Было солнечное воскресенье, июнь. Очередная группа походов выходного дня высыпала на железнодорожную платформу и с радостными криками устремилась за руководителем. Здесь были крепенькие пенсионеры и пенсионерки, одинокие женщины, мужчины, желающие отдохнуть от семьи, и дети с родителями.
Предстояло пройти за 7час 30км с двухчасовым обеденным привалом. Туристы бросились к автобусу и сразу набили его битком.
Одна из туристок была с большим белым псом - дворнягой с глазами большими, как виноградины. Туристка была плотной блондинкой средних лет спортивного склада. Пёс был на поводке.
Узкое шоссе вилось среди полей и цветущих лугов. Когда взгляды уставали от ярких красок, то обращались на белого пса. Тот дружелюбно поглядывал в ответ. Его хозяйка давно знала эту группу выходного дня. Знала руководителя, с которым лет 20 тому назад ходила в серьёзные походы по Памиру и Тянь-Шаню. Здесь были многие из тех, кто по-таджикски, кольцом из десятка человек, обхвативших друг друга за плечи, переходил вместе с ней горные реки и грелся у костра под мокрым снегом, кто любовался вместе с ней окскими рассветами и участвовал в маршрутах на 100км за один день.
Она прекрасно бегала на лыжах, совершенно не подвержена была простудам, неприхотлива в еде. У неё белозубая улыбка и доброе открытое лицо. Многим она нравилась, но безответно, и кто-то так же безответно нравился ей. Вот и жила она одна, и чтобы не завыть от одиночества, завела себе пса.
Конечно, жила она не совсем одна - людей видела, каждый день ходила на работу в школу-интернат для трудновоспитуемых детей. Таня сама выбрала эту школу - ей, "земную жизнь пройдя до половины", захотелось делать посильное добро людям, тем более детям, тем более с трудной судьбой. Ох уж эти благие намерения!
Вот приближается к вам женщина с белозубой улыбкой, протягивает к вам руки, хочет вам помочь... Дети! Не оттолкните её! Она не виновата, что у вас свои счёты с жизнью, что вы по-щенячьи скулите на обидевший вас мир и не верите, что вежливость, мягкость и тактичность - это не ложь. Она старше вас, но она тоже человек. Может ошибаться, рассердиться, накричать. Не надо смеяться, жестоко шутить, прикидываться, будто у вас нет тормозов! Не надо бы... Но вот вы уже и не друзья с ней, а лютые враги.
И вместо тех пирогов с яблоками, которые она мечтала для вас напечь, перед ней лежит больничный лист, а за окном завывает ветер, подчёркивая тишину в квартире.
"Хорошо бы собаку купить". Купить? А те бедняги, от которых отвернулись хозяева или случайно потерявшиеся псы? И вот Таня выбирает пса в ветеринарном пункте. Этот, с глазами-виноградинами, такой милый... Сказали, что этот щенок вырастет в большого пса. Тане нравились большие собаки.
Заниматься со щенком, правда, было некогда, на работу она теперь шла как на каторгу, вернувшись, долго лежала ничком на диване. Она только успевала вывести Тишку, покормить, поужинать, вымыть посуду, проверить тетради, убрать в комнате - и пора было ложиться спать.
Ни чтение на ночь, ни снотворное не давали хорошего сна, а утром рано звонил будильник. Но всё-таки приятно было видеть по утрам добродушную собачью морду.
Таня никому в походах не жаловалась на свою жизнь - у всех свои болячки.
Компания высадилась в деревне, потонувшей в облаках сирени. Вышли на дорогу, ведущую через поле к лесу. Поле было под паром. Туристы заговаривали с псом, гладили его. В походы выходного дня запрещается брать собак, но если уж берут, то таких умных и воспитанных, что не хуже человека. Поэтому как-то повелось считать, что если уж собаку взяли в поход, то это собака умная.
Таня спустила Тишку с поводка и бодро шла впереди колонны, полной грудью вдыхая луговой воздух. Тишка одурел от радости. Он отбегал от дороги и гонялся за птицами по полю. Видимо, он не был в таких походах и не знал, что к концу собаки устают и без беготни.
С Тишкой радостно разговаривали, ему улыбались, но больше всего его привлекали птицы и мыши - полёвки. Ну, мыши - ладно, но вот птиц-то было жаль: они ещё сидели на яйцах. Охота в это время запрещена.
А её, Таню, кто-нибудь жалел? Кто-нибудь жалел тех детей-выродков, с которыми она теперь мучается? Ну и пусть всё пропадает в тартарары... Не мешайте отдыхать. Это я думаю, что такие мысли приходили в голову Тане. Может, я и ошибаюсь, как знать.
Борис, с которым они так хорошо философствовали о жизни в Фанах под Двойным перевалом, трепался впереди с молоденькой девчоночкой. У него их много, и молоденькие, и не очень. А Таня хотела быть единственной. Ишь воркуют.
У ближайшей опушки компания разделилась на две части и через некоторое время появилась вновь, сильно оголённая для загара. Большинство было знакомо друг с другом по предыдущим походам.
Эти знакомства длились десятилетиями, ограничиваясь встречами в походах. Медовые запахи цветов, ласковый ветер - всё располагает к тому, чтобы раскрыться друг перед другом, проявив лучшее. Этих людей объединяли и жгучий интерес к окружающему, и отвращение к тупому однообразию будней. Словом, собеседники, даже случайные, понимали друг друга, но даже давние приятели были мало знакомы.
Но давайте задумаемся, много ли мы знаем о своих родственниках и лучших друзьях детства? Мы тоже встречаемся с ними в одной и той же обстановке и даже фразы их любимые нам знакомы, но знаем ли мы их и они нас? Недаром каждому из нас хочется сесть в поезд и исповедоваться первому попавшемуся человеку.
Так думала я, рассеянно шагая в начале колонны и хохоча во всё горло шуткам нашего общего любимца толстяка Драгунова. Он работает почвоведом, ездит в экспедиции, но, так же как и я, не может заниматься альпинизмом. Он - из-за лишнего веса, я - из-за помороженных рук. Но мы читаем про альпинистов, обсуждаем прочитанное и выражаем своё мнение на весь лес, так что даже весной смолкают птицы.
Похохатывая, думала я ещё и о том, стоит ли мне подойти и заговорить с Игорем Жаворонковым. Не помню, какое впечатление он на меня произвёл с первого взгляда. Прошло 6 лет с того дня. Скорее всего, я даже его не заметила: невысок, лыс, зубы скверные. Сухощав. В движениях - уверенность и скупая сила. Не то что сутул, но видно, что много работает за столом. И спортом специально не занимается. Холодный взгляд пронзителен и тяжёл. Черты лица правильные.
Мы разговорились и он рассказал мне про поездку в Саяны, буддистский дацан в чёрно-красном ущелье, тайгу, переправы, про Памиро-Алай и Алтай...
Солнце пронизывало нас и колосья овса, которые он запретил мне есть, чтобы не отравилась. Я чувствовала лёгкость необыкновенную, слушая его рассказ о том, как его спутник отравился ртутью, не выдержав жажды в старых шахтах Памиро-Алая, куда их занесло из любопытства.
Я сразу поняла: ему хотелось взять меня в большой хороший поход, а мне хотелось идти с ним в этот поход... В общем, вид у меня был блаженный и дурацкий.
Хозяйка пса ходила с Игорем в дальние походы на Памир. Игорь одевался в походы так, чтобы его никто не заподозрил в участии в них: брюки, в которых ходят в городе, и тщательно отглаженная рубашка. Нейтрального вида сумка через плечо.
После автобуса мы шли по высокому берегу реки Северки и попали на территорию спортлагеря, которого раньше, говорят, здесь не было. Охранник, толстяк с одутловатым лицом, закричал на нас и ударил нашего руководителя похода Петра Васильевича. Это был для меня как гром среди ясного неба. Я думала, что Метелина Петра Васильевича ударить нельзя.
Метелин водил группы походов выходного дня от Московского клуба туристов примерло лет 30. Был он невысок, сутул, худ. Тёмные кудри с седыми нитями, крепкие мышцы ног, огромный рюкзак с котлами.
Глаза необыкновенные - добрые, умные, ясные. Он пользовался у нас огромным уважением и любовью. Как же можно было его ударить?
Мы повернули от реки и подошли к ней снова за территорией лагеря. Меня трясло от выходки охранника. Каким-то образом я оказалась рядом с Жаворонковым и сказала ему, что охранник ещё поплатится за то, что он сделал - у меня зуб на зуб не попадал.
Я слушала, как он обсуждал с блондиночкой Надей выставку картин Глазунова и посоветовала им посмотреть выставку картин Хаммера на Крымском валу. Мы обсудили некоторые картины, экранизацию повести Стивенсона "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда". Он слушал внимательно, и, что ещё реже встречается, запоминал, что я говорю.
Таня услышала, что Тишка на кого-то лает - не унять. Публика впереди что-то закричала. В основном дамочки: "Уберите собаку! Оденьте на собаку поводок!"
Тишка поднял из оврага стадо бычков. Ну, пусть побегает. Однако вот что он выделывает: гонит бычков на людей, чтобы одно стадо получилось. Вот юморист!
"Тишка! Иди сюда!", - не слушается. Не приучен. Некогда было учить. Группа передвигается неровно, рывками, превращаясь в дугу в зависимости от того, с какой стороны гонит на них стадо пёс. Группа разбилась на две части и встала. Одна толстушка пыталась спастись, забравшись на куст. Приверженец йоги принял сложную позу, стоя на одной ноге.
Я оказалась рядом с Игорем и Надей. Он взял нас обеих за руки и велел нам протянуть руки другим туристам. Мы больше не бежали и не были стадом. И тут я почувствовала, как из его руки в мою перетекла сила, воля, уверенность. Сколько бы лет ни прошло, я всегда буду помнить спокойную силу этой мужской руки. Мне было так хорошо, что когда Тишка успокоился и быки ушли, хотелось, чтобы всё это повторилось вновь: синее небо, медвяный запах трав, страх и внезапная радость!
Стадо унеслось и дрожащая бледная группа двинулась дальше. Таня слышала в свой адрес нелестные слова, но лишать Тишку свободы не хотела.
Мы обедали, вымыв руки в реке рядом с Таней и её псом, который обиженно рычал - он не понимал, почему на него смотрят зло и не гладят больше.
После обеда мы пошли дальше, а Таня и пёс остались. Больше мы их никогда не видели.