Повесть про бабушку. Глава 2. Дети и муж
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Повесть про бабушку. Глава 2. Дети и муж. 14.11.2011
Моя мама, Лия Викторовна Никитина, родилась в Новониколаевске в 1918г, 11 октября. Но свидетельство о рождении её пропало, и ей прислали другое, с ошибочной датой - 28 сентября. Так у неё и значится в паспорте.
Прабабушка была счастлива тем, что у неё появилась внучка и гордилась перевязочками на её тугом тельце и огромными глазищами. Как раз перед революцией Перегудовы жили хорошо, у них был свой дом в центре Новониколаевска на Кабинетской улице, семья была хорошо одета - прабабушка сфотографирована в мехах, была хорошая посуда и мебель. В революцию прислали матроса, который выбрал по ордеру на жильё бабушкину комнату - " Я в этой халупе хочу жить!".
Но не с ним связана смерть моей прабабушки. В Сибири есть правило - пускать на ночлег любого, кто попросится. Прадедушка пустил однажды больного тифом, но он не знал об этом. Дал ему чистую одежду, а грязную бросил в грязное бельё. А у больного были вши. Болела вся семья, кроме бабуси и мамы.
Мама и только что родившийся дядя Боря были в отдельной комнате, тифозного забрали в барак, а бабушка с младшим братом Сашей ухаживала за всей семьёй. Была сыпь в горле, надо было делать глубокое полоскание. Прадедушка сам полоскал себе горло, а прабабушка не могла себя заставить. Прабабушку спасти не удалось. Она умерла в возрасте 44 лет!
Только вздохнули, купили дом, и прабабушка была рада внучке и новой шубе. У бабушки пропало молоко. Не было сил, расчесала волосы только после похорон - прядями вылезали.
Однажды дед вылечил серной мазью сыпь у ребёнка - родители принесли мешок муки.
Дед сделал в саду шашлык. Соседи вызвали милицию. Милиционер оказался кавказцем и одобрил шашлык.
Жить было голодновато. И дед предложил, а бабушка согласилась, ехать в Асхабат. Снова теплушки и узлы. Дед использовал всё своё личное обаяние, чтобы влезть в очередной эшелон, раздобыть кипяток и еду. Было страшно. Ехали почему-то мимо Самары , и вагон стоял на станции рядом со штабелями трупов, умерших от холеры. , тифа и голода.
Приехав в Ашхабад, пробыли там недолго, а поехали в Ташкент. К тому периоду относится фото с серебряным сервизом на ковре, и на этом фото присутствует дядя Боря, как и на некоторых других снимках.
Дед устроился сторожем на дровяной склад, в трудовую книжку написали, что он пролетарий. Относились к нему на работе хорошо. Однажды дед должен был списать ящик заплесневелого шоколада. Попросил себе, принёс домой, сварили. Жили почти в нищете, но были молоды и веселы.
Бабушка шила, она сшила дяде Боре костюм военного типа с галифе, в котором он изображён рядом с мамой на одной из фотографий. Квартиру дали служебную, на складе. Вообще квартиры сдавались дёшево. Мама впервые помнит себя в Ташкенте, лет четырёх. Помнит глинистую реку Салар, которая текла через город, с плававшими в ней яблоками, базар, ореховые деревья во дворе, и как дети делили орехи. Однажды из Ашхабада ездили в Новосибирск. Мама слышала, что там есть земляника, черника, и искала ягоды на деревьях.
Бабуся в Ташкенте дважды сходила в казино и один раз на бега, и поняла, что ей туда ходить нельзя - слишком азартна.
Прадедушка Никита Васильевич всех своих сыновей научил шить. Он не мог себе представить, что его сыновья могут заработать, и стабильно, на жизнь иначе. Дядя Илюша и дядя Миша сшили себе костюмы.
Странно было представить, что дядя Боря и мама дрались. Сколько я их знаю, всегда были дружны и помогали друг другу. Когда они жили в Ташкенте, то, подравшись, чуть не спалили дом. Бабуся дала им цветные карандаши и бумагу и усадила за стол рисовать. Горела керосиновая лампа. Сама пошла за водой. Вышла, отошла на пять шагов . обернулась - в окне полыхало пламя. А началось так - один карандаш понадобился обоим и тянули его каждый к себе. Опрокинули лампу. Бабушка схватила одеяло и набросила на стол. Пожар был ликвидирован.
Однажды дядя Боря хотели сварить кашу и никак не могли разжечь печку. Бабуся куда-то вышла. Дядя плеснул туда керосин, и всё загорелось. Хорошо, что бабуся недалеко отошла.
Когда у бабуси в первый раз было крупозное воспаление, из Ашхабада приехала побыть с детьми бабушка - мама Виктора Михайловича. Она была сурова , привезла маме в подарок куклу , и когда дядя Боря из желания познать всё сущее разломал её - кукла была с открывающимися глазами - то наказала их обоих.
Дядя Боря и мама были предприимчивы и любознательны. Дядя Боря придумал полезть на чердак по шаткой приставной лестнице, и мама просто из гордости не могла от него отстать. Когда бабуся наказывала маму и дядю Борю, то , поставленные в угол, они кричали друг другу:"Не смотри на меня!"
Когда маме было пять лет, семья переехала в Ашхабад. С детьми ехать было трудно, везли горшок, с туалетом были проблемы. Одна женщина увидела этот детский горшок и попросила для себя. Бабуся не дала. В туалет ходили в тамбур, дедушка сопровождал. На бабусино смущение он ответил, что теперь узнал, что бабуся создана из плоти.
Родне отца бабуся была представлена в 1916 г. Её стали звать Нэся - так звала её подруга, когда они жили в Томске в девичестве. Снимали несколько комнат то у одних хозяев, то у других.
В церковь в Ашхабаде ходили, пока не началась антирелигиозная работа. На Пасху бабуся сшила маме белое платье с подолом, вышитым розочками. Мама, стоя в церкви, не могла оторвать от них глаз. И во время крестного хода чуть не спотыкалась, любуясь подолом.
Были в Ашхабаде и мусульманские праздники - шахсей- вахсей. Мама помнит, как по улице шли мужчины в религиозной процесси и били себя плетьми с металлическими наконечниками. Из ссадин хлестала кровь.
Маме было жаль курдов. Она знала, что у них нет своей земли. Однажды курды прятались в саду того дома, где жили Никитины, с мешками. Их искали, но никто не выдал.
Одно время маму и дядю Борю водили в детский сад. Дядя Боря не хотел там спать, и его выгнали за калитку на улицу, а мама пошла с ним из солидарности, и там на улице их через несколько часов обнаружила бабуся. В детском саду было ей заявлено, что её дети не поддаются воспитанию.
Одно время соседом был одноклассник деда Палицын с семьёй. Мама дружила с его дочкой. Они то и дело прыгали друг к другу через глиняный забор. Большеглазые и длиннокосые, с тонюсенькими ручками и ножками, они были типично европейскими девочками в азиатском городе с его летней жарой и пронизывающей зимней сыростью. От прыжков с забора у мамы было опущение желудка.
Позже Палицыны уехали под Москву по Ярославской дороге и завели там пасеку. До войны жили в коммуналке. Бабуся уговаривала дедушку Виктора уехать с ними - они звали. Вообще русские в Ашхабаде , по-моему, всегда чувствовали себя немного на чемоданах.
Ранней весной вместе со взрослыми ходили в горы за тюльпанами. В горах ещё были басмачи.
Бабуся почти никогда не отдыхала отдельно от семьи, но однажды ей от работы Виктора Михайловича дали путёвку в санаторий. Для сопровождения был выделен красноармеец - горбоносый туркмен с пламенным мрачным взором в сельпеке - белой овчинной шапке. Он был вооружён винтовкой и сам выглядел как басмач.
Всю дорогу ехали молча.
В другой раз бабуся ездила отдыхать в Москву, и дядя Володя и дядя Саша встречали её на вокзале и проехали с ней на такси по Москве, а вечером повели на гремевший тогда спектакль "Дни Турбиных".
Бабуся полюбила улицу Горького, Пушкинскую площадь, Садовое кольцо (тогда было больше деревьев) и Кремль. Вернулась в Ашхабад со завивкой, и маме это не понравилось.
Пока бабуся была в Москве, мама вела хозяйство и в основном кормила мужчин фаршированными помидорами. Помидоры надоели. Накануне бабусиного приезда закончили генеральную уборку и приготовили праздничный стол. Мама любила селёдку и приготовила её к приезду бабуси.
Ещё мама очень любила мороженое. В Ашхабаде по улицам ездил мороженщик с бочкой, на крик к нему сбегались дети,. Он доставал две вафли с именем ребёнка (были все имена, кроме маминого!) и намазывал одну из вафель, прикрывая мороженое сверху другой. Когда семья стала жить лучше, ходили в кафе, и дед на спор предложил маме съесть килограмм мороженого. Бабуся воспрепятствовала.
Мама всю жизнь плохо спала. Поэтому ей прописали бром, что ухудшило её память. Ещё она была левшой и была незаурядна, как все левши. Бабуся переучила её на правшу, чтобы в школе не смеялись. Мама не выговаривала звук "л", вместо него произносила "в", путала синий и зелёный цвета, но ни в школе, где она училась, ни в школе, где она потом учила, над ней никто не смеялся, относились хорошо.
Однажды летом было землетрясение. Закачалась лампочка под потолком. Под полом загремело что-то, как колёса у поезда. Семья выскочила на улицу и все взялись за руки. Земля ходила под ногами, как палуба корабля. Потом было много рассказов, про офицера, собака которого выхватила из кроватки его сына и выскочила в окно, а офицер решил, что собака взбесилась, и чуть не застрелил её.
Говорили, что за руки надо держаться потому, что человек может упасть в трещину, и не успеть выбраться до того, как края её соединятся снова. Если же не успел выскочить на улицу, надо встать в проём двери или у самой прочной стены, или забраться под стол или прочную кровать.
По улицам ходили старьёвщики и за какую-нибудь старую вещь давали детям свистульки.
Летом ночевали в саду. Сад был тенистым. Выносили кровати. Мама спала в саду, если не было бронхита. Огромные звёзды, цикады, запах роз... Под звон колокольчиков в Персию шли караваны. Верблюды шли с медлительной неотвратимостью и уходили, казалось, в бесконечность.
А утром приходили из Персии другие караваны. Вставала хозяйка-персиянка выгонять в стадо овец. Она была пожилая и некрасивая и, казалось, всегда жила в этом доме. Её с мужем, тоже персом , не было не видно и не слышно в этом доме.
Казалось, их не волнует, что дети лазают по всем деревьям, трясут их и строят индейские вигвамы. Но так было не всегда - старший брат хозяина отдал ему этот дом и уехал в Персию, предчувствуя перемены. Хозяин, выходя из туалета, срезал розу и преподносил бабусе, а когда мама подросла , то маме. Розу приходилось мыть, так как хозяин срезал её сразу при выходе из туалета. Сын хозяев всем на улице рассказал, что ему нравится мама. Это ей здорово осложнило жизнь.
Однажды маме приснилось, что он заболел. Он страшно похудел. Во сне маму спросили, оставаться ему жить или нет. Мама ответила - пусть живёт. Он поправился.
Часом позже по утрам вставали бабуся с дедушкой. Дед, заколов брюки прищепками, уезжал на базар. Он сам выучил туркменский и свободно торговался на нём, вполне успешно. Велосипедом он тоже владел виртуозно и мог привезти арбуз на руках, управляя велосипедом одними ногами.
Туркменам нравилось знание их языка и обычаев, и они сбавляли цены. По крайней мере так говорил дед бабусе по возвращении с рынка. Дед преподавал на курсах туркменского языка. Ещё он окончил бухгалтерские курсы и впоследствии стал экономистом. Бабуся выучилась на счетовода. Дед привозил с рынка дыни, арбузы, персики, виноград и баранину. Дыни и арбузы закатывались под тахту - "Ещё арбуз?..."
Когда просыпались мама и дядя Боря, ворковали горлицы и начинало припекать солнце. Завтракали кашей ( греча, маш, рис ), бутербродами, яйцами. Весь день на столе стоял кувшин с плававшим в нём льдом .
"Как ты можешь в такую жару борщ есть?" - спрашивала деда бабуся. Ужин был более плотным, когда спадала жара. Дед уезжал на велосипеде на службу. Дети шли в школу. Дядя пошёл в школу на год раньше, вместе с мамой. Оба уже умели читать.
Сначала научилась читать мама, и дядя Боря на первых порах не хотел учиться: "Зачем, мне Лия прочтёт!" Когда мама читала и говорила ему, что он не слушает, он в точности повторял что она прочла.
Любили читать журнал "Мурзилка", потом "Вокруг света", книги Купера и Верна. Учёба давалась легко, но если дядя относился к урокам серьёзно, то мама иногда ленилась. Если была задана на дом трудная задача, к дяде приходили одноклассники, и он ни разу не опростоволосился.
В классе было много красивых девочек, но дяде нравились Нонна Кулинцева, младшая сестра маминой подруги Жени, и Маня Сидорова. Маме хотелось учиться английскому языку и игре на пианино, но с английской преподавательницей не повезло, а пианино не было, и дед запирал маму в какой-то комнате на работе, где пианино было, но всё время кто-то лез в окна, пианино было расстроено, и учительница даже на уроке заставляла маму переписывать ноты.
Зато прадедушка Михаил Иванович сделал маме гитару и подарил на день рождения. На ней она и училась. Прадедушка Никитин всю жизнь делал музыкальные инструменты и дарил детям, внукам и друзьям. Дяде Лёсе он подарил скрипку и тот сам выучился играть на ней очень хорошо. Сыновей прадедушка музыке не учил, а дочерей учил, но безрезультатно. Из всех Никитиных выучилась музыке в консерватории только тётя Лида.
Сам прадедушка на всех этих инструментах играл, любил застолье, умел красиво накрыть на стол и принять гостей и передал это своим детям. Но желудок у него был больной. Ещё он любил и умел фотографировать.
Но усаживая детей и внуков перед фотоаппаратом, да и просто входя в комнату, смотрел так сурово, что его внучка Аллочка даже плакала. Он хорошо относился к бабусе. Когда учился в гимназии, был распорядителем балов.
Тётя Лина была маминой крёстной. Придя в гости, она всегда обещала в следующий раз привезти хороший подарок. Больше коробки с монпансье она никогда не приносила. У тёти Вали было много детей , они всегда хотели есть.
Дядя Боря не был книжным червем - любил носиться на велосипеде в самую жару и сам этот велосипед ремонтировал. Гоньбой на велосипеде дядя заработал расширение сердца. Когда мама начала учиться на велосипеде, дед пошёл с ней для этого на холмы . и они вернулись отдельно, недовольные.
Дальше маму учил дядя, и исправлял восьмёрки, которые она делала на колёсах. Ещё дядя играл в футбол, плавал в строительном карьере.
У детей были свои обязанности - например, ходить за керосином. Стояли в очереди по 4 часа- и это в такой близости от Каспия! Вместо себя на время оставляли кирпичики, бетоны.
Дед умел доставать дефицит. С заднего крыльца приводил маму мерить туфли, и подсовывал сзади палец, чтобы не брала маленькие.
Дружили одной компанией - мальчики и девочки. Играли в лапту и в индейцев. Мама не любила играть в куклы - шила на них, и всё, и вязала крючком. Играли с домашними животными. Был кот Царапыч, которого наряжали в кукольные платья, дог Гольф, беспородная и бесподобная Мурзилка и баран Кара.
Первым пришёл Царапыч. В доме он любил лежать у мамы или дяди Бори на плечах, свернувшись калачиком, когда они учили уроки. Но больше любил у дяди - у мамы косы мешали. Виктору Михайловичу нравилось подбрасывать Царапыча под потолок, а он обижался.
Мурзилку щенком принёс дед - вошёл, а у него из кармана выглядывает милая беленькая мордочка. Её тоже наряжали в кукольные платья и катали в кукольной коляске. Ей это не нравилось, но она терпела.
Гольф тоже появился в семье щенком, его тоже принёс дед. У него были большие уши, свисавшие, как полотенца, и непропорционально большие лапы. Он был пепельный, а глаза горели, как угли. Ел он много и быстро рос.
Его поставили на военный учёт, и дед привозил в связи с этим два ведра казённой еды для пёсика. Уши ему отрубили, как было положено догу. У него был паспорт, как у человека. Там было записано, когда появился первый зуб и когда болел. Дети давали ему потихоньку от бабуси под столом кусочки сахара, а он не мог сдержать нахлынувшей благодарности и бил хвостом об пол.
И потом он чавкал. Бабуся находила, что это негигиенично - в Туркмении тогда была ришта, пендинки, трахома и дизентерия. Она вскрикивала: "Гольф! На место!" - и он, опустив голову, убегал. Он был прекрасно дрессирован Однажды бабуся поставила перед ним горячую еду и, чтобы остыла, сказала ему: "Фу!". И он ждал. Когда бабуся вспомнила о нём, еда остыла, а слюни бедняги висели до пола.
Гольф не позволял Царапычу уходить со двора на улицу. Если видел его там, осторожно хватал зубами за шиворот и тащил обратно. Царапыч висел недовольный, но покорный, а в саду долго брезгливо отмывался от собачей слюны.
Барана Карашку купил прадед Никита Васильевич, когда приехал из Новосибирска. Его потом зарезали и съели, но мама есть не стала.
Вечером дедушка кроме преподавания на курсах бухгалтеров участвовал в репетициях небольшого самодеятельного оркестра - играл на мандолине. Ещё в Ташкенте после одного из ранений у него начала сохнуть рука и врач посоветовал ему играть на скрипке. И он играл. А ещё в Ашхабаде он играл в преферанс с друзьями, иногда допоздна, и этим огорчал бабусю. Если он выпивал много вина, то стонал: "Ой, Нэся, как же мне нехорошо!"
Времена были неспокойные, улицы -чёрные тоннели среди дувалов*. Однажды ему показалось, что за ним кто-то идёт. У него был портсигар в форме пистолета - вынул, блеснул под луной - преследователь отстал.
Мама вышила панно в 18 лет и повесила над кроватью, стоявшей за занавеской. На панно был изображён лес. Мама никогда не видела леса, но слышала много восторженных описаний от бабуси.
Бабуся вышила для столовой кривоногую девчонку с пальцем во рту.
Дед мог в самую жару есть борщ, а больше никто в семье днём борщ не ел. Прабабушка Никитина спрашивала бабусю, как это он ест борщ, когда привык к супу. Бабуся всегда пекла гостям и к праздникам пироги и печенье.
Печки для этого не было. Соседи-молокане ценили чистоплотность бабуси и разрешали печь пироги в их русской печке.
Мама често вспоминала брошку, которую сдали в Торгсин: дутый золотой ключик с голубыми камушками. Ещё ей нравился серебряный кавказский браслет - змейка. Золото снесли в Торгсин, потому что Виктор Михайлович после тифа должен был питаться мацони, а это было дорого. Пришлось сдать даже нательные кресты, за что прабабушка осуждала бабусю.
Однажды дед лежал в больнице. Когда бабуся пришла его проведать, врач спросил: "Как вас зовут?"
"Анна".
Врач смутился, но всё-таки спросил: " А как муж к вам обращается?"
"Нэся".
Врач облегчённо вздохнул: "Он звал вас в бреду".
В школе была живая газета. Все участвовали в спортивных парадах и соревнованиях. Дед был страстным танцором и предложил маме записаться на курсы бальных танцев. Но бабуся возмутилась:"Куда тебе в 40-то лет, вон уже дети взрослые, а ты всё плясать!" И не пустила. И сама считала неудобным танцевать, хотя оставалась изящной и в движениях, и в фигуре.
Когда бабусю выписывали из больницы, дед разыскал в Ашхабаде тройку и вывез её оттуда на санях. Это было второе крупозное воспаление лёгких.
Как бывшего офицера деда просили проводить занятия по переподготовке летом в предгорьях Копетдага. Приходил в просоленной гимнастёрке и выпивал сразу крынку молока из погреба.
Если же ничего не мешало деду прийти домой к ужину, то летом накрывали чай в саду. По вечерам мама часто засыпала под звуки мандолины. Бабуся и дед особенно любили оперу Гулака-Артемовского "Запорожец за Дунаем".
Дед играл в объединённой футбольной команде Ашхабада. Про маму шутили : "Отец футболист, а у дочери коленки перевязаны".
Мама любила тянучки и однажды решила сварить их сама. Гольф не стал их есть.
Дед любил делать сюрпризы. Однажды купил грампластинку - тогда их трудно было достать - и спрятал за картину. Картина эта - копия с картины Репина "Иван Грозный убивает своего сына", подаренная братом бабуси дядей Сашей.
Это была прекрасная копия, которой бабуся очень гордилась, но маме казалось, что сюжет для столовой не годится. Когда бабуся была в Москве в гостях у д.Саши, она восхищалась этой картиной. Пластинку спрятали, а за ней - ещё одну. Мама вытирала пыль - это была её обязанность-, и надеялась, что их с дедом тайна не будет раскрыта.
Скорее всего бабуся тоже вытирала пыль со своей любимой картины и знала о сюрпризе. Патефонов в Ашхабаде не было. Наконец привезли три на весь город. Третий был дедушкин. Музыка теперь в доме звучала постоянно - не только классическая, но и танцевальная.
Под страшным взглядом Ивана Грозного семья провела немало приятных вечеров. Маме особенно нравилось засыпать под звуки мандолины, когда дед репетировал для выступлений оркестра, а значит был дома и не играл в преферанс.
Хотелось бы ещё вернуться к младшему брату бабуси дяде Саше. Он всегда был красив, в каждом возрасте по-своему, и был похож на одного из юношей с коптских мозаик из Музея изобразительных искусств им.Пушкина. Огромные карие пламенные глаза, открытые и добрые, густые брови, рот и нос хорошей лепки, ладная фигура.
Дед любил дарить бабусе бельё и духи. Самое лучшее бельё было из конфискованной персидской контрабанды. Однажды привёз туалетный столик из светло-коричневого дерева с зеркалом и многими коробочками. Такой же столик был подарен Пушкиным Наталье Николаевне. Бабуся сердилась, что дед тратит деньги.
Она сердилась и тогда, когда дед подарил маме на 12-летие лакированную белую сумочку из натуральной кожи. Театра в Ашхабаде не было, но когда были гастроли, дедушка всегда покупал билеты. Ещё Виктор Михайлович устраивал для детей театр теней.
Бабуся вышила Виктору Михайловичу косоворотку крестиком с поясом с кистями. Он обрился наголо, но всё равно был красив и нравился женщинам. Если он задерживался на репетициях, бабуся по его возвращении молчала и дулась, особенно если от него пахло вином или духами.
"Однажды дед без всякого на то желания предложил ей развестись. "Ещё чего!"- ответила бабуся, "У нас дети!". Дяде Боре бабуся тоже вышила шёлком косоворотку крестиком, с поясом. Маме было сшито белое выходное платье "с вожжами", модное тогда.
Икона в Ашхабаде лежала в ящике шкафа. Ею благословляли.
Бабусе не нравились её брови, и она говорила:"Брови как у Гольфа".
Мама хотела научиться свистеть, и бабуся её научила.
Вопреки бабусиному убеждению. Что "говно поверху плавает", Виктор Михайлович шёл вверх по служебной лестнице и перед 1937 годом стал одним из крупных плановиков- экономистов Ашхабада.
Так что часть своих способностей он всё-таки успел реализовать, а вот бабуся нет - она могла бы стать и хирургом, и поэтом, но вот бухгалтером ей пришлось стать. Очень вовремя она выучилась на счетовода. И ещё у бабуси в то время появилось бархатное манто - предмет маминого вожделения.
В 1937г семья должна была получить трёхкомнатную квартиру в ведомственном доме.
Лемешко шутил, что девчонки пойдут в Ашхабаде в "меды" и "педы" - больше некуда - , а мама выйдет замуж за героя Советского Союза. Дед говорил, что когда он и бабуся состарятся, будут ходить с палочками в гости к детям на чай.
Благосостояние семьи дошло до того, что подумывали сменить мебель. У мамы было 2 пары туфель, 2 шерстяных платья, меховая куртка.
Бабуся разводила в Ашхабаде кур, а дядя Боря - кроликов и розы.
Дядя много времени посвящал радиокружку. Он в 10 лет был уже среди взрослых радиолюбителей и даже экзаменовал их. Злых драк в школе не было, но дядя мог при случае за себя постоять. Его уважали и в школе, и на улице. Однажды дед был вызван в школу, так как дядя разговаривал на уроках. Он с шутливым ужасом наблюдал в коридоре, как навстречу ему выехал дядя верхом на галопирующем друге.
У мамы была трахома. Её оперировал один из братьев Щупаков - одноклассников деда. Мама ходила с повязкой на глазах. Это было в начальных классах, так как помнится, что бабуся, чтобы мама не отстала, повторяла с ней таблицу умножения.
Ещё у мамы была ангина Людовика, тоже ходили к Щупакам. После осмотра разрешили что-нибудь съесть. Мама захотела сосиску и образование, связанное с этой болезнью, лопнуло и не надо стало делать операцию.
Ван Саныч, один из мужей маминых тёток, водил детей своих родственников на холмы. Ходили дядя Лёся, Боря, Женя, Аллочка - родные и двоюродные сёстры и братья. Там весной цвели маки...
Без взрослых туда ходить было нельзя - боялись басмачей.
Смерть любимого пса - это, конечно, ещё не горе. Но с того дня стала потихоньку распадаться непрочная ткань семейного счастья. В основе смерти Гольфа лежит обычная зависть. Какие-то паршивые воришки вознамерились украсть барана Кара и для этого убили Гольфа. Тот был честным, тренированным даже для войны псом и кражи бы не допустил. Это одна версия. А вторая - Гольф иногда ночью спрыгивал с дувала на улицу. В тот момент, когда он спрыгнул, там проходил со своей дамой военный и застрелил его. А Карашку украли и отвели в то же стадо. Он сам пришёл из стада домой.
Гольфа похоронили с почестями, как лучшего друга. Дядя Боря и дед вырыли могилу в саду, завернули тело пса в мешковину и пометили место палочкой. Дядя нарисовал план сада и промерил его ботинками, чтобы не потерять могилу Гольфа, когда она зарастёт.
Когда мама была в 8-ом классе, у них появилась дог Ирма.
Если отправлялись на шашлыки со взрослыми, мама набирала много красивых камешков, а Виктор Михайлович их нёс. Мясо для шашлыков замачивалось заранее в сухом вине, со специями, делал шашлык Виктор Михайлович.
Однажды ездили на раскопки Нисы, древней крепости. Они напоминали песчаные карьеры. Было жарко. Всё самое интересное уже было увезено в музей. Потом отправились в прохладное ущелье и у ручья угощались шашлыком и фруктами.
У деда в гимназии самыми близкими друзьями были Сергей Лемешко и Саша Кулинцев. С ними он передавал любовные записки в церкви.
Лемешко преподавал маме и дяде математику и был классным руководителем. Он был холостяком и жил с мамой. Всегда подчёркнуто элегантный, с бутоньеркой в петлице, он был любим школьниками, но не избежал их насмешек. Смешной казалась его рафинированная интеллигентность, локон, который, говорят, был пришит внутри подкладки костюма маникюр. Он катался в парке на роликовых коньках.
Маме сшили модные тогда ичиги, кавказские сапоги. Они ей очень нравились.
Дядю Борю в классе называли Добрыня Никитич.
Дядя Боря участвовал в драках до крови.
Лемешко предложил своему классу встречать в школе Новый год. Устроились в спортзале. Перед полуночью он ушёл поздравить свою маму.
В спортзале был и выпускной бал. Сделали бутерброды с колбасой и купили бочку мороженого. Танцевали.
Лучшая ученица класса и комсомольский лидер, влюблённая в дядю Ира (одна из двух маминых лучших подруг -их называли скрипучая троица, потому что им заказали одинаковые туфли ), совершенно потеряв голову, раскачивалась на брусьях над праздничным столом. Она сочинила стихи, посвящённые дяде, их украли и прочли вслух с табуретки (сцены не было) .
Лемешко старался бороться с бескультурьем своих учеников, которые не знали ни языков, ни истории, ни литературы. Он устраивал диктанты, обсуждал значения некоторых слов, обучал общей культуре поведения. Он, без сомнения, был самым лучшим и любимым учителем в школе. Физику и химию преподавали равнодушные люди.
Поездка на Кавказ. В Нальчике на рынке немки продавали масло в лопухах , они были одеты в белые фартуки, нарукавники и косынки, у них были белые полотенца.
Из Сибири приехала тётя Наташа, двоюродная сестра бабуси. Её сын Шурец должен был какое-то время пожить в доме Никитиных, чтобы заработать пролетарский стаж и поступить в институт. Она привезла муку и приготовила необыкновенный суп с лапшой. Шурец остался в доме бабуси и поступил в институт. Тётя Наташа писала письма, в которых просила его не обижать. Его не за что было обижать, он был хорошим парнем. Много позже он утонул в Енисее.
Мама была недовольна своей памятью. Бабуся любила Надсона и советовала ей учить его наизусть.
К выпускным экзаменам готовились в саду. Расстилали ковёр под деревьями и ложились, а Ира, комсомолка и отличница, читала учебник вслух. Под милый голос подруги мама засыпала.
В комсомоле была только Ира. Женя Кулинцева и мама не были.
Когда у прадедушки Никиты Васильевича разъехались учиться все сыновья, он продал дом в Новосибирске и приехал в Ашхабад. По утрам он любил есть тюрю, которую я знаю по стихотворению Некрасова - "Кушай тюрю . Яша...". Мне слышалось Тюрюяша и хотелось выяснить, что это за имя такое. А дядя Боря любил толокно.
Мама всегда мыла посуду, и била её - кто моет, тот и бьёт - "Золотые ручки", - говорила бабуся, и ей не нравились запахи тюри и толокна. Когда Никита Васильевич шил, то тихонько напевал. Он сшил много хороших вещей своим родственникам и на заказ. Просил бабусю купить дом в Ашхабаде на те деньги, котороые он привёз, продав дом в Новосибирске. Когда приходили гости, любил поговорить о ценах на зерно - кто-то из Никитиных был из мест недалеко от Борисоглебска - богатого зерном городка. Никита Васильевич и часто повторял своим детям: "Не валяйся! Лень выращиваешь!" "У меня 6 сыновей", - часто шутил он, - "и все на мы - Митрий, Миколай, ..." Когда дедушка Никита приехал из Новосибирска, то привёз мёд и сливочное солёное масло.
Когда бабуся была недовольна тем, что мама бьёт посуду, они обе тогда не знали, что мама станет преподавателем химии, и прекрасно будет делать опыты, ничего не разбивая.
Дядя Володя поражался, как можно любить "Ярмарку тщеславия" Теккерея. Ему предложили прочесть её на спор, и он не смог. Мама много читала и очень любила Купера, М. Рида, К. Дойла, Диккенса, Теккерея, Чарскую.