Аннотация: С добрыми дружись, а лукавых берегись. /пословица/
КИЛОГРАММЫ ВЕСЕЛЬЯ.
Когда Ирка приходила ко мне в гости, мои соседки по общежитию нервно выскакивали из своих комнат, бросались к стоящим в холле детским коляскам и вставали рядом, готовые отразить любую опасность грозящую их чадам, посапывающих или гукающих в люльках.
Нет, Ирка не была чудовищем, пожирающим младенцев. Это была нормальная девочка, любящая пошутить, повыбражать, подурачиться. Для этого она всегда выбирала меня. На это были причины. Во-первых, я был неженат. Во-вторых, сильным. Это Ирке нравилось.
Когда она первый раз схватила меня в охапку, мне показалось, что жизнь была так прекрасна. Позже мы выяснили, что вместе мы весили 169 килограммов. Из них шестьдесят пять были мои. В Ирке всё было на месте. Просто несколько больше привычных размеров. И всё это схватило меня в свои объятья. Моя голова застряла меж её грудей, мои ноги оторвались от пола и Ирка, весело смеясь, тормошила меня как куклу.
Наконец, мои ноги коснулись пола. Воспользовавшись этим, обхватываю Ирку за талию и приподнимаю её. Теперь её ноги потеряли опору. Она взвизгнула толи от восторга, толи от неожиданности, а может быть и от страха и попыталась оттолкнуть меня. Но я знал, что делаю. Нёс её, уворачиваясь от углов и дверных ручек, за которые она пыталась ухватиться. Дотаскиваю её до душа. Освобождаю из захвата один палец и кручу этим пальцем вентиль холодной воды. Ирка визжит ещё громче, потом замолкает, перестаёт вырываться и безропотно принимает наказание.
Мы промокли. Опускаю её на пол, закрываю кран, снимаю с себя рубашку с брюками и выжимаю их. Ирка, ничуть не стесняясь меня, тоже стаскивает через голову прилипшее к телу платье и скручивает его жгутом, оставляя на полу лужу воды.
- Ну ты даёшь, Вовик! Меня ещё никто так не носил.
- Конечно, - соглашаюсь, - Кто поднимет такую гром-бабу.
- А вот за гром я тебе отомщу, - говорит Ирка, расправляя на себе влажное платье, - Я к тебе власть применю. Ты знаешь, что я - председатель Совета общежития?
Я не знал. Ну как я мог подумать, что этот дурной центнер в юбке и Ирина Новикова это - одно и то же. Веселье ещё не прошло и я виновато склоняюсь перед ней в старинном поклоне в стиле Луи Де Фюнеса.
- Прости меня , о светлейшая, по незнанию совершил я недостойный поступок.
Ирка, подыгрывая, подбоченилась и смотрит на меня сверху. Эта потеря бдительности позволяет мне затолкать её в душ и открыть оба крана. Теперь мы стоим под тёплыми струями воды. Вообще-то, стою я, а Ирка опять визжит и ,скользя по полу босыми ногами, пытается вытолкнуть меня из кабинки. Снова закрываем краны и выжимаем одежду.
- Теперь тебе нельзя меня наказывать. Я сбалансировал температуру первого купания.
Она хихикает и начинает хлестать меня своим платьем. Вечером Ирка угощает меня пельменями. Так мы подружились. Больше в душе я её не мочил, но приёмы вольной борьбы она на мне часто отрабатывала.
Прошло много лет. Однажды на интернет-форуме получаю поздравление от незнакомого участника. Смотрю профиль и вижу: "Ирина Новикова". И на фото - та самая девчонка, которую я знал. Задумываюсь надолго. Прошло слишком много времени. Начав общаться в виртуальном мире с теми, кого я знал в прошлом веке, я разочаровывался всё больше и больше, выслушивая о старческих болезнях или проблемах с детьми. Нет, я не хотел узнавать ничего о новой Ирине, которой сейчас столько же лет, сколько и мне. Я решился и стёр мой профиль на том форуме. Навсегда. И никогда не узнаю, сколько мы весим вдвоём сейчас.
ДНИ МОЛОДОСТИ.
Менять масло в редукторе - операция деликатная. Требует спокойствия, концентрации и хорошего освещения. Как нарочно, послышались шаги и проём двери заполнился могучей фигурой. Чертыхнувшись про себя и упустив хорошую дозу дефицитного масла на пол, я проворчал как можно дружелюбнее.
- Пузатый, ты не мог бы не торчать на пороге? Свет загораживаешь.
- Не обзывайся, - Женя Герман был далёк от хорошего настроения, - Я грузы утопил.
Подвигаю рывком кусок полиэтилена, валявшийся рядом, и успеваю спасти очередную упущенную порцию масла. Утопленные грузы это серьёзно. Вытираю замасленный редуктор лодочного мотора, откладываю шприц с остатком масла и поворачиваюсь к другу, промакивая руки об тряпку.
- Где утопил?
- На "сидорке".
Остров Сидорова находится в заливе Петра Великого, если кто не знает.
- На фарватере, что ли?
- Нет, с другой стороны.
Уф-ф! С другой стороны острова глубины небольшие, но площадь огромная и это будет проблемой. Тоже огромной. Женя с детства страдает всеми возможными дефектами зрения. Те, кто видел его, читающего книги, не забывал это никогда. Женя прицеливается глазами к строчке, затем дёргает головой, "сканируя" текст и повторяет это со следующей строкой.
- И что ты предлагаешь?
Женя присел на табуретку у входа и со вкусом пошкрябал ногтями загорелые икры ног, оставляя белые полосы на загаре.
- Моя лодка быстрее твоей бегает. Возьми свой неопрен, быстро сгоняем, найдём грузы, заодно половим рыбу и успеем вернуться ко времени, когда придёт Татьяна с детьми.
Мне его идея не показалась разумной.
- Нет, давай сделаем наоборот. Ждём твоих, спустив лодку на воду. Потом идём на остров, оставляем всех на "гераське" (о. Герасимова), и дальше всё так, как ты сказал.
На том и порешили. Оставив его семейство с разведённым костром, мы на лодке пошли к Острову Потерянных Грузов. Надели гидрокостюмы. Я сел на вёсла и попросил уточнить.
- Ну и где примерно это было?
- Не, я из лодки не могу. Мне в воде надо быть.
Женя швыряет якорь в воду и мы оба переваливаемся за борт. Шевелю ластами вслед за Женей, который крутит головой во все стороны и, иногда, поворачивается всем телом, обозревая окрестности. Наконец останавливается и говорит.
- Здесь.
Опускаю лицо в воду. !!! Прямо подо мной, на глубине четырёх метров, лежит Женькин ремень со свинцовыми грузами. Делаю вдох, "ломаясь" в пояснице, поднимаю ноги над водой и одним этим импульсом опускаюсь на дно, хватаю ремень, возвращаюсь на поверхность и выплёвываю загубник дыхательной трубки.
- Держи. Пошли рыбачить и не ныряй больше один.
Стягиваем мокрую резину, вытираемся насухо и заворачиваемся в обычную одежду. Разматываем удочки. Проходит полчаса. Клёва нет. Только этого не хватало. Не было ещё случая, чтобы мы вернулись без рыбы.
- Тебя сейчас не укачивает? - спрашивает Женя.
- Нет. А что?
- Да в тот раз, когда ты блеванул за борт, рыба стала хватать за пустой крючок. Помнишь?
Я помнил. То был один из первых наших совместных выходов в море, когда мы только познакомились. Женя тогда веселился.
- Не, Вовик, объясни мне, как это нормальный человек с розовой кожей на лице, вдруг зеленеет как хамелеон.
Но рыба тогда, что называется "пошла". Сегодня меня не тошнило. Кручу головой, разглядывая Женькину лодку, нахожу на полочке грузило для удочки и беру его в руку.
- Угадаешь, в какой руке, остаёшься в лодке. Нет - надеваешь костюм и лезешь в воду за ежами.
Влезать в мокрый гидрокостюм в нежаркую погоду - то ещё удовольствие, но Женя не перечит. Ждёт, пока я, с обеими руками за спиной, прячу грузило. Когда я выставляю вперёд два кулака, он угадывает. Значит, мне морщиться и ёжиться от прикосновения влажного и холодного неопрена к обнажённому телу. Но у нас давно уже есть опробованное средство сокращения времени пытки: сначала надеваются женские капроновые колготки, после которых неопрен сам собой напрыгивает на место.
Достаю со дна морского морских ежей и большой камень. Женя размолачивает их вдребезги в большом пластиковом корыте и выворачивает этот 'коктейль' вместе с камнем в воду. Пока я снимаю гидрокостюм, Женя уже втаскивает в лодку пару довольно крупных ленков, а потом настала и очередь камбалы.
Вечером, после сытной ухи, жареной рыбы и чая с дымком, в быстро наступающих сумерках, мы на скользящей по небольшой волне лодке, пересекаем залив, приближаясь к зажигающимся огням посёлка. Закончился ещё один день нашей авантюрной молодости.
"Сидорка" наказала Женю за его вольности. Через год, шторм застал семью Германов на острове и вдребезги разбил о прибрежные камни его быстроходную лодку, оставив в памяти Жени, его жены Татьяны, сыновей Филиппа и Данилы незабываемую ночь на двадцати с лишним квадратных метров скалы с жалкой растительностью. Он снова вышел в море без товарищей.
РАССТАВАНИЕ.
- Ещё раз увижу, что качаешь бицепс, накажу. Ты должен укреплять только трицепс, спину и ноги, чтобы поднимать штангу, - тренер повернулся и пошёл прочь, оставив меня с листком бумаги в руках, на котором он, собственноручно, "изобрёл" план тренировки. Я стоял, взявшись рукой за стойку для приседаний, смотрел на листок и чувствовал, что раздваиваюсь. Одна моя сторона любила тяжёлую атлетику и тренировки.
Я пришёл в этот спорт благодаря случайной встрече с симпатичным человеком. Его звали Владимир Багратович Гарамян. Он приехал в нашу деревню и организовал спортивную секцию. Я узнал об этом много позже. К тому времени я успешно накачал мышцы подручными приспособлениями и с помощью случайно купленной книжки "Упражнения с гантелями, амортизатором, гирями, штангой" Б.Г. Пустовойта.
Зайдя посмотреть, как поднимают штангу в подсобке на стадионе, где был оборудован импровизированный спортзал, я поздоровался со всеми и встал у двери. Владимир Багратович, так называли его ученики, показывал моим знакомым пацанам из нашей деревни технику поднимания штанги. Штанга была настоящая. Точь-в-точь какую показывают по телевизору.
Тренер подошёл ко мне, протянул руку и спросил, как меня зовут. Обрадовался тому, что мы - тёзки и поинтересовался, нравится ли мне тяжёлая атлетика. Я честно ответил, что не знаю, но тут же поспешил рассказать, что уже несколько месяцев занимаюсь атлетизмом.
- Попробуй что-нибудь поднять, - предложил Владимир Багратович.
Наклоняюсь к стоявшей ближе других гире, берусь рукой за дужку, чуть сдвигаю, проверяя вес, поднимаю её к плечу и выжимаю два раза.
- Ого! - сказал кто-то из пацанов, - Наверное у него руки толще ног.
Тренер одобрительно похлопал меня по плечу.
- Молодец! Два пуда не каждый поднимет.
Так я стал тяжелоатлетом. Потом были мои первые соревнования, на которых я поднял рывком 50 килограммов, выжал 55 и толкнул 80. С тех пор прошло много лет. Уже давно я могу вырвать штангу весом гораздо больше той, что я толкнул тогда...
Я стоял, держась рукой за стойку для приседаний. Моя вторая половина отказывалась понимать то, что мне только что сказал тренер. Это не тот тренер, с которым я начинал мою спортивную жизнь. Это - вообще - не мой тренер. Он меня не тренирует. Он вспоминает про меня и других атлетов когда надо везти команду на соревнования. По старшинству среди других тренеров и по своему руководящему положению он становится тренером команды, начинает писать идиотские планы тренировок, выполнять которые у меня просто не хватало сил. "Загнав" меня как скаковую лошадь, этот горе-тренер заставлял меня сбросить "лишний" вес для команды и потом ещё и упрекал за слабый результат.
Наверное, я бы простоял так долго, но на моё плечо легла рука. Рядом был Вова Руденко. Умный и взрослый старшекурсник. Он утешительно сжал моё плечо и сказал речь.
- Вова! Не обращай внимания на этого идиота. У тебя - самая красивая фигура среди легковесов. А, если ты будешь его слушать, превратишься в живое подобие автомобильного домкрата. Скоро он будет уговаривать вколоть анаболики "для команды", а когда ты поломаешься, он тебя забудет, словно тебя никогда не было. И хорошо, если до этого он не убьёт тебя своей тупостью. Ты никогда не будешь мастером спорта с такими пропорциями и потому, что поздно начал. Поэтому, будет лучше, если ты поменяешь спорт.
Я слушал и не знал, что делать. Я уважал моего товарища за его знания, рассудительность, спокойствие, умение доступно объяснить любые тренировочные трудности.
Он оказался прав во всём! Это было время начала "химической эпохи" в тяжёлой атлетике и во всём спорте. Спортивные нормативы повышались после каждой громкой олимпиады, где обколотые и обожравшиеся химии спортсмены показывали неправдоподобные результаты. Неробол, ретаболил, сустанон - как заклятье повторяли штангисты всех уровней. Вчерашние второразрядники вдруг становились мастерами спорта и поднимали рекордные веса. Укололся и я. "Для команды". Также для команды продолжал сбрасывать вес на каждые соревнования. И чуть не терял сознание, вставая со штангой на груди. Однажды, после нескольких сгонок пяти "лишних" килограммов за год, моё сердце отказалось показывать хорошую линию кардиограммы на медосмотре на допуск к соревнованиям. Я запаниковал.
- Давай я устрою подпись врача на допуск к чемпионату. Ты выступишь и потом отдохнёшь, - предложил мне так называемый тренер.
"Он хочет меня убить", - подумал я, глядя на светлый лик начальника команды.
- Я ухожу и больше не буду поднимать, - сказал я как можно спокойнее, хотя каждое слово словно отрывало часть моей души.
"Он тебя забудет, словно тебя никогда не было", вспомнил я слова Вовы Руденко и пошёл его искать, чтобы сообщить моё решение.
- Вряд ли стоило рвать так окончательно, - проговорил Вова после моего рассказа, - Но, пожалуй, тебе будет лучше без этого спорта. Ты его перерос ещё до того, как начал заниматься. Я вижу в тебе большой потенциал и ты себя ещё проявишь.
Мы никогда больше не встретимся. Может это и к лучшему. Потому что я помню моего друга молодым и с трудом могу себе представить старого Вову Руденко.
Оставив тяжёлую атлетику, я вернулся к тому, с чего начинал: к упражнениям с отягощениями. Это называется культуризм, атлетизм или культуристика. Мне больше нравится второе. Со временем я придумаю мой собственный метод, изобрету новые упражнения и опубликую многие советы по атлетизму в интернете. Но до сих пор я не равнодушен к тяжёлой атлетике и, спустя полвека после моих первых тренировок и соревнований, всё ещё могу поднять штангу весом 50 и 80 килограммов.
ЕЩЁ МЫ ДЕЛАЛИ РАКЕТЫ.
- Вот такой порох внутри двигателя противотанкового снаряда гранатомёта, - кореш небрежно помахал макарониной серо-зелёного цвета.
- Где взял?
- Расковырял.
- Ё-моё! - огорчился я, - Его же запустить можно было.
- Можно, - согласился мой друг, - Но тогда я бы не узнал, чего там внутри.
В логике ему не откажешь. Некоторое время мы отрезали кусочки, поджигали их, глядя на процесс горения. Мы были в том возрасте, когда ещё хотелось найти на задницу приключений, хотя и старались мы прикрыть эту часть тела всевозможными обтекателями. Завернули в фольгу от шоколада кусок и подожгли опять. Фольга расплавилась раньше, чем успела сдвинуться с места. Значит примитивную ракету, как с киноплёнкой, сделать не получится.
- Сделаем большую ракету на настоящем топливе, - со знанием дела завершил микроэксперименты мой друг.
- Ура! Ракету! - восторженно подхватил его малолетний сын.
Как делать ракету мы не знали. Расчёты балансировки, размеры были для нас китайским алфавитом. Помня про кашу и масло в ней, мы отрезали кусок трубы с самыми тонкими стенками и на этой базе через несколько часов на столе красовалась ракета, опирающаяся на три стабилизатора, покрашенная в серебряный цвет с красными буквами СССР на корпусе. Парашют решили не делать, чтобы не терять полезный объём, который заполнили нашими "макаронами". Одна "макаронина" торчала из центра до самой поверхности стола, что должно было, по нашим представлениям, служить запальной частью. На корпусе были укреплены специальные кольца, которые должны были скользить по стартовому пруту.
Всё так же втроём мы отправились на поиски полигона. Ракету на вытянутых руках, глядя под ноги, нёс сын друга. Гордый донельзя оказанным доверием. На берегу моря мы нашли ровную полянку и небольшой холмик рядом с ней, куда можно было спрятаться при старте. Воткнули прут в землю, навесили ракету и просыпали от неё за холмик пороховую дорожку используя бутылочку.
- Ключ на старт!
- А она к нам в укрытие не прилетит по дуге сверху? - засомневался я.
- Фиг его знает, - но, тем не менее, кореш вернулся к ракете и переставил прут с вертикального положения на наклонное в сторону моря, - Так надёжней.
Чиркнула спичка и, зашипев по-гадючьему, огонёк убежал от нас по пороховой дорожке. Пригнувшись, мы выжидали. Шипение удалялось, а потом усилилось, словно гадюк собралось целое стадо. И раздался рёв. Начихав на безопасность, мы выглянули из-за бугорка. С нижней части ракеты в землю било сияющее пламя, поднимая пыль. Затем по очереди от ракеты отвалились стабилизаторы, припаянные оловом. Облегчённая конструкция сдвинулась с места и не спеша доехала до конца прута и повисла там, не забыв уронить на землю заострённую носовую часть. Стало тихо и мы снова услышали шум моря.
- Полёт был красивым, но не долгим, - резюмировал кореш.
БУМЕРАНГ.
Раз в месяц из почтового ящика доставался журнал 'Техника-Молодёжи' и наступал праздник. Он мог длиться и неделю, и год, и больше. Новости, технические новинки, загадки природы, рассказы - всё это волновало ничуть не меньше, чем иногда найденный в библиотеке вестерн, которого не читал. В этот раз в журнале рассказывалось об истории и правила изготовления бумеранга. О-о! Я уже предвкушал тот восторг, который уже охватывал меня при изготовлении самодельного телескопа или перископа, по рисункам этого журнала.
Глянув на рисунок в журнале, я от руки быстро нарисовал на листе фанеры бумеранг и взял в руки лобзик.
- Что делаешь? - над забором появилась физиономия моего товарища-соседа.
- Бумеранг.
- Не полетит!
- Не только полетит, но и вернётся. Вот, в журнале написано.
Быстро доделав и отшлифовав изделие наждачкой, мы пошли на пустырь, который примыкал к нашей улице. Определив направление ветра (мы уже знали, что для этого надо было облизать палец и поднять его над собой), я нарисовал на земле линию, потому что в журнале было написано, что кидать бумеранг надо было под углом к ветру, я разбежался, размахнулся и запустил изделие точно под таким углом, как и было показано на картинке.
Бумеранг полетел, слегка отклонился от линии полёта, наклонился к горизонту, ещё сильнее стал поворачивать и полетел обратно, но далеко в стороне. Причём в той стороне, где через пустырь по тропинке шёл мужик. Наверное, ему сильно не понравился наш бумеранг, просвистевший прямо перед его лицом, потому что он гонялся за нами примерно с полчаса.
Когда ему это наскучило и он ушёл по своим делам, мы отыскали бумеранг и покидали его уже убедившись, что рядом никого нет, и поняли, что он делает дугу и обратно не прилетает.
Я догадался, что читать статью надо внимательнее, а рисунок нужно перерисовать по клеточкам, чтобы получилось точь-в-точь как в журнале. Уже второй бумеранг вернулся ко мне довольно уверенно. Прошёл год или два. Я уже делал двадцать восьмой или двадцать девятый бумеранг. Кидал я их уже не только как получится, но и как мне этого хотелось. 'Восьмёрку' в воздухе? Нет проблем! Две петли? Запросто! Одна петля и спуск маятником? Ещё легче! Уже и многие из моих друзей и одноклассников худо-бедно могли бросить бумеранг как положено.
Но мне не давал покоя ещё один вид бумерангов. Прямолетящий. Тем более, что в журнале говорилось, что его кидали даже за 250 метров, что было настоящей фантастикой при том, что мировой рекорд в метании копья был каких-то шестьдесят с чем-то метров. Наконец, я решился. Но в журнале не было сказано, как делать такие бумеранги. Был только невзрачный рисунок. Тем не менее, я уже кое-что понимал в бумерангостроении.
Сделав и не найдя никого, кто бы мог пойти со мной на испытания, я вышел на пустырь, поглядел на его размеры, позволяющие не зашибить никого, замахнулся и бросил. Бумеранг полетел. Он летел и летел. И, чем дальше он летел, тем меньше у меня было сил в ногах. Я и раньше слышал, что такое возможно, а тут... В конце пустыря, метров в сто длиной, был киоск по приёму стеклопосуды и там толпились в очереди под забором местные алкаши, вездесущие бабки и прочие желающие получить немного денег за сданные пустые и целые бутылки.
Киоск был ещё закрыт, очередь смиренно сидела под высоким сплошным забором, а бумеранг летел. У меня перед глазами уже мелькнули видения похоронной процессии, милицейского 'бобика', а бумеранг всё летел. И на самом деле летел прямо. Закричать? А что это даст? Побежать? Куда? И я просто тоскливо глядел вслед всё удаляющейся деревяшке и молчал.
Наконец бумеранг прилетел к забору, врезался рукояткой в самый его верх, переломился пополам и рухнул вниз на это собрание работников вторсырья, не принеся с собой, к счастью, никаких увечий. Только тут я вспомнил, что надо дышать. И задышал. Повернулся и ушёл домой. В самом деле, не мог же я пойти и сказать, что это я швырнул деревяшку на расстояние превышающее мировой рекорд в метании копья. Но больше никаких бумерангов я не делал.