Гугс или прохождение через ноль
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ГФС9802 06/10.13
ГУГС И ПРОХОЖДЕНИЕ ЧЕРЕЗ НОЛЬ
1. ПРИГЛАШЕНИЕ БЫВШЕЙ СОТРУДНИЦЫ В ГУГС
В начале января мне позвонила бывшая сотрудница Валентина Ивановна - мы познакомились в 92-ом, когда я пришла программисткой на авиационный завод, а она там работала с момента окончания института. Когда с заводом начали происходить катаклизмы, сначала я, а потом она уволились. Теперь на его месте кондитерская фабрика, и она не знаменита.
Наши с ней пути временно разошлись. Я занялась репетиторством и переводами с английского, а она работала уборщицей в Театре оперетты и иногда предлагала туда бесплатные билеты. Кроме того, она окончила курсы парикмахеров и зарабатывала и так тоже.
Была она весела, энергична и ухожена - муж был крупным инженером и очень её любил. Она окончила музыкальную школу, у неё был приятный грудной голос и милое лицо с аккуратным носиком.
Валентина Рыбкина предложила мне устроиться к ним на работу - она тогда работала в Государственной Службе (Главное Управление Государственной Службы) недалеко от Кремля. Туда нужна была личная рекомендация хорошо проверенного человека и Валя за меня ручалась.
Валя предупредила, что пока есть только место уборщицы, но потом можно будет найти что-нибудь получше. Сама она, будучи неплохой программисткой, работала на копировании документов.
Мне не хотелось портить трудовую книжку записью о том, что я работала уборщицей. Я ещё надеялась найти работу программистки, у меня был персональный компьютер дома, я читала брошюры по новым языкам программирования, но в предпенсионном возрасте непросто было тем более тогда устроиться программисткой - молодые подпирали.
Правда, руководитель подразделения на авиационном заводе, у которого работала Валя, звал меня в лицей преподавать информатику и в частности Макинтош, он хвалил лицей, в который меня звал, и где работала его сестра. Ученики побеждали в олимпиадах, и зарплата преподавателей была приличной. Но лицей был на проспекте Вернадского - опять три часа в день на дорогу туда и обратно. Он даже позвонил мне домой и дал номер пейджера - по тем временам пейджер был в диковинку.
В общем, я решилась идти работать в ГУГС уборщицей. Мне надоело искать работу.
Почему я назвала свой опус "Прохождение через ноль"? У нас в группе походов выходного дня был весёлый пожилой турист, великолепный рассказчик, человек особой судьбы - Семён. Но сейчас не о судьбе, а о том, что однажды в лыжном походе мы попали в подлип - это когда мокрый снег налипает на лыжи и человек идёт на лыжах как на каблуках. Мази для такой погоды есть, но они быстро смываются мокрым снегом, помогают хвойные ветки на лыжне или зачистка ножом через каждые 10мин.
Эту ситуацию Семён назвал "прохождение через ноль" - ноль градусов. В 90-ые годы многие из нас проходили через ноль - прежнее, чем мы владели, было не нужно, да и мы сами с дипломами и знаниями были не нужны, а выжить было надо. Надо было снова расти от нуля. Кроме того, мы приближались к 0-ому году, 2000-ому. Вот почему прохождение через ноль.
Я созвонилась с завхозом Валерией Николаевной и отправилась оформляться. Одела свой лучший синий костюм с золотыми пуговицами и белой манишкой. Грязно-розовое здание в центре, со студенцеских лет внушавшее мне любопытство, оказалось ГУГСом.
Валерия Николаевна... С 5 лет с именем Валерия вызвано моё восхищение девочкой с пшеничными волосами и волосатыми ногами, которая в лодке катала меня по реке Хопёр недалеко от того места, где родилась бабушка. Я тогда не умела плавать и грести и хотела научиться. От девочки Лиды и от всего прожаренного солнцем городка пахло яблоками, в реке отражались древние дубы, и рыбы спокойно рассматривали нас из воды...
Большую часть жизни я почему-то работала под началом Валерий, в основном удачно.
На проходной меня встретила яркая блондинка с голубыми глазами, одетая дорого и просто, и проводила в свой кабинет на 2-ом этаже мимо часовых при входе.
В её кабинете две пожилые милые женщины, подчёркнуто аккуратно одетые и причёсанные, пили хороший чай. Из окна открывался вид на одну из центральных улиц. Был серенький не зимний денёк, хотя должны были трещать крещенские морозы.
Валерия Николаевна разговаривала с прибаутками, добродушно улыбаясь, и быстро расположила к себе. Я ей тоже сразу понравилась. Ей часто звонили. Один раз позвонил её муж, генерал. Она поговорила, повесила трубку и весело сообщила: "Мой-то чучмек опять заболел, простудился, говорит". Муж Валерии Николаевны был татарином и фамилия у неё была татарская.
Я сообщила новой начальнице, что мне не нужна полная ставка - достаточно и половины. Валерия Николаевна ответила, что здесь все уборщицы работают не на одной ставке, а на полутора и временно подрабатывают ещё. Хорошо, что это не испортило её ко мне отношения - ведь я фактически заявила, что хочу числиться, а не работать, надеясь жить на деньги, зарабатываемые репетиторством и переводами.
Валерия Николаевна тоже была дипломированным специалистом - товароведом, раньше занималась торговлей книгами.
Рассказав, что я должна буду делать, она повела меня показывать более высокому начальству. Им оказался приятный молодой человек с каким-то количеством звёздочек на погонах. Военные быстро считают звёздочки и понимают, кто перед ними, это важно, но я так и не научилась этому.
Он поговорил со мной и разрешил оформляться. Только позже он узнал, сколько мне лет. По негласному правилу в уборщицы брали только женщин до 40лет или в порядке исключения близких знакомых, например, вдов офицеров, служивших в этом учреждении и погибших при исполнении задания. Мне, оказывается, повезло.
Как вы думаете, почему в уборщицы брали молодых? Правильно, потому что работа была тяжёлая и требовала здоровья.
2. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ РАБОТЫ В ГУГС
На работу вышла 2 февраля 1998г. Встать пришлось около 5час утра. Вышла из метро и пошла, как учила Валерия Николаевна - по улице от метро и первый переулок. Переулок был усажен клёнами и вязами. Листва облетела не вся. Снег с дождём с шорохом падал на деревья. Не хотелось входить в проходную - побродить бы ещё у деревьев, а лучше лечь и заснуть прямо на улице.
Проходная. По лестнице - вход в вестибюль. Поднимаюсь на четвёртый этаж и прохожу в мужской туалет. Там мне выделена каморка, где можно хранить одежду, переодевшись в сатиновый халат.
Потом я узнала, что мне снова повезло - другие уборщицы не имели своего собственного угла. А я там и тряпки сушила, и хранила мешки с невыброшенным в тот же день мусором, что было нарушением.
Сложность была в том, что надо было переодеться. Не закрывая дверь было бы слишком смело переодеваться, но я при входе сотрудника ГУГС пряталась в каморку, где места хватало, чтобы спрятаться, но не чтобы одеться. Ждала, когда уйдут. Потом мне объяснили, что можно запереть туалет и спокойно переодеться, потому что туалет есть на каждом этаже.
Я так и сделала, и тогда служилые люди начали сначала робко, а потом и громко, стучать в дверь - они должны были в определённое время оказаться в аэропорту или на вокзале, а тут возникало препятствие. Но на первых порах конфликты не обострялись.
В каморке, где хранилась моя одежда, вёдра, мешки для мусора, веники и швабры, была коробка с дезодорантами, кремом для рук, журналами мод и, главное, полиэтиленовый мешок радостно-розового цвета, в котором хранился журнал "Домовой", щедро иллюстрированный и интересный. Он повышал мне настроение в начале рабочего дня.
За чтением этого журнала меня иногда заставали офицеры, прибежавшие по нужде или покурить. Я встречала их туманным взглядом, словно они были нереальны, а то, что читала я в этом журнале - реально. Офицеры на бегу сочувственно здоровались.
Один из мешков в сыроватой атмосфере этого жилища для папы Карло промок и породил чахлое растеньице - там, видимо, и почва была. Так что в моей каморке появился цветок. Я его поливала, ублажала, но он завял без солнца. Посоветовалась со знающими людьми - каким ветром занесло ко мне это чудо? Мне ответили, что скорее всего это конопля из ткани мешка или веника. Не знаю, делают ли веники из конопли, но в этом было что-то забавное - в таком серьёзном учреждении я потихоньку выращивала коноплю, правда, без успеха.
Постепенно приспосабливалась. Удобнее было заходить в проходную, мимо которой в ворота въезжали машины, а не в главную - главная не работала круглосуточно. Из проходной по тротуару - и в тоннель, куда въезжали машины, и грузовые, и легковые - последние неслись с большей скоростью.
Кажется, это было не совсем правильно, но рано утром все так ходили. Надо было только всё время оглядываться, быть на стороже, а сонливость уничтожала страх. Тоннель напоминал русскую горку - резко спускался вниз. Трамплина, правда, не было.
Когда я входила в туалет утром, то громко спрашивала: "Кто-нибудь есть? Никого нет?"
Иначе могла запереть входную дверь, а за стеной оставался человек.
Со временем я так привыкла к этому туалету, что назвала его "мой любимый мужской туалет".
Он был моим убежищем на 8 марта, когда мы с утра хорошо попраздновали, и у меня разболелась голова, а надо было торопиться домой на урок - он утром был. Я намочила одно из махровых полотенец, которые нам подарили только что (там ещё простыня была), положила на голову и села на невысокую батарею у окна. Дверь заперла. Через полчаса побежала домой освежённая.
Моей соседкой по этажу была татарка Динара. Она имела такую каморку в женском туалете на том же этаже. Была она моложе меня и ниже ростом, тёмненькая, приветливая. Лицо с правильными, но простонародными, неброскими чертами. До этого работала продавщицей в книжном магазине.
Жила недалеко от работы с мужем и двумя детьми. До сих пор не знет, по любви ли вышла замуж - "меня не спрашивали". Мусульманка, соблюдала посты и ходила иногда в мечеть. На мусульманские праздники готовила татарские блюда. Когда одна из нас болела, другая её подменяла.
Чуть позже она предложила мне по дешёвке чёрные туфли, которые сделала её соседка по квартире. Они оказались удивительно прочными - я ношу их много лет.
После переодевания я посмотрела список комнат, которые предстояло мыть - Лидия Николаевна вручила мне его после оформления. Комнат было много. Начинать надо было с кабинета начальника отдела, и мыть его особенно тщательно.
Кабинет начальника отдела Давыдова был, как водится, большой, но чистый. На подоконнике - множество фиалок. Кроме большого стола и маленького столика, нескольких кресел, стульев и шкафа в кабинете ничего не было.
Я тщательно, с трепетом всё убрала и побежала будить следующую комнату. Она была ближайшей к кабинету начальника отдела. На стук в дверь открыла заспанная удивлённая женщина и попросила прийти через 10мин.
Дело в том, что комнаты, которые я убирала, никогда не оставались без людей. Там были важные документы и женщины работали в них посменно сутками и там спали. Они и переодевались там. Почему-то окна на улицу были открыты навстречу окнам жилого дома напротив, а свет никогда не выключался. Женщины переодевались вприсядку. Они садились на корточки, чтобы не было видно из окна, и в таком положении одевались.
Я как бывшая программистка знаю, что такое ночная работа. Уловила знакомый румянец переутомления и блеск в нервных глазах. Через 10мин я вошла и под сердитым взглядом разбуженной женщины начала вытирать пыль и мыть пол. Там была ещё одна женщина. Обе они отличались правильностью черт и вообще были привлекательны внешне.
У той, которая мне открыла, были круглые сверкающие глаза, а у другой - порывистые движения мальчика и стоящие дыбом ярко-рыжие густые волосы на голове.
Мне казалось, что они обрадуются, если я покину их комнату как можно раньше - в комнате уже благоухал кофейник, на блюдце лежало печенье, - но не тут-то было. Эта смена мне потом давала прикурить.
Женщины предложили выдвигать кресла, столы и чуть ли не шкафы и мыть под ними. Они охотно мне помогали, жаловались на пыль от документов и на предыдущую уборщицу. Надеялись, что теперь будет по-другому.
Я спросила их, может приходить позже? Нет, только надо будить их за 10мин до уборки, чтобы они успели убрать постели и сложить кресла.
В двух следующих комнатах, указанных в списке, повторилось то же самое, только там было много народу и не заставили двигать мебель, чтобы под ней вымыть. Обращало на себя внимание, что сотрудницы, работавшие в этих комнатах, были за редким исключением красавицы как на подбор, но нервные - ответственность за документы была велика.
Если число пришедших и ушедших бумаг за смену в комнате не совпадало, сотрудницы ходили как сумасшедшие, принимали валидол и таблетки от головной боли, некоторые плакали и со всего отдела набегали сочувствующие и тихонько спрашивали в щёлку двери: "Ну что, сошлось?" А в коридоре громче: "В комнате 416 не сходится!"
К девяти часам, когда положено закончить уборку, я успела с трудом - бегала по коридору с ведром, полным воды, и шваброй. Валерия Николаевна зазвала меня на чай: "Приноси сюда свою чашку и приходи хоть каждый день".
3. ЧАЕПИТИЕ
Поначалу мне было неудобно - всё-таки начальство, завхоз. Но обстановка была просто задушевная. И усталость проходила, и мелкие обиды - я убиралась в комнатах, где работали одни женщины, причём не выспавшиеся и, по-моему, никогда не высыпавшиеся, разве только в отпуск.
Чай со мной кроме завхоза пила кастелянша Надежда Ивановна. Слово кастелян - от слова кастл, замок. Если рассматривать ГУГС как замок, то Надежда Ивановна отвечала в нём за каждое полотенце и знала, кому что положено иметь, а кому нет. У неё на столе стояла швейная машинка и она постоянно что-то шила по работе.
Энергией обладала неукротимой и внешностью не то голливудской, не то ангельской, в общем, была похожа на киноактрису, только хромала, что нисколько не мешало ей работать в полную силу.
Естественно, она была белокура и голубоглаза. Кроме того, она не гнушалась мелких добрых дел. В один из первых дней я забыла выбросить бумаги из корзины начальника отдела, уехала домой и, вспомнив, страшно испугалась.
Позвонила Надежде Ивановне на работу. Конечно, надо бы мне было вернуться, но я так устала... Сознавая, какое нахальство гонять не последнего человека в ГУГС, да ещё хромого, с этим мусором, я всё-таки попросила её сделать это за меня. И она сразу обещала, выбросила, нисколько не обиделась и никогда не вспоминала.
Большинство уборщиц кубарем бежали после девяти или делать домашние дела, или на другую работу или в больницу к родственникам. У меня не было сил. Только теперь я понимаю, что не только я получала удовольствие от чаепития у Валерии Николаевны, но и она с Надеждой Ивановной тоже. Обычно там ещё была дежурная старшая уборщица. Старшие уборщицы были старше меня. Они еле двигались и в основном только контролировали других.
Одна из них была матерью офицера, который работал в ГУГС, другая тоже чьей-то родственницей. Все они были величавы в движениях, полные, с больными ногами. Мать офицера была яркой брюнеткой с большими глазами, другая - менее красивая, с более распухшими ногами - работала до этого в гальваническом цехе.
Мы пили чай, кофе, любовались в большое окно центральной улицей то под дождём, то под медленно падающим снегом. Я, конечно, тоже приносила заварку и растворимый кофе и печенье или мармелад. Женщины иногда что-нибудь пекли.
Валя, которая устроила меня на работу, узнав, что я пью чай после работы в то время, когда все остальные уборщицы несутся к метро навстречу начальству, предложила восстанавливать силы у неё. Я обрадовалась - всё-таки неудобно около начальства ошиваться, могут подумать, что я подхалимка и наушница.
Валя работала на ксероксе, у неё на втором этаже была отдельная комната для этого, а ещё кабинет на 4-ом этаже, где она сидела втроём с другими сотрудницами. Мы пили чай на 2-ом этаже.
Начальник попросил Валю устроить в копировальной комнате что-нибудь художественное на стенах, - они туда недавно переехали, - и повесить шторы. Она быстро всё это сделала. В комнате стало уютно. Против чая он не возражал. Мы даже потом праздновали там 23 февраля, 8 марта, день рождения Пушкина, её и мои дни рождения. Она приносила даже кастрюлю с картошкой и мясом и тут разогревала. Приносила нарядное платье, гитару и мы с ней танцевали вальс.
В первый раз я пила у неё чай примерно через три недели после поступления, перед 23 февраля. Это был большой праздник в ГУГС, потому что организация эта военная. К этой дате шли повышения, медали и так далее.
4. ПИТЕР БРЕЙГЕЛЬ МУЖИЦКИЙ, АПОЛЛОН И 23 ФЕВРАЛЯ
У нас в отделе работали гражданские. Но праздновали всё равно широко - был стол, все пришли нарядные, поздравил начальник, были танцы в кабинете завхоза.
Мы, кажется, что-то подарили мужчинам из нашего отдела.
До этого я знала только уборщицу - соседку по этажу Динару и женщину, с которой пришла оформляться одновременно - Жанну Плещееву. Она была дочерью партийной функционерки и с её помощью устроилась сюда после развала ВПК - работала до этого техником при вычислительных машинах в почтовом ящике.
Распад ВПК она приняла слишком близко к сердцу - прикладывалась к рюмочке, хотя всё в её жизни было хорошо: муж - Аполлон, как называли его все сотрудники ГУГС. Он был офицером, действительно был мужественно красив, не пил, не курил, всю зарплату приносил и не изменял. У них - любящая красивая дочь.
Аполлон называл Жанну словами из песни "стюардесса по имени Жанна". Она не была красавицей, но женственной безусловно. Доброй, искренней, неглупой, весёлой. Когда дочь привела к ним своего парня, и он остался у них жить, Жанна шутила: "Она с ним спит, а я ему трусы покупаю".
Мы с Жанной в один день прописывались - она принесла клюквенную настойку "Карелия", а я вафельный торт. Это нас сблизило. Я защищала её от возмущённых сотрудниц, когда Жанна запивала и садилась на бюллетень и образовывалась "барщина" - за неё надо было работать дополнительно. Нас соединяла и дата рождения - мы родились с разницей в день и вместе праздновали её на работе.
Поэтому именно со мной Жанна поделилась неприятностью - в спешке - а мы всегда работали в спешке, - ей плеснуло из ведра с грязной водой в открытый рот. Я пожалела её и всё ждала - что же теперь будет? А ничего не было.
Аполлона в ГУГС любили. Он был так чистоплотен в тире, где работал, что там нечего было убирать. Он только просил вынести мусор: "Я сам уберусь, всё равно мне тут делать нечего". Подозреваю, его просто не устраивало качество нашей уборки. Он и смотрел-то на нас как небожитель: доброжелательно, но немного свысока.
Как меня занесло в тир, которого не было в списке комнат, мною убираемых? Барщина, то есть отработка за больных или тех, кто в отпуске.
Уборщицы - народ крепкий, пляшут так же истово, как работают. С первого этажа пришли, как обычно по праздникам, из караульного отдела и просили танцевать потише, а то люстры трясутся на потолке в вестибюле, а прибывают официальные лица с поздравлениями.
Рядом со мной на первом праздновании 23 февраля сидела Аня. Красивая неяркой северной красотой, она мне сразу понравилась, хотя она часто повторяла, что университетов не кончала, и это было очевидно. Я ей не понравилась, и прошло два года, прежде чем она стала относиться ко мне хорошо - считала меня, наверно, подхалимкой. Впрочем, не знаю. Некоторые люди идут на сближение не сразу.
Когда она разговорилась со мной, то рассказывала, что работала в доме инвалидов, и они все были во вшах. Она приходила со вшами домой и вымораживала одежду на балконе. Ещё она похвасталась, что её маме понравилось её платье, и Аня ей отдала. Я в ответ сообщила, что тоже дала маме жакет от костюма, который ей так понравился, что она его летом только и носила. Однажды я зачем-то подобрала на улице иголку и спросила Аню, можно ли её оставить себе. Аня потребовала, чтобы я её немедленно выбросила - через такие иголки наводят порчу, - и пошла, помолилась как следует.
Её муж работал в ГУГС офицером, у них была дача, машина, а она работала уборщицей. Это было характерно для многих моих сотрудниц - полный достаток и такая неинтересная работа.
Зато я сразу понравилась Тае Сливкиной. Серые глаза, привлекательная нервная брюнетка, резкая даже. Все осуждали её резкости, а я их прощала - она раньше работала в интернате для трудных сирот, что-то в этом духе. Вечно она хотела мне продать какую-то свою одежду, а сотрудницы отговаривали.
Она ещё убиралась в синагоге, хотя была русской. Её там ценили. Платили хорошо и ко всем праздникам делали подарки. Работала она легко и быстро. Мне жаловалась, что убирать в синагоге тяжело - там таскают по лестницам жертвенное мясо и трудно убирать следы и кровь.
Сливкина ходила в церковь, молилась дома и читала много книг, мягко говоря, апокрифического содержания. То есть занималась самостоятельно богоискательством. Мне предлагала каких-то авторов почитать. Но лучше я почитаю Евангелие или святых отцов.
Лена Чурминова. Легендарная женщина, потому что из-за несчастной любви к ней повесился офицер ГУГС. Она крепкая, с прекрасной фигурой, уверенная в себе, несмотря на такой же длинный нос, как у меня. У неё взрослый сын, но она вплетает в волосы искусственные косички с бижутерией и разговаривает с молодыми мужчинами со снисходительной жалостью, уверенная, что они по ней сохнут и тоже обязательно повесились бы, если бы им хватило решимости. Голубоглазая, светлокожая. Никогда не видела её в плохом настроении. Мужа нет.
Тося Солодова. Невысокая, белокожая, с огромным декольте, в которое вываливается безупречная грудь. Главное в ней - глаза. Кто-то сказал, что самое сексуальное в человеке - это глаза. Может быть это не для всех так, но для Солодовой точно. У неё были глаза цвета коньяка Хеннеси, круглые, подвижные (как в народной песне - "вертучие") и они смотрели на каждого так, словно перед ней все были раздеты и она была не одета и ожидала комплиментов по поводу своей внешности.
Она имела любовника и сына, растила его без мужа. Рассказывала, что как-то вымыла всю квартиру и только присела к телевизору, как ввалился сын с компанией.
Ещё она рассказала мне про должников. В Китай-городе было много нищих без рук или ног. Оказывается, они взяли товар, чтобы торговать им, и не смогли продать и вернуть за него деньги. И тогда их сделали инвалидами... Говорила она это с весёлой улыбкой. Она любила рассказывать ужасы и при этом улыбалась.
Нищих в центре было много. Как-то я шла на работу в темноте и слышала разговор двух детей. Один говорил другому: "Я устал, я всю ночь не спал..." Кто были эти дети? Было ясно, что они ночью зарабатывали. Но чем? Мне показалось, что они специально громко говорили при мне, надеясь на помощь. Но мне представлялось, что я не могу им помочь.
Рядом с метро Китай-город у меня в то время произошло много ярких встреч. Однажды, возвращаясь с работы домой, я увидела женщину, которая не торопясь шла ко мне спиной. Она только что вышла из подъезда. Модный костюм великолепно сидел на ней, на стройных ногах - замечательные туфли на высоких каблуках. Она плыла среди прохожих, словно была сделана из другого теста, словно шла по ковровой дорожке в Каннах.
Когда она садилась в машину, я была совсем близко и узнала её - Клара Лучко! Потрясённая, я не поздоровалась - мне удобнее было соблюдать дистанцию. Когда она проезжала в машине мимо, я помахала ей рукой и радостно улыбнулась. Она приветливо взмахнула в ответ рукой.
За четыре года до этого мне пришлось работать в блинной на Мясницкой - продавать блины. Работала я всего месяц, но навсегда запомнила людей, с которыми меня свела судьба. Среди них были мастера спорта, отсидевшие в тюрьме начальницы, и просто интересные симпатичные люди.
Одного из них, всеми любимого повара Мишаню, который приютил котёнка, я встретила недалеко от Старой площади. Котёнок его тогда, четыре года назад, служил индикатором загруженности работника - он спал на стульях, на которые не садились. Мы с Мишаней тепло кивнули друг другу.
В одном из переулков Китай-города какой-то мерзавец пристал к знаменитому диктору телевидения. Приставший был похож на шакала рядом с раненым львом или стервятника - к здоровому льву они бы не приблизились. Шли девяностые, и многие люди, в том числе знаменитые, оказались не нужны. У диктора был неповторимый бас, и он успешно работал на первом канале, но, видимо, временно оказался не у дел и нёс куда-то продавать большую картину, завёрнутую в ткань.
Мерзавец бросал ему в лицо что-то обидное, не помню да и помнить не хочу! Я подошла к диктору и произнесла примерно следующее: "Не обращайте внимания. Он просто завидует вам. Он никогда не будет знаменит. Вас все любят! У вас всё будет хорошо! И пошла по своим делам, чтобы бас не думал, что я к нему пристаю. Он проводил меня долгим взглядом.
Рано утром, когда я шла на работу, видела сидящего на корточках при входе в метро Китай-город солдата. Он привалися к стене, мычал и плакал. Подумалось, что ему ночью отрезали язык.
Но вернусь к своим сёстрам по швабре. Нина Ивановна - старейшая из работающих уборщиц. Дежурная, или старшая уборщица - старше, но она сама не убирается, а только несёт ответственность, делает замечания и пьёт чай в кабинете завхоза. А ещё сажает цветы на газоне, если хочет, и поливает цветы в фойе. А Нина Ивановна не только выполняет, как все мы, полторы нормы, но и является "палочкой - выручалочкой", за деньги работает за других, если они болеют, а бюллетеня нет.
Ей за 70. Она сухощавая, с живыми добрыми глазами. Живёт вдвоём с дочерью. Работает в ГУГС давно и считается одной из самых добросовестных работниц. До ГУГС работала в гостинице "Россия", но недолго. Когда я её попросила что-нибудь рассказать о её работе там, она вдруг испугалась, как будто я могла её в чём-то уличить. Она не танцевала, а просто сидела за столом и тихо улыбалась нашим восхищённым отзывам.
Светлана Ивановна вместе с некрасивой, сутулой женщиной работала в соседнем корпусе. Обе они мыли ужасно пыльный подвал, который однажды достался мне во время барщины. Поэтому у них было что-то с дыхательными путями, и кожа болела. Они мыли и остальной корпус вдвоём. Он был небольшой. Светлана Ивановна после работы даже при высокой температуре ездила в больницу к сестре, когда та болела.
Некрасивая сутулая женщина эта была вдовой офицера, который погиб на задании, и второй раз вышла за инвалида. Инвалид не работал, но выглядел прекрасно, гораздо лучшее жены. Но однажды я видела, как он ждал её после работы. Навстречу ему шла, улыбаясь, милая, радостная женщина и лицо её было прекрасно. Он улыбался ей в ответ, они оба светились нежностью.
Родители Светланы Ивановны были репрессированы как кулаки и её ещё девочкой- подростком отправили на лесоповал в тайгу. До этого она работала на засолке рыбы. Валенок не было. Что-то накручивали на ноги и валили лес. А вечером были танцы!
Они страшно уставали, но танцевать хотелось. Там она познакомилась со своим будущим мужем, тоже подростком. Заботились друг о друге. Так было легче. Светлана Ивановна проработала до 79лет. У меня от работы была слабость, темнота в глазах, кровь из носа. А у Светланы Ивановны кровь из носа не шла почему-то.
Клава была одной из самых красивых женщин за тем столом. Можно было подумать, что она не встаёт в 4часа, не работает, а проводит жизнь в прогулках и удовольствиях. Идеальные черты лица, нежная кожа, простая причёска из естественно-светлых волос. Приветливая улыбка голубых глаз. Тоже, как и Лену Чурминову, никогда не видела её огорчённой. Муж её был крупным инженером на стройке. Она никогда не училась нигде кроме средней школы. У неё были дети и маленькие внуки.
На верхнем этаже нашего учреждения находились кабинеты вышестоящих чинов, конференц-зал, банкетный зал, спортзал и душевые. Всё это убирала вполне дипломированная специалистка по экономике Флора Петровна со своей напарницей Зиной. Никому это не было удивительно. Флора Петровна была в возрасте, а экономика советского периода, к которой она имела отношение, разительно отличалась от современной.
Флора Петровна тоже отличалась шармом дамы из общества и пользовалась всеобщим уважением. Она была крупная, с красивым контральто, великолепно к лицу причёсанная и одетая. В личном плане у неё всё было хорошо. В юности она занималась гонками на яхтах и любила об этом рассказывать. Она шутила, что ей, благодаря крупному телу (но не толстому), цены не было в уравновешивании яхты.
Зина, её напарница, тоже была аккуратная и чистенькая, словно светилась изнутри. Она была вдовой офицера. Сама из экономии вшивала новые молнии в старые зимние сапоги и убиралась ещё в промтоварном магазине, где подобрала мне прекрасный клетчатый демисезонный костюм из букле и серое платье на каждый день, очень неплохое. Перед моим выходом на пенсию она ушла работать на фирму Чубайса. Радовалась, что там очень много платили.
Как видите, среди нас работало много офицерских вдов. Одна из них, Соня Мытченко, с пышными волосами - кто не знал, думали, что это химия, а это у неё свои такие были, - овдовела совсем недавно. Все в учреждении знали её мужа, уважали и любили. Она его тоже любила и страдала бессонницей почти весь год.
Его не застрелили - сердце отказало. Была велика ответственность за информацию. Её дочь, с кудрями по колено, приезжала ко мне потом, когда я уволилась, на уроки английского. Как и все её ровесницы, она в любые морозы сияла голым пупком и верхом ягодиц. Была копией матери, на которую тоже засматривались, и сопровождалась поэтому вечерами на урок и обратно Соней. Таня во время урока сидела у нас на кухне и разговаривала с моей мамой.
Мне в мужской туалет со временем определили напарницу Раю. Вы уже, наверно, догадались, что она тоже была хороша собой и овдовела. За тем столом 23.2.98 она не сидела, позже пришла. Когда появилась в моём мужском туалете, были сложности - я привыкла полностью владеть этой территорией и вести себя там как хочу. Потом притёрлись.
Ну, вот, кажется, и все, кто веселился в тот первый мой праздник в ГУГС. Наверно, наши пляски с удовольствием бы изобразил Питер Брейгель Мужицкий. В них была самозабвенность веселья моряков в порту или рыбаков ( "На свадьбу грузчики надели со страшным скрипом башмаки") или половцев (половецкие пляски). Говорят, при предыдущем завхозе было ещё лучше, но, по-моему, это невозможно.
Я спросила, почему начальник офицер не танцует. Мне рассказали, что один из офицеров, начальник этого отдела, будучи уже в возрасте, однажды протанцевал один танец с уборщицей, которой давно минуло 60, и за это с ним развелась жена. Вот такая ужасная история.
Это было с утра. Потом меня ждала Валя и мы тоже у неё выпили и закусили и побаловались кофе с пирожными. Она предложила мне пойти на бал, который будет вечером. Я так давно не была на балу! Думала, что никогда уже не буду. Ведь мне уже стукнуло 50лет! Вале самой хотелось на бал, а без меня она не пойдёт.
Это льстило моему самолюбию. Я представила, как буду выглядеть в своём любимом белом шерстяном платье, которое купила в Таллине, в белых лодочках-шпильках, купленных в прошлом году и в белых колготках. Мучила слегка вина, что обычно я прихожу с работы такая усталая, что если утром нет учеников, после чая ложусь и сплю - как Золушка Шварца, которой даже во сне хочется спать. А мама в это время стирает и моет непрерывно посуду, хотя ей в этом году будет 80!
Меня уговорили. Правда, свои полторы нормы я выполнила и усталость была. Но перспектива бала окрыляла так, что я ещё с работы заехала за планом походов выходного дня в клуб туристов.
Договорились, что перед балом я зайду к Вале на рабочее место. Перед уходом в клуб я отважилась показать Рыбкиной свой рассказ про зайчиху - я графоманствую понемногу, иногда печатаюсь в журналах с рекламой кормов для животных, потому что часто пишу про животных и о походах.
Когда мы рассматривали мой рассказ, вошёл офицер, которому надо было, как и всем, сделать копию документов. Валя со всеми здоровалась как с приятелями, насмешливо - приветливо. Её лозунг - "Будь попроще, и к тебе потянутся люди". И с ним поздоровалась. Он поинтересовался, что мы читаем. Дали прочесть мой рассказ. Похвалил. Посоветовал печататься в местной газете. Заинтересовался мною, а я - им. Это был Иван Иванович Баликин.
Он был членом танцевального кружка и принял участие в уговорах, чтобы я пошла на бал. И в кружок приглашал. Он был несколько моложе меня, с аристократичной внешностью. Он был словно брат-близнец актёра Хью Гранта. Сообщил, что у них танцуют до 75лет. Потом он подарил журнал, посвящённый военному кружку, участвующему в ежегодных сражениях под Бородино. Ему так шёл мундир тех лет с эполетами!
В кабинет Рыбкиной заскочил его соратник по военно- патриотическому кружку, рассказывал про пушки и взрывы. Казалось, от него пахло порохом - настоящий военный подрывник, мужиковатый и опалённый. Он басовито кричал, словно мы все находились под артобстрелом - наверно, контужен был.
Потом зашёл, опять же в поисках Баликина, писатель, собирающий в музее, которым Баликин заведовал при ГУГС, материалы для своих исторических исследований. Он написал много и был известен в определённых кругах. Посмотрел и похвалил мой опус. Я была на седьмом небе. Валя взяла произведение и прикрепила на доску объявлений.
Почти литературный салон Зинаиды Волконской.
Когда они все ушли, Валя заметила мне, что Баликин не женат, у него дочь, которую он отсудил после развода и воспитывает сам. Мне сразу подумалось, что девочке явно не хватает внимания - папа то танцует, то к Бородинскому сражению готовится.
Очень захотелось посмотреть музей. Но раньше музея пришлось увидеть Баликина под ручку с молодой красивой женщиной - они шли обедать в столовую ГУГС. А потом с другой, которая была поварихой на Бородино. Повариха была яркой брюнеткой, её даже по ТВ снимали, а молодая женщина - русая. Вот такой разброс вкусов.
С русой он снялся для буклета, посвящённого юбилею ГУГС - организация эта была старинная.
Но про музей потом, а сейчас я с бьющимся сердцем спешу вечером на бал, словно он первый.