Повесть про бабушку. Гл.16. Внучки и болезни
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Повесть про бабушку. Глава 16. ВНУЧКИ И БОЛЕЗНИ. 08.01.2012
СТОРОНЫ УЛИЦЫ
В январе мне купили коньки. Поздно - я была в восьмом классе. Бабуся учила меня кататься. В своё время в Кемерово она увлекалась скоростным бегом на коньках и имела неплохие результаты. Но если кататься на лыжах она выучила меня моментально, то на коньках я так и не научилась как следует. Мне купили лучшие коньки, "канады", и я плохо стояла на них, они высокие и ноги подворачивались. Плотно зашнуровать ботинки я не могла - ноги мёрзли.
Бабуся больше кашляла, чем раньше. У неё почти всегда болело сердце. Давила дата - ей в декабре 63-его должно было исполниться 70, а её отец умер в 69 лет, и ещё кто-то из родственников, и считалось, что этот рубеж Перегудовы не переходят.
Как-то мы с бабусей вдвоём ходили в кино, наверно, маме было некогда, и возвращались по той стороне улицы, которую я считала невезучей. То есть когда я была меньше, обе стороны улицы были равноправны, а в последнее время я заметила, что бабуся плохо себя чувствует, если я хожу с ней по правой стороне нашей улицы. Но я постеснялась признаться ей в своём сумасшествии, и мы пошли по той стороне, где жила мамина лаборантка, а дальше - Оля Бакшевская.
У меня было ощущение, что мы с бабусей идём из кино в последний раз, что мы больше не пойдём с ней в кино, и так оно и было, но я старалась не подавать виду, что чувствую это. Фильм был пустяковый, но главную героиню играла довольно милая актриса, которая по роли хорошо играла на пианино.
Бабуся просила меня не бросать занятий музыкой: "Когда тебе будет тяжело, ты сможешь облегчить своё горе. И вообще, когда человек в компании играет на пианино, вокруг него собираются люди, он не чувствует себя одиноким".
ОДИНОЧЕСТВО
Я часто чувствовала себя одинокой на танцах в школе, хотя мальчики мало кого приглашали танцевать. Мне было страшно, что я никогда не выйду замуж, и не буду иметь детей и внуков. От этой мысли мне становилось холодно. На меня часто находила тоска по отцу. Мне представлялось, что он где-то есть, сильный и красивый, и нам с ним было бы хорошо. Я не знала, отчего они с мамой расстались, мама считала, что нам с ней рано обсуждать эту тему, а малознакомые женщины, зная, что мы живём без отца, сразу утверждали, что он нас бросил. Тень осуждения ложилась на него помимо моей воли.
Одиночество ещё было связано, конечно, с моим чувством превосходства перед одноклассниками, которые меньше читали, чем я. Сознавая, что это глупо, я всё-таки сохраняла барьер между собой и менее начитанными мальчиками и девочками. Сейчас, когда я занимаюсь репетиторством, я вижу то же самое в своих ученицах, и всячески пытаюсь уничтожить в них эту фанаберию, но ничего не могу сделать.
НОВЕНЬКИЕ
В марте в нашем классе появилось несколько новеньких. Одна из них Юля Букина, племянница учительницы английского языка и завуча Зинаиды Михайловны. Густые рыжие волосы заплетены в косу набок "полюби меня ремесленник" или "наплюй мне в ухо". Тогда только что вышел фильм "Прощайте, голуби!". Героями его была медсестра вот с такой причёской и ремесленник-голубятник. У Юли яркие синие глаза. Одета в узкую клетчатую юбку и чёрный свитер. Нос длинный, с горбинкой. Полноватая. Умная и уверенная в себе.
Когда мы ставили сценку из "Барышни-крестьянки", согласилась играть горничную, а я играла барышню - я так потребовала, и она расчёсывала мои волосы, хотя её были лучше. А первоначально барышней собирались сделать её.
В классе появилось два взрослых с виду мальчика - Быковский и Проектор. Один - блондин, другой - брюнет. Оба не нравились мне, но я хотела, чтобы хотя бы один из них пригласил меня в кино. Но я выглядела неприступной, потом объясню, в силу какой необходимости, а может, догадались? Мы жили на семи ветрах, без окон и дверей, и мне надо было быть осторожной в своём поведении. Юля Букина с Проектором прогулялись вечером под ручку по нашей Институтской улице под завистливыми взглядами ровесников.
Взрослой у нас ещё была Галя Юрченко - похожая на большую куклу с ярко-голубыми глазами. Она ругалась матом. Хорошо читала стихи в подшефной воинской части. Я тоже читала там стихи К.Толстого.
Наша Институтская улица тогда ещё не была асфальтирована, и доехать до Москвы не замарав ног было невозможно. Просто так, не на газонах, росла трава, а в конце её, обращённом к железнодорожной ветке до Бескудникова, лежали брёвна. И, как в Перловке, был такой вид досуга, вполне пристойный - "посидеть на брёвнышках".
На уроках шитья сшила себе голубой фланелевый халат. В изокружке рисовала гипсы. Немного занималась музыкой и каталась на лыжах.
БАБУШКА ГАЛИ ДЕРЮГИНОЙ
Однажды встретила в продовольственном магазине бабушку Гали Дерюгиной. Я ей очень нравилась. Симпатия была взаимной - она в свои годы училась играть на пианино и выучилась играть "Революционный этюд" Шопена в возрасте 86 лет.
Всю жизнь я мечтала - вот выйду на пенсию и буду учиться играть, как Галина бабушка. Когда вскоре после смерти бабуси нас переселили в однокомнатную квартиру, я предпочла спать в раскладном кресле, а не в кровати, потому что надо было делать выбор - или кровать, или пианино. Я предпочла пианино.
Много лет спустя после смерти Галиной бабушки я встретила Галю и спросила, хорошо ли играла её бабушка. Галя в то время сама была бабушкой. Её сыновья играли на пианино блестяще. Один из них жил в Германии с семьёй и там успешно концертировал. Галя разочаровала меня - её бабушка играла так себе.
Осенью выяснилось, что Галя перевелась в другую школу, не специализированную, но где лучше дают гуманитарные науки - она собиралась преподавать английский язык.
РЭНА
В 8-ом "Б" появилась девочка Рэна, жила недалеко от нас в новостройке. Когда я только увидела её издали, то подумала, что она негритянских кровей. Перечитывая свой дневник, я заметила, что с какого-то момента писала в нём с чужого голоса. Интонации были Рэнины. Например, в дневнике написано, что за мной "бегает" Буковский и дан его портрет. Но я не могу вспомнить этого человека! Блондин. Длинноволосый. "Бегает"? Раньше у меня и понятия такого не было.
Моё показное пренебрежение к мальчикам, а на самом деле жажда если не их общества, то хотя бы умения с ними общаться, было вызвано необходимостью выглядеть серой мышкой. Мы жили в здании, которое с наступлением темноты никем не охранялось. Был сторож, он же завхоз, но он часто бывал пьян. Окна были больше дверей. В них иногда торчали дурацкие рожи. Я решала для себя вот какую задачу: привлечь к себе какого-нибудь хорошего мальчика, чтобы просто пройтись с ним по Институтской улице в кино или библиотеку, и оттолкнуть всех остальных.
Рэна решала только половину этой задачи - привлечь, и когда однажды она несла мне вечером, часов в 7, том Чехова - возвращала его, то к ней пристали хулиганы, и ей пришлось вырывать книгу у них из рук. И ещё к одной девчонке прямо у наших дверей пристали хулиганы - она просто мимо шла, и маме пришлось выйти её защищать.
Вообще Рэна, когда мы ещё учились в параллельных классах, предпочитала дружить с девочками, больше похожими на девушек, более взрослыми. Ко мне она относилась хорошо, но как к младшей родственнице. У неё было несколько подруг с высокой грудью, как у неё, взрослым взглядом, узкой талией, неизменно обутых в туфли на каблуках.
Когда я видела Рэну в окружении мальчиков, хотела у неё научиться, как этого достичь. Она отвечала, что никаких секретов не знает. Наблюдая за ней, я заметила, что она всё шьёт себе сама, много думает о своей внешности и о том, как скрыть недостатки: "У тебя красивый череп. У меня плоский затылок". У неё был пёсик, и она говорила, что прогулки с ним - прекрасная возможность познакомиться. Она была открыта для общения, не закомплексована, раскрепощена, по крайней мере, внешне.
Рэна жила с папой и мамой в новенькой "хрущобе", которая многим, и мне, представлялась пределом желаний. Двухкомнатная отдельная квартира на третьем этаже. Столовая и комната Рэны. Там секретер, за которым она готовила уроки, несколько полок с книгами и этюдник. За стеклом секретера и на стенах - её работы. В них, конечно, встречалась подражательность, свойственная возрасту.
Отец Рэны был умным и весёлым, всегда приветливым. Рэна взяла у него нижнюю часть лица. Он был навсегда влюблён в свою жену, которая работала в том же космическом ящике и была не последним человеком, имела научную степень.
Она приехала в дом будущего мужа сиротой и осталась там. Была похожа на японку - у Рэны от неё азиатский разрез глаз. Японцы даже обращались к ней на японском языке и ругали её, что не знает родного языка. Была она кокетлива и уверена в своей неотразимости. Улыбчива, с хрипловатым голосом. Рэна больше любила отца.
Летом отрезала чёлку как у Гали Дерюгиной и отправилась показаться Рэне. Открыв мне дверь, она пришла в ужас и не сумела его скрыть: чёлка стояла под прямым углом ко лбу и вообще не шла. А мне хотелось выглядеть современнее.
Рэна утешала меня холодным свекольником - никогда не ела такого! Яркий, прозрачный, из холодильника. Она приготовила его сама. Это польское блюдо - пояснила она. Родители родом из Польши. До получения новой квартиры жили в "вороньей слободке", - так Рэна охарактеризовала коммуналку.
Я почти никогда не готовила. И холодильника у нас не было - в свекольник полагается положить кусочки льда.
Купила несколько летних платьев, поскольку до шитья руки не доходили. Платья были свежие, простенькие, не бьющие на эффект - одно серое, в горошек, другое розовое, третье серое с розовыми цветами, словно перламутровое, а четвёртое - малиновое с чёрными ромбами, яркое. Все ситцевые.
Сшила розовое летнее платье с широкой нижней юбкой, по моде.
Почему-то нравились мне резкие духи. Мама любила духи "Ландыш серебристый", а меня привлекал "Индийский сандал". Правда, душилась чуть-чуть.
ШИТЬЁ И КУЛИНАРИЯ
Я - потомок портного верхней мужской одежды, хорошего мастера. Бабуся не расставалась со швейной машинкой. Мама окончила курсы шитья при школе. У нас хранится её красивый учебный альбом с учебными выкройками. Мне шить приходилось мало. Учёба давалась нелегко, а надо было учиться хорошо, чтобы потом зарабатывать на жизнь.
Ещё потому было важно учиться хорошо, что бабуся привыкла гордиться мной и я не могла обмануть её ожиданий - старалась быть первой во всём. Учёба представлялась мне делом бесконечно важным, далёким от удовольствия и интереса. Если уроки были интересны, я, конечно, радовалась, но для меня не это было важно.
Перед пятым классом мама подарила мне три розовых простых карандаша. Я отложила их в сторону и не брала в школу. Мама спросила, почему. Я ответила, что розовый цвет отвлекает. Меньше всего мне бы хотелось выглядеть страдающей манией величия, но, много лет спустя, я наткнулась на такое же отношение к делу в кабинете Льва Толстого в доме-музее. Кабинет был весь чёрный - чёрный кожаный диван, кресла и стол с чёрным верхом. Здесь мучился, работая, великий человек.
Учительницей шитья и домоводства у нас была красивая брюнетка с тяжёлым узлом волос на затылке, жена полковника. Она и вела курсы шитья. Евгения Александровна - так её звали, - забавно произносила "ш" в слове "шить" и в связанных с ним словах: "запошивочный шов", "отшитая вещь". "Ш" умножалось многократно, звучало долго. Долгота его звучания как бы подчёркивала высокое качество сделанного.
Ещё мы учились у Евгении Александровны кулинарии. Она пекла блины и делала селёдку под шубой, под фатой и в уксусе, а мы стояли под завистливыми взглядами мальчиков в буфете с тарелками в очередь, чтобы это попробовать.
Как и езда на велосипеде, шитьё давалось мне с трудом. Шила я мало, всегда в спешке и думая о чём-то другом. Хотя была в курсе моды.
Тамара Наумовна, приятельница мамы по Мытищинской школе, говорила грустно и многозначительно: "Немодная ты, немодная".Моя одноклассница Люда Лаптева ловила всё на уроках шитья на лету и стала закройщицей. Она всегда была одета к лицу и не стояла на танцах у стенки.
КУ3ОВКИН
Моё независимое поведение вызывало возмущение среди моих одноклассников- мальчишек, и я случайно услышала, что они собираются после уроков меня поколотить. Я не испугалась, но расплакалась. Начало плача получилось легко - я в то время занималась в английском кружке, и мы ставили сцены из пьес, а дальше всё пошло как по маслу.
Интуиция подсказывала, что всё закончится хорошо. У нас в 8-ом классе было много троечников. На них не налезала школьная форма, и они одевались по-взрослому, внешне почти не отличаясь от родителей учеников.
Одним из них был Кузовкин. Имени его не помню, кажется, Толя. Он учился у нас с пятого класса, и однажды в спортивном зале раскачал меня на канате. Это было здорово! Это он в пятом классе меня раскачал, и до 8-ого между нами ничего не происходило. Он был не красавец и не урод, а выглядел обыкновенно. Был он из простой семьи, ему никто не помогал учиться. Какие у него были способности, думаю, в школе так никто и не узнал.
Когда я заплакала, то чувствовала спиной, что сейчас он меня спасёт. Так и вышло. Он что-то сказал, уверенно и тихо, и больше ко мне никто не приставал. Когда мы закончили 8-ой класс, я больше его никогда не видела, хотя часто вспоминала. А может, мне надо было помочь ему в учёбе?
Чем была вызвана та агрессия наших мальчиков? Возможно, я сделала вот какую ошибку. У нас в классе был красавец Булычёв. Кроме красоты он ничем не отличался, по крайней мере для меня. И вот кто-то из девочек, попросил передать ему письмо. Я это и сделала при всех с каменным выражением лица. Но чувствовала, что может быть подвох. Что было в этом письме, я не знаю.
ТРИ ЮРИЯ
Я вступила в возраст, когда о девушке могут пойти сплетни. У нас в классе был один ученик, у которого была такая любимая шутка - подкрасться сзади и тихонько поднять юбку. Недавно я узнала, что так же веселился артист Сергей Безруков. По-моему, отвратительно.
Я была начеку, и у него ни разу не получилось. Но кажется, я имела несчастье ему нравиться. Однажды перед танцами он пришёл к нам под дверь в квартиру, одетый в свой лучший костюм в серую клетку, и предложил нам появиться вместе. Я не просто была к нему равнодушна, а терпеть его не могла. Он ушёл огорчённый.
Сделал попытку отомстить. Позвал в спортзал через девчонок, был там один. Я вошла в это большое, с огромными окнами помещение, увидела его там одного и вышла. Даже забыла об этом случае.
И вдруг ко мне подходят три Юрия - помните, у них на новогоднем маскараде были костюмы мушкетёров?- и торжественно заявляют, что больше меня не любят.
Значит, любили? Почему не сказали? Почему больше не любят? Из-за сплетен? Я переменилась в лице и ответила, что рада этому - соврала, конечно. Не было во мне смирения и нет. Попроще надо быть. Так я никогда и не узнала, что случилось.
А может, в спортзал меня зазвал мой сосед по парте Жулидов? Мы с ним неплохо ладили. Вот только в английском он был слаб и моя любимая англичанка буквально тряслась от раздражения, когда вызывала его отвечать. Помнится, он никак не мог правильно произнести слово "революция". Стоял рядом со мной за партой, трясся тоже. Мне было неловко за них обоих.
ОПЫТЫ В РЕПЕТИТОРСТВЕ
В учёбе я помогала Саше Петухову, сыну тёти Нюши - почтальонши. Тётя Нюша была крупная, с монументальными чертами лица, похожая на брата, который на своей машине возил нас в деревню отдыхать, а муж был на голову ниже её, и дети её - красавица Таня и сын Саша ростом пошли в отца. Они были похожи на хрупких эльфов. Случайно я узнала, что у Саши нелады с русским языком.
Учился он у моей учительницы Эвелины Гавриловны, мать которой, сухонькая сдержанная женщина, делала бабусе уколы. Эвелина Гавриловна мучилась не с ним одним и воспринимала это стоически. И вдруг я со своей помощью!
Саша регулярно приходил ко мне делать уроки по русскому языку. Он был на три года моложе. Навыков усидчивости у него не было, и слаб он был по всем предметам. Но по русскому вдруг вырвался во всём классе вперёд и стал заниматься на твёрдую четвёрку. Одноклассники завидовали ему и кричали за спиной гадости, когда он шёл ко мне заниматься. Но многие в их классе говорили, что он знает на пять, а Эвелина Гавриловна не ставит пять из вредности - ей обидно, что какая-то девчонка без педагогического образования смогла сделать то, что не смогла Эвелина Гавриловна.
Характер у этой женщины был не романтический, жёсткий. Это мимо неё ходил в семейных трусах мой одноклассник, а её сосед по квартире Юра Потупин, вызывая её негодование. Нет, не могу я просто так упомянуть Потупина и больше никогда к нему не возвращаться!
Он был не по возрасту высокий, плечистый - копия Маяковского. Был добродушен и бывшие соседи по бараку, откуда их переселили в новый дом, его любили. Не могу понять - ну опаздывал в школу и прошёл в трусах мимо, ну и что? Правда, мимо меня по квартире никто никогда в трусах не ходил. Уж точно не камильфо, галантность никогда никому не мешала.
Но вернусь к учительнице русского языка. Эвелина Гавриловна снижала оценку за ответ на уроке тем, кто опоздал на её урок после урока физкультуры на стадионе или урока труда в мастерских - оттуда было далеко бежать, почти километр. Это она выставила Толю Ершова, мальчика, который слабо учился и однажды надерзил ей в ответ на замечание, на обструкцию.
Начинались 60-ые, и, слава Богу, это был единственный случай такого мероприятия на моей памяти. Оно ещё называлось проработкой. Мальчика поставили к доске, и мы все должны были говорить ему, что мы о нём думаем. Я ничего не сказала. Он запомнил, что я ничего не сказала. В день, когда бабусю хоронили, он пришёл и стоял в толпе, и я видела, что он жалеет меня.
Но это было через год, и Ершов книг не читал, а значит, тоже был мне не интересен.
Эвелина Гавриловна хорошо относилась ко мне, а я уважала её как хорошую учительницу русского языка. Мне было интересно на её уроках. Я чувствовала, что мне это нужно и даётся легко.
Литературу она преподавать не могла. При анализе книги она действовала как патологоанатом, расчленяя сюжеты, чувства, мысли и героев. Кто из нас не знает, какую ненависть к литературе выносит средний ученик из нашей средней школы?
Но Эвелина Гавриловна добивалась у мамы, когда та была завучем, чтобы от меня отсадили омерзительного Демченко. У мамы были связаны руки. Посадила его ко мне классная руководительница Раиса Борисовна, а отсадила на отдельную парту, где он сидел один, Эвелина Гавриловна, но только через год.
Побывав в шкуре еврейки благодаря Демченко, я решила, что никогда не выйду за еврея. Вдруг от него родится такая же носатая дочь, как я, и будет всю жизнь страдать? А не дружить с евреями никак не получалось.
КОМСОМОЛ
В комсомол вступила как-то незаметно, без особых волнений. Просто возраст пришёл. Комсомольским лидером не была - им была Сергутина. Сначала комсоргом класса, потом школы. Никто не хотел этим заниматься кроме неё.
Разовые поручения выполняла - съездила на слёт района, где видела на расстоянии протянутой руки артиста Евгения Леонова, внезапно появившегося в двери, около которой я стояла. Я закричала:"Смотрите, кто пришёл!" Я забыла его фамилию, но была очень рада его видеть. Там же впервые посмотрела фильм "Человек-амфибия". Больше как комсомолка, по-моему, в школе ничего не делала.
ГУМАНИТАРИИ
Весной 62-ого купила электропроигрыватель и потихоньку начала собирать фонотеку классики, иногда и танцевальную.
Я ощущала себя гуманитарием, мне трудно давались задачи по физике, но понимала, что вряд ли смогу в качестве гуманитария зарабатывать на жизнь. Всё-таки мечталось поступить на филологический факультет какого-нибудь института или в ИНЯЗ. Хотелось писать рассказы, повести, но думалось, что надо, как в определении Ленина, кто такой коммунист, обогатить свою память всем, что создало человечество.
Не знаю, как это удавалось коммунистам, и было ли это им так нужно, но писатель должен знать классику, хотя бы для того, чтобы не повторяться и в поте лица своего не создавать плагиат.
Ещё нельзя вариться в собственном соку. Мама читала фантастику и приключения, бабуся - биографии. Из фантастики я вынесла мечту стать космонавтом, что было так же нереально для меня, что и зарабатывать на жизнь гуманитарным трудом. Бабуся читала жизнеописания. Меня удивляло, зачем. Это надо тем, кто хочет построить свою жизнь, в начале пути - думалось мне тогда. Сравнивать свою жизнь с чужими в конце пути больно и бессмысленно. Уже ничего не исправишь. Окружающие меня в классе читали мало, Галя Дерюгина перешла в другую школу.
И тут мне всё больше становилась нужна Рэна, "мулатка" из параллельного класса. Некрасивая, но яркая, с большими горящими глазами. Волосы коротко стриженные, кудрявые. Цвет лица бледно-оливковый. Густые брови, подкрашенные ресницы. Слегка миндалевидные глаза. Небольшой нос, крупные губы и подбородок. Короткая шея, некоторая сутулость. Сутулость молодых девушек с большой грудью. Тонкая талия, широкие бёдра. Тонкие икры в стиле "твигги" ( а у меня мощные, спортивные), маленькая ступня. Пальцы рук короткие, руки неухоженные, неизящные, но маленькие и женственные. Голос высокий, нервный, резкий, но интонации женственные. Заикалась. Ходила в школу в неформенном платье, но с фартуком, в капроне и в туфлях на каблуках. В движениях стремительная и неловкая.
Не помню, как мы с ней в первый раз заговорили. Она закончила Суриковское училище. Договорились вместе ходить на этюды и зарисовки. Она выписывала журнал "Юность". Шла "оттепель". Мы учились в разных классах, но, кажется, обрадовались друг другу. Из её приятельниц только я занималась живописью. У меня тоже не было знакомых, которые могли мне составить компанию на этюдах.
КИНО
В апреле математичка Нелли Михайловна повела нас прямо с урока смотреть фильм Лукино Висконти "Рокко и его братья" с Анни Жирардо и Аленом Делоном. Денег на билеты не было, и мы стояли перед входом в Бабушкинский парк, где был кинозал, и клянчили у прохожих недостающую сумму. Это было непедагогично и возмущало меня. Фильм мне не понравился. В этом кинотеатре я смотрела с мамой и бабусей "Стакан воды", "Мещанина во дворянстве", "Ночь перед Рождеством", всё такое чистое и уютное. То, что я увидела, было оскорбительно грязно, непонятно, героев было жалко, не верилось, что где-то так живут.
Долгое время мне казалось, что я забыла этот фильм. Но он шёл со мной по жизни, вспоминался то один эпизод, то другой, то улыбка Жирардо, то глаза Делона, то красота Миланского собора. Много лет спустя я поняла, как хорошо, что я пошла на этот фильм вместо урока тригонометрии.
Когда начались летние каникулы, Рэна подарила мне букетик ландышей. Я ходила к Катюше и принесла оттуда огромный букет сирени.
Мы теперь были москвичи, но говорили по привычке, когда ехали в центр: "Я поехала в Москву". Я ездила в Москву и с мамой, и одна.
С Катюшей отправились в кинотеатр "Космос". Стояли в очереди три часа на фильм "Великолепная семёрка". Там крутились ещё одноклассники. Быковский попросил у меня 40 коп взаймы и не отдал. Было жарко, хотелось есть и пить, жали лучшие туфли.
Мы с Катюшей разбежались по домам, пообедали, переобулись и снова устремились в "Космос". Купили. Кинотеатр был новый, мы были в нём в первый раз. Восхищались интерьерами. Фильм очень понравился. Хотелось научиться стрелять и скакать на лошади.
Летом мы продолжали ходить в изокружок. Рисовали гипсы, например, Венеру. Там ко мне прикалывался Груша (Грушецкий), подшучивал надо мной и это раздражало.
Учительница музыки продолжала приходить ко мне, но иногда пропускала по болезни. Потом она рекомендовала мне свою знакомую - студентку геологоразведочного института, чтобы я училась у неё. Это была серьёзная девушка с великолепными косами и скромным молодым человеком, который после уроков ждал её у нас под дверями в любую погоду, чтобы проводить домой. Он тоже учился на геолога.
Ходили с Рэной в кинотеатр "Россия". Тоже новый тогда. Купили билеты на "Суд сумасшедших" и пошли обедать в столовую. Швейцар принял у нас пальто и зонт. А точно ли это была столовая? Дороговато для меня это было: салат, бифштекс и солянка. Ещё ели мороженое. Поглощая все эти вкусности, мы взахлёб щебетали о смысле жизни и любви. Отец Рэны, как и дядя .Боря, был начальником отдела в космическом ящике, и она, как и Оля с Ирой, не привыкла считать каждую копейку.
МАРТОВСКИЕ ЛУЖИ И ПЛОХАЯ ЛИНИЯ
У нас в Бабушкине в кулинарии стали продавать молочные коктейли. Мы с Рэной делали зарисовки и выпивали по коктейлю. Рэна выглядела так, словно только что в качестве джазовой солистки-певицы приехала из Нового Орлеана - смотрели фильм "Мы из джаза"? Но была немузыкальна и знала об этом.
Особенно нравилось нам писать акварелью мартовские лужи. Они были неповторимы, как каждая весна, и по цвету, и по форме. Рэна при взгляде на всякую новую восклицала: "Ой, какая лужа! Ты только посмотри!"
Зарисовки мои она ругала: "У тебя нет линии. Она не должна прерываться. Линия несёт в себе понятие об объёме, который очерчивает. Ей следует быть выразительной и объективно необходимой, нести смысловую нагрузку - зачем она".
Выслушав эти рекомендации и убедившись в том, что линия моя ни на что не годится, я вовсе оставила попытки рисовать и бросила кружок при доме пионеров - чего мучиться? Иногда только писала для души какой-нибудь натюрморт. Это меня успокаивало. Надо отдать должное Рэне - её линия была хороша. В этом можно было убедиться через год, когда она сделала мой портрет-набросок карандашом. Мне тогда исполнилось 16.
Тогда же она по памяти на уроке в тетради (мы сидели за одной партой) нарисовала бюст Сократа, вернее, шарж на Сократа, очень забавный.
ОКОНЧАНИЕ ВОСЬМОГО КЛАССА
Мы праздновали его прогулкой на катере. В нашем классе было в прошедшем году много чужих мне людей - слили с другим классом. Многие из них были взрослые, непонятные, неприятные. Да и некоторые ребята из нашего класса стали взрослыми до неузнаваемости.
Вот стоят на берегу, у кромки воды, знакомые мальчик и девочка, почти родные мне люди. Она в отдельном купальнике, он в плавках. Оба красивые. Слышу, как он ей говорит: "Пойдём в воду, пора в неё войти". Строго, требовательно, словно имеет на это право. Понимаю, о чём он говорит и злюсь. Как он может так к ней обращаться? Она что, невеста ему? Но молчу - плохо разбираюсь во взрослой жизни. А они взрослые. Эта девочка, которой я всю жизнь восхищалась, поступила в техникум. Больше я её никогда не видела.
А мальчику в тот день пришлось тащить до машины скорой помощи моего соседа по парте Жулидова - он наступил под водой на стекло и сильно поранился.
РЕВАЗ АЛЕКСАНДРОВИЧ, БУКЕТ И ХУЛИГАН
Однажды я возвращалась от своей первой учительницы Александры Андреевны. Она учила меня в Перловке в первом и втором классе, а жила в Лосинке, за железной и дорогой и Ярославким шоссе, на Красной сосне, а собственном, как раньше было принято писать, доме.
Я шла оттуда пешком через всю Лосинку, с сияющим лицом, стараясь не расплескать хорошее настроение, в котором всегда находилась после встречи с ней. В руках у меня был роскошный букет сирени из её сада.
Когда я вышла на Институтскую улицу, мне навстречу шло два человека. Один из них был явно хулиган, а другой, за ним - горячо уважаемый преподаватель черчения и руководитель грузинского танцевального ансамбля при школе Реваз Александрович Джаниашвили.
Если бы я его не увидела, то спрятала бы улыбку и предприняла защитные меры, которые всегда есть в запасе у той женской части человечества, которая привыкла, что за неё некому заступиться.
Но он шёл мне навстречу, человек, которого я привыкла считать эталоном джигита. Хулиган, конечно, легко отобрал у меня букет, и мне даже неловко было перед ним, в такую ловушку он угодил, надеясь слегка поиграть, а может, просто познакомиться.
Бурей налетел на него Реваз Александрович. Хулиган словно распался на атомы - его не было видно не только сразу, но и вообще никогда больше. Если кто-нибудь думает, что профессиональный танцор может быть слаб физически, он ошибается. Танцы - это прекрасная физическая подготовка.
СТОЛ
Когда мы вернулись после летних каникул, выяснилось, что остались деньги. Решили купить стол. У нас не было своего стола, обедали за казённым, школьным, с медной бляхой на боку и инвентарным номером.
Такие круглые раздвижные столы тогда покупали все, и дядя Боря тоже. Такой стол изображён на обложке учебника кройки и шитья, по которому на курсах при школе училась мама - бабуся шила всё меньше.
Покупали, кажется, тоже на фабрике "Лира". Радовались как дети.
Деньги остались и мы ездили искать мне форму и сорили ассигнациями. Я ездила к дяде Боре на Чкаловскую и привезла оттуда Бакинских помидор - приехала мама тёти Лючии и племянница Анжела.
ПРОФЕССОР
В последнее воскресенье перед учебным годом мама привезла к бабусе врача, профессора. Его рекомендовали родители одной из учениц. Он приехал с мамой на такси.
Высокий респектабельный мужчина, даже скорее старик. После часового разговора с бабусей он выписал рецепты и сел пить чай, одну чашку, так как у него по графику не положено было пить чай в это время. Меня послали за такси. Оно долго не попадалось.
Наконец подъехала голубая машина с шашками на боку. Проголосовала и уселась.
"Куда?", - спросил шофёр недовольно и небрежно.
"Вообще в центр, на улицу Герцена, а сейчас на Институтскую улицу" (так раньше называлась Радужная).
Машина развернулась, промелькнули знакомые дома, вот школа. Иду доложить. За столом сидит врач и перебирает мои картины.
"Хорошо, очень хорошо", не зарывайте таланта в землю",- говорит он.
"Я познакомлю вас с Налбандяном, а если хотите - со знаменитым скульптором, он даст вам рекомендательное письмо".
Признаться, никогда не ожидала похвал своим талантам в такой степени. Наверно, он хотел порадовать бабусю. Довезли врача до улицы Герцена и решили махнуть на такси в Детский мир за формой. Купили наконец.
На следующий день приезжал дядя Боря. Был грустен. С трудом расшевелила его разговорами о космическом будущем человечества.
Дядя Саша, узнав, что бабуся тяжело болеет, приехал на следующий день после дяди Бори. Я показала ему свои картины. Масло он долго критиковал и кое-что исправил сам. Рисунки ему нравятся, наброски даже очень. Хочет тоже порадовать бабусю?
Под его кистью пейзаж, изображающий луг, становится приемлемым, выразительным. Но это не тот луг, который я хотела увековечить, но изувечила. Не ту траву он поместил на переднем плане красивым ударом кисти - пламенеющий конский щавель. Он мог там быть, но его там не было!