Мы с Игнатом идём к Чёрному Бордуковскому озеру. Доехали на электричке до Шатуры, покормили собак на автовокзале, втиснулись в автобус и вышли недалеко от дороги к спорткомплексу, строившемуся к Олимпиаде-80, но по каким-то причинам заброшенному.
Дорога хорошая, мы по ней иногда ездили сюда на машине. Мимо нас то и дело проскакивают автомобилисты, и даже таксисты. Один из них остановился и дал свою визитную карточку - вдруг вам понадобится такси? Жара, слепни. Они никуда не торопятся, им с нами по дороге.
Слева и справа в основном болото, но встречаются полянки, усыпанные земляникой. Приближаемся к озеру. Музыка, смех, детские крики. Справа - те самые развалины спорткомплекса. Слева, в кустах - очень крупная спелая земляника. Удобрена, наверно, как всякая земляника.
Машины, машины по берегу. Игнат любит пейзажи с водой. Подходим, любуемся, фотографируемся. Идём вдоль берега, в некотором отдаленье. Слева - вырубка, на ней роскошная малина, прямо подступает к тропе. За ней, дальше от озера - хвойный лес. И впереди хвойный лес. Жёрдочка через ручей. Это защита от автомобилистов. На полкилометра дальше по тропе вдоль берега - только стоянки пеших туристов.
В лесу вдоль тропы - очиток, вкусная и полезная трава. Стоянки на берегу часты, но они в основном рыбачьи. Сосны выстроились как на конкурсе красоты. У сосны с раздвоенной кроной, похожей на могучий канделябр, в тропу вливается дорога, проделанная Игнатом с другом Толей в те времена, когда ещё Толя был женат первым браком. Потом он привёз сюда, на это озеро свою новую невесту, чтобы представить Игнату. Она оказалась их старой сотрудницей. Старой сотрудницей, но молодой красивой женщиной.
Выходим на просторную поляну. Сюда откуда-то стали в последнее время прорываться машины. Не только Игнат с другом способны изменить карту дорог.
В первый раз я приехала сюда с Игнатом в составе довольно крупной компании. Толя захватил с собой дочь от первого брака Ольгу, привлекательную спортивную женщину со спортивным огромным мужем и маленькой дочкой, которая всё время плакала от комаров. Ольга взяла в отцовскую машину подругу. Толя взял сына от второго брака и вторую жену. Ещё с нами приехал на своей машине их сотрудник с любовницей, оба пенсионного возраста, но бодрые. Игнату нравится возглавлять такие группы в пути, но на стоянке властвует Толя.
Толины спутники галдели до темноты, а пенсионеры - Василий Павлович и Галя - были немногословны. Предводитель своего племени, Толя, вдруг крикнул: "Всем по бутерброду с колбасой и через пять минут чтоб спали!"
Погромыхивало, небо затянуло, и разразилась гроза. Палатки уже стояли, и мы спасались там от дождя, готовясь ко сну. После одного из порывов ветра раздался шум, и на нашу палатку начала падать берёза. Обычно мы осматриваем деревья вокруг - упадут или нет, но не угадаешь.
В тот день мне в вагоне метро молодой человек, похожий на вьетнамца, бесплатно дал карманного размера Евангелие. Я взяла с некоторым сомнением - одобрено ли оно синодом или это какое-нибудь отклонение от христианства? Евангелие лежало в палатке рядом со спальным мешком. Я не успела ни помолиться, ни перекреститься, но одной рукой дотянулась до книги. Дерево скользнуло по металлической направляющей палатки и упало на её нижнюю часть, почти не порвав её.
Толя сидел в своей палатке в той её части, которая напоминает террасу - только потолок, а стен нет. Он видел, как падала берёза: "Хотел подбежать, приподнять, но это было невозможно". Мы чувствовали себя везунчиками и принимали поздравления от мокрых спутников, которые сбежались к нам, несмотря на ливень.
Наутро небо было синим, солнце жарким и мы много купались. В середине дня Игнат предложил прогуляться к Белому озеру. Оно красивее Чёрного, но там больше народу. Оба озера ледникового происхождения, глубокие. Вызвались пойти с нами жена Толи и его сын Серёжка, дошкольник. Дорога проходила мимо нескольких деревень, перенаселённых дачниками. Белое озеро было красиво тоже, но не более того. Мы там поплавали, а на обратном пути Игнат нёс Серёжку на плечах.
Я чем-то поранила ногу, купаясь уже в Чёрном озере, после обеда. Ранка была пустяковая. Но одна из девушек, купавшаяся в том же месте, поранилась тоже, и глубоко. Оказалось, что это разбитая чашка, которую зачем-то кто-то бросил в озеро.
Я попросила Игната на обратном пути довезти её до дома - она жила у бабушки в деревянном доме в Шатуре. Когда мы ехали обратно, пенсионеры отправились в Москву, не дожидаясь нас - обычно ехали всей компанией. Девушка оказалась интересной собеседницей.
Несмотря на боль - бинт стал розовым, - она рассказывала, что приехала из Прибалтики, где жила с родителями и работала журналисткой. Обстановка для русскоязычных в 90-ые годы была сложной и все вернулись в Россию, но правительство России никак не помогало уехавшим из Прибалтики, и пришлось жить у бабушки в Шатуре - хорошо, что у неё достаточно места.
Девушка устроилась на работу журналисткой на радиостанцию в Шатуре. Она свободно владеет английским и пишет на нём стихи. "Хотите, почитаю?". Я хотела. Она прочла, неплохая поэзия, яркая и оригинальная.
Мы подъехали к дому бабушки. Навстречу выбежал брат. Она вышла, сделала первый шаг и почти упала на руки брата. Лицо её побелело.
Мы уехали и не знаем, как прошло лечение. Из-за потерянного времени мы возвращались в сумерках. Толя с домочадцами тоже распрощался с нами примерно час назад.
Под Хрипанью, прямо на железнодорожном переезде, как в страшном сне, мотор заглох. Издали от Шатуры приближалась электричка. Это я ещё не знала, что она пройдёт платформу без остановки. Мы с Игнатом - я почему-то не сказала ему про электричку, а он её не заметил, - вышли и толкали машину с путей. Это удалось, и мы оказались на безопасном расстоянии от полотна. Удивительно, но он поезд так и не заметил.
Но не могли же мы толкать машину до самой Москвы. Игнат приплясывал вокруг машины. Я не решалась вникать в это типично мужское дело. Около нас остановился молодой человек. Он вышел из машины и предложил свои услуги - зовут Андрей, работает в автосервисе. Внешность ангельская: голубоглазый, светловолосый, стройный, но без кудрей - короткая стрижка. Темнело. Я молча наблюдала происходящее. Наконец Игнат достал из багажника загогулину, с помощью которой заводили машины в начале прошлого века, и мотор заработал. Мы поблагодарили спасителя и поехали за ним уже в полной темноте. Потом Игнат пристроился за фурой - тогда не так слепит огонь фар от встречных машин.
В следующие выходные Толя не приехал на место встречи, откуда мы отправлялись в путешествия. Мы отправились одни на Чёрное Бордуковское. Надеялись, что он подъедет туда. Потом поняли, что никому кроме Толи сюда больше не хотелось. Игнат расстроился и впал в депрессию - ходил по стволу упавшего дерева на приличной высоте, лежал в полудрёме. Только когда я спросила его, как же он поведёт машину - я не умею, он приободрился.
Отправился в прогулку вокруг озера. Вернувшись, сообщил мне, что Толя покупает избу в деревне, куда на лето уже переехали все его знакомые и сотрудники. Вышло так, что он дарил деньги по праздникам Ирине, чтобы она пополняла свою коллекцию гжели, а у неё оставалось и накопилось на домик.
Другой наш спутник, колоритный и осанистый Василий Палыч, умер на работе. Он очень много работал в горячем цеху, лазил под потолком по каким-то трубам. Не выдержало сердце. Галя очень плакала. Так что мы с Игнатом стали ездить на машине вдвоём. Игнат переживал по поводу возможного выхода на пенсию.
В один из последующих выходных я приехала на Бордуковское озеро с головной болью. У меня редко болит голова. Когда она всё-таки болит, я вспоминаю анекдот про грузина. Он выпал из окна и ударился. К нему подбежали: "Голова болит?"
"Слушай, как может болеть голова? Это же кость!"
В голову лезли неприятные воспоминания: рухнувшая берёза, разбитая чашка на дне, смерть Василия Павловича... Думалось, что это озеро - не самое приятное место для отдыха.
Давно хотела прочесть повесть одного советского классика из Роман-газеты. Взяла сюда, на озеро. Чтение было скучным и неприятным. Я многого ожидала от этого имени и часто жалела, что не читала эту книгу. И вот она передо мной, и я дочитываю её, стиснув зубы. Старческие настроения, близкие к маразму, бессилие, пессимизм... Не надо было читать, не надо было дочитывать.
Похоже, Игнат обратил внимание на моё состояние и решил изменить его так, как делал это сам - прогуляться. Поскольку вокруг озера мы уже ходили, то отправились от озера к узкоколейке.
Сначала тропа вела вдоль глубокого канала, впадавшего в озеро, потом он превратился в овраг, мы пересекли его, и вышли по его краю на опушку. Справа был заболоченный березняк, слева - лесной черничник. Опушку окаймляли посаженные в ряд берёзы. Они приветственно взмахивали ветками навстречу Игнату - давно не виделись. Мы были не одиноки на этой тропе - то там, то здесь народ лакомился черникой, малиной и ежевикой, прогуливал привезённых на машинах собак и поддерживал галантные беседы с видами на совместное проживание.
Минут через 20 прогулки берёзовая аллея вывела к узкоколейке. Мы отправились по ней налево, поедая малину в мелколесье, которое дальше переходило в прекрасный сосняк, приближавшийся к озеру. Справа была необозримая гарь с буреломом. Игнат сообщил, что когда-то там тоже был хороший лес.
По узкоколейке несколько раз проходил небольшой грузовой поезд. В одном месте на шпалах я увидела молодого балабана. Он был прекрасен даже мёртвый. Его сбили недавно. Не было следов крови, и перья на груди и крыльях были ослепительно белыми. Птица восприняла электровоз как врага и предприняла лобовую атаку - вот такое бесстрашие и благородство. Мы, конечно, продолжали есть малину, но я решила, что никогда больше не приеду на это озеро. Внутренне я убивалась так, словно была знакома с погибшим балабаном всю жизнь.
Мы свернули с узкоколейки по известным только одному Игнату признакам, и вышли на дорогу, проложенную к раздвоенной сосне. Ещё немного попаслись по очереди на чернике в глубине леса. Игнат взял у меня жёлтый пакет и повесил на самом богатом месте, чтобы мне туда выйти. Но я этот пакет не нашла. Так он и висит там который год, под дождём, солнцем и снегом.
В угарное лето 2010г Игнат не стал отменять походов. Дым был и в городе, и в лесу. Всё живое приблизилось к озеру, изнемогая от жажды. Осы, стрекозы сидели на берегу и ломали свои крошечные головки, как им напиться и при этом не утонуть.
На рынке в Шатуре я купила ярко-жёлтые пластмассовые шлёпанцы - забыла такие дома, - а Игнат купил мне спасжилет оранжевого цвета. Мне никак не удавалось научиться плавать, и его утомил мой взгляд утопающей, который у меня появлялся, как только я погружалась в воду по плечи.
В этом спасжилете я плавала храбро и впервые в жизни меня не интересовала глубина, над которой я проплываю. Игнат велел мне переплыть устье небольшого ручья или канала, отделявшего непроходимую для машин часть берега от проходимой туда и обратно. Я сделала это. Он даже не сидел на берегу, страхуя, как обычно. Редко в этом озере бывает такая тёплая вода.
Когда я выбиралась на берег, увидела в воде барахтающуюся стрекозу. Я взяла её в руки и отнесла на берег. Она вцепилась всеми своими лапками мне в ладонь, как утопающий за спасателя, и не хотела отпускать. Я с трудом усадила её на травинку на берегу - мне всё-таки надо было растереться полотенцем.
Плавали мы со сходней, к которым спускались с более высокого берега, а на высоком берегу трудолюбивые отпускники выстроили целый лагерь: стол с лавками под навесом, погреб с крышкой. Всё это было новенькое, светлое и пахло смолой. Игнат разложил на столе всё к чаю: мёд, зефир, пастилу и мармелад. Осы набросились на угощение. Игнат налил им отдельно мёд и купался в лучах моей благодарности: он знал, что я люблю животных. В процессе чаепития ни одно насекомое не утонуло в мёде и вообще никак не пострадало.
Позже я узнала, что переплывала упомянутое устье в глубоком месте. И ещё: если бы вода попала в рот, нос или уши, то спасжилет бы меня не спас. Так что время относительного спокойствия на воде для меня снова кончилось.
Вставал вопрос о костре для ужина. Мы взяли с собой питьевую воду, и Игнат купил на рынке ещё, но надо было сварить луковую похлёбку и семечки. Я отговаривала от костра: у нас ещё была кока-кола, а меры по предотвращению пожаров в лесу были ужесточены, так что лучше не рисковать.
Пока мы препирались, из-за кустов подальше от берега поплыл дымок. Я пошла узнать - не пора ли тушить. Это был великолепно устроенный по всем правилам бивак. Костёр был окружён земляным валом. Оборудована была выгребная яма. Палатки красивые, модные.
У костра сидели четыре молодых человека и одна худенькая темнорусая принцесса. Из разговора я поняла, что в компании находится муж принцессы, начальник и лузер-Пьеро. Относительно роли четвёртого можно было делать предположения: брат? Сослуживец, одноклассник или однокурсник?
Все мужчины с одинаковым восторгом, как на чудо, смотрели на принцессу. Когда кто-нибудь из них говорил, то искал в глазах её подтверждения в правильности и остроумии высказывания. Она отвечала строгим, но справедливым взглядом. Сама была немногословна - уникальное достоинство для женщины.
У них в котле закипело, когда я подошла. На мне был туристский камуфляжный костюм, купленный в магазине "Сплав". Вид у меня всегда неулыбчивый. Догадываетесь, за кого они меня приняли? Правильно, за лесника. Хором закричали они вместе с принцессой, что они сейчас всё затушат, только вот чаю попьют.
Я попросила у них кипятка и пыталась успокоить, что я такая же туристка, как они. Но у страха глаза велики - они не поверили. Кипятком одарили щедро, и я унесла котелок к нашему столу. Игнат тоже отправился познакомиться. Попросился сварить еду на их костре. Разрешили. Мы поставили свою палатку метрах в двухстах от их лагеря, за кустами. Нас не было видно ни от них, ни с тропы, ни с поляны отпускников.
Костёр они, конечно, не погасили - успокоились, что я не лесник. Мы посмеялись с Игнатом, что можно было срубить денег по лёгкому - взять штраф за костёр. Соседи выпили, пели песни, я поглядывала ночью в их сторону, пытаясь по интонациям определить степень их похмелья - не надо ли тушить, всё-таки? Искры от него летели на сухие кусты, привядшую траву. Дым смешивался со смогом, шедшим из леса, с болот и из города - весь центр России утопал в дыму...
Вскоре после этой поездки мы снова оказались на Чёрном Бордуковском озере. Лагерь пятерых был пуст. Дым от лесных пожаров продолжал стоять, и жара тоже. Игнат предложил использовать их лагерь. Палатку поставили подальше от костра. Уютный был лагерь, с лавками и маленьким столиком. У выгребной ямы из песочной горки расцвела картошка и тосковала по воде - три растеньица жаждали поливки. Я сбегала с котелком к
озеру и щедро полила. Вспомнила, что это же я в прошлый раз её и посадила.
Недалеко от нашей палатки на пне грелась на солнце изумрудная ящерица - Хозяйка Медной горы. Она не поверила в мои добрые намерения. В глубину леса уводила тропа, и посередине её стоял столбик, на нём - рамка, а у рамки - шнур. Я так и не поняла, для чего это сооружение. Рядом с ним было много земляники, но вряд ли это имело отношение к сооружению.
В этот раз ночью мне не давали спать поющие на том берегу. Там был какой-то большой праздник, корпоратив, наверно. Мощно гудели усилители. Танцевали, шутили, хохотали. Пели хорошо, между прочим. Хотелось выйти из палатки и пойти петь вместе с ними - там один голос был на мой похож. Слышно было, что голос есть, но не молодой, и его никто никогда не ставил. Но у меня не было туфель на шпильках.
Мы с Игнатом зачастили на Чёрное озеро. Однажды пришлось стоять у самой воды - все места были заняты. Место было рыбацкое, но уютное, а главное - до воды два шага. Кострище. Мы приехали в пятницу вечером, уже солнце садилось. Быстро поставили палатку, поужинали, полюбовались закатом. Игнат поплавал. Я в сумерках плавать не решилась. Утром наткнулась на крошечный кустик крыжовника со зрелыми ягодами. Хотела угостить Игната, а потом забыла.
В следующий раз народу вокруг озера было как в метро в часы пик. Все знакомые нам места были заняты. На стоянке у крыжовника оказалась семья: муж, жена и ребёнок. Жена молчала, потом начала пилить мужа, ребёнок горевал от таких развлечений выходного дня. Жена всё время ставила в пример нас с Игнатом - я так и не поняла, в чём мы себя проявили. Мы просто брали воду из озера недалеко от их костра. Ушли они рано, совсем разругавшись.
А мы притулились в совсем уж крохотном рыбачьем лагере.
Однажды мы искали, где остановиться. Игнат пошёл на место, где был крыжовник, а там сидел мрачный худой парень, похожий на бомжа. У него не было палатки, и костёр не горел. Игнат надеялся, что он уйдёт, а парень вдруг начал стирать свою футболку. В потухшем костре лежал нож. Парень его прокаливал? Зачем? Игнат взял нож, но я упросила его оставить. Игнат пытался разговориться с парнем и узнать, надолго ли он здесь. Тот не был склонен к беседам. Пришлось искать другое место для стоянки.
На поляне, на которой мы кормили мёдом ос и пчёл во время пожаров, в один из пятничных вечеров была обнаружена нами большая компания автомобилистов. Мы-то пришли пешком - так легче найти место для лагеря.
Несколько машин, много палаток, одна из них - под общую столовую на случай дождя. Накрыты столы и около них толпа народу. Нам не привыкать - притулились в лесу, подальше от галдежа.
Хозяином праздника был статный, красивый мужчина средних лет и выше среднего достатка. На нём были шорты и больше ничего, как на большинстве окружающих парней. Он шёл от машины с огромным арбузом в руках и нёс его бережно и радостно.
Ему было приятно угостить близких, порадовать их и самому порадоваться. Сам он радовался больше всех. Я смотрела на него издали, и жалела почему-то. Уязвимая у него была позиция. Когда человек хочет разделить счастье своего благополучия, у его гостей наверняка найдутся завистники, обиженные до застолья или во время его, и так далее, и тому подобное - вариантов много. А он идёт, раскрыв свои руки с арбузом, и всех хочет приветить.
Звали его Саша. Арбуз он благополучно донёс и уверенным баритоном спросил: "Наташа, где дети?" Наташей была его жена, привлекательная внешне, конечно. Детей я уже видела - это были девочки переломного возраста. Ничего не могу сказать плохого, но, на мой взгляд немолодой женщины они вели себя слишком раскрепощено. Хотя, может быть, я тоже так вела себя в молодости, даже в суровые годы однопартийности.
Так я узнала, кто построил стол с навесом и лавками и сделал очень аккуратный погреб - когда Саши с Наташей не было, мы с Игнатом тоже им пользовались. Ещё Саша сделал тарзанку. Судя по следам, они иногда проводили здесь отпуск - мы в то время ходили по другим не менее привлекательным местам.
То ли на следующее лето, то ли через год мы снова пришли на Чёрное Бордуковское. Лагерь был разломан. Даже погреб разрушен. Тарзанка сломана. Что здесь произошло? Я расстроилась, хотя старалась виду не подавать. Мы загорали на месте отпускников, а на ночь ушли вглубь леса.
В воскресенье на поляне было полно мотоциклистов со знамёнами, эмблемами, в ярких одеждах, с "долбильниками", как называет Игнат средства воспроизведения звука. Мы поглядывали на них из-за кустов и, не заметив в их действиях криминала, вышли позагорать.