В комнате стало сначала темно, потом зажегся свет. Марино принес ужин. Ни слова не сказал. Просто пришел и ушел, как какая-нибудь прислуга. Том поел и вновь спрятался. Понятно, что вся эта игра в прятки очень быстро надоест Марино, что, если не сегодня, то завтра, он либо уберет кровать из комнаты, либо вытащит Тома и снова изобьет, зато день без секса - приятно. Том усмехнулся... Еще сколько-то дней назад он мечтал о том, как приятно просто валяться в постели, есть, трахаться и ни о чем не беспокоиться. Мечта сбылась в самом извращенном виде. Он валяется, правда, под постелью, его кормят, его трахают и беспокоиться, действительно, не о чем.
Утром все повторилось. Для него оставили завтрак и не беспокоили до самого обеда. Том даже выбрался и походил по комнате, размялся, поотжимался от подоконника. Интересно, насколько Марино хватит? А если он не трогает его сейчас специально? Может быть, он ждет, когда синяки сойдут, и тогда он продаст его еще кому-нибудь? Ладно, еще полдня без секса... Кому рассказать, что ловелас Том Каулитц прятался от секса под кроватью несколько дней - обсмеют и обстебают по полной программе. Только вот Тому Каулитцу совсем не смешно. Потому что чувствует Том Каулитц, что, самое позднее, сегодня вечером надерут ему задницу не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. И будет он опять лежать трупом и мечтать о смерти немного менее мучительной, чем эта...
Предчувствия его не обманули. Марино принес ужин, но на этот раз не ушел. Сел на корточки и заглянул под кровать.
- Тебе семнадцать лет, а ты ведешь себя, как семилетний идиот. Вылезай.
- Нет, - буркнул Том. - Я не хочу, чтобы меня опять изнасиловали.
- Не хочешь? Отлично. Вылезай и не сопротивляйся.
- Я не гей! Найди себе другого! Того, кому нравится!
- Я сам привык решать, кого трахать, так что иди сюда добровольно, если не хочешь опять ссать кровью.
- Лучше ссать кровью, чем раздвигать перед тобой ноги, - хохотнул Том.
Марино попытался его цапнуть. Но Том вовремя среагировал и отодвинулся на безопасное расстояние. Мужчина резко пододвинул кровать к стене, отрезая ему пути отступления с двух сторон. Том прижался спиной к стене - кровать широкая, он сможет достать его, только если сам туда залезет. А кулаки у Тома крепкие, да и сам он за эти два дня в себя пришел окончательно. К тому же одежды на нем все так же нет и хватать его не за что, а это тоже плюсик. Черт, конечно, насилия не избежать, но хоть нервы ему помотать. Странно, но Марино опять ушел. Только в этот раз раздраженно вылетел из комнаты. Совсем все плохо. Он не гей. Он не будет с ним трахаться! Нет! Нет! И нет!
Ночь прошла беспокойно. Марино не вернулся, но Том толком не спал. Боялся, что заснет и пропустит все самое интересное - начало собственного избиения. Он тысячу раз прокрутил в голове варианты возможного развития ситуации, но итог у каждого всегда был печален. Он не будет добровольно с ним трахаться. Пусть сразу убивает.
Утро и половина следующего дня тоже обошлись без визитов Марино. Правда, еду ему больше не приносили, и к вечеру он успел проголодаться. Спасала только вода из-под крана в ванной.
А потом настал долгожданный вечер.
- Том, иди сюда, - приказал Марино.
- Послушайте, у меня нормальная ориентация, я не сплю с мужчинами. Пожалуйста, поймите, мне это не доставляет никакого удовольствия, мне противно и больно. Верните меня домой. Я не хочу здесь жить, - попробовал объяснить свою позицию на все это дело Том.
- Ты не слушаешься меня. Ты будешь наказан. Видит Дева Мария, я три дня пытался быть с тобой хорошим, но ты не понимаешь добра. Значит, будет по-плохому.
Том подтянул ноги к животу и закрыл голову руками. Сейчас его опять будут бить... Можно, конечно, поскакать по комнате, но...
Кровать приподняли. Два охранника выволокли его в центр комнаты и распластали на полу.
- Мне нужна его рука, - деловито произнес Марино. - Держите сейчас крепче.
Том посмотрел через плечо. Мужчина готовил какую-то жидкость в шприце к инъекции - встряхивал пузырьки и выпускал воздух.
- Что это? - проблеял Том, уже зная ответ.
- Ооо, это чудесный эликсир, который сделает тебя удивительно сговорчивым. Правда, выход из него несколько болезнен, но на то оно и наказание, чтобы было больно.
Он перетянул жгутом ему руку. Том начал вырываться, брыкаться, материться. Бесполезно. Игла легко вошла под кожу, впрыскивая адское зелье в кровь.
Ему снились яркие оранжевые, желтые, красные и розовые круги. Иногда они меняли цвет на зеленый, голубой, синий или черный. Иногда переплетались между собой и вспыхивали яркими огнями. Ему снилось, что его тело легкое, как крылышко бабочки. Что оно ловит ветер и летит куда-то, гонимое сильными, но нежными порывами. Иногда его с головой накрывало удовольствие. Он не знал, как это описать словами. Просто становилось удивительно хорошо, он взрывался радостью на весь мир, отчего неистово кружилась голова. А потом с организмом что-то случалось... Под кожей начинали копошиться какие-то насекомые. Миллионы насекомых. Они рыли ходы, которые потом заполнялись огнем. Он кричал, пытался их уничтожить, но они плодились со страшной силой и вновь прогрызали все новые и новые ходы в его теле. Вот они поселились уже в суставах, отчего руки и ноги не слушаются. Они пробрались в глаза и мозг... И опять разноцветные круги и удовольствие водопадом. Опять он взрывается радостью. Опять тело легко и невесомое. Опять черви жрут его тело. Опять все горит и ломает. Он весь состоит из червей, он оболочка, в которой живут насекомые. И вновь огни и удовольствие. Вновь радостная легкость... Черви заполнили легкие, они горят, разрываются на части. Насекомые везде. Они пробрались в нос, поселились в горле. Они не дают ему дышать. Он пытается вдохнуть хоть немного воздуха, но вместо этого у него в легких и глотке копошатся черви, отравляя тело, сжигая его, убивая. Он пытается кричать, но насекомые настойчиво лезут в рот, съедают язык, пожирают горло...
Том приоткрыл глаза. Он лежал на животе в ненавистной комнате. Руки пристегнуты наручниками, а одна еще и вывернута и привязана к кровати чуть повыше локтя. Как же его страшно ломает сейчас. Ломает так, что хочется вопить дурным голосом. Но во рту ужасно сухо и язык отказывается двигаться.
- Эмиль, наконец-то, - раздался чей-то голос. Том с опозданием понял, что кто-то пришел.
- Привет, док. Как он? - Марино. Ему кажется, или в голосе прозвучало беспокойство? Том прикрыл веки и претворился спящим.
- Как-как? Очень плохо. Я его откачал, но организм работает на честном слове. Сколько ты его держал на 'Радужных кругах'?
- Всего пять инъекций.
- С каким интервалом?
- Подряд.
- Надо было делать еще одну, а потом закопать его где-нибудь в долине.
- Зачем?
- Ну, там красиво. Прекрасный вид открывается...
- У него тут тоже видок не самый паршивый. Эх, ты бы видел, как он отдавался мне эти полторы недели. Святая Дева Мария, он был необыкновенным! Волшебным! Сколько страсти в нем, сколько желания, сколько похоти.
- Ну, вот можешь сделать ему еще одну инъекцию и поразвлекаться в последний раз. Максимум он у тебя еще день протянет. Может два. А потом в долину. Или вон в лагуну - крабам скормишь.
- Еще чего! Слишком жирно крабам будет его жрать. Я за него столько денег отвалил! Я еще им не наигрался.
- Откуда он? Мой соотечественник, я так понял?
- Ага, из Берлина привезли, по спецзаказу. Его месяц пасли. Я весь извелся. К нему просто так и не подойти было. Пришлось ловить на приманку. Глупый он. Упрямый. Одно удовольствие его ломать. Хотя, конечно, эти полторы недели были потрясающими. Надо будет повторить секс нон-стоп.
- Давай-давай. Один укол - и жить ему останется считанные часы.
- Вот заладил! А ты мне на что? - рассмеялся Марино.
- А я не волшебник, чтобы его каждый раз оживлять. В общем, я тебя предупредил. Хочешь, чтобы игрушка была при тебе - никакой наркоты. Кстати, а куда Эмирко делся?
- Он мне надоел, я продал его в элитный бордель на Тайвань. Хозяин обещал о нем заботиться. Я же, как Тома увидел, понял, что не хочу больше Эмирко, хочу вот этого славного мальчика. Вот все у меня есть, все могу купить, а такое чудо впервые видел. Пришлось, конечно, потратиться, но он того стоил.
- Я понял. У мальчика твоего, Тома, сильное обезвоживание. Ты мне скажи, он что и когда ел в последний раз?
- Я не помню... Он воду литрами пил. А вот есть...
- Ты хочешь сказать, что не кормил его полторы недели?
- Он не просил.
Раздался недовольный вздох.
- Нда... Я напишу, чем его кормить. Повару своему передашь. Попробуем запустить желудок, если это вообще возможно. Я его почищу еще от этой отравы, проколю витамины и глюкозу, чтоб организм поддержать. Ну а там - как пойдет. Ничего не обещаю... Он очень слаб и он, похоже, не горит никаким желанием жить.
- Ты же мне починишь эту игрушку?
- А смысл-то? Его проще выкинуть и купить новую. Зачем он тебе?
- Надоест, выброшу. А сейчас я его хочу.
- Как знаешь.
- Там ужин уже подали. Иди, я сейчас его на ночь поцелую и присоединюсь. Рад, что ты со мной остаешься.
- Ты только его аккуратно целуй. Как бы он не скопытился от твоих поцелуев.
Том почувствовал, как Марино сел рядом с ним. Наклонился, поцеловал обнаженную спину между лопатками. Откинул простынь, оголяя зад. Палец забрался в анус, задвигался, защекотал. Не больно, но неприятно. Том старался ничем не выдать себя - не будет же он трахать его без сознания? Еще один палец... Растягивает? Боже, зачем он очнулся? Ну, вот зачем? Слеза скатилась на подушку. Зачем его откачали? Зачем спасли? Билл! Билл! Помоги! Кто-нибудь помогите!!! Марино раздвинул ему ноги и аккуратно вошел. Задвигался осторожно. Том стиснул зубы. Сейчас он на нем немного подергается и свалит... Там ужин, там друг. Он быстро... Вот-вот... Зачем его вытащили??? Он не хочет больше жить. Он хочет умереть. Марино задвигался быстрее, стал бить сильней. Несколько ударов и он рухнул на него, крепко обняв и бормоча в ухо:
- Люблю, люблю, люблю...
Выскользнул. Надел шорты и мягко промокнул полотенцем между ягодицами Тому, убирая сперму. Нежно поцеловал в щеку и ушел ужинать.
Том удивленно приподнялся и посмотрел на закрытую дверь. Все, на что его хватило, - это тихо выматериться.
Потом пришел врач. Том лежал с закрытыми глазами и страдал от боли во всем теле. Боль не сильная, но очень неприятная, ноющая, монотонная, выматывающая. Доктор поставил ему капельницу как раз на ту, привязанную к кровати, руку. Стало немного полегче. Он еще что-то делал. Ставил уколы. Проверял пульс, мерил давление, зачем-то светил фонариком в глаза. Том не дергался и не сопротивлялся, уткнулся носом в подушку и изображал из себя недобитый полутруп.
Мужчины не обращали на него никакого внимания. Они разговаривали на незнакомом языке. Похож на испанский. Том не понимал ни слова. Вообще странно как-то. Марино общался с ним по-немецки достаточно чисто, почти без акцента. Врач тоже говорил по-немецки чисто. Но он вроде как назвал его, Тома, соотечественником, стало быть, он немец. Что же это за место такое? Куда его привезли?
Утром Марино перевернул Тома на спину и пытался заботливо покормить с ложечки каким-то бульоном. Том не стал бы это есть, тем более из его рук, но мучительно хотелось пить, а встать он не мог. Немного промочив горло, он отвернулся. Марино не стал настаивать, сделал ему укол, и Том отключился.
В обед все повторилось. Марино влил в него несколько ложек бульона. Том попытался, как и утром, отвернуться, но мужчина видимо решил, что если доктор сказал, что надо есть, значит надо съесть все. Том давился, крутил головой, но Марино фактически насильно скормил ему целую пиалу бульона. Даже мама знала, что ни его, ни брата нельзя заставлять есть то, что они не хотят. Том чуть не захлебнулся в собственной рвоте - блевать, лежа на спине, не самое прикольное занятие. Марино подхватил его на руки и отнес в ванную. Вымыл всего. Постель перестелили. Пришел врач и опять поставил капельницу.
Сколько прошло времени, Том не знал, он давно потерялся в днях и ночах. Он чувствовал себя вполне сносно, даже мог вставать - Марино наконец-то снял наручники, когда понял, что на сопротивление и агрессию у Тома элементарно нет сил. Он впал в какое-то странное состояние безразличия и апатии. Он вставал только затем, чтобы справить нужду. Его качало так, что десяток шагов от кровати к туалету казались ему километрами. Он не притрагивался к оставленной еде по нескольку дней, и тогда Марино заставлял его есть насильно. Тома рвало. Доктор прокапывал ему глюкозу и витамины. Единственное, что не менялось в его жизни - это секс. Он был регулярным. Раз в день обязательно. Том не сопротивлялся, не вырывался, лишь закрывал глаза и отворачивался. Лежал трупом в той позе, в какую его укладывал Марино. Иногда Марино был нежен, долго ласкал его, хорошо растягивал, аккуратно двигался. Иногда приходил и рвал, кусал, бил. Том держался, не кричал. Лишь потом, когда все заканчивалось, сворачивался калачиком и тихо плакал.
- Я сказал, что меня не волнует, как ты это сделаешь! - Марино влетел к нему рано утром. Том вздрогнул, просыпаясь. За все то время, что Том провел здесь, он ни разу не видел, чтобы Марино с кем-то общался по телефону. Тем более в его присутствии. - Билл, это твои проблемы! Найди его!
Том словно проснулся от длительного и кошмарного сна. В сознании что-то щелкнуло и сложилось в единую цепочку. Всё просто! Всё очень просто! Билл - телефон - люблю - пока не наиграюсь - комната - свобода. Ему надо, во-первых, выйти из комнаты; во-вторых, добраться до телефона; в-третьих, позвонить брату. Но прежде, чем ему позвонить, надо узнать, где он находится. И Марино с ним носится не просто так. Если Марино хочет играть, то Том будет играть. Только теперь он будет играть с ним по своим правилам. Том зло прищурился и усмехнулся - бойтесь исполнения своих желаний.
Марино еще ругался с неизвестным Биллом, Том не стал слушать. Встал и ушел в ванную умываться, чувствуя спиной удивленный взгляд мужчины. У него сегодня началась новая жизнь. Если ты не можешь ничего сделать с обстоятельствами, не можешь их изменить, то просто приспособься под них. Том приспособится. Он будет играть. Он даже готов принять его правила. Но... принять не значит подчиниться.
Он посмотрел на себя в зеркало. Чудовищно. Волосы отросли за несколько недель и на голове теперь черте что. Под глазами синяки. Он очень сильно похудел. Щеки ввалились. Кадык торчит так, словно хочет прорвать тонкую кожу на шее. Резкие линии ключицы... Полукружья ребер... Он так плохо не выглядел даже после изматывающих гастролей. Том умылся и почистил зубы. Улыбнулся сам себе. Он сможет. Он справится. Он очень хочет вырваться отсюда. У него все получится. И потом какая разница - его все равно трахают каждый день, хочет он того или нет. Значит, будет секс, но только по его правилам. И пусть Марино думает, что он сломал его. Пусть так думает.
