Летом впервые в жизни съездила за границу - в Чехию. Хотела в Англию, но денег не хватило, а кризис прошлого года поставил под сомнение возможность накопления. Работала на всех возможных для себя работах: репетитором, переводчицей, уборщицей, секретарём-референтом и преподавателем английского языка.
Там, где мыла полы, одна православная женщина Таня Инночкина подарила мне платок из тех, в которых ходили в церковь старушки. Белый, с зелёным рисунком по краям. Он сделан из хлопчатобумажной ткани и великолепно держится на голове при самых резких движениях.
Мы с ней имели долгие беседы. Она пожаловалась, что переживает за сына - он поехал добровольцем защищать сербов. Она колесит по монастырям, молится за него.
Я посоветовалась, что делать - мои знакомые уехали за клюквой на болото, а я из-за поездки в Чехию не могу взять отпуск, чтобы к ним присоединиться, и отправлюсь туда на отгулы. Надо будет пройти по большаку примерно 6км одной. Страшновато. Она посоветовала читать Песнь Пресвятой Богородице: "Богородице, Дево, радуйся...". Я эту молитву знала, но не наизусть. Выучила быстро, но взяла шпаргалку.
Маме не сказала. Мы уже два раза были с Игнатом на этом болоте. В первый раз в 94-ом году, перед путешествием в Псковскую область. Болотные просторы потрясли и заворожили. На них могла жить собака Баскервилей. Во второй раз ездили за клюквой в сентябре 96-ого.
Сентябрь тогда выдался сказочно прекрасным. За неделю был только один дождь. Было так тепло, что собирали клюкву в купальниках и купались в бочаге. Палатка стояла на острове. К нему была от грейдера проложена гать.
С острова открывались необъятные просторы. Куда-то за палатку уводила среди хлябей тропка к бараку косарей за несколько км от нас. Мы по ней никогда не ходили.
Игнат предупредил, что хотя комаров не было, палатку надо было застёгивать, чтобы не заползли змеи. Они действительно жили на этом же островке, но благоразумно уклонялись от тесного знакомства - не чувствовали себя хозяевами. Я почему-то змей не боюсь, хотя сыворотки у нас, конечно, не было.
Однажды, в другом месте и в другое время, мы стояли на мысу озера. Игнат плавал, а я дремала в тени. Услышала шелест. Ко мне из дальней канавы ползла змея. Я спокойно подняла голову и, глядя в её глаза, проговорила тихим голосом: "Ну ка, иди отсюда. Что это ты придумала? Что тебе здесь надо?" И сделала несколько плавных движений, указывающих, куда ей надо идти. Она развернулась и уползла. В кустах на краю канавы началось шевеленье и засверкали глаза - целая змеиная семья рассматривала и обсуждала меня.
Потом приплыл Игнат и начал учить меня плавать в спасжилете. Он всю жизнь меня учит этому. Я шумно шлёпала по воде, вскрикивала и дышала как бегемот. Когда урок закончился, я опустилась на траву и увидела, как мимо мыса проплывают молодые змеёныши и с весёлым любопытством меня разглядывают. Но я отвлеклась.
Чета воронов с интересом наблюдала за нашей ежедневной островной жизнью. Тишина была такая, что звенело в ушах, и мерещились голоса, приносимые небольшими порывами тёплого ветра.
Теперь еду в эти места в третий раз. Как и в прошлые разы, вышла с поезда рано утром. Было светло, хотя солнце ещё только начало всходить - сентябрь. Сверканье росы в лучах восходящего солнца, запах увядающих трав, умиротворение. Достала резиновые сапоги, чтобы не промочить ноги.
Я одна сошла на станции Болото и отправилась вдоль железнодорожного полотна до переезда. Здесь мы всегда перекусывали. У переезда за шлагбаумом дорога. Она пуста. Ведёт прямо навстречу восходящему солнцу.
От переезда с матом пронеслась по узкой тропке вдоль железнодорожного полотна пара мужчин на мотоцикле, ненадолго разрушив окружающую благодать. Есть не хочется - как-то доберусь, встретит ли меня Игнат. Если не встретит, обратный поезд на Москву только в час ночи.
Он с другом должен был приехать на место встречи вчера вечером. Разбить лагерь. А вдруг что-нибудь случилось в дороге? До этого они провели отпуск на озёрах Псковщины. Я была там с Игнатом несколько раз. Там замечательно.
Всё-таки остановилась и перекусила бутербродами с жареной колбасой и яйцом. Было тепло. Сняла свитерок. Сделала палку, чтобы отгонять собак. И тут неожиданно подъехал Игнат на своём жигулёнке. Мы об этом не договаривались. Я собиралась прийти прямо в лагерь - они же вчера устали в дороге.
Игнат оброс бородой, помолодел, голубые глаза сверкали радостью. Одичавший, в почерневшей от смолы штормовке, с радостной и смущённой улыбкой. Он бросил мой рюкзак на заднее сиденье, и мы отправились. Сиянье восходящего солнца окружало нас. Мы ехали прямо на солнце.
Проплывали знакомые места. Вот лавочка, на которой сидели перед поворотом к покосам, разрушенные избы справа, несколько поворотов налево к озеру. Там в 94-ом году обедали, и я порвала резиновые сапоги в великолепном малиннике.
Вот перекрёсток, на котором ждали попутку, и я любовалась старой ёлкой, словно из декораций к "Снегурочке". Она была будто кораллами облеплена бирюзовыми лишайниками на тёмном фоне леса. Но не сдавалась, боролась за жизнь, хотя ростом не вышла, и ветки были тоненькими.
Вот она! Словно и не прошло трёх лет! Но нет, она изменилась: наклонилась и стала меньше ростом. Объявление охотхозяйства исчезло. Стало больше мусора. Игнат показал мне надпись, сделанную им вчера вечером, когда они приехали, на песке на перекрёстке: "Игнат. 9час". Это он думал, что я приду на перекрёсток, а за ночь передумал и приехал к станции.
В окна машины врывался запах хвои и прелого листа. Лесная дорога пересекала границу с огромным болотом. Казалось, что совсем недавно оно было озером вроде Селигера, а край соснового леса - берегом озера. Этот край был живописен - янтарные стволы огромных сосен подпирали ярко-синее небо. Дальше простирались необозримые тихие просторы, раскрашенные осенью всеми оттенками тёплых тонов.
Дорога уходила под прямым углом к опушке, внедряясь в болотную глушь.
Лагерь был на месте, полюбившемся мне в 94г. Мы тогда только полюбовались им и прошли от него до своего места ночёвки по грейдеру среди болот ещё километров десять. А в 96-ом там стояла компания из подмосковного Королёва. В этот приезд узнала, что рядом - красивое озеро.
Коля, друг Игната, отдохнул, загорел, глаза его сияли. Он тоже был бородат. К нашему приезду сварил вкуснейший борщ. Пожал мне руку. На ужин пили шампанское "Корнет" с чёрной наклейкой, а Коля - водку. Игнат водку не пьёт. Что ещё ели - не помню, но всё было вкусно. Я привезла плюшки, шоколадки, крекеры, помидоры.
Коля и Игнат дружат с детства. Игнат повыше ростом, инженер, а Коля невысок, но кряжист, оба хорошо сложены, оба висели на одной доске почёта и награждены медалью ВДНХ за новое слово в науке и технике. Коля второй раз женат, имеет сына, дочь, внучку и внука. У него одно из тех на первый взгляд простых лиц, которые сразу к себе располагают. Постепенно понимаешь, как он тонок, непрост и оригинален. Мы с Игнатом можем восхищаться Колей часами.
Наш лагерь был целесообразен и уютен. Его с дороги не видно - за пригорком. Но Игнат предпочитает загорать на мысу, где иногда проезжают автомобили. Лагерь в сосняке. Сосны корабельные, живописные в любое время дня.
У каждого в лагере своя палатка и общий хозблок. Хозблок - это натянутые на жерди стены из полиэтилена и крыша из него же. В хозблоке - печка-буржуйка, сделанная Колей. В отпуске они сушили на ней грибы. Рядом - стол Коли и вёдра для воды. Дальше - стол Игната и его помидоры, разложенные на газете на полу. У столов - раскладные стулья. Игнат предпочитает газ, но в отпуск взяли одну печку. Стол Игнат склотил из подручного материала, а Коля привёз складной. Рукомойник к сосне привязан, а не прибит - хорошо! Стол Коли выносится из хозблока - в нём тепло и душно.
За розовой палаткой тропинка ведёт через горку в березняк с жёлтыми папоротниками. Там мешок с песком для туалета. На поляне с папоротниками, а может быть, в ельнике живёт большая птица. Там много свинушек. За торцом палатки сохнет чага.
Игнат предложил мне уезжать не в четверг, как я договорилась с мамой, а в воскресенье, вместе с ними. Коля переиграл отъезд на субботу - в понедельник на работу.
Игнат до ужина - они ведь приехали накануне и ещё не знали, что есть из ягод - побежал на разведку. Был на острове, где стояли в 1996г - клюквы нет. Когда они ехали сюда, чуть не попали в ДТП. Хорошо, что шоссе, на которое они выезжали, было пустое. Знак, что впереди перекрёсток, стоял перед самым перекрёстком, и затормозить было невозможно. Коля так и вылетел на магистраль со скоростью 100км в час.
За столом Игнат восхищался моими туристическими данными и смелостью.
Ночью мне снилось, что я одна иду в сверкающих лучах по дороге, читаю непрерывно Богородичен. Тороплюсь, потому что всё-таки страшновато таким ранним утром одной идти по дороге. Солнце светит навстречу. Двигаюсь наизусть, не заглядывая в схему.
Завтракали жареной рыбой, салатом из помидор по-прасковеевски и кофе с плюшками и петушками.
В следующие дни мы с Игнатом просыпаемся поздно, когда Коля уже приходит с рыбной ловли. Сначала он жарил рыбу к завтраку сам, а потом научил меня - мы с мамой жареную рыбу не едим, и я с удовольствием жарила. Рыба готова, когда у неё белеют глаза.
После завтрака побежали с Игнатом разведать клюкву. Прошли вход на остров - я узнала его сама, - и дошли до стоянки 94-ого года.
Я поляпалась (опускала руки в воду и мочила тело) в водоёме, в котором мылась в 94г. В 99-ом воды мало. Каждый из нас по очереди сходил на нашу прежнюю стоянку с волокушами. Там я нашла немного брусники. Туда через канаву вело 3 бревна.
Пошли по малиннику к железнодорожной насыпи, ведущей к деревне Зимник за Жукопой к хутору Высокому. Насыпь заросла давно. Очень красивые места, но ягод нет.
Пошли на высоту 227. Именно к ней вёл до войны зимник. Там был хутор Высокий. Сначала тропа, но Игнат предупредил, что надо одеться в штормовки, и мы взяли палки. За канавой - непролазь, после канавы можно было идти только по меткам изо мха на чахлых деревцах - опасно.
Один раз тропа потерялась, и Игнат стоял и думал над зелёной бездной. Зелёной была не вода, а ласковый на вид, яркий мох. А вот под ним была глубина немереная. Дошли до высоты 227. Перед ней ручей с чистой вкусной водой. Было жарко и мы разделись, умылись, напились. Вдоль ручья - берёзовая аллея. В 5км виден остров с лагерем 96-ого года, но по болоту опасно и медленно.
Игнат сходил на высоту, а я ела клюкву. Крупную, сладкую. Никогда не видела такой красивой грушевидной клюквы. Но Игнат возражал, что её мало, и времени мало, и надо бежать в лагерь.
Вечера в нашем лагере были упоительно хороши. Золотились сосны в лучах заката. Тихо журчал разговор закадычных друзей. Мы сидели за столом, выдвинутым из хозблока, и вдыхали запах хвои, свежезаваренного чая, варёных белых грибов и только что пожаренной по всем правилам поварского искусства рыбы.
На следующее утро уговорила Игната после позднего завтрака пойти на остров.
Коля: "Зачем?"
Игнат: "А кто её знает?"
Я: "Ну давай не пойдём"
Игнат: "Нет, что ты..."
Никак не думала, что меня так взволнует эта встреча с островом. Было много неповторимого, радостного и грустного. Радостно было в грозу лежать в уютной сухой палатке, обливаться водой из бочага и в купальнике собирать клюкву.
Было грустно просыпаться иногда по ночам и слышать, как он стонет и плачет во сне. Ему снилась его жена, которая погибла в одной из экспедиций туристов - водников в Средней Азии.
Он забыл, где тогда стояла палатка. Думал в первом ельнике, где жёстко. Он там был с каким-то Евгением , который был с женщиной. Женщина повредила тогда ногу. Она была довольно толстой, и они измучились, пока дотащили её до станции - не на машинах приезжали.
А у нас палатка стояла во втором от входа ельнике, на мху, очень уютно.
Коля объявил следующий день банным. Я мылась отдельно в канаве, у дороги, обливаясь тёплой водой, согретой на печке. Светило солнце и не было ветра. Даже облаков не было! Болото изумляло фантастическими по яркости красными, жёлтыми и фиолетовыми красками - приспособилось к засушливому лету.
На следующий день были мои именины. Загорали на сосновом мысу с попытками дать проезжающим мимо мой телефон, чтобы предупредить маму, что я не приеду в четверг. Вечером провозглашались тосты в мою честь, и было предложено выпить водки из моей кроссовки, но я воспрепятствовала.
Не думайте, что они напились до положения риз. Абсолютно не заплетающимся языком Игнат остроумно рассказывал, как на болоте Большой пьянишник медведь успел раньше его объесть орешник, на который мой спутник давно глаз положил. Приходит - орехов нет, и вокруг медвежье говно с осколками скорлупы.
На следующий день обливались с Игнатом водой на озере, очень красивом, но с топкими берегами. На этом озере Коля каждый день ловит рыбу. Прохладный ветер дул с озера, и Игнат покрылся пупырышками. Но мы не простудились.
Нам троим жалко, что быстро пролетело время. Игнат и Коля взахлёб вспоминают озёра, на которых они побывали. За палаткой разложены на газетах грибы и клюква, немного брусники - дождя нет.
На следующее утро Игнат загорал, а я пошла за ягодами по разведанным местам. Хотела добраться до острова, где мы жили в 1996г. Но побоялась заблудиться. На грейдере за час ходьбы не встретила ни одного человека.
Постояла на месте, откуда с грейдера к острову идёт тропа. Слева и справа от неё - большие ели, но это декорация леса - дальше в нескольких десятках метров - болотистое мелколесье. Из этой декорации навстречу не спеша вылетели старые знакомые - чета воронов. Они были такие большие, что казалось, кончики крыльев почти задевают ели, обозначающие вход. Сама не понимаю - что так тянет меня на этот остров?
Коля дал для грибов трёхлитровую банку, чистые пакеты и две резинки. Он подарил мне три белых гриба и посоветовал при варке картошки класть лавровый лист. Мы постепенно начинали собираться к завтрашнему отъезду.
Ночью приехали и встали рядом с нами научные работники на двух машинах с четырьмя палатками и хозблоком. Публика культурная, галдят книжно, так что отторжения не вызывают. Какая - то девушка восхищалась, что видит такое впервые. Она была одета для работы в офисе и обута в лаковые туфли на высоких каблуках - шпильках.
Нам всё равно было завтра уезжать. Ужин, посвящённый закрытию летнего сезона. Игнат пел, что делает крайне редко, хотя у него приятный баритон:
"Командир у нас хреновый,
Несмотря на то, что новый.
Ну, а нам на это дело наплевать.
И не больше, и не меньше.
Было б выпить что покрепче.
Всё равно, с какой заразой пропадать".
Утром сунулась за водой - в ведре мышонок. Около усиков - пузырьки воздуха и вроде не дышит. Оглянулась - и воровато пошла вылить из ведра, чтобы выплеснуть малыша. Может, оклемается? Позже, несмотря на призывы Игната собирать барахло в машину, чтобы вовремя выехать, ходила несколько раз на то место, где выплеснула из ведра, боясь убедиться, что он погиб. Но его то ли съела какая-нибудь птица, то ли выжил и убежал.
Сейчас уезжаем. Потихоньку за палаткой смотрю на себя в маленькое зеркальце. Вид отдохнувший, но нос всё равно длинный - я не забываю о нём ни днём, ни ночью. Как сказал про меня один весёлый старик на рынке, куда я пришла покупать веник, будучи студенткой МЭИ: "Хороша девка, но нос длинён!" А так вроде ничего себе, других изъянов нет. Светловолосая, голубоглазая, и фигура спортивная.
Каждый день вспоминала пса Арчи - как сложилась его жизнь за прошедшие три года? Мы познакомились с ним на нашем острове - он пришёл и сразу мне понравился. Игнат сообщил, что видел неподалёку от нашей стоянки полузакопанную шкуру какого-то животного. Зачем сказал? Но может это не Арчи...
Выехали не рано, но мчались с ветерком. Хотелось вернуться на это болото снова.