*
Положим, Свет.
Положим, родничок
затянется костным швом,
и глаза - кожей век.
Стихи пишутся инфарктом,
а не пишутся - смерть.
Теплый хлеб
на хлебном заводе.
Сегодня душа
была готова услышать,
но прозвучало лишь:
вновь тишина.
Эфир бастует.
И сны.
Сын Человеческий
ждет за углом хлебозавода,
когда закончат печь хлеб.
Каждое утро.
*
Начни. Слово выскальзывает из рук.
Из рук выскальзывает, а все же... начни.
Игру слов в сотворение слов.
Разветвляющиеся вселенные
кажутся яичными желтками.
На песке.
Лица лошадей. Глаза сов.
Руки святых. Ноги лошадей.
Мы приняли решение.
*
Выходят из дома, где все знакомо:
постельные вещи, стаканы от чая и
пробки для света с жучком.
До аэродрома
в метро и такси бегом:
ушастые сумки с вещами,
с ключами от рая кольцо
и блестящие кредитные карточки.
*
События случаются как суки.
*
А сердце... сердце - перебьется.
Туман жжет свечи в окнах,
ждет подать тел - нелепое тепло,
и ржавит оцинкованные вещи
тяжелыми снежинками о камни,
а сердце... сердце не болит.
Фальшь ложного тепла
и правда расстояний;
цена билетам -
фотографии святых;
вся суета мороженых вокзалов,
все вещи в мире - строки в книге жизни;
мой ангел, серафим, бухгалтер, лирник:
морозной ночью умирают лежа.
И, засыпая под рождественский обход,
бумага журавлей скрипит пером:
что не спасают сердцем - лечат топором.
*
Нет выше низких жанров нежель жизнь.
*
Речь, пена паводка,
о белый камень Слова
хвостом бьет
у стены монастыря.
Открытый тишине
и тонким светом
лечащий зрачки,
от пены паводка
ворота за моей спиной
закрой, мой монастырь,
прости за прошлую
слепую опьяненность
неоновым отчаянным
вином.
декабрь 2002